Черно-белые ангелы

Добро и зло зависят от того, с какой стороны смотреть.

(Жан Жак Руссо)

Глава 1. Маленькое чудовище

– Кирочка, представляешь, а у меня математичка заболела! Нас отпустили на два урока раньше! – радостно крикнула в телефонную трубку шестнадцатилетняя Ники. – Приезжай за мной сам знаешь куда. У нас есть почти два часа.

Ники сидела в кафе, нетерпеливо потягивая через соломинку лимонную воду, хотя так хотелось заказать шоколадное молоко. Отец контролировал каждый рубль, потраченный Ники из ее карманных денег, и требовал показывать чеки. Не дай Бог, она бы заказала что-нибудь «вредное» из составленного им «черного» списка. Ники со сладкой дрожью в кончиках пальцев ждала приезда Киры, предвкушая ни с чем не сравнимые, улетные мгновения страсти. Просидев так минут пятнадцать, Ники услышала долгожданный звонок телефона. Кира ждал ее у дверей кафе. Выбежав навстречу, Ники бросилась к нему в объятия. Она прижалась всем своим тонким, гибким телом к Кире, целуя его долгим, жадным поцелуем.

– Поехали быстрее к тебе! Я не могу больше терпеть, – с дерзкой прямолинейностью подростка, воскликнула она, прыгнув на сидение рядом с водителем.

– Ты, как только позвонила, я сорвался с лекции и понесся к тебе. Ты бы видела офигевшую морду препода, – рассмеялся Кирилл. – Он, такой, смотрит на меня и говорит: «Молодой человек, сейчас же вернитесь! Что вы себе позволяете?»

– А ты ему что? – рассмеявшись, спросила Ники.

– А я, такой, типа, извините. Говорю, бабушка заболела, понимаете? Нужно срочно уйти, лекарство ей купить, – рассмеялся в ответ Кира.

– И он поверил? – еще громче рассмеялась Ники.

– Не верит, пусть сам у нее спросит, – зло пошутил Кира.

– Это как? Так она же у тебя еще в прошлом году померла. Разве нет? – хмыкнув, спросила Ники.

– Да пошел он! – сквозь зубы сказал Кирилл. – Думаешь, я хотел поступать в этот долбанный колледж? Ну, какой из меня, на хрен, автомеханик? Я не хочу, как папа, всю жизнь ходить с грязью под ногтями. Я хочу стать рок-музыкантом. Представь только, сцена вся в дыму и я, такой, с барабанными палочками… А, хочешь, приходи к нам на репетицию…

– Что за фигню он несет? – с раздражением подумала Ники. – Мне не все равно, будет он ковыряться в моторах или стучать в барабан? Пусть хоть голый у шеста пляшет!

Ники нетерпеливо передернула плечами. Она обвила руками шею Киры и прилипла губами к его горячим губам. Отвлекшись от дороги, Кирилл чуть не врезался в столб с дорожным знаком. Он резко затормозил и острые зубки Ники больно прикусили ему губу. Кирилл вскрикнул от боли. Из раненной губы стала сочиться кровь. Ники провела язычком по ранке, облизнув ее.

– С ума сошла?! Ники, ты маньячка! – воскликнул обалдевший Кирилл. – А, может, ты вампирша?

– Я хочу знать, какой ты на вкус, – томно полуприкрыв глаза, сказала Ники и облизнулась.

– Ну и какой? – удивленный странностью своей малолетней подружки, спросил Кира.

– Соленый, но очень вкусный. Точно, я вампир! Я тебя укусила, значит, и ты скоро станешь вампиром, – зловеще оскалив клыки, произнесла Ники и еще раз поцеловала его раненную губу. Я бы выпила всю твою кровь…

Ники таинственно улыбаясь, откровенно сексуально облизнула свои испачканные кровью губы. Ошеломленный Кирилл так засмотрелся на нее, что чуть снова не врезался в какой-то столб. Его кровь закипала от одного лишь вида этой неуемной девчонки, а ее страсть сводила с ума. Час безумств на старой скрипучей тахте в крошечной однушке, которую Кирилл снимал вместе со своим братом Юрой, пролетел молниеносно быстро и вскоре хорошая девочка Ники снова была дома.

Отец Ники с порога накинулся на опоздавшую со школы дочь.

– Почему ты пришла на полчаса позднее, чем была должна? Я тебе звонил, а ты отключила телефон. И, вообще, что за вид! Какая-то ты вся растрепанная, – с возмущением глядя на дочь, сказал он.

– Папочка, мне пришлось задержаться после уроков. Прости, что опоздала. У нас было внеклассное занятие. Телефон у меня разрядился, а зарядку я забыла дома, – с ангельским выражением широко раскрытых светло-голубых глаз сказала Ники и нежно чмокнула папу в щеку. – Я запыхалась, потому, что спешила домой. Я не хотела опоздать и огорчить папочку.

Видевшая эту сцену мама Ники беззвучно хмыкнула и ушла на кухню заниматься ужином. Она давно «раскусила» своего «маленького ангелочка», как называл Ники папа.

– Интересно, где она шлялась? – подумала Светлана, нарезая салатик. – Дурачит старого болвана, а он всему и верит!

В отличие от матери, отец Ники искренне гордился своей единственной дочерью. Профессор Никольский не имел привычки размениваться по мелочам, обращая внимание на несущественные фрагменты жизни окружавших его людей. Он не придал значения тому, что его жена, Светлана, стала намного позже, чем раньше, возвращаться с работы. Он не заметил, что она почти перестала с ним разговаривать и у нее слишком часто стала болеть по ночам голова. Он не увидел, что его Света неожиданно похорошела, сбросила несколько килограмм, изменила прическу и подолгу засиживается в ванной с телефоном в руках, общаясь с какой-то подругой-неудачницей. Он был уверен, что его жене безмерно повезло, потому что из сотен тысяч женщин он выбрал именно ее. Глядя на свою красивую, молодую жену, Георгий еще ни разу не пожалел, что променял вою передержанную в холостяцкой квартире свободу на брачные узы.

Ники стала для него подопытным полигоном для проверки некоторых теоретических домыслов о «правильном» воспитании детей. Он хотел, чтобы его дочь всегда и во всем была первой. Нездоровый перфекционизм отца стал нескончаемым источником нервных расстройств и спрятанных в подушке слез маленькой Ники. Годам к двенадцати она поняла, что проще стать «идеальной», чем терпеть жужжание вечно чем-то недовольного отца. Ники не знала, что ее мама открыла для себя эту истину намного раньше. Ники стала для отца его гордостью, его совершенством, его собственным эталоном идеального ребенка. Каждый час ее жизни был расписан по минутам, жестко регламентирован и проконтролирован. Фитнес, бассейн, бальные танцы, уроки музыки, занятия с репетирами французского, английского и, неизвестно зачем, финского языков, наполняли жизнь шестнадцатилетней Ники, не оставляя ни одного свободного для детства дня.

– Детей нужно воспитывать. Иначе они будут вести себя, как мартышки в зоопарке. Вот, смотрю я на своих студентов и понимаю, что их родители вообще не заморачивались воспитанием своих отпрысков, – с важным видом любил повторять Георгий. – То ли дело наша Ники!

Вообще-то дочь Георгия Львовича Никольского при рождении назвали Евгенией, но, ни папа, ни мама, впоследствии ни разу не называли ее даже Женей. Если она Никольская, то непременно Ники. Раз так решил Георгий, значит, это стало аксиомой. Ему было безразлично, что его дочь не любила это прилипшее к ней фальшивое имя. Она ведь не Николь и даже не Вероника, но, почему-то папа так решил, и она переродилась из Евгении в Ники. Даже учителя в школе с подачи родителей называли ее Ники.

К пятнадцати годам девочка поняла, что ни отец, ни мать ее попросту не слышат. Ее мнение никогда не спрашивали. Даже одежду ей выбирала мать на свой вкус, не интересуясь мнением дочери. Ники в душе кипела от бешенства. Она не понимала, почему ее родные предки совсем офигели в последнее время. Они словно ополоумели. Им не нужно ничего объяснять. Они и так все знают. Им не нужно понимать. Они ведь старше и намного умнее! Только весь их ум почему-то вытекал в простую формулу: либо ты все делаешь по нашим нехитрым, но железным правилам, либо тебе не место в нашем маленьком сообществе высококвалифицированных лжецов с многолетним опытом. Ложь стала нормой жизни, а талантливый ребенок во всем превзошел своих двуличных учителей, превратив жизнь в театр с каждодневной сменой масок.

Ники рискнула как-то раз задать отцу провокационный вопрос:

– Папа, вот ты все время говоришь, что я обязана и что должна делать. А у меня хоть какие-нибудь права имеются?

– У тебя есть право хранить молчание! – без тени улыбки ответил он.

– Пытки военнопленных запрещены Женевской конвенцией, – огрызнулась Ники, когда за отцом захлопнулась входная дверь.

Мать рассмеялась. При муже она не позволила бы себе такую вольность. Георгий Львович был старше Светланы на двадцать четыре года. По-сути, она для мужа являлась такой же девочкой, которую по жизни нужно правильно воспитывать, как и Ники. Только семнадцатилетняя девочка Света, по уши влюбившаяся в маминого ухажера, выросла, а взрослой, тридцатипятилетней женщине стало невыносимо тесно жить в узеньких рамочках семейных правил и наскучивших объятиях старика.

С тех пор, как Светлана увела у матери любовника, между ними установились очень прохладные отношения. Услуги адвоката Инессе Павловне понадобились, когда она разводилась со своим мужем – отцом Светланы, и пыталась доказать свое исключительное право на трехкомнатную квартиру в центре Москвы. Георгий Никольский почти никогда не проигрывал. Он виртуозно выиграл дело, а, заодно, и воспользовался возможностью развлечься с красивой одинокой женщиной. Из этих отношений, скорее всего, ничего бы серьезного не получилось, и вскоре он переключился бы на другой подзащитный объект, но Инесса на всю жизнь затаила обиду на дочь. Свете Георгий напоминал ее отца, которого из-за легкомыслия матери она потеряла навсегда. Оставшись в Москве без жилья и семьи, раздавленный изменой и вероломством жены, Сергей Ершов решил вернуться к себе на родину в Архангельск. Там он влип в какую-то неприятную историю, окончившуюся пьяной дракой и ударом ножа в сердце.

Вот тогда-то Светлана и возненавидела свою мать по-настоящему. Ей было чуть больше, чем сейчас ее Ники, когда она самым бессовестным образом соблазнила любовника матери, Георгия. Он ей вначале нравился своей безупречностью в каждом слове и во внешнем виде, но после нелепой смерти отца, к нарастающей с каждым днем любви к Георгию добавилось еще и дикое желание отомстить матери. Разница в возрасте девушку совершенно не смущала. Светлана сама подстроила ситуацию, чтобы мать застукала их с Георгием в постели. Она умоляла Георгий взять ее с собой и он, вопреки своим пресловутым принципам, согласился жить втайне от всех с семнадцатилетней девушкой. Когда Светлане исполнилось восемнадцать, они, конечно же, поженились.

Рождение Ники в девятнадцать лет стало настоящим проклятием для Светланы. Она еще ничего не видела в жизни, а тут это несвоевременное материнство. Георгий философски отнесся к появлению в семье еще одной девочки, которую нужно воспитывать.

– В конце концов, когда-то ведь нужно остепениться. Почему не сейчас? – вздохнув, подумал он, но детский ор, вонючие пеленки и прочие радости отцовства его сводили с ума еще больше, чем Светлану.

Из своей маленькой Ники Георгий решил сотворить шедевр, поэтому принимал деятельное участие в воспитании ребенка, чем невероятно раздражал свою молодую супругу. Недолгая любовь между Георгием и Светланой освободила место равнодушию, улетучившись вместе с детскими криками и бессонными ночами. Георгий пребывал в блаженном неведении о том, что жена и дочь его втайне тихо ненавидят. Он-то был уверен, что у него идеальная семья, а он все в жизни делает правильно. Уверенность в себе никогда не подводила Георгия и он был счастлив настолько, насколько понимал значение этого слова. Георгий с легким сердцем встречал приближающееся шестидесятилетие. К счастью для себя, он не догадывался, что его жена давно успокаивает расшатанные браком нервы в объятиях молодых мужчин, способных подарить ей страсть и вернуть тускнеющее в семье чувство молодости, а дочь мечтает о том дне, когда она покинет клетку, называемую родным домом.

– Мама, что мы подарим папе на юбилей, – спросила Ники. – Шестьдесят лет ведь не каждый день бывает!

– Парашют и абонемент в клуб самоубийц-парашютистов, – рассмеялась Светлана и, ничего не объясняя, ушла в другую комнату.

– Я бы и тебе это подарила, – прошептала ей вслед Ники.

Она пыталась достучаться до бесчувственного сердца матери, но Светлана держала героическую оборону, оберегая его от скучного брака с ненавистным мужчиной и от слишком быстро выросшей дочери.

– Когда Ники успела так вымахать и до ужаса стать похожей на взрослую девушку? Вся в отца! Ну, просто его копия! – с раздражением думала Светлана, критически всматриваясь в дочь. – Ведь еще совсем недавно Ники была прелестным, хотя и очень шумным, младенцем. А теперь это не ребенок, а живое напоминание о неминуемом возрасте и приближающейся старости.

Светлана настояла на том, чтобы ее дочь назвали Евгенией, то есть вечно молодой. Муж вроде как согласился, но называл дочь исключительно Ники.

– Что за дурацкое имя? – в очередной раз думала Светлана, глядя на повзрослевшую, шестнадцатилетнюю копию своего мужа. – Она на него похожа до безобразия, а я всегда хотела маленькую девочку, похожую на меня в детстве. Это мелкое чудовище вообще не нужно было рожать!

– Никогда и никому не говори, что я твоя мама, – сказала Светлана дочери, полушутя ущипнув ее за персиковую щеку. – Я ведь не выгляжу старше твоих школьных подруг, правда?

– До чего у нее нежная кожа, – с завистью подумала Светлана. – Мне всего-то тридцать пять лет, а у меня дочь выглядит почти как моя ровесница. Девчонка та еще оторва. Я не удивлюсь, если через пару лет стану бабушкой. Только этого не хватало!

– Что ты, мамочка! Ты ведь даже школу еще не закончила, правда? – спросила Ники, картинно похлопав ресницами.

– Она еще и стерва! – косо глянув на дочь, подумала Света. – Эх! Начать бы жизнь заново с молодым мужем, родить хорошенькую малышку и никогда не видеть эту дылду и ее занудливого папашу. Может, тот красивый французик из Ниццы все же созреет до чего-нибудь серьезного?

– Мама меня не переваривает! Папа изводит своей «высокой планкой», которой я неизвестно почему, вечно не соответствую. Какой он мне закатил скандал из-за четверки в четверти по литературе! – грустно подумала Ники. – Если бы не Кира, я бы, наверное, чокнулась с ними.

Ники вспомнила, как познакомилась с Кириллом. В то утро строгий отец перепоганил ей настроение из-за текущей четверки по сочинению.

– У тебя что, не хватает воображения придумать стоящую историю. Не так-то трудно написать отличное сочинение! Стыдно должно быть! – внушал Георгий Львович дочери за завтраком.

Ники казалось, что она подавится от его тошных нотаций. Как же ей все это надоело. Хотелось просто уйти и никогда больше не возвращаться. От общения с отцом у Ники возникала хроническая депрессия.

– Вот бы заснуть и никогда не просыпаться, – мрачно улыбнулась Ники, представив отца, который приходит по утрам ее «воспитывать» на кладбище. – А еще лучше прыгнуть с какой-нибудь высотки, но так, чтобы наверняка. А может «нечаянно» попасть под машину? Все лучше, чем так жить!

– Я сказал что-то смешное? – разозлился отец, увидев ее загадочную улыбку.

– Что ты, папочка! – с самым смиренным видом ответила Ники. – Мне ужасно стыдно. Я обязательно исправлюсь!

Ники шла в школу с самыми мрачными мыслями. Она рассеянно переходила дорогу, почти не глядя по сторонам. Какая-то машина резко затормозила перед ней. Ники не запомнила ни то, как она выглядела, ни что орал перепуганный водитель. Ей запомнился только светловолосый парень возле облезлой синей десятки у обочины, менявший колесо на своей развалюхе. Он, не отрываясь, смотрел на нее и Ники это взбесило.

– А ты чего уставился? – спросила его Ники. – Лучше занимайся своей ржавой тачкой!

– Да, я уже все сделал… Девочка, тебя что, не учили, как правильно дороги переходить? – широко улыбаясь, спросил он.

– А я двоечница! – дерзко ответила Ники. – Чего ржешь! Лучше бы до школы подвез!

Ники спокойно села в машину незнакомого парня. А чего бояться? Хуже, наверное, уже не будет! Кирилл оказался довольно забавным типом, простым и очень веселым. Он учился в колледже, играл в баскетбол, но хотел стать барабанщиком в крутой рок-группе. Он был свободен и счастлив. Ники захотелось тоже почувствовать себя свободной. Ей показалось, что она понравилась Кириллу. Чтобы проверить свою догадку, Ники смело сама стала с ним заигрывать и провоцировать его. Она решила проверить на практике одну догадку, а лучшего подопытного, чем этот простачок, не найти. Ники соблазнила Кирилла и с его помощью стала открывать для себя совершенно новый мир взрослых удовольствий. Она заходила в своих сексуальных экспериментах все дальше и дальше, увлекая за собой в пропасть и доверчивого Киру.

Секс стал для Ники убежищем, заменив любовь близких и всю палитру красок жизни. Секс стал ее религией и ее проклятием. Только так она нашла отдушину для нерастраченных и недополученных в жизни чувств. Секс заменил Ники любовь во всех ее проявлениях. Он заменил любовь родителей, которым на нее было наплевать. Он заменил любовь друзей, которых, по сути, у нее никогда не было. Он заменил любовь парней, которые пишут своим подругам корявые стихи и приглашают на свидания, в надежде получить награду хотя бы в виде поцелуя. Да и о какой любви могла идти речь? В любовь Ники верила не больше, чем в Бога, существование которого отец научил ее подвергать большому сомнению. Несмотря на очень юный возраст, Ники была взрослее многих тридцатилетних женщин. В своей одержимости эротикой Ники перешла ту грань, которая отделяет здорового человека от маньяка. А, может, она стала зависимой, сексоголичкой?

– Эта чокнутая малолетка доведет тебя до тюрьмы. Кира, врубись, наконец, она сумасшедшая. Маленькая богатенькая сучка, которая думает, что ей все в этой жизни позволено. Ты пойми, брат, что ты для нее что-то вроде плюшевого мишки с хреном. Она тебя поимеет и выбросит. Хорошо, если тебе не придется еще расплачиваться за все это, – сказал Юра, с тревогой глядя на своего старшего брата Кирилла.

– Ну почему у тебя все так сложно? – спросил Кира, с раздражением посмотрев на Юру, – Сам все время залипаешь в соцсетях и на порно-сайтах, а меня еще учишь жить! И, вообще, кто из нас старший?!

– Ты только подумай, что ты говоришь, Кира! Тебе двадцать три, а ей всего шестнадцать. Если вас застукают, она же все свалит на тебя. Поверь мне, брат, – настаивал на своей правоте Юра.

– Ники шестнадцать! И вообще, лучше бы ты завел собственную подружку. Думаешь, я не знаю, что ты обкурившись, дрочишь под порнушку? – с раздражением огрызнулся Кирилл. – Кстати, семья Ники совсем и не богатая. Ее отец профессор в университете, а мама… Я не знаю точно. Ники говорила, что она как-то связана с фитнесом.

– Ты на секундочку подумай, что делают с такими как ты на зоне. И имя у тебя подходящее. Кирочка ты моя, дай, я тебя поцелую, – гнусаво рассмеялся Юра, глядя на немного смущенного брата. – Кира, ты им точно понравишься. У тебя и имя, и задница подходящие.

– Да пошел бы ты… Придурок, лучше на дорогу смотри, – оскалился Кирилл.

– Что, правда не нравится? – спросил Юра. – А, знаешь, я ведь тебя не просто так предупреждаю. У твоей бешенной малолетки папаша знаешь кто?

– Ну и кто? – спросил Кира, пожав плечами. – Я же сказал тебе, он профессор в универе.

– Я прогуглил твоего будущего тестя. Георгий Львович Никольский раньше был адвокатом, причем очень успешным, но потом почему-то все бросил и пошел в преподы. Он в универе профессор и преподает гражданское право. У меня дружбан учится там, так, знаешь, как его студенты называют? – ехидно усмехнувшись, спросил Юра.

– Ну и как? – нахмурившись, отозвался Кира.

– Его прозвали Никой. Ну, как Нику Самофракийскую, понимаешь? – теряя терпение, попытался объяснить Юра. – Кира, ты бы не только мяч гонял и по барабану бил, но и книжки иногда читал.

– Как? Чего ты несешь, Юрка? Какая Ника? От своих умных книжек и травки ты совсем свихнулся, что ли? – спросил Кира. – И, вообще, кто у нас тут старший брат?

– А кто самый умный? – со смехом спросил Юра. – Ну, помнишь, богиня такая была у древних греков, кажется, а может, и у римлян… Короче, не помню. В общем, была у них богиня победы Ника. Так вот ее статуя с крыльями и без головы…

– Вот, нафига ты мне всю эту хрень говоришь, а? Что за бред? Какая победа? Какая Ника без башки? – ничего не поняв из слов Юры, перебил брата на полуслове Кира.

– Я говорю, что папаша твоей Ники безбашенный старый маразматик! Он знаешь, как всех достал в универе? Но он юрист, профессор, и если он узнает, что ты делаешь с его единственной доченькой, боюсь даже подумать, что он с тобой сделает?! – воскликнул возмущенный непроницаемой глупостью брата Юра.

– А что я сделал? – равнодушно пожав плечами, спросил Кира.

– А то, что ты спишь с его малолетней дочкой, придурок! – вконец разозлившись упертости Киры, закричал Юра. – Брось ты эту бешенную малолетку. Трахай взрослых девчонок! На кой тебе проблемы?

– Да, еще не известно, кто кого… Она трахается, как кролик, – рассмеялся Кира. – Девчонка, просто огонь! Прикинь, папаша ей запрещает все на свете. Ники сбегает от предков по выходным к своей бабуле. Вечером они пьют чай. Так прикинь, Ники капает ей снотворное в чай. Когда бабуля видит сладкие сны, прихожу я. Ники в постели такое творит! Словно с цепи сорвалась. Главное, свалить, пака бабуля не проснулась.

– Ты больной на всю голову! А если бабка не проснется? Если кто-нибудь вас застукает? Это же криминал! – забыв о дороге, воскликнул Юра.

– Господи, этот придурок старше меня на целых пять лет, а мозгов, как у школьника, – с досадой подумал Юра.

– Отвали! – отмахнулся от брата Кирилл.

Он весь день думал о Ники. На тренировке Кирилл дважды промазал, не попав в корзину. Баскетбольный тренер очень разозлился, но Кира ничего не мог с собой поделать. Все его мысли блуждали вокруг Ники, ее круглой упругой попки, хитреньких голубых глаз, нежных губ и непослушных шелковистых кудряшек. Он с нетерпением ждал долгожданного звонка маленькой нимфоманки. На вечернюю репетицию со своей рок-группой Кира тоже забил. Предупреждения Юры он проигнорировал, но какой-то тревожный осадок в душе все-таки остался.

Ники позвонила Кире рано утром. Кира ответил сонным голосом, не надеясь на такой приятный сюрприз.

– Привет! Ты все еще спишь, Кирочка? – весело звенел в телефонной трубке голос Ники.

– Привет, крошка! Чем занимаешься? – пытаясь разлепить глаза, спросил Кира.

– Ну, это от тебя будет зависеть, чем я займусь в ближайшие два часа, – многозначительно ответила Ники. – Угадай, где я сейчас?

– Где? – ничего не соображая, спросил Кира.

– Я в такси и уже подъезжаю к твоему дому, – рассмеявшись, сказала Ники.

Кирилл подпрыгнул от радости, моментально проснувшись.

– Вот так сюрприз! – радостно воскликнул он.

Когда Ники нажала «отбой», Кирилл пулей помчался в ванную, чтобы умыться и привести себя в порядок. Через пять минут он выскочил из ванной и без церемоний стянул одеяло со спящего на диване у окна Юры.

– Юрка, подъем! – закричал он, слегка пнув крепко спящего брата.

– Чего ты орешь, придурок?! Я под утро только закончил свою работу. Дай поспать, – не открывая глаз, недовольно произнес Юра.

– Вставай, щас Ники сюда придет, – повторно пнув Юру, сказал Кирилл.

– Какая, на хрен, Ники? Отвали! – отобрав у брата одеяло и натянув его на себя, недовольно пробурчал Юра.

Ники выпорхнула из такси и вбежала в мрачный подъезд многоэтажки в Чертаново. Лифт снова не работал и Ники пришлось пешком карабкаться по темной лестнице на шестой этаж. Она раздраженно подумала:

– Угораздило же меня связаться с лузером. Живет у черта на рогах, да еще и в одной каморке с братом.

Раздался звонок в дверь.

– Это она! – воскликнул Кирилл и побежал открывать дверь.

Ники стояла на пороге свежая и прекрасная, как утренняя роза. С ее темно голубой куртки капала вода, а на каштановых кудряшках блестели капельки дождя. На часах было восемь тридцать. Увидев ее, Кирил улыбнулся в предвкушении неминуемой страсти. Его сердце сладостно забилось от нетерпения. Ники с озорной улыбкой бросилась ему на шею, прижавшись к нему холодной, мокрой курткой. Кирилл помог Ники избавиться от куртки и, обнимая ее, прошел в комнату.

Юра и не подумал встать. Он с головой укрылся одеялом, давая понять, что его здесь нет. Кирилл показал на спящего брата, тихонько выругавшись, и вопросительно посмотрел на Ники.

– Да пусть спит. Он нам не помешает, – весело сказал она, покусывая уголки своих губ. – Так даже прикольнее.

От скрипа тахты и ритмичных стонов Юре все же пришлось проснуться. Он лежал молча, прикидываясь спящим, но в этот момент больше всего на свете хотел бы оказаться на месте брата. Он исподволь подглядывал за любовниками и заводился от одного вида Ники.

– Повезло моему безмозглому братцу, – с завистью думал Юра, глядя на Киру с Никой. – А мне попадаются одни фригидные мымры.

Ники заметила, что Юра не спит и время от времени бросала в его сторону томные взгляды. Секс в присутствии другого парня ее заводил еще больше. Сегодня она открыла для себя новое ощущение и это было довольно забавно.

– Блин, вечером увидеться не получится. У отца юбилей. В ресторане он собирает своих ученых зануд, а мне и маме тоже придется участвовать в шоу, – сказала Ники, сидя на тахте и натягивая на себя колготки. – Мне еще нужно пойти в салон, отдохнуть и выглядеть офигенно. Единственное, что радует, так это то, что для меня на сегодня отменяются занятия финским и музыкой, да еще и удалось заначить кучу денег. Ну, знаешь, типа, салон красоты, платье и все в том же духе.

Когда Ники ушла, Кирилл, смеясь, подошел к брату.

– Ну что, дрочило, думаешь я не знаю, чем ты там занимался под одеялом? Заведи, наконец, подружку! – сказал он, вновь стягивая с Юры одеяло.

– Отвали, – огрызнулся Юра. – Ну, хоть сейчас-то я могу поспать? Задолбал, блин…

Шестидесятилетие Георгия Львовича отметили шумно и торжественно в дорогом ресторане. Коллеги уважаемого профессора Никольского, как на похоронах, старались перещеголять друг друга в красноречии, расхваливая невероятные душевные свойства и профессиональные достоинства юбиляра. Только звон бокалов отличал это показное праздничное мероприятие от торжественной похоронной тишины за столом.

Естественно, на банкете присутствовали ослепительно красивая супруга юбиляра Светлана и его похожая на ангелочка дочь Ники. Коллеги превозносили заслуги Георгия Львовича в науке и восхищались его чудесной семьей, особенно юным дарованием – его дочерью. Высокая, стройная, с копной коротких каштановых кудрей и огромными небесно-голубыми глазами, Ники в серо-голубом длинном шелковом платье стала похожа на взрослую девушку. Она в последнее время так расцвела и похорошела. Светлана со смешанными чувствами смотрела на выросшую конкурентку, хотя она сама тоже выглядела великолепно. Среднего роста блондинка с фигурой юной девушки и кукольным лицом странно смотрелась возле долговязого седого старика с бородой. Коллеги профессора Никольского, естественно, завидовали его семейному счастью, не подозревая, насколько все в жизни может быть иллюзорным и даже умные люди подчас бывают совершенно слепы и полны заблуждений.

Вернувшись домой, Георгий Львович, немного разомлевший от выпитого коньяка и дурманящей праздничной атмосферы, обнял Светлану и спросил:

– А ты что мне приготовила в подарок, жена?

– Утром узнаешь, дорогой, – таинственно улыбнувшись, сказала Светлана. – Это сюрприз. А сейчас иди спать. Ты слишком много выпил.

За все годы брака Георгий никогда не слышал от Светланы ничего похожего на поучения или упреки. Он удивился, но не стал портить себе настроение нравоучениями.

– Я с ней утром поговорю, – мысленно успокоил он себя и пошел спать. – Пусть никогда не забывает свое место.

Наутро в квартире было подозрительно тихо. Георгию никуда не нужно было идти. Он встал с постели, с удивлением обошел всю их четырехкомнатную квартиру, но не обнаружил ни жены, ни дочери.

– У Ники сегодня с утра занятия музыкой, потом школа, а вечером танцы. Но куда запропастилась Света? – подумал Георгий. – Мне что, самому себе варить кофе?!

Он категорически не одобрял, что его Света работает фитнес-инструктором в центре здоровья, но смирился с этой ее блажью.

– В конце концов, должна ведь женщина чем-то себя занять, даже если у нее нет ни ума, ни образования, – рассудил он, скрипя зубами отпустив жену на работу, хотя Света работала по четыре часа всего три раза в неделю.

На зеркале в ванной губной помадой было написано:

– Георгий, загляни в гардероб.

Ничего не понимая, Георгий Львович отрыл дверцу широкого шкафа в их спальне. Почти все вещи жены куда-то исчезли, а на внутренней стороне дверцы скотчем был приклеен свернутый вчетверо лист бумаги. Георгий взял листок и пошел с ним в свой кабинет за очками. Надев их, он развернул послание своей любимой жены.

Георгий прочитал записку несколько раз, но ее содержание все равно оставалось за гранью его сознания и понимания. В записке было сказано:

«Георгий Львович, я знаю, что ты меня никогда не поймешь и не простишь. Поэтому я не прошу у тебя прощения. Просто, ты обязан знать правду. Я полюбила другого мужчину и уезжаю с ним во Францию. Наша семейная жизнь стала для меня невыносимой. О Ники ты всегда заботился лучше меня. За нее я не переживаю. Мы разведемся, как только подготовим документы. Не сердись на меня, прошу тебя. Ты еще будешь счастлив»

Георгию стало душно. Она распахнул окно. Холодный ноябрьский ветер ударил в лицо промозглой волной, но не вернул Георгию чувство реальности происходящего. Он захлопнул окно и достал из книжного шкафа спрятанную за «Капиталом» Карла Маркса бутылку коньяка. Сделав несколько глотков прямо из бутылки, он прилег на диван.

– Может, это все же шутка? – подумал он. – Ну не могла моя Света, моя маленькая девочка, которую я, как ребенка, воспитывал с ее юности, так поступить со мной. Какая любовь? Какая Франция? Стоп! Но, ведь она забрала все свои вещи! Значит, она и вправду от меня ушла!?

Георгий сделал еще несколько глотков, но ситуация не прояснилась и легче почему-то не стало. Тут его осенило:

– Нужно позвонить Свете!

Георгий набрал ее номер и откуда-то из соседней комнаты послышался знакомый рингтон телефона Светы.

– Значит, она меня и вправду бросила! Даже телефон оставила в квартире, чтобы я не смог с ней связаться, – в отчаянии подумал он. – А, может, Света забыла телефон и вернется за ним?

Кого он хотел обмануть?! Георгий с горя помаленьку высосал всю бутылку и забылся тяжелым сном, полным кошмарных видений вперемешку со счастливыми воспоминаниями из своей прошлой семейной жизни.

Ники поразила отца в самое сердце ничуть не меньше своей матери. Она громко рассмеялась, узнав о произошедшем.

– Ну, мама жжет! – восхищенно воскликнула она. – Круто!

– Ники, что ты такое говоришь?! – не поверив своим ушам, сказал Георгий. – Ты что, не поняла? Мама бросила нас с тобой!

– Папа, ну а что ты хотел?! – дерзко спросила Ники. – Мама устала от нашего домашнего концлагеря со всеми твоими «можно» и «нельзя». Она хочет жить по-человечески и я, кстати, тоже. Тебя никогда не волновало, что думает она, что думаю я, тебя вообще наплевать на мнение других людей.

– Замолчи! Я приказываю! – воскликнул взбешенный Георгий. – Как ты с отцом разговариваешь!?

– Нет уж, папочка! На этот раз ты узнаешь мое мнение, даже если оно тебе безразлично! Я считаю, мама правильно сделала, что ушла от тебя! – гордо вскинув голову, сказала Ники.

– Что? – в бешенстве заорал Георгий. – А ну, не груби отцу! Бегом, марш в свою комнату, и ты не выйдешь оттуда до утра! Да, и никаких карманных денег!

– Да, ради Бога! Как прикажешь, папочка! – иронично ответила Ники и вышла из кабинета отца, хлопнув дверью.

– Как же он достал всех! Мама молодец! Я тоже хочу отсюда свалить, но куда? К бабушке насовсем он меня ни за что не отпустит. Он по воскресеньям, и то меня нехотя к ней отпускает. Не понимаю почему, но они терпеть не могут друг друга, – рассуждала Ники. – Может, с ним получится как-нибудь договориться. Он, когда выпьет коньяк, становится таким милым. Перестает меня грызть своими нравоучениями и называет «ангелочком». Вот бы он напивался коньяком каждый день!

После ухода жены Георгий Львович действительно стал пить чаще и намного больше чем раньше. Когда он доходил до кондиции и, пошатываясь, укладывался на диван в своем кабинете, Ники чувствовала себя почти счастливой. Отсутствие холодно-насмешливого лица матери тоже стало приятным бонусом в ее жизни. Чаще всего отец, возвратившись с работы, перекусывал чем-нибудь всухомятку и напивался своим любимым армянским коньком. Послонявшись по квартире без дела и немного пообщавшись с дочерью, она уходил в свой кабинет и не выходил оттуда до самого утра. Только раскатистый храп хозяина дома напоминал о его существовании. В такие дни Ники могла спокойно хозяйничать в большой квартире, смотреть все, что ей вздумается по телику, играть в компьютерные игры, общаться с одноклассниками в соцсетях и ложиться спать тогда, когда ей вздумается, а не строго в десять, как того требовал отец.

Ники порылась в бумажнике отца и из стопки купюр разного достоинства, выдернула две зеленые.

– Папочка, смотри, что я делаю! – хохотала она с остервенением. – Ты ведь не станешь из-за двух штук ругать своего маленького ангелочка? Ты спьяну даже не заметишь их отсутствия! Ха-ха-ха!

Пока Георгий храпел в своем кабинете, Ники заказывала по телефону «запрещенную» пиццу, обпивалась «вредной» кока-колой, ела «полные всякой химии» мороженное и десерты, но все же предусмотрительно избавлялась от любой компрометирующей упаковки.

Годами накопившаяся обида на отца вылилась в неконтролируемые приступы злобы, доходящей до садизма. Ники было мало того, что она теперь могла делать то, что ей вздумается. Ей хотелось унизить отца, поиздеваться над ним, пусть даже втайне от него, пусть даже он никогда об этом не узнает, но это было безумно приятно. Она пробиралась к нему в кабинет, когда он спал и делала смешные селфи. На одной фотографии почтенный профессор лежал на диване в обнимку с пустой бутылкой коньяка, с очками на лбу, в галстуке, но без рубашки. Ники хохотала до упаду.

– Прекрасно смотришься, папочка! – веселилась она. – Вот бы твоему декану послать эту фотку!

На другом фото Ники с куском пиццы в одной руке и большим стаканом колы в другой беззаботно сидела рядом с крепко спящим отцом. Еще очень «веселенькие» фотки получились, когда Ники вставила в руки отца порно-журнал с голой девушкой на обложке, а самого его укрыла забытым мамой красным шелковым халатиком.

Была у Ники одна запредельная мечта, но даже ей она казалась слишком дикой. Ники хотела пригласить к себе Киру и заняться с ним любовью в папиной спальне, прямо в родительской постели. Ники, конечно, осмелела в последнее время, но это было чересчур даже для нее. Она решила на время отложить эту идею.

Ники наслаждалась вседозволенностью не только когда Георгий находился в отключке. В последнее время отец ослабил над ней дневной контроль и она могла чаще встречаться с Кирой.

– Прикинь, папа вчера нажрался и продрых до десяти утра. Он пропустил занятия в универе! – злорадно хохотала Ники, лежа в постели с Кирой. – Представляю, как ему на работе за это вставили.

– Но, он все-таки, твой отец. Не говори так о нем, – сказал Кирилл, изумленный таким потоком агрессии и нечеловеческой злобы в юной девушке с лицом ангела.

– Фу! Зануда! – рассмеялась Ники, схватив Киру за шею так, словно собиралась его душить. – Лучше посмотри, какие фотки я сделала! Как тебе мой папочка?

У Кирилла брови поползли наверх, когда он увидел фотографии, на которых его горячая малышка измывается над собственным отцом.

– Она больная! Больная на всю голову! – подумал Кира, передернув плечами. – Так издеваться над бедным стариком! Мало того, что его жена бросила, так еще и дочка ненавидит. Не повезло, блин, мужику!

– Тебе не кажется, что это слишком, Ники? – спросил Кира, пытаясь разглядеть в прозрачных, как горный ручей, голубых глазах Ники ее подлинную душу.

– Пусть катится ко всем чертям! – зло сказала она. – Тебе что, его жалко? Это что, мужская солидарность? Знал бы ты его, Кира, ты бы сам его сжег живьем!

– Не говори так, прошу… За такие слова Бог наказывает, – сказал ошеломленный Кирилл.

– Ты что, религиозный фанатик? – рассмеялась Ники.

– Ты чего? Нет, конечно! – воскликнул Кирилл, боясь показаться в глазах Ники отсталым, деревенским идиотом. – Но, все же, не гневи Бога!

На самом деле, родители Кирилла и вправду были сильно верующими людьми. Они не сумели привить веру в Бога своим сыновьям, но хоть какие-то сдерживающие факторы у них в душе все же остались. Кирилл и его младший брат Юра не раз ссорились с отцом, их неоднократно наказывали за непослушание и, в конце концов, они решили уйти из родительского дома. Но, ни он, ни Юра, ни за что не пожелали бы дурное родителям или причинили бы им зло. Отец с матерью были слишком строги и требовательны, но они очень любили своих мальчиков. Мама иногда приезжала к ним в Москву с полными сумками домашней еды, а папа передавал деньги. Летом они с братом на месяц вернулись домой, в подмосковное село, и родители уже не упрекали своих строптивых отпрысков. Они понимали, что их мальчики выросли и живут своей жизнью. Не оставаться же им навсегда в селе, если по душе совсем другие занятия?! Кирилл был фанатом баскетбола и рока, а Юра подавал надежды стать талантливым программистом? Поэтому дикое поведение и лютая ненависть Ники к отцу пугали Кирилла. Слушая Ники, он готов был перекреститься.

– Я сплю с Сатаной, – с оттенком суеверного страха подумал Кирилл. – Она прекрасная как ангел, но это только внешность, это обман. В душе она чернее самой Тьмы.

– Правда?! Ну, если ты такой верующий праведник, что же ты малолетку трахаешь? – захлебываясь смехом, спросила Ники. – Секс с несовершеннолетней, это статья закона, между прочим! Ха-ха-ха! Тебе еще повезло, что это не 132 статья об изнасиловании…

Кирилл со страхом посмотрел на свою странную подружку. Ники еще громче рассмеялась, видя его замешательство. Она обвила его руками и ногами, плотно прижавшись к нему своим горячим телом.

– Я пошутила, дурачок! – ласково сказала она. – Ты что, веришь всему, что я болтаю? И, вообще, мы теряем время. Иди ко мне…

Через пять минут, в цепких объятиях Ники, Кирилл уже ни о чем не думал. Он до девятнадцати лет вообще ни разу не был с девушкой. Потом, конечно, у него появлялись подруги, но до Ники им всем было далеко. С Ники все было по-другому. Она первая подошла к симпатичному светловолосому пареньку, когда он стоял возле взятой в аренду старой десятки, меняя пробитое колесо. Она сама заговорила с Кириллом и предложила подвезти ее до школы. Они сидели рядом и о чем-то беззаботно болтали. Кирилл не заметил, как рука Ники оказалась у него под рубашкой и смело поползла вниз. Его сводила с ума раскованность и вседозволенность Ники, ее ненасытная страсть и полное отсутствие робости или раскаяния в самых дерзких словах и поступках.

Каждая встреча с Кириллом для Ники становилась, словно путешествием в другую вселенную, в неведомый мир наслаждений и свободы, о которых она раньше только читала в запрещенных отцом книгах. Они встречались почти каждый день, занимались любовью, часами сидели в кафе и вместе гуляли по Москве. Хотя Ники родилась и прожила всю свою жизнь в столице, у нее не было возможности как следует узнать родной город. Отец ограничил знакомство дочери с Москвой музеями, театрами и прогулками по Красной площади. Он был занят на работе и гулять с ребенком, вообще-то сподручнее было почти не работающей матери Ники, но для Светланы не было наказания хуже, чем показаться на людях с таким большим ребенком.

Счастье Ники закончилось также неожиданно, как и началось. Промучившись три месяца в одиночку, без женской заботы и домашней еды, Георгий Львович вспомнил о своей студенческой любви – Елене Евдокимовой. Она была студенткой первокурсницей, а он, как подающий большие надежды аспирант, вел в ее группе семинарские занятия по гражданскому праву. Георгий с малых лет был приучен своим отцом к железной дисциплине. Его отец – подполковник Советской армии, хотел воспитать в сыне военного героя-патриота, но к армии Георгия явно не тянуло. Он поступил на юридический факультет Ленинградского госуниверситета и в совершенстве освоил профессию юриста.

Елена стала первой, а, может, и единственной любовью Георгия, но с его непростым характером, наверное, счастье и любовь несовместимы. Елена была, к удивлению Георгия, не только хороша собой, но и очень умна. Она – единственная в его жизни женщина, которой он восхищался и с которой общался наравных. Их роман продлился четыре года и закончился грустным расставанием. Георгий защитил кандидатскую диссертацию, а затем уехал в Москву, где его, как адвоката, ждало блестящее будущее.

В жизни Георгия было много разных женщин, но он навсегда запомнил свою первую любовь, Елену. Впоследствии, он лишь один раз встретил Елену, когда приехал в Северную столицу на конференцию по правовым вопросам. Это было восемнадцать лет назад. Он тогда очень обрадовался, увидев в лице авторитетного юриста, Елены Дмитриевны Польской, свою возлюбленную из далекой юности. Он знал, что Елена вышла замуж, но это не остановило его воспоминания о первой любви и накрывшего обоих страстного порыва. Георгий с Еленой сняли номер в отеле и провели незабываемую ночь любви, после чего они навсегда расстались. Георгий знал, что у Елены родилась дочь, а муж умер шесть лет назад. Оказавшись в затруднительной для себя ситуации, Георгий вспомнил о Елене.

– Почему бы не позвать ее какое-то время пожить с нами, – подумал он. – Если хочет, пусть и дочь с собой забирает. Ники явно не хватает достойной общения компании.

Он позвонил Елене и она, к его удивлению, согласилась приехать погостить на месяц-другой в Москву. Елена, по странному совпадению обстоятельств, сама всерьез задумывалась над тем, чтобы перебраться с дочерью в Москву. Сырой питерский климат совершенно не подходил хрупкому здоровью семнадцатилетней Наденьки, постоянные простуды которой нередко сопровождались бронхитами или воспалением легких. В Москве Наденька смогла бы окончательно определиться с выбором будущей профессии. Девочка хотела выучиться на врача-терапевта, но Елена не хотела, чтобы ее дочь со своим слабым здоровьем постоянно соприкасалась с болезнями и инфекцией. Она бы предпочла для Наденьки более «мирную» профессию, например, психолога или графического дизайнера.

Елена Дмитриевна с Надей приехали в Москву. Встречать их на вокзале Георгий Львович не стал. Он ожидал своих гостей дома, предварительно вызвав женщин из клининговой компании, чтобы привести квартиру в блестяще-идеальное состояние. В ресторане русской кухни он заказал кучу еды и накрыл для своих гостей праздничный стол. Георгий не желал себе признаваться, что немного боится этой встречи, но тревожные мысли не покидали его ни на минуту. Вдруг нынешняя Елена совсем перестала быть похожей на девушку из его воспоминаний или интересную, умную женщину, которую он много лет назад оставил рано утром в кровати питерского отеля. Она ведь всего на шесть лет младше его. Мало ли как может измениться женщина за восемнадцать лет?! Появится какая-нибудь отвратительного вида старуха с наглой девчонкой, а он по глупости пригласил их, фактически совсем не зная, жить под его крышей.

Георгий выдохнул с облегчением, когда увидел Елену и миловидную светловолосую девчушку рядом с ней. Елена почти не изменилась, разве что заметно поправилась, но Георгий не имел ничего против полных женщин. У нее по-прежнему были ясные, светящиеся умом глаза и чудесная улыбка, от которой когда-то у него захватывало дух. Сам он тоже ведь не помолодел! Где тот самоуверенный голубоглазый юноша с каштановыми кудрями? Елену с дочерью на пороге квартиры встретил высокий, худощавый пожилой мужчина в очках с толстыми стеклами, к тому же совершенно седой, с поредевшей шевелюрой и козлиной бородкой.

– Георгий, да ты на Троцкого стал похож! – вместо приветствия воскликнула Елена, расцеловав его в обе щеки. – А, вообще, я пошутила. Для шестидесяти лет ты выглядишь вполне сносно.

Елена рассмеялась также звонко и раскатисто, как когда-то в молодости. Георгий не мог оторвать от нее глаз.

– Господи, какой же я дурак, что тогда расстался с ней. Ведь мы могли быть так счастливы вместе. Я все испортил! – подумал он, вздохнув.

После ухода Светланы Георгий в полупьяном раздумье «прокручивал» в голове всю свою жизнь и не раз приходил к выводу, что расставание с Еленой стало его главной ошибкой в жизни. Они были созданы друг для друга, а он из упрямства и честолюбия разбил ее сердце, а себя обрек на неприкаянность и одиночество в объятиях разных, но одинаково чужих для него женщин.

– Елена! Моя прекрасная Елена. Ты такая же, какой я тебя запомнил при нашей прошлой встрече. Когда это было? – спросил Георгий

– Восемнадцать лет назад. Точнее восемнадцать лет и семь месяцев назад, – сказала Елена, вздохнув, но тут же в ее глазах вспыхнули шаловливые огоньки. – Только тогда на мне было намного меньше одежды.

– А что за очаровательная юная леди улыбается рядом с тобой? – спросил он.

– Наденька, моя дочка, – улыбнувшись, сказала Елена.

– Здравствуйте! – робко произнесла Надя.

– Добрый день, моя милая! Ну, что же, прошу ко мне. Чувствуйте себя, как дома, – сказал Георгий, изображая из себя гостеприимного хозяина.

Ники, как обычно пришла после занятий «танцами» в восьмом часу вечера. Сегодня с Кирой ей было особенно хорошо, а его горячие поцелуи, казалось, все еще обжигают ее тело. Ники стала свыкаться с мыслью, что Кира не просто любовник, он единственный человек, которому она могла рассказать то, в чем, наверное, даже не призналась бы самой себе. Кира, конечно, не особо умен, совершенно не образованная деревенщина, но он ей нравился, и дело было не только в химии и гормонах. Ей нравился его спокойный взгляд, большие, сильные руки, широкие плечи и страстная натура. С Кирой Ники могла творить все, что ей вздумается, не боясь, что он ее осудит или не поймет. Она просто напросто не заморачивалась тем, что он думает или чувствует. Они с Кирой вместе отдавались и предавались любви, не замечая пролетавшие за окном часы. Только мысли о недовольной физиономии отца заставили Ники оторваться от объятий возлюбленного и вернуться домой.

– Вот так сюрпризик! – подумала Ники, увидев незнакомок, сидевших за накрытым столом рядом с улыбавшимся отцом. – Что-то не припомню, чтобы он мне или маме когда-нибудь так улыбался!

– Ники, доченька, познакомься с Еленой Дмитриевной и ее дочерью Наденькой, – сказал он, предлагая Ники сесть на оставленное ей место возле Нади.

– Здравствуйте! – сухо и вежливо сказала Ники, опустив глаза. – Рада знакомству.

Она села за стол, пытаясь «прощупать» ситуацию. Ники, несмотря на очень юный возраст, была не по годам умной девушкой и уже через пять минут поняла, что эти «гостьи» в их с отцом жизни появились всерьез и надолго. Это было ужасно! Папа только что развелся с мамой, а тут появились эти…

Ники была готова разрыдаться от бессильной ярости, но ничего не могла изменить. Она старалась не выдать своих эмоций, о чем-то говорила с Еленой Дмитриевной и старалась быть приветливой с сидящей рядом белесой девчонкой.

– Сколько этой девочке? Семнадцать? – с раздражением думала Ники, глядя на Надю. – Она на белую мышку похожа, да и на семнадцать лет не выглядит, а одета как нищебродка. Ну, да! Они же из Питера! Там все носят серо-черное или бежевое. Смотреть противно! Ее мамаша, и то лучше выглядит. Лет пятьдесят назад она, может, и была красивой, но зачем она отцу? Старая, жирная баба!

Ники бесилась от одного лишь вида бледной тихони, которая вместе со своей толстозадой мамашей неизвестно откуда возникла в ее жизни. Они оккупировали ее дом, отдалили от нее отца, вели себя так, словно это их квартира. Вечно невозможно было попасть в ванную. Ники хотелось свернуть шею этой белой мыши с ее тихим писклявым голоском и глазами голубки. Отец невольно постоянно сравнивал между собой двух девочек и, несмотря на все очевидные преимущества на стороне Ники, ему чаще по душе была нежная улыбка и мягкий взгляд бледноволосой Нади. Дерзость Ники порядком надоела отцу за последние месяцы.

Ники не ошиблась. Ее родной отец с восхищением смотрел на чужую девочку, неизвестно чью дочь, которая, в принципе, больше соответствовала его жестким требованиям к ребенку, чем его собственное порождение. Надя с детства слишком много времени проводила дома из-за постоянных болезней. К семи годам она умудрилась переболеть почти всеми детскими болезнями. Много времени находясь наедине с собой, она научилась хорошо рисовать, хотя в художественную школу никогда не ходила. Позднее Надя самостоятельно освоила и графический дизайн. Она создавала на компьютере очень интересные картинки и выкладывала их в интернет, собирая немало лайков. Надя также увлекалась психологией. Пока ее ровесницы гуляли на свежем воздухе, флиртовали и целовались с мальчиками, Надя изучала психологическую литературу, и, вообще, очень много читала. Врачи с детства заменили ей друзей и родственников. Не удивительно, что именно профессию врача она выбрала для себя. Надя хотела в жизни, насколько это возможно, помогать таким же узникам своих недугов, как она сама. Маленького роста бледная светловолосая девочка с грустными карими глазами и полупрозрачной кожей совсем не была похожа на сияющую яркими красками Ники с ее огненным темпераментом.

Надя восхищалась жизнелюбием, решительностью и энергичностью Ники. Дожив до семнадцати лет, Надя ни разу даже не целовалась с мальчиком. Она как будто наблюдала за жизнью через стекло, не чувствуя ни ее вкуса, ни аромата. Ники с презрительной жалостью смотрела на эту бледную, болезненную девчонку с тусклыми глазками-пуговками, которая еще имела наглость на что-то надеяться в этой жизни.

– Вот это ничтожество папа ставит мне в пример?! Ну, ничего! Я им еще покажу, кто есть кто! Я избавлюсь от них от всех, – поклялась себе Ники. – Они еще не раз пожалеют, что появились здесь. Для начала, я подружусь с этой простушкой. Пусть она мне выложит все о себе, а потом я составлю план действий.

В эту минуту в Ники и вправду было что-то дьявольское. Она с показным дружелюбием общалась с Надей на глазах отца и Елены Дмитриевны. Ники весело болтала с неизбалованной вниманием людей и дружбой ровесников Надей, казалось невероятно предупредительной и милой.

Как выяснилось, Надя за долгие годы почти безвылазного сидения дома научилась хорошо готовить. Они с Ники решили порадовать предков чем-нибудь вкусненьким. Ники досталась роль поваренка на посылках, а шеф-поваром, естественно, была Надя.

– Тебя мама научила так хорошо готовить? – спросила Ники, со слезами на глазах нарезая лук.

– Что ты?! Маме было некогда не то, чтобы готовить, даже съесть готовое, – рассмеялась Надя. – Наша соседка по коммуналке, тетя Наташа, научила меня жарить блинчики, варить борщ и лепить пельмени.

– Ты такая, блин, правильная. Ты точно не от моего папаши-идеалиста родилась? – спросила, смеясь сквозь луковые слезы, Ники.

– Мой папа умер шесть лет назад. Он так ужасно болел, – грустно вздохнув, ответила Надя.

– И от чего он умер? – вытирая слезы тыльной стороной руки, спросила Ники.

– От рака, – коротко ответила Надя. – Порезала лук? Хорошо, давай сюда. Мы его слегка обжарим на оливковом масле с тертой морковью, а потом положим к мясу.

– Повезло, – прошептала Ники. – Зато мой папаша здоров, как боров.

– Что ты сказала? – не расслышала ее Надя.

– Я сказала, мне очень жаль твоего отца, – с ангельской улыбочкой произнесла Ники.

– Мне тоже. Знаешь, он со мной возился намного больше, чем мама. Мы вместе ездили в Петергоф, катались на теплоходе, гуляли по Питеру и это было очень классно! А вы с папой, что, никуда не ходили вместе? – спросила Надя, не отрывая взгляда от шипящей сковороды.

– Да, нет… Почему? Иногда ходили в Третьяковку или Большой театр, но папа такая зануда, что становится тошно от всего, о чем он говорит, понимаешь? – неожиданно для себя разоткровенничалась Ники.

– Честно? Не понимаю я тебя! Мне Георгий Львович показался очень хорошим человеком. Он, конечно, немного старомодный и строгий, но ему ведь и лет сколько?! – сказала Надя, выкладывая ароматное содержимое сковороды в большую кастрюлю, где уже кипел бульон над аппетитными кусочками почти готовой говядины, переложенными картофелем и ароматными пряными травами. – Ну вот, почти готово! Потомится минут пять и выключаем. Попробуешь?

– Нет уж! Я тебе поверю на слово, – сказала Ники, снимая надоевший ей фартук. – По-моему, столько времени тратить на приготовление еды все же глупо! Не проще ли ее заказать в ресторане?

– Ну и что тебе оттуда принесут? Какую-нибудь малосъедобную дрянь за немалые, кстати сказать, деньги, – скривилась Надя. – Лучше все делать самим!

– Ты точно на моего папашу похожа, – тихонько сказала Ники и ушла из кухни, оставив Надю наедине с ее кулинарным шедевром.

Надя действительно удивила Георгия Львовича вкуснейшим обедом, заслужив кучу его комплиментов и несколько откровенно ненавидящих взглядов Ники.

– Надя, а хочешь, я покажу тебе одно офигенное место в Москве? – спросила Ники.

– Конечно, хочу! – обрадовано воскликнула Надя. – А что это за место?

– Смотровая площадка Останкинской телебашни. Вся Москва у тебя под ногами. Это здорово! – мечтательно прикрыв глаза, сказала Ники, вспомнив, как они с Кирой там целовались.

– Но, это так высоко… А у меня кружится голова, – смущенно призналась Надя. – Я, правда, боюсь высоты и там, наверняка, холодный ветер,

– Слушай, подруга, с тобой все так сложно! – шутя, воскликнула Ники. – В метро ты не спускаешься, потому, что там глубоко, а у тебя клаустрофобия, высоты ты тоже боишься. Что же с тобой делать? Может, тогда пойдем на Красную площадь, в мавзолей? Или ты мумий тоже боишься?

– Боюсь, – честно призналась Надя.

– Вот, блин… Ну, а в Питере ты дальше парадной куда-нибудь выходила? – с иронией спросила Ники.

– Конечно! Мы с папой где только не были, – простодушно сказала Ники. – Петербург очень красивый город. Ты была там?

– Нет, – сухо ответила Ники, сведя желваки.

– Зря… Там очень красиво, – ничего не заметив, сказала Надя и грустно улыбнулась. – Я бы ни за что не уехала из Петербурга, если бы не мое хилое, как говорит мама, здоровье. Мы жили около канала и под окнами проплывали прогулочные теплоходики с туристами. Знаешь, как это здорово?

– Что здорово? Смотреть на проплывающую мимо жизнь из окна? – резко спросила Ники.

– Что ты хочешь сказать, Ники? – не поняла Надя.

– Я говорю, что ты словно наблюдаешь за жизнью со стороны, а не живешь. Понимаешь, о чем я говорю? – спросила Ники, как-то странно посмотрев на Надю.

Она не могла понять Надю. Ее все в жизни устраивает? Она слушается маму. Она обожала, если не врет, конечно, своего папу. Она часами сидела у окна и смотрела на проплывающие под окном кораблики… Что у нее в голове? Ники этого не могла понять, несмотря на весь свой незаурядный ум.

– Вообще-то, да. Но мое здоровье. Я моментально схватываю простуду, – сказала Надя, вздохнув. – Ты здоровая, тебе не понять!

– Да куда уж мне?! – зло сказала Ники. – Может, тебя мама не выпускала из дома?

– Да нет же! – воскликнула Надя. – Я сама до смерти боюсь одна выходить из дома. Я боюсь людей, машин, вирусов и инфекций. Ты здоровая и не понимаешь, что значит всю жизнь чего-то бояться. Ты такая счастливая, Ники! Такая классная… Я тебе по-белому завидую.

– А я тебе по-черному, – рассмеялась Ники. – Ты на секундочку представь только, что тебя каждый день контролируют. Каждый твой шаг! От этого свихнуться можно!

– Не понимаю, чего ты бесишься, Ники? – искренне изумилась Надя. – Родители любят тебя и беспокоятся о твоем благополучии. Разве это не понятно? Ну, да! Бывает, они перебарщивают с заботой, но если бы им все, что касается тебя, было безразлично, наверное, ты бы обижалась еще больше?

– А с чего ты решила, что им было не безразлично?! Не твоя ведь мама убежала с каким-то мужиком заграницу. Она за четыре месяца прислала только одну открытку на Новый год, представляешь? У меня даже нет ее номера телефона, чтобы позвонить, – скрипнув от злости зубами, сказала Ники.

– Моя мама тоже целый год отсутствовала. Она, как юрист международной компании, год прожила в Америке. Правда, она звонила нам с папой чуть ли не каждый день, но, знаешь, мне ее все равно очень не хватало, – призналась Надя.

– Ты не понимаешь! Это совсем другое. Уехать и бросить, не одно и то же, – сказала Ники, вспомнив, каким холодом всегда веяло от ее матери.

В тот же вечер, за ужином, Ники спросила маму Нади:

– Елена Дмитриевна, вот, Надя мне сказала, что вы целый год жили в Штатах. Расскажите, пожалуйста, как там? Мне очень интересно! Вы и в Нью-Йорке жили?

– Я в основном в Нью-Йорке и жила, хотя мне пришлось побывать несколько раз и в Чикаго, – сказала Елена, с улыбкой вспомнив свой «американский» период жизни. – Нью-Йорк и вправду центр мира для американцев, но он похож на остальную Америку не больше, чем, например, Москва похожа на Россию. У меня столько фотографий из Америки и даже есть видео-дневник. Я тебе обязательно покажу, Ники.

– Жду с нетерпением, – иронично улыбнулась Ники. – Елена Дмитриевна, а вы отпустите Надю со мной завтра погулять?

– У тебя, что нет занятий на завтра? – строго спросил Георгий, ответив Ники вместо Елены.

– Папа, у меня уроки в школе до двух дня, а у Нины Васильевны заболел ребенок и она отменила все занятия по английскому до конца недели, – совершенно честно ответила Ники. – Я хотела показать Наде Москву. Ты же не против, папочка?

Разве мог кто-нибудь устоять перед очаровательной ангельской улыбкой Ники. Георгий был зол на нее за жесткий отказ посещать бальные танцы, но, с другой стороны, в наше время ведь и балы никто не проводит!

– Кому нужны эти бальные танцы? Сплошное непотребство, – подумал Георгий. – Ничего, я найду для Ники более достойное занятие.

Ники и Надя говорили о всяких мелочах, обсуждали просмотренные фильмы, музыку, но, только не мальчиков. Наде нечего было рассказать на эту тему и Ники об этом знала. Надя как-то раз проговорилась, что ничего не знает о любви, хотя так много о ней читала. Этого было достаточно, чтобы Ники выстроила свой коварный план уничтожения соперницы.

– Папа еще не раз пожалеет, что предпочел эту мышку мне, своей родной дочери, – мысленно бесилась Ники. – Я сбегу из этого дурдома и уничтожу их всех!

Надю мама перевела из питерской школы в ту, где училась и Ники. Теперь они вместе ходили на занятия. Надя в этом году должна была окончить школу, а Ники только десятый класс. Как ни странно, сидя дома Надя знала школьную программу намного лучше прилежных учеников, посещавших все уроки. Она была не только умна, но и очень дисциплинированна. Эта черта как нельзя более импонировала помешанному на порядке во всем Георгию, но немного тревожила более мудрую и знающую жизнь Елену. Она видела, что ее Надя как бы оторвана от жизни, почти ни с кем не общается, а слишком активная Ники постепенно затягивает ее в омут своих непростых отношений с окружающей действительностью и мир недетских развлечений.

– А, хочешь, я познакомлю тебя с моим бой-френдом Кирой и его братом? Юра почти твоего возраста. Он учится в универе на программиста. Вам, наверняка, будет о чем поговорить, – предложила Ники, уже придумав коварный план соблазнения пай-девочки Нади.

– Пусть папочка увидит, что он ставил мне в пример маленькую шлюшку, которую любой может отодрать, – злорадно думала она, увидев, как загорелись у Нади глаза при мысли, что она наконец-то сможет с кем-то подружиться в Москве.

Ники уже «промыла мозги» Кириллу, убедив его поговорить с Юрой. Она рассказывала Кире, что ее «сестра» отличная девчонка и зацикленному на компах Юре именно такая и нужна. Договорились вчетвером встретиться в кафе. Ники немного приукрасила Надю, одолжив ей свой яркий красно-синий шарф и подкрасив немного ее блекленькое личико. Надя и вправду выглядела очень хорошенькой. Ники осталась довольна своими усилиями по превращению белой мышки в человека, осталось только из пугливой угловатой девочки сотворить женщину и «порадовать» папочку. Она все в деталях продумала и Кира, естественно, безропотно делал то, что велит его маленький тиран с ангельскими глазками небесного цвета.

– Слушай, а давай скажем, что у Юры День рождения. Мы будем его расхваливать и все немного напьемся, – предложила накануне Ники, лежа в постели с Кирой. – Надя вся такая зажатая скромница-тихоня, ну просто ужас. Да и твой братец не лучше! Тот еще ботан!

– Да кто же вам, малолеткам, нальет? – рассмеялся Кирилл.

– Все продумано! – сказала Ники, вскочив со скрипучей тахты и побежав за своей сумочкой.

Она достала оттуда и протянула Кириллу отцовскую фляжку с коньяком, которую тот всегда брал с собой в дорогу, когда уезжал в научные командировки.

– Держи! – сказала она с дьявольской улыбочкой. – Смотри, сам все не высоси. Мы им в колу подольем коньяк. Я пробовала, это вкусно, но башню сносит, офигеть!

– Вот во что ты меня втягиваешь? – спросил Кирилл, потянув к себе и целуя Ники. – С Юрой я все улажу, но, думаешь, у них все получится?

– Ну, не знаю. Твой брат, надеюсь, не импотент? – расхохоталась Ники. – Пусть своей дурью угостит Надю. Тогда наверняка ее завалит.

– А это мысль! Я знаю, где его заначка. Хочешь попробовать? – спросил Кира на полном серьезе. – Юрка говорит, здорово вставляет.

– Да, на фиг! Лучше ты мне вставь! – рассмеялась Ники. – Ты мой наркотик, а другого мне не нужно.

– Это можно… Иди сюда, – сказал Кирилл, обняв Ники и прижав ее лопатками к тахте.

Фальшивый День рождения Юры отметили, как и собирались, весело, вчетвером. Когда Ники с Надей вышли в комнату для девочек, Кирилл подлил всем четверым содержимое фляжки отца Ники. Он не знал, что Ники туда добавила еще и немного Виагры, востребованной ее отцом после появления в их квартире Елены Дмитриевны.

– Ну, за именинника, – провозгласил нехитрый тост Кира, заговорщически подмигнув Юре. – Пьем до дна!

Все выпили странный дурманящее-будоражащий коктейль. Глаза Нади покрылись влажной поволокой. Она непривычно для себя много смеялась, а Юра то и дело брал ее за руку и потом нехотя позволял ей ненадолго ускользнуть. Надя хотела встать, но слегка потеряла равновесие и упала назад на стул. Ники с торжествующей улыбкой наблюдала горящими глазами за головокружением Нади. Все шло даже лучше, чем она планировала. Кирилл и Юра хищно смотрели на сидящих рядом девушек, мечтая поскорее с ними уединиться.

– Мы с Ники немного прогуляемся, – сказал Кира, по-хозяйски положив руку Ники на бедро и хитро подмигнув брату.

– У меня так голова закружилась, – глупо улыбаясь, призналась Надя.

– Это все весна. Наверное, у тебя авитаминоз, – сострила Ники.

– Да, какая весна? Снег за окном и семь градусов мороза?! – изумился Юра, показывая в смартфоне текущую московскую температуру воздуха.

– А на календаре весна! – настаивала на своем Ники, весело смеясь. – Сегодня какое число? Третье марта. Значит, пришла весна! Хочу подснежники!

– Пойдем вместе искать подснежники, – предложил Кирилл, уводя развеселившуюся Ники и помогая ей надеть куртку.

Ники с Кирой ушли, а слегка разомлевший Юра продолжил обхаживать Надю.

– Так ты интересуешься графическим дизайном? – спросил он, снова захватив в плен тонкую руку Нади. – У меня самого есть кое-какие наброски. Это девушки из фентези. Они не всегда одеты, понимаешь? Я пишу одну программу… Точнее, игрушку для взрослых. Хочешь, покажу?

– Покажи, – стыдливо улыбаясь, сказала Надя. – Мне очень интересно.

Надя никогда так близко не общалась с парнем. Юру трудно было назвать красавчиком. Он не был похож ни на одну вожделенную голливудскую звезду, но в нем было свое очарование. В отличие от белокурого и очень внешне симпатичного, хорошо сложенного Кирилла, Юра был высокого роста сутуловатым молодым человеком в круглых, как у Гарри Поттера, очках. В его лице прослеживалось что-то птичье. От старшего брата Юру выгодно отличало то, что но он мог поддержать беседу на любую тему и «заболтать» кого угодно. Ему Надя вначале совсем не понравилась, но пообщавшись немного с этой робкой, белокурой девушкой, он стал проникаться к ней симпатией. Разумеется, свою роль сыграл и «волшебный эликсир», подмешанный Кириллом всем в кока-колу.

Для Нади и Юры вечер закончился на диване у окна в их с братом съемной квартире. Надя сама толком не поняла, как все успело зайти так далеко. Ей было любопытно узнать, что это такое, о чем так много все вокруг говорят, но сама она не чувствовала никакого влечения к Юре. Ей вообще не нравились парни. А кто тогда ей нравился? Она сама не могла толком разобраться в своих чувствах и желаниях. Как бы там ни было, Надя позволила Юре привести себя к нему домой, соблазнить и заняться с ней сексом. Она все воспринимала как через туманящую мозг пелену. Юра был благодарен брату, предусмотрительно оставившему ему коробку презервативов. Юра только не знал, что эту коробку дала Кириллу Ники, самым вероломным образом проколов каждый кондом иглой.

Пока Юра с Надей изучали программу для взрослых на диване, Ники и Кирилл нашли приют у одного приятеля Киры. Они провели незабываемые часы блаженства, полные ярких красок и воплощенных в жизнь запредельных фантазий. В десять вечера обе пай-девочки уже были дома. Надя и Ники договорились встретиться у подъезда и вместе показаться родителям на глаза. Они понимали, что хвалить их точно не за что, поэтому приготовились к тому, что их будут отчитывать по полной, но, к их удивлению, ничего этого не произошло.

Ники спокойно отпускали гулять вместе с более взрослой и рассудительной Надей. Пока девочки гуляли, и Ники знакомила Надю с Москвой, Георгий и Елена восстанавливали в памяти и реализовывали на практике почти утраченные за последние восемнадцать лет навыки любви и взаимопонимания. Для них, как будто вовсе не было почти двух десятилетий расставания. Они были счастливы просто потому, что могли сидеть в одной комнате, пить чай, обсуждать какую-нибудь важную проблему общечеловеческого масштаба или нежно любить друг друга.

Георгий уступил супружескую спальню своим гостьям. После ухода Светланы он привык ночевать на диване в своем кабинете. В спальне ему все напоминало о жене и это его расстраивало. Немного переставив мебель и раздвинув поставленные рядом две кровати, он создал очень комфортные условия Елене и Наде. В отсутствие девочек он тайно приходил к Елене в собственную спальню и такая романтика ему очень нравилась.

Елена порой удивлялась, что Георгий, в жизни со всеми такой жесткий и безжалостный, наедине с ней становился невероятно чутким и нежным. Он был точно такой же, каким она его запомнила в их далекой юности, только с возрастом у него появились некоторые комплексы. Она подозревала, что в этом виновата его бывшая жена Светлана.

– Для тебя размер имеет значение? – спросил Георгий.

– Для меня не так важен инструмент, как сам Мастер. Ты ведь мой мастер? Я хочу стать твоей Маргаритой, – сказала Елена, целуя его.

Елена всегда была для Георгия больше, чем любовница. Она его друг юности, его первая любовь. Он решил больше никогда не отпускать от себя эту родную душу, женщину, которую он никогда не забывал и любил десятки лет, сам того до конца не осознавая.

Все документы о разводе со Светланой давно были подписаны. Георгий выплатил ей сумму, полагавшуюся за ее долю в квартире. Не будь он юристом, если бы не сумел доказать в суде, что его супруга, вероломно бросившая мужа и несовершеннолетнюю дочь, не имеет никакого права на половину квартиры, как она того желает. Георгий без труда убедил судью, что доставшаяся ему от родителей по наследству квартира принадлежит только ему, тем более Светлана практически не работала и никаких материальных вложений в семейное жилье не делала.

В общем, Светлана осталась в прошлом. Настоящее Георгия отныне будет связано только с одной женщиной – Еленой. Так решил Георгий, а значит, это не обсуждалось.

– Ну что, поженимся? – спросил Георгий, положив голову на ее пышную грудь.

– Разве я когда-нибудь могла тебе отказать? – сказал Елена. – Для меня это не принципиальный вопрос, но если хочешь, давай распишемся.

– Зато для меня принципиальный. Какой пример я подам своей дочери, да и твоей, кстати, тоже, если у них на глазах буду жить с женщиной, которая не является моей женой, – деловито произнес Георгий.

– Ты все такой же идеалист, Гоша, – рассмеялась Елена.

– Моя Еленочка, я хочу остаток жизни провести только вместе с тобой, – сказал Георгий, нежно ее целуя. – Выходи за меня. Я постараюсь быть послушным мужем.

– Ты? Послушным? Это что-то новенькое, – расхохоталась Елена. – Ну что же, на старости лет придется идти под венец.

– Тогда завтра же пойдем в ЗАГС и подадим заявление, – решительно сказал Георгий.

– Эх, Гоша! Нам это нужно было сделать лет тридцать назад. Сейчас то что?! – вздохнула Елена. – А что мы девочкам скажем?

– Как что? Правду, конечно! – рассмеялся Георгий.

– Вот Ники обрадуется мачехе! С Надей, думаю, проблем не возникнет, но Ники… Гоша, тебе не кажется, что в ней слишком много агрессии? – нахмурившись, спросила Елена.

– Она же подросток. По-моему, это нормально. Она такой стала после того, как Света ушла. Думаю, это у нее скоро пройдет, – отмахнулся Георгий.

Его сейчас в большей степени интересовала собственная жизнь. Он был уверен, что хорошо воспитал дочь, а небольшие проблемы с ее поведением со временем рассосутся сами собой.

– Ну, раз ты так считаешь… В конце концов, Ники твоя дочь. Тебе виднее, какая она, – задумчиво покачав головой, сказала Елена.

Конечно же, никакой пышной свадьбы Георгий с Еленой устраивать не стали. В небольшом ресторанчике собралось около двух десятков самых близких друзей и коллег Георгия. Елена не стала никого приглашать из адвокатской компании, в которую устроилась работать всего несколько недель назад. Знакомые профессора Никольского немного удивились, что он променял красивую молодую жену на ровесницу. В строгом брючном костюме светло серого цвета Елена смотрелась так, словно пришла не на собственную свадьбу, а в здание суда. Зато Георгий преобразился, сыпал остротами, блистал остроумием, и было видно, что он очень счастлив.

На свадьбу Георгия и Елены не пришли ни Надя, ни Ники. Когда после двойного свидания девочки пришли домой, опоздав на целый час, родители, вместо того, чтобы их ругать, «обрадовали» новостью о своем решении пожениться. Поставленные перед фактом Надя и Ники переглянулись. Надя в общем-то что-то подобного ожидала, видя, как серьезно мама воспринимает Георгия Львовича, тем более она его полюбила еще в молодости. А вот Ники была в бешенстве.

– Нужно срочно что-то предпринять! – лихорадочно думала она. – Вот уроды! Испортили настроение. В этом возрасте о душе надо думать, а не жениться!

– Здорово! – воскликнула Надя, как маленькая, захлопав в ладоши. – Мама, Георгий Львович, я поздравляю вас!

– Чему это ты так радуешься, дуреха? – выстрелила в нее взглядом Ники.

– Ники, ну а ты что скажешь? – спросила, ласково ей улыбнувшись, Елена Дмитриевна.

– Да, что говорить, если вы и так все решили? – хмыкнула Ники. – Совет и Любовь!

Глаза Ники блеснули недобрыми огоньками, когда она встретилась взглядом с Надей.

– Пойдем ко мне, пошепчемся, – сказала она ей.

Наде и самой не терпелось поделиться впечатлениями обо всем, что произошло вечером.

– Ну как все прошло? – хитро прищурив глаза, спросила Ники, когда они остались наедине в ее комнате.

– Ужасно! Ники, это всегда так мерзко и так больно? Да еще столько крови, – передернув плечами, сказала Надя. – Я думала, в постели с парнем классно, но Юра…

– Не понравилось с Юрой, попробуй с кем-нибудь другим, – предложила Ники.

– Мне совсем не понравилось с парнем, понимаешь? – сказала Надя, неуверенно присев на кровать рядом с Ники.

– Ты что, лесба? – рассмеялась Ники.

– Ну, вроде того, – нерешительно призналась Надя. – Я сама еще толком не поняла.

– Офигеть! – вырвалось у Ники. – Скажи еще, что ты на меня запала.

– Вообще-то, да! Мне кажется, я люблю тебя, Ники, – сказала Надя, прижимаясь к ней.

– Ну и зря! Просто, у тебя не было нормального парня, – облизнув губы, сказала Ники. – Знаешь, как это здорово, когда…

Ники услышала в коридоре шаги Елены Дмитриевны. Она нагнулась к самому уху Нади и шепотом поделилась с ней интимными откровениями об отношениях с Кириллом.

– Серьезно? Вы реально это делали? – изумилась Надя.

– Угу! – довольно улыбнувшись, кивнула Ники. – Причем много раз.

От всех этих рассказов Надя завелась еще больше. Она с обожанием смотрела на Ники, очень желая, но, не смея дотронуться до нее, поцеловать ее манящие, ярко розовые губы. Воспоминания о безумствах с Кирой распалили воображение и самой Ники. Она первая потянулась к Наде и крепко обняла, нежно целуя ее дрожащие от страсти губы. Ники ловко запустила ручки ей под свитер, а ее язычок с изощренной утонченностью ласкал Наде мочку уха, заставляя по всему телу девушки пробегать будоражащие воображение волны. Для девушек это было незнакомым и шокирующим, а потому невероятно притягательным ощущением. Ники скользила пальчиками по всему телу Нади, заставляя ее трепетать, изнывая от непонятного томления. Звук тяжелых шагов Георгия где-то поблизости, за стеной, заставил ее отпрянуть от Ники.

– Когда все уснут, заходи. Поболтаем по-дружески, – шепнула Наде на ухо Ники, проведя рукой по ее тонким светлым волосам.

Надя не знала, что подумать. Она искренне восхищалась Ники, очарованная ее красотой и смелостью. Теперь к этому чувству примешивалось еще невероятное, новое чувство, объяснить которое она сама себе не могла, но оно тянуло все ее существо к Ники. Надя все еще ощущала на губах вкус поцелуя Ники и это заставляло ее сердце учащенно биться в предвкушении новой встречи.

– А что будет дальше? – задавала она себе вопрос.

В районе полуночи, когда Елена уснула, Георгий, хлебнув пару раз из бутылочки, тоже крепко спал у себя в кабинете, Надя встала с постели и, как была, в узеньких трусиках и майке на тонких бретельках, бесшумно выскользнула из комнаты. Она босиком пробралась к комнате Ники. Дверь не была заперта. Надя вошла внутрь. Почти ничего не было видно. Она направилась в сторону кровати и тихонько позвала:

– Ники… Ники, это я… Ники, я пришла. Ты меня слышишь?

Неожиданный дикий крик Ники до полусмерти напугал Надю, заставил подскочить в кровати Елену и даже разбудил крепко спящего Георгия. Елена вбежала в комнату Ники и включила свет. Она увидела, что Ники сидит на кровати, пытаясь прикрыть голую грудь, а рядом с кроватью стоит перепуганная всем этим переполохом Надя.

– Девочки, что здесь происходит? – возмущенно закричала Елена. – Надя, как это понять? Что ты забыла среди ночи в комнате Ники?

– Мама, я просто заглянула к Ники. Я хотела пожелать ей спокойной ночи, – попыталась оправдаться Надя.

– Что здесь происходит, объяснит мне кто-нибудь? – прогремел возмущенный голос Георгия.

– Папа, я спала. Вдруг Надя… Я не знаю, что произошло, – опустив глаза, сквозь слезы сказала Ники.

– А почему ты спишь голой? – спросил Георгий?

– Я? Голая? Я не знаю, – заплакала вслух Ники. – Я ничего не поняла.

– Надя, может, ты, как старшая, объяснишь, что произошло? – строго потребовал Георгий.

– Георгий Львович, я только хотела… Я не знаю, – совсем растерялась Надя и убежала в ванную.

Ловко ее Ники подставила! Елена попыталась выяснить у дочери, что произошло в комнате Ники, но вразумительного ответа так и не получила.

– Нам с Надей, наверное, лучше уехать, Георгий? – спросила она. – Так неловко вышло с девочками. Я от Нади ничего так и не добилась. Как думаешь, они…

– А то?! С девочками в их возрасте такое бывает, но потом проходит, так что не переживай, – нервно ходя взад-вперед по комнате, сказал Георгий. – Ники все время просит, чтобы я разрешил ей переехать к бабушке. Я вот подумал, может, это не такая уж плохая идея? Им с Надей какое-то время лучше поменьше общаться.

Ники торжествовала! Она переезжает к бабушке. Значит, ей больше не нужно будет видеть ни Елену Дмитриевну, ни Надю, а главное, отец со своей навязчивой заботой больше не сможет до нее дотянуться.

– Это полное безобразие. Моя внучка не останется в этом гнезде разврата, – сказала Инесса Павловна, обнимая за плечи скромно смотрящую куда-то в пол Ники. – Держите на привязи свою малолетнюю нимфоманку. Да разве можно этой извращенке жить под одной крышей с моей внученькой. Пока я жива, Ники не переступит порог этого дома. Моя Светочка правильно сделала, что сбежала от такого старого баламута, как ты, Георгий. Не нужно было ей выходить за тебя. Я не понимала ее этого странного увлечения мужчиной, который старше ее отца. Света всегда любила, чтобы ее окружала молодость и красота. Что она могла найти в таком старике, как ты?

– Но, я же не всегда был старым, – попытался оправдаться Георгий.

Естественно, после такого скандала Инесса Павловна не позволила Ники присутствовать на свадьбе отца. Что касается Нади, на нее нашел приступ хронической меланхолии. Она часами безвылазно сидела в комнате Ники, которая теперь стала ее комнатой, и плакала. Ей было стыдно и страшно одновременно, а еще она ужасно скучала по Ники. Надя забыла закрыть на ночь форту и очень сильно простудилась, так что на свадьбе Георгия и Елены не присутствовали ни его, ни ее дочь. В такой незабываемый день они и так были очень счастливы, а со своими строптивыми и странными детьми они потом как-нибудь разберутся.

Глава вторая. Призрак свободы

Ники нравилась бабушкина квартира со всей ее обстановкой, сохранившейся из прошлого века. Особенно Ники по душе пришлась гостиная с блестящей полированной стенкой, полной хрусталя, чайных и столовых сервизов, а также тонких фарфоровых статуэток, которые, как в музее, можно было вволю разглядывать, но категорически запрещалось трогать руками. Приученная дома к идеальному порядку, в том числе касающемуся расстановки мебели, Ники была очарована небрежно расставленными по комнате стульями и креслами с крученными ножками, вишневая велюровая обивка которых слегка стерлась и поседела от времени. Ники видела себя в новом свете, смотрясь в большое бабушкино зеркало, окаймленное позолоченной рамой, под наклоном висевшее над старинным комодом, уставленным вазами для цветов, бронзовыми подсвечниками и симпатичными шкатулочками. Но главной достопримечательностью богемной бабушкиной гостиной, конечно же, являлся огромный черный рояль, по-царски расположившийся в центре комнаты под двухъярусной хрустальной люстрой, переливающейся сотнями звенящих висюлек. Было какое-то необъяснимое ретро-очарование в этой квартире, как и в ее пожилой, утонченной хозяйке.

Неожиданно для себя восьмое марта Ники встретила у бабушки. Она распаковала свои вещи и начала обживать бывшую мамину комнату. В те редкие выходные, когда отец позволял Ники с ночевкой оставаться у бабушки, мамина детская на время становилась ее комнатой, но Инесса Павловна потребовала от внучки, чтобы та ничего не трогала в комнате, не переставляла предметы, а старый полированный шифоньер оставался неизменно запертым на ключ. Ники лукаво улыбнулась, вспомнив, что они с Кириллом вытворяли на этой самой кровати, пока бабушка крепко спала в своей похожей на мавзолей спальне.

Инесса Павловна принципиально ничего не меняла в комнате Светы, как будто надеялась, что дочь передумает и вернется к ней. На полках сидели Светины куклы в красивых кружевных платьях, а в секретере остались никому не нужные книжки и карандаши. Старый кассетный магнитофон уже двадцать лет пылился в компании сложенных стопками кассет. Открыв на сей раз не запертый шифоньер со скрипучей дверцей и зеркалом на ее внутренней стороне, Ники удивилась своей находке. Среди пустых плечиков там, укрытая прозрачным полиэтиленом, покачивалась настоящая балетная пачка.

– Мама занималась балетом? – спросила удивленная Ники. – Она мне ни разу не говорила об этом. Мама вообще мало со мной разговаривала и почти никуда меня в детстве не водила.

– Светочка танцевала в хореографическом училище партию одной из четырех маленьких лебедей из «Лебединого озера», – с ностальгической улыбкой произнесла Инесса Павловна. – Но потом она бросила занятия хореографией. А ведь у Светы был талант! Она могла танцевать на сцене Большого…

Инесса Павловна давно перестала злиться на Свету из-за Георгия. Он того явно не стоил. У красавицы Инессы в молодости было немало увлечений. Она аккомпанировала на фортепиано звездам эстрады и была в свое время очень популярна. У нее собралось с десяток толстых альбомов, полных воспоминаний и фотографий с концертов, где она блистала в компании звезд. Ее жизнь омрачало только то, что единственная дочь Света, по-прежнему обвиняла мать в смерти отца и не желала с ней общаться.

Зато Ники стала для Инессы Павловны отдушиной. Света слишком рано от нее ушла, предпочтя жить самостоятельно. Для Инессы Павловны как будто в лице Ники вернулась ее Светочка. Она баловала внучку, как могла. За те несколько дней, которые Ники провела у бабушки, они дважды «совершили набег» на торговые центры. У Ники появилась уйма ярких, красочных нарядов.

– В своих мрачных серо-синих нарядах ты похожа на сиротку из приюта, – сказала Инесса Павловна, перекладывая вещи Ники. – В твою жизнь мы добавим яркие краски.

– Меня не спрашивали, что я хочу носить, – призналась Ники, вспомнив, с какой ненавистью она всегда воспринимала мамины «подарки».

– Неужели, это Света купила тебе такую дрянь? Смотреть противно, честное слово, – сказала Инесса Павловна, брезглива взяв кончиками пальцев крысиного цвета колючий шерстяной джемпер с высоким горлом. – Я ее учила быть элегантной, яркой, пыталась привить ей хороший вкус, но, видно, не получилось. Это все влияние Георгия. Он, прямо, как пуританский священник.

Инесса Павловна написала завещание, оставив квартиру Ники, хотя, в принципе, претендентов на нее и так не было. Света вполне счастливо жила с молодым мужем в Ницце и возвращаться в Москву, вроде как, не собиралась. Инесса Павловна хотела окончательно отдалить Ники от Георгия и его новой семьи. Она осознанно подкупала внучку, засыпая ее подарками и позволяя с треском рушиться всей выстроенной Георгием системе строгого воспитания подростка.

В это праздничное мартовское утро Инесса Павловна тихонько вошла к Ники в комнату. Ники уже проснулась и нежилась в постельке, обдумывая, как бы ускользнуть от навязчивого внимания бабушки и урвать пару часов блаженства с Кириллом. Она думала, но пока ничего на ум не приходило. За окном мерзко лил дождь и было очень ветрено. Имея возможность греться в уютной квартире, только сумасшедший отважится гулять в такую погоду.

– Бабушка наверняка накупила всякие вкусности и собирается весь день провести рядом со мной пред теликом. Ну и ладно, – смирилась с неизбежным Ники. – Буду объедаться пирожными и слушать рассказы бабули о ее звездном прошлом.

Вообще-то, Ники очень интересно было общаться с Инессой Павловной, слушая пикантные подробности из жизни ее именитых знакомых.

– Бабуля такая прикольная! Она выглядит так, словно собралась в театр. Осталось только переодеться, – подумала Ники, с улыбкой глядя на бабушку.

Действительно, Инесса Павловна даже когда оставалась на весь день дома, никогда не позволяла себе быть без идеально уложенной прически и маникюра. Как ни странно, ей очень шла седина. Ее элегантная короткая стрижка, гордая осанка и закутанная в неизменные длинные шелковые халаты худощавая фигура создавали образ некой театральной королевы на пенсии. В свои пятьдесят девять лет она ничуть не комплексовала по поводу своего возраста, а выглядела как минимум, на десяток лет моложе даты рождения в паспорте. В отличие от своей дочери, она не впадала в истерику, когда Ники на людях называла ее бабушкой.

– Ники, у меня для тебя подарок, – с заговорщическим видом сказала Инесса Павловна, держа за спиной маленькую блестящую красную коробочку с белым бантом на крышке.

Ники села на кровати, не высовываясь из-под тепленького одеяла, и с детской непосредственностью протянула руки к ярко упакованной коробочке. Открыв ее, Ники взвизгнула от восторга. На длинной тонкой золотой цепочке заманчиво покачивалась подвеска в виде светло-голубого кристалла. Он был весь граненный, вытянутой формы с острым, как заточенный карандаш, кончиком. Ники восхищенно рассматривала эту чудесную вещицу. Ей ни отец, ни мама никогда не дарили украшения. Они считали это вредным излишеством, а когда на пятнадцатилетие бабушка подарила Ники скромные сережки-гвоздики с крошечными бриллиантовыми глазками посередине, отец устроил грандиозный скандал и отобрал серьги, сказав, что до совершеннолетия она их назад не получит. Ники также слышала, как он ругался с бабушкой по телефону, требуя не развращать дорогими подарками его дочь. Ники тогда всю ночь проревела в подушку.

– Надень это, – подсказала Инесса Павловна. – Я хочу видеть, как оно смотрится на тебе.

Ники не заставился себя просить повторно. Голубой кристалл засиял на фоне ее воздушной белой ночной сорочки.

– Какая красота, бабуль! Спасибо! – с сияющими глазами цвета засветившейся от тепла ее тела подвески, воскликнула Ники.

– Прелесть! Я поздравляю тебя, моя милая, – сказала Инесса Павловна, поцеловав внучку в кудрявую макушку. – Ты стала настоящей красавицей. Знаешь, что это за камень? Это голубой уральский топаз. Настоящий уральский самоцвет, как из сказки Бажова. Он того же цвета, что и твои ясные глазки, и сверкает также. Тебе правда нравится?

– Очень! – честно призналась Ники. – Бабуля, а у меня нет для тебя подарка…

– Ты мой нежданный подарок. Мы с тобой так заживем! – воскликнула Инесса Павловна, еще раз чмокнув внучку. – Этот маньяк Георгий совсем тебя измотал своими инквизиторскими правилами.

Пока Инесса Павловна говорила, Ники вертела в руках красивую подвеску, смотрела на свет через голубой кристалл, разглядывая его со всех сторон, в общем, она вела себя как восхищенный ребенок. Не выдержав, Ники резко вскочила с кровати и подбежала к шифоньеру, распахнув его дверцу с зеркалом. Она всматривалась в свое отражение, любуясь бабушкиным подарком.

– Ники, никогда не понимала, что твой отец так измывается над тобой? Ты ходишь в музыкальную школу, на танцы, изучаешь три языка, а тебе это все нравится? Подозреваю, что не очень. Я тебя могу научить играть на рояле намного лучше всех твоих учителей вместе взятых. Что вы там изучаете в своей музыкальной школе? Как и тридцать лет назад, заунывного Бетховена? Я могу научить тебя играть более живые, современные вещи. Хочешь?

– Угу, – кивнула Ники. – Мне нравится музыка, но я терпеть не могу препода в музыкальной школе. У нее вечно болеет ребенок. Она ночами не спит, а днем сонная и злая, как черт. Вечно орет на меня.

– Это просто безобразие! Разве может педагог срывать плохое настроение на ребенке? – возмутилась Инесса Павловна. – А языки тебе нравится изучать?

– Английский должен знать каждый, – уверенно произнесла Ники. – Французский мне и самой нравится, а вот зачем меня папа заставляет учить финский язык, я не знаю.

– Должна, обязана! Ты говоришь прямо как твой отец, – нахмурившись, произнесла Инесса Павловна. – Запомни, ты никому и ничего не должна. Если тебе это нужно, если интересно, то изучать что-либо имеет смысл, а через ненавижу никакого толку не будет. Ты только разочаруешься, испортишь кучу нервов и зря потратишь время.

– Если бы и папа так думал?! – вздохнув, сказала Ники.

– Да плюнь ты на него! Пусть думает все, что ему угодно. Тебе-то что? – сказала Инесса Павловна, обняв за плечи вертевшуюся перед зеркалом Ники.

– Ты такая хорошенькая, внученька! Тебе в школе мальчики, наверное, прохода не дают? – спросила она.

– Ой, бабуль! Да какие там мальчики? Прыщавые дураки. Ни одного симпатичного, – рассмеялась Ники. – Да мне и некогда думать о всяких глупостях!

– Это тебе папа внушил, да? Конечно, ты не должна красиво одеваться, дружить с мальчиками, развлекаться! Ты только обязана учить финский язык и разучивать заупокойные реквиемы в музыкально школе! – возмутилась Инесса Павловна. – Бедная моя девочка! А, знаешь, у меня есть несколько учеников. Ну, сама понимаешь, на одну лишь пенсию не разгонишься… Так вот, среди них есть такой хороший мальчик, Аркадий. Ему на год больше, чем тебе. Он сам пишет музыку, представляешь? Аркаша играет на гитаре, пишет стихи и сочиняет премилые песенки, а я его учу игре на фортепиано. Он тебе понравится. Ты с этим деспотом Георгием совсем не чувствуешь вкус жизни.

Инесса Павловна сдержала свое обещание. Она как бы невзначай познакомила Ники с Аркадием. Парень оказался и вправду очень симпатичным. Он романтично смотрел на Ники мечтательными карими глазами, а она, глядя на него думала:

– Откуда бабушка выудила этот музейный экспонат. Он что мне стихи будет писать и посвящать серенады? Только этого не хватало! Зуб даю, что он и с девочкой ни разу не был. Нецелованный девственник будет мне выносить мозг всякой романтической чушью. Как же я хочу к Кире на его скрипучую тахту. Я что, барышня из позапрошлого века?

Ники не верила в любовь ни в какой форме. Она считала, что если люди говорят о любви, то они либо имеют какие-то свои корыстные мотивы и нарочно морочат голову, либо глупы настолько, что обманывают себя и сами же себе верят. То ли дело ее отношения с Кирой. Она ему запретила нести всякий вздор про любовь. Только секс и ничего более. Разве все разговоры о любви в конечном итоге не этим же заканчиваются?!

Аркадий с подачи бабушки пригласил Ники в кинотеатр на любовную мелодраму. Она чуть не уснула, глядя на мучение главных героев, которым не хватило ума и храбрости просто признаться себе в том, что они мечтают переспать друг с другом.

– Зачем тратить время на такие глупые фильмы? – думала она, зевая от скуки.

– Какой чудесный фильм, правда? – с восторгом в сияющих карих глазах спросил Аркаша. – Ники, а ты веришь в любовь? По-моему, это самое прекрасное чувство на свете!

– Да чхать я хотела на все эти розовые сопли, – хотела ответить Ники, но в ответ лишь томно похлопала ресницами и сказала чистейшую правду:

– Не знаю… Я еще ни в кого не влюблялась.

В овеет Аркаша робко взял Ники за руку. Так они и гуляли по вечерней Москве, сцепив кончики пальцев рук. Аркаша, оказывается, еще и хорошо знал историю. Он, словно экскурсовод, рассказывал Ники о достопримечательностях Москвы, но она слушала его рассеянно, пропуская мимо ушей большую часть всего, что он говорил.

– Затрахал своими памятниками истории, – раздраженно подумала Ники. – Вот зануда!

– Посмотри, какая красота! – воскликнул Аркаша, показывая на расцвеченный иллюминацией город. – Я не устаю восхищаться вечерней Москвой. Ты тоже очень красивая. Твои глаза ярче кремлевских звезд…

Аркаша с восхищением смотрел на стоявшую напротив девочку. Он хотел нежно обнять Ники, а, может, и поцеловать, но она странно хмыкнула и отвернулась от него.

– Куда уж мне до Москвы! – надерзила Ники, вырвав свою руку из руки Аркаши. – И, вообще, мне все надоело. Я хочу домой!

Ники всерьез озадачила Аркадия своим поведением.

– Колючая она какая-то. С ее бабушкой, и то интереснее общаться, – подумал он. – Почему в наше время девушки такие неромантичные?

– Ну, как прошло свидание? Вы целовались? – с загадочной улыбкой спросила Инесса Павловна.

– Вот еще! Нужно мне очень его облизывать, – фыркнула Ники.

– Фу, какая ты не романтичная! – рассмеялась Инесса Павловна.

– Только зря вечер потратила на этого недобитого романтика, – с досадой подумала Ники. – Лучше бы я поехала к Кире.

На следующий вечер Ники пообещала Кириллу нейтрализовать бабушку и позвать его, когда она уснет.

– Твоя чокнутая Лолита тебя по монастырь подведет, – с пророческим видом сказал Кириллу Юра.

– Ты чего, дурак? Имя запомнить не можешь? Кури меньше всякую дурь! Ее зовут Ники, запомнил? – огрызнулся Кирилл. – И вообще, не каркай!

– Ладно, проехали, – обреченно произнес Юра. – Слушай, Кира, а твоя не говорила ничего о Наде. Я ее с того вечера ни разу не видел. На звонки она не отвечает. Ты знаешь что-нибудь?

– Откуда мне знать?! – раздраженно сказал Кирилл. – Ники переехала к бабушке, как только узнала, что ее отец собрался жениться на маме Нади. Больше я ничего не знаю.

Ники стащила пузырек со снотворным у отца, еще до того, как в их жизни появились Елена Дмитриевна и Надя. Георгий поискал пузырек, но, не найдя его, нашел себе другое снотворное в виде пол-литра коньяка. Ники сама заварила бабушке чай. Она сказала, что чай сегодня не хочет и развела себе растворимый шоколад с молоком. Инесса Павловна местами страдала от бессонницы, но стоило ей выпить вместе с внучкой чай, сон охотно ее посещал и она отправлялась к себе вздремнуть часок-другой.

– Вот бы твоему отцу такой чаек попить! Может, хорошенько выспавшись, он перестал бы третировать всех в семье? – сказала она, зевая.

– Он Виагру пьет, чтобы взбодриться, – рассмеялась Ники.

– А без нее уже никак? – усмехнулась Инесса Павловна и снова зевнула. – Какая она, вообще, эта его новая жена?

– Не такая уж она и новая, – пошутила Ники. – А, вообще-то, для мачехи она не плохая. Она на отца хорошо влияет. Он стал меньше беситься.

– Надо же? Какая интересная женщина! Может, стоит с ней познакомиться: – то ли в шутку, то ли серьезно сказала Инесса Павловна.

– Тебе оно надо, бабуль? Ты выглядишь уставшей. Может, вздремнешь часок-другой? – спросила Ники, заботливо помогая бабушке встать со стула и дойти до спальни.

– Не комната, а мавзолей какой-то! Сплошные воспоминания и старые фотки на стенах. Даже обоев не видно, – подумала Ники, передернув плечами. – Неужели я стану такой же чокнутой старухой, живущей одними воспоминаниями?

Уложив Инессу Павловну в кровать и укрыв теплым пледом, Ники бесшумно вышла из ее спальни и тут же бросилась к телефону звонить Кире. Тот не заставил себя долго ждать.

– У нас часа три, не меньше! – воскликнула Ники, бросаясь Кириллу на шею.

Пока Инесса Павловна отдыхала в объятиях Морфея, в спальне ее юной внучки свирепствовал Эрос. Кровать Ники ходила ходуном, казалось, сотрясая весь дом. Ники вела себя, как маленький хищный зверек, которого насильно удерживали в клетке всю жизнь. И вот он, наконец, выбрался на свободу, совершенно не зная, что с ней делать. Для Ники вдали от отцовского контроля и солнце светило ярче, и еда была вкуснее, но главное, она, обводя бабушку вокруг пальца, могла безнаказанно творить самые безумные вещи. Несмотря на юный возраст, дорвавшаяся до свободы Ники, что называется, пустилась во все тяжкие, и речь идет не только о ее связи с Кириллом. Так, она впервые отрывалась до утра в ночном клубе под кислотную музыку, узнала, каким на вкус бывает сигаретный дым, пила водку и улетные коктейли химических цветов, и даже попробовала наркотики. К счастью, они ей не понравилось. Ее душа жаждала новых, острых ощущений, а не ухода от реальности с притушенным восприятием жизни. Теперь Ники могла часами залипать в соцсетях, где познакомилась с разными людьми «не своего круга», как сказал бы ее отец. Ей уже никто не указывал, с кем можно или нельзя дружить. Ей не говорили, что и когда нужно и можно читать или слушать. Даже если то, что навязывал ей отец, в принципе, нравилось Ники, она это начинала ненавидеть, потому что ей приказали, и это не ее собственный выбор.

В один из вечеров Ники после яростного любовного поединка с Кириллом на его скрипучей тахте, вернулась домой около полуночи. Она надеялась, что бабушка уже спит, но Инесса Павловна нервно ходила взад-вперед по квартире, ожидая загулявшую внучку.

– Господи, детка! Я уже стала волноваться. Где ты была? – с тревогой спросила она, сканируя взглядом Ники.

– Да, в ночном клубе тусила с подругами и совсем забыла о времени. Прости, бабуля, – неумело соврала Ники.

– Ники, ты все эти извинения и глупые оправдания оставь для своего легковерного отца. Я не дурочка! – пристально глядя на нее, сказала бабушка. – Пойдем в гостиную. Я тебе кое-что покажу.

Инесса Павловна за руку подвела Ники к ярко освещенному зеркалу у комода.

– Посмотри сюда, Ники. Что ты видишь? – грустно улыбнувшись, спросила она.

Ники не поняла, что хочет сказать или показать ей бабушка и куда вообще она клонит. Она вопросительно смотрела на нее и на свое отражение в зеркале, не понимая, что, собственно, происходит. Лично ей сейчас хотелось только одного – спать, а тут бабуля лезет к ней с какими-то странными вопросами.

– Дорогая, да ты получше, получше посмотри! Что это? – спросила Инесса Павловна, показывая пальцем на багровый засос на нежной шее Ники.

– Ах, это? Да, один пьяный придурок присосался в ночном клубе, но я его отшила, – дыхнув на Инессу Павловну перегаром, сказала Ники.

– Так не пойдет, детка. Погляди, на кого ты стала похожа. Побледнела, под глазами сиреневые круги, на шее совершенно безобразный засос, а это что?

Инесса Павловна бесцеремонно приподняла короткую в складках юбчонку Ники, обнажив ляжки в тонких, прозрачных колготках, из под которых просвечивались синяки и кровоподтеки.

– Не обижайся, но сейчас ты похожа на подъездную шалаву! – с грустью заметила она. – Я не знаю, да и знать не хочу, кто этот парень, но он просто скотина. Разве можно так обращаться с девушкой?! Только не говори, что тебе нравится грубость! Если будешь продолжать в том же духе, то уже к двадцати годам ты растеряешь всю свою красоту и молодость…

– Но, ба… Я не понимаю, что ты говоришь? – попыталась состроить из себя дурочку Ники.

– Не понимаешь, да? – усмехнулась Инесса Павловна. – Думаешь, я ничего не замечаю? Вроде, из ума я пока не выжила!

Ники с укоризной смотрела на свое отражение в зеркале.

– А ведь бабушка права! На кого я стала похожа? Вся помятая, в засосах, а на душе как мерзко! – подумала Ники, отвернувшись от зеркала.

– Детка, вся проблема в том, что ты слишком рано стала женщиной, а ребенком побыть так и не успела. Я тебя прекрасно понимаю. Ты, как узник, сбежавший из тюрьмы и бросающийся на все запретные удовольствия. Научись наслаждаться каждым моментом жизни. Научись смаковать жизнь, а не проглатывать ее большими кусками, как голодная собака. Любовь облагораживает женщину, делает ее прекрасной как внутри, так и снаружи. У влюбленной и любимой женщины светится кожа, а глаза сияют, как звезды. Вот такого вот не должно повторяться.

Инесса Павловна снова развернула Ники к зеркалу и провела рукой по позорному красному пятну на шее.

– Научись уважать себя, любить себя, и тогда вместо вот этого на твоей шейке засияют бриллианты

– Да откуда у этого нищеброда деньги на бирюльки? – хмыкнула Ники, вспомнив убожество обстановки съемной комнатушки Кирилла.

– Тогда не будь сама дешевкой и не связывай себя никакими отношениями с подобными людьми. Вот, посмотри, какой славный парень Аркадий. Он воспитан, утончен, талантлив и ты ему очень нравишься. Я бы в твоем возрасте в такого точно влюбилась.

– Ну, бабуля… Какая любовь? Может, это в твое время влюблялись, а сейчас просто трах…

– Тсс! Прошу, никогда не произноси при мне это слово! Времена всегда одни. Я понимаю, ты представления не имеешь, что такое любовь. Так позволь любить себя тому, кто знает в этом толк и сам любит. Со временем и ты научишься чувствовать сердцем, а не тем, что у тебя между ног. Ты же красавица! Так и веди себя как королева, а не уличная девка, – сказала Инесса Павловна и каждое ее слово хлыстом стегало Ники в самое сердце.

Ники больше не могла этого слушать. Она со слезами убежал в свою комнату и проплакала до самого утра.

– Раньше отец выносил мне мозг своими нотациями и запретами, мама душила своей нелюбовью, а теперь еще и бабушка вывернула наизнанку всю душу, – думала Ники, царапая ногтями и кусая подушку, чтобы бабушка не услышала ее рыданий.

В этот момент Ники больше всего на свете хотелось спрятаться под одеялом вместе с Кирой на его старой тахте. Гнев и обиду на все человечество Ники переплавляла в бешеную страсть, и только Кира мог спокойно воспринимать ее дикие выходки. Разве смогла бы она найти отдушину в отношениях с таким пай-мальчиком, как Аркадий? От его стишков и песенок у Ники появлялась оскомина на зубах. Ники не поняла, что за хрень говорила ей бабушка, но ей стало невероятно обидно. Неужели в ее жизнь постоянно будут все лезть со своими советами и нотациями.

Наутро в школу Ники не пошла. Она сказала бабушке, что заболела.

– Ники, твоя школа тебе нравится? – неожиданно спросила Инесса Павловна. – Я вот подумала, если ты все равно будешь жить у меня, может тебе перевестись в школу около нашего дома. Здесь, недалеко, есть лицей, который считается, кстати, очень хорошим, а то ведь ты на дорогу тратишь больше двух часов каждый день.

– А это мысль! – пронеслось в голове у Ники. – Мне осточертела моя школа с учителями-стукачами, которые докладывают отцу о малейшем промахе, а он потом мне звонит и устраивает скандал.

– Да я с удовольствием бы перешла в школу поближе, – согласилась Ники. – Вот только в конце учебного года меня разве переведут?

– Почему нет? Предоставь это мне, дорогая, – сказала Инесса Павловна, нагнувшись к Ники и чмокнув ее в щеку.

Она тут же скривилась и отпрянула, сказав:

– Фу! Ники, милая, прими, пожалуйста, душ. От тебя несет потным мужиком.

Ники немного сконфузилась, но ничего не сказала. После душа она почувствовала себя намного лучше. Из кухни аппетитно пахло блинчиками и свежесваренным кофе.

За завтраком Инесса Павловна спросила внучку:

– Ники, у тебя есть загранпаспорт?

– Да, вроде, есть. А что? – удивилась она вопросу бабули.

– Я думаю, ты слишком заучилась и две-три недели отдыха тебе не помешают, – сказала она, поливая блинчик Ники малиновым сиропом. – Ты заграницей когда в последний раз была?

– Этим летом, – скривившись, сказала Ники, вспомнив ужасную поездку в холодную Скандинавию вместо солнечного юга. – Папа повез нас на три недели в Финляндию, но к счастью, мама сильно простудилась и нам пришлось досрочно вернуться в Москву. Там все время лил дождь и было холоднее, чем у нас в сентябре, представляешь?

– Бедная Света! Зря она двадцать лет терпела твоего отца, – как бы сама себе сказала Инесса Павловна. – Хорошо, хоть сейчас взялась за ум.

– Ты про что, бабуль? – спросила Ники, понимая, что ей какую-то часть правды точно не договаривают.

– Твоя мама вышла замуж за француза и живет сейчас в Ницце. Его зовут Жерар Лурье, он архитектор, моложе Светы на семь лет и, судя по фотографии, очень даже интересный мужчина, – сказала Инесса Павловна, многозначительно подняв брови. – Света его вторая жена. Он разведен и у него девятилетний сын, с которым, я так поняла, твоя мама отлично ладит, когда тот по выходным гостит в их ломе.

– Мне, наверное, тоже нужно было видеться с мамой только по выходным, – обиженно заметила Ники. – Тогда и на меня у нее нашлось бы время.

– Так что твою маму теперь зовут мадам Лурье, – продолжила бабушка, проигнорировав едкое замечание внучки. – Я долго смеялась, когда она мне сообщила, что имя Светлана ей не нравится, потому что оно, видите ли, плохо сочетается с ее французской фамилией. Сесиль Лурье, по ее мнению, звучит лучше! Представляешь? Она теперь Сесиль Лурье.

Ники с бабушкой дружно расхохотались.

– Хочешь, поедем к маме в гости на пару дней? – спросила она Ники, чуть не поперхнувшуюся от смеха. – Света мне написала, что у них с мужем отличный дом с видом на море. Так что едем?

Ники настолько удивилась новости, что смогла только кивнуть.

– Ники, представляешь, как там сейчас красиво? Деревья все в цвету, – мечтательно произнесла Инесса. – Там весна в самом разгаре, а у нас еще снег с дождем идет.

– Бабуль, так нужна еще ведь и виза. И разрешение папы. Он меня разве отпустит? – с беспокойством спросила Ники. – Школа ведь!

– Вот это точно не твоя забота, и школа твоя никуда не денется. Наверняка, ты знаешь намного больше, чем некоторые твои пустоголовые учителя. Предоставь решение всех формальностей бабушке. Думаю, за недельку я управлюсь, – смеясь, сказала Инесса Павловна. – Твоего папу я тоже беру на себя. Он, конечно, твердый орешек, но мы и не таких раскалывали. Знаешь, о чем бы я сейчас думала на твоем месте?

– О чем? – спросила Ники бабушку.

– О том, что нужно срочно обновить гардероб. О чем же еще можно думать в твоем возрасте? Тебе нужны яркие, молодежные вещи, а не водолазки мышиного цвета. Только никакой пошлости! Как только ты вернешь приличный облик, мы вместе тебе выберем наряды для Франции, – сказала Инесса, показав на собственной шее место, где у Ники красовался засос.

Ники густо покраснела, а ее бабушка, глядя на нее, криво усмехнулась. Инесса с жалостью посмотрела на внучку.

– Срочно нужно отвлечь бедную девочку от всего, что отравляло ее жизнь целых шестнадцать лет. Она сейчас так растеряна, что сдуру может во что угодно вляпаться. Надеюсь, своего сексуального маньяка она тоже скоро забудет, – подумала она, улыбнувшись Ники, и сказала:

– Маршрут такой: мы вылетаем из Москвы в Ниццу, навещаем маму и знакомимся с ее французом, а потом я сама покажу тебе Францию. Знаешь, трястись с группой туристов в автобусе и ходить в туалет по расписанию точно не для меня. За три недели можно многое успеть увидеть. Итак, два-три дня мы покрутимся в Ницце, полюбуемся на Лазурное побережье. Купаться там сейчас еще рановато, а вот на яхте прогуляться вдоль берега в самый раз. Надеюсь, ты не страдаешь морской болезнью? – спросила она Ники.

– Я не знаю, бабуль. Честно. Я никогда не каталась даже на речном трамвайчике. Папа считал это развлечением для дураков, – растерянно и как будто даже виновато сказала Ники.

– Сам он дурак, – сквозь зубы произнесла Инесса. – Ну что же, не попробуешь, не узнаешь. Я, так просто обожаю морские прогулки! Надеюсь, тебе тоже понравится.

– Я тоже хочу покататься на яхте, – не веря своему счастью, вздохнула Ники. – А куда мы еще поедем?

– Еще мы обязательно исколесим пригороды Ниццы, да и весь Прованс, насколько хватит времени. Там сейчас цветут луга. Ты же слышала о знаменитых прованских травах? Представляешь, разноцветные благоухающие поля с цветами? Это невероятно красиво! Я была один раз в Провансе весной, – мечтательно произнесла Инесса, вспомнив свой короткий, но очень трогательный роман с одним художником и незабываемую поездку в романтичный Прованс. – Прованс вообще очень красивая французская Провинция, а Ницца, так просто морская жемчужина.

Ники слушала затаив дыхание, не перебивая, словно бабушка рассказывала ей сказку.

– А еще мы побываем в Париже, и уже оттуда вылетим домой, в Москву. В Париже есть на что посмотреть, поверь мне, – продолжила делиться планами Инесса. – А хочешь в Диснейленд? Мы обязательно пойдем в парижский Диснейленд. Это просто сказка наяву! Там такие американские горки! Голова кружится от одного только их вида. Ты же любишь всякие там карусельки и американские горки?

– Наверное… Папа мне запрещал даже близко к ним подходить, – опустив голову, тихонько сказала Ники. – Папа никогда не разрешал мне кататься на каруселях.

– Какая сволочь! Сам соблазнил семнадцатилетнюю девочку, а над собственной дочерью издевается. Праведника из себя корчит, понимаешь! – с нескрываемым бешенством во взгляде подумала Инесса, сжав под столом кулаки.

– Ники, ты будешь кататься на самых диких аттракционах. Обещаю! Гарантирую, тебе понравится! Я так поняла, ты же любишь острые ощущения? – с лукавой улыбкой спросила она. – Честное слово, у меня руки чешутся свернуть шею твоему папочке!

– Правда? – с детским, искренним восторгом спросила Ники.

– Он тебе, случайно, воздухом не запрещал дышать? – задыхаясь от праведного гнева, спросила Инесса Павловна.

– Можно и так сказать, – вздохнула Ники.

– Забудь про отца. Теперь ты живешь со мной и я не стану душить тебя своими правилами, даже если не всегда одобряю то, что ты делаешь, – ласково взяв Ники за руку, сказала Инесса. – Кстати, у тебя будет отличная языковая практика! Жаль, что ты вместо финского не выучила испанский и итальянский языки. Они нам понадобятся, когда мы летом отправимся в круиз по Средиземному морю. Я сама немного говорю по-итальянски и по-французски. А вот что касается английского, главным дипломатом и переводчиком будешь ты.

– Бабуль, ты не шутишь? Мы летом правда отправимся в круиз? – спросила Ники, не веря собственным ушам.

– А почему нет? Мы что будем жить три жизни? Первую к чему-то готовиться, вторую репетировать, и лишь в третьей, быть может, дождемся своего счастья? Как бы ни так! Есть только сегодня и сейчас. А злодеи типа твоего отца отравляют не только собственную жизнь, но и жизни всех, кто с ними соприкасается и, не дай Бог, в чем-нибудь от них зависеть, – возмущенно произнесла Инесса.

– Бабуль, ты так разозлилась на папу! Я тебя никогда такой не видела, – заметила Ники.

– Гнев, он как пыль. Если ее не будоражить, она совершенно безопасна, – выдохнув и пытаясь успокоиться, сказала Инесса.

– А что будет, если эту пыль всколыхнуть? – спросила Ники.

– А что может быть?! Пыльная буря, конечно. А что же еще? Кстати, на счет пыли… Не плохо было бы прибраться у себя в комнате, правда, Ники? – сказала Инесса, вставая из-за стола. – Кстати, посуду тоже можно помыть. Ты не против?

– Да нет. Я все сделаю, бабушка, – смиренно произнесла Ники.

Раньше ей еще и не такой объем домашней работы приходилось выполнять в рамках программы «трудовой дисциплины».

– Я могу и всю квартиру пропылесосить. Все равно сегодня я дома, – совершенно искренне предложила Ники. – Мне не трудно, правда.

– Ну и отлично! Спасибо! А я тем временем схожу во французское посольство. Думаю, если вместо туристической визы, оформить гостевую по приглашению Светланы, все будет намного быстрее, – сказала Инесса, отправившись в свою комнату.

Через двадцать минут она уже стояла около входной двери во всеоружии. В элегантном строгом костюме жемчужного цвета и светлом пальто с бирюзовым палантином, изящно обернутым вокруг шеи, Инесса Павловна выглядела по-королевски величественно. После посольства, она на такси доехала до дома Георгия. Его не было дома, но он должен был вернуться не позднее, чем через час. Инессу встретила Елена Дмитриевна и гостеприимно предложила подождать Георгия в гостиной. Они мельком виделись, когда Инесса помогала Ники собирать вещи для переезда к ней. Тогда знакомство двух женщин и полноценный диалог между ними по понятным причинам не состоялись. Теперь у Инессы появилась возможность получше рассмотреть жену Георгия. Несмотря на скептический настрой, Елена, в общем-то, понравилась Инессе.