Черновики. Тетрадь 1

Муза

Вы слишком много думаете о том, как найти нужного человека, и недостаточно – о том, как стать нужным человеком.

Уже давно стемнело, дул прохладный осенний ветер, хотелось побыстрей вернуться домой, выпить теплого чаю и, закутавшись в плед, немного посидеть на диване. Заморосил дождик, но Влас не обратил на это внимание, он спешил, сам даже не знал зачем, но шел к дому Марины. Вот поворот улицы, почему-то здесь горел только один фонарь, освещая пустую остановку. Тут мало кто ходил, частный сектор, смесь старых, еще дореволюционных домов и современных коттеджей.

– Почему-то свет не горит, – сказал Влас и, перепрыгнув через изгородь, пошел в сторону двора.

И тут услышал глухой удар по стеклу, словно кто-то решил так прихлопнуть комара. Замедлив шаг, юноша остановился. Огромное во всю стену окно, словно черный квадрат Малевича, выделялся на фоне стены. К холодному стеклу, прижавшись грудью, стояла девушка и смотрела куда-то мимо Власа. Юноша замер, девушка дернулась, потом еще раз и еще раз. Заметил, как за ее спиной появилась мужская фигура и, обхватив ее талию, словно спрут щупальцами, еще несколько раз дернулся. На мгновение девушка посмотрела на Власа, а после отвернулась, словно ей стало стыдно за то, что делала.

Влас только в этом году поступил в художественную академию, все детство рисовал, лепил из глины. Ему это нравилось, даже на уроках в школе всегда черкался, за что получил множество нареканий со стороны учителей. Порой не мог жить без карандаша, сидел перед телевизором и черкался, на кухне – и опять черкался. И вот сегодня урок рисунка обнаженного тела. Он выучил все мышцы, какие за что отвечают, когда напрягаются. У него неплохо получалось, и Хлебников, их преподаватель, постоянно хвалил, но Влас знал, что надо работать над лицом, глазами, выражением взгляда. Без этого портрет становится пустым, холодным, даже мертвым.

В студию вошла девушка, сразу обратил на нее внимание, прическа в стиле каре, черные волосы и белая кожа, будто ее покрыли белилами. Она подошла к учителю, что-то ему сказала и вышла из аудитории.

– Итак, все готовы? Карандаши, угли, у нас сегодня час, по завершению подведем итоги и поговорим по каждому рисунку в отдельности.

В помещении было немного студентов, все расположились перед небольшой сценой. Влас проверил свой набор карандашей, достал лезвие и стал подравнивать кончики грифелей. Открылась дверь, и в аудиторию вошла та самая девушка, но в этот раз она была в теплом, словно только что вышла из ванны, халате.

– Сюда? – тихо спросила она у Хлебникова.

– Да. Вот так сядь, – и он протянул ей фотографию. – Итак, ваше время пошло, не отвлекаемся, вспоминаем, чему вас учили.

Девушка встала и, словно в аудитории никого не было, сняла с себя халат, повесила на спинку стула и, взглянув на фотографию, села вполоборота и подняла подбородок вверх.

Влас замер, его поразил контраст волос и белой кожи, он взял карандаш и постарался сделать первый набросок. Но рука не слушалась, грифель дрогнул, оставив на бумаге кривую линию, быстро подтерев ее, он продолжил. «Какая она красивая, – в голове промелькнула мысль, ему стало неловко на нее смотреть, словно заглянул за ширму. – А у нее красивое лицо и… – взгляд скользнул по телу девушки, зацепился на груди, ушел вниз, маленький пупок и черные лобковые волосы. – О чем я думаю, время ведь идет, надо рисовать, надо быстрей».

Девушка не шевелилась, Влас прекрасно понимал, как это трудно, нужно обладать хорошими мышцами и выдержкой. Рука быстро заскользила, стараясь запечатлеть основные черты фигуры, а после перейти к детализации. Но он все время отвлекался, и порой рука зависала в воздухе, не зная, что дальше делать.

Их взгляд пересекся, Влас сглотнул, словно в горле пересохло, отвернулся и, посмотрев на свой рисунок, пришел к мнению, что получилось уродливо, криво. Постарался исправить, но время быстро пролетело. Постукивая ручкой по мольберту, Хлебников дал понять, что время истекает.

Марина старалась погрузиться в себя, забыть где находится, как ей казалось, она слышала мысли студентов: «Я бы не решилась… Красивая… Нет, точно бы не решилась, потом будут тыкать пальцем… Вот бы с ней закадрить… А как к этому относится ее парень, а он у нее есть?..»

Она вспомнила, как пришла к подружке Галине, но той дома не было, ушла с мамой в больницу, а ее брат, хоть симпатичный и добрый парень, но уж слишком прямолинейный.

– Покажи грудь, – попросил он.

– Что? – удивилась его предложению.

– Покажи.

– Да они плоские, я же доска, вот, видишь, – и хлопнула себя по груди.

– Ну же…

– Мои… Это… Называть грудью нелепо. Э… Э-э-э это невозможно! А?! Что?

– Вот прямо так.

– Это правда, она выглядит как отвесная скала.

«Не знаю, должна ли я вообще говорить подобное!!»

– Нет, реально, это невозможно! Тебе лучше их не видеть! Только разочаруешься!!! Давай прекратим сейчас же, хорошо?! Хорошо?! Хорошо?!

Но Лева дернул бровями вверх, намекая на продолжение. Он ей нравился, и это несмотря на то, что был младше ее на три года. Мария задрала пуловер и прижала ладони к блузке.

– Смотри! Видишь? Здесь ничего! Ты должен признать это! Хах?! Ты хочешь сбежать, да?

«А что я буду делать, если Лева сбежит?» – Мария покосилась на горящие глаза юноши, осторожно вынула первую пуговицу из петельки, не хотела, но продолжала расстегивать блузку. Отвернулась от него и, задрав лифчик, показала грудь, на которой выступали слабые бугорки. А спустя несколько лет Галина как обычно убежала по своим делам и попросила ее дождаться дома. И Лева снова пристал к ней.

– Я… Я не могу этого сделать!!! Ты понимаешь, что грудь предназначена для кормления детей?!

– И…

– Что и?! А? Моя грудь!

– Ты ведь мне раньше показывала, – он так никому и не рассказал, что видел ее.

– Если ты не ребенок, тебе не нужна грудь, правда… Честно, не мооооогу… Лева, ты же понимаешь, что ты не ребенооок…

Но брат Галины не сдавался, его взгляд стал взрослым.

– Маленький Лева, если мама покажет тебе свою грудь, ты выслушаешь ее должным образом? Ты точно ребенок, Лева?.. – он как маленький и послушный, закивал. Она уже прикоснулась к пуговице, а юноша, не отрывая своего взгляда, следил, как Мария расстегнула рубашку, а после подняла вверх лифчик.

В этом было что-то удивительное, щемящее, даже щекочущее изнутри, маленькая тайна, которую знали только двое. А уже через полгода, наверное окончательно осмелев, попросил показать трусики.

– Впрочем, я их не ношу. Ха? Трусики? Ты хочешь их увидеть? Хм… Но разве это возможно? Смотри! – и Мария одной рукой потянула юбку вниз, а другой оголила бедро. – Я же говорила, что их не надела!

– Что это за веревочка? – он словно кот, что охотится на мышей, вцепился в нее и резко потянул на себя.

– Стой! Эй! Если ты продолжишь тянуть… Что? Ах! – но Лева, поняв, что его обманули, и не думал отпускать веревочку. И следующую секунду Мария, прижимая юбку, постаралась закрыть голые ягодицы.

– Извини, извини, я соврала. Мне очень жаль! Так что прекращай! Стоп! Стоп! Стоп!!! Говорю, они сейчас упадут!

Хлебников еще раз постучал ручкой по мольберту.

– Поблагодарим Марию, а теперь прошу сдавать ваши работы, и мы проведем дискуссию.

Девушка встала, не обращая ни на кого внимания, надела халат и вышла из аудитории. Влас посмотрел на свой рисунок, нехотя снял его и протянул Хлебникову.

– Итак, не расходимся, начинаем обсуждать работы. Прекратите хихикать, вы уже взрослые.

Минут десять шли разговоры, кто уловил линию спины, кто нарушил пропорции, кто неправильно наложил тени.

– Влас, я удивлен, – Хлебников достал его рисунок и прикрепил к стенду. – Ты нарисовал только лицо, а как же остальное? Не успел или был чем-то занят? – девушки засмеялись.