Черный Город

Натали

Я спешу по сверкающим белым ступенькам в региональную Сторожевую штаб-квартиру, мой новый дом. Одно крыло из белого мрамора все еще находится на реконструкции после артналета, но другое относительно невредимо. Не так как во всем остальном городе. Как, оказалось, построить Блэк Сити из дешевого шлакоблочного кирпича, было не самым мудрым решением наших предков. Если он начинал гореть, огонь было невозможно потушить. Конечно, для начала реакции требуется высокая температура, но откуда им было знать, что наш «великий предводитель» Пуриан Роуз будет использовать для бомбежек зажигательные снаряды?

Я скучаю по Сторожевой штаб-квартире в Центруме, в штате, где находится столица государства Доминион. Там мы провели последний год после того, как нас эвакуировали из Блэк Сити. Та была намного лучше, чем эта; проще, не такая роскошная. Мне никогда не нравилась штаб-квартира Блэк Сити, так же как и отцу — он не думал, что здесь безопасно, чтобы растить детей. Именно поэтому он настоял на том, чтобы мы жили в загородном поместье, где я и выросла. Он не мог так ошибаться. Но теперь я снова здесь, в Блэк Сити, в месте, которое никогда больше не желала бы увидеть снова.

Я прохожу мимо нескольких часовых входной двери, они приветствуют меня. Я провожу своим удостоверением личности через сканнер и вхожу в стерильный коридор. Под мышкой у меня куртка полукровки-Дарклинга. Ее отдала мне одурманенная девушка, говоря о том, что ей она не нужна. Только из-за того, что я просто держала куртку, по моей спине пробегала дрожь.

Я должна быть благодарна, что ничего серьезного сегодня вечером не случилось; было безрассудно бродить по городским улицам в одиночку после наступления темноты, но я просто хотела принести своей сестре Полли какой-нибудь сувенир из моего старого дома.

Я никогда не пошла бы в особняк после встречи с этим полукровкой. Я до сих пор не понимаю, почему он отпустил меня. Может, ему не терпелось убраться оттуда и оставить меня саму разбираться с той девчонкой под кайфом? Меня опять передернуло. «Расскажешь кому обо мне, и ты труп…» Я и не собираюсь никому говорить. В этом нет никакого смысла — мы больше никогда не увидимся.

Кроме того, я не хочу, чтобы у моей матери появился повод усилить мою охрану. Моего телохранителя, Себастьяна, вполне достаточно, спасибо большое. В конце концов, я могу обвести Себастьяна вокруг своего маленького пальчика и иногда получить немного свободы.

Я направилась прямо к лестнице, намереваясь найти Полли, когда светловолосая секретарша замахала рукой и посмотрела на меня.

— Эмиссар Бьюкенан ждет тебя. Она внизу в лаборатории.

— Но мне нельзя в лаборатории…?

Она пожимает плечами.

- Эмиссар Бьюкенан дала ясно понять, что желает встретиться с тобой там внизу.

У меня не было возможности избавиться от куртки Дарклинга, поэтому мне пришлось взять ее с собой, когда я вошла в стеклянный лифт, растерянная от того, что меня попросили спуститься в лабораторию. Почему мама позволила мне это именно сейчас? Двери лифта начинают закрываться, но между ними вклинивается рука, заставляя их открыться вновь. Свирепые зеленые глаза с яростью смотрят на меня.

— Я повсюду тебя искал, — бросает Себастьян, заходя следом за мной в лифт.

— Тебе не обязательно бегать за мной.

Себастьян стискивает зубы и бьет по кнопке подвального этажа. Лифт медленно опускается, пока мы стоим в тишине, пытаясь игнорировать возникшее между нами напряжение. В отражении стекла мне видно его лицо: широкие глаза, обрамленные густыми бровями; загорелая кожа оттенена однодневной щетиной; маленькая родинка на нижней губе, которую я целовала тысячи раз.

Но никогда больше не буду.

Мои мысли возвращаются к парню под мостом и на сердце появляется какое-то тянущее ощущение. Странно.

— Ну и? — говорит Себастьян.

— Что?

— Ты не хочешь извиниться за то, что заставила меня беспокоиться? — говорит он.

— Ты не хочешь извиниться за то, что охотился на меня как на какого-то Дарклинга?

— Не драматизируй.

— Все, чего я хотела, несколько минут одиночества, ты же не можешь дать мне даже этого. Ты всегда ходишь за мной.

— Это моя работа, — нетерпеливо говорит он. — Твоя мать попросила меня охранять тебя.

— Мне не нужна нянька. И к твоему сведению, единственной причиной, по которой она дала тебе эту работу, была моя просьба. Глупая просьба.

«В то время, когда я еще любила тебя».

Двери лифта со свистом открылись. Я протискиваюсь мимо Себастьяна и выхожу на металлическую платформу с видом на лабораторию.

Себастьян хватает меня за запястье.

- Ладно, хорошо, я признаю это. Я следил за тобой и что? Я беспокоюсь о тебе. Почему ты не можешь принять этот факт?

— Почему ты не можешь принять тот факт, что между нами все кончено? Кончено уже несколько месяцев назад.

— Потому что не могу. Я люблю тебя.

Я выдернула руку.

- Ты не любишь меня. Ты просто хочешь встречаться со мной, потому что думаешь, это поможет твоему продвижению по карьерной лестнице.

Его глаза потемнели.

- Не делай вид, что тебе это претит. Мы бы оба выиграли от этой договоренности. Я куплю тебе все, что захочешь; я дам тебе ту жизнь, к какой ты привыкла. Я постепенно иду к своей цели, Натали. Когда-нибудь я займу место Пуриана Роуза и хочу, чтобы ты была со мной, когда это случится.

— Как заманчиво звучит от тебя слово «договоренность», — с сарказмом говорю я. — Твоей девушкой снова я не стану никогда. Уж после того…

Мамин голос звучит из лаборатории внизу.

— Когда будет готов новый штамм, Крейвен? — спрашивает она.

— Несколько недель. Я думаю, мы выделили ген, который вызывает подобную проблему, — отвечает Крейвен.

— Лучше бы у тебя получилось. Я больше не могу допустить провалы, — говорит мама.

— Натали вернулась, — кричит им Себастьян.

— Спускайся, пришло время, чтобы ты это увидела, — говорит она.

Мы направляемся вниз в лабораторию, в место из бетона и стали, вызывающее клаустрофобию. И я в восторге от того, что могу, наконец-то, увидеть, что там находится. Справа от нас находится четыре двери, ведущие в клетки.

— Что там? — спрашиваю я Себастьяна.

— Образцы, конечно же.

Образцы? Я задыхаюсь, когда заглядываю в камеру через окошки.

Дарклинги.

Десятки и десятки их, засунутых в крошечные клетки, словно скот. Я была столь ошеломлена этим зрелищем, что не могла пошевелиться. Настолько же, насколько меня пугали Дарклинги, видеть их в тесноте всех вместе было также ужасающе.

В первой клетке была целая стая Дарклингов Шу'Цин — существа с пурпурными глазами и когтистыми ступнями, встречающиеся в Медеплавильном штате. Они были прикованы к стене тяжелыми серебряными цепями. Волосы у них были полностью сбриты, так что было трудно отличить особь мужского пола от женского. Они смотрят на меня стеклянными пустыми глазами, словно они уже мертвы.

Себастьян тянет меня за руку, пытаясь увести, но я должна увидеть то, что было годами от меня укрыто. Во второй клетке находится небольшая семья Дарклингов Нордин, свисающие с потолка вниз головой, их шелковистые крылья обернуты вокруг тел. Это самый редкий вид из ныне обитающих Дарклингов в вулканических регионах в штате Горного Волка. Они известны огненного цвета глазами и белоснежными волосами. Это единственная порода Дарклингов, у которых есть крылья, и которых я боюсь больше всего. Разъяренный, который убил моего отца, был из рода Дарклингов Нордин.

Себастьян захлопывает окошко клетки, насмехаясь над Дарклингами.

— Мы целые семьи находили прячущимися в домах по всему городу, — говорит он. — Понятия не имею, что творится в их крошечном умишке. Они знают, что это противозаконно перелазить через Пограничную Стену и все равно продолжают это делать.

Мой отец, должно быть, в гробу переворачивается. Он хотел помочь Дарклингам после того как стал свидетелем того ужаса переселения их в Пустынные Земли. Он потратил последние месяцы своей жизни на тайную работу для них и что получил взамен? Разъяренные убили его.

Мы продолжали идти. Мне было не видно, что находится внутри третьей клетки с серебристой меткой над дверью, потому, что окошечко было закрыто. В итоге я заглянула в последнюю клетку. Сгорбившись, спиной ко мне на полу сидел мальчик подросток. Я не видела его лица, но темные волосы и бледная кожа показались очень знакомыми. Это же полукровка! Они нашли его!

Почувствовав меня, мальчик поворачивает голову. Это вообще не полукровка, это Дарклинг Элока — наиболее распространенный вид в штатах по всей стране. Его лицо наполовину сгнило от вируса, превращающего его в Разъяренного. На меня накатывает отвращение.

Мама и доктор Крейвен, отец Себастьяна, стоят рядом с каталкой в центре комнаты, которая была похожа на окровавленную хирургическую клинику. Дарклинг лежит на носилках; по крайней мере, мне так кажется. Трудно сказать, когда они разрушаются до состояния Разъяренных, когда их поражает чума, убивающая Дарклингов. Все, что остается — это кости и зубы, скрытые под желеобразной мембраной.

Моя грудь сжимается, и я делаю глубокий вдох, боясь, что у меня начнется приступ паники, если я в скорости не выберусь отсюда. Я чувствую себя рыбкой в емкости с акулами, окруженная всеми этими монстрами. Если бы я знала, что лаборатории заполнены Темными, я никогда не пришла бы сюда.

— Не знаешь, который сейчас час? — спрашивает мама.

Я невинно смотрю вниз на старинные наручные часы, принадлежавшие моему отцу. Бронзовый корпус потемнел, цифры выцвели, но необычный, цвета слоновой кости, циферблат все еще отливает красивым золотистым цветом, словно покрытый блестящей лакировкой.

— И? — дожимает мама.

— Мне жаль, — мямлю я.

— Тебе жаль? Половина всей стражи искала тебя. Ты вообще знаешь, насколько опасно там? Комендантский час у нас не просто так. Что если бы на тебя напал Дарклинг?

На ум тут же приходят слова мальчишки-полукровки. Я прикусываю губу.

— Я думала ты уже выросла из того возраста, когда убегают по ночам. Хотела бы я знать, думаешь ли вообще когда-нибудь, Натали, — говорит она.

А почему бы просто об этом не спросить? Но она никогда не спрашивает. Мама любит думать за меня. В таком случае я могу выглядеть хорошей и послушной дочерью. Может быть, если бы она оставила меня в покое, хоть раз, у меня не возникало бы желания убежать. Колеся по ночным улицам, я чувствую себя свободной.

— Я лишаю тебя карманных расходов на месяц, — говорит мама.

— Но…

— Это окончательно. И больше никаких ночных прогулок, тебе понятно, юная леди?

— Да, мама.

Дарклинг на каталке издает жалобный стон и смотрит своими желтыми глазами на меня. Они зловеще пусты и я понимаю, чего им не хватает: надежды. Взволнованная, я отвернулась, не имея ни малейшего желания его жалеть, несмотря на то, что часть меня это желала.

Крейвен приспускает хирургическую маску и одаривает меня улыбкой во все зубы. Он такой же высокий, как Себастьян, и у них у обоих зеленые глаза. Единственное различие — это волосы. У него они тонкие цвета меди, тогда как у Себастьяна они русые и вьющиеся. Крейвен — глава Анти-Дарклингового Научного и Технологического Департамента, в котором они создают оружие, защищающее нас от Темных.

— Ты сильно подросла с тех пор, как я видел тебя последний раз, — говорит он.

— Год прошел. Сейчас мне шестнадцать.

— Надеюсь, мой сын хорошо о тебе заботился там, в Центруме? — спрашивает он.

— Конечно, я хорошо заботился о ней, — отвечает Себастьян.

Мешанина эмоций скручивает мой живот. По крайней мере, Себастьяну не за что стыдиться. Он остался жить со мной, мамой и Полли, когда нас эвакуировали в Центрум, а Крейвену было приказано остаться в Блэк Сити, чтобы продолжить свою работу. Себастьян был приписан ко мне в качестве персонального телохранителя и это был отличный план до тех пор… до тех пор, пока не произошло одно событие. Ненавижу думать об этом.

— Что ты делаешь с тем Дарклингом? — спрашиваю я Крейвена.

— Тестирую новый спрей от превращения в Разъяренных, — радостно говорит он, показывая на аэрозоль, стоящий на верстаке.

На баллончике были написаны слова «Уходи, спрей от Разъяренных внутри!» угловатыми красными буквами. Еще один аэрозоль? Они, похоже, каждый месяц выпускают новый. Я боюсь, что это рынок, у которого огромный спрос; все бояться нападения Разъяренных. Это ужасный способ умереть.

— Это всего лишь прототип, но он очень эффективен. Смотри, — Крейвен поднимает аэрозоль и распыляет вонючий газ на Дарклинга, лежащего на каталке. Существо немедленно начинает корчиться от боли.

Себастьян закрывает нос от отвратительного запаха, в то время как я прикрываю рот, чтобы скрыть свой ужас. Это не наука — это пытки.

— Превосходная работа, Крейвен, — говорит мама.

Я увидела достаточно.

— Можно мне уйти, пожалуйста? — спрашиваю я маму.

— Не надо быть такой чувствительной. Это просто животное, — бросает мама. — Тебе следует быть жестче, если хочешь здесь работать.

— Что ты имеешь виду? — спрашиваю я, сбитая с толку.

— Ты была принята в Ускоренную Научную программу, — говорит Крейвен. — После того, как закончишь этот школьный год, ты станешь моим интерном. Мне кажется, тебе захочется увидеть, где ты будешь работать ближайшие пять лет. Обещаю, что не буду относиться к тебе как к рабыне.

— Поздравляю, — говорит Себастьян.

Мои плечи опускаются, я думаю, что это, должно быть, шутка.

- Я подала запрос на Политическую программу.

— Я подумала, что карьера политика не для тебя, — говорит мама.

— Ты поменяла мой запрос, даже не посоветовавшись со мной?

— Я знаю, что будет для тебя лучше. Не все из нас рождены для политики, Натали, — говорит мама.

— Но…

— Не будь неблагодарной. Не очень многие получают возможность поступить в Ускоренную программу, и Крейвен дернул за нужные ниточки, чтобы ты попала в Научную программу.

Почему бы маме не «подергать за нужные ниточки», чтобы я попала в Политическую программу, как я хотела? И карьерный и денежный вопрос там куда перспективнее; не говоря уже о том, что все мои друзья из Центрума записались именно в неё. Я не хочу быть единственной, кто этого не сделал. Это так неприятно, особенно с тех пор, как моя мать стала Эмиссаром.

— Не унывай, душечка. Работать со мной не так уж и плохо, — говорит Крейвен.

Что-то в этом я сомневаюсь. Никаким образом не хочу принимать участия в его «научных экспериментах». Это, видимо, очень явно отразилось на моем лице, потому что у мамы вырвался усталый, разраженный вздох — звук, который очень мне знаком. Вся моя жизнь — сплошное её разочарование. Я устала от этого.

Значит, моя мать хочет закалить меня? Отлично! Моё выражение лица становится ледяным и сухим, насколько возможно. Я решаю вести себя так, словно все происходящее вокруг меня, меня же и не касается. При этом все, чего я хочу, это сбежать.

Крейвен возвращается к Дарклингу на каталке. Существо снова поворачивает голову в моем направлении, мои глаза прикованы к его груди, в которой под прозрачной кожей пульсирует два сердца. Одно сердце значительно меньше другого, но бьется чаще.

Крейвен замечает мой взгляд.

— То, которое больше, основное. А это просто дублирующее, — говорит он, показывая на меньшее. — Как правило, они не бьются, но иногда нам попадаются случаи, как сейчас, когда они запущены, хотя мы не уверены, как и почему. Это увлекательно, почти также увлекательно как физиология полукровок. Чего бы я только не отдал, чтобы добраться до одного из них. Живое существо без сердцебиения…

Себастьян громко зевает. Он ненавидит разговоры о науке.

Крейвен бормочет себе что-то под нос, беря в руки шприц и втыкая иглу в руку Дарклингу. Липкая кровь заполняет емкость, Дарклинг издает дикий вопль, разбрызгивая повсюду слюну. Некоторые капли попадают мне на лицо.

— Я ведь не превращусь сейчас в Разъяренного? — паникую я, думая о зараженной слизи, покрывающей мое лицо.

— Нет, душечка, — смеется Крейвен. — Настолько глубоко вирус поражает только Дарклингов, полукровок, и некоторых отдельных собак. Но и им нужно быть укушенными или выпить зараженной крови.

Мне не нравится, каким тоном он произносит «настолько глубоко», словно есть вероятность, что вирус распространится и на людей.

Он ставит образец с кровью на шкаф рядом с острыми деревянными кольями.

— Готова к своему завтрашнему важному дню? — говорит он.

Не могу поверить, что он хочет поговорить о моей школе здесь, в этом месте. Тогда я напоминаю себе, что должна вести себя так, словно меня это не задевает.

— Почему я должна туда идти? Почему я не могу быть на домашнем обучении? — говорю я.

— Потому что Пуриан Роуз требует от тебя ходить в школу, — говорит мама и холодок пробегает по моей коже от упоминания его имени.

— Почему? — спрашиваю я.

Мама и Себастьян обмениваются понимающим взглядом.

— Потому что Пуриан Роуз так говорит. Это его приказ, так что ты будешь делать то, что тебе сказано, — говорит мама.

— У меня не будет ничего общего с другими ребятами. Они все Бутцы. Они возненавидят меня, — говорю я.

Между рабочим классом, называемым Бутцами из-за ужасных кожаных ботинок, и людьми из Центрума, правящим классом, всегда существовала напряженность. Только те, кто из Центрума могли работать в административном управлении, именно поэтому его называют Правительством Центрума; это просто способ напомнить Бутцам их место.

— Так нечестно. Мне нравится моя Сторожевая школа вместе с моими Сторожевыми друзьями, — продолжаю я.

— Просто делай так, как тебе велено, Натали, — шипит мама. — Я не хочу, чтобы ты разозлила Пуриан Роуз; тебе ведь известно какой он. Хочешь снова подвергнуть риску свою сестру?

— Нет, — шепчу я, к горлу подкатывает ком страха.

Себастьян бросает на меня сочувствующий взгляд. Ему хорошо известно, что случилось с Полли. Я доверилась ему, когда мы встречались, да и мама рассказала Крейвену, поскольку он единственный близкий ей человек в Блэк Сити.

— Хотите, я останусь с Натали и удостоверюсь, что она доберется куда надо? — спрашивает Себастьян.

— Нет! Мама, пожалуйста. Мне не нужен телохранитель, когда я в школе. Там безопасно, — говорю я.

С тех пор, как Полли была ранена, мама решила, что мне необходим телохранитель, следящий за каждым моим движением. Это просто душит меня.

— Он может отвозить меня туда по утрам и забирать в обед, — предлагаю я быстро. — Пожалуйста. Я не хочу быть единственной, у кого есть телохранитель. Это сделает меня объектом для придирок куда больше, чем любая другая причина.

Мама обдумывает это. Она смотрит на Себастьяна.

- Убедись, что приводишь её туда и обратно каждый день, без заигрываний.

— Да, Эмиссар.

— Я позвоню директору и договорюсь, чтобы какая-нибудь девочка составила ей компанию, — отвечает мама.

— Мне не нужен друг напрокат, — говорю я.

Мама смотрит на меня испепеляющим взглядом.

Существо на каталке рядом со мной шевелится, и я заставляю себя не обращать на него внимания.

Мама замечает, что у меня в руке все еще находится куртка Дарклинга.

- Где ты это взяла?

— Поменялась, — говорю я быстро. — Думала, что буду носить её в школу, чтобы не отличаться от остальных детей. — Отличная идея на самом деле!

— Моя дочь не станет носить одежду Бутцов.

— Мне будет трудно вписаться в коллектив. Я должна выглядеть как они, — говорю я.

Она открывает, было, рот, чтобы затеять спор.

— Да, пока не забыл! — говорит с преувеличенной жизнерадостностью Крейвен, когда проходит по лаборатории, достает из ящика стола баночку с таблетками и отдает мне: — Здесь достаточно лекарств, чтобы тебе хватило на месяц. Да, твой пропуск действителен для лаборатории; не стесняйся, приходи, когда захочешь, и я покажу тебе все оборудование. Добро пожаловать в команду.

Я взяла бутылочку с лекарством для сердца в руку. Я не должна настолько зависеть от белых маленьких таблеточек. Еще одна вещь, которая управляет моей жизнью.

На каталке Дарклинг внезапно вопит от боли, заставляя остальных Темных в клетках выть с ним в унисон. Крейвен берет с верстака деревянный кол и два раза погружает его в грудь существа, пронзая оба сердца. Он бьется в агонии несколько секунд, разбрызгивая кровь и слюни, после чего безжизненно падает на каталку.

— Неужели было необходимо убивать его, когда я стою так близко? — восклицает Себастьян, стирая со своей красной куртки слизь от Дарклинга.

— Я проявил гуманизм. Ему было больно, — отвечает Крейвен. — Акация убивает мгновенно. Лучше так, чем умирать Разъяренным.

Он смотрит на маму, которая отвечает ему ледяным взглядом.

Крейвен открывает металлический ящик, достает бледно-зеленую хирургическую простынь и накрывает мертвое тело Дарклинга. Кровь пропитывает материал, напоминая мне кровь отца, проступающую сквозь одежду…

Мне обязательно нужно уйти отсюда прямо сейчас.

Я бросаюсь наверх в комнату Полли. Это единственный человек, с которым мне хочется проводить дни. Она сидит в простом деревянном кресле напротив окна, глядя на опущенные шторы, руку сложены на коленях. Она не узнает меня, но я и не жду, что она узнает — она почти не разговаривает с той ночи, когда погиб отец. Доктора говорят, что это посттравматический стресс. Иногда её поведение становится нормальным и кажется, что моя старшая сестра вернулась, но большую часть времени она находится в ловушке своего собственного разума. Порой она целыми днями ни с кем не разговаривает. Иногда молчит неделями.

Наша домработница Марта уже распаковала её одежду и вещи. Не то, чтобы моей сестре было нужно много одежды, поскольку большую часть времени она проводила в халате и тапочках. По всей комнате были развешаны фотографии Полли: балетные фотографии её сольных концертов и школьных постановок; кадры, сделанные папарацци в дни её яркой прошлой жизни; черно-белые портреты известного художника Кендра, которому мама заплатила деньги, стиснув зубы. Она такая изящная и красивая на всех фотографиях. У неё всегда была мечта стать сногсшибательной актрисой в Центруме, а теперь этого никогда не случится. Я не знаю, как она может находиться среди всех этих фотографий, напоминающих ей о том, что она потеряла.

На некоторых из них есть и Себастьян. Они были однокурсниками, он был без ума от неё так же, как я была одержима им. Когда она отвергла его, он выбрал вторую из лучших — меня. В то время это не имело для меня значение, было важно, что такой привлекательный парень, который был старше меня, пожелал со мной встречаться. Знаю, что я с Полли и рядом не стояла. Она высокая, с шелковистыми прямыми волосами и роскошными серебристо-серыми глазами. Я же невысокого роста, у меня голубые глаза и необузданные вьющиеся светлые волосы. Как у отца. Сложно найти в нас общие черты и сказать, что мы родственники.

Я положила мундир полукровки у ног Полли и раздвинула шторы. Звездный свет осветил её лицо, открывая рваные, как лоскутное одеяло, шрамы на коже. Одна сторона лица была неузнаваема, изрезанная плоть искривила некогда прекрасные черты. Но вот что странно: я не замечаю её шрамов; она все равно выглядит для меня как моя старшая сестра.

Серебристые глаза Полли устремляются к зеленому мундиру на полу.

— Я нашла его. Ну, вообще-то я не находила его, — я рассказываю ей о встрече с полукровкой под постом. — Это безумие какое-то, он мог меня убить. Если мама узнает или Пуриан Роуз…

Она смотрит на меня сверху вниз.

— Я ничего такого глупого больше не сделаю, обещаю. Я не стану рисковать тобой.

Она хватает меня за запястье и тянет к себе, внезапный порыв меня удивляет. У неё очень напряженное выражение лица.

— Не бойся делать то, что считаешь правильным. Пусть смерть отца не будет бессмысленной.

Она отпускает меня и её глаза затуманиваются, теряются в мире её фантазий. Иногда я завидую ей; должно быть, хорошо жить в другой реальности. Я целую её в лоб, подбираю китель и направляюсь в свою спальню, её слова звучат у меня в голове. «Не бойся делать то, что считаешь правильным». Как она может так думать после всего того, что произошло с ней и отцом? Она всегда была смелее, чем я.

Я вхожу в свою комнату и отталкиваю ногой нераспечатанные картонные коробки, стоящие в беспорядке на белом плюшевом ковре. Балконные окна открыты весь день и здесь по-зимнему холодно, но я так люблю. Я бросаю темно-зеленый мундир рядом со своей подушкой и швыряю таблетки в потрепанный рюкзачок.

Марта убирает в гардероб мою новую черно-красную школьную форму. Она единственная из Дарклингов, кого я могу выносить рядом все эти дни. Но это, потому что я знаю её всю свою жизнь. Кроме того в ней нет угрозы. Всех одомашненных Дарклингов стерилизуют, когда они начинают работать в семьях Стражей.

Я вздыхаю, переворачиваясь на своей кровати королевских размеров.

— Хочешь, я разберу эти коробки? — спрашивает Марта.

— Нет, я не буду их распаковывать. Я не останусь. Как только переговоры о границах закончатся, я тут же вернусь в Центрум.

Она улыбается мне грустной улыбкой. Мы обе знаем, что в Центрум никогда не вернемся.

— А, чуть не забыла. У меня для тебя есть подарок, — я роюсь в одной из коробок пока не нахожу маленькую квадратную коробочку, завернутую в причудливую бумагу и отдаю Марте. Она аккуратно разворачивает и открывает коробочку, доставая оттуда браслет, сделанный из крученых нитей белого и желтого золота.

— Там есть гравировка, — говорю я.

Марта читает надпись: Марта Жао #00118. Собственность Натали Бьюкенен, Блэк Сити Штаб-Квартира, район Узел.

— Это твой новый идентификационный браслет. Нравится? — спрашиваю я.

Марта слегка кивает, ничего не говоря. Она должна быть удивлена; это очень дорогой подарок. Она надевает его.

Слышится шипящий звук и в балконном окне появляется мой котик Трюфелёк, он запрыгивает через перила и коврик в комнату. Его золотые глаза внимательно смотрят на Марту. Несмотря на то, что он выглядит как пестрый меховой шар, он в десять раз по размерам больше, чем обычная кошка. Он опять шипит на мою горничную.

— Пожалуй, я пойду. Прежде, чем эта кошка нападет на меня, — говорит Марта.

Она уходит и Трюфелёк прыгает ко мне на кровать и взбирается на мои колени. Я чешу ему спинку и бархатные розовые ушки.

— Ну, и где же ты был, а? — Трюфелёк мурлычет и тычется носом в мою руку.

Он спрыгивает с моих колен и обнюхивает зеленый мундир, лежащий на моей подушке, а потом вопросительно мяукает. Я с любопытством роюсь в карманах, хочу посмотреть, что внутри. Все, что я нахожу, это горсть мелочи, пачку сигарет и старую игральную карту. На рубашке переплетались спирали и волны, словно живые, они создавали новый рисунок с каждой секундой. Я переворачиваю карту и под своими пальцами вижу два сердца: красное и черное.

Я сбрасываю мундир на пол, откидываюсь на спину, глядя в потолок. Когда мы были детьми, мы с Полли играли в одну из разновидностей Шпиона, когда мы искали изображение на фигурной штукатурке. Я находила льва, кролика с тремя ушами, феникса, лицо парня-Дарклинга… Мои веки тяжелеют. Я быстро погружаюсь в глубокий, беспокойный сон, который наполнен кошмарными видениями.

* * *

Я стою в темной и пустой пещере. Пространство огромное, здесь страшно и я понимаю, что что-то не так. Стены какие-то странные. Я протягиваю руку и касаюсь гладкого камня, ожидая, что он окажется холодным и твердым, но вместо этого, он теплый и скользкий. Я отдергиваю руку. Мои пальцы липкие от крови.

Где-то в темноте что-то шевелится. Я не одна.

Во мне растет страх. Я помню, что украла что-то, что-то ценное, но не могу вспомнить, что именно. Все, что мне известно, они хотят это вернуть. Я должна выбраться отсюда прежде, чем меня найдут. Я пытаюсь пошевелиться, но ноги прилипли к мокрой, рыхлой земле. Я чувствую, как Что-то приближается, оно ищет меня. Я стараюсь оставаться спокойной, но потом происходит… Пещера начинает сжиматься вокруг меня. На меня накатывает паника, когда стены становятся все ближе и ближе, пока они не сжимают меня. Я не могу дышать, я задыхаюсь…

* * *

Я мгновенно просыпаюсь, кожа покрыта потом, сердце бешено стучит. Этот ночной кошмар снится мне с тех пор, когда я была еще маленькой девочкой, и все еще меня пугает. Я достаю одну из таблеток, которые дал мне Крейвен, и иду на балкон, глотнуть свежего воздуха.

Отсюда здания мерцают как угли. Вдалеке я могу различить линию Пограничной Стены. Кажется, что Центрум был в моей прошлой далекой жизни. Ненавижу находиться здесь. Внутри ощущаю пустоту. Я совсем одна: отца больше нет, мать едва ли замечает моё существование, а сестра большую часть времени ведет себя, как зомби.

Трюфелёк, зевая, торопится меня поприветствовать.

— Ты знаешь, вообще-то кошки — ночные создания, — говорю я.

Он мяукает в ответ и прыгает на мраморные перила.

— По крайне мере, у меня есть ты, — говорю я.

Его шерсть вздымается дыбом, и он бросается обратно в мою спальню.

Я всматриваюсь в темноту, пытаясь разглядеть, что так его напугало, но ничего не нахожу. Безумный кот.

Однако я не могу отделаться от ощущения, что кто-то за мной наблюдает.