Черный «Рендж Ровер» заприметила ещё на заправке. Хозяина разглядеть не удалось – стёкла тонированные. Коротко остриженный затылок, да белая футболка, всё, что я успела увидеть, пока он садился в тачку. Номер не запомнила, ни к чему, зато, когда он вновь попался на трассе, отчего-то была уверена: автомобиль тот же. Водитель плелся себе спокойно в правом ряду, однако, стоило его обогнать, как он переместился в левый и нетерпеливо мигнул мне фарами.
– Да ради бога, – высказалась я вслух и перестроилась, пропуская его.
Машина пронеслась мимо, впрочем, через метров триста водила вновь «ушел» в правый ряд. Потом он ещё неоднократно мелькал перед глазами, курсируя между машин туда-сюда. Вот не движется человеку в одном ряду! Я глянула на спидометр, прикинула его скорость, вполне возможно влепить ему штраф за превышение. Или за тонировку, злорадно решила я. А потом и вовсе удивилась – мне-то какая разница? Какое мне дело до него и его манеры езды? Я прибавила звук в магнитоле и посоветовала себе сосредоточиться на более занимательных вещах, к тому же, было о чём подумать.
Ты же едешь к маме именно подумать, «подчеркнула» себе. Можешь начинать прямо сейчас.
В моих ближайших планах значилось – принять решение. По сути, мне казалось, я валяю дурака, а решение давно принято, но я упрямо ехала «проветриться и осмыслить». Мой нынешний работодатель Валерий Сергеевич Каменских, а теперь и гипотетический жених, сделал мне предложение. Гипотетическим он оставался поскольку кольцо я не приняла, оставив себе время «на подумать». Меня смущал его недавний развод (тут слава богам причиной размолвки я не являлась, развелся он без моей на то помощи) и разница в возрасте. Десять лет, безусловно, не пропасть, но всё же… Наличие двух детей от первого брака, а дети – это серьезно. И в главных, раз уж я задаюсь такими прагматичными вопросами, выходит и вовсе замуж за него не готова? Как по мне, если любишь, так и думать нечего – радоваться нужно, ликовать и прыгать до потолка. А я совершенно не понимала люблю ли... Хотя Леська утверждает: любовь в семье не главное. Достаток и уважение, вот на чём строится, по её мнению, крепкая семья.
В общем, я взяла двухнедельный отпуск и отправилась на историческую родину, неприметный поселок с оригинальным названием «Поселок», в шестидесяти километрах от шумного мегаполиса. Безусловно, и отдыхать, и думать куда приятнее на берегу моря или океана, однако, если решение окажется положительным в пользу брака, мне потребуется подготовить к нему семью. Под семьей в частности подразумевается мать, а она у меня… хм… пьющая. Если честно, я несколько стеснялась данного факта.
Подвывая двум Машам «мама, я танцую», я свернула с шумной магистрали и оказалась на проселочной дороге. Лес обступил дорогу плотнее, шелестя зелеными кронами, до места назначения оставалось километров восемь. По коже поползли мурашки – шутка ли, полгода не была! – впереди мелькнул примеченный джип, лоснясь на солнце черными боками. Интересно, что понадобилось хозяину подобной тачки в нашей дыре? Может он, как и я, едет навестить родителей?
Телефон зазвонил почему-то из-под сиденья. Когда он успел там очутиться мне неведомо, но и не удивительно – организованность никогда не являлась моей сильной стороной. Аппарат, судя по издаваемым звукам, норовил переорать магнитолу, я немного склонилась и стала шарить одной рукой по полу, придерживая второй руль. От дороги отвлеклась буквально на секунду, скользнула пальцами по глади экрана, почти подхватила телефон, подняла глаза и снова выронила его...
Я неслась прямехонько в «задницу» остановившемуся впереди Роверу. Взвизгнули тормоза – хана покрышкам. И черт бы с ними, если б спасло от столкновения, но везением в этот момент нисколько не пахло. Даже флёра, легкого налета или робкого намёка на таковой не присутствовало. Впрочем, удар вышел не столь сильным, успела порядочно сбросить скорость, а это ли не везение?
И я, и хозяин джипа выскочили на дорогу. Темноволосый парень лет тридцати смачно выругался, обалдело глазея на свой бампер. Парень оказался крупным, вполне симпатичным, но взгляд его не сулил ничего хорошего. Я предпочла не отходить далеко от своей двери, чтобы в случае чего иметь возможность «спасаться бегством». Или на худой конец вернуться в салон и попросту заблокировать дверь. Слегка вытянула шею и привстала на цыпочки, пытаясь узреть масштабы случившейся катастрофы. Как ни крути, а въехала в «зад» сама, считай – виновата. В сравнении с его махиной, моя старушка «Мазда» выглядела куда плачевнее. Капот, бампер, фара – мысленно перечислила я, прикидывая, во сколько это удовольствие обойдется мне в купюрах.
– Здрасьте-приехали, – нараспев протянул он и язвительно заметил: – Какого хрена ты напялила тёмные очки, если ни черта в них не отображаешь?
– А какого хрена ты тормозишь посреди дороги?! – в тон ему заметила я и подняла очки на макушку.
– Ты?! – округлил он глаза, совершенно искренне при этом удивляясь. Я спешно осмотрела себя, пытаясь найти в себе хоть одну причину, для столь бурной реакции. Не нашла ни единой, развела в стороны руки и не придумала ничего лучше, как подтвердить очевидное:
– Я.
– Тебе не надоело меня преследовать?! – Это уж вовсе никуда не годилось. Одна мимолётная встреча на трассе, да косвенная на заправке ещё не давали ему повода мыслить в подобном направлении. С какой-такой радости он решил, будто я его преследую? Тоже мне, звезда мирового масштаба. Я уже собралась выразить мужчине своё недовольство, как он приказал: – Забудь обо мне.
– Четыре года безаварийной езды и надо же! Угораздило столкнуться с идиотом, – простонала я и порадовала его: – А выглядишь абсолютно здоровым.
Подъехала к дому, где провела восемнадцать лет своей жизни, вышла из машины и осмотрелась. Чей-то черный кот нахально дрых в баб Тасиной клумбе, примяв вытянувшуюся молодую поросль. «Ох, и влетит же тебе!» У гаражей два пацана возились с велосипедом, немного поглазели на мою машину и вернулись к своему занятию. Я их не интересовала вовсе. Черемуха давно отцвела, зато сирень ещё радовала глаз. Я сорвала одну кисть лиловых соцветий и попыталась найти пяти лепестковое. Нашла, загадала желание и сунула в рот. Пожевала и проглотила, как в детстве. Господи, как давно и недавно это было, хоть одно сбылось?! Попыталась припомнить детские мечты – несколько сбылось, из тех, что самые банальные. Машина вон, например. С тоской в очах, я покосилась на капот и вздохнула: ладно, чего теперь горевать, отремонтирую, главное сама целёхонька.
Маму я навещала последний раз в декабре, накануне нового года. Шальная мысль, отметить праздник вместе, выветрилась из меня утром тридцать первого, благодаря мамуле и её сожителю Мишане. Михаил Андреич, будучи в одном исподнем, с хрипотцой и задором с самого утра выводил «Три белых коня», под бодрый мамин аккомпанемент. Я спешно умывалась и собирала вещи, тихо радуясь, что мама ещё не научилась бренчать шансон. Провожали меня весело, под «Зимнюю вишню», и искренне недоумевали «чего это я выдумала уехать».
Могу с уверенностью заявить, зимой дом выглядел более уныло. Усыпанные листвой сирень и акация сейчас прикрывали значительную часть некогда белого фасада, с потрескавшейся местами штукатуркой. Я вошла в пропахнувший сыростью подъезд, миновала три деревянных ступени и встала у перил. Дом у нас одно подъездный, двухэтажный на восемь квартир, соответственно, по четыре на этаже. Наша и баб Тасина двери свежеокрашены серой краской, в параллельном ряду соседи сменили на современные, металлические. Может и матери заменить? Тишина стояла на этаже подозрительная, небывалая, сказала бы я. Даже телевизора из квартиры соседки не слышно, а баба Тася любит вздремнуть под сериал, причем убавлять громкость ей никогда не приходило в голову.
Квартира оказалась не заперта. Я толкнула дверь, скинула в прихожей кеды и прошла в кухню. Чисто. Хороший знак. Пару чайных кружек на дне раковины в расчет не беру, хотя ещё не факт, что из них пили именно чай. Живая душа нашлась в количестве одной штуки: Мишаня спал на диване в гостиной, притулив голову на свои ладони.
– Михаил Андреевич, – громко позвала я. Особо он мне не нужен, да негоже вполне здоровому мужику днём почивать. – Мама где?
Он подскочил по-солдатски, присел, вытянулся в струнку и только после распахнул глаза. Именно распахнул. Ресницам, обрамляющим веки Мишани, позавидует любая девушка. Сфокусировал на мне недоверчивый взгляд, убеждаясь, что я не мираж, а стою перед ним из плоти и крови, крякнул и заголосил:
– Вот те раз! Женечка наша приехала! Ух, ты ж! Ух!
Мишаня подскочил, хлопнул себя по ляжкам и присовокупил что-то о счастье привалившем в дом. Под этим счастьем, судя по всему, подразумевалась я. Хотя не исключаю, что радовался он, узрев повод «отметить знаменательное событие».
– Мама где? – повторила я вопрос.
– Так на работе она, Жень. На работу ж устроилась, к помещику нашему. Хорошая работёнка, не пыльная, всех делов раз в день полы в офисе помыть.
– Отпад, – буркнула я.
– Чего, Женёк?
– Супер, говорю! От учителя до поломойки – блестящая карьера! – Андреич скуксился, предвкушая возможную нотацию от меня, и загрустил. Напрасно, кстати, я сейчас не в том расположении. – Идемте, с сумками мне поможете.
Он засеменил за мной на улицу, забежал вперед, распахнул мне подъездную дверь. Сама галантность, в трико и мятой футболке. Вообще-то, Мишаня вполне приятный, несмотря на рассечённую по молодости бровь и абсолютно лысую голову. Шрам хоть и придавал ему залихватский вид, зато ресницы сглаживали. Этакий вечный рубаха-парень, несмотря на свои пятьдесят. Здоровьем не обижен, только работать не любил, прикрываясь всякий раз своей судимостью. Мол, не берут никуда. Сколько его знаю, перебивается случайными заработками.
Когда он появился в нашем доме, я долго скандалила с мамой, кричала «только уголовников нам не хватало!», мать гордо вскидывала голову, называла его страдальцем, сидевшим по политической статье. На деле всё оказалось куда прозаичнее и сидел он за драку в пивнушке, а вот поскандалил с товарищем, как раз, не сойдясь в политических взглядах. Не знаю какой он ключик подобрал к маме, но я на тот момент уже переселилась в город и в итоге смирилась с его присутствием в доме. С его появлением мать и пить стала как будто реже.
Запила она через полгода после ухода отца из семьи. Оба они трудились в местной школе, мама учитель музыки, отец физкультуры. Перейдя сорокалетний рубеж, папа спутался с приезжей учительницей, молодым специалистом, мать не выдержала пересудов в школе. Расставались они тихо, интеллигентно, почти без скандала. Папа робко заявил, что имеет право на половину имущества, мама вручила ему его гантели и присовокупила:
– Пилите гири, Шура, они золотые!
Дело в том, что кроме музыки, мама увлекалась советским кинематографом и в её речи частенько проскальзывали подобные цитаты. Она просто обожала крылатые фразы. Думаю, не трудно догадаться, что моего отца зовут Александр.
Работать в одном коллективе не представлялось возможным и, как только закончился учебный год, отец, с его новоиспеченной пассией, уехал пытать счастья за триста километров от родины. Мама купила путевку и уехала в санаторий, подлечить душевное равновесие. Но либо не там лечила, либо раны оказались гораздо глубже. Летом она ещё держалась, к концу первой четверти всё чаще вечерами закрывалась в своей комнате, а по утрам особо тщательно и подолгу чистила зубы. Мусор стала выносить сама. Мы с сестрой тогда учились в одиннадцатом и вполне могли сообразить, что к чему.
Первое, что надлежало сделать – перезвонить Леське. Я оставила Михаил Андреича в кухне разбирать продукты, а сама улизнула в нашу девичью спальню.
– Привет, Лесь, – начала я разговор. Она поздоровалась в ответ и заявила:
– Ерунду ты придумала.
– Чего это сразу ерунду? – обиделась я, решив, что эта самая «ерунда» придуманный мной накануне слоган. – Заказчик утвердил? Утвердил. Деньги перевел? Перевел. Чего тебя не устраивает?
– Да не про то я, – отмахнулась Леська. – Зря ты уехала. Выдумала тоже, дурью маешься. Такие предложения не каждый день делают и даже не каждый год. Вот возьмет какая-нибудь и охмурит Валерона, пока ты там прохлаждаешься.
– Значит грош ему цена, раз его так легко охмурить. И вообще, прекрати его так называть, ей богу. Ну, что за Валерон, в самом деле?!
– Интересненькое дельце… вся контора зовет, а я значит не…
– Ты не вся контора, ты моя подруга.
– Ладно, – вяло протянула она. – Как ты доехала?
– Благодаря твоему звонку феерично! – воскликнула я и рассказала про аварию. Леська принялась выспрашивать подробности, но выходило так, что внешний вид мужчины интересовал её гораздо больше, чем моё израненное авто. Она в мельчайших подробностях вызнала детали и разочарованно укорила:
– Дура, прости господи! Это столько счастья, да в одни руки подвалило, а ты…
– А что я?
– Да кто ж, мужиков на таких тачках из коготков выпускает? Даже не познакомилась, дурында!
– Только папенькиных сынков мне не хватало, я ещё с Валериком не разобралась.
– Все мы чьи-то дети: папины, мамины… – философски заметила Леська. – Мужика упустила, чует моё сердце и Валерика профукаешь.
Я поспешила проститься с подругой, потому как, норовила вспылить. Очень «чесалось» присоветовать забрать уже Валерия Сергеевича себе. В порядке бреда, не иначе. Ведь разве не бред распоряжаться людьми, даже без пяти минут женихами, предлагая их словно вещь?
Хотя, если разобраться, то и жених он какой-то… ненастоящий. Нет, предложение он мне сделал вполне конкретное, только сейчас так не принято. В наше время пары для начала присматриваются друг к другу, встречаются, вместе живут, проверить совместимость в быту, и только после соединяют себя узами брака. А мы на свидания ходили пару раз. Господи, да мы поцеловались единожды! И уже на следующий день он сделал мне предложение, завалившись в офис с цветами. Я было заподозрила его в коварстве, да только никакого меркантильного интереса с его стороны и быть не могло. Чего с меня взять? Обычный штатный сотрудник, рекламного агентства. Скорее в расчетливости при желании можно обвинить меня.
«Радуйся, тебя мужик в постель, через загс тащит, а ты кобенишься!», – поучала меня Леська. Её послушать, так замуж хоть каждый год бегай. Главное – достаток.
Я же, напротив, принимать предложение не спешила. Безусловно, внимание босса лестно, но сказать «люблю» – не готова. Слишком громкое слово. Особенное.
С этими мыслями и вернулась в кухню. Михаил Андреевич в приподнятом настроении чистил картошку. Я присоединилась к нему, сообща мы сгоношили вполне презентабельный ужин. Мать вернулась, когда мы уже вовсю накрывали на стол.
– О! – воскликнула она, появившись в дверях кухни. – Дочура никак пожаловала!
Я водрузила на стол миску с салатом, поздоровалась и припала к её щеке с поцелуем. «Ой, лиса!», – хитро прошептала она, а я опровергла:
– Не лиса, а соскучилась.
– Чего ты, Люд, в самом деле, – подал голос Мишаня. Засуетился, взял из маминых рук сумку, одним глазом заглянул внутрь и предложил: – Давайте, ужинать. Поспел как раз.
За столом оба явно томились, косились в мою сторону и вздыхали. Разговор поддерживали вяло, заунывно. Суть этих воздыханий была ясна, как божий день. «Никаких за встречу», объявила им я и продолжала уминать котлеты.
– Будем пить чай, я торт привезла. – И действительно встала, разлила чай по чашкам и водрузила в центр стола бисквитное великолепие. Мишаня приуныл, а мать даже бровью не повела: улыбнулась мне, порезала торт на порции и присела, гордо выпрямив спину, словно давала концерт в актовом зале школы. Поблажкам тут не место, моё отношение им прекрасно известно, не обращая на поселившееся в семейных рядах унынье, я поинтересовалась:
– Ма, что за новая работа у тебя?
– В офисе убираюсь. Прихожу на пару часов, удобно и платят хорошо.
– Что за офис? – удивилась я, пытаясь припомнить функционирующие предприятия поселка.
– Помещика нашего, – пояснила она. Понятнее не стало. Я вопросительно уставилась, а она добавила: – Года полтора он тут живет, может чуть больше, фермер этот. Приехал из города, Селивановскую ферму восстановил, новый коровник построил. Сейчас крольчатник доделывают. Домину себе отгрохал. У него почти половина поселка работает.
– Предприниматель он, а не помещик, что за средневековые замашки?
– Так у нас все его так кличут, – вставил Мишаня, уплетая торт. Ткнул в кремовый рисунок вилкой и тряхнул головой: – Вкусный, Женёк, сто лет этой отравы не едал.
Смешной народ! Торт ему значит отрава, а пол литра горячительного, которого он готов влить в себя, при любом мало-мальски подходящем случае, это ничего… лекарство что ли? Я не преминула ему это озвучить, стараясь дельную мысль донести до каждой клетки мозга – ху есть настоящее зло. Михаил Андреевич вновь загрустил, мама восседала с видом английской королевы, абсолютно абстрагировавшись, будто её мои нравоучения не касались. Хотя, может она действительно «сто лет» не пила, спрашивать в лоб не тактично, буду разбираться постепенно. Поживем – увидим, в общем.
Я стрельнула у Андрея сигарету и уселась на пригорок. Вообще-то, я не курю, но слоняться с одноклассником по окраинам оказалась та ещё скучища. Искательство кладов виделось мне более увлекательным занятием. Облаченный в защитный костюм, Дюша бегал с металлоискателем в руках, распознавал по звуку сигналы, и только после нужного принимался копать. По мне так штуковина в его руках пищала всегда одинаково. «Пивная крышка», – делал он вывод, а я подвергала теорию сомнению. Он брался за лопату, копал и в доказательство предъявлял мне крышку не то от пива, не то от лимонада, ржавую, лежавшую в земле ещё, вероятно, с советских времен.
В данный момент он обследовал местечко звавшееся в народе «Хутор», точнее всё, что от него осталось. А осталось не много: едва угадываемые огороды, да заросшие крапивой останки фундамента. У него что-то там в очередной раз пискнуло и, судя по его реакции, сигнал был особым. Андрюха отложил прибор и взялся за лопату. Он копал, я недоумевала. У человека пятилетний сын, жена вторым дитем беременна, а гляди-ка, бегает, клады ищет.
– Дюх, ты же пилотом хотел стать, – откинула я сигарету.
– Хотел. Ты в детстве ветеринаром мечтала.
– Ну… то, когда было! А на счёт авиации ты ведь всерьез думал.
– Значит передумал, – буркнул он, присел на корточки и принялся стучать об землю выкопанный дёрн. Обстучал, провел по земле металлоискателем, определил место сигнала и вновь копнул лопатой. А потом рукой в земле ковырять стал.
– Ты чего обиделся? – удивилась я.
– С глупостями не приставай, че поговорить не о чем? – Андрюха наконец нашел, то что искал. Протер об штанину и цокнул: – Ты глянь, Николаша. А тут по-любому ещё есть. Искать у фундамента надо, там закладные должны быть, но это уже в следующий раз.
Я ни слова не поняла, но поднялась с пригорка и двинула к нему. Монета из его рук перекочевала в мои, я внимательно её осмотрела и малость опешила. С одной стороны, красовалась загогулинами буква Н, над ней императорская корона, с другой номинал: одна копейка серебром. Под номиналом дата: единица угадывалась едва, зато восемьсот сорок шесть различимы. Надо же… кусочек истории.
– И какова стоимость такой монеты?
– Этой? – забрал он её у меня. Повертел и вынес вердикт: – Максимум две тыщи, и то смотреть надо.
– В рублях?
– Конечно, в рублях! Вы там строго валютой всё измеряете?
– Там это где?
– В городе вашем, – положил он в траву прибор и закурил. Мне предложил, я отказалась. – У нас тут деньги другие, Женька. И нам вполне хватает.
– Я тоже миллионами не ворочаю. Просто в толк не возьму: вот ты бродил целый день, нашел эту монету, стоимость которой сомнительна, а мог бы и вовсе ничего ни найти. Ты, прости, на что семью кормишь?
– Я ведь не только монеты ищу, это так, для души. Тебе показать. Больше на металле зарабатываю.
– На каком металле? – не унималась я.
– Обычном, знаешь его сколько в земле похоронено! В прошлом году старую узкоколейку все лето копал, так прилично на ней заработал.
Он произнес сумму шепотом, а я удивилась: на эти деньги в провинции, можно прокормить семью из трех человек три-четыре месяца. А при условии экономности и больше. Ну, хорошо, мысленно согласилась я и полезла с новым логичным вопросом. Выяснилось, что зимой он чинит народу автомобили. Для этих целей у него построен вместительный гараж, прямо во дворе дома и даже оформлено ИП. Декларации за него сдавала Наташка, его жена. Дюша, кстати, пообещал и мою тачку посмотреть.
Мы решили возвращаться. Шли неспешно, попутно обсуждая его доходы. Одноклассник не тушевался, не пытался набить себе цену, и по всему выходило – бытностью своей в селе он оставался доволен. Никакие города и столицы, даром не нужны.
– Весной помещику технику готовил к сезону, теперь могу немного пофилонить. Рыбалка, лес… – мечтательно добавил Андрюха, а я фыркнула: опять этот помещик!
– Гос-па-дя…– протянула и перечислила: – Мать, Мишаня, ты-то куда? Чего вы его все помещиком величаете?! У меня впечатление, что он купил в селе душ триста, а вы бегаете в ноги толстые кланяетесь и челом бьете, в ожидании приказа.
– Да нормальный он мужик! – выпалил Дюша. Посопел недовольно и обиженно добавил: – И ноги у него не толстые. А погонялово, согласен, дебильное. Но его в селе все уважают.
– Уважайте на здоровье, кто вам не даёт.
Дружок ничего не ответил и на этом разговор о местной «достопримечательности» свернулся. Прогулочным шагом мы продвигались к тому месту, где оставили Дюшину машину. Минуем перелесок, за ним поле, на самом краю пашни она и стоит. Одноклассник не унимался и периодически водил прибором над землей. Мне это показалось забавным, и я поинтересовалась:
– Медные мухоморы или алюминиевые ягоды?
– Чего? – сдвинул брови Андрюха и уставился на меня.
– Найти в лесу чего хочешь, говорю?
– А-а… да это я так, больше по привычке.
Его настойчивость вскоре принесла плоды: раздался сигнал. И если судить по довольной физиономии друга – сигнал особый. Он велел мне подождать и азартно принялся копать, не подозревая, какой сюрприз нас поджидает. Я осмотрелась в надежде найти пенёк и приткнуть зад, но за неимением таковых уселась прямо в траву. Вытащила телефон, проверила сигнал – для выхода в интернет слабоват. Нервы дороже, решила я и сунула его обратно в карман. Дюша выглядел растерянным.
– Чего там? – спросила я.
– А хрен его знает. Такое впечатление, что здесь уже копали.
Как это работает мне неведомо, только человек двадцать односельчан нашли нас раньше полиции. Я сидела в стороне, стараясь не обозначать своё участие, а народ всё прибывал. Бабы охали, мужики жали Дюше руку: все, как один, закуривали и косились в сторону ямы. Особо любопытные подходили ближе, заглядывали, зажимали нос и возвращались кучковаться возле Андрея. Спустя несколько минут, прибежал запыхавшийся участковый и оттеснил любопытных. Предложил всем расходиться, а нам, напротив, велел остаться и дождаться приезда полиции. Сельчане и не думали расходится, просто толпились теперь на значительном расстоянии. Приехавшая полиция оттеснила их ещё дальше.
«– Граждане, не мешайте работать! – кричал молодой помощник следователя, растягивая полосатую ленту».
Ленту не экономил, отвоеванный периметр получился приличных размеров. А так как, дело происходило в лесу, обзор односельчанам перекрыли деревья, да кустарник. Вскоре половина из них откровенно заскучала и разбрелась по своим делам, хотя и любопытных оставалось порядком.
Следователь осмотрел яму, отдал сотрудником распоряжения, а сам стал беседовать с участковым. Я старалась лишний раз в сторону ямы не смотреть, но невольно поглядывала на следователя. Очень уж интересовала наша участь. Решилась она довольно скоро.
Переговорив с участковым, мужчина кивнул в нашу сторону своему помощнику, тот направился к нам. Опрашивал нас поодиночке, первым был отведен в сторонку Дюша. Мучения товарища длились минут пятнадцать, я засекала и готовилась к худшему. Вскоре парень направился ко мне, подошел и представился по форме: имя, фамилия, звание. Из всего перечисленного я уловила только имя – Артем, всё остальное тут же выветрилось из головы. Сказывалось волнение. Меня он опрашивал даже меньше. Я честно ответила на все вопросы, он записал мои показания, паспортные данные и бросился со всем этим добром к следователю.
О чем они говорили осталось за кадром, но вскоре помощник вернулся и заявил нам:
– Завтра в десять явитесь в участок, на сегодня свободны.
Уговаривать нас не пришлось. Дюша собрал своё добро, мы скоренько двинули к машине. О том, кого нам «посчастливилось» найти, мы узнали уже вечером от односельчан. «Подарком судьбы» оказался неопознанный мужчина от тридцати до сорока, из особых примет: родимое пятно на шее. Мужчина определенно не местный, но нашлись свидетели, видевшие его в селе примерно неделю назад, приезжий спрашивал дорогу. Марку машины никто толком не помнил, но у следствия возник справедливый вопрос – где эта самая машина?
Думаю, говорить о том, что все село «стояло на ушах» лишнее. Народ гудел в каждом углу, муссируя, обсуждая невиданную новость. Мои родственники не явились исключением. И пока я болтала с Леськой по телефону в своей комнате, Мишаня, на выданные мамой деньги, сгонял в магазин и отоварился. Когда я возникла в кухне, на столе красовалась уже ополовиненная бутылка. Родичи принялись краснеть, оправдываться стрессом, только сострадания во мне не нашли – остатки горячительного были благополучно вылиты мною в раковину. Мишаня ахнул и схватился за голову, мать покусала губы и разразилась цитатой:
– Бабу Ягу со стороны брать не будем – воспитаем в своем коллективе!
– Очень смешно, мама! – ответила я и хлопнула дверью, подспудно пытаясь сообразить из какого фильма она позаимствовала фразу.
Не вспомнила и мысленно махнула рукой – пусть хоть Бабой Ягой, хоть ведьмой называют, пить в моем присутствии не получится.
На следующее утро меня опрашивал следователь лично. Вопросы те же, исключение лишь в протоколе. Особого интереса к своей персоне я не заметила, спокойно подписала бумагу и села в коридоре дожидаться Дюшу. Зато, когда мы расслабленные и воодушевленные, что все обошлось, разошлись по своим делам, меня поджидал сюрприз. Молодой помощник следователя Артем беседовал на кухне с мамой и Михаил Андреичем.
– Здравствуйте, – удивленно поприветствовал он меня и присвистнул. Я удивилась не меньше, но свистеть и не думала – дурной тон. Поздоровалась в ответ и предложила ему из вежливости чай. А ещё от страха и растерянности. Он отказался и обратился к маме: – Людмила Васильевна, так это ваша дочь?
– Да, – подтвердила мама. – Это моя дочь.
– Так, это её получается искал мужчина?
– Не получается, – противилась мать. – То Женька, а он спрашивал Жанну. А где я ему её возьму, если я сама дочь больше трех лет не видала?
– Он вам сказал зачем она ему понадобилась?
– Поди разбери. Он больше грозил да выпытывал.
– Так может вы повздорили? – спросил полицейский, глядя при этом на Мишаню. Мамин приятель сообразил куда тот клонит и стукнул себя кулаком в грудь:
– Гражданин начальник, я тут не при делах! Я вообще этого товарища смутно помню. Мы, понимаете, выпили в тот день, по маленькой. У нас и повод был. Люда, какой у нас был повод?
Лихорадочно соображающий Мишаня уставился на маму, та почему-то уставилась на меня. Следом свой взор на меня направил и Артём. Я поняла, что надо брать инициативу в свои руки и предложила:
– Мам, рассказывай, по существу. Ничего ведь не понятно. Кто приходил, куда приходил, зачем?
Мать с печалью вздохнула, потеребила край скатерти и попробовала объясниться. Из беседы с родней и полицейским я уяснила следующее: свидетели указали, что приезжий искал наш дом. Далее полиция выяснила, что входил он именно во вторую квартиру. Мама и Михаил Андреич, действительно, выпивали и пришлого мужика особо не запомнили, а на следующий день и вовсе про него забыли. И не вспоминали бы, если б не гражданин лейтенант. Наверняка, могли утверждать только одно – мужчину интересовала Жанна.
Бывшая Селивановская ферма находилась от нашего дома, как сказали бы в наших краях, в полчаса ходу. На машине у меня ушло минут десять, я особо не торопилась. Миновала последнюю в ряду улицу, дальше дорога петляла вдоль поля.
Раскинувшееся поле радовало глаз. Трава сочная, насыщенная, словно, ворчливый дворник прошлого столетия полил её из шланга водой, а она приняла благодарно и вот - радует. По такой сними босоножки, беги – мягко, только нарушать красоту жалко.
Сразу за полем начинались постройки, ферма значительно преобразилась. Старый, заброшенный коровник радовал глаз: здание отштукатурили, вставили окна и окрашенные зеленой краской ворота. Добавились и новые постройки, в том числе, длинное офисное здание из красного кирпича, сразу при въезде на территорию. Над въездом вывеска «Эко - ферма «Просторы».
Парковка могла похвастать наличием шести мест, из которых занято только одно. Я приткнула свою старушку рядом с «Рено» светло-зеленой расцветки и забеспокоилась – не опоздала ли? Никакого оживления не наблюдалось, лишь вдалеке, у серого, блочного сооружения мною замечены пару рабочих в синих комбинезонах.
Не подозревая подвоха, я вложила в протянутую руку свою ладонь. Он крепко сжал её, одновременно второй рукой вдернув у меня швабру. Та с гулким звуком шмякнулась на пол, послужив для меня чем-то вроде сигнала. Я попыталась освободить ладонь – не тут-то было: Дмитрий сильнее зажал её и притянул меня к себе. Я охнула от неожиданности, немного смутившись, потому как, моя грудь уперлась ему в живот, выше талии. Свободной рукой он взял меня за подбородок и чуть приподнял его. Желание треснуть ему по руке подавила ещё в зародыше и с любопытством уставилась на него, ожидая, что последует за всем этим представлением. Но больше замерла от поразившего открытия - касаться его тела приятно. И пахло от него летом. Ветром и полем.
Его глаза скользили по моему лицу, исследовали каждую частицу, всматривались в радужку, казалось, он планирует заглянуть в самую глубину моих зрачков. Да он испытывает моё терпение! - осенило меня. Я смотрела в его карие, с крапинками глаза и практически не дышала. Терпеливо, выжидающе. Дергаться и вырываться не видела смысла, ведь именно этого он от меня и ждёт. Опасности я не чувствовала, а по мне так куда лучше сохранять невозмутимость, «держать мину при плохой игре».
– Пожалуй, и вправду не врёшь, – наконец отпустил он меня. – Сестра, говоришь?
Я выдохнула, но расслабляться не спешила – ученая теперь. Щелкнула языком и подтвердила:
– Именно.
Помещик повел себя крайне возмутительно. А то, что это точно он, ежу понятно: имя совпадает, да и кто бы стал, так по-хозяйски обращаться с девушкой в чужих владениях? Я ещё не успела ничего предпринять, например, шагнуть вправо, а потом отойти на безопасное расстояние, как он снова приблизился. Теперь его рука ловко скользнула на мой затылок, он притянул меня и – вот где неожиданность! – поцеловал. Тут уже моя выдержка дала трещину: я уперлась ему в грудь обеими руками и оттолкнула его.
– Совсем что ли!? – возмутилась я, толи спрашивая, толи утверждая. Отступила к двери, за которой скрывались тряпки с ведрами, распахнула её и добавила: – Идиот.
Вышло обиженно, по-детски. Это досадовало и злило одновременно. Я скрылась в недрах хозяйственной комнаты, распахнула шкаф и стянула с себя халат: сам пусть свой пол домывает! Повесила его на место и разозлилась ещё больше – теперь уже на себя. Ну и кому хуже, если я, побросав ведра и тряпки, уйду? Уж всяко - разно не ему. Он встал в дверях, сунул руки в карманы брюк и прислонился плечом к косяку.
– Мои извинения, леди. Теперь окончательно убедился: не Жанна, – развел он руки и сделал разочарованную гримасу. – Потому как, сестрица ваша на поцелуй бы ответила и ещё непременно на шею кинулась – вольности шептать.
– Так прямо и кинулась бы? – обиделась я за сестру. – Не слишком много вы на себя берете, Дмитрий?
– Не слишком. Вашу сестрицу я, пардон, вдоль и поперек изучил.
А вот тут обидно. Обидно и неприятно. Возмутительные намёки! Вот так бы и двинула по самодовольной морде! Я подавила кипевшее внутри меня возмущение – не будем забывать зачем я здесь – снова накинула халат и сделала шаг к двери. Мужчина перекрыл мне выход, подперев рукой противоположный от него дверной проём. Он что со мной, в кошки-мышки решил поиграть? Я замерла и подняла на него глаза:
– Может, вы позволите мне доделать мою работу? Кажется, мы уже выяснили, что я не Жанна, вольности шептать не буду, и общего у нас только разбитый мной бампер вашего авто. Могу ещё раз предложить оплатить покупку нового, хотя тут вы сами не правы. Остановились посреди дороги, подставились, так сказать. И я не исключаю, что проделали это специально, раз уж имеете какие-то претензии к моей сестре.
Его глаза только что из орбит не вылезли. Я сложила на груди руки и вздернула подбородок: «можешь таращить зенки сколько угодно».
– Воу-воу, полегче, леди, – обнажил он зубы. – К вашей сестре у меня никаких претензий, одни пожелания. Одно пожелание, – поправился он и отчеканил: – Никогда не встречаться. А затормозил я, потому как, под колеса мне выскочил заяц, но вам должно быть это не аргумент. Судя по напору и родственным связям, проехались бы по зверьку не раздумывая.
– Зайчик значит? Ну да ну да, их же в наших краях тьма-тьмущая. Расплодились, что комары, спасу нет! И всё норовят по асфальту, – возмутилась я и тоже растянула губы в улыбке: – Так я пойду? Мне работать нужно.
Он чуть отступил и кивнул мне, валяй, мол. Провожаемая пристальным взглядом, я покинула комнату, подхватила швабру и вернулась к тому месту, где оставила ведро. Он немного понаблюдал за мной, затем подошел и высказался:
– Что-то я не припомню, чтобы принимал тебя на работу.
– А вы каждую поломойку лично нанимаете?
– Такую бы точно не пропустил.
Какую «такую» выяснять не стала, хотя подмывало, только не хватало нарваться на очередную колкость. Сомневаюсь, что тут меня ждал комплимент, а если всё-таки да, то наверняка сомнительный. Не удержусь и обязательно брякну что-нибудь в ответ, а там и с работы вылететь недолго. Разумеется, не мне – матери. «Иду на мировую», решила я.
– Мама приболела, заменить пришла, – пояснила я по-человечески, не удержалась и добавила: – Надеюсь, моя квалификация не вызывает сомнений?
– Так, Людмила Васильевна ваша мать? – проигнорировал он мой вопрос. Я, продолжая водить шваброй по полу, пожала плечами, дескать, что тут непонятного, а он предсказуемо заметил: – Не перестаю удивляться тесноте мира. Не буду вам мешать, Евгения Александровна.
Я удивилась на секунду, вовремя сообразив: если ему достаточно близко знакома Жанка, то и моё отчество для него не секрет. И что же она ему такого сделала, что он, судя по-всему, крепко зол на сестрицу? Дмитрий скрылся в своем кабинете, а я спокойно домыла коридор и переключилась на уборную.
На снимках в интернете Вдовин Игорь Леванович смотрелся куда эффектнее. В жизни дела обстояли немного хуже. На фото аккуратно разделенные пробором волосы, сегодня вихрились в разные стороны, галстук излишне ослаблен, того и гляди развяжется. Расстёгнутые верхние пуговицы рубашки топорщили воротник, костюм вроде и сидел по фигуре, но выглядел при этом замятым, хотя, возможно, это от долгого путешествия в автомобиле. И лишь идеально вычищенные туфли соответствовали имиджу импозантного мужчины. Я уставилась на их носы и заинтересовалась – подошва так же идеальна? Топчутся тут по ковру.
– Ну, здравствуй, дорогая, – оскалился он, сразу обратившись ко мне.
«Дорогая» произнес едко, вложив в обращение всю душу. И сразу как-то чувствовалось, что душа эта вымотана, прямо до безобразия. Мама с Мишаней и до визита сидевшие смирно, сейчас и вовсе затаились – не дышат. Ждут.
– Неа, – помотала я головой. – Не дорогая вовсе. Вот ни минуты.
Я сделала шаг в сторону прихожей, планируя сразу расставить все точки над «и», он схватил меня за плечо и резко дернул на себя. Громила, что пришел с ним, подозреваю охранник, тут же перекрыл выход своим безразмерным телом. Вдовин занервничал, затряс меня, словно куклу, и вообще выглядел несколько… взволнованным. Он открыл рот, и я поняла: не взволнован – негодует, просто чертовски зол.
– Мне срать, что ты там о себе вообразила… – зашипел он в моё лицо. А раз уж считается, что вообразила не я, а Жанка, то брать во внимания его слова я не стала, а попыталась высвободиться. Получилось только схватиться свободной рукой за его рукав. Я потянула ткань вниз и обреченно вздохнула, перебивая его:
– Может, хватит уже, достали. Не Жанна я, неужели не видно! Дайте, хоть паспорт из комнаты принесу.
Мужчина ослабил хватку и сделал знак своему товарищу, тот развернулся и пошлепал в коридор.
– В сумке! – крикнула я вдогонку. – А сумка на стуле.
Моя сумка в руках громилы смотрелась просто крошечной. Я порадовалась, что он не стал в ней рыться, а просто протянул её Вдовину. Последний отцепился от меня окончательно, повел челюстью и раздул ноздри. Громила правильно истолковал недовольство хозяина и сунул моё добро мне в руки. Я расстегнула молнию у нужного отделения, извлекла на свет божий паспорт и развернула его перед Вдовиным. Игорь Леванович прочел внимательно и хмыкнул:
– То-то я диву даюсь, чего это моя благоверная без своей обычной маски на роже. И костюм светской шлюхи где-то потеряла.
Он остался доволен своим высказыванием, масляно прищурился и засмеялся. Редко, прерывисто, будто дарует нам своё веселье. Громила решил поддержать хозяина и басовито заржал, но Вдовин одарил его таким взглядом, что парень тотчас же прикрыл свою «варежку». Выходит, смеяться над своей бестолковой женушкой, а это равно над ним самим, дозволено лишь «Юпитеру».
– Ну, здравствуйте, родственнички! – воскликнул он, когда надоело веселиться. Выбрал ближайшее к нему кресло, занял его, сложив ногу на ногу, и обратился к маме: – Вы, так полагаю, теща? Моя сельская мамочка. Тщательно же вас моя стерва скрывала. А ты посмотри-ка, живы все и здоровы! Батя, чего нахмурился?
Последнюю фразу он адресовал Михаил Андреичу. И «батя», и «мамочка» прозвучали издевательски. Даже брезгливо, сказала бы я. Мама подобралась, выпрямила спину и с достоинством представилась:
– Людмила Васильевна я. Смею вас расстроить, молодой человек, Михаил Андреевич никакого отношения к рождению Жанны не имеет.
Уверена год рождения «молодого человека» если и не совпадает с маминым, то очень близко к тому. И назвала она гостя так, исключительно в отместку. Хорошо хоть никакой дурацкой цитаты не вспомнила, а может не нашла подходящей случаю. Она взяла своего друга за руку, Мишаня прижался к ней плотнее и подтвердил её слова частыми кивками. Мама поджала губы и заметила, что гостю тоже не мешало бы представиться.
– А ты не перепутала, мать? – грубо поинтересовался он и погрозил пальцем: – Указывать мне не нужно.
– Ну, вот что! – не выдержала я. – Мы вас в свой дом не приглашали и в родственники к вам не набивались! А если вы сюда уже вошли, так будьте любезны не хамить.
– Правильно, деточка, не приглашали. А я явился, – развел он руки. – Разрешения не спросил, плохой дядька. А стану ещё хуже. Прям совсем-совсем, – картинно засюсюкал мне он. Указал на своего компаньона и продолжил кривляться: – А Гришу и вовсе расстраивать не стоит, не советую. Он, когда расстроенный, не ведает, что творит, ей богу.
– Вы нас пытаетесь запугать? – уселась я на диван, по другую сторону от мамы.
Теперь на него пытливо уставились три пары глаз. Вопрос мой Вдовин проигнорировал, осмотрелся по сторонам, вытащил из кармана платок и промокнул им лоб. Повернулся к своему товарищу и пожаловался:
– О кондиционерах они, конечно, здесь не слышали. – Мужчина затянул галстук, откинулся в кресле и продолжил уже нам: – В общем, так, разлюбезные мои, зовут меня Игорь Леванович, торжественную часть будем считать оконченной, приступим к делу. Я спрашиваю – вы отвечаете. Вопрос номер раз: где Жанна?
Он поочередно пробежался глазами по каждому и остановился на мне. Взгляд колючий, вкупе с маячившим за спиной Гришей, пробирал до корней волос. Я почувствовала холодок кожей, хотя он прав – в квартире, действительно, душновато.
– Учитывая, что с нами она разорвала все связи, а вы являетесь мужем моей сестры, полагаю, вам лучше знать о её местонахождении.
– Согласен, деточка, допустил оплошность. Ты уж, прости меня, дурака, – только что на колени не припадает, как сожалеет. Сейчас от умиления заплачу. Вдовин состряпал озадаченную рожу, оперся правой рукой на подлокотник и адресовал вопрос Грише: – Выходит, хватку теряю, деточка вон грубить изволит?
Мы боялись пошевелиться, как будто спугнем этим удачу, и непрошенные гости вернутся. Я ожила первой и заспешила в коридор – закрыла задвижку. Нужно вводить новые правила: к черту не запертые двери! Постановила, бросилась в кухню и припала к окну. Успела как раз вовремя – от подъезда выруливал темный «БМВ». Любая информация о недругах, а новоявленный родственник виделся именно таковым, не окажется бесполезной. Я запомнила номер машины и убедилась, что они отчалили.
Когда я возвращалась в гостиную, оттуда уже неслись звуки пианино – мамины пальцы яростно скользили по клавишам. Мне и Андреичу предстояло прослушать «Бурю» Бетховена. Не самая ободряющая соната, но останавливать мамулю бесполезно, пока не отыграет последний аккорд, не успокоится.
В самый разгар мелодии, когда «стихия разбушевалась», Мишаня подскочил с дивана и закружил по комнате. Не уж то в пляс пустится? – не поверила я. И правильно. Он принялся беспокойно курсировать между двумя стенами, взмахивал кулаками и норовил озвучить терзавшие его идеи, да не решался нарушить мамино представление. Картинка нарисовалась премилая: дергающая головой в такт музыки маман, мечущийся раненым зверем её сожитель. Уверена, мысленно Мишаня ставил ультиматум Грише, да и что греха таить, Жанкиному мужу, небось, тоже пришлось не сладко. Поздновато спохватился, раньше нужно было, пока оппоненты не отчалили. А сейчас сколько угодно можно «бисер метать», мы как те свиньи – не оценим.
Я смотрела на всё это… «великолепие» и диву давалась. Ну не дурдом ли, скажите вы? Может, сбежать на юга, пока не поздно? Купить путевку – дело нескольких минут, а собрать вещи и вовсе могу одним махом.
Беглого взгляда на мать оказалось достаточно, чтобы понять – никуда я не сбегу. Это она хорохорится, тряся головой и рубая на пианино, а на самом деле растеряна и ошарашена. Просто мама привыкла садиться за инструмент и в печали, и в радости. Любую непонятную ситуацию спасет музыка, считает она. Жаль, что с некоторых пор ещё алкоголем спасается.
А ситуация, действительно, мутная: кто-то же пришиб неведомого Юрку. И куда подевалась сестрица? Учитывая, что мы имеем труп, мысли закрадывались далеко не радужные. Понятно, почему мама с таким остервенением давит на клавиши.
Раздался последний аккорд, следом хлопнула крышка. Для Михаил Андреича это явилось чем-то вроде руководства к действию: он, наконец, подал голос. Сначала вывел протяжное «а-а-а», затем шмякнул широкой ладонью себе по лбу и взревел:
– Пришьют! Как пить дать, пришьют!
– Чего пришьют? – вскинула я брови.
– Сто пудов мокруху мене пришьют!
– Миша, не выражайся! – сделала замечание мама, а я поинтересовалась:
– Да, с чего вы взяли, что вам непременно станут чего-то там пришивать?!
– Срок был – был, мужик к нам заходил – заходил, а теперь ещё фраер этот подсуетится. Не менты, так эти бабловеды отпрессуют.
– Муля, не нервируй меня! – прикрикнула на него мама. Мишаня досадливо махнул рукой, опустился на диван и свесил голову. Мать, не снижая тона, адресовала своё беспокойство мне: – Вот ты скажи мне, скажи, где она может быть?!
– Я не знаю. Честно.
– Господи! – всплеснула руками она. – Это не дочь, это божье наказание просто!
– Мам, не говори так.
– А как, как мне говорить? Неблагодарная она, вся в отца!
Начинается… С одной стороны, я её прекрасно понимаю, сама за непутевую сестрицу переживаю, с другой, если она добралась до отца, сейчас и вовсе удержу не будет. Ни к чему хорошему это не приведёт – только поссоримся. А между тем, не мешало бы сосредоточиться и подумать.
Под мамино ворчание, напополам с воплями, я набрала номер сестрицы – недоступен. Проверила социальные сети, туда Жанна заглядывала почти месяц назад. Может у неё и существует какой-то дополнительный аккаунт по типу «Отвязная крошка», только мне оный не известен. Я подхватила сумку, за которой благодаря визитерам не нужно идти к себе в комнату, бросила маме «я скоро» и сбежала из дома.
Ехать в город не видела ни малейшего смысла. Если Жанну там не смог отыскать муж – с его-то возможностями! – мне это не удастся и подавно. Круг её друзей, знакомых мне абсолютно не ведом, выходит остается уповать, что она объявится сама.
Кстати, а почему Игорь Леванович не обратился в полицию? Супруги больше двух недель нет дома, а он не чешется! Хотя, почему я так решила? Может и заявил, только не посчитал нужным сказать об этом нам. Я вытащила из кармана джинсов визитку и решительно набрала цифры - развею сомнения. Уперлась локтем в подъездные перила, приложила телефон к уху и приготовилась ждать. Ответить пожелали, причем сразу.
– Игорь Леванович, это Женя, сестра Жанны.
– Вы её нашли? – удивился он.
– Нет, к сожалению. Скажите, а вы обратились в полицию?
– Полицию? – переспросил он таким тоном, будто я сморозила глупость. – Деточка, мои люди работают не хуже полиции.
– Дело в том, что я очень беспокоюсь.
– Если её украли с целью выкупа, со мной бы уже давно связались. Долго терпеть её дерьмовый характер не один шантажист не станет. Она способна кому угодно испортить не один вечер. Если её нет в живых, полиция уже не поможет. И вам ходить туда не советую, деточка. Ещё неизвестно, что она задумала, как бы, не навредить всем, включая её. Жанна затаилась, дорогуша, затаилась и ждёт, поверь. И я найду эту дрянь, так ей и передай.
Козел! Свежую мысль, о сравнении его с ни в чем ни повинным животным, я, слава богам, не успела высказать вслух – он отключился. Я повертела головой, постучала в дверь соседки и потянула ручку.