Чудачка

Глава 3 Чудеса продолжаются

В субботний день у утомленных рабочей неделей хозяек нет шанса предаться лени на диване перед телевизором. Суббота – это в первую очередь возможность переделать все многочисленные домашние дела, на которые в будни не хватает ни сил, ни времени. Надя обычно помогала матери с уборкой и готовкой, но сегодня не успела. Только пыль вытерла, как в дверь требовательно и задорно затрезвонили. Младшая из Последних кинулась открывать. На пороге мячиком подпрыгивала Люба.

– Хай! О, а это твоя сестра, Надь? Нет, мама? Что, правда? Здрасьте! Никогда бы не подумала! Я и Надьку-то поначалу за школьницу приняла, если бы Толька ее одноклассницей не назвал, ни за что бы не догадалась. А вы такая молодая, прям студентка!

Вера, чью худосочную комплекцию унаследовала Надька, довольно заулыбалась. Новая знакомая дочери не льстила нарочито, пытаясь втереться в доверие, она просто трепала языком первое, пришедшее на ум. Веселая и заводная девчонка с задорной стрижкой пришлась маме по нраву. Она не просто с легким сердцем отпустила, а буквально вытолкала Надьку в парикмахерскую. Там, как протараторила Люба, их ждали к половине одиннадцатого. Как раз успеют пройти прогулочным шагом пару кварталов.

Салон с претенциозным названием «Шик» обосновался на углу улиц Пионерской и Революции, что, по мнению владельца, придавало заведению дополнительный колорит. Какой революционный шик нашла в парикмахерской ее новая знакомая, Надежда не знала, но была внесена в дверь силой компактного, но очень мощного цунами. Ой, недаром этим сносящим все на своем пути волнам издавна принято давать женские имена! Любовь своим запасом бурной энергии вполне соответствовала паре-тройке стихийных бедствий.

Болотова влетела в «Шик» как к себе домой. Весело затараторила с порога:

– Хай, девчата! Погодка-то какая, не сентябрь, лето дубль два! Теплынь сказочная! Мы к Сане записаны на пол-одиннадцатого!

– Привет, Любаш, – заулыбались девушка с ресепшена и, вероятно, свободная пока парикмахерша. – Проходи!

Люба подхватила Надьку под локоток, оттащила плащик на вешалку в уголке и уверенно поволокла подружку за собой – налево, в зал. Там деловито постукивал какими-то пластиковыми флакончиками, расставляя их на полке ровными рядочками, бугай с коротким ежиком волос.

– Хай, Сань!

«Это Саня?» – вылупилась Надежда на рекомендованного специалиста.

Почему-то при слове «Саня» у нее в голове возникал образ девушки Александры, на худой конец рисовалось нечто томно-бесполое, вроде телевизионного знаменитого стилиста с десятком пластических операций в анамнезе. А этому «золотцу Сане» было самое место в спецназе или на ринге, но никак не в салоне, с ножницами и расческой наперевес.

Саня оказался брутальным Александром определенно мужского пола. Пах он почему-то свежим березовым соком и прохладным вечерним ветерком с реки. Парикмахер подчеркнуто аккуратно поставил на полочку очередной флакончик с загадочным молочно-белым содержимым, развернулся к визитершам и пробасил:

– Любаша, привет! Подружку привела?

– Точно-точно, – расплылась в улыбке Люба. – Преврати ее не просто в хорошего человечка, а в красивую девушку! Ты сможешь, Саня! Покрась Надю в платиновый! Сделаешь? А мне чуток лохматушки подправь.

Большой Саня подошел к Надежде, очень внимательно осмотрел ее, взял прядку волос в пальцы, потер, почти нежно пробежал здоровенной лапой по голове, ероша волосы, и вынес вердикт:

– Нет!

– Чего? – опешила непосредственная Любка, не ожидавшая от Сани такой подставы.

Надежда не удивилась. Это только в детских сказках и мыльных сериалах всякие визажисты и косметологи легким движением пальцев делают из чудовища красавицу. С ее странноватой внешностью и блеклыми тонкими волосенками на чудесное преображение можно не рассчитывать. Во всяком случае, без пластической операции и на те скромные средства, которыми располагает семья Последних.

– Нельзя ее в платиновый, цвет кожи и глаз убьет напрочь. Я по-другому сделаю! – низким, на грани вибрации, пробирающим весь организм голосом пробасил Александр. – Прошу в кресло, Надежда!

– Так бы сразу и сказал, а то еще пара секунд, и у меня инфаркт миокарда приключился бы, как моя бабка говорит, – выпустила набранный для возмущенного вопля воздух Люба, сдувшись проколотым шариком.

– Садись, журнальчик полистай, – с небрежной бесцеремонностью велел приятельнице Саня, легким толчком могучей лапы отправляя ее в уголок, к креслу и журнальному столику, заваленному грудой яркого глянца. – Когда стрижку закончу и краску нанесу, займусь твоей головой.

– Пасиб, ты настоящий друг, чебурашка, – расплылась в улыбке Люба, с разгона плюхаясь в жалобно скрипнувшее кресло.

Взгляд темно-карих глаз парикмахера устремился на Надю. Девушка почувствовала себя тушкой курочки, которую изучает повар, прикидывая, какое съедобное блюдо реально приготовить из эдакого нескладного заморыша.

Но тут Саня неожиданно по-доброму улыбнулся. Его грубо вылепленное лицо, которое больше подошло бы грозному боксеру-тяжеловесу, словно осветилось улыбкой. Весь он будто засиял, заискрился вдохновением.

– Садись, Надя. – Александр довел клиентку до рабочего кресла, набросил на нее защитную клеенку и принялся колдовать. По-другому нельзя было назвать то, что он творил своими большими ножницами, расческами, тюбиками и иными приспособлениями, и названий-то которых девушка не ведала.

Саня, мурлыкая что-то незнакомое под нос, с небольшими перерывами ворожил над головой клиентки несколько часов. Но вечностью время пребывания в салоне Наде не показалось. Она как зачарованная наблюдала за работой мастера. Сосредоточившись не столько на личном ожидании чуда, сколько на том, как действует Александр.

Он красил не только волосы, еще решил подправить брови клиентки. В перерыве, когда таймер покраски отсчитывал время, парикмахер успел подновить стрижку Любки. А теперь, смыв последнюю краску, сушил феном голову Нади.

Чуть слышно скрипнуло кресло, разворачиваясь к зеркалу. Восхищенный свист новой подруги послужил сигналом для Надежды. Она торопливо подняла взгляд и замерла, разглядывая отражение незнакомки. У нее были странные, переливчатые – белые, золотые, пшеничные – прядки волос, окружавшие личико-сердечко пушистым облачком. Ровные дуги золотистых бровок сделали лицо Нади гармоничнее, а взгляд выразительнее.

– Саня! Ты волшебник! – первой очнулась Любка. – А ты, Надька, теперь красавица, хоть сейчас на подиум!!!

Надежда не ответила. Она изучала отражение. Это создание там, за стеклом, по-прежнему мало походило на человеческую девушку. Но и странным зверьком-заморышем уже не являлось. Скорее возникали ассоциации с другими расами и иными канонами красоты. Может же нам нравиться кошка, птица или собака?

Так и это странное чудо с переливчатыми волосами и веснушками, засиявшими от изменившегося цвета волос как маленькие солнышки, нынче уже не должно было вызывать у окружающих задумчивую оторопь из разряда «это что за чудо в перьях?». Фраза сократилась до вполне милого «Это что за чудо?».

Серо-голубые глаза, обретшие новую выразительность, уставились на Саню с восхищением.

– Спасибо, мастер! – выдохнула Надя.

И столько в ее голосе было благоговейного восторга не своей новой внешностью, а его искусством, приведшим к чудесному преображению, что Александр смутился. Почесав коротко остриженный затылок, мастер пробасил:

– Это вроде как моя работа. Недели через три зайди, брови подкрасить надо будет, заодно проверю, как на волосах краска лежит. И, Надь, если разрешишь фото для альбома образцов сделать, то я скидку в тридцать процентов оформлю. Больше не могу, краска дорогая.

– Соглашайся, Надюха! – встряла Люба. – Одно фото, и будет на что в кафешке твой новый имидж отметить! А номера краски ты нам дай, Сань, я Надьке потом сама брови подкрашивать буду!

– Хорошо, – смущенно согласилась Надежда на все предложения разом, нет-нет да и косясь с зеркало. Ее терзали смутные сомнения насчет узнаваемости. Мама-то точно опознает, а вот на работе, наверное, придется у турникета охраннику пропуск предъявлять. Очень уж значительным оказалось преображение. Хотя, наверное, всегда можно убрать волосы в хвостик и показать уши. Такие, оттопыренные сверху, как у нее, точно редкость!

Из «Шика» Надя выходила с облегченным кошельком и счастливой улыбкой. Она улыбалась и в кафе при скверике, куда ее затащила подруга. Правда, от пирожных и куска чизкейка отказалась. Не любила сладкое и кофе с чаями. Для Надюши лучшим тортом всегда была рыба в любом виде, а лучшим напитком сок. Все равно какой, но желательно с кислинкой.

Так что Люба уминала пироженки с зеленым чаем, а Надя лакомилась красной рыбкой под сырно-помидорной корочкой и апельсиновым соком.

На периферии вздыхали, полыхали зарницами и искрились волнением ее вчерашние знакомые. Но все эти трепетания происходили в отдалении, поздороваться или что-то спросить Силы не спешили.

Надежда же наслаждалась тройным чудом: во-первых, у нее теперь совершенно точно появилась подруга, во-вторых, новая прическа и, в-третьих, но тоже в очень главных, совсем рядом происходило истинное чудо. И пусть его никто не ощущал и не видел, девушке хватало того, что видела она! К тому, что люди очень многого не чувствуют и не видят или не хотят видеть, чтобы жилось проще, Надя давно привыкла.

Трепетания и колыхания вперемешку со вздохами становились все настойчивее. В конце концов Надежда не выдержала и, когда на тарелке осталась лишь одинокая случайная косточка от рыбного филе, отлучилась в туалет.

Стоя перед тихо гудящей сушилкой в пустом помещении, девушка вежливо полюбопытствовала:

– Вы по работе пришли? Что-то срочное?

Смущенное колыхание пространства с привкусом лимона стало ответом. Дескать, не то чтобы срочно, но если есть возможность…

Но все эти тонкие нити случайных ароматов перебивало ощущение удивленной радужной радости, исходящее от Сил. И сама Надежда светилась сейчас отраженной радостью. Радостью приобщения к чуду. Ничего иного, вроде чувства собственного превосходства или жажды наживы, в девушке не было. Но что возьмешь с чудачки?

– Хорошо, я постараюсь освободиться побыстрее, – пообещала Надя и поспешила вернуться к подруге, на ходу пытаясь подобрать слова, чтобы не обидеть Любу и побыстрее закончить приятные посиделки.