Судя по самодовольному виду, Джадди подслушал весь наш с магистром разговор. Может, и славно, что он нем, как дерево, и никому о нем не расскажет? Пощекотав листик чудо-ветки, я присела на кровать и натянула любимый свитер. Пока по дому бродил тролль, все труднее было находить здесь «зону комфорта».
От свитера крепко пахло лавандой: вчера я помогала тете Мэл вычесывать колтуны из волчьей шкуры декана Осворта. Шампунь с хвойной отдушкой закончился, и нашему одомашненному вервольфу пришлось немного пострадать. Я его видела сегодня за завтраком: Ромул до сих пор морщил нос, фыркал и демонстративно отплевывался.
Декан давно принял свою волчью суть и любил «особые ночи», которые мог провести в лесу наедине с мыслями и наглыми зайцами. Мне же высовывать нос наружу нравилось все меньше. Дни становились холодней, зато в доме бесперебойно работал камин и система магического отопления.
Хотелось постоянно кутаться в свитера, пить пряный цветочный сбор и жарить зефир. Чем мы и занималась с подругами каждые выходные. Из-за вечного присутствия в Академии господина Бехтерева и лысого инспектора пока не получалось считать ее домом. Вот мы и сбегали к бабушке Джулс и дедушке Артуру.
С поездки в Индийский университет прошло больше месяца, а комиссия никак не желала уезжать. Что до моих мыслей… Мои мысли никак не желали отпускать шурхов поцелуй.
Он все внутри взбаламутил. Взорвал новыми эмоциями и диковинными желаниями. Смутил, сбил с толку. Выдрал нагло из привычных забот. Даже шмырлы поглядывали на меня с подозрением, словно не узнавали типичную Аву-катастрофу в задумчивой барышне, строгающей салат.
Эти напористые, умелые губы мне даже снились, хотя их об этом никто не просил! И еще руки… Знающие, что хватать и где сжимать… Наглые, по-хозяйски уверенные. Словно я дала ему какое-то разрешение! Но я не давала. Ведь нет?
И больше всего смущало присутствие этого мужчины в Пункте Связи. Поскольку у комиссии уши были повсюду, Малый Совет и единомышленники перенесли собрания в место, хорошо защищенное от чужих органов слуха. Теперь преподаватели заседали прямо тут, в столовой. Декан Осворт с женой, степенная Ксения Игоревна, вечно куда-то торопившаяся госпожа Пруэтт, отстраненная, вся какая-то неземная красавица-дриада…
Как-то раз вместе с госпожой Дороховой на собрание заглянул незнакомый светловолосый мужчина с красивыми зелеными глазами. Но после того, как мама в радостном порыве повисла на его крепкой шее, а папа так многообещающе зыркнул, что даже у меня горло свело, захаживать перестал.
Это он, конечно, правильно: уверена, мама по молодости многих поклонников не досчиталась. Зато грунт под Монстроглазом нынче потрясающе питательный, это и Джадди подтвердит.
А вот на Салливана папенька, к прискорбию, так не зыркал. Выяснилось, что перед нашим отбытием в Индию магистр успел рассказать отцу об отравлении пыльцой горянки, обратив папино внимание на мое припухшее запястье. И поделился подозрениями насчет виновника.
На Приветственном балу этот тролль глаз с меня не спускал! И видел, как ко мне прикасались Глэдис, Эйнар, Микаэлла, Энджела и Бехтерев. Так что ректор не из мести отправил Вяземскую на тестирование: ему нужно было время, чтобы обследовать комнаты «подозреваемых». Девенпорт тем же утром вызвали на практику в библиотечный архив, а Бехтерева отвлекли заседанием Малого Совета, на котором комиссии вдруг разрешили поприсутствовать.
Пыльцу нашли, ректор получил рычаг давления – проштрафившуюся до угрозы отчисления Микаэллу – и смог выдвигать встречные требования графу. И с тех пор отношения Салливана с отцом стали выглядеть до противного нормальными, почти приятельскими и временами даже теплыми. Гадство несусветное!
А однажды я слышала, как они вдвоем – мой папа и лондонский тролль – смеялись на кухне, споря о чем-то с дедушкой Артуром. Это уже ни в какие ворота не шло!
Так дело дойдет до того, что шурхового магистра начнут на рождественские ужины приглашать. Бабушке Джулс только дай кого-нибудь пирогами накормить. Желательно одинокого, холостого и вечно хмурого.
А между прочим, у магистра и собственный дом имеется. Да-да. И я там даже бывала при весьма неловких обстоятельствах, которые не хочется вспоминать.
«Рычаг» оказался на диво действенным. Так, из комиссии в Академии остались только Бехтерев и лысый инспектор. И те – в качестве наблюдателей. Самого же Вяземского не особо вежливо попросили удалиться до конца расследования.
А оно продолжалось. Однако, попытки Рейны Шо и Энди Макферсона найти сообщника Милли быстро зашли в тупик. Подтвердилось, что у Карла тоже брали кровь, правда, в небольшом количестве. Поэтому никто, кроме моей погибшей начальницы, нового нападения не заметил.
Сделать это мог любой, кто имел доступ в ветеринарный пункт. Даже ученик во время практики в Заповеднике. Кому-то флакон крови шмырла покажется ерундой, а кому-то позволит оплатить целый год обучения.
Я никак не могла понять слов Милли и ее желания уничтожить последних представителей вымирающего вида. Даже полистала несколько трактатов о том, для чего используется их кровь. Но ничего такого уж страшного, несущего зло не обнаружила.
Обычные древние зелья, которые в современном мире вообще мало кому пригодятся, потому что эффект кратковременный, а цена за жидкую унцию выходит невероятная. Что лишний раз доказывало, что мы не ради ингредиентов сохраняем виды, а просто для того, чтобы эти фантастически прекрасные существа продолжали жить среди нас. (И не надо мне напоминать про перепончатые крылья, острые зубки и глаза на задн… на лучшей половине. Пре-кра-сны-е).
На одном из совещаний было решено оснастить вольеры магическими ловушками и следящими артефактами. Рейна надеялась поймать преступника «на живца». Мне не нравилась идея сделать из крошечных шмырлов приманку, но мои возражения никого не заинтересовали.
Впрочем, за три недели ловушка сработала лишь однажды. Мой скользкий полный песец решил протиснуться сквозь сетку вольера, но не рассчитал габаритов и позорно застрял. Чем вернул меня к мысли, что идея с диетой была не так уж плоха. Что до охотника за ценными ингредиентами, то он стал осторожнее и пока никак себя не проявил.
Были и хорошие новости – Хумбл пошел на поправку. Правда, они тут же сменились плохими: едва очнулся, профессор тут же написал заявление на увольнение. Из чего последовали совершенно удручающие выводы: шурхов магистр у нас задержится.
Положенное возмущение от этой новости у меня прошло неоправданно быстро. И теперь внутри, где-то в области живота, приятно грелся теплый комок, напоминая урчащего пушистого кота.
Где-то очень глубоко я была рада, что Салливан никуда не уезжает. Но магистру об этом знать было совсем необязательно.
От Кесслера больше не было вестей. Едва вернулась из Индии, я рассказала папе обо всем, что успела прочитать в тайном послании. Но он лишь сдвинул брови и наморщил лоб. И молча телепортировался из ректорского кабинета тролль знает куда. Вот вечно он сам ничем не делится, а от нас с мамой ждет откровенности!
На место погибшей Милли приехала новая целительница. Мы пока присматривались друг к другу, но от помощи моей она не отказывалась, и практика при Заповеднике возобновилась.
Шмырлы выздоровели и были выпущены в вольерчик близ лаборатории. Пострадавший даркен-сабер потихоньку начал обрастать шерстью и сейчас выглядел очень стильно, с этаким коротким «ежиком» на верхней половине туловища.
Сажелька тоже вернулась в лес. Со дня на день должен был прибыть обещанный «кавалер почтой». Это волновало и тревожило не только «невесту». Работники Заповедника вторую неделю готовили адаптационный вольер для гостя, набрасывая на него многослойные чары, и проверяли новое оборудование. Все-таки держать такого дикаря на территории опасно.
Новенькие – Эйнар и Расков – как-то незаметно прибились к нашей компании. На фоне вечно болтающего Дорохова синеглазый Алекс казался тихоней. Мы часто занимались вместе в библиотеке, засиживаясь допоздна.
Джил саркастично высмеивала идеи гоблина-полукровки, не оставляя от стройных теорий камня на камне. А Софи великодушно согласилась помогать Алексу с хромающей теорией – при строгом условии, что тот не станет за ней ухаживать. Якобы отношения ее не интересовали.
Что до меня… Я старалась отвлечься от чепухи. Медитации, магическая йога, вычесывание шмырлов, чтение монотонных трактатов по древним чарам, дрессировка Бойза… Чем я только ни занималась, надеясь выгнать из головы шурхового магистра.
Даже пыталась вновь вдохновиться заветными кудряшками, появлявшимися на горизонте вперед Главного Мастера. Но чувствовала лишь сентиментальную грусть. Тоску о чем-то не случившемся, но уже утраченном.
В течение месяца мужчина в маске волка возникал в моей голове в сотню раз чаще, чем кудрявый бравый воин. Как я от них ни отбивалась, а мысли все равно приводили меня обратно. В запретную секцию Дворцовой оранжереи. В чужую спальню, в которой меня чуть не покусала Эвер. На темный лестничный пролет…
И, наконец, под сень высоких деревьев, иссушенных индийской жарой. На тропинку, где Салливан пообещал больше никогда меня не целовать. А гордость никогда бы мне не позволила попросить его забрать слова обратно.
***
Из гостиной донеслись звуки спора, и я волей-неволей прислушалась. Сердце беспардонно екнуло, едва уши распознали нудный тон лондонского тролля.
Сейчас он, впрочем, был другим – азартным, убедительным. У Салливана имелась теория о том, как можно помочь Эмилю, совсем поплохевшему после испытания двумя телепортами и хеккаровым бешенством. Но моей матери она по какой-то причине не нравилась.
Я сползла с постели и прокралась на лестницу. Присела на верхних ступенях, не рискуя высовывать нос: ушей достаточно.
– Со мной ведь получилось… – взволнованно бормотала миссис Осворт, вставая на сторону магистра.
– Твоя капля не была сломана! – возражала мама. – И тогда со мной был не только венец, но и Аврора-младшая. Без нее я бы не справилась.
Я прикусила губу: не припомню, чтобы участвовала с мамой в каком-то мероприятии и играла в нем важную роль. Ну, кроме убиения Блэра. Но ведь вряд ли они про «тот неловкий момент».
Венец мне, кстати, ни разу в руки не давали. Прятали где-то от греха (точнее, от Авы-катастрофы) подальше. Но мне глупая эльфийская игрушка была без надобности: она помогала концентрировать дар, которого я пока не имела. Пока.
Я слышала легенды о том, как Аврора Мудрая, моя именитая тезка, с помощью венца творила величайшие чудеса – исцеляла от психических хворей, возвращала и укрепляла заплутавшее сознание, распечатывала магию, а однажды даже заперла дух внутри тела… Но мысль об этом только расстраивала. Я по сравнению с ней была сущей бездарностью.
– Причем тут княжна? – недоуменно уточнил Салливан, тоже, верно, считавший меня неумехой. Всесторонней, разноплановой. Даже в смысле шурховых поцелуев, в которых у меня тоже совершенно не оказалось опыта. Не на шмырлах же тренироваться?
– Со мной была ее раскрытая капля. Вот тут, – пояснила мама, и я как-то вдруг догадалась, что показывает она на живот. – Я не уверена, что смогу повторить то, что сделала с Мелиссой. Особенно… в нынешнем положении вещей.
Точно! Я ведь слышала историю, как в тете Мэл раскрыли дремавшую магию.
Что не так с маминым положением вещей, я не узнала, потому что вклинился голос папеньки.
– Я видел его после портала, Ани, – мрачно выдал отец. – Мальчишка едва мог стоять. Если так продолжится, Эмиля постигнет та же участь, что и…
– Мою младшую сестру, – договорила севшим голосом миссис Осворт. – Ани, пожалуйста. Магическая хирургия бессильна. И я знаю, что вы с Андреем уже попробовали все, кроме… Ну ладно, ладно, допустим, раскрыть ты ее не сможешь. Но тогда удали ее к морфовой бабушке! Пусть станет пустышкой. Даже больше: пусть станет обычным человеком. Как Артур.
– Это очень большой риск, – прошептала мама. – Моя магия сейчас нестабильна. Любое неверное движение – и… А мой крестный, лишившись капли, едва не умер! Если бы не кровь Артемиуса…
– Ланге и с каплей умрет, – вклинился Салливан, позволяя себе достаточно строгий тон. Но это и правильно – кто-то должен мыслить трезво, не поддаваясь эмоциям. – Тренировки почти неэффективны, княгиня. Скоро сломанная капля начнет отравлять ему жизнь. В прямом смысле.
– Если настанет критический момент, я рискну, – шмыгнув носом, согласилась мама. – Но не раньше. И после всех манипуляций Эмиль будет очень нестабилен. Очень. Не знаю, как долго. Месяц, два… Я вызову Мари из отпуска. Если кто и сможет выходить мальчика после операции…
– В одном из английских переизданий, посвященных древней целительской магии, я читал о ментальной сфере, укрепляющей дух, – рассказал Салливан.
Похоже, судьба Эмиля его и впрямь беспокоила. Видел ли он в мальчике себя, неуверенного в своем будущем и не ждущего помощи уже ниоткуда?
– Из Сияющей материи?
– Возможно. Не знаю, – магистр растерянно выдохнул. – Само заклятье звалось «Анима Ренатус». Не уверен, что вы владеете чем-то подобным… Но при ухудшении состояния Ланге я бы…
– Графиня Воронцова владела, – взволнованно перебила его моя мать.
– Ани… – миссис Осворт судорожно всхлипнула.
– Возможно, где-то в отголосках ее воспоминаний, унаследованных мной со всем прочим багажом, найдется нужное заклинание. Я попробую восстановить его в памяти, Мэл. Попробую.
– Отложим панику до времени, когда подойдет срок. Ланге пока помирать не собирается, – гулко скомандовал отец и зашумел доисторической деревянной кофемолкой. – А моей жене нервничать нежелательно.
– Я в порядке, Андрей.
– Тебе нужно отдохнуть, пигалица, – в не терпящем возращений тоне проскользнула нежность. – Прямо сейчас.