Чужая беременная

= 1 =

Маша глупо улыбалась, рассматривая снимок УЗИ: первая фотография ребенка, такого желанного и долгожданного.

— Наблюдаться у нас будете? — уточнил врач.

— А? Да, конечно.

Где же еще, как ни в клинике, в которой работает ее муж? И не просто работает — заведует хирургическим отделением.

Здесь многие знали, чья она жена, и, воспользовавшись этим, Маша оставила в регистратуре паспорт для оформления обменной карты, а сама отправилась в отделение к Толику. Прекрасную новость она хотела сообщить лично и немедленно.

В хирургии она бывала и раньше, поэтому без труда нашла кабинет мужа. Дверь оказалась заперта, но Машу это не удивило. У Толика всегда много дел: операции, консилиумы. Заведующего отделением могли вызвать и к главврачу. На телефонный звонок он не ответил. Медсестра, как назло, куда-то исчезла с поста. Маша решила заглянуть в ординаторскую, но ошиблась дверью.

За длинными стеллажами кто-то стонал. По характерным звукам Маша поняла, что там занимаются сексом, смутилась и хотела прикрыть дверь, но в этот самый момент услышала голос мужа.

— Лора-а-а…

Маша прикрыла рот рукой, сдерживая крик, и шагнула за стеллаж.

Молоденькая медсестра с задранным халатом упиралась руками в стену, а позади, спустив штаны, пристроился Толик.

— Сучка и кобель, — прокомментировала Маша, развернулась и бросилась вон.

— Маша?! — взревел Толик.

Хлопнула дверь. Позабыв о паспорте, оставленном в регистратуре, Маша выскочила из клиники и побежала к автобусной остановке. Она чудом не попала под машину — в глазах было темно, в ушах звучали стоны и хлюпающие шлепки. Узнать о долгожданном ребенке и об измене мужа одновременно — это конец света.

Уже в автобусе Маша опомнилась настолько, чтобы задуматься, что теперь делать. Они жили в квартире Анатолия, и оставаться с ним она категорически не желала. Собрать вещи и уйти. Только куда?

К родителям — не вариант. Они, конечно, примут ее, на улицу не выгонят, но потом вынесут мозг разговорами и нравоучениями. В итоге окажется, что это она виновата в измене мужа, и вообще, растить ребенка без отца — неприлично.

Снять квартиру можно, только ее еще нужно найти. А съехать хотелось прямо сейчас, пока Анатолий не вернулся с работы.

Оставался единственный вариант — «подружка» Николя. То есть друг детства Николай, гей и пилонщик. Они вместе занимались танцами, но Маша в итоге стала переводчицей с норвежского, а вот Коля закончил хореографическое училище, стажировался за границей, а теперь выступал в московских клубах с pole dance — акробатическими номерами на пилоне.

Ему Маша и позвонила, как только вышла из автобуса.

— Машуля, рыбка моя, ты только не плачь! — всполошился Николя. — Я приеду и заберу тебя. Когда? Хорошо, буду!

На него всегда можно положиться.

Телефон обрывал Анатолий. Маша скидывала звонок за звонком, а потом вспомнила о черном списке и заблокировала номер мужа. Бывшего мужа. Ни о каком прощении не могло быть и речи. И даже ребенок не заставит ее передумать! Развод и девичья фамилия!

Вещи Маша собрала быстро. Главное ее богатство — ноутбук и словари, да еще старенькая скрипка. В чемодан летело только самое необходимое, остальные вещи она заберет позже.

В назначенный час Николя поднялся в квартиру и присвистнул при виде Машиных баулов.

— Рыбка моя, да ты всерьез?

— Еще как! — заверила она друга. — Выноси.

Николя не возражал и споро погрузил вещи в машину. Маша крепилась долго, до того самого момента, как забралась с ногами на диван в квартире друга и обняла знакомую с детства игрушку — огромного слона, которого сама же и подарила ему на десятый день рождения. Слезы полились сами. А ведь этот день должен был стать самым счастливым днем в ее жизни!

— Эй, Машуль, не надо плакать, — перепугался Николя. — Что вообще случилось? Я ничего не понял!

— Я от му-у-ужа ушла-а-а… — прорыдала Маша.

— Это я понял. Зачем?

— Потому что он — кобель и сво-о-олочь…

— Это тоже понятно. А что…

— А что тебе тогда непонятно?! — разозлилась Маша и швырнула в него слона.

Николя поймал игрушку и сел на диван.

— Чего он сделал-то? В чем провинился?

— С бабой трахался. — Маша хлюпнула носом. — С медсестрой, в подсобке. Видела собственными глаза-а-ами…

Она снова заплакала, и Николя обнял ее, утешая, как ребенка.

— Не плачь, рыбонька моя. Машуля, солнышко… Да и черт с ним! Ты молодая, красивая, ты себе лучше найдешь…

— Никто мне больше не нужен, — всхлипывала она. — Все мужики одина-а-аковые…

— А я?! — шутливо возмутился Николя. — Я же не такой.

— Угу… ты не такой… — согласилась Маша.

— Машуля, может, по коньячку? — предложил он. — По две капли?

— Нельзя мне. — Маша села прямо и вытерла щеки ладонями. — Я беременна.

Лицо у Николя вытянулось, он попытался что-то сказать, не смог, попытался еще раз, потом вскочил и побежал к бару. Налил себе рюмку, выпил залпом, шумно выдохнул и воскликнул:

— Вот подлец!

Маша грустно улыбнулась.

— Нет, каков мерзавец! — не унимался Николя. — Узнал, что ты… И пошел…

— Не знает он, — перебила его Маша. — Хотелось бы, чтобы и не узнал, так ведь доложат.

— То есть… как?!

— Очень просто. Я была в клинике на приеме у врача, УЗИ делала, узнала, что беременна. Пошла к нему, в отделение. И застала картину маслом.

— И правильно сделала, что ушла! Молодец! Воспитаем! На ноги поставим! Ой… Маш, ты же будешь рожать? Даже не думай об аборте!

— Конечно, буду рожать! — возмутилась Маша. — Никаких абортов.

— И слава богу! Так… так… Может, чаю?

— Хорошо бы, — согласилась она.

Вопреки расхожему мнению, что одинокие мужчины не умеют вести хозяйство, Николя вполне справлялся и с уборкой, и с готовкой, и всегда носил свежие и выглаженные рубашки. Маша сидела на чистой кухне, пила вкусный травяной чай с конфетами и тоскливо думала о том, как в одночасье изменилась ее жизнь.

Еще утром она была счастливой женой успешного хирурга, хозяйкой трехкомнатной квартиры в престижном районе, а сейчас — практически бомж, да еще и в положении. Конечно, Николя приютит. Он вообще готов поселить ее тут навсегда. Просто потому что друг! Но она не примет такую жертву.

Во-первых, квартира у Николя однокомнатная. И у него своя личная жизнь имеется. Во-вторых, их вообще двое: Маша и ребенок. Переждать, подумать над вариантами — да, можно и тут. Но поселяться навсегда — нет уж, увольте.

Пока не родился ребенок, Маше нужно решить проблему с жильем, с работой и с разводом. С работой, наверное, проще всего. Она время от времени брала переводы, чтобы не потерять навыки, хотя ей не было нужды зарабатывать. Теперь можно брать больше заказов, вот и все. Язык у нее редкий, платят за переводы хорошо, связи в этой области имеются. Жилье… Да снимет квартиру! Может, лучше дом? Где-нибудь в Подмосковье. Ребенку же нужен чистый воздух. И развод ей Анатолий даст, никуда не денется. На его имущество она не претендует.

— Дом? — удивился Николя, когда Маша спросила, поможет ли он снять дачу. — Зачем тебе дом?

Выслушав ее доводы, он покачал головой.

— Тяжело в доме одной. Да еще в положении. А чтоб со всеми удобствами и в хорошем месте — очень дорого.

— Да как раньше жили и детей рожали? И много ли мне надо? Лишь бы там водопровод был и электричество.

— М-м-м… Не знаю, не знаю… Разве что приезжать к тебе, помогать… Да чем тебе тут плохо? Живи!

— За городом воздух чище. Полезно. И лето же впереди!

— Ладно, — махнул рукой Николя. — Считай, уговорила. Будет тебе дом. Бесплатно.

— Как это?

— А вот так! Достался мне в наследство дом от бабы Шуры. Она уж год, как умерла, а дом пустой стоит. Там, конечно, уборку сделать надо, вещи старые выкинуть. Но сруб крепкий, и печка хорошая, добрая. Ремонт недавно делали, даже стеклопакеты поставили. Электричество есть, водопровод тоже. Плита газовая, от трубы. А, главное, место хорошее. Далеко от трассы, вокруг лес. И чисто, и тихо.

— Да-да! Хочу туда! — обрадовалась Маша. — Я там все в порядок приведу, цветы посажу! Николя, ты — чудо!

— Да ну тебя! Сначала съездить на разведку надо.

— Нет, поедем сразу, с вещами. Чем быстрее я уберусь из города, тем лучше. Мои ж как прознают, со свету сживут. Кому я рассказываю! И Анатолий быстро догадается, где меня искать. Николя, я большая девочка, справлюсь. И срок пока небольшой. Когда ты сможешь меня отвезти?

— Завтра, — вздохнул Николя. — Завтра и поедем. У меня два выходных впереди, помогу с уборкой, покажу все, список нужных вещей составим. Продукты по дороге купим, а остальное потом довезу.

Так и получилось, что ранним утром Машины пожитки снова перекочевали в машину, и Николя повез ее в деревню. Уже в дороге Маша вспомнила о забытом в клинике паспорте и о том, что ей нужно встать на учет в женской консультации и оформить обменную карту.

«Вот там и оформлю, — решила она. — А за паспортом Николя потом съездит. Возвращаться — плохая примета».

= 2 =

До деревни добирались часа три. И не потому что так далеко от столицы, а потому что Машу тошнило.

— Это скоро пройдет… — твердила она после каждой остановки.

Николя не ругался, наоборот, переживал, бегал вокруг и отпаивал водичкой.

— И зачем мне муж, когда у меня такой друг, — пошутила Маша, когда они уже свернули на проселочную дорогу.

— А выходи за меня, — откликнулся Николя. — Не обижу, и ребенка на себя запишу. Если ты, конечно, окончательно решила со своим Толиком расстаться.

— Да ну тебя, — отмахнулась Маша. — Мы с тобой и так дружим, нечего на себя мои проблемы взваливать.

То ли утренние часы, отведенные под недомогание, закончились, то ли чистый воздух помог, но тошнота прошла. Ехали медленно, по колдобинам, поэтому Маша открыла окно и наслаждалась природой: пахло весной, зеленью и солнцем. А потом она почуяла запах жасмина, и вовсе пришла в восторг.

Николя наотрез отказался обрывать чужие кусты.

— У бабки на участке этого жасмина — заросли, — уверял он.

Вскоре машина остановилась возле старенького штакетника. Видимо, летом его увивал вьюнок, а сейчас на серых досках висели сухие ветки. Неухоженный двор и сад успели зарасти бурьяном. Кое-где угадывался малинник и кусты смородины. Яблони уже отцвели, в этом году весна была ранней.

Маша осматривалась, пока Николя возился на крыльце, открывая дверь. На террасе, под навесом, стоял старый холодильник. У крыльца ржавел мопед. Неужели баба Шура на нем рассекала по деревне?

— Ник, а жасмин-то где? — спросила Маша.

— Был. Может, его вырубили? Я давно не приезжал. А когда хоронили баб Шуру, то внимания не обратил.

— Мопед ее?

— Да вроде нет. И холодильник этот я впервые вижу. Ладно, разберемся. Пошли дом смотреть.

Внутри было сыро и пыльно. Из прихожей они сразу попали на кухню. Маша окинула ее хозяйским глазом: плита почти новая, холодильник тоже, и кастрюли не дешевые, похожий набор им на свадьбу дарили, круглый стол у окна, крепкие табуретки. Мойка с краном, значит, и вода есть, и канализация. Рядом с кухней — дверь в ванную комнату. Современная душевая кабина и унитаз. Просто роскошь!

— Я думала, тут удобства на улице, — призналась Маша. — И мыться только в бане.

— Это мы с братьями двоюродными года два назад тут все оборудовали, ремонт сделали, — ответил Николя. — Бабка старая, тяжело ей было воду таскать, а уезжать отсюда ни в какую не хотела.

— Делали вместе, а наследство тебе досталось?

— А они от своей доли отказались. У обоих и получше дома имеются. Это я в семье бедный родственник, вот и владею теперь хоромами, — пошутил Николя. — Видишь, тебе пригодилось. Там кладовка, — он махнул рукой в конец коридора. — Там картошку хранили, банки всякие. А нам сюда, — он распахнул дверь в комнату.

Жилая комната в доме была одна. Часть ее занимала печь — небольшая, без лежанки, но настоящая.

— Я научу, как правильно топить, — пообещал Николя. — Ночи пока холодные, да и сыро тут, прогреть дом надо. Главное, вьюшку открывай, а то угоришь.

Комната словно поделена на две зоны. Ближе к печке — кровать за занавеской, большой платяной шкаф, в другой стороне — сервант с посудой, комод, стол и стулья. Везде лежат вязаные салфеточки, расставлены вазочки и простенькие статуэтки. На комоде — семь слоников и пожелтевшие фотографии в старых рамках.

— Это от бабы Шуры осталось, — пояснил Николя, заметив, что Маша рассматривает белых фарфоровых слоников. — Ты их не выбрасывай, в шкаф сложи, хорошо?

— Пусть стоят, — отозвалась Маша. — Электричество тут есть?

— Есть, конечно. Во время ремонта всю проводку поменяли. Телевизор новый, антенна спутниковая. Давай список составим, что в первую очередь привезти. Лампочки проверить надо, плиту, холодильник подключить…

Они шустро провели ревизию и взялись за уборку. Николя каким-то невероятным образом нашел в деревне гастарбайтера по имени Алим, который вынес из дома весь мусор и отволок на помойку испорченный холодильник с террасы.

Николя натаскал воды из уличной колонки, потому что из водопровода она текла ржавая.

— Давно не пользовались, спустить надо, — пояснил он.

А потом уехал в ближайший городок, покупать самое необходимое: постельное белье, полотенца, бытовую химию, кое-какие мелочи. И кровать они решили купить новую — Машу передергивало при мысли, что ей придется спать на деревянно-пружинном монстре столетней давности. Алим с приятелем вынесли кровать, а потом вернулись за мопедом.

Первым делом Маша отмыла кухню и разобрала продукты. Она предполагала, что в первый день готовить будет некогда, и купила курицу-гриль, салаты и пирожки. Аппетита не было, но морить беременный организм голодом Маша не хотела, поэтому разогрела в духовке выпечку и поставила чайник.

Заварив чай, она налила его в кружку, взяла пирожок и вышла на террасу. И нос к носу столкнулась с незнакомым мужчиной.

Маша застыла на месте от испуга. Во-первых, она никого здесь не знала и никого не ждала. Неужели Алим успел растрезвонить, что в деревне поселилась одинокая женщина? Хотя нет, не мог. Она же приехала сюда с Николя. Во-вторых, незнакомец пугал одним только видом: огромный, косая сажень в плечах, заросший и пахнущий навозом. Он сверкал черными глазами, в спутанной бороде копошился жук, желваки гуляли по скулам.

— Что вы здесь делаете? — поинтересовалась Маша, стараясь говорить спокойно и с достоинством.

И как она здесь жить собирается, если испугалась первой же встречи с аборигеном?

— Где мои вещи, женщина?! — прорычал мужчина, игнорируя ее вопрос.

= 3 =

Михаил возвращался домой в отвратительном настроении. Он подрядился помочь соседу раскидать навоз с одной единственной целью — чтобы его покормили. Он не бедствовал, однако готовить не умел, и диета из сосисок и пельменей уже порядком надоела. То ли дело домашний борщ! Ароматный, с укропчиком и чесноком! Со сметанкой! С пампушками, в конце концов!

Михаил уже чуял запах борща, хозяйка кашеварила на летней кухне. Только вот за стол его не позвали. Расплатились привычным способом — бутылкой водки. Куркули!

Водку Михаил отдал Алиму, которого встретил по дороге домой. Тот тащил куда-то старый мопед.

— Где взял? — поинтересовался Михаил.

— П’адариль! — ответил Алим, широко улыбаясь.

Михаилу показалось, что где-то он его видел — мопед, само собой, не Алима, — однако озарение пришло позже.

На соседском участке что-то было не так. Михаил нахмурился, обводя взглядом привычный пейзаж. Все те же заросли крапивы. Надо бы расчистить пару грядок, да посадить там зелень. Бабе Шуре уже все равно, царствие ей небесное, а наследнички здесь не появляются. На терраске… Ага! На терраске стоит ведро. И дверь, вроде как, приоткрыта.

А где, черт побери, холодильник?! Ядрена вошь! И мопед! Мопед сперли!

Алим! «П’адариль!» Кто мог подарить ему мопед, второй год валяющийся на соседском дворе?

Михаил обратил внимание еще на одну существенную деталь: ставни. Окна соседского дома всегда прикрывали ставни, а сейчас — нет. И створка кухонного окна открыта, а оттуда… Михаил подошел поближе, принюхался и мысленно застонал. Запах еды! И не просто еды — пахло ванилью и пирожками.

Степень озверения достигла критической отметки. Голод не тетка, а тут еще сплошные убытки! Понаехали! Сейчас он задаст этим наследничкам!

Михаил решительно взобрался на терраску, и вдруг дверь отворилась. На пороге возникла незнакомая девица. Племянников бабы Шуры он знал в лицо. А это что за фифа? Мелкая, но ладная. Темные волосы заплетены в две косички. Сиськи с гулькин нос, а попа аппетитная, круглая. Но привлекательнее всего выглядел пирожок, который девица сжимала в руке.

Михаил чуть не подавился слюной и нервно сглотнул. Невероятным усилием воли он перевел взгляд с пирожка на лицо девицы. В ее карих глазах плескался испуг, однако она спросила твердым голосом:

— Что вы здесь делаете?

Тут-то Михаил и спустил на нее всех собак. Не стесняясь в выражениях и на повышенных тонах, он сообщил девице, что воровать чужое имущество нехорошо.

— Что у вас пропало?

Девица сморщила носик: то ли от запаха навоза, коим от Михаила разило наповал, то ли с досады.

— Здесь, — Михаил ткнул пальцем в угол терраски, — стоял холодильник. А там, — махнул в сторону огорода, — мопед. Где они?!

— Так это ваш мопед? — Девица нагло хихикнула.

— Мой! — С вызовом ответил Михаил.

— А что он делал в моем огороде?

— Я у бабы Шуры землю арендовал. Для хранения мопеда!

— А-а-а… И террасу арендовали?

— Да!

Девица откусила от пирожка. Михаил снова нервно сглотнул. Голод делает с человеком страшные вещи! Он смотрел, как девица задумчиво жует пирожок и мечтал свернуть ей шею. Нельзя же так аппетитно жрать!

Тут до него дошло, что девица назвала огород бабы Шуры своим. Это что же, наследнички дом продали?

— Холодильник, полагаю, вы найдете на свалке. Алим сказал, мусор по утрам вывозят, так что успеете забрать. Доставку холодильника до вашего дома я, так и быть, оплачу. — Девица сделала ударение на слове «вашего». — Стоимость мопеда я вам компенсирую. Ста рублей хватит?

— Э-э-э… — «завис» Михаил.

Девица била его по всем фронтам. Запах пирожков и неудачная попытка поесть борща отбили мозги. Не мог же он брать деньги за старую рухлядь! Впрочем, девица по-своему расценила его мычание.

— Мало? Не думаю, что этот ржавый металлолом стоит больше. Вы подождите, я деньги принесу.

Михаилу стало стыдно.

— Не надо, — отрезал он. — С Алимом я сам разберусь.

А пирожок, ядрена вошь, был с капустой.

— Как знаете. — Девица повела плечом. — И да, аренда этой земли, — она махнула кружкой, расплескивая чай, — закрыта. Это мой сад и мой огород. Надеюсь, вы ее у бабы Шуры не на сто лет в аренду взяли? И без задатка? Я выкину все, что посчитаю нужным, так что если у вас тут еще что-нибудь хранится, забирайте сейчас.

Михаил вспомнил о нескольких мешках яблок, кучей сваленных у сарая бабы Шуры еще прошлой осенью, и решил, что это «добро» он точно подарит соседке.

— А чего это все тут твое? — поинтересовался он. — Дом купила?

Девица снова сморщила носик. Точно фифа!

— Сняла, — ответила она коротко. — У хозяина.

— А хозяин уже уехал, — кивнул Михаил. — Ну да, ну да. Красиво врешь. Документы покажи.

— Какие документы? — опешила девица.

— Паспорт. Договор аренды. Или Олег налоги платить не хочет?

— Так. — Девица поставила кружку на перила терраски и положила рядом остатки пирожка. — Хозяина зовут Николай. Документы я полиции показывать буду. А выход — вон там!

И ткнула пальчиком в направлении калитки.

Мда… Имя она знает, тут Михаилу не удалось ее провести. А вот проучить, чтобы пальцами не тыкала — милое дело.

— А вот полиции и покажешь, — пообещал он.

И потопал домой, но не через калитку, а через забор. Вернее, через дыру в заборе, которую он сам и сделал, для удобства перемещения по участку бабы Шуры.

И пирожками так и не угостила. Фифа!

Проклиная навоз из-за даром потраченного времени, Михаил осмотрел скудные запасы еды. Может, плюнуть и добраться до города, закатиться в кафе и нажраться от пуза? Угу… как будто у него денег куры не клюют… Кстати, о курах и прочей живности. Уедешь тут, как же!

Прежде чем заняться насущными делами, Михаил набрал номер участкового.

— Петрович, дело есть…

С участковым Петровичем он был на короткой ноге. Не то чтобы дружбаны, но на просьбу проверить документы у фифы, поселившейся в доме бабы Шуры, участковый отреагировал оперативно. Через пятнадцать минут Михаил наблюдал из-за забора, как Петрович поднялся на терраску.

Разговор с девицей вышел коротким, а итог Михаила озадачил. Петрович под белы рученьки вывел ее со двора и усадил в «воронок». Ничего себе! Неужели без разрешения вселилась? А с виду и не скажешь.

— Петрович, ты чего? — спросил он его по телефону. — Я ж просил напугать, а не вязать.

— А у нее документов нет, — сообщил Петрович. — Задержана до выяснения.

= 4 =

Кто вызвал полицию, гадать не пришлось. Соседушка, чтоб ему икалось! И никаких проблем визит участкового не принес бы, если б Николя не уехал в магазин. Узнав, что хозяина нет, Максим Петрович — так представился участковый — попросил у Маши документы. Паспорт она забыла в регистратуре, а усов и хвоста, как у Матроскина, у нее не было.

Дальше действие разворачивалось, как в плохой мелодраме. Максим Петрович вел себя вежливо, но настойчиво. Он терпеливо ждал, пока Маша пыталась дозвониться до Николя, а когда выяснилось, что тот не отвечает, попросил следовать за ним.

— Давайте тут его подождем, — предложила Маша. — Хотите чаю? С пирожками?

— Не положено, — вздохнул Максим Петрович. — Я при исполнении.

Невдомек было Маше, что за чай с пирожками в компании молодой и красивой женщины, жена его Василиса может и скандал закатить, а то и скалкой огреть. Стар уже был Максим Петрович для таких приключений, да и жену любил, не хотел лишний раз расстраивать. Он потому и девицу Марию в участок забрал, что с минуты на минуту Васенька должна зайти. Объясняй ей потом, где его носило!

Маша не стала спорить. Николя можно и в участке дождаться, хотя это некстати. До вечера она хотела отмыть дом от пыли и грязи. Для Николя оставили записку, и Маша отбыла знакомиться с местным полицейским участком.

— А вы Кольке кто будете? — поинтересовался участковый, пока машина прыгала по колдобинам, взметая клубы пыли.

— Родственница, — ответила Маша, — дальняя.

Так они сразу договорились, чтобы местный бомонд не придумывал сплетен. Николя рассказал, что постоянно в деревне живут с десяток семей, не больше. Остальные — дачники, которые приезжают кто на лето, кто на выходные.

— И ты, рыбка моя, летом поживешь в деревне, а потом в город вернешься, — добавил он. — Рожать в городе надо.

Маша не спорила. Зачем? До зимы еще далеко, она успеет определиться.

В участке, небольшом бревенчатом домике с палисадником, Максима Петровича уже поджидали.

— Это ж где тебя носит, кобелина? — неласково встретила его женщина пожилых лет, в платье в горох и резиновых калошах.

— Вася, уймись, — быстро бросил ей Максим Петрович. — Дело у меня, не видишь, что ли?

— Это какое ж дело? — прищурилась Вася. — Колька девку привез, а ты ее подцепил?

— Василиса! — прикрикнул на нее Максим Петрович. — Мария, не обращайте внимания, это жена моя, Василиса.

— А я, между прочим, говорила, что я с Колей приехала, — сказала Маша. — Но меня все равно задержали.

— Тю… — Василиса посмотрела на мужа, как на полоумного. — Тебе заняться нечем?

— Паспорта у нее нет, — степенно ответил Максим Петрович. — Вот Колька придет, подтвердит, что это его родственница, и пусть забирает. Мне лишние проблемы ни к чему.

— Да вся деревня видела, что они вместе приехали! Один ты, как всегда… — Тут Василиса осеклась. — Постой-ка… А ты какого ляда ее документы проверять пошел?

— Поступил сигнал.

— Да сосед, небось, настучал, — вмешалась Маша. Перспектива убраться отсюда, как можно быстрее, вдохновляла. — Не понравилось ему, что я его вещи со двора выкинула.

— Это тот поломатый холодильник? — прыснула Василиса. — Ой, не могу! Мишка ж его с помойки и припер, когда Гвоздикины себе новый купили, а этот выбросили. Мол, в хозяйстве все пригодится! И на терраске бабы Шуры заныкал.

— И еще мопед…

— И мопед с помойки, — отрезала Василиса. — Тут же как, хозяев долго нет, так их сотки к рукам прибрать норовят. Короче, Максюша… — она повернулась к мужу и угрожающе повела бровями.

— Понял, — быстро согласился Максим Петрович. — Коли вся деревня в курсе. Только вот что, барышня… Вы к нам надолго?

— Надолго, — ответила Маша. — А что?

— А то… Временную регистрацию не забудьте оформить, как паспорт заберете.

— А-а-а… ну… да, конечно, — кивнула Маша. — Так я могу идти?

Михаил быстро забыл и о девице, и о Петровиче. Перекусив бутербродом с колбасой, он отправился работать: чистить клетки, менять воду и заниматься прочими делами. Например, стенку в загоне у коз давно надо подпереть.

Хозяйство у Михаила было немалое. Кур он держал ради яиц, коз — ради молока, а кроликов продавал на мясо. В теплицах выращивал огурцы и помидоры, в начале лета торговал клубникой, а в августе — яблоками. И за всем следил сам, отчего день обычно расписан по минутам.

Дом в деревне Михаил купил пять лет назад, после того, как его комиссовали по состоянию здоровья, а попросту выкинули с работы, которую он любил так, как иной муж не любит свою жену. Семьи у него не было: мать умерла, а отца он никогда не знал, с женой давно развелся, дочь выросла.

Если бы ему разрешили вернуться за штурвал самолета, он работал бы и в гражданской авиации, но — увы — из летчиков-испытателей Михаил попал в пенсионеры. И это в сорок с небольшим! Предлагали, правда, преподавать, но он решил не травить душу, продал квартиру в городе, купил дом в деревне, занялся хозяйством. Тихая и размеренная жизнь вполне его устраивала.

Он подумывал и над тем, чтобы прикупить соседский участок. Все равно наследнички бабы Шуры перестали приезжать в деревню после ее смерти. Может, стоило и обговорить этот вопрос, пока Колька здесь.

Михаил оставил дела, вернулся в дом и посмотрел на себя в зеркало. Это он в гневе и с голодухи не подумал, в каком виде завалился «в гости», а сейчас придирчиво осмотрел отросшую бороду, с отвращением выдрал из нее полудохлого жука, принюхался. От него определенно разило, придется мыться.

Он вышел во двор, намереваясь воспользоваться летним душем. Кабинка с бачком стояла аккурат напротив сетки, отделяющий его двор от двора бабы Шуры.

У соседей вновь поменялись декорации. Во дворе появилась машина, видимо, Колькина, до отказа забитая коробками. Алим уже суетился рядом, помогая с разгрузкой. А Колька… Колька, набычившись, скачками несся к Михаилу, побагровев от натуги.

От классического хука справа Михаил увернулся на автопилоте. И на том же автопилоте врезал Кольке кулаком в живот. Ядрена вошь! Какого лешего наследничек взбеленился? Впрочем, спрашивать его об этом было не с руки. Махались молча, сосредоточенно пыхтя.

Пока Михаила не полоснули по спине, как будто хворостиной. В ушах заложило от женского крика:

— Пошел вон, скотина!

Объяснить вернувшейся из участка девице, кто тут скотина, Михаил не успел. Отвлекшись на нее, он пропустил удар, который оглушил его настолько, что пришлось присесть на травку.

= 5 =

— Николя, вы-то что не поделили?! — воскликнула Маша, отбрасывая в сторону хворостину.

— Так это… — Тот задумчиво почесал в затылке. — Вроде, тебя.

Михаил — если верить Василисе, то именно так звали соседа, — лежал на травке, вытянувшись и скрестив на груди руки. Взгляд его был устремлен в небо. Маша даже голову задрала, чтобы проверить, что он там увидел. Ничего, кроме облаков, по небу не проплывало.

— Ты как? — сердито спросила Маша у Николя.

— Жив, как видишь, — развел тот руками.

— А вы? — она наклонилась к Михаилу.

— Какое небо голубое… — произнес он задумчиво.

— Может, скорую? — забеспокоилась Маша.

— Не надо, — тут же отказался Михаил. — Я полежу. Кольку своего лечи, ему больше досталось.

На лице у Николя наливался синяк.

— Пойдем, холод приложить надо. — Маша потянула Николя за рукав. — Он лежит, ему небо голубое.

— Нет, погоди. Как-то нехорошо получилось…

— Я обижен злой судьбой. Ах, зачем я голубой? — низким голосом пропел Михаил.

— Он издевается? — прошипел Николя.

Глаза его вновь налились кровью.

— Э, остынь! — Маша оттолкнула его от поверженного соседа. — Небо голубое — это из «Буратино», а последнее — песня голубого щенка из мультика. Пошли синяк обрабатывать. Зачем ты вообще в драку полез?

Николя вздохнул.

— Да Алим наплел, что тебя в тюрьму забрали, а перед этим сосед приходил. А от тебя куча неотвеченных вызовов. Пока ехал, не мог телефон достать, а потом перезваниваю — тишина.

— А, батарея все-таки села, — легкомысленно отмахнулась Маша. — Это что, повод бить морду?

— Естественно! — буркнул Николя.

— Ваш молодой человек прав, — глубокомысленно изрек Михаил. — Я бы тоже стал морду бить за свою женщину.

— Послушайте, вам плохо или вы придуриваетесь, в конце концов?! — возмутилась Маша.

— Очевидно, что второе. Вы же не будете бить лежачего?

— Алим, иди сюда! — гаркнул Николя.

Тот скатился с террасы и подошел, опасливо поглядывая то на Михаила, то на грозного работодателя.

— Ты мне что сказал? Повтори, — потребовал Николя.

— Бида, бида, хозяйка тур’ма забраль. Сасед кричаль, кулак махаль, патом тур’ма.

— Ну?! Какая тюрьма? Вот же она! Кстати, рыба моя, ты куда это гулять ходила?

— В тур’ма, — засмеялась Маша. — Да соседушка наш участкового вызвал, а я тебе говорила, где мой паспорт. В общем, забрали, потом отпустили.

— А, ну тогда за дело, — решил Николя и двинулся в сторону дома.

— Думаю, мы в расчете, — сообщила Маша Михаилу. — Всего доброго. И почините дыру в заборе, наверняка, вы ее и проломили.

Тот как-то странно булькнул, но Маша не стала дожидаться ответа, убежала за Николя, на ходу бросив Алиму:

— Ящики сами не разгрузятся.

К синяку пришлось приложить холодную тряпочку, льда в холодильнике, само собой, не было.

— Коль, ну вот правда, какого черта… — вздыхала Маша. — Не разобравшись…

— А он зачем приходил?

— Да холодильник требовал вернуть. И мопед.

— Угу. А потом настучал участковому. Это хорошо, что у нас участковый дядя Макс, добрейшей души человек. А если б в обезьяннике закрыли? Если бы паспорт требовали?

— Отпустили же, — Маша легкомысленно повела плечом. — Кстати, вся деревня в курсе, что «Колька привез девку».

— Гы… — Николя разулыбался. — Это тут быстро. Ты им влила свежих новостей?

— А как же. Сообщила, что мы родственники. Участковый требует регистрацию. Так что паспорт мне нужен, и чем быстрее, тем лучше.

— Понял, привезу.

Тишину вдруг прорезал вопль раненого зверя.

Маша с перепугу даже выронила чашку, которую споласкивала. Они с Николя выскочили на террасу.

— А-а-а! — орал, как укушенный, злополучный сосед. — Подвой! Привой!

— Николя, я его боюсь, — прошептала Маша, прячась за спину друга. — Он же сумасшедший. Чего он воет?

— Хазяйка саженцу сломаль, — сообщил Алим. — Когда бежаль и кричаль.

Маша с трудом вспомнила, что так оно и было. Завидев драку, она понеслась на выручку Николя, а по пути обломала удобную ветку, торчащую из земли.

— Он меня прибьет, — заключила Маша.

Николя не выдержал и заржал в голос.

После предательского удара сознание Михаил не терял, а когда в голове немного прояснилось, он решил включить дурака. Одно ясно, не видать ему теперь соседского участка, как своих ушей без зеркала. Идея полежать на травке оказалась удачной — Колька перестал махать кулаками, а потом выяснилась и причина его странного поведения.

Ну ничего, он Алиму еще припомнит «тур’му»! Гастарбайтер хренов!

Странное обращение «Николя» Михаила тоже заинтересовало. Чего это девица Кольку на иностранный манер кличет? Он напрягся и вспомнил все, что знал о племяннике бабы Шуры. Та рассказывала, что Колька — танцор. Интересно, где этот бугай отплясывает. Не в балете, однозначно. Может, это его сценический псевдоним?

От внезапной догадки Михаила малость перекосило. К месту вспомнилась песенка из старого мульта, который когда-то обожала смотреть дочка, а Колькина реакция на невинное прилагательное «голубой» выдала его с головой.

Девица неизвестного происхождения и гей — вот кто теперь его соседи! Танцор диско, ядрена вошь! Что у них вообще может быть общего?

Ладно, соседская голубизна — не его проблема. А с девицей и в самом деле некрасиво вышло, как бес попутал. Извиняться он, само собой, не пойдет, но соседка права — они в расчете.

Кряхтя, Михаил соскребся с травки. Голова гудела, кое-где болело, спину нещадно саднило. Надо же, какая прыткая девица! Придумала же не разнимать дерущихся мужиков, а приложить одного из них хворостиной. Он заметил в траве прут. В голове щелкнуло. Он перевел взгляд туда, где еще пятнадцать минут назад росла и радовала взгляд яблонька редкого сорта, с привитой веточкой груши.

Его гневный вопль слышала вся деревня.

До вечера Михаил чинил забор. Позже он воздвигнет здесь стену из кирпича, в два метра высотой. Нет, в три! Чтобы никогда больше не видеть соседский участок! И наглую девицу! А то он за себя не ручается!

Даже стал прикидывать по деньгам, во что ему обойдется такая стена. Может, лучше из металлических листов? Потом он вспомнил, зачем вырубал жасмин на соседском участке.

Дело в том, что при бабе Шуре за сеткой, разделяющей их землю, росли густые кусты жасмина. И тень от них мешала Михаилу выращивать на своих грядках клубнику. Как только баба Шура умерла, а наследнички исчезли, жасмин он уничтожил. Сплошной забор, да еще высокий, снова даст тень.

Михаил бросил взгляд на соседский дом. Там кипела работа: Колька бегал с ведрами воды, сам мыл окна, то и дело доносился веселый смех, тянуло запахом еды. Кажется, на ужин у соседей жареная курица. Михаил плюнул себе под ноги и ушел подальше от соблазнительных ароматов.

На следующий день Колька уехал. Михаил уже знал, что девицу зовут Марией, что она — дальняя родственница Кольки, и что будет жить здесь все лето. Великолепная перспектива! Впрочем, если она к нему лезть не будет, то и он забудет о ее существовании. Легко!

День выдался жарким. В те редкие мгновения, что Михаил бросал взгляд на соседский участок, девицы он не замечал. Видимо, она продолжала наводить уют в доме.

Вечером, пока не стемнело, Михаил отправился в летний душ. Вода в бачке хорошо прогрелась, и можно было не гонять котел. Душ его имел некую особенность, которая никак его не беспокоила. Когда-то порвалась шторка, закрывающая вход в кабинку, а новой он так и не обзавелся. Но кого это волнует, если на соседском участке давно уже никто не живет?

Не жил, до недавнего времени. Михаил благополучно забыл, что теперь его омовение проходит на глазах у молодой симпатичной девицы. И поэтому чуть не подпрыгнул, когда увидел ее напротив душа. Само собой, с отвисшей челюстью.

Как будто она никогда голых мужиков не видела, ядрена вошь!

= 6 =

Маша отпускала Николя неохотно. Виду, конечно, не показывала, но поджилки тряслись. Во-первых, ненормальный сосед. После концерта с горестными воплями об утрате яблоньки он тихо ушел в дом, и это настораживало. Затаил обиду? Ждет, когда Маша останется одна?

Во-вторых, место незнакомое. Николя, само собой, провел экскурсию по деревне, познакомил, с кем мог. Посмотрите направо, тут у нас магазин. Посмотрите направо, тут у нас почта. Здрасьте, баб Мань!

Открытые палисадники чередовались с глухими заборами. Маша запоздало поняла, что оставаться одной страшно. Если кто захочет обидеть, беды не миновать. Даже Алим, который добродушно улыбался, мог прийти ночью и… ограбить. Или изнасиловать. На что фантазии хватит.

Вот только сдаваться Маша не собиралась. И трусливое желание уехать в город вместе с Николя подавила в зародыше. Он, кстати, утверждал, что народ тут добрый, хоть местами и пьющий. А после знакомства с участковым ей, вроде как, и вовсе нечего бояться.

Николя пообещал вернуться через два дня, с паспортом, и подвезти продукты.

— Маша, рыба моя, не забывай заряжать телефон, — предупредил он. — Я на связи.

К слову, со связью в деревне проблем не было, дачники совместными усилиями добились, чтобы сотовый оператор поставил вышку-антенну. Тут даже интернетом можно пользоваться без проблем.

После отъезда Николя Маша занялась обедом, а потом — планированием. Дом они отмыли, новую кровать поставили, холодильник забили продуктами. Вода из крана текла исправно, электричество работало без перебоев. А вот вид из окна не радовал.

Маша хотела привести в порядок и участок. Допустим, сажать картошку она не будет, да и поздновато уже, но цветник разбила бы, да и пару грядок отвела б под зелень. Укроп и петрушка со своего огорода — лучше, чем крапива в полный рост.

Можно нанять Алима, он освободит землю от сорняков и вскопает ее. А за семенами и саженцами съездить куда-нибудь с Николя. Жаль, что у нее нет своей машины, да и водить она не умеет. Мимо деревеньки пару раз в сутки ходил автобус до ближайшего городка, но до остановки — километр пешком.

Да уж, забралась в глухомань!

К вечеру Маша вышла во двор, чтобы тщательнее осмотреть свои новые владения. В небольшом сарайчике обнаружились садовые инструменты и инвентарь. Позади дома — потемневшие от времени веревки для сушки белья. Чуть поодаль — курятник. Кур Маша разводить не планировала.

Она прошлась вдоль забора, высоко поднимая руки, чтобы не обжечься крапивой. Соседи справа огородились высоким забором, от соседей позади дома ее отделяли сарай и курятник. Вдоль владений Михаила тянулась сетка. Эх, посадить бы тут какие-нибудь кусты! Чтобы выросли быстро и загородили… хотя бы это…

Летний душ Маша заприметила еще вчера. Душ как душ — самодельная кабинка, черный бачок на крыше. Старье. Оказалось, сосед пользуется раритетным душем. Да и бог с ним, пользовался бы в свое удовольствие. Но почему… так?!

Мало того, что он чокнутый, он еще и эксгибиционист!

Маша не привыкла разглядывать голых мужиков. Толик стал ее первым мужчиной, Николя как бы ни в счет, тем более, без трусов он перед ней не бегал. Михаил же мылся, повернувшись к ней спиной, и какое-то время она молча облизывала взглядом мускулистую спину, широкие плечи, крепкие ягодицы и бедра.

Поперек спины шла багровая полоса. Не слишком широкая, как от удара прутом. Тут Маша и потеряла челюсть, потому что сообразила, что это она так приголубила соседа. А он как раз повернулся и замер, увидев ее.

Они пялились друг на друга, причем Маша старалась не опускать взгляд ниже пупка, а Михаил определенно пытался прожечь в ней дырку.

— Добрый вечер, соседка, — наконец произнес он насмешливым тоном. — Спинку не потрешь?

— Добрый вечер. — Маша сложила на груди руки. — Я стриптиз не заказывала.

— Так не смотри, — повел плечом Михаил. И налил на ладони гель.

— Это неприлично, — отрезала Маша. — Прикройтесь.

— А то что? — спросил Михаил.

Маша, как завороженная, наблюдала, как его ладони огладили волосатую грудь, мазнули по животу, спустились ниже. Она забыла о том, что ниже смотреть нельзя!

О-о-о… А он определенно больше, чем у Толика. Она закусила губу и отвернулась.

— Шторку хоть повесьте, — попросила она вполне миролюбиво.

Сосед фыркнул:

— Мне и так хорошо. А ты в следующий раз со стулом приходи.

— Зачем?

— Так места в партере. На стриптиз. Заметь, бесплатный.

— Да вы… да ты… — Маша разозлилась, махнула рукой и убежала в дом.

Прислонившись спиной к двери, она долго прислушивалась к бешено колотящемуся сердцу. С этим соседом она сама с ума сойдет, точно! А ей вообще вредно волноваться. Она положила руки на пока еще плоский живот.

— Бедовая у тебя мамка, малыш, — сказала она вслух. — Все приключений ищет.

Если рассуждать здраво, с соседом надо мириться. Во-первых, худой мир лучше доброй войны. Во-вторых, Николя сказал, сосед держит коз и торгует молоком. Надо бы договориться, козье молоко полезно. Опять же, у него можно покупать куриные яйца. Почему у него? Потому что так получилось, что лучше всех в деревне Маша знает соседа! А теперь… точно лучше…

Как говорит женская мудрость, путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Звать его к себе на обед или на чай — это слишком, а вот испечь пирог и отнести… вполне приемлемо.

Маша тут же затеяла тесто по быстрому рецепту и через час нажимала кнопку звонка у калитки соседа. Войти во двор она побоялась, рядом в вольере бегала большая собака. Вот кого ей надо завести! Собаку!

Михаил вышел на крыльцо быстро. Он успел одеться — какое счастье! И выглядел вполне прилично в домашних брюках и чистой футболке. Борода причесана, волосы схвачены на затылке резинкой.

— Чего надо? — крикнул он, узнав Машу.

Разговаривать через забор не хотелось, но ей не оставили выбора.

— Ну… мириться пришла, — ответила она, перехватывая блюдо с пирогом. — С гостинцем.

— Да ну? — Михаил подошел поближе и окинул ее любопытным взглядом. — А чего вдруг?

— Люблю мультик про кота Леопольда, — буркнула Маша. — А вы всех гостей на пороге держите или только меня?

— Значит, хочешь жить дружно… — задумчиво протянул Михаил. — Ну, проходи.

И распахнул калитку.

— А… он… — Маша покосилась на пса.

— А он не дурак, видит, что я пустил. Иди в дом.

Маша ожидала увидеть бардак и грязь, но была приятно удивлена. За домом хозяин следил тщательнее, чем за собой. Или жил не один? Она вспомнила Василису и невольно поежилась. У деревенских просто — на чужого мужика рот не разевай, могут и волосы повыдергивать.

— А вы один? — ляпнула она.

— Боишься, что ли? Не обижу. А вообще не один, много нас тут. Козы, кролики, куры. Лорда ты уже видела.

— Не боюсь, — ответила Маша храбро. — Вот, это вам.

Она протянула ему пирог. Михаил хмуро на нее посмотрел и откинул полотенце.

— Ох ты ж… — крякнул он. — Пахнет вкусно.

— С капустой, мясом и яйцом. Ну… наверное, нехорошо ссориться. Мы же соседи.

— Угу. — Он отхватил ножом кусок пирога и с наслаждением откусил. — Нехорошо было саженец ломать.

— Я же не специально. — Маша на всякий случай оглянулась на дверь. Не пора ли бежать? — Может, я куплю вам новый?

— Тебе. — Михаил с урчанием поедал пирог. — Не надо мне выкать. Не надо ничего покупать. Да ты присаживайся, — он кивнул на табурет у стола. — Может, чаю?

— Нет, спасибо. — Маша чувствовала неловкость и ничего не могла с этим поделать. — Я вот еще спросить хотела…

— Спрашивай.

— Говорят, у вас… у тебя можно молоко покупать? Я бы…

— Ах, вот оно что… — Голос Михаила стал угрожающим. Он даже остатки пирога положил обратно на тарелку. — Мириться пришла?

— А что тут такого? — растерялась Маша. — Разве одно другому…

— Тысяча, — быстро сказал Михаил.

— Что… тысяча?

— Тысяча рублей за литр. Устраивает?

— Н-нет… А почему так…

— Дорого? Как соседке могу скидку сделать. Только не за красивые глазки. — Он снова прожигал ее взглядом, а Маша не могла понять, отчего сосед сердится. — Я не только давно нормально не ел, у меня еще и женщины давно не было. Как насчет перепихнуться? По-соседски?

Он точно ненормальный! Да и она тоже, если решила, что с ним можно помириться. Хотела по-доброму, по-людски.

— Я, пожалуй, пойду.

Маша развернулась и дернула на себя дверь.

— Катись! — понеслось ей вслед. — И пирог свой забери!

= 7 =

— Жаль, что я туда яду не насыпала! — рявкнула соседка и выскочила на крыльцо, громко хлопнув дверью.

И о Лорде забыла, хотя, как пришла, поглядывала на него с опаской. Но Лорд — воспитанный мальчик, без команды не лает и не бросается.

Михаил почесал бороду. Сбрить, что ли? Лето уже наступило, жарко. Покосился на пирог, который соседка забирать не пожелала. Обидел девочку. Похоже, она еще не в курсе местных сплетен. А ведь поначалу он даже обрадовался, что соседка мириться пришла. Не любил он воевать, особенно с женщинами. Даже если они стервы.

Эта вроде не такая. Он усмехнулся, вспомнив выражение ее лица, когда он попросил потереть ему спинку. А чего? Чай не дети. Мочалкой, что ли, прикрываться надо было?

А сейчас нехорошо вышло. Ох, нехорошо…

Михаил налил себе молока — того самого, козьего, — и присел за стол. Пирог божественен. И тесто пышное, и начинка сочная, с пряностями и перцем. Все, как он любит.

Вот только теперь кусок в горло не лез. Мужик, ядрена вошь! Девчонка старалась, а он вместо «спасибо» ее оскорбил. Девчонка, как есть девчонка. И даже не из-за нелепых косичек. Взгляд у нее юный, неискушенный. Хоть и боевая, а видно, что нежная.

Михаил вздохнул и отправился доить коз — как раз время подошло. Их у него было три: Машка, Дашка и Глашка. Машка, ага. Прямо-таки счастливое совпадение. Молоко его коз в деревне ценилось, а все потому, что без запаха. Козы у него не простые — молочные, породистые. Специально выбирал. Козье молоко полезное, а запах многих отпугивает. К нему же за молоком очередь. Дачники все разбирают, подчистую.

Он уж давно новым покупателям отказывает, а уж после того случая — и подавно.

Пришла к нему как-то одна дачница, чуть ли ни со слезами на глазах. Ребенок болеет, мол, нужно козьим молоком поить, а его от запаха тошнит. Посоветовали вас, Михайло Иваныч, спасите-помогите. И кулебяку притащила, вроде как угостить. Он поверил. За забор к людям не заглянешь — есть ребенок, нет ребенка. Просили — помог. Стал отдавать то, что себе оставлял, да еще и бесплатно. Пожалел, ядрена вошь.

А потом к нему паломничество началось. Кто пироги нес, кто блины, кто борщ в кастрюльке. И всем молоко подавай. Михаил отказывал, потому как просто не было лишнего. Одна из просительниц ему ту бабу и сдала.

— Брехло! — выплюнула она в сердцах.

— Кто — я? — изумился Михаил.

— Да Танька! Всем растрепала, что один раз тебя покормила, так теперь бесплатно молоко получает.

— Так ей для ребенка, — возразил он. — И тогда еще был резерв.

— Для какого ребенка! У нее детей нет. Маски она делает, для лица и для волос. Еще и продает их.

Такого вероломства Михаил не ожидал. Его оскорбило и то, что его развели, как сосунка, и то, что в деревне твердо уверовали, стоит его подкормить, так он становится ручным и шелковым.

Вот и окрысился он на соседку, едва та заикнулась о том, что пришла за молоком. Решил, что наплели уже ей, а она поиздеваться решила. Вроде взрослый мужик, а идиот идиотом.

Парное молоко Михаил налил в крынку, накрыл тряпочкой. Тарелку из-под пирога вымыл, насыпал на нее сушеной вишни. Свежей еще нет, но и так вкусно — кисленько. И отправился к соседке — просить прощения. Уже стемнело, но спать она еще не легла, светились окошки — и в комнате, и на кухне.

На вежливый стук в дверь соседка испуганно ответила:

— Кто там?

— Это я. — Михаил чертыхнулся сквозь зубы и закатил глаза. — Сосед, Михаил.

— Уходите.

На теплый прием он и не рассчитывал.

— Маруся, прости меня, пожалуйста. — Он хотел извиниться, глядя ей в глаза, но что ж, можно и через дверь. — Не знаю, что на меня нашло… — Угу, как же! — Вернее, знаю, но к тебе это не имеет никакого отношения.

Тишина. Чего это она притихла?

— Я вам не открою.

Упрямая коза! Чисто его Машка.

— Марусь, мы на «ты» перешли.

— Все равно не открою!

— Я тебе молока принес. И тарелку. Спасибо, пирог очень вкусный. Маруся?

Ваша мама пришла, молока принесла. Ядрена вошь!

Щелкнул замок, дверь скрипнула. «Надо бы смазать, — подумал Михаил. — Колька, танцор хренов, и не догадается, небось».

Соседка отступила назад, пропуская его в дом. Куталась в платок. Замерзла, что ли?

— Вот, держи. — Он переступил через порог, протянул крынку и тарелку. — Парное.

— Спасибо. — Она приняла посуду, поставила на стол. Платок съехал с плеч и упал на пол. — А это зачем?

— Вишня? Да не принято пустую посуду отдавать. Не понравится — выбросишь.

— Спасибо, — повторила соседка.

Михаила раздражал ее вид. Какая-то потерянная, и нос красный. Неужели плакала? Из-за него?

— Маруся, ты зла не держи. — Он поднял платок, подал ей. — Я тебя обидеть не хотел. Вернее, хотел, но…

Не было печали. Какого черта он оправдывается тут, как мальчик?

— Я поняла. — Она снова накинула на плечи платок. — Ко мне это не имеет никакого отношения.

Ядрена вошь! Не рассказывать же ей эту историю!

— Все в порядке, — добавила соседка. — Спасибо. Боюсь, я все же не смогу покупать у вас… у тебя молоко. Для меня это дорого.

— А тебе для чего? — поинтересовался Михаил.

— В смысле?

— Ну… пить или…

— Пить, конечно, — удивилась она. — А что еще можно делать с молоком? Разве что творог или сыр…

— Договоримся.

Без кружки молока он не обеднеет, а девочка бледная, худенькая. Может, больная? И в деревню лечиться приехала, чистым воздухом дышать? Идиот, как есть, идиот.

— Ты замерзла?

— А? Да… немного… Тут печка есть, а топить я так и не научилась, хоть Николя и показывал, как.

— Давай помогу.

Михаил не понимал, как можно мерзнуть теплым вечером, однако растопить печь несложно. Пусть греется.

— Ты не заболела?

— Нет. Спасибо.

Еще одно «спасибо» — и его стошнит. Боевой настрой соседки нравился ему больше. Может, дело вовсе не в их ссоре? Может, случилось чего? С расспросами Михаил не спешил. Захочет — сама расскажет. Нет — и не надо.

Он растопил печь, рассказал, что нужно сделать, когда прогорят дрова. И ушел домой, спать. Деревня приучила его ложиться и вставать рано.

Утро выдалось богатым на события.

Михаил уже часа три, как работал, когда к соседскому дому подкатила машина, не Колькина. Из машины вылез лощеный мужик с огромным букетом цветов. Завертел головой, увидел Михаила.

— Простите, это Лесная, восемь? — спросил он, показав на дом Маруси.

— Восемь, — подтвердил Михаил.

Мужик зайчиком поскакал к терраске. Михаил подошел поближе.

— Машуля, солнышко, открой, — проворковал мужик, колошматя в дверь.

Дверь распахнулась, как будто Маруся открыла ее с ноги. Мужик едва успел отскочить.

— Паспорт! — рявкнула соседка. — И пошел вон!

— Машуля, давай поговорим. Я могу все объяснить!

Михаил навострил уши.

— Вон, я сказала!

— Машуля, это тебе.

Букет полетел по направлению к калитке.

— Паспорт!

— Не отдам! Сначала поговорим!

Мужик схватил Марусю за руку, она взвизгнула от боли.

Михаил и не заметил, как очутился на соседской терраске.

— Слышь, козел! Пошел вон отсюда!

— А, ты уже любовника завела! — заверещал мужик. — Быстро! Или он у тебя давно?

— У него мой паспорт, — сказала Маруся. — Забери, пожалуйста.

Легко! Михаил взял мужика в захват. Тот заверещал еще громче, чисто баба.

— Пальцы! Руки! Я хирург!

— Пальцы переломаю, — пообещал Михаил, сообразив, чего тот испугался. — Если сейчас же не отдашь. Считаю до трех, один и два уже было!

— В кармане пиджака!

— Маруся, забери, — велел Михаил.

Ей сподручнее лазить по карманам.

— Все, у меня, — обрадовано произнесла соседка.

— А этого куда?

— Пусть убирается туда, откуда пришел.

— Слышал? — Михаил отпустил мужика и подтолкнул его к калитке. — Проваливай.

Взъерошенный мужик нырнул в машину и ударил по газам. Михаил запустил ему вслед букетом.

— Марусь, а кто это был? — спросил он, когда осела пыль на дороге.

— Муж, — ответила она.

= 8 =

Сбежав от ненормального соседа, Маша заперлась в доме. И даже окна закрыла. У этого Михаила настроение меняется, как у женщины во время предменструального синдрома: то спокоен, то истерика. Все, хватит! Больше никаких попыток наладить отношения и никаких пирогов! Сходит завтра… да хоть к Василисе, жене участкового. Та точно подскажет, кто в деревне продает молоко, а, может, даже и творог со сметаной.

Хозяйственный Николя купил хлебопечку, так что у Маши всегда будет свежий хлеб. И полмешка картошки откуда-то притащил. Холодильник забит продуктами. С голоду она не пропадет. Завтра займется садом-огородом. Искать Алима по деревне не придется, он оставил свой номер телефона. А еще пора настроить интернет и взять заказ на перевод. Запас денег у нее приличный, но и он когда-нибудь закончится.

Так что вскоре Маша и думать забыла о придурковатом соседе. Измена мужа и предстоящий развод волновали ее куда сильнее. Всю боль и обиду она выплакала еще в первый день, на груди Николя. Зацикливаться на этом и изводить себя страданиями она категорически не желала. Ребенок — вот ее единственная забота. Хотя, конечно, совсем не думать о муже не получалось.

Они четыре года прожили вместе, а встречаться начали, когда Маша была студенткой-первокурсницей. Анатолий старше ее на десять лет, познакомились они в клинике, он оперировал маму. В красивого молодого хирурга Маша влюбилась без памяти. Ухаживал Толик красиво, благородно, в койку затащить не спешил, а потом стал ее первым мужчиной. Поженились, когда Маша закончила институт. И жили… да нормально, в общем-то, жили.

Анатолий не заставлял ее работать. Считал, что сам может обеспечивать семью, а место жены дома. Маша заботилась о том, чтобы муж возвращался в чистый дом, чтобы носил чистые вещи, вкусно ел, нормально отдыхал. Переводы брала для себя, для практики, и деньги оставляла себе, Толик не требовал от нее отчета, потому и скопилась на ее счету приличная сумма.

Сам он часто пропадал на дежурствах, а как стал заведующим — и в командировках. Теперь-то понятно, что это были за командировки!

Справедливости ради, Маша не страдала от одиночества. Влюбленность давно прошла, осталась лишь привычка. Рядом с Толиком было сытно, спокойно и безопасно. Мать твердила ей, чтобы она держалась мужа, и советовала завести ребенка. Как будто это кошечка или собачка!

Ребенка Маша хотела сама, только все как-то не получалось.

За последнее время она не раз и не два задумывалась, сможет ли она простить Толика ради ребенка. И каждый раз перед глазами возникала случайно увиденная сцена, а к горлу подступала тошнота.

Родители уже в курсе того, что она ушла от мужа. Толик звонил им в поисках Маши. И мама уже умудрилась достать ее по телефону.

— Мария, что за фокусы? — гаркнула она, едва Маша ответила на звонок. — Куда ты пропала?

— Мам, у вас все хорошо? — спросила Маша.

— У нас — да! А что ты себе позволяешь?

— Мама, это тебя не касается. И прости, я не могу сейчас говорить, потом перезвоню.

Этот номер она тоже добавила в черный список, временно. Разговора с матерью не избежать, да и кто знает, что ей наплел Толик. Но перезвонит она ей попозже, когда устроится на новом месте. Родители на мужа надышаться не могли, навряд ли они будут на ее стороне.

— Ну вот за что мне это? — жаловалась Маша Николя. — Почему я все время должна оправдываться? Нет бы просто пожалеть…

— Я тебя пожалею, — широко улыбался друг. — А они тебя любят и хотят, чтобы у тебя все было хорошо.

— Да, только их «хорошо» и мое «хорошо» — это разные понятия, — вздыхала она.

— Да она просто не знает о том, что Толик — козел, — утешал Николя. — Навряд ли он ей об этом сообщил.

Так-то оно так, только Маша сомневалась, что мама поверит ей, а не Толику.

— Машуль, рыбка моя, у нас проблемы… — Николя позвонил вечером, как и обещал. — Паспорт из регистратуры забрал твой неблаговерный. Теперь он ругается матом и требует дать твой адрес. Ты не обидишься, если я заеду к нему и лично дам в морду?

— Ой, не надо! — испугалась Маша. — Не надо, пожалуйста!

Она не боялась Толика. Что он мог ей сделать? На квартиру его она не претендовала, на деньги — тем более. А вот испортить Николя карьеру — это запросто. Маша знала, что выступления в клубах — не предел мечтаний друга. И публичный скандал из-за его сексуальной ориентации ему не нужен.

— Маша…

— Коля, нет! Пообещай! Мне нельзя нервничать, быстро обещай!

— Ладно… — проскрипел он. — Только без мордобоя мне у него паспорт не забрать.

— Дай ему адрес, — разрешила Маша.

— Рыба, ты с ума сошла?!

— Пожалуйста. И скажи, чтобы он паспорт с собой взял, иначе на порог не пущу.

— Маш, я не смогу быть рядом, когда он…

— И не надо. Я справлюсь, не переживай.

После этого разговора Маша поняла, что ее трясет: то ли от холода, то ли от нервов. Она отыскала среди вещей теплый платок, накинула на плечи. Немножко поплакала — совсем чуть-чуть, капельку. А потом в дверь постучали.

Маша даже испугалась поначалу, думала, что Толик уже здесь. Потом сообразила, что с такой скоростью он мог долететь до деревни только на реактивной метле. А когда услышала, что стучит сосед — испугалась еще сильнее. Даже пожалела, что не прихватила из сарая топор.

Михаил удивил — в очередной раз. Хорошо, что приятно. У Маши не хватило бы сил на очередное сражение.

К утру она поняла, что разговаривать с мужем не желает. Наверное, обида слишком велика, еще не время. Потому и не пустила блудного мужа на порог. А сосед и тут отличился — помог отобрать паспорт, да шуганул Толика так, что он растерял весь свой пыл.

Маша не тешила себя иллюзией, что это конец. Возможно, теперь Толик попытается вывернуть все так, как будто это она ему изменила, а ребенка нагуляла. Но если он не совсем дурак, то должен понимать, что генетическая экспертиза подтвердит, кто отец. И когда обнаружится, что Маша права, пострадает его, а не ее репутация. Так что, скорее всего, стоит ждать второго пришествия. Но не сейчас, не сегодня и даже не завтра. И она не будет трепать себе нервы!

— Муж? — переспросил Михаил, когда она сообщила ему, что за мужик ее домогался. — Бывший?

— К сожалению, пока еще настоящий, — ответила она.

Сосед опять пугал. Из-за бороды рассмотреть выражение его лица проблематично, но, похоже, ему не понравилось то, что Толик — муж. И без того черные глаза потемнели еще сильнее.

— Муж, значит…

Михаил плюнул себе под ноги и пошел прочь со двора.

— Которого я застала верхом на другой бабе! — с обидой крикнула Маша ему вслед. — Все вы, мужики, одинаковые!

Он дернул плечом, но не обернулся. Как же, мужская солидарность! Чтоб их всех черти пожрали! Маша хлопнула дверью и вернулась за стол. Когда прибыл Толик, она только села завтракать.

Поесть не удалось. После первых двух ложек каши Маша едва успела добежать до туалета. Ее снова накрыла утренняя тошнота. Вывернуло несколько раз, да так, что закружилась голова, а на глазах выступили слезы. Всхлипывая, уже и от жалости к себе, она выбросила гречневую кашу в мусорное ведро. При взгляде на колбасу и сыр снова стало мутить. Козье молоко Маша выпила еще вечером, и оно очень ей понравилось. Значит, от молока тошнить не будет? Жаль, сейчас его нет, чтобы проверить.

Тарелка с сушеной вишней стояла на подоконнике. Маша соблазнилась ягодкой. Кислинка показалась ей приятной. Опомнилась она, когда умяла всю тарелку. И вкусно, и тошнота отступила.

Чуть позже подошел Алим. Маша объяснила ему, где выкорчевывать сорняки и где копать.

Сосед сказал, что пустую посуду не отдают, поэтому в крынку она налила куриного супу с лапшой, на тарелку положила котлеты, нажаренные вчера в огромном количестве. По привычке Маша готовила на двоих, столько ей все равно не съесть.

И отправилась добывать вишню. Плевать на мужскую солидарность, ее ребенок хочет сушеную вишню. И она эту вишню добудет, даже если придется ограбить Михаила.

= 9 =

«Все вы, мужики, одинаковые!»

Все! Одинаковые!

Михаила всегда бесила эта фраза. Он никогда не позволял себе обобщать и утверждать, что, к примеру, все бабы — дуры. Хотя чем старше становился, тем больше убеждался, что так и есть. Допустим, у него язык не повернется назвать дурой Юлечку Листову — прапорщика, авиадиспетчера и инженера в одном лице. Или начальницу медсанчасти Киру Глебовну, капитана медицинской службы. Так что, не все бабы дуры, а почти все. И Маруся — увы — не исключение.

Муж! Ядрена вошь, у нее есть муж!

От которого она сбежала, застав его с другой бабой.

К слову, так себе муж. Лощеный, холеный, но гнилой внутри. Если такую женщину упустил, еще и идиот. Тут Михаил нахмурился, переваривая «такую женщину». Это что, у него уже особенное отношение к Марусе? Этого еще не хватало!

Так, еще раз.

Маруся — дура. Потому что приехала жить в глухую деревню. Она же не приспособлена для такой жизни, ежу понятно. Печку топить не умеет, чтобы грядки вскопать, Алима нанимает. А что она будет делать, когда начнутся перебои с водой? Из колонки на коромысле ведра таскать? Кто ей будет дрова колоть? Колька? Без мужика она тут пропадет, факт.

А в наличии — муж. И не какой-то там бывший, а вполне себе настоящий. С которым Маруся в ссоре. И плевать на причину. Ему ли не знать, как бабы кроют своих мужей, а потом мирятся с ними и милуются дальше.

Помог, ядрена вошь! Он не удивится, если его потом крайним сделают. Знать бы заранее…

Михаил занимался обычными делами, но не переставал думать о соседке. И как теперь быть? Носить ей молоко, как собирался? Или игнорировать ее существование? Последнее — самое разумное. И вообще, пусть катится обратно в город, к мужу. Нечего ей здесь делать!

Лорд громко залаял, предупреждая хозяина о гостях. На заднем дворе Михаил не слышал ни стука, ни звонка, но верный пес никогда не подводил. Ополоснув руки под умывальником, Михаил отправился проверять, кого черти принесли.

За калиткой стояла Маруся. Преследует она его, что ли?!

— Ну? — грубовато поинтересовался Михаил, подойдя ближе.

Маруся смотрела исподлобья, выпятив подбородок. Михаил впервые обратил внимание, что глаза у нее серые, с голубоватым оттенком. Красивые, между прочим, глаза. Особенно, когда она смотрит вот так — с вызовом.

— Я вот… принесла, — ответила она, кивая на крынку и тарелку.

— Тарелка не моя, — напомнил Михаил, отворяя калитку.

— Меняю на вишню. — Маруся решительно всучила ему и то, и другое. — И куплю еще, мне очень надо.

— Так… А тут что?

С тарелки пахнуло домашними котлетами. Да она издевается! А в крынке плескался суп.

— И зачем это? — грозно спросил Михаил.

— Так нельзя же пустое отдавать. А что я туда налью?

Встал он рано, и завтракал тоже рано. От вкусных запахов рот наполнился слюной. Однако с этим нужно заканчивать.

— Значит, так, Мария. — Он старался говорить сурово, хотя хотелось расцеловать девочку за такой подарок. — Спасибо большое, но еду мне носить не надо. Это деревня, здесь все на виду. Пойдут сплетни. Мужу, опять же, нажужжат.

— Я развожусь! — воскликнула она.

— А он об этом знает?

Маруся промолчала, только нахмурилась. Так он и думал!

— Вот видишь. Сейчас вы в ссоре, потом помиритесь. А рот людям не заткнешь.

— А вы… А ты бы такое простил? — Ему показалось, что ее глаза опасно заблестели. Вот только слез ему тут не хватает! — Я не придумываю, я сама видела.

Теперь ему не нашлось, что ответить. Он не простил, но не говорить же об этом Марусе.

— Прощать, не прощать — это ваше личное. Меня это не касается, — пробурчал Михаил. — Еду мне носить не надо, вот и все.

— Мне вишня нужна. — Маруся обиженно надула губы. — И молоко.

— За молоком, вон, к забору приходи. — Он махнул рукой, показывая, куда именно, и назвал час. — Мне с вечерней дойки отдавать удобнее. Много дать не могу, только вот такую крынку.

— А сколько…

— Нисколько, — отрезал он. — Пустую посуду будешь вечером приносить. Я тебе крынку с молоком, а ты мне — пустую. Понятно?

— Мне неудобно бесплатно.

— А мне неудобно брать деньги с такого заморыша. И что делать будем?

Косички гневно дернулись. Ох, и глазищи! Только что искры не летят. Давай, девочка, поспорь.

Маруся проглотила «заморыша». Михаил даже испытал разочарование от легкой победы.

— А вишня? — напомнила она.

— Сколько тебе надо?

— Не знаю… Много… Вся, что есть.

— Зачем? Скоро свежая поспеет.

— Мне сейчас надо!

— Продавать?

— Есть!

— Угу… — Михаил смерил ее задумчивым взглядом. Что-то тут не так. Но что именно? — Значит, всю, говоришь?

Она радостно кивнула. Нет, точно что-то не так. Не продавать она ее хочет. Может, начинка для пирогов нужна? А пироги уже продавать. Вот только кому? До трассы далеко, а деревенским не получится.

— Хорошо. Всю, так всю. Пойдем.

Сначала зашли на кухню. Михаил поставил тарелку и крынку на стол, но тут в приоткрытое окно впрыгнула Дуся.

— Явилась… — недобро прищурился он. — Нагулялась?

Пушистая белая кошечка грациозно изогнула спинку и выдала протяжное «мяу», приветствуя хозяина.

— Ой, какая прелесть, — восхитилась Маруся. — Твоя?

— Она сама по себе, — ответил Михаил. — А ко мне приходит пожрать, поспать и котят рожать.

— А звать как?

— Дульсинея. Или Дуся.

Пришлось убирать котлеты в холодильник. Дуся та еще… хищница. Делиться с ней котлетами Михаил не собирался. Пока ставил кошке миску с кормом и водой, Маруся успела ее затискать. Обычно неприступная Дуся благосклонно урчала и подставляла уши. Говорят, животные людей чувствуют. И если это так, то Маруся дважды прошла испытание — и у Лорда, и у Дуськи. К козам ее, что ли, отвести…

Михаил фыркнул себе под нос. Тарелку он помыл, вытер и сразу отдал Марусе. А то так и будут друг другу передавать, как знамя.

— А вишня? — тут же спросила она.

Мда… Прямо патологическая любовь у нее к сушеной вишне, не иначе. Он привел ее в кладовую.

— Вот, — ткнул он пальцем в мешок, — забирай. Бесплатно. В прошлом году хороший урожай был. Только учти, сколько сейчас унесешь, все твое, но второго раза не будет.

Нет, он не сволочь, и не позволит Марусе тащить на себе мешок. Однако жутко любопытно, что она выберет — наполнит тарелку или захочет большего.

Маруся смотрела на мешок щенячьими глазами. Такое впечатление, что если не удастся вынести его из кладовой, здесь и заночует.

— Может, пакет дашь? Отсыпать.

Михаил закатил глаза.

— Ладно, бери пока на тарелку. Вечером мешок занесу. Сейчас некогда.

— Может, я тебе все же пирогов напеку? Ты с чем любишь?

— Вот с вишней и испеки, — предложил он. — Один раз можно.

— Спасибо!

Маруся просияла так, как будто он подарил ей кольцо с брильянтом. Чудная девчонка. Интересно, что она с вишней делать будет? Неужели просто съест?

Соседка убежала, чуть ли ни вприпрыжку, прижимая к себе тарелку с вишней. Михаил смотрел ей вслед с крыльца, а потом пошарил рукой у притолоки, где прятал пачку сигарет. От себя же и прятал. Он опустился на ступеньку крыльца и закурил.

— Тебе же нельзя! — услышал он знакомый женский голос и вздрогнул. Надо же, и не заметил, как машина подъехала. — Ты же обещал!

— Привет, котенок, — виновато произнес Михаил и быстро затушил окурок.

= 10 =

Дочка, как всегда, нагрянула неожиданно. Она говорила так: «Тебя надо застать врасплох, чтобы знать, как ты живешь на самом деле». Единственный человек, которому Михаил был не безразличен.

Ксения — ранний ребенок. Когда она родилась, ему едва исполнилось девятнадцать. Без помощи родителей они с женой не справились бы с таким испытанием. Он — курсант летного училища, она — студентка института. Ксюшу вырастила его мама. Возможно, именно поэтому после развода дочь не отвернулась от него, хотя, чего греха таить, ей всегда не хватало его внимания и участия.

Сейчас Ксюше уже двадцать шесть. Она закончила факультет журналистики и строит успешную карьеру на телевидении. У нее хороший муж, они работают вместе. Детей пока нет, а Михаил с удовольствием бы примерил на себя роль деда. Может, внукам удастся дать то, чего была лишена дочь.

— Ох, папа… — Ксюша поцеловала его и сморщила носик от запаха табака. — Зачем? Вот зачем?

— Да ладно, котенок, не ворчи, — миролюбиво попросил Михаил. — Это одна-единственная аж за полгода.

— М-м? Это кто ж тебя достал, что покурить потянуло? Или по какому поводу?

— Так, просто. Пойдем в дом, чаем поить буду.

— Подожди. Сумки из машины забери.

— Котенок, ты опять? — нахмурился Михаил. — У меня все есть.

— Пап, не начинай! Я к тебе с пустыми руками не приеду, ты знаешь. И я прекрасно знаю, как ты тут питаешься. Так что бери пакеты — и вперед.

Вот интересно, откуда это у нее? Командирша! Не иначе, как гены.

Ксюша, как обычно, сунула свой любопытный носик в каждую щелочку. Проверила, не зарос ли папин дом паутиной, не скопились ли горы нестиранного белья, не покрылся ли мхом холодильник. Михаил посмеивался, но никогда ей не мешал. Он привык к чистоте и порядку, как любой военный, но забота дочки умиляла и доставляла радость.

— Ты похож на лешего, — сообщила ему Ксюша. — Привел бы себя в порядок.

— Да кому оно надо, — отмахнулся Михаил. — Как я без бороды дачников пугать буду?

— Смотрю, не всех распугал, — хмыкнула Ксюша, обнаружив в холодильнике суп и котлеты. — Или это кто из местных?

— Да соседка… — Он отчего-то смутился. — Баб Шурин дом, там теперь девица молодая живет.

— Молодая? — шутливо приподняла бровь Ксюша. — Красивая?

— Замужем она, — буркнул Михаил.

— Жалко.

— Ты меня что, женить хочешь?

— А чего б нет? Жених ты завидный — хозяйство свое имеется. Побрить бы еще, а то всю красоту прячешь.

— Закрыли тему.

— Да как скажешь. Как ты тут вообще? Все в порядке?

— Видишь же, жив-здоров.

— И куришь, — тут же вставила вредная детка.

— Да один раз всего, правда!

— Где один, там и второй, — вздохнула Ксюша. — Ладно, пап. Твое здоровье, делай с ним что хочешь. Но я б на твоем месте его поберегла. Пригодится еще.

— Да кому я нужен… — Михаил тут же спохватился: — Извини, котенок. Да и ты тут нечастая гостья. Знаю, знаю. Все правильно, ты работаешь, у тебя семья.

— А я же не просто так приехала. — Ксюша закончила разбирать сумки с продуктами и присела на табурет. — Не хотела по телефону говорить.

— Случилось чего?

— Случилось, только хорошее. Не волнуйся. Папа, ты скоро станешь дедом.

— Ох… Котенок, так ты…

— Да! — Ксюша счастливо засмеялась, довольная произведенным эффектом.

Михаил никогда не был сентиментальным, но сейчас в носу защипало. Обнял дочку, расцеловал.

— А-а…

— Срок еще небольшой. И работать я не перестану, так что никакого «деревенский воздух полезен для беременных». Приезжать буду, как смогу.

— Как скажешь… А мать знает?

— Нет еще. Я Виталика предупредила, что первым новость узнаешь ты.

Михаил совсем расчувствовался.

— Может, все же могу чем помочь? И потом, само собой… А сейчас? Может, продукты какие привозить буду? Все же полезнее, чем магазинное. Молока вот…

При слове «молоко» Ксюша позеленела.

— Нет, только не это! — воскликнула она. — Меня от одного запаха выворачивает. А от фруктов-овощей не откажусь, как поспеют. Да ты и так всегда делишься.

— С кем мне еще делиться… — проворчал Михаил.

— А у тебя вишни сушеной не осталось? — вдруг спросила Ксюша. — Кисленького порой хочется, хоть ложись и помирай. Я недавно случайно откопала остатки с прошлого года, так не заметила, как съела.

— Вишня? — переспросил он.

Вот так совпадение. И соседка вишню требовала, голодными глазами на мешок смотрела. Неужели тоже беременна?

Нет. Нет, не может быть. От молока Марусю не воротит. Да и муж… Что, такая сволочь, что будет изменять женщине, которая носит его ребенка?

— Вишня, вишня, — кивнула Ксюша. — Осталась?

— Да осталась… — Он задумчиво почесал бороду. — Только я ее уже вроде как пообещал.

— А и ладно, в магазине куплю, — махнула рукой Ксюша. — Давай-ка я тебе нормальный обед приготовлю, хоть на пару дней. Борщ сварю, как бабуля научила.

— Тебе не надо…

— Беременность — это не инвалидность, — отрезала дочка.

Спорить с Ксюшей так же бесполезно, как с ним. Если что решила, то сделает непременно. А Михаилу нужно придумать, что делать с вишней, срочно. Оставить беременную дочь без лакомства — не вариант. Однако и нарушать данное слово он не привык.

Чаша весов склонялась в пользу Ксюши. Он не мог отказать ей. Он до сих пор чувствовал вину за то, что детство она провела без него. А Маруся… Да что Маруся? У нее просто блажь, пройдет.

— Пап, ты что делаешь? — спросила Ксюша, выглянув из кухни. — Куда мешок тащишь?

— Тебе в машину. Вишня это, как ты просила.

— Папа! — Она округлила глаза. — Куда мне столько? Отсыпь пару килограмм, мне хватит.

И как такая простая мысль не пришла ему в голову! Совсем отупел в своей берлоге! Мешок же можно поделить: половину Ксюше, половину Марусе. Гениально!

Вернувшись от соседа, Маша устроилась на терраске с тарелкой вишни. Алим усердно копал, а ей было лень заниматься делами. Чуточку можно и отдохнуть. А вообще, пора бы выяснить, где тут женская консультация. Понятно, что не в деревне, но встать на учет надо. И к участковому надо, регистрацию оформить, но это как Николя приедет.

Когда к дому Михаила подкатила машина, Маша не удивилась. Мало ли? Если он молоко продает, может, дачница какая приехала. А вот когда из машины вышла молодая красивая девушка, да упала в объятия Михаила, ей стало нехорошо.

Это отчего она решила, что сосед одинокий? И шастала к нему, как к себе домой, пока ей вежливо не намекнули, что она нарушает приличия. Ой, как стыдно! Маша даже покраснела, как вишня, которая лежала на тарелке. Привыкла, что в Москве никому ни до кого дела нет, а тут, и правда, все на виду. Наплетут теперь с три короба…

Маша вздрогнула, когда в кармане зазвонил телефон.

— Привет, Николя.

— Как дела, Машуль? Жутко переживаю. Твой был?

— Не мой, — буркнула она. — Но да, был. С утра пожаловал, с букетом.

— И?..

— Пинка под зад получил — и уехал. Паспорт у меня.

— О, ты молодец! Как ты с ним справилась?

— Сосед помог.

— О-о-о…

— Хватит окать! Лучше скажи, когда приехать сможешь? И так, чтобы съездить куда-нибудь за саженцами и цветами.

— Маш, ты б отдыхала там.

— Я отдыхаю. Так когда?

— Через пару дней смогу с ночевкой выбраться.

— Хорошо.

— Не шали там, рыба моя. Целую.

С Николя всегда легко и просто. И не надо задумываться, что можно сделать кому-то больно, и никто не будет ревновать и распускать сплетни.

— Хозяйка, а этим что делай?

Рядом с терраской возник Алим.

— С чем «с этим»? — не поняла Маша.

— Там, — махнул он рукой.

Рядом с сараем возвышалась куча перегнивших яблок. Пока тут росла густая крапива, кучи заметно не было.

— Вот зараза! — не выдержала Маша. — Надеюсь, он под ними не спрятал чей-нибудь труп?

— Чего? — испугался Алим.

— Ничего! — рявкнула Маша. — Тачка есть?

— Есть.

— Грузи. Я покажу, куда сваливать.

Справедливость восторжествует, она вернет яблоки законному владельцу.

= 11 =

Первые два рейда с тачкой прошли успешно. Маша лично руководила процессом, потому что Алим побаивался Лорда. На нее пес не лаял, лежал в вольере и лениво наблюдал, как перед хозяйским крыльцом растет гора гнилых яблок.

В гневе Маша забыла о том, что пыталась наладить с соседом дружеские отношения. Все мужики одинаковые! И точка! Знал же, гад, что устроил свалку в огороде, и промолчал. Лень было свой урожай до помойки дотащить?

Маша вообще не понимала, как можно выбросить яблоки. В Москве даже в самый разгар сезона они стоят около ста рублей. Тем более деревенские, натуральные, не какие-то там импортные, по вкусу напоминающие парафин. Продавать не хотел? Отдал бы так. Вишню же насушил, а яблоки чем хуже? В конце концов, козам бы своим скормил!

В тот момент, когда ее осенило, что с вишней можно попрощаться, на крыльцо вышла гостья Михаила. Между прочим, в переднике! Маше даже обидно стало: и зачем она со своим супчиком полезла, если у соседа кухарка есть.

— Девушка, вы что творите? — возмущенно спросила девица, безошибочно вычислив, что заправляет всем этим непотребством не Алим.

А молодая, между прочим, красивая. Похоже, Машина ровесница.

— Ваше добро возвращаю, — цыкнула на нее Маша.

— Да-а? — недоверчиво протянула та. А потом сбежала с крыльца, завернула за угол дома и крикнула: — Па-а-ап! Папа-а-а!

Лорд подхватился и громко залаял, подзывая хозяина.

Папа?!

Это дочь Михаила?!

А почему бы нет? Может, он выглядит моложе своих лет. Из-за бороды возраста вообще не разобрать. Поначалу Маша решила, что ему лет шестьдесят, потом показалось — сорок.

Михаил примчался, как на пожар.

— Что случилось, котенок? — встревожено спросил он.

— Вот! — «Котенок» ткнула пальцем в сторону Маши. — И вот! — показала она на кучу.

— О-о-о… — протянул Михаил. — Ты нашла мою яблочную кучу.

И тут он стал ржать. Не смеяться, а именно ржать: громко и обидно, похлопывая себя по ляжкам.

Маша растерялась. Очевидно, что она совершила какую-то глупость, иначе сосед так не потешался бы. Одно утешало, «котенок» тоже мало что понимала, потому что хмурилась и смотрела на отца.

— Хазяйка, больше не возить? — тихо спросил Алим.

— Вози, Алимчик, вози, — ответил ему Михаил, каким-то неведомым образом расслышав вопрос. — Только вози вон туда, где у меня перегной. И эту кучу туда же. Маруся, ты ему уже заплатила?

— Заплачу, — процедила она.

— Не надо, я сам.

— Пап, что это за цирк? — спросила «котенок».

— Этот аттракцион называется «сами мы не местные». — Михаил снова засмеялся, вытирая рукавом выступившие слезы. — Кстати, познакомься, моя соседка Маруся.

— Ксения, — кивнула с крыльца девица.

— Очень приятно, — пробормотала Маша.

— Так вот, вы городские девочки и не знаете, что гнилые яблоки хорошо добавлять в перегной. Или даже просто раскидать по земле перед тем, как ее перекапывать.

Замечательно! Маша почувствовала, как ее щеки запылали от стыда. Надо было использовать эти яблоки для собственной земли, тогда она утерла бы Михаилу нос. А получилось, она ему помогла.

— А у себя не мог яблоки свалить? — буркнула она.

— Ну, извини, места не хватило. Кто ж знал!

И он опять заливисто засмеялся.

— Понятно. Мне, пожалуй, пора.

Маша развернулась и выскочила за калитку. Может, в другое время она и сама посмеялась бы над собственной глупостью, но не сейчас. От обиды ее душили слезы, а плакать на глазах соседа и его дочки она ни за что не стала бы.

— Маруся! Погоди! — крикнул Михаил ей вслед. — Не убегай!

Она не остановилась и даже не обернулась.

Надо просто забыть об этом соседе. Вычеркнуть. Перестать бегать к нему каждый час. И вдоль забора посадить что-нибудь плетущееся и густое, чтобы ничего не видеть. Хорошо бы и кусты!

— Обиделась… — сказала Ксюша, едва Маша скрылась с глаз. — Пап, зачем ты так?

— Как? — не понял Михаил.

— Ты ее на смех поднял, да еще при мне и при Алиме.

— И что? Она сама виновата. Я вообще эту кучу хотел ей оставить, землю подкормить.

— Она к тебе с супом и котлетами, а ты объяснить не мог, по-простому.

— А я ей, между прочим, свое молоко отдаю. И вишню вот…

— Она тоже в положении? А, ты говорил, что она замужем. Муж-то где?

— В городе. Изменил он ей, она сюда сбежала.

— Бедная… — Ксюша округлила глаза. — Изменил беременной…

— Не беременна она.

— Да? Ну, тебе виднее.

Ксюша ушла в дом, а Михаил опустился на ступеньку крыльца. Что ж за день-то такой! Суматошный… Дочке он рад, само собой, а Маруся-то чего добивается? Он покачал головой и решил, что извинится, когда будет отдавать ей молоко.

Ксюша уехала к вечеру, еще засветло. Михаил уговаривал ее остаться на ночь, да куда там…

— Виталя меня ждет, — заявила она. — Я ж мужнина жена, пап.

— Да, оно верно.

И правильно это. Виталий — хороший муж, любит Ксюшу. А ему еще с Марусей мириться, в очередной раз.

С делами он задержался, потому к назначенному времени передачи молока опаздывал. Опять же, в перегной полез, яблоки добавлял, изгваздался весь. Решил, что успеет вымыться. Маруси в огороде не было, так что он рискнул снова воспользоваться душем без шторки.

Не успел. Соседка опять застыла напротив душевой кабинки, сердитая и взъерошенная, как цыпленок.

— Снова поиздеваться решил? — спросила она горько. — Приходи за молоком, да? Некому свои прелести демонстрировать?

— Маруся, я…

Нет, он хотел объяснить. По-простому, как говорила Ксюша. Но соседка не дала ему произнести ни слова!

— А я пришла не за молоком. Я пришла сказать, что ничего мне от тебя не надо — ни молока, ни вишни.

— Баба с возу, кобыле легче, — буркнул Михаил.

— Я тоже так думаю, — кивнула Маруся и ушла в дом.

= 12 =

___

Михаил стукнул кулаком по стенке душевой кабинки. Ядрена вошь! Да сколько ж можно! У соседки настроение меняется по семь раз за день!

Справедливости ради, в этом есть и его вина.

Дочка права, женщины не любят, когда над ними насмехаются. Совсем он в своей берлоге одичал. А Марусю жалко, она совсем одна. Колька ее привез, да свалил в город. И шторку повесить надо. Сам же Марусе лекцию читал о приличиях. У деревенских языки длинные и злые.

С другой стороны, он не нанимался сопли городской барышне утирать. У него своих дел полно! А теперь и помыться нельзя спокойно.

Михаил понимал, что извиняться все равно придется. Обидел девочку, чего уж там. Однако пока Маруся в таком настроении, все бесполезно. Лучше всего подождать до утра — и она успокоится, и он обретет душевное равновесие.

Ночью Михаил проснулся от леденящего душу воя. Выл Лорд, сидя аккурат под открытым окном его спальни. Чего греха таить, стало жутко. Обычно собаки на покойников воют.

На очередное протяжное «Ау-у-у!» ответила соседняя собака, правда, та забрехала. Компанию тут же поддержали местные псы, передавая друг другу эстафету по цепочке.

Михаил натянул брюки, взял фонарь и вышел во двор. Окно его спальни выходило на ту сторону, где жила Маруся. Внутри екнуло: молодая и красивая девушка, да еще одинокая, даже собаки нет для защиты. Неужели что-то случилось?!

Окно у соседки светилось. Пока бежал до крыльца, сто раз пожалел, что заделал дыру в заборе. В дверь решил не стучать, подкрался к приоткрытому окну, из которого доносились смутно знакомые звуки.

Маруся стояла лицом к окну, с закрытыми глазами. В руках она держала скрипку и смычок. И самозабвенно играла, слегка покачиваясь в такт музыке. Грустная мелодия, лирическая. Ей Лорд и подвывал, будоража деревню.

Ядрена вошь!

Михаил терпеливо дождался финальных нот, а потом произнес:

— Не спится?

Маруся вздрогнула и открыла глаза.

— Я вас разбудила? — надменно спросила она, отчего-то переходя на «вы».

— Да ты всю деревню разбудила.

— А вы не преувеличиваете?

— Я преуменьшаю. Еще и соседнюю. Слышь, как собаки лают?

— И часовню тоже я развалила!

Она сердито повела плечом и положила скрипку в футляр.

— Марусь, кончай придуриваться. Мы ж на «ты». Играешь ты красиво, но, может, лучше днем, а?

— А вы меня специально преследуете? — вспылила она. И передразнила его: — «Не ходи ко мне, это неприлично!» А по ночам в окна прилично заглядывать?! Я играю в своем доме. И буду играть, когда захочу и сколько захочу! Скрипка — не барабан! И никому она не мешает!

После гневного выступления Маруся захлопнула окно.

— Ну, хорошо… — пробормотал Михаил. — Ну, погоди…

Маше было стыдно за свое поведение. Раньше она за собой капризов не замечала. Лучший выход из глупой ситуации — посмеяться над собой, за компанию. А она обиделась и убежала в слезах, как ребенок.

И долго плакала, позабыв, что ей нельзя нервничать.

Потом сообразила, что это, вероятно, из-за беременности. Вспомнила, что врач говорил о каких-то витаминах, что она убежала из консультации, так ничего толком и не узнав. И еще поплакала — потому что она плохая мать.

Есть не хотелось, кусок в горло не лез и мутило. Зато, как назло хотелось молока и вишни. Маша решила, что не время демонстрировать гордость, ей нужно думать о ребенке. И в назначенное время пошла к забору. Однако вместо соседа с молоком она увидела голого соседа в душе. Опять!

И поняла, что он просто решил над ней посмеяться.

Вечер прошел в интернет-поисках высоких кустов, которые закрыли бы сетку с ее стороны. Заодно Маша выбрала растения для цветника и нарисовала эскизы. А поздно вечером поняла, что не уснет, пока не сыграет на скрипке. Такое у нее случалось и раньше — вдруг хотелось взять в руки инструмент, до зуда в пальцах.

И почему она не удивилась, когда умиротворение, которое подарила ей музыка, исчезло, едва за окном нарисовался сосед? Спать она ему мешает! Деревню перебудила! Да-да, как же!

Уснула Маша под утро, измученная невеселыми мыслями. Жизнь в деревне оказалась не такой уж радужной, как представлялось в городе. И проблемы-то вроде пустяковые, а как их решить, она не знает.

Сосед — главная головная боль. Маша не могла понять, отчего он то смеется над ней, то вроде как жалеет и пытается помочь. Небось, развлекается от скуки.

Выспаться не удалось. За окном уже рассвело, а она только-только задремала, как ее разбудила музыка.

«Были белее снега свадебные цветы…» — надрывалась Ирина Аллегрова.

Маша выглянула в окно. Точно! На соседском подоконнике стоял радиоприемник, включенный на полный звук. Часы показывали пять утра. Маша закрыла окно и легла, уставившись в потолок. Звук стал тише, но без свежего воздуха не спалось. Она открыла окно и нырнула с головой под подушку.

«Широка река, глубока река…» — выводила Кадышева.

Какой сон? Маша встала и отправилась на кухню заваривать чай. Труднее всего — не скандалить с соседом. Ясно же, это он ей так отомстил. Ничего, пусть другие соседи жалуются, не одна же она этот концерт слушает. А поспать можно и попозже, днем.

Маше даже удалось позавтракать, до утреннего приступа токсикоза. Правда, потом вчерашняя история повторилась. Часов до десяти утра она то работала в саду, намечая границы будущих цветников, то лечилась от недомогания лимончиком. Не вишня, зато кисленько.

Концерт закончился раньше, видимо, Михаил сам оглох от музыки или соседи возмущались. Маша старалась не смотреть в сторону его дома. Однако она заметила выехавшую из ворот машину — внедорожник с прицепом.

Если бы Михаил не уехал, Маша навряд ли решилась бы на авантюру. Пробраться на его участок незамеченной — та еще задачка. Но случай она не упустила, воспользовалась им сразу же.

Идею она взяла из французского фильма «Замуж на 2 дня». В нем вообще много классных идей на тему «Как отпугнуть от себя мужчину», но эта показалась ей самой подходящей. Маша была не уверена в успехе, однако… отчего бы не попробовать?

Прихватив бутылочку с кремом для депиляции и озираясь, как воришка, она прокралась за калитку. Благо та запиралась на щеколду, легко открывающуюся с улицы. Лорд приветствовал ее ленивым помахиванием хвоста.

Убедившись, что собаке до нее дела нет, Маша отправилась прямиком к кабинке для душа. Дальше — дело техники. Вылить шампунь, которым пользовался Михаил, и налить вместо него крем для депиляции.

С чувством выполненного долга Маша вернулась к себе, переоделась и оправилась к участковому. Если уж искать продавца молока, то лучше всего — через Василису.

= 13 =

В палисаднике возле полицейского участка гуляли куры. Максим Петрович несолидно сидел на ступеньках крыльца и лузгал семечки.

— Здравствуйте, — сказала ему Маша.

— Привет, Мария. — Он ссыпал шелуху из кулака в пакетик и встал, отряхивая ладони. — По делу али как?

— И так, и эдак.

— Если ты по поводу Михаила, то с ним уже проведена беседа. И до тебя жалобщики ходили.

— Нет, я вот… — Маша достала из сумочки паспорт. — Смотрите. А регистрация — это уж как Николай приедет.

Максим Петрович полистал паспорт и вернул его Маше.

— Ладно, терпит. Еще что?

— Да… — она шумно вздохнула. — Я хочу побеспокоить вашу жену. Кроме нее я тут никого не знаю, а она знает всех. Мне б найти, у кого молоко покупать и, может, яйца.

— Побеспокой, Мария, побеспокой, — усмехнулся Максим Петрович. — Она тебе поможет. От смотри, видишь тот дом с голубым козырьком?

— Ага… — Маша посмотрела, куда показывал участковый.

— А следом за ним кусты сиреневые.

— Ага.

— А вот за кустами наш дом. Василиса в огороде, ты ее кликни.

— Спасибо!

Маша пошла по улице, с любопытством рассматривая заборы и дома. Палисадники утопали в цветах, пахло и липовым цветом, и домашней едой. Мимо на велосипедах проехали дети.

Она здоровалась со всеми, кто встречался по пути. В деревне так принято. Маша приветливо улыбалась. Может, и правда, останется здесь жить, хотя бы года на два-три. Потом будет думать об образовании для ребенка, а кружков и секций тут точно нет, да и школа где-то в соседнем селе.

Василису звать не пришлось. Может, муж предупредил, а, может, она сама за чем-то вышла к калитке.

— Здравствуйте! — обрадовалась Маша. — А я к вам.

— Заходи, чайку попьем, — гостеприимно пригласила Василиса.

Машу передернуло. Она еще не отошла от утренней тошноты, и любая еда могла вызвать новый приступ. И куда бежать в чужом доме?

— Пойдем, пойдем. У меня самовар на веранде, чай с травами, такой в городе не купишь.

От такого предложения сложно отказаться, особенно когда приходишь с просьбой о помощи.

Василиса заварила чай, выставила на стол мед и варенье, печенье и сушки. Маша с тревогой прислушивалась к организму, но запах чая ей понравился. Она даже рискнула пить его с медом — и пошло хорошо.

— Лучшее молоко у соседа твоего, Михаила, — сказала Василиса в ответ на ее просьбу. — Это все в деревне знают. Может, попробуешь у него попросить?

— Не вариант, — вздохнула Маша.

— Что, уже полаялись? — Василиса хмыкнула. — Да, характер у Мишки — не сахар. Да с чего б ему другим быть, жизнь его хорошо побила. Залез в свой угол, как в берлогу, и рычит оттуда, никого к себе не подпускает.

— Да? А что так?

Это Маша удачно зашла. За каких-нибудь полчаса она узнала о соседе все: и его бывшей профессии, и о семье, и об истории с козьим молоком. Теперь понятно, отчего Михаил озверел, когда она пришла к нему с пирогами.

— Мишка добрый, но одичавший, — вынесла свой вердикт Василиса.

— Да мне как-то все равно, — ответила Маша. — Я сюда приехала не мужа искать.

— Отдохнуть на лето? — прищурилась Василиса.

— Возможно.

Хочешь, не хочешь, а говорить придется. Иначе о женской консультации не узнать. У Маши не было никакой уверенности, что Василиса будет хранить ее секрет, да и смысла в этом особого нет. Через месяц живот уже не спрячешь, разве что вообще из дома не выходить.

— Эх, девонька… — всплеснула руками Василиса, едва услышала, что Маша беременна. — Это тебе в районный центр надо. Да и… надо ли? Ты ж москвичка?

— Угу…

— Так зачем тебе тутошние врачи?

— Я тут жить буду, — упрямо возразила Маша. — Так что и врач мне тутошний нужен.

— Ага. А муж? Ты уж прости мое любопытство…

— Развожусь.

Тут уж Василиса и вовсе уставилась на нее, как на бедную дурочку.

— Не мое это дело… — начала осторожно.

Маша молчала, выпятив подбородок.

— Неужели такая сволочь, что ты в положении от него ушла?

— Ужели. — Разговор стал неприятным, и Маша отодвинула чашку. — Спасибо за чай, не буду злоупотреблять вашим гостеприимством.

— Да ты не обижайся, я тебя учить жить не собираюсь. А вот что! Я тебе чаю дам. Вижу, тебе понравился, а он и полезный, тошноту осаживает. Молока дам попробовать, у нас тоже коза есть. Мы-то привыкли, а тебе, может, привкус не понравится.

— А вишни сушеной нету? — спросила Маша.

И голос ее прозвучал так жалобно, что самой стало стыдно. Как побирушка.

— Э, нет, — засмеялась Василиса. — Это у нас только Михаил сушит в промышленных масштабах. У него аппарат такой есть. А у остальных если и были запасы какие, за зиму израсходовали. А что, тянет на вишенку? Ничего, скоро свежая поспеет.

В итоге Маша ушла от Василисы с подарками: с мешочком травяного чая, с баночкой меда, с бутылкой козьего молока. И с подробной инструкцией, как идти до автобуса. Расписание рейсов прилагалось.

Маша отнесла добычу домой и отправилась в новое путешествие, на разведку. Хотелось проверить, сможет ли она найти автобусную остановку.

В райцентр Михаил не собирался. Вернее, собирался, но позже. Однако попытка самостоятельно сбрить бороду закончилась плачевно — лезвие у бритвы сломалось. Рассудив, что волосы он самостоятельно все равно не снимет, решил не мучиться и довериться парикмахеру. А это значит — ехать в райцентр. Прицеп, как обычно, откручивать было лень. Опять же, может, купит что-нибудь такое… объемное?

В целом поездка удалась: привел голову в порядок и сам удивился, увидев себя в зеркале. Отвык от собственной морды, ядрена вошь. В хозяйственном магазине приобрел кое-какие мелочи для дома и шторку для душа. В продуктовом обновил запасы пельменей и сосисок. Пока еще есть нормальная человеческая еда, но скоро ж закончится. Подумал и, чертыхаясь, купил соседке шоколадных конфет.

Утром повел себя, как идиот. Нет, хуже, как школьник. Как будто ему нравилось дергать Марусю за косички. Старый дурак. Она же, как Ксюша, в дочки ему годится.

Отчего-то не хотелось думать о Марусе, как о дочке. По-хорошему, о ней вообще лучше не думать! А вот думалось… вспоминалось…

И косички эти смешные. И красные глаза с опухшим носом. Довел девочку до слез. Утром она даже ругаться не пришла, бродила по своему участку, как привидение, бледная и местами зеленая.

Какой же он идиот. Сам-то как переживал из-за измены? А тут девчонка, совсем как Ксюша. Если б дочку муж обманул, он бы его собственными руками удушил. А Маруська совсем одна. И ведь не к матери-отцу под крыло вернулась. Живы ли они?

В общем, надо мириться, в очередной раз и понастойчивее. Все девочки любят конфеты — вот и он конфет купил.

Марусю Михаил увидел раньше, чем вернулся домой. Она брела по обочине дороги, ведущей в деревню от автобусной остановки.

Он притормозил и вышел из машины.

— Привет, соседка, — произнес он вполне миролюбиво. — Садись, подвезу.

= 14 =

Нет, если бы Маруська кинулась к Михаилу в объятия, он удивился бы, конечно. Но зачем так шарахаться? Помнится, она не испугалась даже тогда, когда он к ней прямиком из навозной кучи завалился — обросший, грязный и вонючий. А теперь-то чего?!

— Маруся…

Она словно прислушалась к голосу. Взгляд скользнул в сторону, на машину, нижняя челюсть поползла вниз. Такого неподдельного изумления Михаил давно не видел. Чисто ребенок, который вдруг встретил Деда Мороза.

— Ми… ша? — спросила Маруся, заикаясь.

— А кто ж еще?

Он недоумевал, что могло вызвать такую реакцию. Может, соседка близорукая? Очки она не носила, но вдруг линзы забыла надеть?

— Э-э… ну…

Мда-а-а… Это уметь надо, так пугать. Или соседка так обиделась за утреннее шоу, что дар речи потеряла от его наглости?

— Тебе идет, — наконец выдавила Маруся, — без бороды.

Михаил рассмеялся, сообразив, что произошло. Соседка его попросту не узнала! А он-то успел напридумывать!

Маруся нахмурилась и поджала губы. Ну да, у нее теперь болезненная реакция на его смех.

— Я над собой смеюсь, — пояснил Михаил, пока она не дернула куда-нибудь в лес. Ищи потом! — Не сообразил, что ты меня не узнала.

— Да я тебя и не видела… без… — Она кивнула на подбородок. — Потом слышу, вроде голос знакомый.

— Так давай подвезу, — снова предложил Михаил. — Ты домой?

— А что деревенские скажут? Сплетни пойдут.

Маруся повела плечом и медленно пошла вперед, обходя Михаила и его машину. Ясное дело, обижена. Сам виноват.

— Маруся, мне давно уже все равно, что обо мне говорят. Я думал тебя уберечь от сплетен.

— Спасибо за заботу.

Через плечо, снисходительно. Ядрена вошь! Но не самому же жрать шоколадные конфеты!

— Маруся, ну прости ты меня!

Она остановилась и обернулась, прикусила губу.

— А что, скрипка, и правда, так раздражала? — спросила вдруг невпопад.

— Нет. Я ее вообще не слышал, — признался Михаил. — А когда подошел ближе — заслушался. Лорд подпевал, я от его воя проснулся. Собаки деревенские подхватили.

— А-а-а… — Маруся серьезно кивнула. — Понятно. Ладно, подвези. Я так устала, что ног не чую.

В салоне было чисто. Теперь Машу не удивляло то, что Михаил любит порядок. Бывший военный, это у них в крови. Скорее, удивляло, что он не стригся и не брился столько времени, что зарос, как леший.

Смешно! Она ведь действительно не сразу его узнала. Думала, какой-то незнакомый мужик хочет заманить в машину. Да еще соседкой называет, наглец! Маша улыбнулась. Должно быть, со стороны это выглядело забавно.

Она украдкой посмотрела на Михаила. Без бороды он сразу помолодел — сорок с небольшим, не больше. Теперь она рассмотрела не только черные, как ночь, глаза, но и высокий лоб, широкие скулы, нос с горбинкой, волевой подбородок и четко очерченные губы с ярко выраженной ложбинкой сверху.

— А налысо… зачем? — поинтересовалась Маша, чтобы нарушить неловкую тишину.

— Так лето, жарко, — пояснил Михаил. — Быстро отрастут.

— А-а-а…

— А ты куда ходила? Гуляла?

— Проверяла наличие автобусной остановки, — усмехнулась она. — Хорошо тут у вас, тихо, только выбраться тяжело.

— Так тебе нужно куда? В райцентр? Так я ж только оттуда…

Он осекся. Ага, он оттуда, только когда он уезжал, они не разговаривали.

— Мне не срочно. Я так, уточняла, в какую сторону бежать, если что, — пошутила Маша. — Скоро Коля приедет, с ним и съезжу.

— Я скажу, как в следующий раз поеду.

— Если ты в город только стричься ездишь, это будет нескоро, — фыркнула Маша.

Михаил усмехнулся.

— Все, приехали, — сообщил он. — Марусь, я к тебе зайду попозже?

— Зачем? — насторожилась она.

— Эм… ну… — Ему явно было неловко. — Кое-что купил в городе, в знак примирения. Занесу.

— А мы помирились? — уточнила Маша.

— Э-э-э… Нет?

— Не знаю, — засмеялась она. — Может, тебе будет мешать спать стук клавиатуры на моем ноутбуке.

— Маруся!

— А труп в огороде ты не прятал?

— Чей?! Тьфу! Маруся, злая ты…

— Да шучу я, шучу. — Она дотронулась до его руки, лежащей на баранке автомобиля, сжала пальцы. — Заходи. Лучше без подарков, по-соседски.

Она вышла из машины, аккуратно прикрыла дверцу, махнула рукой и побежала к себе. Первым делом умылась, а потом взялась за блины. Захотелось блинов с медом, отчего бы себя не побаловать? Маша даже мысли не допускала, что готовит блины, чтобы угостить соседа. Дудки! Это ее малыш хочет полакомиться — и точка!

Что изменилось? Да ничего. Маша не умела долго злиться, не держала камень за пазухой. Опять же, теперь она кое-что знала о Михаиле, понимала его лучше. И сама хороша — вела себя, как истеричка. Тут и беременность — слабое оправдание.

О креме для депиляции Маша вспомнила, когда дожаривала блины. Вспомнила — и похолодела. Теперь шутка не казалась ей хорошей, мало того, она неуместна. Михаил волосы сбрил, но если это средство попадет в глаза…

Она выключила плиту и побежала к соседу, отчаянно надеясь, что он занят делами где-нибудь на заднем дворе, и она успеет изъять бутылочку с не-шампунем.

Не повезло! В летнем душе лилась вода. Маша подбежала к кабинке, рванула в сторону шторку… и застыла, как изваяние. В очередной раз.

Нет, а чем она думала? Если в душе льется вода, значит, Михаил там. Голый, само собой.

— Маруся, — мягко сказал он, закрыв кран. — Я, конечно, все понимаю, но могла бы и предупредить, что тебе стриптиз нравится. Зачем я на шторку тратился?

Она только открывала и закрывала рот, беззвучно, как рыба, выброшенная на берег.

— Маруся… — Михаил пощелкал пальцами у нее перед носом. — Ты меня слышишь?

— А-а-а… да-а-а… — отмерла она. — А я… а мне…

— Тебе что-то нужно? — спросил он.

Она кивнула.

— Случайно, не это? — Он взял с полочки злополучную бутылочку и протянул ей.

— А-а-а…

— Пороть тебя, Маруська, некому, — беззлобно вздохнул Михаил. — Иди уже, вредительница. Хватит меня смущать.

И задернул шторку.

До дома Маша добрела, как в тумане. От стыда хотелось провалиться сквозь землю. Бутылочку она выбросила в мусорное ведро и заставила себя дожарить блины, хотя чувствовала, что ей опять кусок в горло не полезет. И Михаил не придет в гости. А кто б пришел после такого?

Ее снова затошнило — то ли от токсикоза, то ли оттого, что она уже который день толком ничего не ела. Вспомнив про спасительный чай, Маша поставила чайник. Потом вздохнула и накрыла на стол: есть надо, даже через «не хочу».

— Вкусно пахнет.

За окном появился Михаил. Маша вздрогнула и пролила чай. Михаил вздохнул и покачал головой:

— Ладно, не пугайся. Я на минутку. Вот, — он оставил на подоконник знакомую крынку. — И вот, — и положил рядом коробку конфет. — Это тебе. А сушеную вишню я на терраске оставлю, Колька приедет, пусть в кладовку затащит. Или Алима попроси.

— Нет, нет! Пожалуйста! — Маша вскочила и побежала к двери. Выскочила на терраску и остановилась, чудом не врезавшись в Михаила, который уже успел подняться по ступенькам крыльца. — Не уходи… — пробормотала она, краснея. — Прости, я… это глупо… я разозлилась на радио…

— Да я понимаю, повод у тебя был, — кивнул Михаил. — Может, будем считать, что мы в расчете?

— Нет. — Маша вдруг улыбнулась. — Только при одном условии.

— Женщина! Какие еще условия? — притворно возмутился он. — Шторку не сниму. И не проси.

Маша фыркнула и рассмеялась.

— На чай зайди, — попросила она. — С блинами. Если, конечно, ты не торопишься…

— С блинами? Нет, не тороплюсь. Для блинов я всегда свободен.

Михаил сам занес вишню в кладовку, а Маша старалась не подпрыгивать от радости при виде лакомства. Крынку с молоком она заботливо убрала в холодильник, а бутылку, которую ей подарили днем, наоборот, вытащила, чтобы попробовать. Она плеснула молоко в чай, сделала глоток… и пулей вылетела из кухни, даже не успев извиниться.

После долго чистила зубы, ее преследовал запах молока.

— Прости… — Вернувшись в кухню, она без сил опустилась на стул.

Михаил пил чай и ел блин, скатав его в трубочку и макая в мисочку с медом.

— А я говорил, что мое молоко самое лучшее, — невозмутимо произнес он. — Не пей эту гадость, я тебе хорошего принес.

— Да не в этом дело… — Маша поскребла пальцем пятнышко на скатерти.

— А в чем же? Ты отравилась? Может, приляжешь? Ты бледная. У тебя лекарства есть?

— Я жду ребенка, — призналась Маша. — И это не лечится.

= 15 =

То, что на участке кто-то был, Михаил заметил сразу: лазутчик не до конца закрыл щеколду на калитке. Лорд встретил хозяина спокойно, значит, приходил кто-то из своих. Пес не выпустил бы чужака.

Своих в деревне раз-два — и обчелся. Петрович да дед Ефим, с которым они ходили рыбачить. Ксюша непременно позвонила бы, если б не застала отца дома. Михаил придирчиво осмотрел землю. Возможно, кто-то искал его на заднем дворе, ходил по участку.

Следы он нашел: отпечаток маленькой женской ножки, на мягкой земле неподалеку от летнего душа.

И что, спрашивается, Маруська тут делала?

Ответ нашелся легко, как только он решил освежиться. После парикмахерской хотелось смыть налипшие на шею волоски. Вязкая жидкость из бутылочки мало напоминала шампунь — и по консистенции, и по цвету, и по запаху. Он, как обычно, налил ее на ладонь, оттого и заметил разницу.

Вредительницу он простил, когда она ввалилась в кабинку, взъерошенная и перепуганная. Все же сама поняла, что гадость замыслила, прибежала исправлять, раскаялась. Так чего нервы друг другу портить?

И в гости Михаил пошел, как и обещал. Кроме конфет прихватил и молоко, и вишню. Правда, чуть не ушел, когда увидел, как Марусю передернуло, едва он появился.

Показалось. Может, блины она и не в его честь пекла, но за стол позвала искренне и улыбалась открыто, по-доброму. Красивая у нее улыбка — ямочки на щеках и взгляд теплый.

И блины вкусные — ажурные, с кислинкой.

Только вот упертая Маруська, как его коза. Зачем чужое молоко пробовала? Михаил прислушивался к тому, как льется вода в ванной. Вроде бы на помощь спешить не надо, но появилось дурацкое желание уложить в кровать и дать лекарство.

Признание соседки прозвучало, как гром среди ясного неба. Хорошо, в тот момент во рту ничего не было, иначе подавился бы.

— То есть… как? — переспросил Михаил хриплым голосом. — Беременна?

— Да, вот так, — улыбнулась Маруся. — Беременна.

— И ты беременна… — пробормотал он, совершенно растерявшись.

Ладно, Ксюша. У нее муж, родители, она в городе живет. А вот это… как?! Беременная жена уходит от мужа, потому что он ей изменяет.

Ядрена во-о-ошь…

Михаил провел ладонью по голове — забыл, что волос нет, ерошить нечего. Маруся помыла свою чашку, налила свежий чай, уже без молока. Пила маленькими глотками и с интересом на него поглядывала.

Может, ребенок не от мужа? Колькин?

Да не-е-ет… Маруся не стала бы…

— Как же ты? — спросил он, откашлявшись. — Одна?

— А вот жалеть меня не надо! — отрезала Маруся, мигом поменявшись в лице. — Я молодая и здоровая, справлюсь! И профессия у меня есть, очень, кстати, удобная. Могу дома работать. И жилье есть. И ребенок этот — только мой!

— А профессия какая?

— Переводчик.

— А-а-а… А жилье — это, что ли? — Он обвел взглядом кухоньку.

— Хоть бы и это.

— А Колька…

— Друг, — призналась Маруся. — Мы с детства дружим. Денег он с меня не возьмет. И даже жениться предлагал.

— По дружбе? — уточнил Михаил — Жениться?

— Да. Я отказалась. Я сама со всем справлюсь!

— Сама — это хорошо… Срок маленький еще?

— Ага…

Да, многое теперь понятно. И перепады настроения, и азарт в глазах при виде вишни. Надо же, и дочку на вишню потянуло.

— Так молоко не носить? — спросил он.

— Сейчас проверим, — храбро ответила Маруся и открыла холодильник.

— Может, не стоит? — испугался Михаил.

Но шустрая Маруська уже сунула нос в крынку, принюхалась, а потом и глотнула молока. Улыбнулась и облизала губы:

— Вкусно.

— Ну и славно, — Михаил аж выдохнул с облегчением. — Козье молоко полезное.

— Я могу пла…

— Цыц! — грозно рыкнул он, оборвав ее на полуслове. — И чтоб я больше о деньгах ничего не слышал. — И добавил: — А ты пирог обещала, с вишней.

Про пирог вспомнил, чтобы Маруся не чувствовала себя обязанной. Вроде все просто, он ей — молоко, а она ему — пирог. Обмен, по-соседски.

— Да, завтра испеку, — кивнула она.

— И это… если надо чего, обращайся.

— Хорошо, спасибо, — легко согласилась она.

— Да я серьезно, — даже рассердился Михаил. Понятно же, из вежливости «спасибо» говорит. — Себя не жалеешь, о ребенке подумай.

Маруся кивнула. Точно, упрямая коза! Ничего, он за ней присмотрит. Да просто потому что она совсем одна! Может, еще с мужем помирится. Михаил скривился, вспомнив мужика с букетом.

— Марусь, а что вместо шампуня-то было? — поинтересовался он, меняя тему разговора.

Она вспыхнула и обеими руками вцепилась в чашку.

— Прости, пожалуйста…

— Да ладно, забыли. Любопытно только, и все.

— Крем… — выдавила она. — Для депиляции…

— Чо?! — Он вытаращил глаза.

— Ага…

Михаил честно пытался сдержать смех. Не вышло — грохнул так, что стол заходил ходуном. Это ж надо! Маруська надеялась, что у него волосы повылазят, а он… а он…

— Ха-ха-ха!

Маруся смеялась вместе с ним: все еще красная от смущения, но без обиды. Вот же вредительница!

— Ладно, пора мне, — сказал Михаил, утирая выступившие от смеха слезы. — Дела сами не делаются. Спасибо за угощение.

— Ой, а с собой возьми.

Маруся подхватилась, накрыла стопку блинов чистой тарелкой.

— Не надо.

— А я столько не съем. Не выбрасывать же. — Она внезапно посерьезнела. — Все никак не привыкну только для себя готовить. Ты возьми, пожалуйста.

Ответить Михаил не успел. Со двора раздался зычный голос:

— Маша-а-а!

Маруся побледнела и осела на стул.

— Это кто? — спросил Михаил, отчего-то шепотом.

— Мама… — еле слышно ответила она и схватилась за голову.

— Мария!

Мда… Если ребенок так пугается собственной матери, неудивительно, что прячется от мужа не у нее под крылышком, а в глухой деревне. Михаил поднялся и взял тарелку с блинами. Семейные разборки его не касаются.

— До завтра, Маруся.

— До завтра, Миш…

Он вышел на терраску. По ступенькам крыльца поднималась полноватая женщина — крашеная блондинка с короткой стрижкой, чем-то отдаленно напоминающая Марусю. За воротами у машины стоял пожилой мужчина, вероятно, отец.

— Привет, мам.

— Добрый вечер, всего хорошего, — скороговоркой произнес Михаил, сбегая с крыльца.

Судя по всему, Маруся не горела желанием представлять его своим родителям, да и он, откровенно говоря, тоже не стремился к новым знакомствам.

— Это кто? — услышал он удивленный возглас.

— Сосед. Мама, зачем вы приехали?

— Маша! Ты в своем уме?! — воскликнула женщина. — Ты не отвечаешь на телефонные звонки…

Дальше Михаил не прислушивался. Не его это дело, хотя Марусю было жаль.

«А вот жалеть меня не надо!» — словно наяву услышал он ее голос.

А и то верно. Все же родители. Приехали, значит, беспокоятся, переживают. У Маруси сейчас настроение часто меняется, да и добрая она, если и поссорилась с матерью, то и помирится.

Он отнес блины на кухню, шуганул оттуда кошку и ушел на задний двор.

Отца мама в дом не пустила.

— Пусть там подождет, у нас женский разговор, — заявила она, отчитав дочь за то, что та не хотела отвечать на телефонные звонки.

Ничего хорошего от этого визита Маша не ждала. Адрес, понятное дело, Толик дал. Мама всегда принимала его сторону, навряд ли даже сейчас что-то изменилось.