Чужая беременная

Маша злилась на Толика, но демонстративно позвать Михаила на ужин — это втянуть его в семейный скандал, поставить в неловкое положение. Он такого не заслужил. Выгнать Толика взашей… А куда его выгонишь? В лес? Это негуманно. Из них двоих именно Михаил способен понять и простить. Только захочет ли…

Толик порадовал хотя бы тем, что ничего опасного для малыша в Машиной простуде не нашел.

— В легких все чисто, — сообщил он. — И на вирусную инфекцию не похоже. Холодного напилась?

— И холодного, и ноги промочила, — призналась Маша.

— Думаю, завтра тебе врач то же самое скажет. М-м-м… — он задумался. — Если мы до него доберемся. Тут в деревне умельцы, способные починить машину, есть?

— Не знаю. Надо у Василисы спросить.

— А отчего не у соседа Михаила? — съязвил Толик. — Или он только по молоку специалист?

— Знаешь, что! — С нее, пожалуй, хватит. — Оставь его в покое! Это гадко, валить с больной головы на здоровую. Да, сосед мне помогает. У него дочка такая же, как я, и тоже беременная. Мне и Василиса помогает, жена местного участкового. Ее ты в чем подозревать будешь?

Она закашлялась, и Толик вдруг шагнул к ней и обнял за плечи.

— Маш, перестань. Ну прости, я — дурак. Маш, я ревную.

— О-о-о… — Она оттолкнула его. — Ты определился бы, ревнуешь или мечтаешь о том, чтобы я переспала с соседом, чтобы нивелировать твое чувство вины.

— И то, и другое, Машуля. И ревную, и надеюсь, что ты сможешь понять, что по-настоящему я тебе не изменял.

— Это было понарошку? — Она горько засмеялась. — Или во сне? Или это был не ты? Раздвоение личности — непозволительная роскошь для хирурга.

— Это был я. И ты видела то, что видела. — Толик опустился на кровать. — Маш, присядь, не маячь. — И продолжил, когда она послушалась: — Я не хотел, чтобы ты когда-нибудь узнала. Другие женщины ничего для меня не значат. Ты моя жена, никто другой мне не нужен. Я рад, что у нас будет ребенок.

— Мужчины полигамны, да? — усмехнулась Маша. — Прости, мне тяжело это понять. Принять — и того тяжелее. Я, знаешь ли, верю в любовь и верность.

— Маша, давай без лирики, начистоту. Тебе со мной было плохо? Я обижал тебя? Был плохим мужем?

— Нет, — вынужденно признала Маша. — Мне с тобой было хорошо, даже удобно.

— И мне, между прочим, тоже. Если тебе чего-то не хватало — скажи, я постараюсь исполнить любую твою прихоть. Любовь — это для юных мальчиков и девочек, это они верят в любовь и считают ее романтическим чувством.

— А на самом деле это всего лишь биохимия, да?

— Маша, правда, измени мне. С кем хочешь, хоть с Василисой. Я буду ревновать, но переживу, потому что в итоге ты вернешься ко мне, и мы счастливо заживем дальше. Нам еще ребенка воспитывать.

— Ты циничен, Анатолий.

— Я никогда не скрывал этого.

— И то верно… — Маша вздохнула. — Мне неприятен этот разговор. Оставайся при своем мнении, но не навязывай его мне. Если хочешь решить что-то с машиной, иди к участковому, я тебе расскажу, куда.

— Может, после ужина? — взмолился Толик. — Не дай помереть с голоду отцу своего ребенка.

— До ужина, — отрезала она. — В деревне рано ложатся спать, нечего потом людей беспокоить.

— Как скажешь…

Едва Толик вышел за калитку, Маша набрала номер Михаила, но на звонок он не ответил. Она подошла к окну, из которого был виден его дом, и увидела соседа на крыльце. Он смотрел в Машину сторону.

— Возьми трубку… — прошептала она, показывая на телефон.

Михаил покачал головой и ушел в дом.

= 30 =

— Доброго утречка, Мишань. Давно не заходишь. Не случилось чего?

Василиса изнывала от любопытства, иначе ни за что не дала бы крюк по пути в магазин. Никаких других дел в этом районе у нее отродясь не было. И вырулила-то из-за кустов аккурат в тот момент, как Михаил вышел на крыльцо. В засаде сидела, что ли?

— Доброго, — сурово поздоровался он. — Занят, некогда по гостям ходить. Лето, сама знаешь.

— Ну да, ну да… — покивала головой Василиса. — А соседка твоя, что, в Москву вернулась?

— Она мне не докладывала.

— Да я смотрю, ты за ее цветочками приглядываешь.

— Мне воды не жалко.

— Так она не говорила, когда вернется?

— Нет.

— И не звонила?

— Василиса, я ей не кум, не сват и не брат. С Москву она с мужем уехала. Еще вопросы есть?

Василиса баба любопытная, но понятливая. Просекла, что Михаил не в настроении, убралась восвояси. А он тоскливо посмотрел в сторону Марусиного дома и сел на ступеньку крыльца. Лорд тут же лег рядом, и Михаил накрыл ладонью лобастую голову пса.

С тех пор, как соседка уехала, прошло две недели.

Все правильно. Маруся решила дать мужу шанс. Ребенок — весомый аргумент. Михаил не мог упрекнуть ее в том, что она не попрощалась. Она хотела, а он не ответил на звонок. Не хотел разговоров при муже. Больше Маруся не звонила, да и он тоже. Что толку бередить душу?

«Маруся, ты вернулась в Москву? А, ну хорошо. Чего хотел? Сам не знаю».

Поначалу Михаил ждал Марусиного возвращения: к вечеру, на следующий день, через день. Купил на рынке рассаду, восстановил клумбу. Только она так и не приехала. Пора заканчивать с этим цирком, то есть с поливом, он в садовники не нанимался.

Однако цветы жаль, без воды они быстро засохнут. А так… вроде как память о Марусе. Ядрена вошь! Ее, эту память, выдрать бы с корнем, чтоб глаза не мозолила. Вот ведь как бывает… Полдеревни баб, бери — не хочу, а запал на замужнюю, да приезжую.

Ядрена вошь.

В выходные дочка приезжала, с мужем. Тоже о соседке расспрашивала, любопытничала. Еще и огорчилась, добрая душа, что Маруси нет. Оказывается, хотела с ней познакомиться поближе, да попросить за ним, Михаилом, приглядывать. Эх… доприглядывались они уже друг за другом.

Лорд первый услышал подъезжающую машину, навострил уши, подобрался.

— Свои… — пробормотал Михаил, когда из знакомого автомобиля вышел Колька.

Наверное, прибыл дом консервировать. Может, у него узнать, как там Маруся? Просто спросить, это же не запрещено.

Колька обошел машину и открыл переднюю дверь.

Маруся?!

Точно, она. Ох ты ж, ядрена вошь! И животик уже появился, и формы немного округлились.

Михаил с трудом подавил порыв бежать здороваться, тем более, Маруся посмотрела в его сторону и тут же отвернулась. За вещами, что ль, приехала? Тогда почему с Колькой, а не с мужем?

Дабы не уподобляться любопытной Варваре, Михаил воспользовался проверенным методом — ушел на задний двор работать.

— А обещал, что позаботишься о Маше, — услышал он вскоре знакомый голос.

Это как Колька фейсконтроль у Лорда прошел? Ах, да… Он же сам сказал, мол, свои.

Колька стоял рядом, скрестив на груди руки, хмурый и мрачный.

— Машка упертая, что твоя коза, — продолжил он. — Я ее сюда не хотел везти, но она сказала, что на такси поедет. А я завтра улетаю, не запирать же ее.

— Маруся с мужем уехала, — ответил Михаил, чувствуя себя полным идиотом. — Я думал, она в Москву вернулась, домой.

— Миш, ты меня прости, конечно… Но ведь ты — взрослый мужик. Ладно, Машка, коза обиженная. Но ты же мог позвонить!

— Мэ-э-э… — возмутилась коза Машка, услыхав свое имя.

— Или тебе все равно? — «добил» Колька. — Я не знаю, что мне делать. Хоть билет сдавай. Как я теперь ее тут оставлю?

— Ну, во-первых, я уже обещал, что присмотрю, — обозлился Михаил. — А, во-вторых, вот именно, что я — взрослый мужик, как ты говоришь, а не юнец безусый, который лезет в чужую семью из романтических чувств.

— Нет у нее семьи, — огрызнулся Колька. — Ты не представляешь, что ей этот урод предложил, чтобы она к нему вернулась.

— И знать не хочу.

— Нет, ты послушай! С тобой закрутить.

— Чего-о?!

— Того… — Колька поморщился, сплюнул на землю. — Ладно, я Машке сказал, что к участковому пошел. Пойду! Может, жена его ей помогать будет.

— Я те пойду!

Михаил чуть не схватил его за грудки, да вовремя вспомнил, что Кольке сдачи дать — раз плюнуть. Ни к чему драку затевать.

— Так Маруся к мужу не вернулась?

Колька закатил глаза и отрицательно покачал головой.

— А чего ж… Где она была все это время?

— Муж ее в клинику положил, на обследование. Потом я попросил ее остаться в Москве, помочь со сборами. Думал, уболтаю остаться в моей квартире, да куда там… — Колька махнул рукой. — Уперлась, как… — Он кивнул на загон с козами. — В деревню, в деревню.

— Не ходи к Петровичу, — попросил Михаил. — Я обещал, все сделаю.

— Если передумаешь, будь добр, напиши, я свой мейл оставлю. Интернетом пользоваться умеешь?

— Не хами. Я не передумаю, но что ты в своей Америке сделаешь? Вернешься, что ли?

— Надо будет, вернусь, — отрезал Колька. — Ради Маши вернусь.

Вот и поговорили. Ядрена вошь.

Остаток дня Михаил провел почти что в тумане. То, что Марусин муж — сволочь, он давно понял. Но чужая душа — потемки, а чужая семья — тем более. Вот и решил, что Маруся к мужу вернулась. А оно вон оно как… И самое плохое, Маруся на него обижена, на Михаила. И вина его в том есть.

Простит ли? Тут не за музыку с утра пораньше извиняться придется, конфетами не обойдешься.

К вечеру Колькина машина исчезла. Уехал, значит. А в доме у Маруси горел свет. Самое время отправиться с визитом, мириться, то бишь. Отчего-то не хотелось прятаться за молоком, то есть, не хотелось делать вид, что просто принес молоко, как всегда по вечерам. А что он еще может принести, что подарить? Ромашек собрать? У него и нет ничего подходящего. Ядрена вошь!

Михаил собирался к Марусе тщательно, как на свидание. Помылся, побрился и переоделся. Даже одеколон откопал где-то на задворках шкафа. Вместо ромашек набрал свежих огурцов из теплицы.

Когда он поднимался на терраску, точно видел — в окнах комнаты горит свет. Но на стук никто не вышел. Михаил постучал еще раз, а потом обошел дом, чтобы заглянуть в окно.

Заглядывать не стал. Маруся погасила свет, однозначно дав понять, что общаться с Михаилом не намерена.

= 31 =

Машу пугало то чувство, с которым она ждала встречи с Михаилом. Оно не поддавалось логике и сводило с ума. Она мечтала о ней, как ребенком мечтала встретить фею. И в тот самый миг, когда Михаил постучал в дверь, Маша испугалась так, что не смогла заставить себя выйти к нему.

Это поначалу все казалось простым и понятным. Михаил психанул, когда она позволила Толику переночевать в ее доме, а Маша обиделась, когда сосед не ответил на звонок. Все как всегда, их отношения так и развиваются, от ссоры к ссоре, от обиды к обиде.

Маша была уверена, что все наладится, как только она вернется в деревню, да вот только возвращение затянулось.

На уговоры Толика лечь в клинику и обследоваться нормально она поддалась из лучших побуждений. Простуда могла навредить ребенку, к тому же самый опасный период первого триместра беременности уже миновал, сформировалась плацента, и Маша хотела убедиться, что у них с малышом все в порядке.

Конечно, Толик ежедневно ее навещал, но не доставал разговорами о воссоединении: то ли дал время все обдумать, то ли не хотел нервировать на глазах у коллег. И родители приходили, однако и мама вела себя прилично. Наверное, Толик ей наврал с три короба, потому как мама была уверена, что дочь вернулась к мужу. Маша не разубеждала — в своих же интересах.

Больше всего она радовалась визитам Коли. И ее помощь оказалась не лишней, удалось добиться пересмотра невыгодных для него условий контракта. К Коле она и сбежала, едва ее выписали из клиники. К тому времени Маша уже поняла, что Толик ее обратно в деревню не повезет, будет прикрываться работой, а жить с ним в одной квартире она не сможет, даже временно.

Поэтому Маша заранее взяла подробную выписку со всеми анализами, тщательно законспектировала рекомендации врачей «на все случаи жизни» и уехала к Коле. Впрочем, и он не спешил отвезти ее в деревню, но по вполне объективной причине. У него действительно было много хлопот, связанных с переездом в Штаты. Маша терпеливо ждала и помогала по мелочам, с каждым днем все острее ощущая необъяснимую тоску. Или вполне объяснимую?

Коля уезжал, и уезжал надолго. Единственный друг, единственный человек, который искренне ее любил и помогал — просто так, ничего не требуя взамен. Михаил, видимо, только обрадовался, когда она исчезла из деревни. Ведь он ни разу ей не позвонил. Ни разу! Даже не беспокоился, куда она пропала. А Маша ждала… Если не звонка, то хотя бы смс-ки. Увы…

Получается, никому она не нужна, кроме Кольки. Она даже чуть не дала слабину, всерьез стала подумывать, а не уехать ли с ним в Америку. Это действительно решило бы все проблемы, уж Толик точно оставил бы ее в покое. Остановила Машу отнюдь не бумажная волокита. Она не могла решать свои проблемы за счет Коли. Не могла — и все тут. Это неправильно, несправедливо по отношению к нему.

Квартиру Коля оставлял Маше. Не во владение передавал, конечно, но оформил регистрацию и умолял переехать в город хотя бы к концу беременности и на зиму. А ведь мог бы сдавать, к примеру, как все делают.

Маша хотела вернуться в деревню. Во-первых, потому что там ее сложнее доставать, чем в Москве. Мама опять обрывала телефон и рыдала в трубку, призывая дочь к благоразумию. Толик, похоже, затаился, обдумывая новый план. Отчего-то Маша не сомневалась, что просто так он ее в покое не оставит.

Во-вторых, там воздух чище. Да-да, и ребенку там лучше.

В-третьих…

Маша терялась, «в-третьих» это или все же «во-первых». Обида на Михаила и была, и не было. Он ничего ей не предлагал и не обещал. Относился по-доброму — это верно. И если бы не тот эпизод, когда он пытался ее приласкать, Маша не тешила бы себя иллюзиями. На поцелуй она сама напросилась, это не в счет.

Михаил не звонил: не интересовался, как ее самочувствие, не беспокоился, почему она не вернулась. А Маша скучала по нему. Она закрывала глаза и чувствовала его руки на своих плечах. Вспоминала мозолистые ладони, гладящие нежнее, чем холеные руки Толика. От Михаила никогда не пахло парфюмом, и Маше это нравилось. Его запах всегда казался ей настоящим — простое мыло, земля, молоко, пот, трава. А взгляд? Темные глаза завораживали, утягивали в омут. Михаил смотрел на нее не поверхностно, как другие мужчины. Пожалуй, такой же взгляд был у Коли — проникающий глубоко под кожу, внимательный, небезразличный.

И хочется, и колется — именно так Маша могла бы описать свои чувства. Хочется увидеть и понять, нормально поговорить, выяснить и убедиться. Но нужно ли? Может, Миша ее просто жалеет, как девушку с чемоданом без ручки. Вроде бы и не нужна, а пройти мимо невозможно. И, даже если он и испытывает к ней какие-то чувства, то зачем ему чужой ребенок?

Наверное, это его и останавливает раз за разом.

И все же она вернулась в деревню. Теряться в догадках можно вечно, а нервничать беременным не рекомендуется.

Михаил не подошел поздороваться. И не пришел даже после того, как у него побывал Коля. Видела Маша прекрасно, куда друг бегал, ни к участковому, это точно. Не появился Михаил и после того, как Коля уехал. И «молочное» время пропустил. Последнее как раз понятно, прежние договоренности, наверняка, потеряли силу.

К вечеру Маша напекла сырников и хотела сама отправиться к соседу, да так и не решилась. Поплакала над тарелкой, да убрала ее с глаз долой. Ну как можно навязываться мужчине, который даже поздороваться не пришел? Как?

А когда Михаил постучал в дверь, Маша испугалась. И свет погасила, памятуя о том, что окна открыты. Потом так и заснула в слезах, потому что сосед сразу же ушел домой.

Ночью пошел дождь. Налетела гроза, Маша проснулась от грохота и встала, чтобы закрыть окна. А потом начался ливень, и потекла крыша. Маша чуть не поскользнулась, когда зашла на кухню попить воды — с потолка капало. К счастью, летние дожди короткие, налило только ведерко и полтазика.

Утром Маша вымыла пол и долго думала, как ей поступить. Звонить Коле нельзя, у него сегодня рейс в Штаты. А кого еще можно попросить о помощи? Михаила? Ха! Не пойдет она к нему, не будет унижаться. Алим? Маша позвонила ему и услышала: «Абонент недоступен». Других гастарбайтеров Маша не знала, и где искать Алима — тоже. Оставались только участковый с женой, но им же придется объяснять, отчего она не обратилась за помощью к Михаилу!

После мучений и раздумий Маша отправилась за лестницей. Оказалось, она не очень тяжелая. Приставив лестницу к дому, Маша полезла наверх, посмотреть, что там с крышей. Руководствовалась она той же самой логикой, с которой женщина, не разбирающаяся в моторах, лезет под капот, когда автомобиль ломается.

Правда, залезть на крышу Маша не успела.

— Машка! Куда тебя несет с животом? — услышала она вопль соседа. — А ну, слазь! Живо! Машка, кому сказал!

И не слезла бы она ни за что, если бы Михаил ограничился криком. Так ведь нет, прибежал на участок и стряхнул Машу с лестницы. Она и охнуть не успела, как очутилась у него на руках.

— Маруся, ты не слышишь, что ли? — недовольно проворчал Михаил.

— Козой своей командуй, — выпалила Маша. — А я тебе не Машка.

— Ох, ну я от неожиданности. Зачем ты на крышу полезла?

— На звезды смотреть. Отпусти!

Маша дернулась, хотя на самом деле ей не хотелось, чтобы отпускал. Хотелось прижаться щекой к плечу, вдохнуть знакомый запах и пустить слезу с извечным женским упреком: «Где ты пропадал все это время…»

Гормоны, будь они неладны.

— Не ври, какие днем звезды. Что случилось-то?

Михаил аккуратно поставил ее на ноги.

— Крыша течет… — буркнула Маша.

— Где?

— На кухне.

— Я сам посмотрю.

Михаил потряс лестницу, словно проверяя ее на прочность, пробормотал что-то себе под нос и полез наверх. Лестница зашаталась, скрипнула и треснула. Маша бросилась на помощь, но не успела — Михаил распростерся на земле.

= 32 =

Михаилу повезло: треснула вторая перекладина лестницы, если считать снизу, то есть падал он с небольшой высоты. И приземлился удачно, на мягкую землю и траву. Мало того, пока летел, успел сгруппироваться и спиной стукнулся несильно. Однако ж вставать не спешил, наоборот, прикрыл глаза.

Ядрена вошь! Ну, Маруська! Торопыга! И он хорош, видел же, что лестница хлипкая, куда спешил?

— Миша! Миша-а-а! Ты жив?!

Маруся упала рядом с ним на колени и похлопала ладошкой по щеке. Голос испуганный и виноватый. Эх, Маруся! Михаил схватил ее за руки и притянул к себе. Она с визгом упала ему на грудь и дернулась, но он держал крепко.

— Хулиган! — Маруся легонько стукнула его кулаком по плечу. — Я же испугалась! А ты…

И затихла.

Михаил приоткрыл один глаз и уперся взглядом в Марусину макушку. Соседка лежала на боку, уютно устроив голову у него на груди.

— А ты меня все время роняешь, — шутливо упрекнул он, проводя ладонью по ее волосам.

— Всего второй раз, — буркнула Маруся. — Это ты все время норовишь улечься в мои цветы.

— Где?! — Михаил завертел головой. — Клумба дальше по курсу.

— Не долетел немножко.

— Всего-то второй раз.

Маруся хихикнула. Ох, не дело это — на земле валяться. Вставать надо, но как же не хочется! А все потому, что держит он в своих объятиях Марусю и не может отпустить. А она, вроде как, и не против.

— Красиво лежим, — сказала она. — На радость соседям.

— Почему на радость?

— Очередная серия «Санта-Барбары» в самом разгаре.

— Марусь, только не говори, что ты этот сериал смотрела.

— Бабушка смотрела. Миш, ты встать-то можешь?

— Да могу, могу, — вздохнул он. — Если ты с меня слезешь.

— Ах ты… — Маруся снова двинула его кулаком в плечо и подскочила, отряхивая одежду.

Михаил осторожно сел. Вроде бы ничего нигде не хрустело и не стреляло, значит, обошлось. Маруся пыталась оттащить в сторону остатки лестницы.

— Оставь, — велел он. — Я выброшу.

— А с крышей…

Она не договорила, поджала губы и отвернулась.

— Починим твою крышу, — пообещал он. — Я свою лестницу принесу, да позову кое-кого подсобить.

Зря он ее отпустил, лучше бы лежали на травке. Взглянула исподлобья — и снова отвернулась. Да уж, обидел он ее, факт.

— Ох… — простонал Михаил, поднимаясь на ноги и держась за поясницу.

— Что?! — Маруся тут же встрепенулась, кинулась к нему, придержала под руку. — Спина? Все же ушибся, да?

— Ну… немножко… — пробормотал он. — Ничего, пройдет.

Врать нехорошо, но зато Маруся мигом забыла об обиде.

— Пойдем, тебе лечь нужно, — засуетилась она. — Может, врача? Или позвать кого?

— Не надо никого звать. — Он поморщился с досады, а вышло, как будто от боли. — Помоги до дома дойти.

Кто кого вел, конечно, вопрос. Естественно, Михаил и не думал всерьез опираться на подставленное Марусей плечо, только вид делал, да еще умудрялся ее поддерживать по дороге.

— Миш, ты прости… — неожиданно всхлипнула Маруся. — Это из-за меня…

Ядрена вошь! Она плачет, что ли?! У-у-у… Ей же нельзя. Это он виноват, старый осел! Это ему надо извиняться. Коварный план у Михаила был, но для этого надо завести Марусю в дом. Она права, соседи все видят. А он собирался…

Что собирался, то и сделал. Едва переступив порог, он захлопнул дверь и поцеловал Марусю. Просто взял — и поцеловал, жадно впиваясь губами в ее губы. Маруся охнула и обмякла в его объятиях, обвила руками шею, прижалась животиком.

Ядрена вошь! Он целовал ее так, как будто утолял жажду — жадно, ненасытно. Целовал, стесняясь своей грубости, но остановиться не мог. Он гладил ладонями спину, кажется, даже стискивал ягодицы, и понимал, что сейчас все закончится. Сейчас, вот-вот. Маруся придет в себя, отпихнет его и врежет пощечину. И поделом…

Она отстранилась — чуть-чуть, чтобы перевести дыхание. Уткнулась лбом в плечо… и заплакала. Тихо, жалобно.

— Ну… что ты… — Михаила потрясли ее слезы. — Маруся…

Он попытался заглянуть ей в лицо, но она сердито увернулась и прижалась к плечу щекой, всхлипывая.

— Почему ты не позвонил? Ни разу не позвонил…

— Ты с мужем уехала, — тихо произнес Михаил. — Я думал, что вы помирились. Не хотел мешать.

— А-а-а…

Это прозвучало с сарказмом, но больше Маруся ничего не добавила. И правильно, это он должен говорить. Только не у порога.

Подхватив Марусю на руки, Михаил понес ее в комнату.

— Сиди тихо, — прикрикнул он, едва она дернулась, чтобы вырваться, — а то, и правда, спину сорву.

Она тут же притихла. Только смотрела на него широко открытыми глазами, и даже рот слегка приоткрыла. Щеки тронул легкий румянец. Ресницы мокрые от слез, волосы растрепались. Сегодня Маруся без косичек. Зацеловать. Положить на кровать — аккуратно и бережно. Прижать и целовать до опухших губ.

Нельзя. Он за себя не ручается. Вернее, за последствия. А Маруся беременна, ей нельзя…

Марусю он усадил на диван, в гостиной. И опустился рядом, крепко держа за руку. На всякий случай, чтобы не сбежала. Вот и все, можно начинать. Только как бы собраться с духом, чтобы произнести первое слово? Ядрена вошь! Да он никогда так не робел, тем более, перед женщиной.

— Маруся, прости. — Михаил поудобнее перехватил руку, повернул кисть ладонью кверху, погладил. — Прости, что не позвонил. Прости, что вел себя, как идиот. Прости, что обманул.

— Спина… не болит? — спросила Маруся, с трудом разлепив губы.

— Нет. Я хотел привести тебя сюда.

— Так это же хорошо… что не болит…

— Только не плачь, пожалуйста.

— Это из-за беременности, — буркнула Маруся и попыталась отдернуть руку.

Он не отпустил, успокаивающе провел большим пальцем по ладони:

— Не сердись.

— Тебе не все равно? — спросила она, поворачиваясь к нему.

— Нет, не все равно. — Свободной рукой он коснулся щеки, и Маруся наклонила голову, потерлась щекой о ладонь. — Я люблю тебя.

Тишина. А что она хотела услышать? Банальное «ты мне нравишься»? Он уже не мальчик, и давно определился со своими чувствами. Понял недавно — это верно.

— Я жду ребенка, — пробормотала Маруся. — От другого мужчины.

Да, Капитан Очевидность.

— Это меня не пугает. Это твой ребенок, все равно, что ты сама.

Маруся поежилась, как будто замерзла.

— Миша, я…

— Ты не уверена, да? — опередил он.

Она кивнула:

— Я не буду юлить, не хочу обманывать. Ты мне не безразличен. Ты и сам все… видишь. — Тяжкий вздох — как укол ножом в самое сердце. — Но я не уверена, да. И дело не в тебе. Я беременна, и ребенок на первом месте. И я не знаю, ищу ли я защитника для нас обоих или люблю на самом деле…

Ядрена вошь! Только и всего? Михаил украдкой ущипнул себя за ляжку. Не перевелись еще порядочные женщины, и одна из них сидит сейчас рядом. Да практически любая в ее положении не мучилась бы угрызениями совести.

— Я понимаю. Марусь, и ты пойми. Я признался тебе не для того, чтобы требовать что-то. Ребенок важнее, ты права. Просто хочу, чтобы ты знала, я не обижу вас. И ты всегда можешь на меня рассчитывать.

— И… все?

Ну вот, снова обиделась. Даже губы задрожали.

— Все, что ты захочешь, Маруся. — Он сделал ударение на слове «ты». — Я буду ждать столько, сколько нужно.

— Ждать чего?

— Твоей уверенности.

— А если…

— Что будет, то и будет. Не надо загадывать, хорошо?

— Хорошо, — согласилась она.

— Вот и славно…

Михаил притянул ее к себе, обнял за плечи. Если Маруся не против, он не будет отказывать себе в удовольствии прикасаться к ней.

— Миш, а Миш…

— М-м-м?

— А кто крышу чинить будет?

= 33 =

Жизнь налаживалась. Несколько дней идеальной гармонии — и Маша ни разу не пожалела, что вернулась в деревню.

Крышу починили, и никто при этом не убился. Коля улетел в Штаты, но каждый день выходил на связь по интернету. Родители и Толик оставили Машу в покое и не терроризировали визитами. Работа над переводами шла своим чередом. Забота о доме не занимала много времени. Цветы традиционно поливал Михаил.

Маша пила козье молоко и ела свежие деревенские продукты. Токсикоз прошел, как будто его и не было. Прекрасное самочувствие и настроение — и никаких гормональных всплесков. Единственное, что немного тревожило — скорая поездка в Москву, в суд.

Михаил обещал отвезти. Маша понимала, что в суд он ее одну не отпустит, значит, сосед и муж неизбежно встретятся. «Бывший муж, почти уже бывший муж», — твердила Маша про себя. Нет, ничто не заставит ее передумать, особенно теперь, когда Михаил признался ей в своих чувствах.

Маша могла бы сказать ему то же самое, но испугалась. Потом пути назад не будет, а она — женщина, ей можно подумать. Она вела себя естественно, позволяла Михаилу и объятия, и поцелуи. А слова… слова можно оставить на потом. Ей можно немножко чудить, она же ждет ребенка!

Михаил приходил каждый день. Утром — справиться о Машином здоровье, днем — поинтересоваться, не нужна ли помощь, вечером — побеседовать перед сном.

Маша сразу же стала готовить на двоих, пыталась накормить соседа и завтраком, и обедом, и ужином, а он злился и ворчал, что ходит к ней не ради еды. Пришлось втолковывать ему, что забота хороша только в том случае, когда она обоюдная. Для верности Маша применила безотказное женское оружие — пустила слезу. И Михаил сдался, но с условием, что продукты он будет покупать сам, для обоих.

Маша пыталась помогать ему и по хозяйству, но быстро была изгнана с заднего двора с формулировкой: «Всегда сам справлялся, нечего!» Это звучало и обидно, как будто она безрукая, и приятно, потому как забота. Михаил не позволял ей жариться на солнце, так что и прополка грядок, и сбор клубники тоже оказались под запретом. Но он, и правда, успевал все сам — вставал рано, когда Маша еще спала, трудился споро, да еще умудрялся выкраивать время, чтобы съездить за продуктами, сводить Машу на озеро или в лес.

Чего греха таить, Машу это устраивало. При всей своей любви к чистому деревенскому воздуху «барышней-крестьянкой» она себя не ощущала. Встать рано? Не проблема, но только не каждый день. Она наблюдала за Михаилом и с грустью понимала, что ему нужна жена, которая разделит с ним заботу о хозяйстве. Обеды варить, стирать да убирать — это небольшая помощь, несущественная. Тем более, к стирке и уборке Михаил Машу тоже не допускал.

А ребенок? Так несправедливо перекладывать заботу о малыше на Михаила! Да и будет ли он рад, когда ребенок родится? Все может измениться.

Но Маша гнала от себя грустные мысли. Впереди еще несколько месяцев «почти что счастья», а все время думать о проблемах вредно.

О том, какие слухи ползли по деревне, Маша тоже старалась не задумываться. Ясное дело, они были. Маша и Михаил ничего не скрывали, ни от кого не прятались, но ничего ни с кем не обсуждали. Местные повадились ходить к Маше в гости: то банку клубники кто принесет, то ведерко огурцов, то миску смородины. И все со словами: «Ребеночку полезно, кушай, деточка». А потом неизменный вопрос: «Так ты замужем?» «Разведена», — цедила Маша. И слышала в ответ: «Ох, бедняжка».

Михаилу она не жаловалась, не дай бог, приставит к ней Лорда, отгонять любопытных. А так все польза — клубнику можно съесть, огурцы замалосолить, из смородины сварить компот или налепить вареников.

Михаил оказался приятным собеседником. Обычно немногословный, он увлекался, когда рассказывал Маше о небе и о самолетах. Поначалу она стеснялась расспрашивать, возможно, воспоминания причиняли ему боль. Но вскоре убедилась, что это не так. Даже во взгляде у Михаила появлялось что-то завораживающее, когда он говорил о своей профессии.

А Маша слушала с интересом, не притворялась. Она стала мечтать, как было бы здорово подняться в небо вместе с Михаилом. Он — за штурвалом самолета, она — рядом, восторженным пассажиром. Конечно, такими мечтами Маша не делилась, да и вообще, мало рассказывала о себе. Не скрытничала, просто нечего рассказывать, все скучно и однообразно. Поняла бы она когда-нибудь, что не живет своей жизнью, если бы не измена Толика?

Она говорила о другом: о книгах, которые читала, о фильмах, которые смотрела, о местах, где любила гулять в Москве. И каждый вечер повторялось одно и то же — Михаил уходил до того, как они успевали наговориться. Это можно понять, он привык рано ложиться. Но Маша расстраивалась не из-за этого. Она оставалась одна, и одиночество ощущалось острее, болезненнее. И ведь все зависело лишь от нее — Михаил ждал ее слова, ее решения.

Перед сном она немножко плакала в подушку, проклиная свою стеснительность, и давала себе слово, что все изменится, как только она получит официальный развод.

Как-то утром Маша проснулась от громкого лая Лорда. Она выглянула в окно и увидела коз, пожирающих цветы с ее клумбы.

— Ядрена вошь… — пробормотала Маша.

Она уже успела подцепить это выражение от Михаила. Тем более, козы были его — Машка, Дашка и Глашка.

Лорд, судя по всему, бесновался в вольере. Маша вспомнила, что Михаил с утра уехал за продуктами, она сама составляла ему список. Значит, он запер Лорда, а козы выбрались из загона и отправились прямиком к цветочкам.

Маша выскочила во двор, схватила метлу и хотела отогнать коз, но закончилось все тем, что козы выгнали ее на улицу, за калитку. Сообразив, что без помощи не обойтись, Маша ринулась к Михаилу, выпускать Лорда. Вместе с собакой они справились с козами, но к тому времени те успели ободрать и цветы, и кусты.

Когда козы очутились в загоне, Маша закрыла дверцу и вернулась к себе. Клумбе определенно не везло с самого начала. А она так ей нравилась!

Маша успела позавтракать и сидела на терраске, когда вернулся Михаил.

— Доброе утро, Маруся, — весело поздоровался он. — Как ты себя чувствуешь? Что такая грустная?

— Все прекрасно, — кисло ответила она, открывая перед Михаилом дверь.

Руки у него были заняты. Он занес сумки на кухню, поставил у стола и притянул Машу к себе, обнимая.

— Ну, что? Не расскажешь?

— Твои козы сожрали мои цветы.

— Не может быть, — не поверил он. — Я их запер, да и Лорд ни за что не выпустил бы…

— Ты запер Лорда, — перебила его Маша. — А козы гуляли по моему двору, когда я проснулась.

— Ты что-то перепутала. Наверное, это не мои козы.

— Твои! Я вру, что ли?!

— Марусенька, ты могла перепутать…

— Пойдем! — рассердилась она. — Я покажу! — Она привела Михаила к загону и спросила: — Твои?

— Мои. Но они же заперты…

— Потому что я их заперла! Лорд загнал, а я заперла.

— Но он же…

— Был закрыт в вольере.

— Маруся, ты что-то путаешь…

— Правда? — она выпятила подбородок. — Если я беременна, это не означает, что у меня вместо мозгов кисель или каша!

— Я этого не говорил.

— Ну, конечно!

Она убежала в слезах, не желая слушать ни извинений, ни утешений. Михаил ей не поверил! Он пытался извиниться, но не верил, что она говорит правду! А кто подтвердит ее слова? Лорд разговаривать не умеет!

Михаил не пришел следом, но когда Маша разобрала продукты и выглянула в окно, она увидела его на корточках возле клумбы. Он пытался привести ее в порядок.

— Не надо, — мрачно произнесла Маша, подходя к нему.

— Почему? — Михаил посмотрел на нее снизу, щурясь на солнце.

— Потому что не надо! Я не хочу. Все, хватит!

— Маруся, ты просто расстроена…

— Да, — согласилась она. — Просто ты мне не веришь.

— Хорошо. — Он поднялся, отряхивая руки. — А ты мне веришь? Если да, то послушай. Я абсолютно точно помню, что коз я оставил в закрытом загоне, а Лорда выпустил, как обычно, когда уезжаю. И приказал ему охранять тебя и дом. Ты считаешь, что я вру?

— Нет… — Маша растерялась. — Но… как тогда…

— Вот и мне интересно, как. — Михаил шумно вздохнул. — Извини, Маруся, что так вышло с цветами. Я разберусь, что произошло.

Она кивнула и тоже вздохнула:

— Пойдем? Я тебе там завтрак оставила, теплый еще.

Уплетая оладьи с вареньем, Михаил размышлял о том, совпадение это или еще нет. Он не стал расстраивать Марусю, скрыл от нее, что крыша в ее доме потекла не просто так. Кровлю меняли не так давно, да и зимой ничего не протекало, а тут — пожалуйста. На крыше он обнаружил, что щель сделана искусственно. Значит, кто-то постарался, пока Маша была в Москве. Да еще так, что он не заметил.

А теперь — сбежавшие козы, которые отправились прямиком к Машиной клумбе, проигнорировав все посадки на участке Михаила. Неспроста… И это сужало круг поисков, потому что обмануть Лорда и запереть его в вольере мог только тот, кого он признает, как своего. А таких людей в деревне немного.

— Ты чего задумался? — поинтересовалась Маша.

— Да так…

Нет, обсуждать с ней это он не намерен.

— А что на обед приготовить? Что ты хочешь?

— Тебя… — вырвалось у Михаила. Он тут же спохватился: — То есть… это… У тебя все вкусно получается, Маруся.

Она тихо засмеялась, сообразила, что он ляпнул.

— Марусь, а давай что-нибудь простое, — предложил он. — Чтоб через час ты освободилась.

— Зачем?

— Украду тебя на прогулку. Мне кое-что тоже сделать надо, а потом прогуляемся.

— А куда пойдем?

— Любопытная ты женщина, Маруся, — улыбнулся Михаил. — Сюрприз будет.

= 34 =

Заняться расследованием по горячим следам и выяснить, кто выпустил коз — это самое разумное. Но если снова отложить прогулку на земляничную поляну, то земляники они там больше не найдут. Отходит ягода, да и местные не дремлют, хоть и далеко от деревни то место и найти его не просто. Дачники точно не отыщут.

Маруся ждала Михаила, нарезая круги вокруг пожеванной клумбы. Придется ехать в питомник, покупать то, что сожрали козы. Маруся хоть и отказывается от помощи, но расстроена, это заметно.

Замечательно, что ее ждать не нужно — куда бы они не собирались, она всегда готова вовремя.

— Куда идем?

— В лес. Хорошо, что сапоги надела.

Сапоги Михаил ей подарил, желтые, с красными вишенками, приметные. Анекдот, но у Маруси такая маленькая ножка, что покупать их пришлось в детском отделе.

Пройтись по деревне — целое испытание. Михаил поначалу переживал за Марусю, сплетни-то о ней пойдут, а не о нем, а потом понял, что ей плевать на деревенских. Она с одинаковой вежливостью здоровалась со всеми, как и положено, и совершенно не стеснялась Михаила. И все же, едва они отправлялись куда-то вместе, как срабатывало сарафанное радио, и местные выстраивались вдоль заборов — поглазеть, поздороваться, потрещать языками.

Сегодня был у Михаила и особый интерес в прогулке по главной деревенской улице. Хотелось посмотреть на лица людей: кто-то из них должен быть раздосадован, что не вышло поссорить его и Марусю. Однако ж ничего необычного Михаил, к сожалению, не заметил.

Земляничная полянка пряталась в чаще леса, в стороне от деревни.

— И зачем ты меня сюда привел? — спросила Маруся, осматриваясь.

Правильно, городская. Откуда ей знать, что земляника в лесу растет не стройными грядками, а вперемешку с другими травами. И чтобы увидеть ягодки, нужно наклониться и развести траву руками.

— А вот смотри… — Михаил присел, поманил Марусю и приподнял верхние листики.

— О-о-о! Лесная земляника?

— Она самая. Попробуй, какая ароматная.

Он положил ей ягодку в рот.

— Маловата, — засмеялась Маруся. — Не распробовала.

— Тогда так…

Михаил набрал полную горсть и протянул ягоды на вытянутой ладони. Маруся наклонилась и взяла их губами, слизнула остатки язычком.

— Нравится?

— Потрясающе! Правда, такой аромат…

— Хочешь еще?

— Хочу сама собирать!

Михаил засмеялся и вытащил из сумки банку:

— Держи.

Маруся аж взвизгнула от восторга.

— Я пирог с земляникой испеку! Как раз баночки хватит.

Банку набрали быстро. Михаил скормил Марусе еще несколько горстей земляники, а потом целовал ее вкусные губы, пахнущие лесной ягодой. Романтика, ядрена вошь…

Нет, это без сарказма. За Марусей Михаил хотел бы ухаживать по всем правилам. Только в деревне нет театров и ресторанов, а кино — только дома, по телевизору. Зато есть земляничная поляна, кувшинки на озере, ромашки на лугу и россыпь звезд на черном-черном небе.

Главное, что Маруся радовалась всему этому искренне, как ребенок.

Вернулись домой они уставшие и голодные. Маруся сказала, что приляжет после обеда, а Михаила, как обычно, ждали дела. У него уже вошло в привычку время от времени посматривать в сторону Марусиного дома. Просто так, чтобы убедиться, что там все в порядке.

— Ядрена вошь… — пробормотал Михаил и чуть не уронил коробку с яйцами. Бросил ее на крыльце и ломанулся на улицу с криком: — Маруся! Поставь немедленно!

Вот же неугомонная девица! Отвернуться нельзя!

Маруся услышала его крик и послушно поставила на землю оба ведра.

— Да там по половинке, — сказала она. — Мне не тяжело.

— Пороть тебя некому, Маруся! — Михаил схватил ведра. — Неужели не могла попросить?

— А ты прям мечтаешь выпороть, — огрызнулась она. — Ну что мне, за каждым чихом к тебе бегать? У тебя дел полно.

— Куда ты вообще ходила? Зачем?

— Так до колонки… за водой.

— Воду отключили?

— Да.

— Пойдем разбираться.

Мистика, да и только! У соседей вода из крана шла, как обычно, у Михаила — тоже. У Маруси — ни капельки.

— Воды я тебе натаскаю, не проблема… — Михаилу все казалось, что он упустил что-то важное, но сообразить, что именно, не позволяла усталость. — Только в чем проблема — понять не могу.

— Можно, я твоим летним душем воспользуюсь? — попросила Маруся.

— Нет. В дом иди, в нормальный душ, — отрезал Михаил.

Вот так и очутилась Маруся в его ванной комнате — позже, после ужина. А он, зная, что дверь не запирается, не устоял перед соблазном, заглянул в щелочку. Через запотевшие стекла душевой кабинки он видел только силуэт, воображение дорисовывало все остальное.

Ох, Маруся…

— Посиди, остынь, — предложил Михаил, когда она закончила мыться. — Уже вечерняя роса выпала, застудишься.

Маруся посмотрела на него как-то странно, но возражать не стала. Однако и присесть не захотела, подошла к нему, провела пальчиками по щеке, заросшей щетиной.

— Колючий…

— Какой есть, — буркнул он.

Ее близость сводила с ума. Она специально его дразнит? Розовая кожа пахнет его мылом. Язычок скользит по верхней губе. Если сейчас он ее поцелует, то не сможет остановиться.

Маруся поцеловала его сама. Встала на цыпочки и коснулась губ. От нее все еще пахло земляникой. Как можно не ответить, не попробовать на вкус? Михаил очнулся, когда почувствовал горячие ладони на спине. Маруся успела забраться руками под футболку и прижималась к нему всем телом.

— Маруся… — простонал он и попытался отстраниться. — Что ж ты делаешь…

— Я хочу, — шепнула она, прислоняясь лбом к его плечу. — Миша, я…

— Тебе нельзя.

— Почему? — недоуменно спросила она. — Из-за штампа в паспорте?

— Из-за ребенка.

— Почему нельзя? Можно. С ребенком все в порядке. — Она вдруг осеклась и побледнела. Посмотрела на него чуть ли ни с ужасом, отшатнулась в сторону. — О боже… я так и думала…

Михаил ничего не понял, но успел поймать Марусю у порога, не позволил выбежать из дома.

— Что ты подумала? — Он крепко держал ее за плечи. — Что?

— Ребенок не твой, — прошептала она. — Как метка другого мужчины, да? Это очень противно?

Она положила руки на живот, словно обнимая малыша в нем.

— Да кто тебе такое сказал? — растерялся Михаил. — Конечно, нет.

— Ты меня не хочешь…

— Я мечтаю о тебе, и каждую ночь не могу уснуть… — Он отпустил Марусю и махнул рукой. — Я боюсь навредить, тебе и малышу, только и всего.

— Ты не навредишь.

Легко сказать! Откуда ему знать, так ли это? Михаила останавливал только страх перед неизвестностью. А Маруся стояла у порога и ждала. Ядрена вошь, что же ему делать! Надежда в ее взгляде гасла вместе с решимостью. Разочарование и стыд — вот что она испытывала. Михаил понял это, как будто ощутил сам. Маруся первая сделала этот непростой шаг, призналась в своем желании, а он оттолкнул ее. И если теперь она уйдет, то больше никогда…

— Спокойной ночи, Миша, — вежливо сказала Маруся. — Спасибо за воду.

— Со спокойной ночью ты поспешила, — заявил он, подхватывая ее на руки. — Навряд ли теперь она будет спокойной.

________________

= 35 =

Удивительно, но Маша проснулась раньше Михаила. Она не привыкла спать так близко к мужчине, Толик никогда не прижимал ее к себе во время сна, но выбираться из объятий ей не хотелось. Михаил по-хозяйски накрыл ее тело своим, и ей это нравилось. Она ни капли не жалела, что поддалась порыву. Да никакой это и не порыв — желание, которому она больше не могла противиться.

И Миша… так же, как и она…

Уже рассвело, и Маша рассматривала спящего мужчину, впервые — с нежностью. Он только казался неуклюжим и забавным. Исходящую от него силу Маша чувствовала и раньше, и от гипнотизирующего взгляда темных глаз по коже бежали мурашки, но сегодня ночью она в полной мере ощутила, каким по-настоящему ласковым и заботливым может быть сильный мужчина.

— Чего не спишь?

Вопрос прозвучал неожиданно, и Маша вздрогнула. Она так задумалась, что не заметила, как Михаил проснулся. Или он и не спал, а наблюдал за ней из-под полуопущенных ресниц?

— Не знаю, — улыбнулась она. — А ты?

— Мне вставать пора.

Стрелки на часах подбирались к пяти утра.

— Ты просыпаешься без будильника?

— Давно.

— Я соберу тебе завтрак?

На его кухне Маша еще не хозяйничала, да и продукты все у нее. Но ведь несложно за ними сбегать.

— Женщина, ты все время пытаешься меня накормить, — шутливо проворчал Михаил. Его глаза смеялись. — Я настолько худ и слаб?

— Нет, что ты… — Она несмело провела пальцем по плечу, очерчивая жесткую мышцу. — Просто я больше ничего не умею. А мне тоже хочется позаботиться о тебе.

— Марусь, ты серьезно? — удивился он.

— Вполне. Я обычная домохозяйка, даже слегка ленивая, потому что вставать в пять утра — не мое любимое занятие. Еще я умею мыть полы, но ты не…

Михаил прервал ее, накрыв рот поцелуем. Он навис сверху, не придавливая живот, но Маша чувствовала себя пойманной и обездвиженной.

— Маруся, я не об этом, — сказал он, переведя дыхание. — Мне не нужна домработница, мне не нужна помощница на хозяйстве. Мне нужна ты, и совершенно неважно, что ты умеешь делать.

— Правда? — Она чуть не задохнулась от нежности, звучавшей в голосе Михаила. — Но я не могу совсем ничего не делать. Тебе же нравится, как я готовлю?

Он фыркнул и лег на бок, одной рукой подперев голову.

— Нравится, — признался он. — Мне в тебе все нравится. К хорошему быстро привыкаешь, Маруся.

— Ты говоришь так, как будто… — нахмурилась она, но не договорила.

Как будто они собираются расстаться.

— У меня нет уверенности, что ты не исчезнешь. — Михаил завладел ее рукой и поцеловал пальцы. — Да ты и сама в этом не уверена, правда?

Маша хотела обидеться, но передумала. Наверное, он так считает, потому что она еще не разведена с мужем. К чему в очередной раз доказывать, что к Толику она не вернется? Рано или поздно Михаил убедиться, что она не исчезнет. Так просто он от нее не отделается.

— Что ты хочешь на завтрак? — спросила она.

— Тебя.

Его рука забралась под одеяло, скользнула по плечу и ниже, огладила живот. Маша сладко потянулась и прикрыла глаза.

— А к Машке не опоздаешь? — поинтересовалась она.

— К какой еще Машке? — Михаил не сразу сообразил, то речь идет о козе. — А, к этой… Маруся, ты ревнуешь, что ли?

— К Машке? Да. У нее морда наглая.

— У козы? — Михаил захохотал, потом вдруг нахмурился и снова навис над Машей. — Я сделал тебе больно? Ты себя плохо чувствуешь?

— Мне непонятен ход твоих мыслей, — призналась Маша, обнимая его за шею. — Какая связь между козой и моим самочувствием?

— Мне показалось… ты против…

— Почему?!

— Меняешь тему…

Он не притворялся — действительно, беспокоился. Такой большой и сильный, и такой нежный и внимательный.

— Тебе кажется, Миша. И я прекрасно себя чувствую. Единственное, за что я переживаю, так это что ты потратишь на меня время, а потом уйдешь работать без завтрака.

Михаил шумно вздохнул и поцеловал ее в ямочку над ключицей. А потом ниже… и еще ниже… и еще…

Он сумел настоять на своем без спора. После близости Машу разморило от ласк и приятных ощущений, она не смогла сразу встать, а потом и вовсе уснула, позабыв о завтраке.

— Папа! Па-а-ап! Ты здесь?

Смутно знакомый голос прозвучал совсем рядом. Маша села и потрясла головой, прогоняя остатки сна.

— Ой… Прошу прощения.

Ксения, дочь Михаила, выскочила из спальни быстрее, чем Маша успела произнести хоть слово. Часы показывали, что еще немного — и наступит полдень. Ничего себе!

Маша заметалась по спальне в поисках своих вещей. Все на свете проспала, соня бессовестная. Ну почему Михаил не предупредил, что ждет дочь? Она слышала, как в доме беседуют двое — мужчина и женщина.

Она вышла из спальни, и голоса стали слышны четче. Ксения разговаривала с кем-то на кухне. Может, с мужем? Во всяком случае, это не Миша. Где же он?

— Ну чего ты кипятишься, — увещевал мужчина. — Ты же сама говорила, что мечтаешь о том, чтобы у отца кто-то появился. А теперь ревнуешь?

— Это не ревность, — огрызнулась Ксения. — Это разочарование. Когда отец один жил, у него в доме чище было, а теперь бардак. А холодильник? Там раньше хоть сосиски водились, а теперь вообще пусто! Еще и спит до полудня! А папа где? И машины нет…

— А я говорил, надо предупреждать, когда в гости собираешься.

Маша прокралась мимо кухни и выскочила на крыльцо. Хорошо, что у Михаила другая планировка дома! Встречи с его дочерью после услышанного она не пережила бы.

Лорд весело махал хвостом, крутясь возле ее ног.

— Где хозяин, а? — спросила Маша шепотом, как будто ее кто-то мог услышать.

К сожалению, Лорд если и знал, то ответить не мог. Может, Миша и оставил где-то записку, но в спешке она ее не заметила, а телефон остался дома.

Вернувшись к себе, Маша вспомнила, что нет воды. За ночь она так и не появилась, к тому же пропало электричество. И вот это действительно катастрофа, потому что в жаркий летний день остаться без холодильника — это кошмар. Продукты еще не начали портиться, но это вопрос времени.

И где Миша, когда он так нужен?!

Заплакать Маша не успела, зазвонил телефон.

— Привет, Машенька. — Мама, кажется, лучилась от счастья. Так бодро и весело она давно с ней не разговаривала. — Как дела? Как ты там?

— Привет, мам. — Вот уж кому она точно не будет плакаться, так это маме. — Спасибо, все замечательно. Как ты, как папа?

— Замечательно? — удивилась мама. — Ты уверена?

— Вполне. А тебя это не устраивает?

— Ну что ты! Я рада, что у тебя все хорошо. Возвращаться не надумала?

Да, мама в своем репертуаре. Маша терпеливо выслушала очередную порцию ее стенаний, произнесла свое твердое «нет» и прервала разговор, сославшись на второй входящий звонок.

Миша!

— Маруся, солнышко, ты в порядке? Мне Ксюша позвонила, сказала, что они приехали. Она никогда не предупреждает! Маруся, ты где?

— Я в порядке, Миш. — Маша с трудом подавила всхлип. — Ты сам где?

— Да отъехал ненадолго… Неудачно, извини. Скоро буду дома.

— Я у себя. Не спеши, пожалуйста. Ты же за рулем.

Немного успокоившись, Маша села завтракать. Пришлось обойтись бутербродами и холодным молоком, даже чаю она не могла согреть. Самое время собрать чемодан и вернуться в город, как мечтает мама.

А вот нет! Она же не одна, у нее есть Миша.

Стоя на террасе, Маша наблюдала, как машина затормозила у ее участка. Михаил вышел, открыл калитку.

— Папа! — закричала Ксения с крыльца. — Папочка!

И побежала ему навстречу. Михаил растерянно обернулся к дочери, а Маша быстро скрылась в доме, чтобы не заставлять его выбирать.

= 36 =

Неугомонная Маруся сладко спала, когда Михаил отправился работать, и не проснулась, когда он заглянул в спальню спустя три часа. Его это вполне устраивало: пусть отдыхает, а он успеет съездить на рынок, сдать очередную партию яиц и овощей. А потом, скорее всего, заскочит и в питомник за рассадой, чтоб ей пусто было. Баловство, конечно, и пустая трата денег, но Марусе нравятся цветы, а уничтожены они по его вине. Козы-то его… Ядрена вошь.

И какая скотина их выпустила? Если бы не дыра в крыше и не вода, пропавшая таинственным образом, Михаил решил бы, что Маше все приснилось. Кроме того, что цветы пожрали чьи-то козы.

С Петровичем Михаил переговорил, тот обещал порасспрашивать соседей, не видели ли кого на крыше Марусиного дома. Навряд ли диверсант сам Петрович, хотя и его, и жену его Василису Лорд не тронул бы. Еще своим считался дед Ефим, но тот слишком стар, чтобы по крышам прыгать, да и не стал бы он молодой женщине пакостить.

Фиговый из него Шерлок Холмс, но что-то делать надо, особенно с водой. Как вернется, проверит вентиля и задвижки, на прорыв трубы это не похоже.

Когда позвонила Ксюша, Михаил чуть с ума не сошел от беспокойства за Марусю. Он уже понимал, какой уязвимой она себя ощущает, а тут неожиданные гости в отсутствии хозяина, и неловкая ситуация. К тому же Ксюша определенно нервничала и психовала. Как же сложно, оказывается, с беременными…

И все же дочь приехала не одна, а с мужем Виталием, и Михаил справедливо решил, что о ней есть кому позаботиться. Марусе он нужнее, он и по ее голосу понял, что она то ли плакала, то ли плачет.

Поэтому Михаил дождался, когда подойдет Ксюша, обнял ее, поцеловал и отправил обратно в дом.

— Я скоро вернусь.

— Папа… — попыталась протестовать она, но Михаил был непреклонен.

Марусе он нужнее, он чувствовал это.

Она не ждала его — сидела за столом на кухне и испуганно вскинула голову, когда он открыл дверь. Удивление не сменилось радостью, скорее, каким-то облегчением, а потом, почему-то, тревогой. Она не поднялась навстречу, Михаил подошел сам, обнял ее, сидящую.

— Прости, что так получилось.

— Ты же не знал. Все в порядке, правда, Миша.

Угу, в порядке, как же. Глаза на мокром месте, голос дрожит, и ладони ледяные, как будто Маруся замерзла.

— Ксюша что-то тебе сказала?

— Нет, что ты. Ничего. Миша, ты иди к дочери, она же к тебе приехала.

— Пойдем. Я вас нормально познакомлю, в прошлый раз как-то…

— Нет, иди один. — Маруся мягко освободила руку. — Я сейчас занята.

— Чем?

— Ну… обед готовлю.

В раковине стояла грязная посуда, на плите — пусто, на разделочном столе — тоже. Что-то тут нечисто…

— Вода есть?

— Н-нет…

— Маруся, ты вроде не врала раньше. И я не о воде.

Она опустила голову и скребла ногтем какое-то пятнышко на столешнице.

— Маруся?

— Миша, иди к дочери, хорошо?

— Нет, не хорошо. Маруся, что случилось?

— Ох, ну… мне просто… я неважно себя чувствую. Меня тошнит.

Вот же упрямица! Михаил чуял — что-то не так. Однако Маруся уперлась и не желала ничего объяснять. А напортачила, скорее всего, Ксюша.

— Марусенька, поехали к врачу.

— Нет! — вскинулась она. — Я просто полежу, все пройдет. — И спохватилась, видимо, решив поменять тему разговора: — Миша, может, тебя покормить?

— Не надо, — отказался он. — Там Ксюша, скорее всего, уже приготовила что-то.

— А, да… — Маруся снова сникла. — Да, точно. Так ты иди, она же ждет.

Ядрена вошь! И отчего такое чувство, что стоит ему выйти за порог, как Маруся сбежит? Вот возьмет — и сбежит, даже без чемодана. И давить на нее не хочется. Обнять бы дуреху, прижать к себе, зацеловать, а она и этого не дает, вцепилась в стол, не встает.

— Ой, Миша… Я совсем забыла… — встрепенулась вдруг Маруся. — Ты продукты из холодильника забери.

— Зачем? — помрачнел он.

— Чтобы не испортились. Электричество тоже закончилось.

— Маруся! Так чего ж ты молчишь?

— Не молчу. Просто забыла.

Ядрена вошь. Нет, это точно диверсант какой-то. Засаду, что ли, устраивать?

Тихо матерясь себе под нос, Михаил отправился проверять счетчик и трубы — так и есть, пробки вырубили, а вентиля закрутили. Маруська, понятное дело, сама ни за что не догадалась бы, да и он хорош, надо было еще вчера проверить. И дом она, наверняка, открытым оставила, когда вечером к нему пошла.

— Все, — сказал он, вернувшись к Марусе. — И вода есть, и свет. Ты же ничего сама там не трогала?

— Нет.

— Значит, балуется кто-то. Поймаю — руки-ноги повыдергиваю.

— Это мама, — выдала Маруся и горько вздохнула.

— Э-э-э… — завис Михаил. — Чего?

— Не сама, конечно. Наняла кого-то, скорее всего.

Он попытался осознать смысл сказанного, но выходило плохо. Родная мать пакостит дочери? Это вообще ни в какие рамки…

— Да она хочет, чтобы я в Москву вернулась, — снова вздохнула Маруся. — К Толику. И не факт, что она, только предположение.

Ядрена вошь.

— Маруся, пойдем со мной, — попросил Михаил. — Пожалуйста. Не хочу оставлять тебя одну.

— Нет.

— Ладно… пообещай мне, что ты никуда не уйдешь.

— Обещаю. — Она легко согласилась. — Я лягу, правда. Спасибо за помощь, Миша. Извини.

Маруся ушла в комнату так быстро, что он больше ничего не успел сказать.

Домой Михаил вернулся с тяжестью на душе. Вот почему нельзя по-человечески? «Папа, мы приедем в гости». И все! Неужели так сложно? И Маруся не обиделась бы, и он не метался бы между ней и дочерью, и вообще не уехал бы, а встретил гостей дома. Ядрена вошь!

Ксюша в прихожей перепиралась с мужем.

— Пусти, я сказала!

— Успокойся, так нельзя…

— Пусти!

— О, вот и папа! — обрадовался Виталий, заметив Михаила.

— Можешь оставаться, а я поехала домой! — процедила дочь.

— Э, нет, стой. — Михаил поймал ее у порога. — Пойдем, поговорим. Что тут вообще происходит?

С помощью Виталия, который продолжал увещевать жену, им удалось усадить ее на диван в гостиной.

— Что за детский сад, Ксюша? — устало поинтересовался Михаил. — Я тебя чем-то обидел?

— Я к тебе в гости приехала…

— Без предупреждения, как обычно. Ну, извини, я на рынке был.

— А тут… тут…

— А это тебя не касается. Ты так не считаешь?

Ксюша вспыхнула и закусила губу.

— Я просто поеду домой, — произнесла она наконец. — И не буду вам мешать.

— Ксюш, вот честное слово, даю скидку лишь на то, что ты в положении, поэтому не соображаешь, что ведешь себя, как пятиклассница.

Она попыталась встать, но Виталий не позволил.

— Отец прав, — жестко сказал он. — Так и есть. Ты мне все уши прожужжала, мол, хорошо бы папа сошелся с кем-нибудь. А теперь ревнуешь, как ребенок.

— Это не ревность! — воскликнула Ксюша с обидой. — Я думала… думала она… а она…

— Чего она? — насторожился Михаил. — Что ты сказала Марусе?

— Ничего! Я с ней не разговаривала.

— Она могла услышать, как ты разговаривала со мной, — напомнил Виталий. — Когда ты говорила, что она плохая хозяйка.

— Чего?! — чуть не поперхнулся Михаил. — Это что за идиотские выводы?

— Чего, чего… — пробормотала Ксюша, сглатывая слезы. — Готовить не умеет, в доме грязно…

Ядрена вошь! Неудивительно, что Маруся уперлась, как коза, и не хочет сюда возвращаться. Это ж надо такое ляпнуть!

— Я не позволяю Марусе мыть полы в моем доме. — Михаил старался говорить спокойно, на Ксюшу нельзя кричать, ей тоже вредно нервничать. — А готовит она у себя, ей так удобнее. Очень вкусно готовит, кстати. Думаю, тебе надо извиниться перед ней.

— Я же не знала…

Ксюша все же расплакалась. Михаил не злился на дочь, даже обрадовался, что это не глупая ревность, а глупая забота. Теперь нужно убедить Марусю, что…

Лорд залаял так внезапно и так неистово, что Михаил не заметил, как выскочил из дома. На терраске у Маруси какой-то мужик жался в угол, отмахиваясь от собаки.

Михаил схватил первое, что попалось под руку, кажется, лопату, и помчался на соседский участок.

= 37 =

По-хорошему, надо бы приготовить что-нибудь себе на обед. Или хотя бы помыть посуду и сделать уборку. Или сесть за очередной перевод. Однако Маша лежала на кровати и пялилась в потолок.

Она расстроилась не из-за Михаила. Он как раз оказался на высоте, впрочем, как обычно. Маше не хотелось ябедничать, а из-за гормонов глаза были на мокром месте, оттого она и держалась так отстраненно. Обняла бы его — и расплакалась, а он докопался бы до причины. Нет, все правильно, они потом объясняться.

Почву из-под ног выбило поведение матери. Маша не сомневалась, что это она выживает ее из деревни, заставляет вернуться в Москву. Кто-то по ее указке разобрал крышу и перекрыл воду и электричество. Хорошо, если на этом все. А если нет? На что еще способна мама?

Маша вертела в руках телефон, раздумывая, не позвонить ли отцу. Если он не в курсе матушкиных диверсий, а так, скорее всего, и есть, он будет переживать. Нужно ли его расстраивать? Разговаривать с матерью Маша не хотела.

Когда где-то рядом залаял Лорд, Маша подскочила с кровати. Неужели снова козы? В открытое окно она увидела Михаила, который несся к ее дому с лопатой наперевес, и испугалась. Тем более, позади него бежал еще один мужчина, с граблями. А Лорд бесновался у нее на терраске.

— Попался! — прогрохотал Михаил. — Стоять!

— Убери сабака! Убери сабака! — запричитал кто-то.

Алим?!

Маша выскочила на терраску.

Лорд молча сидел у крыльца. В углу терраски Михаил срывал черную шапку-маску с прорезями для глаз с Алима. Лопатой он его, к счастью, не огрел, но врезал кулаком по лицу, отчего Алим закричал и схватился за нос, а Маша завизжала, закрывая рот руками.

— Маруся, домой! — рыкнул Михаил.

— Миша, не надо! — закричала она и подбежала к нему, обняла сзади. — Не трогай его!

Алим не убегал и не пытался напасть, молча утирал кровь, хлещущую из носа.

— Охранять! — приказал Михаил Лорду, указав на Алима. — Виталий, иди к Ксении, она, наверняка, испугалась.

И только потом он обернулся к Маше, схватил ее, приподняв, и потащил в дом — аккуратно и бережно.

— Миша, прекрати! — Она попыталась его лягнуть. — Так нельзя! Я так не хочу!

— Маруся, это мужские де…

— Нет! Не надо!

Она злилась и топала, стучала кулаками по Михаилу, цеплялась за одежду, кричала и плакала. В общем, устроила истерику и добилась своего. Михаил позволил Алиму умыться, совместными усилиями они остановили кровотечение, а потом Алим им все рассказал.

Как Маша и предполагала, за «диверсиями» стояла ее мать, собственной персоной. Алим клялся детьми и призывал в свидетели аллаха, что нанимала его она одна, никаких мужчин с ней не было. Даже приехала в деревню не с мужем, а на такси. Маше стало немного легче от мысли о том, что Толик в этом не участвовал.

— Зря ты его отпустила, — процедил Михаил, когда Алим ушел.

Маше было не по себе от его сурового вида — и желваки гуляют по скулам, и губы превратились в тонкую полосочку, и глаза потемнели.

— Алим — исполнитель, — вздохнула Маша. — Если кто и виноват, так это моя мать.

— А если бы с тобой что-нибудь случилось?

— Самое страшное, что могло случиться — это мое возвращение в Москву. Миша, пожалуйста… — Она обняла его, прижалась к груди. — Спасибо за помощь. И спасибо, что сделал так, как я хотела.

— Маруся, Маруся… — Он провел ладонью по ее спине. — Ты что дрожишь? Замерзла?

— Перенервничала… — призналась она. — Теперь я бы точно прилегла. Ничего больше не случиться. Иди домой.

— Что ж ты меня все гонишь? — с досадой спросил Михаил.

— У тебя гости. — Она подняла голову, их взгляды встретились. — Иначе я никуда тебя не отпустила бы. Правда.

— Пойдем со мной.

— Миша-а-а…

— Я знаю, что произошло. Маруся, Ксюша просто ошиблась. Она незлая девочка.

— О боже… Я ничего такого не говорила и не думала. Миша, пожалуйста, я не в состоянии…

В дверь постучали.

— Нет, я не могу-у-у, — простонала Маша.

— Я разберусь.

Михаил распахнул дверь. Из-за его широкой спины Маша не видела, кто пришел.

— Ксюша, не сейчас, — произнес Михаил.

— Все в порядке? — спросила та.

— Да. Я скоро…

Маша встала и попыталась отодвинуть Михаила с прохода. Он словно хотел заслонить ее собой, защитить. Пришлось пихнуть его в бок, только после этого он посторонился.

— Ксения, простите меня, пожалуйста, — сказала Маша, обращаясь к его дочери. — Ваш отец сейчас вернется домой и больше никуда не…

— Маруся!

— Маша, это вы меня простите… — Взгляд Ксении скользнул вниз, и она осеклась. — Вы беременны?

— Как видите. — Маша машинально накрыла ладонями живот. — И не от вашего отца, не переживайте.

— Не-е-ет? — разочарованно протянула Ксения. — Жалко…

— Жалко? — переспросил Михаил растерянно.

— Ну, может, еще родите мне сестренку или братика, — махнула рукой Ксения. — Только он уже будет младше твоего внука, пап.

— Ксюша! — возмущенно прогудел Михаил.

— Мы, и правда, поедем, — произнес Виталий. Маша только теперь заметила, что он стоит внизу, у крыльца. — У вас тут и без нас…

— Нет! — отрезал Михаил.

— Нет-нет! — запротестовала Маша. — Миша, иди уже, а?

— А вы? — хором спросили Ксения и Виталий.

В итоге, после препирательств и взаимных извинений, Михаил согнал все семейство, включая Машу, в собственный дом. Ксюша занялась обедом, Маша ей помогала, а Виталия Михаил увел во двор, «эксплуатировать».

— Маш, ты не обижайся, — попросила Ксюша еще раз. Они уже перешли на «ты». — С этой беременностью настроение скачет, сама не рада.

— И у меня так же, — фыркнула Маша.

— А у вас с папой… серьезно?

Она ожидала такой вопрос, вот только ответа на него у нее не было.

— Не знаю. Я понимаю, что… — Маша всхлипнула и замахала рукой перед лицом, осушая слезы. — Ну вот, опять!

— Ой, не расстраивайся.

— Нет, ничего.

Ксюша быстро повернула разговор на безопасную тему, расспрашивая Машу, как протекает беременность. Об этом женщины могут говорить вечно — искать похожесть и отличия, обсуждать приметы и суеверия.

— А Дуськи не боишься? — поинтересовалась Ксюша, кивнув на кошку, которая давно уже обосновалась на подоконнике. — Токсоплазмоз, все дела…

— Не-а, — отрицательно покачала головой Маша. — Кошка здорова, лоток я за ней не чищу. Да Дуська и сама беременная, по-моему.

— Да ладно! — Ксюша засмеялась. — Какая концентрация беременных в одном доме! Бедный папа!

— Зачем Алима отпустили? — ворчал Виталий. — По его вине козы цветы обглодали, пусть и сажал бы!

— Да пошел он… — проворчал Михаил. — Маруся попросила, я отпустил. Ей нервничать нельзя.

При трезвом размышлении Алима даже жаль. Каждый зарабатывает, как умеет, а Марусина мамаша отвалила сумму, которой его семье на полгода хватит. Четыре сыночка и лапочка дочка, ядрена вошь! Нет, Алим не давил на жалость, просто Михаил и сам знал, зачем тот приехал на заработки и отчего жил в деревне.

А что Алим Лорда сумел запереть, так Михаил сам виноват. Когда тот яблоки гнилые на его участок таскал, он приказал псу пропускать его, как своего. Растяпа. Чего теперь-то!

Ладно, самое главное, Маруся жива и здорова. Алим не успел ее испугать. Это же он в маске к ней в дом лез, чтобы «типа ограбить». Маруся добрая, иначе Алим не отделался бы разбитым носом. Вот только Михаил ему строго-настрого запретил подходить к ее участку. Ничего, цветы он и сам посадит.

Девочки помирились — тоже хорошо. У Михаила теплело на душе, когда его любимые женщины улыбались. Они и на обновленную клумбу пришли любоваться вместе.

— Миш, у тебя теплицы крепкие? — поинтересовалась Маруся как-то подозрительно задумчиво.

— Да. А что?

— И клубника отошла, да?

— Да. Ты это к чему?

— Это хорошо. Град скоро будет, хоть клубнику не побьет.

— Какой град?! Когда? На небе ни облачка.

— Ну, я не зна-а-аю… — Маруся посмотрела на небо. — Недельку, думаю, цветочки проживут. А потом их град побьет, не иначе. Или ливнем смоет.

— Я над ними тент натяну, — мрачно пробурчал Михаил. — Заранее.

= 38 =

Несмотря на Марусин скепсис, клумба цвела и благоухала все лето. И, к огромной радости Михаила, цветы умиротворяли Марусю. Она даже гимнастикой для беременных занималась, расстелив коврик перед клумбой. Красивый вид и чистый воздух укрепляют нервы.

У Маруси больше не было поводов переживать. Деревенская жизнь текла тихо, сыто и размеренно — никаких волнений, никаких проблем.

С мужем она развелась быстро, потому что Анатолий, к огромному удивлению Михаила, не стал искусственно затягивать процесс. Согласия на развод он не дал, но все решилось в пользу Маруси. Имущество они не делили, а на алиментах муж, теперь уже бывший, настоял.

— Надеется, что я вернусь к нему еще до родов, — пожала плечами Маруся, когда они обсуждали этот момент. — И платить не придется. Блажен, кто верует.

Михаил предлагал оформить отношения, но Маруся отказалась наотрез.

— Это не потому, что я не хочу быть с тобой. Наоборот, мне еще никогда не было так спокойно и хорошо. Просто штамп в паспорте ничего не значит.

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой, — упрямо повторил он. — И по паспорту тоже.

— Спроси меня еще раз, когда родится малыш.

Что ж, это уже компромисс.

Они и жить продолжали на два дома. Ночевала Маруся у него, и готовила тоже, а работала и закатывала соленья на зиму у себя. Она и варенье варила, и компоты делала. И, после долгих споров, все же взяла на себя часть домашних дел.

Лето вообще прошло спокойно. К Михаилу время от времени приезжала дочь с мужем, к Марусе — отец. С матерью она поссорилась окончательно и не желала ее видеть. Эта тема была под запретом, да Михаил и сам не хотел расстраивать Марусю.

Михаил все чаще задумывался о будущем. Это ему в деревне хорошо, а держать здесь жену и ребенка жестоко. Первые несколько лет — замечательно, малышу тут будет лучше. А потом? Деревенская школа против столичного образования — это аргумент. Да и зарабатывать надо больше, и зарплата должна быть стабильной, не зависеть ни от дождей, ни от морозов. Уровень ответственности иной, ядрена вошь.

Михаил подозревал, что Маруся не хочет за него замуж и по этой причине. Пересидеть в деревне — одно, а жить постоянно — другое. А ему либо укрупняться, ферму открывать, либо искать другую работу. Какой из него бизнесмен? Зато преподаватель должен получиться неплохой. Если поднять старые связи…

Или подработку какую найти?

Маруська сама пашет, как проклятая. Днем по хозяйству крутится, потом полночи за компьютером сидит, переводит, печатает. Он порой и спит давно, когда она приходит к нему под бочок, уставшая и невменяемая.

Нехорошо…

Впрочем, она шустрая, все успевает, несмотря на выросший живот. И на рыбалку за ним увязалась. Ага, всю рыбу распугала, зато радовалась, как ребенок, когда сама на удочку щучку подцепила. И в лес они вместе ходят, по малину, да по грибы. Лесная малина, хоть и мелкая, и не такая сладкая, как садовая, а ароматная до одури. Из нее Маруся тоже варенья наварила.

Грибы они собирают — ухохочешься. Маруся глазастая, такое впечатление, что даже сквозь листву шляпку гриба видит. А наклоняется за добычей Михаил, ей живот мешает.

В Москву к врачу на плановый осмотр Михаил Марусю сам возил. Однако бывший муж ей звонит. Маруся ничего не говорит, но Михаил замечает, как она мрачнеет после таких звонков. И расспрашивать неловко. В такие моменты он старается приласкать ее лишний раз. Маруся ласку любит, как кошка. Отзывчивая, нежная, теплая.

А Дуська-то котят принесла! Трое деток у нее: рыжий, серый и белый. Видать, всех коты деревенские в папашах ходят. Так и живут у Михаила, одного только Маруся к себе переманила, как подрос, беленького.

— Назову Мишкой, — грозилась она шутливо. — У тебя коза Машка, а у меня будет кот Мишка.

Детский сад! Кота Мишкой назвать! Ладно бы, собаку.

Однако кот приобрел гордую кличку Масяня, на которую, впрочем, все равно не отзывался, как и на «кис-кис». К Марусе он подходил исключительно по собственной воле и по настроению.

Чувствовала себя Маруся прекрасно, даже боли в пояснице не сильно беспокоили. А учудила лишь однажды, да и то по глупости.

Михаилу не нравилось, что работала она в своем доме. У него места мало, что ли? И не шумит он, неправда. Просто спокойнее, когда Маруся сидит рядом, а не где-то на соседнем участке. Но бороться с этим бессмысленно, приходилось ждать и нервничать. И не всегда он ее дожидался, потому как вставал рано, организм требовал полноценного сна.

Вот так уснул как-то раз, а проснулся в пять утра — и нет Маруси рядом. Поначалу испугался, потом разозлился. Она и за работой могла так засидеться. Пришел к ней — сидит, рыдает. Испугался снова, по-настоящему. Думал, может, случилось что с родителями.

— Марусенька, что такое?

— Ничего-о-о…

— Для «ничего» слишком много слез. Расскажи, будь добра.

— Все хорошо-о-о…

Упрямая коза Маруська! Еле-еле удалось из нее вытянуть, что ей захотелось каких-то особенных пончиков с сиропом, которые продаются только в каком-то кафе в Москве.

Ядрена вошь!

А сразу нельзя было сказать? Он у дочки спросил бы, где эти пончики, привез бы ей. Виталий, кстати, недавно по всей Москве искал свежие финики, Ксюше захотелось. Свежие! Сушеные ее не устраивали. Мало ли, что беременной захочется?

Михаил смотался в Москву, привез пончики. Маруся один съела и сказала, что слишком приторные, больше ей не съесть.

Главное, плакать перестала.

Михаил еще сильнее привязался к Марусе, хотя… Разве любовь можно чем-то измерить? Если им придется расстаться, то резать придется по живому. Он буквально врос и в нее, и в ребенка. Он первый узнавал все новости о самочувствии Маруси. Он пережил вместе с ней первый толчок малыша. Он массировал ей поясницу и штудировал книги для беременных. Он уже знал, где сделает детскую и как ее обустроит.

Маруся не позволяла начать ремонт. Чем больше становился срок беременности, тем больше суеверий у нее появлялось. Даже косички не заплетала, «чтобы пуповина не запуталась». Бабкины сказки, тут уж не иначе как Василиса постаралась. Но Михаил не возражал — главное, со здоровьем все в порядке.

Осень выдалась жаркая — и по погоде, и по делам. К зиме нужно подготовиться основательно, урожай собрать и обработать, сделать запасы, продать излишки. Михаил крутился, как белка в колесе, оттого и не уследил за Марусей, не мог сопровождать ее на прогулках.

Казалось бы, чего волноваться? Ходила она известной тропой, ведущей к озеру. Двигалась, потому что стала набирать вес. Михаил находил ее фигуру очаровательной, но Марусе не нравились лишние килограммы. Вот и гуляла каждый день по два раза, туда и обратно.

Михаил посылал с ней Лорда. Псу полезно размяться, а ему спокойнее, что Маруся под охраной. А в тот день Лорд поранил лапу на утренней прогулке, и на вечернюю Маруся отправилась одна.

Михаил с утра копал картошку. У него ее росло немного, не на продажу. Копал сам, без плуга, и собирал тоже сам.

Спохватился он вечером, когда уже стемнело, и обнаружил, что с прогулки Маруся не вернулась.

= 39 =

Где-то в лесу, совсем рядом, плакал ребенок. Ничто другое не заставило бы Машу свернуть с тропы. Как можно проигнорировать ребенка? И то, поначалу она прислушивалась. Может, мать рядом и успокоит малыша? Нет, плачет. Маленький, совсем маленький…

Откуда в лесу ребенок, Маша не задумывалась. Мало ли! Дачников в деревне полно, да и не обязательно кто-то из них мог завести в чащу ребенка. Господи, да сколько жутких историй! Родила — и выбросила. Кошмар!

Плач раздавался совсем рядом. Казалось, что малыш за соседним кустом, за деревом. Но нет… нет… нет…

Дальше… дальше… дальше…

Маша очнулась, когда поняла, что заблудилась. Стало жутко. Слышала ли она плач или ей почудилось? Она беспомощно огляделась. Частые стволы деревьев, кусты, мох под ногами. Никакого намека на тропу. Как она вообще сюда забралась? На предплечьях — царапины. Это она продиралась сквозь кусты?

В какую сторону идти, Маша не знала. Даже по солнцу не сориентироваться, отсюда его попросту не видно, а на дерево она и при очень большом желании не залезет. И полумрак: то ли от густых крон деревьев, то ли потому что солнце садится.

Телефон она оставила дома на зарядке. И вообще ничего в карманах?! Когда они с Мишей ходили в лес, он всегда брал с собой спички и зажигалку, нож, а иногда и ружье. Но ведь она не собиралась в лес! По знакомой тропе до озера и обратно.

Маша лихорадочно перерыла все карманы: в одном нашла две карамельки, в другом — коробок спичек. Точно! В этом комбинезоне она и ходила за грибами, и Миша сунул ей в карман спички. Просто так.

_ Не паниковать… не паниковать… — твердила Маша вслух, для храбрости.

Какое там! Хотелось бежать сквозь чащу сломя голову — быстрее, к людям. К Мише! Она изо всех сил вцепилась в ближайшее дерево, обняла его крепко-крепко. Спокойствие, только спокойствие. Сколько времени она бежала в лес, поддавшись слуховой галлюцинации? Полчаса, не больше. Значит, деревня где-то недалеко. Если сейчас идти дальше, то можно сильнее заблудиться, и найти ее будет сложнее.

Ее же будут искать? Миша точно будет! Лорд возьмет след… ох… у него же больная лапа… Маша снова послала проклятия на голову того, кто разбил бутылку и бросил осколки в траву. Уроды, а не люди! Лорд бежал по лугу и напоролся на стекло. Маша его чуть ли ни на себе домой притащила, с перепугу.

Ладно, Миша ее и без собаки найдет. Так что не стоит паниковать и забираться в чащу. Лучше остаться где-то тут… развести костер, пока не стемнело…

Маша никогда не ходила в походы, правила выживания в лесу смутно помнила после уроков ОБЖ в школе. Хорошо бы найти речку, она привела бы ее к людям. Но ручей она, кажется, пересекла давно. Еще советовали прислушиваться и принюхиваться. Дымом не пахло, звуки — только лесные.

— Ау! — крикнула Маша во весь голос. — Ау-у-у-у!

Тишина. Только птицы всполошились, устроили гвалт. Маша все же не выдержала, развернулась и пошла в направлении, которое ей казалось верным. Может, удастся выйти на тропу?

Увы.

Она присела на поваленное дерево, сунула в рот карамельку. Наваждение или сумасшествие, но в результате она сидит в лесу, подвергая опасности своего ребенка. И это не просто ужасно, это кошмарно! Маша прекрасно помнила рассказы Михаила о диких зверях и вздрагивала от каждого шороха. Вот ветка хрустнула. А это что скрипнуло?

После сладкого захотелось пить. Воды у нее, конечно же, нет.

Маша снова осмотрелась. Можно сидеть и жалеть себя, можно паниковать, а еще можно попытаться сделать хоть что-то, пока не стемнело окончательно. Дикие звери боятся огня, а у нее есть спички. И по дыму от костра ее будет легче найти. А еще из еловых веток можно устроить лежанку.

Маша встала на колени, чтобы расчистить место для костра.

Позабыв об усталости, Михаил трижды пробежал по тропе до озера и обратно, зычно окликая Марусю.

Нет ответа.

У озера ее никто не видел, никаких следов на тропе и рядом с ней. И никаких мыслей, куда она могла пойти.

Ураганом Михаил пронесся и по деревне, расспрашивая не только знакомых, к кому Маруся могла зайти на чашечку чаю. Он заглянул в каждый двор.

Никто не видел Марусю.

Телефон не отвечал, его Михаил обнаружил в доме. Дурында! Хоть бы с собой взяла!

— Петрович, поднимай людей, надо в лес идти. Скоро стемнеет!

— Мужу позвони, — посоветовал Петрович. — Людей соберем, Машка твоя беременная, многие откликнутся. Только некрасиво получится, если ее муж бывший выкрал.

— Э-э-э… — Михаил даже дара речи лишился от такого предположения.

— Бэ! — рыкнул на него Петрович. — После той истории с Алимом я верю, что эти ироды на все, что угодно, способны. Кстати, где Алим?

— Да не… — выдохнул Михаил. — Он похищением людей заниматься не будет.

— Ладно, я его сам найду. Будет, не будет… Пусть искать помогает! А ты звони, звони.

Номер мужа Михаил выудил из Машиного телефона, да и набрал с него же, чтобы Анатолий наверняка ответил на звонок.

— Да, Машуль, — услышал он его несколько удивленный голос.

— Маша у вас? — спросил Михаил, не здороваясь.

Не до реверансов.

— Это кто? — опешил Анатолий. Правда, быстро сообразил: — А, Михаил… Почему у меня? Где Маша? Что с ней?

Разговаривали они недолго, но продуктивно. Анатолий, может, и кобель, но к пропаже бывшей жены отнесся, как настоящий мужик. Сказал, что едет помогать в поисках, да еще пообещал позвать на подмогу волонтерский отряд.

— Чем больше людей, тем быстрее найдем. Волонтеры быстрее откликнутся, чем МЧС. И бригаду врачей вызвоню, Маше может понадобиться медицинская помощь.

Михаил и не заметил, как Анатолий взял управление поисками на себя, а когда понял это, испытал лишь благодарность. Ему самому было трудно справиться с волнением и паникой, не помогала даже многолетняя воинская выучка.

Как же так? Как он допустил? Как не досмотрел? Маруся потерялась по его вине, и если с ней что-нибудь случиться, он никогда себе этого не простит.

Волонтеры привезли собаку, она взяла след, но потеряла его после ручья. Люди рассредоточились по лесу, вооружившись фонариками, обшаривали каждый куст. Михаил тоже искал, в группе. Переклички, минуты тишины. Отсутствие новостей сводило с ума.

Он обессилено опустился на землю, когда по рации всем участникам поисков передали радостную новость.

Нашли… нашли…

— Эй, ты чего? — Кто-то из волонтеров протянул ему флягу с горячим чаем. — На, выпей. Нашли живой, с ребенком тоже, вроде, все в порядке. Это круто. Говорят, по дыму от костра нашли. Молодец, не растерялась.

Михаил отодвинул руку с флягой, провел по лицу тыльной стороной ладони. Это когда дождь пошел? Почему мокро? Он поднял голову и увидел над головой звезды. У-у-у…

— Где она? В какой стороне?

— Стой! Нельзя. Ее выведут.

— Мне нужно к ней!

— Возвращаемся. Ее к деревне выведут, там врачи ждут.

Страх притупился, едва Маша занялась делом. Пока собирала сухие ветки и кору для костра, пока разжигала огонь, пока ломала еловые ветви, ей казалось, что все она делает правильно. Ночи в лесу прохладные, но не холодные, как зимой. Продержаться надо всего несколько часов. С костром не страшно.

Потом стемнело, а топлива для костра не хватало. Тонкие ветки горели быстро, а толстые не желали заниматься. Света от костра почти не было, как и тепла, зато дым отгонял полчища комаров.

Из-за болей в спине Маша прилегла на бок. Каждый лесной звук пугал так, что шевелились волосы на голове. Но от усталости она… уснула. Даже не заметила, как!

А проснулась от того, что кто-то тряс ее за плечо.

— Маша! Маша!

— Миша… — пробормотала она спросонья. — Ты меня нашел.

— Нашел, — согласился мужчина, помогая ей встать. — Ох, Маша, Маша…

Вот только это был не Миша, а Толик.

= 40 =

Маша плохо запомнила, как ее выводили из леса. Мужчины поддерживали ее с обеих сторон, а иногда и несли на руках, по очереди. Она слышала, как по рации сообщали, что она нашлась, и плакала — то от облегчения, что все закончилось, то от стыда, что своей глупостью она переполошила людей.

Толик утешал, как мог, а он никогда этого не умел. «Маша, возьми себя в руки». «Маша, думай о ребенке». Да думает она, думает! И от этих мыслей ей становится еще хуже. Она отвратительная мать. Лишь бы с малышом ничего не случилось. Миша не взывал бы к ее совести, он заключил бы ее в объятия, самые крепкие и уютные объятия на свете. Он согрел бы ее своим теплом. Он сам нес бы ее на руках до самого дома. А еще он ворчал бы и ругался, но не всерьез.

Маша не спрашивала о Михаиле. Скорее всего, он был в другой поисковой группе, только и всего. Сильно болела поясница, тянуло внизу живота, и Маша мечтала о том моменте, когда его руки коснуться спины. Тогда все пройдет, обязательно!

Едва они вышли из леса, как подкатила машина скорой помощи. Вокруг было много людей, Маша вертела головой, пыталась отыскать Михаила взглядом, но в предрассветной дымке почти никого не узнавала. Тем более, ее тут же уложили в машине, подключили какие-то датчики…

— Угроза, Толь, — кратко сказал незнакомый врач.

— До Москвы довезем или в областную? — нахмурился Толик.

— Довезем. Лучше к нам, здесь навряд ли хорошая неонаталка.

— Что, даже так…

— Лучше перестраховаться, ты же знаешь.

— Что с ребенком? — спросила Маша, едва смогла вставить хоть слово.

— С ним все в порядке, а вот с вами — не совсем, — ответил ей врач. — Едем в больницу, немножко полечимся, немножко понаблюдаемся.

Пока шел разговор, фельдшер наладил капельницу.

— Все, Толь, мы едем. Ты с нами?

— Я за вами, на своей машине.

— Толик! — Маша вцепилась в его рукав, притягивая к себе. — Толик, где Миша? Я без него не поеду.

— Машуль, тогда выбирай — ребенок или Михаил, — резко ответил Толик, высвобождаясь. — Нет времени искать твоего… — он усмехнулся, — любовника.

Маша прикрыла глаза. Если бы она могла встать, то непременно врезала бы Толику пощечину, руки чесались.

— Поехали… — прошептала она едва слышно.

Миша не оставит ее, непременно найдет. Ведь теперь он точно знает, где искать.

— Толя, захвати ее обменную карту, — попросил врач. — И документы.

— Дом открыт. — Маше было неприятно, что Толик станет копаться в ее вещах, но выхода нет. — Все в сумке, а сумка в шкафу. Не найдешь, спроси у Миши. И скажи ему, куда меня повезли.

— Все будет хорошо, Машуль, — неожиданно ласково произнес Толик и погладил ее по руке.

Расспросив Машу о самочувствии, врач отдал распоряжения фельдшеру, а потом спросил:

— Вы уж простите мое любопытство, Мария, но какого рожна вас в лес понесло, на ночь глядя?

— Ребенок плакал… — Маша ощущала усталость, но теперь приятную. Видимо, подействовали лекарства. Глаза слипались, хотелось спать. — Думала, потерялся или оставил кто… знаете, как бывает…

— Ребено-о-ок… — задумчиво протянул врач. — То есть, вы на плач шли?

— Ну да. Это галлюцинации? Я схожу с ума?

— Нет-нет, вы в своем уме, — заверил ее врач.

— А это лешего ребеночек плакал, — вмешался фельдшер. — Есть такие легенды, что когда детский плач слышат, а ребенка нет, то это нечисти дети, домового или лешего.

— Да, только ребенок был, — перебил его врач. — Степа, ты б поменьше бабских сказок слушал, да пациенткам их пересказывал.

— Был? В лесу был ребенок? — встрепенулась Маша.

— Да мы пока ждали, местные рассказали, мол, сегодня у них две потеряшки. Вы, да дочка кого-то из дачников. Ту, правда, быстро нашли, по плачу.

— А как… маленькая совсем…

— Года два вроде. Мать не уследила, девочка в лес убежала. Если голосок тоненький, то можно подумать, что младенец плачет.

— Но почему я ее не нашла? Шла же на плач…

— Там вроде ручей рядом? Вода звук искажает, кажется рядом, а то далеко. Вы, Мария, не переживайте, главное. С головой у вас все в порядке. Но вот одной бежать в лес не стоило, нужно было позвать кого-нибудь.

— Да… — согласилась Маша. — Да…

До больницы домчались быстро, ранним утром дороги еще свободны, да и с мигалкой скорой помощи им не пришлось бы стоять в пробках. Машу разбудили для осмотра, потом для УЗИ. Она перестала бороться со сном, как только услышала, что с ребенком все хорошо. Боли ушли, хотелось только спать.

Михаил видел, как Марусю вынесли из леса, но подойти к ней он не смог. И не бывший муж Толик был тому виной. Как военный человек, Михаил знал, что бывают ситуации, когда дорога каждая минута. И сейчас — такая же. Маруся провела в лесу ночь, она беременна, ей нужно оказать срочную помощь. Скорее всего, чем быстрее она попадет в больницу, тем лучше.

Так и оказалось, буквально через пять минут машина скорой помощи рванула с места. Михаил дернулся, потому что бывший муж Толик в последний момент вышел из машины. Это ж что получается, с Марусей никто не поехал? Он не хотел устраивать сцену у нее на глазах, и еще и поэтому держался подальше, пока Анатолий был рядом с ней, но никак не предполагал, что тот не будет сопровождать ее в больницу.

— Как Маша? — спросил он, догнав Анатолия. Тот припустил в сторону Марусиного дома. — Что с ней?

— Угроза преждевременных родов. Надеюсь, обойдется, ее в клинику повезли.

— Куда?

— В Москву. — Анатолий назвал адрес. — Маша сказала, ты в курсе, где ее документы. Паспорт, обменная карта.

— Да. Сейчас. Может, еще что-то надо?

— Нет, только документы.

Анатолий не пошел в дом, ждал возле своей машины. Михаил отдал ему папку.

— Ты сейчас туда?

— Да. — Он медлил, не садился в машину, смотрел на Михаила как-то странно. Вроде бы и без злобы, словно хотел что-то сказать, но не решался. И вдруг спросил: — Ты ее любишь?

— Да.

— Отпусти. — Анатолий прищурился. — Ведь это наш ребенок, ее и мой. Она так и будет разрываться между нами, когда он родится.

— А ты, значит, ее не любишь? — процедил Михаил.

— Почему?

— Так ты и отпусти. Чего ты мне предлагаешь? Любишь — отпусти. Или только советовать горазд?

— Ре-бе-нок, — по слогам произнес он. — Мой ребенок.

— Пусть Маша решает, кто будет лучшим отцом.

Анатолий с досадой отвернулся, но спорить не стал.

— Ладно. Пусть Маша решает. — Он открыл дверцу машины.

— Погоди. — Михаил вспомнил, что так и не поблагодарил его за помощь. — Спасибо.

— Хорошо, что позвонил.

Смотря вслед удаляющейся машине, Михаил вспомнил, что Марусин телефон остался в доме, и позвонить ей он не сможет.

= 41 =

Хотелось бросить все и рвануть в Москву. Михаил чувствовал жизненную необходимость находиться рядом с Марусей. Ему даже спросить не у кого о ее самочувствии! А кто поддержит ее в такой сложный момент?

Он злился, переживал, нервничал, но поехать сразу не мог. Надо договориться с Василисой, чтобы она подоила его коз. Надо собрать Марусины вещи. Надо, в конце концов, привести себя в порядок, иначе его не пустят в больницу.

Волонтеры уже свернули лагерь и отправились по домам. Святые люди! Сорвались посреди ночи ради чужого человека, помогли и исчезли, как будто их и не было. Михаил слышал, как они радовались, что Маруся жива. Повезло.

Повезло…

Дай бог здоровья Анатолию, который сумел все быстро организовать. Пусть и он найдет свое счастье. Возможно, тогда поймет, что не нужно мешать чужому.

До Василисы Михаил не добрался. Только в душ сходить успел, переоделся, да наклонился к нижнему ящику комода. Разогнуться не смог: так и осел, шипя сквозь зубы от боли, и постепенно растянулся на полу. Лежал долго, все надеялся, что поясницу отпустит, но на этот раз прихватило сурово, любое движение причиняло острую боль.

Как же все «вовремя», ядрена вошь! Вместо того чтобы спешить в больницу к Марусе, его самого определят в больницу. Если он, конечно, доберется до телефона или кто-нибудь спохватится.

— Миша! — услышал он голос Петровича. — Миш! Где ты?

Малой кровью не обошлось — и скорую вызывали, и в госпиталь уложили. Это уже Ксюша настояла, а Виталий ее поддержал. Да Михаил и сам понимал, что такое обострение не вылечить таблетками и Василисиными мазями. И ухаживать за ним некому.

Это был ад. От собственной беспомощности хотелось выть зверем, от неизвестности — лезть на стену. Анатолий на звонки не отвечал, в клинике информацию о больных по телефону не давали, послать к Марусе некого. Ксюша к нему в госпиталь каждый день приезжала, беременная, как он мог попросить ее съездить к Марусе?

И она не звонила. Но это как раз неудивительно, наизусть его телефон она навряд ли запомнила.

Вот и позаботился о Марусе. Толку с него, как с козла молока. Развалина.

Ядрена вошь…

На третий день ада смилостивился Анатолий, отписал смс: «С Машей и ребенком все в порядке. Будь добр, иди на… Хочешь увидеть ее, приезжай, а мой номер забудь». Михаил не стал унижаться и объяснять ему, отчего не может приехать. Главное он узнал — у Маруси все хорошо.

История повторялась. Маша ждала Мишу, а он не спешил ее навестить. Вообще пропал, как будто его и не было. Ладно, позвонить он не мог, ее телефон остался в деревне. По этой же причине не могла позвонить и она. Но почему не приехал?

Не с кем оставить животных? Ездили же они в Москву вместе, вполне успели между утренней и вечерней дойкой. Одно из двух: или Михаил не хочет ее видеть, или с ним что-то случилось. Первое маловероятно, даже если Толик и успел наговорить ему гадостей. Значит, второе. И это сводило ее с ума.

— Как ты узнал, что я потерялась в лесу? — спросила Маша у Толика, когда он навестил ее в первый раз.

— Михаил сообщил. Проверял, не я ли тебя выкрал.

— О-о-о…

То, что Толик быстро организовал поиски, Машу не удивляло. Он давно сотрудничал с волонтерскими отрядами, выходил с ними на поиски время от времени, как врач. Найти человека мало, нужно вовремя оказать ему первую помощь, а добровольцы, в основном, люди без медицинского образования.

— Вот только давай без этого, хорошо? — поморщился бывший муж, видимо, уловив что-то в ее взгляде. — Ты уже поблагодарила, этого вполне достаточно.

— Да? Хорошо… — согласилась Маша. Он угадал, она собиралась произнести еще одну благодарственную речь. — Дай телефон, пожалуйста, я Мише позвоню.

— Держи, если помнишь номер. — Он протянул ей телефон.

— Как? Ты же сказал, он звонил. Во входящих не сохранилось?

— Увы, нет. Я утром перевернул на телефон кофе. Симку поменял перед работой, и трубка, как видишь, новая. Входящих от Михаила тут нет.

— Но если он тебе позвонит сам…

— Я передам, хорошо.

Пустая надежда.

Маша подозревала, что Толик врет, но узнать правду можно только от Миши. А его нет!

В первый же день навестить ее пришли родители. Мама сделала вид, что между ними не было ссоры, а Маша подыграла ей ради отца. Обошлось без упреков и напоминаний «Ну я же тебе говорила!», но она не обольщалась на этот счет. Пара дней — и матушка вновь примется за старое.

Маша подолгу стояла у окна, из которого были видны больничные ворота. Стояла, пока очередная дежурная медсестра не прогоняла ее в палату. Это потом, когда ей разрешили вставать, поначалу лежала и дергалась каждый раз, когда открывалась дверь.

Ксюшу она узнала сразу, как только та вышла из машины, придерживая выпирающий животик.

«Она приехала сообщить мне, что Миша… что с Мишей…»

В те долгие и мучительные минуты, пока Ксюша поднималась в отделение, Маша чуть не родила. Так и сидела на кушетке в коридоре, вцепившись в нее руками. Отпустило, когда Ксюша улыбнулась, заметив ее. Не стала бы она так улыбаться, если бы с отцом случилось что-то страшное.

— В госпитале? — растерянно переспросила Маша, услышав новости. — Как в госпитале? Это я виновата…

— Никто не виноват, — отрезала Ксюша, пресекая попытки самобичевания. — У папы старая травма, иногда она обостряется. Просто совпало. Если бы он еще ложился на профилактику, как положено!

— Я хочу с ним поговорить, пожалуйста, дай номер.

Новый аппарат подарил ей Толик, даже симку удалось восстановить, вот только все контакты утеряны, как всегда при замене сим-карты.

— Номер дам, но звонить ему не надо.

— Как… Почему?!

— Машенька, пойми меня правильно… — Ксюша умоляюще сложила руки и жалобно на нее посмотрела. — Папа будет сильно переживать из-за того, что ты знаешь о его болезни, а нервничать не надо ни тебе, ни ему.

— Как же так… — Маша едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. — А если я не буду спрашивать? Мне бы только услышать его голос…

— Маш, а как он объяснит тебе свое отсутствие? Извини, у меня тут урожай не убран? Пожалей ты его, а? Он выйдет из госпиталя, ты из клиники, и все у вас будет хорошо. Вот его номер. Ты, конечно, вольна делать все, что хочешь…

Маша долго пребывала в смешанных чувствах после ухода Ксюши. С одной стороны, наконец-то стало известно, почему Миша не приходит ее навестить. Как она и предполагала, он не может, потому что болен. С другой, Ксюша поставила ее перед выбором, от которого разрывалось сердце. Услышать голос, поговорить, уверить друг друга, что все в порядке — разве это плохо? Разве после этого не будет легче им обоим?

И все же, комкая в руках бумажку с номером, она так и не набрала номер. Главное она узнала, Ксюша права. И Маша достаточно сильная, чтобы хранить покой Миши, если его дочь просит об этом. Наверное, ему очень больно оттого, что он не может сейчас быть рядом с ней. И он очень переживает за ее здоровье, а она — за его… И это замкнутый порочный круг, разорвать который будет невозможно, пока они оба на лечении. Пусть хотя бы Мише будет спокойно.

Как хорошо, что в папке с документами Маша хранила и банковскую карту, и ключи от Колиной квартиры. Не придется просить деньги у Толика, чтобы вернуться в деревню. И не придется жить у него или у родителей, когда ее выпишут. Маша не могла уехать домой сразу, ей надо было обновить гардероб, вещи стали малы. Да и нечего ей делать в деревне, пока Миша в госпитале.

В день выписки позвонил Толик.

— Машуль, я сволочь, но я не смогу тебя забрать, — невесело сообщил он.

— Да и не надо, я такси вызову, — ответила Маша.

— Маш… ты сразу в деревню?

— Нет, на пару дней в Москве задержусь. А что?

— Маш… — Он замолчал, но вздыхал так тяжко, что она заподозрила неладное. — Да нет, ничего.

— Толя, что случилось? — строго спросила она. — Опять мама?

— Мама? Какая ма… Ах, нет, не мама.

— Тогда что?

— Маш… я руку сломал…

Она ахнула, прикрывая ладонью рот. Для Толика с его профессией это действительно катастрофа.

— Как же ты…

— Ой, не спрашивай. Маш, я понимаю, что не мне просить тебя о помощи, но больше некого.

— Чем я тебе помогу, с животом? — всплеснула руками Маша. — Рука какая?

— Правая… — Толик снова горестно вздохнул. — Ладно, ничего. Как-нибудь… Еду заказывать можно…

— Толя, я приеду, — решилась Маша. В конце концов, он не бросил ее в беде, может, и она будет чем-то полезна. — Только жить я у тебя не буду. Приготовлю поесть, помогу, чем смогу, а ночевать уеду к себе.

— Машенька… — Кажется, Толик даже прослезился. — Да как скажешь, конечно. И это только на первые дни, потом полегче будет. Спасибо тебе.

Не место ей рядом с бывшим мужем. Миша тоже нуждается в ее заботе. Но он пока в госпитале, а непутевый бывший совсем один.

Маша перестала бы уважать себя, если бы отказала Толику в помощи.

= 42 =

Бывший муж выглядел подавленным, но, в целом, держался неплохо. Маше даже показалось, что он несильно переживает из-за сломанной руки. Насколько она знала характер Толика, тот должен был или психовать, или скатиться в депрессию. Он же вроде как грустил, но слегка, и крутился вокруг Маши. Даже в магазин с ней пошел, чтобы нести сумку здоровой рукой. Впрочем, возможно, она слишком строга к бывшему мужу, и он просто помнит о беременности.

— Так как это ты? — все же спросила она, кивая на руку в гипсе. — Шел, упал, очнулся?

— На тренировке, — помрачнел Толик. — Да там пустяки, трещина.

— Правда? Это хорошо, потому что я скоро уеду.

— Ма-а-аша… — Он посмотрел на нее умоляюще. — Останься.

— Назови мне хоть одну причину, по которой я должна остаться, — фыркнула она, аккуратно снимая пенку с бульона. — Мы в разводе, у тебя всего лишь трещина. Ты и до гипса не умел готовить, но как-то справлялся. Помогал кто? Впрочем, не отвечай, меня это не интересует.

— Маша, останься насовсем.

— О-о-о… — протянула она. — Тем более, назови причину.

— У нас будет ребенок.

— Не аргумент, Толь. Хочешь быть отцом — будь, я не стану лишать тебя этого права. Но это не повод жить вместе.

— Я тебя люблю.

— Не ври. — Она даже не рассердилась. Зря приехала, от этих разговоров она устала. — Когда любят, так себя не ведут. Давай уже перестанем врать друг другу, ты не любишь меня, я не люблю тебя. Все, точка.

— Маша, я хочу начать все с начала…

— Хоти, Толя, кто ж тебе запретит. Но одного твоего желания мало, правда? А я ничего не хочу с тобой начинать.

— Тем не менее, ты приехала сюда, — упрямо возразил Толик, — а не поспешила к Михаилу.

— Уже жалею, — отрезала Маша. — Лучше оставь меня в покое, а то вдруг суп отравлю и не замечу, как.

Толик повздыхал, но ушел из кухни в комнату. На самом деле Маша не жалела, что откликнулась на просьбу. Невелик труд, суп сварить, да котлеты пожарить, а побывать в квартире, где они вместе прожили столько лет, оказалось полезным. Теперь она чувствовала себя здесь чужой. Толик ли следил за чистотой, наняв уборщицу, или это делала какая-то из его женщин, но грязью ничего не заросло. Просто отсюда исчезла сама Маша, без следа. И никакого сожаления об утраченных «благах»!

«Все, я больше не выдержу… — думала она, переворачивая котлеты на сковороде. — Как только вернусь к себе, позвоню Мише. И будь что будет!»

Она изнывала от нетерпения, пока кормила Толика обедом. По его настоятельной просьбе поела и сама, а потом засобиралась домой.

— Маша, ты можешь переночевать…

— Все, хватит! — прервала она очередную «песню». — Не могу, потому что не хочу.

— Ладно. — Толик вздохнул. — Прости. Можно тебе попросить еще об одной услуге? Ничего такого…

— Попробуй.

Маша смотрела на бывшего мужа: красивый, высокий, холеный. Даже рука в гипсе на перевязи добавляла ему шарма. А она ничего по отношению к нему не испытывала, даже боль от измены растворилась без следа. Все просто, не любила она его по-настоящему. Все правильно, здесь ей больше не место.

— Твоя матушка жаждет накормить меня своим фирменным холодцом. Ну, ты помнишь…

— А, да. Это логично, тебе полезно, при переломе. Ой, прости, трещине. Мне сказать, чтобы она не суетилась? Толь, она не послушает. Смирись и прими холодец.

— О, нет, я помню, что твоей матушке нельзя отказывать. — Толика передернуло. — Она хочет его завтра занести, а я на работе буду. Передашь ей ключи? Пусть уж без меня приходит.

— На работе? — удивилась Маша. — А тебе больничный не положен?

— Какой больничный! Оперировать не смогу, но бумажные дела никто не отменял.

— Хорошо, передам.

Родители живут неподалеку от Колиной квартиры, передать ключи несложно. Маша решила сделать это сразу, и назвала таксисту адрес родительского дома. Маме она позвонила с дороги, чтобы та спустилась во двор. Заходить в гости Маша не планировала.

Мама спустилась… и села в машину, водрузив рядом с собой хозяйственную сумку.

— Мам, ты куда? — удивилась Маша. — Возьми ключи, а я — домой, очень устала.

— Машенька, съездим вместе к Толику. Холодец уже готов, зачем ждать до завтра?

— Мама-а-а… — простонала Маша.

А что тут скажешь? Не спорить же с ней при таксисте? Или демонстративно выходить из машины?

— Иди сама, я подниматься не буду, — пробурчала Маша, когда они остановились у дома Толика.

— Машенька, пойдем со мной, — засуетилась мама. — Пожалуйста. Мне там цветочки забрать надо, в горшках. Ты возьмешь один, он не тяжелый, иначе дважды ходить придется.

На звонок в дверь Толик не отреагировал. Маша ухмыльнулась про себя, вот тебе и «больной». Едва она за порог, как он сбежал. Она открыла дверь ключами.

— Мама, неси свой холодец в холодильник, давай горшок, — поторопила она мать. — Я сейчас упаду от усталости.

— Ой, да-да… Я сейчас…

Мама метнулась на кухню, потом отправилась в спальню. Там была лоджия, на которой Маша когда-то разводила цветы. Услышав сдавленный крик, Маша перепугалась и рванула к маме. Ушиблась, что ли?

Мама медленно сползала по стенке, держась за сердце. В спальне на кровати лежал Толик — голый, без гипса, накрывая своим телом обнаженную женщину.

Маша расхохоталась. Как замечательно, что мама настояла на этой поездке!

— Думаю, цветочки ты потом заберешь, — сказала она, подхватывая ее под руку. — Пойдем, пойдем, не будем мешать.

В такси Маше удалось немного отпоить маму водичкой, но та все равно испуганно таращилась в никуда и то и дело повторяла:

— Как же так… Как же так…

Легко! Как всегда, в общем-то. Даже вранье с гипсом идеально характеризовало Толика. Маша в очередной раз поблагодарила судьбу, что рассталась с этим человеком. Горбатого могила исправит. Или… любовь. Может быть, когда-нибудь он встретит женщину, которую полюбит по-настоящему. Может быть…

Домой к родителям Маша заходить не стала, в двух словах объяснила все папе, передала ему маму и уехала на том же такси. Вышла раньше, чтобы зайти в магазин за хлебом и йогуртом, — вспомнила, что в квартире у Коли еды кот наплакал. Во дворе присела на скамейку, рядом с детской площадкой.

Осень дарила последние теплые дни — солнечные, пронзительно синие, с золотым отливом. Даже в московском дворе пахло листвой и пожухлой травой. В деревне, наверняка, запах еще слаще. И лес, и озеро сейчас потрясающе красивы.

Маша достала телефон, провела ладонью по экрану. Номер Михаила она давно выучила наизусть, чтобы уже никогда не забыть. Восемь… Девять… два…

Номер высветился на экране, и Маша не сразу поняла, что это входящий.

Миша?!

— Миша?! — крикнула она в трубку и чуть не задохнулась от счастья, когда услышала родной голос.

— Маруся…

Она заплакала, совершенно не стесняясь слез.

— Миша…

— Маруся, прости… Как я сразу не догадался, что ты заменишь симку, как потерянную! Я дурак…

— Ми-и-и-иша…

— Ты плачешь? Маруся! Маруся, где ты?

— А ты? — всхлипнула она. — Где ты?

— Да я это… у подъезда Колькиной квартиры. Если ничего не перепутал. В клинике сказали, тебя выписали, я подумал, может…

Маша подскочила и бросилась к подъезду. Как же она сразу не заметила, не посмотрела! Вот же он, вот…

Миша стоял к ней спиной и что-то говорил в телефон.

— …да где… — услышала она, подбегая.

Хотя какой там бег с таким животом! Как смогла, так и дохромала.

— Миша!

Он резко обернулся. В голове у Маши мелькнуло, что нельзя ему так резко, что спину надо беречь. И все мысли исчезли разом, едва Миша заключил ее в объятия.

— Маруся, девочка моя…

Они долго стояли обнявшись, и целовались у подъезда, как подростки, у всех на виду. Маша только всхлипывала от счастья, а он смотрел на нее таким взглядом, что подкашивались ноги.

— Куда… теперь? — наконец спросил Михаил. — Вернемся в деревню или… — он кивнул на подъезд.

— Домой, — ответила Маша. — А мой дом там, где ты.

Эпилог

— Маруся, остановись, — простонал Михаил, когда Маша протянула ему очередную гирлянду. — Вешать уже некуда.

— Не может быть, — не поверила она. — А перила на крыльце?

— Там снег и мороз! Зачем туда?

— Чтобы было красиво.

— Все уже и так красиво, глаз не оторвать.

Маруся вздохнула и насупилась. Михаил закатил глаза и стал натягивать валенки.

До Нового года еще три недели, но Марусю уже обуяла жажда праздника. Она накупила игрушек и искусственных еловых веток и вечерами мастерила из них нарядные гирлянды, которые Михаил развешивал по всему дому. Саженец голубой ели он посадил в саду еще осенью. Они с Марусей решили, что никогда не будут рубить елки, пусть растет свое дерево, вместе с малышом, его и будут потом наряжать на праздник.

— Скоро некогда будет этим заниматься, — твердила Маруся, перебирая мишуру и шарики в большой коробке. — Хочется почувствовать Новый год до того, как я рожу.

Да пожалуйста! Говорят, у беременных к родам и не такие чудаковатые желания появляются, так что гирлянды — это даже прекрасно. Правда, до этого Маруся, как ненормальная, отмывала дом. Михаил только успевал отнимать у нее лестницу, да тяжелые ведра.

Ложиться в роддом заранее Маруся не пожелала, категорически. Михаилу еле-еле удалось уговорить ее на госпитализацию за три дня до предполагаемого срока. Завтра! Они поедут в роддом уже завтра. В последнюю неделю он ощущал себя, как на пороховой бочке, «рвануть» могло в любой момент.

— У тебя будет не меньше двенадцати часов, чтобы меня довезти, — отмахивалась Маруся.

Хорошо, коли так! А если, к примеру, стремительные роды? Михаил не желал пускать все на самотек и к Марусиным родам подготовился основательно. Он изучил все, что полагалось знать молодому отцу, да и матери тоже, постоянно штудировал книги, статьи и форумы в интернете. И даже запасся всем необходимым, несмотря на протесты Маруси, что «заранее ничего покупать нельзя». Тут уж он проявил стойкость и упрямство.

— Мы не в городе живем, а в деревне, я один ничего не успею приготовить к твоему возвращению, — доказывал он. — Поехали в город, поживем там, пока…

Договорить Маруся не давала, ее резкое «нет» ставило точку в споре, который повторялся все чаще и чаще. В итоге она согласилась на компромисс: остаться жить в деревне и готовить приданое ребенку.

Михаил прикрутил гирлянду к перилам и вернулся в дом, стряхнув с шапки и куртки налипший снег. Маруся сидела у печки в кресле-качалке, на коленях у нее пригрелся Масяня. Лорд лежал на коврике у дивана, Дуся — на книжной полке. Идиллия.

Утром Маруся напекла пирогов, сейчас он заварит липовый чай, сядет рядом с любимой женщиной…

— На дворе метет, однако, — сказал Михаил, подходя к Марусе. Он наклонился и поцеловал ее в макушку. — Как бы завтра добраться до трассы, да не застрять в сугробе.

— Мишенька, ты только не волнуйся…

Ядрена вошь! Да кто ж начинает с такой фразы! Михаил тут же покрылся холодным потом, с тревогой ожидая, отчего ему «не волноваться».

— Я постараюсь, милая. Что ты хотела сказать?

— Ехать в город придется сейчас.

— Что?!

— Схватки начались.

Не паниковать. Не паниковать… Не паниковать, ядрена вошь!

— Одевайся, — бросил Михаил. — Тебе помочь?

— Пожалуй, да…

Никакой паники. Вещи давно собраны, сумка стоит в спальне. Машина заправлена, плюс запасная канистра с бензином в багажнике. Звонок Петровичу, чтобы они с женой присмотрели за хозяйством. Скорее всего, в ближайшие пару дней Михаил домой не вернется.

— Маруся, в Москву или в областную? До областной ближе.

— В Москву, Миша. Схватки регулярные, но терпимые. Только не гони пожалуйста, времени достаточно.

Какое там «не гони»! Михаил и при желании не мог ехать быстрее тридцати километров в час. Темно, снег налипает на стекло, дворники едва справляются. Вьюжит, метет. Внедорожник ползет «по пузо» в снегу.

Досиделись, ядрена вошь!

До трассы они не добрались, встали километрах в пяти от деревни. Намертво встали — ни туда, ни сюда.

— Марусенька, вот теперь ты не волнуйся. — Михаил достал мобильный. На всякий случай он держал в машине и рацию, но если связь есть, то она не понадобится. — Вызываем МЧС, только они нас сейчас откопают.

Никакой паники. В салоне тепло, работает печка. У него есть запас бензина. Они не в глухой тайге, их непременно спасут!

Только вопрос, успеют ли до родов…

— Миша, мне б назад, прилечь.

Никакой паники. Помочь Марусе перебраться на заднее сидение.

— Ой, больно-о-о… А-а-а… А-а-а!

Никакой паники. Держим за руку, массируем точки на пояснице.

— Миша, я рожаю!

Двенадцать часов?! Два! Всего лишь два часа. Ребенок уже рвется в этот мир так стремительно, что Михаил едва успевает подготовить самое необходимое. Ладно, ерунда. Он помогал рожать козам и кошке. Маруся такая же баба!

— Дыши, Маруся, дыши!

— А-а-а! — Долгий пронзительный крик матери.

— А-а! А-а! А-а! — Первый крик новорожденного, во всю силу маленьких легких.

— Мальчик. Маруся, видишь? Мальчик…

— Сын… — выдыхает она.

К тому времени, как прибыла помощь, малыш, укутанный в пеленки и платки, мирно спал на руках у Маруси. Дорогу расчистил трактор, но машину Михаил бросил, чтобы не оставлять Марусю и ребенка. Врач сказал, что все у них хорошо, а более детальный осмотр сделают в больнице.

Одной рукой Маруся придерживала сына, другой — сжимала ладонь Михаила. Ему казалось, что еще никогда она не была так красива. Может быть, потому что ее лицо светилось от счастья?

— Марусь…

— А?

— Маруся, выходи за меня замуж. Ты сказала, спроси после того, как…

— Да, Миша.

— Что?

— Да, Миша, я выйду за тебя.

— Беременные в дороге у меня рожали, было такое. Но чтоб им потом предложение делали — это впервые, — засмеялся врач.

— Да… так получилось, — ответили они хором.

У Михаила зазвонил телефон.

— Виталий, — сообщил он Марусе и ответил на звонок. — Да, слушаю. Да ты что?! Поздравляю! Да! Спасибо! — Он прикрыл телефон рукой и шепнул Марусе: — Ксюша родила девочку, только что.

Он стал дедом! С ума сойти! Эти женщины словно сговорились!

— Нет, я не могу сейчас приехать, извини. Потому что полчаса назад у Маруси родился сын.