Чужие души

Москва

– Ты только посмотри, что творится за окном! Мы со Стасом собирались поехать на выходные за город и на тебе – погодка! – Елизавета счастливо прикрыла глаза. – Может, в кино сходим. Сто лет не была в кинотеатре.

– А я никуда не хочу. Я бы дома сидела. Только не получится. Отпрошусь с работы у Владимира Ивановича. Подстрахуешь, если что?

– Иди. За пару часов ничего не случится. А у тебя что, свидание со Стрельниковым?

– У меня билет на вечерний поезд в Киев. Надо вещи сложить. Хотя это громко сказано – сложить вещи. Я только на выходные туда и обратно. В понедельник буду на работе.

– Тур выходного дня?

– Отец у меня там.

– В каком смысле – отец?

Елизавета спросила так удивленно, словно дети могут появиться на свет без участия мужчины. Даже если бы Саша была из пробирки, то и для такого процесса все равно нужен был мужчина.

– Перед свадьбой я получила письмо от него. Если бы обратный адрес был, я бы сразу прочитала, а так отложила и забыла о письме. А вчера нашла. Теперь так неудобно.

– Тебе простительно, у тебя была свадебная суета. Странно, что он вообще о тебе вспомнил.

Свадебная суета, как говорит Елизавета, у нее была, но лишь отчасти. Самой свадьбы с белым платьем, на выбор которого можно потратить полжизни, фейерверками, тамадой и чужими людьми, кричащими «горько», у нее не было. А все остальное было: напутственные слова молоденькой сотрудницы загса, обручальные кольца, клятва Стрельникова быть с ней рядом и в горе, и в радости, теплые пожелания Софьи. Расписались они в пятницу, в конце рабочего дня, без спешки и суеты. Торжество отметили в ресторане в самом узком кругу. Из приглашенных были только свидетели Елизавета и Вячеслав Говоров, и еще под конец торжества подоспел Юра Степанков. Потом были телефонные поздравления родителей, друзей и коллег.

– Не было у меня никакой свадебной суеты, – напомнила Елизавете Саша. – Просто забыла о письме. Я вчера целый вечер пыталась до него дозвониться. Абонент временно недоступен.

– Может, телефон потерял, может, разрядился и не может найти.

– Если бы так. А вдруг он взял и умер, тогда что?

– Поверь, от безответных писем давно перестали умирать.

– Он писал, что плохо чувствует себя, настолько, что один не доедет ко мне. Вот я и решила съездить, чтобы совесть моя была чиста.

– Это еще вопрос – кто должен совесть очищать? – не унималась Елизавета.

– Я не имею права его винить. Моя мать тоже, знаешь, не подарок. У них не сложилась семейная жизнь. Мать потом встретила другого человека. Может, он сейчас с кем-то счастлив.

– Я не об этом. Жизнь не сложилась – это еще не повод, чтобы бросать своего ребенка.

– Я думаю, он и не собирался меня бросать. Может, он и хотел поддерживать отношения, но ему не разрешили, – Саша неуверенно стала на защиту отца. – Дед недолюбливал его настолько, что заставил мать сменить мне фамилию. Была Савицкая, а стала Андреева, как дед.

– Видать, правду говорят: в каждой избушке свои погремушки, – вздохнула Елизавета. – Ты едешь прямо к нему?

– Нет. Номер в гостинице забронировала. Приведу себя в порядок после дороги, а потом уже встречусь с ним. А вдруг его уже нет на свете? – Саша опять вернулась к тревожащему ее вопросу.

– Сколько лет твоему отцу?

– Молодой. Пятьдесят семь. Но смерть и возраст – категории мало сопоставимые.

Думать о человеке, которого она совсем не помнила, было трудно. «Иван Андреевич Савицкий», – она несколько раз по слогам произнесла имя отца, словно могла его забыть.