Норфолк, Англия
Мне каждую ночь снится один и тот же сон. Я вижу, как моя жизнь разбивается вдребезги. Осколки летят по воздуху, а потом сыплются вниз... Я рассматриваю каждый фрагмент, подбирая их в произвольном порядке.
Говорят, сны играют важную роль. Якобы они говорят нам о том, что мы скрываем от самих себя.
Я ничего от себя не скрываю — к сожалению, у меня нет такой способности. Я иду спать, потому что хочу забыться. Я провела весь день в воспоминаниях и теперь хочу успокоиться.
Я не сумасшедшая. Однако в последнее время много размышляю о том, что такое безумие. На свете живет много миллионов человеческих существ, и каждое уникально: у каждого своя ДНК, свои мысли, свое, ни на чье не похожее восприятие мира. Нет двух людей с абсолютно одинаковыми взглядами.
Я пришла к выводу, что все мы, люди, обладаем одинаковым физическим материалом — плотью и костями, которые даются нам при рождении, но разными мозгами. Например, я много раз слышала, что люди по-разному реагируют на горе и что неправильной реакции просто не бывает. Кто-то плачет месяцами, даже годами, носит черное и пребывает в трауре. А кто-то вроде и вовсе не переживает из-за потери, хоронит мрачные мысли и продолжает жить по-прежнему, будто ничего и не случилось.
Я не знаю, какая реакция была у меня. Я не плакала несколько месяцев подряд. И вообще я почти совсем не плакала. Но не забывала. И никогда не забуду.
Внизу кто-то ходит. Надо вставать и делать вид, будто готова встретиться с наступающим днем.
Алисия Говард поставила свой «лендровер» у края тротуара, выключила двигатель и поднялась по пологому холму к коттеджу. Зная, что парадная дверь никогда не запирается, она открыла ее и шагнула в дом.
В гостиной было еще темно. Немного постояв на пороге, Алисия справилась с дрожью, подошла к окнам и раздвинула шторы, потом взбила подушки на диване, подхватила три пустые кофейные чашки и отнесла их на кухню.
Холодильник демонстрировал скудность. В дверце — одинокая бутылка с молоком, на полках — упаковка с просроченным йогуртом, небольшой кусок сливочного масла и гниющий помидор. Она закрыла холодильник и заглянула в хлебницу. Так и есть — пусто! Алисия со вздохом села за стол и вспомнила свою теплую кухню, полную свежих продуктов, приятный запах чего-то вкусного, распространяющийся от плиты, шумные возгласы играющей ребятни, их милый заливистый смех... Этот смех дороже всего на свете, ведь дети — сердце дома, средоточие жизни.
Здесь же, в маленькой унылой комнатушке, все было по-другому. Кухня отражала душевное состояние ее младшей сестры Джулии — женщины с разбитым сердцем.
Деревянная лестница заскрипела под чьими-то шагами. Алисия обернулась, увидела в дверном проеме кухни сестру и, как всегда, поразилась ее красоте. Если сама она была светлокожей блондинкой, то Джулия являла собой ее полную противоположность и обладала экзотической внешностью. Лицо с тонкими чертами обрамляла густая копна рыжевато-каштановых волос. Девушка недавно похудела и оттого стала еще привлекательней. Худоба подчеркивала ее миндалевидные янтарные глаза и высокие скулы.
Джулия была одета не по январской погоде: в красную майку, расшитую пестрой шелковой нитью, и свободные черные хлопчатобумажные брюки, скрывающие красивые ноги. Алисия заметила, что Джулия замерзла: голые руки были покрыты «гусиной кожей». Вскочив из-за стола, она крепко обняла свою немногословную сестру.
— Милая, — ласково произнесла Алисия, — ты замерзла? Тебе надо пойти купить теплые вещи. А хочешь, принесу парочку своих джемперов?
— Не надо, мне и так неплохо. — Джулия отстранила сестру. — Будешь кофе?
— Молока мало. Я только что заглядывала в холодильник.
— Ничего страшного, я попью черный. — Джулия подошла к раковине, налила в чайник воды и нажала на кнопку.
— Как твои дела? — спросила Алисия.
— Хорошо, — отозвалась Джулия, доставая с полки две кофейные кружки.
Алисия поморщилась. Джулия всегда говорила, что у нее все хорошо, чтобы избежать лишних вопросов.
— Виделась с кем-нибудь на этой неделе?
— Нет. — Джулия пожала плечами.
— Милая, может, ты опять приедешь к нам и какое-то время поживешь в нашем доме? Мне не нравится, что ты здесь совсем одна.
— Спасибо за предложение, но я уже говорила: у меня все хорошо, — рассеянно откликнулась Джулия.
Алисия вздохнула, не скрывая разочарования.
— По тебе не скажешь. Джулия, ты еще больше похудела. Ты вообще ешь что-нибудь?
— Конечно, ем. Ты будешь пить кофе или нет?
— Нет, спасибо.
— Хорошо. — Джулия со стуком поставила бутылку с молоком обратно в холодильник. Когда она обернулась, ее янтарные глаза гневно блестели. — Послушай, Алисия, я понимаю: ты за меня волнуешься и говоришь со мной так, будто я еще один твой ребенок. Но я не нуждаюсь в няньках. Мне нравится быть одной.
— Как бы то ни было, — Алисия старалась усмирить растущее раздражение и говорить спокойно, — тебе надо надеть пальто. Мы идем на улицу.
— Вообще-то у меня есть планы на сегодняшний день, — отозвалась Джулия.
— Значит, отмени их. Мне нужна твоя помощь.
— В чем?
— Может, ты забыла, но на следующей неделе у папы день рождения, и я хочу купить ему подарок.
— И что? Я должна помочь тебе в этом, Алисия?
— Ему исполняется шестьдесят пять лет — в этот день он выходит на пенсию.
— Я знаю. Он и мой отец тоже.
Алисия постаралась сохранить спокойствие.
— Сегодня в полдень в Уортон-Парке будет распродажа. Я хотела пойти туда с тобой. Может, нам удастся найти что-нибудь для папы.
В глазах Джулии блеснул огонек интереса.
— Уортон-Парк продается?
— Да. А ты не знала?
— Нет, не знала. А почему? — Джулия опустила плечи.
— Думаю, обычная история: налоги на наследство. Я слышала, нынешний владелец продает имение какому-то сказочно богатому горожанину. Ни одна современная семья не может себе позволить содержать подобное место. Последний лорд Уортон довел парк до ужасного состояния. Чтобы привести его в порядок, требуется уйма денег.
— Как жаль... — пробормотала Джулия.
— Да. — Алисия обрадовалась, что Джулия наконец-то втянулась в разговор. — С этим местом связана большая часть нашего детства, особенно твоего. Вот почему я подумала, что надо сходить на распродажу. Кто знает, может, вдруг подберем там какой-нибудь сувенир для папы? А может, все хорошие вещи ушли на аукцион «Сотбис», а здесь осталась всякая ерунда.
Как ни странно, Джулию не пришлось долго упрашивать. Она энергично кивнула:
— Хорошо, сейчас схожу за пальто.
Через пять минут Алисия сидела за рулем, лавируя в потоке машин на главной улице симпатичной прибрежной деревни Блейкни. Повернув налево, она поехала на восток.
— Уортон-Парк... — задумчиво прошептала Джулия. — Минут через пятнадцать мы будем там...
Это было ее самым ярким детским воспоминанием. Она приходила в теплицу к дедушке Биллу и с восторгом вдыхала дурманящий аромат экзотических цветов, которые он выращивал, и слушала его терпеливые объяснения: он рассказывал, что это за сорта и откуда они прибыли. Его отец и дед по отцовской линии тоже работали садовниками в семье Кроуфорда, владельца Уортон-Парка — обширного поместья, где только плодородной пахотной земли насчитывалась тысяча акров.
Дедушка и бабушка Джулии жили в комфортабельном коттедже в уютном оживленном уголке Уортон-Парка, в окружении многочисленного персонала, обслуживавшего землю, дом и семейство Кроуфордов. Мама Джулии и Алисии, Жасмин, родилась и выросла в этом коттедже.
Их бабушка Элси отличалась эксцентричностью, но вполне соответствовала статусу бабушки. Она принимала их с распростертыми объятиями, а на ужин всегда готовила что-нибудь вкусненькое.
При мысли об Уортон-Парке Джулия вспоминала голубое небо и яркие цветы, залитые летним солнцем. Поместье славилось коллекцией орхидей. Как ни странно, эти мелкие хрупкие растения, привыкшие к тропическому климату, прекрасно себя чувствовали в холодном северном полушарии посреди равнин Норфолка.
В детстве Джулия мечтала о летних поездках в Уортон-Парк. Она целый год вспоминала умиротворяющую атмосферу теплиц и огородов, укрытых от жестоких зимних ветров, дующих с Северного моря. В уютном коттедже дедушки и бабушки она чувствовала себя защищенной. Размеренная жизнь поместья не подчинялась будильникам и графикам: ритм задавала природа.
В углу теплицы висел старенький дедушкин радиоприемник, с рассвета до заката играющий классическую музыку.
— Цветы любят музыку, — говаривал дедушка Билл, ухаживая за своими драгоценными растениями.
Джулия обычно сидела в углу на табуретке рядом с приемником и наблюдала за дедом, слушая музыку. Она училась играть на фортепиано и обнаруживала природную склонность к этому занятию. В маленькой гостиной коттеджа стояло древнее пианино. Часто после ужина ее просили поиграть. Дедушка и бабушка с почтительным восторгом смотрели, как тонкие пальчики Джулии бегают по клавишам.
— У тебя Божий дар, Джулия, — сказал однажды вечером дедушка Билл и улыбнулся, глядя на внучку влажными от слез глазами. — Смотри не растрать его впустую!
В день, когда Джулии исполнилось одиннадцать лет, дедушка Билл подарил ей орхидею.
— Это тебе, Джулия. Сорт называется «Aerides odoratum», что означает «Дети воздуха».
Джулия взяла горшок и погладила бархатисто-нежные кремовые и розовые лепестки.
— Откуда эта орхидея, дедушка Билл? — спросила она.
— С Востока. Она растет в джунглях Чиангмая, на севере Таиланда.
— Ого! Как думаешь, какую музыку она любит?
— Кажется, больше всего ей нравится туше Моцарта, — усмехнулся дедушка. — А если заметишь, что она увядает, попробуй сыграть ей Шопена.
Джулия лелеяла и орхидею, и свой талант пианистки, сидя в гостиной собственного продуваемого ветрами викторианского дома на окраине Нориджа. Она играла для растения, которое в ответ благодарно цвело. Ей представлялись экзотические места, откуда родом орхидея. Девушка мысленно переносилась из загородной гостиной в бескрайние джунгли Дальнего Востока, наполненные криками гекконов, щебетом птиц и пьянящими ароматами орхидей, растущих на деревьях и в подлеске.
Джулия знала, что когда-нибудь поедет туда и своими глазами увидит тайскую природу. А пока красочные рассказы деда о таинственных далеких землях распаляли ее воображение и вдохновляли как музыканта.
Когда ей было четырнадцать, дедушка Билл умер. Джулия отчетливо помнила чувство утраты, которое тогда испытала. Он и его теплицы были ее единственной отдушиной в юной, но уже такой трудной жизни. Добрый дед всегда внимательно слушал и давал мудрые советы. Пожалуй, он был ей ближе, чем отец.
В восемнадцать лет она выиграла стипендию в Королевском колледже музыки в Лондоне. Бабушка Элси переехала в Саутуолд и стала жить там вместе с сестрой. С тех пор Джулия не приезжала в Уортон-Парк.
И вот теперь, уже в тридцать один год, она вернулась в эти края. Алисия болтала про своих детей и их проказы, а Джулия испытывала радостное волнение, как в те времена, когда ехала по этой дороге в машине родителей. В заднее стекло она высматривала ворота, ведущие в Уортон-Парк. А вот и знакомый поворот...
— Здесь надо повернуть! — воскликнула Джулия.
— О Господи, да, ты права! Я так давно здесь не была! Уже и дорогу забыла... — виновато отозвалась Алисия.
Когда они вырулили на подъездную аллею, Алисия взглянула на сестру и заметила в ее глазах блеск предвкушения.
— Ты всегда любила эти места, верно?
— Да. А ты разве нет?
— Если честно, мне было здесь скучно. Не могла дождаться, когда вернемся в город и я смогу увидеться с друзьями.
— Тебе нравится городская жизнь.
— Да, и что в итоге? Мне тридцать четыре года, я живу в фермерском доме у черта на рогах с выводком детей, тремя кошками, двумя собаками и кухонной плитой. Куда подевался праздник? — криво усмехнулась Алисия.
— Ты влюбилась и завела семью.
— А тебе достался праздник, — беззлобно огрызнулась Алисия.
— Да, было дело... — Джулия осеклась. — А вот и дом. С виду совсем не изменился.
Алисия взглянула на возвышающееся впереди здание.
— По-моему, дом стал еще лучше. Я и забыла, как он красив.
— А я никогда не забывала, — пробормотала Джулия.
Погруженные каждая в свои мысли, сестры медленно ехали в цепочке автомобилей, растянувшейся на подъездной дорожке.
Уортон-Парк был выстроен в классическом георгианском стиле для племянника первого премьер-министра Великобритании, который умер раньше, чем закончились работы. Трехсотлетнее каменное сооружение было выдержано в мягких желтых тонах.
Семь пролетов между стенами и двойные лестницы, тянущиеся до второго этажа, образовывали рельефную террасу со стороны парка, разбитого за домом, которая придавала строению французскую изысканность. На каждом углу возвышалась куполообразная башня. Просторную открытую галерею поддерживали четыре гигантские ионические колонны, а конек крыши был легкомысленно украшен осыпающейся статуей Британии. В целом дом казался величественным, но немного эксцентричным.
Впрочем, размеры здания не позволяли назвать его роскошным. Архитектура тоже оставляла желать лучшего: последние поколения Кроуфордов добавили пару элементов, испортив целостность постройки. Однако благодаря этому дом не пугал своим совершенством в отличие от других построек того периода.
— Здесь мы сворачивали налево, — встрепенулась Джулия, вспомнив огибавшую озеро дорогу до дедушкиного коттеджа, расположенного на краю поместья.
— Может, после распродажи сходим к старому коттеджу? — предложила Алисия.
— Посмотрим. — Джулия пожала плечами.
Дворецкие в желтых ливреях регулировали движение, распределяя машины на парковке.
— Похоже, слух о распродаже обошел всю округу, — заметила Алисия, заезжая на указанное дворецким место. Она выключила двигатель, обернулась к сестре и дотронулась до ее колена. — Ну что, пойдем?
Джулия растерялась от наплыва воспоминаний. Она вышла из машины и направилась к дому, упиваясь знакомым запахом мокрой свежескошенной травы и легким ароматом жасмина, растущего по краям лужайки. Вслед за толпой сестры медленно поднялись на главное крыльцо и вошли в дом.
Мне снова одиннадцать лет. Я стою в огромном парадном холле, который кажется мне собором. Задираю голову и вижу высокий потолок, расписанный облаками и голыми упитанными ангелочками. От восторга не замечаю, что кто-то наблюдает за мной с лестницы.
— Я могу вам помочь, юная барышня?
Я так испугалась, что чуть не выронила из рук горшок с цветком, из-за которого и пришла. Дед велел отнести его леди Кроуфорд, а я ее боялась. Издали она казалась мне старой, худющей и злой. Но дедушка Билл настоял.
— Ей сейчас очень грустно, Джулия. Возможно, орхидея поднимет ей настроение. Ну же, беги, моя девочка!
Обернувшись, я вижу на лестнице паренька старше меня на четыре-пять лет, с густой копной курчавых рыжевато-каштановых волос, на мой взгляд, слишком длинных для мальчика. Он очень высокий, но болезненно-худой. Руки, выглядывающие из закатанных рукавов рубашки, похожи на палки.
— Да. Я ищу леди Кроуфорд. Принесла ей цветок из теплицы, — запинаясь выдавливаю из себя.
Юноша небрежно сходит с лестницы и встает напротив меня.
— Если хотите, я отнесу.
— Дедушка сказал, чтобы я отдала ей горшок лично в руки, — взволнованно отвечаю я.
— К сожалению, она сейчас спит. Ей нездоровится.
— Я не знала, — лепечу я.
Мне хочется спросить, кто он такой, но я не решаюсь. Мальчик словно читает мои мысли.
— Леди Кроуфорд — моя родственница. Так что вы можете мне доверять.
— Да, конечно. — Я протягиваю ему орхидею, в глубине души радуясь, что не надо иметь дело с хозяйкой дома. — Мой дедушка говорит, это новый, — я пытаюсь вспомнить слово, — гибрид. Он только что отцвел. Вы могли бы передать его леди Кроуфорд?
— Хорошо, передам.
Я стою, не зная, что делать дальше. Он тоже.
— Как вас зовут? — наконец спрашивает он.
— Джулия Форрестер. Я внучка мистера Стаффорда.
— Да что вы? Как же я сразу не догадался? А я Кристофер Кроуфорд. Друзья называют меня Китом. — Он протягивает свободную руку, и я ее пожимаю. — Рад с вами познакомиться, Джулия. Я слышал, вы хорошо играете на фортепиано.
— Не так уж и хорошо, — отвечаю я, покраснев как рак.
— Не скромничайте. Сегодня утром я слышал, как кухарка разговаривала о вас с вашей бабушкой. Идемте со мной!
Кит все еще держит меня за руку, и вдруг я чувствую, как он тянет меня через холл. Мы проходим ряд просторных комнат, обставленных строгой безликой мебелью, которая делает это жилище похожим на гигантский кукольный дом.
«Интересно, — невольно думаю я, — где они по вечерам смотрят телевизор?»
Наконец мы входим в помещение, залитое ярким золотым светом: три окна от пола до потолка смотрят на террасу, ведущую в сад. Огромный мраморный камин окружают большие диваны, а в дальнем углу у окна стоит большой рояль. Кит Кроуфорд подводит меня к нему, выдвигает табуретку и чуть ли не силком усаживает за инструмент.
— Ну-ка сыграй что-нибудь, а я послушаю. — Кит открывает крышку, и в воздух взлетает целый сноп пыли, искрящейся на солнце.
—А... ты уверен, что мне можно? — спрашиваю я.
— Тетя спит в другом конце дома. Вряд ли она услышит. Ну же, давай! — Он выжидающе смотрит на меня.
Я осторожно заношу руки над клавишами. Мои пальцы еще никогда не касались такой клавиатуры! Позже я узнаю, что она отделана самой лучшей слоновой костью и что инструмент, на котором я играла, — это стопятидесятилетний рояль Бехстейна. Я легко ударяю по клавише и слышу, как резонируют струны, усиливая звучание ноты.
Юноша стоит рядом со мной, скрестив на груди руки. Я понимаю, что у меня нет выбора, и начинаю играть недавно разученную пьесу Дебюсси «Лунный свет». Пока это мое самое любимое произведение, и я потратила немало часов на отработку техники игры. Пальцы касаются клавиш, и я на время забываю про Кита. Чудесный инструмент издает волшебные звуки, и я, как всегда, уношусь на волнах музыки куда-то далеко-далеко... Солнце освещает мои руки и согревает лицо. Я играю лучше, чем когда бы то ни было. Наконец звучат финальные ноты, и я с удивлением слышу, как смолкает прекрасная мелодия.
Где-то рядом раздаются хлопки, и я возвращаюсь в огромную комнату, к Киту, который стоит рядом с роялем и смотрит на меня с благоговейным восторгом.
— Вау! — восклицает он. — Блестяще!
— Спасибо.
— Ты такая юная! У тебя такие маленькие пальчики, но они так быстро летают по клавишам! Как тебе удается?
— Не знаю. Просто... так получается.
— Муж тети Кроуфорд, Гарри, или лорд Кроуфорд, был превосходным концертирующим пианистом. Ты знала об этом?
— Нет.
— Это его рояль. Он умер, когда я был еще совсем маленьким. Мне не довелось слышать, как он играет. Ты можешь исполнить что-нибудь еще?
Теперь на его лице написано искреннее воодушевление.
—Я... наверное, мне пора идти.
— Ну, хотя бы еще одну пьесу, пожалуйста!
— Ладно, — киваю я и начинаю играть «Рапсодию на тему Паганини» Рахманинова.
Музыка опять уносит меня в далекие фантастические дали, и я не сразу прихожу в себя от внезапного громкого крика.
— Хватит! Немедленно прекрати!
Я перестаю играть и смотрю в дверной проем гостиной. Там стоит высокая худая женщина с седыми волосами и полыхающим от гнева лицом. Мое сердце начинает отчаянно колотиться.
Кит подходит к пожилой даме:
— Простите, тетя. Это я попросил Джулию сыграть. Вы спали, и я не мог спросить у вас разрешения. Мы вас разбудили?
Леди Кроуфорд меряет его суровым взглядом.
— Нет, вы меня не разбудили. Но дело не в этом, Кит. Разве ты не знаешь, что я никому не разрешаю играть на этом рояле?
— Еще раз простите, я не знал. Но Джулия такая молодец! Ей всего одиннадцать лет, а она играет как заправский пианист.
— Довольно! — рявкает тетя.
Кит жестом манит меня к двери. Когда прохожу мимо леди Кроуфорд, она меня останавливает.
— Ты внучка Стаффорда? — Строгая леди буравит меня холодным взглядом голубых глаз.
— Да, леди Кроуфорд.
Я замечаю, как смягчается ее взгляд. Кажется, дама вот-вот расплачется.
— Мне... очень жаль твою маму, — через силу произносит она.
— Джулия принесла вам орхидею, — перебивает Кит, почувствовав напряжение. — Это новый цветок в теплице ее дедушки. Верно, Джулия? — Он поощрительно смотрит на меня.
— Да, — бормочу я, с трудом сдерживая слезы. — Надеюсь, он вам понравится.
— Конечно, понравится. — Леди Кроуфорд кивает. — Передай дедушке большое спасибо.
Алисия терпеливо стояла в очереди за каталогом распродаваемых товаров.
— Ты когда-нибудь заходила в этот дом в детстве? — спросила она у Джулии.
— Да, один раз.
— Довольно пошлые херувимчики, правда? — Алисия показала на потолок.
— Мне они всегда нравились, — отозвалась Джулия.
— Какой старый дом! — Алисия взяла каталог и устремилась вслед за толпой через холл по коридору в большую комнату, обшитую дубовыми панелями, где были все предметы, выставленные на распродажу. Она протянула каталог Джулии. — Жаль, что это кресло продано! Кроуфорды пользовались им триста лет, — задумчиво проговорила она. — Конец эпохи и все такое. Давай походим... — Алисия взяла сестру под руку и подвела ее к изящной, но треснувшей греческой урне. Судя по мху, покрывающему внутренний ободок, посудина использовалась в качестве кашпо для летних цветов. — Может, купим для папы?
— Можно. Решай сама. — Джулия пожала плечами.
Почувствовав угасающий интерес сестры и собственное раздражение, Алисия предложила:
— Давай разойдемся в разные стороны. Так быстрее осмотрим ассортимент. Ты начнешь с этого края, а я с того. Встретимся через десять минут у двери.
Джулия кивнула, и Алисия побрела вдоль противоположной стены. В последнее время Джулия отвыкла от толпы и теперь испытывала приступ клаустрофобии. Она протиснулась сквозь толпу в более свободное пространство комнаты. В углу виднелся разборный стол, рядом стояла женщина. Джулия не знала, куда деваться, поэтому подошла поближе.
— Эти предметы не участвуют в распродаже, — сообщила женщина. — Здесь в основном безделушки. Они продаются по отдельности, и вы можете их купить.
Джулия взяла зачитанную детскую книжку. Открыв ее, увидела дату: 1926 год. И надпись: «Хьюго от бабушки с любовью». Здесь были также Ежегодник Уилфреда за 1932 год и «Сад с ноготками» Кейт Гринуэй.
Дети Кроуфордов читали эти рассказы на протяжении пятидесяти лет... Джулия решила купить их и сберечь для тех, кто рос в Уортон-Парке.
Слева от стола она увидела потрепанную картонную коробку, полную гравюр и эстампов. Джулия бегло просмотрела выполненные пером литографии, изображающие Великий лондонский пожар, древние корабли и уродливые здания. Среди них лежал потертый коричневый конверт.
В конверте оказались акварельные рисунки, запечатлевшие различные сорта орхидей. Кремовый пергамент, на котором работал неизвестный автор, был покрыт коричневыми пятнами. Джулия поняла, что рисунки выполнены не профессиональным художником, а вдохновенным любителем. Однако если поместить их в рамку и повесить на стену, они будут очень неплохо смотреться. На каждом листке под стеблем растения виднелись написанные карандашом латинские названия сортов.
— Сколько это стоит? — спросила Джулия у продавщицы.
Женщина взяла у нее конверт.
— Не знаю. Цена не проставлена.
— Что, если я дам двадцать фунтов — по пять фунтов за каждый? — предложила Джулия.
Женщина взглянула на невзрачные рисунки и пожала плечами:
— Если хотите, забирайте всю серию за десять фунтов.
— Спасибо.
Джулия достала деньги из кошелька, заплатила и пошла обратно, чтобы встретиться с Алисией, которая уже ждала ее в условленном месте.
Алисия увидела под мышкой у Джулии конверт и книги.
— Ты что-то нашла? — радостно спросила она.
—Да.
— Дашь посмотреть?
— Покажу, когда приедем домой.
— Ладно, — кивнула Алисия. — А я хочу приобрести урну, которую мы с тобой видели. Это лот под номером шесть, так что, надеюсь, мы не задержимся здесь надолго. Аукцион должен начаться с минуты на минуту.
— Я подожду тебя на улице. Прогуляюсь, подышу свежим воздухом: в помещении очень душно.
— Хорошо. — Алисия порылась в сумочке, достала ключи и протянула их сестре. — Возьми на всякий случай — вдруг я задержусь. Встречаемся у парадного входа через полчаса. Поможешь снести мои трофеи с крыльца.
— Спасибо. — Джулия взяла ключи. — До встречи.
Она вышла из комнаты, побрела по коридору и вернулась в парадный холл. Сейчас здесь было пусто. Остановившись, девушка глянула на потолок. Нарисованные херувимы были на месте. Их не трогала царящая рядом суета. Затем ее взгляд упал на дверь, ведущую в гостиную с большим роялем, на котором она однажды играла.
Поддавшись внезапному порыву, Джулия направилась к двери и нерешительно шагнула за порог. Просторную комнату окутывал тусклый январский свет. Мебель выглядела точно так же, как и тогда, много лет назад. Джулия прошла еще несколько комнат и очутилась у входа в гостиную.
Сегодня солнце не светило в высокие окна. В комнате было холодно. Джулия миновала камин и диваны, от которых неприятно пахло плесенью, и приблизилась к роялю. Только сейчас она заметила высокого мужчину, стоящего к ней спиной. Он смотрел в окно и был наполовину скрыт камчатной шторой, истончившейся от многократных стирок.
Она тут же узнала этого мужчину и застыла на месте от неожиданности. Он стоял неподвижно, словно статуя, н явно не слышал ее шагов. Не желая нарушать его уединение, Джулия развернулась и тихонько пошла обратно.
— Я могу вам чем-то помочь? — услышала она уже у двери.
Джулия обернулась.
— Простите, мне не следовало сюда заходить.
— Это верно. — Он внимательно посмотрел на нее и вдруг нахмурился. — Мы с вами знакомы?
Их отделяло порядочное расстояние, но Джулия помнила густые волнистые рыжевато-каштановые волосы, стройное тело... он возмужал с тех пор, как она видела его в последний раз. А вот усмехается по-прежнему.
— Да. Я... то есть мы встречались много лет назад, — с запинкой пробормотала девушка. — Простите, я сейчас уйду.
— Так-так-так! — В его глазах вспыхнул огонек узнавания, а на губах заиграла улыбка. — Вы маленькая Джулия, внучка садовника, а теперь всемирно известная концертирующая пианистка, верно?
— Да, я Джулия. Насчет всемирной известности — это вы хватили...
— Не скромничайте, Джулия. У меня есть несколько записей ваших концертов. Вы знаменитость, звезда. Что, черт возьми, вы здесь делаете? Вы должны путешествовать по миру, проводить время в роскошных отелях.
«Выходит, он ничего не знает...»
— Я... приехала в гости к папе, — солгала Джулия.
— Какая честь для нас! — Кит насмешливо поклонился. — Я горжусь знакомством с вами и всем рассказываю, что одним из первых услышал в вашем исполнении пьесу «Лунный свет». Получилось довольно удачно — мы встретились в той же комнате и в том же доме, который вот-вот будет продан.
— Да. Мне очень жаль, — натянуто улыбнулась она.
— Не надо жалеть. Все, что ни делается, к лучшему. Тетя совсем запустила поместье, а у моего отца не было ни денег, ни желания для его обустройства. Если честно, я рад, что мне удалось сбыть с рук эту недвижимость. Новому хозяину потребуется целое состояние, чтобы отладить здесь все хозяйство.
— Значит, поместье Уортон-Парк ваше? — спросила Джулия.
— К сожалению, да. Это мне наказание за грехи. Тетя умерла, а потом скончался мой отец. Я их ближайший наследник. Только все, что мне досталось, — это куча долгов и проблем. Впрочем, — он пожал плечами, — простите за пессимизм.
— Я уверена, в глубине души вам жалко расставаться с домом.
Они по-прежнему стояли далеко друг от друга. Кит сунул руки в карманы брюк и подошел к Джулии.
— Признаться, нисколько. Я приезжал сюда на каникулы, когда был маленьким, и не успел привязаться к этому месту. А роль помещика — не для меня. Однако я не спал несколько ночей подряд, прежде чем принять решение о продаже трехсотлетней семейной истории. Но у меня нет выбора: поместье увязло в долгах, и мне придется это сделать, чтобы расплатиться с кредиторами.
— Вы продаете все? — спросила Джулия.
Кит провел рукой по растрепанным волосам и вздохнул.
— Мне удалось сохранить старый конюшенный двор, где раньше жила часть рабочих, и несколько акров неплодородной земли. Там есть отдельная дорожка, которая ведет на проезжую часть, поэтому мне нет необходимости использовать главный вход. Сейчас я живу в довольно запушенном отсыревшем коттедже без центрального отопления. — Он улыбнулся. — Но это лучше, чем ничего. К тому же я занимаюсь его ремонтом. Думаю, когда все работы закончатся, там будет хорошо.
— Раньше там жили мои дедушка с бабушкой. И мама там родилась, — задумчиво произнесла Джулия. — Здешние коттеджи никогда не казались мне запущенными. И сырости я не замечала. Но, наверное, вы правы.
Кит покраснел.
— Ради Бога, простите мне мое высокомерие! На самом деле я не продал конюшенный двор как раз потому, что считаю его очень красивым местом. Вообще, — продолжил он со значением, — жду не дождусь, когда можно будет туда переехать. Надеюсь, отремонтировав остальные конюшни и коттеджи, я смогу сдать их в аренду, и они принесут доход.
— Разве вам негде больше жить?
— Как и вы, я долго жил за границей. У меня не возникало мысли вернуться и обустроить собственный дом... — Кит осекся и отвернулся к окну. — К тому же этот участок леса связан с не самыми лучшими воспоминаниями. В детстве я скрепя сердце проводил здесь лето.
— А мне всегда нравился Уортон-Парк.
— Ну да, это добротный старый дом и чудесный пейзаж, — сдержанно согласился Кит.
Джулия кинула на него внимательный взгляд. Несмотря на темный загар, он выглядел осунувшимся и усталым. Не зная, что еще сказать, она пробормотала:
— Надеюсь, вы будете счастливы в вашем новом доме. Мне пора идти.
— А я пойду в аукционный зал и тихонько постою в заднем ряду.
Они вместе пересекли потемневшие комнаты, направляясь в холл.
— Где вы сейчас живете? — поинтересовался Кит. — Наверняка в каком-нибудь просторном пентхаусе с видом на Центральный парк?
— Вовсе нет. Я остановилась в Блейкни, в маленьком сыром коттедже, купленном мной много лет назад, когда все твердили про то, что я должна вложить часть денег в недвижимость. Последние восемь лет я сдавала его отдыхающим.
— Но это не единственный ваш дом? — Кит нахмурился. — В глянцевых журналах знаменитости появляются на фоне шикарных апартаментов, а вовсе не сырых коттеджей северного Норфолка.
— Я не снимаюсь для глянцевых журналов, — недовольно проворчала Джулия. — И вообще... это долгая история, — добавила она, увидев, что они приближаются к главному парадному холлу. — Скажите, а здешние теплицы сохранились?
— Не знаю. — Кит пожал плечами. — Если честно, я еще не ходил по саду. У меня и без того дел хватало.
Когда они вошли в холл, Джулия увидела Алисию. Она стояла у двери с урной в руках и нетерпеливо озиралась по сторонам.
— А вот и ты, Кит! — воскликнула крупная женщина с такими же, как у него, рыжевато-каштановыми волосами и темно-карими глазами. — Где ты пропадал? Аукционисту нужно срочно поговорить с тобой насчет одной вазы. Полагает, она относится к династии Минг или что-то в этом роде, поэтому тебе следует снять ее с торгов и направить на оценку в «Сотбис».
Джулия заметила на лице Кита легкую тень раздражения.
— Джулия, познакомься с моей сестрой Беллой Харпер, — представил он.
— Привет. — Белла смерила Джулию равнодушным взглядом и подхватила Кита под руку. — Пойдем скорей! Ты должен поговорить с аукционистом, — твердо заявила она и потащила его через холл.
Кит обернулся к Джулии и улыбнулся.
— Рад с тобой повидаться, — бросил он на ходу и скрылся из виду.
Джулия направилась в ту же сторону и подошла к Алисии, которая смотрела вслед удаляющейся парочке.
— Откуда ты ее знаешь? — удивленно спросила Алисия.
— Кого?
Джулия ухватилась за другой край урны. Вдвоем они снесли ее с крыльца и потащили к машине.
— Мерзкую Беллу Харпер, кого же еще? Я видела, как ты разговаривала с ней всего несколько минут назад.
— Мы не знакомы. Я знаю только ее брата Кита.
Когда они добрались до машины, Алисия открыла багажник, чтобы положить туда урну.
— Ты имеешь в виду лорда Кристофера Уортона, наследника всего этого?
— Да, наверное, сейчас он зовется именно так, — пробормотала Джулия. — Но мы с ним познакомились в этом доме много лет назад, а сегодня случайно встретились.
Алисия нахмурилась.
— А ты темная лошадка, Джулия! Когда мы были маленькими, ты даже не обмолвилась, что вы с ним встречались. — Она замотала урну в старый плащ и приткнула ее сбоку. — Будем надеяться, эта штуковина доедет до дома.
Сестры сели в машину, и Алисия включила двигатель.
— Может, зайдем в паб, по-быстрому чего-нибудь выпьем и закусим сандвичем? — спросила она. — Ты расскажешь, как познакомилась с очаровательным лордом Китом. Надеюсь, он более приятен в общении, чем его сестрица. Я встречалась с ней пару раз на местных званых обедах, и она обращалась со мной, будто я так и осталась бедной внучкой садовника. Слава Богу, титул достался ближайшему наследнику по мужской линии. Будь Белла мужиком, она бы совсем пошла вразнос!
— Не думаю, что Кит на нее похож, — мягко произнесла Джулия и обернулась к сестре. — Спасибо за предложение, но мне бы хотелось сразу поехать домой, если ты не против.
Алисия взглянула на сестру и поняла, как та устала.
— Хорошо, — согласилась она, — только по пути заедем в магазин, я куплю тебе еды.
Джулия молча кивнула, не в силах спорить.
Алисия усадила сестру на диван, разожгла камин и сложила продукты, купленные в местном универсаме, в холодильник. Джулия даже не пыталась протестовать. Она впервые за много недель совершила вылазку из дома и теперь чувствовала себя разбитой. К тому же ее взволновали возвращение в Уортон-Парк и встреча с Китом.
Алисия принесла из кухни поднос и поставила его перед Джулией.
— Я приготовила тебе суп. Пожалуйста, поешь. — Она взяла коричневый конверт, который сестра положила на кофейный столик. — Можно?
— Конечно.
Алисия достала из конверта рисунки, положила их на стол и начала разглядывать.
— Как красиво! Отличный подарок для папы. Ты вставишь их в рамки?
— Да, если успею.
— Придешь к нам в следующую субботу на праздничный обед? — поинтересовалась Алисия.
Джулия нехотя кивнула и взялась за ложку.
— Я понимаю, милая, это нелегко: тебе сейчас не до семейных торжеств. Но все хотят с тобой повидаться. Папа сильно огорчится, если ты не придешь.
— Я приду. Обязательно.
— Хорошо. — Алисия взглянула на часы. — Мне пора возвращаться в этот дурдом. — Она закатила глаза, подошла к Джулии и сжала ее плечо. — Может, тебе еще чего-нибудь принести?
— Нет, спасибо.
— Ну ладно. — Она чмокнула сестру в макушку. — Пожалуйста, не пропадай. И держи мобильник включенным. Я за тебя волнуюсь.
— Здесь очень плохой сигнал, — виновато пробормотала Джулия, — но я постараюсь. — Она посмотрела вслед уходящей Алисии. — Спасибо за то, что свозила меня в Уортон-Парк.
— Всегда пожалуйста. Звони, и я сразу приеду. Будь умницей, Джулия.
Дверь за Алисией захлопнулась. Джулия чувствовала себя опустошенной. Ее стало клонить в сон. Оставив на столе недоеденный суп, она устало поднялась по лестнице на второй этаж и села на кровать.
Я не хочу выздоравливать. Я хочу страдать так же, как они. Где бы ни были, они, по крайней мере, вместе, а я здесь одна. Почему они не взяли меня с собой? Неизвестно, где я сейчас нахожусь — здесь или там. Я не могу жить и не могу умереть. Все хотят, чтобы я выбрала жизнь, но если я это сделаю, мне придется их отпустить. А я не могу это сделать. Во всяком случае, пока...
В следующее воскресенье без двух минут час Алисия торжественно ввела своих родных в гостиную.
— Лисси, дорогая, выпей вина. — Ее муж Макс сунул ей в руку бокал и поцеловал в щечку.
— Роуз, немедленно убери айпад! — рявкнула Алисия на свою тринадцатилетнюю дочку, которая сидела, сутулясь, на диване. — Обращаюсь ко всем: постарайтесь вести себя хорошо. — Алисия села на каминную решетку и сделала глоток вина.
Кейт, восьмилетняя светловолосая девчушка, робко подошла к ней.
— Мамочка, тебе нравится мой наряд? — спросила она.
Только сейчас Алисия обратила внимание на ярко-розовый топ, желтую юбку в горошек и бирюзовые колготки. Кейт походила на рождественскую елку, но что-либо менять поздно: в окне показалась папина машина.
— Дедушка приехал! — взволнованно заорал шестилетний сынишка Джеймс.
— Пойдемте к нему! — воскликнул четырехлетний Фред и понесся к выходу из гостиной.
Остальные дети помчались за ним. Алисия смотрела на них с довольной улыбкой. Открыв парадную дверь, ребятня выбежала во двор и окружила автомобиль.
Несколько секунд спустя внуки втащили Джорджа Форрестера в гостиную. В свои шестьдесят пять он оставался красивым мужчиной — стройный, с густыми седеющими на висках волосами. Джордж держался с властной умеренностью, выработанной за долгие годы выступлений перед многочисленной аудиторией.
Известный ботаник, профессор Университета Восточной Англии, он часто читал лекции в Королевском обществе садоводов и в садах Кью, а кроме того, путешествовал по миру в поисках новых видов растений. Последнее, по его собственному признанию, нравилось ему больше всего.
Джордж часто рассказывал дочерям о том, как пришел в теплицы Уортон-Парка, рассчитывая полюбоваться на знаменитую коллекцию орхидей, но вместо этого с первого взгляда влюбился в юную красавицу — свою будущую жену и мать двух его дочерей, — которую встретил в теплице. Они поженились через несколько месяцев.
Джордж подошел к Алисии:
— Привет, милая. Ты, как всегда, прекрасно выглядишь. Как дела?
— Спасибо, все хорошо. С днем рождения, папа. Хочешь выпить? У нас в холодильнике есть шампанское.
— Почему бы и нет? — В уголках его глаз появились веселые лучики-морщинки. — Вообще-то это ненормально — праздновать тот факт, что я стал на один шаг ближе к могиле.
— Ох, папа, не говори глупости! — укорила Алисия. — Все мои подружки до сих пор в тебя влюблены.
— Что ж, мне, как и любому мужчине, приятно такое слышать, но это не меняет сути дела. Сегодня, — он обернулся к внукам, — ваш дедушка стал пенсионером.
— Что такое пенсионер? — спросил Фред.
Джеймс, который был на два года старше и умнее, ткнул младшего братика в ребра:
— Это старый человек, дурачок!
— Я пойду за шампанским, — объявил Макс, подмигнув Алисии.
— Ну, — Джордж уселся на каминной решетке напротив дочери, вытянув свои длинные ноги, — рассказывай, как вы поживаете.
— Жизнь бьет ключом, как обычно, — вздохнула Алисия. — А у тебя?
— То же самое, — кивнул Джордж. — Вообще-то я нахожусь в предвкушении. На прошлой неделе мне позвонил один мой американский коллега, который читает лекции в Йельском университете. Он собирается в мае совершить исследовательский рейд на Галапагосские острова и хочет, чтобы я составил ему компанию. Я никогда там не был, но мечтал побывать — именно в тех краях у Дарвина зародилась мысль о создании знаменитой теории происхождения видов. Меня не будет целых три месяца: попросили прочитать пару лекций, пока я буду в Штатах.
— Значит, несмотря на статус пенсионера, ты не собираешься сбавлять обороты? — Алисия улыбнулась.
Фред прискакал к Джорджу на одной ножке.
— Мы купили тебе такой классный подарок, дедушка! — сообщил он. — Это...
— Заткнись, Фред! Это сюрприз, — с подростковым высокомерием перебила его сидящая на диване Роуз.
Макс вернулся с откупоренным шампанским и разлил его по трем бокалам.
— Ну, — Джордж поднес бокал с шампанским к губам, — давайте выпьем за следующие шестьдесят пять лет! — Он сделал один глоток. — А Джулия приедет?
— Да, обещала. Наверное, запаздывает.
— Как она? — спросил Джордж.
— Неважно. — Алисия покачала головой. — В прошлые выходные я вывезла ее из дома. Мы побывали в Уортон-Парке, там была распродажа, и я купила тебе подарок. Кажется, она немного отошла, хотя... ей по-прежнему тяжело.
— Какое ужасное несчастье! — вздохнул Джордж. — Чувствую себя таким... беспомощным.
— Мы все чувствуем себя беспомощными, — печально проговорила Алисия.
— Сначала, в одиннадцать лет, она потеряла маму, а теперь... — Джордж растерянно пожал плечами. — Как несправедлива к ней жизнь!
— Ужасно, — пробормотала Алисия. — Не знаю, что делать и как с ней разговаривать. Ты же знаешь, пап, как тяжело Джулия переживала смерть мамы. Похоже, она потеряла трех человек, которые были самыми главными людьми в ее жизни.
— Она не собирается возвращаться на юг Франции? — спросил Джордж. — Мне кажется, ей лучше жить в собственном доме, чем целыми днями сидеть в этом мрачном коттедже.
— Нет, не собирается. Наверное, не хочет оставаться один на один с воспоминаниями. Мне, например, стало бы невыносимо плохо, если бы вдруг этот дом внезапно... — Алисия закусила губу, — опустел.
— Дедушка, а у тебя есть подружка? — спросила Кейт, забравшись к Джорджу на колени.
— Нет, милая. — Джордж усмехнулся. — Я всегда любил только твою бабушку.
— Если хочешь, я буду твоей подружкой, — великодушно предложила девочка. — Тебе, наверное, грустно жить в большом Норвичском доме одному.
Алисия поморщилась. Кейт имела несносную привычку высказывать то, о чем другие предпочитали помалкивать.
— Я не одинок, милая. — Джордж ласково взъерошил ее волосы. — У меня есть Сид, моя собака, и мои растения, которые не дают мне скучать. — Он сжал ее в объятиях. — Но если мне когда-нибудь понадобится подружка, я тебе позвоню — обещаю!
Алисия увидела в окно машину Джулии, которая медленно ехала по дорожке к дому.
— А вот и Джулия, папа! Пойду встречу и заодно посмотрю, в каком она расположении духа.
— Конечно, милая, — кивнул Джордж, почувствовав тревогу Алисии.
Алисия устремилась к парадной двери и встала на крыльце, дожидаясь, пока Джулия выйдет из машины. Она думала о своем отце. Хотя после смерти мамы прошло уже больше двадцати лет, Джордж так и не сделал того, что обычно делают мужчины в его положении, — не стал искать замену своей жене. Алисия помнила хищные взгляды разведенок, которые вились вокруг еще молодого и привлекательного отца, однако он не выказывал к ним ни малейшего интереса.
Возможно, отец встречался с женщинами, но только чтобы удовлетворить свои физические потребности. Вряд ли он пытался искать эмоциональный контакт, поскольку твердо верил: никто не сможет заменить его задушевную подругу и партнершу — маму Алисии, Жасмин.
Наверное, страстная увлеченность профессией помогла Джорджу заполнить образовавшуюся пустоту. Но можно ли сказать то же самое про Джулию?
Джулия вышла из машины, закутанная в кардиган, который был ей велик, и зашагала по дорожке к крыльцу.
— Привет, милая! Папа уже здесь.
— Знаю. Прости, что опоздала. Я потеряла счет времени.
— Ничего страшного. Пойдем в дом. — Алисия указала на прямоугольный сверток, который Джулия держала под мышкой: — Вижу, тебе удалось вставить рисунки в рамки?
—Да.
— Джулия! — воскликнул Макс, когда она вошла в гостиную. — Рад тебя видеть. — Он с улыбкой обнял свояченицу за болезненно худые плечи. — Ты позволишь снять с тебя это?
— Да, спасибо... Привет, пап, с днем рождения! — Джулия нагнулась, чтобы его поцеловать.
— Большое спасибо, милая, что приехала. — Джордж взял Джулию за руку.
— Ну, а теперь, когда мы все собрались, давайте откроем подарки, — предложила Алисия.
— Можно, я открою их для дедушки? — раздался голос из-под кофейного столика.
— Думаю, дедушка справится с этим сам. — Макс с улыбкой глянул на самого младшего сына, взял урну и протянул ее Джорджу: — Это от всех членов семьи Говард. По-моему, эта штука здорово напоминает пивную кружку. — Он с усмешкой показал на закрытые бумагой большие ручки, выпирающие с обеих сторон урны.
Джордж начал разворачивать бумагу. Ему помогали шустрые ручонки, волшебным образом вылезшие из-под кофейного столика.
— Это очень большой горшок, дедушка, — объявил Фред, когда урна показалась на свет. — Тебе нравится?
Джордж улыбнулся.
— Чудесная вещь! Спасибо, Алисия. Спасибо, дети. — Он взглянул на дочь. — Так ты говоришь, что купила это в Уортон-Парке?
— Да. — Алисия посмотрела на Джулию: — А ты сейчас подаришь папе свой подарок?
— Конечно. — Она кивнула на сверток, лежащий на кофейном столике. — Пожалуйста, открывай.
Джулия внимательно наблюдала за отцом, который разворачивал ее презент. Багетчики, которым она отдала рисунки, прекрасно выполнили свою работу, изготовив чудесные желтовато-коричневые рамки.
— Так-так-так... — Джордж осекся и внимательно стал разглядывать каждую картину. — Это тоже из Уортон-Парка?
—Да.
Он молча сел, растерянный и чем-то озадаченный. Вся семья смотрела на него.
— Тебе что, не понравилось? — нарушила молчание Алисия.
Джордж посмотрел на Джулию, не на Алисию.
— Джулия, это... замечательные рисунки. Видишь ли... — он улыбнулся и украдкой смахнул с глаза слезинку, — я уверен, что их нарисовала твоя мама.
За ленчем они строили догадки: каким образом рисунки Жасмин оказались на распродаже в Уортон-Парке?
— Ты уверен, что это мамины рисунки? — в который раз спросила Алисия.
— Милая, — Джордж увлеченно занялся вкусным ростбифом, приготовленным Алисией, — я в этом убежден. Когда я впервые увидел вашу маму, она сидела в углу теплицы вашего дедушки в обнимку со своим альбомом и акварельными красками. И потом, когда мы вместе путешествовали и находили интересные экземпляры растений, я описывал их в блокноте, а она делала зарисовки. Ее стиль я узнаю, где угодно. Когда приеду домой, еще раз просмотрю эти рисунки и сравню их с другими работами вашей мамы. Знаешь, Джулия, — он тепло улыбнулся, — ты выбрала мне шикарный подарок!
После кофе, выпитого в гостиной, Джулия встала:
— Я поеду, папа.
— Так скоро? — Джордж внимательно глянул на нее.
— Да, — кивнула Джулия.
Джордж потянулся к ее руке.
— Приезжай ко мне в гости, ладно? Поболтаем. Буду рад тебя видеть.
— Хорошо, — покорно кивнула Джулия, хотя они оба шали, что она не приедет.
— Большое спасибо тебе за рисунки, милая. Они очень много для меня значат, — добавил Джордж.
— Думаю, нам стоит поблагодарить мою интуицию, ведь я понятия не имела, чьи они, — улыбнулась Джулия. — Пока, дети, до скорой встречи! — Она помахала рукой.
— Пока, тетя Джулия! — хором откликнулась ребятня.
Алисия схватила сестру за руку, когда она выходила за дверь.
— Приедешь ко мне на кофе на следующей неделе? — спросила она.
— Созвонимся. Большое спасибо за ленч. — Джулия поцеловала Алисию в щеку. — Пока!
Алисия захлопнула дверь и тяжко вздохнула. Ласковые мужские руки обхватили ее сзади за талию.
— Я знаю, Лисси, она по-прежнему не в себе, — прошептал Макс.
— Да, — вздохнула Алисия. — Но она не хочет себе помочь и целыми днями сидит в этом несчастном коттедже. А ведь прошло уже семь месяцев.
— Ты не можешь принудить ее к другому образу жизни, — вздохнул Макс. — По крайней мере, сегодня она с нами немного поговорила. Дедушка остался на чай, а я сейчас помою посуду. Иди наверх, милая, пообщайся с отцом.
Алисия вернулась в гостиную и села в кресло, с удовольствием наблюдая, как отец учит двоих ее сыновей выпиливать лобзиком. Роуз тихонько удалилась наверх, к себе в спальню, а Кейт помогала на кухне Максу. Алисия смотрела на горящий в камине огонь, думая о недавно обнаруженных рисунках с изображением орхидей и о Джулии.
Когда мама трагически рано умерла от рака, Алисия, будучи старшей из двух дочерей, в четырнадцать лет стала нянькой и, как могла, опекала свою сестренку. Джордж часто уезжал читать лекции или собирать новые экземпляры растений. Алисии казалось, что папа нарочно старается реже бывать дома, но не жаловалась на его частые отлучки, понимая, как тяжело он переживает потерю жены.
После смерти Жасмин Джулия ушла в себя. Алисия видела на ее лице горечь утраты и пыталась изо всех сил помочь и утешить. Но Джулия противилась ее заботе. В трудном подростковом возрасте она отгородилась от старшей сестры, не рассказывала о своих школьных делах, о друзьях и сердечных увлечениях и проводила все свободное время, оттачивая технику игры на фортепиано.
«Инструмент с зубами», как Алисия называла стоящее в кабинете пианино, выигрывал в борьбе за симпатии Джулии. Чувство ответственности за Джулию (умирая, мама просила позаботиться о сестре) перевешивало ее собственные желания и потребности. В восемнадцать лет Алисия поступила в Даремский университет на факультет психологии. Джулия еще училась в школе, и хотя у них была домработница, которая следила за порядком в доме и оставалась ночевать, если Джордж был в отъезде, Алисия не могла оставить Джулию одну. Поэтому она выбрала Норвичский университет, а в тот год, когда Джулия поступила в Королевский колледж музыки и переехала в Лондон, познакомилась с Максом.
Частое одиночество, жизнь без матери повлияли на характер Алисии и ее отношение к окружающим. Она мечтала о муже, большой семье и уютном доме. В отличие от сестры, которая, как и отец, любила путешествовать, Алисия жаждала спокойствия и любви. Макс сделал ей предложение, и через шесть месяцев они поженились. В первый же год Алисия забеременела, а когда на свет появилась Роуз, главным смыслом жизни для Алисии стало обеспечить своих детей всем тем, чего ей самой когда-то не хватало.
Алисия безропотно сносила превратности судьбы, но ее огорчала стойкая замкнутость младшей сестры. Когда Джулия сделала карьеру и стала знаменитостью в мире классической музыки, она почти перестала общаться с Алисией. Семь месяцев назад Джулии опять понадобилось внимание близких, и Алисия незамедлительно пришла ей на помощь. Она привезла сестру в Норфолк и старалась изо всех сил утешить, однако Джулия продолжала сторониться доверительных разговоров и не шла на сближение с Алисией.
Так же, как и двадцать лет назад, Алисия не знала, как найти общий язык с родной сестрой.
— Мамочка, я пеку к чаю вкусные пирожные. Мне нужно выложить их на поднос. Где его взять? — послышался голосок Кейт.
Алисия отбросила свои невеселые мысли и встала с дивана.
— Пойдем, милая, покажу.
Проснувшись утром, Джулия осталась лежать в кровати, ожидая, когда настигнут привычные мрачные мысли, а в сердце поселится безнадежность, которая неизбежно сменяла первые беспричинно-радостные секунды пробуждения.
Но сегодня этого не произошло. Ей не пришлось переворачиваться на другой бок и зажимать уши руками, тщетно пытаясь избавиться от невыносимых мыслей.
Встав с постели, Джулия подошла к окну спальни и раздернула шторы. Великолепный вид! Двухэтажный коттедж был особенно популярен среди отдыхающих из-за роскошного вида, который открывался из его окон. Расположенный на поросшем травой холме, всего в нескольких секундах ходьбы от главной улицы Блейкни, он, будучи частью деревни, в то же время оставался как бы в стороне от нее, поскольку здесь, на возвышении, всегда царили тишина и спокойствие.
Яркое январское солнце освещало покрытый инеем холм. Внизу находился порт Блейкни, и там синела морская гладь. Джулия распахнула форточку и сделала глубокий вдох. Сегодня особенно ощущалось приближение весны. Закрыв окно, она зябко поежилась в легкой футболке и, накинув кардиган, спустилась вниз выпить чаю.
К полудню Джулия поняла: в душе что-то изменилось. При всем старании она не могла вспомнить, чем занималась здесь, в этом коттедже, несколько месяцев. Время тянулось томительно медленно. Охваченная странным беспокойством, она безуспешно искала убежища в привычной апатии.
Чтобы избавиться от приступа клаустрофобии, Джулия решила прогуляться. Надев куртку, шарф и сапоги, она вышла из дома и спустилась по замерзшей траве к морю.
В порту было пусто. Маленькие лодки у причала позвякивали снастями, как бы напоминая хозяевам о своей готовности. Джулия пересекла портовую зону и побрела по длинной косе, где грелись на песке тюлени. Чтобы посмотреть на этих животных, восторженные туристы выходили в море на лодках.
Холодный ветер щипал лицо, но Джулия продолжала идти вперед, подняв повыше воротник куртки и наслаждаясь одиночеством. С обеих сторон от сужающейся полоски земли плескалась вода, и с каждым шагом усиливалось ощущение, что суетный мир удаляется, уступая место неспешной гармонии настоящей жизни.
Остановившись, девушка спустилась по краю отмели к самой воде. Здесь было глубоко. Глубоко и холодно. Можно броситься в пучину волн и утонуть — это так просто! Сильное течение унесет в открытое море, и больше не надо страдать... Джулия огляделась по сторонам, желая убедиться, что рядом никого нет, и никто ее не остановит.
«В худшем случае я погружусь в вечный сон, а в лучшем — увижусь с моими любимыми...»
Джулия занесла ногу над кромкой земли.
«Сделать это прямо сейчас? Сейчас... Что может помешать?»
Джулия смотрела на серую воду, сулящую избавление от земных мук. Совершив последнее погружение, она обретет долгожданный покой, но...
«Нет, это невозможно!»
Джулия запрокинула голову, в отчаянии посмотрела на белое зимнее солнце и громко закричала:
— За что-о-о???
Опустившись коленями на мерзлую землю, она принялась колотить по ней кулаками и выть от ярости и горя.
— Почему именно они? — повторяла она снова и снова, пока совсем не обессилела.
Джулия легла пластом. Вой перешел в рыдания. Впервые за семь месяцев она дала волю слезам — они лились из глаз и смешивались с влагой, в которую превращался тающий на траве иней.
Вволю наплакавшись, Джулия осталась лежать на земле, тихая и опустошенная. Потом снова встала на колени, словно молясь, и заговорила голосом, сдавленным от боли:
— Я должна... жить! Я должна как-то жить без вас... — Ее руки, развернутые ладонями вверх, взметнулись к небесам. — Помоги мне, пожалуйста, помоги! Помоги... — Она опустилась на корточки, обхватила голову руками и уткнулась лицом в колени.
Тишину нарушал лишь ритмичный плеск окружающей Джулию воды. Этот звук успокаивал, а солнечные лучи слабо пригревали спину. Ее охватило чувство умиротворения. Время будто остановилось.
Наконец Джулия поднялась, отряхнула мокрые колени и, сунув в карманы онемевшие от холода руки, на нетвердых ногах побрела по косе обратно к дому. Она поднялась на крыльцо коттеджа, дрожа от долгой ходьбы и всплеска эмоций, взялась за ручку входной двери и тут услышала:
— Джулия!
Обернувшись, она увидела Кита Кроуфорда, который размашисто шагал по узкой дорожке, ведущей с центральной улицы деревни к ее дому.
— Привет! — улыбнулся он, подходя ближе. — Я хотел зайти в гости, но не застал тебя дома. Бросил в твой почтовый ящик записку
— Да? — рассеянно пробормотала Джулия, чувствуя, что сейчас не в состоянии общаться с живыми людьми.
Кит внимательно на нее смотрел.
— Промокла... Чем ты занималась? — Он взглянул на небо. — Кажется, дождя сегодня не было...
— Не было, — тихо отозвалась Джулия.
Открыв входную дверь, она наступила сапогом на листок бумаги, который Кит сунул в почтовый ящик, и нагнулась, чтобы поднять его с пола.
— Я написал тебе номер своего мобильного. — Кит указал на записку. — Но раз уж мы встретились, может, немного поболтаем?
Джулия прекрасно понимала, что выглядит не расположенной к болтовне. Вдобавок от холода у нее застучали зубы.
— Кажется, мне надо срочно принять горячую ванну, — пробормотала она, надеясь, что Кит уйдет.
Но он не желал сдаваться и вошел следом за ней в коттедж.
— Да, твои драгоценные пальцы угрожающе посинели. Не хватало, чтобы самая знаменитая молодая пианистка отморозила себе руки! — Он закрыл за собой дверь и невольно вздрогнул. — Черт возьми, да здесь так же холодно, как и на улице! Давай-ка поднимайся наверх и прими горячую ванну, а я пока разожгу огонь в камине и сварю кофе.
Джулия обернулась и растерянно посмотрела на Кита.
— Это займет какое-то время. Мне надо как следует согреться.
— А я никуда не тороплюсь, — легко отозвался Кит. — Иди.
Джулия лежала в ванне, чувствуя, как оттаивают ноги, а заодно и мысли. Кит появился совсем не вовремя! Она не привыкла к незваным гостям, и его визит подействовал на нее раздражающе.
«Впрочем... сколько можно прятаться от всех в этом одиноком доме? Пора встряхнуться, прислушавшись к советам близких. Я могла выбрать смерть, но выбрала жизнь».
Натянув джинсы и старый шерстяной кардиган, Джулия вернулась на первый этаж. Кит сидел на диване, держа на коленях маленький сверток. В камине весело потрескивал огонь — Джулии не удавалось добиться такого сильного пламени, хоть она и старалась.
— Как ты меня нашел? — спросила она, подойдя к камину.
— Моя сестра Белла помогла, — объяснил он. — Она все про всех знает. Вернее, хочет все про всех знать и потому всегда в курсе событий. Про тебя ей сказала твоя сестра Алисия. Я пытался тебе дозвониться, но твой мобильный, похоже, все время выключен.
Джулия виновато вздохнула, вспомнив про семнадцать сообщений, которые она не прослушала, когда в последний раз включала сотовый.
— Здесь очень плохой сигнал, — виновато потупилась она.
— Ничего страшного. Прежде всего, я хочу извиниться за свое недавнее поведение.
— Ты что-то сделал не так?
Кит разглядывал свои руки.
— Я не знал, что с тобой случилось. Я несколько лет провел за границей и вернулся в Англию всего несколько месяцев назад.
— И кто же сообщил обо мне?
— Белла, конечно. Как я понял, об этом писали все местные газеты, а она их читает от корки до корки. Думаю, статьи не совсем верно отразили твою историю, как это часто бывает.
— Я... не знаю, — вздохнула Джулия. — Как ты можешь догадаться, я не читала газеты.
— Да-да, разумеется. — Кит выглядел смущенным. — Прости меня, Джулия. Представляю, как тебе сейчас тяжело.
— Да. — Чтобы им обоим стало легче, Джулия поспешила сменить тему: — Так зачем ты хотел меня видеть?
Кит просиял.
— Я нашел одну вещь, которая может заинтересовать тебя и твоих родных.
— Вот как?
— Да. Помнишь, я говорил, что занимаюсь ремонтом коттеджей?
Джулия кивнула.
— Так вот... Оказывается, раньше в моем новом доме жили твои бабушка с дедушкой. Водопроводчики разбирали половые доски и нашли вот это. — Кит показал сверток.
— Что это?
Кит аккуратно развернул бумагу, и на свет появилась маленькая книга в кожаном переплете.
— Дневник, который начинается с тысяча девятьсот сорок первого года. Я быстро пролистал его и понял, что это жизнеописание военнопленного из тюрьмы Чанги.
— Это, кажется, в Сингапуре? — Джулия нахмурилась.
— Да, — ответил Кит. — Многие британские солдаты, воевавшие в то время в Малайе, в конце концов попали в эту тюрьму. Ты не знаешь, твой дедушка был военнопленным?
— Дедушка Билл много рассказывал про Восток, но в основном про красивые цветы, которые там растут. — Джулия улыбнулась. — Он никогда не говорил про Чанги.
— Вряд ли он стал бы рассказывать про тюрьму маленькому ребенку, но, судя по твоим словам, дневник вполне мог принадлежать ему, — рассудил Кит. — Чей он еще, если твой дедушка всю жизнь прожил в этом коттедже?
— Можно посмотреть?
Джулия протянула руку, и Кит отдал ей дневник. Открыв первую страницу, она увидела, что кожаный переплет защитил тонкую бумагу от ветшания и рукописный текст остался вполне читаемым. Слова были написаны красивым, изящным почерком черными чернилами.
— Ты узнаешь почерк своего дедушки? — спросил Кит.
— Честно говоря, я не помню, какой у него был почерк. Кажется, я не видела написанных им текстов. Обычно, когда требовалось занести в журнал сведения о различных сортах орхидей, выращенных им в теплицах, за него писала моя мама, — откликнулась Джулия. — Возможно, папа узнает его почерк. Или бабушка. Ей уже за восемьдесят, но она, насколько я слышала, по-прежнему в здравом уме и твердой памяти. Но если это действительно дневник дедушки, то почему он его спрятал — вот в чем вопрос.
— Я немного почитал про то, как японцы обращались с военнопленными... Ужасно! Наверное, дедушка спрятал дневник, чтобы не расстраивать бабушку. Когда твои родственники прочтут, ты разрешишь мне взять его на время? Всегда интересно узнать о каком-то периоде истории, что называется, из первых уст.
— Да, конечно. — Джулия чувствовала угрызения совести от того, что почти ничего не знает о прошлом деда.
Кит встал.
— И вот еще что... Хочу попросить тебя об одном одолжении. — Он подошел к книжному шкафу у камина и снял с полки книгу. — Кажется, это мое.
Он держал в руках детскую книгу, которую Джулия купила за фунт на распродаже в Уортон-Парке.
— Вряд ли это твоя книжка. Она была издана в тысяча девятьсот двадцать шестом году.
— Поразительно, какие чудеса творит в наше время пластическая хирургия! — усмехнулся Кит. — А если серьезно, это книга моего дедушки. Думаю, мы совершим равноценный обмен, ведь я отдал тебе дневник.
— Конечно.
— Спасибо. Послушай, Джулия, — Кит вдруг смутился, — я умираю от голода. Может, сходим куда-нибудь... — Его прервал звонок мобильного телефона. — Прости, я должен ответить. — Он приложил трубку к уху. — Алло. Привет, Энни... — Он послушал, потом покачал головой. — Я тебя не слышу. Здесь очень плохой сигнал. Что? Не слышу! Я сейчас ухожу, увидимся позже. Спасибо, пока... Извини, Джулия, мне надо идти. — Кит встал и пошел к двери, но обернулся с порога. — Выясни, чей это дневник, потом мне расскажешь, ладно?
— Обязательно. Спасибо, Кит, что принес его мне.
— Не за что. Кстати, я заходил в теплицы. До сих пор стоят, хоть один Бог знает, в каком они состоянии. Во всяком случае, огород в полном запустении. Если хочешь, сходи туда сама, пока в поместье не въехал новый хозяин. Пока, Джулия. — Он устало улыбнулся и закрыл за собой дверь.
После полудня Джулия изменила своей привычке сидеть дома и отправилась в супермаркет ближайшего города Холт. Когда Кит ушел, она принялась бесцельно слоняться по коттеджу, пытаясь успокоиться, а потом вдруг поняла, что проголодалась. Аппетит разыгрался не на шутку впервые за несколько недель. Наверное, свежий воздух и долгая утренняя прогулка сделали свое дело.
Прямо на парковке Джулия смолотила несколько сандвичей, две сосиски в тесте и шоколадку. Раньше она всегда много ела и при этом ни капельки не толстела: хороший обмен веществ и плотный график работы требовали подпитки. Весов она в доме не держала, однако заметила, что в последнее время с нее начали сваливаться джинсы, и поняла: чтобы вернуться в прежнюю форму, ей придется умять еще не один бутерброд.
Бросив упаковку из-под сандвичей на пассажирское сиденье, Джулия поехала домой. Однако, добравшись до перекрестков на окраине Холта, притормозила. Теперь ей уже не хотелось возвращаться в свой холодный, темный и тесный коттедж, где она провела безвылазно последние семь месяцев. Повернув направо, Джулия двинулась к уютному сельскому дому Алисии.
— Джулия, какой приятный сюрприз! — Алисия просияла, увидев сестру, входящую в кухню. — Смотрите, дети, кто к нам пришел — тетя Джулия!
— Я решила просто... заехать к вам в гости. — Джулия внезапно смутилась.
Алисия стояла у плиты и накладывала в тарелки еду. А за кухонным столом в ожидании ужина дети устроили мелкую потасовку.
— Очень рада тебя видеть. Хочешь перекусить? Я приготовила тушеные бобы. — Алисия запустила пальцы в тарелку и попробовала блюдо. — Вкусно!
— Нет, спасибо. Я только что поела.
— Вот как? — Алисия понесла тарелки к столу.
— Да. — Джулия подавила знакомое раздражение. — Я действительно только что поела. Впрочем, не откажусь от чашки чаю.
— Поставь чайник, попьем вместе. — Алисия села рядом с хнычущим Фредом и принялась кормить его с ложечки.
— Мамочка, бобы — это гадость!
— Чем быстрее съешь, Фред, тем быстрее их не будет. — Алисия оставила сынишку одного и встала к плите имеете с Джулией. — У тебя слегка зарумянились щеки. Ты сегодня прекрасно выглядишь. Я уже и не помню, когда видела тебя такой.
— Спасибо. — Джулия сосредоточенно лила кипящую воду в заварочный чайник, чувствуя на себе внимательный взгляд сестры. — Утром я долго гуляла. Это пошло мне на пользу, — призналась она.
— Заметно. Джеймс, прекрати бросаться во Фреда бобами, не то заставлю тебя их поднять и съесть все до единого!
— А еще... сегодня у меня был гость, — сказала Джулия и протянула Алисии чашку с чаем.
— Ты имеешь в виду Кита Кроуфорда?
—Да.
— Я собиралась сказать тебе, что звонила Белла Харпер и спрашивала твой телефон. Такая болтливая! — Алисия подошла к столу, убрала грязные тарелки и поставила перед каждым ребенком по стаканчику йогурта. — Похоже, она прекрасно знает, кто ты такая. Из-за того, что у меня такая знаменитая сестра, я выросла в ее глазах. — Алисия махнула рукой: — Ну ладно, хватит об этой дурочке! Чего хотел Кит?
— Он кое-что нашел в старом коттедже Билла и Элси и решил отдать мне. — Джулия сделала глоток чаю.
— Правда? Что же?
— Дневник, предположительно дедушки Билла. В нем описывается время, когда он был военнопленным и сидел в сингапурской тюрьме Чанги. Я расскажу больше, когда прочту.
— Как интересно! — взволновалась Алисия. — Сколько же лет было дедушке Биллу, когда он это писал?
— Речь идет о тысяча девятьсот сорок пятом годе, значит, ему было двадцать с небольшим. Ты знала про плен? — спросила Джулия.
Алисия покачала головой:
— Нет. Но это не значит, что он там не был. Надо спросить бабушку Элси, она наверняка знает.
— Ты давно ее видела?
Алисия виновато вздохнула:
— Давно. Все собираюсь к ней заехать, но никак не найду время — из-за детей... И все-таки надо ее навестить.
— Она по-прежнему живет в Саутуолде? — спросила Джулия.
— Ее сестра умерла примерно год назад, и теперь она осталась там одна. Помнишь, как бабушка любила возиться с нашими волосами? Забирала их наверх, распускала, плела косички, делала хвостики, завивала локоны... — Алисия захихикала. — А странная коллекция париков в одной из комнат? Часами их причесывала, как маленькая девочка, которая играет в куклы. Элси всегда хотела стать парикмахером...
— Да, и терпеть не могла мои волосы, потому что они были слишком густыми и плохо держали завивку, даже когда она накручивала их на бумажки и оставляла так на ночь. — Джулия ласково улыбнулась. — Я к ней заеду. Во всяком случае, постараюсь.
Алисия подошла к буфету, достала из выдвижного ящика адресную книгу и пролистнула страницы.
— Вот телефон и адрес Элси. Съезди, Джулия. Ты жила во Франции, а я все время занималась детьми... Мы с тобой не самые образцовые внучки, верно?
— Ты права. Когда мы с ней встретимся, я подумаю, стоит ли отдавать ей дневник. Кит предполагает, дедушка Билл нарочно его прятал, чтобы не расстраивать родных.
— Возможно. — Алисия подошла к столу и принялась его вытирать. — А теперь, дети, идите умываться. Потом полчаса посмотрите телевизор, а когда придет Роуз, будем купаться в ванне. Ну, все, вперед!
Все трое с готовностью выбежали из кухни. Джулия помогла Алисии загрузить посудомоечную машину.
— Значит, вы с Китом поговорили по душам?
— Да. В обмен на дневник я отдала ему детскую книгу. — Джулия улыбнулась. — Он много лет жил где-то за границей и не знал о том... что со мной случилось. Ему рассказала сестра.
— Что ж, хорошо, — отозвалась Алисия. — Он очень... симпатичный, как, на твой взгляд?
— На мой взгляд, никак. Ну ладно, мне надо идти.
По тому, как резко изменилось выражение лица Джулии, Алисия поняла, что перегнула палку, и мысленно обругала себя.
— Дай-ка перепишу для тебя телефон Элси. — Она черкнула цифры на листке из блокнота и протянула сестре. — Держи. Потом расскажешь, как прошла ваша встреча, ладно?
— Ладно. Спасибо за чай. — Джулия подошла к двери. — Пока.
Сев в машину, она чересчур резко захлопнула дверцу и на полной скорости поехала к дому. Скрипела зубами от досады на старшую сестру, общение с которой неизменно ее раздражало. Разумеется, Алисия действовала из лучших побуждений: хотела ей помочь, как раньше, в детстве. Но ее непрошеная опека сердила: в такие моменты Джулия чувствовала себя беззащитной и слабой.
Алисия всегда была толковой, хорошо приспособленной к жизни — «золотой девочкой», как называл ее папа. Могла делать несколько дел одновременно, и все эти дела заканчивались успешно. В любых обстоятельствах умудрялась сохранять спокойствие и невозмутимость. Блестящие светло-русые волосы Алисии никогда не бывали растрепаны.
Джулия росла в ее тени, пытаясь самостоятельно решать свои проблемы. Несмотря на приятную внешность, она была нелюдимой и проводила почти все свободное время за пианино, поэтому школьные экзамены стали для нее большим испытанием. Она всегда знала, что по части совершенства ей не тягаться с Алисией. К тому же старшая сестра всегда была ближе к отцу, а Джулия держалась за мамину юбку. Все говорили, что она похожа на мать, и не только физически. Будучи художественными натурами, они обе жили в собственном мире.
В тот день, когда умерла мама, детство Джулии закончилось.
Приехав домой, Джулия развела огонь в камине, но не сумела добиться такого же сильного пламени, как добился Кит. На душе по-прежнему скребли кошки. Она знала, что Алисия искренне заботится о близких, и не могла ее в этом винить. Когда Джулия была маленькой, Алисия пыталась заменить ей мать, но Джулия принимала заботу в штыки. Она хотела, чтобы Алисия перестала ее опекать и вела себя как сестра, с которой можно разделить горе невосполнимой утраты.
И вот теперь злая судьба вновь заставила Джулию обратиться за помощью к сестре. Надо отдать должное, Алисия тут же бросилась ее спасать и ни разу не упрекнула, что, в восемнадцать лет вылетев из родительского гнезда и переехав жить во Францию, Джулия практически перестала с ней общаться.
Джулия печально вздохнула. Вернувшись сюда, она почувствовала, что история повторяется. Ее жизнь пошла прахом в отличие от идеальной жизни Алисии и осложнилась удушающей опекой старшей сестры. Мало того, Алисия часто озвучивала такие мысли, которые Джулия старательно прятала от себя, и это еще больше нервировало.
Она села на диван с дневником в руках, решив отвлечься, и открыла первую страницу. Но не смогла сосредоточиться и тупо уставилась в огонь.
«Он очень симпатичный, как, на твой взгляд?»
Джулия вздохнула.
«Почему меня так разозлил невинный вопрос Алисии? Да, сегодня утром на морской косе я поняла, что надо жить дальше, другого выхода нет. Но я не могла даже думать, что в моей жизни появится другой мужчина. В том тусклом мире, в котором я жила последние месяцы, не было даже намека на будущее. Да и о каком будущем могла идти речь, если я все потеряла?»
Джулия встала и побрела на кухню. Открыв холодильник, теперь под завязку набитый всевозможными продуктами, она достала готовую пасту и мрачно подумала: «Может, сфотографировать еду и показать фото Алисии, чтобы она перестала ворчать?»
Джулия понесла свой ужин в гостиную и вдруг остановилась: она поняла, почему сестра вывела ее из себя. Джулия чувствовала себя... виноватой. Когда Кит был здесь, она невольно наслаждалась его обществом. Да, этот мужчина и впрямь казался ей симпатичным.
Поев, Джулия взялась было за дневник, но поняла, что сейчас не до чтения: день был слишком долгим и эмоционально насыщенным. Она отправилась наверх и легла в постель. Впервые за семь месяцев, прошедших с момента катастрофы, она спала крепко, и ее не мучили ночные кошмары.
Проснувшись утром, Джулия спустилась на первый этаж. Чашка чаю, на этот раз с молоком, и миска с мюсли укрепили ее в новом решении начать жить дальше. Она достала из выдвижного ящика мобильный телефон, включила его и пошла наверх, в ванную комнату — единственное место в коттедже, где сотовый принимал сигнал.
Теперь у нее оказалось девятнадцать голосовых сообщений, некоторые оставлены аж два месяца назад. Недавние пришли от Алисии, папы, Кита, и лавину сообщений обрушил на телефон агент Олав.
Также звонила экономка из Франции, просила немедленно перезвонить. В доме что-то случилось, но Агнесс так быстро тараторила по-французски, что Джулия не поняла, где именно протекло. Сев на край ванны, она просмотрела весь список. Руки мелко дрожали: девушка боялась разговаривать с людьми из ее прошлого.
«Сегодня разберусь с экономкой и агентом, а остальные подождут», — решила Джулия.
Вернувшись на первый этаж, Джулия повалилась на диван, закрыла глаза и представила увитую виноградной позой террасу своего красивого дома на холме в старинной деревне Раматюэль и насыщенно-синюю гладь Средиземного моря, сверкающую далеко внизу.
Джулия вздохнула. Она решила вернуться к жизни и, значит, не должна чураться воспоминаний. Нужно научиться дорожить этими драгоценными мгновениями, которые, увы, уже никогда не вернутся.
Я смотрю на заходящее солнце. Его яркие красно-золотые тона отражаются в голубой воде, и кажется, будто она горит огнем. По террасе плывут звуки Третьего концерта для фортепиано с оркестром Рахманинова. Музыка достигает кульминации, когда солнце плавно погружается в море.
Это мой любимый момент: кажется, будто сама природа замирает, любуясь тем спектаклем, который устраивает Властелин дня, отправляясь на покой, чтобы назавтра вернуться и опять порадовать мир.
Мы проводим здесь вместе гораздо меньше времени, чем хотелось бы, поэтому я особенно дорожу такими моментами. Солнце уже зашло. Я закрываю глаза и слушаю игру Ксавьера. Я сотню раз исполняла этот концерт, и меня поражают те легкие нюансы, которые придают индивидуальность его интерпретации. Как и следовало ожидать, его манера отличается большей силой и мужественностью.
Я временно «не у дел»: очередные мои гастроли намечены на середину следующей недели, а Ксавьер завтра уезжает с концертом в Париж, так что это наш последний совместный вечер. Закончив играть, он появится на террасе с бокалом розового вина из местного погреба, и мы будем сидеть рядом, разговаривая ни о чем и обо всем, наслаждаясь редкими минутами нашего спокойного уединения.
Средоточие нашей жизни, энергия, которая связывает нас с Ксавьером, сейчас находится в доме. Я искупала нашего сына Габриэля, уложила его в постель, а потом, опустившись на колени перед детской кроваткой, смотрела, как расслабляется его лицо и он засыпает.
— Bonne nuit, топ petit ange[1], — прошептала я, на цыпочках вышла из спальни и тихо закрыла за собой дверь.
Как хорошо, что я смогу провести здесь с ним еще одну неделю! Некоторые мамы наблюдают за своими детьми двадцать четыре часа в сутки, ловят каждую улыбку, каждый новый навык, усвоенный ими на пути к взрослой жизни. Я завидую этим матерям, потому что сама лишена такой роскоши.
Глядя на темнеющее небо, я размышляю над вопросом, который не выходит у меня из головы со дня рождения Габриэля: надо ли мне временно оставить карьеру и посвятить себя ребенку, ведь так хочется видеть, как он растет... Но я не могу долго думать на эту тему, потому что на террасу выходит Ксавьер с обещанным бокалом розового вина и пиалой, наполненной свежими оливками.
Муж целует меня в макушку, а я поднимаю руку, чтобы погладить его по лицу, и говорю:
— Браво!
— Merci, ma petite, — отзывается он.
Мы общаемся на французском: Ксавьер путается в английских глаголах, и это мешает больше, чем мое жуткое французское произношение. К тому же это язык любви.
Он садится в кресло рядом со мной в своей любимой позе — ноги на столе. Как всегда после игры на рояле, его волосы всклокочены, и он напоминает большого ребенка. Я тянусь к мужу и приглаживаю его шевелюру. Он ловит мою руку и подносит ее к губам.
Как жаль, что я завтра уезжаю! Может, в следующем году нам удастся отменить все летние гастроли, и мы проведем теплые месяцы здесь, вместе.
— Это было бы отлично! — откликаюсь я, краем глаза наблюдая за луной, которая выходит на небосвод вместо солнца и становится королевой ночи.
И без того бледная кожа Ксавьера в лунном свете кажется еще бледнее. Мне никогда не надоедает смотреть на мужа. Он такой необыкновенный! Если я — смуглая и кареглазая, дитя дня и солнца, то Ксавьер — порождение ночи и луны.
Его лицо с резкими орлиными чертами, унаследованными от русской матери, нельзя назвать классически красивым. Нос слишком длинен, а холодно-голубые глаза слишком близко посажены. У него высокий морщинистый лоб и густые черные волосы, похожие на солому. На этом лице идеальны только губы — розовые, женственно-пухлые, они раскрываются при улыбке, обнажая крупные, белые, крепкие зубы.
У него непропорциональное тело: очень длинные ноги, похожие на ходули, и короткое туловище, к которому, будто по ошибке, приставили длинные руки с изящными талантливыми пальцами. Ксавьер выше меня. В нем нет ни грамма жира, и я уверена, он останется таким до конца жизни. Нервная энергия, которая даже во сне не дает ему отдыхать (по ночам он беспокойно крутится и ворочается рядом со мной в постели, громко кричит на воображаемых врагов), съедает все лишние калории, даже в среднем возрасте сохраняя его худощавость.
Я люблю каждую клеточку его тела и душу с того самого дня, как услышала в его исполнении шубертовскую сонату для фортепиано си-бемоль-мажор на Московском конкурсе пианистов имени Чайковского.
В том конкурсе победила я. Ксавьеру досталось второе место.
Я любуюсь его лицом, таким знакомым и все равно притягательным, таящим в себе неизведанные глубины. Я гораздо проще, чем он. Я умею играть на пианино, и, говорят, делаю это блестяще, но при этом я могу легко сойти с пьедестала и снова стать обычной смертной. А Ксавьер постоянно в музыке: повсюду носит ее с собой, каждую секунду думая о том, как усовершенствовать следующий фрагмент.
Если бы люди вдруг превратили в дрова все пианино и рояли, какие есть в мире, он бы бросился следом за ними в костер.
Мы вместе посмеялись над тем, что слава досталась мне, а не ему. Впрочем, мы оба знаем, что я куда лучше смотрюсь на сцене, чем он. Мне идет концертное платье, я фотогенична, и потом я девушка, а значит, на меня больший спрос.
Но Ксавьер — настоящий гений. Он берет шопеновские этюды и добавляет в них толику волшебства, некую искру, которая делает музыку его собственной. Когда-нибудь мир это признает. А я... с радостью займу второе место.
Я уверена, мой талант набирает силу благодаря Ксавьеру. И я его обожаю.
Он — мой рояль. И мой костер. Если его не будет рядом, я охотно брошусь в огонь.
Джулия только сейчас заметила, что ее лицо намокло от слез. Она знала, что будет еще долго плакать, заставляя себя вспоминать прошлое.
— Ксавьер! — Она впервые произнесла его имя вслух. — Ксавьер, Ксавьер... — Она снова и снова повторяла это имя, потому что знала: придется его услышать в разговорах с экономкой и агентом, и хотела заранее научиться контролировать эмоции.
Поднявшись на второй этаж, она приняла душ, оделась и опять села на край ванны, чтобы сделать самое трудное: набрать номера телефонов, которые соединят ее с прежней жизнью.
Агнесс, экономка, не ответила на звонок, и Джулия облегченно вздохнула: значит, пытка откладывается. Она оставила сообщение, в котором просила Агнесс перезвонить. Теперь ее агент Олав. Часы на мобильном телефоне Джулии показывали половину одиннадцатого. Олав может быть где угодно: у него есть офисы в Нью-Йорке, Лондоне и Париже. Хоть бы он тоже не подошел! Оставить голосовое сообщение гораздо легче, чем разговаривать с человеком... Но Олав редко не брал трубку, когда она ему звонила, даже если там, где он находился, была глубокая ночь.
Затаив дыхание, Джулия слушала длинные гудки. Он ответил после третьего:
— Джулия, дорогая! Рад, что ты позвонила! Наконец-то! — многозначительно добавил он.
— Ты где? — спросила она.
— В Нью-Йорке. Сегодня вечером один из моих клиентов играл с нью-йоркским симфоническим оркестром в «Карнеги-холл». Господи, в его музыке не было никакого вдохновения! Но давай лучше поговорим о тебе, золотце. В моей электронной почте скопилась сотня сообщений. Мне пишут из Милана, Парижа, Лондона и других юродов. Я всем говорю, что ты взяла творческий отпуск, но, Джулия, радость моя, они не будут ждать вечно.
— Знаю, Олав, — виновато откликнулась она.
— Эти ребята составляют план на полтора-два года вперед. Если мы в ближайшее время не примем их предложение, ты сможешь вернуться на пьедестал не раньше, чем через три года. Когда ты будешь готова сказать мне «да»?
Слава Богу, Олав не стал ее утешать, а сразу перешел к делам, которые любил больше всего на свете! И все же Джулия растерялась: она не знала, что отвечать.
— Честно говоря, я об этом еще не думала.
— Золотце мое, у тебя там есть доступ к электронной почте? Я могу переслать заказы. Ты посмотришь и решишь, какие из них тебе интересны.
— Нет, не получится. Мой ноутбук остался в моем доме во Франции.
В трубке повисло молчание.
— Ты до сих пор в Норфолке? — наконец спросил Олав.
—Да.
— Что ж... Тогда, крошка, у меня есть идея получше. На следующей неделе я буду в Лондоне. Мы можем встретиться на ленче в «Клариджез», и я сам отдам тебе список предложений.
Джулия услышала, как агент листает страницы.
— Следующий четверг тебя устроит? — поинтересовался он после короткой паузы. — Заодно вручу тебе стопку чеков, которые пришли сюда за последние семь месяцев. Как я уже сказал в голосовом сообщении, сумма набралась внушительная. Я не стал их обналичивать, потому что не знал, что ты сделала со старым совместным счетом.
— Понятно. — Джулия судорожно сглотнула. — Хорошо, давай встретимся в следующий четверг.
— Отлично! Буду рад с тобой повидаться, дорогая. Знаешь, здесь сейчас половина пятого утра, а завтра я улетаю в Токио, так что мне не помешает немного вздремнуть. Буду ждать тебя в полдень в баре ресторана. Пока, малышка!
В трубке послышались частые гудки.
Джулия вздохнула с облегчением: первый контакт состоялся! А встречу, намеченную на следующий четверг, всегда можно отменить. Новая, пока еще робкая искра оптимизма не позволила сразу ему отказать. К тому же надо быть практичной. Джулия жила на деньги, лежащие на ее английском счете, которые накопились за последние восемь лет, пока она сдавала свой коттедж в аренду. В последний раз, когда проверяла сумму, а это было больше месяца назад, там оказалось всего несколько сот фунтов. Во французском банке, на ее с Ксавьером совместном счете, хранились их сбережения. Туда же поступали деньги за концерты. Джулия боялась обращаться в банк, чтобы переписать счет на свое имя: придется заполнять какие-то бланки, а она еще не готова признать тот факт, что Ксавьера больше нет.
Она понимала, что должна вернуться во Францию и разобраться в собственной жизни. Но звонить — это одно, а заниматься делами и общаться с людьми — совсем другое.
«Что ж, будем двигаться постепенно, шажок за шажком», — подумала она.
Чтобы закрепить прогресс, достигнутый этим утром, Джулия решила прогуляться. Когда надевала куртку, в дверь постучали.
— Привет, милая, это я, папа, — послышалось с той стороны деревянной створки.
Удивленная Джулия открыла дверь.
— Прости, что врываюсь без звонка, — извинился Джордж, переступая порог. — Алисия сказала, ты все время дома. Если тебе сейчас неудобно, я могу зайти в другой раз.
Джулия подумала о том, как нелепо он смотрится в этой маленькой комнате — почти как Гулливер в стране лилипутов.
— Нет, все в порядке, — откликнулась она. — Хочешь кофе?
— Нет, спасибо, только что пил. Я был на болотах Солт-хауса, собирал необычное растение, которое нашел один из моих ребят, доктор философии. А по пути домой решил заглянуть к тебе. — Джордж внимательно оглядел свою дочь. — Не буду спрашивать, как у тебя дела: знаю по опыту, как это раздражает. Но скажу, что ты выглядишь лучше, чем раньше. Уже не такой осунувшейся. Алисию беспокоит, что ты ничего не ешь. Это правда?
Джулия усмехнулась:
— Если хочешь, пап, можешь проверить мой холодильник. Я только вчера ходила в магазин за продуктами.
— Отлично. Знаешь, я... прекрасно тебя понимаю. Я и сам испытал подобное, когда умерла твоя мама. Правда, мне, слава Богу, не пришлось терять ребенка. Габриэль был таким милым мальчиком! Представляю, как это невыносимо, милая.
— Ты прав, — прошептала Джулия.
— Не хочу показаться снисходительным, но все обязательно наладится, дай время. Конечно, тебе не удастся до конца справиться с этим горем, но ты сумеешь... — Джордж поискал подходящее слово, — приспособиться.
Джулия молча смотрела на отца, зная, что он хочет сказать что-то еще.
— В какой-то момент тебе станет легче, — продолжил он. — Ты проснешься однажды утром и поймешь: все не так мрачно, как тебе казалось. Ты меня понимаешь?
— Да, — ответила Джулия. — Знаешь... Вчера что-то случилось. И сегодня утром. Во всяком случае... — она постаралась озвучить свои ощущения, — ты прав. Мир уже не кажется мне таким мрачным, как раньше.
Они немного посидели молча, с удовольствием сознавая, что понимают друг друга. Наконец Джулия спросила:
— Ты пришел просто так, безо всякой цели?
— Вообще-то нет, — отозвался Джордж. — Приближается время ленча, и я предлагаю тебе покинуть этот Богом забытый коттедж. Давай перейдем дорогу и заглянем в ближайший паб — выпьем по бокалу вина и поедим свежевыловленную рыбу.
Джулия хотела отказаться, но потом передумала.
— Неплохая идея, пап.
Через десять минут они устроились за уютным столиком рядом с камином. Джордж заказал две порции рыбы с картошкой фри и принес из бара пару бокалов вина.
— Отличный паб, — заметил он. — Местный в прямом смысле этого слова, особенно зимой, когда здесь не толкутся толпы туристов. — Поддавшись внезапному порыву, он потянулся через столик и сжал руку дочери. — Я горжусь тобой, Джулия. Теперь я знаю, ты справишься. Так держать, милая! Конечно, в твоей жизни будут не только светлые дни, но ты не падай духом и продолжай двигаться дальше.
— Я постараюсь, папа, — ответила Джулия, сглотнув комок в горле.
— Знаешь, — Джордж тоже прочистил горло, — я хотел поговорить с тобой о тех нарисованных орхидеях, которые ты мне подарила. Я сравнил их с другими акварелями твоей мамы и теперь могу сказать с абсолютной уверенностью: это ее работа. Скорее всего она нарисовала их в ранней молодости.
— Я так рада, что нашла их, папа! Они должны были попасть в нашу семью, — улыбнулась Джулия.
— Да, но в этих рисунках, по крайней мере, в одном из них, есть еще кое-что интересное. — Джордж сделал глоток вина. — Я знаю, в детстве твоя мама проводила много времени в теплицах вместе с твоим дедом — точно так же, как потом ты. Чтобы скоротать время, она сидела и рисовала цветы. Я узнал три орхидеи: они давно выращиваются в Англии и вполне могли появиться в теплицах твоего дедушки. Все три относятся к сорту Cattleya. Уильям Кэтли — человек, которого можно по праву назвать отцом британских орхидей, — в начале девятнадцатого века впервые успешно вырастил в этих краях эпифитные орхидеи, а от них уже пошло большинство местных орхидей. Но четвертая орхидея, нарисованная твоей мамой, — это совсем другая история.
— Вот как?
— Да. Если ее рисунок точен, значит, орхидея относится к сорту Dendrobium nigum. — Джордж полил свою рыбу густым пивным соусом. — Одно из двух: либо твоя мама срисовала цветок из книги, что, кстати, наиболее вероятно, либо, — добавил он, прожевав, — такая орхидея росла в то время в теплице ее отца.
Джулия тоже приступила к еде.
— И что из этого следует? — поинтересовалась она.
— Последний экземпляр Dendrobium nigum был продан с аукциона почти за пятьдесят тысяч фунтов. Это очень редкий цветок. В гористом районе Таиланда Чиангмай нашли всего несколько таких орхидей. Это ближайший родственник черной орхидеи, хотя ее настоящий цвет — насыщенно-пурпурный. Ботаникам не удалось вырастить цветок вне ареала его распространения, потому он так высоко ценится. Я бы очень удивился, узнав, что в пятидесятых годах двадцатого века такая орхидея росла в теплицах Уортон-Парка.
— Насколько я знаю, мама по просьбе дедушки распечатывала все его записи. Разве они не перешли к тебе после его смерти? — спросила Джулия. — Там наверняка есть сведения об этом цветке.
— Я тоже так думал, — согласился Джордж. — Начиная с воскресенья, потратил немало времени на просмотр этих записей, но не нашел никаких упоминаний об этом цветке. — Он положил нож и вилку на край своей пустой тарелки. — В теплицах твоего деда росло свыше двухсот различных сортов орхидей. Возможно, я просто пока не заметил упоминания об этом редком растении, но буду искать дальше.
— Давай на минуту сменим тему, — предложила Джулия. — Алисия рассказала тебе про дневник, который Кит Кроуфорд нашел под половицами старого коттеджа?
— Да, но без подробностей. Как я понял, это записки военнопленного, сидевшего в тюрьме Чанги. Если ты хочешь спросить у меня, был ли Билл в Чанги во время войны, то я без понятия. Это знает только один человек — твоя бабушка Элси. Она прислала мне рождественскую открытку. В свои восемьдесят семь лет она по-прежнему бодра и здорова. Почему бы тебе не съездить к ней в гости?
— Я собираюсь, папа, — кивнула Джулия. — Алисия дала мне ее телефон, на днях я ей позвоню.
— Хорошо. Есть еще что-нибудь новенькое? Тебе не надоело прозябать в этом мрачном коттедже?
— Надоело. Но я только в последние два дня поняла, как ужасно мое жилище.
— Там даже негде поставить пианино... — мягко добавил Джордж.
— Я не хочу играть на пианино. — Джулия энергично потрясла головой. — Но если останусь здесь еще на какое-то время, мне придется просить Агнесс, чтобы она привезла из Франции кое-какие вещи.
— Молодец, милая. Правильно. — Джордж пристукнул ладонями по столу. — Ну, мне пора идти. Надо ответить на электронные письма и написать лекцию к завтрашнему утру.
Пока он расплачивался, Джулия ждала его у входа в паб. Потом они перешли дорогу и начали подниматься к коттеджу.
— Спасибо, милая. Я даже не ожидал, что мне будет так приятно с тобой общаться. — Джордж обнял дочь. — Береги себя и, пожалуйста, будь на связи.
— Обещаю.
Джордж кивнул и вразвалочку зашагал к машине.
На следующее утро Джулия позвонила Элси. Услышав внучку, пожилая дама пришла в восторг, и Джулия почувствовала себя еще более виноватой от того, что так долго не общалась с бабушкой. Они договорились, что Джулия приедет в Саутуолд к Элси на чай в следующую субботу. Потом девушка оделась, набросила пальто и отправилась в теплицы Уортон-Парка, радуясь, что есть куда пойти, а значит, не придется целый день слоняться одной по коттеджу.
Теперь тишина в доме угнетала ее гораздо сильнее, чем раньше, и это было хорошим знаком. Джулия не хотела сойти с ума от безделья и потому решила: пора как-то планировать свое будущее.
Она свернула направо к воротам Уортон-Парка, любуясь лесным буком, высаженным по обеим сторонам подъездной аллеи, и старым дубом, под которым, согласно легенде, Анна Болейн однажды поцеловала Генриха VIII.
Через пятьсот метров Джулия опять повернула направо и поехала по ухабистой дороге, ведущей к квадратному двору, за которым находились огород и теплицы. Ощутив знакомое с детства легкое радостное волнение, она поняла: ей очень важно знать, что эти постройки остались на месте.
Джулия припарковала машину во дворе и вышла, поеживаясь от холода. Она помнила, что здесь всегда царило оживление: вокруг располагались жилые дома и конюшни. Лошади цокали копытами; фермеры подвозили тюки сена, сгружали их с тракторов и укладывали в сараи; а посреди всей этой суматохи дети рабочих играли в футбол. Это был целый мир со своим особым укладом...
Сейчас здесь стояла тишина. Джулия не увидела во дворе ни одного человека. Она пошла по заросшей тропинке к огороду. Синяя дверь оказалась на месте, только теперь она была увита виноградом. Девушка с усилием ее отворила и шагнула за порог.
В огороде больше не было тщательно ухоженных длинных грядок с морковкой, бобами, капустой и пастернаком. Их место заняли сорняки и крапива, среди которых тут и там мелькали переросшие капустные кочаны. Джулия пробралась к маленькому фруктовому садику, который был разбит в конце огорода и загораживал собой теплицы. Яблони, груши и сливовые деревья топорщились голыми ветками. Под ними валялась несобранная с прошлой осени гниющая падалица.
Девушка миновала заброшенный сад и увидела крыши теплиц, возвышающиеся над густым кустарником. Осторожно ступая по заросшей тропинке, она приблизилась ко входу в первую теплицу.
Двери уже не было. Вместо нее под ногами оказалась груда гниющего дерева и разбитых стекол. Осторожно переступив через нее, Джулия шагнула в теплицу. Там было пусто, если не считать старых столов, которые раньше стояли вдоль стен, и ряда железных крючков, свисающих со стропильной фермы. Бетонный пол был покрыт мхом, повсюду росли сорняки.
Джулия медленно прошла до конца теплицы. Там в углу по-прежнему стоял табурет, на котором она обычно сидела, а под ним виднелся бакелитовый ржавый радиоприемник дедушки Билла.
Джулия присела на корточки и подняла приемник. Прижав его к груди, как младенца, Джулия покрутила ручки в тщетной попытке оживить древний аппарат...
— Орхидеи любят музыку, Джулия. Возможно, она заменяет им звуки природы, которые они слушают в их естественной среде обитания, — говорит мне дедушка Билл, показывая, как надо увлажнять нежные лепестки с помощью пульверизатора. — А еще они любят тепло и воду, потому что привыкли к жаркому влажному климату.
Всем остальным теплицы кажутся невыносимо душными. Яркое солнце нагревает стоячий воздух, и температура здесь становится намного выше, чем на открытом, продуваемом ветрами пространстве.
Мне нравится жара: терпеть не могу надевать на себя кучу одежек, чтобы не замерзнуть. В теплице я чувствую себя очень комфортно, будто попадаю в свою естественную среду. Дедушка Билл тоже не замечает никаких неудобств. К тому же в таком микроклимате острее ощущаются наполняющие воздух чудесные ароматы цветов.
— Это Dendrobium victoria regina, иногда ее называют «голубой дендробиум», но, как видишь, она сиреневого цвета, — усмехается мой дед. — Действительно, голубую орхидею пока не открыли. Этот сорт растет на деревьях Юго-Восточной Азии. Ты можешь себе представить? Целый сад, висящий в воздухе...
Дедушка Билл задумчиво смотрит в пространство. Я прошу его продолжить рассказ о далеких странах, но он никогда не откликается на мои просьбы.
Зимой дендробиум любит отдыхать — я называю это спячкой. В это время цветок обильно опрыскивают, чтобы он не завял, но не удобряют.
— Дедушка, а как ты узнал, что любят эти растения? — однажды спросила я его. — Ты ходил в школу по изучению орхидей?
Он со смехом покачал головой:
— Нет, Джулия. Мне много рассказал один мой друг, который жил в Дальневосточном регионе и рос в окружении орхидей. Остальные знания я приобрел методом проб и ошибок, внимательно наблюдая за растениями и изучая их реакцию на мои действия. Сейчас я знаю, что получаю, потому что названия сортов написаны на упаковке. А раньше, когда я был молодым пареньком, мы получали ящики, присланные из дальних краев, и даже не догадывались, что это за растения — до тех пор, пока они не начинали цвести. — Он вздохнул. — Это было очень интересно, несмотря на то, что большинство орхидей погибало.
Я знаю, дедушка Билл знаменит в мире любителей орхидей, потому что ему удалось вырастить необычные гибриды. К нему часто приезжают известные фермеры, чтобы посмотреть на позднее цветение таких орхидей. Он очень скромный и не любит говорить о своих достижениях: мол, его работа — выращивать цветы, а не похваляться ими.
Бабушка Элси с ним не согласна. Порой она жалуется на своего супруга, который вложил немало денег в Уортон-Парк. К нему толпами ходят люди, желающие посмотреть и купить растения, и Элси считает, что он должен извлекать из работы гораздо больше материальной выгоды.
Я не слушаю ее упреки: не хочу, чтобы чьи-то слова или поступки нарушили идиллию моего маленького рая. Когда уезжаю отсюда и мне становится грустно, я мысленно переношусь в дедушкины теплицы и успокаиваюсь.
Джулия заставила себя вернуться к мрачной реальности, ведь прошлое уже не повторится. Только сейчас она заметила, что дрожит от холода, и поспешила к выходу из теплицы. Быстро пройдя огородом к машине, она уже хотела сесть за руль, но тут увидела Кита. Он вышел из конюшни и помахал ей рукой.
— Привет, Джулия. Что, приходила посмотреть на печальное запустение некогда процветавшего Уортон-Парка?
— Я так расстроена! — Джулия вздохнула. — Теплицы совершенно пусты — там ничего не осталось. — Она горестно покачала головой. — Ты, случайно, не знаешь, куда подевались орхидеи?
— Нет. Мне и самому хотелось бы это знать. Мой отец слишком долго владел поместьем, но никогда здесь не появлялся. А тетю Кроуфорд почему-то бросало в дрожь при одной мысли о цветах. Помнишь тот день, когда ты принесла ей орхидею? Так вот, когда ты ушла, она протянула мне растение и сказала, чтобы я унес его подальше. Не спрашивай, в чем причина ее недовольства. Не имею понятия. Думаю, тебе будет приятно узнать, что я хранил орхидею в своей спальне, а уезжая, взял ее с собой. Она цвела много лет.
— Как странно, — задумчиво проговорила Джулия. — Странно и грустно.
— Верно, — согласился Кит. — Один Бог знает, что еще, помимо орхидей, пропало из поместья. Чем раньше я возьму это место в свои руки, тем лучше. — Кит вдруг просиял. — А хочешь, покажу тебе старый коттедж твоих родителей? Я как раз туда иду.
— Почему бы и нет? — Джулия оживилась.
Они пошли к коттеджу, притулившемуся в отдельном садике площадью в четверть акра, который располагался сразу за квадратным двором. Джулия услышала треск и стук, долетающие изнутри здания.
— Надеюсь, ты не думаешь, что коттедж тоже разрушен? Он был совершенно непригоден для жизни. Поскольку в моем подчинении осталась горстка рабочих, я решил занять их полезным делом.
— А что будет с ними, когда новый владелец вступит в свои права? — спросила Джулия.
— Большинство перейдет в подчинение нового хозяина. Двадцать лет они были предоставлены сами себе и теперь, работая на практичного владельца, наконец-то воспрянут духом. Ну что, зайдем? Только предупреждаю, там большие перемены.
Джулия ожидала увидеть темный узкий коридор и крутую лестницу прямо перед собой, однако, шагнув за порог, оказалась в просторном пустом помещении.
— Терпеть не могу низкие потолки, — виновато пояснил Кит, показывая на свою макушку. — Я высокий, поэтому убрал потолок на первом этаже.
Кит убрал не только потолок. Весь интерьер, раньше состоявший из кухни, спальни и ванной, оказался переделанным. Джулия прошла туда, где когда-то находилась спальня, и, взглянув наверх, обнаружила высоко над головой четыре недавно встроенных световых люка. Единственным уцелевшим предметом обстановки оказался большой камин, возле которого она грелась в детстве.
— Да... дом действительно... изменился, — с запинкой пробормотала девушка.
— Ты еще не видела второй этаж. Я использовал чердак, чтобы повысить уровень потолков и сделать помещения внизу просторнее. А еще я переделываю старую пристройку с односкатной крышей в кухню и ванную. Конечно, это радикальные меры, но, думаю, конечный результат меня устроит.
— Ты вселил сюда дух нового тысячелетия, — заметила Джулия. — Трудно поверить, что это все тот же коттедж.
— Ты огорчена? — Он посмотрел на свою спутницу.
— Нисколько.
Но они оба знали, что это не так.
— Послушай, Джулия, пойдем в дом, я угощу тебя сандвичем. Чувствую себя твоим должником, ведь я осквернил твое наследное поместье.
— Вряд ли это поместье было моим, — возразила она. — Но ты прав, я...
— Привет, дорогой! Прости, что опоздала. — Сзади к ним подошла симпатичная женщина с золотисто-каштановыми волосами. Она ласково чмокнула Кита в щеку и улыбнулась Джулии.
— Познакомься, Джулия, это Энни. Она помогает мне проектировать коттедж и рисует чертежи, по которым я буду переделывать остальные здания в приличное жилье для арендаторов. Ее собственный проект пока находится в разработке. — Кит показал на большой живот Энни и обнял девушку за плечи. — Осталось совсем чуть-чуть, верно? — нежно спросил он.
— Да, слава Богу, всего четыре недели. — Энни посмотрела на Джулию ясными зелеными глазами и весело подмигнула. В ее речи чувствовался легкий американский акцент. — Жду не дождусь, когда он родится. А у тебя есть дети?
Глаза Джулии налились непрошеными слезами. Она стояла молча, не зная, что сказать. Да и как ответить на вопрос своей новой знакомой?
— Джулия — очень известная концертирующая пианистка, — пришел Кит ей на помощь, мгновенно оценив ситуацию. — Мы познакомились в Уортон-Парке много лет назад. Я был одним из первых ее слушателей. Правильно, Джулия? — Его взгляд был полон сочувствия.
Пока он говорил, Джулия успела справиться с собой. Она вымученно кивнула и прочистила горло.
— Да. Ну, мне пора. Было приятно познакомиться, Энни. Желаю удачи.
— И тебе, Джулия.
— Спасибо. Пока, Кит. До скорой встречи. — Она резко развернулась и чуть ли не бегом устремилась к машине.
В следующую субботу синоптики обещали снег. Джулия решила игнорировать предупреждение и сразу после ленча отправилась в Саутуолд, в бунгало бабушки.
Чтобы разбавить тишину в салоне машины, она включила радио, тут же узнала навязчивые аккорды середины Второго концерта для фортепиано с оркестром Рахманинова и поспешно щелкнула клавишей выключателя. Некоторые вещи по-прежнему казались ей невыносимыми даже после духовного возрождения, которое произошло несколько дней назад.
Невинный вопрос Энни вывел из равновесия. Вернувшись домой, она проплакала часа два. Именно поэтому Джулия так долго скрывалась от общества. Лучше быть одной, чем ежедневно сталкиваться с миром, полным зрительных образов, запахов и людей. Пусть эти люди преисполнены самых благих намерений, они неизбежно скажут или сделают что-то такое, что напомнит ей о трагедии.
До сегодняшнего дня она сознавала свою неспособность общаться с миром: ее убивали слова, подобные тем, что сказала вчера Энни. Но встреча с болью — следующий шаг на пути к выздоровлению. Чтобы чувства улеглись, нужно время.
«Постепенно я научусь воспринимать внешний мир, спокойно реагировать на его разнообразные проявления... и мириться с воспоминаниями. Придется подождать, когда время залечит раны. За одну ночь не избавишься от тяжелых эмоций...» — убеждала она себя.
Подъезжая к окраинам Саутуолда, Джулия решила, что сам факт ее появления здесь, за шестьдесят миль от коттеджа, который служил ей одиноким убежищем, уже говорит о многом: за последние дни ей все-таки удалось вытащить себя из черной пучины горя. Встреча с бабушкой не вызовет душевной боли. Напротив, это возможность мысленно перенестись во времена, о которых у нее сохранились одни лишь приятные воспоминания. Это была «безопасная» территория, и Джулия желала побыстрее повидаться с Элси.
Она заглянула в листок, куда записала маршрут, и свернула в обсаженный деревьями тупик, а затем — на подъездную аллею к симпатичному бунгало.
Остановив автомобиль, Джулия взяла сумку, где лежал дневник пленника тюрьмы Чанги, подошла к парадной двери и позвонила. Звонок сыграл электронную мелодию, и через несколько секунд на пороге появилась бабушка.
— Джулия! — радостно воскликнула она, раскрывая объятия.
Девушка прижалась к пышной груди, от которой пахло цветочными духами и тальком.
— Дай-ка я на тебя посмотрю! — Элси приобняла внучку за плечи, отступила назад и от удовольствия сомкнула перед собой ладони. — Вот это да! Настоящая красавица! Ты очень похожа на свою маму — ту, какой она была в твоем возрасте. Входи же, милая, входи!
Джулия прошла вслед за Элси в бунгало. Небольшое помещение сияло чистотой и порядком, все здесь было свежим и ярким. Элси привела внучку в маленькую гостиную, где топился газовый камин, а перед ним была расставлена розовая мягкая мебель — диван и два кресла.
— Ну, снимай пальто и садись у огня погрейся. А я пойду приготовлю нам попить горяченького. Ты что будешь — чай или кофе?
— С удовольствием выпью чашечку чаю. Спасибо, бабушка, — ответила Джулия.
— Хорошо. Я напекла твои любимые ячменные лепешки. — Элси окинула девушку оценивающим взглядом. — Вижу, тебе не помешает, как следует подкрепиться.
— Ты права, — улыбнулась Джулия.
Элси пошла на кухню, расположенную рядом с гостиной, и включила чайник. Джулия откинулась в кресле и с удовольствием погрузилась в знакомую теплую атмосферу бабушкиного дома.
— Ну, — пропела Элси, возвращаясь с полным подносом и ставя его на маленький кофейный столик, — как поживает моя знаменитая внучка?
— У меня все хорошо, бабушка. Я очень рада тебя видеть. Прости, что давно не приезжала. В последнее время я вообще редко выходила из дома.
— Тебе пришлось пережить большое горе, милая. Я знала, что ты приедешь ко мне, когда будешь готова. — Элси сочувственно похлопала Джулию по руке. — Я положила в твой чай побольше сахара. Ты сильно похудела — кожа да кости, прямо как твой дед, когда вернулся с войны. Вот, держи. — Она протянула Джулии чашку и принялась намазывать лепешки толстым слоем сливочного масла. Сверху Элси добавила джем. — Я сама приготовила этот джем из чернослива. Помнишь, как ты его любила? Мне удалось вырастить сливовое дерево на том крошечном участке земли, который примыкает к моему дому и называется садом. — Элси указала на маленькое зеленое пространство, виднеющееся в окне. — Чудесный уголок!
Джулия смотрела в лучистые глаза Элси и не могла поверить, что бабушке уже очень много лет. Да, она давно перестала быть молодой, и, наверное, поэтому процесс старения не был так сильно заметен. Джулия с наслаждением жевала лепешку, вкус которой помнила с детства.
Элси с одобрением наблюдала за ней.
— Я еще не утратила мастерства? Держу пари, во Франции ты не ела таких вкусных лепешек.
— Нет, бабушка, — Джулия усмехнулась, — ты по-прежнему отлично готовишь.
Элси оглядела ее голову и недовольно нахмурилась.
— Ты плохо питаешься, девочка. Твои волосы совсем потускнели. — Элси потерла в пальцах кончики волос Джулии. — А какие сухие! Тебе нужно постричься и полечить волосы бальзамом. И не забывай, как следует кушать. Я говорю всем своим клиенткам: то, что вы едите, в конце концов отражается на вашей прическе.
— Своим клиенткам? Ты стала парикмахером? — Джулия удивленно уставилась на бабушку.
— Да, — весело подтвердила пожилая дама. — По четвергам с утра я хожу в дом престарелых и делаю прически тамошним старушкам. Впрочем, у них осталось совсем немного волос. — Элси хихикнула. — Но мне нравится это занятие. Наконец-то я осуществила свою мечту!
— А ты сохранила свои парики? — поинтересовалась Джулия.
— Нет. Они мне больше не нужны — теперь я имею дело с настоящими волосами. — Элси взглянула на внучку. — Ты, наверное, считала меня чудачкой, ведь я часами возилась с париками. Но это лучше, чем бездельничать. К тому же никакие другие занятия меня не увлекали. — Она вздохнула. — Я была хорошим мастером. Ее светлость обычно просила меня сделать ей прическу. И не только ей, но и дамам, которые приезжали погостить в Уортон-Парке. Как интересно поворачивается жизнь, правда?
— Правда, бабушка. А как вообще у тебя дела?
— Как видишь. — Элси оглядела свою расплывшуюся талию. — По-прежнему с удовольствием ем то, что сама готовлю. К сожалению, теперь мне некого кормить. Твоя двоюродная бабушка умерла в начале прошлого года, и теперь я живу здесь одна.
— Я расстроилась, когда узнала об этом. — Джулия доела лепешку и взяла с тарелки еще одну.
— Слава Богу, она не мучилась: вечером легла спать, а наутро уже не проснулась. Мне бы тоже хотелось так умереть. — Как все старые люди, Элси спокойно рассуждала о смерти. — Она оставила мне бунгало, ведь у нее не было своих детей. Современные здания гораздо удобнее убогих сырых коттеджей, в которых я жила раньше. Здесь всегда тепло, есть горячая вода, и я могу принимать ванну, когда хочу. А еще есть исправный унитаз.
— Да, у тебя очень уютно, — ласково заметила Джулия. — И ты не чувствуешь себя одиноко?
— Разумеется, нет! У меня дел невпроворот. Я причесываю дам, к тому же еще не проходило и дня, чтобы я не сходила в какой-нибудь клуб или не навестила друзей. В Уортоне мы были изолированы от мира, Джулия, и могли общаться только с другими фермерскими работниками. А здесь у меня целый город, полный стариков пенсионеров!
— Я рада, что ты счастлива, бабушка. — Джулия посмотрела на нее влюбленными глазами. — Вижу, ты совсем не скучаешь по Уортон-Парку.
Элси потемнела лицом.
— Если честно, не совсем так, милая. Мне ужасно недостает твоего дедушки. Но я не скучаю по той жизни. Если помнишь, я стала прислуживать в Большом доме, когда мне было четырнадцать лет. Вставала в пять утра, ложилась около полуночи, да и то если хозяева не устраивали званый вечер и в доме не оставались гости. Так я работала больше пятидесяти лет. — Она покачала головой. — Нет, Джулия, я нисколько не жалею, что вышла на пенсию и наслаждаюсь отдыхом. Все, хватит обо мне. Теперь ты знаешь, что у меня все хорошо и я счастлива. Расскажи-ка о своих родных — о папе и сестре. Как у них дела?
— Как обычно, — ответила Джулия. — Папа по-прежнему много работает и сейчас собирается в экспедицию на край света. Алисия заботится о своей большой семье и поэтому тоже все время занята.
— Знаю. Она иногда присылает мне фотографии и приглашает в гости, но я не хочу быть лишней обузой. И потом я не умею водить машину, а поезд не люблю. Возможно, когда-нибудь, когда у них будет время, они сами ко мне приедут, как ты сегодня.
— Обещаю, теперь буду навещать тебя чаще. Тем более, сейчас я живу в Англии, — добавила Джулия.
— Ты собираешься здесь остаться навсегда?
— Не знаю, — вздохнула Джулия. — До недавнего времени я не хотела принимать важные решения.
— Конечно, моя девочка. — Элси взглянула на нее с сочувствием. — Я тебя прекрасно понимаю. Ты говорила, что хочешь о чем-то меня спросить.
— Да. Ты слышала, что Уортон-Парк продается?
— Да, слышала. — Лицо пожилой дамы осталось бесстрастным.
— Кит Кроуфорд, наследник, оставляет себе квадратный двор и переезжает в ваш старый коттедж.
Элси запрокинула голову назад и рассмеялась дробным старческим смехом. Отсмеявшись, она утерла глаза.
— Его светлость мистер Кит переезжает в старый коттедж садовника? — Элси покачала головой. — Ох, Джулия, ты меня насмешила!
— Это правда. Ему пришлось выставить имение на продажу, потому что оно погрязло в долгах. Для реставрации нужны большие деньги. А коттедж — чудесное место.
— Возможно. Но меня забавляет мысль о том, что лорд Кроуфорд будет жить в нашем жалком жилище. — Элси достала из рукава носовой платок и высморкалась. — Прости меня, милая. Рассказывай дальше.
— Так вот, когда водопроводчики прокладывали новые трубы, они вскрыли половицы, — Джулия полезла в свою сумку и достала оттуда дневник, — и нашли...
По бабушкиному лицу она сразу поняла, что той знакома тетрадь.
— Это дневник, — пояснила Джулия очевидное.
— Да, — только и сказала Элси.
— Его написал военнопленный, сидевший в сингапурской тюрьме Чанги.
— Я знаю, что в нем, Джулия. — На глазах у Элси выступили слезы.
— Ох, прости меня, бабушка! Я не хотела тебя расстраивать. Тебе не обязательно это читать. Я просто хотела, чтобы ты подтвердила, что дневник написан дедушкой Биллом. Ведь во время войны он был в Дальневосточном регионе, так? Я помню, он рассказывал в теплицах, когда я была маленькой, и думаю, ему довелось побывать в тех краях. Но где именно и когда, он не говорил, — поспешно добавила девушка, заметив, как побледнела Элси.
Наконец старая дама кивнула.
— Да, он там был, — медленно проговорила она.
— В Чанги?
Элси кивнула.
— Значит, это действительно его дневник?
— Ты прочла его, Джулия? — Немного помолчав, спросила Элси.
— Нет. Я собиралась это сделать, но... — Джулия вздохнула. — Честно говоря, мне хватает собственных переживаний, и я не хочу лишний раз страдать.
— Понимаю. — Элси кивнула и, тяжело поднявшись с кресла, медленно подошла к окну.
На улице вели неспешный хоровод крупные снежинки. Трава в маленьком саду постепенно укрывалась белым одеялом. Небо темнело, хотя было только начало пятого.
— Погода портится, — пробормотала Элси, стоя спиной к Джулии. — Ты останешься на ночь?
— Я... — Вопрос застал Джулию врасплох. Она посмотрела на снег и представила, как поедет обратно в свой унылый коттедж, оставив бабушку наедине с печальными воспоминаниями. — Да, останусь.
Элси обернулась.
— Хорошо. А теперь, Джулия, я пойду приготовлю ужин. За работой лучше думается. А мне сейчас нужно подумать, — добавила она, обращаясь скорее к себе. — Пока меня не будет, можешь посмотреть телевизор. — Она указала на пульт и вышла из комнаты.
Через сорок пять минут (Джулия с неожиданным удовольствием посмотрела субботнюю передачу — конкурс талантов) в гостиную вернулась Элси с подносом.
— Уже почти шесть часов, а по субботам я всегда позволяю себе пару рюмок французского вермута. — Она кивнула на графин. — У меня есть красное вино, принесла подруга. Не знаю, хорошее ли оно. Попробуешь?
— Почему бы и нет? — согласилась Джулия, радуясь, что щеки Элси слегка зарумянились.
— В духовке картофельная запеканка с мясом. Мы поедим ее позже. — Она протянула Джулии бокал и хлебнула вермута. — Пока готовила, размышляла. Теперь чувствую себя немного спокойней.
— Прости меня, бабушка, я вовсе не хотела тебя расстраивать. Мне надо было раньше подумать о том, как болезненно ты воспримешь эту находку. — Джулия пригубила вино. — Я и сама много думала в последнее время, совершенно забыв про чувства других людей.
— Ничего страшного, милая. — Элси похлопала внучку по руке. — То, что ты думала о себе, — вполне естественно. Тебе пришлось пережить страшное горе, но теперь нее наладится. Ты ничуть меня не расстроила. Просто, увидев это, — она указала на дневник, — я испытала легкий шок, только и всего. Я думала, Билл сжег тетрадь в камине. Я просила это сделать, говорила, что когда-нибудь его найдут и это не приведет ни к чему хорошему... — Она уставилась в пространство.
Джулия терпеливо ждала, когда бабушка начнет говорить. Наконец Элси собралась с мыслями.
— Ты, наверное, хочешь знать, в чем дело и о чем я так долго думала. Что ж, Джулия, это понятно. Факт остается фактом: дневник нашли и отдали тебе. Я могла бы солгать, но решила, что это неправильно. Во всяком случае, теперь.
— Бабушка, пожалуйста, расскажи мне все. Если это секрет, я никому его не выдам. Ты же знаешь: я умею хранить секреты и всегда держала язык за зубами, даже когда была маленькой.
Элси улыбнулась и погладила девушку по щеке.
— Да, моя девочка, я знаю, ты никому ничего не расскажешь. Но все не так просто, как ты думаешь. Если эта семейная тайна откроется, пострадает много людей.
Бабушкины слова еще больше заинтриговали Джулию.
— Но в нашей семье остались только папа, я и Алисия, — заметила она.
— Да, — задумчиво проговорила Элси, — но есть тайны, которые касаются сразу нескольких семей... Ну да ладно, начну с самого начала, а там посмотрим, к чему это приведет. Ты согласна?
Джулия кивнула:
— Бабушка, делай то, что считаешь нужным, а я с радостью выслушаю твою историю.
— Предупреждаю: мне понадобится время, чтобы все вспомнить. Пожалуй, стоит начать с меня. В тысяча девятьсот тридцать девятом году я поступила в услужение хозяйке Большого дома и стала учиться профессии горничной. — Элси сомкнула ладони перед собой. — Ох, Джулия, ты даже не представляешь, каким бойким местом был тогда Уортон-Парк! Жизнь в имении била ключом: Кроуфорды часто приглашали гостей, а в охотничий сезон почти каждые выходные устраивали шумные вечеринки. Однажды к хозяевам приехали их друзья из Лондона, и мне поручили прислуживать их восемнадцатилетней дочери, Оливии Дру-Норрис. Она стала моей первой «дамой». — Глаза Элси загорелись от воспоминаний. — Поверь, Джулия, мне до самой смерти не забыть тот день, когда я вошла в гостевую спальню и впервые ее увидела...
Уортон-Парк
Январь 1939 года
Оливия Дру-Норрис подошла к окну большой спальни, куда ее только что привели, взглянула на двор и тяжко вздохнула, увидев унылый серый пейзаж.
Два месяца назад она сошла на английский берег, и с тех пор ей казалось, что кто-то стер с лица земли все яркие теплые краски, заменив их мрачной грязно-коричневой палитрой. Голые поля затягивались туманной дымкой, хотя было только начало четвертого. Оливии было холодно и тоскливо.
Зябко поежившись, она отвернулась от окна.
Ее родители радовались возвращению в Англию. Этот жуткий сырой остров был для них родным. Оливия же родилась и выросла в Индии. Она раньше не выезжала за пределы этой страны и теперь не могла понять, почему нее разговоры, слышанные ею в клубе или за обедом в доме родителей в Пуне, сводились к ностальгическим воспоминаниям об Англии.
На ее взгляд, здесь не было ничего хорошего. Все жаловались на индийскую жару, но там, по крайней мере, не приходилось ложиться спать, надев на себя шесть ночных рубашек, а потом лежать в пахнущих сыростью простынях и ждать, когда перестанут неметь пальцы ног. Оливия постоянно мерзла с тех пор, как сошла с корабля.
Ей очень не хватало запахов и звуков ее родины... Она вспоминала аромат спелых гранатов, ладана и масла, которым горничная смазывала ее длинные волосы, приятное пение домашней прислуги, детский смех на пыльных улицах городка, выкрики рыночных торговцев, расхваливающих свои товары... эта пестрая шумная сцена разительно отличалась от местного тихого и безрадостного мирка.
Когда они прибыли на «родину» и улеглось первое волнение, Оливия ощутила острый прилив тоски. Она еще никогда не чувствовала себя такой несчастной. А ведь могла остаться в Пуне, когда ее родители уезжали в Англию, если бы обратила больше внимания на достоинства краснощекого полковника, который пытался за ней ухаживать. Но он был ужасно старый, никак не меньше сорока пяти, тогда как ей недавно исполнилось восемнадцать.
К тому же бессонными ночами она начиталась английских романов Джейн Остин и сестер Бронте. Они разбередили ей душу и заставили поверить, что в один прекрасный день ей обязательно повезет и она обретет «настоящую любовь».
В ближайшие месяцы Оливии предстояло участвовать в лондонском светском сезоне. Ее должны были представить подходящим молодым людям. Она от души надеялась найти среди них своего мистера Дарси.
Эта мечта была единственным ярким пятном в сером непроглядном тумане английской реальности. Британские парни, с которыми она успела познакомиться, не вызвали у нее симпатии. Бледность, незрелость и явное отсутствие интереса к жизни (похоже, их вдохновляла только стрельба по фазанам) не снискали ее расположения. Возможно, причина в том, что она довольно долгое время встречалась со взрослыми мужчинами: к сожалению, в светском обществе Пуны было совсем мало юных дам и кавалеров.
С детства Оливию окружали мамины и папины друзья. Она посещала званые обеды и вечеринки, занималась верховой ездой и играла в теннис. К тому же девушка получила необычное образование, хотя сама рассматривала это как достоинство. Ее родители оплачивали услуги частного преподавателя, мистера Кристиана, бывшего выпускника Кембриджа, комиссованного в связи с ранением во время Первой мировой войны и решившего обосноваться в Пуне. Мистер Кристиан закончил философский факультет Тринити-колледжа и, распознав пытливый молодой ум, постарался наполнить его такими разнообразными знаниями, которые Оливия никогда не получила бы в английской школе-пансионе для девочек. Помимо прочего, он научил ее почти профессионально играть в шахматы и мухлевать в бридже.
Однако за последние несколько недель Оливия начала понимать: в Лондоне эрудиция не поможет найти достойного жениха. Ее гардероб, который в Индии казался вполне современным, здесь выглядел безнадежно устаревшим. Она уговорила мамину портниху, и та укоротила се юбки: теперь подол доходил до колен, а не до лодыжек. Так одевались все молодые дамы, которых она видела в последнее время в Лондоне. А когда они с мамой совершали покупки в крупном лондонском универмаге, девушка тайком купила ярко-красную губную помаду.
Оливия отрезала подол у своих юбок и приобрела помаду вовсе не потому, что была тщеславной кокеткой. Просто ей не хотелось слишком сильно выделяться из толпы.
И вот теперь они приехали на выходные в очередной холодный и сырой дом, больше похожий на мавзолей. Папа учился в школе вместе с лордом Кристофером Кроуфордом, у которого они сейчас гостили. Отец, как обычно, будет целыми днями пропадать на охоте, а мама — пить чай в гостиной и вести светские беседы с хозяйкой дома. Оливии придется сидеть рядом с ней, чувствуя себя лишней.
В дверь тихо постучали.
— Войдите, — вежливо произнесла она.
В спальню заглянуло приятное веснушчатое лицо с лучистыми карими глазами. Затем показалась девушка в старомодном наряде горничной, который болтался на ней как на вешалке.
— Простите, мэм. Меня зовут Элси. Я буду помогать вам, пока вы здесь живете. Можно разобрать ваш чемодан?
— Конечно.
Элси шагнула за порог и взволнованно огляделась по сторонам.
— Простите, мэм, но здесь очень темно. Можно, я зажгу свет? Я вас почти не вижу. — Она смущенно хихикнула.
— Да, пожалуйста, — ответила Оливия.
Девушка поспешно подошла к лампе, стоящей возле кровати, и включила свет.
— Ну вот, — улыбнулась она, — так лучше, не правда ли?
— Да. — Оливия встала с кровати и обернулась к Элси. — Здесь рано темнеет. — Почувствовав на себе сверлящий взгляд горничной, она спросила: — Что-то не так?
Элси вздрогнула.
— Простите, мэм, просто я залюбовалась вашей красотой. Я еще никогда не видела таких красивых девушек. Вы похожи на киноактрису.
— Спасибо. — Оливия опешила. — Вы очень добры, но я уверена, это ошибка.
— Нет-нет, это правда, — заспорила Элси. — Простите, мэм, если сделаю что-то неправильно. Понимаете, я впервые прислуживаю даме. — Горничная положила чемодан Оливии на кровать и отперла замочки. — Скажите, что вы хотите надеть на дневное чаепитие, и я приготовлю ваш наряд. А платье, которое вы наденете на обед, я возьму с собой — поглажу и освежу. — Элси смотрела на свою новоявленную госпожу, ожидая ответа.
Оливия указала на свое новое розовое платье с отложным воротником и рядом больших белых пуговиц, нашитых спереди.
— Это я надену сейчас, а вон та синяя парча, думаю, вполне подойдет для вечера.
— Вы правы, мэм. — Элси кивнула, осторожно развернула платья и разложила их на кровати. — Голубой прекрасно оттенит ваш цвет лица. Можно мне повесить остальные ваши вещи в гардероб?
— Ты очень добра, Элси. Спасибо.
Оливия неловко присела на гобеленовый стул возле кровати и стана следить за действиями горничной. В Индии она почти не замечала прислугу. Однако эта английская девушка, практически ее ровесница, сразу привлекла ее внимание.
Когда они вернулись в свой старый дом в графстве Суррей, отец Оливии стал жаловаться, как трудно найти прислугу. По его словам, нынешние девушки неохотно шли в горничные, предпочитая работать секретаршами в офисах и продавщицами в новых универмагах, которые открывались по всей стране.
— Девушки больше не хотят прислуживать, — ворчал он.
Впрочем, поездив по сельским поместьям маминых и папиных друзей, Оливия поняла, что в больших городах женская эмансипация шагнула гораздо дальше.
— Хорошо, мэм. Я сейчас спущусь и поглажу ваше вечернее платье, а после чаепития опять зайду, чтобы набрать вам ванну и зажечь камин. Может быть, вы желаете что-то еще?
— Нет, Элси, спасибо, — улыбнулась девушка. — Кстати, зови меня просто Оливия.
— Спасибо, мэм... то есть мисс Оливия. — Элси поспешно вышла из комнаты.
В этот вечер перед трапезой Элси продемонстрировала свой талант парикмахера.
— Можно, я подниму ваши волосы наверх, мисс? — спросила она, расчесывая густые золотистые локоны Оливии. — Мне кажется, вам пойдет. Вы будете выглядеть элегантно, как Грета Гарбо. Раньше я практиковалась на своей сестре и знаю, как это делается.
Сев на стул перед зеркалом, Оливия кивнула:
— Ладно, Элси, я тебе доверяю.
« В конце концов, — подумала она, — я всегда могу распустить пучок».
— Мне нравится делать дамам прически. Я хотела выучиться на профессионального парикмахера, но ближайший салон очень далеко, а у меня нет подходящего транспорта. Здесь ходят только омнибусы — отправление один раз в день, в одиннадцать утра, от главных ворот. Меня такое расписание не устраивает. — Пока Элси рассказывала, ее умелые пальцы расчесывали, накручивали и закалывали волосы Оливии, собирая их в затейливый пучок.
— А ты не хотела переехать в город? — спросила Оливия.
— В город? — В глазах Элси появился ужас. — Как я могу оставить маму с моими братьями и сестрами? Ей нужна моя помощь. И потом я даю ей деньги. Ну, вот и все! — Девушка отступила назад, чтобы полюбоваться своей работой. — Что скажете?
— Спасибо, Элси. — Оливия улыбнулась. — Отличная прическа!
— Не стоит благодарности, мисс Оливия. Это было честью для меня. Помочь вам надеть корсет?
— Ты такая милая, Элси! — смущенно пробормотала Оливия. — Честно говоря, я понятия не имею, как это делается. Никогда не носила корсетов, и одной мне ни за что не справиться.
Элси подняла корсет с кровати и внимательно его оглядела.
— Это новая модель, утягивающая талию, — с восхищением произнесла она. — Я видела такие в журнале «Вумен уикли». Там сказано, что они придают фигуре форму песочных часов. Кажется, я знаю, как его надевать. Не волнуйтесь, мисс Оливия, у нас все получится.
Когда корсет был надет, и Оливия поняла, что теперь не сможет проглотить даже одну маслину, не говоря уже об обеде из четырех блюд, Элси надела на нее новое платье из темно-синей парчи и застегнула его сзади.
Оливия расправила юбку, которая встала колоколом под ее затянутой талией, и взглянула на себя в зеркало. Прическа, корсет и платье сильно изменили ее облик. Из юной барышни она вдруг превратилась в соблазнительную женщину.
— О, мисс Оливия, вы так красивы! Этот цвет отлично подходит к вашим глазам. Сегодня вечером вы будете сиять, как звезда. Надеюсь, вы сядете рядом с мистером Гарри. Мы, девушки, все в него влюблены, — призналась Элси. — Он такой симпатичный!
— Вообще-то я невезучая, так что вряд ли окажусь рядом с ним. Скорее всего, мне достанется старый толстопузый майор, с которым я познакомилась в гостиной во время дневного чаепития. — Оливия улыбнулась.
Обе девушки весело переглянулись, на время забыв о разделяющей их светской иерархии.
— Надеюсь, этого не случится, мисс Оливия. Желаю ним приятного вечера!
Оливия обернулась у двери.
— Спасибо, Элси, ты очень добра. Позже я расскажу тебе, как прошел вечер. — Она подмигнула и вышла из комнаты.
Оливия была не единственным человеком в доме, который боялся идти на обед. Достопочтенный Гарри Кроуфорд уже решил, что, когда он вслед за отцом вступит во владение Уортон-Парком, там больше не будет никаких охотничьих вылазок. Ему претила идея убивать беззащитных живых существ.
Кое-как застегнув запонки на манжетах (его лакей пошел одевать престарелого майора), Гарри поправил перед зеркалом галстук-бабочку.
«Интересно, — подумал он, — сколько еще людей чувствуют, что занимают в этой жизни чужое место?»
Долг для него был превыше всего, и хотя многие из слуг и будущих однополчан могли бы ему позавидовать, он, не задумываясь, поменялся бы местами с любым из них.
Гарри знал, что его чувства никого не волнуют, ведь жизнь наследника Уортон-Парка распланирована задолго до его зачатия. Он был всего лишь продолжателем рода и ничего не мог с этим поделать.
Два кошмарных года учебы в Сандхерсте, в Королевской военной академии, наконец-то закончились. Ему дали двухнедельный отпуск, после которого он должен вступить в батальон Пятого королевского норфолкского полка — туда, где раньше служил отец, — и получить офицерскую должность. Дослужившись до самого высокого звания, лорд Кристофер Кроуфорд работал государственным советником в Уайтхолле.
Надвигалась война... От этой мысли Гарри бросало в холодный пот. Чемберлен старался, как мог, и все надеялись на мирное разрешение конфликта, но отец Гарри знал действительное положение дел и опирался на реальную информацию, а не на уличные сплетни. Он сказал, что вооруженных столкновений вряд ли удастся избежать и война начнется в течение года. Гарри ему верил.
Гарри не был трусом и не страшился перспективы отдать жизнь за свою страну. Но он не разделял энтузиазма коллег-офицеров, которые с упоением ждали, когда им представится случай надрать фрицам задницу — иначе говоря, устроить безрассудную масштабную бойню. Он держал свои пацифистские взгляды при себе, понимая, что они не найдут благосклонного отклика в офицерской среде. Однако часто ночами Гарри лежал без сна и гадал, сможет ли ради спасения собственной шкуры нажать на спусковой крючок, встретившись с немцем лицом к лицу.
Он знал, что у него много единомышленников, только никто из них не зависит от высокопоставленного папы-генерала и не имеет за плечами двухсотпятидесятилетней истории семейного героизма.
Гарри уже давно понял, что не унаследовал отцовские гены. Он гораздо больше походил на мать, Адриану, нежную артистичную натуру. Так же, как и она, Гарри был подвержен внезапным приступам депрессии, когда окружающий мир казался ему черным и беспросветным и он не мог понять, зачем живет. Мама называла такие моменты «petit mal»[2] и лежала в постели до тех пор, пока ей не становилось лучше.
Будучи армейским офицером, Гарри не мог себе позволить такой роскоши. Он никогда не признавался отцу и том, что ему недостает воинской удали. Их разговоры ограничивались бодрым «доброе утро» или «кажется, сегодня выдался хороший денек», иногда добавлялось: «Налей-ка мне виски, старина».
Его отец ничем не отличался от офицеров, с которыми Гарри имел дело в Сандхерсте. Мама, разумеется, знала о его отношении к жизни и собственному будущему, но была бессильна ему помочь, поэтому они не обсуждали подобные темы.
По крайней мере, ей удалось найти для него утешение, и за это он был ей безмерно благодарен: когда Гарри исполнилось шесть лет, Адриана, вопреки воле отца, наняла для него учителя игры на фортепиано, который преподал ему основы этого искусства. Сидя за роялем и перебирая пальцами клавиши из слоновой кости, Гарри чувствовал, что его жизнь обретает смысл. С тех пор он стал очень хорошим пианистом — отчасти потому, что и в школе, и дома мог уединиться в музыкальном классе или гостиной и заняться приятным и безопасным делом.
Учитель музыки в Итоне, оценив талант Гарри, посоветовал ему прийти на прослушивание в Королевский музыкальный колледж, но отец не одобрил. Он был убежден, что его мальчик должен отправиться в Сандхерст. Мол, игра на рояле — дилетантское занятие, а не профессия для будущего лорда Кроуфорда. На том и порешили.
Гарри продолжал практиковаться в игре на рояле, хоть в Сандхерсте его практика ограничивалась увеселительными концертами для офицеров, где он наигрывал модные песенки Коуарда и Кола Портера — Шопен в программе не предусматривался.
Когда случались приступы уныния, Гарри уповал на переселение душ. Ему хотелось попасть в мир, где его талант и страсть к музыке найдут себе применение.
«Возможно, — печально думал он, — будет лучше, если я погибну в грядущей войне: это станет первым шагом на пути к цели».
Войдя в гостиную, Оливия ощутила, что присутствующие одобрительно восприняли ее появление. Это новое чувство теплом окутало сердце. Первым к ней подошел лорд Кроуфорд.
— Оливия, верно? Боже мой, какие чудесные цветы распускаются под индийским солнцем! Выпьете рюмочку?
— Большое спасибо! — Девушка взяла с подноса, который держал стоящий рядом дворецкий, бокал с джином.
— Я рад, дорогая, что сегодня вечером вы будете моей соседкой по столу, — заметил лорд Кроуфорд, отрывисто кивнув дворецкому.
Тот ответил таким же отрывистым кивком. Даже если до этого Оливию могли посадить в другом месте, то теперь вариантов не было.
— Как вам Англия? — спросил он.
— Мне очень приятно увидеть страну, о которой я столько слышала, — солгала Оливия, не моргнув глазом.
— Милая, я в восторге, что вы нашли время приехать к нам, в сельскую глухомань Норфолка. Ваш папа сказал, вы участвуете в светском сезоне. Это правда?
— Да, — кивнула Оливия.
— Замечательный спектакль, — ухмыльнулся Кристофер, — один из лучших периодов моей жизни. Позвольте представить вам мою жену. Сегодня днем она неважно себя чувствовала, но сейчас, похоже, все в порядке. — Он подвел ее к стройной элегантной женщине. — Адриана, познакомься с Оливией Дру-Норрис. Уверен, в этом сезоне она разобьет немало мужских сердец — точно также, как сделала ты много лет назад.
Адриана, леди Кроуфорд, обернулась к Оливии и протянула ей свою изящную белую руку. В подражание мужскому рукопожатию они слегка дотронулись друг до друга пальцами.
— Enchantee[3]. — Адриана приветливо улыбнулась. — Вы и впрямь способны разбить мужское сердце.
— Спасибо, леди Кроуфорд, вы очень добры.
Оливия почувствовала себя призовой телкой, которую привели на выставку с целью оценить ее экстерьер.
«Неужели это прелюдия к предстоящему светскому сезону?» — в страхе подумала девушка.
— Пожалуйста, зови меня просто Адриана, — попросила леди Кроуфорд. — Уверена, мы с тобой станем близкими подругами, n’est-ce pas?[4]
Лорд Кроуфорд ласково взглянул на жену.
— Вот и отлично! Милая, я оставлю Оливию в твоих надежных руках. Может быть, ты дашь ей несколько полезных советов. — Он размашисто зашагал к двери, чтобы поприветствовать двоих прибывших гостей.
Оливия залюбовалась красотой Адрианы. Несмотря на зрелый возраст (ей было уже за сорок), эта женщина сохранила фигуру молоденькой девушки, точеные черты лица с высокими скулами и безупречную кожу слоновой кости. Ее идеальная женственность напомнила Оливии изящных жен индийских махараджей. Да, Адриана сильно отличалась от обычных английских аристократок, грубое телосложение которых позволяло им противостоять суровому британскому климату, а широкие бедра давали возможность выносить и родить целый выводок детишек, необходимых для продолжения рода.
Элегантная хрупкая Адриана, на взгляд Оливии, гораздо лучше смотрелась бы в парижском салоне, чем в продуваемом всеми ветрами английском доме. Разумеется, мать сообщила Оливии, что Адриана — француженка. На ней было простое черное коктейльное платье, скромно украшенное ниткой кремового жемчуга, однако она носила его с несомненным французским шиком.
— Итак, Оливия, ты вернулась в эту жуткую страну с отвратительной погодой и отсутствием солнца, n’est-ce pas?
Адриана произнесла это как нечто само собой разумеющееся, и Оливию поразила ее откровенность.
— Наверное, мне долго придется привыкать к такой перемене, — дипломатично ответила она.
Адриана накрыла ее ладонь своей маленькой ручкой.
— Ма cherie, на моей родине тоже было много тепла и света. Когда я уехала из нашего шато на юге Франции и поселилась здесь, в Англии, мне казалось, я этого не вынесу. Ты страдаешь не меньше меня. Я вижу по твоим глазам, как сильно ты скучаешь по Индии.
— Да, это так, — прошептала Оливия.
— Что ж, могу лишь пообещать: со временем будет легче. — Адриана грациозно пожала плечами. — А сейчас позволь, я представлю тебе моего сына Гарри. Он твой ровесник и составит тебе компанию, пока я буду играть роль идеальной хозяйки. Дорогая, я сейчас найду его и приведу к тебе.
Оливия посмотрела вслед Адриане, плавно идущей по комнате. Ее искренность и участие обезоружили девушку. На подобных мероприятиях она обычно болтала о разных пустяках, никогда не затрагивая откровенные темы. Британское общество не одобряло разговоры по душам — она знала это по клубу Пуны. Короткая беседа с Адрианой успокоила Оливию, и она позволила себе украдкой улыбнуться.
Мать велела Гарри познакомиться с молодой «индианкой». Он послушно пересек гостиную и за несколько шагов от девушки заметил, что она улыбается. Холодная красота блондинки вдруг ожила, подчеркнутая сиянием кремовой кожи. Гарри, который редко обращал внимание на физические достоинства женщин, понял, что перед ним «роскошная барышня», как выражались его коллеги-офицеры.
Он подошел ближе. Увидев его, девушка спросила:
— Вы, наверное, Гарри? Вас прислала ваша мама, чтобы вы развлекли меня вежливым разговором? — Пока она говорила, в ее бирюзовых глазах блестели веселые искорки.
— Да. Но уверяю вас, я сделаю это с удовольствием. — Он взглянул на ее пустой бокал. — Хотите еще выпить, мисс Дру-Норрис?
— Да, спасибо.
Гарри подозвал дворецкого. Оливия поставила пустой бокал на поднос, взяла новый.
— Вы, наверное, считаете меня навязчивой? Простите, но я не хотела быть вам обузой. Мне очень жаль, что вам приходится вести бесконечные беседы с людьми, которых вы видите первый раз в жизни.
Оливия удивилась собственной смелости, решив, что во всем виноват крепкий джин. Она взглянула на «симпатягу Гарри», как описала его Элси, и решила, что служанка права. Гарри удалось унаследовать лучшие физические качества от обоих родителей. Он был рослым, как отец, с тонкокостной фигурой и яркими карими глазами, как у матери.
— Уверяю вас, мисс Дру-Норрис, мне не в тягость поговорить с вами. Во всяком случае, вам еще нет семидесяти лет, и это уже приятно. Честно говоря, здесь редко попадаются такие молодые собеседницы.
Оливия засмеялась над его шуткой.
— Бедняжка! Впрочем, в этом вечернем костюме вас можно принять за вашего папу.
Гарри добродушно пожал плечами:
— Напрасно смеетесь, мисс Дру-Норрис. Неужели вы не понимаете, что на эти острова надвигается война и нам всем приходится чем-то жертвовать? Я, например, ношу подержанный отцовский костюм, который мне велик на целых три размера.
— Вы в самом деле думаете, что будет война? — Оливия помрачнела.
— Даже не сомневайтесь, — кивнул Гарри.
— Я с вами согласна, но мой папа отказывается смотреть правде в глаза, — добавила Оливия.
— Проведет день на охоте вместе с моим отцом — изменит свое мнение, — усмехнулся Гарри.
— Сильно сомневаюсь, что герра Гитлера можно усмирить, — вздохнула Оливия. — Он намерен завоевать мир, и его первые шаги говорят о его страстной решимости.
Гарри удивленно уставился на свою собеседницу.
— Позвольте вам сказать, мисс Дру-Норрис, вы очень хорошо информированы. Это весьма необычно для молодой дамы.
— По-вашему, женщинам не пристало говорить о политике? — спросила Оливия.
— Нет, мне даже нравится. Большинство девушек просто не интересуются такими вещами.
— Мне повезло: в Индии у меня был хороший учитель. Он считал, что женщины имеют такое же право на образование, что и мужчины. — Оливия вдруг погрустнела. — Он раскрыл мне глаза на мир и вселил в меня уверенность в собственной значимости.
— Надо же, и такой человек растрачивал свой талант в Пуне! Хотел бы я, чтобы в Итоне у меня были такие же учителя! Я не мог дождаться, когда закончится учеба, и я уеду из этого проклятого места. Вы собираетесь продолжить образование?
Оливия печально покачала головой:
— Даже не представляю, что стало бы с моими родителями, если бы я предложила такое. Они пришли бы в ужас: «Что? В нашей семье завелся «синий чулок»?!» Нет, теперь я должна выйти замуж. Конечно, если кто-то пожелает взять меня в жены.
Гарри смотрел на нее с искренним восхищением.
— Уверяю вас, мисс Дру-Норрис, с этим у вас не будет проблем.
— Даже если я сама не хочу? — Оливия посмотрела ему прямо в глаза.
Гарри вздохнул и затушил сигарету в ближайшей пепельнице.
— Что поделать... Большинство из нас не имеют того, чего хотят. Но постарайтесь не слишком огорчаться. Я думаю, наш уклад жизни скоро изменится, особенно это касается женщин. Пожалуй, единственный плюс будущей войны — это то, что она поспособствует дальнейшим переменам.
— Надеюсь, так и будет, — согласилась Оливия. — А какие планы у вас? — спросила она, вдруг вспомнив золотое правило, усвоенное еще с пеленок: никогда не брать верх в разговоре, особенно с джентльменом.
— У меня? — Гарри пожал плечами. — Я простой солдат. Сейчас нахожусь в отпуске, но боюсь, он будет недолгим. Мы только что получили приказ удвоить численность моего нового батальона за счет солдат Территориальной армии.
— Не могу понять, почему здешние люди живут так, словно ничего не происходит. — Оливия указала на участников вечеринки, весело хохочущих над какой-то шуткой.
— Таков уж британский характер, — заметил Гарри. — Даже если нам будет грозить конец света, в таких домах, как этот, все останется как обычно. А по мне, так и, слава Богу!
— Леди и джентльмены, прошу к столу!
— Что ж, мисс Дру-Норрис, — вежливо склонил голову Гарри, — было очень приятно познакомиться. Кстати, поосторожней с фазаном — в нем могут остаться дробинки: наш повар не слишком аккуратен. — Он подмигнул. — Возможно, мы еще увидимся до вашего отъезда.
Во время обеда Оливия отвечала на ужасные шуточки лорда Кроуфорда и вела себя, как подобает молодой даме ее воспитания. Время от времени она украдкой поглядывала на Гарри, который сидел на другом конце стола и, тоже выполняя свой долг, развлекал жену майора. Позже, когда мужчины удалились в библиотеку, а женщины перешли в гостиную пить кофе, Оливия сказалась уставшей и, извинившись, покинула сборище.
Когда она поднималась по лестнице, ее догнала Адриана.
— Ты плохо себя чувствуешь, ma cherie? — участливо спросила она.
— Да, что-то голова разболелась, — вежливо отозвалась Оливия.
Улыбнувшись, Адриана обняла ее за плечи.
— Это английские холода заморозили твои тропические косточки. Я попрошу Элси, чтобы она заново развела огонь в твоем камине и принесла тебе горячего какао. Увидимся завтра. Может, ты прогуляешься со мной по саду, и я покажу тебе то, что напомнит тебе твою родину.
Оливия кивнула, благодарная хозяйке дома за ее искреннюю заботу.
— Спасибо.
— Je vous еn prie[5]. Тебе понравилось беседовать с моим сыном Гарри?
— Очень понравилось, спасибо. — Оливия почувствовала, как ее щеки заливаются краской.
«Только бы Адриана не заметила моего смущения!» — в панике подумала она.
Француженка одобрительно кивнула:
— Я знала, что так и будет. Bonne nuit, ma cherie[6].
Оливия устало поднялась на второй этаж. У нее действительно болела голова.
«Наверное, я еще не привыкла к алкогольным напиткам», — решила она.
Впрочем, ей хотелось побыть наедине не только из-за плохого самочувствия: она собиралась прокрутить в голове свой разговор с Гарри и насладиться этими воспоминаниями.
Девушка быстро переоделась в ночную рубашку — приехав в холодную Англию, она научилась делать это с молниеносной скоростью. Нырнув в постель и свернувшись калачиком под одеялом, Оливия услышала стук в дверь.
— Войдите!
Из-за двери показалась сияющая Элси. Она внесла поднос, на котором стояла кружка с какао.
— Это я, мисс Оливия. — Горничная прошла по комнате и поставила поднос на столик рядом с кроватью. — Принесла вам напиток, приготовленный по особому рецепту моей мамы: туда добавлена капелька бренди. Это поможет вам согреться.
— Спасибо, Элси. — Оливия взяла теплую чашку и обхватила ее ладонями, глядя, как служанка разжигает потухший камин.
— Ну как, мисс Оливия, вам понравился сегодняшний вечер?
— Да, Элси, очень.
Элси обернулась и заметила улыбку на устах своей госпожи. В глазах горничной зажглись веселые искорки.
— Вы познакомились с молодым мистером Гарри?
—Да.
— И что вы о нем думаете? — осторожно спросила Элси.
Оливия знала еще одно золотое правило: никогда не сплетничать с прислугой, особенно с чужой. Однако ей до смерти хотелось поговорить о Гарри.
— Мне кажется, он... очень необычный.
— И красивый, не так ли? — продолжала пытать Элси.
Оливия не ответила, и горничная потупила взгляд.
— Простите, мисс, я забыла свое место. Мне нельзя задавать господам личные вопросы.
— Ты замечательная служанка, Элси, — заверила ее Оливия. — К тому же завтра я уеду, и мы, возможно, больше не увидимся. — Она сделала глубокий вдох. — Если хочешь знать правду, Гарри показался мне... очень милым.
— О, мисс Оливия! — Элси сложила ладони перед собой. — Я знала, что вы понравитесь друг другу.
Оливия отпила из кружки.
— Знаешь, Элси, я еще не пила такого вкусного какао!
— Спасибо, мисс, — поблагодарила Элси, направляясь к двери. — Я приду к вам утром и раздерну шторы на окнах. Спокойной ночи.
Когда Элси вышла из спальни, Оливия откинулась на мягкие подушки и допила какао. Потом закрыла глаза и начала подробно вспоминать свой приятный разговор с Гарри.
На следующее утро Оливия одна позавтракала в столовой: мужчины уже уехали на охоту, а ее мама и Адриана поели в своих комнатах. Потом, желая заняться чем-нибудь полезным, девушка отправилась в библиотеку. В Пуне книги были дорогостоящей редкостью, и Оливия с восторгом увидела полки, заставленные литературой от пола до потолка.
Она взяла роман Вирджинии Вульф «На маяк» и уселась читать его в удобном кожаном кресле у камина. Тут ее внимание привлекли отдаленные звуки музыки. Кто-то играл на пианино. Прислушавшись, девушка узнана полонез Шопена, встала и вышла из библиотеки. Ноги повели ее туда, откуда доносилась мелодия, и, в конце концов, она очутилась перед дверями гостиной.
Оливия остановилась и закрыла глаза, наслаждаясь отличным исполнением одного из ее любимых музыкальных произведений. Когда прозвучали последние ноты, она открыла глаза и украдкой заглянула в комнату, пытаясь рассмотреть пианиста, сидящего на другом конце зала и загороженного от нее высокой китайской вазой с цветами.
Оливия ахнула от удивления, увидев за роялем Гарри. Он сидел, уронив руки на колени, и задумчиво смотрел на парк за окном. Девушка ощутила неловкость: она не хотела вторгаться в чужое пространство. Наконец Гарри вздохнул, поднялся со стула и увидел Оливию.
— О Боже, мисс Дру-Норрис! Я и не знал, что меня кто-то слушает. — Он подошел к ней, смущенно сунув руки в карманы.
— Я была в библиотеке, услышала музыку и... — Оливия пожала плечами, — пошла на звуки.
— Вы любите классическую музыку?
— Да, очень. Особенно в таком замечательном исполнении. Вы прекрасный пианист. — Девушка слегка покраснела. — Где вы учились?
— В детстве со мной занималась мама, а потом я продолжил музыкальное образование в школе. Но... так же, как в случае с вами и университетом, старый рояль не вписывается в мое будущее. К большому сожалению, — мрачно добавил он.
— Это неправильно, — решительно заявила Оливия. — Я не специалист, но вашу игру можно сравнить с теми записями, которые я слышала в Индии.
— Спасибо, вы очень добры. — Он отвернулся и спросил, глядя в окно: — Хотите со мной погулять? Кажется, сегодня солнце наконец-то пробилось сквозь облака.
— Вообще-то я договорилась пойти гулять с вашей мамой, но я ее еще не видела.
— И вряд ли увидите. Она наверняка лежит в постели с мигренью. Ей часто нездоровится, особенно после таких долгих вечеров, как вчерашний. Может, сходите за пальто, и мы встретимся на террасе через пять минут?
Оливия побежала наверх и надела единственное пальто, которое привезла с собой. Оно гораздо больше подходило для города, чем для прогулок по сельской местности.
Дожидаясь девушку, Гарри курил сигарету, прислонившись к перилам террасы с видом на сад. Оливия робко подошла к нему и встала рядом. Молодой человек показал на одно из деревьев:
— Видите, что там, внизу? Признак жизни: подснежники. — Он кивнул на ступеньки: — Идем?
Они спустились по широкой лестнице в сад.
— Вам нравится наш маленький Версаль? — Гарри обвел рукой красивую, безупречно ухоженную территорию. По краям тянулась изгородь из фигурно постриженных деревьев, а в центре стоял изящный фонтан со статуей мальчика. — Мама хотела создать нечто похожее на ее французскую родину. Она проделала отличную работу. Вы бы видели наш сад в разгар лета, когда распускаются все цветы! Настоящее буйство красок.
— Могу представить! — восторженно выдохнула Оливия, когда они подходили к фонтану.
— Через несколько дней распустится мимоза. Жаль, вы этого не застанете. — Гарри указал на кусты возле террасы. — Она зацветает где-то между январем и мартом и пахнет божественно. Наш садовник сомневался, что ее удастся здесь вырастить: это теплолюбивое растение предпочитает умеренный климат юга Франции. Но мама победила, и мимоза прижилась.
— Похоже, у нее талант цветовода. Чудесный сад и спланирован идеально! — Оливия огляделась, пытаясь вобрать в себя все подробности, и пошла за Гарри по одной из многочисленных тропинок, проложенных от фонтана.
— По словам вашей мамы, у нее в саду есть нечто такое, что напомнит мне Индию, — заметила Оливия, прервав затянувшееся молчание.
— Думаю, она имела в виду теплицу. Наш садовник, который больше привык ухаживать за турнепсом, чем за экзотическими цветами, провел последние несколько лет, пытаясь прорастить луковицы, которые прислали маме из королевских ботанических садов Кью. Если хотите, мы можем на них взглянуть.
— Конечно, хочу, — с радостью согласилась Оливия.
— До теплицы придется немного пройтись, но мы прибавим шагу. Солнце — это хорошо, но погода все же довольно холодная. Значит, сегодня вечером вы с вашими родителями уезжаете домой?
— Нет, сначала мы поедем в Лондон и обсудим с бабушкой мое участие в светском сезоне. Она очень хочет мне помочь, а поскольку мама давно не была в Англии, именно бабушка будет учить меня правилам этикета.
— Может, все сложится не так плохо, как вы думаете, мисс Дру-Норрис...
— Пожалуйста, зовите меня Оливией.
— Оливия, — поправился Гарри. — Пару лет назад я посетил несколько вечеринок с танцами. Было довольно весело.
— Надеюсь, так и будет, хотя, честно говоря, мне совсем не хочется ехать в Лондон. Там ужасно напряженная атмосфера — все ждут, что скоро случится страшное. — Она подняла глаза на своего собеседника, пытаясь оценить его реакцию, и увидела, что он согласно кивает. — Вы читали про безработицу и беспорядки на улицах?
— Конечно, — ответил Гарри. — Мы живем в очень неспокойное время. Если честно, я буду рад, когда обстановка прояснится.
— Как знать? Вдруг мне повезет, и светского сезона не будет вообще, — усмехнулась Оливия. — Ведь во время войны лондонцы не станут устраивать вечеринки, правда?
— Даже не надейтесь! — добродушно воскликнул Гарри, закурил и протянул сигарету девушке. Она отказалась. — Никакие войны не смогут этому помешать.
Они оба улыбнулись, почувствовав полное взаимопонимание.
— Знаете, если война действительно начнется, я не буду рассиживаться в гостиных и гонять чаи, — решительно заявила Оливия. — Вступлю в какую-нибудь организацию, потому что хочу помочь своей стране. Не думаю, что папа с мамой сумеют мне помешать.
— Ты смелая девушка, Оливия! А теперь иди сюда.
Гарри открыл деревянную дверь, выкрашенную синей краской и ведущую в огород. Пройдя безупречно ровные грядки с капустой, картошкой и турнепсом, они оказались у входа в теплицу, которая приютилась в углу сада в окружении высокой стены из красного кирпича. Гарри отворил еще одну дверь и вместе со своей спутницей шагнул внутрь помещения.
Резкие цветочные запахи и жара живо напомнили Оливии ее родину. Вдыхая знакомые ароматы, девушка любовалась открывшимся перед ней буйством красок.
— Ох, Гарри! — восхищенно воскликнула она и медленно побрела вдоль длинных грядок с растениями. — Какая божественная красота!
Девушка обернулась к своему спутнику, и Гарри увидел в ее глазах слезы. Она нагнулась к изящному желтому бутону, обхватила его ладонями и понюхала.
— Это плюмерия. Она росла под окном моей спальни в Пуне. Каждый вечер, ложась спать, я наслаждалась ее ароматом. — Она опять зарылась носом в цветы. — Я и представить не могла, что ее можно вырастить в Англии.
Гарри был тронут ее волнением. Только сейчас он понял, как сильно скучает Оливия по теплым краям, изобилующим такими сказочными цветами. Много лет она жила в их окружении и вдруг оказалась в суровых английских условиях.
— Ты можешь взять их с собой, правда, Джек? — Гарри обернулся к садовнику, мужчине средних лет с обветренным морщинистым лицом — свидетельством многолетней работы на открытом воздухе.
— Конечно, мистер Гарри, — с улыбкой ответил садовник. — У меня еще много таких цветов. Я наконец-то научился выращивать плюмерию, а ведь это совсем непросто, — проворчал он. — Вы можете ходить здесь, сколько хотите, мисс. Мне приятно, что кто-то оценил мой труд.
Оливия бродила по теплице, нюхала цветы и гладила их бархатные лепестки.
— Вы проделали отличную работу, Джек, — заметила она. — Эти цветы, как и я, не способны полюбить английский климат.
— Я выращиваю их уже пятнадцать лет и, хоть я ботаник-самоучка, понимаю, что им нравится, а что нет. А мой сын Билл, — Джек показал на высокого симпатичного парня, поливающего цветы в глубине теплицы, — прекрасно чувствует каждое растение. Верно, Билл?
Молодой человек обернулся и кивнул.
— Мне гораздо приятней возиться с цветами, чем с капустой, — заявил он с усмешкой. — Самое интересное, это когда у нас появляется новая луковица и мы еще не знаем, что из нее вырастет.
— Билл — прирожденный цветовод, мистер Гарри. Он будет мне хорошей сменой, — подтвердил Джек, — если его не призовут на войну. Говорят, уже набирают солдат из Территориальной армии. — Джек с тревогой взглянул на своего господина. — Это правда, мистер Гарри?
— Не могу ничего тебе сказать, Джек, — уклончиво ответил Гарри. — Наверное, все мы сейчас находимся в неведении.
Джек обернулся к Оливии:
— Если и впрямь начнется война, я, по крайней мере, уберегу теплицу, мисс. В прошлый раз немецкая пуля разворотила мне ногу, так что меня больше не пошлют на фронт.
— Джек, Билл, вы замечательные работники, — похвалил Гарри. — Молодцы!
— Передайте ее светлости, пусть заглянет в теплицу, когда будет время. Только что зацвела одна из тех новых луковиц, что она мне дала, и я хочу показать ей растение. — Джек дотронулся до своей кепки. — Всего вам доброго, мистер Гарри. И вам, мисс. Наслаждайтесь вашей плюмерией.
— Большое спасибо, вы очень любезны, — сказала Оливия и вместе со своим спутником вышла из теплицы. — Как хорошо, что ты сводил меня сюда, Гарри! — восторженно воскликнула она. — Сразу поднялось настроение.
— Рад, что тебе понравилось, — добродушно ответил Гарри. — Там очень красиво, правда?
Они вновь пересекли огород и молча вернулись к дому. Гарри закурил еще одну сигарету и, сделав несколько затяжек, со вздохом раздавил окурок ногой.
— Знаешь, о чем я подумал? Если действительно начнется война, то ни одна семья нашего поместья не останется в стороне. Вот Билл. В последнее время он ухаживает за Элси, одной из наших горничных.
Оливия улыбнулась:
— Я уже познакомилась с Элси. Умная, хорошая девушка. И жених у нее симпатичный.
— Он перестанет быть симпатичным, если фашистская пуля разнесет ему пол-лица, — проворчал Гарри и обернулся к Оливии, когда они поднялись на террасу. — Прости мой пессимизм, но я невольно спрашиваю себя: что станет с поместьем, когда всех наших молодых работников призовут на войну?
— Вместо них придется работать женщинам, — с усмешкой отозвалась Оливия.
Гарри искренне улыбнулся и отвесил ей полупоклон.
— Вот мы и пришли, миссис Панкхёрст[7]. Я с удовольствием показал вам наш скромный сад, а теперь пойду поищу ружья, пока никто не заметил моего отсутствия.
— Почему ты не отправился на охоту с остальными мужчинами? — спросила девушка.
— Сказал, что у меня неотложные дела. Но если честно, это отговорка. Я не люблю охотиться. — Он протянул ей руку. — Возможно, мы уже не увидимся до твоего отъезда. До свидания, Оливия. Желаю счастливой поездки в Лондон. Мне было очень приятно с тобой познакомиться.
— Мне тоже, Гарри. — Она пожала ему руку и улыбнулась в ответ.
Леди Варе, бабушка Оливии, и родители девушки договорились, что Оливия приедет в Лондон и будет жить там до окончания светского сезона. Их дом в Суррее находился слишком далеко от столичного блеска, а дебютантке не пристало начинать с глухой провинции. Поэтому, покинув Уортон-Парк, через две недели Оливия прибыла со своими чемоданами в бабушкин дом на Чейни-Уок.
Это жилище хранило на себе печать давно ушедшей эпохи: комнаты были уставлены викторианской мебелью, перегружены тяжелыми парчовыми шторами и узорчатыми обоями. Такая обстановка угнетала Оливию. Хорошо хоть ее поселили на четвертом этаже, в отдельных тесных апартаментах, где, по крайней мере, было довольно светло. По утрам она раздвигала шторы, открывала окна и смотрела на Темзу: речной пейзаж помогал ей справляться с клаустрофобией.
Чтобы стать дебютанткой, надо сначала отметиться в Сент-Джеймсском дворце. Девушку могли представить ко двору, только если у нее имелась попечительница — дама, прошедшая процедуру представления. На роль такой поручительницы вполне годилась мама Оливии, однако леди Варе вознамерилась сама заняться этим делом. В конце концов, мама Оливии сдалась под ее напором и уехала домой, в Суррей, предоставив собственной матери свободу действий: пожилая дама решительно начала готовить внучку к выходу в свет.
Если не считать бесконечных примерок платьев, Оливии нечем было заняться. У нее оказалось слишком много свободного времени, которое она проводила в мыслях о Гарри Кроуфорде и своем пребывании в Уортон-Парке. Дна дня, проведенных там, казались ей волшебной сказкой. Девушка вспоминала беседы с Гарри и радовалась, что он общался с ней, как с равной по интеллекту. Это не шло ни в какое сравнение с ее теперешней жизнью в Лондоне: здесь она чувствовала себя безмозглой куклой, которую наряжают в красивые одежки. Конечно, как только откроется светский сезон, ее безделью придет конец: она закружится в вихре танцев, ленчей и поздних ужинов, начнет вращаться в высшем обществе и подыскивать себе подходящего жениха.
Оливия понимала, как неуместны все эти великосветские празднества на фоне безработицы, нищеты и тревожных настроений. Колеся по Лондону в старом бабушкином «бентли» с шофером, она видела из окна машины бедняков, живущих на улицах и греющих руки над маленькими костерками, а также мужчин, марширующих перед зданием парламента с плакатными призывами помочь их голодающим детям.
Девушка чувствовала себя изолированной в старом привилегированном мирке, оторванном от меняющегося духа времени. Ей хотелось вырваться оттуда и зажить по-новому. Иногда она прогуливалась по набережной, бросала монеты бездомным, дрожащим под мостами, и ей становилось крайне неуютно в своих теплых богатых одеждах.
Однажды, вернувшись от известного фотографа, который запечатлел ее в белом платье, Оливия услышала стук в дверь. К ней заглянула бабушкина горничная.
— Ее светлость спрашивает, не согласитесь ли вы спуститься в гостиную и попить с ней чаю.
Войдя в комнату, Оливия увидела, что леди Варе сидит перед камином в кожаном кресле с высокой спинкой, напряженно сцепив руки на коленях.
— Пожалуйста, сядь, Оливия. Поскольку твое представление ко двору уже скоро, я хочу поговорить с тобой о людях, с которыми ты можешь встретиться во время светского сезона. В старые времена не было необходимости опасаться кого-то из них, но сейчас... — Леди Варе брезгливо сморщила носик. — К сожалению, стандарты сильно снизились, и в обществе появились... элементы, не подходящие для такой юной дамы, как ты. Прежде всего, это иностранцы. Но не только они. Недавно я разговаривала с женщиной, чья дочь тоже представляется ко двору, и узнала, что среди великосветских дам есть весьма легкомысленные особы. Оливия, — она строго погрозила внучке пальцем, — ты не должна иметь с ними дела.
— Но, бабушка, как же я их узнаю? — Оливия невинно округлила глаза.
— Они красят губы и курят сигареты.
Оливия едва сдержала смех: леди Варе произнесла эти слова с таким страшным лицом, будто хотела предупредить, что эти девушки носят в своих вечерних сумочках кинжалы.
— Я буду начеку, бабушка, обещаю. Надеюсь, ты сможешь мной гордиться.
— Я уверена в этом, Оливия. — Леди Варе грациозно кивнула. — А сейчас прошу извинить, у меня неотложные дела.
В ту ночь, укладываясь спать, Оливия мечтала, чтобы следующие три месяца пролетели как можно скорее, и она наконец-то смогла спокойно жить дальше.
Вечер презентации прошел довольно гладко и оказался гораздо приятнее, чем ожидала Оливия. Когда она ехала по улице Мэлл к Букингемскому дворцу, по обеим сторонам дороги стояли толпы зевак, сотни людей окружали дворцовые ворота. Люди посылали ей воздушные поцелуи, просили шофера включить освещение в салоне машины, чтобы рассмотреть ее платье, и сопровождали Оливию приветственными возгласами. К удивлению девушки, они вели себя одобрительно и не выказывали зависти к ее привилегированному положению.
Ее машина проследовала по длинной аллее, ведущей во внутренний двор Букингемского дворца. Поднимаясь по парадной лестнице и минуя королевских слуг в напудренных париках, Оливия больше всего боялась испачкать белое платье и лайковые перчатки. Хоть она и не считала эту презентацию самым важным событием в своей жизни, ее охватило легкое волнение в вестибюле во время ожидания, когда ее представят королю и королеве.
— Какая тягомотина! — фыркнула красивая девушка с черными, как смоль волосами, стоящая сзади нее. Она была худой как щепка, а на ее губах красовалась помада, которую так ненавидела бабушка Оливии. — У тебя какой номер?
— Шестнадцатый.
— Значит, я пойду сразу за тобой. Скучища, правда? — лениво протянула семнадцатая. — Прошлый век!
Оливия хотела согласиться, но в ближайшие две минуты ей предстояло войти в тронный зал, поэтому она не стала отвечать девушке и попыталась сосредоточиться на церемонии.
Когда действо завершилось, публика заметно расслабилась. Презентация Оливии прошла без сучка без задоринки. Она не запуталась в юбках, не упала к ногам королевской четы и не споткнулась, пока шла по залу. Девушки болтали и с аппетитом уплетали вкусные яства. Похоже, все они знали друг друга, а Оливия смущенно стояла в стороне, чувствуя себя не в своей тарелке.
— Выше нос! Все скоро закончится, — прошептали ей на ухо. — Мы с тобой уже встречались. Я Венеция Барроуз. А тебя как зовут?
Это была девушка под номером семнадцать.
— Оливия Дру-Норрис, — ответила она.
— О Боже, умираю — хочу курить! — пробормотала Венеция. — Как думаешь, когда нас отпустят? — Венеция откинула назад свои длинные черные волосы, не убранные в пышную прическу, как у Оливии и большинства других девушек.
— Понятия не имею. Я даже не знаю, который час: чтобы посмотреть на часы, нужно снять лайковые перчатки, а это такая морока! — пожаловалась Оливия.
— Ты права. — Венеция оглядела комнату. — Мы все похожи на невест графа Дракулы, правда?
Оливия хихикнула. Она знала, что Венеция относится к числу тех самых «легкомысленных» особ, о которых предупреждала бабушка, однако это и создавало интригу.
— Черт побери, я все-таки закурю! — Венеция достала из вечерней сумочки сигарету. — Ну вот, так-то лучше! — Она демонстративно выпустила дым изо рта.
Оливия с испугом заметила, как рядом стоящие девушки начали оборачиваться. Венеция картинно пожала плечами:
— А что со мной сделают? Арестуют и бросят в Тауэр? Да сам король смолит, как простой солдат! Хочешь сигаретку? — Она протянула Оливии пачку.
— Нет-нет, спасибо.
— Что, не одобряешь? Или просто не куришь? Слушай, — протянула Венеция, — я что-то не видела тебя ни на одной чайной вечеринке с танцами и ни на одном званом обеде из тех, что проходят перед светским сезоном. Ты откуда приехала?
— Из Индии, — отозвалась Оливия.
— Ну да? Как экзотично! — Она окинула Оливию оценивающим взглядом. — А ты прехорошенькая! В этом сезоне поймаешь свою «золотую рыбку», если, конечно, захочешь. Я считаю, ты в пятерке лучших невест.
— Не могу сказать, что мне этого хочется, — откровенно призналась Оливия.
— Вот как? Тогда что ты здесь делаешь? — Венеция посмотрела на нее с уважением.
— Наверное, то же, что и ты. Мы берем пример с наших матерей — поддерживаем традицию.
— Точно, — одобрительно закивала Венеция. — Но в отличие от моей мамы, скованной железными правилами, я собираюсь всласть позабавиться. Я, как и ты, не горю желанием поскорей выскочить замуж. Мой девиз: делай то, что положено, и получай от этого как можно больше удовольствия! Ты согласна?
К ним подошла красивая черноволосая девушка с блестящими глазами. На ней было платье, явно сшитое парижским кутюрье, а не частными английскими портными, услугами которых воспользовались большинство здешних дебютанток.
— Привет, дорогая! — Девушка заключила Венецию в объятия. — Жутко хочется курить. Пожалуйста, дай затянуться.
— Конечно, Кик, держи. Можешь докурить мою сигарету.
Красавица американка усмехнулась:
— Вот спасибо! Слушай, ты едешь в «Ритц»? Туда собирается целая компания. Отправляемся через двадцать минут. Папа сказал, присоединится к нам позже.
— Пока не знаю, Кик, — небрежно отозвалась Венеция. — Хочу посмотреть, что еще здесь будет.
— Ладно, милая, увидимся на следующем мероприятии. — Кик выгнула бровь дугой, повернулась и бегло оглядела Оливию. — Кто это? — спросила она таким царственным тоном, каким не говорили даже король с королевой на недавней церемонии представления.
— Оливия Дру-Норрис. Мне кажется, — заговорщицки прошептала Венеция, — она вольется в нашу компанию.
— Отлично! — бросила американка, говорящая типично английскими фразами. — До встречи, Оливия. — Она быстро пошла к выходу.
Венеция проводила Кик глазами. Остальные тоже смотрели ей вслед.
— Ты, конечно, знаешь, кто это? — спросила Венеция у Оливии.
— Да, видела ее фото в газетах, — кивнула Оливия. — Это Кэтлин Кеннеди.
— И некоронованная королева сезона, милая. Ее все любят.
— Это понятно, — вздохнула Оливия. — Она потрясающе красива.
— И современна. Она — как глоток свежего воздуха. Если ты ей приглянешься, — Венеция сжала руку Оливии, — Кэтлин обеспечит тебе увлекательный сезон. Знаешь, ты обязательно должна познакомиться с моей матушкой. Думаю, она тебе понравится. Придешь на танцевальный вечер Типа Чандлера, который состоится завтра и «Савое»?
— Да, приду, — ответила Оливия.
— Там должно быть весело. Будет играть Джеральдо со своим чудесным оркестром. Тогда и продумаем наши планы. — Венеция подмигнула Оливии и увидела, как еще одна девушка, стоящая в другом конце комнаты, машет ей рукой. — Ну, побегу, милая. Надо обойти всех знакомых. До завтра!
В тот вечер, приехав домой, Оливия впервые почувствовала легкое предвкушение при мысли о предстоящем сезоне.
Проснувшись, Элси с радостью увидела майское солнце, которое пробивалось в комнату сквозь тонкие ситцевые занавески. Жуткая зима с морскими туманами и ледяными ветрами наконец-то осталась позади. В последнее время Элси чувствовала себя немного подавленной от того, что ей пришлось опять стать горничной первого этажа. В Уортон-Парке не устраивали вечеринок, и ей некому было прислуживать. Заработок снизился, и она приносила в семью меньше денег.
В доме было тихо: его светлость часто пропадал в Лондоне на военных совещаниях, а госпожа всю зиму серьезно болела. Когда она слегла с гриппом, вся прислуга беспокоилась за ее жизнь. Графиня была хрупким цветком, и когда ей нездоровилось, домашние сильно переживали.
Элси резво вскочила с постели (ее младшая сестра, с которой они спали в одной кровати, недовольно застонала) и раздвинула шторы. Сестренка издала еще один стон, перевернулась на другой бок и накрыла голову подушкой.
Элси посмотрела на солнце и поняла, что сейчас всего лишь начало шестого. До начала работы еще целый час, и можно приготовить нарядную одежду. Сегодня работать полдня, а потом Билл поведет ее в кино. Они хотели посмотреть «До свидания, мистер Чипс» с Робертом Донатом и договорились встретиться в половине второго в квадратном дворике. Билл сказал, что у него есть для нее сюрприз.
«Может, подарит мне кольцо?» — с замиранием сердца думала Элси.
Ей только что исполнилось восемнадцать. Билл уже больше года за ней ухаживал, пора и под венец. Тем более что он недавно вступил в Территориальную армию и два раза в неделю ездил в Дарем на ночные учения (правда, его оружием были швабры и лопаты). Что, если его призовут в армию и пошлют за границу воевать? Элси потеряла двух своих дядюшек в битве на реке Сомме и не хотела, чтобы война отобрала у нее любимого.
Если бы все зависело только от нее, она, не мешкая, вышла бы за него замуж. А пока Элси не разрешала Биллу заходить слишком далеко, когда они целовались и обнимались в лесу. Билл знал, что ему придется подождать до свадьбы, ведь Элси порядочная девушка.
Она уже положила глаз на уютный коттедж садовника, который Билл унаследует от родителей через несколько лет. Коттедж стоял за пределами квадратного двора, в отдельном садике, и был вдвое больше дома, где жила семья Элси из восьми человек.
Она знала, что мама с удовольствием от нее избавится: Элси до сих пор давала родителям деньги, но Билл зарабатывал в два раза больше. Ее светлость явно благоволила молодому талантливому садовнику, который радовал ее красивыми цветами. Каждый раз, приходя в теплицу и глядя на новые выпестованные Биллом растения, госпожа давала ему шиллинг-другой. С годами у него накопилась немалая сумма, которую он хранил в тайнике под половицами спальни. Элси знала об этом и не сомневалась, что они смогут позволить себе достойное празднество в сельском клубе. Ей хотелось сыграть такую свадьбу, какой еще не видывали местные крестьяне.
Элси встряхнулась: хватит терять драгоценное время в мечтаниях! Она выдвинула ящик комода и выложила оттуда шляпку, юбку и блузку. Эту юбку Элси сшила сама из темно-синей скатерти, которую выбросила экономка миссис Кумб, и сшила по моде: короткий подол едва прикрывал колени, пояс плотно облегал талию, а по бедрам шли мелкие складочки. Элси осталась очень довольна своей работой и надеялась, что ее наряд подтолкнет Билла к «правильным» действиям.
Надев костюм горничной, девушка сбежала с лестницы и пожелала доброго утра маме, которая помешивала кашу на плите.
— Хочешь есть? — спросила мама.
Элси покачала головой:
— Я приду на ленч. Только не забудь, потом меня не будет до позднего вечера. — Не дожидаясь, когда мама попросит ее приглядеть за малышами или даст какое-то другое поручение, девушка открыла дверь. — Пока, мам! — Она весело помахала рукой и исчезла из дома.
Проходя по саду, Элси взглянула на теплицу: «Интересно, пришел уже Билл?» Ей нравилось незаметно наблюдать за его работой. Она часто смотрела из окна, как он сосредоточенно склоняется над растением, и не верила в свою удачу: какого красивого и умного жениха подарила ей судьба!
Родители порой обвиняли Элси: мол, она хочет прыгнуть выше головы.
«Что такого? При чем здесь это? Мы с Биллом молодые, здоровые и работящие, так зачем упускать то, что само идет в руки? Конечно, нам повезло — есть крыша над головой и стабильный доход».
Элси видела в кинохронике, как много горожан голодают на улицах, и радовалась, что у них с Биллом и у их будущих детей есть безопасное убежище — Уортон-Парк. К тому же она боготворила ее светлость, как и остальные слуги.
Элси знала: хозяйка отличается от большинства богатых помещиц. Многие горничные, приходя в гости к Элси, признавались, что их хозяйки держат прислугу в страхе. Леди Кроуфорд относилась к своим работникам с добротой и пониманием, и те редко ее подводили. Она раздавала указания тихим ласковым голосом, и слугам казалось, что они оказывают ей любезность. Если все же случались промахи, госпожа вскидывала бровь или недовольно поджимала губы — этого было достаточно, чтобы провинившийся несколько дней ходил как в воду опущенный.
Ее светлость искренне заботилась о слугах. Элси помнила один случай. Будучи еще маленькой, она сидела за столом в большой кухне и с трудом выводила в тетрадке буквы, а мама пекла разные вкусности к ежегодному празднику садоводов, который отмечался в Уортон-Парке. Госпожа вошла в кухню, внимательно осмотрела противни с пшеничными лепешками и бисквитами, потом увидела сидящую за столом Элси и подошла к ней.
— Тебя зовут Элси, n’est-ce pas?
Элси не поняла это странное выражение, иногда произносимое хозяйкой, но все равно кивнула:
— Да, ваша светлость.
— А что ты делаешь? — Она взглянула на корявые слова в тетради.
— Переписываю текст, ваша светлость, но я не понимаю некоторые слова, — честно сказала Элси.
— А, английский язык, он такой сложный. Дай-ка посмотреть... — Она села рядом с девочкой и минут двадцать помогала ей делать домашнее задание.
Если верить слухам, ее светлость хотела еще детей, но не могла их иметь по причине слабого здоровья. Родив Гарри, она начала хворать и больше детей не заводила. Элси мечтала о выводке здоровых ребятишек, который она произведет на свет вместе с Биллом. По ее понятиям, смысл жизни заключался в большой семье.
Вот и Уортон-Парк! Помещичий дом возвышался прямо перед ней, его многочисленные окна блестели в лучах утреннего солнца. Элси любила это жилище, от его крепких стен веяло надежностью и безопасностью. Как бы ни менялось все вокруг, Большой дом незыблемо стоял на протяжении почти трех столетий и наверняка простоит еще столько же — девушка в этом не сомневалась.
Обогнув здание, Элси вошла через служебный вход, сменила сапоги на домашние тапочки и отправилась на кухню.
— Вы сегодня рано, мисс, — заметила миссис Кумб, которая сидела за столом и изучала меню. — Чайник уже кипит. Сядьте попейте чайку, а потом пойдете в столовую полировать серебро. Ее светлость ждет вас в десять. Думаю, она хочет обсудить большой танцевальный вечер, который устраивается в следующем месяце для мисс Пенелопы, племянницы ее светлости.
Сердце Элси взволнованно забилось.
— Танцы? — спросила она. — Я ничего об этом не слышала.
— А откуда вы могли об этом слышать, мисс? — резко отозвалась миссис Кумб. — Или ее светлость спрашивает у вас разрешения, прежде чем планировать какие-то мероприятия?
Элси понимала, что экономка просто подшучивает над ней. Она старательно выполняла свою работу, и у миссис Кумб не было оснований жаловаться. К тому же их связывали родственные отношения: экономка была троюродной сестрой мамы Элси.
— Намечается большое празднество, миссис Кумб? — живо поинтересовалась Элси. — Сколько будет гостей?
— Это первый выход в свет для мисс Пенелопы, так что ее светлость наверняка размахнется по полной, тем более что у нее самой нет дочери, которую можно представить высшему обществу. Подробности узнаю позже, но, помяни мое слово, юная мисс, июнь в Уортон-Парке будет жарким. Лично меня это радует. — Миссис Кумб восхищенно вздохнула. — Праздники и веселье пойдут нашему поместью на пользу.
— Хотите сказать, другие дебютантки приедут сюда из Лондона, чтобы принять участие в танцах? — спросила Элси.
Миссис Кумб кивнула:
— Они остановятся в разных домах графства, но и у нас здесь будет куча народу.
Глаза девушки заблестели. Она восторженно хлопнула н ладоши.
— Ох, миссис Кумб, вы только представьте: в доме соберутся молодые красавицы! Когда в прошлом месяце Билл водил меня в кино, я видела в хронике, как их представляли во дворце.
— Ладно, хватит мечтать, юная мисс. Пора приступать к работе. Вы не стали пить чай — что ж, ваше право. Поднимайтесь-ка в столовую и принимайтесь за серебряные ложки. Да не забудьте: ровно в десять ее светлость будет ждать вас в библиотеке. И прежде чем туда идти, убедитесь в собственной чистоте и опрятности.
— Слушаюсь, миссис Кумб, — послушно откликнулась Элси.
В десять часов Элси подошла к двери библиотеки, постучалась и услышала:
— Entrez![8]
Девушка вошла. Адриана указала на стоящее перед ней кресло:
— Пожалуйста, сядь, Элси. — Она улыбнулась. — Миссис Кумб сказала, что ты талантливый парикмахер.
Элси покраснела.
— Нет, ваша светлость, не совсем так. Мне нравятся современные прически, и я с удовольствием их копирую — только и всего.
— C’est parfait![9] — Она хлопнула в ладоши. — Ты, конечно, слышала про танцевальный вечер, который мы устраиваем в следующем месяце для моей племянницы?
— Да, ваша светлость.
— Сюда приедет много молодых дам, изысканных девушек, которые привыкли получать в Лондоне все самое лучшее. Парикмахеры и прочая обслуга приходят к ним на дом. Кто-то захватит собственных горничных, а кто-то приедет один. Ты хотела бы в вечер танцев поработать над их прическами?
— Ох, ваша светлость! — взволнованно воскликнула Элси. — Как вы сказали, они привыкли к самому лучшему, а я всего лишь любитель. Но я буду стараться изо всех сил.
— Voila! Значит, договорились. Я сообщу, что у нас работает молодая дама, которая может причесать дебютанток перед танцами.
— Да, ваша светлость, спасибо. Сделаю все возможное, чтобы вас не подвести.
— Знаю, Элси, — с улыбкой отозвалась Адриана, затем медленно встала и подошла к окну. Горничная услышала ее тяжкий вздох. — Я хочу устроить настоящий праздник. — Она вновь обернулась к Элси. — Если начнется война, этот дом не скоро увидит новую вечеринку. — Она кивнула своей горничной. — Ну, все, можешь идти.
— Спасибо, ваша светлость.
Адриана посмотрела ей вслед. Она искренне симпатизировала этой хорошей девушке, одобряя ее отношения с Биллом, сыном садовника. Интересно, знает ли эта чудесная юная пара, насколько страшны грозовые тучи, сгущающиеся у них над головами? Кристофер сказал, ждать осталось недолго. Мощь и поддержка Гитлера растут с каждым днем. Хрупкий мир вот-вот будет нарушен, и тогда...
В прошлую мировую войну Адриана потеряла брата. Муж, по счастью, остался жив. Теперь она боялась за сына. Мысль о том, что его могут убить, была невыносима. Она знала по горькому опыту, что звания и привилегии не играют роли на поле сражений. Это лотерея: кому-то суждено выжить, а кому-то — умереть. Рано или поздно ее мальчика и сына садовника, Билла, отправят на войну. И один Бог знает, вернутся ли они обратно.
С этим ничего не поделаешь.
Британцы не привыкли демонстрировать свои чувства. Адриана же, как ни старалась, не смогла до конца овладеть этой техникой. Во Франции ее учили, что эмоции не следует таить в себе. Однако в такие минуты, как сейчас, легче отдалиться от собственных переживаний. Ее захлестывало желание во что бы то ни стало защитить сына. Она знала, что Гарри не родился солдатом, но вынужден вести жизнь, не отвечающую его характеру и способностям. А теперь ему грозила смерть.
Адриана внутренне встряхнулась, пытаясь выбросить из головы мрачные мысли.
«Гарри не должен видеть мой страх. Надо направить спою энергию на подготовку к вечеринке: племянница впервые выходит в свет, и я сделаю так, чтобы эти танцы стали заметным событием нынешнего сезона».
Адриана решила прогуляться по парку к теплице, обсудить с Джеком и Биллом многочисленные цветочные композиции, которые станут украшением праздника.
Вернувшись в Лондон, Оливия увидела приглашение на танцевальный вечер Пенелопы Кроуфорд, но обрадовалась не так сильно, как могла бы несколько недель назад. Сначала она без конца думала о Гарри Кроуфорде, но в последнее время, когда сезон набрал полные обороты, ее унесло на волне светской суеты.
Направляясь в столовую, чтобы позавтракать вместе с бабушкой, Оливия сжимала в руке приглашение в Уортон-Парк. Леди Варе уже поела и, по своему обыкновению, завершала утреннюю трапезу чашкой кофе, заодно читая «Телеграф». Тюрбан скрывал ее неприбранные волосы.
Пожилая дама недовольно взглянула на вошедшую внучку.
— Послушай, Оливия, я, конечно, понимаю, что у тебя много дел, но это неприлично — опаздывать к столу. Когда мне было столько лет, сколько сейчас тебе, я не позволяла себе подобные вольности и ходила голодной до самого ленча.
— Прости меня, бабушка. — Оливия потупилась, наблюдая, как горничная выставляет перед ней немного подсохшую яичницу с беконом. — Вчера вечером я была на танцевальном вечере у Хендерсона. Ближе к ночи мы отужинали в «Куаглино». — Девушка глянула на еду и пожалела, что недавно пила джин с итальянским вермутом. В висках отчаянно стучали маленькие молоточки, и она отвернулась от холодного бекона.
— Я слышала, как ты пришла. Было три часа ночи, — строго заметила леди Варе. — Надеюсь, Оливия, ты помнишь о том, что я говорила тебе в начале сезона, и не водишься с плохой компанией?
— Нет-нет, бабушка, — солгала Оливия. — Я уверена, ты одобрила бы круг людей, с которыми я вчера проводила вечер. Там был Джон Кавендиш, маркиз Харлингтон, со своим младшим братом Эндрю.
Оливия знала, что это произведет впечатление на бабушку, поскольку Джон Кавендиш был наследником девонширского поместья, куда входил Чатсуорт-Хаус. Впрочем, она умолчала о том, как шумно они вели себя в ресторане и как метрдотель попросил их уйти. Хихикая, точно нашкодившие школьники, они покинули заведение и продолжили веселье в чьем-то доме в Мейфэре.
— Кто-нибудь из молодых красавцев оказывал тебе повышенные знаки внимания? — заинтересовалась леди Варе.
По правде говоря, в светском обществе было много так называемых приличных женихов, и все они хотели потанцевать с Оливией, пригласить на званый обед или в ночной клуб. Однако, как говорила бабушка, времена изменились. В недавно обретенной компании было немало молодых людей, но Оливия видела в них друзей, а не потенциальных кандидатов в мужья. Над страной нависла угроза войны, и джентльмены понимали, что их привычная жизнь скоро закончится. Прежде чем отправиться на кровавую бойню, они проживали каждый день как последний.
Оливия не могла рассказать все это бабушке.
— Да, кажется, мной заинтересовалась парочка молодых людей. — Оливия взмахом руки отказалась от еды. Горничная убрала яичницу и принесла столь желанную чашку кофе.
— И кто же они, позволь узнать?
Девушка беспечно пожала плечами.
— Ангус Макджордж — очень забавный малый, он владеет половиной Шотландии. И Ричард Ингейтстоун, его отец — большая шишка в военно-морском флоте, и...
— Что ж, — перебила леди Варе, — будет неплохо, Оливия, если ты приведешь одного из этих юношей к нам на чай. Я хочу с ними познакомиться.
— Ладно, я спрошу у них, бабушка, но сейчас все ужасно заняты: увеселительные мероприятия расписаны на несколько недель вперед. — Она показала приглашение. — В следующем месяце в Уортон-Парке состоится танцевальный вечер для Пенелопы Кроуфорд. Мне предлагают остаться в их доме с ночевкой.
— Лично мне сельские танцы всегда казались скучищей. Ты уверена, дорогая Оливия, что тебе стоит туда идти? В конце концов, Пенелопа Кроуфорд по такому случаю всего лишь одалживает дом у своего дядюшки, — заметила леди Варе. — Ее семья совсем обнищала. Чарльз, отец Пенелопы, был убит во время мировой войны. Сомневаюсь, что там соберется хорошая компания.
Оливия отпила кофе.
— Вообще-то, бабушка, сразу после Рождества я ездила в Уортон-Парк вместе с мамой и папой. И мне там очень понравилось. Можно, я приму это приглашение?
— При условии, что вечеринка не накладывается ни на какие городские сборища и ты дашь мне просмотреть список гостей, пожалуйста, можешь ехать. — Леди Варе встала из-за стола, взяла свою тросточку и спросила: — Ты придешь на ленч?
— Нет, у меня встреча в Беркли. А потом надо зайти к портнихе за платьем, которое я порвала на прошлой неделе. Она обещала починить его, и мне бы хотелось надеть его вечером.
Пожилая дама удовлетворенно кивнула.
— Тогда увидимся за завтраком завтра утром, — бросила она, выходя из столовой. — И пожалуйста, не опаздывай!
— Хорошо, бабушка, — крикнула Оливия вдогонку, а потом облегченно опустила голову и помассировала виски, пытаясь унять головную боль.
Сначала девушку огорчало, что мама не могла опекать ее во время светского сезона, а бабушка в силу старости и немощи не годилась на роль компаньонки. Однако теперь эти обстоятельства безмерно радовали Оливию. Ей была предоставлена полная свобода: она делала, что хотела, и общалась с кем хотела. Леди Варе наверняка осудила бы ее нынешний круг знакомств, но Оливия с удовольствием предавалась веселью.
Венеция взяла ее под свое крылышко. Девушки крепко сдружились, и Венеция познакомила Оливию с наиболее интересными представителями света. Несмотря на репутацию «легкомысленных», эти барышни и молодые мужчины были культурными, образованными и политически подкованными. Большинство из них, как и Оливия, вращались в высшем обществе по необходимости. Но вместо того чтобы обсуждать во время застолий собственные туалеты, девушки часто размышляли о своем будущем. Причем далеко не все стремились поскорее выскочить замуж и нарожать детей. Многие мечтали поступить в университет, а если начнется война — принять в ней активное участие.
В Лондоне любимым местом Оливии стал городской дом Венеции на Честер-сквер. Там собирались необычные люди, богема с интеллигенцией, к которой принадлежали родители Венеции.
Фердинанд Барроуз, отец Венеции, был известным художником-авангардистом, которого мать Венеции, Кристина, вышедшая из знатнейшей семьи, полюбила и взяла н мужья, несмотря на родительский гнев. Оливии хотелось, чтобы ее мама была такой же смелой и независимой, как Кристина Барроуз. Эта дама ходила с черными, как смоль волосами до пояса (правда, Оливия почти не сомневалась, что они крашеные), ярко чернила глаза и курила сигареты через нефритовый мундштук.
По словам Венеции, когда ее мать сказала родителям, что собирается замуж за нищего молодого художника, те наотрез отказались благословить их союз. Кристина сбежала в Лондон, где несколько лет жила с Фердинандом практически впроголодь до тех пор, пока картины ее мужа не начали продаваться. Городской дом на Честер-сквер достался ей от двоюродной бабушки — единственного члена семьи, который сочувствовал ее бедственному положению. Так у молодой пары появилась хотя бы крыша над головой. Однако денег на обстановку не было, пришлось довольствоваться ветхими шторами и подержанной мебелью из благотворительного магазина. Из-за отсутствия прислуги это жилище нуждалось в генеральной уборке и тщательной дезинфекции.
— Сейчас папа жутко богат. Его картины покупают за сотни фунтов стерлингов, и они могли бы купить все, что им пожелается, — рассказывала Венеция. — Но этот дом нравится им таким, какой он есть. И мне тоже! — с вызовом добавила она.
Венеция принимала участие в светском сезоне, чтобы позлить мамину родню, которая пришла в ужас при мысли о том, что дочь простого художника может быть представлена ко двору.
— Я тоже прошла церемонию представления, и теперь им меня не остановить, — со смехом заявила Кристина, мать Венеции, девушкам однажды за бокалом мартини перед тем, как отправиться вместе с ними на танцы. — Моя сестра Летти в шоке: разумеется, ее дочь, уродка Дебора, тоже выходит в свет в этом сезоне. Никогда не забуду выражение лица Летти, когда она увидела меня на балу у королевы Шарлотты. Я думала, бедняжка хлопнется в обморок! — Захихикав, Кристина ласково взъерошила волосы Венеции. — К тому же моя дочь — красавица, а ее — прыщавая, толстая и совершенно безмозглая курица.
Оливии часто казалось, что Венеция ведет себя как мать, а не как дочь Кристины. Возможно, она стала не по годам мудрой и практичной из-за необычного происхождения. В ней интригующе уживались богемный взгляд на жизнь и здравый смысл. Оливия обожала свою новую подругу.
Время от времени Венеция сыпала именами таких знаменитостей, как Вирджиния Вульф, которая вместе со своей любовницей Сэквил-Уэст часто захаживала к ним на чай, когда Венеция была маленькой. Оливию восхищали члены Блумзберийской группы и преданность, с какой Барроузы относились к ее идеалам. Несмотря на то, что сейчас группа практически распалась, в доме на Честер-сквер по-прежнему придерживались радикальных мыслей, а Венеция была страстной поборницей прав женщин и равенства полов. Она уже решила, что не станет брать фамилию мужа, когда (и если) выйдет замуж.
Оливия с удовольствием принимала участие в светских мероприятиях: веселые вечеринки в компании новых друзей-единомышленников расцветили ее жизнь яркими красками. Пытливый ум девушки каждый день получал богатую пищу, и теперь она со страхом ждала окончания сезона, понимая, что скоро придется задуматься о будущем.
Она не собиралась возвращаться в Суррей к родителям и тупо ждать, когда к ней посватается подходящий мужчина. Ей исполнится двадцать один, и Оливия начнет получать маленький доход, но в ближайшие два с половиной года никак не избежать финансовой зависимости от родителей. Впрочем, если найти работу...
Оливия встала из-за обеденного стола и поднялась наверх, в свои комнаты, чтобы одеться и ехать на ленч к Венеции.
Отец Венеции, Фердинанд Барроуз, только вчера вернулся домой из Германии, где делал эскизы, отражающие рост мощи Третьего рейха: он хотел завершить серию картин. Оливия много слышала об этом человеке от его любящей дочери и мечтала с ним познакомиться. Возможно, ей повезет и она из первых уст услышит об угрозе нацизма. Приколов шляпку и надев перчатки, девушка взяла сумочку и отправилась на Честер-сквер.
Венеция вышла ее поприветствовать, озабоченно хмурясь, с бледным лицом.
— Что произошло? — встревожилась Оливия, шагая за подругой через холл в кухню, где летом семья принимала гостей: оттуда можно было выйти в симпатичный огороженный сад за домом.
— Будешь джин? — спросила Венеция.
Оливия взглянула на свои наручные часы: только половина двенадцатого! Она покачала головой:
— Нет, спасибо, милая. После вчерашнего что-то не хочется.
— Я бы тоже не стала, но вчера вечером приехал папа, страшно расстроенный. — Венеция щедро плеснула джина себе в рюмку и сделала большой глоток. — Он разговаривал в основном с мамой, но я поняла, что местные газеты слишком бледно освещают те страшные события, которые происходят в Германии. — Глаза девушки налились слезами. — Папа своими глазами видел, как совсем рядом с Мюнхеном группа нацистских молодчиков подожгла синагогу. Ох, Оливия, похоже, герр Гитлер хочет стереть евреев с лица земли!
— Этого не может быть! — Оливия подошла к подруге и обняла ее.
— Еще как может! — Венеция зарыдала у нее на плече. — Мама сейчас наверху, с ним. Он выглядит... совершенно подавленным. Мы даже не представляли, какая опасность ему грозила.
— Успокойся, милая. Он уже дома, целый и невредимый.
— Слава Богу. — Венеция смахнула слезы. — Он сказал, что никогда не сможет нарисовать то, что видел. Там столько жестокости, столько ненависти! Ты знаешь, что арийцам запрещено заниматься любовью с евреями, не говоря уже о законном браке? Что за последние полтора года тысячи синагог сгорели дотла? Евреи не имеют права держать в своих домах радиоприемники, а их дети не могут посещать школы, в которых учатся арийские дети.
Оливия слушала, онемев от потрясения.
— Но почему же мир ничего об этом не знает? — наконец спросила она.
Венеция покачала головой:
— Не имею понятия, и папа тоже. Он сказал, что поставит в известность своих влиятельных друзей-политиков. — Она схватила Оливию за руку. — Ох, милая, мы все время пытаемся забыть о грядущей войне, но она будет, и никуда от этого не деться! И кто знает, чем все закончится?
Проснувшись, Гарри Кроуфорд с удовольствием удостоверился, что он дома. В отличие от многих своих коллег-офицеров, которые понятия не имели о том, куда их отбросит судьба через несколько месяцев, Гарри, по крайней мере, прекрасно осознавал свое ближайшее будущее. Ему предстояло возглавить обучение группы местных новобранцев, зачисленных в Пятый королевский норфолкский полк, и, значит, хотя бы в ближайшие недели, в самую летнюю благодать, он сможет жить в собственном доме и спать в собственной постели.
Офицеры, которых отправляли в иные, отнюдь не такие приятные места, с завистью спрашивали, не шепнул ли его папочка кому следует, но Гарри в этом сомневался. Вряд ли сейчас, когда Германия в любой момент могла напасть на Чехословакию, его отец стал бы думать о комфорте взрослого сына.
Гарри раскрыл окно и с наслаждением вдохнул свежий сладкий аромат жасмина, высаженного Адрианой вдоль террасы.
«Как же здесь тихо! Жаль, что танцы для кузины Пенелопы устраивают именно сегодня, в мой первый день дома, и уже вечером придется обхаживать целый табун девушек с лошадиными лицами...» Впрочем, старый дом возвращался к жизни, и это радовало Гарри. И потом он знал, как много это событие значит для мамы.
Когда Гарри спустился на первый этаж, там вовсю кипела работа. Из деревни вызвали дополнительную прислугу, которая помогала готовиться к вечеринке. Через холл на тележках возили мебель, а в танцевальном зале устанавливали стулья и столы, чтобы разместить полторы сотни трапезничающих. После обеда гостей уведут в гостиную или, если вечер будет теплым, на террасу, из танцзала унесут столы и стулья, поставят там оркестр, и начнутся танцы.
Пробираясь сквозь деловито снующую толпу, Гарри шел к танцзалу, радуясь, что непредсказуемая английская погода словно услышала мамины мольбы: похоже, во второй половине дня будет тепло и сухо. Джек и его сын Билл везли на террасу тачки, доверху нагруженные пестрыми цветами.
— Вам помочь, парни? — спросил Гарри.
— Спасибо, мистер Гарри, управимся сами. Я знаю, сэр, вы только вчера приехали домой, так что отдыхайте, — улыбнулся Джек, снимая шляпу в знак приветствия.
Не послушав, Гарри принялся сгружать цветы на террасу.
— Я слышал, Билл, тебя записали в Пятый норфолкский полк?
— Да, это так, мистер Гарри.
— Значит, нам с тобой предстоит познакомиться поближе. Мне поручено привести вас всех в боевую готовность. Встретимся в понедельник на тренировочном плацдарме Дрилл-Холла. Мне будет приятно увидеть знакомое лицо, а ты познакомишь меня с остальными.
— Мы все будем рады служить под вашим началом, сэр. — Билл широко улыбнулся.
Джек развернул свою тачку.
— Билл, иди-ка скажи ее светлости, что мы привезли растения, а я пойду заберу то, что осталось. Она наверняка захочет сама расставить их на террасе. Ты же знаешь, как трепетно ее светлость относится к своим цветочкам. — Джек подмигнул Гарри. — Спасибо за помощь, сэр. До скорой встречи!
Оливия и Венеция выехали из Лондона в десять часов утра. Венеция одолжила у родителей «форд», заверив Оливию, что она опытный водитель. Впрочем, девушка явно лукавила. За последние пять часов Оливия чуть не поседела от страха: Венеция то выскакивала на встречную поносу, то судорожно заводила заглохший мотор, то включила не ту передачу. Они чудом избежали аварии.
Если Венеция была никудышным шофером, то Оливия оказалась таким же никудышным штурманом. Она путалась в карте, и они много раз сворачивали не в ту сторону, из-за чего Венеция совершала лишние опасные маневры. Подруги планировали добраться до места за четыре с половиной часа, но близилось время дневного чаепития, а до Уортон-Парка оставался, по меньшей мере, час езды.
Хорошо хоть сельский пейзаж стал гораздо симпатичнее, и Оливия не сомневалась, что они на верном пути.
— Ты уверена, что мы не скатимся с острова прямиком в Северное море? — спросила Венеция. — Как долго мы едем! Умираю от голода! Папа говорит, у него аллергия на свежий воздух. Мне кажется, он ни разу не уезжал из города с того дня, как я родилась. Пожалуй, мне следует брать с него пример, — ворчливо добавила она.
Оливия промолчала. Она знала, что, увидев Уортон-Парк, подруга перестанет злиться и поймет, что их поездка была не напрасной.
Полтора часа спустя они свернули на подъездную аллею, ведущую к дому. Низкое солнце озаряло парк мягким светом.
Венеция продолжала жаловаться на свой пустой желудок, затекшую спину и ноги, уставшие без конца менять передачу. Оливия опустила окно и вдохнула ароматы тихого теплого вечера.
— А вот и дом, — радостно возвестила она. — Правда, очаровательный?
Но Венеция не была настроена на лирический лад.
— Что, сюда еще не провели электричество? — раздраженно спросила она.
— Не остри, Венеция! Конечно, здесь есть электричество. Только свет нам вряд ли понадобится, ведь сегодня двадцать первое июня, самый длинный день в году, — ответила Оливия. — Знаешь что, — добавила она, когда Венеция резко остановила машину перед домом, — если хочешь, можешь дуться все выходные. Я же считаю это место божественным и собираюсь сполна им насладиться, даже если ты меня не поддержишь.
В этот момент парадная дверь отворилась, и с крыльца сбежал смутно знакомый ей молодой человек.
— Здравствуйте, мисс Дру-Норрис, — произнес юноша, когда Оливия вышла из машины и пригладила мятое платье. — Очень рад снова видеть вас в Уортон-Парке.
Оливия узнала Билла, сына садовника, с которым наскоро познакомилась в январе, когда заходила в теплицу.
— Как поживают ваши цветочки? — с улыбкой спросила она. — Моя плюмерия вовсю цветет на подоконнике в моем лондонском доме.
— Спасибо, мисс Дру-Норрис, с цветами все в полном порядке.
— Мне не терпится увидеть сад, — выдохнула Оливия. — Гарри сказал, в разгар лета там очень красиво.
— Да, это так. К тому же вы выбрали самый удачный момент: сейчас в саду все цветет и благоухает, а к середине июля растения начнут потихоньку увядать. Мисс Дру-Норрис, у вас есть багаж? Я могу занести его в дом. А если вы дадите мне ключи от вашей машины, я поставлю ее на парковку.
— Вообще-то это моя машина. — Венеция медленно обошла автомобиль, помахала ключами перед носом у Билла и соблазнительно улыбнулась. — Будьте с ней поосторожней, ладно?
— Конечно, мисс, — вежливо отозвался Билл. Он открыл багажник, достал два маленьких чемодана, поднял их на крыльцо и скрылся в доме.
— Божественный мужчина! — воскликнула Венеция. — Кто такой?
— Ты можешь вести себя прилично? — одернула ее Оливия, но Венеция продолжала улыбаться. — Это сын садовника. Тебе вредно читать такие романы, как «Леди Чаттерлей». Пойдем в дом, страшно хочется чаю!
В семь часов Адриана стояла на террасе с бокалом шампанского в руке и наслаждалась чудесным вечером. Лишь в такие теплые моменты Уортон-Парк мог соперничать по красоте с домом в Провансе, где прошло ее детство. Мягко подсвеченное вечернее небо словно сливалось с землей, воздух пропитался запахом свежескошенной травы и ароматом роз.
В доме все было готово. Танцевальный зал выглядел безупречно. Пятнадцать столов, накрытых хрустящими белыми скатертями, были сервированы античным хрусталем; в центре каждого красовалась ваза со свежими тепличными цветами.
Адриана любила такие моменты. Все заботы позади, а праздник еще не начался. Душу наполняли радость и предвкушение. Хотелось надеяться, что званый вечер не обманет ее ожиданий.
— Мама, ты потрясающе выглядишь, — заметил Гарри, подойдя сзади.
— Merci, mоn cheri. Я вышла на пару минут подышать воздухом.
Гарри закурил сигарету и оглядел великолепный сад.
— Кругом так спокойно... затишье перед бурей, — улыбнулся он.
Адриана повернулась к сыну и ласково дотронулась до его плеча.
— С тех пор как ты приехал, я тебя почти не видела. Как дела, милый?
— У меня все хорошо, мама, — кивнул Гарри.
— Ты счастлив? — спросила она, уже зная ответ.
— Я... понимаю, что я всего лишь маленький винтик в огромной машине и не в силах изменить вселенную. Чему быть, того не миновать, — вздохнул он, — и надо просто с этим смириться.
— Милый Гарри, — вздохнула в ответ Адриана, — как жаль, что мир так жесток! Mon dieu! — Адриана прикрыла рот рукой. — Я становлюсь слишком сентиментальной. Надо это прекращать. Я счастлива, что ты дома, так давай же насладимся обществом друг друга.
— Все будет хорошо! — Он улыбнулся, глядя на маму и думая о том, как сильно ее любит.
— Твой кузен Хьюго не смог сегодня прийти. Он тоже тренируется со своим батальоном в Уэльсе. Мне кажется, будет неправильно, если твой папа пригласит бедняжку Пенелопу на ее первый танец. Это должен сделать ты, Гарри. Несколько минут назад я поднималась наверх посмотреть, как она выглядит в вечернем туалете. — Адриана элегантно пожала плечами. — Конечно, трудно превратить свиное ухо в шелковый кисет, но я выбрала для нее неплохое платье, а Элси сделала ей прическу, и теперь у Пенелопы вполне презентабельный вид.
— Мама, ты просто кудесница, — заметил Гарри, вспомнив свою невысокую, коренастую простушку-кузину.
— Возможно, она расцветет позже. — Адриана сжала его руку. — Мне пора идти, cheri. Надо найти твоего отца. И последний раз я видела его наверху, он выбирал себе праздничную рубашку. Сегодня в его дом съедутся все юные дебютантки, и он переполнен приятным волнением. — Адриана вскинула бровь. — Позволим ему немножко поиграть, n’est-ce pas?
Она ушла с террасы. Гарри проводил ее взглядом. Сегодня мама выглядела блестяще. Желто-оранжевое шелковое платье выгодно облегало ее хрупкую безупречную фигуру. Темные волосы были забраны в пучок на затылке, и крупные бриллиантовые серьги-капельки подчеркивали открытую лебединую шею. Гарри вспомнил их разговор и подумал о том, что, имея такую красивую маму, трудно выбрать себе невесту: разве сравнится с ней хоть одна девушка? Иногда ему казалось, что именно поэтому он не испытывает интереса к женскому полу. Его еще ни разу не посетило то волшебное чувство, которое другие мужчины называют любовью, а некоторые из его коллег-офицеров описывают более грубыми и простыми словами.
Оливия Дру-Норрис, девушка из Индии, с которой он познакомился несколько месяцев назад, показалась ему самой привлекательной из всех. Он знал, что сегодня вечером она тоже будет здесь, и даже собирался пригласить ее на танец.
Со двора донеслось тихое шуршание гравия под автомобильными шинами: прибыл первый гость! Очнувшись от задумчивости, Гарри вернулся в дом, чтобы приступить к выполнению своих обязанностей.
— О Боже, Оливия, ты потрясающе выглядишь! — Венеция зашла в спальню Оливии посмотреть, готова ли она спуститься на первый этаж. — Ослепительно! Тебе так идет новое платье! Розовый идеально сочетается с цветом лица. Мне ужасно нравятся эти розовые бутончики у тебя в волосах! Кто тебе сделал такую прическу?
— Элси, горничная. Она такая милая девушка! К тому же очень добрая. Хочешь, она и тебя причешет?
Венеция тряхнула густой копной распущенных черных волос и покачала головой:
— Нет, милая, стиль «красавица принцесса» не для меня. А как тебе мой наряд?
Вновь поправ традиции, Венеция надела плотно облегающее золотое платье с низким декольте, откуда смело выглядывала аппетитная ложбинка. Она смотрелась сногсшибательно, но несколько неуместно в интерьерах английского сельского дома.
— Умопомрачительно, — кивнула Оливия. — Платье замечательно подчеркивает твою сущность.
— Я нашла это платье в мамином гардеробе и собираюсь носить его до конца сезона. — Венеция хихикнула. — Ты же знаешь, милая: я вечно путаюсь в длинных сетчатых и тюлевых юбках, наступая на ноги бедным партнерам по танцам. — Она указала на дверь: — Ну что, идем?
— Идем, — с улыбкой откликнулась Оливия.
Взявшись за руки, подруги пересекли широкую лестничную площадку и спустились по парадной лестнице в холл.
Венеция оглядела толпу внизу.
— Ничего себе! Сегодня вечером в Лондоне будет скучно: все сливки общества здесь.
Адриана увидела девушек и подплыла поближе.
— Оливия, милая, ты великолепно выглядишь! Просто красавица!
— Спасибо, Адриана. — Оливия покраснела от смущения и поспешила представить Венецию: — Это моя подруга, Венеция Барроуз.
Адриана скользнула глазами по золотому платью в обтяжку и неприбранным волосам.
— Вы тоже очень красивы, — заметила она, широко улыбнувшись. — Я восхищаюсь людьми, которым нравится шокировать общество. А вы, как я понимаю, как раз из таких, n’est-ce pas? — Она расцеловала Венецию в обе щеки. — Добро пожаловать, cherie, приятного вечера!
— Вот это да, — пробормотала Венеция, протискиваясь с подругой на террасу; там собралось большинство гостей, чтобы насладиться теплым вечерним воздухом. — Она мигом меня раскусила. Какая проницательность!
— Она сразу и безошибочно угадывает характер человека. — Оливия взяла с подноса проходящего мимо официанта два бокала шампанского. — На мой взгляд, Адриана невероятно мила и красива.
— Несомненно, — согласилась Венеция и в следующее мгновение оказалась в объятиях юноши в красном жилете. — О, Тедди, и ты здесь? Не верю глазам своим! Неужели ты соизволил выбраться из бара отеля «Ритц»?
— Моя дорогая Венеция, — отозвался молодой человек, непринужденно оглаживая ее тело, — позволь сказать тебе, что в этом платье ты неотразима. Привет, Оливия! Ты тоже чудесно выглядишь.
— Спасибо, — кивнула Оливия.
Тедди обернулся к Венеции и завел с ней беседу, украдкой заглядывая в ее декольте.
Оливия отошла к балюстраде и залюбовалась цветущим садом. Как и обещал Гарри, в разгаре лета он был великолепен.
— Мисс Дру-Норрис! Оливия, это ты? — Она оглянулась на знакомый голос. — Божественно выглядишь!
— Привет, Гарри.
Девушка почувствовала, как щеки наливаются жарким румянцем. Несколько месяцев она всячески лелеяла его мысленный образ — по ее мнению, совершенно точный, — однако в жизни Гарри оказался куда красивее.
— Как тебе светский сезон?
— Гораздо интересней, чем я думала. Я завела несколько новых, очень приятных знакомств.
— Отлично. Так ты уже освоилась в Англии? — спросил Гарри. — Сегодня ты кажешься веселей, чем в нашу последнюю встречу.
— Да, — склонила голову Оливия. — А в такие вечера, — она повела рукой, показывая на парк, зеленеющий перед террасой, — трудно не поддаться обаянию сельской природы.
— Это верно, — кивнул Гарри. — Ты уже знаешь, чем будешь заниматься, когда сезон закончится?
— Пока нет. Давай не будем думать об этом сегодня. Я опять приехала в Уортон-Парк и хочу сполна насладиться волшебным вечером. А как твои дела, Гарри?
— Сейчас я живу дома и проведу здесь все лето. Постараюсь сделать свой неожиданный отпуск, как можно более насыщенным. — Он улыбнулся, глядя на девушку. — Очень рад тебя видеть, Оливия, правда!
— Оливия, милая, как поживаешь?
Рядом с ними возник незнакомый для Гарри мужчина, и молодой хозяин счел уместным ретироваться.
— Извини, Оливия, мне надо обойти всех гостей. Я вижу, некоторые молодые дамы, в том числе и моя кузина, скучают без кавалеров. — Гарри кивнул на полную девушку, которая стояла на террасе одна. — Увидимся позже.
— Гарри, приятель, здорово!
— Себастьян! — Гарри сердечно пожал руку старому другу. — Сколько лет, сколько зим! Если не ошибаюсь, мы с тобой расстались два года назад, четвертого июня, в Итоне.
— Точно! — Себастьян снял очки с толстыми круглыми линзами и протер их носовым платком. — Так и думал, что встречу тебя здесь сегодня. Ну как ты? Что, в Сандхерсте все так ужасно, как ты думал?
— Хуже! — пошутил Гарри.
Себастьян был одним из немногих, с кем он мог откровенно говорить на эту тему. Они познакомились в Итоне. Близорукий астматик и книжный червь Себастьян прилепился к музыкальному и болезненно робкому Гарри. Они оба страдали от насмешек и издевательств других учеников и, хотя имели мало общего, сблизились, будучи аутсайдерами.
— Слава Богу, муштра позади. Теперь я жду, когда начнется война, и мне отстрелят ногу в сражении, — мрачно добавил Гарри.
— Что ж, хотя бы от этого я застрахован. — Себастьян вновь водрузил очки на нос. — Ни один здравомыслящий человек не даст мне в руки оружие. Я и прицелиться-то толком не смогу.
— Да, старина, не хотел бы я, чтобы ты служил в моем батальоне! Впрочем, если честно, я и сам не горю желанием идти на войну. — Гарри улыбнулся, взял с подноса пару бокалов шампанского и протянул один Себастьяну. — Чем ты сейчас занимаешься?
— Работаю в торговой компании отца. Я прошел стажировку в лондонском филиале и скоро поеду в головной офис, в Бангкок. Папа целых двадцать лет провел экспатриантом и теперь мечтает вернуться на родину. Его не пугают грозовые тучи, которые нависли над нашими берегами и сгущаются с каждым днем.
— Понятно, — хмуро пробормотал Гарри.
— Если война и впрямь начнется, мне придется организовать морскую перевозку войск и снаряжения в Восточную Азию, но это будет мой единственный вклад в общее безумие. Жду не дождусь этой поездки. Говорят, сиамские девушки — горячие штучки!
— Ты уезжаешь как раз вовремя, — завистливо заметил Гарри. — В Европе началась большая заваруха. Не думаю, что она доберется до Сиама.
— Я тоже не думаю, хотя кто знает? — отозвался Себастьян. — Конечно, я чувствую себя виноватым, поскольку не могу защитить родину, но, возможно, это маленькая компенсация за то, что природа наградила меня такими плохими глазами и хворой грудью.
Гарри увидел, что Пенелопа по-прежнему стоит в одиночестве, и тронул приятеля за плечо.
— Мне надо идти, старик. Как приедешь на новое место, черкни адресок.
— Договорились. Страшно рад повидаться с тобой, Гарри. Если тебя отправят на войну, постарайся остаться живым, ладно? Я подберу для тебя пару сиамских девушек.
За обедом Оливия с удовольствием общалась с веселыми соседями по столу. В основном это были люди, с которыми она познакомилась в Лондоне. Слева от нее сидел Ангус, шотландский помещик, который, похоже, питал к ней мужской интерес, а справа — Арчи, виконт Маннерс. Кое-кто из ее лондонских подруг говорил, что Арчи «предпочитает сильный пол». У Оливии не хватало житейского опыта, чтобы судить о подобных вещах.
После обеда всех участников вечеринки выпроводили из бального зала, чтобы вынести оттуда столы. Оливия стояла на террасе с Арчи и курила вместе с ним редкую арабскую сигарету.
Арчи взглянул на парк, тонувший в вечернем полумраке, и вздохнул.
— Какая волшебная красота. Ее прекрасно описал Блейк:
Грянул оркестр, и люди потянулись обратно в бальный чал.
— Надеюсь, вы не обидитесь, если я не приглашу вас на танец? У меня обе ноги левые, и я боюсь вас покалечить, Оливия, — признался Арчи. — Пожалуйста, найдите себе другого кавалера.
— Мне и здесь неплохо.
— Ну, долго вы здесь не простоите. Я уже вижу, как к нам приближается некий красавчик.
«Неким красавчиком» оказался Гарри. Он подошел поближе и остановился в нескольких шагах от них.
— Я вам не помешаю? — спросил он, внезапно смутившись.
— Нисколько. — Оливия с трудом скрыла радость. — Пожалуйста, подойди сюда, я познакомлю тебя с Арчи. Арчи, это Гарри Кроуфорд, сын хозяина дома.
Мужчины несколько секунд смотрели друг на друга, потом Гарри протянул руку.
— Здравствуйте, Арчи. Очень приятно с вами познакомиться.
— Мне тоже, Гарри. — Арчи вдруг улыбнулся — впервые за весь вечер.
Наконец Оливия прервала затянувшееся молчание:
— За обедом мы с Арчи хорошо провели время, обсуждая великих поэтов-романтиков. Разумеется, Арчи и сам пишет стихи.
— Вот как? — спросил Гарри.
— Да. Для себя, конечно. Не хочу никому навязывать свои скромные вирши. Боюсь, они слишком сентиментальны, — отозвался Арчи.
— Что ж, в этом мы с вами похожи, — усмехнулся Гарри. — Лично я обожаю Руперта Брука.
Арчи просиял.
— Какое совпадение! Я тоже. За обедом я до полусмерти замучил бедную Оливию его поэзией. — Он закрыл глаза и начал цитировать:
Цветы любви, цветы надежды
И с темной памятью легка моя игра.
Словно дитя под небом летних дней,
Сжимаю горсть сверкающих камней;
За них сжигали в прошлом города...
Гарри подхватил:
Любовь теряли, жизни и царей
Бог превращал в летучий горький прах[11].
Они тепло улыбнулись друг другу, радуясь, что у них обнаружилась общая страсть.
— Я мечтаю поехать на остров Скирос, чтобы посмотреть на его могилу, — признался Арчи.
— Мне повезло: я побывал в старом доме приходского священника в Грантчестере, где прошло детство Брука, — похвалился Гарри.
Оливия слушала их оживленную беседу и чувствовала себя лишней. Выручила Венеция; подруга, уже слегка навеселе, подошла к ним и улыбнулась:
— Привет, милая! — Она оглядела Гарри с головы до ног. — Это кто? — спросила она, и глаза ее заблестели.
Гарри все еще разговаривал с Арчи, и Оливия прошептала:
— Это Гарри. Я тебе о нем говорила.
— Какой... дивный! — Венеция одобрительно кивнула. — Если он тебе не нужен, — она захихикала, — я его заберу. Гарри, — влезла она в разговор, — меня зовут Венеция Барроуз. Я ближайшая подруга Оливии. Она про вас много рассказывала. — Девушка приподнялась на цыпочки и расцеловала его в обе щеки. — У меня такое чувство, будто мы с вами давно знакомы.
От стыда Оливия хотела провалиться сквозь землю.
Гарри ошеломило столь бурное приветствие, но он быстро оправился от удивления и вежливо произнес:
— Рад с вами познакомиться, Венеция.
— А я с вами, Гарри. Надеюсь, позже мы потанцуем. Кстати, о танцах: предлагаю пойти в дом. Здесь становится прохладно.
— Неплохая идея. — Гарри нежно взглянул на Оливию. — Я шел сюда, чтобы пригласить тебя на танец. Ты позволишь?
Девушка покраснела от удовольствия.
— Мы обязательно поговорим с вами в другой раз. — Гарри взглянул на Арчи.
— Возможно, нам удастся это сделать до моего отъезда.
— Я тоже надеюсь. — Гарри отвернулся и повел Оливию в бальный зал.
Танцуя с Гарри танец за танцем, Оливия вспоминала, как, будучи в Лондоне, мечтала оказаться в его объятиях. И вот ее мечты сбылись: они вдвоем в Уортон-Парке — лучшем месте во всей Англии! — на чудесной летней вечеринке.
Потом Гарри вывел ее на террасу подышать свежим воздухом.
— Что ж, — произнес он, закуривая, — по-моему, вечер удался. А ты как считаешь?
Оливия не отрывала глаз от звезд, мерцающих на ясном ночном небе.
— Все просто замечательно, — пробормотала она.
— Я уже давно не видел маму такой счастливой, — добавил Гарри. — Послушай! Оркестр играет мою любимую песню: Кол Портер, «Когда играют бегин». — Гарри начал напевать себе под нос. — Последний танец, мисс Дру-Норрис? — предложил он, обнимая ее за талию.
— Если вы настаиваете, капитан Кроуфорд.
Они покачивались в такт музыке. Оливия нежно прислонила голову Гарри к своей груди и отдалась во власть момента.
— Оливия, я получил огромное удовольствие, танцуя с тобой этим вечером. Спасибо. — Гарри нагнулся и поцеловал ее в губы.
Адриана, вышедшая на террасу полюбоваться ночным небом, увидела эту парочку и украдкой улыбнулась.
На следующий день Оливия возвращалась в Лондон, окутанная легкой паутинкой счастья. Наконец-то она поняла, что значит «волшебство любви». На обратном пути девушка поделилась с Венецией своими переживаниями, и та насмешливо фыркнула, услышав, как подруга назвала Гарри «своим единственным».
— Брось, милая! Откуда ты можешь это знать? Он был первым парнем, с которым ты поцеловалась. Сумасшедшая!
Оливия тряхнула головой:
— Нет, я не сумасшедшая. Я знаю, какие чувства испытываю, и, может быть, у нас все получится. Посмотри на своих родителей. Твоей маме было восемнадцать, а папе — девятнадцать, когда они встретились и полюбили друг друга.
— Да, но это было давно. Сейчас другие времена. К тому же, Оливия, ты всегда говорила, что не хочешь выходить замуж так рано. Ты даже еще не попробовала «это», — добавила Венеция. — О каких чувствах может идти речь?
Оливия знала, что Венеция уже делала «это», причем не с одним мужчиной, но, похоже, близкие отношения не оставляли в ее душе следа. В этом вопросе их мнения расходились, но ни та, ни другая не желала отказываться от своей позиции. Венеция заявляла, что это ее тело, и она может распоряжаться им как хочет, не испытывая вины. Оливия думала иначе. Может, здесь сыграло роль воспитание, а может, такова была ее натура, но она не собиралась расставаться с девственностью до тех пор, пока не выйдет замуж за любимого человека.
— Физическая близость для меня не важна, — проговорила Оливия. — Это вторично.
— Боже мой, Оливия! В последние месяцы мне казалось, что я сумела внушить тебе некоторые принципы феминизма. И вот, пожалуйста: ты уже грезишь о свадьбе! Только не говори, что это не так! — Венеция погрозила подруге пальцем, при этом машина опасно вывернула на середину дороги. — Все равно не поверю.
Следующие две недели Оливия витала в облаках от счастья. Она не принимала участия в последнем раунде вечеринок и других светских мероприятий, закрывающих сезон. Все представители высшего общества готовились покинуть Лондон и, подобно рою мух, махнуть в теплые края, на Ривьеру. Она же с замиранием сердца ждала вестей от Гарри. Но их почему-то не было.
Эйфория сменилась растерянностью и болью. Оливия впала в жестокое уныние. Может, Венеция права и для Гарри поцелуй не значил ничего, кроме приятного завершения вечера?
Шотландский помещик Ангус пригласил Оливию вместе с Венецией месяц погостить на вилле в Сен-Рафаэле, которой владели его родители. Девушка знала, что Ангус в нее влюблен; он ясно выразил свои намерения: если Оливия приедет в его дом, это будет означать, что она принимает ухаживания.
— Ты как хочешь, а я поеду, — заявила Венеция. — Дома жуткая атмосфера! Папа заперся в студии, а мама ходит надутая, потому что он запрещает пускать в дом гостей. А на днях я вышла из задней двери дома и наткнулась на гадкое бомбоубежище, которое испортило наш прекрасный сад.
Девушки только что вышли из Дадли-хауса на Парк-лейн, где устраивал танцы Кик Кеннеди, и направлялись к отелю «Ритц».
— Это было бы нечестно с моей стороны, правда, Венеция? — спросила Оливия. — Ангус — замечательный парень, но я не хочу, чтобы он думал, будто я испытываю к нему чувства.
— Милая, в любви и на войне все средства хороши. — Венеция взглянула на подругу. — К тому же красивые девушки рождены, чтобы разбивать мужские сердца. У Ангуса наверняка шикарная вилла. Да и что ты будешь здесь делать, если останешься? — добавила она. — Все лето тосковать по любимому и ждать, когда немцы сбросят на нас бомбы? — Они свернули с главной дороги и подошли к боковой двери «Ритца». — Ради Бога, возьми себя в руки и повеселись, пока есть возможность.
Венеция начала подниматься на крыльцо отеля. Оливия взглянула налево и увидела... знакомую фигуру. Мужчина вышел из парадных дверей и зашагал по улице, быстро удаляясь от «Ритца». Сердце девушки гулко забилось в груди. Она схватила Венецию за плечо.
— Кажется, я только что его видела.
— Кого?
— Гарри, кого же еще?
Венеция остановилась на верхней ступеньке и тяжко вздохнула.
— Оливия, милая, у тебя, похоже, нелады с головой. Что Гарри забыл в Лондоне?
— Уверена, это был он.
Венеция взяла ее за руку.
— Ты явно перебрала мартини на танцах у Кика. А ну ка опомнись, милая! Не будь занудой!
Прошло три мучительных дня. Оливия очнулась от беспокойного сна и поняла, что Венеция скорее всего права насчет Гарри. Надо принять приглашение Ангуса и поехать во Францию залечивать душевные раны. По крайней мере, там тепло. Хватит мерзнуть в туманном Лондоне! Возвращаться в Суррей ей тоже не хотелось.
«Сегодня же позвоню Ангусу и скажу, чтобы ждал на своей домашней вечеринке в Сен-Рафаэле», — подумала она.
Оливия уже собиралась отправиться в гости к Венеции и заняться подготовкой к поездке во Францию, когда зазвонил телефон.
— Это оператор. Вам звонят из Кромера. Соединить?
— Да, спасибо. Алло, Оливия Дру-Норрис слушает.
— Оливия! Как раз с тобой-то я и хотела поговорить. Это Адриана Кроуфорд из Уортон-Парка.
— Адриана, я так рада вас слышать! У вас все в порядке?
— Конечно, все замечательно. Правда, мне немного одиноко, и я хотела узнать, что ты делаешь в августе. Если у тебя нет планов, может, приедешь ко мне? Мы будем вместе гулять по саду и наслаждаться чудесной летней погодой. Гарри тоже обрадуется твоему приезду. Бедный мальчик, он так устает на работе — целыми днями тренирует свой необученный батальон!
Оливия резко села в кресло, стоящее рядом с телефоном.
— Я... — Она знала, что должна быстро принять решение. Хотя, по правде говоря, у нее не было сомнений. — Я с удовольствием приеду к вам в гости, Адриана. Спасибо за любезное приглашение.
— C’est parfait! Значит, договорились. Когда сможешь приехать?
— Я собираюсь в Суррей навестить родителей, но уже в начале следующей недели буду у вас. Это удобно?
— Конечно, удобно, — ответила Адриана. — Если хочешь, я пришлю в Суррей нашего шофера, и он отвезет тебя к нам. Ехать на поезде очень утомительно.
— Спасибо.
— Что ж, жду тебя на следующей неделе, Оливия. Большое спасибо, что согласилась составить мне компанию.
— Не стоит благодарности. Уортон-Парк — мое любимейшее место на земле, — искренне заверила Оливия. — До свидания.
— A bientot, cherie[12].
Оливия положила трубку на рычаг и прижала руки к пылающим щекам. Сердце бешено колотилось от приятного волнения.
«Целый месяц в Уортон-Парке... с Гарри!»
Она закрыла за собой парадную дверь и чуть ли не бегом припустила к дому Венеции.
Вопреки ожиданиям Оливии эта новость не обрадовала Венецию. Оливия списала реакцию подруги на ее эгоизм. К тому же теперь ей придется одной ехать во Францию.
— Ты говоришь, звонила его мама? — фыркнула Венеция. — Как странно... Тебе не кажется, что он маменькин сынок?
Но Оливия не обиделась.
— Разумеется, меня пригласила хозяйка дома, как и положено по протоколу. И потом... я люблю Адриану и Уортон-Парк, — добавила она.
— Ты сошла с ума: отказаться от Ривьеры ради забытого Богом холодного мавзолея! — вздохнула Венеция. — Но я буду вспоминать о тебе, купаясь в Средиземном море и потягивая коктейли на солнечном берегу.
«А я совсем не буду тебе завидовать», — счастливо подумала Оливия.
На следующий день Оливия собрала свои вещи, поблагодарила бабушку и уехала в Суррей к родителям. Она провела там два дня, чувствуя себя крайне неловко. Папа и мама остались такими же, как всегда, зато их дочь сильно изменилась. За последние несколько месяцев Оливия превратилась в другого человека. За обеденным столом то и дело повисали долгие паузы, и она с трудом находила общие темы для разговора. Однако о чем бы ни шла речь, родители почти никогда не соглашались с ее мнением.
Вечером накануне отъезда в Уортон-Парк она сидела с мамой в гостиной и пила послеобеденный кофе.
— Значит, — произнесла мама, углубившись в вязание, — как я понимаю, у тебя роман с Гарри Кроуфордом?
— Да, он очень хороший парень. Но сейчас занят — тренирует свой батальон, и вряд ли нам придется часто видеться, пока я буду жить в их поместье.
— Ты не ответила на мой вопрос, Оливия. — Мама оторвалась от вязания и посмотрела на девушку.
— У нас с ним очень хорошие отношения, мама, — осторожно произнесла Оливия.
Мама улыбнулась:
— Когда я виделась с ним в январе, он мне очень понравился. Я только хотела сказать, что мы с твоим отцом одобрим ваш брак.
— Мама! — Оливия вспыхнула от смущения, услышав свою собственную мечту, озвученную другим человеком. — Рано об этом говорить!
— Однако я вижу, что ты в него влюблена. Каждый раз, когда произносишь его имя, твое лицо сияет.
— Да, наверное, ты права, — сдалась Оливия.
— Боже мой, сколько денег мы могли сэкономить на твоем светском сезоне, если бы поняли уже в январе, что жених под самым нашим носом! Леди Кроуфорд любезно пригласила нас с папой в Уортон-Парк на выходные. Я обещала, что мы приедем в конце августа. Надеюсь, к этому времени все изменится к лучшему. Сейчас обстановка в мире крайне нестабильна, Оливия. — Мама вздохнула. — Так что лови момент, милая, и наслаждайся всеми доступными радостями.
Позднее Оливия отправилась наверх, в свою спальню, потрясенная маминой откровенностью. Наверное, в преддверии войны люди стали смелее выражать свои чувства...
Утром Оливия проснулась в шесть, а к восьми оделась и собрала вещи. Фредерикс, шофер Кроуфордов, прибыл ровно в девять.
Мама вышла проводить ее на крыльцо.
— Пиши, милая. Я должна знать, как у тебя дела. — Она поцеловала дочь в обе щеки. — Желаю тебе хорошо провести время.
— Спасибо, мама. — Оливия порывисто обняла мать за плечи и прижала к себе. — А вам с папой счастливо оставаться!
Адриана радушно встретила Оливию на крыльце Уортон-Парка.
— Ма cherie, ты, наверное, устала. Проходи в дом. Сейбл заберет багаж и покажет тебе твою комнату. Ты будешь жить там же, где останавливалась раньше. Отдохни перед обедом. Торопиться нам некуда. Кристофер сейчас в Лондоне, а Гарри вернется не раньше десяти.
Сейбл проводил девушку в ее спальню. Она с приятным удивлением оглядела знакомое помещение: странно, когда-то оно казалось ей холодным и некрасивым...
Предвечернее солнце отбрасывало мягкий свет на симпатичные обои с цветочным рисунком. Оливия с удовольствием забралась в постель и сразу заснула, утомленная долгой дорогой.
Ее разбудил стук в дверь. В комнату заглянула горничная Элси.
— Добрый вечер, мисс Оливия. Я так рада вас видеть! Пока вы здесь, я буду за вами ухаживать. Ее светлость велела вас разбудить: уже восьмой час. Если вы сейчас не встанете, то потом не уснете ночью. Можно мне войти?
— Конечно. — Оливия улыбнулась. Ей было приятно видеть знакомое сияющее лицо девушки. — Я и не знала, что проспала так долго!
— Я набрала вам ванну, мисс Оливия. Можете помыться, а я пока разложу ваши вещи. Обед в восемь. Ее светлость сказала, что он будет неофициальным. Если позволите, я подготовлю для вас симпатичный наряд.
— Да, конечно. Спасибо, Элси. — Оливия откинула одеяло и встала с кровати. — Как твои дела? Вы с Биллом уже назначили день свадьбы?
— Да. Уже через четыре недели я стану миссис Уильям Стаффорд, — с гордостью сообщила девушка. — Возможно, вы еще будете здесь, мисс Оливия. Мне бы очень хотелось, чтобы вы пришли в церковь на наше венчание. Ее светлость подарила мне рулон кружева, и моя тетя шьет мне платье. Ох, мисс, я так волнуюсь!
Радость у горничной била через край, и Оливия невольно почувствовала легкий укол зависти.
Без пяти восемь Оливия спустилась вниз и обнаружила, что Сейбл ждет ее в холле.
— Ее светлость на террасе, мисс Дру-Норрис. Пойдемте, я вас провожу.
Она последовала за дворецким и, шагнув на террасу, увидела в углу маленький столик, накрытый на двоих. Большие свечи, защищенные от ветра стеклянными емкостями, мягко светили в сгущающихся сумерках.
— Проходи и садись, Оливия. — Адриана показала на второй стул. — Надеюсь, тебе не холодно? На всякий случай я принесла шаль. Знаешь, я люблю здесь есть в теплую погоду. Во Франции с мая по сентябрь мы почти не обедали в доме. У меня есть розовое вино, которое мне привозят с наших виноградников возле замка в Провансе. Каждый год я получаю по двенадцать ящиков. Попробуешь рюмочку?
— С удовольствием, — улыбнулась Оливия, усаживаясь. — Спасибо.
Адриана дала знак Сейблу, и он налил им вина.
— Мы будем есть через пятнадцать минут, Сейбл. Merci.
— Хорошо, ваша светлость. — Дворецкий кивнул и исчез в доме.
— Sante. — Адриана коснулась своим бокалом бокала Оливии, и они обе сделали по глотку.
Оливии понравился вкус. Белое вино казалось ей слишком кислым, а красное — слишком тяжелым. Розовое же идеально сочетало в себе достоинства того и другого.
— Ну как? — поинтересовалась Адриана.
— Очень вкусно.
— Мои родители обычно пили его из больших графинов, которые хранились в нашем погребе. — Адриана вздохнула. — Eh bien! Это одна из тех приятностей, которых мне теперь не хватает.
— Но вы счастливы здесь, в Англии, не так ли? — спросила Оливия.
— Да, конечно, но в этом году мне немного грустно. Мы всегда проводили август в моем родовом замке. Но сейчас Кристофер занят в Уайтхолле, а Гарри обучает солдат. Я не захотела уезжать без них. Кристофер считает, что война неизбежна.
— В Лондоне нельзя не обратить внимания на приготовления. В день отъезда я видела, как на набережной Темзы устанавливали системы воздушной тревоги.
— Понятно. — Адриана ловко переключилась на более приятную тему: — Расскажи, как прошел твой светский сезон. Твои ожидания оправдались?
— С лихвой. Я познакомилась с чудесными людьми, которые оказались вовсе не такими тупыми, как я думала.
— Например, с Венецией Барроуз? Твоя подруга необычна, как и ты сама. Ну, а как танцевальные вечера? Они действительно такие прекрасные, как мне запомнилось?
Сейбл вывез на террасу большую тележку с серебряными подносами. Обед состоял из супа и салата из свежих хрустящих овощей с огорода. За едой Оливия потчевала Адриану веселыми историями, свидетелем которых стала, пока вращалась в высшем обществе.
— Voila! — От удовольствия Адриана захлопала в ладоши. — Все это очень похоже на мои давние похождения. Там наверняка было много юношей, которых очаровала твоя красота. А тебе кто-нибудь понравился?
— Мне... нет. Во всяком случае, я не встретила ни одного молодого человека, который показался бы мне особенным.
— Не сомневаюсь, что он тебе скоро встретится. — Адриана заметила ее смущение. — Оливия, пожалуйста, чувствуй себя здесь как дома. Если нужно, попроси нашего шофера Фредерикса, и он в любое время отвезет тебя, куда только захочешь. Возможно, мы вместе прогуляемся к морю, и ты увидишь, какое красивое графство Норфолк. На выходные Гарри приедет домой и составит тебе компанию. Бедный мальчик так устает! Но когда я сказала, что ты к нам приедешь, он очень обрадовался. Ему тоже будет приятно с тобой пообщаться. Ну а сейчас, думаю, пора спать. — Адриана встала, подошла к Оливии и поцеловала ее в обе щеки. — Bonne nuit, ma cherie. Спокойной ночи!
— И вам, Адриана. — Девушка тоже поднялась из-за стола. — Мне очень понравился сегодняшний вечер.
Они вместе прошли в дом и миновали ряд комнат, ведущих в парадный холл.
— Завтра утром, когда тебе будет удобно, Элси принесет в твою спальню поднос с завтраком. А мы с тобой встретимся в час на ленче. Потом я проведу тебя по саду и покажу теплицу. Если захочешь почитать, можешь взять в библиотеке любую понравившуюся книгу. В левом углу сада, за беседкой, увитой розами, стоит летний домик. Я часто там читаю.
— Спасибо, Адриана, вы очень добры, — отозвалась Оливия, поднимаясь на второй этаж.
— И тебе спасибо за то, что приехала ко мне в гости. A bientot, Оливия. Приятных сновидений!
Следующие несколько дней Оливия жила по неспешному распорядку: по утрам читала в летнем домике, после ленча гуляла с Адрианой, потом отдыхала. Они с удовольствием вместе обедали на террасе, беседуя об искусстве, литературе и французской культуре, от которой хозяйка дома была без ума.
Красивые пейзажи и неторопливая жизнь в Уортон-Парке убаюкивали разум Оливии, приводя его в состояние покоя, граничащего с оцепенением. Ее уже не волновали ни грядущая война, ни собственное неопределенное будущее. Серьезные мысли выскальзывали из головы подобно тому, как выскальзывала из пальцев паутина, снятая с розовых кустов.
Однажды Адриана повезла Оливию на побережье. Девушка ахнула, увидев красоту Холкхэм-Бич, раскинувшегося перед ней, точно огромный золотой фартук. Они устроили пикник в дюнах. После ленча Адриана задремала, надвинув на лицо соломенную шляпку, чтобы защитить от солнечных лучей свою белую кожу.
Оливия спустилась к морю и осторожно опустила пальцы ног в соленую воду, которая оказалась вовсе не такой холодной, как она думала. Ветер трепал ее волосы, солнце сияло, и пустынный пляж поражал великолепием.
«Да, пожалуй, я смогу прижиться в этой части Англии...»
Когда они вернулись в Уортон-Парк, Оливия пересекла холл, собираясь уединиться в своей спальне и снять сырое мятое платье. Но тут на лестнице показался Гарри. Оливия вздрогнула, глядя на его лицо, которое столько раз представляла в мыслях.
— Оливия, страшно рад тебя видеть!
Гарри тепло поцеловал ее в обе щеки, и она пожалела о своем растрепанном виде. Он был в офицерской форме и смотрелся весьма импозантно.
— Привет, Гарри, как дела?
Он закатил глаза.
— Честно говоря, хорошего мало. А ты превосходно выглядишь!
Оливия вспыхнула:
— Правда? Мы с твоей мамой только что были на пляже. Боюсь, я сейчас не в лучшей форме.
— А по-моему, ты очень красива. Я люблю морской воздух: он сдувает с нас всю паутину. Может, съездим туда завтра? Конечно, если ты захочешь повторить прогулку. В эти выходные я не работаю и хочу провести свободное время с удовольствием.
Радостно-беспечное настроение Гарри граничило с эйфорией. Оливия впервые видела его таким.
— Было бы здорово. А сейчас, извини, мне надо переодеться в сухое платье.
— Конечно, — кивнул Гарри. — До встречи на обеде, Оливия.
— Пока, — бросила она, взбегая по лестнице.
Вечером Оливия попросила Элси сделать ей прическу. Горничная приподняла и уложила валиком переднюю часть волос, а остальные рассыпала по плечам густыми золотистыми локонами. Девушка надела свое любимое голубое платье и критически оглядела себя в зеркале.
— Вы просто картинка! — в восторге воскликнула Элси. — Сегодня вечером мистер Гарри будет с вами?
— Да, наверное, — пробормотала Оливия. От волнения у нее отпала охота болтать.
Она спустилась на первый этаж, вышла на террасу и увидела, что Адриана и Гарри уже там.
— Гарри только что сообщил мне, что вы собираетесь завтра на пляж. — Адриана одобрительно улыбнулась. — Оливия, cherie, свежий воздух пошел тебе на пользу. Ты замечательно выглядишь. — Она взяла с серебряного подноса на столе бокал розового вина и протянула его девушке. — Завтра Кристофер тоже будет дома. В воскресенье мы позовем на ленч наших соседей, чтобы ты могла с ними познакомиться. Ну что, садимся обедать?
Вечер удался. Гарри оказывал Оливии знаки внимания, расспрашивал ее про светский сезон и Лондон. Адриана рано ушла спать, сказавшись усталой, и они остались на террасе вдвоем. Оливия изо всех сил старалась унять дрожь и не выказать волнения.
— Я очень рад, что ты здесь, Оливия! Хорошо, что в Уортон-Парке у мамы появилась компания. Она оторвана от своей французской семьи, а папа редко бывает дома. Ты ей очень нравишься, — заметил он.
— Она мне тоже очень нравится, — отозвалась Оливия.
— Ну что, сейчас тебя больше, чем раньше, привлекает красота этих мест? — Гарри улыбнулся, и они оба вспомнили их первый разговор.
— О да! Я в полном восторге! Твоя мама полностью изменила мои вкусы.
— Она умеет быть убедительной. — Гарри засмеялся. — Но я рад, что ты полюбила наше поместье. Оно особенное.
— Как хорошо, что у тебя есть возможность бывать дома, — вздохнула Оливия.
— Да, — кивнул Гарри. — Здесь я хоть немного отдыхаю от проклятой военщины. Во всяком случае, — он затушил сигарету, — моя кровать всегда в моем распоряжении. Я чертовски устал. Ты тоже? — Гарри подал ей руку и помог встать из-за стола, но тут же отпустил девушку, как только они вошли в дом и направились к лестнице. — Спокойной ночи, Оливия. — Гарри вежливо чмокнул ее в обе щеки. — Приятных сновидений! — Он зашагал к своей спальне.
Оливия легла в постель, недоумевая, почему Гарри не предпринял новой попытки ее поцеловать.
«Впрочем, это только начало моего отдыха здесь, — успокоила она себя. — А у Гарри первый выходной день за много недель. Надо дать ему время...»
На следующее утро Гарри повез Оливию к морю. Он явно пребывал в приподнятом настроении.
— Не буду утомлять тебя Холкхэмом. Давай лучше съездим в Кромер. Перекусим и прогуляемся по набережной, — предложил он.
Оливия, которая уже представляла себя лежащей в песчаных дюнах в объятиях Гарри, почувствовала горькое разочарование, но не подала виду: стоит ли портить драгоценные часы совместного отдыха?
Они приятно провели время, пусть и не совсем так, как ей мечталось. За ленчем в гостиничном ресторане Гарри развлекал ее историями о новобранцах из его батальона, среди которых были и жители поместья Уортон-Парк.
— Меня особенно впечатлил Билл Стаффорд, жених Элси, — заметил Гарри, закуривая. — У него все задатки офицера. Он обладает спокойной властностью, которая заставляет других мужчин к нему прислушиваться. Из него получится бравый вояка, каким я никогда не стану, сколько бы времени ни учился.
— Да нет же, Гарри! Уверена, это не так.
— Я знаю, что говорю, моя милая девочка. — Он вздохнул и хмуро раздавил окурок в пепельнице. — Ну что, пойдем обратно?
В этот вечер ужинали в столовой, поскольку из Лондона вернулся лорд Кроуфорд. Адриана искрилась от счастья, глядя на двух дорогих ей мужчин, сидящих вместе с ней за столом. Атмосфера радости ощущалась во всем доме. Казалось, окрестности тоже пропитаны ею. После еды Оливия предложила сыграть в бридж: их как раз четверо. Она и Кристофер выиграли, спасибо мистеру Кристиану и его науке.
В конце вечера Гарри проводил Оливию наверх, и девушка снова внутренне затрепетала, предвкушая прощальный поцелуй. Но он опять невинно чмокнул ее в щечки и ушел к себе в спальню.
На другой день на ленче собралось двенадцать человек. К ним присоединились друзья и соседи лорда и леди Кроуфорд. Оливия с удовольствием общалась с сотрапезниками, так как была привычна к обществу людей более старшего возраста, однако у нее возникло странное ощущение, будто ей устроили смотрины. Она надеялась, что не ударила в грязь лицом. Гарри вел себя так же, как и в предыдущие два дня, — был внимательным, но отчужденным.
В ту ночь, лежа в постели, Оливия с грустью приняла стоическое решение: пришло время подумать о будущем, исключив из своих планов Гарри Кроуфорда.
Лето заканчивалось, приближался сентябрь. Поля опустели, и поместье наполнилось запахом горящей стерни. Оливия, пребывая в ленивой полудреме, запоем читала книги, долго гуляла по парку и частенько захаживала к Джеку в теплицу. Она не видела Гарри после того воскресного ленча — последние выходные он провел в Лондоне — и полностью укрепилась в своем решении больше о нем не думать. Через несколько дней она уедет из Уортон-Парка и займется другими делами. Оливия уехала бы раньше, но Элси, которая стала ей близкой подругой, уговорила ее остаться до свадьбы.
За три дня до бракосочетания Элси из Лондона неожиданно приехал Кристофер. Он увел Адриану в свой кабинет, где они провели несколько часов. В конце дня бледная хозяйка дома отыскала Оливию, которая читала в библиотеке.
— Ох, милая, — Адриана приложила ладони к щекам, — кажется, война не за горами. Кристофер сказал, что британское правительство получило разведданные, согласно которым Кригсмарине[13] приказало всем немецким торговым судам немедленно прибыть в порты Германии, чтобы можно было начать оккупацию Польши. Немцы не собираются соблюдать германо-советский пакт о ненападении. — Она резко опустилась в кресло, схватившись за голову. — Беда подступила совсем близко, Оливия.
Девушка тут же встала и подошла к Адриане, чтобы ее утешить.
— Неужели герр Гитлер способен на такое? Он же знает, к чему это приведет.
— Да знает и хочет этого. Он всегда этого хотел. Кристофер говорит, уже к завтрашнему утру немцы начнут вторжение в Польшу. И тогда Британия объявит войну. — Адриана схватила Оливию за руку. — Давай пока не будем огорчать Элси, пусть побудет в счастливом неведении, готовясь к свадьбе. Ничего никому не говори, ладно? Потом все сами узнают.
— Конечно, Адриана. Я буду молчать, обещаю.
— Надеюсь, наши жених и невеста проведут свой свадебный день весело, как и любая другая пара. Они должны верить, что у них есть будущее, даже если это не так. — Глаза Адрианы наполнились слезами. Она вытерла их круженным носовым платочком. — Mon dieu! Ну, все, хватит! И должна успокоиться. Прости меня, mа petite. Многие знания — многие печали. Кристоферу нужно срочно возвращаться в Лондон. Но он решил сам рассказать мне дурные новости.
В тот вечер Адриана долго не ложилась спать — ждала Гарри. Когда тот пришел, она повела его в библиотеку и налила ему и себе арманьяка.
— Мама, я все знаю, — сказал Гарри, увидев тревогу на ее прекрасном лице. — Пожалуйста, постарайся сдержать панику. Пока ничего не известно. Трудно сказать, во что это выльется и какие будут последствия. То, что случилось, нельзя назвать неожиданным потрясением, во всяком случае, для нас, ведь мы знали, что нам грозит. Жребий был брошен, когда Гитлер вошел в Чехословакию. Мы несколько месяцев готовились к войне, и мои парни наверняка обрадуются тому, что у них появилась возможность применить на деле все, чему их учили.
Адриана поднесла ладонь ко лбу.
— Невероятно! Неужели мне предстоит пережить еще одну войну? Во время последней погибло столько дорогих мне людей! А теперь... — Адриана взглянула на сына. — Мой Гарри... — Она беспомощно пожала плечами.
— Мама, прошу тебя, успокойся, — взмолился Гарри, сжимая ее, рыдающую, в своих объятиях.
Это был один из тех редких моментов, когда он жалел, что его мать не англичанка и в ее характере нет британской выдержки. Ему было тяжело видеть, как она расстроена.
— Но что я здесь буду делать, Гарри? Ты уйдешь на войну, твой папа вернется в Лондон, а в поместье почти не останется молодых мужчин. Я же не смогу в одиночку управлять Уортон-Парком.
— У тебя есть Оливия, — заметил Гарри.
Адриана махнула своей тонкой, изящной рукой:
— Она уедет отсюда, когда начнется война. С какой стати ей здесь оставаться? — От волнения Адриана высказала то, о чем до сих пор молчала. — Я наблюдала за вами, Гарри, и поняла, что девочка тебя любит, но ты... Вряд ли ты разделяешь ее чувства. Признаться, я пригласила ее сюда, потому что заметила вашу взаимную симпатию. Теперь вижу, что ошибалась. Оливия приехала из-за тебя, и скоро оставит меня в одиночестве.
Гарри в изумлении уставился на мать.
— Ты думаешь, Оливия меня любит? — удивленно спросил он.
— Конечно! — в сердцах воскликнула Адриана. — Это же написано у нее на лице, неужели не видишь? Она такая чудесная девушка — умная, интеллигентная, не похожая на других англичанок. Да, я надеялась, что вы будете вместе... ведь ты единственный наследник, и... — Она приложила руки к пылающим щекам. — Мне трудно это говорить, но, если ты не вернешься с войны, Уортон-Парк отойдет племяннику твоего отца, Хьюго, и на этом наша трехсотлетняя родословная закончится.
— Боже правый! — Гарри выпустил ее из объятий и принялся мерить шагами библиотеку, обхватив ладонями спою рюмку с коньяком. — Ты совершенно права. Если я не вернусь, то...
— Ох, Гарри, прости меня, ради Бога! Я сейчас сама не своя. Пожалуйста, забудь, что я сказала.
Он обернулся к маме.
— Ты сказала правду. Оливия — действительно замечательная девушка, и она мне очень нравится. Так же как и тебе. Она осталась бы с тобой, если бы...
— Нет, Гарри! Не слушай меня! — в отчаянии взмолилась Адриана. — Это всего лишь мои догадки. Мне покатилось...
— Наверное, ты права. — Гарри кивнул. — Но я мужчина, и мне не хватает тонкости, чтобы заметить какие-то оттенки чувств.
— Возможно. Но помни: сердцу не прикажешь. Если не любишь человека, тут уж ничего не поделаешь. — Несколько секунд Адриана молча смотрела на сына, потом встала. — У меня ужасно болит голова. Мне надо лечь.
— Конечно, мама, сегодня у всех нас был трудный день.
Адриана направилась к двери, но остановилась на пороге и вновь посмотрела на Гарри.
— Поверь мне, я не хочу, чтобы ты пошел наперекор собственным чувствам. Это не по-французски, и я этого не одобряю. Спокойной ночи, милый. Надеюсь, завтрашний день будет лучше, чем сегодняшний.
Когда она ушла, Гарри налил себе еще коньяка и сел в удобное кожаное кресло, чтобы подумать.
На следующее утро, 1 сентября 1939 года, по радио объявили, что гитлеровские войска вошли в Польшу. Два дня спустя, вечером накануне свадьбы Элси и Билла, Чемберлен обратился с речью к своему народу и объявил, что Великобритания и Германия находятся в состоянии войны.
Из-за надвигающейся катастрофы поместье охватила лихорадка ожидания. На другое утро, когда Оливия складывала свои вещи в чемодан, в дверь ее спальни постучали.
— Войдите! — крикнула девушка.
На пороге стоял Гарри.
— Прости, что потревожил тебя, Оливия, но ведь ты приглашена на свадьбу Элси, верно?
— Да, — холодно отозвалась Оливия.
Объявление войны и равнодушие Гарри остудили в ее душе все романтические чувства. Сейчас она хотела лишь одного — вернуться к прежней жизни.
— Ты не будешь возражать, если я составлю тебе компанию? Мне хотелось бы немножко повеселиться. Элси — хорошая девушка, а Билл — отличный парень, и я с удовольствием пожелаю им счастья.
Оливия удивленно взглянула на Гарри и поняла, что вряд ли сможет ему отказать.
— Конечно, пойдем, если ты хочешь. Церемония начнется в два часа дня.
— Тогда давай встретимся в холле в половине второго и парком прогуляемся к церкви. — Он заметил чемодан на кровати. — Укладываешь вещи?
Оливия кивнула:
— Да. Завтра уезжаю домой, к родителям в Суррей. А оттуда сразу отправлюсь в Лондон, запишусь в женскую службу ВМС, если возьмут.
— Замечательно, Оливия. Но мы здесь будем по тебе скучать.
— Сомневаюсь, — с напускным равнодушием бросила девушка.
— Поверь мне, нам всем будет жаль с тобой расставаться. Так, значит, в половине второго?
— Да. — Она кивнула и продолжила собирать чемодан.
Ее очень смутило необычное поведение Гарри.
Оливия и Гарри сидели на задней скамье церкви и смотрели на Элси, которая, сияя от счастья и гордости, в красивом кружевном платье шла по проходу навстречу своему будущему мужу. Когда венчающиеся произносили клятвы супружеской верности, среди собравшихся не было ни одного человека с сухими глазами. Каждый из присутствующих знал, что совместная жизнь этой пары скоро прервется. Это был тяжелый момент. Взглянув на Гарри, Оливия заметила, что он тоже тронут.
В приемной сельского клуба Оливия с восхищением смотрела, как Гарри, усевшись за стол, по-свойски перешучивается с окружившими его работниками. Было видно, что они уважают и любят этого молодого человека, который когда-нибудь станет их господином. Девушке впервые довелось наблюдать его с этой стороны, и сердце ее немного смягчилось.
После праздничного завтрака зазвучали поздравительные речи. Джек, отец Билла, попросил мистера Гарри произнести тост для счастливой пары. Поощряемый радостными возгласами, Гарри протиснулся вперед и поднялся на кафедру.
— Леди и джентльмены, я имею честь знать Билла и Элси всю жизнь, — начал он. — Кто бы мог подумать, что эти два озорных ребенка, которых я ловил за шкирку, когда они воровали яблоки в саду, в один прекрасный день поженятся? Кстати, они ни разу не угостили меня яблочком!
Слушатели расхохотались.
— По причине весьма неприятных обстоятельств, с которыми мы все недавно столкнулись, за последние несколько недель мне довелось узнать Билла лучше. Хочу заверить его милую женушку, что он все ловчее и ловчее управляется со шваброй. — Гарри улыбнулся, глядя на Элси. — Но я уверен: когда швабру заменит настоящее ружье, Биллу не будет равных. Элси, твой муж — хороший храбрый парень. Береги его и будь счастлива!
Прослезившись, Элси сжала руку своего молодого супруга.
— Спасибо, мистер Гарри. Я буду его беречь, обещаю!
— За Билла и Элси! — Гарри поднял свой бокал.
— За Билла и Элси! — хором подхватили гости, и Гарри сошел с кафедры под громкие возгласы толпы.
Джек хлопнул в ладоши, призывая к тишине.
— Давайте троекратно прокричим «ура» мистеру Гарри, которого мы когда-нибудь с радостью назовем его светлостью, и юной мисс Оливии, которая была так добра к нашей Элси! Спасибо вам обоим за то, что пришли. Возможно, нам стоит спросить у вас, — Джек озорно усмехнулся, — когда вы тоже сыграете свадьбу?
Речь Джека была встречена новыми криками, а Гарри вернулся к Оливии.
— Леди и джентльмены, хватайте своих партнеров — начинаются танцы! — объявил Билл.
Гарри сел рядом с Оливией и весело ей подмигнул.
— Кажется, ты им нравишься.
— А мне кажется, им нравишься ты, Гарри. Ты произнес чудесную речь, — великодушно похвалила она, пытаясь разрядить напряжение, вызванное шутливым замечанием Джека.
Гарри протянул ей руку:
— Потанцуем?
— Почему бы и нет? — улыбнулась девушка.
Час спустя Гарри и Оливия вышли из душного зала в приятную ночную прохладу.
Оливию все приглашали танцевать. Она вальсировала с Джеком, Биллом и даже с Сейблом, дворецким.
Они направились к дому, и Гарри взял ее за руку. Сердце девушки подпрыгнуло от волнения, но она решила просто наслаждаться моментом и не придавать ему большого значения.
— Оливия, ты прекрасно умеешь общаться со слугами. Это особый дар, который есть и у моей мамы.
— Спасибо, — польщенно улыбнулась Оливия, оглядывая окрестности и пытаясь в последний раз вобрать в себя красоту поместья. — Мне грустно от того, что я уезжаю, — призналась она. — Я успела полюбить это место.
Солнце уже садилось за горизонт, когда они шли через недавно опустевшие поля, направляясь к парку.
— Знаешь, Оливия, — тихо проговорил Гарри, — порой мужчина не видит того, что находится прямо у него перед носом.
— Что ты имеешь в виду? — Оливия удивленно взглянула на своего спутника.
— Сегодня утром, увидев, как ты собираешь чемодан, я вдруг понял, как хорошо мне было рядом с тобой. И как сильно я буду скучать по тебе, когда ты уедешь.
— Большое спасибо за добрые слова, Гарри, но ты меня едва замечал. — Оливия пренебрежительно пожала плечами.
— Да, но я знал, что ты здесь.
Девушка промолчала. Они шли по дорожкам парка к фонтану. Внезапно Гарри обернулся к Оливии, обнял ее и поцеловал в губы — на этот раз пылко и страстно.
Оливия растерялась. Она не ожидала такого поворота событий, однако поцелуй оказался очень приятен.
Наконец Гарри оторвался от ее губ и ласково посмотрел на девушку, держа ее за плечи.
— Оливия, я не хочу, чтобы ты уезжала. Прошу тебя, останься со мной в Уортон-Парке.
— Но... Гарри... я не могу, — пролепетала она, запинаясь.
— Почему?
— Что я буду здесь делать? Я должна вернуться в Лондон и записаться в войска.
— Милая Оливия, здесь, в Норфолке, тоже будут набирать войска, — произнес он с усмешкой.
— Ну и что? Гарри, я...
— Выходи за меня замуж.
Она уставилась на него как на сумасшедшего, разум отказывался понимать, что же ответить на столь неожиданное предложение.
Гарри встал на колено и взял ее руки в свои.
— Оливия, я не знаю, питаешь ли ты ко мне какие-то чувства, но если ты согласишься стать моей женой и провести всю оставшуюся жизнь здесь, в Уортон-Парке, я буду безмерно счастлив.
Оливия наконец обрела дар речи:
— Прости меня, Гарри, но я потрясена. Мне казалось, ты... — она судорожно сглотнула, — ко мне равнодушен. Почему вдруг сейчас тебя прорвало?
— Наверное, я понял, что ты мне нужна, только вчера вечером, когда разговаривал со своей мамой. А сегодня утром я увидел, как ты готовишься к отъезду. Дорогая, пожалуйста, скажи «да»! Обещаю: буду всячески холить тебя и лелеять. Я уверен, вдвоем мы сумеем сохранить Уортон-Парк для следующего поколения.
Девушка смотрела на коленопреклоненного Гарри, любуясь его красивым лицом. Неужели это происходит наяву? Она уже разуверилась в том, что у их отношений есть будущее. Любовь, которая таилась в ее душе и которую она так отчаянно подавляла, вспыхнула с новой силой.
— Пожалуйста, скажи «да», пока у меня не треснула коленная чашечка, которой я опираюсь на гравий, — пошутил он с мальчишеской ухмылкой. — Прошу тебя, милая!
Оливия прислушалась к своему сердцу и поняла, что бесполезно искать поводы для отказа. Она его любит, а остальное не имеет значения.
— Да, Гарри, — сказала она, — я выйду за тебя замуж.
Он встал, обнял девушку и привлек ее к себе.
— О, моя дорогая! Я счастлив! Скорее пойдем в дом и разыщем мою маму. Мне не терпится все ей рассказать.
Вместе с Адрианой они отпраздновали событие шампанским, и только когда Оливия легла в постель, утомленная неожиданным всплеском радости, она поняла, что Гарри ни разу не сказал ей о том, что он ее любит.
Бракосочетание достопочтенного Гарри Кроуфорда и мисс Оливии Дру-Норрис было назначено на начало декабря. Гарри уехал со своим батальоном, которому поручили охранять побережье Норфолка, возводить сторожевые посты, тянуть заграждения из колючей проволоки и закладывать мины. Они будут заниматься этим, по меньшей мере, до января, а потом их отправят на новое место. Другие батальоны уже выдвинулись на материк, поэтому Гарри и все обитатели Уортон-Парка, у многих из которых были родственники в Пятом королевском норфолкском полку, благодарили судьбу за то, что им посчастливилось еще какое-то время побыть на родине.
Адриана предложила Оливии подождать до свадьбы и лишь потом записаться в женские ВМС.
— У тебя еще будет много времени, ma cherie. Ты невеста, будущая леди Кроуфорд! Сейчас тебе следует остаться со мной и насладиться приготовлениями к самому торжественному событию в твоей жизни.
Скорая свадьба отвлекла Адриану от мрачных мыслей. Леди Кроуфорд сосредоточила все свои силы на организации предстоящей церемонии. Новости, поступающие из-за моря, с каждым днем становились все серьезнее, но она решила устроить детям шикарный праздник.
Оливии происходящее казалось продолжением светского сезона. Ее жизнь превратилась в очередной раунд походов к портным: вместе с Адрианой она съездила в Лондон и заказала модное платье у самого Норманна Хартнелла. Надо было составить списки гостей, которые придут на помолвку и свадьбу, и разослать им приглашения. Обычно подготовка к таким громким свадьбам занимала год, но Оливия и Адриана сумели уложиться в несколько месяцев.
Родители Оливии, разумеется, пребывали на седьмом небе от счастья. Они приехали в Уортон-Парк на выходные, чтобы поздравить молодых. После праздничного обеда отец девушки и Кристофер произнесли торжественные речи, одобрив решение своих детей и пожелав им счастья.
Оливия сочувствовала матери, которую отстранили от участия в организации свадьбы, но миссис Дру-Норрис восприняла это без обиды, сказав дочери, что лорд и леди Кроуфорд оплачивают все расходы, и это весьма кстати: папиной военной пенсии не хватило бы даже на платья для подружек невесты, не говоря уже об остальном.
Вечером накануне свадьбы в доме устроили обед для друзей и близких родственников обеих семей. Из Лондона приехала Венеция, прихватив с собой и других подружек Оливии. Она сидела на кровати Оливии, пока невеста красилась за своим туалетным столиком.
— Знаешь, дорогая Оливия, а я на тебя обиделась. Ведь ты меня подвела. Я думала, мы с тобой договорились не выходить замуж, и вот, пожалуйста: прошло всего несколько месяцев, и ты идешь под венец! Ты уверена, что Гарри — тот самый, единственный?
— Я обожаю и его, и Уортон-Парк, — твердо ответила Оливия.
— Но ты же понимаешь: тебе придется до конца своих дней быть привязанной к этому дому. Ты должна родить наследника, а может, завести еще несколько отпрысков.
— Я люблю детей, — вскинулась Оливия. — И хочу, чтобы они у нас были.
— А ты точно знаешь, что Гарри тебя любит?
— Конечно! — резко ответила Оливия. Вопрос Венеции задел ее за живое. — Если бы не любил, не стал бы просить моей руки.
После обеда Оливия устало поднялась на второй этаж и направилась к себе в спальню. Вдруг кто-то обнял ее сзади за талию.
— Привет, моя милая девочка! Как ты себя чувствуешь? — Гарри потерся носом о ее шею. По его дыханию девушка поняла, что он выпил.
— Немножко волнуюсь, — призналась она. — А ты?
— Жду не дождусь, когда закончится вся эта круговерть и мы станем мистером и миссис Кроуфорд. Ты хочешь этого?
—Да.
Он нежно поцеловал ее в лоб.
— Спокойной ночи, милая. Насладись последней ночью свободы. Встретимся завтра в церкви.
Оливия легла в постель, охваченная внезапным волнением. Ее пугала не свадебная церемония, а то, что случится после, когда завтра вечером они с Гарри войдут в большие хозяйские апартаменты с видом на парк и за ними закроется дверь.
Разумеется, она знала, что ей предстоит: Венеция с удовольствием посвятила ее в подробности физического соития. Но как Оливия ни старалась, ей было трудно представить интимную близость с Гарри.
«А что, если он такой же невинный, как я? Хоть бы у него был какой-нибудь опыт по этой части, тогда, по крайней мере, один из нас будет знать, что делать», — размышляла она.
Она боялась первой брачной ночи, но успокаивала себя тем, что через это прошли все замужние женщины.
«И потом, — подумала Оливия, засыпая, — это единственный способ зачать ребенка».
Утро выдалось солнечное и холодное. В восемь часов в спальню Оливии вошла Элси. Она несла поднос с завтраком, и ее распирало от радостного волнения.
— Торопиться не надо, мисс, у меня все под контролем. Вот, смотрите, — она показала девушке лист бумаги, — я составила график утренних дел, так что мы с вами будем четко знать, чем нам надо заниматься.
Присутствие рассудительной Элси успокоило Оливию.
— Ты чудо! Спасибо, — проговорила она, когда горничная поставила поднос ей на колени.
— Жду не дождусь, когда вы наденете это платье! — воскликнула Элси, показывая на серовато-белое атласное чудо портновского искусства, надетое на манекен в углу спальни Оливии. — Ее светлость сказала, что после завтрака поднимется на вас посмотреть. Потом я наберу вам ванну, и мы уложим ваши волосы.
В девять часов в дверь Оливии постучали.
— Войдите!
Появилась Адриана с большой кожаной коробкой в руках. Она подошла к девушке и поцеловала ее в обе щеки.
— Знаешь, cherie, это самый счастливый день моей жизни! Мой сын женится на девушке, которую я люблю, как родную дочку... Что еще я могу желать? Подойди-ка сюда, я покажу тебе свой подарок.
Адриана села на скамеечку и похлопала по сиденью рядом с собой, призывая Оливию присесть, потом открыла коробку и достала изящный бриллиантовый гарнитур: колье и крупные серьги-капельки.
— Это тебе, Оливия. Надень их сегодня. В последние двести лет их носили все невесты семьи Кроуфордов. Ты сбережешь комплект, а потом передашь невесте сына в день его свадьбы.
— Как красиво! — ахнула Оливия. — Спасибо, Адриана.
— Не надо меня благодарить, cherie. — Женщина встала. — Я лишь хочу, чтобы мы с тобой всегда оставались близкими подругами. Ну, мне пора: пойду проверю, как идут приготовления к торжеству. Я с нетерпением жду момента, когда ты официально вступишь в нашу семью.
В половине двенадцатого Оливия оделась и собралась. Увидев свою юную госпожу, Элси преисполнилась восторженного благоговения.
— О, мисс Оливия, вы так прекрасны! Будь я мужчиной, обязательно на вас женилась бы. — Захихикав, она протянула Оливии длинные перчатки из белого атласа.
— Спасибо. Знаешь, я жутко волнуюсь! — Оливия развела руками. — Иди же сюда да обними меня покрепче. Мне сейчас очень нужна дружеская поддержка.
— Конечно, мисс. — Осторожно, чтобы не помять роскошное платье Оливии, Элси заключила девушку в объятия.
— Эти несколько недель ты отлично за мной ухаживала, спасибо, — улыбнулась Оливия. — Я попросила Адриану, чтобы она оставила тебя со мной.
— Вы хотите сказать, что теперь я всегда буду вашей служанкой? — Элси радостно округлила глаза.
— Да. Никто другой не справится с этой работой лучше, чем ты. Конечно, если не возражаешь. Кстати, твое жалованье повысится на несколько шиллингов.
— Ох, мисс, это чудесно! Большое спасибо, — проговорила Элси срывающимся голосом. — А сейчас вам лучше спуститься на первый этаж, там вас ждут.
— Хорошо. — Оливия несколько секунд постояла, пытаясь успокоиться. — Пожелай мне удачи, Элси.
Горничная посмотрела ей вслед.
— Удачи вам, мисс, — пробормотала она, когда Оливия вышла из комнаты.
Потом Оливия пыталась восстановить в памяти день своей свадьбы, но ей это плохо удавалось. Она помнила Гарри в парадной военной форме, ждущего у входа в церковь, и почетный караул из солдат его батальона, встречающий новобрачных, когда они выходили из церкви. На банкете, устроенном в бальном зале, людей было столько, что они запечатлелись как море лиц. Кого-то из гостей она знала — встречалась в Лондоне, но многих видела впервые. Девушка забыла, что ела на праздничном обеде (хотя, учитывая тугой корсет, ей наверняка пришлось ограничиться малым) и какие речи произносились за свадебным столом.
Она запомнила свой первый танец с Гарри (все хлопали в ладоши). Потом ее кружили в вальсе лорд Кроуфорд, ее отец, Ангус и Арчи.
В десять часов вечера гости собрались в холле, чтобы попрощаться с новобрачными и отпустить их в опочивальню. Гарри надо было сразу вернуться в свой батальон, поэтому медовый месяц пришлось отложить. Гарри взял молодую жену за руку, поцеловал в щечку, и она бросила свой букет с верхней ступеньки лестницы. Под радостные возгласы гостей цветы поймала пятилетняя племянница Адрианы.
— Все в порядке, милая? — спросил Гарри, провожая Оливию по коридору в сторону, противоположную ее старой спальне.
— Кажется, да, — взволнованно ответила девушка.
Он открыл дверь в их новые апартаменты, и они зашли внутрь.
Молодой муж затворил дверь и повалился на большую кровать, с которой заранее откинули одеяла.
— Не знаю, как ты, — проговорил он, — а я не хотел бы еще раз пережить такое. Жутко устал!
Оливия тоже была без сил, но стеснялась ложиться к нему в постель. В конце концов, она опустилась в кресло перед недавно растопленным камином.
Гарри внимательно оглядел ее.
— Тебе, наверное, понадобится помощь Элси, чтобы раздеться? Я ничего не понимаю в таких вещах и вряд ли буду тебе полезен.
— Во всяком случае, ты можешь попробовать, — робко предложила девушка. Ее немного покоробило, что в столь романтичный момент он говорит о практичном.
Гарри спрыгнул с кровати и подошел к своей молодой жене.
— Тогда встань, я посмотрю, получится ли у меня что-нибудь, — скомандовал он.
Оливия поднялась с кресла и повернулась к нему спиной, демонстрируя ряд мелких перламутровых пуговиц. Утром, чтобы все их застегнуть, Элси потратила целых двадцать минут.
Гарри покачал головой:
— Боюсь, здесь я бессилен. Знаешь что, милая? Я пойду поищу Элси и вернусь, когда она тебя разденет. — Улыбнувшись, он вышел из спальни.
Оливия не знала, смеяться или плакать, столкнувшись с такой бесчувственностью. Через несколько минут к ней зашла горничная.
— Мистер Гарри сказал, вам нужна моя помощь. Неудивительно, эти пуговицы — сущий кошмар! Здесь нужны сноровистые пальцы.
Элси начала расстегивать платье. Оливия стояла, не говоря ни слова.
— Вы в порядке, мисс? — забеспокоилась Элси. — Почему вы молчите?
— Я... ох, Элси... — К своему стыду, она почувствовала, как из ее глаз полились слезы.
— О, мисс, пожалуйста, не плачьте! Вы просто устали и переволновались. Признаться, я тоже плакала в первую брачную ночь. — Элси достала из кармана носовой платок и протянула Оливии. — Вытрите слезы. Не надо портить свое прелестное личико. Я постараюсь все сделать быстро, и вы вернетесь в объятия мистера Гарри.
— Спасибо, Элси. Наверное, ты права. — Оливия высморкалась в платок. — Я веду себя глупо.
— Мы все нервничаем в первую брачную ночь, мисс, — заметила Элси, расстегивая последнюю пуговку, и Оливия шагнула из упавшего платья. — Я уверена, мистер Гарри будет внимательным и осторожным, — добавила девушка, протягивая своей госпоже ночную рубашку. — Вот, наденьте, а я заберу платье и повешу его в вашей старой комнате. Потом спущусь вниз и скажу мистеру Гарри, что вы готовы. Ладно, мисс?
— Да, — кивнула Оливия. — Спасибо, Элси.
Горничная подхватила свадебное платье, повесила его на руку и зашагала к выходу. Открыв дверь, она обернулась с порога и посмотрела на девушку с робкой улыбкой.
— Поверьте, это вовсе не так страшно, как вам кажется. До завтра, мисс Оливия. Спокойной вам ночи.
Немного придя в себя, Оливия вновь села в кресло и стала ждать возвращения Гарри. Десять минут спустя, позевывая, она решила лечь в постель.
«Куда подевался мой муж? Может, пойти поискать? Ну, уж нет, он сам прекрасно знает дорогу в супружескую спальню».
Прошло еще полчаса, а он все не появлялся. Утомленная дневными событиями, Оливия закрыла глаза и уснула.
Ночью она услышала, как отворилась дверь. Матрас ощутимо качнулся: Гарри лег рядом. Девушка в страхе замерла: «Вот сейчас, сейчас он потянется ко мне...» Но ничего не произошло, а вскоре тишину спальни огласил его тихий храп.
Проснувшись рано утром, Оливия ощутила гнетущее беспокойство. Она точно знала, что вчерашняя ночь прошла не так, как положено.
Гарри спал рядом. Девушка осторожно встала с постели и, на цыпочках ступая по ковру, вышла в соседнюю комнату. Их личные апартаменты состояли из спальни, гостиной, ванной и двух гардеробных. В ее гардеробной стоял платяной шкаф, а в гардеробной мужа оказалась узкая кровать.
Оливия знала, что отдельные спальни для мужа и жены — обычное явление, хотя у ее родителей в Пуне никогда не было такой роскоши: они жили в маленьком доме. Девушка присела на кровать и с тоской подумала о том, что Гарри, наверное, предпочел бы именно здесь провести минувшую ночь.
Она поспешно оделась, боясь, что Гарри войдет в комнату и увидит ее полуголой. Тихо вернувшись в спальню, она увидела, что новоиспеченный муж по-прежнему крепко спит. Оливия задержалась на пороге.
«Что же делать? Спуститься вниз? Но тогда домашние удивятся, почему я так рано встала в первое утро супружеской жизни. Или остаться здесь, наедине с Гарри? Но этого мне хочется меньше всего на свете...»
Однако Оливия не успела принять решение. Гарри заворочался, проснулся и увидел ее, стоящую в дверях.
— Привет, милая, — пробормотал он с улыбкой, протирая глаза. — Как спалось?
Она молча пожала плечами. На ее лице читалось отчаяние.
— Иди сюда и обними меня! — Гарри призывно раскинул руки в стороны.
Оливия не сдвинулась с места.
— Ну же, милая, пожалуйста! Я не кусаюсь.
Она осторожно подошла к нему и присела на краешек кровати.
— Ты, наверное, хочешь знать, где я был вчера ночью?
— Да, хочу.
— Когда я шел к тебе по коридору, меня перехватил один парень и позвал в мужскую компанию, предложив по-быстрому выпить коньячку в честь моей свадьбы. Я знал, что ты устала, и решил тебя не тревожить. — Он потянулся к Оливии и сжал ее руку. — Милая, ты, кажется, расстроена?
— Конечно, Гарри! Черт возьми, ведь это была наша первая брачная ночь! — вскричала она, не в силах сдержать разочарования.
— Да, я понимаю. Прости. — Он сел в постели и погладил ее по спине. — Знаешь, милая, у нас впереди целая жизнь. Мы еще успеем узнать друг друга поближе. К чему торопиться?
— Да, пожалуй, ни к чему, — неуверенно согласилась девушка. — Просто... я не хочу, чтобы об этом кто-то узнал.
— Я никому не скажу, клянусь. Только давай не будем спешить, ладно?
Оливия сама не знала, как прожила этот день. Она нарочно хваталась за разные дела и увиливала от вопросов Венеции и Адрианы, стараясь казаться спокойной и счастливой, как и подобает новобрачной. Вечером, когда гости разъехались и она легла в постель, в спальню явился Гарри. Он сел на кровать и взял Оливию за руку.
— Милая, думаю, будет лучше, если сегодня ночью я посплю в своей гардеробной. Завтра мне придется встать на рассвете, и я не хочу тебя будить. — Он нагнулся к ней и поцеловал в щеку. — Спокойной ночи, приятных сновидений.
Он встал и вышел из спальни. Оливия до поздней ночи лежала без сна, чувствуя себя глубоко несчастной и понимая, что в ее только что начавшейся супружеской жизни есть какой-то ужасный изъян.
Прошло две недели, приближалось Рождество. За это время Гарри ни разу не попытался вступить с Оливией в интимные отношения. Она вообще редко видела своего молодого мужа. Он возвращался домой поздно, иногда за полночь, несколько часов спал в своей гардеробной, а утром, около шести, опять уезжал. В выходные младший Кроуфорд тоже пропадал на службе.
Оливия мысленно оправдывала супруга, зная, что война набирает обороты. Немецкая подводная лодка уже потопила британский военный корабль, и из поместья с каждым днем исчезало все больше молодых мужчин — надо было пополнять учебные батальоны.
Оливия надеялась, что на Рождество, когда Гарри получит два выходных, они проведут какое-то время вместе и, по крайней мере, обсудят их странные отношения.
По счастью, в поместье у нее было много дел, так как количество мужчин-работников постепенно убывало. Билл уже не мог помогать Джеку, и Оливия на пару с садовником ухаживала за огородом и поливала цветы в теплице. Работая на свежем воздухе, она почти не думала о своих проблемах: мысли словно цепенели от холода. Но порой ей было трудно сохранять бодрое и веселое расположение духа. Самое печальное, что она не могла ни к кому обратиться за советом, в котором так нуждалась.
Адриана чувствовала настроение своей молодой невестки, но объясняла это тем, что девушка редко видится с мужем в первые недели совместной жизни. Она предложила Оливии перед самым Рождеством устроить домашнюю вечеринку и позвать в гости лондонских друзей девушки.
Даже Гарри пришел в восторг от этой идеи.
— По-моему, отличная мысль, милая. Ты наверняка пригласишь Венецию. Эта девушка развеселит любую компанию. А как насчет того поэта... Арчи? И Ангуса, твоего шотландского приятеля?
Друзья Оливии приехали в Уортон-Парк, полные жутких историй про Лондон и скорое введение карточной системы. Венеция, затянутая в строгую форму женской службы ВМС, сообщила Оливии, что проходит обучение, но по причине крайней секретности не может ничего об этом рассказывать.
После обеда обе девушки уединились в библиотеке и, сев у камина, предались традиционной беседе с глазу на таз. Венеция придирчиво оглядела Оливию.
— Знаешь, милая, для сельской жительницы ты выглядишь неважно. Может, ты уже в положении, а? — усмехнулась она.
Шутливый вопрос Венеции больно задел Оливию. На глазах у нее выступили слезы.
— О Боже! Прости меня, милая. Я сказала что-то не то? — всполошилась Венеция.
— Нет... да... ох, Венеция, все так ужасно! Даже не понимаю, как это выразить словами.
Венеция подошла к подруге и обняла ее за плечи.
— Не знаю, что случилось, но уверена: все не так плохо, как тебе кажется. Ты ведь не болеешь, милая?
— Нет, не болею... Я... Дело в том, Венеция, что я... до сих пор девственна!
Венеция удивленно взглянула на нее:
— Как это? Ох, милая, пожалуйста, расскажи. Может, я сумею помочь, — ласково попросила она.
Запинаясь и срываясь на плач, Оливия поведала свою печальную историю.
— Ничего не понимаю, — пробормотала Венеция. — Большинство мужчин всю жизнь пытаются получить то, что Гарри мог бы свободно брать от своей жены каждую ночь.
— Не надо! — вскричала Оливия. — Я все знаю. Только не знаю почему.
— Ты спрашивала его об этом?
— Нет. Все время твержу себе, что должна с ним поговорить, но... никак не могу решиться.
— Ты обязана это сделать, милая, потому что такая ситуация ненормальна, — с нажимом произнесла Венеция. — И потом ты такая красавица! Трудно представить, что какой-то мужчина смог бы противиться твоим женским чарам.
Оливия слабо улыбнулась:
— Спасибо, Венеция, но я действительно не знаю, что и думать. Моя свекровь то и дело намекает про будущего наследника Уортон-Парка, но я-то прекрасно понимаю, что ее мечты несбыточны. Возможно, — она вздохнула, — я просто не в его вкусе.
— Не говори глупости! — возмутилась Венеция. — Ты не можешь не нравиться мужчинам. Скорее всего, это проблема твоего мужа, а не твоя. Постарайся это запомнить. — Она задумчиво прошлась по библиотеке, потом остановилась и обернулась к Оливии. — А что, если он трусит? Тогда тебе ничего не остается, как только самой на него запрыгнуть.
— О Боже, нет! Я не могу!
— Если остальное не помогает, — Венеция зевнула, — ты можешь утешиться тем, что он вряд ли пробудет здесь слишком долго. В стране полным ходом идет мобилизация, и твой Гарри, скорее всего, скоро отправится морем во Францию. А ты, — она усмехнулась, — заведешь себе любовника. В конце концов, замужней женщине любовник необходим. А сейчас, дорогая Оливия, я пойду спать. Я нашла себе нового сердечного дружка, с которым пропела в Лондоне слишком бурную ночь, и теперь просто валюсь с ног. Мы продолжим разговор завтра утром. Поверь, ты здесь ни при чем. Спокойной ночи, милая. Сладких тебе снов!
Оливия задумалась над словами подруги.
«Может, Венеция права, и Гарри просто очень робок? Тогда действительно остается только одно — самой на него запрыгнуть».
В этот вечер она надела свой самый красивый пеньюар и, не дожидаясь, пока ослабеет решимость, прошла через гостиную к гардеробной Гарри. Но, открыв дверь, девушка увидела, что его кровать пуста. Часы на прикроватном столике показывали, что время перевалило за полночь.
«Странно... Куда же он подевался, ведь мы вместе встанем и из-за обеденного стола?»
Оливия вышла из комнаты, пересекла лестничную площадку и на цыпочках спустилась на первый этаж.
Свет нигде не горел. Сейбл уже закрыл входную дверь, и это означало, что все домочадцы спят. Оливия двинулась через парадный холл и остановилась, заметив луч света, пробивающийся из-под двери библиотеки.
Подкравшись поближе, девушка тихо повернула ручку, отворила дверь и... остолбенела. Оливия едва сдержала крик. Гарри стоял у камина спиной к ней и обнимался с Арчи. Глаза поэта были закрыты, он страстно целовал ее мужа, не догадываясь о присутствии непрошеной гостьи. Постояв на пороге несколько секунд, она почувствовала, как к горлу подкатила тошнота, и, зажав рот ладонью, бросилась к ближайшему туалету.
Проведя почти бессонную ночь, Оливия забылась только под утро и очнулась, опустошенная, к сочельнику. Слава Богу, у нее появилась возможность отвлечься: она взялась помогать Адриане украшать елку, срубленную на территории Уортон-Парка и установленную в парадном холле. Где-то вдалеке играло радио — передавали рождественские гимны, и все, кроме Оливии, были преисполнены праздничного веселья. Девушка изо всех сил старалась держаться, больно кусая губы, чтобы не разрыдаться от горя.
Венеция, Арчи и Ангус собирались возвращаться в Лондон. Оливия спряталась наверху, у себя в спальне. Мысль о том, чтобы встретиться с Арчи и завести с ним вежливую беседу, была ей невыносима. Венеция отправилась на ее поиски.
— Милая, я за тебя сильно волнуюсь. Ты сегодня сама не своя. Если понадоблюсь, ты знаешь, как меня найти. — Венеция поцеловала Оливию на прощание.
— Спасибо, — выдавила Оливия.
Она не могла заставить себя рассказать подруге о том, что увидела прошлой ночью.
Каким-то образом ей удалось пережить этот день и традиционное открывание подарков, которое состоялось после обеда. При первой же возможности она ушла к себе и легла в постель, разбитая и несчастная. Пытаясь согреться, свернулась калачиком под одеялом: холод пробирал до костей.
Час спустя в спальню вошел Гарри.
— Милая, ты не спишь?
Оливия не ответила. Гарри обогнул кровать, и она почувствовала, как он нагнулся к ее лицу.
— Нет!!! — закричала Оливия, резко сев в постели. — Не прикасайся ко мне!
— Что случилось? — Гарри отступил назад, потрясенный ее реакцией.
Она спрыгнула с кровати, охваченная желанием убежать куда подальше.
— Да, я по глупости вышла за тебя замуж, и с этим уже ничего не поделаешь! Но прошу тебя, дай мне слово, что больше никогда до меня не дотронешься! Ты... мне противен!
Оливия прошагала к камину, дрожа от холода и гнева. Гарри озадаченно пошел за ней.
— Милая, ради Бога, успокойся! Не понимаю, о чем ты.
Она посмотрела на него в упор. В ее взгляде читалось отвращение.
— Я видела тебя с ним, — выплюнула она. — Вчера ночью, в библиотеке.
Гарри отвел глаза, посмотрел куда-то вдаль, потом кивнул:
— Понятно.
— Все эти недели я ломала голову, почему ты не испытываешь желания к своей жене и не занимаешься с ней любовью, как положено супругу. Почему ты ни разу даже не попытался ко мне прикоснуться. Я была в полном отчаянии, думая, что все дело во мне — что я как-то не так себя веду. А оказывается, — Оливия невесело рассмеялась, — я тебе вообще не интересна, потому что у меня другой пол!
Гарри тяжело опустился в кресло у камина и обхватил голову руками. Она смотрела на него без всякого сочувствия.
— Я страшно виноват перед тобой, Оливия. Тебе не следовало видеть то, что было вчера ночью...
— А тебе не следовало делать то, что я видела вчера ночью! Как ты мог, Гарри? В этом доме! Ведь туда мог зайти кто угодно...
— Клянусь, это случилось со мной впервые и больше не повторится. Я... мы... были пьяны... и потеряли голову...
— Только не надо оправдываться, Гарри! — Оливия в отчаянии заломила руки. — Ты что, в самом деле не можешь устоять против объятий другого мужчины? — Она изо всех сил сдерживала себя, чувствуя, что находится на грани истерики.
— Дорогая...
— И не называй меня «дорогая»! Я не твоя «дорогая», это он твой «дорогой»! — Оливия разрыдалась, подошла к кровати и опустилась на край матраса. — Как ты мог быть таким жестоким, Гарри? Как ты мог на мне жениться, зная, что я тебе не нужна?
— Я не знал... не знаю... Оливия, может, ты не понимаешь, но в школе...
— Мне плевать, что было в школе! — Она брезгливо взглянула на него. — Сейчас ты семейный человек, у тебя есть жена! Как ты мог позволить мне загубить свою жизнь с тобой, если тебя привлекают мужчины, и ты никогда не сможешь меня полюбить? Я знаю, что ты робок, Гарри, но только сейчас поняла, какой ты жестокий.
— Пожалуйста, выслушай меня, Оливия! Я действительно испытываю к тебе нежные чувства. А после вчерашней ночи я понял, что... то, что ты видела... это не для меня, поверь!
— О да, теперь, когда тебя застали на месте преступления, это самое лучшее, что ты можешь сказать! — бросила девушка. — Ведь ты прекрасно понимаешь, что за такие дела тебя могут с позором выгнать из армии. А твои бедные родители? — Она покачала головой. — Твоя мама все время спрашивает у меня, когда я рожу вам очередного наследника. Ох, Гарри, — выдохнула Оливия из последних сил, — как мне все это выдержать?
— Пожалуйста, не плачь, дорогая! — Он попытался к ней подойти, но она выставила перед собой руки.
— Я сказала, не прикасайся ко мне!
Гарри вновь отступил к креслу. Какое-то время они сидели молча.
— Знаешь, Оливия, — наконец заговорил Гарри, — нет ничего странного в том, что мужчины иногда борются со своей природой. После вчерашней ночи я точно понял, кто я такой. И если ты мне позволишь, я заглажу свою вину, докажу состоятельность нашего брака. Конечно, прошлой ночью я вел себя неправильно, но я действовал из лучших побуждений. Пожалуйста, дай мне объяснить, как...
— Прошу тебя, — Оливия содрогнулась, — избавь меня от подробностей. Я не горю желанием вступать в твой грязный мирок. — Она протяжно вздохнула. — Думаю, когда мы с тобой успокоимся, то обсудим, что делать дальше. Не знаю, смогу ли я с этим смириться. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Если я не смогу, ты дашь мне развод, Гарри?
— В нашей семье никогда не было разводов! — На его лице отразился неподдельный ужас.
— Возможно, потому что в вашей семье никогда не было гомосексуалистов! — Она четко произнесла это слово и с удовольствием увидела, как Гарри вздрогнул.
— Пожалуйста, Оливия, не надо! — взмолился он. — Поверь, я не такой! Да, какое-то время я думал, что у меня другие наклонности, и мне надо было это проверить. Но поверь, милая, я нормальный! Сегодня в моей голове многое прояснилось. Вот почему я пришел к тебе сейчас: хотел наконец-то исполнить супружеский долг.
— Как благородно с твоей стороны, Гарри! — Оливия внезапно почувствовала усталость. — Но я тебе не верю. Сомневаюсь, что ты испытываешь ко мне нежные чувства, и жалею, что когда-то в тебя влюбилась. А теперь прошу: давай закончим разговор. Завтра еще один трудный день, и мне надо хоть немного поспать. — Она вопросительно взглянула на мужа: — Ты можешь мне кое-что пообещать?
— Все, что угодно, Оливия, дорогая!
— Пообещай, что не подойдешь ко мне близко и не дотронешься до меня до тех пор, пока я не решу, что нам дальше делать.
— Хорошо, — печально согласился Гарри, — я все понял.
В последующие недели Оливии не пришлось волноваться о том, что Гарри до нее дотронется: он редко бывал дома, круглыми сутками пропадая на учебном плацу и готовя личный состав для береговой обороны северного Норфолка. Была введена карточная система распределения продуктов; Уортон-Парк посетили представители министерства сельского хозяйства и велели засадить зерновыми и овощными культурами поля, которые стояли под паром.
Оливия отправилась на местный призывной пункт, чтобы записаться в женскую вспомогательную службу ВМС. Но, услышав, что она живет в Уортон-Парке, офицерша посоветовала ей встретиться с местным начальством женской «Земледельческой армии» — возможно, эта служба устроит ее больше.
— Многих девушек расквартируют в поместья графства, в том числе и ваше. Учитывая ваши личные качества, вы можете найти себе достойное применение в «Земледельческой армии».
Оливия послушно отправилась по указанному адресу. Начальница пришла в восторг от того, что им согласилась помочь жительница поместья да к тому же ровесница девушек, которые приедут сюда позже. Оливия взяла на себя роль секретаря-организатора, отвечающего за контакты с местными фермами. Ей предстояло решать, сколько девушек понадобится для работы и где их следует разместить.
Кроме того, она по мере сил помогала Адриане вести домашнее хозяйство, ибо штат прислуги стремительно убывал. Девушка целыми днями работала. Размышлять было некогда, и ее душевная рана постепенно затягивалась. На войне не время думать о себе и о будущем. Как ни иронично, тяжелая ситуация спасала Оливию от отчаяния, и она принимала каждый день таким, как он есть. К тому же сейчас она точно знала ответ на вопрос «зачем?», и от этого становилось легче.
В те редкие часы, когда Гарри бывал дома, он делал все возможное, чтобы доказать ей свою любовь: переписывал красивым почерком любимые романтические поэмы Оливии и оставлял их под дверью ее спальни, каждый день присылал ей цветы из теплицы, и их апартаменты все время утопали в чудесных ароматах, заказывал из Лондона книги, которые ей особенно нравились.
Именно такого поведения она ждала, когда он ухаживал за ней перед свадьбой, но сейчас... его жесты ничего для нее не значили.
Ее сердце окаменело.
Девушки из «Земледельческой армии», которых направили в Уортон-Парк, приехали на автобусе в начале марта. Представители службы предупредили Оливию, что многие из них родились в промышленных городках и понятия не имеют о работе, которая им предстоит. Оливия выделила для них три коттеджа, где когда-то жила прислуга, — эти дома уже много лет пустовали в ожидании ремонта. Заручившись помощью Элси и остальных, молодая хозяйка поместья принялась чистить и обустраивать сырые и темные коттеджи, чтобы сделать их жилыми.
В тот вечер, когда прибыли девушки, Оливия собрала их всех в кухне. Всех ее юных подопечных поразили размеры дома. Немного освоившись, они принялись наперебой рассказывать, откуда приехали и какую ужасную форму им приходится носить.
— Вы только примерьте рубашку «Аэртекс», миссис Кроуфорд! — воскликнула девушка с сильным бирмингемским акцентом. — Она такая колючая!
— А какая огромная! — заметила светловолосая красотка. — Мы просто утопаем в этих нелепых костюмах! Похоже, их шили на мужчин, а не на женщин. Завтра утром мы все превратимся в чучел, правда, девочки?
Барышни захихикали, и Оливия с радостью увидела, что в их компании царит добродушное веселье. Начальница «Земледельческой армии» предупреждала, что девушки приедут из разных мест и в отряде, собранном из незнакомых молодых женщин, возможны мелкие ссоры.
После ужина Оливия встала из-за стола и хлопнула в ладоши, призывая к тишине.
— А сейчас, девочки, прежде всего я хочу вам сказать: добро пожаловать в Уортон-Парк! Это красивое поместье расположено в чудесном уголке страны, и вам крупно повезло, что вы попали именно сюда. Мистер Кумб подробно расскажет о тех сельскохозяйственных работах, которые вам предстоят, а я вкратце ознакомлю вас с нашим распорядком дня. На завтрак в ваши коттеджи принесут хлеб, молоко и яйца. Работа начнется в восемь утра. Вы соберетесь в квадратном дворике, там мистер Кумб со своим персоналом раздаст вам задания на день. В полдень — пятнадцатиминутный перерыв на ленч. Вам принесут сандвичи на ваши рабочие места. Дневная смена начинается в час и заканчивается в пять. Ужинаем здесь, в этой кухне, в шесть вечера. Неплохо, если за этот час, с пяти до шести, вы помоетесь и переоденетесь: не стоит приходить сюда в грязной рабочей форме, — улыбнулась Оливия.
— Не волнуйтесь, миссис, — прощебетала девушка с лицом, усыпанным веснушками, — к вечернему чаепитию я надену бальное платье и тиару.
Раздался взрыв смеха.
— У каждой из вас будет один выходной в неделю, — продолжила Оливия, — в соответствии с графиком очередности. Если вы захотите поехать в город за покупками, то можете воспользоваться автобусом, который отходит в Кромер от подъездной аллеи в одиннадцать утра и возвращается в половине пятого. В ваших коттеджах висят расписания. Многие из вас не привыкли к сельской жизни, — добавила она. — Здесь нет кинотеатров и ночных клубов. Предлагаю вам самим организовать свой вечерний досуг: викторины, настольные игры и прочее.
Оливия заметила, что предложение не вызвало у девушек большого энтузиазма, и быстро продолжила:
— Кроме того, мы решили устроить в Уортон-Парке соревнование по вязанию. Моя свекровь, леди Кроуфорд, организовала поставку носков, шапок и шарфов из Норфолка нашим парням, воюющим за морем. Если вы не умеете вязать, вас научат. Девушка, которая за месяц свяжет больше всего вещей, получит... — она открыла бумажный пакет, стоящий на столе, и достала оттуда пару нейлоновых чулок, — вот это!
Девушки восхищенно заахали, и Оливия с облегчением увидела, что ее метод кнута и пряника возымел должный эффект.
Когда Оливия вышла из кухни, Адриана, которая всю неделю неважно себя чувствовала и почти не выходила из спальни, встретила ее в парадном холле.
— Пойдем выпьем по рюмочке в библиотеке, Оливия, — предложила она. — Мне определенно нужно подкрепить силы.
— Конечно, — согласилась Оливия, хоть и устала после трудного дня: сейчас ей меньше всего хотелось принимать алкоголь.
Сейбла временно подрядили работать на тракторе, и Адриане пришлось самой разливать спиртное.
— Джин? — спросила она Оливию.
— Да, пожалуй. — Девушка плюхнулась в кресло.
— Ну, как ты управляешься с девочками? И что они вообще собой представляют? — озабоченно спросила Адриана, протягивая Оливии рюмку и усаживаясь напротив.
— Кажется, все хорошо, хотя сейчас трудно сказать, что будет дальше. Девушки совсем неопытные, но со временем научатся, — сказала Оливия. — И потом на безрыбье...
— Да, — кивнула Адриана. — К тому же, какие бы трудности мы здесь ни переживали, нашим мальчикам достанется куда больше. Потерпи, Оливия, все скоро кончится. — Она вздохнула. — Хорошо хоть у вас с Гарри есть возможность изредка видеться. Так повезло далеко не всем.
— Да, — механически ответила Оливия.
Адриана пристально посмотрела на невестку.
— Cherie, я не хотела бы вмешиваться в ваши отношения, но скажи мне, пожалуйста, у вас с Гарри все в порядке?
— Да, — кивнула Оливия, удивляясь, как у Адрианы развита интуиция. — Мы наслаждаемся отпущенным нам временем.
Старшая хозяйка поместья внимательно взглянула в лицо девушки.
— Да, возможно, это от того, что вы с ним действительно редко бываете вместе. Но когда я вижу вас вдвоем, мне кажется, между вами есть... какое-то отчуждение.
— Вы правы, Адриана. — Оливия подхватила нить рассуждений свекрови. — За последние недели мы с ним виделись от силы несколько часов.
— Возможно, если бы Гарри дали отпуск, вы бы с ним съездили куда-нибудь отдохнуть. Ведь у вас не было медового месяца.
Перспектива уехать с Гарри и провести с ним наедине несколько недель вызвала у Оливии почти физическое отвращение.
— Адриана, мы оба понимаем, что сейчас главное — победить в войне. У нас с Гарри впереди целая жизнь.
— Это весьма благородно с твоей стороны, Оливия... — Адриана обхватила себя руками. — Будем надеяться, что ты права.
В апреле Германия вторглась в Данию и Норвегию. Одновременно началась британская кампания. Однако, несмотря на страшные военные события и напряжение, с каким соотечественники ждали немецкого нападения на британские берега, Оливия обнаружила, что ей нравится новая жизнь. «Земледельческая армия» завалила ее делами, и она неплохо поднаторела в решении организационных проблем, связанных с размещением девушек, которые прибывали в графство, и распределением сельхозработ.
Девушки, работавшие в Уортон-Парке, в основном были веселыми и дружелюбными. Доставляя им сандвичи во время ленча, Оливия часто садилась вместе с ними в полях и с удовольствием слушала их беспечную болтовню. Когда Оливия не заботилась о девушках, не возилась со сломанным трактором и не загоняла в свинарню убежавшего поросенка, она проводила время в доме, с Адрианой. Танцевальный зал стал местом сбора сотен вязаных шлемов, шарфов и носков, которые вязали женщины Норфолка для своих воюющих мужчин. Как ни странно, в Уортон-Парке стало оживленнее, чем до войны: повсюду сновали девушки, а в танцевальном зале женщины упаковывали вязаные вещи в посылочные коробки.
Оливия начала понимать, насколько слаба Адриана. При малейшем признаке проблемы она жаловалась на головную боль и уходила к себе в спальню, иногда на несколько дней. Оливия с ужасом думала, что бы стало с Уортон-Парком, если бы ее здесь не было. Домашняя прислуга все чаще обращалась за указаниями именно к ней.
Если зимой Великобритания фактически не участвовала в боевых действиях (этот период был назван «Странной войной»), то с приходом весны ситуация на фронтах резко изменилась: немцы вторглись во Францию и продолжили оккупацию Европы, захватив Нидерланды и двинувшись на запад через Бельгию.
Гарри со своим батальоном переместился в местную школу-интернат в Холте. Теперь, когда фашисты подобрались к Ла-Маншу и возникла реальная угроза вторжения, охранные части вдоль норфолкского побережья были приведены в полную боевую готовность.
В конце мая началась битва при Дюнкерке. Оливия все вечера проводила в коттеджах, где жили девушки из «Земледельческой армии». Она сидела, склонившись над радиоприемником, и слушала новости. У двух девушек, Бридж и Мэри, молодые люди принимали участие в этом сражении. Два дня спустя диктор объявил, что Данкирк эвакуирован, а британские войска отступают. В поместье больше не было слышно ни шуток, ни веселой болтовни. Все затаив дыхание ждали, чем закончится это сражение.
Когда их новый премьер-министр Уинстон Черчилль в своем ежевечернем обращении к нации сообщил, что на побережье и в гаванях Дюнкерка было спасено триста тридцать восемь тысяч солдат и офицеров союзнических войск, девушки кричали «ура» и плакали от радости, хоть и понимали, что это ужасное поражение.
— Только бы Чарли оказался в их числе! — плакала Мэри на плече у Оливии. — Я бы отдала все на свете, лишь бы он был цел и невредим!
Чтобы поднять дух девушек, Оливия решила устроить пирушку. Ей удалось раздобыть два кувшина сидра, и они сели праздновать. Элси в отсутствие Билла сдружилась с Мэри. Она ездила вместе с девушками в Кромер и была для них там неофициальным гидом.
Оливия увидела, что Элси тихо сидит в углу, и подошла к ней.
— Почему ты такая мрачная, Элси? У тебя все в порядке?
— Если честно, нет, мисс Оливия. Я сидела здесь, слушала радиосообщение и думала о том, что придет черед моего Билла и вашего Гарри. Не представляю, как буду жить без него, если он погибнет! — Элси утерла слезу.
— Постарайся не волноваться, Элси. — Оливия крепко обняла девушку, чувствуя себя слегка виноватой от того, что мысль потерять собственного мужа не вызвала в ней сильного душевного отклика. — Гарри говорит, что Билл чуть ли не лучший солдат в его батальоне, а одна маленькая птичка напела мне, что скоро его произведут в сержанты. Только, — Оливия приложила палец к губам, — никому не говори о том, что я тебе сказала.
Элси просияла:
— Ух ты! Это правда, мисс Оливия? Если он станет сержантом, это будет самый счастливый день в моей жизни! — радостно объявила она.
В середине июня, когда в Уортон-Парке был самый разгар цветения, и поместье щедро одаривало всех своей красотой, Оливия проснулась утром и услышала по радио, что Франция капитулировала. Гитлер вступил в Париж и теперь осматривал свои последние трофеи.
«Интересно, — думала Оливия, — сколько пройдет времени, прежде чем начнется «битва за Британию», как выразился в сегодняшнем утреннем радиовыступлении мистер Черчилль?»
Собирая в огороде фрукты и овощи, чтобы накормить обитателей поместья, девушка тщетно пыталась представить масштаб смертей и разрушений, которые она видела с девушками два дня назад в кинохронике. Войдя в кухню с двумя тяжелыми корзинами свежих продуктов, она увидела Гарри. Он сидел за столом мрачный, усталый и пил чай из кружки.
— Привет, милая. — Гарри слабо улыбнулся. — Угадай, почему я здесь? Мне дали выходной!
— Отлично! — Оливия продолжала разбирать корзину с овощами. Ее не вдохновила перспектива провести день с мужем. Честно говоря, это привело ее в уныние. — Уверена, тебе хочется лечь в постель и, как следует выспаться.
— Вообще-то я думал, мы с тобой куда-нибудь пойдем вместе. Может, устроим пикник на пляже?
Кухарка миссис Дженкс, намывая в раковине посуду, улыбнулась:
— Да, мистер Гарри, сводите жену на прогулку. Насколько я вижу, она за последние недели в одиночку управляется со всем нашим хозяйством. Ей так же, как и вам, нужно как следует отдохнуть. — Кухарка с обожанием взглянула на Оливию. — Вы выбрали себе хорошую супругу. Она просто замечательная девушка! Мы все так считаем.
Оливия покраснела от комплиментов и лихорадочно принялась искать отговорки.
— Но мне надо развозить девушкам сандвичи, и потом...
— Молчите, миссис Кроуфорд! Предоставьте это дело мне, а сами спокойно отдыхайте с мужем.
Поняв, что ей нечем крыть, Оливия сдалась.
— Сейчас, только сбегаю наверх, сниму грязные брюки.
— Жду тебя у машины через десять минут, дорогая! — крикнул Гарри ей вдогонку.
— О Господи, как же здорово хоть на несколько часов вырваться из этого ада! — выдохнул Гарри, когда они отъехали от дома. — Сегодня прекрасный день, а у меня в багажнике лежит корзина для пикника, собранная миссис Дженкс. Я решил отправиться в Холкхэм. Пожалуй, это единственный пляж, не испорченный колючей проволокой и аэростатами заграждения. — Он вопросительно посмотрел на жену.
Они поставили машину в нескольких минутах ходьбы от пляжа и побрели к дюнам. Гарри нес корзину с продуктами. Пляж был совершенно пустынным: ни одной живой души. Гарри повалился на песок, повернулся на спину и закрыл глаза от солнца.
— Какое блаженство! — воскликнул он. — Вот она, жизнь! Здесь вполне можно представить, что война — всего лишь кошмар, который приснился мне вчера ночью.
Оливия молча села на песок в нескольких футах от него и стала смотреть на море, мечтая, чтобы этот день как можно быстрее закончился. Обернувшись к мужу, она наткнулась на его внимательный взгляд.
— Хочешь, прогуляемся к самой воде? — предложил он.
— Давай, если хочешь.
Они встали и вместе зашагали к морю.
— Я хотел сказать, Оливия, что ты прекрасно протрудилась дома. Я даже не знаю, что было бы, если бы мама осталась в поместье одна. У нее такое слабое здоровье, и потом она так легко огорчается! Я знаю, что на тебя пришлась львиная доля всей хозяйственной работы.
— Я делала это с удовольствием, — призналась девушка. — Мне было приятно, что у меня есть дела.
— Ты очень мила, и все жители Уортон-Парка тебя обожают. — Он ласково улыбнулся, посмотрев на жену. — Я тоже.
— Ох, Гарри! — Оливия вдруг разозлилась. — Тебе больше нет смысла притворяться.
Они пошли дальше молча. Когда до моря оставалось всего несколько шагов, Гарри остановился и обернулся к своей спутнице.
— Послушай, Оливия, я... много думал о том дне, когда мы с тобой познакомились. О наших отношениях до того, как... это случилось. Помню, я подумал, что мне впервые посчастливилось встретить такую умную девушку. Ты была не похожа на тех глупых тщеславных пустышек, которые попадались раньше. Я сразу почувствовал в тебе интеллект и цельный характер. Мне кажется, тогда я тоже тебе понравился.
— Конечно, понравился, Гарри, — тихо согласилась Оливия.
— Помнишь, как мы в шутку поддразнивали друг друга и вместе смеялись?
—Да...
— Наверное, — с упором продолжил он, — мне надо было сразу сказать, что для меня ты самая красивая девушка на свете.
Оливия в досаде покачала головой:
— Прекрати, пожалуйста, Гарри. Я прекрасно понимаю, чего ты добиваешься. Но уже слишком поздно!
— Милая, прошу, выслушай! Как знать, возможно, у нас с тобой больше не будет шанса побыть вдвоем. Я должен все объяснить! Умоляю тебя, Оливия! Мне надо хотя бы рассказать, что со мной произошло. Давай сядем...
Оливия печально взглянула на мужа и уступила.
— Вряд ли это что-то изменит, но если ты так настаиваешь... я тебя выслушаю.
Они сели на песок.
— Я расскажу все с самого начала. Да, согласен: возможно, это ничего не изменит, но тебе, по крайней мере, стоит это знать.
— Говори, Гарри, я слушаю.
— Хорошо. Клянусь, я не жду от тебя сочувствия. Это просто честное объяснение. Ну ладно... — Гарри явно собирался с мыслями. — В ту ночь я пытался сказать тебе, что когда мальчики живут вместе в школе-пансионе — а это, признаться, далеко не лучшее место для подростков, — иногда, от отчаяния и одиночества, они влюбляются друг в друга.
Оливия вздрогнула.
— Я был особенно одинок и жутко скучал по маме. В моем классе учился мальчик, с которым я подружился. Мы стали близки — нет, не в физическом смысле, но это были самые теплые отношения в моей жизни. Он выказывал ко мне симпатию, Оливия, и, похоже, я был ему небезразличен. Если совсем откровенно, в то время мне казалось, что я в него влюблен. И все последующие годы моего отрочества я пытался найти ответ на вопрос: может быть, я, как ты прямо выразилась, гомосексуалист?
Гарри взглянул на Оливию, но она опустила глаза: что ему на это сказать?
— Разумеется, — вел свой рассказ Гарри, — в Сандхерсте это чувство усилилось. Как ты знаешь, меня трудно назвать прирожденным солдатом, и я начал думать, что мое нежелание сражаться и проявлять агрессию в сочетании с пристрастием к игре на пианино происходит от того, что во мне недостает мужественности. Когда мы с тобой впервые встретились, признаюсь, я сильно смутился. Мне редко доводилось общаться с женщинами, и я ни разу не имел с ними близких отношений. Если уж говорить все до конца, они меня пугали до полусмерти. Я не понимал, чего они хотят, и не знал, как им угодить. А потом... — Гарри вздохнул, — в тот вечер, на танцах у Пенелопы, я познакомился с Арчи. Мне показалось, он очень на меня похож — во многих отношениях. Его чувствительность, любовь к искусству... Я, конечно, сразу понял, что он гомосексуалист. Он был очень настойчив, и я пару раз ездил к нему в Лондон.
— Однажды я видела тебя в Лондоне, — сказала Оливия. — Поздним вечером заходила в отель «Ритц», а ты поднимался на крыльцо клуба, расположенного на той же улице.
Гарри кивнул:
— Да, я там был. Арчи познакомил меня с некоторыми своими... друзьями. Он с самого начала воспринял как само собой разумеющееся, что я «один из них», и приложил немало усилий, чтобы меня соблазнить. — Гарри повесил голову. — Приехав на нашу свадьбу, он пытался отговорить меня от женитьбы на тебе — говорил, что это ужасная ошибка. Сказать по правде, Оливия, в те дни я был настолько растерян, что просто не знал, что и думать. Арчи рассказал мне кучу страшных историй, убеждая, что я не смогу выполнить свой супружеский долг в нашу первую брачную ночь. — Он посмотрел в глаза Оливии. — Я боялся, что он окажется прав. Поверь мне, Оливия, я очень сожалею о том, что случилось в ту ночь! Если честно, я был напуган до умопомрачения.
Оливия сразу решила не верить ни единому слову Гарри, но сейчас, взглянув в его затравленные печальные глаза, невольно почувствовала, что его рассказ абсолютно искренен. Если он обманывает, значит, в нем пропадает великий актер.
— В ту ночь, — продолжил Гарри, намереваясь закончить свое нелегкое откровение, — оставив тебя в спальне вместе с Элси, я зашел в библиотеку выпить коньяку для храбрости. Арчи нашел меня там и сказал, что давно меня любит. Я попросил оставить меня в покое: я был очень зол и страшно растерян. — Гарри вздохнул. — Пока ты ждала меня в спальне, недоумевая, куда я запропастился, я гулял по парку в обнимку с бутылкой коньяку. И это, моя дорогая, чистая правда. Клянусь жизнью моей матери.
— Понятно. — Не смея взглянуть на мужа, Оливия сосредоточенно просеивала сквозь пальцы мягкий песок.
— Как ты знаешь, три недели спустя, на Рождество, Арчи появился снова. Я был в полном замешательстве и не видел выхода из сложившейся ситуации. Я любовался твоей красотой, грацией и женственностью, но в то же время прекрасно видел, как ты смущена и обижена...
— Значит, ты понимал, что поступаешь плохо? — перебила его Оливия. — Вернее, здесь речь скорее идет об отсутствии поступка.
— Конечно, понимал, дорогая! Только не представлял, как мне это исправить. А в ту ночь, когда ты застала меня с Арчи, я как раз сказал ему, что больше не желаю его видеть, что убедился в своей любви к тебе и хочу стать для тебя настоящим мужем. Он очень рассердился, а потом схватил меня и стал целовать.
— Насколько я видела, ты не слишком сопротивлялся, — заметила Оливия.
— Если бы ты подождала еще несколько секунд, то увидела бы, как я пытаюсь вырваться из его объятий. Он меня чуть не задушил! — В глазах Гарри стояли слезы. — Это было отвратительно, гадко и неестественно! Можешь мне не верить, но я мужчина!
Он сел рядом с ней. Оливия видела его искреннее отчаяние, но молчала, потому что пока не знала, что говорить.
Гарри пришел в себя, крепко схватил жену за руку и, резко обернувшись, заглянул ей в глаза.
— И напоследок, милая, скажу тебе вот что: за последние месяцы я почувствовал к тебе не только еще большее уважение и восхищение, но и любовь. Теперь, когда я уже не сомневаюсь в своих мужских качествах, и Арчи не нашептывает мне на ухо сомнительные комплименты, во мне проснулись здоровые желания. Я понимаю, Оливия, ты, наверное, находишь меня омерзительным, но я должен сказать, что хочу тебя — так же, как любой нормальный мужчина хочет свою красавицу жену.
Другой рукой он нежно погладил ее по щеке. Оливия не отпрянула.
— Ты очень красива, — ласково проговорил он. — Я сильно виноват перед тобой. Прости меня, если сможешь.
— Ох, Гарри, я... — Оливия глубоко вздохнула, в замешательстве принимая его неожиданные и такие приятные ласки. — Я была совершенно раздавлена, — прошептала она.
Гарри придвинулся ближе и обнял ее за плечи.
— Знаю, моя дорогая девочка. Я жестоко тебя обидел и уже никогда не сумею загладить свою вину. Но, Оливия, прошу тебя, найди в своем сердце хоть каплю сочувствия и дай мне последний шанс! — В его голосе сквозили умоляющие нотки. — Клянусь тебе всем, что мне дорого: я тебя не подведу.
Оливия вдруг разрыдалась, уткнувшись лицом ему в грудь. Он крепко обхватил ее обеими руками и прижал к себе.
— Ты сильная, смелая и красивая девушка, Оливия. О лучшей жене нельзя и мечтать. Я знаю, как сильно мне повезло, и сделаю все, чтобы не потерять тебя.
— Ох, Гарри, я так сильно тебя любила! Но теперь я тебе не верю. Как знать? Возможно, ты говоришь все это только ради того, чтобы спасти свою собственную шкуру.
— Поверь мне, моя дорогая! — Он гладил ее волосы. — Ведь ты уже видела, что я не смог утаить от тебя правду.
Она криво усмехнулась:
— Это верно. Я прекрасно понимала, что между нами происходит странное, еще до того, как мы поженились.
— Ну, вот видишь? У меня всегда душа нараспашку! Оливия, не знаю, сколько я еще пробуду здесь перед отплытием на континент: в лучшем случае — пару месяцев, в худшем — несколько дней. Не хочу на тебя давить, но и оставить в таком состоянии тоже не могу. Мне невыносимо думать, что я разрушил твою жизнь. Даже если не вернусь с войны, тебе будет трудно довериться другому мужчине, потому что я так дурно с тобой обошелся.
Оливия оставила его слова без ответа. Она прекрасно поняла, что он имеет в виду.
— Даже если ты мне скажешь — сейчас или в ближайшие дни, — что никогда не сможешь меня простить, то, уезжая на войну, я хотя бы буду знать, что поступил правильно, открыв тебе правду. И что бы ты ни думала, знай: я действительно тебя люблю.
Теперь настал его черед плакать. Оливия опустила голову на колени, слушая, как он рыдает и жалуется на свое нежелание уезжать за границу.
— Да, я должен поддерживать в своих солдатах боевой дух и укреплять в них чувство товарищества, рассказывая армейские байки и анекдоты, но я прекрасно знаю, что такое война. Нет, я не боюсь умереть. Меня пугает осознание того, что это может случиться в любую секунду. Если повезет, смерть наступит мгновенно. Если нет, придется провести в агонии несколько дней. В любом случае от меня останется лишь еще одно имя на надгробном камне. Мне страшно, Оливия. Черт возьми, я так устал притворяться храбрым!
Когда Гарри успокоился, Оливия предложила вернуться к дюнам и перекусить. Миссис Дженкс положила в корзинку для пикника еще и бутылку вина, присланного с французских виноградников Адрианы. Гарри откупорил бутылку и протянул жене бокал.
— Только, пожалуйста, не надо пить за мое здоровье! Сейчас я отдал бы все, лишь бы у меня оказались плохое зрение, плоскостопие или астма. — Он улыбнулся. — Наверное, я жалкий трус.
— Вовсе нет, Гарри. Ты просто озвучил то, что остальные мужчины в твоем положении чувствуют, но держат при себе.
— Я люблю тебя, Оливия, — произнес он неподдельно искренним тоном. — Вот только можешь ли ты мне поверить?
Она долго молчала, внимательно вглядываясь в его глаза, и, к своему приятному удивлению, увидев в них правду, наконец, ответила:
— Да, Гарри, могу.
Саутуолд
Я смотрю на снежинки за стеклом, которые летят с неба и кружатся в воздухе, подобно пухленьким падшим ангелам. Из-за снега на крыльце дома Элси то и дело вспыхивают лампочки охранной сигнализации, и подсвеченные белые крупные хлопья превращаются в сказочную декорацию к истории, которую рассказывает мне пожилая женщина.
Пока эта история почти не имеет ко мне отношения, и я не улавливаю в ней ничего важного, однако она почему-то меня успокаивает. Слушая, как другие люди, в том числе моя бабушка, боялись потерять своих близких и какую сложную жизнь они вели в стенах Уортон-Парка, я понимаю, что страдания выпали не только на мою долю.
Возможно, разница в том, что со мной все случилось внезапно. У меня не было задушевного разговора на продуваемом ветрами пляже, и я не успела сказать им о своей любви, не успела попрощаться...
Беда пришла неожиданно. Я не была к ней готова. В отличие от женщин, которые проводили своих мужей на войну, а потом утешали и поддерживали друг друга, я чувствую себя совершенно одинокой: мне не к кому обратиться за сочувствием.
Земля по-прежнему вращается, а жизнь вокруг меня идет, как ни в чем не бывало. Никто не устраивает дней поминовения по двум погибшим душам. Только жена и мать скорбят в своем неразделенном трауре.
И все же... Я не прошла сквозь тяготы войны, и моим мальчикам не довелось, подавляя страх, идти на смерть, как бедному Гарри Кроуфорду и дедушке Биллу. И если мои драгоценные муж и сын, в конце концов, умерли, то я могу хотя бы надеяться, что это случилось быстро.
Однажды кто-то сказал мне, что смерть так же естественна, как и рождение, что это такая же неотъемлемая часть бесконечного цикла человеческой радости и человеческого горя. Она приходит ко всем нам, однако мы не в состоянии спокойно воспринимать мысли о бренности нашего бытия и о кончине наших любимых.
Какой бы легкой ни была смерть, это нисколько не умаляет тяжесть потери для тех, кто остается жить.
Джулия тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли.
— И что было дальше, бабушка?
— Ну, так вот. Оливия вернулась с холкхэмского пляжа совсем другой девушкой. Она опять начала смеяться и улыбаться... будто солнце выглянуло из-за туч, — вспоминала Элси дальше. — Они оба лучились счастьем. Когда Гарри был дома, он больше не спал в своей гардеробной, и я часто видела, как они гуляют по парку, держась за руки. Они выглядели, как любая молодая влюбленная пара. Конечно, все это длилось недолго, но они успели провести несколько недель вместе. А к тому времени, когда Гарри с Биллом уехали на континент, Оливия уже была в положении.
— Она забеременела? Значит, он не был геем?
Элси вздохнула и печально покачала головой:
— Нет, Джулия. Я могу в этом поручиться, учитывая то, что произошло позже. Наверное, для Оливии было бы лучше, если бы он все-таки оказался геем. Тогда бы не случилось ужасной трагедии.
— Что ты имеешь в виду, бабушка? — в замешательстве спросила Джулия. — Ведь они счастливо прожили остаток своих дней, не так ли?
— Ох, Джулия, — Элси ласково взглянула на девушку, — не все в жизни имеет счастливый конец, и ты это прекрасно знаешь. Самое большее, на что мы можем надеяться, — это мгновения счастья. Нам надо научиться радоваться им, пока есть возможность. У Оливии и Гарри были такие мгновения. — Элси зевнула. — Прости, но я очень устала. Долгий рассказ меня утомил. Мне надо пойти прилечь.
— Конечно, иди. Может, принести тебе попить? — предложила Джулия, когда Элси тяжело поднялась с дивана и выключила газовый камин.
— Да, было бы неплохо. В кухонном шкафчике есть какао. — Элси указала в сторону кухни, а сама побрела по узкому коридору к себе в спальню.
— Сейчас принесу, — кивнула Джулия, выходя вместе с ней из гостиной.
Она приготовила какао и вошла с чашкой в комнату, где под розовым атласным покрывалом лежала Элси.
— Спасибо, милая, — улыбнулась пожилая женщина, когда Джулия поставила чашку на прикроватный столик. — В последнее время мне редко приносят горячие напитки в постель.
Девушка нагнулась и поцеловала Элси в лоб.
— Спокойной ночи, бабушка. Спасибо за интересный рассказ.
— Как ни грустно говорить, но это только начало. Продолжим нашу беседу завтра. В соседней комнате для тебя приготовлена постель. Спи крепко, милая, и пусть тебя не кусают клопы.
Джулия вышла из спальни Элси, открыла соседнюю дверь, потом разделась и забралась под расшитое цветочками пуховое одеяло. Она не стала задергивать шторы, чтобы видеть, как падает снег за окном. Ей нравилось смотреть на кружащиеся снежинки — это тихое зрелище успокаивало.
Ксавьер вырос в Москве, и для него снег был таким же обычным явлением, как дождь в Норфолке, — обычным и раздражающим. Однажды он взял ее с собой... Джулия повернулась на другой бок и переключилась на другие мысли.
«Я пока не готова думать о прошлом...»
Проснувшись, Джулия ощутила запах жарящегося бекона. Она протянула руку, взяла с прикроватного столика свой мобильный телефон и посмотрела на время. Почти десять! Девушка вздохнула и вновь улеглась на подушки.
«Неужели я так долго спала? И ни разу не проснулась за ночь!»
Раздался стук в дверь.
— Войдите!
В спальню заглянула Элси.
— Доброе утро, милая. Через десять минут для тебя будет готов полноценный английский завтрак. А пока сходи прими душ и оденься.
Джулия послушно выполнила указания бабушки, по-прежнему чувствуя жуткую усталость, потом вошла в кухню и села за стол, чтобы приняться за завтрак: такого утреннего пиршества она уже давно себе не устраивала. Однако через пять минут ее тарелка была пуста, и Элси положила ей вторую порцию бекона.
— Тебе всегда нравились горячие завтраки, правда, милая? — спросила она с улыбкой.
— Должно быть, сказывается свежий воздух Уортон-Парка. Помню, когда жила там, все время много ела.
— По-моему, тебе стоит вернуться к прежним привычкам. — Элси показала на худые руки девушки.
— Уверяю, бабушка, я чувствую себя гораздо лучше. — Джулия посмотрела мимо Элси, в окно, и увидела, что снег уже начал таять. — Наверное, мне надо ехать, пока погода не испортилась.
— Да, — рассеянно ответила Элси, занятая мытьем посуды.
— Ты отдохнула? Расскажешь, что было дальше?
Руки в мыльной пене на секунду замерли — Элси задумалась.
— Признаться, вчерашний разговор меня сильно утомил. Может, приедешь ко мне в следующий раз, и тогда я расскажу тебе конец этой истории?
— Ладно. Ответь мне только на один вопрос, бабушка: что стало с тем ребенком, которого, как ты сказала, носила Оливия, когда Гарри ушел на войну?
Пожилая женщина перестала мыть посуду.
— На пятом месяце у бедняжки случился выкидыш. А она уже чувствовала, как он шевелится. Это стало для нее страшным ударом. Пока Оливия ходила беременной, я просила ее поменьше работать, но бесполезно — она часами носилась по полям, как угорелая. Адриана, ее светлость, занедужила, как только Гарри уехал, и Оливия взяла на себя львиную долю забот о поместье. Я знаю, что некоторые женщины могут дергать репу на огороде до той минуты, пока младенец не вылезет из утробы, но Оливия, хоть и хотела казаться сильной, была прирожденной леди. Этот ребенок очень много для нее значил. Он должен был стать долгожданным наследником Уортон-Парка.
— Но когда Гарри вернулся с войны, Оливии было лет двадцать пять, не больше, и, значит, она могла родить еще, верно?
Элси отвернулась от раковины и взглянула на внучку, покачивая головой:
— Прости, милая, но на все эти вопросы я отвечу тебе в другой раз.
— Хорошо. — Джулия потупилась.
— Мне бы хотелось оставить этот дневник у себя. Можно? Я его никогда не читала, — пробормотала Элси.
— Конечно, бабушка. Ты имеешь больше прав на него, чем кто-то еще.
— Не совсем так, милая... — Элси замолчала. Джулия заметила, как она с трудом взяла себя в руки. — Давай оставим эту тему до следующего раза, идет? Ну, девочка моя, тебе пора ехать. Я принесу тебе твое пальто.
Элси стояла на крыльце и смотрела, как Джулия съезжает с подъездной аллеи. Когда машина стала набирать скорость, бывшая служанка весело помахала ей вслед, потом закрыла дверь, прошла в гостиную и взяла с кофейного столика дневник. Держа его между ладонями, она закатила глаза, словно в молитве.
— Ох, Билл, — прошептала Элси. — Как жаль, что тебя нет рядом, и ты не можешь подсказать мне, как поступить. Я не знаю, что рассказывать ей, а что нет.
Тяжело опустившись в кресло, она положила дневник себе на колени, медленно перевернула обложку и принялась читать.
На обратном пути Джулия вдруг почувствовала себя плохо. Когда подъезжала к дому, у нее ломило все тело, а в висках стучали молоточки. Поставив машину и устало поднявшись на парадное крыльцо, она вошла в дом и без сил рухнула на диван.
В коттедже стоял жуткий холод. Надо было включить на полную мощность накопительные водонагреватели и затопить камин, но у нее не было на это сил. В конце концов, девушка кое-как взобралась по лестнице на второй этаж, решив, что короткий отдых поможет ей восстановиться, нашла в шкафчике ванной комнаты парацетамол и, запив пару таблеток стаканом несвежей воды, стоящей на ее прикроватном столике, упала в постель.
Ночью Джулию мучили кошмары, ее лихорадило. Проснувшись, она с трудом вспомнила, где находится — во Франции, в Москве, в Уортон-Парке, в теплице с дедушкой Биллом...
Джулия так ослабела, что с трудом добрела до ванной. Пытаясь унять сильную жажду, девушка выпила воды. Эта «экспедиция» отняла у нее последние силы. Обратно в постель она добиралась ползком.
Краешком сознания она понимала, что должна позволить Алисии или отцу — попросить их помочь, но ей снилось, что мобильный находится за пределами досягаемости. А если удавалось схватить его, он выскальзывал из рук и падал в глубокую пропасть. А рядом был Ксавьер. Да, да, это точно был он...
— Джулия! Джулия! Очнись!
Чья-то ласковая рука потрясла ее за плечо, и девушка открыла глаза. Перед глазами стоял туман, а лицо, склонившееся над ней, расплывалось, но она узнала голос.
— Джулия, что случилось? Пожалуйста, не молчи! Ты можешь говорить? — Теперь в голосе зазвучали настойчивые нотки.
Джулия сосредоточила взгляд и увидела стоящего над ней мужчину.
— Кит, — с усилием прошептала она.
— Слава Богу! — с облегчением выдохнул он. — По крайней мере, ты меня узнала. Ты что-то приняла, Джулия? Скажи, что именно. Это очень важно.
Боясь снова потерять сознание, Джулия закрыла глаза и слабо покачала головой:
— Нет-нет, я ничего не принимала... Просто... ужасно себя чувствую... Мне так жарко!
Холодная рука легла ей на лоб.
— О Боже, да ты горишь! Когда это началось?
— Ночью, — пролепетала Джулия. — Я вдруг... почувствовала себя плохо.
— У тебя что-нибудь болит?
— Все тело... Это кошмар... голова кружится... в висках стучит...
— Понятно. — Кит достал из кармана сотовый телефон. — Это наверняка грипп, но я все равно позвоню врачу. Пусть приедет и осмотрит тебя.
— Послушай, не стоит беспокоиться... Все будет хорошо... я...
Полчаса спустя пожилой доктор закончил осматривать Джулию.
— Что ж, милочка, лорд Кроуфорд прав: у вас сильный грипп. Сейчас я спущусь вниз и поговорю с ним. — Доктор убрал в сумку градусник. — Он выглядел весьма встревоженным, когда встретил меня в дверях.
Кит ходил взад-вперед по гостиной, точно обеспокоенная мамаша.
— Ничего страшного, лорд Кроуфорд. Как вы и думали, это грипп, но у юной леди очень высокая температура. Кто-то может прийти сюда и поухаживать за ней? Ей нельзя оставаться одной до тех пор, пока не пройдет лихорадка.
— У нее есть сестра. Я с ней свяжусь. Лечение будет обычным? Парацетамол каждые четыре часа, а если температура не спадет, обратиться к старому, но верному средству: смачивать тело прохладной водой? — внимательно посмотрел на доктора Кит. — И давать ей пить как можно больше жидкости?
— Точно. — Врач прищурился. — Вы изучали медицину, лорд Кроуфорд?
— Да, немного, — ответил Кит. — Спасибо, что так быстро приехали.
— Всегда рад вам помочь, лорд Кроуфорд. Я очень был привязан к покойной леди Кроуфорд. Жаль, что ее больше нет с нами! Впрочем, может, это и к лучшему. В последние годы она сильно сдала.
— Это верно. — Кит почувствовал неловкость оттого, что не удосужился приехать домой на похороны.
— Что ж, оставляю больную в ваших надежных руках. До свидания, лорд Кроуфорд.
Когда Джулия, наконец, проснулась, она не могла понять, сколько прошло времени. Знала лишь, что ее самочувствие слегка улучшилось: перед глазами больше не плыло, а тело ломило меньше.
«Надо принять ванну!»
Дрожащей рукой откинув одеяло, она спустила ноги на пол, встала и, кое-как добравшись до двери, в полном изнеможении села на ковер.
На лестнице послышались шаги, потом в дверь постучали.
— Джулия, у тебя все в порядке?
Дверь открылась, ударив Джулию по коленке, и она с трудом отодвинулась, давая Киту войти.
— Господи, что ты делаешь на полу? — спросил он, одновременно прикладывая руку к ее лбу.
— Пытаюсь добраться до ванной, — смущенно пробормотала девушка.
— М-м-м... По крайней мере, температуры у тебя уже нет. Давай-ка я тебя подниму.
Кит поставил ослабевшую Джулию на ноги и отвел ее, как беспомощного инвалида, через маленькую лестничную площадку в ванную комнату. Когда Кит открыл дверь, девушке показалось, что он собирается зайти туда вместе с ней.
— Не волнуйся, я справлюсь сама.
— Я подожду здесь, а потом помогу тебе вернуться в спальню. И на всякий случай не запирайся: если потеряешь сознание, я не смогу до тебя добраться.
— Да, спасибо, — прошептала Джулия, закрывая за собой дверь ванной.
Когда она вышла, Кит, деликатно удалившийся в спальню, тут же подбежал и отвел ее в кровать.
Как только Джулия улеглась под одеяло, он сел на край постели и внимательно посмотрел ей в лицо.
— Доктор Кроуфорд полагает, что его пациентка, в конце концов, пошла на поправку, — произнес он с улыбкой, потом взял стакан с прикроватного столика и поднес к ее губам. — Пожалуйста, выпейте это, мисс Форрестер. Здесь много глюкозы, она поможет вам восстановить силы.
Напиток был настолько приторным, что Джулия чуть не поперхнулась.
— Фу, — пробормотала она. — Какая гадость!
— Зато намного лучше, чем лукозейд. Во всяком случае, так мне сказал доктор.
Выпив лекарство, Джулия благодарно кивнула и вновь откинулась на подушку.
— Какой сегодня день? — спросила она.
— Кажется, четверг. Вчера была среда.
Джулия испуганно ахнула.
— Хочешь сказать, я провалялась в постели целых три дня?
— Да, мисс Форрестер. И все три дня вы метались и бредили как безумная. Однажды ночью так громко кричали, что я уже собирался отвезти вас в психиатрическую клинику.
Джулия покраснела.
— Ох, Кит, прости меня, ради Бога! Неужели ты все это время был здесь?
— Нет, не все время, — любезно ответил он. — Алисия не могла остаться с тобой — у нее же дети. Я мог положить тебя в местную больницу, к старикам и старухам, но подумал, что это слишком жестоко.
— Бедный Кит, — простонала девушка. — Я прибавила тебе хлопот! Ко всем прочим делам ты взял на себя роль сиделки.
— Вообще-то у меня появился отличный повод на несколько дней уехать из Уортон-Парка. К тому же, прежде чем бросить учебу, я успел закончить первый курс медицинского колледжа в Эдинбурге, так что ты попала в руки не к какому-то там профану. Думаю, это тебя успокоит.
— Спасибо... — Джулия почувствовала, как тяжелеют иски, закрыла глаза и задремала.
Улыбнувшись, Кит убрал со лба девушки прядь волос, потом на цыпочках прошел к двери и тихо удалился.
Вечером Кит принес миску с супом, и Джулия, кое-как усевшись в постели, принялась за еду.
— Ну как, вкусно? — поинтересовался он, кормя ее с ножечки. — Этот суп завезла Алисия, пока ты спала. Она сказала, что навестит тебя позже, когда Макс вернется домой и возьмет детей на себя. Она очень за тебя переживает. Так же, как и мы все.
— Послушай, ты можешь ехать домой, — виновато проговорила девушка. — Мне уже гораздо лучше, правда.
— Что? Уехать домой и пропустить первый разумный разговор за последние четыре дня? Ну, уж нет! — Он покачал головой. — Боюсь, тебе придется терпеть мое общество до тех пор, пока не начнешь вставать с постели.
Снизу раздался стук в дверь.
— Это, наверное, Алисия, — сказал Кит. — Ты готова с ней встретиться?
— Конечно! Я же сказала: чувствую себя лучше.
— Ладно. — Кит в два размашистых шага преодолел расстояние до двери. — Похоже, у больной началась фаза раздражительности. Я сейчас схожу за твоей сестрой.
Через несколько минут в дверях спальни появилась Алисия. Ее симпатичное лицо было тревожно нахмуренным.
— Слава Богу, Джулия, что с тобой все в порядке! Мы все так за тебя волновались! — Она подошла к кровати, наклонилась и крепко обняла сестру. — Как ты себя чувствуешь?
— Лучше, — кивнула Джулия, — гораздо лучше.
Алисия села на край кровати и взяла Джулию за руку.
— Я так рада! Ты не на шутку разболелась, бедняжка. Наверное, твоя иммунная система ослабела после... пережитой трагедии.
— Наверное! — Джулия не собиралась тратить драгоценную энергию на споры. — Спасибо, что принесла мне суп.
— О Господи, не за что! Кого надо поблагодарить, так это Кита. Он просто молодец! Поняв, что я не смогу приехать из-за детей, он решил остаться здесь, с тобой. Во всей этой драматической истории я была всего лишь подсобным рабочим.
— Мне так неудобно, что я причинила вам столько хлопот! — вздохнула Джулия. — В последнее время я никому не даю покоя.
— Перестань, Джулия, не надо себя корить... Ты же не виновата, что заболела. Это может случиться с каждым. Мы все тебя любим и заботимся о тебе с удовольствием. Надеюсь, когда полегчает, ты поделишься, что сказала бабушка по поводу дневника.
Джулия кивнула. Сейчас ей казалось, что путешествие во времени, которое она совершила вместе с бабушкой в Саутуолде, перенесясь в Уортон-Парк 1939 года, состоялось целую вечность назад.
— Конечно, расскажу. Это замечательная история!
— Мне не терпится услышать подробности. Что тебе привезти завтра? Может, что-то из еды? — спросила Алисия.
— Я не голодна. — Джулия покачала головой. — Совсем недавно поела твоего супчика. Хотя, возможно, мне стоит перейти на хлеб.
— Я испеку свежий батон, — согласилась Алисия. — Киту тоже не мешает подкрепиться. Ну, до завтра. — Она нагнулась и поцеловала сестру. — Ты выглядишь лучше. Я так рада, что ты поправляешься, милая! Выздоравливай поскорее!
— Постараюсь. — Джулия слабо помахала рукой выходящей из спальни Алисии.
Алисия спустилась на первый этаж и увидела, что Кит разводит огонь в камине.
— Кажется, она пошла на поправку — слава Богу! Спасибо тебе. Ты настоящий друг, Кит, — добавила она с благодарностью.
— Не стоит. Хочешь выпить перед уходом бокал вина? Мне не помешает короткая беседа со здоровым человеком. — Он усмехнулся.
Алисия быстро взглянула на часы.
— Ладно, давай. Мне пора ехать домой, но ничего страшного не случится, если Макс еще немного посидит с детьми.
— Отлично. — Огонь в камине уже разгорелся, и Кит встал. — Сейчас принесу бокалы.
Алисия села в кресло возле камина. Кит принес бутылку, откупорил ее и протянул девушке бокал с вином.
— Ну, — провозгласил он, поднимая свой бокал, — за то, чтобы Джулия поскорее поправилась!
— Точно, — кивнула Алисия. — Бедняжка, в последнее время ей пришлось пережить столько горя!
— Верно. Можно спросить, что же все-таки произошло?
Алисия сделала глоток вина.
— Прошлым летом муж и сын Джулии погибли в автокатастрофе на юге Франции. Самое страшное, — Алисия поежилась, — что машина съехала с дороги, взорвалась на пригорке, и начался лесной пожар. Их останки не подлежали официальному опознанию, и трагедия не имела завершения. Не было тел, а значит, не было и похорон.
— О Боже, — выдохнул Кит. — Бедная Джулия! Сколько лет было ее сыну?
— Около трех. Его звали Габриэль. Он был... — слова застряли у Алисии в горле, ее глаза наполнились слезами, — настоящим ангелом. — Она выпила еще вина. — Потерять мужа — это ужасно, но вместе с ним потерять и ребенка... Не знаю, как Джулия выдержала. Конечно, она сломалась, но... Никто не знает, как к ней подступиться. Она замкнулась в своем горе. Я чувствую себя такой... ненужной. Не знаю, что говорить и что делать, все попытки ее утешить по большей части оказываются бесплодными. Прости. — Алисия быстро вытерла глаза. — Плакать должна не я. Это трагедия Джулии. Но я очень за нее беспокоюсь и не знаю, как ей помочь.
— Все дело в том, что ты ничем ей не поможешь. — Кит подался вперед и снова наполнил бокал Алисии. — Окружающие хотят что-то сделать, но никто не в состоянии смягчить ее боль. Если ты любишь человека, который страдает, ты стараешься подарить ему свою доброту, но он испытывает чувство вины от того, что его сердце глухо к твоим увещеваниям, и лишь еще больше уходит в себя. — Кит взглянул на огонь и вздохнул. — Оставайся рядом с ней, Алисия, но помни: Джулии поможет только она сама.
— Ты говоришь так, будто тебе знакомы эти чувства.
— Да, знакомы. Просто дай время. Я успел немного понаблюдать за ней и могу сказать, что она справится. Джулия — настоящий боец, Алисия. Я знаю, она переживет эту трагедию.
— Беда в том, — со вздохом произнесла девушка, — что Джулия обожала своего мужа Ксавьера. Я еще никогда не видела женщину, которая так сильно любила бы мужчину. Честно говоря, — призналась она, — он казался мне тщеславным и напыщенным эгоистом. Он тоже был пианистом, но считал себя звездой сцены, и Джулия с радостью потакала всем его прихотям. Но он был далеко не так талантлив, как она. Надеюсь, мое мнение не предвзято.
— Разумеется, нет. Похоже, Джулия была с ним счастлива.
— Да. Я радовалась, что она, в конце концов, нашла человека, перед которым смогла открыть душу. После смерти нашей мамы я боялась, что она никогда не сможет это сделать. Тогда Джулия изменилась, Кит. Сильно изменилась. Она ушла в себя, отгородилась от меня, от папы, от всего мира. У нее осталась одна отдушина — ее любимый рояль. А сейчас она забросила даже его.
— Ты не спрашивала почему?
— Мне кажется, я знаю ответ, — мрачно произнесла Алисия. — Она только отыграла сольный Второй концерт для фортепиано с оркестром Рахманинова в Париже, когда ей позвонили и сообщили про катастрофу. Могу лишь догадываться, но, по-моему, рояль ассоциируется у нее с болью.
— И виной, — вставил Кит. — Ей, наверное, казалось, что она должна была быть с ними в момент их гибели.
— Думаю, ты прав. Я знаю, Джулия не любила расставаться с Габриэлем и уезжать на концерты. Она, как и многие работающие мамы, разрывалась между ребенком и карьерой.
— Почему после этого она вернулась в Норфолк? — спросил Кит.
— На следующий день я прилетела в Париж. Приехав к ней домой, я не знала, что делать. Я не могла бросить ее одну во Франции, но и не могла остаться с ней из-за моих детей. Джулия была слишком расстроена и не могла принять никакого разумного решения, поэтому я забрала ее к себе. Потом она уехала в этот коттедж, хоть я упрашивала ее остаться с нами.
— Она нуждалась в уединении, и я ее понимаю. Люди по-разному реагируют на трагедию. За это их нельзя осуждать, — добавил Кит. — Однажды я потерял близкого мне человека... и, мягко говоря, чувствовал себя неважно. Как сказал Джон Леннон? — Вспоминая, Кит посмотрел на потолок. — Ах да: «Жизнь течет до тех пор, пока ты планируешь будущее». Отличные слова! Никто из нас не в силах управлять своей судьбой, и, как ни больно сознавать, чем быстрее мы научимся принимать каждый день таким, как он есть, тем быстрее наладится наша жизнь.
— Ты очень мудр. Кит, — с восхищением произнесла Алисия. — Лично я до смерти боюсь выпускать события из-под контроля. Ладно, мне пора ехать, чтобы снова взять бразды правления в свои руки. — Она улыбнулась и встала. — Когда мои дети долго сидят с Максом, они становятся неуправляемыми.
Кит тоже поднялся с кресла.
— Спасибо, что рассказала о моей пациентке. Я постараюсь восстановить ее физическое здоровье, а душевное состояние зависит только от нее самой.
— Это верно, — вздохнула Алисия, направляясь к двери. — Спасибо за помощь, Кит.
— Поверь, я делаю это с удовольствием.
Час спустя, выйдя из ванной, Джулия почувствовала, что ее ноги наконец-то перестали быть ватными, и осторожно спустилась по ступенькам на первый этаж. Кит сидел перед пылающим камином и читал книгу. Он задернул шторы, чтобы защитить комнату от вечернего холода, и в гостиной стало гораздо уютнее.
— Привет, — сказала она с лестницы, потому что не хотела его пугать.
Он обернулся и вскочил на ноги.
— Джулия, зачем ты встала с постели? Простудишься!
Кит бросился к ней, собираясь увести обратно в спальню, но девушка покачала головой:
— Как я могу простудиться? Здесь жарко, как в бане! И потом мне надоело торчать наверху, захотелось сменить обстановку.
Она стояла, ожидая одобрения Кита и чувствуя себя непослушным ребенком.
— Ну, хорошо, оставайся, только ненадолго. — Кит взял ее под руку и подвел к дивану. — Ложись сюда, а я сбегаю наверх и принесу тебе одеяло.
— Не надо, Кит, здесь и так тепло! Хватит мне париться под одеялами. — Она со вздохом легла на подушки, которые он подложил ей под голову.
— Хочешь есть или пить? — поинтересовался он. — Давай я чего-нибудь принесу.
— Нет-нет. Сядь, пожалуйста. Со мной все в порядке, — повторила она.
— Ты хочешь сказать: «Перестань суетиться»? — Кит снова уселся в кресло у камина. — Прости.
— Ох, Кит, тебе не за что просить прощения! — сокрушенно проговорила девушка. — Ты такой молодец! Я тебе очень благодарна. Просто мне неловко, вот и все. Это ты прости мне мою ворчливость. — Она взглянула на него с усмешкой. — Я не хотела тебя обидеть.
— Извинения принимаются, — кивнул Кит. — По мне, так лучше ты будешь ворчливой, лишь бы не потела и не металась в бреду. Рад, что тебе стало лучше.
— Мне действительно стало лучше, так что завтра можете ехать домой, доктор Кроуфорд.
— Да, мне и впрямь пора ехать. В Уортон-Парке накопилась куча дел. Но послушай: раз уж ты немного пришла в себя, расскажи, как твоя бабушка восприняла дневник узника Чанги?
— Ладно... — Джулия принялась вспоминать разговор, состоявшийся всего несколько дней назад. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. — Не знаю, что тебе известно про Кроуфордов из Уортона...
— В последнее время я узнал про них много интересного. Не забудь, что мой прадед Чарльз был младшим братом лорда Кристофера Кроуфорда, поэтому он вырос в Уортон-Парке. К несчастью, в тысяча девятьсот восемнадцатом году он подорвался в окопе, и его жена Леонора осталась одна с двумя маленькими детьми на руках, один из которых стал моим дедом Хьюго.
— Это было еще до того, как в имение пришла работать Элси, — задумчиво пробормотала Джулия. — Я много слышала про лорда Кристофера...
— Он был моим тезкой, — вставил Кит. — Прости, больше не буду тебя перебивать. Пожалуйста, начинай. — Он откинулся на спинку кресла и приготовился слушать.
Джулия принялась пересказывать историю Элси, стараясь как можно красочнее описать тот мир, в котором когда-то жила ее бабушка. Кит сидел молча. Наконец девушка завершила свое повествование.
— Вот это да! — выдохнул он. — Пенелопа — девушка, которая приезжала на танцы в Уортон-Парк, — это моя двоюродная бабушка, сестра моего деда Хьюго, который тоже погиб во время Второй мировой войны. Его жена Кристиана, моя бабушка, в тысяча девятьсот сорок третьем году родила моего отца Чарльза, который стал наследником Уортон-Парка после смерти Гарри Кроуфорда, случившейся перед самым моим рождением. Мы по каким-то причинам не переехали в Уортон-Парк. Мой папа терпеть не мог это поместье, к тому же у него наверняка не было денег на его ремонт. И потом тогда еще была жива тетя Кроуфорд, а она очень ревностно вела здесь хозяйство. Спасибо за рассказ, Джулия. Это всегда интересно — узнать подробности семейного прошлого.
— Да, наверное. Сказать по правде, из того, что мне успела рассказать Элси, я поняла, что вся эта история имеет, куда большее отношение к Кроуфордам и, значит, к тебе, чем к прошлому моей семьи.
— Уверен, дальше появится какая-то связь, — покачал головой Кит, — хоть я не совсем понимаю, каким образом наши два семейства могли пересечься. Есть лишь один общий момент: во время войны Гарри и Билл служили в одном батальоне. Да, — он кивнул, — держу пари, все дело в этом! Возможно, где-то на страницах дневника Билла спрятана какая-то мрачная тайна...
— Может быть, — согласилась девушка. — Но я не хочу ломать над этим голову до тех пор, пока не услышу всю историю целиком. К тому же мне было странно узнать, что моя бабушка прислуживала твоей семье, а мой дедушка все еще работал у них, когда я была маленькой. Как много может измениться за два поколения!
— Хочешь сказать, внучка простого садовника сумела добиться славы и богатства, которые Элси и не снились? — с подковыркой спросил Кит.
— Вот именно. — Джулия покраснела. — Но больше всего меня поражает, что всего семьдесят лет назад Уортон-Парк жил по законам совершенно другой эпохи.
— Как раз это чувство я испытывал, когда оставался там на лето. Оливия, которая не связана со мной кровным родством, но которую в нашей семье всегда называли тетей, не покидала поместье до самой смерти, — заметил Кит. — Уверен, ее постоянное присутствие сильно повлияло на не современный уклад Уортон-Парка.
— О Господи! — воскликнула Джулия. — Я только что поняла...
— Что? — спросил Кит.
— Та жуткая старая дама с холодными голубыми глазами, которая пришла и потребовала, чтобы я прекратила играть на пианино в тот день, когда мы с тобой познакомились, и была Оливией Кроуфорд!
— Да, — кивнул Кит. — Бедняжка, над ней все тайком потешались! Одному Богу известно, что ей пришлось пережить, но, наверное, на ее долю выпали нелегкие испытания, если из милой девушки, которую ты описала, она превратилась в хмурую старую грымзу, которую я знал.
— Подбирай выражения, Кит, — усмехнулась Джулия.
— Я нисколько не преувеличиваю: она и впрямь была старой грымзой! Уезжая к ней на каникулы, я трепетал от страха.
— Вообще-то это, наверное, ужасно — застать мужа целующимся с другим мужчиной, — сочувственно заметила Джулия.
— Но из того, что ты рассказала, я понял, что Оливия и Гарри все-таки справились с проблемами до того, как он ушел на войну.
— Да, похоже.
Кит увидел, как Джулия зевает.
— Ну, все, давай-ка в постель! Не хочу, чтобы ты растратила последние силы. Пойдем, помогу тебе подняться наверх.
Он встал и подошел к девушке. Джулия с радостью оперлась на его руку.
Когда Кит укрыл ее одеялом, она взглянула на него с улыбкой.
— Жаль, что ты бросил медицинский колледж! У тебя не плохо получается выхаживать больных.
— Жизнь уготовила для меня другую стезю. — Он пожал плечами и протянул Джулии таблетку парацетамола и стакан воды. — На, выпей.
— Почему ты так долго жил за границей? — вдруг спросила она, возвращая стакан.
— Это долгая история, — усмехнулся Кит. — Спи!
— Хорошо.
Девушка свернулась калачиком под одеялом. Кит пошел к двери, но задержался на пороге.
— Знаешь, я понимаю.
— Что понимаешь?
— Твое горе. Спокойной ночи, Джулия.
— Спокойной ночи, Кит.
На следующий день Джулия приняла ванну и оделась. Правда, натягивая джинсы и джемпер, она успела утомиться и снова прилегла на кровать. Взглянув в окно, девушка вдруг поняла, что за то время, пока она болела, пришла весна. Щебетание птиц и легкие свежие ароматы недвусмысленно возвещали: природа вновь возвращается к жизни.
Джулия чувствовала, что это метафора ее собственного существования: несмотря на физическую слабость, она явно окрепла духом. Она уже не думала об ушедших близких каждую секунду — иногда они покидали ее мысли сразу на несколько минут. Это не значило, что Джулия стала меньше их любить или меньше по ним скучать. Просто природа постепенно дарила ей весеннее возрождение, помогая исцелиться.
Она услышала, как Кит поднялся на второй этаж и закрыл за собой дверь ванной комнаты. Он спал на одной из узких кроватей, предназначенных для детей, а не для взрослых. Джулия улыбнулась. Кит — настоящий добрый самаритянин, который выручил ее в час беды. Его забота была ей крайне приятна.
Джулия не сомневалась, что Ксавьер ее любил, однако ведущей в их отношениях была она. Слишком поглощенный музыкой, он не думал о хозяйственных и практических нуждах Джулии и, подобно избалованному ребенку, ждал от нее постоянных поощрений и похвал.
Джулия затушила огонек вины, теплящийся в ее душе и беспрерывно твердивший о том, что она должна помнить мужа. Последние восемь месяцев она только это и делала.
В дверь спальни тихо постучали.
— Входи! — крикнула она.
Из-за створки показалась голова Кита с копной курчавых волос. Увидев Джулию одетой, он улыбнулся:
— Думаю, можно не спрашивать о твоем самочувствии. Кажется, я в любую минуту рискую стать лишним.
— Уверена, ты воспримешь это с облегчением, — быстро ответила девушка и указала на окно. — Мне так хочется выйти на улицу и подышать свежим воздухом! Я уже почти неделю торчу в доме... О Боже! — выдохнула она, пораженная внезапной мыслью. — Сегодня пятница?
— Насколько я помню, да, — подтвердил Кит.
— О нет! — вскричала она, откидываясь на подушки. — Вчера я должна была встретиться с моим агентом на ленче в Кларидже. Никто не смеет перечить Олаву Стейну. Мне надо немедленно позвонить ему и все объяснить.
— Не надо. Он уже знает, — спокойно ответил Кит.
— Откуда? — Джулия озадаченно взглянула на него.
— С разрешения твоей сестры я прослушал твою голосовую почту. Этот парень, Олав, оставил тебе сообщение в среду — хотел, чтобы ты подтвердила вашу встречу. Пришлось позвонить ему и объяснить, что ты на грани между жизнью и смертью. Он все понял. Шлет тебе наилучшие пожелания и просит позвонить ему сразу, как только ты оклемаешься. Кстати, там есть и другие сообщения.
— Расскажешь позже. — Джулия сомневалась, что прямо сейчас сумеет справиться с потоком информации из внешнего мира. — Спасибо, Кит, я ценю твою заботу.
— Признаюсь, мне было неудобно слушать твои личные сообщения, но в сложившихся обстоятельствах у меня не было выбора. — Он пожал плечами. — Сейчас я пойду и приготовлю нам обоим завтрак, а потом предлагаю ненадолго выйти прогуляться к пристани и обратно — тебе надо немного подышать свежим воздухом и размять ноги. Увидимся через несколько минут на первом этаже.
На завтрак Кит приготовил овсяную кашу, щедро приправив ее сливками и коричневым сахаром. Затем Кит и Джулия медленно пересекли пристань и прошлись по узкой косе. Джулия вспомнила, как в последний раз гуляла здесь одна, вне себя от мрачного отчаяния. Сейчас, вместе с Китом, на берегу, залитом весеннем солнцем, мир казался ей куда более радостным.
— К сожалению, мне скоро придется уехать, — вздохнул Кит. — Помимо прочих дел, мне надо встретиться с адвокатом по делам поместья. С продажей Уортон-Парка возникли проблемы. Я уже заключил договор с покупателем, но он пытается изменить его в свою пользу.
— Мне очень жаль, — сочувственно посмотрела на него Джулия. — Надеюсь, ты сумеешь все уладить.
— Не сомневаюсь: так или иначе мы договоримся. Какие странные сюрпризы иногда преподносит нам судьба! Кто бы мог подумать, что мне придется продавать Уортон-Парк? — произнес он, когда они повернули к дому.
— Разве ты не знал, что когда-нибудь унаследуешь поместье?
— Знал, конечно, но думал, что до этого еще очень далеко, и предпочитал не вспоминать про свои обязательства. К тому же юридически, по умолчанию, поместье было только моим, ведь линия Кроуфордов, которая изначально владела Уортон-Парком, осталась без наследников.
— У меня сложилось впечатление, что тебе не терпится от него поскорее избавиться.
— Нет, это не так. Я... — В кармане у Кита зазвонил мобильник. — Извини, Джулия. Алло? А, Энни, привет! Как дела?
Пока Кит разговаривал, Джулия деликатно прошла вперед. Он догнал ее у порога коттеджа.
— Прости. Похоже, мне пора ехать. — Кит открыл дверь, и они вошли внутрь. — Уверена, что с тобой ничего не случится, если я оставлю тебя здесь одну?
— Конечно. Я семь месяцев жила здесь одна, и, как видишь, со мной все в полном порядке. Не волнуйся за меня.
— Приготовить тебе ленч? — спросил он.
— Надеюсь, я сумею доковылять до кухни и сделать себе сандвич. Поезжай.
— Хорошо. У тебя есть мои телефоны — и мобильный, и домашний. Алисия обещала проведать тебя позже.
— Отлично. — Джулия закатила глаза и устало опустилась на диван.
— Алисия любит тебя и поэтому хочет тебе помочь.
— Я знаю. — Джулия испытала легкий укол совести. — Просто в ее присутствии я чувствую себя никчемной дурой. Она чертовски организованная особа!
— Это ее способ выживания. У всех нас есть свой особый способ, даже у тебя. — Кит улыбнулся и поцеловал се в макушку. — Не пропадай, ладно? Держи меня в курсе своих дел.
— Ладно, — пообещала девушка и вдруг ощутила прилив слабости. К глазам подступили слезы. Она снова встала, растерянно пожала плечами. — Спасибо тебе за все.
— Не за что. Ну, до встречи, — бросил он, открывая входную дверь.
— До встречи, — кивнула Джулия.
Когда Кит ушел, Джулия поднялась наверх, собираясь немного вздремнуть. Но сон все не шел. Девушка попыталась читать книгу, которая уже давно валялась на прикроватном столике, но не смогла сосредоточиться на сюжете. В конце концов, ее сморило, потому что, когда она открыла глаза, было почти шесть часов.
Захотелось есть. Джулия пожалела, что Кит уехал и теперь некому приготовить ужин. С трудом встав, она поплелась на кухню. Весенний день испарился, словно воспоминание, наступил холодный вечер. Она растопила камин, постаравшись как можно точнее повторить методику Кита, но огонь упорно не хотел пылать так ярко, как у него.
Поужинав тостом с сыром, Джулия поняла, что впереди — долгое вечернее одиночество.
«Надо купить телевизор, — решила она. — Пусть хоть он разгонит эту гнетущую тишину в доме».
Позже Джулия поднялась в спальню и легла в постель. Когда часы на церковной башне пробили полночь, девушка призналась себе в том, что скучает по Киту.
Утром Джулия сидела на скамейке перед коттеджем, наслаждалась теплым весенним воздухом и размышляла о будущем. Уже одно то, что она верила в собственное будущее, было для нее откровением. Вот только как знать, что именно уготовила ей судьба? Наверняка она знала только одно: больше не желает оставаться в коттедже.
После отъезда Кита часы тянулись бесконечно медленно. Впрочем, ей нечем себя занять, потому и лезут в голову разные мысли... А еще дело, наверное, в ее эмоциональной уязвимости. Она не сомневалась, что скучает по Киту только потому, что он проявил к ней доброту и пришел на помощь в трудную минуту. По крайней мере, чувства, вызванные его отъездом, заставили ее наконец-то принять решение.
От досады на собственную слабость Джулия хлопнула рукой по деревянной скамье так, что две стоящие неподалеку утки недовольно взъерошили перья и подняли хвосты.
— Все, хватит, — пробормотала она себе под нос. — Надо как можно скорее возвращаться во Францию.
«Пусть меня ждут тяжелые воспоминания, но там я дома. А здесь мне нечего делать!»
Зазвонил мобильный. Джулия достала телефон, радуясь возможности отвлечься.
— Алло, — произнесла она.
— Привет, Джулия, это Кит.
— Привет! — Девушка ощутила, как зарделись ее щеки.
— Просто звоню узнать, как чувствует себя моя пациентка.
— Гораздо лучше, спасибо.
— Отлично. Значит, ты сможешь доковылять до Уортон-Парка и поужинать со мной сегодня вечером?
— Думаю, смогу, — улыбнулась Джулия.
— Часиков в восемь?
— Хорошо. Принести с собой что-нибудь?
— Не стоит. Мне достаточно одной тебя.
Щеки Джулии запылали еще жарче.
— Ну, до встречи.
— До встречи, Джулия.
Девушка положила мобильный телефон на скамейку и уставилась в пространство, с ужасом чувствуя в душе странный прилив счастья.
«Неужели я... заинтересовалась мужчиной? Нет-нет, это невозможно! Сейчас, когда после смерти мужа прошло всего несколько месяцев...»
И все же это случилось.
Джулия резко встала, будто физическое движение могло прояснить мысли. Но по спине уже бегали предательские мурашки. Звуки его голоса, мысль о скорой встрече заставили ее испытать внезапное острое волнение...
Она побрела в дом, смущенная и полная угрызений совести. Впрочем, в глубине ее души притаилось приятное предвкушение радости.
После ленча Джулия съездила в Холт — купила шелковую блузку, джинсы, два мягких кашемировых джемпера и пару сапог.
«Вечером надену блузку и джинсы», — решила она, шагая по главной улице к своей машине, чтобы загрузить пакеты с покупками.
Тут она мысленно одернула себя: «О чем я думаю, черт возьми? Это же не свидание... Впрочем, все равно надо немножко пополнить гардероб: джинсы и летний топ, в которых я приехала из Франции вместе с Алисией, да пара вещей, одолженных у сестры за время пребывания в Англии, вряд ли можно назвать богатым выбором».
Подходя к автостоянке, Джулия услышала, как кто-то окликнул ее по имени, обернулась и увидела Алисию.
— Привет, Джулия! — Алисия подошла к ней. — Ты избавила меня от долгой ходьбы. Я как раз шла тебя навестить. — Она оглядела пакеты. — Ходила за покупками?
— Да, — кивнула Джулия.
— Значит, тебе уже лучше?
— Да, намного лучше, спасибо.
— Отлично! — Сестра кивнула. — Отлично, — повторила она. — Послушай, Джулия, если ты не против, я бы хотела пригласить тебя к нам на ужин. Сегодня у нас соберутся друзья. Думаю, тебе не помешает познакомиться с местными жителями.
— Нет, я не могу, но спасибо за приглашение.
— Не можешь или не хочешь? — Алисия подозрительно взглянула на сестру.
— Не могу. — Джулии не хотелось ничего объяснять.
— Но почему? — не отставала Алисия.
Джулия досадливо вздохнула:
— Потому что я уже приняла другое приглашение.
— Вот как? — В глазах Алисии читалось неподдельное удивление. Насколько она знала, сестра ни с кем здесь не знакома и никуда не выходила из коттеджа с момента приезда. — Куда же?
— Ну, знаешь, Алисия! — не выдержав, рявкнула Джулия. — Кит пригласил меня поужинать в Уортон-Парке. Все, ты довольна?
— Да-да, прости. Я... — Она с усмешкой показала на пакеты. — Собираешься надеть что-то новенькое?
— Возможно. — Джулия от души надеялась, что ее щеки не начнут пылать огнем. — Слушай, Алисия, мне надо идти покупать телевизор — магазин закрывается в пять. Я тебе позвоню. — Девушка торопливо пошла к парковке.
— Обещаешь? — крикнула вслед Алисия.
— Да. Пока!
— Желаю приятного вечера! — Алисия улыбнулась, подивившись на скрытность сестры, и отправилась в химчистку забирать рубашки Макса.
Джулия остановила машину перед осыпающимися каменными ступеньками, ведущими к главному парадному крыльцу Уортон-Парка. Дом погрузился во тьму, величественные дубовые двери стояли наглухо закрытыми.
«Надо было спросить Кита, в какой подъезд входить. Похоже, здесь их несколько».
Выйдя из машины с бутылкой вина в руке, Джулия заперла дверцу автомобиля и, обогнув угол дома, двинулась в сторону более знакомого служебного входа.
Девушка чувствовала нарастающее волнение.
«Почему я так нервничаю? В конце концов, это всего лишь ужин в компании с другом — мужчиной, о котором я почти ничего не знаю. Возможно, он женат и у него куча детей... Кит никогда не говорил об этом, а я и не спрашивала...»
Джулия стояла перед служебным входом. Хорошо хоть в этой части дома, кажется, есть свет. Глубоко вдохнув, она постучалась. Через несколько секунд Кит отпер дверь.
— Привет, Джулия! — Он поцеловал ее в обе щеки. — Входи.
— Спасибо. — Джулия послушно прошла вслед за ним через прихожую в кухню. — Я привезла вино. — Она поставила бутылку на тот самый сосновый стол, за которым когда-то сидела в детстве.
— Спасибо. — Кит внимательно посмотрел на гостью. — Выглядишь гораздо лучше. Тебе вдет этот цвет, — восхищенно заметил он, показывая на блузку. — Похоже, доктор Кроуфорд умеет творить чудеса. Белое или красное? — спросил он, стоя возле дверцы буфета.
— И то и другое. — Джулия надеялась, что спиртное поможет расслабиться.
Кит подошел к холодильнику. Его длинные ноги были обтянуты джинсами, а торс закрывала свежевыглаженная рубашка.
— Тогда начнем с белого. — Он взял бутылку из холодильника и вернулся в кухню, чтобы ее открыть. — Боюсь, нам придется заняться дегустацией. В подвале полно французских вин: есть совсем старые, есть помоложе. Внутри может оказаться или нектар, или уксус. — Он откупорил пробку и понюхал ее. — Ни то и ни другое, но пить можно.
— Может, тебе нанять специалиста, чтобы он осмотрел запасы? Среди них наверняка есть ценные вина. Ксавьер, мой... муж однажды купил на аукционе бутылку за две тысячи евро.
— Ну и как оно оказалось на вкус? Потянуло на две тысячи евро? — Кит протянул ей бокал.
— Да так, ничего особенного. Наверное, был пьян, когда покупал эту бутылку, — с усмешкой ответила Джулия.
— На мой взгляд, это просто барские замашки. — Кит осторожно попробовал вино. — Так же как икра и трюфели. Можешь считать меня обывателем, но я не понимаю, что хорошего в рыбьих яйцах и обычных грибах. Впрочем, я ем, чтобы жить, а не наоборот. А может, мне просто жаль денег, которые приходится платить за подобные прихоти. В моей иерархии ценностей еда стоит чуть ли не на последнем месте. Ладно, Джулия, давай выпьем за твое возвращение в Уортон-Парк!
— Спасибо, что пригласил меня в гости, — натянуто отозвалась Джулия, сделав большой глоток — ей хотелось как можно скорее избавиться от внутреннего напряжения. — Как прошла твоя встреча с юристом?
— Вообще-то именно поэтому я и позвал тебя. Мне нужно с кем-то посоветоваться, а ты всегда любила это старое поместье. — Он подошел к древней черной плите. — Я сейчас приготовлю пасту с соусом и заодно расскажу о своих проблемах.
— Давай, — одобрила девушка. — Мне надоели собственные горести, для разнообразия послушаю про чужие.
— Мне не удалось продать Уортон-Парк.
— Не может быть, Кит! Почему?
— Обычная история, — спокойно ответил он. — Вчера мы должны были завершить сделку, но когда дело дошло до подписания бумаг, адвокат покупателя объявил, что хочет снизить цену на миллион, так как с момента нашего первого договора цены на жилье упали. Как я понял, финансовые дела мистера Хедж-Фанда пошатнулись и он потерял платежеспособность.
— И ты ему веришь? — спросила Джулия, только сейчас с удивлением заметив, какие у Кита красивые глаза.
— Не знаю, что и думать. По-моему, он просто-напросто хитрый негодяй, — пробормотал Кит, тыча вилкой в кипящие спагетти. — Прекрасно понимает, что я попытаюсь найти другого покупателя, и хочет меня надуть.
— Действительно, хитрый негодяй, — сочувственно отозвалась Джулия, стараясь сосредоточиться на его словах. — А ты можешь продать поместье за меньшую сумму?
— Нет. У Уортон-Парка большие долги, к тому же придется платить налог на наследство за ту небольшую часть, которая мне останется. Но, ко всему прочему, мистер Хедж-Фанд потребовал, чтобы я продал ему дворик с садом и теплицами. Он решил, что ему не нужны ближайшие соседи. Честно говоря, — признался Кит, — это меня здорово разозлило.
— Могу представить, — усмехнулась Джулия. — Тем более, что он объявил об этом в последнюю минуту.
— Что ж, — отозвался Кит, — именно так богатые становятся еще богаче. Я не включил в договор продажи садовый дворик, решив там поселиться, и это помогло мне смириться с мыслью о продаже Уортон-Парка. — По правде говоря... — Кит поднял руки, — мне дорого это место. Странно, ведь я никогда не испытывал к нему привязанности, бывая здесь в детстве. Однако чем дольше я тут живу, тем труднее расстаться с имением.
— И что же ты решил?
Кит откинул пасту на дуршлаг и разложил ее по двум тарелкам, полил соусом.
— Это вопрос на миллион долларов. Вот, обед готов! — Он снова наполнил бокалы и сел за стол напротив Джулии.
— Спасибо, Кит. Пахнет изумительно!
— Отлично. Я люблю готовить — или, по крайней мере, экспериментировать. Ешь, пока не остыло.
— Боюсь, я не большой специалист по части кулинарии, — призналась Джулия, принимаясь за спагетти.
— Это дело практики, а у тебя ее было мало, учитывая твой образ жизни. К тому же, если ты порежешь палец, шинкуя овощи, случится ужасная катастрофа. — Глаза Кита весело блеснули. — Ты пропустишь несколько нот, играя «Этюды» Шопена.
— Так что же ты все-таки собираешься делать с Уортон-Парком?
— Не знаю, — признался Кит. — А что бы ты сделала на моем месте?
— Ох, Кит. — Джулия покачала головой. — Из меня вряд ли получится хороший советчик. Ты знаешь, как я люблю это место. К тому же я терпеть не могу мошенников и послала бы твоего мистера Хедж-Фанда куда подальше, — улыбнулась она. — Но это мое личное мнение, и оно никак не связано с финансовыми соображениями. Если ты сейчас не продашь поместье, хватит ли тебе денег на хозяйство, чтобы дождаться нового покупателя?
— Вчера вечером я просмотрел бухгалтерские книги, а сегодня утром съездил к аудитору поместья. Похоже, доход с фермы и арендная плата жителей коттеджей не покрывают расходов. Но все потому, что прибыль уходит на оплату долгов. — Кит налил себе еще вина. — Аудитор сказал, что поместье легко может стать рентабельным, если собрать долги в единую закладную с минимальными процентами, а на высвободившиеся деньги закупить современное оборудование и найти толкового управляющего.
— Звучит оптимистично, — заметила Джулия.
— Да, но как быть с домом? — вздохнул Кит. — Инспектор, которого я пригласил, впервые задумавшись о продаже, прикинул, что ремонт здания обойдется, по меньшей мере, в пару миллионов, иначе оно рассыплется прямо у меня на глазах. И это без учета внутренних переделок. Надо обновить кухню и туалетные комнаты: сейчас, забравшись в ванну, можно еще больше испачкаться. А ведь в доме шестнадцать ванных комнат. Разумеется, у меня нет таких денег.
— Ты сможешь подождать несколько месяцев — до тех пор пока не найдется другой покупатель? — спросила девушка.
Кит кивнул:
— Да, если возьму на себя труд по управлению поместьем и, значит, отложу остальные планы. Но чем дольше я живу в Уортон-Парке, тем меньше мне хочется с ним расставаться. А ты еще больше осложняешь ситуацию, — добавил он.
Джулия удивленно уставилась на него:
— Спасибо. Что ты имеешь в виду?
— Слушая историю моей семьи, я начинаю все больше ценить поместье. К тому же это наша общая история. Если бы не было Уортон-Парка, мы бы с тобой не встретились.
Он внимательно посмотрел на девушку, и ей вдруг стало неуютно под его взглядом.
— Что ж, — голос Джулии прозвучал неестественно сухо, — тебе предстоит принять непростое решение.
— Да, причем скоро. По правде говоря, сегодня вечером я хотел поговорить с тобой о другом. Я собирался рассказать о своем душевном состоянии. Знаешь, я так привык кормить тебя супом и вытирать твой мокрый лоб, что теперь мне этого не хватает.
— Бог знает почему, — Джулия упрямо не желала поддаваться перемене атмосферы, — но я была не слишком хорошей собеседницей, так как почти все время находилась в ступоре.
Кит положил вилку в пустую тарелку и задумчиво посмотрел на девушку.
— Да, но твой ступор был странно красноречив. Куда лучше молчать в обществе приятного человека, чем выслушивать непрерывную болтовню того, кто тебе противен.
Повисла неловкая пауза. Джулия доела пасту, опустила вилку и уставилась в свою тарелку.
— Во всяком случае, — продолжил Кит, — наша новая встреча доставила мне удовольствие. Я никогда не забуду день, когда услышал твою игру на рояле... Ты собираешься остаться здесь, в Норфолке?
— Даже не знаю, Кит, — честно ответила Джулия. — Только в последние две недели я начала размышлять о будущем.
— Понимаю, — кивнул он. — Когда-то давно мне пришлось пережить нечто подобное. Моя жизнь безвозвратно изменилась... Как и я сам. Я почувствовал, что не способен создавать долгосрочные отношения. Это был настоящий кошмар! Только пару лет назад я, наконец, пришел в себя. — Он усмехнулся. — Это для тебя откровение?
— Да, — пробормотала Джулия, не зная, что еще сказать.
— Надеюсь, теперь я стал лучше. Но с тех пор мне ни разу не встретился подходящий человек. — Он помолчал и посмотрел на нее через стол. — Ты ведь тоже нечасто встречала родственную душу?
— Нет. — Джулия почувствовала, как глаза наполняются слезами. Она взглянула на часы. — Послушай, Кит, мне пора домой. Я... устала.
— Да, конечно. — Кит подался вперед и накрыл ее руку своей ладонью. — Мы еще увидимся, когда тебе станет лучше? Мне очень этого хочется, Джулия.
— Хорошо. — Джулия резко выдернула руку, встала и зашагала к двери.
Кит пошел за ней.
— Как насчет вечера в понедельник?
— Не знаю.
Джулии хотелось поскорее уйти и освободиться от странного томления.
Кит взялся за щеколду, преградив ей дорогу, потом нагнулся и поцеловал. От прикосновения его губ Джулию, словно током ударило. Она отпрянула, но Кит удержал ее в крепких объятиях.
— Прости, если сказал что-то не то. Наверное, я слишком тороплюсь. — Он вздохнул. — Просто я по тебе соскучился. Обещаю, впредь не буду так спешить. Я прекрасно тебя понимаю.
— Я... — Джулия выпуталась из его рук, ошеломленная бурей противоречивых чувств. — Спокойной ночи, Кит.
— Я позвоню тебе на днях. Может быть, в понедельник мы...
Но она уже открыла дверь, выскочила на крыльцо и бросилась в убежище своей машины.
Прошло два дня, а Джулия все никак не могла отойти от встречи с Китом. Слонялась по коттеджу, не глядя на экран новенького телевизора с плоским экраном, который ей недавно доставили. Она пристроила его в углу гостиной, но телевизор работал вхолостую: Джулия не обращала внимания на бешеные повороты сюжета сериала или на то, как пытаются раскрыть очередную тайну HJIO. Она долгими часами гуляла по болотистому берегу, пытаясь понять причину своего странного беспокойства.
Мысли путались, и причиной тому был Кит. То он пугает ее своим «кошмарным» характером, а то вдруг говорит, что хочет еще раз с ней увидеться, и целует.
«Почему меня это волнует? Я только что овдовела и еще скорблю по покойному мужу... Всего две недели назад у меня не было сил повернуться лицом к окружающему миру, и вот теперь лежу в постели, вспоминая его поцелуй и представляя себе... большее. Каким образом Киту удалось так на меня повлиять?»
Самое ужасное, что каждые пять минут ей хотелось проверить, нет ли сообщений на мобильном телефоне. В коттедже сигнал очень слабый, и ей приходилось выходить ради этого на улицу.
Однако вот уже четыре дня в телефоне не было ни одного сообщения.
Миновала неделя, а Кит по-прежнему молчал. Очнувшись от беспокойного сна, Джулия поняла, что ей надо забыть его и жить дальше. Если он обещал позвонить, а сам исчез, значит, ему нельзя верить.
Джулия принимала душ, когда мобильник, лежащий на краю ванны, вдруг затрезвонил. Не обращая внимания на льющуюся с нее воду, она схватила трубку.
— Алло?
— Это я, Алисия. Как у тебя дела?
Сердце Джулии ухнуло вниз.
— Спасибо, все в порядке. А у тебя? — спросила она, вытираясь полотенцем и с трудом удерживая аппарат под подбородком.
— Тоже. Прости, что долго не звонила. У меня была сумасшедшая неделя. Как прошел ужин с Китом?
— Хорошо, — сердито буркнула Джулия.
— Ты виделась с ним после?
— Нет.
— Понятно, — отозвалась Алисия. — Значит, у вас с ним нет... никакого романа?
— О Господи, нет! Мы просто друзья.
— Я рада.
— Рада? Почему? Мне казалось, он тебе нравится! — В голосе Джулии прозвучало невольное возмущение.
— Да, он мне нравится. Во всяком случае, нравился раньше... Ну, да ладно, забыли. Я просто подумала...
— Что ты подумала? Говори же, Алисия! — настаивала Джулия.
— Успокойся, Джулия. К тому же, если у вас с ним ничего нет, это не имеет значения. Я только хотела тебя предупредить: возможно, лорд Кроуфорд не так прост, как мне казалось. Впрочем, это не мое дело.
— Вот именно, — огрызнулась Джулия и сменила тему: — Как дети?
— В полной боевой форме. Даже слишком боевой, — вздохнула Алисия. — Мы с Максом хотим пригласить тебя к нам завтра на воскресный ленч. Ты придешь?
— Спасибо, Алисия, нет. Я... — Джулия лихорадочно подыскивала предлог для отказа, — гуляю.
— Гуляешь?
— Да. — Джулия перешла в спальню, понимая, что там сигнал совсем пропадет. — Я тебе позвоню. Пока!
Она в досаде швырнула мобильник на кровать, мысленно ругая Алисию и Кита: эти двое умеют вывести из себя! Однако в эту минуту она больше всего ненавидела себя. «Почему я так бурно на них реагирую?»
От отчаяния Джулия поехала в Холт, чтобы убить там пару часов. Она купила еду, хотя не испытывала аппетита, и ароматические свечи, которые почти наверняка забудет зажечь, потом прошлась по главной улице к маленькому магазинчику, где неделю назад покупала себе одежду, и небрежно просмотрела вешалки. Ничего интересного. А с каким радостным волнением она ходила здесь в прошлый раз! Рядом проковылял малыш, ровесник Габриэля — такой же кудрявый, с такими же большими голубыми глазами, но далеко не такой красивый... он крутился по залу, пока его мама расплачивалась за покупки.
Джулия вышла из магазинчика и, борясь с подступающими слезами, побрела к автостоянке. И тут она увидела их: он выбрался из своей машины, обошел капот и открыл пассажирскую дверцу; она поблагодарила его со счастливой улыбкой; он отступил к задней дверце машины и осторожно поднял с сиденья крошечного младенца, нежно поцеловал его в макушку и передал на руки маме, потом достал из багажника прогулочную коляску. Усадив малыша, парочка направились в сторону Джулии; он по-хозяйски обнимал девушку за плечи.
Когда они проходили мимо, Джулия инстинктивно спряталась за ближайшей машиной. Она слышала, как Энни что-то сказала своим гнусавым американским говорком, и Кит засмеялся в ответ.
— О Боже, — выдохнула Джулия, когда они исчезли из виду, подбежала к своей машине и плюхнулась на водительское сиденье. — Боже, как он мог? — закричала она, с силой ударив ладонями по рулю. Сердце отчаянно колотилось. Девушка завела авто и выехала с парковки.
В ту ночь она выпила целую бутылку вина, с каждой рюмкой злясь все больше. Кит просто играл с ней, это ясно как день! Все его задушевные разговоры были насквозь фальшивыми. «Я понимаю твои чувства»! Да его сердце не мягче граненого алмаза!
«Наверное, — думала Джулия, допивая остатки вина, — именно таким способом он получает удовольствие. Обыкновенный бабник, только с хорошей родословной!»
— Бедный ребенок, бедная Энни, — прошептала она, нетвердой походкой поднимаясь по лестнице на второй этаж, и, не раздеваясь, повалилась на кровать.
«Но когда я болела, он был таким добрым, таким заботливым...»
По щеке скатилась слеза. Злость уже не спасала. Она безумно по нему соскучилась.
— О, нет! — простонала Джулия. Алкоголь заставил ее быть честной перед собой и посмотреть в глаза правде. А правда заключалась в том, что она каким-то непостижимым образом по уши влюбилась в Кита Кроуфорда.
В понедельник утром Джулия опять поехала в Холт, в туристическое агентство, и заказала авиабилет во Францию. Накануне, в воскресенье, мучаясь от похмелья, она провела несколько часов за просмотром дневных телепередач, потом приготовила себе ужин и, как следует обдумала ситуацию.
«Нельзя допустить, чтобы короткая встреча с Китом помешала мне вернуться к нормальной жизни!»
Она по опыту знала, какой уязвимой делает ее любая форма привязанности. Сначала надо окончательно прийти в себя, а потом уже заводить романы.
Положив в сумочку билет на самолет, Джулия поехала домой. Настроение немного улучшилось.
«Я улетаю в среду, и, значит, есть еще парадней, чтобы попрощаться с родными, собрать вещи и подготовиться».
Когда она вернулась в Блэкни-Виллидж, зазвонил мобильник — два коротких звонка с перерывом в несколько секунд. Взглянув на экран, она увидела, что пришло голосовое сообщение. Джулия подумала, что это, наверное, Алисия хочет узнать, как у нее дела. Она забежала в универсам купить пакет молока и поднесла телефон к уху.
— Привет, Джулия, это Кит. Прости, что не звонил. Неделя была сумасшедшая. Может, встретимся завтра на ленче? В любом случае надеюсь, что тебе уже лучше. Перезвони мне в любое время. Пока.
— Ха!!! — вскрикнула Джулия, напугав пожилого мужчину, который стоял рядом и доставал пачку масла из холодильника. — Простите, — бросила она ему, положила молоко на прилавок, расплатилась и стремительно выскочила из магазина.
Подъехав к своему коттеджу, девушка запрокинула голову и громко расхохоталась.
— Ха, ха! Сумасшедшая неделя, да, Кит? Ха, ха! Ну конечно, кто бы сомневался, ведь твоя подружка, а может быть, даже жена — кто знает? — родила тебе! Ха! Ха! Ха!
Итак, Кит оказался негодяем, как она и думала. Или даже хуже. Эта мысль вселила в нее странное веселье. Продолжая истерически хохотать, Джулия вошла в коттедж и лихорадочно принялась укладывать в чемодан вещи, которые хотела взять с собой во Францию.
Через пятнадцать минут сборы были закончены. Джулия в изнеможении плюхнулась на диван и снова покачала головой: сообщение Кита потрясло ее до глубины души. Подумать только: она сравнивала его с Ксавьером, своим бедным покойным мужем! Да, Ксавьер тоже не был идеалом, однако он безмерно ее любил!
— О Боже, — пробормотала она, потом вскочила и вышла из коттеджа: надо ехать к Алисии и попрощаться с ее семьей.
— Я буду скучать по тебе, милая, — вздохнула Алисия, — но я рада, что ты чувствуешь в себе силы вернуться. Конечно, первые недели будет нелегко. Если захочется поговорить, пожалуйста, звони, — добавила она со значением.
— Постараюсь не пропадать, — пообещала Джулия. — Прости, раньше я редко с тобой общалась. Бесконечные дела, поездки, Ксавьер и Габриэль...
Девушка осеклась, но попыталась взять себя в руки. Надо научиться говорить о них, если хочешь выжить там, где все их знали и любили.
— Пожалуй, больше всего я боюсь войти в пустой дом. — Джулия закусила губу, сдерживая слезы. — Но ты права: когда-нибудь мне станет легче. Я должна найти в себе мужество и преодолеть эту боль.
— Ты справишься, Джулия. — Алисия села рядом с ней и взяла ее за руку. — Я только хочу сказать, что... восхищаюсь тобой.
— Восхищаешься мной? Не говори глупости, Алисия. Я такая распустеха, а ты всегда собранная и спокойная. Это я должна тобой восхищаться.
— Просто у нас разные характеры. Если честно, я вряд ли смогла бы пережить то, что пережила ты. Да, я очень организованная — хорошая хозяйка, мать и жена. Но на твоем месте я бы просто не выдержала.
— Неужели?
— Да. Стоит случиться неприятности, и я тут же опускаю руки. Иногда меня это пугает.
Джулия редко видела свою сестру слабой и почувствовала угрызения совести.
— Ты чудесная, Алисия. Спасибо тебе за все. Если когда-нибудь захочешь побывать во Франции, добро пожаловать в мой дом!
— Я бы с удовольствием, но, боюсь, это невозможно. — Алисия обвела рукой свою чистенькую кухню. — Мои милые детки ни за что не отпустят маму из дома. — Она улыбнулась.
— Как бы то ни было, мое приглашение в силе.
— Спасибо. Ты уже собрала вещи?
— Да. Это заняло всего десять минут. Папа еще здесь, в Норфолке? Я должна с ним попрощаться.
— Когда я разговаривала с ним в последний раз, он был в Лондоне, готовился к экспедиции на Галапагоссы. Но ты ему позвони, — посоветовала Алисия. — А как же Элси и продолжение ее рассказа?
— Вообще-то я хотела попросить тебя. Может, съездишь навестишь ее как-нибудь? Она будет рада.
Сейчас Джулии меньше всего хотелось слушать про семейные интриги Кроуфордов.
— Хорошо. А с Китом ты попрощаешься?
В глазах Джулии вспыхнул странный огонек.
— Нет. Мне кажется, он сейчас занят.
— Возможно... — неуверенно отозвалась Алисия. — Что ж, счастливого пути, сестренка. — Она крепко обняла Джулию. — Только, пожалуйста, не пропадай!
— Хорошо, и спасибо за все.
— Ты же знаешь, я всегда рада тебе помочь.
— Да. Пока, Алисия. Привет детям.
По пути домой Джулия прослушала до середины новое сообщение Кита.
«Сколько можно?»
Еще раз громко воскликнув «ха!», она стерла сообщение и выключила телефон.
На следующий день Джулия сидела в тенистом дворике перед пабом и звонила Элси и папе, чтобы сообщить им о своем решении вернуться домой. Элси выздоравливала после гриппа (ее случай был полегче, чем у Джулии) и едва могла говорить, а Джордж, похоже, мысленно уже перенесся на Галапагосские острова.
— Едешь домой, милая? В коттедж? Отлично. Очень рад тебя слышать.
— Нет, папа, во Францию, — терпеливо объяснила Джулия: она прекрасно знала, как он бывает рассеян перед экспедицией.
— А, понятно. Какая же ты молодчина! Ты должна, наконец, вернуться к привычной жизни. И к своему роялю.
— Не все сразу, папа, — вздохнула Джулия.
— Да-да, конечно. Знаешь, в эти выходные я уезжаю. Будем, как обычно, переписываться по электронной почте. Правда, я понятия не имею, есть ли там Интернет.
— Береги себя, папа.
— И ты тоже, милая. Помни: я горжусь тобой.
— Спасибо, папа. Пока.
— До свидания, дочка.
Завершив разговор, Джулия увидела, что пришло сообщение от Кита. Она нажала «удалить», не читая, допила свой бокал вина и доела сандвич, думая о завтрашнем дне и следующем трудном этапе своего путешествия. Теперь, когда он был уже близок, ее охватил страх. Возвращаясь к коттеджу, девушка размышляла, готова ли уехать из этих мест. Как бы ее ни раздражали навязчивые заботы Алисии, они давали чувство защищенности. Приехав во Францию, она останется наедине со своими воспоминаниями.
«Но есть ли выбор? Нет, здесь меня ничего не держит».
К восьми вечера Джулия сдала машину, взятую напрокат на несколько месяцев, прибралась в коттедже, заказала такси до аэропорта на завтрашнее утро, на половину восьмого. Ее чемодан ждал у двери.
«Все, я готова ехать!»
Девушка оглядела гостиную. Ей вдруг стало жаль покидать эти стены, которые видели ее отчаяние и служили надежным прибежищем в часы мрачной тоски. Она встала, подошла к входной двери, открыла ее и вдохнула прохладный, чистый воздух Северного моря, в последний раз посмотрев на качающиеся на водной глади в гавани суда.
— Привет, Джулия! — раздался голос из темноты, и ее сердце подпрыгнуло к самому горлу. — Это я, Кит. — В круге тусклого света, сочившегося из дома, появилась фигура.
Джулия застыла на месте. Ей очень хотелось отступить, захлопнуть дверь, запереть ее на засов и, затаившись за диваном, дождаться его ухода. Но тело не слушалось, и она продолжала стоять на пороге.
— Послушай, я знаю, ты завтра уезжаешь...
— Откуда? — резко спросила она, радуясь тому, что хотя бы голос не отказал.
— Я звонил твоей сестре. Ты не отвечала на мои сообщения, и я забеспокоился.
— Ха! — невольно вырвалось у девушки.
— Джулия... — Кит приблизился к ней еще на пару шагов, и она инстинктивно потянулась к дверной щеколде. — Похоже, случилось недоразумение. Можно мне войти? Я все объясню.
— Вряд ли в этом есть необходимость. Никакого недоразумения не случилось, Кит. Я все прекрасно поняла. Извини, мне завтра рано вставать, и я хочу лечь. Спокойной ночи. — Она шагнула за порог и собралась закрыть дверь.
— Пожалуйста, Джулия, — Кит вытянул руку и ладонью удержал дверь, — дай мне хотя бы объясниться! Я не хочу, чтобы мы расстались врагами.
Девушка вздохнула, пожала плечами и наконец, отступила в сторону.
— Раз ты так настаиваешь... У тебя пять минут. — Она села на диван.
Кит прошел вслед за ней и остановился перед камином.
— Я не звонил тебе на прошлой неделе, потому что Энни родила ребенка.
— Да, я знаю. Поздравляю. — Джулия вымученно улыбнулась.
— Спасибо. Я передам твои поздравления, как только мы с ней созвонимся.
Джулия презрительно скривила губы:
— Только не надо меня дурачить, Кит! Я видела вас троих в Холте, вы смотрелись довольно мило. Прекрасная компания.
— Да, Джулия, компания действительно прекрасная... Послушай, — Кит раздраженно почесал затылок, — ты хочешь узнать правду или тебе достаточно сплетен, которые ходят обо мне в последнее время по всему северному Норфолку? Решай сама.
— Говори, — Джулия уклончиво пожала плечами, — если хочешь.
— Я чувствую, что должен рассказать правду, даже если тебе неинтересно. Короче... — Кит вздохнул. — Мы с Энни давние друзья. Двенадцать лет назад она помогла мне пережить трудный период. Потом переехала в Штаты, и я часто у нее там бывал. А в прошлом году Энни сообщила мне, что наконец-то встретила настоящую любовь. У нее был такой счастливый голос! Единственная трудность, по ее словам, заключается в том, что ее парень патологически боится обременять себя обязательствами. Энни не сомневалась, что молодой человек ее любит, но он никак не хотел жить с ней, не говоря уже о свадьбе. И тут Энни обнаружила, что ждет ребенка. В тридцать четыре года, от любимого человека! У нее и мысли не было прервать беременность.
— Я бы на ее месте тоже не стала это делать, — согласилась Джулия.
— Ну, а Джед, патологически боявшийся обязательств, разумеется, порвал с ней отношения. Энни жутко расстроилась, но решила выбросить из головы романтические воспоминания и думать только о беременности. Поэтому позвонила мне и спросила, можно ли ей пожить у меня до тех пор, пока не родится ребенок. Я, конечно же, согласился. В то время я только переехал в Уортон-Парк, и там было полно места. Честно говоря, я был даже рад ее обществу. На прошлой неделе Энни родила — на две недели раньше срока, и теперь я пытаюсь играть роль заботливого друга.
— Как мило с твоей стороны, — проворчала Джулия.
— Это самое меньшее, что я могу сделать для человека, который поддержал меня в трудную минуту, — повторил Кит. — Но я чувствую себя не в своей тарелке. Представляешь, одна медсестра даже сказала, что малыш похож на меня! — Он усмехнулся. — Когда Чарли родился, я отправил Джеду в Штаты сообщение по электронной почте про то, что у него есть прекрасный сын, и послал фотографию, которую сделал сразу после родов...
— А Энни об этом знала? — перебила его Джулия.
— Нет. Но я был уверен, что ей хочется сообщить Джеду о ребенке. Мне казалось, увидев симпатичную крошку — свое продолжение, он непременно оттает, каким бы каменным ни было его сердце. И это сработало, — с улыбкой продолжил Кит. — Два дня назад в Уортон-Парке объявился настоящий папаша. Он сразу влюбился в своего сыночка и забрал его вместе с мамой в Штаты, чтобы свить ним уютное семейное гнездышко.
— Вау! — ахнула Джулия. — Вот так история!
— Да еще со счастливым концом! Теперь у них все прекрасно — во всяком случае, пока.
— Неужели леопарды способны сменить окраску? — задумчиво пробормотала Джулия. — Я бы, наверное, не простила мужчину, который так подло меня бросил. Энни опять ему доверилась?
— Ей не оставалось ничего другого. Она любит его, Джулия. И если что-то и способно повлиять на окраску леопарда, как ты выразилась, то крохотный младенец — самое лучшее оружие. Добавь сюда колечко с очень крупным бриллиантом и свадьбу, которая состоится, как только Энни будет готова... не говоря уже о расписании встреч с риелторами в Гринвиче. По-моему, неплохое новое начало. Энни поступила смело, и получила награду за верность. Очень надеюсь, что у нее все получится. Видит Бог, она это заслужила. Последние месяцы бедняжка жила в кромешном аду. Я изо всех сил старался ее поддержать, но служил лишь бледной заменой любимого.
— Ей повезло, что ты был рядом, Кит, — признала Джулия.
— Да, но тем самым я доставил тебе лишние страдания. Пойми, Джулия, я не мог оставить ее одну.
— Конечно. — Джулия уставилась в огонь. — Кит, почему ты не говорил мне, где был? Я думала, мы с тобой друзья.
— Ох, Джулия, Джулия... — Кит в досаде покачал головой. — Неужели ты не понимаешь?
— Нет. Прости, даже не догадываюсь.
— Ну, хорошо, объясняю: я прекрасно помню боль в твоих глазах, когда несколько недель назад ты встретила Энни в тепличном дворике. Я знаю причину этой боли — совсем недавно ты потеряла собственного сынишку. Я подумал, что вид беременной женщины и сообщения из больницы разбередят твои свежие раны. Приехав ко мне в Уортон-Парк, ты увидела бы новорожденного малыша. Я пытался оградить тебя от этого, Джулия, вот и все. Не хотел тебя расстраивать, ведь ты потихоньку начинала оправляться от горя.
— О! — Глаза Джулии налились непрошеными слезами.
Кит подсел к ней на диван и взял за руку.
— Прости, я поступил глупо. Недооценил этот маленький городок, где слухи распространяются быстрее ветра и всем до меня есть дело, как сказала на днях моя уборщица. Понимаешь, я всегда был невидимкой — переезжал с места на место и нигде не жил подолгу. Мне нужно время, чтобы к этому привыкнуть. Сейчас на меня таращится добрая половина графства, гадая, куда подевались моя «жена» и новорожденный малыш.
— Могу представить, — согласилась Джулия. — Когда я видела вас в Холте, вы и впрямь казались счастливой семейкой. Я тоже решила, что это твоя женщина.
— А твоя сестра разговаривала со мной с такой брезгливостью, будто у нее под носом куча дерьма. Я прекрасно сознаю, что сам во всем виноват. Наверное, надо было сразу все тебе рассказать, но поверь, я не сделал этого из лучших побуждений! Не хотел врать — говорить, будто я куда-то уехал, поэтому лучшим выходом было молчание. Прости меня, Джулия, пожалуйста, прости! Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что поступил нехорошо. Ты наверняка решила, что я законченный негодяй. Я целовал тебя, а потом встречался с другой, и разгуливал по Холту с новорожденным младенцем...
— Да, все так, — согласилась Джулия. Она чувствовала, что теряет почву под ногами. Ей очень хотелось ему верить. Если его рассказ — правда, значит, он просто замечательный человек. А ведь совсем недавно она считала его мерзавцем... — У вас с Энни когда-нибудь... был роман? — тихо спросила она.
— Нет, — решительно ответил Кит. — Мы с ней всегда дружили — редкий случай близкой дружбы между мужчиной и женщиной без сексуального влечения. Энни мне как сестра — вернее, сестра, о которой я мечтал бы, не будь у меня Беллы. Боюсь, я вообще не в ее вкусе: Энни всегда нравились качки-хулиганы с мощными бицепсами и бугристой грудью. — Кит с усмешкой взглянул на собственный стройный торс. — Я же совсем другой, верно? А она — абсолютно не мой тип. Слишком хваткая и напористая. Я видел, как она пожирает мужиков, выплевывая косточки. Конечно, это продолжалось до тех пор, пока ей не встретилась любовь всей ее жизни. Теперь она превратилась в мягкую и пушистую кошечку.
— Где ты с ней познакомился?
— В университете. Когда учился в Эдинбургском медицинском колледже, мы жили в одном доме. А потом меня отчислили.
— Почему?
Кит вздохнул:
— Знаешь, я не люблю об этом вспоминать. Не слишком приятная история. Ты, в самом деле, хочешь ее услышать?
— Да, — кивнула девушка, интуитивно чувствуя, что здесь кроется то самое недостающее звено, которое поможет ей понять личность Кита. — Очень хочу. Но только если ты сам готов рассказать.
— Ну, ладно, — вздохнул Кит. — В этом доме еще осталось вино? Рюмочка мне бы не помешала.
— В холодильнике есть полбутылки, но оно стоит там открытым уже пару дней.
— В бурю сгодится любая гавань, — усмехнулся Кит. — Я разведу огонь в камине, пока он окончательно не угас, а ты сходи за вином и рюмками.
Джулия прошла на кухню, пытаясь справиться с волнением. Всего пару часов назад она готовила себя к мысли о том, что Кит навсегда остался в прошлом, а теперь пытается переварить его весьма правдоподобную историю. Когда он держал ее за руку, ее тело пронзало током, а по спине бегали мурашки...
— Вот, держи. Наверное, оно уже потеряло вкус. — Джулия разлила остатки вина и протянула Киту его бокал. — Теперь выкладывай.
— Вино так себе, — отозвался Кит. — Но это не страшно. Ладно... если не возражаешь, я расскажу в подробностях. Так легче. — Он вздохнул. — Как я уже говорил, в универе мы с Энни жили в одном доме. Она училась на архитектора. Кроме нас, там снимали комнаты еще двое студентов. Как-то на выходные к Энни из Лондона приехала ее лучшая подруга Мила. Тогда мне было двадцать два года, и я с первого взгляда страстно влюбился в Милу, красивую, обворожительную. Когда она входила, комната наполнялась светом. Мила училась в театральном... — Кит покачал головой. — Могла стать успешной актрисой, если бы не...
— Если бы не что? — поторопила его Джулия.
— Сейчас узнаешь, подожди. Энни предупреждала, чтобы я не связывался с Милой. Говорила, что она ветреная девица с кучей комплексов, но я бросился в этот омут с головой. Кажется, Миле я тоже понравился, хотя мы с ней были очень разными. У нас начался роман. Следующие несколько месяцев я провел больше времени на автострадах между Эдинбургом и Лондоном, чем на работе. Она была подобна наркотику. Я просто не мог вынести разлуку с ней.
— Первая любовь, — прошептала Джулия, вспомнив Ксавьера и момент их знакомства.
— Совершенно точно, — подтвердил Кит. — Меня угораздило влюбиться в самую сложную и непредсказуемую женщину на свете. Но сейчас я понимаю, что это и было отчасти причиной моего влечения. Наши отношения напоминали «американские горки» — я никогда не знал, что произойдет в следующую секунду и могу ли я считать Милу своей. Она говорила, что безумно меня любит, а потом пропадала на целую неделю. Разумеется, я стал работать спустя рукава и забросил учебу, но мне было на это плевать. — Кит сдавленно хохотнул. — Я сделался психом, Джулия.
— И что же случилось дальше?
— Я мотался в Лондон и обратно, а потом даже мне стало ясно, что Мила ведет себя странно. У нее всегда было много энергии, она могла не спать всю ночь напролет, танцевала и гуляла сутками. Но эта энергия стала приобретать болезненный характер. Иногда Мила бодрствовала все выходные. Я знал про ее сомнительные лондонские компании и заметил, как она похудела. А однажды застал ее в ванной со шприцем в руке. Она кололась героином.
— Боже! — ахнула Джулия. — Она призналась?
— У нее не было выбора: я застал ее на горячем. Я знал, что Мила балуется кокаином, но это совсем другой уровень. Она поклялась завязать с наркотиками, но сказала, что ей нужна моя помощь.
— И ты согласился?
— Да, как овца, идущая на заклание. Я бросил медицинский колледж и помчался в Лондон спасать Милу.
— Ох, Кит, после стольких трудов! Ты должен был доучиться и стать врачом.
— Да, — мрачно согласился Кит. — Я же сказал, что стал форменным психом.
— Так ты спас Милу?
— Нет. Тогда я еще не знал, что спасти наркомана может только он сам. Мила пыталась отказаться от героина. Ломка продолжалась пару недель, иногда месяц, но потом все начиналось сначала. Я стал для нее врагом — злодеем, который отбирает деньги, не выпускает одну на улицу и прослушивает телефонные разговоры, чтобы она не связалась со своим наркодилером. Мила меня возненавидела... — Кит прочесал пятерней всклокоченные волосы. — Так прошло несколько месяцев. А однажды я вернулся из супермаркета и обнаружил, что ее нет в квартире. На другой день Милу подобрала полиция, она валялась без сознания в сточной канаве — передоз. Из больницы ее направили в реабилитационный центр. Она опять клялась, что соскочит с иглы, и отчаянно просила, чтобы я ее не бросал. Я обещал при условии, что Мила останется в центре и пройдет полный курс лечения. А возьмется за старое, я уеду навсегда.
— А что тебе еще оставалось делать, Кит? Ты должен был так поступить ради Милы и ради самого себя.
— То же самое мне говорили профессионалы, — кивнул Кит. — Когда она выписалась из реабилитационного центра, в наших отношениях настал хороший период, последний, как оказалось. Мы провели три чудесных месяца. Рядом со мной была прежняя Мила. Она даже хотела вернуться в театральный колледж, а я подумывал продолжить учиться на врача в Лондоне. — Кит пожал плечами. — Это было нормально и, значит, замечательно.
— Но все закончилось?
— Да. — Кит печально покачал головой. — К тому времени я уже изучил симптомы: безумный взгляд, темные круги под глазами, потеря веса... хоть я и бросил университет, но разбирался в поведении Милы и наркомании не хуже профессора. Мила отрицала, но я знал, что она опять подсела на героин, и привел в действие свою угрозу, надеясь ее встряхнуть. Господи, Джулия, это было ужасно! Она кричала и плакала, умоляя меня остаться. Говорила, что покончит с собой, если я ее брошу... — Кит обхватил голову руками. — Мне еще никогда не приходилось совершать такие страшные поступки. Я сильно любил ее, но осознавал, что ничего не изменится, если я не уеду. И потом к тому моменту я уже понял, что опускаюсь на дно вместе с ней.
Джулия инстинктивно протянула руку, чтобы его успокоить.
— Кит, я не представляю... — прошептала она. — Это помогло?
— Нет! Конечно, нет. — Он мрачно ухмыльнулся. — Я уехал на неделю, по двадцать раз на дню порываясь вернуться к ней, а потом приехал и застал пустую квартиру. Естественно, обратился в полицию. Пару недель спустя они обнаружили ее в притоне наркодилера. Она была мертва.
— Мне очень жаль, Кит, — прошептала Джулия, понимая, что слова бесполезны, как и пожелания продолжать жить, которые ей твердили окружающие.
— Да. Мне тоже было очень жаль. Она сказала, что наложит на себя руки, если я уеду, и, по сути, так и сделала. Вскрытие показало, что Мила умерла от сильной передозировки. Но дело обстояло еще хуже: по свидетельству патологоанатома, перед смертью ее несколько раз изнасиловали. Видимо, она стала заниматься проституцией, чтобы заработать себе на дозу. Я и раньше замечал синяки на ее теле в довольно странных местах, но закрывал на это глаза. Теперь же мне пришлось признать, что она, скорее всего, спала с мужчинами за деньги, когда встречалась со мной.
Он замолчал и уставился на огонь. Джулия видела боль в его глазах.
— Я... о, Кит, даже не знаю, что и сказать, — прошептала Джулия.
— Есть золотое правило: если сказать нечего, лучше промолчать. После этого я... совсем потерялся. Винил себя в том, что бросил ее, злился за то, что она ни в грош не ставила собственную жизнь. Но больше всего меня терзала мысль: она предпочла героин и смерть, но не меня! Я утратил веру в человечество. Все эти красивые слова: «надо жить правильно», «любовь побеждает все» — чушь собачья! Вместо «счастливого конца» — окоченевший труп молодой женщины и горе мужчины, который остался жить. — Кит вымученно улыбнулся.
— То есть ты понял, что не властен над обстоятельствами? Что иногда не имеет значения, сколько сил и любви отдаешь миру, и исход событий не зависит от твоих поступков? Во всяком случае, за последние месяцы я пришла именно к такому выводу, — тихо проговорила девушка.
— Пожалуй, ты права. Потом, через много лет, я понял: мы все-таки можем что-то изменить в этом мире, и нельзя терять веру. Подобные трагедии, в конце концов, делают нас мудрее, заставляют принимать слабость человеческой натуры. Но, черт возьми, мне понадобилось столько времени, чтобы с этим смириться! После смерти Милы во мне что-то надломилось.
— И тогда появилась Энни?
— Да. Энни — удивительная девушка. Узнав о случившемся, она тут же прилетела в Лондон и увезла меня в Эдинбург, где окружила нежной заботой, о которой много написано в книжках. Без устали объясняла, что Мила всегда была психически неустойчивой, что я сделал все возможное, что я любил ее и заботился о ней и что я не виноват в ее смерти. Я, разумеется, не слушал, — усмехнулся Кит. — Продолжал самобичевание и добровольно изолировался от мира. Поверь мне, Джулия, — он посмотрел ей прямо в глаза, — я барахтался в собственном горе и потакал своим слабостям. Так продолжалось годами. Я злился на весь белый свет!
— Это вряд ли можно назвать потаканием слабостям, Кит. Ты пережил страшное потрясение. И каким же образом ты успокоился?
— У меня случилось то, что можно назвать озарением, пару лет назад. Во время путешествий я делал трехмесячную норму: обучал английскому языку в лагере сирот бирманских детей на границе с Таиландом, — объяснил Кит. — Я и раньше видел ужас нищеты, болезни, смерть — эти сцены запали мне в душу. Большинство детей имели одежду, в которой и спали, и жили. Их родители пропали, были застрелены в Бирме или исчезли, некоторые бежали в тайские деревни в надежде найти работу. Эти дети бродили по необитаемой земле. Они не были в безопасном месте — тайское правительство не разрешило им въехать в страну. Но они встретились бы со смертью, если бы и вернулись домой. У них просто не было будущего. И все же... — в глазах Кита впервые блеснули слезы, — все они были так благодарны за то малое, что мы им давали. Новый футбольный мяч казался им билетом на финальный матч чемпионата мира. Каждый из них питал надежду и мечтал о будущем. Они упорно цеплялись за жизнь, хоть жизнь не хотела их принимать. — Он резко провел рукой по глазам. — За свою недолгую жизнь они успели перенести страдания, которые мне и не снились, и все-таки каждое утро просыпались с улыбкой на устах и радостно встречали наступающий день... Возможно, это прозвучит банально, но рядом с ними я заново воскрес. Я получил тот самый импульс, в котором нуждался. Если говорить прямо, я понял, что был просто эгоистичным придурком, который потратил последние десять лет на жалость к себе. Если эти дети верили в будущее и, что важнее, в человеческую доброту, то, как мог я, со всеми данными мне привилегиями, опустить руки и сдаться?
Некоторое время они сидели молча, погруженные каждый в свои мысли. Наконец Джулия прочистила горло и заговорила:
— Когда я была маленькой, мама рассказывала мне про игру «Поиск радостей», описанную в книге «Поллианна». Ты должен думать о том, что у тебя есть, а не о том, чего нет. Банально и просто, зато действенно.
— Да. Именно так бирманские дети смотрели на жизнь. — Кит вдруг улыбнулся. — Слушай, а мы с тобой отличная пара! Ты встречаешь трудности с таким... — он помолчал, подыскивая слова, — достоинством. Да, — повторил он, — с достоинством. Прости, если своим недавним поведением заставил тебя сомневаться в людях. Клянусь, я совсем не такой, как ты обо мне подумала. Я просто пытался оградить тебя от лишних неприятностей.
— Все в порядке, Кит. Я верю тебе, правда. — Джулия с удивлением прислушивалась к собственному сердцу.
— Понимаешь, в чем дело... — Кит пожал плечами. — Между нами есть одна разница. Раньше я бы не стал даже слушать ничьих объяснений. Мне не хватало на это великодушия. Я искал повод отстраниться от чужих проблем. Но сейчас я изменился, поверь. Особенно по отношению к тебе, Джулия.
— Не надо так сильно себя корить. Ты заботился об Энни, когда она нуждалась в твоей поддержке.
— Да, похоже, я начинаю исправляться. Во всяком случае... — Кит помолчал и взглянул на Джулию, — мне впервые захотелось примчаться к женщине и объяснить ей свои поступки, пока она не улетела во Францию и не встретила там рассвет без меня.
— Я ценю это, Кит.
— Ты действительно уезжаешь, Джулия? Я не хочу этого. Правда, не хочу, — неожиданно выпалил он.
Повисла долгая пауза: Джулия переваривала слова Кита. Ее вдруг бросило в жар, и она почувствовала неловкость.
— Не надо, Кит, пожалуйста, — прошептала Джулия. Мне... очень трудно.
— Ты сомневаешься во мне, да? Из-за Энни и ее ребенка?
— Прости, — пробормотала девушка.
— Черт побери! — Кит вскочил и зашагал взад-вперед по маленькой комнате. — Какой же я болван! Первый раз после Милы испытал какие-то чувства к женщине, и вот к чему это привело: сам все испортил! Извини! — Он в досаде махнул рукой. — Я говорил про мою склонность к эгоизму, но пойми, Джулия... — Он продолжал расхаживать из угла в угол, все убыстряя шаг. Речь стала сбивчивой. — Я должен тебе сказать: кажется, я в тебя влюбился. Я понял это, когда ухаживал за тобой, пока ты болела, и даже не пытался бороться с чувствами. Столько лет убегал от женщин как от огня, если они требовали моей заботы, но сейчас мне это понравилось. Это было... восхитительно!
Кит улыбнулся. Его открытая улыбка, лучившаяся искренней радостью, ослепила Джулию. Ей захотелось броситься в его объятия, но она удержалась от столь безрассудного порыва. В конце концов, они взрослые люди, а не глупые подростки, потерявшие голову от первой любви. У обоих за плечами, по меньшей мере, треть отпущенного им жизненного пути, оба навсегда отравлены горечью невосполнимых утрат...
— Это Энни все испортила, — заторопился Кит. — Она догадалась о моих чувствах и только ехидно усмехалась, когда я о тебе говорил. — Он опять принялся мерить шагами гостиную. — В тот вечер, когда ты приехала на ужин в Уортон-Парк, Энни нарочно ушла из дома, и это наверняка лишь усилило твои подозрения, когда ты про нас узнала. Энни умоляла меня рассказать тебе о своих чувствах, но я сказал, что ты не готова. Она настаивала и говорила, что ты сумеешь меня принять.
— Я не готова, Кит. — Эти слова сорвались с губ Джулии помимо воли. — Прошло слишком мало времени с тех пор, как... мне казалось, я... — Она закусила губу. — Но это не так.
Кит будто съежился у нее на глазах.
— Ладно, — наконец произнес он, — хорошо. Что ж... Думаю, это послужит мне хорошим уроком. И это точно не эгоизм. Черт побери! В любом случае я больше не буду тебе докучать.
— Прости. Я... просто... не могу.
— Я все понимаю, правда. — Кит сунул руки в карманы, пошел к двери, потом вернулся и сделал глубокий вдох. — Я только хочу сказать... если тебе когда-нибудь захочется... э... рискнуть и вновь попытаться создать со мной отношения, знай: я буду ждать. А ждать я умею. Во всяком случае, умел раньше. Я никогда не причиню тебе боль — ни нарочно, ни случайно.
— Спасибо, Кит.
— А самое странное, — он остановился на пороге, — что ты всегда была в моей жизни.
Джулия не могла на него взглянуть — глаза застили слезы.
— Ты знаешь, где меня искать, — бросил Кит. — И пожалуйста, береги себя. До свидания, милая. — Он вышел, захлопнув дверь.
Утром, усталая и измученная после бессонной ночи, Джулия спустилась на первый этаж и стала дожидаться такси. Обхватив ладонями кружку с кофе, она тупо смотрела в остывший, полный холодной золы камин. Ею овладело странное оцепенение: она была не в силах осмыслить слова Кита, сказанные прошлой ночью, и близость, которая между ними возникла...
«Нет! — Джулия резко одернула себя. — Возможно, вернувшись во Францию, я сумею спокойно во всем разобраться и оценить эти внезапные чувства. Но только не сейчас! Я не могу себе позволить влюбиться еще раз».
Услышав шаги у парадной двери, Джулия встала и пошла к порогу, прихватив рюкзак: она решила, что это такси. Но оказалось, почтальон. Джулия отложила рюкзак.
— Хорошо, что я вас застала. Я уезжаю во Францию. Всю почту, в основном, конечно, это будут счета, надо переправлять туда... — произнесла она слабеющим голосом: у нее просто не было сил на обыденные разговоры.
— Я понял, мисс Форрестер. Все почтовые отправления я буду относить обратно, на сортировочный пункт, чтобы их отсылали вам во Францию. — Он протянул ей какой-то счет и кремовый конверт с ее адресом, написанный незнакомой рукой.
— Спасибо, — слабо улыбнулась Джулия.
— Bon voyage, мисс Форрестер.
Джулия закрыла дверь, села на диван, вскрывая кремовый конверт.
Аэропорт Хитроу
16 марта, понедельник
Дорогая Джулия!
Спешу отправить тебе это письмо.
Меня зовут Энни. Мы виделись один раз, несколько недель назад. Кит рассказал, какое горе тебе пришлось пережить. Ему тоже досталось от жизни. Он тебя понимает и приложит все силы, чтобы помочь, потому что впервые за много лет в его сердце вновь поселилась любовь. А раз уж это произошло (и поверь, это большая редкость!), тебе больше не стоит в нем сомневаться. Уверяю тебя, он твой!
Сейчас я отправляюсь навстречу новой жизни — в основном благодаря Киту. Он здорово меня поддержал, и это когда все от меня отвернулись. Он замечательный человек, и, прежде чем уехать, я хочу отплатить добром за добро. Ты же знаешь, как коротка жизнь. В последнее время мы все много думали и анализировали события. Оставь все размышления и следуй зову сердца — именно так поступаю я, и, видит Бог, сейчас на свете нет никого меня счастливей!
Боль можно исцелить только любовью. Она нужна вам обоим, я это чувствую. Второй шанс должен быть у каждого. Мы все это заслуживаем.
С наилучшими пожеланиями, Энни.
Джулия услышала стук в дверь и пошла открывать.
— Здравствуйте, — оцепенело бросила она таксисту. — Подождите во дворе, я сейчас выйду.
— Ладно, мэм. Я остановился на пригорке слева. Боюсь, вам придется немножко пройтись пешком. Здесь негде припарковаться. Просто какой-то ужас!
— Спасибо.
Джулия еще раз быстро проверила, везде ли отключены электрические приборы, потом взяла рюкзак, заперла коттедж и стала медленно подниматься на пригорок к такси: эта машина сейчас увезет ее из Норфолка... и от Кита.
— О, вот и вы, мэм! Позвольте, я помогу. — Таксист придержал дверцу, пока Джулия садилась в машину, потом уложил ее рюкзак в багажник. — Все, готовы?
— Да.
— Если повезет, доедем до аэропорта за пару часов.
Водитель съехал с пригорка и повел такси по узкой дорожке, ведущей в гавань. Джулия смотрела в окно, в последний раз любуясь на лодки, качающиеся на волнах. Берег был пуст, лишь какой-то мужчина сидел на скамейке и смотрел на море.
— Стойте! Простите, вы не могли бы остановиться на пару минут? Я... подождите меня здесь.
Джулия вышла из машины, прошла несколько шагов назад и остановилась возле скамейки. «Нет, не обозналась: это действительно он. И он меня не видит...»
— Кит, что ты здесь делаешь?
Он удивленно обернулся и уставился на девушку.
— Я думал, ты уже уехала. Только что заходил в коттедж, там никого не было.
— Мне пришлось пешком подниматься на пригорок к такси. Видимо, мы с тобой разминулись, — объяснила Джулия.
— Понятно. — Кит кивнул. — Значит, уезжаешь?
—Да.
— Ладно. А я просто хотел попрощаться. — Он пожал плечами. — Еще раз прости за бестактное поведение.
Джулия присела на краешек скамейки рядом с ним.
— Не надо извиняться, Кит. Я все понимаю.
— Правда?
— Конечно.
Кит задумчиво оглядел свои пальцы.
— Хорошо. Вообще-то, Джулия, я пришел не прощаться.
— Вот как?
— Да. — Он посмотрел на нее и улыбнулся. — Я собирался броситься к твоим ногам и умолять, чтобы ты не уезжала.
— О!
— Заготовил целую речь. Хотел просить тебя дать мне шанс. Хотел сказать, что люблю тебя и понимаю: нам не следует торопиться, ведь ты еще не готова. Что я сделаю все возможное, лишь бы сохранить любовь. Это чувство приходит только один или два раза в жизни, и я смертельно боюсь его потерять. Знаю, это эгоистично, — добавил он. — Сегодня рано утром я решил, что не сдамся без боя, и потому пришел сюда. Только что я сидел и с горечью думал о том, что мне, как всегда, не повезло и мы с тобой разминулись. Но оказалось, это не так.
— Не так. Похоже, у тебя появился второй шанс, Кит, — прошептала она, обращаясь скорее к самой себе.
— Да, черт побери! Ты права! Итак... — Кит встал перед ней на колени и взял ее за руки. — Джулия, прошу тебя, не уезжай во Францию! Я хочу, чтобы ты осталась здесь, со мной. Я люблю тебя, правда, люблю! И я... в отчаянии! — Он вдруг усмехнулся. — Пожалуйста, дай мне еще один шанс, и я больше никогда тебя не подведу, обещаю!
— О Господи, Кит... я... — Джулия пыталась размышлять здраво, но потом вспомнила слова Энни о том, что не надо анализировать, и спросила свое сердце, чего оно хочет.
— Ладно, — еле слышно выдохнула она.
— Ладно? Хочешь сказать, остаешься?
— Да. Во всяком случае, пока. Может, нам стоит попробовать? Что мы теряем?
— О Боже! Ты серьезно?
— Еще как серьезно.
— Тогда я встаю. У меня жутко болят колени.
Кит поднялся с земли и тут же заключил Джулию в объятия.
— Обещаю, милая: буду заботиться о тебе всегда.
— А я буду заботиться о тебе.
— Правда? — Кит приподнял подбородок Джулии и заглянул ей в глаза. — Это что-то новенькое. — Улыбнувшись, он нежно поцеловал ее в губы. — То есть мы можем заботиться друг о друге?
— Да. Тем более что мы пережили одно и то же... несчастье.
— Мы с тобой — два сапога пара, ты это имеешь в виду?
— Примерно, — пробормотала Джулия, пока он покрывал ее лицо поцелуями.
Слегка отстранившись, она заметила, что таксист внимательно наблюдает за ними, прислонившись к заднему бамперу своей машины и скрестив на груди руки.
— Я схожу за рюкзаком и отпущу водителя, — пробормотала Джулия.
— Ладно, а потом, моя дорогая Джулия, я отвезу тебя домой.
— Куда домой? — озадаченно спросила она.
— В Уортон-Парк, разумеется. Именно там твое место.