ЭЛЬДАР
Приезжаю к дому Марины. Ее окна темны. Стою, караулю, отменив все записи своих пациентов в клинике. Никогда так не делал, но ради Марины, и ради того, чтобы она стала моей, я пойду на многое!
Час стою, два, три…
Уже не выдерживаю. Захожу в подъезд, поднимаюсь на нужный этаж. Звоню в дверь. Тишина. Будто она уехала.
— Чего трезвонишь, мужик? — выглядывает бабушка из соседней квартиры.
— К Марине пришел, она не открывает. — вздыхаю я.
— Так уехала она.
— Куда?
— Так не знаю. С чемоданами, от такими! — показывает болтливая бабушка руками нечто огромное, будто рыбак пойманной рыбой хвастается.
— С чемоданами⁈
— Да, и с детьми. У каждого мальца по своему чемоданчику было, на колесах. Ох и шуму они тут наделали эти чемоданы толкая… я возмутиться хотела, но Маришка всеми силами пыталась их успокоить, но куда ей? Малые слишком шустрые, а она одна у них…
Сердце обрывается!
Значит, Марина собрала чемоданы, детей и уехала… куда⁈ На совсем? Я так ее достал, что она решила сменить место жительства?
Я в полном раздрае. Возвращаюсь в машину. Где мне ее теперь искать? Почему она бежит от меня? Сердце будто на куски мяса в клочья разорвали, и вышвырнули вон из грудной клетки!
МАРИНА
— Ох ты, вот это новости… — мама роняет чашку на стол, а Федор Степанович внимательно смотрит на нее с качели. — Где он тебя нашел? Специально что ли выследил?
— Нет, мам… случайно все получилось. Помнишь, я тебе рассказывала, как у мальчишек зубки разболелись? Так вот, я отвезла их в ближайшую клинику, там мне пообещали хорошего детского дантиста Марию, я спокойно провела мальчишек в кабинет, а Мария срочно уехала, и вместо нее пришел Аскеров…
Мама сидит в полном шоке.
— Мам, поверь, я сама тоже в шоке была. Если бы мне раньше сказали, что Аскеров будет врачом у детей, я бы их сразу обоих в охапку и бежать до сверкающих пяток…
— А он что? Узнал тебя? Детей узнал? Екнуло его гнусное черствое сердце, когда свои копии увидал?
— Екнуло, мам… — мрачно подтверждаю я. — Хотя лучше бы так и оставалось черствым. Меньше бы проблем от него было!
Мама нервно теребит сахарницу и явно ждет продолжение рассказа.
— Он начал технично расспрашивать, ну и мальчишки ему все выдали. И что папы у них нет. Зато у мамы Паша есть, и так далее. А потом он сохранил биоматериал от лечения и провел ДНК-экспертизу. Выяснил, что является настоящим отцом Миши и Макса.
— Какой прыткий. — мрачно хмыкает мама.
— Угу. семь лет назад выставил меня из дома, а теперь вот тесты проводит, мне проходу не дает.
— Смотри, как у него отцовские чувства проснулись… как дети срочно понадобились…конечно, уже подросшие, все осознающие, с которыми играть интересно, не надо подгузники и пеленки менять…
— Вот именно, мама! Вот именно! Где он был в самые первые месяцы после рождения, когда мы все, включая Федора Степановича по очереди ночей не спали, нянчили детей! Федор Степанович, хоть и не родной дед, но сделал для детей гораздо больше, чем их родной отец!
— Родной я, Мариш. — бурчит себе под нос отчим. — Ты дочка моя, а они мои внуки. Отец — не тот, кто родил, а тот, кто воспитал. Дед, тоже самое.
Улыбаюсь отчиму. Это точно. Вроде и работает, и одним глазом за детьми следит, а одним ухом нас успевает подслушать. И все одновременно! Цезарь прямо! Тот тоже много дел одновременно делал.
— И что он хочет, Мариш?
— Замуж меня зовет, думает, после всего что со мной сделали он и его семейка я все забуду и спокойно стану с ним жить? Да не дождется! — возмущаюсь я.
— А Паша твой что? Ты говорила, он с кольцом к тебе пришел свататься?
— Избил Аскеров Пашу. Паша в больнице с сотрясением мозга. Нормально, вообще?
— Вообще, нет! Бедный Паша… — соглашается мама. — Агрессивный он, этот Аскеров. Ну правильно, сын своей мамаши, которая…
Закрываю глаза и мотаю головой. Не озвучивай, мамуль, не надо!
— Ладно, все и так знают, что его мамаша устроила. Ну их нафиг, и Эльдара, и его семейство, жили без них все эти годы, мальчишек вырастили, на ноги поставили, а теперь они и вовсе не нужны!
— Мы пока поживем с мальчишками у вас в особняке? Я с собой все вещи взяла, и свои, и мальчишек.
— Конечно живите, доча! — отвечает за маму Федор Степанович. — Нам наоборот это в радость будет. А с Аскеровым я поговорю. Слишком много на себя берет, говнюк!