Снова эти тягостные пять минут… Со временем они уже успели приесться и набить оскомину на кровоточащих ранах. Я терпел раз за разом, пока эта боль не отпустила меня… На смену терзающему чувству пришел гнев, ярость… И ты почувствовала мою месть. Я отравил твою жизнь ядом. Что же я увижу сейчас?
Я ощущал, как хлопья мрака сгущались, и я обретал свое призрачное тело. Не открывая глаз, я вдохнул полной грудью. Я узнал аромат твоей комнаты. Я чувствовал и запах духов… не те ли самые, что я однажды подарил?..
Но… Принюхавшись, мой нос почувствовал странный, я бы сказал враждебный запах. Открыв глаза, я чуть не рассмеялся.
В комнате было трое. Она, ее лживая мать, и священник.
Она сидела на кровати, обхватив колени руками. Ее глаза были пусты и безжизненны, в них я прочитал отчаяние и боль… Ее мать, держа церковную свечку, ходила за священником, который кропил стены святой водой и читал молитву.
Мне стало смешно… Я дал волю и расхохотался. Мне было весело.
Капли святой воды случайно попали мне на рукав. Легкое шипение и они мгновенно испарились.
– А я думал, будет больно – весело, но в то же время удивленно сказал я.
Похоже, шипение не осталась незаметным и по ту сторону. Все перемещения по комнате прекратились. Священник замер как вкопанный, и стал крестить пустое место, причитая молитвой.
Я сел на отодвинутое от учебного стола кресло и наблюдал. Не хватало лишь американской газировки и поп-корна.
– Ну же! – воскликнул я. – Что дальше?
По воздуху прошла еле заметная рябь… Неужели это молитвы возымели силу? Мне стало тяжело дышать этим воздухом. В моем сознании вспыхнула паника, но я вовремя сумел ее погасить, сохраняя хладнокровное спокойствие.
Священник отнял у женщины свечку и пав на колени, воздел голову к потолку и что-то усиленно зашептал. Рябь в воздухе усилилась. Насколько я понимал, все это происходит лишь вокруг меня, и ничего подобного для других обитателей комнаты не существует.
Что ж, неплохая попытка. Но раз пошла рябь, значит, граница между мирами стала гораздо тоньше. Смогу ли я прорваться сквозь нее.
Вскочив с кресла, я рванулся к священнику и присел рядом с ним на корточки.
– Слушай мой голос… Жалкий смертный, твои минуты сочтены… – по его внезапно открывшимся глазам, я понял, что мой зловещий шепот он прекрасно расслышал. Оглянувшись, я удостоверился, что забившиеся в угол мать с дочерью ничего не слышат. Мои губы тронула коварная ухмылка, и я продолжил. – Твой Бог оставил тебя… он ничем не поможет тебе… Ты отдашь мне свою душу…
– Сгинь нечистый! Сгинь! Чур меня! – услышал еле слышный голос священника.
– Я причиню тебе такую боль, какую ты и не можешь представить… Ты будешь пылать в огне и никто не сможет тебя спасти…
– Отче наш, иже ты еси на небеси… – было мне ответом.
Рябь в воздухе начала сгущаться, и я понимал, что не могу дать дочитать ему эту молитву до конца. Что ж, раз он слышал мой голос, то…
Я начал метаться по комнате. Сначала я вскинул кресло к потолку и услышал девичий визг.
– Ты визжишь моя милая, как мило! – Я рассмеялся и, перепрыгнув через кровать, резко дернул за шторы и сорвал их вместе с гардиной, они рухнули вниз.
Оглянувшись, я посмотрел в ее глаза, наполненные страхом и слезами. Бойся, дорогая! Скоро ты будешь моей, и это будет для тебя привычным. Ты узнаешь и вкусишь еще и не такие муки!
Схватив с подоконника маленький цветочный горшок, с посаженной в нем фиалкой, я закинул его в священника.
Горшок разбился об стену, слегка задев ему голову, но этого хватило, и он перестал шептать молитву. Я вновь рванулся, в оцепенении обернувшемуся священнику и, подтянув его за грудки, откинул от себя.
Его тело оторвалось на полтора метра и ударилось в стену.
Тут я почувствовал легкое покалывание. Взглянув на часы, я узрел, что пять минут истекли. А жаль, я только-только вошел во вкус…