Да святится Имя Твоё

Глава 5

Криста

Боль уходит так же быстро, как и пришла. Сначала поднимается по ногам, волной устремляется от живота к сердцу, песком просыпается из головы на грудь, а потом покидает и плечо. Воздух врывается в мои лёгкие, насыщая кровь кислородом. Шум в голове затихает, и я могу разлепить веки.

Голубые со льдинками глаза смотрят участливо, но при этом совсем не вызывают желания довериться и принять показательное внимание. Однако этому инстинктивному страху противостоит совершенно иррациональное желание прильнуть к нему, спрятаться от всего мира за этой широкой спиной, затянутой в белоснежную сутану. Странное и жуткое сочетание, словно в пресвятом столько же зла, сколько и добра. Эта полярность пугает, настораживает и… завораживает.

Я дёргаюсь, пытаясь вырваться, однако Аарон Хоудон словно не замечает этого.

— Так лучше? — одними губами улыбается он, продолжая держать меня своим взглядом, как цепями.

Я мотаю головой, сбрасывая наваждение. Темнейший, да он же сумасшедший! Сначала чуть не убил меня, а теперь спрашивает лучше ли мне?

Я смотрю на Тиарго особым взглядом. По этому взгляду рыжий должен понять, что глава энтелонской церкви — один из тех типов, от которых мы старались держаться подальше всю свою жизнь. Обычно такой мой взгляд становился началом для решительных действий Тиарго, целью которых было наше скорейшее прощание с упомянутыми особями. Но сегодня явно не тот случай. Мой друг обеспокоенно осматривает моё лицо, совершенно не обращая внимания на мои сигналы.

— Так вам лучше? — повторяет свой вопрос пресвятой Аарон, привлекая к себе моё внимание.

Да что он пристал-то? Я уже хочу высказаться по этому поводу, как вдруг понимаю невероятное. Плечо под его ладонью не болит. В недоумении я смотрю туда, где раньше была тревожащая меня рана, но, конечно же, сквозь мужскую руку ничего разглядеть не могу. Я просто чувствую, что раны больше нет.

— Я рад, — говорит Аарон Хоудон таким тоном, словно факт моего излечения вгоняет его во вселенскую тоску.

Он разжимает ладонь, отпуская меня, и, бросив последний загадочный взгляд на нас с рыжим, направляется к ближайшему окну. Что вообще происходит? И должна ли я поблагодарить его за излечение? С одной стороны, я понимаю, что, конечно, должна. С другой, делать это мне категорически не хочется.

В поисках моральной поддержки я вновь смотрю на Тиарго. Парень отчаянно вращает глазами, явно имея в виду то, что нам нужно немедленно выбираться отсюда. Я киваю, полностью соглашаясь с этим обормотом, и медленно, но уверенно приближаюсь к другу.

Для нас с Лисом не секрет, что я могу открыть большинство замков даже со скованными за спиной руками, и вряд ли замок на наручниках Тиарго намного сложнее, чем всё, что я вскрывала раньше. А дальше рыжий нас освободит. Вырубит Хоудона, и мы сбежим. Жаль только, что столицу придётся покинуть. Но лучше уж жить в бегах, чем умирать здесь.

Я уже близка к своей цели, а глава столичной церкви вновь решил поговорить.

— Вы, конечно же, гадаете, для чего вы здесь.

Тиарго хмыкает, но, получив тычок выздоровевшим плечом, тут же затыкается.

— Мне нужна помощь, — без перехода продолжает пресвятой Аарон.

Что⁈ Помощь? Какая помощь нужна такому, как Аарон Хоудон, от таких, как мы? Острая игла уже вытянута из шва на моём рукаве, и, после нескольких случайных и не очень уколов в руку Тиарго, я даже вставляю её в крошечное отверстие замка.

— Пожалуй, мне стоит рассказать с самого начала, — вздыхает пресвятой Аарон, продолжая вглядываться вдаль, сложив руки за спиной. — Я шёл к этой должности долго. Слишком долго. Я кропотливо работал и служил Господу своему.

Замок поддаётся и тихо щёлкает. Я чуть не визжу от радости и гляжу на Тиарго с победоносной улыбкой. Лис снисходительно усмехается и пытается по-отечески чмокнуть меня в лоб. Позёр! Я уворачиваюсь от вытянутых в трубочку губ и очень выразительным взглядом показываю рыжему на пресвятого.

Со стороны может показаться, что мне плохо, и от этого мои глаза вываливаются из орбит, но Тиарго понимает меня правильно. Мигом перестав валять дурака, он деловито кивает и крадётся в сторону Аарона Хоудона.

«Давай, мой мальчик, сделай этого холеного красавчика!», — мысленно желаю я удачи рыжему. В том, что Тиарго быстро справится со служителем господа, я не сомневаюсь. Главное, застать его врасплох. А это мой друг детства умеет как никто другой. Вся наша жизнь до определённого возраста и значительная часть нашей нынешней жизни проходила в крадущемся режиме, и стоило признать, что Лис преуспел в этом гораздо больше меня.

— И сейчас, когда в моих силах изменить мир к лучшему, когда я так близок… — тем временем продолжает пресвятой Аарон.

Тиарго перехватывает открытый наручник на манер кастета и даже успевает им замахнуться.

— Как же я устал, — резко меняет тему глава энтелонской церкви.

Пресвятой молниеносно разворачивается, перехватывает занесённую над его головой руку рыжего. Это происходит настолько быстро, что Лис не успевает сделать ничего, кроме как удивлённо моргнуть. С отпечатком скуки на лице Аарон Хоудон совершает серию быстрых, как арбалетный болт, ударов ребром ладони в шею и голову Тиарго, и завершает избиение мощным ударом в живот.

Если бы мои руки не были до сих пор скованны за спиной, я бы закрыла рот ладонями, чтобы не заорать от ужаса. Но руки обездвижены, и я не могу сдержать вопль, глядя, как друг сползает к ногам жуткого и опасного мужчины, а тот лишь раздражённо приглаживает длинными пальцами чёрную прядь, выпавшую из идеально уложенной причёски.

Тиарго всегда был лучшим. Ему приходилось быть таким, чтобы выжить. Он лучше всех дрался, лучше всех бегал, лучше всех залезал по стенам. Даже в своих мечтах Лис был лучше всех уличных детей. Все мы мечтали просто выбраться из той грязи, которая окружала нас ежедневно, а Тиарго хотел летать, хотел воспарить над теми, кто всегда был выше нас, хотел создать крылья для нас обоих, не только для себя. Он мог быть ненадёжным, рассеянным, раздражающим, представал передо мной разным — грустным, больным, подавленным, подверженным дурному влиянию… Но я ещё никогда не видела его настолько поверженным и разбитым. Он всегда умел или победить, или выкрутиться и убежать. А сейчас он лежит на полу, пытаясь восстановить дыхание, и над ним белоснежной нерушимой скалой возвышается тот, кто его победил. И именно эта картина пугает меня сильнее всего.