Да здравствует королева!

Глава 4

С раннего утра улицы города были запружены народом. Люди собирались на улицах, по которым должны будут пронести гроб с телом покойного короля. Крыши были заняты желающими увидеть процессию. Даже фонари и деревья были обвешаны вездесущими мальчишками. Те, кому не повезло пробиться в первые ряды, повисали на плечах соседей. Некоторые горожане брали с желающих посмотреть на последний путь их монарха плату за доступ к окнам и балконам. Кто-то даже пристроил на боковых улочках кареты, и, также за плату, пускал людей на крыши. Город жаждал зрелища, и кто знает, во что все это выльется, если его не будет.

Анна-Виктория выслушала последние донесения Гильермо. Глава дворцовой стражи покосился на стоявшего чуть в стороне графа Эстеритен, и недовольно поджал губы. Девушка лишь покачала головой, но от комментариев воздержалась. Она понимала беспокойство человека, всю свою жизнь отдавшего обеспечению безопасности сначала ее деду, потом отцу, а теперь и ей. Но отказаться от участия в мероприятии юная королева не могла. Если народ не увидит ее сегодня, следующей за гробом отца, неизвестно, сколько участников похоронной процессии останется в живых. Так же, как и то, что народ не остановится, если на глазах у всех что-нибудь случится с юной королевой. Оба они: и Гильермо, и Анна-Виктория, это понимали.

– Да хранит тебя созидательница, девочка, – тихо шепнул мужчина. Принцесса лишь ласково улыбнулась ему и, с помощью одного из стражников, села на коня.

Ворота распахнулись, и процессия двинулась. Первыми на улицы города ступили десять дворцовых стражников в парадных мундирах с траурными лентами и черными перьями на шляпах. Следом за ними рота гвардейцев, расквартированных в столице, в форме с черными перевязями на правой руке. После десятка лошадей тянула пушечный лафет с телом покойного короля. Крышка гроба была открыта и все любопытствующие могли убедиться, что их правитель умер. Причем, судя по навсегда застывшему выражению лица, умер их король в минуту наслаждения. Сразу за гробом на белой лошадке ехала первая в истории королева Дельменгорста, получившая этот титул по наследству. Простая черная амазонка облегала хрупкую фигурку, после ниспадая аккуратными складками – старания верной Эсперансы. Волосы заплетены в простую косу и перевиты черной лентой. На руках простые перчатки. Туфелек не было видно из-за юбки.

– Да здравствует королева! – раздалось в толпе, и горожане подхватили этот клич. – Да здравствует Анна-Виктория! Храни Созидательница королеву!

Девушка обвела людей глазами, в которых стояли слезы, потом робко подняла в приветствии руку.

Позади королевы на своем коне ехал ее формальный наследник, он же претендент на трон, граф Эстеритен. Мужчина вновь был облачен в парадную форму своего полка со всеми положенными траурными элементами. Верный конь косил глазом на столпившихся вдоль дороги людей, заметно нервничая. Девушки с трудом отводили взгляды от статного красавца-всадника.

– Как же они хорошо смотрятся рядом, – тихо произнесла какая-то аккуратная старушка. – Молодые, красивые. Видно, что Созидательница их друг другу предназначила.

– Да что вы, матушка, – так же тихо ответил ей стоявший рядом мужчина. – Или вы не знаете, что граф королеву нашу ненавидит с сой самой минуты, как наш покойный монарх дочери трон оставил.

– А все равно пара была бы красивая, – мечтательно повторила старушка, глядя вслед королеве и графу.

Сын покачал головой, но промолчал. Не его сватает, и ладно, а от королевы с графом не убудет, тем более что пара действительно красивая.

На расстоянии от графа следовали прочие представители дворянства, недавно назначенные министры, крупное купечество и крепкие промышленники, особо доверенные дворцовые слуги. Замыкали процессию жрецы, читавшие молитвы, призывающие покой душе умершего монарха.

Едва тело короля прибыло в городской храм, на территории которого была усыпальница правителей страны, зазвонили колокола. Народ начал расходится с улиц. Самое интересное было позади. На покойного короля посмотрели – сразу видно, что своей смертью умер. Если бы убивали, лицо таким довольным бы не было. Королеву молодую увидели. Видно, что смерть отца переживает. Но, что важнее, о стране беспокоится. Глаза хоть и уставшие, но тоже видно – не столько слезы проливает, сколько над бумагами сидит. Все знают, Анна-Виктория всегда скромностью отличалась да добрым отношением к простому народу. Сложно ей придется, жалко правительницу.

На графа посмотрели. Девушки молоденькие повздыхали, что не про них такой красавчик. Заодно о себе графу напомнили, что войсками людей не запугать. Ну да он понял. А чего не понять, ежели не ему люди приветствия кричали. Министров продемонстрировали. Лица не новые, но куда приятнее предыдущих. Правда это только пока так кажется, а как на деле будет – потом разберемся, когда до этого самого дела дойдет.

Посмешили придворные. Так старались на лицах печаль изображать, что цирковые клоуны позавидуют. Остальные уже не столь важны. Пусть на коронации привычного праздника не будет, салют постреляет до этого по кружке чего захочешь нальют да закуску поставят и ладно. Им куда больше радости перепадет, чем этим придворным. Видно же, что они их Эми не любят. Да за одни их кислые лица можно приплатить кто сколько не пожалеет.

Примерно такие разговоры могли бы услышать те, кто недавно следовал по главным дорогам от королевского дворца к главному храму. Впрочем, тот факт, что никто не слышал этих речей, равно как и фраз о том, какой красивой парой могли бы стать их королева и граф, не означал, что их не передадут по назначению. В толпе помимо обычных зевак были слуги аристократов, отправленные собирать информацию, многочисленные осведомители министерств, ведомств и, разумеется, люди фон Розенстоуна, которые не только собирали информацию, но и обеспечивали безопасность королевы на пути процессии.

Чуть полноватый мужчина в добротном, не сильно поношенном костюме с легкой улыбкой свернул на узенькую улочку. Все, что ему было надо, он услышал. С одной стороны, радоваться было нечему, а вот с другой… Мужчина усмехнулся. Можно было поспорить на полугодовой заработок, что его хозяин будет не в восторге от услышанного. Более того, он будет в шоке, потому что подобные мысли ни разу не пришли ему в голову. Хотя, кто знает, как еще судьба обернется. А сам он с той старушкой согласен. Вот только хозяину его мысли знать не обязательно.

Анна-Виктория спешилась и подошла к гробу отца. Вслед за ней в том же порядке следовал остальной эскорт на сегодня. Девушка физически чувствовала неприязнь кузена, но старалась не обращать на это внимания. Она не заставляла людей на улицах кричать приветствия. Более того, ей не очень нравилось все это. Но поделать с народной любовью ничего нельзя, разве что превратить ее в ненависть. Только это девушке не нужно, а раз так, придется терпеть. Впрочем, юная королева никогда не любила публичных мероприятий. Но от них никуда не деться, такова судьба всех монархов. Придется привыкать.

Девушка следом за жрецами вошла в храм. Стены закрывали тяжелые темные ткани, свечи горели только вокруг возвышения, на которое гвардейцы опустили гроб с телом короля. Анна-Виктория прошла и заняла свое место перед телом отца. За ее спиной чуть правее встал Филипп. Все остальные заполнили скамьи в храме, и поминальная служба началась.

Юная королева слушала слова верховного жреца, а в голове оформлялась мысль, что вот теперь действительно все. Отца больше нет, он не войдет в один прекрасный день в кабинет, не улыбнется и не поинтересуется, что успела натворить его дочь, пока он развлекался на охоте. Девушка закусила губу, чтобы болью отвлечь себя, и стиснула в руках веер. Никто не должен видеть ее слез. Позже, когда она останется одна, в крайнем случае, с Камиллой. Главное – дождаться окончания церемонии.

Филипп стоял чуть позади так называемой королевы. С одной стороны, любой мог бы позавидовать его положению – наследник престола. С другой, он превращался в вечного наследника. А ведь эта девчонка вполне может найти подходящего принца-консорта, и уже их дети будут наследовать трон, а он так и останется ни с чем. Мужчина бросил взгляд на гроб. Да, дядюшка обнадежил. Когда Филипп принимал командование полком, Шарль-Антуан прозрачно намекнул, что доволен своим наследником. И что в итоге? Граф с трудом сдержал фырканье, и перевел взгляд на ту, что заняла его место.

Бледное лицо, глаза с залегшими под ними тенями. Если у придворных барышень они нарисованы, то тут настоящие. Стоит напряженная, словно струна, закусив губу. А в глазах слезы? Похоже, что так. Руки судорожно стискивают веер. Но держится, не показывает своих эмоций на публику. И когда только научилась? Хотя, на балу он тоже не мог понять, рада она или нет.

Верховный жрец начал обходить гроб с кадилом в руке, чуть сладковатый дым окутал и покойного короля, и его наследников. Жрецы окружили их, словно отделив стеной от остальных присутствующих на церемонии, и начали петь. Краем глаза скучавший на церемонии мужчина заметил, что королева побледнела еще больше, хотя несколько минут назад могло показаться, что это невозможно. Рука девушки отпустила веер и словно искала опору рядом с собой. Филипп осторожно подхватил ее под локоть, не давая потерять равновесие.

– Благодарю вас, – прошептала королева, чтобы услышал только собеседник.

– Не стоит, – так же тихо ответил он.

Больше не было произнесено ни слова, но до конца церемонии они так и простояли рядом: Филипп поддерживал Анну-Викторию. Верховный жрец краем глаза заметил это легкое нарушение протокола, но промолчал, осторожно спрятав улыбку в окладистой бороде.

Окончание церемонии прошло для девушки как в тумане. От запахов курящихся трав и масел кружилась голова. Если бы не помощь Филиппа, она бы уже упала. Впрочем, и близость к мужчине вызывала схожие ощущения. Все, что в такой ситуации могла сделать юная королева – повторять за жрецами слова молитв и песнопений, сосредоточившись на ходе службы, и постараться отрешиться от мужских пальцев, что крепко, но осторожно сомкнулись на плече.

Но вот прозвучали последние слова молитв. Жрецы приблизились к гробу, чтобы закрыть крышку и перенести его в усыпальницу. Анна-Виктория чуть повела рукой, намекая, что ее можно отпустить, и подошла проститься с отцом.

– Да пребудет твоя душа в покое, – тихо прошептала девушка, прежде чем поцеловать отца в самый последний раз. – Может, ты был не самым лучшим королем, и не самым заботливым отцом, но я все равно люблю тебя.

Несколько минут девушка вглядывалась в лицо отца, пока чьи-то руки не заставили ее сделать пару шагов назад. Анна-Виктория повиновалась, не отрывая глаз от жрецов, закрывавших крышку гроба.

– Папа, – тихо прошептала девушка, уже не скрывая слез. – Папа, а как же я.

Жрецы подняли гроб с телом короля и пошли к дверям в восточной стене храма.

– Вытрите слезы, ваше величество, – услышала она тихий шепот, а в руку ей лег платок.

– Благодарю, – девушка промокнула глаза и чуть скосила взгляд – за ее спиной стоял граф Эстеритен.

– Не стоит благодарности, – чуть пожал плечами он. – Понимаю, что вы сейчас чувствуете.

Анна-Виктория лишь кивнула. Удивляться нечему – граф потерял родителей, когда был примерно в том же возрасте, что и девушка. Нет ничего удивительного, что в такое время вражда отошла на второй план. Королева медленно последовала за жрецами.

До места упокоения короля провожали только дочь, племянник, несколько семей, удостоившиеся дружбы Шарля-Антуана или его дочери, а также наиболее приближенные к нему слуги. Среди них девушка с радостью заметила виконта фон Остенферд с семьей, Андреаса рядом с верной подругой, Гильермо фон Розенстоуна и свою няньку Роситу, которая воспитывала еще ее отца.

Процессия остановилась перед усыпальницей. Верховный жрец обернулся к подтянувшимся людям и прочитал последнюю молитву о скорбящих, призванную ободрить собравшихся. После этого жрецы внесли гроб с телом покойного короля и створки захлопнулись. Анна-Виктория знала, что в следующий раз двери королевской усыпальницы откроются через два месяца, тело отца уже будет погребено, а над его могилой будет стоять статуя с памятной надписью на постаменте.

Шорох за спиной – пришедшие проводить короля, потянулись к выходу с территории храма. Девушка же стояла и смотрела на закрытые двери. Ей казалось, что отец вот-вот выйдет оттуда, скажет, что это была шутка, глупая, не самая удачная, но шутка, призванная проверить его наследницу, а если сейчас она отвернется и уйдет, то его уже не вернуть.

– Эми, – голос Филиппа доносился до нее, словно откуда-то издалека, – пора.

Юная королева заставила себя развернуться и покинуть храм.

Анна-Виктория вошла в свою комнату и упала на кровать. Сил не было ни на что. Даже желание плакать пропало после выслушивания дежурных соболезнований от придворных. Искренними были только родня Камиллы и Филипп, который вынужденно пребывал рядом, но больше молчал, ограничиваясь дежурными фразами. Уж лучше ничем не скрываемая вражда, чем напускное сочувствие. Во время обязательного поминального ужина у девушки кусок в горло не лез. Наверное, если бы не брошенное графом Эстеритен: «Если вы не собираетесь утром отречься, соберитесь», – королева так бы и просидела, глядя в пустую тарелку. Помогло. Она прожила этот день, не показав придворным своей слабости. Придворным, но не Филиппу.

– Неужели этот кошмар закончился? – глядя в потолок, спросила она.

– Да, – первая фрейлина плотно прикрыла двери в спальню. – Все позади, Эми.

– Не все, – почти простонала девушка. – Еще коронация. Созидательница, ну почему нельзя не устраивать никаких мероприятий по этому поводу. Пришла в храм, помолилась, жрец возложил корону, и пошла работать. Так нет же, кому-то все это надо. Да почти всем, кроме меня!

– Что поделать, Эми, потерпи немного. Всего один день, зато потом можешь делать, что захочешь, – Камилла скинула туфли и забралась в кресло, подобрав ноги.

– Точнее, переделывать все что накопилось, – уточнила юная королева. – Милостью отца. А дела не отменяют всей этой нерабочей суеты. – Не хочу, как же я всего этого не хотела.

– Так откажись, – пожала плечами подруга. – Твой потенциальный наследник и без того не отходил от тебя всю церемонию. В какой-то момент я испугалась, как бы он тебе кинжал в бок ни всадил, – на это Эмилия только фыркнула, – а после твоего отречения…

– Камилла, – чуть резче, чем хотела, прервала девушка подругу. – Вообще-то я не про государственные дела говорила. Как раз ими я готова заниматься столько, сколько понадобиться, днями и ночами, лишь с редкими перерывами на еду и короткий сон. А вот вся эта мишурная показушность… – она вздохнула.

– Так назначь официального представителя, который будет ходить с бокалом шампанского, кивать всем этим снобам, изредка танцевать с теми, с кем необходимо и говорить банальности, – пожала плечами Камилла.

– А это идея, – села на кровати Эмилия. – И я даже знаю, кто справиться с этой должностью.

– И кто же? – виконтесса почувствовала подвох, но еще не поняла, в чем он заключается.

– Ты, – не разочаровала ее эта нехорошая королева, которую девушка опрометчиво называла подругой.

– Что? – фрейлина даже подскочила в кресле. – Нет, Эми, ты так не поступишь. Я же твоя лучшая подруга. Ну, скажи, что ты пошутила.

– А если не скажу, что тогда? – правительница упала обратно на кровать, вернувшись к созерцанию потолка, и лишь изредка краем глаза поглядывала на подругу.

Ситуация забавляла ее. С другой стороны, она еще успеет и наплакаться, и помянуть отца «добрым» словом, и просто помянуть не один раз. Сейчас надо забыть эти постные лица, которые не могут скрыть выражения настороженности. Вдруг прямо сейчас отдадут приказ об их аресте, конфискации имущества или еще чем столь же неприятном. Как будто ей сейчас есть до них дело. Все потом, когда она сможет им противостоять. Или это станет заботой кузена.

– А тогда вот, – Камилла со смехом запустила в подругу декоративной подушечкой.

– Нет, только не это, – в притворном ужасе воскликнула Эмилия, удобнее перехватывая импровизированный снаряд.

Несколько минут девушки со смехом перекидывались подушкой.

– У меня такое ощущение, – смеясь, произнесла Эмилия, – что мы с тобой опять в детство вернулись. Помнишь, когда мне десять лет было, я жила у вас в поместье. Тогда мы попались на какой-то проказе, и твой отец отправил нас в спальню после ужина, оставив без десерта.

– Мы тогда две подушки порвать успели, – расплылась в улыбке Камилла, – пока взрослые думали, что мы переживаем и раскаиваемся.

– Потом пришел Жозеф, а у нас вся комната перьями покрыта, и пух в воздухе летает, – девушки снова рассмеялись.

– Ну вот, зачем ты стала вспоминать, – деланно простонала первая фрейлина, потом резво соскочила с кресла, сунула ноги в туфельки, – я скоро, – с этими словами она скрылась за дверью.

Анна-Виктория с удивлением посмотрела вслед подруге, после чего нехотя поднялась и прошла в гардеробную. С трудом расшнуровав платье – звать служанок юная королева не хотела – она выбралась из своего официального траурного облачения и облегченно вздохнула. Потом прошла в умывальную комнату. Благодаря приказу деда и таланту заезжего архитектора покои правителей и их приближенных были снабжены водопроводом, по которому вода по системе труб подавались на второй этаж в покои правителей, их родственников и приближенных. Единственным недостатком этой системы оставалось то, что вода успевала остыть, и для того, чтобы понежиться в горячей ванной, приходилось звать слуг, которые ведрами приносили кипяток с кухни. Впрочем, сейчас девушку вполне устраивала в меру теплая вода из крана. Тем более что она не хотела видеть никого, кроме своих друзей. Кроме того, ее мучило любопытство: что же такое придумала Камилла, раз так быстро убежала.

Вода сделала свое дело, унеся усталость прошедшего дня. Грусть до этого прогнало их перекидывание подушкой. Покинув умывальню, юная королева сама нашла свежее белье, а сверху надела домашнее платье с воротом по шею и деревянными пуговками на рукавах. Благородный серый цвет при свете факелов отливал серебром, а белые манжеты и воротничок придавали нарядной строгости. Цвет же и фасон соответствовали своду о трауре в королевских семьях после похорон. Даже если девушке придется покинуть свои комнаты, она будет смотреться пристойно. И никто не догадается, что королева приобрела этот наряд прошлым летом за пару серебряных марок на обычной сельской ярмарке, когда гостила в поместье Остенфердов.

В завершение преображения Эмилия вытащила из прически ленту, позволив волосам рассыпаться по плечам. Конечно, это никуда не годилось. Во время траура надлежало убирать волосы в строгую прическу или косу, но девушка устала от тугой прически. Довольно тряхнув головой, девушка вернулась в комнату. Подруги еще не было. Королева вновь упала на кровать, в ожидании Камиллы.

– А вот и я, – вошла в комнату девушка. Эмилия лениво повернула голову в сторону подруги. Та как раз ставила на столик большой поднос. – Раз уж мы детство вспомнили, то почему бы как в детстве не побаловать себя на ночь вкусненьким.

– Нет, точно назначу тебя своим официальным заместителем на приемах, – выдохнула королева. – Я тут, понимаете ли, от усталости умираю, а она дразнится и заставляет вставать.

– Если бы ты действительно помирала от усталости, то так бы и валялась в том страшном душном платье с косой торчком, – парировала виконтесса. – А раз успела принять душ и переодеться, значит все не так страшно, и добраться до столика ты сможешь.

– Вредина, – улыбнулась Эмилия, поднимаясь. Босиком девушка прошла по мягкому ковру и упала в кресло. Тут же подобрала под себя ноги, устраиваясь с комфортом.

– Должна же я соответствовать своей королеве, – усмехнулась Камилла, бодро раскладывая по тарелкам сладости и разливая еще горячий шоколад.

– Камилла, я официально тебя предупреждаю, – проследила за ее манипуляциями девушка. – Если я безбожно растолстею от наших ночных посиделок, то виноватой объявлю тебя. И заставлю питаться одними ванильными булочками, запивая их горячим шоколадом.

– Ты что, – притворно ужаснулась подруга. – Тогда Андреас точно на мне не женится. Зачем ему жена похожая на шар?

– Значит, у тебя есть стимул, – улыбнулась Эмилия, вонзая свои зубки в первую булочку.

Филипп спешился и, шатаясь, поднялся на крыльцо. Мальчишка с конюшни уже увел его скакуна расседлывать и кормить. Кивком головы граф отпустил сопровождавшего его охранника и вошел в дом. Вот зачем надо было навязывать ему этого парнишку, он и так прекрасно добрался. Споткнувшись о край ковра, мужчина чуть не растянулся на полу, а может и растянулся, если бы не подоспел дворецкий. Качая головой, тот помог своему хозяину подняться в комнату и раздеться.

А может, и не зря заставила – граф растянулся поперек постели, вспоминая их с Эми перепалку.

– Не нужен мне никакой сопровождающий, – мужчина только что ногой не топнул.

– Я настаиваю, – жесткий властный голос хрупкой девушки резанул слух. – Время позднее, а вы граф не настолько трезвы, чтобы у моих рьяных подданных не возникло желания облегчить мне жизнь. А мне бы не хотелось, чтобы утром ваше тело выловили из реки. Ищи потом того пьяного дурака, которому это в голову пришло.

Девушка резко развернулась и отошла, лишив его возможности продолжить этот спор. Умный конь привык доносить своего хозяина до дома или до казармы, в зависимости от того, в какой конюшне ему предстояло обитать, а если хозяин не мог самостоятельно спешиться, то еще и позвать слуг громкий ржанием. Собственно, Филипп обучал животное не для того, чтобы потом напиваться в тавернах и кабаках – мало ли что может произойти на границе. Пустяковая на первый взгляд рана может оказаться намного опаснее, приводя к потере сознания.

А ведь пару раз его сопровождающий опускал руку на меч, вспомнил граф. Значит, опасность была, только сам он предпочитал не обращать на нее внимания. Надеялся, что побоятся тронуть, вспомнив, что за ним стоит гвардия и приграничные части. Все-таки зря он позволил себе лишнего. И, не вынуди его эта девчонка возвращаться с охраной, как пить дать плыло бы его бесчувственное тело в неизвестном направлении, являя собой деликатес для рыбы.

Но иначе он не мог. Потому что перед глазами вставали совсем другие картины.

В первый раз Филипп оказался на границе в шестнадцать лет. Тогда еще о командовании полком речи не шло. Молодой граф, только покинувший стены дворянского корпуса, командовал небольшим отрядом. Хотя, тогда было несколько спокойнее. То ли сил в те годы было больше сосредоточено, то ли внимания армии уделяли больше, он по молодости не интересовался, а сейчас уже не разберешь. Юный офицер не столько сам участвовал в боях, сколько учился. Командиры у него тогда были отличными. Заставляли молодого мальчишку решать задачи по тактике, стратегии, устраивали военные игры между отрядами, ротами. Даже времени скучать по дому не было. Хотя мать заваливала его письмами, да и отец раз в неделю присылал книги, газеты, а в ответ заставлял писать отчеты о жизни в гарнизоне, новых знаниях, мнение по прочитанному. Беды не предвещало ничто. Но в один день не пришли письма от матери. А вместо отцовской посылки – послание от Пьетро. Мажордом уведомлял, что его родители погибли при пожаре в поместье.

Дальше все сливалось в один большой кошмар. Восемнадцатилетний юноша загнал двух коней, но прибыл в поместье чуть больше чем через день. Прибыл, чтобы погрузится в кошмар, связанный с организацией похорон. Разумеется, многое взял на себя мажордом, самому графу предстояло выслушивать соболезнования, общаться со жрецами, подписывать какие-то документы, которые приносил Пьетро, предварительно тщательно изучив их. Хуже всего было оттого, что рядом не было ни одного из товарищей по корпусу. Со всем приходилось справляться самому. Даже верному Белави он не мог доверить того, что творилось на душе. Разве что старый жрец из храма пытался хоть как-то облегчить душевные страдания юноши.

Хоронили родителей в закрытых гробах. Но накануне Филипп настоял, чтобы ему показали их. Жрицы долго отказывались, но в итоге уступили. До сих пор в кошмарах он видел их трудно опознаваемые обгоревшие тела. Отца он узнал по серьге в ухе, мать – по золотой цепи, вплавившейся в тело. Стоит ли говорить, что в тот же день граф приказал снести флигель, где случился пожар, а на этом месте разбить большой цветник. После этого в поместье он не был ни разу, полностью предоставив мажордому вести все дела. Тот лишь представил отчет по проделанным работам и уточнил, какие цветы высаживать на означенном месте. Лишь самые спорные моменты решал граф, притом Пьетро Белави прилагал всю имеющуюся информацию, он же объяснил крестьянам причины, отчего хозяин не бывает поместье.

Наверное, именно поэтому, заметив, как резко побледнела в храме Эми, он не стал пускать события на самотек. Как бы он не относился к ней, смерть родителей не тот повод, когда уместно сводить счеты. У них еще будет время решить все споры. Не важно как, но все потом. Почему-то, когда он увидел ее слезы, вдруг сжалось сердце. Пусть у нее были друзья, но именно в храме девушка осталась одна. А кому, как не Филиппу знать, каково это, стоять одному, оставшись один на один со своей болью.

Филипп помотал головой, отгоняя воспоминания прошедшего дня. Не нужно было ходить. Только зря разбередил с таким трудом затянувшиеся раны. А с другой стороны, попробуй не приди, сразу пойдет слух, что граф Эстеритен отказался от борьбы за власть. Мужчина заставил себя подняться и вышел из спальни в гостиную. Там прошел к небольшому шкафчику в углу у окна, достал бутылку коньяка, стакан, налил и вернулся в комнату. Чертова девчонка. Даже после тяжелых боев с кочевниками на границе ему не хотелось напиться так, как в этот день. Перед глазами стояли полные невыплаканных слез зеленые глаза, руки помнили, как удерживали хрупкое девичье тело.

– Эми, побери тебя демоны, – Филипп сделал пару глотков, после чего заставил себя опустить стакан на столик.

Не стоит потворствовать этому желанию, иначе потом можно не заметить, как потеряно будет все. Граф сел на постели, запустив руки в волосы. Хватит думать. Родителей не вернуть. Все, что он может, это хранить память о них в своем сердце. Пусть ему не хватает нежных рук матери, одобрения отца. Эти люди все силы приложили, чтобы их сын получил всестороннее образование. Многого они не успели. Юноша только начал постигать основы экономики, отец только помогал ему разбираться в интересах разных слоев населения. Все, что он успел изучить – военное дело, музыку, языки. Он мог непринужденно чувствовать себя в обществе, но не был готов взвалить на себя груз ответственности за страну.

А Эми смогла, вспомнилось ему. Не побоялась, взялась за это и всеми силами пытается удержать не власть, людей от беспорядков, решить накопившиеся проблемы и вопросы, пока не стало поздно. А что смогла эта девчонка, сможет и он. Филипп усмехнулся. Сможет. Будет сложно, но он справится. Но если совсем припечет – всегда можно отправиться на границу и провести там пару недель, в охоте на кочевников, что должно будет прибавить ему популярности среди народа.

Во время положенной недели между похоронами почившего монарха и коронацией нового юную королеву не оставляли в покое. Помимо работы девушку отвлекали на постоянные уточнения церемониала, приходилось зубрить слова древнего языка, примерять платье для коронации, благо оно, согласно традициям, должно быть максимально простым. И все это не отменяло работы.

Эмилия разбиралась с отчетом дипломатического ведомства, когда дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник стражник.

– Ваше величество, герцог фог Дешински просит принять его.

– Да, пожалуйста, – со всеми свалившимися делами и проблемами Анна-Виктория совсем забыла о герцогине, которую заключили под стражу во дворце. Позднее ее перевели в храм, где содержали в отдельной келье до особого распоряжения королевы.

– Ваше величество, – герцог вошел в кабинет, и, едва дверь захлопнулась за его спиной, опустился на колени. – Прошу вашей справедливости, ваше величество.

– Встаньте, герцог, – неприятно было смотреть на сильного мужчину, стоящего перед ней на коленях и вымаливающего прощение за то, к чему не был причастен. Явно не он научил жену таким словам. Да даже если он и был сторонником ее кузена, открыто не восставал против королевы. Анна-Виктория встала и подошла к мужчине. – Встаньте, прошу вас.

Мужчина поднялся, все еще не смея поднять голову. Еще недавно он думал оказать поддержку графу Эстеритен, теперь же об этом не стоило и мечтать. Одна фраза жены поставила под угрозу не только их жизнь, но и будущее их детей. То, что ее еще не казнили, не значило, будто все забудется, и герцогиню по прошествии времени отпустят. Но, даже если королева и окажет такую милость, Самуель больше не собирался терпеть ее рядом с собой. Собственно, это он и собирался сказать королеве, и принести клятву, что ни он, ни его дети не будут умышлять на правительницу и делом ни словом.

– Я догадываюсь, зачем вы пришли ко мне, – начала девушка, когда они с посетителем сели в кресла. – Как вы понимаете, я не могу простить вашу жену. То, что она произнесла, сродни восстанию. Будь формулировки иными, не столь однозначными, ее еще можно было бы сослать в поместье. Но тут я бессильна что-либо сделать. Я не собираюсь ее казнить, но и ссылки в поместье будет недостаточно.

– Я не прошу освободить ее, ваше величество, – герцог позволил себе поднять голову и посмотреть на королеву. – Я лишь хочу развестись с ней. В свое время я женился на молоденькой красивой глупышке, в надежде, что со временем она поумнеет. Но время шло, а ума у нее не прибавилось. Для меня еще не поздно жениться второй раз. Потому какое бы вы не приняли решение, ваше величество, я пришел сообщить, что не хочу иметь с этой жениной более ничего общего. Ее нога никогда более не переступит порог моего дома. Соответствующее распоряжение уже отдано слугам.

– Даже так? – Анна-Виктория вглядывалась в лицо мужчины. – А как же ваши дети? Ведь у вас, если я не ошибаюсь, две девочки.

– Они видят мать не более двух раз в неделю и куда больше любят свою няньку, чем ее. Не думаю, что для них будет большой трагедией, если она никогда не вернется.

– То есть, вас больше не волнует, что будет с вашей женой?

– Да, ваше величество, – герцог склонил голову. – Меня куда больше волнует судьба девочек. Мне бы не хотелось, что бы они потом отвечали за проступки матери.

– Хорошо, – улыбнулась девушка. – Думаю, вы понимаете, я не отдам приказ о казни. Не хочу начинать правление с крови. Но и отпустить пока еще герцогиню я не могу. Думаю, и меня, и вас устроит, если она отправится в монастырь, скажем в Руиссе. Это автоматически будет означать ваш развод, поскольку устав этого монастыря предписывает пришедшему туда оставить все мирские проблемы за его стенами. Я напишу верховному жрецу, – Анна-Виктория сделала пометку на бумаге, лежащей на столике рядом, – через год вы сможете вновь сочетаться браком. Надеюсь, в этот раз вы подойдете к выбору супруги разумнее.

– Можете не сомневаться, ваше величество. Благодарю вас.

– Если у вас все, можете идти, – правильно поняла взгляд мужчины на дверь королева.

Герцог поднялся, сделал несколько шагов в сторону выхода, потом остановился.

– Ваше величество, надеюсь, вы с пониманием отнесетесь к тому, что меня и девочек не будет на вашей коронации, – произнес он. – После того, что устроила моя пока еще жена, я не считаю для себя возможным появляться в обществе. Более того, я готов понести любое наказание, чтобы доказать свою лояльность, принесли любые клятвы, какие только прикажете.

– Я понимаю вас, герцог, – Анна-Виктория поднялась и прошла к своему месту за рабочим столом. – Наказывать я вас не буду. Клятвы мне тоже ни к чему, пользы от них не так много, как принято считать. Если вы хотите доказать лояльность двору, займитесь усовершенствованиями на ваших землях, как этим занимается виконт Остенферд. Это пойдет на пользу не только вашим крестьянам, но и вашему состоянию. Отремонтируйте дороги, облегчите жизнь людям. Думаю, виконт не откажет вам в консультации.

– Да, ваше величество, непременно. Благодарю вас, ваше величество, – мужчина низко поклонился, и покинул кабинет. Ему с трудом верилось, что все прошло так легко и просто. И, наверное, надо пообщаться с Остенфердом, раз королева заговорила об этом. Возможно, что-то стоит перенять. И, действительно, давно пора заняться дорогами.

Юная королева быстро написала несколько строк указа. Завтра его передадут страже, которая приступит к исполнению приговора. Как повелось вот уже несколько столетий, приговоры о государственной измене, бунте и восстаниях выносил король. Или, в данном случае, королева. Это дело было простым. Речи Сильен слышали все, не только Камилла, но и другие фрейлины, в том числе те, семьи которых с теплом относятся к королеве, а сами девушки не успели побывать в постели ее отца. Слышала и стража. Публичное разбирательство было ни к чему. Все ждали одного – какой приговор вынесет правительница. Девушке удалось найти тот компромисс, который устроит все стороны. Герцог освободился от опостылевшей супруги, женщина понесет свое наказание, Анна-Виктория не начнет свое правление с казней.

Придвинув второй лист бумаги, девушка обратилась к верховному жрецу с просьбой признать брак герцога Самуеля фог Дешински недействительным, поскольку его жена отправляется в Руисский монастырь. Кратко изложив причину ссылки, королева просила позволения герцогу вторично жениться, чтобы род его не прервался, ведь сейчас у него не было наследника. Изложив причины ссылки жены, девушка дождалась, пока чернила высохнут, после чего сложила послание в конверт и запечатала личной печатью. Колокольчиком вызвав стража, она передала ему послание с требованием немедленно отправить человека в храм к верховному жрецу, после чего вернулась к донесениям министров.

Две фигуры, закутанные в простые темные плащи, быстро шли по улице. Остановившись у одного из домов, один тихо постучал в ворота, пауза, снова стук, еще пауза, и несколько быстрых ударов. Ворота приоткрылись, пропуская их внутрь.

Один так и остался за воротами в ожидании, а второй последовал за слугой в дом.

– Вы как всегда пунктуальны, – приветствовал его мужчина, ожидавший в небольшой гостиной. – Чай, кофе, коньяк?

– Благодарю, но нет, – пришедший сбросил плащ на руки слуги.

– Что ж, господин маркиз, рад, что вы приняли наше предложение.

– Предложение? – удивился названный маркизом. – Боюсь, это не столько предложение, сколько угроза.

– Какая разница, – отмахнулся хозяин дома. – Вот вексель на сумму вашего долга. Можете убедиться, что все верно, – он протянул бумагу посетителю. Тот тщательно проверил текст, посмотрел бумагу на свет, после чего вернул обратно. – Том, отнесите эту бумагу мадам Жюстен.

Слуга с поклоном принял вексель и покинул комнату.

– Вы же понимаете, что я уже завтра могу зайти и поинтересоваться, поступила ли оплата, – прищурил глаза посетитель.

– Разумеется, и вы услышите, что оплата осуществлена полностью, на всю указанную сумму.

– Хорошо, тогда к делу. Вы понимаете, что у меня будут расходы, – прищурился маркиз.

– Разумеется, мой дорогой, разумеется. Здесь две сотни золотом. Думаю, этого будет достаточно. В любом случае все расходы сверху вы сможете покрыть из того пожалования, что вас ожидает по завершении нашего дельца – мужчина несколько раз хихикнул. – Надеюсь, вы справитесь с тем, что мы вам поручаем?

– Можете не беспокоится, – высокомерно заявил посетитель, убирая мешочек с деньгами. – Я свою часть работы выполню.

Хозяин дома только высокомерно кивнул. В любом случае его в столице Дельменгорста уже не будет. Верные ему люди проследят за выполнением дела, и, если что-то пойдет не так, тоже покинут страну. А что станет с исполнителем – так ли это важно. Его хозяева и покровители разработали несколько планов. Если сорвется один, всегда можно будет воспользоваться другим. Так или иначе, они добьются поставленной цели. Остальное не имеет значения.

Посетитель поднялся и, не прощаясь, пошел к двери. Слуга подал его плащ, и мужчина завернулся в него, глубоко надвинул капюшон, что бы невозможно было опознать позднего визитера. После чего покинул дом. Калитка черного хода приоткрылась и два мужчины вышли на улицу. Быстрым шагом они дошли до трактира и, так же через черный ход, вошли внутрь. Через несколько минут от здания отъехала простая коляска, без каких-либо опознавательных знаков. Немного поколесив по городу, она остановилась около небольшой гостиницы. Пассажиры вышли и быстро скрылись в здании. А через час, когда к дому была подана карета, оттуда вышли прилично одетые горожанин и его слуга. Сев в карету, они снова какое-то время катались по столице, после чего остановились у приличной гостиницы. Отпустив коня и сопровождающего, мужчина медленно двинулся по улице в сторону заведения мадам Жюстен.

Неделя после похорон промчалась в привычной деловой круговерти. Анна-Виктория поймала себя на том, что у нее начал складываться привычный распорядок дня. С утра – завтрак в кабинете, просмотр срочных отчетов и депеш, если таковые имелись. Впрочем, в последнее время все было срочным. Потом – присутствие на заседании кабинета министров. Надо было отдать должное новым людям, в делах они разбирались. Впрочем, именно они и занимались всей министерской работой, а прежние их начальники только ставили подписи на бумагах. После заседания, которое длилось час-два, работа в своем кабинете в министерстве. Там к ней присоединялся Андреас, и они вдвоем, с помощью тех или иных министров, разбирались с ситуацией в стране.

Как ни странно, лучше всего дела обстояли в военном ведомстве. Впрочем, новый министр, отвечавший за армию, ее снабжение и строительство укреплений сообщил, что все так хорошо по одной простой причине – граф Эстеритен со своими офицерами частично сами покрывали расходы на армию за счет доходов от поместий и жалованья. В противном случае даже имевшихся сейчас укреплений не было бы уже давно.

Не было больших проблем и с народным образованием. Корпуса для сыновей дворян, купеческих детей, пансионы для девочек были платными. Часть доходов они отчисляли на финансирование государственных школ. Хотя, последних было не много. Крестьяне редко отдавали своих детей учиться, объясняя это тем, что и сами научат читать, считать и поставить подпись, а большей грамоты не надо. А если и были желающие – при монастырях обучали бесплатно. Так что оплачивать труд учителей в двух школах столицы и десятка в других городах и финансировать прочие расходы, труда не составляло.

А вот все остальное было не просто запущено. Такое ощущение, что остальными делами никто не интересовался. Медицина существовала практически в зачаточном состоянии. Были врачи в городах. Они брали себе учеников из тех, кто был готов платить за науку. Разумеется, потом выявлялись талантливые помощники, но и остальные чему-то да научались. К первым переходило дело, если у врача не было детей, или, если они не собирались наследовать отцу. Вторые становились аптекарями или странствующими лекарями. В сельской местности люди все больше доверяли травницам и знахаркам, от которых было больше толку, чем от таких вот недоучек из города.

Торговля существовала только потому, что министры не лезли в это дело, довольствуясь сбором пошлин и налогов с купцов. Министр финансов ограничил свою деятельность лишь тем, что собирал ежегодно положенную сумму откупов и передавал ее казначею. Дальнейшее его словно и не касалось. Ремесленники и крестьяне существовали сами по себе. Их задачей было лишь выплачивать положенные суммы, а где они их найдут, никого не волновало. Разумеется, драли с них откупщики налоговых сборов в разы больше, чем передавалось в казну.

Про отношения с другими державами можно было сказать одно: они когда-то были. Сейчас же все вопросы были переданы армии. Собственно, и отношения эти сводились к тому, чтобы силой отстоять свои законные земли. Изредка отправлялись торжественные послания и подарки «к дате»: на юбилеи правителей соседних держав, их жен, детей, восшествия не престол и свадьбы, да соболезнования в случае кончины или крупных бедствий.

Королева и новые министры понимали, что все это надо менять и чем скорее, тем лучше. Но для этого нужны были деньги, которых в казне не было. И Анна-Виктория каждый вечер сидела над бумагами, отражавшими поступления финансов. Получалось, что следующие сборы будут только через четыре месяца, а до этого королеве и ее министрам предстояло крутиться, как только возможно с тем, что у них есть. То есть ни с чем. И кредиты у ростовщиков уже не были выходом из создавшегося положения.

Девушка находила все новые и новые варианты заработков, вот только результат они приносили не сразу, а спустя время. А времени у Анны-Виктории не было. Пусть фрейлины каждое утро исправно отсчитывали по пять золотых монет Камилле и щеголяли друг перед другом в нарядах от известных портних, этих средств все равно не достало бы для оплаты многочисленных долгов отца. Впрочем, королева и не думала тратить их на это. Все до последней медной марки шло на ремонт дороги от столицы до форта на границе с Вастилианой. Первая сотня золотых была потрачена на закупку необходимых материалов, и работы начались, едва они поступили на стройку.

Желающих наняться на эти работы оказалось куда больше, чем прогнозировали министерские служащие. Сильные мужчины, отчаявшиеся найти место, готовы были работать даже за одну марку в день. На карте уже были отмечены дороги, которые планировалось ремонтировать после, дело было за малым – найти финансирование.

Виконт фон Остенферд выразил желание спонсировать работы на сумму в двести золотых монет ежеквартально, и, помимо того поставлять ежемесячно до сотни мешков песка и подводу камня. Конечно, в сложившихся обстоятельствах, такая помощь была не лишней, но все равно этого было мало. По самым скромным подсчетам на ремонт только этой дороги требовалось около пяти тысяч золотых, не считая зарплаты рабочим.

– Эми, – раздался голос первой фрейлины, а через пару секунд и сама она возникла перед своей королевой. – Нет, вы только посмотрите на нее. Ей одеваться пора, а она все со своими бумагами расстаться не может.

Камилла решительно отняла документы и передала вошедшему за ней Андреасу. Тот сложил все бумаги в свою папку, поклонился неизвестно откуда возникшей Росите, и, посчитав на сем свою миссию законченной, быстро покинул монаршую спальню.

– Пора? – рассеянно посмотрела на них девушка.

– Разумеется, – усмехнулась подруга. – Дай тебе волю, ты и во время коронации с бумагами бы не расставалась. Но на сегодня с делами покончено.

– А завтра мы переезжаем, – простонала юная королева, – значит опять не до работы.

– Я уже все собрала, – упокоила свою подопечную нянька. – Можешь не беспокоиться, милая. Пока будешь со своими министрами совещаться, все уже в малом дворце будет. Девушки, – позвала она служанок, – хватит под дверями толпиться. Быстро вошли и занялись ее величеством.

Анна-Виктория вздохнула, но спорить было бесполезно. Посему она отдалась на милость своей первой фрейлины, няньки и пары служанок, которые должны были подготовить ее к коронационным мероприятиям.

Граф Эстеритен бросил скептический взгляд в зеркало. Оттуда на него ехидно прищурившись смотрел бравый военный. Выправка, форма, даже немного надменный вид полностью соответствовали тому, что ожидали увидеть люди. Филипп фыркнул. С большой радостью он бы плюнул на эти мероприятия и остался дома. В первую очередь для того, чтобы не порождать новой волны слухов. А с еще большей радостью он бы вернулся на границу. Чтобы окончательно эти слухи задавить. Но нельзя.

Когда на следующий день после королевский похорон Пьетро рассказал графу о реакции многих горожан на них с королевой, мужчина не знал, смеяться ему или ругаться. Это же надо было придумать, поженить его с королевой. Да он скорее откажется от своих претензий на трон, чем пойдет на такой шаг.

Граф передернул плечами. В последние дни он слишком расслабился. Пора переходить к действиям. Разумеется, слухи о том, что эта девчонка решила перебраться в летнюю резиденцию, стоит проверить. Слишком все не точно. Но, если это так, шансы на успех возрастут как никогда. Вряд ли она изменит свой режим, и будет собирать министров в малом дворце. Собственно, он не рассчитан на такие собрания. Разве что на небольшие встречи. А для длительной работы все равно придется ездить в министерство. Не обсуждать же серьезные вопросы в саду, а больше там расположится такому количеству людей негде. Даже если с каждым министром будет всего по одному секретарю. Заодно надо будет не забыть выяснить, что подвигло девушку на переезд из удобного для жизни и работы здания. Ведь из дворца много проще следить за событиями. К тому же начаты масштабные работы по обновлению дороги до границы, и королева планировала лично контролировать их, пока это возможно.

Филипп хищно улыбнулся. Это даже лучше, чем покушение в городе. Мало ли какой недовольный решит подкараулить карету за городскими стенами. Главное, не торопиться, а все тщательно изучить. Желающих снабжать заинтересованных людей полезной информацией за соответствующее вознаграждение найти куда проще, чем кажется. Собственно, самому графу даже не придется самому ничего делать, разве что передать деньги доверенному лицу.

При воспоминании о той, кто взяла на себя эту роль, мужчина улыбнулся. Иветт Хасин оказалась интересной женщиной. Миленькая блондинка с большими голубыми глазами, пухленькими алыми губками, порочной улыбкой, телом богини и изворотливым умом, который она талантливо скрывала. После смерти короля ее муж потерял свой пост министра торговли, а саму женщину ждало отлучение от двора, поскольку она не попала в список из того пятка фрейлин, коему дозволено будет появляться в малом дворце. Собственно, одна из служанок готова была передавать информацию за весьма скромное по меркам Филиппа вознаграждение. Сначала мужчина удивился такому рвению, но все быстро прояснилось, когда он узнал, что двое братьев девушки служили на границе под его командованием. А еще граф смог оценить, что же так нравилось в ней королю. Оценивал он всю ночь, при этом успев получить исчерпывающую информацию как о распорядке дня королевы, так и о тех слугах, которые отправятся вместе с ней.

Филипп улыбнулся от воспоминаний, как эта женщина умеет вести переговоры. Сначала они осторожно пробовали почву, при этом Иветт то и дело бросала на мужчину призывные взгляды. После того, как стало понятно, что одна сторона готова предложить помощь, разумеется, при разумной компенсации в будущем, а другая не откажется ее принять, они смогут поладить. Граф намекнул, что восстановление ее супруга в прежней должности ожидать не имеет смысла, другое дело, что они могут получить компенсацию в виде земель, а блондинке всегда найдется место при дворе.

После того, как были обговорены общие черты сотрудничества, разговор переместился в личную гостиную женщины. Там они отметили достижение взаимопонимание, выпив немного коньяка. Там разговор пошел уже о том, что происходило в королевстве, пока граф был на границе. Выпили еще. Мужчина сделал несколько комплиментов, потом осторожно поцеловал. Иветт не сопротивлялась, напротив, активно ответила на поцелуй, словно разрешая и все остальное. Филипп не стал отказывать ни себе, ни женщине в возможности хорошо провести время. Выяснилось, что под платьем у нее больше ничего нет, а стены спальни украшены гобеленами, под которыми, согласно приказам хозяйки, поместили несколько слоев ткани, от чего снаружи не слышно никаких звуков. Впрочем, к тому времени графу было уже все равно. Единственное, что его волновало – сможет ли он доставить удовольствие этой женщине.

Теперь, собираясь на коронационные мероприятия, Филипп довольно улыбался. Он получил не только союзницу, но и искушенную любовницу, проводить время с которой можно очень и очень разнообразно. Кроме того, она не будет досаждать ему в своем желании стать женой, поскольку понимает как невозможность подобного брака, так и видит выгоду, которую можно извлечь из нынешнего положения.

Довольно потирая руки, мужчина покинул свои комнаты. Осталось немного подождать. Он даже даст этой девочке немного времени, чтобы немного привести в порядок дела королевства. Пусть наслаждается властью, потому что долго это не продлиться. Он даже не будет лишать титула этого ее секретаря. Просто отправит в его земли. Хищная улыбка не покидала лица Филиппа, пока он спускался по лестнице. Он подождет до осени. А потом нанесет удар. Три месяца – достаточный срок, чтобы усыпить бдительность и королевы с ее окружением, и народа.

Процессия вновь следовала по улицам города, заполненным народом. Только на этот раз количество участников изменилось. Аристократия, иностранные послы, чиновники и получившие приглашения горожане уже собрались в храме. Те, кому не повезло попасть внутрь, успели занять наиболее удобные места на паперти. Остальные же просто приветствовали свою королеву, на голову которой сегодня жрец возложит корону ее предков.

Разумеется, это было формальностью. В Дельменгорсте с давних времен шел обычай, что наследник становился правителем в миг смерти предыдущего монарха. Но некоторые страны отказывались признавать правителя, который сам надел на себя корону. Вот и приходилось Анне-Виктории вновь представать перед своим народом, тратя время на пустые формальности.

В этот раз она следовала в открытой коляске, облаченная в простое белое платье, длинные перчатки, на голове был венок из белых цветов. Словно невеста, собирающаяся сочетаться узами брака с возлюбленным, юная королева следовала на обряд, который соединит ее нерушимыми узами с тем, что превыше любого человека – со страной, за благополучие которой она будет в ответе до самой своей смерти. Или до того дня, когда поймет, что больше не в силах нести такую ответственность. Разумеется, если ей позволят дожить до такого возраста.

Рядом, словно подружка невесты, сидела первая фрейлина, в простом бежевом платье, и такого же тона шляпке. В день коронации положения о трауре приостанавливали свое действие, как решили в свое время жрицы созидательницы. Возле коляски на сером жеребце сидел королевский секретарь. Толпа с восхищением следила за молодым горбуном, умело управлявшимся не только с пером, но и с поводьями. А спроси кто Гильермо, тот бы уверенно заявил, что и шпагой юноша владеет почти так же хорошо, как и остальные стражники. Так что клинок у пояса был не просто игрушкой молодого аристократа, только получившего титул, а смертоносное оружие.

По другую сторону коляски вышагивал конь самого главы королевских стражников, обеспечивая охрану королевы там, куда мог не поспеть барона Мичелли. Позади маршировали королевские стражники, с мечами у пояса и заряженными арбалетами на плечах.

Едва Анна-Виктория ступила на дорожку, ведущую ко входу в храм, зазвонили колокола. Девушка медленно пошла к распахнутым дверям. Первая фрейлина и секретарь держались в пяти шагах позади. Гильермо проследовал только до входа, чтобы, в случае необходимости, можно было контролировать как внутреннее помещение, так и пространство перед храмом. Надо ли говорить, что внутри храма им заранее были расставлены люди, в чью обязанность входило только одно – уберечь их королеву от любой напасти.

Девушка медленно прошла по ковровой дорожке до небольшого кресла посреди зала. Еще неделю назад там стояло возвышение с гробом покойного короля. Сейчас же был вынесен старинный трон, на котором восседало множество королей, пока прапрадед почившего монарха не приказал передать его жрецам, а во дворце не установил нынешний монументальный трон, подчеркивавший мощь правителя и страны под его рукой. Девушка усмехнулась. Как давно это было. Сейчас впору вместо трона ставить лавку с кухни, для достоверного отражения истинного положения дел.

А в следующую минуту ей стало не до размышлений. Жрец приветствовал ее на древнем языке, использовавшемся несколько веков назад. Юная королева ответила заученной фразой и преклонила колени перед троном. Началась служба. Анна-Виктория повторяла слова молитв, стараясь не думать, сколько еще ей предстоит простоять так на жестком полу. Оставалось только радоваться, что церемония проходит в начале лета, а не зимой, когда по храму гуляют сквозняки, а от холода пола не спасает даже мех, подстеленный жрецами под ковер. Ни о каких подушечках для удобства и речи идти не могло. Властитель должен понять, что управление страной – не развлечение, а череда обязанностей, сложных, неприятных, но уклониться от которых невозможно. Увы, многие быстро об этом забывали.

Но вот отзвучали положенные молитвы, и верховный жрец остановился перед девушкой. Анна-Виктория могла видеть лишь изумрудное одеяние и ноги в черных сапогах. Жрец заговорил на древнем языке, призывая Созидательницу благословить новую правительницу, ниспослать ей мудрость, терпение и милосердие, оградить от болезни, яда, стрелы и кинжала, помочь твердой рукой привести страну к процветанию, а жителей к миру.

После этого заговорила девушка. На том же древнем наречии она клялась править мудро и справедливо, забоится о благе подданных как о своем собственном, относится к народу, как к собственным детям, печься об их достатке и процветании, ставить их проблемы и интересы прежде своих.

Едва отзвучал последние слова клятвы, верховный жрец снял с головы девушки венок, положив его на возвышение перед алтарем, после чего взял у подручных корону, высоко поднял ее над головой, демонстрируя всем собравшимся, после чего со словами благословения возложил на голову Анны-Виктории. Вслед за этим настала очередь жриц. Две женщины преклонного возраста приблизились к девушке и набросили на ее плечи алую мантию, отороченную белоснежным мехом. Они же подхватили ее под руки, помогая подняться, и подвели к трону, на который королева величественно опустилась.

Хор запел один из гимнов, вновь зазвонили колокола, а заранее расставленные пушки залпом оповестили весь мир, что новый правитель взошел на престол Дельменгорста.

Анна-Виктория обвела взглядом ряды присутствующих. В основном люди нацепили на лица вежливо-почтительное выражение. Лишь семейство Остенфердов искренне радовалось за новую правительницу. Камилла и Андреас улыбались так, словно были не на коронации, а на собственной свадьбе, и девушка не могла не улыбнуться в ответ. Лишь один взгляд заставил ее внутренне содрогнуться от того, сколько в нем было ненависти – взгляд графа Эстеритен. И юная королева поняла, что спокойные дни заканчиваются.