Прошло три недели. Однажды утром Элисон разбудил знакомый звук катящейся тележки. Она увидела белую шапочку, склонившуюся над ней, и услышала весёлый голос:
– Привет, малышка. Хорошо спала?
Здесь её все звали малышкой. Первым начал тот врач с тонким носом и густыми бровями. Только гораздо позже окружающие фигуры превратились для Элисон в отдельных людей, отличавшихся одеждой и именами. Странно, ей казалось, что она давно с ними знакома, что они всегда были с ней, что она не знает другой жизни, кроме этой палаты, что всегда лежала под этой плёнкой, и кто-нибудь из них кормил её, расчёсывал ей волосы, заставлял жить. Только увидев Пола, Элисон вспомнила, что была и другая жизнь. Время посещений ещё не началось, и няня Райли поддразнила её своим крепким ирландским акцентом:
– Скоро придёт твой прекрасный великан. Боже! Везёт же кому-то.
За последние дни Элисон поняла, что няне Райли, как впрочем и всем остальным няням и сёстрам, известно, что связывает её и Пола, который всё это время просто сидел рядом и смотрел на неё, не говоря практически ни слова. Иногда он касался её волос, а уходя целовал, хотя и не в губы. Было время, когда она чувствовала себя ужасно и думала, что умирает. Ей так хотелось, чтобы он сказал, сказал, что любит её… Но он не сказал. Она знала, что он сидел с ней всю ночь и следующую тоже, что была в очень плохом состоянии и могла умереть. Ещё оставалась огромная усталость, но боль уже не была такой острой, скорее ощущение растянутой кожи, которая вот-вот готова лопнуть.
– Я выспалась и чувствую себя лучше, – сказала Элисон няне.
– И выглядишь лучше. Его носачество будут довольны тобой сегодня.
Его носачеством был врач с тонким носом и густыми бровями по имени Говард, который мог заставить… дрожать даже эту крепкую сестру с крутым нравом.
Шум за дверью комнаты стих, как будто не осталось ни одной живой души, и Элисон поняла, что Его носачество делает обход.
Доктор Говард был невысоким человеком, который двигался быстро, говорил быстро и работал так же быстро. У него совершенно отсутствовал врачебный такт.
– Ну, здравствуй, малышка, – произнёс он, вобрав воздуха. – Как себя чувствуем?
– Лучше, доктор.
– Это хорошо. Пора бы уж.
Он подтолкнул стул к кровати и, нагнувшись к девушке, продолжил:
– Скоро мы сядем, а потом вообще отправимся гулять, не так ли? Будем принимать посетителей и вернёмся к жизни, да?
Элисон попыталась кивнуть, а потом задала вопрос, уже давно мучивший её:
– Доктор, моя шея будет очень обезображена?
– Нет, когда они с ней закончат. Будет как новенькая, даже лучше, – мужчина коснулся её щеки и продолжил упавшим голосом. – Ты же знаешь, что я говорю правду, а не просто, чтобы успокоить. Твоя шея будет в полном порядке после курса лечения.
– Лечения? – Элисон сглотнула. – Сколько ещё я здесь пробуду, доктор?
– Ну, – он сжал губы, – ещё недели две, а потом, думаю, сможешь отправиться домой.
Глаза девушки расширились:
– Всего две недели?
– Да, а потом через некоторое время придётся поехать в Ист Гринстэд. Не о чем беспокоиться; мы ничего не сделаем, пока ты не будешь готова, а потом только маленькими порциями. К несчастью всё произошло как раз, когда у тебя был грипп, поэтому ты так сильно болела… Но ты болела тогда, а не сейчас, – врач снова коснулся её щеки. – Грипп усложнил выздоровление, но теперь всё будет в порядке.
– А мои руки, доктор. Когда я смогу ими пользоваться?
– Э… – мужчина замолчал, подбирая слова. – С левой ничего страшного, но вот правая очень сильно пострадала.
– Я… я смогу ею работать? – в голосе Элисон прозвучал страх.
– Да. Да, – кивнул врач. – Ты сможешь пользоваться всеми пальцами, кроме мизинца. Боюсь, он пострадал больше всего. Но что такое мизинец? – мужчина выпрямился, выпятив подбородок. – Люди лишаются рук… не забывай… и ног. Когда потеря мизинца станет тебя донимать, просто вспомни, что лицо в порядке, а я смотрю на это, как на настоящее чудо. Мистер Элмер во время подоспел. Если бы он замешкался, возможно, что по крайней мере нижняя половина лица была бы обожжена. Поэтому мы не будем беспокоиться о мизинце, ведь так?
Элисон улыбнулась с благодарностью:
– Не буду, доктор. И я могу вернуться домой через две недели?
– Верно. Всё зависит только от тебя, – он оттолкнул стул и повернулся к медсёстре. – Делаешь для них всё, что можешь, и что получаешь в ответ? Так и норовят обидеть, говоря прямо в лицо, что хотят избавиться от тебя как можно скорее.
Мужчина снова повернулся к Элисон и, указав на неё вытянутой рукой, воскликнул голосом, который совсем не подходил к больничной палате:
– Вы неблагодарная девчонка. Я закончил с вами… Умываю руки.
Он промаршировал прочь из комнаты, медсестра и нянечка последовали за ним с перекошенными от смеха лицами.
Он был мил, очень добр. Но её палец. Элисон задрожала; врач сказал, что это могли быть обе руки или ноги, или… или лицо. Она должна быть благодарна. И она была благодарна; а через две недели её отпустят домой. О, Пол. Впервые за долгое время Элисон опёрлась о локоть, чтобы поменять положение.
Днём пришёл Пол. На мгновение он остановился в дверях, глядя на неё, потом медленно подошёл к кровати и улыбнулся:
– Тебе уже лучше?
– Я в порядке, – Элисон улыбнулась ему в ответ.
Он так долго стоял и смотрел на неё сверху вниз, что она сказала:
– Садись. У меня хорошие новости.
Когда он сел, Элисон сообщила с воодушевлением, какого не испытывала уже давно:
– Я скоро вернусь домой.
– Домой? Когда? – Пол подался вперёд; его тёмные глаза вспыхнули.
– Через две недели. Так сказал доктор Говард.
Теперь мужчина обеими руками коснулся щёк девушки и отбил на них лёгкую барабанную дробь. Казалось, Элисон передались те эмоции, что переполняли его.
– Это чудесно. Чудесно, чудесно… Я и не надеялся, что так скоро.
– Я не смогу пользоваться мизинцем, Пол, – тихо произнесла она, прикрыв глаза.
Он положил руки себе на колени и, глядя на них, сказал:
– Да, я знаю, – потом быстро взглянул на неё и добавил. – Но и только. Во всём остальном ты будешь как новенькая. В Ист Гринстэд творят чудеса.
Пол снова опустил глаза:
– Я должен кое-что спросить у тебя… О ней.
«О ней»… могло подразумевать только одного человека, Фриду Гордон-Платт. Элисон старалась не думать об этой женщине и, даже когда невозможно было избавиться от этих мыслей, она не могла ясно вспомнить, толкнула ли та её на самом деле в огонь. Но сейчас Пол всё прояснил, не смея посмотреть ей в глаза:
– Время идёт. Я собираюсь открыть уголовное дело и хотел знать, что ты об этом думаешь.
– Дело! – Элисон попыталась повернуть голову. – Пол… против Фриды Гордон-Платт?
– Она толкнула тебя в камин, Элисон, толкнула намеренно.
– Но, Пол, я не помню… всё как в тумане. Иногда мне кажется… а потом снова пелена.
– Я видел, как она сделала это, – Пол смотрел на противоположную стену, а Элисон на него. – Когда Нельсон позвал меня к покупателю, который, как он думал, заинтересовался напольными часами Вильгельма и Марии, я сразу понял, что тот вообще не собирался ничего покупать. Нельсон не мог ошибиться; человек просто хотел узнать цену и детали. Он сказал, что у него такие же дома, но его описание определённо соответствовало гергианскому периоду. Я знал, что трачу время, когда надо было закончить дела наверху; но открыв дверь на лестницу, удивился, услышав твой голос и её. Я тихонько поднялся наверх и, я совершенно себя не оправдываю, начал слушать.
Пол снова коснулся щеки Элисон, и она закрыла глаза. Он продолжил:
– Я уже открыл дверь, когда ты сказала то, что сказала, – его пальцы соскользнули с её щеки, но Элисон слегка двинула головой и прижалась к ним. – Потом я увидел, как она толкнула тебя. Всё произошло так быстро, я был бессилен предотвратить это.
Пол снова замолчал, а Элисон продолжала прижиматься щекой к его ладони.
– На следующий день я попросил своих адвокатов открыть против неё дело.
Эти слова заставили девушку открыть глаза:
– Пол, нет. Нет.
– Ты могла сгореть, могла умереть. Просто чудо, что я оказался поблизости. Ты понимаешь, что она едва ни убила тебя? – его лицо было сейчас так близко от её. – И я чувствую себя ответственным за это.
– Нет, Пол, нет. Не говори так. Всё закончилось хорошо. Я спровоцировала её, она была вне себя. Я знаю. Она мне не нравится, никогда не нравилась… Понимаешь… э… я ревновала тебя к ней.
– Элисон.
Она услышала своё имя, хотя он произнёс его сдавленным от сдерживаемых эмоций голосом. Его лицо склонилось над ней, а губы были так близко, но в этот момент открылась дверь и появилась сестра Райли.
– Я не знала, что у вас кто-то есть, – беззаботно воскликнула она. – К вам ещё один посетитель.
Пол был готов поцеловать её, поцеловать по-настоящему в первый раз. И это мгновение испортили… Но когда Элисон увидела колеблющуюся в дверях Маргарет, она немедленно забыла о своём разочаровании и приветствовала женщину искренней улыбкой.
Что бы ни чувствовал Пол, ему так же удалось это подавить. Он повернулся к Маргарет, заметив с удивлением:
– Мне показалось, ты сказала, что не сможешь прийти.
– Не могла, когда ты звонил, но… – взгляд женщины блуждал между Элисон и Полом. – Пришёл Рой и предложил присмотреть за детьми.
– О! – кивнул Пол.
Несколько минут разговор вёлся на отвлечённые темы, пока Пол ни сказал:
– Я оставлю вас двоих. Мне надо кое-что посмотреть, но я скоро вернусь, скажем, через полчаса и отвезу тебя домой, Маргарет. Согласна?
– Было бы чудесно, Пол. Спасибо.
Он наклонился к Элисон:
– Я приду вечером.
Его губы коснулись её щеки, и он вышел.
Элисон подняла глаза на изуродованное лицо Маргарет. Сегодня на ней не было платка, только шляпа, а потому шрамы были ясно видны. Элисон внутренне содрогнулась и вознесла молитву за то, что её миновала подобная участь.
Глядя на девушку сверху вниз, Маргарет тихо сказала:
– Я понимаю, что вы чувствуете, и мысленно была с вами всё это время. Я с ужасом думала, что ваше лицо…
– Маргарет, не надо…
– Всё в порядке, дорогая. Я смирилась. Это уже не имеет значения, по крайней мере большого. Пока Роберт жив и у меня есть дети, ничто не имеет значения. Я просто живу одним днём.
И снова Элисон произнесла:
– О, Маргарет!
Она забыла о том, через что ей самой пришлось пройти, так как знала это мелочь по сравнению с тем, что пережила эта женщина, которая до сих пор продолжала страдать.
Пытаясь сменить тему, Элисон спросила о детях, и в разговоре всплыло имя Роя.
– Знаете, Элисон, – улыбнулась Маргарет. – Мне очень нравится этот юноша. Он хороший мальчик.
– Я знаю, мне он тоже нравится.
– Но вы не были в него влюблены, хоть немного?
– Нет, Маргарет, даже немного.
Женщина снова улыбнулась:
– Я попыталась смягчить удар, когда сказала ему о Поле.
– Вы сказали ему?
– Мне пришлось, потому что его мать этого не сделала. Я поняла, что даже после всего случившегося, она не рассказала ему о вас с Полом. Мне пришлось это сделать на тот случай, если он захочет навестить вас и столкнётся с Полом, который мог… Я не хочу, чтобы Полу снова причинили боль.
– Но… но Пол знает, что для меня в целом мире существует только он.
– Он может знать это, Элисон, но всё-таки бояться. Рой молод и привлекателен.
– Ха! Он и в половину… нет, и в четверть не так привлекателен как Пол.
– Я тоже так считаю, но Пол этого не понимает. Он никогда не будет чувствовать себя уверено, пока вы не выйдете за него замуж, а может даже и тогда. Понимаете, то, что мой брат и Фрида сделали ему, оставило глубокие шрамы в его душе. Внешне он выглядит уверенным и невозмутимым, но внутри, как и многие из нас, он сомневается в себе и боится. Ему потребуется много любви, Элисон.
– Много любви! Но я очень его люблю. Я была практически раздавлена, когда думала, что он снова хочет быть с ней.
– Он уже упоминал об уголовном деле? – тихо спросила Маргарет.
– Да, но это немыслимо. И навредит Рою.
– Я так рада, что вы так думаете. Так рада, – женщина покачала головой. – Знаете, в некотором роде мне жаль её. Я видела её вчера, когда ездила в тот дом.
– Вы встечались со своей матерью?
– Да, несколько раз после нашей с вами встречи. Она совершенно изменилась. Я вернула ей чайницу и несессер…
– Пол отдал вам чайницу? Я совсем забыла о ней. Я положила её в шифоньер.
– Да, он нашёл её и принёс мне, а я отнесла всё матери. Странно, по крайней мере для меня, что она больше была рада видеть меня, чем чайницу или несессер, даже зная, что спрятано внутри, и что ещё более странно, она отдала их мне. Всё, чего она хочет, это чтобы я навещала её и привозила детей. Она… сочувствует мне. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я как будто живу во сне и боюсь проснуться.
– О, Маргарет, я так рада за вас. Теперь вам больше не о чем беспокоиться. Вы собираетесь выкупить хозяйство?
– Нет, нет. Мы не будем этого делать. Вчера я съездила к Роберту, и он согласился со мной. Половину колье мы отдадим Рою. На этого мальчика свалилось больше, чем он мог вынести, а теперь ещё и его мать.
– Маргарет, вы так добры. Оно ваше по праву.
– Нет такого понятия «по праву». Пол научил меня этому, жертвуя собой все эти годы. Он научил меня одной вещи… Нам ничего не принадлежит, – женщина рассмеялась. – А знаете, если уж мы говорим о правах, то и чайница, и несессер по закону принадлежат вам… Вы это понимаете? Ведь именно вы купили их, а чайницу так не без борьбы, насколько я знаю.
– Ладно, – озорно улыбнулась Элисон впервые за несколько недель. – Я заявлю на них свои права. Как думаете, сколько они могут стоить?
Маргарет рассмеялась, а потом уже серьёзно сказала:
– Пол говорит, что за всё колье можно получить пятнадцать тысяч.
– Что! – резкое движение отдалось болью в шее Элисон. – Пятнадцать тысяч фунтов?
– Да, может и больше, так он говорит. На следующей неделе он выставит его на аукцион. На самом деле это очень известное колье. Оправа старинная, так как была изготовлена для моей пра-прабабушки на коронацию королевы Виктории в 1837 году.
– И вы собираетесь отдать половину Рою?
– Разве вы не отдали всё нам? Какая разница? Подобный поступок в вашем духе, но не в моём? Рой вас не разочарует, так как хочет использовать свою половину с хорошей целью. Никогда не догадаетесь, что он собирается сделать со своими деньгами.
– И представить не могу.
– Он хочет начать строительство на земле поместья, на собственной земле. Вместо того, чтобы продать его строителям, он сам собирается заняться делом. Конечно не всё сразу, сначала пара домов. Он уже нашёл опытного человека, которому нужен начальный капитал. Думаю, он многого добьётся.
Так они разговаривали ещё довольно долго. Уже собираясь уходить, Маргарет воскликнула:
– О, чуть не забыла. Бек просила передать вам свою глубочайшую признательность. Это её собственные слова.
– Поблагодарите её от меня, – проговорила Элисон. – И спасибо, что пришли, Маргарет. Вы были так добры ко мне.
– Знаете что? – с гордостью произнесла женщина, остановившись у двери. – Впервые за последние годы я вышла одна, не пряча лица. Но не в последний. До свидания, моя дорогая. Я ещё загляну к вам.
– До свидания, Маргарет. До свидания.
Когда женщина вышла, Элисон некоторое время лежала, глядя на дверь. Душа её успокоилась в ожидании, а в голове всплыли слова Нельсона: «Жизнь не кончена, пока мы несём свой крест.» Она не хотела нести крест, но ей пришлось, пусть не на плечах, но на шее и руках. Боль не ушла; и впереди её ещё много, и это пугало Элисон, пока она ни поняла, что любовь Пола перевешивает всё.
И с этой мыслью Элисон прожила следующие две недели. Но особенно остро почувствовала это, когда вернулась домой, в свой мир на втором этаже дома на Тэлли Райз. Хотя Пол навещал её каждый день и подолгу сидел рядом, у них больше не было возможности вернуться к тому, на чём их оборвал внезапный приход Маргарет.
И вот наступил знаменательный день, день возвращения домой. Элисон попрощалась со всеми и её благодарности не было конца. На что доктор Говард ответил в своей неизменной манере:
– Нет нужды прощаться, не в последний раз видимся. Идите, но возвращайтесь через неделю в понедельник. Слышите? Для осмотра. Сестра будет приходить к вам каждый день. Делайте, что вам говорят, и всё будет в порядке.
Пол о чём-то поговорил с врачом, прежде чем забрать Элисон из палаты. Он поддерживал её за плечи, а опора была ей нужна, потому что ноги дрожали и подгибались, не смотря на то, что она уже начала вставать с постели. Потом Элисон оказалась в знакомой машине, а когда они миновали ворота госпиталя, откинулась на потёртую кожу кресла и пробормотала:
– Пол. О! Пол! Как замечтально быть живой.
Он ничего не сказал и даже не посмотрел в её сторону. Так в тишине они подъехали к дому.
Нельсон и миссис Дикенсон ждали перед магазином и, прежде чем Пол успел вынести её из машины, на Элисон обрушился шквал приветствий.
Она расплакалась, оказавшись в магазине, и Нельсон тоже не стесняясь пролил слезу и сказал сдавленным голосом:
– Девочка, это счастливейший день в моей жизни, видеть тебя дома.
Элисон медленно протянула к нему левую руку, и он нежно похлопал её по рукаву. Они бы так и стояли, если бы не вмешалась миссис Дикенсон.
– А теперь убирайся-ка с дороги. Разве не видишь, что она устала? У тебя ещё будет время заговорить её. Ей надо отдохнуть и поесть. Всё уже готово, всё готово.
Женщина направилась вперёд вверх по лестнице, радостная как ребёнок.
С помощью Пола Элисон медленно поднялась по ступенькам, продолжая бормотать:
– Как замечательно, как чудесно быть домой.
На пороге гостиной, она остановилась и, оглядевшись, подняла глаза на Пола. Он смотрел на неё в ожидании, и она положила голову ему на грудь. Закрыв дверь, Пол провёл её к камину, в котором полыхал огонь. Мгновение Элисон стояла, глядя на метавшиеся языки пламени, а потом подняла голову вверх. Зеркало исчезло, и на его месте висела большая масляная картина, изображавшая три распущенных цветка рододендрона. Когда она отвернулась от картины, Пол поспешно снял с неё пальто и бросил его на диван, потом взял её за плечи и привлёк к себе. Сейчас на неё смотрело лицо Пола, которого она любила, лицо человека, который был центром её мира. Лицо человека, на которого она могла рассчитывать во всём, что бы ни ждало её в будущем. Губы, на которые она сейчас смотрела, слегка дрожали, и наконец она услышала:
– Ты любишь меня, Элисон?
– Да, Пол. О, да. С первого дня, когда увидела тебя. И всегда буду любить. Всегда, всегда.
Секунду он смотрел на неё, а потом его губы коснулись её губ. Это был захватывающий, восторженный момент. Она прильнула к нему и ответила на его первый настоящий поцелуй. И странная мысль пришла ей тогда в голову: как будто именно в это мгновение она родилась.