Дар любви

1

Улла Эстрем сидела в городской библиотеке Гётеборга и, честя себя на все корки, листала энциклопедию.

«Мартин»… «Мартинес»… «Мартинес де ла Роса»… «Мартинес де Перон»… «Мартини Джованни Батиста»… «Мартини Симоне»… Ну, наконец-то!

«Мартиника, о-в в группе Наветренных островов, в Вест-Индии. Владение Франции (с 1946 г. „заморский департамент“). Площадь — 1,1 т. км2. Население — 320 т. ч. (1970), главным образом мулаты и негры. Официальный язык — французский. По религии в основном католики. Административный центр — г. Фор-де-Франс. Глава исполнительной власти — префект, назначаемый французским правительством. Имеется выборный Генеральный совет. Во французском парламенте Мартиника представлена 3 депутатами Национального собрания и 2 сенаторами. Действующие вулканы (Монтань-Пеле, 1397 м). Тропическое земледелие (сахарный тростник, бананы). Населенный индейцами остров в 1502 г. был открыт Христофором Колумбом и объявлен испанским владением. С 1635 началась французская колонизация, сопровождавшаяся вытеснением испанцев, истреблением индейцев и ввозом негров-рабов для работы на плантациях. В 17 — нач. 19 вв. за о-в боролись Великобритания и Франция. По Амьенскому миру 1802 был признан французским владением».

Официальный язык — французский… Все из-за него. Не будь сестра переводчиком с французского, она не полетела бы на тот симпозиум представителей сахарной промышленности, где выступал этот напыщенный тип Поль Вальдонне. А вот она, Улла, знает английский, да и тот с грехом пополам. Черт бы все побрал! Правда, Юлия сказала, что по-английски там говорят не хуже, но… Главным образом негры и мулаты, это же надо! Впрочем, с неграми и мулатами в Гётеборге тоже проблем нет. Сахарный тростник, мать твою! Плантации, сахарные заводы, наследство предков… Если бы не это наследство, Юлия бы на него не клюнула, не вышла бы за Поля замуж, не уехала бы на Мартинику, не родила бы Хельгу и ей, Улле, сейчас не пришлось бы лететь за тридевять земель…

Все началось достаточно невинно и очень типично. Однажды вечером Юлия позвонила, когда кондиционер в квартире Уллы сломался в очередной раз, одежда липла к телу, как влажная бумажная салфетка, и настроение у хозяйки было хуже некуда.

— Как поживаешь, сестричка? — весело прощебетала Юлия. — Я так соскучилась! Мы не разговаривали целую вечность! — Но вскоре с предисловиями было покончено и Юлия перешла к делу. Поль Вальдонне решил поиграть отцовскими мускулами и потребовал права на встречи с ребенком. — Черта с два я соглашусь выполнять приказы его высочества! — прошипела Юлия. Ее тон из любезного превратился в стальной, и из микрофона с громкоговорителем, которым она воспользовалась, чтобы в беседе мог принять участие ее новый муж Гуннар, донеслось громкое эхо. — Во всяком случае, никаких писем от него я не получала.

— Не понимаю, зачем ты отпираешься, — возразила Улла. — Ты же сама в прошлый раз сказала, что письмо было заказное и его доставил курьер агентства. Ты должна была за него расписаться.

— Мне все равно! К чертовой матери всемогущего месье Вальдонне! Пусть он богатый француз, живущий на Мартинике и обладающий там кучей добра, но в Стокгольме он никто!

Раздался шелест бумаги, а потом заговорил Гуннар.

— Милая, наверно, лучше договориться с ним. Судя по тону его письма, речь идет о деле. Либо ты летишь к нему — и тогда у тебя будет возможность покончить с этим легко и быстро, либо он прилетит сюда и будет торчать здесь столько невесть сколько. А ведь нам это ни к чему, правда?

— Дорогой, если ты думаешь, что мое появление с Хельгой положит конец его требованиям, — ответила Юлия, — то ты ошибаешься. Это только начало, помяни мои слова.

Последовала пауза, а затем снова заговорил Гуннар.

— Улла, что ты об этом думаешь?

Какого дьявола она вообще подошла к телефону?! Улла прекрасно знала, чем ей грозят неприятности, которые так и сыпались на голову Юлии. Она вздохнула и ответила:

— Юлия, судя по тому, что я слышала, Гуннар прав. Либо ты летишь на Мартинику, либо Поль летит к тебе. Выбор за тобой. Ясно, что он хочет видеть своего ребенка и, честно говоря, имеет на это полное право.

Юлия наверняка капризно надула губы, как делала это с четырех лет. Тон у нее тоже был капризный.

— Раз так, девочку придется везти тебе. Я не хочу, чтобы он околачивался здесь, и не собираюсь возвращаться на Мартинику. И не вздумай отказываться. Кто приезжал в Гётеборг ухаживать за твоим вонючим старым котом и поливать цветы, пока ты месяц загорала на Канарах?

— Ради бога, это было пять лет назад! Горана нет на свете уже два года, и он вовсе не был вонючим. Посмотрим, как будешь пахнуть ты в сто сорок лет по человеческому счету! А что касается цветов, то все они засохли!

— Все равно ты у меня в долгу.

У Уллы чесался язык напомнить кузине, что той самой требовалось удрать из Стокгольма, где запахло жареным. У Юлии возникли слишком теплые отношения с клиентом, жене которого надоели похождения супруга. Но разбивать иллюзии Гуннара в отношении молодой жены не следовало, поэтому Улла ограничилась тем, что решительно сказала:

— Юлия, я прекрасно знаю, что за редкие услуги, которые ты кому-то оказываешь, приходится платить втридорога. Но если ты думаешь, что я позволю спихнуть мне на руки ребенка, то…

— А почему нет? — быстро парировала Юлия. — Ты же сама говорила, что хочешь с ней познакомиться. У тебя будет шанс наладить с ней родственную связь.

— Ты рехнулась!

Похоже, Улла была не единственной, кто так думал. Бедняга Гуннар, который в этой истории был крайним, чуть не подавился.

— Милая, это уже чересчур!

— Значит, ты хочешь, чтобы я полетела на Мартинику в момент, когда твое будущее как писателя висит на волоске и я должна помогать тебе? Гуннар, как ты думаешь, кто для меня важнее: ты или Поль?

— Ну, если ты так ставишь вопрос… — промямлил новоиспеченный супруг.

— А как же иначе? — с жаром ответила Юлия. — Послушай, Улла, будь умницей. Ты лучше всех знаешь, как трудно таскать грудного ребенка из одного городка в другой, когда кругом страшная духота и влажность!

— Чтобы увезти ребенка из страны, недостаточно купить билет на самолет, — возразила Улла. — Нужен паспорт и разрешение родителей. Или ты думаешь, что я смогу пронести ее на борт в спортивной сумке?

— За документами дело не станет. Ты только присматривай за Хельгой и не забывай говорить, что мамочка ее любит.

— И как я, по-твоему, это сделаю?

— Придумаешь что-нибудь. Я бы не доверила ребенка незнакомому человеку. В конце концов, у тебя есть диплом. Ты все время имеешь дело с детьми, в том числе и с грудными… — Юлия сделала глубокий вдох, а потом выложила на стол козырную карту. — Улла, подумай как следует! Тебе нужно отдохнуть от этого круглосуточного магазина, который ты называешь работой. Ты нуждаешься в отдыхе больше всех на свете. А я даю тебе возможность провести отпуск на самом роскошном острове Карибского моря. Как бы я ни злилась на бывшего мужа, но должна признать, что в скупости его обвинить нельзя. Тебя ждет полет в салоне первого класса, и примут вас как дорогих гостей. Только последняя дура может отказаться от такого предложения!

Только последняя дура могла от него не отказаться… Именно из-за собственного идиотизма она стояла с коляской, в которой спал ребенок, ожидая встречи с неприятным и совершенно незнакомым месье Вальдонне. Юлия окрутила его так быстро, что родные узнали о свадьбе лишь тогда, когда все было кончено. А едва они привыкли к этой мысли, как было покончено и с этим браком.

«Высокий, смуглый, красивый и очень властный. Иди к тому парню, который ведет себя как хозяин здешних мест…»

Так Юлия охарактеризовала бывшего мужа. Но в зале ожидания не было никого, кто подходил бы под это описание. К ней подошел седой чернокожий мужчина средних лет в мятых белых брюках и синем блейзере с вышитой на нагрудном кармане золотой эмблемой.

— Мадам Вальдонне? — спросил он.

— Эстрем, — ответила Улла, гадая, что бы это значило. Юлия должна была сообщить Полю, что посылает вместо себя двоюродную сестру. — Мадемуазель Эстрем.

Мужчина кивнул и извинился по-французски.

— Я ищу шведку с ребенком и…

— Вы ее нашли. — Улла показала на Хельгу. Ребенок, измученный «металлом», безостановочно звучавшим всю дорогу от Парижа, наконец уснул. — Это дочь месье Вальдонне.

— Чудесно! Меня зовут Андре. Месье прислал меня, чтобы я привез вас на виллу Вальдонне.

— Он не мог выбрать время, чтобы встретить нас лично?

— Месье просил передать вам извинения. — Тон Андре был таким же бесстрастным, как и его взгляд. — Возникло одно важное дело, которое помешало ему приехать сюда.

— Более важное, чем его дочь? — Улла подняла брови, не скрывая своего презрения. — Я думала, ему не терпится ее увидеть. Похоже, я ошиблась.

Шофер, не привыкший к критике в адрес своего работодателя, кашлянул и отвернулся.

— Мадемуазель, вы проделали долгий путь, — пробормотал он. — Пожалуйста, подождите в машине. Я получу ваш багаж, и мы поедем. Вы и малышка скоро будете дома.

Да уж, дома, подумала Улла, миновав зал ожидания и подойдя к черному лимузину, припаркованному у входа в аэропорт. Было немногим более половины восьмого, но уже стемнело; красиво выгнутый фасад аэропорта подсвечивали прожектора.

— Позвольте мне, мадемуазель. — Андре взял у нее коляску, внес ее в просторный салон, посадил девочку на детское сиденье, прикрепленное к середине заднего, тщательно пристегнул и провел пальцем по ее щечке. — Красавица, правда?

Французского Улла не знала, но шофера поняла без труда.

— Правда. Но я боюсь, что это путешествие далось ей нелегко.

Андре буркнул что-то сочувственное и вернулся в здание за багажом. Эту задачу он решил с потрясающей быстротой и легкостью. Через несколько минут лимузин отъехал от тротуара и быстро, но плавно покатил в сторону Фор-де-Франса.

— Я небольшая любительница истории, но на тебя тамошние древности произведут сильное впечатление, — предсказывала Юлия. — На Мартинике, а особенно в Фор-де-Франсе, нельзя шагу ступить, чтобы не наткнуться на какой-нибудь памятник. За пятьсот лет индейцы, испанцы, португальцы, французы, англичане и африканцы перемешались там так, что образовалась новая раса. Но к высшему обществу, естественно, принадлежат только белые.

Хотя сам Поль жил за городом и крепостные валы столицы Улла видела только мельком, однако она поняла, о чем говорила кузина. Даже в темноте и на расстоянии в несколько километров эти толстые и высокие стены, возведенные испанцами и французами за несколько веков, производили неизгладимое впечатление. Улла надеялась выкроить несколько дней, чтобы познакомиться со всеми достопримечательностями знаменитого острова.

Однако, как только лимузин миновал чугунные ворота, защищавшие вход на виллу Вальдонне, эти надежды исчезли. В темноте вздымался огромный голый дом, казавшийся пустым; свет горел лишь в немногих окнах. В стеклах отражалась луна, холодная как лед. Нет, она ни на секунду не оставит Хельгу на попечение человека, который решил жить в башне из фильмов ужасов.

— Вы уверены, что нас ждут? — спросила она Андре. По спине Уллы бежали мурашки. — Я не вижу расстеленной дорожки…

— Я уже сказал, непредвиденные обстоятельства, — объяснил шофер, обойдя машину и открыв заднюю дверцу лимузина. — Распределительный щит… Как вам известно, мадемуазель, Мартиника унаследовала старую систему электроснабжения. Когда возникают трудности, это серьезно. Без кондиционеров здесь можно свариться в постели.

Ее тревога росла с каждой секундой. Не двигаясь с места, Улла саркастически сказала:

— Час от часу не легче! Наверно, нам с ребенком следовало бы пожить в какой-нибудь гостинице, пока не починят электричество.

— В этом нет необходимости, — заверил ее Андре. — Месье Вальдонне владеет ситуацией.

И тут, словно по мановению волшебной палочки, в доме вспыхнул свет. Он лился из окон и скрытых прожекторов в саду, его золотистые волны выплескивались из открытой двери во двор, где стоял лимузин.

— Прошу, мадемуазель. — Андре протянул ей руку. — Месье уже слышал, что мы приехали. — Тон шофера говорил сам за себя. Подразумевалось, что босс ждать не любит.

— Хорошо. — Улла собралась с силами и отстегнула сиденье Хельги. — Пойдем, малышка. Ничего, пробьемся.

Вечерний воздух оказался теплым и напоенным запахом цветов. С каменной стены, достаточно мощной, чтобы сдержать целую армию, свешивались белые гроздья. По обе стороны длинной подъездной аллеи росли высокие пальмы, напоминавшие часовых. Откуда-то снизу и справа доносилось ласковое журчание воды.

— Сюда, мадемуазель.

Андре провел Уллу через дверь, и они очутились в вестибюле, который мог бы сделать честь королевскому дворцу. Мраморный пол из черных и белых плит напоминал шахматную доску. Со стен свисали гобелены, поблекшие от времени. Прямо перед Уллой начиналась величественная мраморная лестница. Затем она раздваивалась и вела на галерею, опоясывавшую второй этаж. Купол высотой метров в двенадцать был расписан херувимами, резвившимися среди облаков; в его центре находилось окно из закаленного стекла.

Улла огляделась и поняла, что ее первое впечатление было ошибочным. Да, дом был старым, но не голым, а изящным, не страшным, а уютным. Она застыла на месте и не заметила, как дверь в задней части вестибюля внезапно распахнулась настежь и на пороге появилась мужская фигура.

Улла узнала бы Поля Вальдонне даже без описания Юлии. Правда, падавшая на него тень была такой густой, что нельзя было сказать, красив он или безобразен. Так обставить свой выход мог только вельможа. В этом человеке чувствовалась непререкаемая властность.

Пару секунд он стоял неподвижно и смотрел на Уллу немигающим взглядом, поглаживая пальцем торец огромного металлического фонаря. Этот взгляд, а особенно манера поглаживать фонарь, как любимое оружие, заставили ее занервничать. И, когда Вальдонне размашисто зашагал к ней, Улле понадобилась вся сила воли, чтобы не вжаться в стену.

Он не был похож на отца, жаждавшего посмотреть на свое дитя. Скорее это был хозяин, возмущенный вторжением в дом незваных гостей.

— Кто вы, черт побери?! — на безукоризненном английском спросил Поль. В его бархатном голосе едва слышался французский акцент.

Ошеломленная Улла молча смотрела на него. Когда он оказался рядом, стало видно, что кожа у него оливковая, загорелая, фигура стройная, с классическими пропорциями: широкие плечи, мускулистая грудь, тонкая талия и узкие бедра.

А лицо? У него было лицо демона. Лицо, от которого у каждого захватило бы дух. Мрачное лицо, от выражения которого в жилах стыла кровь.

Улла с замиранием сердца увидела, что глаза у него пронзительно голубые, составляющие странный контраст с черными ресницами и смуглой кожей. А губы… У нее пересохло во рту.

Описание Юлии оказалось слишком слабым. Перед Уллой предстал образец мужской красоты, бог среди смертных. При виде такой красоты другие мужчины начинают скрежетать зубами, а женщины падают в обморок. Короче говоря, Улла еще никогда не видела такого ослепительного красавца.

— Что за вопрос? — хрипло ответила она. — Вы прекрасно знаете, кто я такая. Юлия писала вам.

Но Улла уже понимала, что это бессмысленно, и догадывалась почему. Потому что ее кузина ничего подобного не сделала. Иными словами, поступила так, как поступала всегда, когда попадала в неловкую ситуацию: лгала, а потом убегала и пряталась. Это была ее давняя привычка, и глупо было ожидать от Юлии чего-то другого.

— Я знаю только одно, — ледяным тоном ответил Поль Вальдонне. — Вы не моя бывшая жена. Разве что она сделала пластическую операцию. А что касается писем, то, если не считать краткого сообщения о рождении дочери и столь же краткого извещения о том, что она прибудет сегодня, я не получал от нее ничего.

Улла, все еще ошеломленная его внешностью и чувствовавшая себя набитой дурой, пробормотала:

— Она никогда не любила писать письма…

Губы Поля насмешливо скривились. Осуждать его не приходилось: объяснение было весьма неуклюжее и не заслуживало ничего, кроме презрения.

— У нее есть кое-какие достоинства… Однако вы не ответили на мой вопрос. Кто вы?

— Ее двоюродная сестра, Улла Эстрем. — Она поставила на пол детское сиденье, сунула тяжелый пакет с пеленками под мышку и протянула руку. Когда ее не приняли, Улла смутилась и начала сбивчиво объяснять: — Я — тетя Хельги. Точнее, ну… не совсем. Юлия приходится мне кузиной, но мы с ней как родные сестры. Даже как близнецы. Понимаете, наши отцы были братьями, и мы родились в один день. Поэтому вполне естественно, что я стала ее дочери тетей…

— Мадемуазель Эстрем, вы всегда так мямлите, когда нужно ответить на простой вопрос? — требовательно спросил Поль, не сводя с нее глаз. — Или только когда нервничаете?

— Я не нервничаю, — ответила она, проглотив слюну и проведя кончиком языка по пересохшим губам.

— А следовало бы. После вашего приезда не прошло и минуты, а вы уже поняли, что кузина обманула ваше доверие. Только полный идиот может считать, что она способна перестать преподносить людям неприятные сюрпризы.

Их брак с Юлией был коротким, но это не помешало Полю хорошо ее узнать, мрачно подумала Улла. Понятно, почему она больше не может смотреть ему в глаза.

— Я могу иметь дело со всем, от чего Юлия отказывается.

— И я тоже, — ответил он. — Позвольте кое-что напомнить вам, мадемуазель Эстрем. На случай, если у вас есть желание участвовать в интригах, на которые Юлия такая мастерица. Я уверен, что она жаловалась на меня. Говорила, что я плохой муж. Но она и представления не имеет о том, каким грозным врагом я могу быть, если захочу. — Он подошел ближе и потянулся к детской коляске. — А теперь, когда мы все расставили по местам, я хотел бы познакомиться с дочерью.

Повинуясь инстинкту, Улла опередила его и оттащила сиденье в сторону.

— Она спит.

— Вижу. Но, поскольку я не ожидаю, что она захочет вступить со мной в светскую беседу, это не имеет значения. Пожалуйста, дайте ее мне!

— Здесь? — Улла обвела взглядом огромный вестибюль. С архитектурной точки зрения он выглядел величественным, но в качестве места трогательной встречи отца с дочерью оставлял желать лучшего. — Разве вы не приготовили детскую?

— В вашем распоряжении апартаменты, мадемуазель, — явно развлекаясь, ответил Поль. — Оборудованные по последнему слову техники. И не смотрите на меня так подозрительно. Я хотел подержать девочку, а не отдать ее на съедение волкам.

Улла перевела взгляд с лица Поля на его руки. Руки были сильные, но…

— Вы когда-нибудь держали ребенка? Знаете, это не то же самое, что держать сверток. Нужно поддерживать головку.

— Слышал.

— И держать крепко. Младенцы испытывают врожденный страх перед падением.

— Я не собираюсь ни ронять ее, ни отбирать у вас силой. Однако быстро теряю терпение. Мадемуазель, говорю в последний раз. Дайте ее мне.

Улла неохотно подчинилась. Поль взял сиденье и одним плавным движением поднял его до уровня груди.

— Ну вот, — тихо сказал он, не сводя глаз с маленького личика. — Значит, это и есть ребенок, которого я произвел на свет? Она маленькая.

Маленькая? Она красавица! Совершенство от голой макушки до крошечных пяточек! Если он может назвать ее маленькой, то ничего лучшего не заслуживает, о чем Улла с удовольствием сказала бы, если бы не боялась. Это явно не пошло бы ей на пользу.

— Как большинство младенцев, месье Вальдонне, — собрав все силы, ответила она.

— Догадываюсь. — Продолжая держать сиденье на уровне груди с такой легкостью, словно это была буханка хлеба, он медленно миновал вестибюль и вошел в левую дверь.

Улла пошла за ним и очутилась в приемной, обставленной с такой роскошью, что она внутренне ахнула. Улла достаточно часто бывала в музеях и могла по достоинству оценить высокий потолок, панели на стенах, выцветшие от времени ковры и обтянутые шелком диваны. Но эффект создавался не столько возрастом этих вещей, сколько сочетанием цвета и текстурой ткани.

— В чем проблема, мадемуазель Эстрем? — Поль остановился у камина и поднял брови. — По-вашему, это не тот дом, где ребенок может резвиться, не боясь разбить что-нибудь драгоценное?

Улла инстинктивно одернула свой дорожный костюм. На лацкане жакета красовалось пятно (во время полета Хельга срыгнула), а длинная юбка была измята.

— Вообще-то я подумала, что в такой комнате следует носить атласное вечернее платье со шлейфом, бриллианты и жемчуга.

— Такая возможность вам представится, — загадочно ответил он, — но сегодня достаточно и того, что на вас. Как вы, должно быть, заметили, я тоже одет не так, словно собрался в оперу.

Конечно, она заметила! Какая женщина в здравом уме и твердой памяти не заметила бы этого, столкнувшись со столь роскошным мужчиной? Голубые джинсы плотно облегали его длинные ноги. Наполовину расстегнутая рубашка обтягивала широкую грудь, обнажая бронзовую кожу, поросшую курчавыми темными волосами.

Поль с царственным презрением поставил сиденье на позолоченный столик, и Улла едва не заскрежетала зубами.

— Как снять эти пряжки?

— Здесь есть кнопка. — Улла шагнула вперед, расстегнула пряжки ремней безопасности, вынула Хельгу из сиденья, пока та не испортила драгоценный столик, и передала девочку отцу.

Поль держал ее как все неопытные папаши: прижав локти к бокам, вытянув руки и не догадываясь, что для ребенка куда безопаснее, когда его прижимают к груди. Он смотрел на девочку с таким сомнением, что об этом можно было написать тома. Почувствовав его неуверенность, Хельга проснулась и недовольно запищала.

Поль окаменел.

— О боже! Она извивается как угорь!

— Держите ее вертикально, — посоветовала Улла. — Так вам обоим будет спокойнее.

— Вот так? — Он нерешительно прижал Хельгу к груди и положил ее голову себе на плечо.

Словно почувствовав, что она дома, малышка повернула голову, прижалась личиком к загорелой шее и зачмокала губами.

Невольно тронутая этим зрелищем, Улла проглотила комок в горле и сказала:

— Именно так.

Он скорчил гримасу.

— Почему она слюнявит меня?

— Потому что проголодалась. — Улла кивком показала на оставленный в вестибюле пакет. — Там уже лежит готовая смесь. Если вы покажете мне кухню, я подогрею бутылочку и накормлю ребенка.

Поль показал на бархатный шнур, висевший рядом с камином.

— Вызовите мою экономку. Она подогреет бутылочку. А я, — ровно добавил он, — сам накормлю свою дочь. Мадемуазель, вы уже сделали свое дело, доставив ее сюда. Теперь я справлюсь сам.

В последний раз Уллу так властно отстранили от дела во время учебы в полицейской академии, когда она наступила на ногу начальнику.

— Ладно, — сказала уязвленная Улла и отвела душу, дернув шнур с куда большей силой, чем требовалось. — Раз так, пеленки тоже будете менять сами. На случай, если вы этого еще не почувствовали: она дует вам на рубашку. А заодно искупайте ее. Девочке понадобится ванна. Она и так целый день провела в аэропортах и на реактивном самолете.

Выражение лица хозяина стало комичным, но Улле было не до смеха. Она вспомнила предупреждение Юлии: «С самого начала настаивай на своих правах. Ему дашь палец, а он всю руку откусит».

— Возможно, сегодня я позволю вам позаботиться о ней, — проворчал Поль.

«Позволю»? Да как он смеет!

— Вы позволите мне заботиться о собственной племяннице? Большое спасибо!

Они долго смотрели друг на друга. Вдруг в воздухе что-то щелкнуло, и стало ясно, что за их соперничеством кроется что-то менее враждебное и более эротичное. Даже он почувствовал это.

— Прошу прощения, мадемуазель, — сказал Поль, сунул ей Хельгу и попятился подальше от этой внезапно вспыхнувшей вольтовой дуги. — Я не думал, что это так… так трудно. Пожалуйста, заботьтесь о моей дочери, как считаете нужным. В ближайшие недели у меня будет время поближе познакомиться с ней.

— Как хотите, — ответила сбитая с толку Улла.

Тут на пороге возникла пожилая женщина с добрым лицом и взяла инициативу в свои руки.

Поль тут же почувствовал облегчение и сказал:

— Это Ирен, моя экономка. Ирен, мать моей дочери все-таки не прилетела. Вместо нее прибыла мадемуазель Эстрем.

Если экономка и удивилась, то виду не подала: для этого она была слишком хорошо вышколена.

— Да, месье.

Он снова посмотрел на Хельгу, которая заверещала всерьез. Повысив голос, чтобы перекричать шум, Поль спросил:

— Мадемуазель Эстрем, сколько времени вам понадобится, чтобы уложить ее?

— Как минимум час.

Поль посмотрел на стенные часы с позолоченным маятником и объявил:

— Если так, то ужинать будем в половине десятого.

— Я предпочитаю перекусить у себя в комнате.

— Не испытывайте судьбу, мадемуазель! За сегодняшний вечер я и так достаточно уступал вам!

— А я добиралась сюда почти сутки.

Когда Поль стиснул губы, Улла подумала, что их перепалка продолжится. Но он шумно выдохнул и сказал:

— Вы правы. Я забыл об этом. Ирен, пожалуйста, покажите мадемуазель Эстрем приготовленные для нее апартаменты и удостоверьтесь, что у нее есть все необходимое.

— Конечно, месье. Раз уж я буду там, может быть, подать мадемуазель легкий ужин?

— Я сам скажу об этом повару. — Поль снова тревожно посмотрел на дочь. — Похоже, вам придется нелегко с…

— Ничего страшного. — Экономка улыбнулась Улле. — Пойдемте со мной, мадемуазель. Мы позаботимся о малышке.