Дар любви

6

Ей и самой не помешало бы легкое успокоительное. Улла с Хельгой на руках остановилась на лестничной площадке и ощутила на себе взгляды нескольких десятков глаз, следивших за каждым ее шагом. Испытание оказалось еще более суровым, чем она думала. Беседа тут же прекратилась, звон хрусталя и шарканье ног затихли.

Она задумчиво осматривала скопившуюся внизу толпу. Женщины казались экзотичными как бабочки; мужские костюмы были более строгими. Переливался и шелестел шелк, сверкали драгоценности. А единственным украшением Уллы были жемчужные шарики в ушах и браслет из фальшивых бриллиантов.

Она застыла на месте. Если бы не Поль, стоявший у подножия лестницы, Улла повернулась бы спиной и убежала бы в детскую. Оправдать ожидания ребенка было куда легче. Хельга хотела только двух вещей: чтобы ее кормили и укачивали.

Но Поль не сводил с нее глаз. Она видела его одобрительный кивок, теплый взгляд и улыбку. Это было достаточно, чтобы в ней проснулась гордость.

Улла вздернула подбородок и ответила на его улыбку.

Светло-серый костюм, серебристо-серый галстук и белая рубашка делали его неотразимым. А взгляд Поля говорил, что никого другого для него не существует.

Внезапно предсказание Ирен сбылось: мнение всех остальных значения не имело.

Улла продолжила спуск: ее путеводными звездами были голубые глаза хозяина. Когда она добралась до предпоследней ступеньки, Поль шагнул навстречу, взял ее руку и поднес к губам.

— Моя милая, — сказал он так, что слышала только Улла, — вы ослепительны! Само изящество!

Улла еще никогда не испытывала такого ликования. Ради этого человека она пошла бы в огонь и воду. Да, они знакомы меньше двух недель, ну и что? Время не имеет значения. Что такое века по сравнению с вечностью? Она знала его всегда. И ждала всю свою жизнь.

— Спасибо, — пробормотала она.

Поль слегка подмигнул и забрал у нее Хельгу. Девочка, облаченная в кружева, узнала отца и блаженно улыбнулась. Свободной рукой он взял Уллу за локоть и помог спуститься к гостям.

— Друзья мои! — гордо улыбнувшись, провозгласил он. — Позвольте представить вам мою красавицу дочь Хельгу и ее не менее красивую тетю, мадемуазель Уллу Эстрем!

Он говорил еще что-то. Про свою признательность Улле за то, что она привезла дочь, про его друзей, которые станут и ее друзьями, про свою надежду на то, что вилла станет ей родным домом, но Улла мало что слышала, поскольку в момент представления рука Поля властно обвивала ее талию.

Хотя это публичное выражение чувств льстило Улле, однако ей было не по себе. Слухи начались в день ее прилета на Мартинику; каждое его слово, каждое прикосновение только подливали масла в огонь.

Но это было еще не все. Когда дворецкий начал обходить гостей с подносом и предлагать им шампанское, Поль взял два бокала, один передал Улле, а второй поднял в воздух.

— Добро пожаловать на Мартинику, моя красавица!

Гости хором повторили тост, не сводя с Уллы глаз. Когда Поля облепили друзья, которым не терпелось посмотреть на девочку, Улла заметила Камиллу де Оливейра, что-то шептавшую на ухо женщине, стоявшей рядом. Улла была уверена, что ничего хорошего о ней эта змея не скажет. Правда, дружеская улыбка Алехандро отчасти искупила злой язык его жены.

Но окончательно Улла успокоилась, когда к ней подошла красивая немолодая женщина, тепло похлопала по руке и повела в толпу. Улла сразу перестала чувствовать себя на виду.

— Меня зовут Мадлен Мийо, — сказала она. — Догадываюсь о ваших чувствах. Я вышла замуж за местного жителя, приехала сюда из Франции тридцать четыре года назад и думала, что никогда не сумею вписаться в здешнее замкнутое общество, состоящее из иммигрантов. Как вы, должно быть, догадываетесь, все здесь потомки представителей захудалых испанских и французских родов, которым не повезло на родине. Едва ли этим следует гордиться, верно?

— Наверно, вы правы. — Улла так растрогалась, что поцеловала женщину в щеку. — Но люди одинакового происхождения тянутся друг к другу, а всем остальным приходится проявлять себя, чтобы быть допущенными в избранный круг. Такова природа вещей.

Мадлен засмеялась.

— Неплохо сказано! Пойдемте. Я познакомлю вас с моим мужем Эме. По делам его службы мы часто бываем в Швеции и любим эту страну. Вы ведь из Гётеборга, верно? Чудесный город. Удивительно уютный!

Эме Мийо оказался таким же обаятельным, как и его жена. Завязалась оживленная беседа, к которой постепенно начали присоединяться и другие.

— Как хорошо, что вы привезли Полю дочку и так замечательно заботитесь о ней, — заметила одна женщина. — Горничная говорила мне, что девочка плохо спит ночью и вы часами укачиваете ее. Малышке повезло, что у нее такая преданная тетя.

— Мало того. Поль больше не выглядит мрачным, — добавила Мадлен. — Бедняга сильно переживал из-за того, что не видел собственного ребенка. А теперь он стал похож на себя прежнего.

Камилла де Оливейра, присоединившаяся к группе, выбрала этот момент, чтобы вставить колкое замечание.

— Будем надеяться, что на этот раз он выберет себе ровню и не повторит ошибки. С чего он взял, что шведка сможет здесь прижиться?

Воцарилось смущенное молчание. Улле казалось, что оно длилось целую вечность, но вскоре беседа возобновилась. Мадлен неодобрительно поджала губы и увела Уллу на террасу, где стоял длинный стол с горячими и холодными закусками, а в серебряном ведерке со льдом остывало шампанское.

— Не обращайте внимания на ее слова, моя дорогая, — сурово сказала она. — Камилла недовольна тем, как сложилась ее жизнь, и не может вынести чужого счастья. А невооруженным глазом видно, что Поль счастлив. Впервые за долгое время.

Постепенно Улла познакомилась и с другими гостями, имена которых быстро вылетели у нее из головы. Хотя с ней обращались любезно, однако она была уверена, что в этом избранном кругу ей не место. Конечно, ничего подобного ей не говорили. Эти люди были слишком хорошо воспитаны, чтобы пялиться на нее в упор, но от их взглядов у Уллы горела спина.

Наконец к ней подошла одна женщина и задала вопрос, который, видимо, вертелся в голове у всех:

— Улла, конечно, мы очень рады познакомиться с вами, но что могло заставить мать расстаться с грудным ребенком не на день-другой, а на месяц с лишним?

Улла замешкалась с ответом. Она смогла дать отпор Камилле, задавшей тот же вопрос, но только благодаря присутствию Поля, который вовремя вмешался и разрядил ситуацию. Теперь же она была одна и чувствовала, что во второй раз ей так не повезет.

Пойманная в ловушку, она пыталась найти ответ, который мог бы положить конец сплетням. Если бы она сказала, что Юлия снова вышла замуж, занимается карьерой нового супруга и охотнее согласилась бы иметь дело с драконом острова Комодо, чем с бывшим мужем, это только подлило бы масла в огонь.

Она пожала плечами и промолвила:

— Наверно, вам следует спросить об этом Поля.

— Если люди не врут, то она просто не может смотреть ему в глаза, — сказала красивая молодая женщина с длинными черными волосами. Спорить с этим было невозможно. — Во всяком случае, я на ее месте не смогла бы.

Стоявший рядом мужчина нахмурился и чувствительно ткнул ее локтем, что означало «закрой рот». А жаль. Это был не первый намек на то, что Юлия в бытность женой Поля совершила нечто непростительное. Улле отчаянно хотелось узнать, что именно, но выпытывать эти сведения у незнакомого человека было не в ее правилах. Если здесь произошел какой-то скандал, то куда достойнее узнать об этом у Поля.

Улучив момент, когда гости занялись паштетом из гусиной печенки, копченым фазаном, горячими канапе с крабами и другими деликатесами, от которых бежали слюнки, она пошла искать хозяина под предлогом того, что Хельге давно пора спать.

— Я уже отправил ее наверх с Ирен, — ответил Поль, которого Улла обнаружила в дальнем конце террасы. — И собирался идти к вам на выручку. Вы еще ни разу не присели. У вас была возможность поесть?

— Нет, но я не голодна. Поль, кое-кто из гостей намекал, что…

— Я тоже. — Он достал из ближайшего ведерка со льдом бутылку шампанского и взял два чистых бокала. — Наступает мое любимое время, — сказал он и повел ее в сад. — Давайте найдем укромное место, где можно наблюдать за восходом луны и говорить спокойно. Место, где нам не помешают.

Но ничего не вышло. Дворецкий пустился за ними вдогонку и сказал Полю, что ему звонят.

— Наверно, нужно подойти, — извиняющимся тоном сказал Поль. — А вдруг Юлия наконец решила откликнуться? Подождите меня, милая, ладно?

Позволить, чтобы ее припер к стенке очередной любопытный гость? Нет уж! Она устала. Улла перехватила дворецкого и сказала:

— Когда месье Вальдонне закончит разговор, передайте ему, что я жду его на нижней лужайке.

Красивые фонарики, развешанные в кроне деревьев, освещали дорожку, усыпанную гравием, но Улла пошла по извилистой тропинке и вскоре исчезла в кустах и вьющихся лианах. Тропинка привела ее на узкую площадку над морем. Подобрав платье, она опустилась на траву рядом с высоким цветущим кустом. Наконец-то можно ни перед кем не оправдываться… Облегчение было огромное. Она перевела дух. Впервые за этот вечер.

В сумерках вода казалась почти черной, а небо, на котором блестели звезды, — светлым. Ароматный воздух застыл неподвижно. Негромкий рокот волн, набегавших на скалы, заглушал голоса, доносившиеся из дома.

Вот было бы хорошо, если бы все ушли и предоставили нам с Полем возможность насладиться вечером, подумала она.

Но в каждом райском саду есть свой змий. Стоило услышать несколько слов, как Улла вспомнила эту старую поговорку.

Скрип гравия под ногами предупредил Уллу, что она здесь не одна. Спустя секунду женский голос сказал:

— Если хочешь знать мое мнение, она спит и видит, как бы лечь с ним в постель! — Не узнать кислый тон Камиллы де Оливейра было невозможно. — И надеется стать следующей мадам Поль Вальдонне! По крайней мере, в той особе были огонь и шарм. Но эта… О боже, Айрис, это всего-навсего какая-то серая и скучная нянька из глухомани! О чем думает Поль, который обращается с этой девицей так, словно она что-то собой представляет?

— Может быть, она нежно его любит. А нежность ему не помешает. После того, что он вынес с Юлией.

— О господи, хоть бы она чем-нибудь отравилась! — злобно ответила Камилла. — Чем угодно, лишь бы сидела у себя взаперти. А еще лучше было бы, если бы она вернулась туда, откуда приехала.

— Похоже, она ему очень нравится…

— Просто Поль не оставил себе выбора. Ему приходится ее развлекать, так почему бы заодно не развлечься и самому? Хотя я не понимаю, о чем они могут разговаривать за пределами спальни.

— Не знаю, не знаю… Не похожи они на любовников, — задумчиво ответила невидимая Айрис. — Она показалась мне холодной и довольно высокомерной. Во всяком случае, я не могу себе представить, что с ней может быть весело в постели.

— Если понадобится, притворится. Господь знает, на что шли мы, когда пытались найти себе хорошего мужа.

Улла, ставшая невольной свидетельницей разговора, не предназначенного для ее ушей, вспыхнула от унижения. Но постепенно ею овладел ледяной гнев. На работе она, не моргнув глазом, выслушивала разговоры воров, сутенеров, проституток и других обитателей трущоб. Какого черта она прячется за кустом и позволяет двум с виду культурным, но крайне бесцеремонным женщинам трепать свое имя?!

— Может быть, я тупая и скучная нянька из глухомани, — выпалила она, выскочив из-за куста так стремительно, что Камилла и ее спутница вцепились друг в друга и испуганно вскрикнули, — но зато на меня никто не подаст в суд за клевету! А вам это грозит! Обеим! И я достаточно хорошо воспитана, чтобы не говорить гадости о хозяине, угощение которого вы ели и запивали его шампанским!

— Вы подслушивали! — воскликнула пришедшая в себя Камилла. — Да как вы смели?!

— Нет, это как вы смели?! — крикнула в ответ Улла. — Да кто вы такая?! Напыщенная дура, привыкшая судить о других по себе!

— Ах, так? — Улла была уверена, что маркиза побагровела. Ее вот-вот хватит удар либо инфаркт. — Сейчас же все расскажу Полю!

— Э-э… Не стоит. — Айрис взяла подругу за руку. — Все мы наговорили лишнего. Наверно, следует забыть о том, что этот разговор вообще имел место. Мне очень жаль, если мы вас обидели, мадемуазель Эк… э-э… Улла…

— Неправда! Вы жалеете только о том, что попались с поличным! — бросила Улла.

— Лично я ни о чем не жалею, — решительно заявила Камилла. — А вот вы, моя дорогая, пожалеете. Я — жена маркиза де Оливейра, а здесь это имя кое-что значит. И я позабочусь о том, чтобы двери домов, которые могли бы для вас открыться, захлопнули у вас перед носом!

Улла пожала плечами и улыбнулась.

— У меня тоже есть важные связи, так что едва ли. Впрочем, даже если и захлопнутся, меня это не волнует. Имеет значение только одно: на вилле Вальдонне мне рады и я могу оставаться здесь сколько захочу. Едва ли вы можете сказать о себе то же самое.

— Конечно, могу.

— После сегодняшнего маленького эпизода? — Она негромко рассмеялась. — Сильно сомневаюсь, маркиза!

— Давай уйдем, — взмолилась Айрис, дергая Камиллу за рукав. — Разве ты не видишь, что увязаешь все глубже? Если она расскажет Полю…

— Не расскажет, — фыркнула маркиза, позволяя увлечь себя к дому. — Гордость не позволит.

Увы, она права. Улла отряхнула руки, словно притронулась к какой-то гадости, и ее передернуло.

— Фу!

— Вот именно, — раздалось у нее за спиной, и на этот раз уже Улла вскрикнула от испуга.

— Зачем подкрадываться? — с трудом выдохнула она, когда из тени вышел Поль. — Вы напугали меня до полусмерти!

— Я не подкрадывался, — спокойно ответил он. — Это не мой стиль. Просто срезал угол. Вы же сами просили прийти.

— Но вы подслушивали!

— Да, и мне было очень трудно сдержаться. Я был готов прийти вам на выручку. — Его зубы блеснули в темноте. — Но этого не понадобилось. Вы прекрасно сумели постоять за себя.

Теперь, когда гнев Уллы прошел, ей стало неловко.

— Поль, я была очень грубой с вашими друзьями. Тут нечем гордиться.

Он поставил шампанское и бокалы на каменную кормушку для птиц.

— Милая, они смертельно оскорбили вас. Я не забуду этого и не прощу. Как вы думаете, с чего все началось?

— Вам не следовало обнимать меня за талию, когда я спустилась с лестницы. Это вызвало пересуды.

— Может быть, мне следовало поступить вот так? — Он шагнул вперед и жадно поцеловал ее.

Его губы были алчными и требовательными. Как можно было устоять, если она чуть не растаяла?

Он застал Уллу врасплох. Полю ничего не стоило раздвинуть ей губы языком и вызвать жгучее желание, которое так и рвалось наружу. А когда он провел ладонями по ее спине и крепко прижал к себе, это желание вырвалось наружу.

Его тело было возбуждено. Но если бы платье Уллы задралось еще выше, Поль понял бы, что изнывает от страсти не только он. Трусики Уллы промокли насквозь.

— И не так, — с трудом выдохнула она, когда смогла оторваться от его губ.

— Почему? Неужели мнение других значит для тебя больше, чем мое?

— Нет. — Улла отодвинулась, потому что такая близость мешала ей мыслить связно. — Я боюсь, что тебя влечет ко мне только потому, что я не такая, как Юлия.

Он негромко выругался.

— Черт побери, при чем тут Юлия?!

— Не знаю. Просто Камилла де Оливейра не единственная, кто намекал, что Юлия чем-то причинила тебе боль. И я невольно решила, что ты пытаешься выместить обиду на ком-то… менее опасном.

— Юлия не причинила мне боли, — сказал Поль с такой ледяной яростью, что Улла вздрогнула. — У нее не было такой возможности. Просто она вываляла в грязи наше родовое имя. — Он отвернулся.

— Как? — спросила Улла, вцепившись в его руку и пытаясь повернуть его лицом к себе. Мгновение назад он целовал ее так страстно, словно не мог насытиться. А теперь смотрел как на чужую. — Поль, что она сделала? Почему мне приходится расхлебывать заваренную ею кашу?

Он отстранил ее, поправил пиджак и одернул манжеты.

— Сейчас для этого не время и не место. Прошу прощения. Я забыл о своем долге хозяина.

— Не смей уходить от меня так, словно я дерзкая служанка! — гневно воскликнула Улла. — Черт побери, Поль, я имею право знать! Причем именно от тебя. Но если ты этого не сделаешь, я не постесняюсь спросить кого-нибудь другого!

Это заставило его застыть на месте. Он обернулся и посмотрел на нее с такой лютой злобой, что она окаменела.

— Только попробуй! Если тебе нужны ответы, то по окончании приема встретимся у меня в кабинете и я расскажу тебе эту постыдную историю. Но предупреждаю: тебе это не понравится. — Он снова выругался. — И, ради бога, перестань вздрагивать! Если уж я не поднял руку на твою обожаемую кузину, то ни тебе, ни какой-нибудь другой женщине на свете ничто не грозит!

— Я знаю, что ты на это не способен, — еле слышно ответила Улла.

Но говорила она в пустоту. Поль свернул на известную только ему тропинку и исчез.

— Можно было не стучать, — сказал Поль, когда она вошла в его кабинет. — Ты здесь живешь. Это твой дом. По крайней мере, сейчас.

Комнату освещал стоявший в углу торшер. Поль сидел в кресле с высокой спинкой, повернувшись лицом к открытому окну. Он снял пиджак, расслабил узел галстука и расстегнул воротник. На столе стоял коньячный бокал.

Когда Улла молча села в кресло рядом, он продолжил:

— Я решил, что ты передумала. Уже почти одиннадцать. Гости давно разъехались.

— В десять часов нужно было кормить Хельгу.

— А до того? Кое-кто из гостей остался на ужин. Почему ты не присоединилась к нам?

— Я… у меня болела голова.

Поль саркастически рассмеялся.

— Улла, неужели ты не могла придумать что-нибудь получше?

— Ладно. У меня не было аппетита.

— У меня тоже. Одного упоминания о моей бывшей жене достаточно, чтобы у меня началось несварение. Не говоря о необходимости вспоминать все ее выходки. Но обычная вежливость требовала не бросать гостей.

— Я понимаю, что расстроила тебя. — Улла закусила губу и посмотрела на Поля с тревогой. Чем вызвано его плохое настроение? Необходимостью говорить о Юлии? Или случилось еще что-то? — Честно говоря, я была по горло сыта твоими гостями.

Он взял бокал и сделал глоток, не сводя глаз с окна. Интересно, что он там видел? Звездное небо, его отражение в темной воде или призрак своего неудачного брака?

— Тебе не понравились все? Неужели среди них не нашлось человека, с которым бы тебе захотелось увидеться еще раз? Если так, то получается неловко. В среду Анфревили пригласили нас в мюзик-холл, а в понедельник нам предстоит обед у Мийо. Что им сказать? Что ты?..

— Не все, Поль. Мийо мне очень понравились. А вторую пару я просто не запомнила.

— Он — советник префекта, а она бывшая актриса.

— Ах да. Теперь вспомнила. Они тоже очень симпатичные.

Он позволил себе грустно улыбнуться.

— Значит, я правильно сделал, приняв оба приглашения? Ты не сбежишь из театра во время антракта и не исчезнешь по пути на обед?

— Конечно, нет! — Улла тяжело вздохнула. — Ты просил меня прийти сюда, чтобы поссориться?

Поль наконец повернулся к ней.

— Поссориться? С чего ты взяла?

Однако выражение его лица противоречило словам. Распухшие губы Уллы доказывали, что поцелуй ей не почудился. Она продолжала ощущать прикосновение его горячего жадного тела. Но говорил он как чужой. Голубые глаза были холодными. Поль весь соткан из противоречий. Лед и пламя… Его любовь может через секунду смениться ненавистью.

— Тогда в чем дело? — спросила она.

— Я понял, что избавиться от прошлого не так легко, как мне казалось. В последний раз я был в театре вместе с Анфревилями. Со мной была Юлия — как выяснилось, против своей воли. Она захотела уйти после первого действия. Я отказался идти с ней.

— И что было дальше?

Он пожал плечами и снова уставился в окно.

— Ты же знаешь Юлию. Если ей не идут навстречу, она устраивает сцену, не обращая внимания на окружающих и на то, где находится. Я не люблю, когда меня унижают на людях. И ясно дал ей это понять.

— А сегодня я ушла от гостей, и ты решил, что мы с Юлией сделаны из одного теста? Что за чушь! Во-первых, никто, кроме тебя, и не заметил моего отсутствия. Во-вторых, у меня действительно был повод. Вечер затянулся, а я обещала Ирен не задерживать ее допоздна. В-третьих, после стычки с Камиллой у меня действительно испортилось настроение.

— И напрасно. Тебе не следовало обращать внимания на ее слова. Она здесь никто.

— Тебе тоже не следовало обращать внимания на слова Юлии. Но прошло столько времени, а ты так и не сумел забыть…

— Она оставила после себя и другие шрамы.

Улла ожидала продолжения. Но его не последовало.

— Наверно, они были вызваны чем-то более серьезным, чем ссора в театре?

— Если постоянные супружеские измены можно назвать так, то да.

Она широко раскрыла глаза.

— У Юлии был роман?

— И не один. Первый — по крайней мере, первый из тех, о которых я знаю, — начался через четыре месяца после свадьбы. До того она только смотрела на мужчин, как умирающий с голоду смотрит в окно ресторана.

— Несколько романов? — Улла ощутила жгучий стыд. Как будто поведение Юлии было заразным и она была вынуждена отвечать за поступки сестры. — Поль, это… это ужасно.

— Хочешь сказать, что это для тебя новость?

— Конечно, новость! Мне и в голову не приходило, что она способна на такое! — Ой ли? — спросил ее внутренний голос. Даже тогда, когда Юлия сообщила, что вышла замуж через несколько месяцев после развода? Она отогнала от себя эту мысль и спросила: — Тогда почему ты так долго терпел?

— Потому что не верил в разводы. И считал себя виноватым в ее поведении.

— Почему? Неужели ты сам толкнул ее в объятия другого мужчины?

— Ну… не буквально.

— И что это должно значить?

— Я с самого начала понял, что мы не пара, и не делал из этого секрета. Терпел ее, не обращал внимания на то, что она чувствует себя несчастной, скрежетал зубами и пытался делать хорошую мину при плохой игре. А нужно было проглотить гордость, признать ошибку и принять единственно возможное решение.

— Ты не искал утешения с другой женщиной?

— Нет, — ответил он, не сводя глаз с темного горизонта. — Юлия наверняка говорила тебе, какой я ублюдок, но у меня есть свои принципы. Уважение к семейным узам — один из них.

— Я не верю тому, что говорят о людях другие. Предпочитаю разбираться сама. И считаю, что ты несправедлив к себе.

— Мне ничего не стоит доказать, что ты ошибаешься.

— Как? — В голосе Поля прозвучала такая мучительная боль, что у нее сжалось сердце. Он неохотно повернулся к ней. — Когда я уже после развода узнал, что Юлия беременна, то пришел в ужас. Мне не хотелось, чтобы ребенок, зачатый то ли с горя, то ли из сладострастия, то ли из того и другого вместе, связал нас навсегда.

— Я тебя понимаю. Каждое дитя должно быть плодом любви. Очень жаль, что так бывает далеко не всегда. Но ведь ты смирился с этой ситуацией.

— Не совсем. Честно говоря, я не хотел этого ребенка. Именно поэтому у меня не было желания присутствовать при рождении дочери или приехать раньше. Я предпочитал не обращать внимания на ее существование.

Эти слова прозвучали так вызывающе, словно он хотел потрясти Уллу чудовищностью своего греха. Увы, было слишком поздно. Несколько недель назад она могла бы поверить в его бессердечность, но теперь…

— Поль, имеет значение только одно: в конце концов ты не смог отречься от дочери.

— Не смог. Во мне проснулась совесть. Но я не мог почувствовать себя отцом. Точнее, не хотел. И именно поэтому решил, что должен увидеть ребенка и полюбить его, пока не стало слишком поздно. — Он устало потер лицо. — Теперь я знаю, что полюбил бы Хельгу даже в том случае, если бы мы встретились лет через десять-двенадцать. Разве может быть по-другому? Ведь она моя плоть и кровь.

— Ох, Поль… — У Уллы подступил комок к горлу. — Я знаю, что ты любишь малышку. Я следила за тобой, видела, каким становилось твое лицо, когда ты брал ее, и мне хотелось плакать.

— О господи… Почему?

— Потому что я видела много младенцев, которых некому было взять на руки. Никто не качал их, не покупал им одежду и игрушки. У некоторых были синяки на теле, сломанные руки и ноги, разбитые головы. Потому что озлобленные мужчины и женщины зверски избивали их.

Изумленный Поль широко раскрыл глаза.

— Ох… Как тебе удалось сохранить рассудок?

— С трудом. Однажды я ушла с участка и несколько часов бродила по городу, пытаясь успокоиться. Иногда я не могу уснуть, потому что стоит закрыть глаза, как оживают воспоминания об увиденном и мне хочется убить людей, способных на такую жестокость. Иногда чувствую себя такой никчемной, такой бесполезной, что хочется уйти от всего этого и больше не возвращаться. А иногда… — тут ее голос дрогнул, — все, что я могу сделать, это прижать больного ребенка к груди и следить за тем, как в нем угасает жизнь.

— О боже! — Поль соскочил с кресла, поднял Уллу и обнял так крепко, что у нее затрещали ребра. — Никто не должен терпеть такую пытку. Ни ты, ни ребенок!