«Если встречу на улице свою судьбу, непременно набью морду этой гадине!»
Пробуждение было ужасным: голова раскалывалась так, что казалось, мозг готовится взорваться в черепной коробке, сухость во рту ужасающая, тело не подчиняется и словно через вату доносится звук.
– Смотри на меня, я сказал! Открой глаза!
– Максим? – Вырвалось из моего горла хриплым сипом. «Неужели вернулся? Только почему всё так болит?» – вяло проползла мысль и я попробовала открыть глаза. Только в веки, словно песок насыпали и из глаз хлынули слёзы, принося облегчение глазным яблокам. – Максим. Ты вернулся? – В душе рвалось наружу обрадовано, а из губ сорвался недоумённый сип.
– Вернулся! А ты, я смотрю, не ждала, так? Смотри на меня, дрянь!
В этот момент я усиленно заморгала и через пелену слёз увидела наклоненное ко мне его лицо. Только радости на нём не было, нет! Увидела искажённое то ли яростью, то ли чем-то ещё так любимое мною лицо. «Да что происходит?» – недоумённо хотела спросить, но в этот момент поняла, почему так больно – он, сильно схватив меня за волосы, тянет вверх, застонав, я возмутилась: – Что ты делаешь? Мне больно! Отпусти!
– Больно? – И он сильнее дёрнул за волосы, отчего я не сдержала хриплого стона и слёз, которые с радостью пробежали по уже проторенным дорожкам на щеках. – Больно? Тварь! – И, наконец, отпустив волосы, грубо отшвырнул голову на подушку, в которую я уткнулась лицом. Поворочавшись, приподнялась. Он носился по дому, что-то где-то падало, слышались удары и ругань, а я непонимающе крутила головой.
«Почему я здесь? Сколько сейчас время?», но спросить мне Максим не дал. Выскочив из кухни, рванул ко мне, опрокинул на спину и, нависая надо мною, принялся обнюхивать. Начал с макушки головы, спустился ниже к шее, ещё ниже и резко подняв голову, схватил меня за шею, сжав. Я удивлённо на него смотрела, пытаясь вдохнуть воздух и цепляясь за его руки. Попыталась отодрать руку, сжимающую моё горло, но у меня не получалось и только мысль, что это наверное мой конец, придавала ещё сил: пытаться его поцарапать, отодрать ладонь. Сознание вот-вот оборвалось бы, но в этот момент его ладонь разжалась и я, закашлявшись, старалась вдохнуть, обхватив горло руками: вдохи получались рваными, хрипло выталкивался воздух обратно, но постепенно дыхание восстановилось.
– Ты с ума сошёл? – Вырвалось хриплое.
– Да! Да, я сошёл с ума. А я-то думаю: почему же моя жёнушка так резко охладела? Почему по телефону не слышу, как она скучает? А ты ведь не скучала? Нашла замену? Думала, будешь трахаться за моей спиной пока я в разъездах? Так, Лия? Распробовала со мной, понравилось, и пустилась во все тяжкие? – Он, то шипел, то кричал мне в лицо.
Я сидела, глядя на его, покрасневшее от ярости, лицо и только мысль: «Он сошёл с ума! Создатели, он сошёл с ума!», останавливала меня от ответных фраз. «Мне нельзя его сейчас злить», билось в голове, «иначе он меня в таком состоянии убьёт! Но Создатели, что же произошло? Почему он так кричит?». – Так вот сука, ты не угадала! – Уже тише, казалось бы, успокоившись, проговорил он. Только по опасному, яростному блеску в глазах, было понятно, что это не так.
Уловив момент, я попыталась отползти чуть дальше. Только сейчас заметила, что я обнажена.
– Что… – Но спросить не успела. Приняв для себя какое-то решение, Максим, резким движением протянул руку и стащил с меня крестик-артефакт. Он рванул шнурок вверх, запутывая его в волосах, но не остановился, а приложив усилия, дёрнул и вырвал вместе со шнурком запутавшиеся пряди. Я закричала.
Резко ухватив меня за подбородок, отшвырнул крестик в сторону и, наклонившись, прошипел мне в губы:
– Заткнись! Заткнись, иначе я за себя не ручаюсь! – И наклонив мою голову, уткнулся в мою макушку, задышав рвано, глубоко, явно наслаждаясь моим запахом. Только сейчас и я в полной мере ощутила исходящий от него мускусный, только его, такой родной можжевеловый запах с толикой шоколада. Вопреки всему случившемуся ранее, всей логике, захотелось уткнуться ему в грудь и дышать, дышать…
Не осознавая своих действий, потянулась вперёд, но тут же была отброшена его рукой на спину. Не церемонясь с тем, что мог вырвать мне руку из плечевого сустава, схватил за неё и резким движением, с рычанием перевернул меня на живот. Сжав, вздёрнул бёдра выше так, что я упёрлась в диван коленями.
– Сучка! – Он смял ладонью ягодицу, сильно шлёпнул по ней, вырвав мой вскрик, и тут же ввёл палец мне в лоно.
От неожиданности я замерла, но тут же начала брыкаться, пытаясь вырваться из захвата. Но у меня не было шансов: крепко зафиксировав мои бёдра рукой, второй схватил за волосы и вздёрнул мою голову вверх, так что я захрипела.
– Будешь вырываться – убью! – Припечатал он, и по клокотавшей в его тоне ярости и дураку было бы понятно – не шутит.
Замерев, я сжала зубы: только бы не взвыть в голос, только бы удержаться! Тело расслабила, и оно обмякло под ним. Поняв, что сопротивляться я больше не собираюсь, он в который раз, уже, отшвырнул мою голову в подушку. Только в этот раз я её не подняла. Вернувшись к прерванному занятию, он начал ритмично вводить в моё лоно палец и тело откликнулось!
Конечно, ведь моей волчице было плевать на душевные терзания человеческой стороны, она рвалась навстречу своему самцу, своей паре, скреблась изнутри так, что казалось, на коже выступят кровавые царапины.
– Шлюха. Какая же оказывается ты, шлюха! – Прорычал сзади Максим и, отпустив на несколько мгновений мои бёдра, видимо для того чтобы освободиться от штанов, он не церемонясь, зарычав зверем, одним рывком вошёл в меня. Крик я не смогла сдержать – боль пронзила лоно. Но, он никак не отреагировал, продолжая поступательно двигать бёдрами, входя так же глубоко.
– Давай же кричи! Как настоящая продажная тварь тут же увлажнилась для меня! Или ты так же увлажняешься, течёшь для всех? А, Лия? – Сильно обхватив бёдра руками, рывком ударил бёдрами, но в этот раз я, закусив губу, не издала ни звука, только ощущала солоноватый привкус крови. – Где же я так согрешил? Моя мать была шлюхой, но Создатели мне послали такую же пару! А, Лия? – И опять удар бёдрами.
Рыча, он стал двигаться быстрее и я, тихо поскуливая в подушку, еле сдерживала слёзы от его движений, от его слов – всё смешалось в ужасном коктейле боли физической и душевной.
От бушевавших внутри эмоций, мысли путались, сталкиваясь, не успевая оформляться, тут же заменялись новыми. Стиснула зубами край подушки, едва сдерживая рвотные позывы. В какой-то момент Максим задвигался так яростно, что казалось, моё тело не выдержит, но, зарычав он резко наклонился, обхватил моё горло ладонью и, подтянув вверх, сомкнул зубы на моём теле, между шеей и плечом.
Что-то хрустнуло… Проскользнула мысль: «сломал ключицу». Больше мыслей не было.
Судорожно дёрнувшись от пронзившей левую сторону плеча боли, открыла рот в немом крике. Казалось, весь плечевой сустав просто выдернули из положенного ему места, и руки больше нет.
Вспыхнув, боль огненной лавой растеклась на спину, грудь, сжав сердце в адских тисках, лёгкие суматошно сжались, отказываясь расширяться и втягивать воздух. Сколько длился мой персональный ад – не знаю, но громким набатом в ушах отозвался удар, затем ещё один и пришло осознание – сердце. Моё сердце бьёт колоколом в ушах, принося безумную головную боль. Не чувствуя себя, своего тела, упала безвольной, сломанной куклой вниз.
Я слышала, но не осознавала звучавшие прямо возле уха слова:
– Ты будешь моей персональной шлюхой! Никогда! Никогда ты не узнаешь, что такое быть матерью! Я не дам тебе и шанса этого узнать, а любого, кто окажется рядом с тобой в непозволительной близости, я порву на куски! На тебе моя метка и она будет намного лучше пояса верности, потому что каждому в стае я донесу мысль – не приближаться к тебе! От тебя будут шарахаться, как от прокажённой, но ты будешь жить! Жить здесь! И каждый раз послушно раздвигать ноги передо мной! Это единственное чего ты достойна!
Тишина. Благословенная тишина укрыла меня покрывалом. Никто больше не терзал моё тело, но оно всё равно конвульсивно поддёргивалось. «Я сплю или это беспамятство? Где я? Почему так больно?», левая сторона тела занемела. Я помню по медицинскому колледжу – это признак инсульта.
«Но у оборотней не бывает инсультов!», всплывает знание. «Тогда почему так больно?» И воспоминание: «Максим!» Всё случившееся обрушивается лавиной на сознание, которое корчится в муках, пытаясь закрыться, отторгнуть информацию. Но, стиснув зубы, я вспоминаю – «Этого нельзя забыть! Надо встать! Надо подняться!».
Рывок и подняла голову – казалось не шея, а тонкая ниточка, поэтому ей так тяжело. Рывок и села, сквозь пелену пытаясь осмотреться: я в своём домике, обнажена.
Мысль «почему?», тут же прогнала – не время, сейчас надо встать. Не получилось, тогда ползти! Скатываюсь с дивана и вскрикиваю, тут же взгляд метнулся к левой руке, но нет, на месте и даже видимых ран нет, тогда почему же так больно?
На четвереньках доползла до бытовой комнаты и, подтянувшись, включила кран с холодной водой. Засунув голову под струю, держала некоторое время, пока не почувствовала, что пелена забытья проходит и сознание начинает очищаться.
«За что-о-о?» всколыхнулось сознание и в этот момент ноги подкашиваются, и я чуть не падаю, в последний момент, успев схватиться за края раковины.
«Нельзя, нельзя мне впадать в истерику! Надо выбираться!» Выпрямившись, опираясь на раковину, посмотрела на себя в зеркало и тут же отвернулась. Пошатываясь, еле передвигая ноги и опираясь на стену, пошла на выход из дома. «Получается, мама была права? Оборотни – зло! Похлеще людей! Нельзя было приезжать сюда!
Мама всю жизнь меня прятала от них, и я же видела её после встреч с отцом! После каждого его отъезда на её теле были синяки, и она плакала, всегда! Но отец был слабым оборотнем, а Максим…
Он сам сказал: у него очень сильный зверь. И он решил меня полностью не только подчинить, но и сломать! Чтобы я никогда и не подумала сказать лишнего, чтобы я никогда и не посмотрела в сторону другого!» – единственное объяснение, которое у меня было после случившегося.
«Если мама смогла скрыться и скрываться каждый раз после отъезда отца, значит, он не смог её полностью сломать! Значит и я должна хотя бы попробовать. Мне надо бежать!», последняя мысль и я, наконец, открыла дверь на улицу.
Было, скорей всего, раннее утро. Пошатнувшись и ухватившись за дверь, вышла на крыльцо. Опираясь на перила, сделала шаг вниз, ещё один, и ещё… Нога подогнулась и я, кувыркнувшись, скатилась вниз. Вдох, выдох и ещё раз…
Приподняв голову, попыталась откинуть волосы, чтобы осмотреться, но не смогла. «Надо оборачиваться. Срочно! Регенерация пойдёт быстрее и станет легче.»
Волчица, забившись в угол сознания, поскуливала, так же как и я не понимая произошедшего, но она хотела жить и понимала, что без её помощи нам не выкарабкаться.
Дав мысленный приказ, начала оборот: привычная тянущая боль в мышцах и суставах сейчас сменилась на адскую, раздирающую каждую клеточку, выгибая тело и я, не сдерживаясь, закричала, выплёскивая боль. Крик сменился протяжным воем и затих. Волчица, слабо подрагивая, попыталась подняться на лапы, но не тут-то было – левая передняя лапа отказывалась подчиняться импульсам мозга: она просто не работала.
Но ничего, можно и на трёх лапах передвигаться, и регенерация оборотней в волчьем теле быстрее работает. Лапы путались и со стороны наверно казалось, что волчица сильно нализалась алкоголя. Шаг и ещё, шаг и ещё…
Лес встретил утренней прохладой и скрыл бедное животное. Через какое-то время по нему уже не шла, шатаясь, волчица, хоть и натужено, подволакивая лапу, но бежала. Какое расстояние преодолела? Казалось ничтожно мало. Отдав власть зверю, дала только ориентировку на становку. Там должны были оставаться мои вещи и кое-какие документы, которые когда-то спрятала. Даже Марта не знала о них.
«Сколько бегу? Час, два?» Мотнула головой, когда в сознании всплыли слова: «Никогда, никогда ты не узнаешь, что такое быть матерью! Я не дам тебе и шанса этого узнать!». Волчица, не подчиняясь мне, взвыла от душевной боли. «Нельзя! Нельзя! Могут услышать, перехватить!» и вой прервался на самой высокой ноте.
Дышать становилось всё тяжелее и дыхание с хрипом вырывалось из волчьей пасти, лапы подгибались – сил осталось на донышке и с каждым рывком вперёд, с каждым касанием лап земли и отрывом от неё оставалось всё меньше и меньше.
Почувствовав посторонний запах, волчица метнулась в сторону, но запах сместился ближе – самец. Из последних сил рванув вперёд, оглядываясь назад, не заметила оврага.
Лапы зацепились за что-то и, кувыркнувшись, волчица покатилась вниз, периодически ударяясь передней левой, отчего в глазах вспыхивали звёздочки, но сдерживая жалобный скулёж.
Достигнув дна, как по закону подлости рухнула на повреждённую лапу и уже сил сдерживаться не было: издав пронзительно звонкий визг, перетекший в скулёж, приподнявшись, еле освободила конечность. «Всё! А может и к лучшему? Может вот оно – освобождение? Не хочу бороться, устала, не буду – это больно!».
Человеческое сознание корчилось в душевной боли, пока волчица не поднимая головы, смотрела на приближающегося серого огромного самца. Мгновение и перед нею мужчина: уже не молод, но и не стар. Смотрит внимательно и подходит, стараясь не напугать, не делает резких движений.
– Тише, тише. Всё будет хорошо. – Слышится успокаивающий голос, и волчица не двигается, лишь следящие за мужчиной глаза, блеснув напоследок золотом, закрываются.
– Нет! – Пронзительный рядом вскрик и кто-то переворачивает тело волчицы. – Открой глаза. Я приказываю! – Подчиняясь ментальному приказу: глаза распахиваются. – Смотри на меня, послушай: ты должна обернуться! Слышишь? Нет! Не закрывай глаза! Ты же хочешь жить! Я знаю, я чувствую. Тебе надо вытолкнуть человеческое сознание на поверхность. Уступи ей, иначе она погибнет! Если она погибнет, то умрёшь и ты. Давай же, ты сможешь, я помогу. Давай! – И опять ментальный приказ. Ещё ощущение подпитки силой, но я не хочу.
Человек в сознании зверя хочет умереть, человек не хочет жить. А вот звериная часть хочет – это инстинкт и она уходит вглубь, выталкивая человека наружу. Человеческая часть сопротивляется, и боль прошивает всё тело, словно его подсоединили к высоковольтной линии.
«Наверное, ужасное зрелище», мелькнула мысль, потому что в борьбе были потеряны силы, и их не осталось на полный оборот. «Сейчас я наполовину волк, наполовину человек», промелькнуло и потерялось в новой вспышке разряда.
Собрав последние крохи, волчица вышвырнула меня на поверхность, сама заскулив, забилась в угол где-то там внутри. – Молодец! Какая же ты молодая, но ты умничка! Всё теперь будет хорошо, я постараюсь. Мы всё сделаем чтобы вытянуть тебя… – Он что-то продолжал говорить, но сознание отключилось, принеся, наконец, освобождение.