Дар полночного святого

1

Автомобиль въехал в ворота представительной виллы. В окнах горел свет, обнаруживая внутреннее убранство апартаментов: изящные занавеси, картины, что-то матово бронзовое, искристо — хрустальное, соответствующее понятию «роскошь».

Игорь помог Ане выйти, распахнул перед ней сплошь стеклянную двустворчатую дверь, на которой чудом держались выгнутые лебедиными шеями золотые ручки. Круглый холл обступили колонны светлого мрамора, зеркала отражали светящиеся гроздья ламп в канделябрах у подножия широкой лестницы.

Игорь, державший в руках собственное пальто и шубу Ани, вспотел здесь, в уютном уголке Западной Европы, было уже совсем тепло. Прохладную благоговейную тишину, чем-то напоминающая мавзолей, не нарушали звуки, присущие жилому помещению. Дом казался пустым. Аня застыла перед смотрящим на неё из зеркала отражением — левый глаз женщины почти скрыт набрякшим лиловым веком, в правом мечется паническая растерянность, не гнущееся колено обхватывает тугая повязка — несчастная беженка, чудом выбравшаяся из зоны военных действий.

— Это не я. И не Алина, — твердо сказала она, подводя итог самоанализу и трудному разговору в самолете, во время которого незнакомый господин пытался внушить своей спутнице мысль о помутнении рассудка.

— Ах, милая, ну что вы заладили? — Игорь повернул её к себе. — Такой пустяк — синячки, царапины. Через неделю все пройдет без всякого ущерба красоте. Отдохнете, придете в себя. Самое неприятное позади. К тому же, здесь хорошие врачи.

— Почему вы не слушаете меня?

— Потому что у вас стресс, переутомление. Потому что я отчасти виноват в этих ушибах… Потому что мне должны заплатить деньги за ваше сопровождение, черт возьми! Мне не поручали доставить в Ламюр сумасшедшую.

— В Ламюр?

— Вы не заметили, где мы приземлились и как проехали весь город? Игорь сокрушенно вздохнул. — Срочно в ванну и отдыхать!

— Я намерена поступить иначе. Где ваш шеф?

— Будет, будет. — Он посмотрел на наручные часы, и тут же издалека раздался мелодичный, раскатистый бой, словно ударили в литавры.

Из боковой арки появилась дама, похожая на депутата Госдумы — в строгом синем костюме и в очках. Она поздоровалась с прибывшими по-французски, взяла из рук гостя одежду, после чего с улыбкой подошла к Ане. Аня в недоумении посмотрела на Игоря, он кивнул и представил женщин друг другу. Причем Аню назвал просто «мадемуазель». А ей сказал:

— Это помощница шефа по хозяйственным вопросам мадам Берта Ферми. Английский знает совсем плохо, русский, вероятно, слышит впервые. Она будет заботиться о вас. Мне же пора откланяться. — Игорь забрал у мадам свое пальто и с явным облегчением кивнул Ане. — Всего хорошего, дорогая. Не раскисайте, возьмите себя в руки. Бывают переделки и покруче.

— Вы не вернетесь?

— Увы, другие планы.

— Как же я буду объясняться с ней? Мне надо срочно встретиться с шефом или кем-то из тех, кто ответственен за мой визит. Ведь некто хотел меня видеть?

— Для этого я и доставил вас сюда. Адью, уважаемая.

Откланявшись, Игорь поспешил скрыться. Женщина указала на широкую мраморную лестницу и поднялась на пару ступенек, жестом приглашая следовать за ней. Комната, в которую попала Аня, ждала гостью — здесь все располагало к удобному отдыху. Никто, однако, не стремился к встрече с прибывшей. Стало совершенно очевидно, что возлюбленного Алины пока здесь нет. Гостье предлагают отдохнуть, а утром, вероятно, состоится встреча. Алина, конечно же, уже сообщила своему Жанни о происшедшем недоразумении, и скоро все разрешится.

Сильная головная боль заставляла Аню часто прикасалась рукой ко лбу и пульсирующему ушибу. Сочувственно улыбаясь, женщина принесла ей болеутоляющее, а затем, используя жесты и английские существительные, объяснила: «Вначале ванна, потом ужин, потом сон». И показала на телефон, стоящий на тумбочке у кровати. Она предлагала позвонить. Но кому? Алине? Что происходит сейчас в Москве? Кто находится в квартире Лаури? Скорее всего — милиция.

Проглотив таблетку, Аня приняла ванну, и прилегла, закутавшись в велюровый халат, предусмотрительно оставленный на кровати. Она дремала, пока не появилась с подносом мадам Ферми. Плохо соображая что-либо, выпила теплое молоко с бисквитом. Женщина попыталась снять с кровати покрывало и протянула Ане кружевное ночное белье, но гостья не могла двинуться, снова проваливаясь в сон.

Утром, ещё не открывая глаз, она поняла, что в комнате солнечно матовый кремовый шелк задернутых штор весело светился. Так было дома — в её с Михаилом доме: мягкий зеленоватый полумрак от изумрудного бархата и пушистой лиственницы за окном. Здесь тоже воздух казался лесным — зеленый штоф мебельной обивки и верхних, изящно декорированных занавесей насыщал комнату летней свежестью. Аня вскочила и нетерпеливо отдернула шелк. Лиственницы не было. Внизу, на старательно ухоженных газонах цвели лиловые и желтые крокусы, а вместе с ними — более поздние маргаритки, веселенькие кустики розовых, малиновых, терракотовых бегоний. Тут же поднимались толстолистные кактусы и агавы, выстриженные, как цирковые пудели, кусты лавра и туи. Ах, Бог знает, что ещё цвело в этом незнакомом совсем весеннем саду, безлюдном и шикарном.

С необъяснимой легкостью на душе Аня огляделась. Заметила аккуратно разложенное на кресле белье — крошечную кружевную сорочку с длинным пеньюаром и не без удовольствия погрузилась в нежный, приятно пахнущий атлас — запах духов Алины все ещё преследовал её.

— Ах, так мы уже встаем! Поздравляю! — Осторожно приоткрыв дверь, показался солидный джентльмен в золотых очках, сером костюме, удачно и даже как-то элегантно облегавшем его массивную фигуру. — Я — доверенное лицо вашего друга и одновременно врач. У нас масса поводов для знакомства Этьен Джанкомо.

Господин говорил на английском. Аня протянула руку, смутившись от того, что принимает незнакомца в белье и не знает, каким образом представиться. Он и не ждал имени — коснулся губами протянутой кисти и обаятельно улыбнулся. — Очень приятно, мадемуазель.

Потом, как и полагается при визите врача, Аня сидела в кровати, а доктор сосредоточенно осматривал её ушибы, измерял давление, пульс, выслушал фонендоскопом и даже заглянул в горло. Все это — с внимательным выражением круглого румяного лица и нахмуренным лбом, на котором наискось аккуратно располагались редкие сивые пряди. Чем-то он напоминал того «доктора», который привел в чувство Аню по дороге в Шереметьево. Ей стало даже весело, словно начинался забавный спектакль. Во всяком случае, этот господин прекрасно говорил по-английски, Аня так же не утратила прежних навыков, и возможность объясниться наконец-то представилась. Но прерывать осмотр не стоило — она послушно следила глазами за блестящим шариком в руке доктора, касалась пальцами кончика носа, дрыгала ногой, когда молоточек стучал по коленке.

— Славная вещица: золото, рубин. Я не знаток, но этому брелку не меньше ста лет. — Заметил врач медальон.

— Верно — работа знаменитого Фаберже. Семейный талисман. — Аня потрогала висящее на шее украшение и подумала, что настала пора объясниться. Но доктор живо осведомился:

— Вы бывали уже в Ламюре? Ах, нет? Но ведь вы, вероятно, любите путешествовать?

— Разумеется. — Понимая, что доктор проверяет её память и речь, Аня подробно рассказала о зарубежных впечатлениях.

— У вас хороший английский. Школа, родители? — Осведомился Этьен Джанкомо.

— Нас хорошо учили. Я даже зубрила английских поэтов.

— И что же вы любите?

Аня на секунду задумалась и тут же механически продекламировала отрывок из «Ромео и Джульетты», тот самый, что давным-давно на даче читала Денису.

— Браво! — Порадовался доктор. — Проблем с памятью нет.

— Я чувствую себя неплохо, — согласилась Аня. — Только в моменты сильного волнения у меня бывает… бывает странное ощущение раздвоенности словно я вижу происходящее со стороны. Возможно, это последствия серьезного нервного потрясения, которое я недавно пережила.

— В данный момент я не обнаруживаю настораживающих симптомов. Не исключено легкое сотрясение мозга, невроз. Совет один — покой, слабенькие транквилизаторы, витамины. И, конечно, положительные эмоции.

— Спасибо. Значит, мне можно лететь?

— Лететь? О, только не сейчас. Вам необходимо прийти в себя, а потом уж заняться делами, ради которых вы прибыли сюда. Приятными делами! — Он с лукавой улыбкой похлопал её по руке. Аня выпрямилась.

— Господин Джанкомо, произошло недоразумение. Боюсь, вы заблуждаетесь относительно меня.

— Ну что вы, дорогая! У меня колоссальный опыт. Все будет нормально. Сопроводивший вас господин объяснил ситуацию предельно ясно. Досадная случайность. К счастью, обошлось без серьезных последствий. Ваш друг в курсе случившегося и принимает все необходимые меры, что бы поскорее разрешить ситуацию. Но у него небольшие проблемы. Ах, не смотрите так испуганно! Вы гостья, дама, и вас это совершенно не должно касаться. Гуляйте, читайте, наслаждайтесь французской кухней — в общем, отдыхайте. Синяки и ссадины пройдут через неделю. Вначале удовольствия — потом дела. Первая заповедь человека, находящегося на отдыхе. Тем более, для такой юной и прелестной особы. Хоть я и смахиваю на дядюшку Ноэля, но в душе — дамский угодник. — Доктор развел руками и сделал смешное лицо. — Буду навещать вас ежедневно.

— А моя мать в курсе? В курсе изменения моих планов?

— Естественно. Об этом совершенно не стоит волноваться. Ваши друзья уладят все вопросы.

— Мои друзья? — Аня ткнула себя пальцем в грудь. — О, нет! Вы ничего не поняли. У меня здесь нет друзей!

— Ну, значит, они появятся. Разумеется, дружеская преданность понятие относительное. Вернее делать ставку на любовь.

— У меня её уже нет.

— Милая, милая моя! Ну что за пессимистическое настроение? Небольшие трудности — и сразу слезы. — Доктор достал из кейса флакон. — Чудесные капли. Просто эликсир для восстановления сил. И физических повреждений. Он строго посмотрел на Аню. — Красоту необходимо оберегать. Это я уж как француз и отчасти итальянец вам советую.

Доктор ушел. Аня в отчаянии огляделась. То ли с английским у неё появились проблемы, то ли, действительно, с головой. Совершенно не понятно, что имел в виду этот человек, говоря о том, что им уже все известно. Кому и что? В конце концов, Алина наверняка приняла меры. Но что она сказала Верочке? Последнее время мать и так не сводила с дочери испуганных глаз, беспокоясь за каждый её шаг. Она будет в панике, пока не услышит голос Ани.

Код Москвы ещё с времен свадебного путешествия Аня помнила отлично. Вот и телефон пригодился. Мать оказалась дома.

— Господи, детка, ты где? Звонки были похожи на междугородку.

Аня лихорадочно соображала, что же известно матери, и что можно ей сообщить.

— А где Алина?

— Ох, и не спрашивай… Ее с мужем вчера арестовали. Ну, это пока для какого-то выяснения. Ты-то когда придешь?

— Мам, меня пригласили отдохнуть. Хочу недельку провести на юге. Извини, так получилось — не смогла предупредить… Завтра позвоню и все объясню подробней. Целую. — Услышав, как приоткрывается дверь, Аня положила трубку.

Это была мадам Берта с тележкой, загруженной «легким» завтраком. Прелестный сервиз, белый с золотом, славной округло-приплюснутой формы. Чайники, молочник, сахарница играли в солнечных лучах пузатыми боками. В корзинке красовались аппетитного вида булочки и круассаны с фруктовой начинкой. Тарелки с сырами и ветчиной. Салфетки, маргаритки в вазочке. Чудесный завтрак!

— Мерси. Тре бьен. — Аня с улыбкой кивнула и, когда женщина вышла, погрузилась в свои мысли.

… Алина и Денис в тюрьме. Да что же случилось?.. — Она не глядя откусила круассан — внутри краснели свежие вишни. И кофе оказался таким ароматным… «Значит, аппетит все же есть», — удивилась Аня, поймав себя на том, что впервые после больницы без всякого нажима и уговоров поглощала сыры и булочки. Вероятно, новый стресс подавил последствия прежнего. Клин клином вышибают. Теперь хоть не тошнит при виде кулинарных изысков и не тянет покончить счеты с жизнью. — Кому же звонить? — соображала она. Но ответа не было.

— Войдите! — Крикнула Аня на осторожный стук в дверь.

Вошла элегантная дама её возраста с пикантной стрижкой блестящих смоляных волос и ярко-зелеными глазами. Аня не видала ещё такого интенсивно-травяного цвета радужки.

— Добрый день, мадемуазель. Меня зовут Клер. Я агент дома моды Живанши. К нам поступил заказ на повседневный гардероб для молодой дамы. Мне пришлось подобрать несколько вещей из последней коллекции на свой вкус. Кажется, я не ошиблась, — ведь это для вас?

Аня кивнула, завороженно глядя в зеленые глаза.

— У меня цветные линзы, — объяснила Клер. — И парик. Таков обязательный имидж всех наших агентов.

— Очень стильно, — согласилась Аня. — Мне необходимы свитер и брюки. Немного белья… Туфли… В общем, на два-три дня.

— Великолепно! — Клер вкатила высокий кофр на колесиках с серебряными эмблемами фирмы по синей поверхности и распахнула дверцу. — Пожалуйста, примерьте.

— О, нет. Не сейчас. Это слишком много. Оставьте что-нибудь попроще. Только… у меня здесь нет денег.

— Заказ оплачен. — Девушка начала доставать элегантные вещи.

Аня выбрала брючный костюм из серой фланели в черно-лиловую клетку, черные брюки и такой же тонкий свитер с высоким воротником. Пришлось взять туфли на низкой подошве, плащ и какие-то парфюмерно-косметические мелочи. Ей не доставляло никакого удовольствия копаться в очаровательных безделушках, хотелось лишь поскорее отделаться от продавщицы и остаться одной. Что-то надо было обдумать, но что?

Аня категорически отказалась взять остальные вещи, озадачив девушку. Та пообещала явиться по первому приглашению, оставив каталог с телефонами.

Одевшись во все черное, Аня села у окна. Она — вдова, не отметившая ещё и сорока дней. Она нездорова и попала в затруднительное положение. А вокруг — пустота, чужой город, дом. Совершенно непонятные, ненадежные люди.

— Одинока! Совсем одинока, — поняла Аня, и сердце защемило. Как же хорошо было рядом с Михаилом, сильным, внимательным, нежным. Что за легкокрылое чудо — любовь. Как наивно рассчитывать на её постоянство… Как весеннее солнце — осчастливило и спряталось за тяжелые, хмурые облака. Потемнел газон, погрустнели могучие деревья, уже разнежившиеся в весенней благодати.

Аня открыла дверь и вышла в коридор — тишина, гулкий шаг по блестящему паркету, картины, закрытые двери. А вот гостиная — большой зал с полукруглым строем колонн и цельными, до полу, окнами эркера. Кремовые и золотые тона, мозаичный пол, небольшие ковры, изящная старинная мебель, множество ваз и цветов. Роскошная вилла. Неспроста Алина выбрала загадочного Жанни — этот джентльмен умеет жить со вкусом. Аня обошла зал, чуть прикасаясь кончиками пальцев к деревянной резьбе, часам, статуэткам. Она окунала лицо в желтые цветы, стоящие в широких, низких серебряных вазах и погружалась в воспоминания. Ее дом… Дом, построенный Михаилом для долгой и счастливой жизни. Кто теперь будет хозяйничать в нем? — Аня остановилась в посередине комнаты, подняв лицо к потолку — там, в центре лепного купола, искрилась хрустальная люстра. Что-то неуловимое обитает в этих роскошных домах, роднит их, словно членов аристократического клуба. Люстра, картины, полукруг высоких окон… Разве не таким был дом Ани? Разве не таких вещиц — дорогих, изящных, — касались её пальцы? Да точно таких! Таких! — Она рухнула в кресло, закрыв ладонями лицо. — Натуральное сумасшествие. Но приятное… Доктор Джанкомо дал хорошие капли — прошлое возвращается, но без зияющих ран, ужасов, крови. Глянцевая открытка знакомой рекламы — нечто твое и чужое, придуманное и реальное одновременно.

Аня вернулась в спальню и села возле телефона. Что же делать? Звонить в российское консульство не имело смысла. Как объяснить, что попала сюда по фальшивым бумагам в результате аферы, затеянной неким весьма влиятельным иностранным гражданином, чьей фамилии она даже не знала? Алину искать нельзя. Кто, кто поможет?

Раздался мелодичный звонок. Аня вздрогнула, отпрянув от телефона. Две, три, четыре призывные трели. Она медлила и, наконец, нерешительно подняла трубку, осторожно поднесла её к уху.

— Это ты? — прозвучало совсем близко.

— Я…

— Здравствуй, радость моя!

Аня захлебнулась воздухом, не в силах промолвить ни слова. Из прошлого, из её сказочного прошлого звучал чуть хриплый, бесконечно дорогой голос Михаила! Рука выронила трубку, поплыла вокруг зеленоватая карусель, Аня мягко упала на подушки, погружаясь в сладкое беспамятство.

2

Она проснулась бодрой и до вечера улыбалась. В просветленной задумчивости поглощала доставляемые Бертой блюда, послушно глотала капли доктора Этьена Джанкомо. Во сне видела сад и дом, рыжего пса и чьих-то галдящих детей. Но все это было томительно и приятно, как знакомая мелодия, звучащая в синих сумерках.

Утром у её постели вновь сидел доктор. На нем была нежно-голубая рубашка и цветной, изысканно-узорчатый галстук.

— Выглядите совсем неплохо, дорогая моя. Даже желтизна вокруг глаза вас не очень портит, — ласково присмотрелся он.

— Пустяки. Похоже на географическую карту южного острова.

— Или на мой галстук! — засмеялся доктор. — Голова болит?

— Нет… Но были галлюцинации…

— Кошмары?

— Скорее, наоборот. Я привыкну. Мне слышался голос дорогого, но умершего человека. Ведь это даже приятно? Правда, я, кажется, потеряла сознание. Или задремала.

— Этот голос звучал с небес? — Серьезно осведомился Джанкомо.

— По телефону! Без всякой мистики, уверяю вас… Я не испугалась. Скорее, была ошеломлена… Возможно, это был сон? Ах, сказочный сон…

— Нет, это не сон. Это галлюцинации. Современная медицина научилась дрессировать угрожающие фантомы сознания. Пейте капельки, и вам покажутся приятными даже видения из преисподней, — добродушно улыбнулся доктор и добавил, — шутка. Вообще-то я пришел вас порадовать… Обстоятельства вашего пребывания здесь, сами знаете, запутанные… Вашему другу приходится решать множество непростых задач. Но все постепенно утрясается… Бракосочетание состоится в субботу. Очень скромное, что вполне естественно при таких обстоятельствах.

— Через два дня!? Но ведь… Я же должна с ним увидеться до этого?

— С женихом? — Доктор пожал плечами. — Излишние хлопоты. Все будет оформлено, как следует.

— Послушайте, я прилетела из Москвы к своему другу три дня назад, и ещё ни разу с ним не встречалась. Это странно! — разгорячилась Аня, убедившись, что доктор все ещё принимает её за Алину. Но где же в конце концов этот чертов Жанни?

— Мой патрон прибыл в Ламюр лишь сегодня утром. И передал вам письмо. — Доктор положил на тумбочку запечатанный конверт. — Согласитесь, по телефону не выразишь всех теплых чувств… Мужчины, мадемуазель, чрезвычайно застенчивы и бывают неловки в изящных проявлениях…

Аня взяла конверт. Ни адреса, ни имени на нем не было.

— Позвольте откланяться. Не забывайте о лечении. До завтра. — Улыбка Джанкомо исчезла за дверью.

Аня достала листок. Вытянутые в линию строки с широкими, щедрыми интервалами между слов. Михаил любил масштабы, простор и не терпел никаких ограничительных рамок. Даже плотный лист благородно-серебристой бумаги торопился заполнить словами, как спешил застраивать заброшенные пустыри…

«… Дорогая, тебе понравился наш дом? Я очень старался угодить. надеюсь, мне всегда удавалось это. Вилла называется „Двойник“. Я здорово придумал? Теперь тебе не больно? Теперь ты поняла, как я люблю тебя? Умоляю, не поддавайся отчаянию. Все уладится. Обстоятельства непростые, но я с ними справлюсь. Ради нас, ради того, о чем мы мечтали…»

Аня пробежала письмо до конца и принялась читать вновь, роняя на листок тяжелые слезы. Откуда явилось это послание? Из тайников больного воображения, с того света, в котором обретают покой души? Неважно, — она слышала его голос, звучащий за редкими, летящими строчками. И она вновь любила!

«… Милая, у нас все будет отлично. Ни в чем не сомневайся, ничего не бойся. Я все время рядом. Я не оставлю тебя. Теперь мы, наконец, неразлучны.

Твой М.»

Губы Ани прильнули к письму.

— Не волнуйся, любимый… Твоя девочка не разрушит иллюзию, не порвет эту тоненькую связь. А если ты позволишь, она сделает шаг навстречу. Подскажи, как, — шептала она. — Где ты, Мишенька?

Она снова оглядела комнату и окончательно прозрела: письмо не лжет, это её дом! Картины, вазы, даже флаконы на туалетном столике — все так же, как было, как будет теперь всегда!

Пораженная неясной догадкой, Аня выбежала в коридор, поднялась по лестнице — да, так! Все именно так. Вот круглый кабинет с камином и вишневым ковром, вот зимний сад под стеклянным куполом, а вот, — она толкнула дверь, — Белая комната!

Снежный атлас с выпуклыми виньетками на стенах, версальская мебель, высокое окно. В центре — овальный стол и белая коробка с лентами… Конечно, конечно же, — флердоранж! Подвенечное платье! То самое… почти, почти. Даже ещё лучше — струящееся, прохладное, как альпийский родник… И цветы! В вазе — высокой и искристой, — белые гладиолусы, которые дарил невесте в Москве Михаил. В букете карточка: «До встречи, любимая. Второе апреля — наш праздник». Второе апреля? Да это же суббота — день свадьбы, о которой говорил доктор! — сообразила Аня и прижала ладонь к замершему сердцу.

Теперь она знала точно, что сошла с ума. Но ни на что на свете не променяла бы свое безумие. Она станет хитрой, она постарается скрывать от доктора галлюцинации, чтобы сохранить их себе. В субботу на том или на этом свете они встретятся с Михаилом, чтобы никогда уже не расставаться с ним. Если таков дар безумия — избавляться от него она не намерена. А если встреча с любимым означает смерть, — да здравствует смерть!

3

Дни пролетали незаметно — теперь с Аней были мечты. Надев светлый костюм, она гуляла по саду, улыбалась цветам, шепча: «Это наши цветы». Она с наслаждением исследовала дом, узнавая в нем каждую мелочь, сделанную или попавшую сюда ради нее… «Двойник» — отражение прошлого в таинственном зазеркалье.

— Рад видеть вас в полном здравии. — Доктор, явившийся в пятницу позже обычного, внимательно осмотрел пациентку. — Совсем другое лицо, — как у рафаэлевской мадонны — прямо светится тайной радостью. И весенний туалет чрезвычайно идет вам!

— Естественно, ведь я — невеста, и живу в доме друзей, — осторожно объяснила Аня.

Доктор рассмеялся:

— Излишняя скромность, дорогая моя. Вы — хозяйка. Фактически — все здесь принадлежит вам. Юридические формальности будут улажены очень скоро… А уж завтрашний день — забавная игра, и не больше. Ваш жених джентльмен. Ему можно доверять… Он — ирландский барон, имеет родовой герб и земли. Не пугайтесь журналистов, которые могут появиться на церемонии. Улыбайтесь и молчите — вы же не знаете французского. Кстати, ознакомьтесь вот с этим. — Доктор протянул сложенную вчетверо газету. На Аню смотрело фото смеющейся молодой женщины. Надпись гласила: «Барон Ноэль Эккерман Роузи нашел невесту в России». Снимок был достаточно четким, и Аня готова была поклясться, что уже видела это фото — Алина фотографировалась на террасе Ильинского.

— Где же портрет жениха? — Развернула газету Аня.

— Совершенно ни к чему! — Доктор смущенно фыркнул. — Ему совершенно противопоказана лишняя известность. Это понятно.

Аня кивнула. Пресса отражает лишь то, что угодно заказчику. Историю создают герои, а её версию для общественности — тот, кто сильнее, то есть тот, кто нанимает этих героев.

— Человек такого масштаба, как ваш покровитель, мадмуазель, сумеет «отредактировать» творческие изыски любого папарацци — на страницах светской хроники появится именно то, что ему будет необходимо.

— Выходит, своего жениха я увижу лишь завтра?

— Понимаю женское любопытство. Могу заверить — он вовсе недурен. На мой взгляд, правда, несколько молод.

Аня лишь шире распахивала глаза, но старалась молчать, не проявляя удивления. Безумие — странная вещь. Это как сон — в нем сплетаются самые неожиданные сюжеты. Стоит пренебречь бредом, чтобы выудить золотые слитки счастья.

— Понимаю, вы волнуетесь. В одиннадцать часов примите двойную дозу капель, вот эту капсулу, и к восьми утра будете выглядеть, как майская роза.

— В восемь?

— Да, в 8.30 явятся парикмахер и визажист. Туалет, насколько мне известно, одобрен вами.

— Платье выглядит чудесно. — Она сияющими глазами посмотрела на доктора, — конечно же симпатичный толстяк — добрый волшебник, руководящий всей чудесной игрой. — Я так благодарна вам, мсье Джанкомо.

— Этьен. — Дочь утверждает, что я далеко не старикашка.

— Вы очаровательны, Этьен.

— Вот и отлично. Думаю, когда-нибудь я буду врачевать ваших деток. Ведь вы доверите мне малыша?

— Только вам… Только вам, доктор, с мольбой посмотрела на него Аня. — Но вы не исчезните?

— Избави Бог. Имею прекрасный гороскоп и длинную линию жизни.

4

Аня поступила точно по инструкции Этьена: в одиннадцать, лежа в постели после ароматной ванны, проглотила необходимые лекарства и с удовольствием растянулась на широкой постели. — Завтра… Завтра случится нечто невероятно прекрасное, фантастическое… Она не волновалась, она предвкушала. Это немыслимо — все снова начнется со свадьбы! Впереди — целая жизнь… А если… — Аня села от страшной догадки. — Если таков неведомый смертным закон: все повторяется бесконечно, заново прокручивается один и тот же сюжет, завершаясь взрывом автомобиля… Очевидно, там, на московском заснеженном шоссе она умерла, а все последующее — жизнь после смерти. «И радость, и ужас будут повторяться до тех пор, пока ты не поймешь, где допустила ошибку и не сумеешь исправить ее», — шепнул зловещий собеседник, прячущийся в лабиринтах её воспаленного воображения.

«Совсем не страшно пережить беду, зная, что это лишь условие некой игры. Михаил гибнет, мы расстаемся, чтобы снова встретиться и пройти той же дорогой! — Спорил внутренний голос влюбленной женщины. — Я готова к испытаниям».

«Но каждый раз и боль, и ужас потери будут такими же. Ведь ты уже боишься потерять иллюзорного Михаила, а что будет потом? Каково ему — снова и снова пережить кошмар преждевременной смерти?» — пытал её вопросами неведомый злодей. — «Ты быстро поддалась чарам, дурману прекрасной лжи. Ты позволяешь фантомам заманить себя в ловушку и даже не пытаешься искать правильный выход. А ведь именно для этого даются человеку испытания».

Аня запуталась. Не было никого, кто мог бы помочь ей. Но ответ есть, он совсем близок, чувствовала она. Надо лишь сосредоточиться и ждать, прислушиваясь к себе.

Тикали часы, нанизывая на нить вечности бесконечную чреду минут, ровных, кругленьких, как жемчужины. Аня не спала — её сознание сконцентрировалось в крошечной ослепительной точке. Так фокусируется солнечный луч, пройдя через линзу: светящаяся искра блаженного ожидания.

Дверь тихо скрипнула, что-то прошуршало совсем рядом. Заслонив мягкий свет из окна, над Аней склонился темный силуэт. Она затаилась, слыша, как громко колотится сердце. Человек замер, прислушиваясь. Но, видимо, не услышал ничего, кроме ровного дыхания спящей. Щелкнула зажигалка, запахло воском, кожа ощущала язычок свечи, трепещущий у лица. И дыхание — такое знакомое, чуть присвистывающее дыхание…

Она подняла веки и оцепенела. Серые глаза Михаила смотрели на нее. В огромных черных зрачках плясало отражение пламени, и было в них нечто тревожное, опасное, пугающее… Не так-то легка встреча с потусторонним. Аня охнула и зажмурилась. Дуновение — свеча померкла. Скрипнул паркет, затем дверь — мягкие, едва слышные шаги затихли вдали.

— Постой! Я больше не боюсь. Не уходи! — Аня рванулась вдогонку. Перед ней во тьме коридора, слабо колебалось золотистое свечение, исчезающее за поворотом.

— Михаил! — Только тишина в ответ — мирный сон пустого дома.

«Я не остановила его! Ни о чем не спросила и ничего не сказала… Ведь он приходил неспроста. Он подал мне знак! Господи! — Сев на кровати, Аня сжала голову. — Что же я должна понять, как поступить, чтобы не допустить прежних ошибок? Ну подскажите мне, силы небесные!» — Она механически схватилась за медальон, висящий в вырезе ночной сорочки. На задней стенке овального золотого брелка, в хитросплетении гравировки были различимы крестик и мелкая вязь — «Спаси и сохрани». Может быть, все-таки нужна вера? Причастия, исповеди, венчание в церкви? — Если так, то теперь я верю! — Аня неумело перекрестилась.

Верочка в церковь не ходила, а молилась потихоньку на доставшуюся от тетки иконку Богоматери. Михаил с усмешкой называл себя атеистом. И как-то сказал: «Это не так уж страшно. Атеизм отрицает не только Бога, но и сатану. Ничего нет, кроме человека. Но человек может стать всем!».

«Господи! Михаил поймет, или понял уже, что ошибался! Он исправит ошибку, он щедрый и добрый. Не надо больше мучить нас…» — взмолилась она и прислушалась, ожидая ответа. Все так же с легкими ударами отскакивали жемчужины минут и где-то далеко в спящем городе, выли сирены торопящихся машин — пожарных или скорой помощи. Они то удалялись, то возникали вновь с другой стороны: кружили где-то рядом, и казалось, круги сужаются!

Может, это и есть ответ? В Москве, на месте происшествия, сколько стояло их — в копоти и в гари, — среди испуганно-любопытной толпы. Аня пробивалась сквозь оцепление, крича: «Я жена, жена!» И повисла на руках милиционеров, не подпускавших никого к удушливо дымящим останкам «мерседеса».

«Вдова, деточка ты моя…», — прижала её к себе подоспевшая мать, стараясь заслонить копающихся среди искореженного металла людей в одежде пожарных… Острая боль пронзила живот, Аня скорчилась и погрузилась в темноту…

«А замужем тебе не бывать…» — вспомнила она, придя в себя на больничной койке, пророчество уличной нищей. Это случилось в разгар её романа с Михаилом, — выпрыгнув из автобуса, Аня нечаянно толкнула старуху, и пока собирала вывалившееся из её кошелки на мокрый асфальт тряпье, краем уха слышала злобное карканье: «Не жди счастья, бедовая. Не жди. Ни счастья, ни мужа тебе не видать»…

Может, это не досадная случайность, а самое что ни на есть пророчество? Она не послушалась, стала женой. А потом — вдовой.

«Выходит, ошибка в свадьбе? В самом начале рокового пути?! Так вот в чем все дело! — Вдруг осенило Аню. — Я должна уйти с его дороги. Принести жертву. И тогда — все будет по-другому! Я должна разорвать замкнутый круг. Михаил явился и ушел, подавая знак свечей. Он показывал, что должна уйти из этого дома и я! Он приходил тайно — значит, не хозяин тут. А хозяин, затеявший жуткую игру — сатана!».

Она схватилась за стакан — зубы лязгнули о стекло, тело сотрясала дрожь. Быстрее… Успокоительные капли, еще… Накинула плащ, выскользнула в коридор, сбежала по лестнице в холл — яркий и пустой. Берта не сможет удержать её — она всего лишь прислуга. Но пожилая дама не появилась, а в стеклянных дверях вообще не было замка. Однако, толстые дверцы не открывались, словно намертво вросли в золоченую раму. Тогда Аня свернула в арку, за которой начинался полумрак тихих комнат. Миновала коридоры, кухню, даже в свете фонарей, падающем из окон, показавшуюся знакомой. Прошла через сумрачное полуподвальное помещение с мигающими глазками отопительной установки, толкнула едва заметную дверь — и оказалась в свежести весенней ночи, омытой мелким, сетчатым дождиком.

Это было так неожиданно и приятно, словно кто-то одобрительно погладил беглянку по голове. Теперь она и вовсе не сомневалась — размашисто шагала по дорожке, ведущей в глубь едва одетого зеленого сада. Услышала стук каблучков — и только тут поняла, что выскочила в белых туфлях на тонких высоких шпильках, приготовленных к свадебному платью. Подсвеченный фонарями сад был похож на Парк культуры, приготовленный к массовому гулянью, — даже струи в искрящемся сквозь кусты фонтане наливались попеременно рубиновым, изумрудным и сапфировым сиянием. С веток капала и, кажется даже, приятно звенела вода.

Аня мысленно заготавливала английскую фразу, обращенную к сторожу или охране, но никто не преградил ей путь. В воротах, очевидно, предназначенных для хозяйственных нужд, оказалась калитка, замок которой имел удобнейший шпингалет. Открыв его, хозяйка виллы или пленница беспрепятственно оказалась на улице. Значит, она верно истолковала знаки, поданные Михаилом — его зовущую, удаляющуюся по коридору свечу.

Переулок, освещенный фонарями и окнами вилл, был безлюден и мокр. Проехал мимо и нырнул в ворота своего дома автомобиль, полный музыки и комфортабельного благополучия. Аня отступила в тень кирпичной ограды и поняла — её прогулка никого не беспокоит — ни редких автомобилистов, ни группу подростков, в обнимку, с улюлюканьем пронесшихся на роликах посередине улицы. Аня двигалась в сторону какой-то магистрали — оттуда доносился шум машин и в небо поднималось яркое свечение от вывесок и реклам.

Она увидела не слишком многолюдную улицу. По водостокам небольших трех-четырехэтажных, вплотную друг к другу прижатых домов, стекала вода. В блестящем тротуаре отражались пестрые огни витрин. Откуда-то пахло вареными креветками, где-то за окном ухали басы джаза, обнимающиеся пары прикрывались зонтиками. Аня попыталась прочесть названия улиц на белых табличках, но они ни о чем ей не говорили, ничего не подсказывали. Указатели над магистралью отсылали водителей стрелками в разные стороны. Она постояла на перекрестке, следя, как разбегаются в известном им направлении машины, словно в игре, правила которой ей никто не объяснил. Странный, чужой мир, не имеющий никаких ориентиров, ни одного указателя, ведущего к покою и пониманию.

Французские слова «Морской променад» вдруг привлекли Аню. Да ведь здесь и правда должны быть гавань, порт, набережная… Море… Всегда казалось, что оно дружелюбно, приветливо. Могучий, мудрый покровитель. Это, конечно, синие просторы Адриатики или Эгейского моря. А здесь? Аня напрягла память. Северное море, пролив? Какое это имеет значение — в лицо повеяло солоноватой свежестью — и она пошла прямо к ней, к неизвестному великану, ворчливо ворочающемуся в темноте.

Вот оно! — Смоляная, взъерошенная ветром равнина. Остро пронизывают ночной мрак прожектора, у причалов покачиваются на черных волнах яхты и катера в полной оснастке. По набережной под зонтами прогуливаются люди, проносятся на роликах все те же оголтелые от переизбытка сил подростки. Чья-то собака без любопытства обнюхала подол нового плаща одинокой девушки и, дернувшись на поводке, последовала за хозяевами.

Аня подставила под дождь лицо, чувствуя, как стекают по щекам за воротник прохладные струйки. Так бы стоять и стоять, принюхиваясь к запаху мазута и водорослей, позволяя мокрому ветру трепать волосы. А дальше что? Ждать, пока разверзнутся небеса и глас Всевышнего даст мудрые распоряжения? Да не сон ли это? Она ущипнула запястье — больно. Потрогала разбитое колено — корочки на ссадине ещё не отпали. Но почему же тогда не страшно? Почему не охватывает паника, не кидается беглянка, очертя голову, к первому же полицейскому, чтобы перебросить на других, более здравомыслящих, груз непосильной головоломки?

Аня поняла, что давно уже смотрит на неоновую рекламу — голубой пингвин держит рожок с трехцветными шариками. Да это же «Фарцетти» — столь любимое Алиной мороженое! Знакомый, милый пингвин!

5

Она распахнула стеклянную дверь — узкая лестница круто спускалась вниз. Там оказалась полная дыма, грохочущая рэпом комната со стенами из красного кирпича и огромными плакатами экологического содержания на них. Молодежь панкового вида толпилась у стойки, танцевала тесным стадом в центре зальчика, курила и распивала нечто за маленькими пластиковыми столиками. Странное место указал заблудшей душе перст судьбы. Пить! Конечно же, в горле давно пересохло от жажды. Как восхитительно пенится «Пепси» в высоких стаканах! Приблизившись к стойке, Аня механически обшарила карманы плаща и растеряно присела на табурет. Если это и сон, то противный. Новый плащ и ни единой монеты. Нет даже носового платка, чтобы промокнуть лицо и, естественно, никаких документов. Закрыв глаза, она тихо застонала.

— Мадемуазель плохо? — осведомился кто-то за спиной.

— Я не говорю по-французски, — чуть слышно отозвалась она.

— Английский?

— Да. — Аня страдальчески посмотрела на собеседника. Он был тоже мокр, с почерневшими от воды плечами куртки и падающими на лоб темными завитками. По мокрой пряди сползла капля, упала на крупный горбатый нос и повисла на кончике. Незнакомец смахнул её тыльной стороной ладони. Все это Аня видела подробно и обстоятельно, будто снятое рапидом.

— Вы потеряли кошелек? Позвольте заказать что-нибудь?

— Я случайно надела новый плащ… «Пепси», пожалуйста.

— Не советую. Вы сильно озябли. Простуда обеспечена. Не стоит так легко одеваться — вечера здесь ещё прохладные.

Аня проследила выразительный взгляд незнакомца и торопливо запахнула полы плаща. Только сейчас она заметила, что одета лишь в коротенькую ночную сорочку.

— Я вышла второпях.

— Бывает. Недавно я сел за руль, вы не поверите, в одном банном полотенце на бедрах. Здесь это, увы, не принято — ведь вы приезжая? Незнакомец что-то сказал бармену и перед ними появились два стакана с соломинкой.

— Угадали. — Аня потянула напиток. — Приятный.

— Главное, — безвредный и согревает. Здесь, в основном, собираются «зеленые». Все коктейли — экологически чистые и слабоалкогольные.

— Приятно слышать. Оказывается, ещё существует на этом свете что-то безопасное.

— Жить вообще вредно. Что бы мы не предпринимали, это будет лишь шажок к финалу. Фокус в том, что бы двигаться энергично, но не торопиться. Сядем за столик? Может, взять тебе что-нибудь еще, — бисквит, печенье? Предложил парень.

— Я не голодна. И уже согреваюсь, спасибо. Пришлось очень кстати.

Они сели за столик возле плаката, изображающего ядерный гриб в виде цветной капусты. Или наоборот.

— Ты — полька, я угадал? — мужчина откинул пятерней мокрые волосы. Ему было не больше тридцати — тридцати пяти.

— Русская. Ты местный?

— Хм… У меня здесь гастроли… Тони. Тони Фокс.

— Энн. Путешественница. — Аня засмеялась: все, оказывается потрясающе просто. Она — обыкновенная путешественница! Познакомилась в баре с молодым человеком, рассчитывающим на интимное продолжение вечера. А он совсем не противный, даже, можно сказать, милый. Не лезет с пошлостями, и этот интеллектуальный иудейский нос… Опустив веки, она совершила несколько круговых движений головой — популярное упражнение для разминки шейных позвонков. Как приятно поплыло в голове… И подвальная комната оказалась не такой уж убогой, а в сигаретном дыму появилось нечто загадочное. Вроде театрального тумана, окутывающего поэтические декорации. «Тает луч пурпурного заката, сединой окутаны кусты…» — нараспев продекламировала Аня и предложила:

— Может, потанцуем?

Тони с сомнением пожал плечами:

— У тебя чересчур экстравагантный прикид даже для такого заведения. Меня здесь многие знают, начнут приставать, задавать вопросы… Мы ведь не хотим отвечать, правда?

— Ну почему же? Уже несколько дней я только и мечтаю о том, чтобы излить душу кому-нибудь… Ты детектив, верно? Я сразу догадалась — синяя куртка и о-о-ч-чень внимательный взгляд. — Она подняла руки. — Можешь обыскать — документов при мне нет. Я — никто.

— Не прочь с тобой побеседовать, детка. Но, похоже, у тебя скоро возникнут проблемы. Ты что-то подмешала в коктейль? Я и не заметил, черт! Это была таблетка?

— Никогда! Я вообще практически трезвенница, а таблетки глотаю только от нервов. — Язык Ани здорово заплетался.

— Сегодня глотала?

— Много. Перед сном. Завтра у меня свадьба… Ох… — Она скривилась и жалобно взглянула на «детектива». Рот наполнился слюной, тошнота подступила к горлу. — Меня мутит. Прости.

— Пошли на воздух. Здесь настоящая душегубка.

Подхватив нетвердо ступающую девушку, Тони вытащил её на улицу. Дождь не прекращался, набережная опустела. Большие цветочные кашпо вдоль тротуара были похожи на урны.

— Отвернись! — Аня согнулась над кустиком какой-то зелени, сплевывая горечь. Рвотный спазм прошел. — Уже легче. Я беременна, — с радостью сообщила она, вдруг вспомнив, отчего так слаба. — Меня все время мутит и ужасно хочется спать.

Она покачнулась. Тони успел подхватить оседающую на асфальт девушку.

— Тебе пора домой. Эй! — Он встряхнул её. — Назови свой адрес, детка.

— Цветной бульвар… Второй этаж, вход со двора… — по-русски пробормотала Аня и мгновенно отключилась.

7

Она открыла глаза от луча яркого солнца, лежащего на подушке. Комната маленькая, обшитая красным деревом, на окне клетчатая сине-зеленая шторка, нанизанная на латунный прут. Покрытый синим ковролином пол выглядит неустойчиво, за стеклом качается полоска далекого берега. По свинцово-серой, тяжелой воде идут пологие, закипающие белыми бурунами волны. Она села, стараясь сосредоточиться. И вспомнила то, как шагнула во мрак за мерцающей свечой Михаила. Значит, он здесь! Неизвестное судно уносит их в просторы небытия… Глупости! Все реально — и фотография пожилого джентльмена в овальной рамке, и брошенный в кресле плащ из торгового дома Живанши. Персиковая кружевная рубашечка — её принесла мадам Берта вместе с пеньюаром… Свадебные туфли, ещё мокрые от дождя… Дождь… Точно, когда она сбежала из дома, шел дождь, а что потом?

Надев туфли и плащ, Аня поднялась по узкой металлической лестнице. Перед ней белела залитая солнцем палуба яхты. Ветер подхватил и растрепал волосы, захлопал полотняным тентом, натянутым над кормой. Аня двинулась вперед и недоуменно остановилась: за столиком, покрытым белой скатертью, в удобном плетеном кресле сидел человек. В одной руке — чашка кофе, в другой — шелестящая на ветру газета. Совершенно незнакомый мужчина.

— Эй, ну что ты там прячешься? — не оборачиваясь к Ане, крикнул он. Я вижу твое отражение в кофейнике.

Аня подошла, разглядывая незнакомца.

— Добрый день. Кто вы?

Он поднял желтые птичьи глаза. Они потому, наверно, казались птичьими, что были посажены глубоко и близко по сторонам тонкого крупного носа. И глядели настороженно.

— Да ты, Энн с Цветного бульвара, я вижу, совсем плоха. Садись, начни с кофе. Здесь, в корзинке, сендвичи. Извини, я приготовил завтрак небрежно. Сыр малость засох.

Аня присела, придерживая на груди крупные лацканы.

— Мы знакомы?

— Напоминаю: Тони Фокс. Но не полицейский, как тебе хотелось. Скорее, носильщик — волок тебя до яхты не меньше часа. Ты вовсе не пушинка, милая.

— У меня абсолютно стандартный вес. — Она жадно отхлебнула горячий кофе. — Зачем ты меня тащил?

— Должен был бросить? — Он прищурился. Ресницы у парня были совсем светлые и рыжие, а всклокоченные ветром кудряшки — темно-медного окраса. Ты даже не вспомнила свой адрес. А ещё говорила, что беременна и у тебя сегодня свадьба.

— Свадьба! Да. В восемь тридцать придет парикмахер и визажист.

— Опоздала, милая. До берега полчаса и до церкви не близко. Обидно. Какой-то малый сейчас рыдает в жилетку, а полиция сбилась с ног. Смотри, он положил перед Аней газету, ту самую, что показывал доктор. — Сообщение о бракосочетании. На фото ты выглядишь получше. Да, жаль мне господина барона. Полагаю, ему, как дворянину, следует застрелиться — такой конфуз!

— Ты прав. — Аня уронила чашку и с трудом поднялась. — Мне необходимо немедленно вернуться.

— Решила не огорчать жениха? Вы что, вчера поссорились?

— К черту свадьбу. Мне надо в полицию. Разворачивай корабль.

— Ха! Здорово командуешь. Сожалею — у меня другие планы. Не рвусь к блюстителям закона. Даже, можно сказать, избегаю встречи. Вот идиот! И зачем только приволок тебя… Надо было оставить в том вонючем подвальчике, где ты наклюкалась.

— За меня заплатят хороший выкуп. — Взмолилась Аня. — Прошу тебя, вернемся.

— Н-да… — Тони вновь развернул газету. — Этот барон Ноэль Эккерман Роузи, разумеется, аферист. Даже фото отсутствует. По-моему, мафиозные делишки. Ты уверена, что хочешь расколоться копам?

— Господи, я ничего не хочу… — Она качнулась и кавалер успел пододвинуть стул. — Но не могу же я умчаться с тобой на край света…

— А почему бы и нет? Выгрузимся в ближайшем порту, грабанем какую-нибудь кассу и покатим дальше. Новые Бонни и Клайд.

— Не понимаю: ты трезв и, вроде, не дебил, — разозлилась Аня. Выпусти меня! На берегу, конечно.

— Так. Похоже, ты хочешь, чтобы все было названо своими именами. О'кей! — Тони надел темные очки, закинул ногу на ногу и закурил. — Тебе сигарету не предлагаю, терпеть не могу, когда от дамы несет как из урны. Слушай, Энн. Мне скрывать нечего… Вчера тебе крупно повезло — ты попала в лапы к матерому аферисту. За мной числится немало дел, крошка. Но пока Тони Фокс — что значит Лиса, ещё не попался. Это суденышко под названием «Стрекоза» я, в общем-то, угнал. Оно принадлежит одному моему… ну, скажем, знакомому. Он позволил мне переночевать тут, но никак не ожидал, что я стану кататься с дамой.

— Тем более пора возвращаться.

— Так я не сказал самого главного: Тони Фокс передумал. — Приподняв очки, он заглянул в глаза Ане. — Непредсказуемость — мой главный козырь… Теперь на руках у меня джокер — мисс Энн с Цветного бульвара, беременная невеста барона. И уж я подожду, пока мистер Роузи не явится сюда с небольшим презентом. Наличными.

— Но как он узнает, что я здесь?

— Сейчас позвоним ему. Все гениальное просто. — Тони достал из внутреннего кармана штурманской куртки радиотелефон. — Диктуй номер…

— Н-не знаю…

— Вот это финт! Ты не хочешь вернуться к любимому? А как звучит адрес его дома?

— Я правда не знаю… Так получилось.

— Ну, тогда разыщем его через справочную. Вероятно, этот господин поселился в одном из лучших отелей. Он ведь шотландец или ирландец?

— Не знаю. Постой! — Аня остановила руку, нажимающую кнопки. — Мне надо кое-что рассказать тебе…

— Наконец-то. Давно жду. Согласись, мы теперь партнеры, союзники. У нас одно судно и одно дело. Между прочим, по морскому закону, территория судна считается территорией того государства, к порту которого оно приписано, а капитан полномочен совершать все гражданские акты вплоть до бракосочетания. Вот был бы здесь твой Роузи, и все могло бы ещё состояться.

— Не могло. — Аня подняла на него молящие глаза. — Понятия не имею, кто ты на самом деле, но не идиот и не насильник, — это точно.

— Благодарю, мэм. Ничего более приятного я в жизни не слышал.

— Кроме того, не чужд сострадания… Уложил меня спать…

— Ну, это, возможно, из корыстных побуждений. Хотя, красавицей тебя назвать трудно. В глаз тебя двинул какой-то подонок довольно точно… У барона хороший удар.

— Послушай, мне нужна помощь. И я замерзла.

— Естественно! Пошли в рубку, там, вроде, теплее. — Тони поднялся. Пожалуйста, мэм, вон в ту дверь, а я поищу что-нибудь из одежды. Предпочитаете соболя?

— Что? — не поняла Аня и, махнув рукой, скрылась от ветра в рубке. Здесь находился штурвал, множество приборов неизвестного назначения и откидывающееся, как в вагоне, сидение. А, главное, в пронизанном солнцем крошечном помещении было тепло.

— Кроме пробковых жилетов — ничего. Прихватил вот это. Позвольте укутать вас, мэм? — Тони накинул на Аню клетчатое шерстяное одеяло. — Как в лондонской полиции — для пострадавшего всегда найдется плед.

— Спасибо, как раз то, что надо.

— Не возражаешь, я порулю? Просто так, от нервов. Ведь ты наверняка хочешь поведать мне нечто ужасное? — Тони встал к штурвалу.

Аня помрачнела — прошлое и настоящее соприкоснулись. Но что было на самом деле — её воспоминания или странный человек за штурвалом угнанной яхты?

— Постараюсь изложить ситуацию коротко… У меня в Москве есть хорошенькая подружка, почти сестра. Мы очень похожи с детства. Но она более смелая, решительная… А я — невезучая.

— Известная история. Две сестрички — одна беленькая, другая черненькая. Одна добренькая, другая — злая.

— Алина была беленькая. И совсем не злая. Но отчаянная. Она влюбилась и её жених хотел тайно от мужа увезти её из Москвы… Я должна была помочь Алине, приехать вместо неё в Шереметьево, и там… В общем, нас перепутали и привезли сюда. Но до этого я попала под машину — получила вот этот синяк и сотрясение мозга… А до того… ох… в общем, у меня был нервный стресс.

— Невесело у вас там, в России…

— Здесь ещё хуже. Никто не хотел мне верить, все думают, что я сумасшедшая…

— Ну, это как раз понятно. Извини. Я к тебе спиной — не вижу честных глаз.

— Ты считаешь — я чокнутая?

— Похоже. Не зря же тебя кормили лекарствами.

— Не зря. Наверно, я сошла с ума… Не знаю, что происходит на самом деле, а что в моем воображении. Ты веришь в жизнь после смерти?

— Не пробовал, не знаю… А ты, выходит, побывала по ту сторону?

— Вроде… А может, я и сейчас там?

— Я похож на ангела? Догадался! Ты в меня втрескалась!

— Кажется, я тебя переоценила и зря все это рассказываю.

— Я тоже тебя переоценил. Тащил, надрывался, теперь слушаю сомнительные исповеди, похоже, из чистого альтруизма. Поскольку с корыстными намерениями прокол — никто не торопится внести за тебя выкуп и не спешит разыскивать пропавшую невесту. Ага, зашевелились! — Тони достал сигналивший телефон. Прислушался.

Аня видела, как помрачнело и стало взрослым его лицо. Тони говорил по-французски, но это были лишь краткие «уи» и «нон». Зато на том конце звучали пространные монологи. Когда он отключил телефон, то целую минуту в полной растерянности смотрел перед собой на потемневшее от налетавших туч море.

— Это полиция? — Прервала паузу Аня.

— Хозяин кораблика… Сволочь…

— Выходит, вы не друзья?

— Стал бы я угонять яхту у друга… — Прищурившись, Тони посмотрел на девушку. — Так что же теперь делать?

— Поступить, как подсказывает совесть. У тебя она есть.

— Не знаю… Не хотелось бы.

— Есть, есть. Это заметно. А если она есть — то это надолго.

Тони покачал головой:

— Странная ты… Вот навязалась…

— Я готова вернуться. Мне надо на берег.

— Не уверен — у меня другое предложение — гоним через пролив в английское королевство. Если не поймают — свобода! А в море хорошо — свежий воздух, приятный вид. Я обследовал холодильник — там жратвы на пятерых.

— Господи, что я буду делать в Англии?

— А что мне делать здесь? Сражаться с этим типом? У меня, знаешь, замахиваться на него руки коротки…

— Верни яхту и возвращайся к своим баранам.

— К кому?

— Это поговорка. Глупая. — Внезапное отвращение к себе, ко всему, что происходит с ней, охватило Аню. Бесконечная бредовая круговерть. Нелепости нанизываются друг на друга, и чем дальше, тем противней. Вспышка легкомысленной радости сменилась мрачной злобой. — Поступай, как знаешь. У меня в самом деле крыша поехала. А ты, наверно, отродясь такой.

— Не смешно. И про баранов, и про крышу. — Широко расставив ноги, Тони стоял за штурвалом. Руки он в раздумье засунул в карманы. — Не знаю, как там у русских, а у нас, местных ребят главная пословица: никогда не слушай бабу.

— Ты, оказывается, тот ещё тип! Наглец и бандюга.

— А ты — авантюристка и врунья. Плела здесь черт те что.

— Ах так! Мне терять нечего. И надоело все — жуть! — Аня выскочила на палубу под пронизывающий ветер. Внезапно охватившие её злость и отчаяние стали ещё страшнее, беспощадней — от них во что бы то ни стало надо было отделаться. От всего — сомнений, безумств, растерянности, ненужности. Ухватившись за металлические поручни, она вскарабкалась на парапет, с облегчением обретенной свободы отшвырнула вздувшийся парусом плащ, гордо выпрямилась и всей грудью вдохнула свежий соленый воздух.

— Разбирайся сам… — весело и с неким сожалением сказала тому, кто остается в этой сумятице и неразберихе. — Я ухожу. — Она шагнула в пустоту…

8

Хлопок, ещё хлопок… Бьющийся о металл затылок… Сердце колотится и вдруг замирает, проваливаясь в черноту…

— Да смотри ты сюда! Идиотка! — Стуча зубами, Тони отвесил ещё одну пощечину. — Не могу я тебя втащить на эти ступеньки. Если сейчас же не придешь в себя — выкину прямо в морскую пучину. А мама, твоя бедная русская мама, будет рыдать над пустой могилой…

— Господи! — Аня увидела своего спасителя в свитере и брюках, с которых текла вода, и себя — в коротенькой рубашке, на ступеньках узкой металлической лестницы, спускающейся в холодные волны. Он стоял на нижней, придерживая обессилевшую девушку. Холод обжигал, перехватывая дыхание.

— Мама! Мамочка… — Аня рывком подтянулась к поручням и попыталась встать. Колени не держали, мышцы сводила судорога. Преодолев несколько ступенек, она рухнула на деревянный пол палубы и подняла злые глаза к своему спасителю. — Гад… — А потом словно отключилась — не могла пошевелить и пальцем.

Тони перетащил её в комнатку, выплевывая поминутно свистящее «шид!» Наконец Аня увидела знакомую уже узкую кровать и забилась под одеяло. Ее трясло, как в лихорадке…

— Полная крэзи… Сдохнем здесь оба. — Вернулся Тони, завернутый в одеяло, сел на пол возле её изголовья и похлопал по щеке. — Пей! Это ром. Притянув голову девушки, он приложил к её губам горлышко бутылки. Обжигая горло напиток проследовал огненной лавой по пищеводу, запылал в животе. Тони отхлебнул следом.

— Полегче! Там, в камбузе, целый ящик… Ну ты, детка, ценное приобретение… — Он покосился на завернувшуюся с головой в одеяло Аню. — У меня вообще водобоязнь. Я не умею плавать и с детства страдаю от насморка! Все мои вещи вымокли. Я совершенно гол и нахожусь на грани… Эй, эй, не спи! Еще рано — надо хорошенько согреться… — Нахожусь на грани нервного срыва. Но предпочитаю смерть от алкогольного отравления, шид…

— У нас говорят — «блин», — заметила Аня.

— А у нас — «шид». Это значит, дерьмо. А блин — это пирог. Это совсем не смешно.

— Дело вкуса… — Аня подняла тяжелую голову и сделала ещё глоток из бутылки. — Но я тебе не врала!

— Молчи, шид, молчи… — Язык у Тони заплетался. Он был действительно похож на большую нахохлившуюся птицу. — Верю, шид, всему верю… Всем твоим тайнам. Ты — невеста. А я — шотландский барон Роузи — ж-жених. — Он икнул. — У нас, любимая, брачная ночь… Ночь любви… Прильни к моей груди, ненаглядная…

… И снова сумасшедшее пробуждение. В той же комнате, на полу. Под боком, тесно прижавшись, широкое, усыпанные рыжими веснушками плечо. Пить… — Аня с трудом дотянулась, взяла сифон, стакан.

— И мне… — Простонал Тони.

— На. Только не оборачивайся, я голая.

— После того, что было, это не имеет значения. Еще! — Он выпил почти два стакана пенящейся прохладной воды. — Немного лучше. — Парень отбросил одеяло. — Как видишь, я тоже несколько не одет.

— И мы проспали так всю ночь?

— Если бы… Мы не все время спали, детка. Извини — пора в туалет. Он поднялся. — Обрати внимание, если смотреть сзади, у меня потрясающая фигура.

Аня вспомнила свой прыжок за борт, его удары и потом — этот обжигающий напиток…

— Вот что я тебе скажу. — Заявил он вернувшись, — чудо, что мы остались живы после вчерашнего купания. Ром и секс — великие вещи. — Тони прыгнул в постель и стащил с лежавшей на полу девушки одно одеяло.

— По-моему, несовместимые… Ты принимаешь желаемое за действительное. В таком опьянении мужчина неспособен…

— Кто неспособен? — Вытаращил птичьи глаза Тони. — Обижаешь. Ты называла меня Майклом. Наверно, Джексоном или Дугласом. Чего пялишься, не веришь?! Хочешь расскажу, как ты занимаешься любовью? Между прочим, мне понравилось. Да и ты, кажется, не страдала.

— Ты напоил меня и воспользовался ситуацией, подонок… — Села Аня, кутаясь в плед.

— Что? Что я слышу? Человек, рискуя жизнью, вытаскивает полоумную стерву из ледяной воды… Ну, ты даешь, блин… — Он покачал головой. Думаешь, я без таких приключений не могу найти себе бабу?

— Ладно. Мне действительно следовало с тобой расплатиться. Мы в расчете. — Аня отвернулась от кровати. На полу было жестко и колко.

— Ты натуральная крези. — Он повертел пальцем у виска. — Причем, круто… Ни с того ни с сего прыгаешь за борт, а потом обзываешь подонком… У меня был героический порыв и романтическое настроение. Самое романтическое! Ты напомнила мне девчонку, в которую я был пылко влюблен…

— В школе? — Ехидно поинтересовалась Аня. — Спасибо. Во всяком случае, ты придумал неплохую историю. Давай, все забудем… — Аня задумалась. Действительно, вчера на меня что-то нашло, такая вспышка злости. Не знаю только на кого. На того, кто меня мучает.

— Понятно — таблеточки-то ты перестала глотать, вот и сдвинулась окончательно. Депрессия. Мания преследования, шизуха.

— Ты тоже доктор?

— Сын медработников. Кое-что секу. Чем тебя поил врач?

— Не интересовалась… Ой… — Аня ощупала шею. — Медальон потеряла… жалко.

— Ценная вещица?

— Работа Фаберже. Золото, маленький рубинчик… Но это не главное… Это старинный талисман той самой подруги, вместо которой я попала сюда… Там был выгравирован крестик.

— А внутри — портрет жениха?

— Наверно. Он с секретным замочком. Кажется, будто литой, а внутри есть дверца, Лина показывала.

— Аминь! Фамильный талисман нашел покой на дне холодного моря. Может, нам перекусить по этому поводу?

— А что мы вообще будем делать?

— Дождемся ночи и под покровом темноты вернемся в порт… У меня же есть совесть, черт бы её побрал.

— Ты вернешь владельцу яхту, а меня сдашь в полицию?

— Не совсем точно. Я, действительно, отдам должок и рассчитываю кое-что получить в награду. А насчет тебя мы ещё подумаем, о'кей? Разогреем банку бобов с говядиной и помозгуем. Неплохо думается под красное вино… Тони бросил ей свое одеяло и вскочил, подпрыгивая от холода. — Видишь ли, детка, хотя я и не полицейский, но секу: если дело так круто завернуто, враз его не распакуешь. Проблема номер один: во что мы сейчас оденемся? Ланч на яхте голыми употреблять не принято.

9

Героическими усилиями завернутого в простыню Фокса удалось обнаружить на судне объемный рундук с матросской экипировкой. Тельняшки и брезентовые синие брюки и резиновые ботинки пришлись очень кстати. Теперь команда «Стрекозы» выглядела как подобает.

— Вот тебе кастрюли-сковородки. — Сидя на корточках, Тони открывал подряд все дверцы шкафов в маленьком, сплошь красным пластиком отделанном камбузе. — Здесь что-то вкусное, а вот ложки-ножи. Держи. Получится классная шамовка. — Он протянул Ане банку мясных консервов. — Разогреваешь на оливковом масле, затем заливаешь вот этим, — он повертел перед ней банкой с томатами, — и хорошенько тушишь… Подавать с горячими спагетти.

— Да, в этой стране героизм неплохо оплачивается. Ты вытащил меня из воды. Заметь, я совсем не просила спасать меня. Ты малость освежился в волнах и теперь имеешь кухарку и наложницу.

— Прекрати занудничать насчет этого. Грех, совершаемый во сне, не является таковым. Ты чиста. А смелый, человеколюбивый парень получил физическое и моральное удовлетворение от проведенной совместной акции. Разве это не гуманная акция москвички? Если хочешь, можешь думать, что я все сочинил.

— Хочу. Ничего у нас с тобой не было. Понял, человеколюбивая Лиса? Она поставила на огонь сковородку и воткнула в банку консервный нож. — Как известно, человеколюбие — основное качество людоедов. — Винт ножа, легко вращаясь, срезал крышку. Аня вытряхнула бобы с говядиной в шипящее масло.

— Ты неплохо владеешь холодным оружием. — Тони отступил. — Не буду надоедать. Тебе надо отработать внятную, яркую речь. Во время трапезы я хотел бы услышать правду. Всю правду, поняла?

… - Так что ты хочешь ещё знать? — Аня разложила со сковороды приготовленное кушанье в красивые фарфоровые тарелки и села. В небольшой кают-компании царил уютный покой. На стеллажах темного дерева стояли книги, затейливые ракушки, какие-то навигационные штуковины дряхлого, сугубо антикварного вида. За окнами хмурился серенький облачный день.

Тони с удовлетворением обнюхал блюдо.

— С поварихой мне повезло. К сожалению, наш союз может оказаться совсем не продолжительным. — Он набил рот аппетитной едой и сосредоточенно продегустировал её. — Объясняю: выбор простой — удрать или вернуться. Лично для меня оба варианта имеют отдельные преимущества… Что касается вас, мэм… Похоже, вы все ещё рветесь сделать заявление в полицию. Так? Вот это в сочетании с услышанной от нервной москвички историей меня и настораживает… — Тони отпил красное вино. — Не уверен, что консервы из говядины надо употреблять с… — Он внимательно изучил этикетку вина…Шато де Брийо 1857 года.

— Удивительно… — Аня проверила этикетку. — Это вино предпочитал мой муж… Когда мы путешествовали… Кажется, оно совсем не дешевое…

— Дешевое?! Мне за такую бутылочку надо месяц вкалывать. Н-да… А что ты там сочиняла насчет мужа? Насколько я понял, свадьба ещё не состоялась. Или у вас уже давно наметились отклонения? Расскажи, что он за парень… Извини, Энн, похоже, ты здорово влипла.

— Тогда начну все с начала. Я была замужем. Мой муж — крупный российский бизнесмен, возглавлял строительную компанию. В прошлом месяце его взорвали в собственном автомобиле… Теперь я вдова… А потом меня перепутали с Линой и привезли сюда. Ни её жениха, ни её друзей я совершенно не знаю. Все эти дни я жила одна в очень красивой вилле и общалась только с одним человеком, который лечил меня, по имени Этьен Джанфранко. Но ни его адреса, ни телефона я не знаю. — Коротко отчиталась Аня, не очень рассчитывая, что ей поверят.

— Так тебя держали в плену? — прищурил Фокс желтые птичьи глаза.

— Нет… Я сама не хотела оттуда уходить. Понимаешь… Не знаю, как объяснить, — с моей головой что-то случилось. Вначале мне показалось, что дом очень похож на наш подмосковный, тот, что строил Михаил… Потом я подняла телефонную трубку и услышала его голос… Он говорил по-русски. О своей любви, о нашем будущем счастье… Улыбаешься?

— Да не очень. Раздумываю, что к чему. У меня аналитический ум. Похоже, тебя решили втянуть в какую-то аферу. У тебя много денег?

— Ни копейки! Ни здесь, ни в Москве. Все счета моего мужа и даже наш дом опечатали. Ведется следствие и есть люди, которые обвиняют Михаила в огромных финансовых нарушениях.

— А его завещание составлено на твое имя?

— Не было никакого завещания… Мы предполагали жить долго и счастливо.

— Хорошо… Но ты же не могла спутать его голос?

— Ни за что! Совершенно особый тембр с хрипотцой… Нет, это невозможно… Кроме того, я получила письмо. Да-да, доктор принес мне письмо от Михаила, в котором он умолял меня потерпеть и подождать до свадьбы… Не веришь?

— Мистика… В телепатию и полтергейста, разумеется, не очень. В психические отклонения и аферистов — охотно. Где это письмо?

— Осталось там… Я похожа на авантюристку?

— Скорее… Хм… В любом случае, что-то тут не сходится. Он просил дождаться свадьбы, а ты ночью, в проливной дождь сбежала черт знает куда, в одном белье, без документов и без денег? В чем дело, крошка?

— Я его видела… Михаила. — Голос Ани дрогнул.

— Совсем интересно. Надеюсь, во сне?

— Нет, я проглотила таблетки и вроде задремала, но вскоре открыла глаза от света — Михаил держал надо мной свечу и вглядывался в мое лицо… — Аня даже теперь почувствовала, как по коже побежали мурашки.

— Это была твоя горничная! Или доктор. Готов поспорить, ведь ты находилась в полусне и думала об усопшем. К тому же, пилюли, наверно, способны вызывать галлюцинации.

— Возможно, мое воображение создало то, что я желала бы увидеть… Но ко мне являлся не доктор. — Аня грустно улыбнулась. — Доктор почти лыс, а над головой моего визитера, словно нимб светилась серебристая шевелюра. У Михаила были очень густые волосы с сильной ранней сединой… И бородка… Ты скажешь, доктор надел парик. Но глаза! Светлые, как серебряная фольга, пронзительные, — его глаза! А потом… потом в белой комнате я нашла подвенечное платье и букеты снежных гладиолусов. Все было точно так же накануне нашей свадьбы в Москве. Точно, точно! — Аня вскочила из-за стола и подошла к окну. Она больше не могла сдерживать слезы.

— Возьми. — Тони протянул ей вишневую салфетку. — Носового платка у меня нет… Да… Ситуация, действительно, закрученная… Мистика отпадает, ошибка, допустим, тоже… — Размышляя, он шагал по комнате. — Остается криминал. Ну и глюки, конечно, вызванные медикаментами, которыми тебя накачивали.

— Не накачивали… У меня было сотрясение… Ну какой криминал? Что они от меня хотели?

— Может, от Алины, твоей подружки?

— Но Михаил говорил со мной… Не понимаю! Честное слово — не понимаю…

— О'кей, детка… — Тони сел в кресло, принял солидную осанку, пробежал пятерней по жестким вьющимся волосам. — Оглашаю решение присяжных: в полицию с этими рассказами обращаться по меньшей мере смешно. Здесь что-то нечисто — я махинации за версту чую… Парень, который сюда твою сестренку вызвал, часом не мафиози?

— Нет! Он занимает какой-то крупный пост… Не знаю, в ФБР или в местной полиции…

— Это она сказала?

Аня кивнула: — Его зовут Жанни.

— Отлично! Жанни! Некий весьма высокопоставленный государственный служащий Ламюра, устроивший побег из Москвы любовницы по фальшивым документам… Исчерпывающая информация! — Тони поднялся. — Убирай со стола, детка. Руководство операцией беру на себя я.

— Что ты собираешься делать?

— Хочу остаться живым — раз. Лучше на свободе — два. Еще лучше получить кое с кого должок — три… Ну и… — Тони с сомнением посмотрел на Аню, словно прицениваясь. — В нашей семье джентльмены проявляли уважение к дамам. Это наследственное. Мне бы хотелось, чтобы когда-нибудь, вспоминая наши приключения, ты сказала кому-то: «А неплохой, в сущности, парень был этот Фокс… Напрасно я обзывала его дебилом и подонком».

— Идет! — Аня протянула руку и Тони звонко шлепнул по ней ладонью.

Позже Аня попыталась стать участницей в обсуждении планов, но Тони резко пресек инициативу:

— Когда надо будет, я попрошу совета. А пока требую безоговорочного послушания. И хочу, чтобы ты отдавала себе отчет — остаться живыми и свободными — это в нашем случае задача не простая. Кстати, — не думаю, чтобы кто-нибудь сумел слету разобраться в этой ситуации. Пока мне не слишком везет, а тебе — фантастически! Подумай об этом, не забывая подкармливать штурмана. Силы мне очень нужны.

— Что, «фантастически», — везет или нет? — Уточнила Аня.

— Я же прошу тебя подумать. Как решишь, так и будет. Человек сам хозяин и оценщик своей судьбы. Все зависит от точки отсчета.

— Где-то я уже это слышала… — наморщила нос Аня, вспомнив комсомольские собрания. Но что Тони Фокс может знать о героической советской молодежи?

Тони вел яхту вдоль берега и к вечеру они пришвартовались в маленькой гавани.

— Это курортное местечко. Самое большее, что я в состоянии сделать оплатить стоянку. Выгружайся. — Он помог ей спрыгнуть на мол. — Хорошо, что багажа немного.

— Разумнее было бы сообщить хозяину, чтобы он забрал свою «Стрекозу». — Аня с опаской осмотрела пустынный причал.

— Не возникай! Требую безоговорочного подчинения руководителю операции. — Взяв Аню за руку, он потянул её в сторону темнеющего сквера.

Резиновые ботинки соскакивали, брюки, подпоясанные веревкой, едва держались. Зато тельняшка под плащом и темно-синее полотенце вокруг шеи выглядели очень стильно. С моря дул пронизывающий ветер.

— Мы прячемся? — Аня вслед за Тони нырнула в кусты возле какого-то отеля.

— Не могу же я демонстрировать местным жителям столь экстравагантно одетую даму? Меня-то самого и в ресторан пустят. — Фокс принял позу витринного манекена. Синяя куртка и откуда-то взявшиеся взамен намокших шикарные черные брюки создавали вполне приличную картину. Однако Аня не выразила восторга.

— Не морочь мне голову. Здесь никому нет дела до шизанутых туристов. Щеголяй хоть в королевской мантии, хоть в набедренной повязке. Никто шею от любопытства сворачивать не станет.

— Хорошо, я пошутил. Ты на диво хороша в этом прикиде. Жан-Поль Готье прикусил бы язык от зависти. А чтобы этого не случилось — сиди здесь. Я за тобой вернусь.

Оглядевшись, Тони выбрался из подстриженных зарослей на ярко освещенную площадку перед отелем и, как ни в чем не бывало, вразвалочку двинулся к подъезду. Ане вдруг стало очень тоскливо — рыжий человек, с которым она, не помня того, провела ночь, скорее всего навсегда уходил из её жизни. Но даже и без этих лирических моментов ситуация была не из веселых — сидеть в кустах неизвестного городка в чужих вещах и полотенце с эмблемой угнанной яхты, не имея при себе даже косметички, не говоря уже о документах — развлечение для избранных.

Непонятно, но что-то в этом парне Аню смущало. Конечно, он здорово привирал, рассказывая о себе. Но факты свидетельствовали за него — Тони притащил сомнительную девицу на кораблик, достал из ледяной воды — в общем-то вел себя не совсем обычно. Может, друг Алины действительно замешан в криминальных разборках, а веселый парень Тони Фокс — детектив? Таких ловких типчиков, разыгрывающих простаков или аферистов, сколько угодно, стоит лишь посмотреть какой-нибудь полицейский сериал.

Рядом послышался тихий призывный посвист. За клумбой, махая рукой, появился Тони. Он «неузнаваемо» преобразился в темных очках, неудобно сидящих на кончике носа.

— Топай сюда, только не по бегониям. Штраф устрашающий. А теперь цепляйся за локоть, будто моя подвыпившая подружка, и ни слова не говори. Английский у тебя слишком отчетливый. А видок чересчур привлекательный.

Они быстро обошли отель с тыла, нырнули в какой-то переулок и Тони распахнул дверцу автомобиля.

— Прошу садиться, леди! Да шевелись ты! — Он завел мотор и машина рванулась с места, поспешно покидая пустынную улочку.

— У тебя здесь хранился автомобиль?

— У раззявы, который ленится запирать дверцу.

— А ключи?

— Мотор заводится и без ключей. Человек, проработавший год в автомастерской усвоил эту небольшую хитрость. Хочешь, научу?

— Я никогда не стану угонять автомобили. И тебе не верю. — Отвернулась Аня. Пусть привирает, только слушать она не намерена. Парень привез её якобы в какой-то незнакомый городок и тут же нашел незапертую тачку… Абсурд. — Ты ничего не должен мне объяснять. В конце концов, я гость, совершенно не знакома с местными нравами и законодательством. Наверно, здесь так принято — брать чужое. Высокая степень отчуждения собственности. Возможно, коммунизм.

— Ничего не понял, что ты сказала. Но я тоже не местный житель. Хотя кое-кого здесь знаю.

Фокс умолк и сосредоточенно уставился на дорогу. Прошло около часа с начала этой поездки. Машина кружила по серпантину приморского шоссе, проезжала поселки, яркие автозаправки и, наконец, въехала в пригород неизвестного населенного пункта. Похоже, не самый фешенебельный — каменные заборы и фабричные корпуса следовали с обеих сторон шоссе.

— Мы едем в бандитский притон? — без всяких эмоций поинтересовалась Аня.

— Это не по моей части. А во дворец нас не пригласили, уж извини. Придется перебиться в скромной квартирке вот в этом симпатичном городке. Въезжаем в старинный квартал. Гляди, какие милые музейчики! В них живет простой люд.

— Неплохо. Действительно, славно. — Аня рассматривала узкие улочки с невысокими, словно игрушечными домами, сменившими рабочие кварталы. — А что за местечко?

— Именно то, из которого вы сбежали вчера вечером, а я имел честь подобрать вас в баре, леди. — Ламюр. Зюйд-вест. Восьмой округ.

— Правда?! Мне казалось, мы плыли на другой континент и ещё отмахали двести километров по шоссе…

— Я запутывал следы. Отрывался от возможного преследования. Нравится это сооружение? Выходи. — Тони притормозил у подъезда.

— Твой дом?! — Закинув голову, Аня рассматривала пятиэтажное строение в стиле безудержной эклектики: лепнина, эркеры, колонны, кованые решетки и витражи украшали фасад.

— Не целиком. Вернее, у меня лучшие апартаменты. Заметь, парадная дверь открывается ключом и даже лифт вполне комфортабельный, не хуже гостиничного. За это отдельные деньги. — Достав из внутреннего кармана куртки ключи, Тони распахнул тяжелую дверь.

— На притон не похоже и на бордель тоже, — согласилась Аня, войдя в хорошо отделанный холл.

— Вы наблюдательны, мисс. Извольте, лифт ждет.

Миновав пять этажей кабинка остановилась, Тони распахнул дверцы: — Вас не затруднит, дорогая моя, подняться на один пролет?

С площадки вела узкая лестница вверх.

— Ты живешь на крыше?

— Я же сказал, что у меня лучшие апартаменты. — Тони отпер двойную дверь. — Прошу. Настоящая мансарда. Весьма романтическое гнездышко. Извини, я не оставлял ключи уборщице. Двое суток без пылесоса — ужасное свинство. А в холодильнике… — Он заглянул в светящееся нутро морозильного шкафа. Увы! Даров Армии спасения не видать. Одно яйцо и заледеневший гамбургер.

— Ты хочешь есть?

— Я всегда голоден, особенно, когда держусь на нервах. И бросаю курить. Давно усек — горькие пилюли лучше глотать все сразу. А неприятности принимать скопом. Дела не ладятся? — О'кей! Нервы шалят? — Прекрасно! А я ещё поддам жару — брошу треклятое курево. Зато потом буду трубить победу по всем фронтам. — Болтал Тони, внимательно обследуя свое жилище. — Проверено. Мин нет.

— У тебя, действительно, неприятности?

— Я психую из-за тебя. Все думаю, какой способ повеселить меня ты выберешь сегодня? Топиться в ванне не резон. Прыгать из окна — не смешно.

— Действительно, не смешно… — Аня все ещё стояла возле двери. — А я обязательно должна выкинуть нечто такое?

— А как же? Я же ещё сегодня не спасал тебя. — Тони подошел вплотную и посмотрел ей в глаза. — Кстати, у меня есть ром.

Аня увернулась от объятий:

— Ты за этим приволок меня сюда?

— О Боже! Теперь она ещё превращает меня в сексуального маньяка! Дебила тебе мало… Ну что, что здесь противоестественного, если вполне здоровый, между прочим, мужчина хочет обнять женщину, которая ему нравится?

— Надо учитывать и мои желания.

— Ах так! Ну, тогда бы ты уже кормила рыб или лежала на столе в полицейском морге.

— Хватит! Мне, действительно, не до любовных приключений.

— О'кей! Отдохни. Осмотрись, подумай. Вон там — душ. Мне надо прогуляться. Вернусь поздно… — Круто развернувшись, Фокс пошел к выходу.

— Тони…

— Постель и белье в тумбочке. Спокойной ночи, бэби. — Крикнул он из прихожей. Дверь хлопнула. Аня осталась одна посреди освещенной тремя светильниками большой комнаты, совмещавшей кухню, столовую и спальню. Все чистенько и очень прилично — кухонные шкафы, барная стойка, отделяющая хозяйственное пространство от жилого — низкий черный кожаный диван, стеллажи, столики из толстого стекла. На них — аккуратная стопка журналов, пустая пепельница, телефон. Вся передняя стена — огромное окно. Пестрые ситцевые занавески собраны по сторонам, образуя раму, а в ней — неведомый ночной город.

Погасив свет, Аня подошла к окну — так лучше были видны крыши домов, балкончики, садики с газонами за оградой. А в светящихся окнах никто не задергивал штор и можно было изучать интерьеры чужого жилища.

Аня вспомнила другую мансарду, совсем не похожую на эту. И ту страшную ночь любви с Карлосом, печь, портрет, залитый красной тушью… За стеклами были заснеженные московские дома и черный колодец двора… Что это? Случайность или снова о чем-то намекающее совпадение? Совпадение с загадочным смыслом, вроде виллы «Двойник»? Брр! — Аня тряхнула головой, отгоняя страх. — Но этот малый, похоже, увлекается женщинами и уж точно не рисует. Лисица. Тони-Лисица. Вернее — Лис.

Она присела у музыкального центра, изучая диски на стойке. Странные музыкальные вкусы — совершенно сумбурное собрание — от джаза, битлов, современной попсы до классики — самой «хитовой» — хрестоматийный набор композиторов — «серьезных» и «легких». Смешно — «Летучая мышь», «Вальсы Штрауса», «Травиата», Рахманинов, Бетховен, Шопен… — Аня пожала плечами. — Впрочем, возможно, и квартира, и все вещи принадлежат кому-то другому, как и «заимствованная» яхта…

Она поставила вальсы Штрауса — от них, по крайней мере, плакать не хочется. И никаких щемящих ассоциаций. Припоминается только разминка на льду во Дворце спорта… Гремящий из всех динамиков «Прекрасный голубой Дунай»…

Аня открыла ящик с бельем, достала одеяло, мужской тренировочный костюм и, сняв с себя матросские шаровары, направилась в душ. Здесь тоже все выглядело скромно и чисто. А главное — никаких признаков женского присутствия. На умывальнике стояли дезодорант, одеколон и бритвенный прибор, зубная щетка торчала из стакана в полном одиночестве. И вообще, ощущение складывалось такое, что в квартире никто не жил, хотя Тони сказал, что ушел отсюда два дня назад.

Аня с наслаждением встала под струи в кабинку из матового пластика. И по привычке попыталась подвести итоги прошедшего дня. Прежде, лежа в ванне своего лесного дворца, расслабленная и счастливая, Аня со смаком осмысливала случившееся. Случалось, как правило, только приятное. Ее ждала зеленая спальня и Михаил.

Теперь лучше было бы совсем не думать. Постараться отвлечься на мелочи и ждать, пока все решится само собой. Все равно как. Совершенно все равно… Ане показалось. что в комнате кто-то ходит. Шаги Михаила… Значит, все возвращается — галлюцинация или… — Обернувшись полотенцем, она осторожно выглянула в приоткрытую дверь…

10

За кухонной стойкой орудовал мужчина, доставая что-то из пластиковых пакетов. — «Тони!» — с непонятной радостью прошептала Аня. Затем влезла в тренировочный костюм расцветки фруктового салата, с трудом расчесала мокрые волосы и неслышно вышла из ванной. В комнате кружили «Сказки венского леса». У плиты стоял человек. Аня подкралась и замерла за его спиной, наблюдая за торопливыми движениями ловких рук.

— Фу, черт, напугала! Ну и манеры. — Тони чуть не уронил консервную банку. — Хотел приготовить ужин…

— Ты же собирался вернуться под утро?

— Болтнул глупость. Идиот! Хотел вернуть угнанную машину на место. А потом смекнул: полчаса туда, пол — обратно, не жравши… Дома заперта возможно сумасшедшая женщина… — Тони недовольно пожал плечами и вывалил на стол из принесенного пакета содержимое. — Печенье, джем, ветчина, кетчуп, ну и всякое такое… Заехал в ночной супермаркет, а по дороге сюда из автомата позвонил в полицейский участок, доложил, где найти угнанную машину. Так что все в порядке. Приплюсуй на мой счет ещё два сегодняшних благодеяния: сообщение в полицию о бесхозной машине и заботу о провианте.

— В качестве поощрения готова выполнить кулинарный заказ. Что-нибудь пожарить?

— Было бы очень любезно с вашей стороны, мэм. Яичницу с ветчиной. Мне из четырех.

— На ужин?

— Кто сказал, что мы доживем до завтрака? Может, это, вообще, последняя жратва. — Заметив ужас на лице Ани, он по-братски обнял её за плечи. — В колледже меня считали самым остроумным парнем. Даже приз давали. Но я не взял.

— Почему?

— Не хватило юмора. Это была живая индейка.

— Обхохочешься… Ты на кого учился?

— На фармацевта… Ну, на химика, в общих чертах.

— Жаль, что бросил.

— Кто сказал?

— Значит, ты ученый, а в авантюрной профессии новичок? — Аня разогрела сковороду и налила масло. «Который раз я жарю яичницу голодному мужчине, который мне нравится? — Подумала она и опешила. — Нравится?!» Посмотрела на достающего тарелки и чашки Тони. Ну, это странно… Худющий, носатый, шуточки далеко не на первый приз…

— Готово! — На сковороде зашипели яйца. — Мой руки. Смокинг не обязателен.

— Разбей желток, я не люблю глазунью.

— Сказал бы сразу, я бы сделала омлет…

— Ах, детка, живем вместе двое суток, а ты ещё не изучила моих вкусов. Кстати… — он достал из шкафа газету. — Хотел спрятать. Но ты все равно узнаешь.

— Что там? — Насторожилась Аня, роняя мимо тарелки жареную ветчину.

— Сообщается об исчезновении накануне бракосочетания невесты и жениха Роузи. Совершеннейший пустяк. — Он отправил в рот упавший кусочек.

— Как? Барон тоже исчез?

— Увы. Предполагают, что они оба уехали из страны… Ну, кое-какие журналисты прибыли к месту свадьбы, а там — полная неразбериха. Доктор Джанкомо, кажется, твой знакомый, не пожелал комментировать случившееся, высказал предположение, что жених, отличавшийся чувством своеобразного романтизма, возможно, увез невесту куда-нибудь в южные края для совершения экзотического обряда.

— Но ведь полиция может проверить авиарейсы…

— А дороги, морские пути, поезда? К тому же никакого расследования пока нет. Ведь родственники не заявили о пропаже близких. Обычный светский скандалец.

— Можно, я позвоню маме? — Подскочила Аня.

— Воздержись. Я не уверен, что нам надо засвечиваться. И не уверен в этом телефоне.

— Прямо шпиономания… Чушь. И в Москве все дрожали, и здесь… Может, этот психоз заразен?

— Жуй и помалкивай. Звучит приятная музыка, перед тобой интересный мужчина… Сделаем так… — Он нажал кнопку, отключая светильники. — Одна лампа под черным колпаком — очень интимно.

— Опять за свое… — разозлилась Аня.

— Ты, детка, настоящая эротоманка. Только об этом и думаешь. Я же наметил другую программу… После приятного ужина надо размяться. Бегать вокруг дома не могу — не хочется бросать тебя одну. Обычное гостеприимство западного человека. — Тони поднялся. — Разрешите пригласить?

— Это же вальс, танец не современный, — удивилась Аня.

— Осознаю. Но, пожалуй, рискну… Только не отдави мне ноги. И не прижимайся — я сторонник классического исполнения. — Тони изящно подхватил даму.

— Как на балу в благородном собрании. — Аня легко следовала летящим движениям партнера, мгновенно угадывая его намерения — вращалась, раскручивалась волчком, изгибалась, подхватив воображаемый подол.

— Извини, я не припас вечернего платья. Ты бы отлично смотрелась. Двигаешься здорово. В России к девочкам в хороших домах все ещё нанимают учителей танцев?

— Меня учили фигурному катанию в Клубе советской армии. Между прочим, вовсе не плохо. — Аня села на диван. — А ты посещал частную хореографическую школу?

Прихватив бокалы с вином, Тони подсел рядом.

— Мой учитель — жизнь. Жрать захочешь — всему научишься. Как нечего делать целый год проработал платным танцором на Ривьере.

— Во время учебы в колледже?

— На каникулах. Там я и начал втягиваться в преступную деятельность.

— Стоит за это выпить. — Вслед за своим кавалером Аня с удовольствием проглотила холодный напиток.

— Что это было?

— Цикута с цианистым калием. Интересоваться следовало в начале, детка. Фирменный коктейль «Лиса и виноград». Способствует здоровому сну. — Тони убрал бокалы. — Ну-ка, пересядь в кресло, я приготовлю ложе. — Он выволок из тумбочки постельное белье, подушку. — Вот так! — раздвинул диван, застелил его матрацем, потом простыней, бросил подушку.

— Чур, подушка сильнейшему. А тебе вот это. — Он сунул в наволочку пару свитеров.

— Ты предполагаешь спать вместе?

— А что такого?.. Можешь не беспокоиться — денег у тебя нет и ты мне нравишься.

— Не поняла.

— Ну, это ж просто… Я работал танцором в ресторане. Дамы заводили со мной лирические отношения. Если они были богаты и недостаточно привлекательны, я проводил с ними ночь, а потом грабил. Тебе это не грозит.

— Спокойной ночи. — Аня заняла место у спинки и отвернулась. — Люблю сказки, но не такие грустные. Бедные старые дамы.

— Так хеппи-энд неизбежен, детка! Меня в конце концов арестуют. — Он погасил лампы и улегся рядом.

— Приятно слышать. Я постараюсь увидеть это во сне.

— И то лучше, чем наблюдать духов… Ой, я забыл. — Тони зажег свет, поднялся, пошарил в карманах сложенных на спинке кресла брюк. — Смотри, что у меня есть!

Аня приподнялась: — Не вижу.

В ярком свете блеснула маленькая вещица на золотой цепочке.

— Мой медальон? — Обрадовалась Аня.

— Увы. Его дешевенький дублер.

— А-а-а… — разочарованно протянула Аня, но тут же спохватилась. Спасибо. Он очень похож. Ты так внимателен…

— Глупости. Просто люблю совпадения — в них угадывается какой-то замысел, который тебе не по уму, но, вероятно, очень красив с точки зрения Всевышнего сочинителя наших судеб.

— Набокова читал? — Удивилась Аня и, заметив непонимание парня, пояснила: — Ну, это для интеллектуалов, — потрясающий русский писатель. Эмигрант. Он сказал — совпадения — это логика Фортуны.

— Вот! Умный мужик. Я решил точно так же — случайно глянул на прилавок с побрякушками, и сразу за него глазом зацепился — где, думаю, такой видел? Вспомнил и обрадовался. Вещица-то копеечная.

— Зато поступок тянет на миллион. — Аня рассмотрела медальон — тоже овальный и толстенький, с рубиновым глазком, как у Лины, но только сделан из какого-то легкого металла и вместо крестика на задней стенке выгравировано сердечко. — Весьма романтично.

— Дался тебе этот романтизм! Шид! Ей, видите ли, всю комнату гладиолусами заваливают, свадебное платье в коробках выкладывают, а потом со свечками с того света являются… И — баста! Вечная любовь!

— Это грубо и жестоко! — Губы Ани дрогнули. Ее, на время забывшую о прошлом, вернули к жестокой реальности, да так больно, словно нарочно ткнули пальцем в незажившую рану. И жалко стало себя до спазмов в груди. Слезы хлынули ручьями.

— Извини… — тронул её за плечо Тони. — Прости, я не знаю, как вытащить тебя из печальных воспоминаний, как отвлечь… Веду себя будто слон в посудной лавке. — Он взял наволочку со свитерами. — Перебираюсь на пол. Подушку и одеяло оставь себе. У меня есть куртка…

Аня плакала, чувствуя себя маленькой, несчастной, всеми брошенной и обиженной. Парень кутал её одеялом, приговаривая:

— Перестань… Ты славная девочка… У тебя все ещё будет хорошо. Клянусь… Медальон я купил не просто так… К твоему сведению, это второй подарок даме в моей жизни. Не считая маман, естественно. Хотелось сделать тебе приятное. — Мрачно признался Тони. — Вот, думаю, застегну у неё на шее, поцелую… Корыстный, гад… ты даже не представляешь, какой я корыстный… — Растянувшись на полу, он говорил в темный потолок. — Все потому, что рос маменькиным сынком, тихоней. А мечтал стать бандитом чтобы море по колено… У меня минус четыре. Я сейчас достал линзы и ни хрена не вижу… Когда вчера за тобой нырнул, естественно, потерял линзы в воде и рулил наугад. Как только о причал не грохнулся! А потом, пока ты сидела в кустах, забежал в аптеку и купил очки с диоптриями, черные. Хорошо, что здесь были запасные линзы. Я их быстренько в тайне от тебя в туалете нацепил. Кретин… Не знаю, почему, носить очки стесняюсь. С детства. Наверно, потому, что нос большой. Или хочу выглядеть более крутым.

— Нормальный нос… Очень часто даже самые матерые мафиози ходят в очках. А фигура у тебя тренированная, спортивная. И вообще — ты наглый и отчаянный. — Аня сбросила свою подушку на пол, легла рядом, перетащила одеяло. — А еще, ты врун и сексуальный маньяк. Держу пари, что сейчас ты начнешь ко мне приставать.

— Нет. Осушу твои слезы поцелуями… Детка, да здесь просто потоп, все мокрое — и шея, и грудь… — Толстые губы осторожно касались Аниной кожи. Ну, разве это похоже на приставания…

11

— Ты куда, ещё так рано. — Аня посмотрела на стоящего возле дивана Тони. Он был полностью одет, даже тяжелые черные ботинки на шнуровке и приобретенные вчера темные очки.

— Не хотел тебя будить. Решил оставить записку — Он присел рядом и, сняв очки, заглянул Ане в глаза своими желтыми, близорукими, птичьими. — Ты должна знать… Нет! Заткнись, Тони, заткнись!.. В общем, там на окне я оставил блюдце с молоком и маслину. Придет рыжий кот в красном ошейнике. Его зовут Кензо.

— Твой кот?

— Старика с нижнего балкона. Мы дружим с котом. Старик противный. Поняла?

— Вроде… Про кота. А ты? Кто ты, куда?

— Срочные, неотложные, увлекательные дела. Масса вопросов — и ни одного вразумительного ответа. Мне необходимо откопать хоть один ключик.

— Это опасно?

Тони рассмеялся:

— Ты и вправду поверила, что я бандит? Куда там… — Он вздохнул. Опаздываю на дискуссию о синтезе белков. В местной высшей школе… — Он прижался к Ане щекой. — Пока… Анна. Это ведь по-русски так?

— Правильно…

— Ну, всем известно — Анна Каренина. Лев Толстой… Кинулась под паровоз от любви… Я смешно шучу?

— До слез. Буду ждать. Не могу долго без смеха. — Аня печально погладила рыжие кудряшки, поцеловала длинный нос и надвинула на него очки. — Пока, Лис.

Он быстро поднялся.

— До встречи… Дай честное слово, что никуда не пропадешь.

— Даю.

— И что никуда не будешь звонить.

— Честное слово.

— Если я не вернусь к завтрашнему утру, сообщишь в полицию. Вот на бумажке номер. Скажешь этот адрес, сообщишь, что на тебя напали и надо срочно прислать наряд… Нет, ты поняла? Не сама идешь к ним, а звонишь… Никуда ни шагу, умоляю, Анна, это очень опасно… Изложишь в полиции правду. Все так, как было. И про себя и про меня. Подробно. Обещаешь?

— Обещаю ждать и думать только о хорошем, — заверила Аня, ощущая как от тревоги замирает сердце.

Выполнить обещание, однако, оказалось не просто. Она выпила кофе и обосновалась у окна, рассматривая балкончики и террасы, на которых располагались кадки с фигурно остриженными кустами, декоративными деревцами, пальмами и уже густо цветущими в горшках геранями. Почти везде стояла пластиковая мебель и большие зонты, закрытые по случаю отсутствия солнца. Прямо под окнами мансарды, чуть правее, находился полукруглый большой балкон, устроенный на крыше эркера, украшавшего дом. Его пол, застеленный зеленым ворсистым пластиком, напоминал травяной газон. Два белых кресла аккуратно опрокинуты спинками на маленький круглый столик с цветочным горшком в центре. Балюстраду балкона венчали три гипсовые вазы, увитые плющом. Возле одной из них сидел, не шелохнувшись, крупный рыжий в тигровую полосу кот. На шее светился люминесцентно-красный ошейник.

— Кензо! — Позвала Аня. — Кот поднял к ней узкоглазую мордочку и откликнулся «Бурр…» Потом потянулся, вытягивая то задние, то передние лапы и нахоженной тропой по архитектурным излишествам в виде лепнины ловко взобрался на подоконник. Аня открыла раму и выставила блюдце с молоком. Но кот заинтересовался сразу замеченной маслиной. Юркнул под Анин локоть, взял добычу зубами и был таков. Ни ласки, ни благодарности. Аня улыбнулась, представляя, как сообщит Тони свое открытие: котище, наверняка, его родственник — рыжий, длинноносый, не приручаемый.

Аня долго ходила по комнате в поисках фотографий, книг, каких-то мелочей, выдававших пристрастия хозяина. Все было убрано и пусто, как в номере гостиницы. Удивительно, но даже в ящике бюро не обнаружились какие-либо бумажки с записями. В собственных мыслях и ощущениях она решила не разбираться. Как, например, объяснить что убитая горем вдова оказывается в постели с человеком, которого совершенно не знает? И что самое невероятное, — по своей воле…

«Я знаю о нем достаточно, — опровергла себя Аня. — Он дважды спас незнакомую сумасбродную девицу, и теперь заботится с ней…» — Она коснулась рукой дешевого медальона который грел её куда больше, чем фамильная реликвия Лаури. — «Кроме того, я так несчастна и одинока, так нуждаюсь в тепле и заботе… Ложь! Сегодня ты совсем не так уж несчастна. Ты думаешь о нем. Словно… словно в холодном море утонула одна женщина, а вернулась к жизни — совсем другая.»

«Нет, не вернулась к жизни, а заблудилась в ней. Заблудилась в своих болезненных фантазиях. Тони Лиса никогда больше не станет одной из них.» Строго сказала Аня своему отражению в мельхиоровом блюде, которое вымыла, наводя порядок на кухне. Дорожки Энн и Фокса пересеклись, чтобы разбежаться в разные стороны. Парень слишком нагнетает страхи — ему нравится казаться крутым, воображая себя в тылу врага. Это совсем не значит, что его гостья не может позвонить маме — только маме. Причем, конечно же, без всяких подробностей. Она набрала московский номер.

— Детка! Ой, я специально дома сижу у телефона, как чувствовала. Верочка, конечно, зашмыгала носом.

— У меня все нормально, — бодро отозвалась Аня. — Отдыхаю, компания хорошая. Подробности после. Скоро вернусь. Что у Южных?

— Утряслось, сидят в Москве, беспокоятся, куда ты пропала.

— Буду дома, все объясню — не волнуйся, мамочка, и не говори никому, что я звонила.

— Понимаю, понимаю… Следствие откопало какие-то новые факты — такое дело раздули, детектив!

— Нам с тобой бояться нечего. Все, целую. До встречи. — Прервала разговор Аня.

Потом ещё раз обошла комнату, ободренная, почти веселая. Там, в Москве, теперь спокойно застрекочет «Веритас», Верочка дождалась вестей от дочери. А Лина пусть сама разбирается в заваренной каше. Здесь тоже скоро все утрясется. Галлюцинации, конечно же, были от сотрясения и таблеток. Неведомый Жанни наверняка уже понял что к чему. Сам виноват — не нашел времени встретиться с прибывшей из России возлюбленной. Давно бы уже исправил произошедшую ошибку. А если уж он такой крутой господин, пусть сам ищет пропавшую москвичку и расхлебывает кашу.

Проведя ревизию в холодильнике, Аня составила меню к ужину. Тони вернется голодный и получит полную тарелку горячих спагетти с умопомрачительным соусом, где будет и ветчина, и помидоры, и отмороженный гамбургер, — в общем — блюдо поистине интернационального значения… Да кто же эта рыжая Лисица? Ирландский еврей? Венгр, бельгиец? Авантюрист, полицейский, неудачливый ученый? — Какая разница! Сейчас, здесь — он единственный близкий человек. Для него шкворчит на сковороде ужин, о нем думает потерянная в чужой стране женщина.

Когда стемнело, Аня зажгла лампы и устроилась с журналами на диване против двери. Скоро она научилась распознавать звуки лифта и хлопанье дверей на нижней лестничной площадке. Но никто не поднимался в мансарду. Чем сильнее темнело за окном, тем больше росла тревога.

Вот едва слышно сомкнулись дверцы лифта. Кто-то зашаркал тяжелыми ботинками и раздалось мощное гавканье. Скрипучий мужской голос с менторскими нотками пытался урезонить пса. Все утихло в квартире на нижнем этаже. Где-то за стеной неловкие руки разучивали этюд Шопена. Совсем, как дома. Ане стало очень тоскливо. Она прилегла и, вероятно, задремала. Проснулась мгновенно и резко вскочила от странного звука — в замке осторожно поворачивался ключ.

Аня стояла, как на пионерской линейке, вытянутая по стойке «смирно» и напряженно сосредоточенная. Она не шелохнулась, когда дверь тихо открылась и в комнате появились двое мужчин — мулат и белый. Оба в черных джинсах и куртках, типичные бандиты, только без трикотажных масок.

— Привет, — сказал мулат по-русски.

— Кто вам нужен?

— Ты, птичка. — Он подошел к ней и окинул взглядом с головы до ног. Скидывай тряпье.

— Что? Вы ищите Тони?

— С ним — другой разговор. Раздевайся и ни звука. — Он достал пистолет и не очень любезно ткнул им Ане в ребро. — Выслушивать проповеди и шутить здесь никто не намерен. — Он страшно выпучил белки и рявкнул: «Выполняй команду, сука!»

Стянув спортивный костюм, Аня осталась в той самой кружевной рубашечке, в которой бежала из особняка. Смуглая рука сорвала с шеи медальон.

— Теперь садись, пиши.

— У меня ничего нет…

— Неважно, — мулат рванул лист из журнала с рекламой мужских галстуков и протянул карандаш. — Пиши на полях: «Я запуталась. Больше так жить не могу.»

— Не стану. — Аня стиснула зубы. Мулат дал знак своему партнеру и тот, приблизившись к девушке, двумя пальцами сжал её локоть. Она вскрикнула от внезапной пронзительной боли.

— Если не будешь слушаться, мы разыграем другой сценарий «Истерзанная жертва неизвестных садистов найдена на чердаке…» — сообщат в утренних газетах. Ты ведь знаешь, как извращенцы мучают нежных крошек? мулат провел острым, как лезвие бритвы, ногтем мизинца по коже Ани от подбородка до центра груди. На тонкой надрезе выступили бисеринки крови. Приятно?

— Не увлекайся, Пеле, — предупредил второй, тоже на чисто русском. — Я и сам не прочь трахнуть малышку. Но, вероятно, она предпочтет оказать нам маленькую любезность, черкнув эти теплые слова прощания?

— Вы убьете меня? — Она затравлено попятилась.

— Откуда такие мысли, мадемуазель? — Пеле пожал плечами. — Немного поиграем. Жизнь — это игра. Произведения Толкиена читала? Ничего, разберешься по ходу… Пиши, если предпочитаешь комедию кровавой драме.

— Я могу закричать.

— А я — выстрелить. — Пистолет уперся ей в ребро.

Аня написала то, что ей продиктовали.

— Теперь слушай: подходишь к окну и орешь, — там работает мусорщик и гуляют старухи с собаками. В это время мы смываемся… И ни звука больше, поняла? Все делаешь по моей команде. — Мулат выключил свет.

— Но зачем это?

— Завтра поймешь. Читай газеты, смотри телек. Очень рад, мисс, что вы оказались столь покладистой. — Белый парень подтолкнул её к окну. Мулат прижал к спине дуло пистолета.

Аня распахнула окно, на пол упало блюдце, молнией метнулся вниз подбиравшийся к молоку кот.

— Подоконник низкий, в переулке граждане, готовые помочь иностранке. Кричи по-русски: Господи помилуй!

Аня ухватилась руками за раму, и все сообразила в одно мгновение бандиты без масок, значит, они не оставляют свидетелей. — Она прижалась спиной к стеклу.

— Это вы убили Карлоса? Там, в Москве, на Суворовском бульваре? И Михаил — ваших рук дело?

Переглянувшись, парни усмехнулись.

— Приятно узнавать о своей популярности. Да, мы работаем чисто, исключительно гуманно. Согласись, это не самый худший способ покинуть мир. Тебя не насиловали, не жгли утюгом. Даже разрешили помолиться. Сервис. К своему делу мы относимся творчески, ищем новые подходы, интересные формы обслуживания.

Аня улыбнулась, благодаря судьбу за проявленную милость. В последнюю минуту она все же позволила ей узнать правду и посмотреть в лицо убийц. Пусть эти монстры — всего лишь марионетки, — на их руках кровь.

— Рада была встретиться с вами и сообщить: вы обречены. Ваши мучения будут ужасны. А это — моя печать. — Она плюнула в ухмыляющееся лицо и вспрыгнула на подоконник. — Прочь руки, ублюдки!

В ночной прохладе чувствовалась весна — и запахи, и звуки предвещали летнее пиршество — цветение, птичий гомон. Среди ветвей старого платана суетились воробьи, политый садовником газон пах землей, молодой травой… Столько было в этом мире всего, что ещё хотелось потрогать, погладить, полюбить…

Чувствуя за спиной нетерпеливое сопение, Аня распахнула руки, словно обнимая чужой город.

— Господи помилуй… — перекрестилась она, и что есть силы прыгнула вниз. Чуть правее, где на зеленый ковролин балкона падал квадрат света из комнаты. Она ударилась о парапет и растянулась на полу, закрывая голову руками — огромный черный терьер вырвался на балкон и залился оглушительным лаем. Тут же пса осадил по-французски сиплый мужской голос, на ошейнике лязгнул замок. Мужчина два раза что-то громко повторил, обращаясь, очевидно, уже к гостье.

— Не говорю по-французски… — пролепетала она, боясь поднять голову. Сейчас грянет выстрел и пуля вопьется прямо в затылок.

— Вставайте, я увел Вилли. Поднимайтесь же, мисс! — строго прокаркал старческий голос. — Что предпочитаете — английский, немецкий, латынь?

— Английский.

Аня попыталась встать, и тут же застонала от боли — на левую ногу наступить было просто невозможно.

— Нога… Я подвернула ногу… — Она оперлась на каменную балюстраду.

— Да зайдете вы, наконец, в комнату? — Маленький сухощавый старик в домашнем велюровом, изрядно потертом костюме тревожно озираясь, затолкал девушку в комнату, закрыл балконные двери и плотно задернул шторы. Она села в кресло, кривясь от боли.

— В таком виде появляться на моем балконе! Ужасающая наглость… Святая Мария, что скажут соседи?.. Боже, Боже мой… Я вызову полисмена. Он подбежал к письменному столу, схватился за телефонную трубку, но в раздумье опустил её. — Сидел спокойно, читал Геродота… Боже мой… Клара должна прийти утром… Вы пьяны? Или наркотики? — С опаской приблизившись, старик заглянул в лицо гостье. Он зачесывал на косой пробор крашеные редкие волосы и носил пенсне! Такое лицо можно увидеть лишь на фотографиях столетней давности. Старик назидательно произнес: — Самоубийство преступно! Римляне называли это Taedium vitae — отвращение к жизни. Но вы губите не только себя, мисс, вы губите порядочных людей! Вот в чем весь ужас безнравственности.

— Я не пила, не употребляла наркотики… Меня хотели убить… Надо срочно вызвать полицию.

— Ни в коем случае… Моя репутация… Вы хотя бы понимаете, что это значит? — он погрозил у лица Ани скрюченным падагрическим пальцем. Репутация — больше, чем воинская присяга, важнее чем призвание. «Vox populi — vox Dei» — глас народа есть глас Божий, — утверждал римский философ Сенека. А что же будут после всего этого говорить обо мне люди? Писаки раздуют скандал, меня с обнаженной девицей покажут по телевизору… Вопиющее непотребство. Ну зачем я выскочил на балкон… Ушел бы на улицу гулять с Вилли… Разбирались бы с вашим любовником сами… — Он скрылся и вернулся с плащом. — Наденьте, мисс, на вас противно смотреть. И немедленно уходите. Это мое старое пальто. Проверьте, ничего нет в карманах? — Он бросил ей на колени нечто бурое, брезгливо держась на расстоянии.

— Я не могу уйти — у меня вывихнута щиколотка. Пожалуйста, позовите полицейских. — Аня закуталась в короткий, пропахший крепкими сигаретами плащ.

— Не морочьте мне голову! Профессор Ганкинс не идиот… Вы поставили меня в ужасающее положение. Я буду вынужден отдать это кресло в дезинфекцию, менять покрытие на балконе… Скорее всего, у вас ВИЧ или что-то ещё в этом роде.

— Я не сойду с этого места! — воскликнула, потеряв терпение, Аня. Прошу вас, господин профессор, мне грозит смертельная опасность. Сжальтесь, вызовите полицию.

— Извольте. Ступайте к автомату и вызывайте сами, кого хотите. Но не из моей квартиры. — Старик с опаской покосился на девушку, потирающую ушибленную ногу. — Покажите… Я проходил курс первой медицинской помощи.

Он опустился в кресло рядом, Аня протянула вперед ногу. По всей видимости, сумрачная комната с горящим камином и стеллажами книг была кабинетом. На массивном письменном столе поблескивал бронзовый бюст с римским профилем. Где-то в соседней комнате подвывала и скреблась собака. Поправив пенсне, крашеный профессор осмотрел её ушиб. Затем, осторожно протянув сухую руку, ощупал щиколотку.

… «Собаку зовут Вилли, меня хотели убить те, кто убил Карлоса… Поистине, совпадения — логика Фортуны. Но о чем она хочет сообщить мне этими знаками?» — С закрытыми глазами и стиснутыми зубами Аня перетерпела манипуляции, проделанные стариком.

— Вывиха и перелома нет. Небольшое растяжение сухожилий. Это пройдет. Надо наложить тугую повязку.

— Знаю… Я занималась спортом.

— Это не спорт — это разнузданная, безнравственная похоть…

Аня не стала спорить. Со всей очевидностью старик боролся с соблазном погладить её ногу.

— Не двигайтесь, ничего здесь не трогайте. Я через минуту вернусь, пригрозил, удаляясь, профессор. Вскоре он вернулся — от него сильно пахло одеколоном — очевидно, он старательно продезинфицировал руки после контакта к гостьей.

— Возьмите, что надо. — Профессор протянул коробку с хорошо укомплектованной аптечкой.

— Спасибо. — Аня нашла эластичный бинт и туго обмотала больное место. Попробовала наступить — вполне переносимо. Идти можно. Но куда? Очевидно, бандиты ждут её у подъезда или где-то поблизости. Ее и Тони. А может, их как раз и прислал Тони? — Она застонала.

— Теперь, надеюсь, вы покинете мой дом. Могу предложить таблетку обезболивающего, — у меня часто ноет поясница. — Я занимаюсь историей и мой долг — проявлять сострадание. — Несчастная полунагая жертва любовной интриги очевидно все же вызывала сочувствие ученого. Старик, не отрываясь, смотрел на её босые ступни.

— Спасибо, вы очень любезны, но мне необходима какая-нибудь обувь.

— Для того, чтобы подняться в мансарду? Может, ещё попросите денег на такси? Шагайте-ка домой, дорогая.

— Я пойду в полицию.

— Послушайте, мисс, только не впутывайте меня, если решили попасть на страницы газет. У меня кристальная репутация в этом городе. Я ни разу не был женат.

— А Клара? — Аня хотела спросить и про крашеные волосы.

— Клара — моя экономка. — Старик почему-то отвел глаза и вышел. Он вернулся с парой ботинок и толстых носок.

— Кажется, они не так уж велики. Вы ведь не собираетесь на танцы, мисс?

— Спасибо, профессор. Я постараюсь не причинять вам хлопот… Ваш кот чрезвычайно симпатичный… И пес не злой. Значит, и вы совсем не такой уж сухарь… Просто испугались меня.

— Отвага — привилегия воина. Ученому надлежит проявлять аккуратность и усердие. Но не безрассудство. Я никогда не изображал из себя супермена. И не качал бицепсы. Молодость и сила — в ясности ума. — Он почему-то провел рукой по распластанным на плеши волосам. — Ваш визит не доставил мне удовольствия. Но смею надеяться, мы расстаемся по-дружески.

— Вашего пса зовут Вилли?

— Билли. В честь американского президента. Рад с вами проститься, дорогая. — За спиной Ани захлопнулась дверь, лязгнули замки и щеколды.

«Сейчас он пойдет пить сердечные капли, а я буду сидеть на лестнице и ждать, когда меня пристрелят», — подумала Аня. — Что делать? Постучать в другую квартиру и попросить о помощи? Люди не откажутся вызвать полицию…Убийцы, скорее всего, засели в мансарде и поджидают возвращения Тони или его русской гостьи. Но почему здесь русские и как все происходящее связано в московскими трагедиями? — Аня усмехнулась, — жаль, что ответы на эти вопросы получить, по-видимому, не придется. Но ведь все складывается слишком затейливо, чтобы оборваться на полуслове. Нет, не зря привела её сюда Фортуна и подает настойчивые знаки: «тепло, теплее… горячо!». Еще пару шагов, и кусочки мозаики сложатся в цельную картину. Ради этого стоит бороться за жизнь, внушала себе Аня, сидя на широкой каменной ступеньке.

В холле хлопнула дверь и пополз вверх лифт. Она поднялась и решительно двинулась вниз. В подъезде, чистом и пустом, было темно — здесь свет загорался автоматически, когда кто-то входил, и через пару минут гас. Сквозь витраж на входных дверях ярко светил уличный фонарь.

Стараясь двигаться как можно тише, Аня обнаружила выход, ведущий на задний двор, где стояли мусорные контейнеры. Вопреки её ожиданиям, от которых выпрыгивало сердце, руки убийцы не сомкнулись на её горле. Ночь была тихая, свежая, пахнущая весенней листвой. Неподалеку темнел большой сквер с монументальным изваянием в центре — дама ренессансных форм отбивалась от толстого, причудливо извивающегося змея. — «Наверно, она все же победила, раз её образ увековечили в мраморе… А шансов было не много», — на ходу краем сознания оценила величину и свирепость скульптурного змея Аня. Подчиняясь инстинкту, она направилась к освещенной к магистрали, по которой двигались автомобили. Уж там-то должен оказаться хоть один полицейский.

Попав на светящуюся витринами улицу, Анна легко прочла название на табличке. Два дня назад оно казалось совершенно невразумительным, а теперь — обнадеживающе знакомым: Аvenue Victor Hugo. Улица Виктора Гюго! Где-то здесь переулок, ведущий к набережной и тому кафе, где голубой пингвин держит трехцветное мороженое. Бармен «Фарцетти» явно знает Тони — они перебросились несколькими фразами, как неоднократно встречавшиеся люди. Значит, цель прогулки теперь ясна…

Аня уверенно шла мимо домов, узнавая окна, подъезды, рекламные щиты, зафиксировавшиеся в памяти во время недавнего побега из «Двойника». Вот в уютной комнате первого этажа в мягком свете настольной лампы сидит за швейной машинкой женщина. «Господи, кому же здесь вздумалось портняжничать?! — Мимоходом подумала она и тут же вспомнила, что именно об этом думала тогда, бредя здесь, словно сомнамбула. Шьющая женщина в окне дома благополучного европейского города — нечастое явление. Выходит — это путеводный знак!»

Узкий переулок, ведущий к набережной, был пуст, гулко раздавалось тяжелое шарканье мужских ботинок по брусчатке — обувь ворчливого профессора едва не сваливалась с ног. От шороха за спиной Аня шарахнулась в арку закрытого гаража и прижалась спиной к холодному камню — следом за ней действительно кто-то шел, вырисовываясь на фоне дальнего фонаря темным силуэтом. Она затаилась, остановив дыхание. Шаги замерли совсем рядом… Через секунду преследователь оказался рядом, заметил спрятавшуюся девушку, крепко схватил и зажал ей рот ладонью.

— Тсс! Я тебя здесь давно караулю… — Он закрыл поцелуем Анины губы.

— Тони?! — вырвалась она.

— Тише… У меня в мансарде побывали плохие мальчики. Умница, что ухитрилась смыться.

— Они хотели убить меня! Хозяин кота и собаки дал мне одежду. Но не позволил позвонить в участок.

— Старик боится женщин и полисменов. Зато приодел тебя классно. Ого! Просунув руки под плащ, Тони обнял её. — Ты опять в том же сногсшибательном туалете… Но в бар мы не пойдем. И домой возвращаться, вроде, не имеет смысла. — Тони печально присвистнул.

— Остается нанести визит в полицию?

— Без этого не обойтись. Но мне надо кое-что выяснить до конца. Нельзя же во всем полагаться на следователя. И любопытство замучило. Тони Фокс хитрая и любопытная лисица… Поцелуй меня.

— Ты предлагаешь остаться здесь?

— Не надолго. Притаись и жди. Я подгоню машину. А потом… — Тони блаженно зажмурился. — Нас ждет ночь в дешевом мотельчике. Ну, таком легкомысленном, куда водят заблудших девочек. Догадываешься, что это значит?

— Тони… Я должна тебе сказать, что между нами никогда больше ничего.. — Аня прислушалась. — Похоже, приехал владелец гаража. Машина остановилась прямо у дома.

— Эх, опоздали в мотель! Бери меня под руку и бежим.

В ту же секунду, когда они рванулись вниз по узкому переулку, из автомобиля выскочили двое. Сбили Тони с ног, отбросили к стене девушку.

— Осторожно! — Вскрикнула Аня, увидев, что в руке подступающего к Тони человека зажат нож. — Осторожно, это они!

Но было поздно — мулат сделал выпад — согнувшись, Тони упал на колени. Она закричала, но звук застрял в горле — зажав девушке рот, её поволок к машине второй громила. Распахнул дверцу и одним ударом свалил на заднее сидение.

— Труп закинем в багажник. Помоги, Пеле… — Подхватив Тони, они живо справились с работой. Белый парень сел рядом с Аней, мулат за руль. Машина сорвалась с места.

— Скоро будем дома, — мечтательно сказал Пеле. — Вот там и позабавимся.

В доме за углом, в комнате пенсионерки, вышивавшей столовые салфетки для приюта, по-прежнему стрекотала машинка и на экране телевизора стрелял в Фантомаса из деревянного протеза Луи де Фюнес.

12

Мулат поговорил с кем-то по мобильному телефону и молча выслушал указания.

— Тебе повезло, детка. Через десять минут будешь принимать горячую ванну. А затем — баиньки.

— С кем?

— Можешь выбрать нас. Но, боюсь, найдутся другие претенденты. Извини, если были не очень деликатны.

— Ненавижу! Вы мертвецы, вас мало просто расстрелять! — Аня рванулась, пытаясь впиться зубами в шею сидящего рядом здоровяка.

— Не трепыхайся. — Он больно крутанул её скованные за спиной руки.

— Что вы сделаете с Фоксом? Учтите, я свидетель.

— Закопаем. Втихаря, — весело пообещал мулат. — Если ты, конечно, не переубедишь шефа. Кажется, он к тебе очень неравнодушен.

— Где этот негодяй, ублюдки?

— Скоро встретитесь. А пока — заткнись, если не хочешь остаться без зубов перед интимным свиданием. — Парень с ухмылкой показал Ане пудовый кулак.

… Беглянка была возвращена в зеленую комнату виллы «Двойник». Мадам Берта унесла сброшенные ею на пол ванной вещи и невозмутимо удалилась, словно ничего не произошло. В форсунках овальной джакузи бурлил воздух, взбивая пену. Аня шагнула в воду и села, скорчившись, обняв колени руками. Ее продолжало знобить, по коже бегали зябкие мурашки. Что с Тони? Господи, что вообще происходит? Если это сон, то почему так больно? Саднит царапина на груди, ноет лодыжка, а внутри… Внутри все замирает от ужаса и боли.

А ещё злость — мучительная, бессильная ярость. Взять бы массивный синий флакон с туалетной водой и запустить в запотевшую зеркальную стену! Разгромить полки, вазы, продуманно размещенные изобретательным дизайнером, расколоть прозрачный борт ванны — пусть хлынет на ковры пенящаяся, подсвеченная изнутри вода…

«Господи, неужели смирение должно быть безграничным? Неужели хоть однажды я не могу превратиться в ведьму?» — Немой вопрос остался без ответа. Аня больно прикусила губу, как делала в детстве, чтобы унять ярость.

В дверь ванной поскреблись.

— К вам можно, мадемуазель? Не стесняйтесь, я хотел бы пощупать пульс. — На пуф возле ванны присел доктор и осторожно, чтобы не замочить манжеты, взял Анино запястье. — Тахикардия…

На круглом лице отчетливо читалась озабоченность.

— Вы чем-то обеспокоены, господин Джанкомо?! Вы, разумеется, в первый раз слышите о том, что меня едва не убили, а моего друга, раненого или мертвого, засунули в багажник… Ах, конечно, я опять брежу! — Аня приподнялась, но руки доктора мягко погрузили её плечи в воду.

— Эх, дорогая моя… Дела действительно идут не лучшим образом. А я рассчитывал на ваше самообладание. Расслабьтесь. Вот так. Кладите затылок на резиновую подушку, пусть тело массируют горячие струи. Не думайте ни о чем. Дремлите. Здесь очень спокойно, тепло. Вы под защитой друзей… В конце концов, вы дома, а это главное. Неприятный инцидент исчерпан. Приступ прошел. Вам следует продолжить прием лекарств и сразу же станет легче. Будьте умницей, пососите вот это! Ментол. Приятно, правда? А я люблю леденцы с лимонным ароматом. Хотите, я завтра принесу другие? — Он говорил спокойно, как с ребенком, и Аня, действительно, расслабилась, сунув за щеку таблетку. Тревожные мысли разбежались, ни одну из них не удавалось схватить за хвостик. Горячие водяные струи ласкали кожу, а ментол холодил дыхание.

— Вы будете слушаться, детка?

— Да…

— Вы уже не хотите выпрыгнуть из окна?

— Нет… Совсем не хочу.

— Вам кое-что становится ясно… Мысли почти прозрачны, но мешают смутные тени… Не мучайтесь, я попытаюсь объяснить, что произошло… Джанкомо поудобней расположил массивное тело на низеньком пуфе.

— Вы красивая женщина. Привязанность моего друга понятна. Понятно и то, что в его положении он не мог сразу же, обычным путем, легализовать ваши отношения… Ради вас, детка, ему не единожды пришлось преступить закон… — Доктор тяжко вздохнул. — Но кто может судить любовь? а ваш супруг любит вас.

— Любит… — Послушно согласилась Аня, впадая в приятную полудрему.

— Барон Роузи, с которым вы должны были зарегистрировать брак, подставное лицо. Сразу же после церемонии его услуги были бы щедро оплачены, а вы с вашим настоящим мужем, по документам четы баронов Роузи, отбыли бы на другой континент. Там на берегу океана уже ждала вас прелестная вилла. Вы меня слышите? Вы все понимаете?

— Да. Мы должны были бежать в другую страну.

— Конечно, действия подобного рода можно назвать незаконными. Но когда речь идет о таком романтическом чувстве, голос разума умолкает… Когда я взялся помочь моему другу, я не предполагал, какие осложнения могут возникнуть. Причина всех недоразумений — вы. Да, да… Надо здраво отдавать себе отчет в этом, мадемуазель.

— Я… я… поступила неправильно… Он приходил ко мне и звал. Я решила уйти, чтобы сделать его свободным.

— Бедняжка! Ваше сотрясение и психические осложнения оказались сильнее, чем я предполагал. Галлюцинации, навязчивый бред… Увы, мы не могли положить вас на обследование в клинику. Понадеялись на везение, действовали деликатно — готовили вас к мысли о бракосочетании… Платье, цветы… я настаивал на постепенном воздействии… И все уже было почти улажено! — Доктор всплеснул пухлыми руками. — Да, теперь я понимаю, почему вы ушли… Но дальше! Разве вы ещё не поняли, что случилось потом? Вас выследил и похитил человек, назвавший себя Фоксом. Лестное прозвище. Но он не лисица — шакал!

— Шакал? Он спас меня…

— Еще бы! Шакал спас золотого тельца в надежде получить за это приличный куш.

— Тони уверял, что мне грозит опасность. И это правда! Мне угрожали пистолетом, били, царапали…

— Где же побои, девочка? — Доктор заботливо оглядел лежащее в ванне тело. — Вы придумали несуществующие истязания. Этот негодяй поил вас наркотиками! Вы находились в патологическом опьянении, сопровождающемся эйфорией и сексуальным возбуждением.

— Фокс — не враг. — Аня села. — Он защищал меня… А сегодня меня хотели убить те самые люди, что привезли сюда! Разве вы с ними не знакомы? Они, во всяком случае, действовали по распоряжению шефа. И вели себя вовсе не как друзья.

Доктор сокрушенно покачал головой и взял её руку:

— Расслабьтесь, подумайте. Наши люди хотели вырвать вас из рук опасного человека. Так называемый Фокс — опытный мафиози. Это опаснейший враг вашего друга. Спрятав вас в мансарде, он отправился к нему с требованием выкупа и… ещё кое-каких деловых уступок… Естественно, он действовал не в одиночку. Ваш побег и путешествие на яхте были организованы целой преступной группой. Наши ребята хотели вызволить вас, инсценировав попытку самоубийства. Но вы — прыгнули из окна вниз! Детка… это ужасный поступок. Наверно, вы когда-то пережили нечто подобное, или услышали о похожем случае. Травма глубоко зафиксировалось в больной психике.

— Да… То есть, нет. Они заставили меня написать признание в самоубийстве.

— Что бы сбить со следа Фокса! Инсценировка… Вас должны были увидеть раздетую, невменяемую гуляющие внизу люди. После этого ребята доставили бы вас сюда. А Фоксу пришлось бы долго выкручиваться из затянувшейся на его шее петли. Все выглядело бы так: он довел девушку до самоубийства, а потом увез её в неизвестном направлении. Это помогло бы вам исчезнуть с горизонта… Но тут… Ах… вы убежали, впутали в эту историю безумного старика, шли по улицам, обращая на себя внимание прохожих. Понимаете? Если начнется расследование, найдется множество свидетелей…

— Все это… — Аня сжала виски, стараясь сосредоточиться. — Все это как-то не так. Вы сказали — расследование. Какое расследование?

— Связанное с преступлениями Фокса… Эх, дорогая… Могли бы уже загорать на пляже собственной виллы… Послушайте мой совет…

— Я хочу спать… Завтра, если не возражаете, я выслушаю все ваши пожелания…

— Нет, милая. Вставайте, накиньте халат. Мы продолжим разговор в спальне. Похоже, нервное напряжение уже прошло… Теперь надо собраться с силами.

Аня послушно завернулась в халат. У кровати её ждал столик с ужином.

— Садитесь, выпейте кофе. Необходимо взбодриться.

Аня сделала пару глотков из протянутой доктором чашки.

— Уже поздно. — Она сладко зевнула. — Что случилось?

— Пока, к счастью, ничего непоправимого. Но терять время больше нельзя. С того момента, как в дело вмешался Фокс, вы в большой опасности. Вы и ваш благородный покровитель.

— Так где же он, в конце концов?! Кто он? — Аня сама удивилась вскипевшей в ней энергии. Она вскочила, словно бросая вызов доктору. Тот поднялся.

— Об этом и идет речь. Через двадцать минут, ровно в полночь, шеф ждет вас. В парадной столовой. Мадам Берта принесет костюм, в котором надлежит появиться за столом. — Голос доктора стал официальным. — Я не сомневаюсь, на этот раз вы не станете бегать от своего счастья.

Очевидно, Берта ждала за дверью. Она вошла в комнату сразу же, как удалился доктор. На вытянутых руках дама несла длинное подвенечное платье. Разложив его в кресле, она открыла перед Аней большую коробку с аксессуарами, и поставила у кровати туфли — точь-в-точь такие, в каких танцевала на своей московской свадьбе Аня Венцова. Ободряюще улыбнувшись, дама покинула комнату.

Люстра и бра сияли в полную мощь, заливая все вокруг праздничным светом. Аня стояла посреди комнаты, так похожей на свою бывшую спальню, и ничего не понимала. Совершенно ничего, словно смотрела часть сериала, начало которого пропустила. Раздражение и некая легкомысленная игривость боролись в ней, а ощущения реальности и сна перемешались. Можно было бы, наверно, звать кого-то на помощь, биться головой о стену или швырять в зеркало парфюмерные коробочки. Но она спокойно и обстоятельно начала одеваться. Ежевечерняя практика «Техаса» научила её мгновенным преображениям. Через пятнадцать минут, без помощи парикмахера и визажиста, растерянная, перепуганная женщина превратилась в самоуверенную холеную красавицу. Платье из атласного крепа цвета слоновой кости облегало фигуру мягко и нежно. В длинном остром вырезе на груди отчетливо виднелась полоска, оставленная ногтем мулата.

— Откуда же взялось это? — Задумчиво коснувшись царапины, Аня порылась в коробке в поисках подходящего ожерелья, но ничего не нашла. Волосы она зачесала на одну сторону и в заколку закрепила веточку шелкового флердоранжа. Грим нанесла щедрый и яркий, как для сцены. Вот только опухшая щиколотка ныла под тонкими колготками и приходилось немного хромать, наступая на высокий каблук.

В общем-то невеста осталась довольна собой. Ей велели принять соответствующий вид к строго обозначенному времени, и она с этим справилась. Загадочный шеф, так старательно готовившийся к встрече, продумавший даже костюм и украшение дамы, будет сильно удивлен, — вместо Алины на романтический ужин явится совсем другая женщина. Что ж, не хотели слушать, сочли сумасшедшей, теперь пусть разбираются сами… Враги, друзья, «Двойники», «Лисы»… — хватит! Трагифарс близится к завершению. На сцену, Венцова, твой выход!

13

До полуночи осталась одна минута. Аня вышла в коридор. Издали стал виден мерцающий полумрак гостиной. Медленно, с глухо стучащим сердцем она вошла в комнату. По стенам тускло мерцала позолота массивных багетов, на овальном столе, накрытом к ужину, стоял букет гладиолусов и канделябр с семью свечами. Два стула с высокими спинками ждали гостей. Поколебавшись, Аня села, хотя никто не предложил ей пожаловать к столу. И тут же каминные часы начали отбивать полночь.

Она увидела его в дверях — одетого с театральной элегантностью черные брюки, белая шелковая, очень свободная рубашка, распахнутая на груди. В таком костюме в балете обычно выходит Ромео. Не хватало серебрящегося эфеса шпаги. В руках Михаил держал сафьяновый футляр. Он открыл его — лавиной искр сверкнуло бриллиантовое колье.

— Ты узнаешь это, дорогая? — Он улыбался, он излучал любовь и нежность.

Во рту пересохло, губы одеревенели, Аня протянула руку к бокалу. Михаил тотчас налил в него немного вина и, подойдя, тихонько обнял обнаженные плечи. — Успокойся, девочка. Я с тобой. — Он защелкнул на её шее колье.

Все как тогда. Никаких сомнений не осталось — Аню обнимал погибший муж.

— Прости меня. Главное — прости. Я знал, ты поймешь, ты сумеешь понять… Мне было тяжело, неизмеримо тяжело… Но я же — супермен! Михаил занял кресло напротив.

— Я очень больна, — сказала Аня. — После того, как ты погиб, мне никак не удается разобраться в том, что происходит… Мой рассудок живет по своим законам… Как океан Солярис. Он создает фантом… дорогой мне фантом… В глазах, глядящих на Михаила, блестели слезы. — Дьяволу или Ангелу спасибо за эту ночь. — Аня подняла пустой бокал. — Не вижу шампанского.

— Доктор сказал, что тебе сегодня не стоит много пить. Это розовое вино — совсем легкое, оно бодрит и проясняет мысли. Так гласят рецептурные комментарии трехсотлетней давности… — Михаил наполнил бокал Ани светлым вином. — А я не могу отказаться от коньяка. Нервничаю. Выпьем за встречу… Я же обещал, что наша жизнь станет прекрасной сказкой.

— Спасибо. — Аня отпила вино. — Наверно, в таких сказках не обходится без страшных приключений.

— И злых колдунов… Мне надо многое тебе рассказать, детка… Потом, когда мы будем лежать под ласковым солнцем, я стану раз за разом возвращаться к прошлому и сообщать тебе новые подробности. Мы вместе вспомним наши страхи и навсегда простимся с ними. Ведь столько всего произошло! Смотри — я совсем седой. — Михаил тряхнул головой.

— Мне так хочется обнять тебя. Но… но я боюсь. Боюсь, что призрак исчезнет. — Взмолилась Анна.

— Не волнуйся, попробуй проглотить что-нибудь — это успокаивает. Здесь твои любимые лакомства. Представь: мы сидим у себя дома в покое, тепле и любви. Мы беседуем. И я рассказываю тебе сказку… — Михаил осушил свою рюмку. — Слушай…

Моя жизнь в Москве была слишком рискованной. Я любил свое дело и часто нарушал законы реальности. Конечно, без врагов и завистников не обошлось. Ты помнишь, — они не смогли убить меня, но сделали нищим. Мне удалось вернуть свое положение довольно быстро. Не спрашивай, как, — это была настоящая война. Я победил, но враги жаждали реванша. Им надо было не только уничтожить меня, завладеть моим капиталом, но и опорочить — свалить все свои грехи на сгоревшего в машине Лешковского.

Я устроил так, что вместо меня сгорел другой. А сам — скрылся. Поверь, я не мог ничего сообщить тебе — тем самым я подверг бы тебя смертельной опасности. Кроме того, на несколько дней мне пришлось уйти в глубокое подполье…

— Но ведь я чуть не умерла от горя, погиб наш ребенок… — Вытянувшись в струнку, Аня впилась в собеседника полными ужаса глазами. Из руки выпал и со звоном разбился на паркете бокал.

— Милая, его убил не я. Тот, кто взорвал мою машину, обрек нас всех на страдания. Я тоже сходил с ума, мучился! — Лицо Михаила исказила гримаса боли. Тяжелый кулак обрушился на стол. Звякнуло серебро.

— Врач сказал: у меня ещё будут дети… — пролепетала она, ещё ничего не понимая.

Михаил сделал движение, чтобы рвануться к жене и обнять её, но выставил вперед руки: — Нет! Погоди. Ты должна узнать все. Не перебивай. Он вернулся на место и сжал голову руками. — Я стал думать, как вернуть тебя. Но так, чтобы ни одна живая душа не узнала об этом. Ты не представляешь, как могущественны те, кого называют мафией. У меня оставался лишь один выход — появиться на другом конце континента под другим именем и вытащить тебя. Но как? Мне следовало торопиться, а я вовсе не был уверен, что по моим следам не идет киллер. Как же обезопасить тебя, не связывая хотя бы на время с существующим под новым именем, но таким узнаваемым господином Лешковским? Моя проклятая внешность! Пришлось заключил сделку с неким обедневшим ирландским бароном, опустившимся подонком. Он должен был жениться на российской гражданке и увезти её в свадебное путешествие в экзотические края. Вот там мы с тобой встретились бы в нашем домик у океана. Пьяница-барон благополучно бы покинул этот мир, а я — женился на его вдове. И никто никогда не отыскал бы нас на самом краю света.

— Зачем барон? Почему я не могла сразу улететь на край света?

— Милая, кто же мог поручиться, что за вдовой Лешковского не следят? Нам пришлось долго заметать следы, что бы переправить через границу ничего не подозревающую и такую не опытную девочку. А главное… Любимая, разве ты поверила бы всему этому, изложенному в шифровке или в торопливом звонке от оплаканного мужа?

Аня медленно покачала головой, не отрывая глаз от сидящего напротив человека. — Нет… Двойник… Я и сейчас не верю. Вернее, не пойму! Голова идет кругом.

— Я знал, знал, что ты серьезно больна. Перестань мучить себя вопросами. Не напрягаться, детка.

— Миша… — Аня огляделась. — Этот дом? Когда ты успел построить его для нас? И зачем?

— Я должен признаться в маленькой лжи. Этот дом был построен и отделан по моим проектам якобы для местного банкира. Мы тогда ещё не были знакомы с тобой, детка, но я тайно решил — моя семья будет жить ничуть не хуже. И ведь все получилось, верно?

— Почти… Наш дом под Москвой опечатали… Ведь это его ты построил по образцу этого. Он — «Двойник».

— Не важно. Твой муж — строитель. Это значит, почти волшебник… Дом в теплой стране у океана совсем другой. Но ты полюбишь его. А если захочешь, я выстрою там точно такой же. Или в Ирландии — ведь к титулу и гербу прилагается несколько сот акров земли.

— Так много лжи, все слишком запутано… Ты скрывался, меня кто-то похищал. Мы сидим и ужинаем… Мы в опасности!?

— Я принял меры. Не имею права рассказывать тебе какие. Все постепенно проясниться. Не сразу, прошу тебя!

— Но ведь нас могут выследить даже на острове!

— Мы изменим внешность у хороших специалистов. Я превращусь в черноволосого или, допустим, русого, темноглазого худышку. Ты — в жгучую брюнетку… Ну и прочее, прочее. Существует масса хитростей, множество людей исчезали таким образом из-под самого бдительного надзора. Нужны только деньги.

— Боже… Но где их взять? Все твои счета законсервированы. Вряд ли кто-то вернет тебе состояние.

— Главное — всегда при мне. — Михаил значительно посмотрел на жену. Тебе идет это колье, дорогая. Бриллианты символизируют наше супружеское единство… Как шутили в старину — муж и жена — одна сатана. А ещё увещевали: «Да убоится жена мужа своего…»

Аня странно посмотрела на Михаила. Язычки пламени свечей трепетали, отражаясь в его расширенных зрачках.

— Я боюсь тебя… Почему? Почему?

— Это совсем неплохо, девочка. Подчинение приносит наслаждение слабому… Ведь ты сделаешь все, что я скажу? Ты никогда не отказывала мне.

— Я принадлежала тебе целиком — это было моим счастьем. Я без колебания отдала бы за тебя жизнь, все, что было у меня дорогого… Теперь в моем распоряжении только это тело. — Аня зябко повела плечом. Приказывай!

— Сделай мне подарок, любимая. Огромный подарок. Мне нужен медальон с рубином.

— Медальон Алины? — Аня механически притронулась к своей шее.

— Я знаю, он у тебя. В нем половина того ключика, который открывает заветную дверцу. За ней миллионы, умопомрачительное будущее, свобода, власть, роскошь… Неуловимый и загадочный, как Фантомас, я буду появляться в разных концах планеты в разных обличьях… Чтобы создавать облик будущего, — Михаил поднялся, воздев руки, словно проповедник. — Мир принадлежит сильнейшим. Но власть дают деньги. Ты подаришь их мне.

— Все, что есть у меня — твое… — В недоумении промолвила Аня.

— Две части кода сделают меня могущественным. Ты хочешь этого? После всего, что узнала обо мне, после всего, что выстрадала из-за своей любви? Ты хочешь этого… Скажи «да». Мне важно принять власть из твоих рук. Половина уже есть. Теперь твой ход, Анна.

— Значит, это правда? Половина секретного кода хранилась у Дениса?

— Да. Но этот идиот доверил его жене.

Аня схватилась за голову:

— Я что-то начинаю понимать… Сейчас, сейчас…

— Ты хочешь спросить, почему сюда должна была прилететь Алина? Перебил её Михаил.

— Вот именно! Ведь к жениху собиралась она…

— Пришлось заморочить бедняжке голову. А все остальное подстроили мои люди — и вашу подмену, и твою доставку сюда с медальоном. Вот только травма запланирована не была. Она и спутала все карты.

— Не понимаю… Ничего не понимаю…

— Еще в Москве тот, что называл себя Игорем, должен был объяснить тебе ситуацию в общих чертах. Но он так испугался за твой рассудок… за твое состояние. Согласись, сообщить тогда, сбитой автомобилем, израненной женщине, что её погибший муж жив, было равносильно убийству… На тебя могли напасть, ты могла в состоянии шока сказать лишнее. И вообще, милая, поверь, в таких случаях самое важное — чистая игра. Никаких свидетелей.

— Их что, убили?

— Добрая моя! — Снисходительно улыбнулся Михаил. — Им помогли исчезнуть в других странах и здорово за это заплатили. Такой вариант подходит? — Он открыто ухмылялся. Смутная догадка мелькнула в голове Ани.

— А почему убили Карлоса?

— О чем ты? Я слышал, что у парня давно с головой были проблемы. Паранойя, сдвиги на почве сексуальных извращений…

— Но его убили. И это сделали твои люди! Они признались.

Михаил огорченно покачал головой: — Не думал, что твое положение столь серьезно. Доктор Джанкомо предупреждал меня… Навязчивые идеи… галлюцинации, невроз… Ничего, милая, я найду лучших специалистов… Скажи только, где медальон Фаберже? Почему у тебя на шее оказалась подделка? Пеле принес мне какую-то грошовую побрякушку.

— Украшение подарил мне Тони.

— Вот это? — Михаил достал из кармана и бросил на стол дешевый медальон. — Не сомневался. Тебе нравилось носить его портрет?

— Портрет?

— Не притворяйся. — Михаил открыл медальон. — Моментальное фото из автомата… Он не похож на киногероя.

Аня взяла раскрытый медальон. На крошечном снимке дурашливо улыбался Тони.

— Я даже не знала, что брелок открывается… Где он?

— Тайник Алины? Это как раз я и хотел бы знать.

— Где Тони?

— При нем золотого медальона не было… — Михаил пронзил Аню острым, ненавидящим взглядом. — Ты спала с Фоксом?

— Да… Не понимаю, почему так вышло…

— А я — понимаю! Вы сговорились уже давно. Ты прикидываешься сумасшедшей, а Фокс — близоруким придурком. Ловко вы провернули свой план. — Михаил встал. — Где медальон Лаури?

— Не знаю. Честное слово, не знаю…

— Но ведь Южный рассказал тебе о нашем условии. Я знал, что у вас с ним шашни… Всегда знал… Я никогда не упускаю из поля зрения то, что происходит у меня за спиной… Береги спину, супермен — второе правило.

— А первое — убирай свидетелей? — Аня поднялась. Ее глаза сверкали гневом. Человек, стоящий против нее, только внешне повторял Михаила. По сути он был настоящим монстром, изображающим супергероя. Но роль не удавалась — сквозь фальшивую мягкость и благородство проглядывала омерзительная сущность.

«Двойник»! — Сообразила Аня. — «Здесь секрет ужасных преображений. Дом мираж, человек — оборотень»…

— Не смей оскорблять меня, кто бы ты ни был…

— Я — Михаил Лешковский, во плоти и крови, человек, которому доступно все. А ты — маленькая, хитрая шлюха. Мне противно, что я втянул такую дешевку в свою игру.

Сжав кулаки, Анна стояла перед ним.

— Ты плохо изображала жену, подстилка развратного танцоришки. Плохо разыгрывала сумасшедшую. Ведь Фокс все тебе рассказал, все? Он трахал тебя в обмен на медальон или вы вместе припрятали вещицу? Не помнишь куда, нежная моя? — Он захохотал, брызжа слюной. Язык заплетался, выкрики становились все мене членораздельными.

Анна размахнулась, но Михаил перехватил руку и сильно сжал запястье, испепеляя потемневшим от ярости взглядом. Смерть, хищная смерть, торжествуя смотрела на Анну. Она зажмурилась. пальцы Михаила разжались.

— Тебе придется разоткровенничаться, крошка. Мне не нужны лирические подробности. Я требую от несколько слов: где спрятан медальон. Не тяни. Рано или поздно ты сделаешь все, что я пожелаю!

Михаил отвернулся: — Устал. — Наполнив бокал коньяком, распорядился: Проводите даму.

Из темноты выступила уже знакомая Ане пара и выкрутила ей за спиной руки.

Низкий голос Лешковского прохрипел с леденящей угрозой вслед: — Умоляю тебя, любимая, не тяни с ответом. Ребята совершенно не умеют обращаться с дамами. Мне будет очень грустно, если они дадут волю чувствам.

14

… Крепенький лобастый мальчик обращал на себя внимание окружающих с тех пор, как начал высовываться из коляски. Кудрявый и глазастый очаровашка, совсем как на картинке детского питания, кидал в прохожих погремушки и плюшевых медвежат. Он ещё не умел говорить и не мог по-другому выразить переполнявшее его чувство. Оно было сформулировано несколько позже.

У четы Лешковских собрались гости. Отужинали, исполнили романсы, перешли к советским композиторам. Подруга матери Михаила с красивым именем Зарема, по-цыгански подвывая, затянула: «Но не любил он нет, не любил он…» — «Нет, не любил он меня…», — подхватил хор и замолк. Лица с умиленными улыбками обратились в сторону четырехлетнего малыша, появившегося в дверях.

— Все вы — говны! — объявил ангелочек отчетливо и веско.

Взрослые засмеялись, хотя это было не смешно и совсем не справедливо. Мама Миши пела в драматическом театре за сценой и довольно часто, как, например, в спектакле «Живой труп» — непосредственно на сцене в цыганском хоре. Изображать ей тут ничего не надо было — такой жгучей цыганки, как Надя, и в театре «Ромэн» не найдешь. Глаза, волосы, темперамент, стать все это и соблазнило инженера-конструктора волгоградского химического комбината Сигизмунда Лешковского — по фамилии поляка, отчетливого иудея по происхождению и внешности. Семья получилась беспокойная, но единственного сына растили с еврейской заботливостью. Деньги постоянно для Мишеньки копили — то на магнитофон, то на ботинки импортные, то на велосипед с мотором. Чтобы не хуже других был. Но ведь он-то хотел стать лучшим! И как же опротивели Михаилу эти жалкие усилия героически экономивших на своих скудных запросах стариков!

Никто не назвал бы его лоботрясом. Миша обладал врожденной целеустремленностью и ярко выраженным даром. На этот свет он появился для того, чтобы строить. Подобно некоторым, особо продвинутым женщинам, умеющим с одного взгляда оценить фасон, стоимость ткани, производство фурнитуры и даже степень заделки внутренних швов «самострока» на костюме соперницы, Михаил видел насквозь архитектурные сооружения. Мало того, он знал, где, что и как именно надо строить — дорогое, дешевое, броское, строгое, авангардное, традиционное, для индивидуального или массового потребления всякое. Но обязательно — по-своему.

Оказалось, что понимают это далеко не многие, овладевшие профессией строителя, а те, кто понимает, и есть самые несчастные люди. К тому времени, как Лешковский окончил институт городского хозяйства по специальности проектирование санузлов коммунального строительства, страна с энтузиазмом запойного алкаша создавала «спальные районы» по типовым проектам. Чтобы действовать в соответствии с разработанными нормативами и гостами, лучше было бы родиться тихим дебилом. А цыгано-еврей Лешковский оказался, наоборот, — бурным и очень способным.

Уже с детсадовских игр стало ясно — кудрявый черноволосый цыганенок волнует сердца слабого пола. Его любили и писавшие в штанишки питомицы младшей группы, и зрелые нянечки. В школе он, ко всему прочему, начал петь, аккомпанируя себе на гитаре, а в студенчестве постоянно уезжал на все каникулы в стройотряд, где был бригадиром и первым красавцем. Заработанные деньги Михаил частично отдавал родителям, частично откладывал — он рано понял, что без капиталовложений не выгорит ни одно дело. А ему требовалось многое.

Если жители несоциалистического лагеря, задумавшие покорить мир, непременно начинали с завоевания Нью-Йорка, то молодому, способному, бурлящему энергией члену КПСС стоило устремиться в Москву и вписаться, для начала, в аппарат какого-нибудь строительного ведомства.

Михаила никто не назвал бы наивным утопистом. Он не заблуждался ни на счет московской прописки, ни по поводу министерских должностей. Лозунги типа «Молодым везде у нас дорога» или «Подлинный талант всегда пробьется» он не считал идеологическим пустозвонством, но при этом отдавал себе отчет в том, что для осуществления заповедей социалистической «надстройки» требовался собственный экономический базис. А чем надежней фундамент, тем выше и прочнее само сооружение. Кому, как не строителю, знать это.

Прибыл Михаил в Москву после защиты диплома со всеми необходимыми для дальнейшего роста приложениями в виде «корочек» лауреата областного смотра студенческой песни и победителя конкурса на лучший проект Дворца молодежи. Отложенных денег ему хватило на то, чтобы оплатить комнату за три месяца в черемушкинской пятиэтажке под бдительным крылом сердобольной пенсионерки.

— У меня интенсивный храп, это наследственное. — С достоинством сообщила хозяйка. — И, кроме того, недостаток слуха в связи с производственной травмой. Телевизор я включаю на полную мощь. Надеюсь, вам это не помешает в занятиях?

— Предпочитаю работать в Ленинской библиотеке. Я ведь за этим и прибыл в столицу. Необходимо срочно завершить диссертацию, — не моргнув глазом, доверительно сообщил Михаил.

До этого он поклялся партбилетом, который вытащил из внутреннего кармана простенькой, но чистой джинсовой куртки, что водить девушек в свою комнату не будет.

— У меня невеста будущий стоматолог. В сентябре поженимся. — На ходу сымпровизировал «аспирант» и моментально сообразил — храп и орущий телевизор — весьма благоприятные условия для конспиративных встреч.

Михаил не слишком перенапрягался во вранье, но его никогда не уличали. Такова магия внешности. Все-таки не пропали даром материнские гены — ясный взгляд серых глаз казался абсолютно чистым в контрасте с дегтярной шевелюрой. Детские кудельки распрямились, но жесткие волосы отличались необычайной густотой и послушностью. Тому, кто пристально приглядывался к внешности Михаила, не сразу бросалась в глаза одна особенность — у него была, как говорят в Великобритании, «неподвижная верхняя губа». Этот признак сдержанности и аристократического спокойствия считается национальным отличием чопорного англичанина, во всех ситуациях сохраняющего чувство собственного превосходства. Не ведая о премудростях аристократов туманного Альбиона, Михаил добивался особой артикуляции осознанно и целеустремленно — неуловимый штрих придавал его облику нечто значительное. В голосе появились угрожающе-холодные интонации, дикция казалась странно-своеобразной. Лешковский, знавший толк в эффекте внешней отделки, не жалел усилий на совершенствование собственного образа.

Как индивидуум эстетически развитый, он не сомневался — в объекте все должно быть прекрасно — от фасада до канализационной системы. Эту идею Михаил и собирался развить на практике, заняв руководящий пост. В ту пору он был почти бескорыстен — ему требовались только слава и власть. А для чего? Для того, чтобы строить и строить. Красиво, широко, независимо.

Приятели нашлись сразу — в той же Ленинке, где Михаил просматривал зарубежную архитектурно-строительную периодику, а в основном — пропадал в курилке. Саша — аспирант Бауманского, одолжил Мише пропуск в Салон для новобрачных, где тот приобрел солидный импортный костюм и туфли. А Досик после двух бесед по душам в пивной стекляшке раскололся, что является сотрудником конструкторского бюро одного из очень закрытых учреждений и не прочь протянуть руку помощи толковому провинциалу, активисту, трудяге, отличнику. Скоро в отделе кадров этого учреждения сидел волгоградец, коммунист Лешковский, причем в новом финском костюме. Оказалось, что объект настолько серьезный, что даже для временной работы требуется специальная проверка в КГБ. На что Михаил покорно развел руками — он был чист, как стеклышко.

В середине августа Лешковский работал на строительстве строго засекреченного объекта под Москвой — персонального дома генерала того самого комитета. За неделю ему удалось, доказав свой профессионализм и коммунистическую добросовестность, стать помощником прораба. А в конце августа, теплым золотистым вечером состоялось знакомство с самим хозяином растущего под соснами не по дням, а по часам особняка.

Самсон Иванович Айдаков в синем тренировочном костюме — поджарый и высокий, похожий на космонавта, находящегося на реабилитации после героического полета, вышел из персональной «Волги». За ним выпорхнула плотненькая и очень живая девица с копной взбитых волос модели «Мэрилин Монро». Лимонного цвета узенькие брючки старательно обтягивали круглый зад и модно клешили от колен, бирюзовое болеро оставляло открытым живот и часть спины. Прикрыв глаза козырьком ладони от лучей заходящего солнца, девушка подняла взгляд на выросший дом и прямо на террасе второго этажа увидела его. Загорелого дочерна, обнаженного по пояс, стройного и черноволосого, как певец Рафаэль.

Через секунду, натягивая на ходу клетчатую ковбойку, помощник прораба вместе с ответственными за строительство лицами встречал хозяев. В процессе осмотра дома Михаилу удалось несколько раз мимоходом высказать свое мнение по поводу наиболее практичного и актуального решения в организации пространства, внутренней отделки и сантехнического оборудования.

— Вы так горячо утверждаете, что стиль «открытого жилья» популярен в Америке. — Девушка ехидно прищурилась. — Давно оттуда? — У неё оказалось курносое, круглое личико с виртуозно подведенными черными глазами: от внешних уголков век «срелки» устремлялись прямо к вискам.

— По вечерам работаю в библиотеке, изучаю мировой опыт. Не стоит плестись в хвосте, когда строишь объект особой государственной важности, серьезно объяснил строитель, спокойно и твердо глядя в эти призывные глаза.

Генерал захохотал: — Ишь как Галку отбрил! Тебе сколько лет, пацан?

— Двадцать пять.

— Правильно мыслишь. — Он обратился к прорабу: — Насчет труб и стен планировки первого этажа, будь добр, Кузьмич, принять к сведению соображения… хм…

— Лешковского, — подсказал Михаил.

Скоро его фамилия была у всех на устах. В ресторане «Седьмое небо» праздновали свадьбу Галины. Несмотря на короткий срок знакомства с женихом, выбор генеральской дочери нельзя было назвать скоропалительным — все вечера будущий зять проводил в доме Айдаковых. Паренек со стройки был приглашен на предмет консультации по капремонту московской квартиры, выпил чайку с теткой Гали, заменившей ей рано умершую мать, порассуждал о перспективах экономических реформ в СССР с генералом и даже успел спеть, кое-как подыгрывая на фортепиано, любимую песню Айдакова «Что так сердце, что так сердце растревожено…» А затем стал бывать в доме генерала несколько реже. Под боком храпящей пенсионерки, за тонкой стеной «хрущобы» происходили бурные сцены: «аспирант» практически демонстрировал генеральской дочери расхожий тезис о цыганском темпераменте.

Вскоре Галина вывела провинциала в круг своих друзей и была приятно поражена — подружки ей явно завидовали, а столичные плейбои поблекли на фоне монументальной фигуры Михаила. Он держался скромно, но с достоинством. За его крепкими плечами угадывалась некая значительность. Это были уверенность и сила его таланта. Но Галина таких вещей не понимала. «Лешковский — из „бывших“. Польский шляхтич.» — По секрету сообщила она подругам. — «Породу сразу видно», — вздыхали они.

И вышло так, что молодожены поселились на втором этаже подмосковного дома, к строительству которого приложил руку сам Михаил. Он и не переставал строить — выписал по каталогу финскую сауну, для контраста оборудовал в саду русскую баню, превратил часть крыши, парящую прямо под верхушками сосен, в солярий — Галка обожала загорать.

Еще она любила пикники, вечеринки, отдых на Золотых песках и туристические поездки в капстраны. Поэтому её супруг — молодой специалист по вопросам сохранения и реконструкции памятников старины при Моссовете, получил длительную командировку в европейскую страну, где под эгидой ЮНЕСКО участвовал в разработке проекта «Традиция и современность в архитектуре конца ХХ века».

Если бы Михаил хотел просто делать карьеру, обрастая номенклатурными привилегиями, то он мог бы вполне гордиться собой. Но он рвался строить, лично, — «от и до», контролируя процесс воплощения проекта. Поэтому стал главой одного из первых строительных СП, занимавшейся застройкой санаторно-курортной зоны, затем — реализацией проекта подмосковных коттеджных городков элитного типа.

В процессе творческой деятельности Михаила выяснилось: он не способен останавливаться на достигнутом и не брезгует формулой «цель оправдывает средства». Для того, чтобы строить, что хочешь, где и как хочешь, требовались средства. Совершенно не важно, каким образом они поступали в фирму Михаила. Всякие идеологические, нравственные и прочие не технические принципы, Михаил считал «отвлеченной материей», «дымовой завесой», наносящей требуемый обществом глянец пристойности на борьбу капиталов, амбиций, личностей.

Людей он не любил и не жалел — как произведения природы они не выдерживали никакого сравнения с маломальским стоящим архитектурным объектом. Даже элементарные каменные гробницы переживали тысячелетия, отличаясь безукоризненным совершенством, а уж дворцы, соборы, мосты!.. Поэтому Лешковский позволял себе участвовать в любых играх, называемых коррупцией, взяточничеством, протекционизмом. Цель оправдывала средства, а для её достижения ему надо было победить — взобраться на самый верх.

Жену он тоже не любил. Галина это чувствовала, напропалую флиртовала в богемном кружке друзей и всерьез увлекалась выпивкой. В обстановке сугубой секретности прошла курс лечения от алкоголизма и от бесплодия. Но к спиртному вернулась, а родить так и не смогла. Жаловалась ближайшей подруге, что Михаил — садист и абсолютно не сексуален.

Он, действительно, больше года не посещал спальню жены, ссылаясь на усталость и стресс: в автомобильной аварии трагически погибли родители Михаила. Названными причинами, однако, охлаждение Михаила к супруге не объяснялось. Он отнюдь не утратил плотский жар, проявлявшийся всегда спонтанно и безудержно, но так же быстро охладевавший. Однако, сексуальные ориентации Михаила получили некую специфику. В компании Галины блистал юный певец — тоненький, гибкий, узкоплечий. Но, главное, он был экстравагантен, изыскан и порочен, как причудливое строение в стиле арт-деко. Впервые сексуальное влечение Михаила выросло из эстетического вдохновения, физиологический акт превратился в акт творческий. Не традиционность своих пристрастий Лешковский скрывал, заводя для прикрытия одноразовые флирты с самыми болтливыми дамами и получив репутацию бабника.

Галине и генералу такое поведение Михаила не понравилось. С ним попробовали поговорить по-хорошему, пригрозили испортить карьеру. «Вылетишь ты у меня, голуба, как пить дать, в свой сраный Царицын нужники проектировать. А то и подальше на север. У меня на тебя досье крепкое», объяснил генерал зятю.

Михаил не испугался — он тоже поднакопил впечатляющий компромат на Айдакова. Времена уже стали не те, чтобы грозить, — в стране кипела перестройка, в Комитете начались чистки.

Айдаков вылетел из рядов чекистов, чудом избежав шумного процесса и трибунала. Ушел на пенсию. Но, как поговаривали недруги — не покинул руководящие посты в крепнущей день ото дня мафиозной структуре. Михаил развелся, предъявив суду документы о бесплодии и алкоголизме несчастной супруги. Его экс-тесть поклялся рыдающей Галине: «Этот говнюк у моих ног на животе будет ползать».

Айдаков не напрасно подозревал, что в крахе его карьеры немалую роль сыграл слишком осведомленный в его делах Михаил. Но достать бывшего провинциала теперь было трудно — уж очень высоко он взлетел: возглавил строительный концерн, работавший с ведущими мировыми фирмами, добивался подрядов на застройку самых дорогостоящих объектов на родине и за рубежом. О размере состояния Лешковского и широте его деятельности ходили фантастические слухи.

Генеральный директор фирмы «Инкомстрой» находился в Швейцарии, совмещая отдых с руководством строительства супер-комфортабельного отеля на Женевском озере. Однажды на ужине в ресторане «Мерис» для узкого круга строительных магнатов русский миллионер познакомился с соотечественницей Алиной Южной. Она прибыла на прием в сопровождении бой-френда, швейцарского партнера своего прихворнувшего мужа, и очень обрадовалась встрече с импозантным москвичом.

Коктейль, выпитый вдвоем на темной террасе среди цветущих лимонных деревьев и саксофонных всхлипов знаменитого джаза Криллера произвел на обоих сильное впечатление. Юной красотке, имевшей, как оказалось при первом же откровенном разговоре, состоятельного, но очень ветреного мужа, до спазмов в животе понравился светлоглазый цыган с графской серебряной сединой на висках и короткой сексуальной бородкой. Его же привлекла фамилия дамы — Южная. Имя Южного упоминалось в списке людей, причастных к наиболее крупным и до сих пор нераскрытым хищениям. Изучив досье москвича, Михаил возблагодарил судьбу за нежданный подарок.

Гэбэшник Южный попал в Швейцарию в качестве руководителя полу-фиктивной фирмы, «отмывающей» партийное золото. Дальнейшие события складывались так, что напрашивались весьма интересные выводы: в результате межведомственной борьбы в руках Южного и его швейцарских помощников оказалась колоссальная добыча. В Москве царила паника, помощников успели ликвидировать, а господин Южный остался сидеть, образно говоря, на золотой бочке и ждал, пока к ней дотянутся руки из Москвы и помогут поделить награбленное.

Михаил не любил делиться, тем более, с дураками. Южный с супругой получил приглашение на ужин с господином Лешковским. В зависимости от ситуации, Михаил был евреем, цыганом, циником-бизнесменом или художником-фанатиком. Он умел казаться немногословным, почти косноязычным «сибиряком» и болтливым южанином.

В тот вечер, не тратя много слов, Михаил заключил сразу две сделки: договорился с Алиной об интимной встрече, а с её супругом — о сугубо деловом свидании.

Начал он со второго. В обстановке, исключающей прослушивание, обрисовал Южному ситуацию и гарантировал следующее: ручонки из Москвы, пытающиеся перехватить куш, будут обрублены Лешковским; деньги, оберегаемые Южным, исчезнут, виновника вычислят и сразу начнут искать. След некоего Панкратова — единственного, посвященного в тайну, компаньона Южного, мелькнет в Южной Америке, в Аргентине. Самого Дениса, несомненно, отзовут в Москву, объявят взыскание, отправят, вероятно, на отдых. То есть вычеркнут из рядов верных чекистов. Кроме того, за ним закрепится слава честного, но до глупости наивного, а потому, малоинтересного в крупных делах человека.

Разыскиваемого Панкратова обнаружить не удастся — его труп будет спрятан со всеми предосторожностями, а газетные утки из Латинской Америки и Аргентины — хорошо оплачены. Никакой дополнительной информации о пропавших миллионах найти не удастся.

— Меня убьют, — сказал Денис, выслушав Лешковского.

— Нас, — поправил Михаил. — Отныне владеть капиталом мы будем совместно, на джентльменских началах — фифти-фифти. Но убивать нас никто не станет, если, конечно, мы сами не напросимся. То есть, если у тебя или меня не появится искушение избавиться от совладельца. А для этого мы примем определенные меры. Существует разработанная много веков назад система партнерства: меч с начертанной клятвой разламывается надвое. Только сложенное воедино магическое заклинание имеет силу. Мы обеспечим систему тройной страховки. Только нам двоим будет известно место захоронения «отходов» — назовем наш капитал так. В конце концов, деньги — отходы цивилизации. Затем мы наносим закодированную систему координат и ключевой код проникновения в «саркофаг» на специальную голографическую карту, существующую лишь в единственном экземпляре, и делим её пополам… — Михаил подобно фокуснику развел руками. — Все! Постараюсь, чтобы сувенир был не слишком большим, не горел и не плавился. Но, друг мой, вы отдаете себе отчет в серьезности заключенного контракта — он сугубо конфиденциален. Михаил прижал палец к губам и подмигнул, словно речь шла о безобидной авантюре.

Денис кивнул. Он знал за собой одну принеприятнейшую слабость некоторые люди имели на него гипнотическое воздействие. Случалось, силач и смельчак Южный пасовал в драке, был случай, когда под давлением совершил подлянку, и вот теперь его втягивал в гибельную махинацию светлоглазый цыган. Спорить с Михаилом он не мог.

— А когда мы планируем вступить во владение ценностями? — Вместо того, чтобы торговаться, осведомился Денис.

— Такие вещи должны быть хорошо продуманы, позиции подготовлены с безукоризненной тщательностью. Нам придется бесследно исчезнуть. Трупам это сделать куда легче, чем живому человеку. — Михаил довольно засмеялся. Ему удалось ловко обработать парня.

15

Свидание с Алиной прошло менее удачно. Хотя, смотря на чей вкус. Как мужчине, Михаилу не удалось оказаться на высоте. Но не в этом состояла его основная задача. Отельчик у лесного озера располагал к любовным утехам. Здесь только этим и занимались — кто целый уик-энд, кто полчаса. Михаил продержался минут пять и сник.

Хорошенькая, избалованная женщина, самоуверенная, раскованная, без всяких предрассудков относительно «морали» и «высоких чувств», могла бы стать отличной любовницей, если бы пылкий цыган нуждался в сексуальном удовлетворении. Увы, его сжигали сейчас другие страсти. Михаил должен был заполучить в лице супруги Южного секретного агента, не ведающего о своей миссии. «Вербовка» прошла удачно.

— Ты сводишь меня с ума, малышка… Но, черт побери, я все ещё не отошел от стресса. Бывшая супруга, боюсь, ещё долго будет отравлять мне кровь. Я заставлял себя заниматься любовью сутками напролет с алкоголичкой, нимфоманкой, развратницей… Мне казалось, я убиваю ее… Но она выкачивала мою энергию… Ты не оставишь меня, Лина? — Он поцеловал её пальцы и надел на безымянный очаровательное изумрудное кольцо. — Не показывай его мужу. И сохрани меня в своем сердце.

… Вскоре Михаил вернулся в Москву. А ещё через несколько месяцев, после бурного, но глухого скандала, был возвращен на родину, как и предсказывал Лешковский, Южный. В специальной несгораемой капсуле, спрятанной в брелок, хранился кусочек металла — на вид обломок стальной зубной коронки. Только при помощи специальной технологии можно было «прочитать» обрывки нанесенного на пластинку кода. Точно такая же капсула имелась и у господина Лешковского. Составленные вместе части шифровки являлись ключом тайника.

Южный получил хороший пост в фирме Лешковского с учетом дальнейшей перспективы. Его финансовое положение наладилось — столичная жизнь раскрыла свои приятные стороны.

Михаил же попал в костер новой страсти. После узкоглазого певца, уехавшего в Нью-Йорк, Лешковский не имел сильных привязанностей. Его благосклонности добивались многие женщины. Он казался загадочным, щедрым, страстным, как Дэвид Копперфилд. А приписываемое этому красавцу богатство заставляло кружиться не одну прекрасную голову.

Колоратурное сопрано Кара Якобсон блистала в Америке и в Европе. Они познакомились на французской Ривьере. В Москве Михаил устроил приятельнице царский прием: любое желание мощной, как валькирии, блондинки тут же исполнялось. После того, как она получила все удовольствия от ночной жизни российской столицы и от своего щедрого на подарки поклонника, Кара сформулировала новое пожелание:

— Я хочу иметь огромный портрет от Вилли Гордона. Ты знаешь, он страшно популярен в Америке. У Николь Шарнель уже есть целых два. С болонкой и нагишом.

— Вилли? Мелкая сошка. Может, лучше заказать Глазунову?

— Это банально. Впрочем, в следующий раз. И ещё — у Шилова. К старости я открою картинную галерею — меня уже рисовал и Галлерсен, и Милотти. Да, в общем, многие. — Она капризно надула губки — удивительно маленькие и тонкие для того мощного звука, который вырывался из её горла. — Разве угадаешь, кто потом окажется Пикассо или Модильяни.

— Если это твой каприз — я готов. Но в смысле грядущей славы — Гордон — проигрышная карта.

В мастерской художника, куда он явился вместе с певицей, Михаил молча осмотрел стоящие на полу холсты. Кара тараторила, смешивая французский с нижегородским и вовсю кокетничала с представительным художником.

— Это итальянец? — Указал Михаил на небольшое полотно, изображавшее смуглого танцовщика.

— Обрусевший испанец. — Вилли повернул портрет лицом к стене и вернулся к разговору с певицей, демонстративно пресекая дальнейшие расспросы.

… - А ты сделала неплохой выбор, пташка, — сказал Каре в машине Михаил. — Кое-какие вещи Вилли Гордону удаются. Постарайся его влюбить в себя. Хотя… хотя… — Он многозначительно улыбнулся. — Уверен — это не просто.

Изображенный на холсте юноша не выходил из головы Михаила — либо Вилли великий художник, либо парень — архитектурный шедевр. Гордая, устремленная в небеса, и такая греховная готика… Он навел справки — обрусевший испанец Карлос Гарсиа под псевдонимом Мартин Ларсен танцевал в эстонском мюзик-холле. Его патрон и наставник по художественным вопросам Вилли Гордон состоял с танцором в любовной связи. Действовать следовало решительно, но осторожно.

Директор отреставрированного фирмой Лешковского ресторана «Вестерн» Пушкарев не мог отказать главному спонсору предприятия в маленькой просьбе — он пригласил к себе в ансамбль гастролирующего в странах Балтии танцора. Льстил, сулил золотые горы, контракты с американцами, выход на мировую арену!.. И парень почему-то остался, приняв деятельное участие в подготовке шоу. Вот тут на его пути появился Михаил — обольстительный совратитель, мудрый, состоятельный друг. Встреча была устроена по высшей категории, якобы для определения перспектив ансамбля. Номер-люкс в отеле, состоящем под эгидой концерна «Инкомстрой» Михаил выбрал неспроста. Во-первых, играть всегда лучше на своей территории; во-вторых, интерьеры этого небольшого уютного дома были выдержаны в мавританском стиле. Знойный воздух Испании, её аскетизм и страстность, нега и энергия… То есть, сам Карлос черноглазый юноша, тонкий и гибкий, словно клинок из дамасской стали.

Когда Карлос понял, о чем на самом деле идет речь, он добродушно рассмеялся:

— Ты что-то спутал, Майкл. Я кручу бедрами на сцене и даже подкрашиваю губы. Но трахаюсь я с дамами.

Тут расхохотался Михаил: — Тогда пригласим девочек.

Они чудесно провели время вчетвером, заполучив лучших красоток из «конюшни» Лешковского. Михаил не сомневался, что после сближающего увеселения легко добьется интимной встречи с Карлосом, но получил категорический отказ…

Вскоре Лешковский уехал в Ламюр, где под видом полученного заказа на строительство виллы выстроил дом своей мечты. Вернее, одну из вариаций. Это старомодное, пронизанное духом уютного бюргерства жилище предназначалось для семьи, о которой, как о варианте своего будущего, подумывал Михаил. Он дал спрятанному в тенистом парке особняку странное название — «Двойник». Оно касалось не только принципов архитектуры — нарочито эклектичной, даже чуть пародийной. Речь шла о внутреннем состоянии автора проекта.

С тех пор, как «аспирант» Лешковский стал зятем генерала и руководителем крупной строительной фирмы, он начал замечать в себе некую раздвоенность. Конечно, она давала о себе знать и раньше, но теперь приобрела иные масштабы. Одно дело копить втайне от родителей деньги, морочить головы сразу трем влюбленным в него девицам, а другое проворачивать крупные финансовые операции криминального характера и завязать гомосексуальную связь, оставаясь добропорядочным семьянином и честным творцом. Но не в этих, скорее количественных, чем качественных изменениях состояла суть внутренних метаморфоз Михаила.

Две половины его личности — творца и разрушителя — постепенно все более обосабливались. Созидательная энергия все чаще требовала подзарядки свежей кровью. Собственное величие Лешковский острее ощущал, попирая «трупы» низверженных конкурентов, а эмоциональный подъем испытывал особенно ярко на фоне страданий ближнего. Чтобы быть щедрым, увлеченным, любящим, ему требовалось мучить, истязать, упиваться чужой болью. «Да я же махровый садист!» — догадался он однажды, изводя несчастную Аллу изменами, оскорблениями, упреками. Но потом понял: мощное проявление энергетики во всех сферах — «высоких» и «низменных», «светлых», «темных» — признак сверхчеловека, универсального индивидуума, которому подвластно все.

«Гармония света и тени» — творческое кредо Лешковского. «Двойственность» — принцип его существования в лицемерном обществе недочеловеков. «Космические» строения XXI века и уютный семейный домик в Ламюре, благотворительность и кровавые мафиозные войны — вот полюса деятельности супермена.

Достроив «Двойника», Михаил с наслаждением вернулся к серьезным делам.

16

В Москве его ждали интереснейшие проекты и захватывающие сражения. Бывший тесть, используя старую военную стратегию, надеялся загнать Лешковского в плотное кольцо окружения. Теперь он имел в распоряжении разнообразные силы — от рычагов в «органах» и Прокуратуре до солидных бандитских группировок. Михаил увлекся игрой, забыв на время о плотских страстях и любовных увлечениях.

Он пришел в себя лишь увидев своего избранника на сцене «Вестерна». И снова загорелся идеей завоевать его. Навел справки. Оказалось что Ларсена и некую Анну Венцову связывают, как предполагал Пушкарь, нежные чувства. «Неплохо бы увести эту крошку, — подумал Михаил. — И одновременно устроить так, чтобы брошенный Вилли узнал об измене танцовщика. — Пусть помучаются все. Страдания украсят их жалкое существование».

Следить за перипетиями этой истории к тому же было любопытно — ведь привлекают кого-то триллеры или ужастики, причем, суррогатные, придуманные кем-то и про кого-то. А здесь ты можешь стать и автором и актером одновременно. Театр жизни — забавная игра. Отдыхать тоже надо изобретательно. Но не устанавливать же во всех местах свиданий любовного треугольника телекамеры?! Куда интереснее свести вместе всех «актеров труппы» и сделать их «сорежиссерами».

Оказалось, что супруга Южного была ближайшей подружкой Анны. Мало того, — девицы росли вместе и отличались редким внешним сходством. Эти обстоятельства таили весьма волнующие возможности.

Вскоре Денис Южный получил пост заместителя Лешковского в «Инкомстрое». Банкет устроили в «Вестерне». Михаилу, знавшему о том, что «сестрички» не виделись несколько лет, пребывая в затяжной ссоре, хотелось взглянуть на «неожиданную» встречу и, заодно, повидаться с Карлосом.

— Господи, да это же Анька! Ден, смотри, на сцене Анька Венцова! вскочила из-за столика Алина. — Вот так случай!

Когда по настоянию всей компании за столиком оказались Карлос и Аня, Михаил почувствовал прилив сил — закрутить интригу с такими участниками одно удовольствие. Парень явно недоволен встречей с бывшими друзьями: молчит, не поднимает глаз, вызывающе недружелюбен и норовит поскорее сбежать. Девица не понимает, в чем дело, тревожно поглядывает то в его сторону, то на Дениса. Встрече с Алиной она явно рада и не стремится продолжать вражду. Танцовщица хорошая, прекрасно движется, но не так уж и похожа на «сестричку» при ближайшем рассмотрении. Пышноволосая блондинка с глазами встревоженного олененка. Михаил сразу почувствовал её незащищенность, ранимость, трогательную доверчивость. «Сокровище, — решил он. — В роли жертвы незаменима». И тут же выработал стратегию дальнейшей интриги, главными действующими лицами которой станут «сестрички» и строптивый испанец.

Несколько знаков внимания — цветы, безделушки, нежные слова, — и Алина решила, что Михаил полностью в её власти. Избегая частых свиданий, Михаил встречался с ней в роскошных декорациях, кормил изысканными блюдами и выпытывал сведения о «сестренке». У той развивался трудный роман с Карлосом, метавшимся между очаровательной девушкой и всерьез привязанным к нему Вилли. Однако, испанец, кажется, решил изменить свою жизнь, покинуть Россию, обзавестись семьей, сделав Анну своей супругой. Это никак не входило в планы Михаила.

— Она знает, что жених — гей? — Нахмурился Михаил, услыхав от Алины о брачных мечтах Ани и Карлоса с домом в Испании, цветущим садом и рыжим псом.

— Наверняка. Но от меня скрывает, не хочет порочить суженого в моих глазах. — Алина прижалась к мужественной, серебристой шерстью поросшей груди Михаила. — Но ведь это, действительно, так противно… Брр… Меня бы просто стошнило… Сбрендить можно — заниматься любовью с гомиком!

— Увы, мы так плохо знаем своих ближних… — Философски заметил Михаил. — Терпимость, детка, великое достоинство женщины.

17

… Август в Москве утомителен. Какая-то усталость, хандра, несмотря на курс массажа, иглотерапии. Жарко, скучно, истомившуюся в обыденной суете душу влекут путешествия, любовные приключения, но только не здесь, лучше, в окрестностях Женевского озера….

Денис отказался составить Лешковскому компанию в карточной игре — ему было поручено находящейся на отдыхе супругой поздравить с днем рождения Анну Венцову.

— Извини, распишите пульку без меня, — сказал Денис Михаилу, которому пару раз в месяц составлял компанию в преферансе.

— Супруга отдыхает за границей, делегировала меня поздравить с днем рождения «сестренку». Я не большой любитель мелодрам и мокрых жилеток. Думаю, придется утешать именинницу на своей груди: девочка в полном обломе из-за своего бойфренда, а Карлос, подлец, явно морочит ей голову.

— Сукин сын. Крошка достойна лучшей участи, — сокрушенно откликнулся Михаил. Простившись с Денисом, он минуту поразмыслил и набрал номер телефона многим ему обязанного человека. Человек возглавил лицей и собирался сеять разумное, доброе, вечное.

— Марк, у тебя хореография на уровне?

— Не жалуюсь. А что?

— Завтра я привезу к тебе специалиста. Возьмешь с окладом пятьсот баксов. Столько же будешь получать от меня.

— Но… у нас уже есть…

— Это не разговор, Марк, — укоризненно сказал Михаил и отключил связь.

Девчушка при личном общении оказалась славненькой, совсем не глупой и далеко не такой наглой, как Алина. Она страшно обрадовалась новым возможностям, говорила что-то романтическое о работе хореографа с подростками и выступала с критикой в адрес ресторанных шоу. При этом вся лучилась наивной свежестью, как полевой цветок. У Михаила прошла головная боль, словно он прогулялся в швейцарских Альпах.

Через несколько дней Аня ушла из «Техаса». Теперь можно было не сомневаться в том, что хотя бы на сцене Карлос не обнимет свою невесту. Разлучив возлюбленных, Михаил без прежнего энтузиазма принялся за Карлоса. Тот снова резко пресек всякие намеки на близость. Слегка поколебавшись в выборе методов наказания строптивца, Михаил выбрал наихудший — нет, парня не кастрировали неизвестные садисты и не раздавил в переулке автомобиль. Лешковский устроил гастроли шоу в Соединенных Штатах Америки, где появился сам, заманил Карлоса в загородную резиденцию и устроил настоящие египетские ночи — с неграми, китайцами и филиппинцами обоего пола, с фонтанами вина и с самыми отборными психотропными средствами, обостряющими кайф. Отдельные сцены с участием пылкого испанца были засняты скрытой видеокамерой.

Вернувшись в Москву, он мысленно поставил в досье Карлоса крестик и забыл о нем — завоеванных врагов он брал в рабство лишь в случае необходимости. Об Ане вспомнил только осенью, гуляя в одиночестве (под приглядом бдительных секьюрити) в мокром парке. Веяло высокой лирикой: тютчевско-фетовские настроения витали в свежем прохладном воздухе, побуждая к действиям лучшего из двойников. — «Почему бы не жениться?», — подумал Михаил. — «Естественно, совершенно бескорыстно, на нежной Золушке и при этом лягнуть ниже пояса болванов — Алину и Карлоса. Они этого заслуживают. Анна — тоже».

Аня — девушка непродажная. Она благодарила Михаила за протекцию в лицее, но в глазах мелькнул страх — а не потребует ли вальяжный дядюшка законной оплаты своей услуги? Но ведь если нельзя купить, то можно завоевать. Душевным величием и благородством. А разве выбор предмета для мужского внимания уже не говорит сам за себя?

Венцова не певица, не фотомодель, не одиозная шлюха — интеллигентная девочка из бывших совдеповских трущоб. С английской школой, хореографическим образованием и высокими нравственными идеалами. Что еще? Он пригласил её прогуляться. Потом снова и снова. И понял: да, это именно то самое, что иные невезучие романтики ищут всю жизнь, а слабонервные гомики вроде Карлоса так глупо выпускают из рук.

Анна не догадывалась о масштабах фигуры Лешковского в деловых кругах. И не удивилась, оказавшись в жалкой однокомнатной квартире. Для неё она стала царскими хоромами, ведь Михаил говорил о высокой любви. Вернее, пел… Он умел выглядеть лирическим, одухотворенным. А что он чувствовал? Не понять. Специально приехал сюда, в сохранившуюся от прежних загулов берлогу. Хотел вспомнить времена с невинными, но волнующими изменами супруге. Михаил попытался возродить в себе прежний не пресыщенный, не извращенный ещё пыл женолюба. Аня помогла — он почти влюбился в нее.

И тут разразилась гроза. Влюбленный теряет бдительность. А враг не дремлет. Михаила не убили — лишь здорово припугнули и отобрали все. Создали ситуацию, в которой он мог лишь уйти в подполье, превратившись в бомжа, скрываться от закона, находясь в розыске. Бывший генерал Айдаков хорошо подготовил операцию: на Лешковского, уличенного в крупных противозаконных махинациях, можно было вешать всех собак, в том числе своих собственных. Айдаков допустил лишь одну ошибку — пожадничал. Дал бывшему зятю «по-родственному» сутки на размышление — то есть на легализацию и перевод на Айдакова засекреченных заграничных счетов.

Михаил предвидел ситуацию и давно подготовил оборону. Но ему очень хотелось изобразить пострадавшего и проверить на крепость Анютины чувства. Явиться в Новый год в квартиру Венцовых, — измученным, обтрепанным, разыграть сцену шекспировского масштаба, способную стать настоящим испытанием чувств.

— Вот и хорошо! — возликовала Аня. — Станешь жить здесь. И работу найдем нормальную. Так я буду меньше бояться за тебя.

Светлый двойник одержал победу — его любили совершенно бескорыстно.

С этого дня Михаил стал готовить девушке сюрприз — спешно завершал отделку дома под Москвой и изобретательно громил противника. Загнанный в угол Айдаков притих, Лешковский держал руку «на пульсе», грозя в любую минуту пальнуть из тяжелых орудий: компромат на бывшего генерала он собрал тщательно.

18

И вот — Аня в новом доме! Как чудесно выглядит она в холодном пространстве снежно-белой комнаты — с бриллиантовым колье на гордой, как у Майи Плисецкой, шее! О, да она едва не помешалась от радости и любви… Маленькая птаха взлетела на опасную, головокружительную высоту… Как же больно ей будет падать оттуда!

Светлый двойник победил наивную девочку, но не черного совладельца Михаилова тела. Тот только и ждал момента, чтобы воспользоваться завоеванным в своих гнусных целях.

Какое наслаждение ощущать эту полноту возможностей, когда тебе подвластно все — доставлять радость, чреватую мучениями, нежить, усыплять бдительность — и тайно — колоть ядовитым жалом…

Алина простила Михаилу женитьбу на Анне — ведь он уверял, что сделал это лишь потому, чтобы быть ближе к ней и мучить глупую «сестричку» совместными усилиями — изобретательно, нежно.

На свадьбе невеста танцевала с Карлосом. Это был не танец совокупление… Конечно же, она давно забыла бывшего дружка и мечтала лишь о муже… Но придумать такой ход мог только изощренный садист или — сам Михаил. Карлос знал, что делал, пригласив Аню на танец. Михаил радушно улыбался, говоря комплименты запыхавшейся, льнувшей к нему жене раскрасневшейся, возбужденной, в нагло соблазнительном прозрачном платьице. Он уже изобретал для неё наказание.

Михаил увез Анну путешествовать. Шептал о страсти и пропадал на целую ночь, небрежно отговариваясь делами. — Она даже не насторожилась. Молодожен подстроил встречу с культуристом-мулатом прямо в супружеской постели. Она вернулась с пляжа, распахнула незабудковые глаза, увидела полускрытого простыней незнакомца, мужа, ускользнувшего в ванну, и ничего не заподозрила!

— Парень подчинивает нашу кроватку. Мы раскачали болты, детка, объяснил жене Михаил. Она поверила.

В Москве Михаил последовательно разжигал страхи жены, рассказывая о покушениях на бизнесменов, о каких-то суровых дележах, слежке, якобы ведущейся за ним. Пропадал, не подавая вестей, появлялся, делая таинственное лицо: «Дела. Я так устал, детка». Она жалела его и трепетала от счастья.

Это была всего лишь маленькая семейная игра. Он не мог бы терпеть рядом с собой эту женщину, не смог бы любить, не подвергая мучениям. Но из всех страхов по-настоящему над ней был властен лишь один — страх за его жизнь.

О своих проделках Михаил рассказывал Алине и они смеялись. А потом занимались любовью. Именно так они провели время в тот вечер, когда за накрытым столом Анна ждала Южных, чтобы отметить годовщину помолвки. Михаил предусмотрительно оставил в доме «жучки», чтобы насладиться «трансляцией» спектакля.

Денис приехал один — у жены разболелся живот. Михаил задержался, а потом сообщил, что не сможет прийти домой, по видимому, до утра. И поспешил к Алине.

Но Анна не злилась, не мучилась ревностью. Она ждала! Любовники слышали все, что происходило в гостиной подмосковного дома. И признания Дениса в нежных чувствах и его угрозу рассказать нечто ужасное о Майкле. Хитрожопый гебешник думал вызвать отвращение у Анны, поведав о финансовых махинациях Лешковского, открыть ей глаза на причастность директора строительного к концерна к мафиозным манипуляциям! А вместо этого узнал от желанной женщины, что она ждет ребенка этого самого негодяя! Разве не смешно?

— Поздравляю… — позеленела Алина, услышав что Михаил станет отцом.

— Пожалуй, это меняет дело. — Он быстро оделся, куда-то позвонил и уехал. Скоро у подъезда загородного дома стоял подарок жене — сверкающий автомобиль. Как она радовалась, как безумно любила его! Если скажут «умри!» — умрет. Если начнут пытать — она попросит: «Лучше меня…»

Откуда ей было знать, как отвратительна такая жертвенность для человека, не умеющего жалеть, не испытывавшего радость милосердия и сострадания. Она демонстрировала свое великодушие духовному импотенту! О, как же она унижала его…

Михаил повел жену в новый клуб, зная, что там выступает Карлос — в кружевных подвязках, сетчатых чулках и гриме трансвестита. Он хотел получить двойное удовольствие, продемонстрировав бывшим любовникам их потерянное счастье. Испанский жених, мечтавший о ребятишках — всего лишь низкопробный гей. А человек, которого он обзывал «пидером», — ждет ребенка от его бывшей невесты. Вот такой расклад вышел, людишки!

Да, они здорово затрепыхались! Анну затошнило, а Карлос чуть не лопнул от злости. Потом он поджидал её в дамском туалете, подсунул свой телефон… Чудак, хотел рассказать о похождениях любимого мужа беспредельно преданной женщине! Интересно, кому бы поверила она, гею или воплощению мужественности — Михаилу? Проверять Лешковский не стал. Бунтовщик должен быть наказан и он получил свое, услышав перед смертью от отвергнутого любовника свой приговор. Тогда он понял, кем пренебрег и против кого восстал, жалкий, запутавшийся танцоришка!

Он выпал из окна — великолепная смерть! Ведь намекал же проклятый гей, что предпочтет такой финал близости с Михаилом!

Все было бы совсем неплохо, если бы не затаившиеся враги. Убийц Карлоса выследили. Не менты, не спецслужбы ФСБ. Все тот же бывший тесть Айдаков… И снова стянул окружение. На этот раз положение оказалось серьезным. Очевидно, бывшему тестю стало кое что известно о причастности Лешковского к исчезновению «партийного золота». Это уже опасность не шуточная. Надо было вводить в действие план под названием «Finita la commedia». Увы, отсутствовала одна важная деталь — Михаил не успел заполучить вторую половину кода. Уже давно, действуя по инструкции Михаила, Алина выкрала хранящийся у мужа «амулет». Но передать его любовнику не захотела. Она любила поиграть в продувную бестию.

— Думаешь, мне приятно будет читать в газетах о некоем загадочном миллиардере, обосновавшемся со своей русской голубоглазой женой где-нибудь в Аргентине? Я не настолько люблю «сестренку» и не слишком верю цыганам.

— А ты не отказалась бы сбежать с этим цыганом куда-нибудь в солнечные края? Мне надоел московский климат и здешняя возня. Я становлюсь главой Коза Ностры, а не строителем. Изменим жизнь к лучшему, драгоценная!

— За чем же дело стало?

— Нужна последняя капля. Цыган украдет коня для любимой и умчится в даль, когда его предаст табор.

«Табор» во главе с Айдаковым жаждал расквитаться с Лешковским. Михаил ошибался, рассчитывая успеть провернуть московские дела до мая. Но Айдаков дышал в затылок, Михаил понял, что должен срочно исчезнуть.

Тогда и был разработан план побега Алины. В тот момент, когда взорванного в «мерседесе» Лешковского будет оплакивать жена, Алина получит сообщение, а потом — детальное описание всей операции, продуманной со всеми предосторожностями. Она покинет Россию и станет богатейшей дамой. Одно условие — медальон с шифром не должен покидать её шею.

Инсценировку гибели Лешковского многие из деловых восприняли всерьез. И, прежде всего, разумеется, Айдаков. Другие же лили слезы по поводу горькой участи талантливого российского предпринимателя. С материалами следствия и дискуссиями в прессе Михаил знакомился уже в обстановке далекой жаркой страны. Он вел сугубо конспиративный образ жизни, ожидая того момента, когда к нему присоединится Алина — баронесса Роузи. Михаилу удалось подогреть чувства любовницы. Его люди, следившие за Денисом, записали разговор с Анной и сумели передать пленку Алине. Теперь она прекрасно осведомлена о подлых планах мужа и попытке сманить в бега вдову бывшего компаньона. О коде Денис молчал — значит, так и не обнаружил пропажу!

Доставленная в Ламюр с медальоном на шейке Алина, станет баронессой. Фиктивная свадьба — вынужденное звено исчезновения лешковского из поля зрения ищеек Айдакова. Именно он менее всего поверил в истинность гибели бизнесмена и наверняка не упускали из виду его вдову и любовницу. Сбить со следа гончих псов — задача увлекательная. Тем более, если эта операция позволяет легализоваться в обществе под другим именем и увеличить состояние. На роль подсадного жениха был найден русский эмигрант, легкомысленный шалопай, корчивший из себя крутого дельца. Тони Грюнвальд находился не в ладах с законом, влипая в самые дурацкие истории подходящая кандидатура для жертвенного барашка. Шалопаю купили титул с землей и недвижимостью в Шотландии, стоившую около миллиона долларов. Ему предстояло жениться, сделав супругу баронессой в соответствии с брачным договором, скоропалительно развестись, а затем — исчезнуть. По договору с шефом — в свое шотландское поместье.

Естественно, благородный, седовласый шеф не сообщил, что в результате операции желает получить не бывшую мисс Роузи, а вдову барона Эккермана Роузи — наследницу всего состояния — для последующего заключения законного брака с ней. Ну уж если парень сам не соображает, что к чему, то и другим волноваться не стоит, изобретая удобоваримые версии и гарантии.

Дом в Ламюре блистал полной готовностью, детали свадебной церемонии отличались продуманность. Жених ожидал условленного дня: из Москвы должна была прибыть невеста. Получая удовольствие от двойного предательства, Михаил в деталях повторил маневр со свадебным платьем: Алина, знавшая от «сестрички» об этом романтическом эпизоде, взорвется от злости, сыграв как бы роль дублерши Анны. Да и память незабвенной вдовы будет опоганена — он изменит ей в самых возвышенных формах — не только телом, но и душой.

План Лешковского осуществлялся с математической точностью. И вот случилась первая накладка. Московские дебилы умудрились изувечить Алину. У неё травма и оригинальное помешательство — она считает себя Анной. Медальон на месте. Доктор Джанкомо, давний сообщник Михаила, держит ситуацию под контролем. Вроде бы травма совсем не серьезна. Но настораживает поведение услышав голос Михаила по телефону, гостья едва не потеряла сознание и не смогла вымолвить ни слова. Письмо и свадебные подарки, оставленные в белой комнате, кажется, подействовали благотворно, но вызвали замешательство. Михаил из далекой страны скрупулезно руководил операцией — его инструкции выполнялись точно.

Белая комната с приготовленным подвенечным нарядом, распахнутая перед Анной, осталась незабываемым по своей эстетической ценности моментом. В ту ночь девушка была в белом свитере, и стоило лишь немного прикрыть глаза, чтобы появилось захватывающее дух видение — ручьи алой крови, обагряющие непорочную белизну… Какой дьявольской издевкой выглядело теперь все это, повторенное в ситуации с любовницей! Они обе перегрызли бы друг другу горло, ели бы узнали, как точно «дублировали» возвышенные сцены! Вот они «любовь», «поэзия», «высокие материи» — тлен, издевка, балаган.

Преподнося Алине эти дары, Михаил как бы проигрывал увертюру к предстоящему представлению, — конечно, он успеет насладиться Алиной, прежде чем избавится от нее. Она испытает муки сомнений, разочарования, она будет раз за разом умирать от леденящего ужаса — переживет все то, что суждено человеку переносить в одиночестве. Проповедники лгут — человек не может взяв на себя чужую боль. Проливая слезы над несчастьем ближнего, он лишь оттачивает свое лицемерие. Пример подал сам Христос — мастер мистификаций номер один. Сын Бога, обладающий сверхчеловеческой властью, не постарался избежать мучений. Он истекал на кресте кровью, демонстрируя толпе страдания, но сам ликовал: физическая боль не властна над Богом, над тем, кто наделен бессмертием. Пусть скрипят зубами и задыхаются от жажды Варрава и Геспис — они стоят того. И тем эффектней проявленное к ним сострадание лже-мученика.

Нет, Михаил не собирался делать Алину равной себе — неуязвимой для бед, богоподобной. Она сполна получит все, что причитается на это свете заурядному человечишке.

Он ждал баронессу Роузи в доме на острове в Карибском море, но тут поступили странные известия из Москвы — Алина Южная вместе со своим супругом попали в следственный изолятор! Но ведь она находилась в Ламюре! В то же время пациентка Джанкомо на вилле «Двойник» продолжала вести себя странно: задавала доктору туманные вопросы, интересовалась каким-то Жанни.

Заподозрив неладное, Михаил прибыл в Ламюр сам. Ночью он пришел в спальню, чтобы взглянуть на спящую. Увы, сомнений не осталось изувеченная, увядшая, в кровати лежала Анна! Она открыла глаза — в них зажегся мистический восторг, смешанный с парализующим ужасом. Михаил любил смотреть в такие глаза… Да, он любил её. Особенно с медальоном на тонкой шейке. Так просто — протянуть руку и сорвать, изранив кожу цепью. Но что за удовольствие в убогом, как хрущевская пятиэтажка, грабеже? Анна в его власти — она сама отдаст в руки сверхчеловека эту вещь, осознавая её фантастическую ценность и прощая нанесенную ей Михаилом боль. Потеря ребенка, любимого мужа, роскоши, к которой привыкла, страдание и болезни все простит Анна. Ну, а что касается Алины — пусть удавится от бешенства, проиграв самую крупную ставку в своей жизни… Невезение — признак ущербности, низшей расы статистов в спектакле мирового театра. Пусть получает свое. Не так уж, в сущности, плохо ложатся карты, когда победителю подыгрывает судьба!

И тут произошел второй сбой в отлаженной игре. Неожиданное недоразумение обескуражило Михаила — поистине, привидение вызывало его на поединок: покорная Анна скрылась накануне свадьбы! Пропал и жених-барон. Анну плохо стерегли, зная что больная не станет бежать от привалившего счастья. А Роузи, — тому и не снилось вступать в схватку с шефом. Он не посмел бы нарушить договоренность. Так что же произошло?

Через два часа после сорвавшегося бракосочетания, телефон Лешковского соединился с яхтой «Стрекоза», на которой временно скрывался жених. И, о чудо! — Анна была вместе с ним. Похоже, она совершенно обезумела и может выкинуть любой фокус, допустим, утопиться. Или вступить в сговор с «бароном». Но медальон!

— Приятель, это даже хорошо, что ты приволок даму на яхту. Но в такой ситуации планы меняются. Ты сообразительный парень, Фокс! — рассмеялся Михаил в трубку. — Я удваиваю гонорар. Мне нужна побрякушка с шейки твоей гостьи. Да, и ещё один пустячок — девочка должна исчезнуть. Навсегда. Если ты не сделаешь этого сам немедля, мои люди без всяких проблем справятся с заданием — но убийство повесят на тебя. Сам понимаешь, жених покойнице не к чему, а у меня не благотворительная организация по финансированию недоумков.

Обескураженный барон пролепетал: «Да».

Михаил тихо выругался и опустил трубку. Игра не складывалась. Неудачи последних дней стали опасным симптомом: Лешковский попал в немилость к Фортуне. Он слишком расслабился, слишком искушал судьбу, позволяя светлому двойнику перехватывать инициативу. Михаил затеял сложную интригу с Алиной, вместо того, чтобы попросту отобрать код у Дениса. Потом, узнав о появлении жены, обрадовался, режиссируя новое представление. Смотрел ей в глаза, воображая романтические эффекты — она сама отдаст ценность своему мучителю!.. «Ты заигрался, Строитель, ты должен был протянуть руку и убить её, забрав необходимую тебе вещь — символ власти и преуспевания. — Сказал Михаил своему чересчур увлекшемуся двойнику. — Пшел вон, слабак! Анна покинет этот мир. А следом отправится „жених“. Пора переходить к следующему действию драмы под названием „Остров сокровищ“».

На следующий день Михаил ждал визитера. Он явился вовремя — нелепый, в темных очках провинциального детектива.

— Медальон надежно спрятан. — Фокс поднял руки. — Обыскивать бесполезно. Я ж не идиот, чтобы таскать такую хрупкую вещицу с собой. К тому же, дамскую.

— Девка ликвидирована?

— У меня есть возражения, босс. Ваше последнее распоряжение насчет моей невесты несколько не деликатно. Мне-то пришить цыпочку — тьфу! А вот барон Роузи, этакий дубина, смущен.

— Что ты хочешь?

— Побрякушку в обмен на девушку. Ты не станешь преследовать Анну и баронские привилегии оставишь мне. Никаких судебных тяжб и попыток отобрать подарок. Уж очень приспичило жениться! Поместье, детишки, то да се…

— Идет. — Михаил положил тяжелые руки на стол. — Через час медальон должен лежать вот здесь. — Он обозначил взглядом пространство между ладонями.

— Торопишься, господин хороший. Это не так близко.

— Ты оставил его на яхте, сынок?! Возможно, эту лодочку уже обыскивает полиция.

— Все продумано. Вечером, ровно в 22.00, ты получишь свою игрушку. Подготовь необходимые бумаги. Я консультировался с адвокатом, мне нужны гарантии, что твои люди не станут опротестовывать мои баронские права. — Он продиктовал список документов.

— Хорошо. Но помни, — ты играешь с огнем, ты и твоя подзащитная. Бумаги могут сохранить титул, но вот жизнь… Боюсь, в случае неудачи я не сумею оградить тебя от ярости моих партнеров. Не советую шутить. — Михаил посмотрел на часы. — Гуляй, лисенок! Но только не делай резких движений мои парни будут дышать тебе в затылок. Пулю они пускают, не задумываясь.

— Само собой. Но ведь это ощущение так бодрит, шеф. — Нагло ухмыльнувшись, рыжий парень исчез за дверью.

Михаил больше не обронил ни слова. И так разговорился не в меру. Обычно он не тратил красноречие на особей такого масштаба. Фокс ничтожество, мелкое безмозглое насекомое. Тонкая нить его существования может прерваться в любую минуту, по мановению мизинца шефа, которому эта тварь посмела говорить «ты».

«Ничего, народ всегда общался на „ты“ с богами», — утешил себя Михаил и с наслаждением обдумал следующий ход.

Ему было известно, что Фокс привез Анну в свое чердачное жилье. Именно в этой норе и откопали агенты мелкого мошенника для эффектной, но короткой роли барона Роузи. В сущности, ему сильно фартило: сколько блеска в маленьком эпизоде! Свадьба с красавицей-незнакомкой, преждевременная трагическая смерть молодожена… Все отлично складывалось, но недочеловек Тони Фокс выбрал другой сценарий. Что ж, дело Михаила позаботиться о том, чтобы он оказался не менее впечатляющим.

Анна звонила домой матери — об этом сразу же доложила служба прослушивания. Сучка говорила веселым голосом — сомнений нет, безутешная вдова серьезно увлеклась! — Михаил сжал кулаки, так что ногти впились в ладони. — Следует наказать обоих.

Фокса, отправившегося за медальоном после разговора с Михаилом, сопровождал «хвост». Парень выбрал странный маршрут: объехал прибрежные городки, выходя лишь у аптеки и продовольственного магазина. Из аптеки он вышел в новых очках, из магазина вынес пакеты и вновь погнал автомобиль вдоль моря. Очевидно рассчитывал, что таким образом запутывает следы преследователей и создает иллюзию поисков спрятанной вещи. Ведь медальон все ещё поблескивал на шее ждущей его в мансарде Анны — это хорошо просматривалось с пункта наблюдения на соседней крыше. Тогда в гости к даме отправилась «сладкая парочка» с определенным заданием — помочь девочке покончить счеты с жизнью и привезти шефу медальон. Естественно, Михаил мог бы уничтожить её любым иным, менее эффектным способом, допустим, просто пристрелить. Но «перечитывать» потом эту главу будет вовсе не интересно. Убожество. Полное отсутствие воображения и художественного чутья. Жизнь сама подсказывает чудесные построения: мансарда, окно, Карлос. Ассоциации, поступь рока, усмешка судьбы. Что почувствует она за пару минут до того, как рассечет телом весенний воздух и распластается на булыжнике мостовой? Когда поймет — смерть Карлоса и её — звенья одной цепи? Пронзит ли её мозг догадка? Михаил получит кассету с видеозаписью этого полета, просмотрит в замедленном ритме и сумеет оценить красоту трюка. Столь маленькую уступку поэтически настроенному двойнику он мог позволить — пусть упивается своими эстетскими играми.

Михаил ждал сообщений, следя за зелеными цифрами на электронном циферблате настольных часов. Чужая квартира, в которой он скрывался, безвкусная, убогая лишь обостряла предощущение перемен. Добро и зло, красота и безобразие — неразлучные спутники. Им не жить друг без друга. Сейчас Михаил восхищался убожеством окружающего. Его ждет вилла на Карибах, у него есть «Двойник» — он и только он знает, как творятся шедевры…

19

Новый удар застал Михаила врасплох. Друг за другом последовали сообщения — Фокс улизнул от слежки, как сквозь землю провалился. Русская в одной рубашонке чудом перелетела на нижний балкон — прямо в пасть к черному терьеру. За мгновением растерянности Михаил почувствовал эйфорическое головокружение — капитанское место занял «светлый» Лешковский — гений интриг, мистификаций. Теперь-то он не позволит превратить шекспировскую трагедию в бандитский триллер. Прежде, чем сожрать мышку, кот хорошенько поиграет с ней.

Самое забавное заключалось в том, что медальон, сорванный киллером с шеи Анны, оказался фальшивым — значит, Фокс успел подменить его. Догадывается ли Анна о тайнике в безделушке? Вряд ли. Скорее всего, она, как всегда, мечется в лабиринте загадочных событий с завязанными глазами и отдает себя сильнейшему. Еще не оправившаяся от горя вдова провела ночь с первым попавшимся ублюдком только потому, что он, якобы, от чего-то спас её. А как же святая любовь? Куда подевалась её рабская покорность, безоговорочная преданность, так высоко ценимые мучителем? Или несчастная птичка действительно потеряла память? В таком случае, ей следует напомнить о том, кто был смыслом её существования.

Михаил мгновенно представил ужин при свечах в соответствующих декорациях, Анну в свадебном туалете и свою исповедь, исповедь любящего, загнанного в западню мужа. Шепнут ли её губы, как прежде, «люблю»? Сделает ли она ради Михаила то, что он сам не совершил бы ни для одного человека на свете? Он расхохотался: если есть сомнение, значит, есть и интерес. Сыграем, Анюта?

Прислуга на вилле «Двойник» получила распоряжение относительно ужина. Туда отправился Джанкомо, чтобы взбодрить жертву необходимыми снадобьями. Что за удовольствие охотиться на полумертвую от усталости, затравленную мышку?

— Поаккуратней с леди, господа. Планы изменились. Теперь она нужна мне целехонькой. — Предупредил шеф своих парней, приказав доставить к нему беглецов. — Джентльмена можете хорошенько припугнуть, только постарайтесь не повредить голову. Мне бы не хотелось, чтобы он лишился памяти. — Михаил не сомневался в том, что Фокс прячет медальон, и добавил. — Если к полуночи дама не будет за праздничным столом, вы все — безработные или погибшие при исполнении обязанностей герои.

Уверенный в успехе операции, он прибыл в «Двойник», насладился горячей ванной, затем освежил себя ледяным душем и тщательно оделся. Как много на этом свете зависит от формы. В материальном мире облик вещей первичен. Не стоит и говорить, что сознание горбуна и атлета различно, как и «внутренний мир» обитателя коммуналки или стильного особняка. В драгоценный сосуд никто не нальет уксус или керосин. И лишь безумец станет пить хорошее вино из алюминиевой кружки.

Михаил выбрал почти театральный костюм — белую шелковую рубашку с широкими рукавами и небрежно распахнутым воротником. Так, по традиции, на сцене выглядит цыганский барон или принц в изгнании. Женское сердце столь чувствительно к красоте. Бедная сбрендившая Анна, кого надеется она увидеть сейчас в дверях до галлюцинаций знакомого особняка? Скорее выходца с того света, чем изощренного мошеннка.

Из-за портьеры в гостиной Михаил любовался зрелищем: Анна пошатнулась и села за стол. Ее грудь в глубоком узком декольте взволнованно вздымалась. Голубые, совершенно круглые от страха, светящиеся отблеском пламени глаза прикованы к темному дверному проему. Вытянувшаяся в струнку, готовая потерять сознание от счастья крошка!

Ну, что ж, последний раунд. Исход сражения не предрешен лишь для Михаила-светлого, не теряющего веры в победу слепой любви. А Михаил-темный будет стоять на страже — если любовь жива, он растопчет её. В любом случае Анна-святая или Анна-распутница узнает все. Всю правду, от начала до конца. И сама примет убийственное для неё решение.

Он достал из кармана футляр с бриллиантовым колье. То, что осталось в Москве, было лишь отличной копией. Камни сверкнули россыпью искр. Если Анна сейчас умрет, то от радости. Это никак не входило в планы Михаила. Он с трудом сдержал горячие клятвы и слова любви, не обжег её поцелуем — лишь слегка приобнял за обнаженные плечи, дав возможность ощутить живое тепло его рук. Она трепетала. Она едва держалась на грани безумия. Но как она слушала! Леденящее душу повествование о неудачах отчаянного, талантливого человека, пытавшегося выжить в российских джунглях. Он признавался в ужасных, омерзительных вещах — она понимала и прощала! Она, едва восстановившая силы после потери ребенка, терявшая рассудок от горя прощала!

Анна поверила, что афера с побегом Алины — лишь маскировочный блеф, должный отвлечь внимание от её исчезновения. И героиня — она — истинная возлюбленная этого гения интриги, бросающегося ради неё в фантастические передряги. Не моргнув глазом, Анна согласилась выйти замуж за неведомого Роузи, чтобы встретится на краю света со своим любимым и коротать жизнь под чужим именем, с другой внешностью. Влюбленная женщина забыла о том, что считала нравственностью. Михаил-светлый выиграл без малейших усилий. И было очевидно, что последнюю жертву Анна принесет безропотно, стоит лишь заикнуться. Мышка не сопротивлялась — это уже становилось скучным.

Тогда начал игру темный демон. Чуть-чуть намекнул, что убийство обычный прием в его боевой тактике. И подсказал путь к оправданию — она ринулась по нему, готовая скорее поверить в собственное безумие, чем в грехи любимого.

Любимого? А как же ночь с Тони? Он задал прямой вопрос — она не отпиралась. Ох, как удобно считаться юродивой! Михаил с наслаждением прыгнул в котел ревности — он вспомнил о Карлосе, которого она так и не смогла забыть. Вспомнил Дениса, совратившего невинную шестнадцатилетнюю малышку и не терявшего надежду возобновить отношения — чего стоили записи их разговоров у камина и квартире Венцовых!.. А если Анюта не так уж проста? Если давно сговорилась с Южным и все знает про сокровище в медальоне? Если она, а не супермен Лешковский ловко использовала придурка Фокса?

Михаил допустил мысль о том, что его провели, лишь на секунду. Но за это мгновение она успела больно ужалить его — и супермен сорвался, раскрыв свои карты. Любимая женщина изменила ему самым пошлым и подлым образом. Ревность и ненависть к разрушившей хитроумные планы лгунье захлестнули его. Светлый двойник, признав свое поражение, жалобно поскуливал. Темный мечтал о жестокой расправе. Он справедливо называл её шлюхой, а она… она подняла на него руку! Анна замахнулась… О Боже, ещё никогда такая пронзительная боль не раскалывала голову, не застилала глаза кровавой пеленой вырвавшаяся из-под контроля ненависть… Он с трудом вернулся к реальности, сдержав порыв тут же задушить её.

Что ж, приговор подписан. Ребята любят покуражиться, особенно с дамами. Еще не было ни кого, кто бы сумел пройти через их обработку, не сломавшись. Нежную девочку ждет изобретательный инквизитор. Михаил даже не обернулся на уводимую со скрученными руками Анну.

20

Март приближался к концу, гидрометслужба столицы все ещё объявляла о снежных заносах. В доме Кудяковых-Лаури царила траурная тишина. Аресты, следствие… — кто мог такое предвидеть? Когда ж подступила беда? — сотый раз задавала себе вопрос Инга Фридриховна, перебирая в памяти события прошедшего года.

Вначале все шло на редкость удачно: у Дениса появилась отличная работа, молодые закружились в хороводе светской жизни, расцветшей пышным, не советским цветом. Но что-то не клеилось у Южных. Создавалось впечатление, что совместные выходы в рестораны, казино, клубы, посещение дружеских вечеринок — единственное, что их объединяет. Зять, чрезвычайно увлеченный накоплением капитала, не часто засиживался дома. Алина то впадала в черную меланхолию — часами курила, глядя в потолок, то внезапно вскакивала, с энтузиазмом прихорашивалась и куда-то убегала.

Альберт нашел прекрасный предлог, чтобы отстраниться от происходящего в доме — он увлеченно работал над бесконечными мемуарами, закрываясь у себя в кабинете.

Инга и не привыкла делиться с мужем своими проблемами, а подружкам плакаться не любила. Вот похвастаться, пощеголять, поделиться сногсшибательными впечатлениями — это другое дело. А какие теперь впечатления? Алина да Денис все больше молчат и сидят дома. Появляться на людях не хочется, в волосах седина на палец пробилась, руки запущенны, который день без маникюра.

«Так жить нельзя», — строго сказала себе однажды Инга и вытащила из шкафа любимые тряпочки. Серый английский костюм с серебряными ювелирными пуговицами ни разу не выгулян. А ведь хорош — хоть на прием к английской королеве одевай. Да и повод, в общем-то, не хуже, чем у тухлых аристократов: тридцатилетний юбилей со дня первой постановки «Жизели». Танцевала на премьере главную партию, между прочим, юная звезда — Инга Кудякова-Лаури. И теперь о ней дружно вспомнили, завалив приглашениями на банкет.

Приободрившись, Инга привела в порядок лицо, волосы и поехала в театр, предвосхищая, как внимательно и безжалостно станут рассматривать её бывшие коллеги — уж очень многих она тогда заставляла завидовать, ревновать.

Да и сейчас все у неё складывается совсем не плохо. Не плохо — хоть пытай! Зять преуспевает в сфере предпринимательства, а там, всем известно, криминал в порядке вещей. А что с перспективами материнства не все у Алиночки ладится, так это никому знать не следует. Инга Лаури — как всегда, на коне! С гордо поднятой головой, в разлетающейся на ходу норковой шубе, она выпорхнула из автомобиля у подъезда театра. И тут же попала в объятия.

— Душа моя, Инга! — Бросилась к ней Таня Апраксина, превратившаяся из пылкой комсомольской заводилы в дебелую купчиху.

— Расцвела! — Оглядела её Инга. — Прямо Кустодиев.

— Так ведь муж бизнесменом стал! — Апраксина под прикрытием благожелательного любопытства провела мгновенную ревизию Ингиных увядающих прелестей. Та неспешно поправила прическу перед большим зеркалом, блеснув бриллиантами в свете хрустальных бра.

— Дети поглощены работой и развлечениями. Большие деньги — большие удовольствия. Но и масса проблем — Они вошли в фойе, кивая знакомым. — А в нашем театре-то что новенького? — Огляделась Инга.

— Ой, и не говори! Чуть ли не Хосе Карерроса по контракту хотят приглашать. А свои все разбежались… Да. кстати, Вальку Бузыко помнишь?

— Ну? — Подняла брови Инга.

— Допился. Скоротечный рак. Лежит в Боткинской. Жена говорит, безнадежен. А ведь не старый мужик.

— Жаль… — безразлично обронила Инга. — Хороший был голос.

Но с этой минуты она уже ничего не слышала и не замечала, словно ударил гонг, призывающий её к ответу. Нет, — так пронзительно раздавался звонок в актерской уборной, зовущий на сцену. Мигала надпись «Выход!» И все обмирало внутри, подкашивались колени, а спина не гнулась, как у древнего паралитика… Попав в свет рампы, беззащитная перед настороженной темнотой зала, Инга на секунду замирала, — возможно, это была короткая смерть. Но тут же с новой силой ударяло сердце, одеревеневшая от страха женщина куда-то пропадала. Рождалась другая — легкая, великолепная, словно весенняя бабочка. — Балерина!

…На следующий день Инга сидела у постели Вальки в двухместной палате нового корпуса. На соседней кровати богатырски храпел краснощекий амбал.

Глаза Вальки запали, выгорели, словно отцветшие васильки, обрюзгшее лицо приобрело землистый оттенок. Сквозь редкие волосы просвечивало темя.

— Кого я вижу! — Он попытался привстать, но с кашлем упал на высоко поднятые подушки.

— Не суетись. Я соку принесла, сливки, какие-то витамины заграничные. Свободные радикалы из организма выводят, то есть шлаки. — Инга села на обитый дерматином стул, изящно забросила ногу на ногу, привычно оттягивая носок.

— Из меня все радикалы и так вышли. Тридцать кэгэ сбросил — это с нового года! Ни фига себе, бронхит… Вон, Колька храпит — 95 кг. А говорят, рак. — Опасливо покосившись на соседа, прошептал Валентин. — У меня худоба нервная. От тоски сохну. Знаешь, почему? — Он подмигнул. Радости лишили, совсем. Ни капли во рту с праздников не было… У тебя с собой, случаем, нет?

— Только духи, — кивнула Инга на маленькую кожаную сумочку. — В следующий раз непременно прихвачу коньячок, — вреда от него не будет.

— Умная ты баба, Ингушка! И красивая — словно не прошли годы… — Он сосредоточился. — Сколько мы с тобой отмахали, а?

— Четверть века.

— Ты что! — Валентин погрустнел. — Неужели все и вправду минуло? Вдруг отсюда не выйду? Говорят, тлеющее воспаление легких, обострился бронхит. А я не верю! Боли в спине жуткие… И все колют что-то, колют, а я сплю, сплю… — Промелькнувший в глазах Валентина страх сменился надеждой. — Как поправлюсь, в Гнесинку на преподавание пойду.

— Хорошая идея. Ты классный вокалист, Валь. Такого тембра, диапазона и в Италии поискать…

— Ну ты чувствуешь хватку развитого капитализма!? — Оживился Бузыко. Все уши прожужжали — Доминго, Каррерос, Паваротти… И там они и здесь! Уж и не знают, куда сунуть! Умеют они звезд лепить… Да с такими бабками можно и две октавы взять… Но ведь я не хуже пел, Ин? — Подавляя кашель, больной прикрыл лицо платком.

— Лучше, Валь. Это все знают. — Инга нарочито бодро принялась наводить порядок на тумбочке, где стояли пузырьки, чашки, блюдечко с обкусанным печеньем, пакеты йогурта и сока. Она не хотела видеть, как Бузыко плачет. Не его это, бабника и жизнелюба, дело. Не умел Валька Бузыко нюни распускать.

— Аппетита нет, представляешь? — Бодро высморкался Валентин. — Раньше от кормушки за уши не оттащишь, а теперь и холодильник забит, и тумбочка… Понимаешь, думал, — осточертело петь. Ну, что угодно, хоть сортиры привокзальные чистить, только на сцене в хоре не толкаться. Меня ж из второго состава давно выперли. На подпевках держали. А я не мог! Не мог смотреть, как Лешка мою партию поганит! Вижу, напрягся он весь и вот-вот от натуги на си-бемоль лопнет. А меня тянет, ну прямо как толкает кто: выйди, Валька, покажи класс… Вышел однажды… И выпивши был не особо!

— Скандал?

— Куда там, — хуже. На генеральной дело было. Я такого петуха пустил до сих пор в жар бросает.

— Ерунда! Бывают конфузы и похуже. У меня в «Спящей красавице» трико сзади поехало. Я не заметила знаков Петьки, моего партнера, так и дотанцевала. Страшно вспомнить. Думала, больше никогда на сцену не выйду…

— Инга… — Влажные пальцы Валентина сжали её руку. — Я жить хочу. Так много ещё не спел… Оказывается, я петь любил, а думал… зарплату отрабатываю, тарификацию… Как же теперь, а?

— Я тоже забыла, как пуанты завязываются. А ничего — существую.

— Внуков не ждешь? У меня — двое. Вчера старшего приводили, семи лет. Кем, говорю, будешь? Он отвечает: «как папа, мафиозом»… Отличные пацаны… У меня все мальчишки, а я девочку хотел.

— Тебе ж, Валя, детишки всегда обузой были.

— Так ведь, человек меняется, жизнь свою переоценивает. На иные… Он снова закашлялся, — на иные места ценности расставляет… Мои мушкетеры, когда я от жены ушел, вначале меня презирали — большие уже были. А теперь вот — фрукты носят, ананасы, киви. Если, говорят, надо, мы тебя в Америку лечиться отправим… — У Вали опять задрожали губы и глаза стали растерянные. — Может, Инга, такое оно и есть, счастье?

21

«А счастье-то ушло. Ушло незамеченным. Оно было совсем недавно, ещё вчера, когда ты ныла над своими грошовыми бабскими проблемами. Идиотка!» Сказала себе Инга, всерьез задумавшись о случившемся.

Все началось с гибели Лешковского. Так на пленке рушится здание, в фундамент которого заложили динамит: что-то слегка дрогнуло, брызнули из окон стекла, треснули и осели могучие стены. Мгновение, — и среди клубов пыли покоится серая груда развалин.

В лавине обрушившихся на семейство бед было трудно разобраться. Имя Южного — заместителя сгоревшего Михаила, возглавило список лиц, находящихся в круге внимания следственных органов. Наверняка, ему было чего бояться, зять изменился на глазах, утратил самоуверенность, барственный лоск.

Алина играла в молчанку, но выражение лица сохраняла загадочное. Давала показания следователю, корректно относилась к мужу, пытаясь поддержать его в трудную минуту. А может и вправду, испытания укрепят отношения в молодой семье?

Однажды, когда Инга с дочерью остались дома одни, Алина поставила в магнитофон кассету. Инга сразу узнала голоса — Денис говорил с Анной. Но Бог мой, что же он плел! Разговор, по-видимому, происходил в доме Венцовых. Зять уговаривал несчастную вдову шефа бежать с ним!

— Слышала? — Прокрутив запись, Алина выключила магнитофон. — Подонок хочет бросить меня в этом дерьме! Он, видите ли, никогда не был счастлив в браке! И предлагает шлюшке Анечке составить компанию! Как тебе это нравится?!

— Ужасно!.. — Инга сжала виски руками. — Ужасно… Анну ещё хоть как-то можно понять: она одинока, Денис был её первым мужчиной. Помнишь, случай на чердаке? Кто ж знает… Возможно, у них с Анной тогда назревало большое чувство.

— Что? Ну и наивная ты, мамочка! — Лина демонстративно расхохоталась. — Подслеповатую Мусю ещё можно было водить за нос, но тебя… Конечно, Инга Лаури всегда думала только о собственных приключениях…

— Неправда… Я делала для тебя все, что было в моих силах. И проявляла постоянное внимание…

— Значит, ты деликатно замяла инцидент, сделав вид, что поверила мне, но постаралась поскорее выдать меня замуж за соблазнителя? — Ехидно уточнила Алина.

— Нет… Мне и в голову не пришло, что с Денисом на чердаке была ты… Ведь… о Господи! Именно поэтому я постаралась отстранить Венцовых. Думала, Анна дурно влияет на тебя. Вы ж были совсем дети…

И снова Лина расхохоталась:

— Ты знала меня хуже, чем я тебя. Пора разобраться и стать союзницами, ситуация серьезная, мамочка. — Алина села на диван рядом с Ингой и обняла её хрупкие плечи.

Таинственным шепотом коротко изложила ситуацию: иностранный друг хочет жениться и вызывает к себе Алину. Она дала прокурору подписку о невыезде, к тому же Денис бдительно следит за женой. Поэтому предстоит бежать из Москвы под другой фамилией.

— Не волнуйся, мама. Он очень влиятельный человек, мы сумеем спрятаться и жить на широкую ногу. Ты ведь в курсе — так поступаю не я первая — масса «новых», заимевших крупные счета за границей, предпочли исчезнуть…

— Ой… А мы? Что будет со мной? С отцом…

— Разумеется, я заберу вас. Это первое условие, которое я предъявила будущему мужу. Не волнуйся, возьми себя в руки. Послезавтра с утра я уеду в Ильинское и не вернусь ночевать — успокой Дениса, скажи, что я собиралась к кому-то в гости. Ты должна удержать его от поисков. Он ни в коем случае, запомни, ни в коем случае не должен догадаться о моих планах! Утром я буду уже там, по ту сторону границы, и постараюсь дать о себе весть.

— Господи… У меня, кажется, поднялось давление. Принеси адельфан… Ничего не понимаю. — Побелела и вмиг состарилась Инга.

Лина принесла таблетку и воду.

— Ты была более решительна, когда речь шла о собственных приключениях. И с композитором, и с тем актером…

— Ты… ты — знаешь?

— Всегда догадывалась, вернее, — знала… Но мудро молчала. У папочки были свои дела… По-моему, он смотрел на все это сквозь пальцы.

— Дочка… — Инга едва не рассказала правду о Вале Бузыко, но вовремя сдержалась. Еще неизвестно, как обернется дело с этим страшным побегом… Инга усиленно массировала затылок кончиками пальцев, но боль не проходила, мысли не прояснялись.

— Решай сама, ты уже взрослая, Лина, — еле выговорила Инга казенным голосом, потому что не чувствовала ничего, кроме полнейшей растерянности. Я постараюсь тебе помочь, как могу.

… В день предполагаемого исчезновения Алины мела метель, а на сердце Инги лежала пудовая тяжесть. Сомнения раздирали душу — верно ли она поступает, не отговорив дочь? Чужие документ! Непонятный иностранец, заманивающий её, возможно, в грязную историю. Да все это тюрьмой пахнет! Но что делать Алине здесь, в Москве, с мужем, который либо вскоре окажется за решеткой, либо скроется с другой бабой?! Нет, пусть уж девочка попробует вырваться.

Мобилизовав всю силу воли, Инга старалась не выдать свое волнение и усыпить бдительность зятя. Денис, к счастью, не рвался к жене на дачу. Жаловался на головную боль, все время с кем-то шушукался по телефону, и только поздно вечером поинтересовался:

— Когда Алина собиралась прибыть?

— Не думаю, что в такую погоду она надумает вернуться в Москву, спокойным голосом произнесла Инга. — Кажется, говорила, что хочет навестить кого-то из дачных подружек и. возможно, заночует в Ильинском…

— Понятно… — Ухмыльнулся Денис, давая понять, что прекрасно осведомлен о любовных похождениях жены. — Придется ложиться спать одному, «муж-одиночка».

«Идиотская шутка!» — подумала Инга, сдерживаясь, чтобы не намекнуть об известной ей беседе с Анной. И стала молиться о благополучии Линочки, уже летящей в неведомое будущее. — «Помоги нам, Господи! Мы всегда помогали людям, зла не делали, а если грешили, то по вынужденным обстоятельствам. Не скупись на добро, как не скупились мы…», — шептала Инга одна в своей спальне, вспоминая об отце-гомеопате, врачевавшем пол-Москвы, о сердобольном, вечно кого-то проталкивающем Альберте, о себе — озарявшей серую жизнь соотечественников радостью и красотой… А уж благодеяний — не счесть. И местком, и партком, и дом престарелых, и фонд для молодых талантов… Да в одних Венцовых вложено столько души, нервов, средств…

В холле хлопнула дверь. Появилась Алина — зеленая, растерянная — в лыжной куртке и старых сапогах.

— Господи… — всплеснула руками Инга, увидев дочь. — ты откуда? Ах… да… В Ильинском все в порядке?

— Денис дома? — Уловив кивок матери, Алина зло прищурилась. — Вот и отлично. Не терпится обнять любимого.

Побросав вещи, она ринулась в спальню. Оттуда долго доносились приглушенные голоса. — «Ну, хоть жива, — и то спасибо,» — твердила себе ворочавшаяся в постели Инга. Она никак не могла представить, что же помешало планам дочери.

22

«… Лучше бы мне умереть. Лучше бы не рождаться…» — думала Алина, сбитая с ног случившимся. Она напрасно прождала Анну в туалете Шереметьево. Когда наконец рванулась к стойке, оказалось, самолет уже в воздухе. А гражданка в норковой шубе с коллегой-физиком в числе его пассажиров.

— «Идиотка! Ничтожество…» — Ругала себя Алина, возвращаясь домой в такси. Разговорчивый водитель безнадежно попытался скрасить время беседой. Мрачная пассажирка упорно молчала, глядя прямо перед собой на ночное шоссе, где в ярком свете фар кружила метель.

«— Угораздило же попасть в собственную ловушку! Вот облапошили, так облапошили! Ловко кинули! Михаил ведь позаботился прислать кассету, разоблачавшую намерения Южного! Могла бы понять — разговор Дениса и Аньки так просто не кончился. Южный конечно же, рассказал любовнице о спрятанных сокровищах и поручил ей выкрасть у Алины медальон. Она же, заполучив ценность, не будь дурой, воспользовалась ситуацией и смылась за границу. В норковой шубе и с украшением, стоящим миллионы! Причем все это наивная „сестричка“ сама отдала ей в руки! Но как Денис узнал. что шифр перекочевал в бабушкин медальон?»

Сколько усилий приложила Алина, чтобы незаметно похитить у мужа его сокровище! Михаил подробно описал, что именно она должна искать. Догадаться было не сложно — с некоторых пор муж стал постоянно носить на шее дурацкий брелок. Алине удалось завладеть вещицей и выкрасть оттуда металлическую пластинку так ловко, что Денис даже не заметил пропажи. Теперь, с половинкой кода колоссального состояния она сама приобретала статус сокровищ. Бабушкин медальон со старинной гравировкой на крышке и потайным гнездом, куда Алина спрятала добычу, должен был стать опознавательным знаком — визитной карточкой женщины, которую помощники Михаила взялись переправить в Ламюр.

Вот только как Денис догадался, что код выкрала Алина и спрятала в своем медальоне? Ведь кроме Михаила об этом не знал никто… — Алина тщательно проанализоровала свое поведение — нет, ошибки допущено не было. Но… за Михаилом следили, каждый его шаг держали под контролем, разговоры прослушивали. Не исключено, что возглавлял слежку вместе с бывшим тестем Айдаковым и господин Южный… Вот ситуация и проясняется!

Рассеяно сунув деньги таксисту, Алина не дожидаясь лифта, вбежала на четвертый этаж и тут же ворвалась в спальню.

— Не спишь, милый? Ну-ка выкладывай все начистоту! Я знаю все. — Она зажгла свет и сдернула с мужа одеяло. С некоторых пор предпочитавший спать голым, Денис стал пользоваться пижамой.

— О чем ты? — Денис отложил газету и сел. — Только без сцен. У меня разламывается голова — проблем и так достаточно.

— Естественно! Не просто организовать побег любовницы под бдительным оком детективов и дружков-мафиози.

— Объясни толком, кто и куда бежал?

— Твою беседу с Анной в квартире Венцовых записали и кассету прислали мне.

Денис присвистнул, — важно было понять, сумели «доброжелатели» записать и часть разговора, происшедшего в ванной, под шум неисправного душа. — Что тебя удивляет? Я, действительно, должен скрыться. Или разумнее повторить судьбу Майкла?

— Кишка тонка. Ты всегда был мелковат.

— Без эмоций, пожалуйста. Лирические отношения мы давно выяснили. Да, я хочу взять с собой Анну. Ты же знаешь, мне давно небезынтересна эта женщина.

— Не развози сопли. В хрустальные чувства Южного мне поверить не удастся, даже если ты зальешься слезами и попытаешься сформулировать в сонете, почему доверил посторонней девке то, что скрывал от жены. Доверил, об этом не трудно догадаться. Что с твоим любимым брелком, хитрец?

— Каким брелком?!

— Той железякой с ловко спрятанным контейнером, что ты приобрел в антикварной лавке в Женеве и всегда таскаешь на шее, якобы, от сглаза. Кто-то очистил твой «сейф», Южный — удача покинула тебя.

— Да что случилось, Лина? — Ладонь тороплива нащупала на груди металлический цилиндрик. — О Господи! Кто открывал брелок? — Денис побелел, обнаружив пропажу: контейнер опустел.

— Спроси у Анны. Ты спал в её объятиях? А ведь вдова, скорее всего, сумела заполучить вторую часть.

— Не может быть… — Челюсть Дениса отвисла. Неужели безутешная Анна, клявшаяся в полном неведении секретов погибшего мужа, обманула? — Но кто опустошил тайник?

— Очевидно, у тебя солидные враги. Вместе с кассетой мне доставили письменное приложение — там объяснялось, что мой супруг владеет ключом к некому богатству, которым и намерен воспользоваться за границей. И, что самое интересное, в тайне от жены. Так что, ваша заветная тайна известна не мне одной.

— Ты что-то знаешь! Давай подумаем вместе — ведь у нас семья! Мы найдем похитителя. Мы…

— Пресмыкайся, пресмыкайся, мне нравится. — Алина расхохоталась.

— И радуйся за Анюту, Ромео. Девочка уже за границей и, полагаю, с двойным кодом. Ты по уши в дерьме, плейбой! Сомневаюсь, что она ждет тебя там с пустой побрякушкой. Выезд отменяется?

— Врешь, все врешь! — Денис замахнулся. Алина ловко увернулась, вскочила из комнаты и победно захлопнула за собой дверь.

23

Утром она сидела в кабинете Решеткина, слушая вместе с ним принесенную кассету с беседой Анны и Южного — той части, что происходила в комнате и ничего о припрятанном золоте не сообщала.

— Такого рода записи уликой не являются. Их легко фальсифицировать. Но подумать есть о чем. И, прежде всего, побеседовать с вдовой.

— Моя подруга пропала. Я безуспешно пытаюсь разыскать её вторые сутки. Мать-портниха заливается слезами и собирается подавать в розыск. — Горестно призналась «сестричка». Ей было необходимо отправить на поиски воровки профессионалов, но о тайнике приходилось молчать.

— Вероятно, ваш супруг сумеет прояснить ситуацию? — Решеткин без промедления отдал соответствующие распоряжения. — Скоро, надеюсь, он будет здесь, если не успеет скрыться. А вам придется подождать.

Денис не скрылся — он пытался обнаружить следы похищения и, наверно, искал Анну, не поверив в её побег. Доставленный на допрос, он ничего вразумительного объяснить не смог:

— Да, хотел бежать из страны. Анонимные угрозы, нажим со стороны следственных органов загнали меня в тупик. Вам не хуже меня известно, Павел Иванович, что происходит с людьми, попавшими между двумя жерновами. А я хочу жить.

— В таком случае, самое разумное — отсидеться в наших стенах. Пока мы проверим кой-какие обстоятельства. Ордер на арест будет предъявлен через пять минут.

Денис не отказал себе в удовольствии очернить супругу, заявив, что именно она свела его с Лешковским и была пособницей во всех инкриминируемых ему незаконных махинациях. — «Красивая и легкодоступная женщина способна на все, — сказал он на очной ставке. — Я не намерен скрывать вину моей жены. Достаточно выявить её связи с иностранными лицами, носившие весьма небезобидный характер. К сожалению, я понял это лишь теперь».

Алина прикусила язык, лихорадочно соображая, что удалось узнать следствию про Михаила. Если его обнаружат, откроется подоплека инсценировки взрыва, финансовая основа их сговор, последствия могут быть самые безрадостные. Хорошо еще, она сообразила не звонить в Ламюр, не разыскивать Лешковского. Ведь только Михаил мог предупредить Анну о спрятанном в медальоне Фаберже тайник. А значит, они давно состояли в сговоре… Дьявольски хитрый Лешковский, делал вид, что заключил союз с Алиной, мучая дурочку-жену. На самом же деле супруги ловко воспользовались мадам Южиной, что бы выудить у Дениса его часть шифровки! Как тут не взвыть от обиды! И не отплатить сторицей. Алина поклялась разоблачить коварного любовника махрового, зарвавшегося мафиози!

… Инга пребывала в растерянности. Побег Алины по какой-то причине сорвался, она ничего не объяснила матери, лишь злобно ощерила мелкие жемчужные зубки, — «Я этого им не прощу!».

Конечно, она имела в виду Дениса — его арестовали после визита Алины к Решеткину. Вскоре в тюрьму попала и дочь!

Верочка Венцова заливалась слезами — её вызывали следователи и заставили рассказала правду: дочь исчезла бесследно, не предупредив, не сказав ни слова.

— А мою девочку арестовали. Они оба с Денисом в тюрьме, — глухо поддакнула Инга. — Обе мы с тобой, Верка, страдалицы… — Ох, как хотелось ей сейчас обнять эту женщину и рассказать о Вальке Бузыко, о том что растили они родных сестер.

Супругов Южных вскоре отпустили, предупредив о всей серьезности последствий в случае нарушения подписки о невыезде.

Сходив на Центральный рынок, Инга собственноручно приготовила свои коронные блюда — солянку и отбивные на косточках. Свежая зелень и яркие овощи придавали столу веселую праздничность.

— Чему вы радуетесь, Инга Фридриховна? — Возмутился торжественным приемом Денис. — За нами теперь будет ходить удвоенный коллектив топтунов.

— Но ведь солянка у меня лучше, чем в тюрьме?!

— Мам, никто не был в тюрьме. Нас продержали сутки в следственном изоляторе, только потому, чтобы охранить от возможного нападения. В деле замешаны опасные люди.

— А самая вредная из них, оказывается, ваша дочь. Поспешила доставить следователю компромат на собственного мужа — мечтала увидеть меня за решеткой, — «пошутил» Денис.

— Уж тебе-то лучше помолчать. Согласись, было бы логичней господину Южному ночевать на нарах, чем в этом доме. — Устало огрызнулась Алина.

— Главное, вас выпустили. Бояться теперь нечего, — прервала спор Инга, разливая из супницы остро и пряно пахнущую солянку. — А вот Аня пропала. Как в субботу из дому ушла, до сих пор ни слуху, ни духу. Вера с ума сходит.

Алина и Денис переглянулись, но комментировать известие не стали. Каждый остался при своем мнении, задумчиво поглощая обед. Как ни крути, версия исчезновения вдовы Лешковского не складывалась. Хорошенько поразмыслив, Денис пришел к выводу, что Анна никак не могла похитить код, поскольку после их встречи в квартире на Цветном, просто-напросто больше с Денисом не виделась. Достать крошечную вещицу из шейного брелка мог только очень близкий человек, усыпив или напоив владельца. Но Денис, припомнив свои любовные встречи, убедился, что после гибели Лешковского ни с кем из бывших подружек не встречался — не то настроение. А содержимое брелка проверил как раз в тот день, когда взорвался автомобиль Михаила. Все было в порядке. Анна уверяла, что ничего не слыхала о тайнике. Нет, она не врала измученная, потерянная женщина. Если Денис и не был докой в подковерных играх, то в отношениях с дамским полом считал себя знатоком. Поверить в хитроумную игру Ани могла только ослепленная злобой Алина. Сомнений нет жена Лешковского не была посвящена в интриги мужа.

Выходит, Михаил успел кому-то передать свой шифр перед тем, как погибнуть. Либо он вовсе и не собирался умирать… В таком случае, именно он, а никто другой, проявил интерес к брелку Дениса и выкрал содержимое каким-то сверхъестественным путем. Возможно, кто-то на мгновение усыпил Дениса в Сандуновской бане и подменил брелок. Так или иначе, искать следовало самого Михаила.

Проанализировав ситуацию, Алина тоже не сомневалась — всю кашу с Денисом заварил Михаил. Он подставил его, а с помощью Алины хотел завладеть медальоном. Теперь же имеет при себе жену и клад — неплохо разыграл мерзавец свою карту!

24

В том, что господин Лешковский — мерзавец, Алина не сомневалась с первой встречи. Ошибаются те, кто делят людей на хороших и плохих. Человек по природе своей — индивидуалист. Хотя бы потому, что родился в собственной, одному ему принадлежащей шкуре. И пусть тысячу раз талдычат о самопожертвовании, любви к ближнему или родине — это сплошное лицемерие или паранойя фанатиков. Расстреливай хоть 26, хоть 1026 самых дорогих сердцу комиссаров — больно тебе не будет. А вот если иголка, да под ногтем собственного пальчика — дело совсем другое… — Алина вздрогнула, она никогда не верила, что человек способен перенести пытки ради кого-то другого. Самосохранение — врожденный инстинкт всякого живого существа. Что бы не дать себя в обиду, человек наделен разумом. Отсюда гамма качеств — от безвредного эгоизма до подлости, от мелкого жульничества, до хищения «в особо крупных масштабах». Никто не сравнивает уличного карманника с министром, извлекающим из своей деятельности миллионы, а суть одна. Разница в масштабе.

Алина предпочитала крупных мерзавцев. Именно таким и оказался Лешковский. Вероятно, он угадал в Алине ценителя своих талантов, потому что и не пытался изображать влюбленного романтика. Речь сразу шла о сделке: они будут любовниками и деловыми партнерами, потому что принадлежат к породе избранных, рожденных для власти над быдлом.

С того момента, как Алина попала в постель к Михаилу, она стала его шпионкой. Теперь он знал все о делах Дениса Южного. Мужественный цыган оказался не блестящим любовников — его обуревали иные страсти. Но разве не доставляют женщине радость изысканные подарки, трапезы гурманов, шикарная обстановка, сопровождавшие их свидания?

Самым приятным в этой ситуации было чувство превосходства над Южным что бы он теперь ни сделал, Алину не ранила обида и ревность. Она была уверена: придет час расплаты. Лешковский подарил перстень с изумрудом и намекнул о том, что видит в перспективе себя с Алиной в качестве супружеской пары в дальней, богатой стране. Вот это — настоящий разговор! Алина ликовала, страдая лишь от малого — не с кем было поделиться своей радостью.

И вдруг Михаил женился… Конечно, не вдруг — он подробно рассказывал о процессе завоевания бедняжки Энн, доставляя тем самым удовольствие Алине. Ведь Денис крутил с этой танцовщицей шашни, и было чрезвычайно приятно утереть ему нос. Алина с наслаждением выслушивала исповеди Ани о развивающихся отношениях с Михаилом и не упускала возможности вонзить в любящее сердце острые шипы, намекая на легкомыслие и любвеобилие Лешковского. Михаил вил веревки из бедной крошки. Он умел мучить женщин… Но свадьба!..

— Милая, мы будем теперь держать под прицелом их обоих. И уж не сомневайся, супружество не станет для твоей «сестрички» раем. — Пообещал дьявольски изобретательный цыган.

Однако, новобрачная со слезами счастья рассказывала Алине о своем невероятном муже. Теперь она владела потрясающим домом, вращалась в самом шикарном обществе и могла получить все, что пожелает.

— Ты влюбился в нее… — Поняла Алина, подозрительно приглядываясь к своему любовнику.

— Неудивительно, вы так похожи… Но только внешне… Тебя бы я сумел довести до умопомешательства через неделю. Она — переносит все. И вместо того, чтобы возненавидеть — разделяет со мной вымышленные невзгоды.

— Бедолага дрожит за тебя! Господи, Анна совсем сбрендила — ей мерещатся киллеры, слежки, засады. Если с тобой что-то произойдет, она скончается на месте… Бедная курочка.

— Уж тебя в этом не обвинишь… А что случилось бы с тобой, крошка, при известии о моей гибели?

— О, я бы не сошла с ума. Я бы стала мстить! И, конечно, осталась бы безутешной. — Алина обняла Михаила. — Ну где, скажи, где я найду такого супер-мерзавца?!

… Алина получила немалое удовольствие, устроив встречу с Михаилом в тот самый вечер, когда нарядная жена ждала его за праздничным столом. Но она ждала не зря. Михаил узнал о том, что станет отцом. Правда, узнал не от неё самой, а из подслушанного разговора жены с Денисом.

«Я беременна», — сказала Аня Денису. Отключив прослушивающее устройство, Михаил быстро оделся.

— Это меняет дело, — сказал он Алине. И подарил жене автомобиль.

— Ты, оказывается, нежный отец?

— Не более нежный, чем любовник. Тот же букет сложных чувств. — Он усмехнулся. — Возможно, младенец сможет доставить мне особую радость… Михаил задумчиво улыбался, воображая, какие перспективы в садистских играх представляет собой будущий ребенок.

Но мечтам не суждено было сбыться. Лешковского загнали в угол значительно раньше, чем он рассчитывал. Пришлось разыграть кровавый фарс с взрывом. Вдова попала в больницу, лишилась ребенка и состояния. Алина пережила ни с чем не сравнимые минуты — её посетила жалость, сочувствие и раскаяние. У постели больной Ани, Алина поклялась себе, что никогда не станет добивать эту женщину правдой. Аня не узнает о её связи с Михаилом и будет в слезах посещать могилу верного мужа…

И вот расплата! Лешковские обвели её вокруг пальца! Ограбили, бросили в смертельной опасности. Алина дрожит от страха в кишащей бандитами Москве, Нюшка же — гнусная врунья и интриганка, загорает в шезлонге у собственного бассейна и посмеивается на дурой, своими руками одевшей на её шею цепочку с брелком! Но ведь не могла Алина носить цацку на своем теле до той минуты, пока не окажется у трапа самолета! Ведь стоило Денису обнаружить, что его тайничок опустел, он кинулся бы потрошить вещи Алины и заинтересовался бы медальоном. Но условием опознания Алины сообщниками Михаила, взявшимися доставить её в Ламюр, был известный Лешковскому кулон Фаберже — пропуск Алины в иноземный рай и статус миллионерши.

Вот и получилось, что Алину буквально вынудили расстаться с вещью, которая служила гарантией её безбедного будущего! И при этом дурища сама устроила все так, что бы поудобнее переправить Анюту к Михаилу! Вот уж сейчас они наверно смеются… Анна всегда смеялась над «сестричкой». Стоит приглядеться к прошлому повнимательней и становится очевидно, какую змею пригрела на гуди Лина.

Портнихина дочка должна была стать куклой Алины Лаури, но зачастую получалось наоборот — наивная Линочка сама превращалась в игрушку. Как умела лгать эта ясноглазая, добренькая крошка! Как ловко демонстрировала свое превосходство. Пыхтела, напрягалась, чтобы завлечь Антона — лучшего фигуриста, паиньку, отличника. Даже не побоялась залезть в «ракету» под куполом, когда на празднике надо было солистку дублировать. Спустилась на трапеции — ножки в сапожках скрещены, рука воздушные поцелуи посылает. та же история с Денисом. Лишь только Анна заметила, что «сестренке» нравится сосед — приложила все усилия, чтобы отбить его. С большим трудом Алине удалось перехватить инициативу и не выпускать её до самой свадьбы.

Молчунья, скромница? Нет! — Хитрюга, изнывающая от зависти к Алине и «золотой молодежи», — вот кто такая Анюта Венцова.

Разве она хоть раз обмолвилась о развивавшемся ещё в Ильинском романе с музыкантом Карлосом? Втихаря действовала во всех направлениях, стараясь вырваться в высший круг. Еще бы! — Карлос Гарсиа Ромейра — сын испанских аристократов. Только вот не все получилось у девочки гладко. Говорят, Бог шельму метит.

Алина сама познакомила Анюту с Михаилом и дала понять, что заинтересована в этом мужчине. Тогда, на банкете в Ильинском, она прождала его весь вечер, но появилась Анна в фартуке, с кухонным полотенцем и прямо в объятия прибывшего Лешковского. Они танцевали весь вечер! Потом Нюта стала его женой. Как? Какое волшебное слово знала эта ведьма? Она лицемерно рыдала, жалуясь на страх за мужа, она рассказывала Алине о своей любви к нему. И не скупилась на подробности в описаниях подарков, сюрпризов, удовольствий… Вдобавок — ухитрилась забеременеть…

Иногда Алине казалось, что Аня действительно такая, какой хочет казаться — искренняя, преданная, жертвенная. Но в минуты просветления она понимала — здесь игру ведет циничная интриганка. Отчего она бросила Карлоса и переключилась на Михаила? Не только из-за богатства и красоты. Мало ли их сейчас — денежных и вальяжных вокруг длинноногих красоток увивается? Но ей надо было взять реванш — переманить поклонника у Алины и полностью завладеть им. Затащила мужика под венец и переплюнула «сестричку» — дом, бриллианты, путешествия. А параллельно не упускала из виду Дениса, испытывая на нем свои чары. Доказательно тому — кассета.

… В больнице, сжав худенькую руку Ани, Алина поклялась себе проявить милосердие. Победитель имеет право миловать. Теперь они станут союзниками ослабевшая от горя Аня и победившая Алина, ждущая часа переменить свою судьбу.

И что же? Что? — Несчастная, слабенькая Анюта обошла её в самом ответственном раунде — без сожаления, без всяких угрызений совести… Не оставив ни тени сомнений, ни малейшей возможности отомстить…

Голова Алины раскалывалась от бесплодных усилий найти выход. Единственное, что она могла сделать — отыскать врагов Михаила, а это был в первую очередь его бывший тесть, и рассказать ему все, что знала. Навести на след исчезнувшего Лешковского. Гиены разберутся сами… Жаль, что узнать о завершении приключений Ани, возможно, не придется. А хотелось бы, хоть одним глазком взглянуть на финал мафиозных разборок. Нет… Пожалуй, крови не надо. Пусть лучше супруги Лешковские окажутся в тюрьме, и не в какой-нибудь швейцарской, а в отечественной колонии усиленного режима. Алина аккуратно будет посылать передачи. Очень аккуратно и щедро!

25

Инга Фридриховна сильно сдала — впервые за свою жизнь она утеряла ориентиры, запуталась, позволила сделать из себя старую ворчливую пенсионерку, считающую гроши. А личные траты мизерные — на подаяние нищенкам в церкви, хороший шампунь, да на гостинец Вальке. Правда, ему ничем уже не помочь… Последний визит в Боткинскую оставил тягостный след.

— Я все знаю… Да, если честно, с самого начала знал. Но не хотел верить — за что мне такая холера… — он говорил очень тихо сухими бескровными губами.

— Эх, Валя, да что мы про себя знаем? — Философски вздохнула Инга, думая о безвестных ему дочерях. — Тебе жаловаться грех. И слава была, и увлечения, и наследники остались… Тебя многие, ох, многие любили. Да и теперь все любят.

— Знаешь, кто ко мне приходил? Верочка Венцова… Что время с людьми делает! Была такая лапушка. Клубника со сливками.

— А ведь так без мужика и осталась. Сама дочь вырастила. Красивую. Инга умолкла. Что могла, что должна была она сказать этому умирающему человеку? Да надо ли? — Держись, Валечка. Я ещё забегу к тебе. — Пообещала она, поторопившись уйти. — Пока!

Инга послала воздушный поцелуй, зная наверняка — виделись они в последний раз.

Дома все пряталась по своим комнатам: Альберт, как всегда, в кабинете, очевидно, разоблачал в очередной главе деятельность министерства культуры в эпоху застоя. Денис — у телевизора в столовой караулил «Новости», Алина пребывала в спальне.

Инга тихо вошла.

— Привет. — Алина не повернулась к ней. Она теперь часто валялась в кровати, не зажигая света. Не читала и не спала. — Что случилось?

— Ничего. Просто так заглянула. Может, чаю хочешь? Совсем прозрачная стала.

— И хорошо. Худеть всегда приятно.

— Не всегда. Я сегодня одного человека видела. Он тридцать с лишним килограмм сбросил.

— Ни фига себе! По какой системе? Не говори, что гербалайф.

— Рак. Скоротечная форма. Избави, Бог!

— Да уж. — Алина села и зажгла лампу на тумбочке. — У нас в роду такой наследственности нет.

— Это не наследственное заболевание. — Инга присела на край кровати.

— Неизвестно. Американцы утверждают, что наследственное и заразное. На определенных стадиях. Ты руки мыла?

— Может, надо одеколоном протереть? — Инга с испугом посмотрела на свои длинные пальцы, поблескивающие кольцами.

— Ладно, бывают вещи и похуже. Вот книжку выпустили — «Жизнь после смерти», а у меня получается — смерть при жизни.

— Все устроится, девочка. У тебя ещё все впереди. И у Анны тоже… Ты думаешь, она жива? — Неожиданно высказала Инга мучившую её мысль.

— Не сомневаюсь. Имею доказательства.

— Доказательства?

— Жива она, жива! Очень даже не плохо устроилась. Вот это меня больше всего и огорчает.

— Что ты говоришь, Лина? Ты с ума сошла!

— Нисколько. Клянусь, не задумываясь, вот этими руками придушила бы её. — Алина бросилась лицом в подушки.

— Успокойся, детка. — Инга погладила её спину. — Послушай меня внимательно. Я давно хотела сказать… Нет, не хотела, — должна была… Инга набрала полную грудь воздуха. — Это все ерунда, что вы там с Анной не поделили… В Боткинской, умирает твой отец. Настоящий отец.

Поднявшись, Алина недоверчиво заглянула матери в лицо.

— Не слабые у тебя шуточки. Ты что, так меня развеселить хочешь?

— Чему уж тут радоваться? — Инга отвела глаза. — Факт остается фактом. Прости, прости меня, детка…

— Ах, что за проблемы через четверть века! — Алина снова легла. — Если честно, я всегда подозревала что-нибудь подобное. Но меня эта физиологическая подробность не очень волнует. Какая разница, кто зачал? Если этот тип даже не знал о моем существовании.

— Он и теперь не подозревает. А я вот сомневаюсь, может, должен знать? — Напряглась Инга. — Как это с точки зрения высшей справедливости?

— Сходи в церковь, с батюшкой посоветуйся, — усмехнулась Алина. — А с точки зрения моей справедливости, надо у Альбертика нашего в ногах валяться и прощения просить, что вкладывал в чужого ребенка и деньги, и нервы!

— Да он был счастлив! Получить такую очаровательную девочку… А то росла бы какая-нибудь кувалда с отвислыми щеками. И вдобавок — зануда.

— Тот-то хоть красив?

— Был — само обаяние. Глаза как васильки, волосы русые, чуть волнистые есенинским чубом на лоб падали… А голос… Ну, тут пол-Москвы обмирало. Никто устоять не мог. Никто…

— Значит, у меня где-то братишки бегают?

— Двое взрослых. И уже дети есть, Валькины внуки. Живут хорошо — один в киоске торгует, другой по компьютерам. Инженер, наверно.

— Мои племяннички… Вот жизнь была бы интересная! Братик в киоске! Мог бы китайскую косметику за полцены сестре загонять…

— Прекрати! Человек умирает… Я понимаю — никаких чувств быть не может, но ведь жалко…

— Меня жальче, — сжала губы Алина.

— Может, сходишь к нему? Просто так… ну, скажешь, дочка Инги Лаури. Хоть взглянешь. Слово доброе молвишь. Чтоб потом обидно не было…

— Не будет… Да ему и не надо ничего знать, мам. Если загробная жизнь есть — все там встретимся. Если нет — зачем ему перед смертью такое потрясение — мол, росла где-то, никогда отца не видя, дочка-красавица, умница…

— Да, он о девочке мечтал… И не узнает, что имел двоих.

— Двоих!? У меня, выходит, ещё сестра есть? Ну и тенор твой — прямо племенной производитель. Она-то кто? Может, в Ла Скала солирует?

Инга отрицательно покачала опущенной головой, крутя в руках ароматный платочек с собственной монограммой и все ещё не решаясь на признание.

— Видишь ли… двадцать пять лет назад, когда Вера Венцова пришла в театральную мастерскую, она была очень хорошенькая. Простушка, конечно. Ни блеска, ни образования, но… Знаешь, такая свеженькая провинциальная невинность с толщенной косой… Она слету в солиста влюбилась, да так, что весь театр смеялся. На последние гроши покупала цветочки в магазине ВТО и с билетершей на сцену посылала к финальному занавесу. А если Валентина за кулисами встретит — пряталась. Ей всего-то восемнадцать было…

— Ну? — Перебила Алина. — Ты на мой вопрос ответь, а потом о Вере рассказывай.

— Я постепенно продвигаюсь, издали.

— Чтобы не пугать?.. — Алина подалась вперед и уставилась на мать круглыми от изумления глазами. — Анна?..

Инга кивнула:

— Я об этом поздно догадалась. Когда вы уже подростками были и такое сходство проявилось…. Осторожно порасспрашивала Валю… вышло, что все совпадает. Не зря вас судьба свела.

— Мама, да ты понимаешь, что произошло?! — Алина вскочила. — Вы с Верой — преступницы!

— Вера не догадалась.

— И Анна тоже?

— Естественно. Никто, кроме нас с тобой не знает.

— Кошмар какой-то! — Алина зажала уши. — Звон стоит, как в соборе… Нет, я все-таки не понимаю… А как же голос крови? Почему она меня все время изводила? Почему теперь предала? Так даже со случайными приятельницами не поступают…Так вообще нельзя людей мучить! — Алина разрыдалась, и вдруг начала хохотать. — Вот… вот будет смешно, когда… когда Денис узнает… А Михаил! — Смех сотрясал её тело. Инга изо всех сил прижала к себе дочь.

— Перестань! У тебя истерика.

— Нет… Нет… смешно, жутко смешно… — Алина вдруг успокоилась и уставилась в одну точку. Оттолкнув мать, села на пуф у зеркала и обратилась к своему отражению:. — Значит, месть теперь отменяется? — Уголки губ искривились, казалось, она сейчас закричит.

— Успокойся, деточка! Я вызову врача, я… я сама сейчас умру!.. Какая месть, какой Михаил?

— Это у тебя истерика, мама… А ты ещё не знаешь самого интересного Анна увела моего жениха! — Она громко всхлипнула и бурно, по-детски, заплакала…

Когда дочь наконец затихла в постели, выпив успокоительное, Инга, взяв её руки, заглянула в глаза, чуть пьяные, засыпающие.

— Какого жениха, детка, того самого, иностранного?

— Угу. Моего самого главного жениха. Переманила хитро и подло… Я должна была отомстить. Я все придумала… Это совсем просто — натравить на них злющих врагов… Я даже мечтала увидеть их на скамье подсудимых, а потом посылать передачи в Магадан… — Алина приподнялась и твердо посмотрела на мать. — Твоя непутевая дочь не сволочь. Что угодно, но не убийца сестры… Только как бы мне хотелось, чтобы когда-нибудь сестричка узнала об этом. И поняла, почему Алина помиловала её.

26

Верочка позвонила Инге и вместо слов тихо плакала. За последнее время это происходило с ней часто — говорит что-нибудь, а слезы текут. Совсем молодая женщина, а нервы никуда.

— Ну скажи ты, Вера, что-то вразумительное… Думаешь, у меня нет оснований для слез? Перестань душу рвать и так тяжко. — Не выдержала Инга.

В трубке раздавались всхлипы и тихое:

— Погоди, погоди… уже успокоилась… Это ты, Инга, такая сильная, как королева… А я… я… не могу…

— Анна?! — Внутренне содрогнулась Инга, предположив самое страшное.

— … Валентин Бузыко умер. Упокой Господь его душу…

… Они встретились на кладбище. Элегантная Инга, действительно смахивающая на Алексис Колби из «Династии», в черном костюме и шляпке с вуалеткой, и Верочка, похожая на деревенскую вдову — раздобревшая, с круглым, мягким, заплаканным лицом. Панихида состоялась в крематории. Верочка прилепилась к Инге и не отходила. А когда увидала портрет Вальки подретушированную старую фотографию времен «Евгения Онегина», из тех, что продавали в киосках, повисла у неё на локте:

— Ноги не держат… — И сунула под язык нитроглицерин.

На поминки в дом к старшему сыну они не поехали.

— Может, ко мне зайдем? Ты ведь у меня лет двадцать не была… — Робко предложила Верочка. — Не могу сегодня одна сидеть. Да и помянуть все же надо. А у тебя дома народу полно.

Оказались они в комнате Верочки, служившей то швейной мастерской, то столовой — смотря по обстоятельствам. В тот день «Веритас» был спрятан в тумбочку, лоскуты нигде не валялись, а круглый стол накрыт старой, от теткиных ещё времен, вишневой плюшевой скатертью. Появился на скатерти графинчик с самодельной черносмородиновой наливкой и вазочка с импортным печеньем. Выпили молча по одной и налили еще.

— Ты помнишь, Инга, «Травиату», как он пел вот это… — Верочка тоненько вывела фразу из арии Альберта.

— Мне кажется, в «Аиде» Валька был лучше. Ну, это несколько позже. Инга замялась, — успех Бузыко в «Аиде» приходился на расцвет их романа. А «Травиата» — на любовь Верочки.

— У меня пластинки есть! Я ведь покупала, — похвасталась Верочка.

— Да их всего две и было. Вторая — сборная солянка — «Арии из классических опер в исполнении советских мастеров оперной сцены».

— Времена такие были. Сейчас бы Валя на весь мир гремел. — Верочка включила проигрыватель «Эстония». Боже, в этом доме сохранился такой хлам… Но голос Вальки прорвался издалека, из времен твистов, Нового Арбата, шумных театральных премьер, капустников в ВТО — из времен их молодости… Он был свеж и силен — сама всепобеждающая, вечная любовь.

— А у меня живот вот такой был… — Округлила руки Верочка. — Все говорили — мальчик. — Она с мольбой посмотрела на Ингу. — Ты никому не скажешь? Никому? — Верочка широко улыбнулась. — Анечка — Валина дочь!

Инга опустила глаза… Как же сумела пронести через всю жизнь эта женщина свое бескорыстное, гордое чувство… Брошенная, нищая, она жила радостью от того, что свела её судьба с необыкновенным человеком и подарила чудесную, лучшую на свете дочь.

— Хорошая девочка получилась. Он был бы рад, — неуверенно сказала Инга и выпалила. — Выпьем за наши грехи! — Разве сейчас к месту признаваться в том, что затащил Валька в постель прима-балерину в те дни, когда Верочка была только на третьем месяце.

— А я ни о чем не жалею… И что не сказала ему — не жалею. Он бы все равно растить дочь не смог — бесшабашный был, широкий — все успеть норовил… Гений…

— Да, бабник и алкаш, прости меня Господи! — Инга перекрестилась и обняла Веру. — Я не со злости, это почти комплимент. Да ты что-то, мать, совсем седая, а моложе меня. Правда, седина в светлых волосах мало заметна.

— А у тебя — ни единого седого волоска. И фигура — как у девочки. Вот что значит порода и спокойная жизнь.

— Да крашеная я! Л'Ореаль-Париж, собственными божественными ручками. Тебе светло-русый надо. Я в следующий раз принесу… — А что до породы… Хмм… Дед мой был уездным лекарем, бабка — мещанкой. Это она в НЭП при втором муже, экономисте, разбогатела… Ах, история длинная. И ни к чему тут. — Инга серьезно посмотрела на Верочку. — Речь идет о моей жизни. О блистательной, благополучной, удачливой Инге Кудяковой-Лаури… — Она подперла рукой щеку совсем по-бабьи, и перестала быть похожей на Бетси Тверскую. — … Было во мне что-то этакое, конечно, было. Воля к победе, желание блистать, быть первой… И жизнь любила — праздник, лесть, мишуру… Ох, как мне этого не хватает… И романов моих безалаберных тоже. Хорошо хоть, есть что вспомнить. — Глаза Инги блеснули трепетным огнем. Она потянулась хребтом, как породистая лошадь.

— Так и не жалей, что погуляла.

— Не жалею! Наверно, каждый рождается для своей доли… Вот я уже далеко не молодуха, а все та же. Та же. Не мужик мне нужен, а преклонение… Преклонение… Суета, слава… Чтобы вокруг все вращалось вертелось. От одного моего мизинца, одного взгляда… Не жалею… Нет, Верка, ни о чем не жалею!

— Давай за это — за жизнь! — Наполнила рюмки Верочка. — Хорошая была, жаловаться грех. А может и впереди ещё что-нибудь светлое состоится. — За нас и за девчонок наших. Ведь у Алины все в порядке? Я рада. Честное слово, рада. И за Аньку тоже.

Инга подозрительно заглянула в потеплевшие глаза Веры:

— Ты что-то про дочь узнала? От кого?

— Чепуху какую-то. Будто Анна с друзьями где-то на юге отдыхает и очень там счастлива. Ай, что темнить — сама она мне звонила! Только ты пойми — это страшная тайна… Да и не ясно ничего. Но голос хороший.

Инга засмеялась, красиво, рассыпчато:

— Не ясно, говоришь? Да, мое в нашей жизни было тайн. Сейчас кое-что прояснится, подружка… Ты Аньку в августе родила, я Лину — в ноябре. Ты решила ребенка без отца выносить, а меня в это время Валька на руках носил, закружил, охмурил… Вот и считай…

— Нет… Не может быть… — Закрыла ладонью рот Верочка. — Да как же это?

— Запросто. Сама знаешь. Раз-два… И живот во-о-т такой! — Инга повторила жест Верочки.

— Выходит, девочки наши сестры?

— Точно.

— И Валя не знал?

— Ничегошеньки. И Альберт не знает. Я только на прошлой неделе Алине рассказала. Не утерпела.

— Ой… Обрадовалась?

— Очень. Хочу, говорит, сестричку видеть, но не могу, поскольку она теперь за границей проживать будет в полном материальном благополучии.

— И мне так Аня намекала… Но велела молчать. Сама знаешь, — мафия. Говорит, как устроюсь, тебя к себе заберу… — Верочка разрыдалась. — Пусть хоть надежда свидеться будет.

Инга прижала её к своему плечу, чувствуя, как намокает от теплых слез её шелковая, сен-лорановская блузка. Она посмотрела поверх собранного на затылке неизменного верочкиного пучка, поверх серванта с рюмочками, олимпийским мишкой, Микки-Маусом… На фотографию семилетних девчушек в костюмах Снегурочки. Как же они раньше-то не сообразили — обняться и поплакать вот так.

— Слушай меня, Вера. Я один раз, может, правду скажу, а повторять не стану… Если уж по-честному, по большому счету, заслужила ты все это — ну, что бывает только в мыльных операх и хэппи-энд называется… А зря все же, что в классике, да и в жизни, непременно все умирают… — Добавила Инга тихо, слушая, как поздно, непоправимо поздно, рыдает над умирающей Травиаттой её возлюбленный. Что за удивительный дар был у этого синеглазого кобеля!

27

Аня узнала эту комнату — она проходила здесь, когда искала выход из особняка. Мигает глазок отопительного прибора, в маленькие окна под потолком едва проникает со двора свет фонаря. И ничего не видно… Несколько толстых спортивных матов в углу.

Ощупав рукой холодный дерматин, Аня села — сильно ныла щиколотка, в голове туман — спасительный туман. Лучше не рваться к ясности. Она пошарила в темноте руками, пытаясь найти какую-нибудь рогожу, чтобы укутать плечи. Почувствовала ткань, потянула…

— Осторожней! Только уснул… — В сторону метнулось чье-то лежащее на мате тело. — Боюсь щекотки!

— Простите, я не заметила.

— Анна?! — Он поймал её руку. — Вот это да!

— Тони! Ты жив?

— Чудом. Кровищи знаешь сколько было? Этот гад меня по ребру шваркнул… Но все о'кей — доктор высокопрофессионально царапину обработал и заклеил.

— А у меня распухла щиколотка. Подвернула ногу, когда с твоего окна к старику спрыгнула.

— Покажи, я знаток.

— Здесь такая темень… — Аня со стоном вытянула ногу.

— Они отключили в подвале электричество, чтобы пленники не сориентировались и не взорвали дом. Но я прекрасно вижу в темноте. Руками. — Пальцы Тони пробежали по её ноге, ощупывая лодыжку. — Это что? — Он потянул подол её атласного платья.

— Рви.

Ткань затрещала. Руки Тони действовали быстро и умело — он бинтовал как заправский медик.

— Так лучше. Какие ещё жалобы, мисс?

— Здесь не жарко.

— А теперь? — Набросив на плечи девушки куртку, парень прижал её к себе. Аня отстранилась.

— Что-то ещё болит?

— Голова, сердце… Я ничего не понимаю. И так сильно ноет в груди…

— Я тоже никак не допру. Ведь это твой дом? Тот самый?

— Да — вилла «Двойник». Похожа на московский дом.

— Кто же запер тебя в подвале? В городе появились коммунисты и срочно национализировали частную собственность?

— Меня запер мой муж… Не знаю… Очень похож на него, но не такой… Совсем не такой.

— Ты не уверена? Может, это действительно двойник?

— Нет… Михаила нельзя подменить — его голос, глаза, руки… Нет. Это был он. Но вроде заколдованный.

— Мистер Джеккил и мистер Хайд? Добренький и злой в «одном флаконе»?

— Да! Само исчадие ада. Это гипноз. Или телекинез? Совершенно очевидно — им кто-то манипулирует.

— Брось… Что он тебе говорил?

— Клялся в любви, но вдруг завелся, рассвирепел и стал требовать медальон. Он решил, что мы с тобой в заговоре и прячем эту штуковину… Грозил, — если не отдадим, меня будут пытать…

— Ну, это ещё мы посмотрим… Я подниму на воздух «Двойника». Ты видишь перед собой, вернее, чувствуешь рядом с собой техника высокой квалификации. Отопительные, газовые системы — моя страсть. Здесь все начинено трубами. Сейчас я найду вентили, немного их сдвину и… — Встав на маты, Тони ощупывал проводку.

— Постой! Тебе не терпится взорваться?

— Надо все предусмотреть заранее. — Тони обшаривал стены. Затем заскрипел в темноте, взобравшись на ящики, и сообщил: — Порядок! Тони Фокс видит на два хода вперед.

— Раз ты такой умный, что-то уже все рассчитал и много знаешь, помоги сохранить жизнь жертве. Скажи, где мой медальон?

— Скажу — вы, мисс, изволили сигануть за борт яхты вместе со своим сокровищем, а когда я вас извлек — цепочки не было… Кроме того, медальон, как я понял, принадлежит Алине и им страшно интересуется мой наниматель.

— Значит, мы должны сказать, что эта штука на дне моря, пусть ищут… Ты же не собираешься оставаться здесь.

— Ни в коем случае… Но я хотел бы кое-что ещё додумать… — Тони развалился на матрасе… — Та-ак… Выходит, этот тип точно твой муж Михаил Лешковский, а ты — Анна — подруга Алины… — Он присвистнул.

— Я ничего не врала тебе с самого начала. Но ты сам все время темнишь. Я до сих пор не знаю, с кем имею честь делить ложе и участь пленницы. Ты не посвящаешь меня в свои планы.

— Заслуженный упрек, мэм. Давай рассуждать вместе… Я буду излагать факты, а ты задавай по ходу дела вопросы. Может, нам удастся свести концы с концами.

— А нас не подслушивают?

— Ха! Да они-то знают больше нас. Вот в чем пока наша слабость… Ложись рядом и сосредоточься. Удобно? Клади голову на мое плечо… Только не усни — для начала придется исповедаться мне. Так… Детство, отрочество пропускаем… Университеты тоже… Начнем с криминала.

Хм… Ты, наверно, уже поняла, что встретила супермена. Но Тони Фокс не родился им — он сделал себя собственными руками… Конечно, я был не без способностей, но… Тебе наверняка встречались закомплексованные, робкие мальчики, которые бегали за тобой, как собачонки. Ты позволяла им таскать свой портфель, подсказывать на контрольных, а танцевать шла с другими…

Такой расклад меня не устраивал. Одним — пироги и пышки, другим тумаки и шишки. Это русская пословица. У меня есть акцент? Не важно… Я решил стать хулиганом, бандитом, подонком. Надо сказать, что дома условий для этого у меня не было никаких — пришлось сбежать. Улица, притон, дансинги, сутенеры, проститутки, карточные шулера — они научили меня жизни.

— А университет?

— Ну, вначале я совмещал, потом меня вышибли. Я украл «мерседес» у директора… Ну, не один, конечно, и не украл… Мы покатались немного… А потом…

— Все удрали и свалили вину на тебя, — догадалась Аня.

— Верно. Но это только начало… Потом я брался за любую работу — мыл посуду, машины, работал в мастерской, воровал, танцевал с пожилыми леди, увлекся картами… И во всем, не скрою, добивался блестящих результатов. Много путешествовал, нигде серьезно не конфликтовал с полицией. В этом городе мне не повезло. Я играл в ночном клубе с двумя ассистентами — это приличный заработок за один сеанс. Нас вычислили, засекли…

— Все убежали, ты остался отдуваться.

— У меня не было другого выхода — хозяин клуба — мой приятель. Досталось бы ему. Дело обошлось штрафом. Деньги я взял у того самого приятеля, а чтобы отдать — помог русским ребятам с перекупкой и перегонкой в Россию подержанных машин. Мне светили десять тысяч баксов.

— Но ребята улизнули, не расплатившись.

— Не угадала — я получил двенадцать — подшустрил, проявил инициативу, провернул аферу с таможней… Потом снял мансарду и затаился — надо было оглядеться, изучить ситуацию. Сижу, питаюсь полуфабрикатами, экономлю на сигаретах, думаю. Пока понятно?

— Абсолютно. Но куда делись двенадцать тысяч?

— А я не сказал?.. Фу… — Тони шумно выдохнул воздух. — Подвернулось одно дело с мебелью. Надо было собрать для перепродажи старое барахлишко… Короче, не важно. Деньги мне пришлось одолжить другу.

— Ни слова больше — я поняла: друг пропал.

— Увы. Ему не повезло. Я решил отдохнуть… Кормлю Кензо молочком, слушаю музыку. Заявляется тип, очень приличный. Вы, говорит, будете такой-то такой-то?

— Ес-с, — цежу сквозь зубы с нью-йоркским шиком.

— Тогда извольте на беседу с моим шефом. Господин Икс хочет предложить вам сногсшибательную работу. Только он сейчас отдыхает и надо на пару часов слетать в Аргентину… Представляешь, а? Ты сечешь, сколько стоят билеты? «На пару часов!» Я бы не возражал прокантоваться там и недельку. Но, увы, говорили мы, действительно, около часа. Вообрази — со всех сторон синий океан, под ногами английский газон, а среди него — эдакий закрученный бассейн, загримированный под альпийское озеро… На столике — только вино и фрукты. Но какое вино! Я настолько обалдел от всего этого и обрисованной перспективы, что только и вякаю: ес, ес…

— Тебе предложили кого-то убить?

— Если бы! Жениться! Причем оформили официально бумаги на предоставление мне титула барона со всеми прибамбасами и землей в Ирландии. Пол миллиона баксов. Затем отвезли меня на известную тебе яхту и сказали: необходимый костюм, цветы, подарки невесте будут доставлены накануне. Надо явиться по назначенному адресу, бракосочетаться, подписаться под документом, в котором я делаю супругу совладелицей титула и собственности, доставить её в аэропорт очень южной страны и — исчезнуть с глаз долой.

— Так ты — барон Роузи?!

— Именно, детка. Мы едва не стали счастливыми супругами. Ты не жалеешь? — Он запустил руку в декольте белого платья.

— У меня есть муж, — отстранилась Аня.

— Ты — вдова. В этом все и дело. Я обалдел, когда ты описала своего супруга, являвшегося, якобы, во сне. У этого аргентинского шефа был точно такой же фейс и голос. Говорил он по-французски и выдавал себя за бельгийца, влюбленного в русскую даму, которую умыкнул у свирепого мужа мафиози, хочет сделать баронессой и вместе с ней исчезнуть с глаз общественности.

— Да, он мне сегодня приблизительно так и объяснил необходимость этого брака… — Но… разве ты не сообразил? Ему нужна была не просто баронесса, а вдова барона Роузи. Тебя должны были убить, Лисица. Этот тип сам признался, что не оставляет свидетелей.

— Подозрение, конечно, было — я же парень ушлый. Выторговал дарственную на эту «Стрекозу» и держал её наготове, чтобы прямо после свадьбы махнуть в Англию.

— Наивно…

— Обижаешь… Разве не я все последние дни вытаскиваю тебя из переделок? У меня есть опыт и ещё — везение.

— Не заметно, — вздохнула Аня.

— А хочешь знать все до конца? Михаил Лешковский — оборотень. Я все понял, прочитав о событиях в Москве. Он подстроил свою гибель и сбежал. А ты убивалась от горя и теперь переживаешь всю эту жуть — обманутая, беременная…

— С чего ты взял?

— Да ты сама сказала… Я даже за тебя все время волновался.

— Увы, после трагедии у меня был выкидыш.

— Обидно… Малыши забавные… Я испытывал к тебе нечто… Думал — все врет, но только не это.

— Я знаю, — перебила Аня, — он устроил этот взрыв. Он сегодня признался и говорил, что берег меня от московских бандитов. Поэтому не предупредил. А теперь хитростью вывез сюда, чтобы снова жениться и скрываться до конца жизни. И все спрашивал о медальоне. А потом начал грозить и превращаться в монстра… Обещал, что меня будут пытать… Зачем я утопила эту проклятую штуку! — Аня саданула кулаком по мату.

— Сволочь! Вот сволочь! — Подбежав к двери, Тони забарабанил по ней. Эй, где вы там, говнюки?

Щелкнул замок, мужской голос осведомился:

— Что надо?

— Зови шефа. Разговор есть.

— Что ты хочешь? — испугалась Аня.

— Торговаться. Заключить сделку. Я в этом деле собаку съел. Ничего не бойся и молчи. Не поддавайся на провокации. Держись за меня, подруга.

28

Яркий свет ослепил обоих. В центре комнаты стоял, держа руки в карманах кожаной куртки Михаил.

— Так значит, медальон утонул? — Улыбнулся он.

— Подслушивали, сэр? Очень осмотрительно сэкономили время. Мы как раз здесь безудержно восхищались вами.

— Хватит молоть ерунду. Где медальон?

— Он сказал правду… Я была не в себе и хотела утопиться. Тони с трудом удалось спасти меня. Цепочка порвалась…

— Так, проясним ситуацию с начала. — Лешковский бросил на Аню торжествующий взгляд. — Он, вот этот сукин сын, должен был убить тебя, крошка. — Сев на какие-то ящики, Михаил забросил ногу на ногу. — Ты хочешь откровений? Ах, как же мы любим лезть в чужую душу, чтобы найти там только одно — чувство обожания и преданности к себе. Изволь, — пора и мне устроить стриптиз.

Я женился из любопытства — мне хотелось узнать, что за штука такая любовь. Сколь долго позволит унижать себя любящая женщина. Еще хотелось помочь освободиться от тебя Карлосу — нас связывали с красавчиком более, чем теплые чувства.

— А разве Вилли…

— Вилли — мелкая сошка, жалкий паяц. Карлос, он же Ларсен, он же Лара — был преданным, пылким любовником. И я не оставался в долгу — устроил его в ансамбль «Техас», потом — в шоу казино. Мы были хорошей парой. Только уж очень он ревновал меня к женушке.

— Неправда! Карлос ненавидел и боялся тебя. Он знал, что ты опасен, что способен на любую подлость и хотел все рассказать мне.

— Не успел. — Михаил траурно склонил голову. — Увы.

— Я знаю, что его убили твои люди. И хотели убить меня!

— Естественно. Карлос со своей любовью и дамскими нервами становился обременительным. А ты — ты просто надоела. Как же мы с Алиной жалели тебя, бедняжка.

— Алина знала?

— Она была моей любовницей, ещё с Женевы. Это её я хотел сделать баронессой Роузи, вернее — вдовой. Простите, я тороплюсь. — Переменил тон Михаил. — Отказываю себе в удовольствии живописать детали. Надеюсь господа, вы вникли в суть?

— Я догадалась, что ты монстр, ещё за ужином… Ведь ты ни разу не пожалел о нашем ребенке. О том, что по существу убил его.

— Медленно соображаешь, малышка. Врожденный дефект. Генетический. Кто бы мог подумать, что вы с Алиной сестры!

— Что?! — Мама никогда не была любовницей Кудякова. Я точно знаю.

— А мои люди откопали вот какие сведения: был в театре некий неотразимый тенор, от которого товарищ Венцова родила дочь, всего на три месяца опередив Ингу Лаури, беременную от того же сексуального гиганта.

— Боже… Алина знала?

— Наверняка. И презирала тебя. Тебя все надувают, чистая моя голубица… Вот Фокс, к примеру. Позвонив по телефону на яхту, я услышал от него, что ты находишься там. И дал вполне конкретное распоряжение — даму убрать, медальон доставить мне. После этого ты и упала в воду, детка… А этот господин явился ко мне торговаться по поводу медальона… Ну, соображай быстрее! Поняла, что к чему?

— Не может быть — он не толкал меня в воду! Я была не в себе и сделал это сама. — Аня в ужасе отшатнулась от стоящего рядом Тони.

— Да что ты соображала? Доктор кормил тебя таблетками, размягчающими мозги. Разве ты мало бредила за эти дни? Разве не бросалась в объятия этого ублюдка, как навязчивая сучка?

— Заткнись, Майкл. — Произнес Тони на чистом русском языке. — Я не могу вызвать тебя на дуэль — дворяне не дерутся с мелкими бандюгами. Но мне доставит удовольствие плюнуть в твою морду. А так же — на твой дерьмовый медальон, что бы он для тебя ни значил. Теперь эта штуковина на дне залива, а я лишь тянул время, уверяя, что спрятал её.

Михаил засмеялся:

— Я ждал, когда ты, наконец, заговоришь на родном языке. Ведь Энн не догадывалась, что имеет дело с соотечественником.

— Тем более — давним знакомым. — Перебил его Фокс. — Помнишь Дворец спорта? На льду — мальчики и девочки. Талантливый фигурист Антоша Грюнвальд влюблен в Анечку Венцову. Он носит её сумки, обмирает, вздыхает…

— Антон?! — Аня смотрела на него во все глаза. — Ты же был совершенно рыжим. Невысоким, робким… Совсем, совсем другим…

— А теперь? — Он взлохматил медные кудряшки.

— Потемнел. И стал убийцей.

— Как видишь, не стал. — Ловко поставив ногой валявшийся на боку бочонок, Тони сел. — Господин Лешковский желает объяснений?

— Думаешь, тебе подыграла судьба, ублюдок? Это ложный выпад, что бы побольнее ударить в спину. Неужели Анна поверит россказням наемного убийцы, только потому, что он носил её коньки?

— Попробую убедить леди. Если меня сейчас пришьют твои гориллы, я бы не хотел оставить Анну в сомнениях. — Бросив на девушку решительный взгляд, Тони возвел глаза к висящему у потолка фонарю и продолжил. — Естественно, я не забыл сестричек Лаури. Вокруг говорили, что они очень походи. Но я замечал только Аню. Ради неё рвался в лидеры, пыжился изо всех сил… Но как может стать наглецом и пройдохой мальчик по фамилии Грюнвальд, что в переводе с немецкого означает Зеленый лес… Нечто гетевское, поэтическое… К тому же — еврейское, в стране интернационального братства. Эх! Вдобавок, после ангины у меня развилась сильная близорукость. Родители — оба врачи — забрали ослабленного ребенка из секции. А скоро мы уехали в Рио. Рио-де-Жанейро — хрустальная мечта Остапа Бендера. Дядька отца, эмигрировавший в Бразилию с родителями сразу после революции, имел там маленькую клинику. Когда заболел раком, вызвал единственного наследника.

Мои родители отдали меня в университет в Штатах — стесняющегося своего носа очкарика с ужасающим английским… Короче: я стал хулиганом и встретился здесь с вами, товарищ. Меня заворожили условия сделки, шеф. Пожалуй, они были слишком щедры — я насторожился. О том, что моей невестой станет Алина, я догадался по фотографии в газете. Вернее, почти узнал изображенную там русскую невесту барона Роузи. Это мне уж совсем не понравилось. «Что-то здесь не так, Фокс. Надо бы разнюхать», — сказал я себе. И накануне свадьбы бродил вокруг виллы «Двойник» в надежде что-нибудь разузнать.

И вот появляется оттуда совершенно невменяемая крошка в плаще на голое тело и в белых шпилечках… Представь, Майкл, ты эстет: эта детка в ужасе бежала от тебя! Кстати, почему ты размахивал над её головой свечой? Мистический обряд обольщения?

— Я присматривался. И тут действительно понял — в моей постели лежит не Алина. Разочарование, отвращение, размышление… Я чуть-чуть задумался, ввязываясь в глубокие внутренние дискуссии: убрать детку или приголубить? И решил — стоит немного позабавиться. — Майкл насмешливо посмотрел на жену. Благодарю, Энн — ты смешная мышка.

— Меня девушка у задней калитки виллы привлекла загадкой: Алина или нет? Я проследовал за ней незаметно до самой набережной… Поливал отчаянный дождь. Девочка спустилась в бар — я туда же. Мы познакомились, выпили, понравились друг другу и я пригласил её на свою яхту. — Тони сделал паузу, ожидая возражение Анны, но она промолчала. — Тут начались чудеса: девушка твердила о призраке мужа, о том, что её перепутали с подругой, что необходимо срочно заявить обо всем в полицию, в Российское консульство и т. д. Я хорошенько пригляделся и почти убедился, что передо мной — Алина Лаури. Но сильно тронутая. Синяк на лбу, разбитое колено… Колено, впрочем — это совсем особая тема. — Тони облизал пересохшие губы.

— Оставим анатомические подробности, — прервал Майкл. — Я тороплюсь на самолет. Надо закончить здесь все дела. Скажи, Энн, почему Алина прислала тебя?

— Я говорила правду. Она попросила помочь. Но машина сбила меня и эти мужчины почти без сознания привезли меня сюда. А доктор не хотел верить мне…

— Да и я поверил не сразу… Пока думал, что к чему, позвонили вы — и приказали убить… Но, видите ли, сэр… я до сих пор никого не убивал, даже мышек. И почему-то не захотел пробовать. — Тони вдруг рванулся к сидящей на матрасах Ане, опустился рядом и припал губами к оцарапанному колену, виднеющемуся в распахе платья. — Ты вспомнила?

— Да…

— А я догадался, что ты не Алина, как только втащил тебя на трап. Увидел колено в подсохших корках и… — Он ударил себя ладонью по лбу. — И тут-то меня осенило — а вдруг?! Наверно, долго мечтал, что бы случилось нечто подобное — в водовороте жизни я спас Анюту Венцову. Да, да! Это вам не футы-нуты, господа! Понимаешь ли, Аня, тогда в Новый год на стадионе Принц Январь не просто трепанул про Полночного Святого и его необыкновенный дар… Я действительно хотел сделать то, о чем мечтал бессонными ночами… Поцеловать тебя по настоящему, как Майкл Дуглас. Не вышла у нас лавстори, и пруха отвернулась от меня…

— Пропустим лирику. Отмотай пленку обратно — выходит, ты её вытащил? Зачем, — уже понятно — чтобы лобызать колени. — Михаил прищурился. Девушка прыгнула в воду, а ты вцепился в медальон, ведь правда?

— Наверняка, ты поступил бы именно так, шеф. Забрал вещицу, а девчонку утопил. Но Тони Фокс пошел другим путем… Сейчас не август, вы заметили? На ней бельишко, на мне — брюки и толстый свитер. Но мы оба явно не моржи. Я не успел раздеться — кинулся следом… Не без труда выволок бесчувственное тело на сходни… Простите, украшений я не заметил… Поскольку, как уже объяснил — увидел более интересные вещи… Потом мы сбежали. Я думал, что она с тобой заодно и втягивает меня в некую грязную историю. Мы танцевали вальс, как когда-то на катке. Я понял — она обманута и говорит правду… Потом твои люди хотели выбросить Анну из окна. И что же — роли переменились? Я и в самом деле спас от лап мерзавца свою юношескую любовь, а у тебя начались невезения, Майкл? Девушка жива, а талисман пропал? Анна, наконец, убедилась — ты бешенный негодяй, Лешковский. А она законная вдова!

— Браво! Почти концертный номер. Я доволен — лирическое крещендо перед финалом прозвучало довольно искренне, хотя и с ходульными эффектами… Целование израненных коленей, вальс… — Михаил поморщился. — Что ж ты молчишь, Анна? Жалеешь, что не стала женой барона Роузи?

— Я жалею, что когда-то, будучи действительно невменяемой, назвала тебя мужем. Я не скорблю больше о потерянном ребенке — мне было бы страшно узнавать в нем твои черты. Я рада, что мои колени не так уж плохи и что есть на свете чудаки, не забывающие первую любовь. Спасибо тебе, Антон…

— Слабовато для предсмертной речи… А теперь основное: что скажете о медальоне? Если не ошибаюсь, я сижу на ящиках с тротилом… Все произойдет вот как: сейчас появятся уже знакомые вам ребята. Вначале они займутся девочкой. А мы с Лисицей посмотрим. Посмотрим, послушаем, что ещё вспомнит «барон» об утерянной вещице… Кстати, хочу предупредить: в медальоне лишь половина шифра. Ни одна из половин ничего не стоит без другой. Но даже заполучив обе, никто, кроме законных владельцев не сумеет воспользоваться ключом — шифр кода известен только нам — мне и моему компаньону. Надеюсь, что его уже нет в живых. Значит, стоит дело иметь со мной. Тем более, я знаю не только что и как достать, но и где. Вы не подумали об этом, кладоискатели? Земной шар, правда, не так уж велик… но и жизнь не слишком длинна. Поиски могут чересчур затянуться.

— Мне все рассказал Денис Южный! О золоте, о вашей женевской сделке. Он не верит тебе, оборотень! — Вскинув голову, выкрикнула Анна.

Михаил захлопал в ладоши: — Смертный приговор оглашен. Но развлечения не отменяются.

— Тони, если ты действительно знаешь, где эта штука — скажи ему.

— Давно бы, давно сказал. И тут же получил бы пулю в затылок. И ты тоже. А затем… как тут принято, шеф — растворяют в кислоте? Заливают бетоном?

— Взрывают, Лиса. Надеюсь, получится эффектно. Домов таких у меня много. На взрывчатку ребята не поскупились, а спектакль предстоит интереснейший. Давно мечтал насладиться красивым сексом. Вы ведь оба танцоры? Обожаю пластичные тела. Знаете, уже заметил — тело не теряет своих навыков даже в пограничной ситуации. Ах, как красиво падал с восьмого этажа Карлос! Я люблю смотреть эту кассету… И ведь Энн довольно грациозно прыгнула на балкон к собачке, жаль, что песик не был голоден… Ладно, наверстаем упущенное. — Михаил хлопнул в ладоши. — Друзья, кушать подано.

Появилась известная уже пара.

— Требуется инициатива, изобретательность, вкус. Господина Лису стоит попридержать, но предоставить ему лучшее место в ложе. А главную исполнительницу вы хорошо знаете. Не дурна? Энн, станцуешь нам «мамбу», а? Партнеры есть… Только не стриптиз! Не люблю, когда женщины сами раздеваются. Одежду надо срывать, вы поняли? — Отдал распоряжения Михаил. Не сдерживайте чувств. Но не лишайте даму возможности произносить иногда пару слов. Мне предстоит ещё услышать от неё нечто весьма волнующее… Признайся, голубица, ты обожаешь, когда я мучаю тебя. Ведь ты любишь меня, Энн, любишь, когда я делаю тебе очень больно…

— Мерзкая гадина!

— Приступайте… — С улыбкой садиста приказал Лешковский, предвкушая развлечение.

Мулат направился к Тони.

— Ну, ну… — Предостерегающе вытянул руку Фокс. — Я ещё не высказал своих пожеланий. — Он вскочил на бочонок и взялся рукой за вентиль. Вдоль потолка полуподвала извиваясь, проходили трубы. — Ты строитель, Майкл. Догадываешься, под каким давлением здесь идет газ? Под тобой — тротил, а здесь электропровода. Если устроить замыкание, посыпятся чудесные искры… Вот будет весело! Не подходи! — Крикнул он ринувшемуся вперед охраннику и повернул вентиль.

— Ты не сможешь убить себя и девчонку, которой только что целовал ноги… Начинайте…

— А почему же нет? Кажется, здесь никто не шутит! — Зловещим голосом произнес Тони.

Мулат сделал осторожный шаг — Тони до конца свернул вентиль — из трубы со свистом вырвался газ.

— Прекрати! — Михаил неторопливо достал пистолет. — Я не любитель грубых шуток. Тем более, когда трусливый заяц изображает из себя хитроумного Лиса.

Телохранитель отступил к шефу.

— Опусти пушку, не трусь, Лешковский. — Усмехнулся Антон. Михаил поднял пистолет.

И тут произошло непонятное — мощная струя кипятка хлестнула в шефа. Душераздирающий вопль и выстрел раздались одновременно. Комнату заволокло паром. Подхватив девушку, Тони выскочил в коридор.

— Бежим! Быстрее… Кажется, я жив. — Промчавшись по темным лестницам, они оказались в холле. Тони что-то нажал, двери распахнулись, и тут же громыхнул взрыв.

Беглецов осыпало стеклом из лопнувших окон, завыла сирена сигнализации, над крышей поднялась черная гарь. Они бежали по маргариткам и крокусам к воротам, ведущим в переулок. Чья-то темно-синяя машина стояла у противоположного тротуара. Ура! Тони рванул дверцу, но она не поддалась.

— А если мы так… — Тони склоняется над замком, закусив губу вывернул какую-то железку и они запрыгнули внутрь. Автомобиль, воя сигнализацией, сорвался с места.

Аня втянула голову в плечи: — Сейчас будут стрелять…

— Копы? Вряд ли.

— Люди Михаила.

— У них сейчас другие проблемы. Ведь я забыл выключить газ. А ещё заранее поковырял оплетку электрокабеля гвоздиком. Вода, электричество, газ — смекаешь? Разве ты не училась в школе?

Боюсь, пожарные и «скорая помощь» прибудут на место происшествия слишком поздно…

— Но ведь могло рвануть раньше… мы могли не успеть…

— А риск, а фортуна? М-м… — Тони застонал и протянул правую руку Ане. — Что там? Терпеть не могу рассматривать раны. Врач из меня все равно не получился бы…

— Ой… Здесь страшный ожог. Вся ладонь и два пальца!

— Какой степени?

— Чего?

— Ожог, — обуглено, ошпарено?

— Пузыри и кожа клочьями… А под ней — мясо!

— Шид… Пришлось зажать кран с кипятком, чтобы направить струю на них. Малость не рассчитал. Но остальное — верно! Кажется, во мне умер великий естествоиспытатель.

— Ты лучше, чем Джеймс Бонд, крутой Уокер, Дункан Маклауд и все физики, вместе взятые… — Аня оторвала длинный лоскут подола и перевязала ладонь. — Мое подвенечное платье пришлось весьма кстати.

— Думаю, бриллианты на шее тоже сгодятся.

Аня схватилась за колье: — А я и забыла… Вот почему ты спас меня, хитрющий пройдоха.

— Почему палач не сорвал с приговоренной леди драгоценности? — вот вопрос. Ответ простой — у тебя на шее побрякушки, детка… Как и проклятый дворец. У меня вообще такое впечатление, что ты вырвалась из Бермудского треугольника: твое прошлое — мрачный мираж. Фантомы исчезнут при первых лучах солнца.

— Не хотелось бы, чтобы «Стрекозу» постигла та же участь. Ведь она нам ещё понадобится? Я правильно поняла твои планы?

29

Розовая полоса над горизонтом светилась предвосхищением ясного весеннего утра. Еще немного — из пучины вырвется солнце. Даже волны переливались розовым перламутром, особенно когда «Стрекоза» двигалась прямо на восток. Но стоящий у руля Антон постоянно менял курс.

— Это что, фигурное катание на яхте? — Кутаясь в плед, Аня сидела рядом, смотрела в кудрявый затылок рулевого и все никак не могла осмыслить случившееся. Чтобы не сбрендить, она старалась не думать о том, что осталось на берегу, о сгоревшей вилле «Двойник» и страшном человеке, которого так сильно любила. Выкинуть все это из жизни, как вырывала из тетради листы с неверно решенной задачей, и начать все заново…

— Странно оборвалась тогда наша лирическая история, господин Грюнвальд… Признаюсь, мне было очень обидно. Ты так смотрел на меня, Принц-январь… А после новогоднего представления отказался прийти на ужин к Лаури. Ничего не объяснил и вообще исчез.

— Ничего себе! Это мне было обидно… Ты слетела из-под купола прямо в мои объятия… Я готовил подарок и даже… даже признания… А здесь такой сюрприз!

— Не помню…

— Естественно. Где уж тебе запомнить всех своих поклонников. Запуталась в ухажерах. Мне Лина тогда сказала: «Приглашаю к нам в гости. Будет миндальный торт и танцы. Только тебе придется изображать моего парня, поскольку Нюта позвала поклонника, с которым у неё очень серьезные отношения».

— Не может быть! — Аня вспомнила, как тоскливо прошел вечер, на который она возлагала столько надежд. — Я ведь тогда перед тобой блеснуть хотела — Зинку в «ракете» подменила. Страшно было, но я знала — ты смотришь на меня…Такой загадочный, белом парике и с подведенными глазами…

— Принц-Январь… Как же забыть мой последний и единственный успех на льду. Тогда я простудился, схватил жуткую ангину с осложнениями. А через полгода мы уехали в Рио… Я даже был рад… — Антон не оборачивался к Ане. — Ведь я много раз звонил тебе…

— Понятно. Алина говорила, что меня нет дома, — вздохнула Аня.

— Нет. Она пригласила меня в театр на какую-то балетную премьеру. Поскольку, как объяснила, ей идти совсем не с кем — «сестричка» уехала к отцу в Тулу… с мамой и своим приятелем. Я аж осатанел… Голова раскалывалась, в глазах все расплывалось. Потом окулист сказал: «У вас, юноша, прогрессирующая близорукость. Возрастные перестройки нервной системы, осложнения от перенесенной инфекции»…

— Так это я, выходит, испортила твою спортивную карьеру?! — Аня обняла Антона за плечи. — Э-эх! Ведь у меня с тех пор в личной жизни все так и не клеилось… Потом как-нибудь расскажу… Если в одну камеру надолго посадят…

— Да ну их всех к черту! Интриги, злодеи, враки… За последние дни словно дерьма наелся. На всю жизнь… Но, знаешь, куш урвал огромный! Перехватив Анину руку, он поцеловал ладонь. — Тогда, лежа с ангиной под одеялом, сочинял всякие истории, как буду мстить твоим бойфрендам. Как стану героически спасать тебя из лап разъяренных хищников… Но того, что произошло здесь с нами, даже в бреду придумать не мог бы… Здорово получилось, а? — Обернувшись, Антон обнял девушку.

— Здорово… — Согласилась Аня после долгого поцелуя. — Давай будем считать, что все, случившееся за последнее десятилетие, и в самом деле бред. Мы встретились после представления, Принц-Январь и Снегурочка, сели на «Стрекозу» и улетели на самый край света.

Яхту качнуло, Аня прижалась к Антону, он левой рукой развернул судно.

— Не понимаю, чего ты так крутишься? Уже утро, мы могли быть в нейтральных водах.

Яхта «Стрекоза» делала странные виражи, заезжая в бухточки, обходя маленькие островки, и снова возвращалась на старое место.

— Ты потерял ориентиры или путаешь следы? Интересно, как это можно сделать на воде, и почему над нами не кружат полицейские вертолеты?

— Слишком много вопросов. Свари-ка ещё кофе, — попросил он, а потом, отхлебнув из заботливо поднесенной к его губам чашки, сказал. — Начнем с последнего вопроса. То, что за нами не охотится полиция, значит одно: ты действительно вдова и у сгоревшей виллы темная биография. Насчет «Стрекозы» я блефовал. Шеф оформил на неё дарственную барону за услуги. Но я хотел вернуть — как честный человек. Поскольку не оправдал возложенных на меня надежд.

— Не убил меня по распоряжению Лешковского?

— Зачем говорить плохо о мертвецах? Извини.

— Не стоит деликатничать. Муж, которого я любила и похоронила в Москве, уже оплакан. Монстра, погибшего в «Двойнике», я никогда не знала. Не жди от меня слез и упреков.

— Я думаю, он был незаурядной личностью и мог бы сделать что-то очень хорошее. Но стал ублюдком, потому что любил только себя. А уж если совсем точно — Лешковский — типичный параноик. Забудем о нем, Аня. Смотри, перед нами неведомый берег. Дикие заросли дикой провинции дикой Великобритании…

— Я вижу дома.

— Это вигвамы туземцев. А фонарик на пирсе видишь? Заметила, как мелькает — азбука Морзе. Морское приветствие.

— Тебя ждут?

— Может, поджидают. Великий, могучий русский язык… Ждут друзья. Поджидают… Знаешь, я брошу якорь здесь. Если кому-то надо — пусть попробуют подобраться. — Тони достал фонарик и вышел на палубу. — Почти ничего не видно, быстро светает… Обалденная заря — будет солнечный день.

— Как раз для финала любовного фильма: двое в обнимку у поручней яхты — два слившихся силуэта на фоне восхода… Вселяет здоровый оптимизм. Ведь именно оптимизма мне всегда не хватало. Стоило ухватить что-нибудь стоящее, и сразу страх: а вдруг потеряю… — Аня прижалась к Тони. — Два силуэта в отблесках зари — это, действительно, вдохновляет.

— А если три? — Показал Тони на приближающуюся лодку.

— Если три, то это значит, что будет вторая серия… — Аня нахмурилась. — Может, бежим, пока не поздно? Не нравится мне этот визит… Я надеялась выспаться. — Она виновато посмотрела на Тони. — Не узнаю себя стала эгоисткой, думая только об удовольствиях и совершенно ничего не боюсь.

— Это потому, что ты со мной, детка. — Он обнял её. — Убедилась, я чертовски ловкий парень?

— А как танцуешь… — Аня ответила на поцелуй. — Устроим сегодня танцы?

— Обязательно устроим что-нибудь из ряда вон выходящее. Хочешь фейерверк? Здесь есть ракетница.

— А побольше дивана, чем тот, на котором я согревалась, не найдется?

— Хоть ты и была миллионершей, а плохо изучила повадки толстосумов. Такая яхта — не рыболовецкий траулер и не гоночное судно. Это — дом свиданий на воде. А следовательно все устроено с большим комфортом. Просто мы его избегали, скромница!

30

— Он подплывает! — Аня всматривалась в силуэт сидящего на веслах мужчины. — Умоляю, давай удерем!

— Лучше я опущу сходни. Или ты ещё не узнала нашего гостя?

— Нет… Постой… — Она склонилась над поручнями. — Денис?!

— Господин Южный находится со вчерашнего дня во всероссийском розыске. Теперь он попадает под колпак ФБР. — Представил прибывшего Антон.

— Приятный гость? — Услышав для него предназначенные слова, Денис поднялся по трапу. — Привет, Ань. Доброе утро, барон. Рад познакомиться.

— Будем надеяться, что доброе. — Антон пожал руку Дениса. — Нам всем хорошо бы для начала согреться.

— Но при этом взять курс на Монфилз. С максимальной скоростью. — Вслед за Антоном, Денис вошел в кубрик. — Славное суденышко… Со вкусом.

Аня стояла в стороне, не веря своим глазам. Потом спросила:

— А где Алина?

— Вопрос на засыпку, но очень интересный… Думаешь, я совершаю семейный туристический круиз? — Он огляделся. — Водяры здесь не найдется жутко перенервничал. Мы на «ты», барон? — Денис взял протянутый Антоном ром.

— Естественно. Приключения сближают. К тому же я аристократ в первом, то есть собственном поколении и не настаиваю на употреблении титула. Анна, ты бы не приготовила нам что-нибудь вкусненькое? У тебя божественно получается. Не забываемый завтрак в мансарде! Что это было? Повтори на бис.

Аня удалилась на кухню, села на высокий табурет и осмотрела полки. Здешнее хозяйство она уже изучила… Освоила кухню в жилище Тони… Двое мужчин в её жизни погибли. Двое сидят в кубрике. Где-то далеко Москва, Цветной бульвар, мама.

— Да кто я сама, без фамилии, гражданства, без будущего?.. Фантасмагория. Реальность — коробка яичного порошка и банка сосисок. Все очень просто — взбивается омлет, сосиски обжариваются, заливаются вспененной массой, закрываются крышкой… Господи, где крышка? Кетчуп, горчица, пакетики тертого сыра… Сойдет. И, главное, кофе. Сварить целое ведро. Подать с сахаром. Спать здесь, как видно, никто не собирается… Неужели это все принадлежало Михаилу… руки Ани, устанавливающие посуду на поднос, задрожали.

Когда она, открыв ногой дверь, появилась в кубрике, оба мужчины, склонившись над развернутым атласом, мирно беседовали.

— Вот это запах! Лет через тридцать я буду красавцем-тяжеловесом, как Марлон Брандо. — Антон помог расставить на столе посуду и бокалы.

— Не надо ужасов, — проворчал Денис, немного повеселевший от рюмки рома. — К слову, у нашей кормилицы потрясающий туалет. Очень элегантно, особенно с полотенцем и в куртке. — Оценил Денис костюм Ани: поверх свадебного белого платья с оборванным подолом была накинута спортивная куртка Тони. Костюм довершал передник из кухонного полотенца и колье, сверкавшее разноцветными огнями.

— Выбирать мне не из чего. Багаж остался дома, на борту тельняшки, спасательные жилеты. — Заняв место во главе стола, она вздохнула:. Интересная подобралась компания — один барон, дама без документов и лицо, находящееся в бегах… судить нас будут вместе, но посадят в разные тюрьмы.

— Выпьем, Аня, за двухместную камеру. — Кстати, позвольте представиться: Девид Соммерс — гражданин объединенной Европы, консультант Еврокомиссии в Брюсселе. — Приподнявшись, Денис поцеловал руку Ани. — На суде я буду бороться за смягчение вашего приговора, мисс. Хотя, откровенно говоря, содеянного госпожой Венцовой не одобряю.

— Вот что, оставь намеки и расскажи все по порядку, Ден. У нас и так от загадок в голове тараканы завелись. — Предложил Тони. — Я пока перекушу.

— Что ещё рассказывать? — Зло хохотнул Денис. — Она сама все знает. Как это я тебя не раскусил, Анна… Женщина — всегда ведьма.

— Если ты про трюк с ложной гибелью Михаила, то я услышала всю историю от него лично только сегодня. Нет, — уже вчера. Он разоткровенничался перед тем, как убить меня.

— И меня тоже. — Подтвердил Антон. — Каждый из нас был приговорен раз пять, но ловко вывернулся. А тебя, Дениска, он отслеживал уже неделю.

— Разумеется, я заметил, что на меня охотятся. Но не знал, кто. Твой звонок меня оглушил. — Денис присмотрелся к Антону. — Хитрец ты, барон Роузи.

Тони повернулся к даме и вытер губы салфеткой: — Позвольте объясниться, леди?

Когда ты рассказала мне, что не Алина и вас перепутали, я позвонил в Москву, в квартиру Лаури, дабы проверить. Телефончик-то я со школьных лет зазубрил, как молитву — ведь ты почти жила там. Алина подошла сама. Она! Я не сомневался. И тогда рискнул, сказал, что мне нужен господин Южный. Прикиньте, какие аналитические мозги надо иметь, чтобы соединить в целое все части этой шарады! Но тогда я шарил в темноте, направляемый лишь своей уникальной интуицией. Я уже знал из газет, что в Москве разгорелся скандал вокруг трагической гибели крупнейшего предпринимателя Лешковского. Здесь все об этом галдели. Фейс погибшего мужичка на фото смахивал на физиономию ангажировавшего меня на роль жениха босса. Но тот мертвый в Москве, этот живой в Аргентине — какая связь? Я порылся в газетах и нашел короткое сообщение, где говорилось, что в причастности к трагедии подозревается среди прочих и некий господин Южный! Сечете? Да вы ещё не поняли с кем имеете дело. С любимцем фортуны! Только она могла заслать на швейцарский курорт голодного студента. Пока я зарабатывал гроши танцором в ресторане, супруги Южные попивали коктейли на шикарных приемах, которые освещала светская пресса. Мне не посчастливилось стать танцевальным партнером Алины, но то, что совсем рядом в статусе супруги крутого деляги обретается «сестренка» моей первой любви, волновало меня. — Тони залпом выпил стакан воды, прервав взволнованную речь. — И что из этого вытекает? Для обычного тупаря — ноль информации. Для господина Грюнвальда — сумасшедший детектив! Я с лету попросил позвать к телефону супруга и Алина позвала. Ведь она уже могла пять раз поменять дружка. Но это оказался все тот же Денис Южный, с которым она пребывала в Швейцарии и которого здорово подставил бывший компаньон. Конечно, я сомневался, был ли Михаилом Лешковским тот тип, который со свечой склонялся над спящей Анной. Но ведь все совпадало! Я прямо изложил ситуацию Денису.

— Да, это был незабываемый момент! Какой-то тип звонит из Ламюра и сообщает мне, что Михаил жив и намерен прибить невинную девушку из-за какого-то медальона. А девушку принимают за мою жену…

— Ты обозвал меня психом и бросил трубку.

— Так ведь телефон прослушивался! Это можно было сообразить, гениальный детектив?

— Мы ж не договаривались насчет шифровок…

— Я решил, разумеется, что меня пытаются расколоть. На всякий случай прижал Алину к стенке — она рассказала все — про свои отношения с Лешковским, про то, что договорилась убежать к нему за границу… С тем самым медальоном… Признаться, я прибалдел.

Хотя уже и подозревал, что гибель Лешковского — хорошо сработанный трюк, но стало страшно. И ясно, как белый день — пора рвать когти. А пути к отступлению заготовил давно, когда понял, что за птица Майкл, что он далеко не тот, за кого выдает себя. Я ведь хотел предупредить тебя, Анна… Просил, чтобы сделала аборт, помнишь, тот день? Ты была в голубом платье, везде стояли желтые цветы, а за окном — снег… Ты съездила мне по морде и прогнала…

— Не надо об этом. — Остановила его Аня. — Как ты попал сюда? Почему тебя не остановили?

— Не зря же меня учили в школе. Школе КГБ. И связи какие-то остались. Пришлось постараться. Исчез, не оставив жене записку. Из Венесуэлы позвонил, договорился с Фоксом о месте встречи. Меня интересует, как сами понимаете, украденный предмет. — Дннис с вызовом посмотрел на Аню. — Тебе удалось перехитрить Алину, забрать вещицу и вылететь вместо нее. Вы ведь так похожи… Ты хоть знаешь, юная авантюристка, что Алина твоя сестра?

— Узнала вчера. Михаил сообщил в ходе общих откровений. Но я не обманывала Алину. Я хотела помочь ей. Меня в самом деле перепутали. Про медальон я ничего не знала.

— Все так. Девочка чуть с ума не сошла. Этот садист изощренно мучил её. — Антон подошел и обнял Аню за плечи. — Она не авантюристка, она жертва. А ты совершенно не разбираешься в женщинах.

— Извини, Анна. — Денис насупился. — Выходит, Алина очередной раз меня надула…

— Да нет! Она сама наверняка не поняла, в чем дело и заподозрила меня в подлости. А сообщить ей я не могла. — Запротестовала Аня. — Ой, как нехорошо вышло… Мы не можем позвонит ей и все объяснить?

— С ума сошла! Южный в розыске, телефоны прослушиваются. Еще успеешь оправдаться, — остановил её Антон. — Телефон… Слушай, Ден, а как ты вычислил мой телефон?

— Существует такая штука, как определитель номера, слышал? Я взял за правило записывать все звонки. И, полагаю, твой номер знают и мои враги.

— Ерунда! — Антон швырнул в мусорную корзину радиотелефон. — Это штука Лешковского. Уж не знаю, на какое имя зарегистрирована и где. У нас теперь есть рация. И мы все равно в бегах.

— Объясните, наконец, что здесь произошло. Разве это не романтическая прогулка влюбленных? — Денис тревожно посмотрел на собеседников.

— Попытаюсь объяснить. Но вначале мне следует оправдаться. — Аня поднялась. — Когда мы в последний раз говорили с тобой в Москве… Помнишь эпизод в ванной?

— Что же произошло в ванной? — Мрачно поинтересовался Антон.

— Это было уже после взрыва. Я уговаривал вдову уехать со мной за границу. И выпытывал, где у Михаила хранится код. Я думал, он доверял жене. — Отчитался Денис.

— Тогда я ничего не знала! Честное слово. Впервые услышала от тебя. Попыталась искать в старых вещах, даже швейную машинку разобрала — и ничего…

— Естественно, «мертвец» Лешковский прихватил код с собой. А вторую часть должен был получить от Алины. Но медальон оказался на твоей шейке. Денис стиснул зубы.

— И поэтому проклятый Лешковский едва не прикончил нас! — Барон громко стукнул по столу ножом. — Скажите, там действительно что-то приличное? Ну, в том вашем кладе?

— О… — Денис со вздохом покачал головой. — Уж можете себе представить. Лешковский из-за пустяка сражаться не стал бы.

— И теперь никто не найдет сокровища? — Огорчилась Аня, едва почувствовавшая вкус к приключениям и победам.

— Так и возникают нераскрытые тайны… Знаешь, сколько кладов спрятано по всему миру? От времен римлян до наших дней… А императоры, а фашисты… И кто-нибудь где-нибудь непременно найдет! — Порадовался за будущих кладоискателей Антон.

— Почему кто-нибудь!? А мы? — вскочил Денис.

— Увы… — Развел руками Антон. — Медальон потерян.

— Фу, черт! Я-то думал, половина у вас. Вторую отберем у Майкла и порядок — мы миллионеры. — Денис закатил глаза. — Шид! Рисковал, мчался сюда, взял лодку напрокат, спешил… Не понимаю, на кой черт ты сказал: «Приезжай. Есть разговор».

— А разве это не разговор? Мы многое выяснили. И теперь ты узнаешь самое приятное — Лешковский вчера взорвался в собственном доме. Вместе с телохранителями. Трагическая случайность — неисправности в отоплении. Тони поднял забинтованную руку.

— Поздравляю. Справедливость восторжествовала, — оживился Денис. — Так его брелок у тебя?

Антон развел руками:

— Извини, принять подарок я уже не успел.

— Ну нельзя же быть такими «совками», господа! Что за бомжовая психология! Урвал крохи на помойке и доволен…

— Эта яхта и титул барона — крохи?! — Мы с Анютой очень довольны.

— Хватит дурить. У меня нервы винтом закручены… Я не Джеймс Бонд, а живой советский чекист. В прошлом… Вы оба знали — идет охота за какими-то сокровищами, и не могли пропустить это мимо ушей. Верно? Ведь я тебе ещё в Москве все подробно объяснил, Анна! — Денис застонал от негодования.

— А знаешь, Денис, ты казался мне таким красивым, утонченным… умным… Довольно долго я даже была уверена, что никого подобного тебе больше на свете не существует.

— Только не говори, что увлеклась Карлосом и Лешковским с горя. Я всегда давал тебе понять — наши отношения могут продолжиться на законном основании.

— Так. Значит, у вас что-то было? — Антон сжал челюсти.

— Колени он мне не целовал. — Аня улыбнулась. — И вообще, Антоша, самый красивый и смелый на свете — ты.

— Вот это разговор. Таким образом из нас формируется чудесная пара… Когда ты слетела из-под купола Дворца спорта — сверкающая, нежная, чистая настоящая Снегурочка, — я так и решил: лучше не бывает на целом свете.

— Да! Это так, Лис. — Аня и Антон бросились друг к другу в объятья.

— Жаль, что пропал твой подарок, Тони. Тот медальон, с фотографией.

— Откуда ты знаешь про фотографию? Я же пошутил: купил в супермаркете безделушку. Продавщица кивнула на кабинку фотоавтомата: «Вы можете сделать своей подружке великолепный подарок».

— Ты сделал! — Аня надолго прильнула к губам Антона.

— Третий лишний. Спасибо за ужин. Не смею больше беспокоить. — Денис поднялся. — Перед тем, как попасть на электрический стул за убийство, самое время поговорить о любви, не спорю. А мне пора.

— Погоди немного, тебе ведь некуда бежать, обнищавший хранитель клада. А я приготовила десерт и кофе… — Аня вышла в камбуз. Вернулась с подносом — кофейник, чашки, масленка.

— Не вижу десерта. — Буркнул Денис.

— А это? — Аня подняла крышку масленки — в ней поблескивало бриллиантовое колье. — Может, такой пустячок сможет утешить вас? Антон не силен в ювелирных делах. Но я узнала свое колье. Бриллиантовый дым! Не сомневаюсь, это настоящие камни. Только с одним, самым большим в центре что-то произошло. Посмотри, Денис, такого огромного здесь не было. Похоже, стекло.

— Я тоже не специалист. — Денис взял колье, пригляделся, поддел что-то ногтем. — Погодите, друзья! Вот это финт — в полом стекле контейнер Лешковского! Он подарил его тебе, Энн! С чего бы это? Ведь мы всегда носили части кода в брелках. Почему он перепрятал его?

Аня задумалась, держа на ладони бриллианты.

— Это колье Михаил надел на мою шею в тот день, когда предложил стать его женой, а в сущности — рабыней, жертвой. После его «гибели» ценности были конфискованы… Эксперты уверяли, что у меня была фальшивки… Понятно! — Она подняла глаза, веселые блики плясали на её бледных щеках. Двойник хотел преподнести эту вещь Алине, а когда вместо неё явилась я решил поиздеваться надо мной. Хищники набрасываются на жертву при виде крови. Ему необходимо было растравить свои садистические страсти… На моей шее висел клад — убийственный подарок. Вероятно, он мечтал его снять вместе с моей головой. Перегрызть шею… Помнишь, Антон, он все ещё говорил, что я должна принести последнюю жертву…

— Инсценировать собственную кончину в огне, удрать за кордон, организовать тут, на вилле «Двойник», копию московской свадьбы с сестрой жены, а потом мучить женщину, которая могла стать матерью его ребенка… Фу, я запутался… — Тони потер лоб. — Уму не постижимо! До таких высот маразма никому из нас не подняться!

— А я думаю, он был романтическим садистом. Параноиком с колоссальным творческим даром. Так закрутить интригу мог только поклонник стиля барокко, да ещё с элементами безудержной эклектики и «мистического авангардизма». Это в духе разработок Лешковского. Его почерк. — Денис поднял к люстре колье. — Извини, детка, если бы гениальный шизофреник Майкл носил свой код на шее, как ваш покорный слуга, и вообще — был нормальным стервецом, ничего бы этого не случилось! Ни «Стрекозы», ни нашей встречи, ни головокружительных хитросплетений. Он поторопился бы пришить меня и ограбить самым банальным образом, а ты сейчас жила бы преспокойно где-нибудь в Аргентине в супружеском союзе с обычным бандюгой. — Он с тяжким вздохом защелкнул замок колье на шее Анны. — Знаете, что я думаю? Во-первых, это красиво. Майкл успел порезвится. Ему было бы о чем писать мемуары, в отличии от товарища Кудякова. Финт с тайником в колье, одетом на шейку «невесты», вызывает у меня завистливое возмущение. Как фантазии Мюнхаузена у добропорядочных бюргеров. Кстати, вы заметили, с сумасшедшим никогда не соскучишься.

— Даже после смерти, он ухитрился здорово надулть нас. — Аня потрогала украшение. — Ведь эта вещица теперь ни к чему. Не станем же мы вызывать водолазов для поисков золотого медальона…

— Да что случилось с этим чертовым брелком? — Нахмурился Денис.

— Анна купалась в море и потерла его. Это было далеко от берега и поиски безнадежны.

— Печально. — Денис мрачно посмотрел на Аню. — Что делают с женщиной, утопившей миллионы?

— Римляне бросили бы меня львам.

— А я попытаюсь разобраться своими методами. — Антон прижал к себе Аню. — Для тебя найдется уютная каюта, Денис. Но ты можешь постоять у штурвала, пока мы выясняем отношения. Яхта — отличный способ передвижения. Ведь ты вроде спешил куда-то?

— Разумеется! Черт… я спешил к своему кладу. — Денис с трудом сдержал очевидно весьма выразительное ругательство. — А теперь, не тороплюсь встретиться с полицией.

— Не дрейфь, самым опасным врагом был господин Лешковский, не знаю уж, под какой фамилией он здесь находился. Полиция о нас не знает. Антона Грюнвальда и русской Москвички не существовало — лишь их конспиративные, ложные двойники.

— Судя по тому, что нас ещё не задержали, ты прав, хотя не все так просто. И в Россие и здесь есть люди, которые не удовлетворятся трупом Лешковского. Они будут искать ниточки, ведущие к кладу.

— Ты говорил, что о золоте знали лишь вы двое. — напомнила Аня.

— Мы приняли все меры. Но так никогда не бывает, что бы кто-то не вспомнил о пропавших миллионах.

— Может, и вспомнят. А пока — отдыхай. Пойди, старик, освежись, посмотри на восход солнца, небо, чаек, буревестников, лебедей… — Антон махнул в сторону светлевшего за окном моря. — Нам всем необходимо немного расслабиться и определить дальнейшие перспективы. А главное — заручится поддержкой народа. — Прошамкал Антон голосом Брежнева. А в завершении речи покинул каюту вместе с Аней.

31

Денис смотрел в пасмурное, все в клочковатых, быстро бегущих облаках небо. Рассвет был таким ясным, многообещающим — и вдруг полный мрак. Как, собственно, и в жизни… Что ж, придется начинать выкарабкиваться заново. Но как не просто! Все проблемы можно было бы решить, имея деньги. И затеять нечто грандиозное, настоящее, ради чего стоит выворачиваться наизнанку. А так… Жениться на голландской фермерше и сбивать сметану. Или на мужеподобной мадам из деловых кругов евростолицы. Неплохой, в сущности, вариант, в сравнении с недавно маячившей перспективой российской тюрьмы ли московского кладбища. Но для тайного обладателя сокровищ, смехотворно, издевательски-мелковато… Какие чудеса изворотливости он проявил, пробираясь сюда! Как бурлила энергия, что за перлы выдавал возбужденный мозг! Все напрасно, «комсомольское сердце пробито…»

Жизнь вдруг показалась Денису пресной, похожей на затянувшийся скучный фильм. К тому же раздражала эта парочка. Обнимаются, словно счастливые новобрачные в свадебном путешествии!.. Ухлопали Лешковского, упустили миллионы и хоть бы что… Полный бред.

— Эй, кэп! Умотался? Шагай спать — вторая смена. — В рубке появился Антон и завернутая в плед Аня. — Представляю, с каким наслаждением ты поджарил бы нас на медленном огне!

Передав руль Антону, Денис сел на откидной стульчик.

— Поджаривание дураков — трюк во вкусе Лешковского. Не люблю ужастиков. Предпочитаю «трудное кино», для интеллектуалов. Вот например, предлагаю такой реалистический сюжет: я женюсь на фермерше, займусь производством молочных продуктов или выращиванием редкого сорта спаржи. А на досуге буду писать научные трактаты — ну о-о-чень глубокие. Ведь как историк я подавал большие надежды. Получу Нобеля, зарежу фермершу…

— Вполне реальный сюжет. — Усмехнулась Аня. — Рада, что ты справился с горем. Потеря ворованного клада не такая уж трагедия. Барон Роузи тоже не рвет на себе волосы. У него в Ирландии кое-что есть — избушка в лесу… А вот я, честно говоря, вдруг пожалела об этих ваших сокровищах.

— Понятно! — Хмыкнул Денис. — На свежем воздухе пробудился жизненный аппетит.

— Да! Мне хочется визжать от радости. От веры в светлое будущее. И я хочу, ну просто ужасно хочу, что бы это могло произойти и с другими, с теми, кто остался на нашей с вами, куда не крути, родине. Что бы какие-нибудь добрые ребята откопали ваш клад и подарили его всем! Не знаю, что это должно быть — строительство театров, помощь инвалидам, создание хосписов, детских санаториев, хороших больниц. Не знаю! Уверена в одном эти украденные у советских граждан миллионы должны вернуться людям, каждому, кому недостает тепла заботы и радости…

— Какое вдохновение! Какой полет мысли, милая. Мы обязательно создадим какой-нибудь благотворительный фонд, когда немного раскрутимся. А что? В общих чертах все уже продумано. — Антон принял позу экскурсовода, благоговейно застывшего у мирового шедевра. — Заселяюсь в свой домик, объявляю его родовым замком и превращаю в отель. Все аристократы давным-давно так делают. Для ресторана сочиню коронные блюда «Куропатка с хреном а ля Роузи» и «Сосиски московские „палец мертвеца“», «Яйцо общепитовское под майонезом». Готовить, конечно, будет сама баронесса.

— Нет уж! Для меня оставь, пожалуйста, место платной партнерши в дансинге. Там же будут танцы? Лет на двадцать, по крайней мере, от кухни избавлюсь. — Шагом модели, элегантно закинув за спину угол пледа, Аня прошла по палубе… — Ну как? — Подмигнула она зрителям.

— Сногсшибательно, — в один голос отозвались оба.

— Интересно, мне долго ещё придется ходить в одеяле? — помрачнела Аня.

— В одеяле и бриллиантах — ужасно. — Огорчился Тони. — Надо было беречь свою кружевную рубашечку — эта вещица поистине мемориального значения. Вот я — очень горжусь брюками! Узнаешь? Сдадим в музей Роузи. В них я извлек тебя из морской пучины. А для выхода на берег использовал те, что были от костюма, приготовленного к бракосочетанию — такие шикарные, черные! Но эти дороже. — Засунув руки в карманы, Антон изобразил памятник Маяковского. — «Я достаю из широких штанин…» Ой, ой-ё-ёй, натурально достаю… — Он медленно вытащил руку, в ней что-то блеснуло, поднялось в воздух, закачалось золотым маятником.

— Медальон… — Выдохнули Денис и Аня.

— Шид! — Антон хлопнул себя ладонью по лбу. — Перед вами редчайший экземпляр интуитивной одаренности. Антон Грюнвальд — феномен подсознательного авантюризма… Вообразите — еле живой от холода, тащу утопившуюся даму, вспоминаю свою первую любовь, увидав левое колено с поджившими царапинами и одновременно в этом сумбуре высоких чувств… Заметьте, совершенно механически, — засовываю в карман оборвавшуюся безделушку. Вот что значит хорошая воровская школа! Нет, нет, не смущайтесь, господа! Я старался учиться всему. А заодно — искусству облегчать карманы. Но этот случай был единственным, когда теория воплотилась в практику.

— Чудо… — Не верила глазам Аня.

— Натурально, чудо. Я же обещал! Разве ты не поняла, детка, что блестит у меня в руке? Иди-ка сюда. Вот так. — Антон застегнул на её шее медальон. — Дар Полночного Святого!

— Неплохая работа, ты удачливый малый, барон! — опешил Денис.

— Не вижу восторга, Энн… — Антон обнял зябко кутающуюся в плед девушку. — На твоей шейке — не какая-нибудь ювелирная фиговина с бриллиантами и сапфирами. Это свобода, путешествия, возможность шиковать, позволять себе экстравагантные выходки, благотворительность, капризы…

— Покупать уважение, власть, общество интересных людей, здоровье в конце концов, будущее детей… — Продолжил Денис. — Идея светлого будущего для потомков — не коммунистическая пропаганда. Приятно сознавать, что можно обеспечить наследникам стабильное благополучие. Ты только что сама мечтала.

— Не о том! Послушайте, о чем вы говорите? — Возмутилась Аня. — О чем? О способах хватать удовольствия «на халяву»? Ведь человек, который заработал деньги, а не урвал их по случаю, рассуждает совсем по-иному. Ну и «совки» же вы оба! Понятно — Антон — недоучившийся фармацевт, оболтус, нигилист… Базаров в новом оформлении… Но господин Южный… Считал монстром Лешковского, а сам туда же — по его стопам, размечтался о покупной власти и уважении… Не думала… лучше и впрямь утопила бы эту чертову штуку. — Выйдя на палубу, Аня облокотилась на поручни и отвернулась, подставив лицо встречному ветру.

— Фу! Целая проповедь по пустякам. Ты же только что оповестила собственную программу помощи страдающей родине! Мы же не против, а, Денис? — Рядом с Аней встал Антон. — В присутствии двух свидетелей даю обет подсобившему нам Святому финансировать новейшие разработки в области фармакологии. Ну, доучусь, естественно… В клинике родителей открою специальную аптеку для неимущих… Блин, не знаю, что ещё тебе предложить. — Он вопросительно посмотрел на Аню. — Только отойди от парапета!

— Точно! Россия нуждается в медикаментах, наша медицина бедна… Господи, так много интересного… — Аня задумалась. — А сколько возможностей в сфере шоу-бизнеса? Мы могли бы с тобой, Роузи, сделать собственный балет на льду, собрать всех наших бывших звезд, научить детей… Как думаете, Святому это понравится? — Аня смотрела в мелькающие за бортом волны.

— Чудно, просто восхитительно! Мы со святейшим благодетелем ваши проекты, друзья, целиком поддерживаем. — Денис деликатно под руку увел её в рубку и усадил на стул — подальше от соблазна «искупаться». — Только вначале необходимо решить некоторый пустяковые практические проблемы: в первую очередь потребуются новые документы для мисс Венцовой, гражданство, легальный статус.

— Зачем? Я возвращусь в Москву.

— С крадеными миллионами? После того, как покинула страну нелегальным образом и была центральным участником крупнейшей мафиозной разборки? Не советую… Слава, конечно, заманчивая штука. Но не такой же ценой! — Денис вздохнул. — Ручаюсь, что больше пары недель твоя жизнь на родине не продлится. Уж очень многие люди мечтают повстречаться с вдовой Лешковского.

— Верно… В Москву лучше не соваться. Чем тебе не подходит Рио? Климат прекрасный, головокружительные возможности для состоятельного человека! Пора научиться смотреть на вещи реально. — Антон направился в рубку. — Так или иначе, раз уж мы волею судеб стали хозяевами этого золотишка — добудем его. Это разумнее, чем отдаться в руки ФБР и ввязаться в многолетний судебный процесс, в результате которого «золото партии» попадет в карман «новых капиталистов».

— Согласно. Достанем клад, потом все хорошенько продумаем и начнем действовать в интересах мира и гуманизма. Мне пора варить кофе. А следовательно, отправляться в камбуз. — Аня примирительно подмигнула обоим мужчинам. — Не станем делить шкуру не убитого медведя. Мы все — благородны, великодушны и милосердны. А значит, если победим, — поступим по справедливости.

— Большие деньги делают с людьми страшные вещи… — Денис мрачно покачал головой. — Я лично вынесу испытания роскошью. Никогда не хлебал лиха, не переживал пытку нуждой… Достаточно зрел, опытен и благожелателен. Участие в Еврокомиссии обязывает к разумным и гуманным акциям. Я всегда мечтал о карьере общественного деятеля в просвещенной стране… О посильном вкладе в дело развития мирового процесса… Между прочим, ничто так дорого не стоит, как альтруизм и бескорыстие. Особенно в мировых масштабах.

— Слышишь, Анна? Идейный лидер у нас есть. А я так соскучился по гражданскому пафосу! — Антон положил на штурвал здоровую руку. — Подсоблю партнеру. Главное теперь — не сбиться с курса!

— Вот именно! — Аня обняла своих спутников, держащих курс в туманное неведомое утро. — Попробуем не ссориться, а просто смаковать радость. Вот этот самый момент, между утром и днем, между Францией и Англией, юностью и зрелостью, прошлым и будущим…

— Между завтраком и ланчем. Жизнью и смертью. Бедностью и богатством, — продолжил Денис.

Антон удивленно округлил желтые глаза:

— Между трагедией и фарсом, влюбленностью и любовью…

— Все, все, все! Я сейчас заплачу. — Перебила Аня. — «Оду к радости» уже сочиняли не раз. Предпочитаю Бетховена.

— Врубить? — Предложил Антон. — Здесь полно классики и динамик прямо на корме. «Стрекоза» была перекуплена шефом у родственников умершего композитора. Забавный, говорят, был старикашка. В девяносто лет стал писать рок-оперу и назвал её, что меня приятно поразило: «Юные забавы». Героиню этого гедонистического произведения звали Стрекоза.

— Отличный знак. — С тех пор, как нашелся медальон, Денис бурлил энергией. — По моим расчетам, к завтрашнему утру мы будем на месте. — Он развернул полотно большой карты. — Какие романтические названия! Но… Эй, ребята, что за финт?! Смотрите сюда — здесь должен быть Бермундхоуз! Но его нет!.. — Опешил Денис. — Начинаются проделки лешего.

— А значит, — Аня подняла карту, трепещущую на ветру, как знамя. Приключения продолжаются!