Глава 44

Мерные постукивания чайной ложечки о стенки кружки только сгущают напряжение, которое витает на кухне.

Бам, бам, бам…

Я сижу в углу между столом и стеной, на противоположной стороне от собравшихся, и невольно сжимаюсь на стуле, как зверь загнанный в угол. Некогда удобная сидушка, с мягкой подушечкой, которые я выбирала среди десятков пестрого разнообразия, сейчас приносят дискомфорт и я никак не могу усесться удобнее. Ерзаю и смотрю, как веревочка пакетика заварки закручивается вокруг ложечки.

Вася выступает в роли этакого парламентера между мной и мужчинами. Гостеприимно усаживает всех за стол, готовит чай-кофе, достает конфеты, печенье, которые готовила сегодня для племянников, словом делает все то, что должна была делать хозяйка в доме, то есть я, но не смогла. Я пыталась взять себя в руки, включить невозмутимость — ведь точно знаю, что ничего не делала, но страх вылился в мандраж, пробирающий до костей и заставляющий руки трястись нервной дрожью. Обвинение в шпионаже — это все, начиная от штрафа и пинком на выход с черным билетом, до реального срока. И к этому сложно относиться невозмутимо, тяжело не реагировать и не беспокоиться, когда дело касается твоей жизни, будущего, всего.

— Юля, я думаю сахар уже растворился, — Вася аккуратно обхватывает мое запястье и отбирает ложечку.

— Почему здесь нет адвоката? — вскидываю взгляд на мужчину, хватаясь за рукав его кофты.

Он первый, за последние минут десять, на кого я смотрю. Окно, пол, стол, кружка — куда угодно, лишь бы не на Сашу. Уверена, глаза-предатели кинулись бы первым выискивать именно его.

— Он вам не понадобится Юля, — уверенно, без заминки, так, что Вася не успевает даже рта раскрыть, отвечает на мой вопрос Геннадий Юрьевич, — позвольте прояснить, вас никто не обвиняет. Более того, мы уверены, что это сделали не вы.

Поворачиваюсь на голос. Мужчина сидит расслабленно откинувшись на стуле и даже улыбается одними уголками губ, по-доброму, без тени издевки, злости или пренебрежения. Не сдержавшись, мажу взглядом по Давиду и Саше — а ведь так старалась этого не делать — и вижу у них аналогичные выражения на лицах.

И что это значит? Что значит, знают, что сделала это не я? А что тогда все это было? В кабинете у Маркуши они ничего подобного не говорили.

— И почему же это не я? У меня было время и возможность. — противоречу сама себе. Не понимаю, что со мной происходит, вроде нужно радоваться, но не получается. — Да и я уже такое делала, почему бы не повторить? — не сдержавшись, озвучиваю мысль, ядом крутящуюся в голове с момента, как снова увидела Сашу в кабинете нового шефа.

Саша выдерживает мой колючий взгляд, который я бросила на него, только губы поджимает, переставая улыбаться:

— Это не ты. Не сейчас, не три года назад. Я знаю.

От его глубокого голоса по телу бегут предательские мурашки.

Нервно хохотнув, качаю головой — три года назад бы услышать эти слова. Вместо его холодного взгляда, в котором бегущей строкой было написано “предательница”, увидеть бы то, что я вижу сейчас: грусть, теплоту, нежность. И сидеть бы вот так за столом, обсуждая, что же на самом деле произошло. Тогда, а не сейчас. И все бы было по другому. Сейчас, ничего кроме горечи не чувствую. Ни радости от того, что он мне верит, ни облегчения, от того, что знает о моей невиновности — ничего.

— О прошлом вы поговорите позже, — прерывает наши гляделки Геннадий Юрьевич.

— Не о чем говорить, — бросаю резко в ответ.

Тогда, три года назад, было сказано достаточно. Сейчас уже слова все излишне. Да и что они дадут? Ничего.

— Юль, давай ты меня отпустишь, мы все сядем и спокойно поговорим. — это уже Вася аккуратно отцепляет мои пальце от своей кофты.

Только сейчас понимаю, что держу его все это время. Друг отходит от меня лишь на пару секунд, закидывает чайную ложку в раковину и возвращается обратно, устраиваясь рядом со мной. Ловит мои беспокойно стучащие по коленке пальцы и сжимает в своей большой руке. Становится легче — выдыхаю. Вижу, как губы Саши дергаются в горькой усмешке.

— Юля, — его голос звучит глухо, — мы с самого начала знали “кто?”, “зачем?” и “как?”. Увы, тот, кто это сделал, решил подставить тебя и нам пришлось принять условия его игры, иначе он просто бы сбежал. Как только вещественные доказательства на него будут собраны, правда будет обнародована. Ты ничего не делала и мы это докажем, дай только время…

Удивительный орган сердце. Каждую минуту каждого дня работает без отдыха, стойко переживая каждый катаклизм, который происходит с его хозяином. Мое сегодня работает на износ — больше часа, пока сидели и обсуждали все в мельчайших подробностях, билось тахикардией и только, когда уже уходили, замерло, замедлилось и даже будто стало медленней гонять кровь пенам, после хлопка двери.

И даже после этого перед глазами стоит картинка, как Саша не сводил с меня взгляда, пока я трясущимися руками закрывала дверь, а в груди разрасталась пустота.

Только уткнуться в подушку и поплакать не вышло — Мишке и Машке стало скучно и нужно было придумывать новое развлечение. А этим же вечером встречаю Леську, которая, как ураган, набрасывается с расспросами и отпускает нас обеих спать только под утро.

И если я надеялась, что на этом “приключения” закончились, то зря. Дальше начался ад длиной в неделю. Оскорбления от недовольных коллег, с которыми раньше неплохо общались, угрозы Маркуши, который “сокрушался” от моей подлости — мое имя “прогремело” на весь этот городок.

Смотрела на вакханалию, развернувшуюся вокруг меня и радовалась только тому, что это не мой родной город, где жила вся моя семья. Как же хорошо, что я все же перебралась в соседний. Да, четыреста километров, это далековато, шесть часов пути, но нам это не мешало, а в этой ситуации так и вообще на руку. Они все далеко и не участвуют в этой грязи. Даже Леську получилось убедить уехать — она порывалась остаться тут, со мной, но я уговорила этого не делать. Со мной все это время оставался Вася.

— Мы со всем разобрались, ты оправдана, — единственный разговор за эту неделю с Сашей, после встречи у меня дома и тот по телефону.

От Васи знала, что он все это время почти безвылазно проторчал на фирме, перепроверяя все бумажки, в поисках прокола Маркуши.

Да, это он все замутил. Маркушин отец, наш ген. директор, а обиженный за что-то сынок решил подгадить папе — вначале это был вывод небольших сумм денег, а уже потом слив информации, ну а я очень удачно подвернулась под руку в качестве “козла отпущения”.

— Понятно, спасибо, — поблагодарила из вежливости, но радости не чувствовала.

Он молчал и я тоже не знала, что еще сказать, поэтому пересилив себя, сбросила вызов и пошла следить за погрузкой.

Газель для грузоперевозок, забита вещами и мебелью, которые я успела приобрести за эти три года. Они поедут к Леське, пока я не перееду и не обустроюсь на новом месте. Себе собрала только небольшой чемодан и сумку на первое время. Осталось решить в этом городе пару дел — сдать квартиру хозяйке и забрать трудовую, с генеральным я уже договорилась, что уйду без всяких отработок — и можно ехать дальше, билет на междугородний автобус уже тоже на руках.

Наверное, кто-то бы сказал, что можно и тут остаться, меня же оправдали, вот только доказать, что ты не виноват, намного сложнее, даже когда у тебя на руках неопровержимые доказательства. Скандал был грандиозный и никто просто не станет рисковать беря меня на работу, репутация, а остаться в фирме, где коллеги плевались тебе в спину, не желая даже выслушать, я не хочу. Поэтому другой город. Снова.

Стою на улице под холодными потоками ветра, провожая глазами машину, которая увозит три года моей жизни. Послезавтра и меня уже здесь не будет, в двенадцать автобус, который увезет меня в очередную “новую” жизнь.

Как перекати поле честное слово. Нигде не задерживаюсь, нигде не приживаюсь, везде лишняя. Судьба у меня что ли такая? А так хотелось хоть где-то быть нужной, но видимо это не для меня…

Загрузка...