Децема 2

Децема 2

1 глава.

Удар лишил меня равновесия.

Попробуй пойми этого Гая: сначала называет меня своим братом, а потом орёт о том, что теперь точно прикончит.

Что касается последнего — тут он, конечно, загнул. Если бы этот мужик и вправду хотел меня убить, то не стал бы отказывать себе в удовольствии и добился желаемого одним движением. А так у меня только зуб выбит. Тем не менее, я не помню, чтобы мне ещё когда-нибудь было так больно.

Я не успеваю долететь до пола и оставить отвратительные следы своего присутствия на безупречно белом ковре: Гай в очередной раз оправдывает своё прозвище, хватая меня за отвороты дорогущего пиджака уже через секунду после неожиданной атаки.

— Что ты с ним сделал?! Шантажировал? Мозги промыл? Отвечай, падла! Во что ты превратил моего брата?

Он, правда, готов поверить в любой бред — в действие гипноза, наркотиков, даже в колдовство. Гай ни в коем случае не признает, что его любимый младший братец, возвращение которого он с возрастающим отчаянием ждал годами, отвернулся от него, поклялся в верности врагу, предал. Чистосердечно, находясь в трезвом уме и твёрдой памяти, осознавая последствия своего поступка.

— Почему бы тебе не поговорить об этом лично с ним? — спрашиваю я, коверкая слова до неузнаваемости.

С тем же успехом я мог бы молчать, продолжая ошалело хлопать глазами в попытке прояснить зрение. Кулак Гая выбил из моей головы способность ориентироваться в пространстве и сохранять вертикальное положение тела без посторонней помощи.

— Почему бы тебе... — решаюсь я на вторую попытку, захлёбываясь кровью.

Всё это бесполезно. После заявления Чери Гай сам отказался вести с ним любые переговоры, приняв брата за невменяемого. А вот со мной он с большой охотой провел приватную беседу.

Несмотря на то, что всё моё лицо пульсирует от слишком ощутимого проявления досады моего "собеседника", я рад, что в просторной комнате лучшего отеля блока Ригель нет никого кроме нас. Что-то мне подсказывало, что, стань свидетелем этого рукоприкладства Дис, и войну не получилось бы отложить в долгий ящик.

Собираясь на эту встречу на "нейтральной территории", я морально был готов к сколь угодно бурной реакции Стокрылого на такой сюрприз. Даже трудно представить, как подобную новость встретил бы я.

Твой брат был моим другом... подругой детства, а ты застрелил беднягу, когда тот находился в чужом теле. Женском. Моём.

Я смотрел на Гая через щелки опухших век и видел, как этот парень сходит с ума. На короткий миг мне его даже стало жалко.

Но потом я вспомнил, что он не так давно сделал с моим домом, Олафером и ещё полсотней ни в чем не повинных ребят. Сладко-терпкий вкус торжества и злорадства разбавил пузырящуюся во рту кровь, когда я признал, что видеть Гая, неизменно самоуверенного, непогрешимого и высокомерного, терпящим крушение, мне в радость.

Было в происходящем что-то нарушающее законы и порядки, и в то же время такое желанное. С разбитым лицом, задыхающийся от астмы и страха, обвиснув в дрожащих руках противника, который мог совершенно оправданно смотреть на меня, как на червя, я, тем не менее, ощущал себя могущественным. Едва ли не всесильным.

Замкнутый круг: Гай души не чает в своём блудном брате, Чери души не чает во мне. Что касается меня — я совершенно запутался, но все равно намерен манипулировать родственными чувствами Стокрылого во избежание войны.

В последнее время я всё активнее следую не самому лучшему жизненному принципу "готов на всё". Но, как говорится, не мы такие...

— Даю тебе две недели, маленький ты паршивец! — шипит мне в лицо Гай, наблюдая мою жалкую ухмылку. — После этого... либо ты возвращаешь мне брата, либо я прихожу и самолично забираю его домой. Понял?! Я тебя спрашиваю! Тебе ясно?! Мне плевать — женщина ты или ребенок! Я тебя на клочки порву...

— Я тоже, — пробормотал я невнятно, упирая ему в живот бластер. Будь босс Тиона чуть более вменяемым, он бы в очередной раз отметил, что я ничему не учусь: наставлять на него оружие снова — неоправданная глупость даже для такого несмышленыша. — Руки прочь. От меня. И моей семьи.

Эти слова должны были стать последними в моей жизни.

2 глава.

Днём ранее.

Неделю назад Децема потребовала у Гая аудиенции, получив снисходительное согласие. Конечно, вдаваться в подробности касательно необходимости этой встречи я не стал, хотя соблазн был велик.

Я знал наверняка, что новость о возвращении младшего брата Его Величества не совсем в ту семью, в которую он должен был вернуться, произведет эффект разорвавшейся бомбы. Эта новость была моим главным оружием в противостоянии с Гаем, оружием могущественным и в то же время невероятно опасным, ввиду непредсказуемости последствий его использования: босс Тиона был самым эксцентричным человеком из всех, кого я знаю, одному богу известно, как он отреагирует на появление брата при таких... весьма неоднозначных обстоятельствах. Я рассчитывал на то, то Гай отречется от своей затеи (тотального уничтожения Децемы), но ведь с тем же успехом он мог приняться за её осуществление незамедлительно, как только оценит подготовленный мной "сюрприз". И первой жертвой в этой войне стану я.

Когда я думал о причинах, по которым Гай снизошел до встречи со мной, то приходил к выводу, что всё дело в его высокомерии. Он никогда не откажет себе в удовольствии унизить меня публично в очередной раз. Вероятно, я серьёзно насолил ему в прошлом.

Все эти мысли: о Гае, неминуемой аудиенции и, как следствие, посещении Цитры, нагоняли нестерпимую тоску, жуткое уныние. Понимание того, что завтрашний день может стать последним в моей жизни (я был слишком хорошо знаком с нестабильной нервной системой главы Тиона), напрочь лишило сна. Кто знает, может, пытаться сейчас заснуть — непозволительная ошибка с моей стороны, вдруг я упускаю возможность прожить последние часы осознанно?

"Поразительно, что ценить жизнь меня научил именно Гай" — заключаю я уныло, выходя в коридор.

Уже через секунду все моё внимание занято другим, куда более привлекательным объектом: в прозрачной темноте я распознаю невыносимо прекрасную Селию. Она вынырнула из-за угла, держа в руках стопку со свежим постельным бельем, едва я успел покинуть свои утонувшие в унынии покои.

Радостное волнение мгновенно сменяется досадой: за то, что я сделал с её парнем Дрейком, она, должно быть, меня ненавидит. Даже при условии, что тот и был козлом, каких поискать, и заслужил куда больше, чем простое увольнение с лишением всех званий. Но в любви я разбираюсь так же хорошо, как в политике, поэтому не берусь осуждать вкус Селии.

Она замечает меня как раз в тот момент, когда я собрался малодушно отступить в безопасность своей комнаты.

— Доброй ночи, господин, — ее голос звучит тихо и приветливо. Как бы мне хотелось верить, что еще и искренне. — Вам не спится?

— А? Ну... я только...

Да, босса Децемы можно назвать богатым, только если речь не идет о его словарном запасе.

— Завтра важный день, — собираюсь я с мыслями, запуская пальцы в волосы. — Я немного нервничаю, если говорить откровенно, потому решил немного прогуляться...

В связи с этим почему бы тебе не составить мне компанию?

У меня не хватает сил, чтобы произнести эти элементарные слова, что говорить о борьбе с Гаем?

Возникшее молчание нагнетает напряжение, делая обстановку ещё более интимной. Ночь, темнота, только мы вдвоем в этом коридоре, который как-то незаметно, но стремительно сузился.

Селия смотрит на меня выжидающе. Вероятно, она верит в меня больше меня самого и потому ждет тех самых слов...

— Слушай, если уж ты тоже не спишь... — говорю я, упрямо смотря в пол, — может...

— Эй, Алекс, — раздается за моей спиной бодрый, мужской голос, и у меня в уме за секунду проносятся все самые грубые проклятья на голову объявившегося не к месту и не ко времени Чери. — Ты почему не спишь, приятель?

Я поднимаю голову, но не оборачиваюсь. Глядя на Селию, я уныло заключаю, что вот теперь счет поганых моментов на сегодняшний день закрыт. Ведь этот взгляд, которым уставилась на Чери девушка, в которую я безнадежно и глупо влюблен, — это хуже не бывает. Её большие, блестящие в полумраке глаза глядят на человека за моей спиной восхищенно, едва ли не подобострастно, боясь моргнуть и лишить себя даже краткого мгновения созерцания чистой, концентрированной мужской красоты.

Когда от выражения её лица сердце начинает скручивать отнюдь не поэтическая боль, я оборачиваюсь.

— Хороший вопрос, — ворчу я, даже не пытаясь спрятать своё недовольство. — Слушай, может ты на себя накинешь что-нибудь? А то ещё простудишься.

Чери понимающе усмехается, продолжая неторопливо приближаться. На нём из одежды лишь тренировочные штаны, обнаженная мускулистая грудь лоснится от пота, в руке — полотенце. Похоже, не только я страдаю от бессонницы. Хотя, если подумать, у Чери поводов беспокоиться больше, чем у меня.

Когда он становится рядом, я готов сквозь землю провалиться. Я и без того красавчик не ахти какой, но на фоне этого парня... я могу играть горбуна из Нотр Дама без всякого грима. Не удивительно, что в этот момент для Селии я перестаю существовать. Её дыхание становится тяжелым, отчетливым, но братец Гая делает вид, что не замечает ни девушку, ни её очевидные желания. Хотя мы же говорим о Чери, для него подобное внимание — повседневность, рутина, скука.

Как иронично — я завидую Эльзе черной завистью. Кто бы мог подумать, что до этого когда-нибудь дойдёт.

— Я... я, пожалуй, пойду... — шепчет Селия, совершенно точно обращаясь не ко мне. Её голос дрожит, а мысли путаются. Теперь я знаю, как выгляжу со стороны, когда пытаюсь заговорить с ней. — Если только вам ничего не нужно...

— Нет, спасибо, — отвечаю я слишком поспешно. Так, что это можно принять за грубость. Но лучше так, чем она будет удовлетворять "нужды" всяких смазливых блондинчиков.

Когда горничная уходит (намеренно медленно, в надежде что кое-кто может внезапно передумать), я испускаю разочарованный выдох.

— Чего тебе в комнате не сиделось? — бормочу я уязвленно, все еще глядя в ту сторону, где недавно исчезла Селия.

— Услышал, как вы шепчетесь. Решил проверить, все ли у тебя в порядке, — в голосе Чери не звучит ни капли раскаяния. — Я же твой телохранитель, помнишь?

Самопровозглашенный, ага.

— Слушай, Алекс, — его внезапная серьезность сбивает с толку. Положив мне руку на плечо, он убежденно заявляет: — Нам нужно принести друг другу клятву.

— Чего? Какую ещё клятву?

— Давай поклянемся в том, что мы не позволим ни одной женщине повредить нашей дружбе. Договорились?

Его ясно-голубой взгляд становится невозможно пытливым. А я всё ещё пытаюсь косить под дурачка.

— Ты это к чему? Я ведь не собираюсь... брось, ты ведь не думаешь, что я и Селия...

— Она тебе нравится, — озвучивает очевидную истину безо всякого смущения Чери. — Я это уже давно понял.

Почему-то я воспринимаю это как насмешку и поэтому решаюсь на подлость.

— Давно? Это когда ты был уверен на все сто, что являешься женщиной? Когда любил модные платья, розовое и мечтал по вечерам о принцах?

Его снисхождение добивает меня.

— Я никогда не любил розовое.

— Но мечтал о принцах?

— Можешь даже не пытаться, Алекс, таким низкосортным юмором у тебя не получится...

— Давно понял, ха? А чего тогда молчал до этих пор? А то я тебя не знаю. Когда я рассказал тебе о Соне, в тот раз, в Битерси, ты ни одного дня не упустил... шантажировал... А тут ни слова... может, дошло, что на этот раз всё всерьез? Ревновала, небось, а, Эльза?

Над нами нависает угрюмое молчание. Скрестив руки на груди, Чери смотрит на меня с высоты своего немаленького роста, выглядя при этом весьма угрожающе. Но пожалеть о сказанном меня заставляет не его внушительный внешний вид. Судя по его взгляду, я явно перегнул палку.

— Это я зря. Прости. Твое прошлое... я понимаю, что это хреновый повод для шуток. Больше не стану так тебя называть, клянусь.

— Да называй, как хочешь, — пожал плечами Чери, не сводя с меня глаз. — В любом случае это будет звучать не так жалко, как "робкий, наивный, влюбленный в горничную девственник-неудачник".

Туше.

— Девс... девственник? Да ты в моем возрасте...

— О, поверь, в твоем возрасте у меня уже был кое-какой опыт.

— Надо же, какой успех! Скажи об этом чуть громче, а то вся восточная часть особняка тебя не расслышала.

— Они все в курсе и без того, не беспокойся.

Последнее слово всё равно должно остаться за боссом.

— Отлично. Только что я определился с твоим новым кодовым именем. Объявлю о нём за завтраком, — заявляю я, направляясь по коридору к лифтам. — Что ж, не буду мешать тебе готовиться ко встрече со старшим братом и дальше. Разрешаю повесить на боксерскую грушу его фотографию.

— И почему тебе так не терпится от меня отделаться? — не отстает Чери. — Может, ты уже жалеешь...

— Проклятье, только не начинай.

— Или же наш маленький Казанова отправляется на поиски взаимной любви, и свидетели ему ни к чему?

Молча я захожу в кабину лифта, собираясь на нижний этаж — территорию дока Кея. Естественно, "мой телохранитель" следует за мной всюду, как вторая тень.

— Нет, — решаю ответить я, когда тяжелые двери беззвучно закрываются. — "Казанова" отправляется навестить своё настоящее тело. Помнишь, то, с огромной дыренью на месте сердца? Автограф твоего любящего брата. С тех пор, как его люди навестили нас в этом самом доме, мне отчего-то плохо спится. Но не стоит беспокоиться, в конце концов, это не самый главный повод пренебречь сном этой ночью.

Мы останавливаемся, едва я успеваю договорить. Чери еще несколько секунд молчит, стоя напротив, не обращая внимания на расступившиеся за его спиной двери.

— Я придурок, — заключает он в итоге с выдохом.

— Какое облегчение, хоть в чем-то мы с тобой похожи.

— Я знаю, как тебе сейчас нелегко. А хрень всякую несу по привычке и...

Его исповедь прервана проходящим мимо доком.

Кей — восьмое чудо света: имидж Мэрилина Мэнсона волшебным образом уживается с интеллектом Эйнштейна. Остановившись, он быстро осматривает спину Чери, после чего отстраняет сигарету ото рта, чтобы отметить, что процесс заживления прошел как надо.

— Но что важнее, — добавляет Кей, — эта татуировка смотрится так потрясно, что Гая хватит удар, едва он её увидит.

И дело тут не в зависти, ага.

Когда мы выходим в коридор, Кей спешит потушить сигарету, памятуя о моей астме.

Сопровождая нас до дверей, за которыми хранится уже не живое, но еще и не мертвое тело госпожи Элы, он отчитывается о проведенной работе, через слово извиняясь и оправдываясь. Мол, он понимает моё нетерпение, но вырастить новый орган, не говоря уже о восстановлении полностью уничтоженного участка спинного мозга — не пятиминутное дело. В лучшем случае это займет еще месяц. Я не спрашиваю о возможности худшего, потому что знаю, что при таких обстоятельствах, я так и останусь в своём нынешнем состоянии, а причиной моей смерти, вероятнее всего, будет аллергия. Или ещё какая нелепость. Я — не герой, поэтому уверен в том, что геройская кончина мне не светит.

Мы оказываемся напротив укрепленной не хуже бункера палаты, и Кей замирает в нерешительности. Прежде чем ввести пароль, он бросает взгляд на моего друга.

— Тебе совсем не обязательно туда идти. Может, погуляешь пока?

Смысл его слов доходит до нас не сразу.

Причина, конечно, не в слабых нервах моего "телохранителя".

— Открывай эту чертову дверь, — очень тихо, но настойчиво произнес Чери, получая в ответ обреченное "как же вы меня, придурки, достали", отчаянное "чего вам в мире не живется" и чистосердечное "разрушите эту лабораторию, собственноручно задушу обоих".

Чери влетел в комнату первым, я с тяжелым вздохом проследовал за ним.

В заполненном холодом и резким, специфическим запахом препаратов помещении находится Дис. Сидя на стуле возле покоящегося женского тела, обстриженного налысо, с развороченной грудью, обвитого трубками и проводами, он до последнего не желает замечать остановившегося напротив с очевидным вызовом парня. Задумчиво вертя в руках металлическую зажигалку, Десница оставался верен лишь своим мрачным мыслям, чувству вины, угрызениям совести. Он совершенно точно переживал не лучшие моменты своей жизни, но Чери отчего-то решил, что ситуация все еще недостаточно поганая, и стоит повысить градус.

— Какого дьявола ты здесь делаешь?

Я пытался разобраться всё это время в причинах такой лютой враждебности со стороны Чери по отношению к большинству моих подчиненных и прямо-таки фантастической ненависти по отношению к Дису. Безуспешно.

— Просто представь, — пытался я его некогда образумить, — каких высот мы бы достигли, если бы наконец научились работать в команде, стали семьей в полном смысле этого слова. Ты и Дис... вы оба сильны, это факт. Но я не понимаю, почему тебе так хочется эти силы противопоставить, а не объединить? Тем более сейчас, когда Децема находится на пороге войны, и твой брат...

— Стать семьей? — вспылил он, считая себя невыносимо оскорбленным. — То есть ты предлагаешь мне прогнуться под него? Согласиться с ролью его слуги? Подчиняться ему?

— Слуги? Это ты преувели...

— Я никогда не смирюсь с тем фактом, что этот самоуверенный подонок считает себя самым главным здесь, хотя у него нет на это никаких причин. Место по правую руку от тебя должно быть моим. Я твой лучший друг, Алекс! Самый верный человек из всех на этой чертовой земле. Не только на этой.

— Я знаю, однако...

— Ты можешь сместить его в любое время. Хоть сейчас. Ты босс, одного твоего слова будет достаточно...

— Я не стану этого делать! С какой стати? Такое положение вещей было еще до моего появления здесь. Моего и Элы. Дис выполняет свои обязанности превосходно, у меня нет никаких причин...

— Дис это, Дис то, — перебивает меня раздраженно брат Гая. — Где был твой Дис несколько месяцев назад, а? Вся твоя жизнь — череда потерь, неудач и обид. Разве он пришел тебе на помощь хоть раз, когда ты в нём нуждался? Я уже не говорю о том, что тебя подвергли этой жизни насильно, а он не помешал этому. Выходит, не так уж он и превосходно выполняет свои обязанности, как ты считаешь. Чего ты так с ним носишься? Чем он заслужил такую любовь с твоей стороны? Думаешь, ему было до тебя какое-то дело? Или есть дело сейчас? Да ему плевать на тебя.

— Нет, это не так.

— Да, Алекс. Ему плевать. Конкретно ты ему не нужен. Ему нужна Эла, может быть, но не ты. Ты для него... для всех них — обуза, балласт. Они все только и ждут момента пропустить тебя через "разделитель". Изменить тебя. Убить. Ты должен это понимать, ты же не дурак.

Я понимал. Да и присутствие в этой палате Диса говорило в пользу доводов Чери: Деснице нужна была госпожа Эла, а не я. Но это казалось совершенно логичным и естественным, потому не вызывало во мне обиды и досады на "предательство" — чего так пытался добиться мой лучший друг.

— Я к тебе обращаюсь, — разрушил остатки сосредоточенности Десницы резкий, не терпящий неповиновения голос.

Чери нарывался.

В такие моменты он выглядел капризным ребенком, давая кое-какое представление о его прошлой жизни. Той далекой жизни, когда слово "беззащитность" было для него пустым звуком, бессмысленным нагромождением букв. Он определенно был любимчиком семьи. Им гордился отец, его обожал старший брат, по нему с ума сходили все женщины, которые хотя бы однажды на него взглянули. Нет ничего удивительного в том, что, появившись в Тавросе и продемонстрировав помпезной столице свой норов, он угодил в "тюрьму".

— Не знал, что ты куришь, — подаю голос я, следя за тем, как быстро Дис прячет зажигалку в карман, в ту же секунду поднимаясь со стула. Он понимает, что лучшая тактика в борьбе с братом Гая — демонстративное равнодушие. — Ты не думай, что я против. Кури на здоровье... если это вообще возможно.

Но я, конечно, знаю, что Дис не тот человек, который станет доверять своё горе алкоголю или табаку. Вероятно, эта игрушка имеет для него какое-то значение, что-то символическое — не более.

На короткое мгновение он задерживается возле следящего за ним немигающим взглядом змеи Чери, что в очередной раз позволяет оценить их различия и поразиться: эти двое были диаметрально противоположны. Вплоть до того, что один — правша, в то время как другой доверяет оружие левой руке. И нахождение их под одной крышей обещало обернуться катастрофой.

— Спать ночью — одна из твоих святых обязанностей, босс, — обращается Десница ко мне в итоге, приближаясь на пару шагов. Как всегда мрачный, предельно серьезный, скупой на слова и эмоции.

Дис для меня — идеал взрослого. Человек действия, решительный, сильный морально и физически, гордый и рассудительный до чертиков. Прирожденный лидер. Если бы я мог выбирать семью, то назвал бы его своим старшим братом. Я хотел быть похожим на него.

— Моя единственная обязанность, ты хотел сказать.

И даже тут я показал свою некомпетентность, вот умора.

— Проклятье, Алекс! — возмущается Чери. — Меня одного напрягает, что этот... парень сидел здесь в одиночестве среди ночи?

На самом деле его "напрягало" то, что Дис был вхож во все двери, тогда как Чери возбранялось свободно разгуливать по особняку. Он не мог вот так же спокойно заявиться сюда и просидеть несколько часов кряду, размышляя о хрупкости человеческой жизни, неизбежности смерти или ещё какой ерунде, хотя, казалось, имел на это куда больше прав. Лежащее здесь тело некогда принадлежало и ему, это по мнению Чери породнило нас дальше некуда. К тому же он один на этой планете имел право обращаться ко мне по имени, считая это невероятной привилегией и пользуясь ей с невыносимой частотой.

Но Дис был Правой рукой босса de jure и боссом Децемы de facto, а Чери был всего-навсего моим лучшим другом. И даже при этом он предпочитал такое положение вещей возвращению в лоно своей настоящей семьи.

— Мне, например, до смерти хочется узнать, о чём тебе тут думалось в такой "романтической" обстановке, — не собирается отступать брат Гая. — Хотя я о твоих грязных мыслях уже давно знаю, я же не идиот.

— Все идиоты так говорят, — парирует Дис.

— Думай, что хочешь, но я слежу за тобой. Так что лучше тебе держать руки при себе, иначе...

— Чери, ты перегибаешь палку, — откашлявшись, бормочу я.

Десница предпочитает снисходительно промолчать. Чери для него — вчерашняя Эльза. Ввязаться в драку с девочкой-подростком его вынудит лишь крайняя необходимость.

— Я перегибаю палку? Не я здесь притаился в темноте и пялился...

— Слушай, Дис, одному из нас точно нужно набраться бодрости для завтрашней встречи. Я на это не способен, так почему бы тебе...?

— ...то, что ты здесь считаешься вторым по значимости после босса, вовсе не даёт тебе права заниматься всякими извращениями с телом этого самого босса... — не унимался мой телохранитель.

— У меня ещё есть дела, — туманно ответил Дис, на мгновение положив здоровую руку мне на голову в привычном неясном жесте, не имеющим ничего общего с лаской, которой обычно одаривают животное, или с благословением. Таким образом Десница без лишних слов довёл Чери до точки кипения. — Советую тебе воспользоваться возможностью и хорошо выспаться. Возможно, завтра такой возможности уже не будет.

— Не прикасайся к нему, — процедил тихо блондин, однако в этом не было нужды: Дис убрал руку еще до того, как Чери решился на слова.

Десница ушел молча, в неторопливой манере человека, уверенного в каждом своём шаге, не удостоив вниманием щерящегося в его сторону "телохранителя".

— Знаешь, как это называется? Лезть на рожон, — заключаю я недовольным бормотанием, усаживаясь на тот самый стул, который до этого занимал Дис. — Я уже устал повторять тебе о необходимости построения между вами если не братских, то хотя бы партнерских отношений. Ненавидишь его — твоё право, но делай это тихо.

— Вести себя так меня заставляет не примитивная ненависть, — возражает Чери, скрещивая руки на груди. Он смотрит туда же, куда и я: на тело, на мерно работающее искусственное сердце. — Когда мы с тобой были там... в Битерси, ты защищал меня по мере своих сил. Теперь пришла моя очередь.

— Дис — единственный человек, от которого меня защищать уж точно не придется.

— Откуда такая уверенность? — оскорбленно щурится Чери. — Что ты о нём знаешь? О его стремлениях, желаниях, планах, "делах"? Да даже о том, куда он сейчас направился?

Ему никогда не надоест начинать этот разговор снова и снова, не правда ли?

— Я знаю главное, — отвечаю, — он не хочет мне зла. Этого достаточно.

— А вот тут ты ошибаешься, — обманчиво мягко произносит парень, присаживаясь на корточки, чтобы заглянуть мне в лицо. — Ты главного не знаешь. Почему, как ты думаешь, он не хочет тебе зла? На кой черт ему вообще понадобилось доставать тебя оттуда? — Я молчу, недоумевая. — Посуди сам, зачем ему ты? Даже при всей своей неприязни я понимаю, что он справляется с кланом отлично и в одиночку. Ему не нужен начальник, он сам себе хозяин. Пара несложных манипуляций, и Синедрион признал бы его главой Децемы.

— Потому что его босс — я, и я всё ещё жив, — в моём голосе нет должной уверенности. — Он давал присягу... Дис — человек слова, потому...

— И что с того? Насколько мне известно, в присяге нет пункта, по которому подчиненный должен устраивать побег для своего босса и идти против закона.

— Теоретически, он закона не нарушал...

— Какая разница? Я лишь пытаюсь сказать, что его поступки, связанные с тобой, противоречат твоей вере в его рассудительность и здравомыслие. Мудрее с его стороны было бы оставить всё как есть, а не подвергать риску и огромным растратам весь клан. Ты ведь и сам задумывался над этим, я прав? Что в тебе есть такого особенного, без чего он не может обойтись в управлении кланом?

Правильный ответ — ничего. Дис самодостаточен, ему не нужен господин и не нужны помощники в управлении Децемой, к тому же я в нынешнем состоянии не мог называться ни последним, ни уж тем более первым.

Верить в то, что он возится со мной по доброте душевной, абсурдно.

— К чему ты клонишь?

Выпрямившись, Чери выдержал драматичную паузу, после чего указал на бездушное, но еще живое женское тело.

— Ты здесь лишь потому, что твой обожаемый Дис до смерти, безумно и безнадежно влюблен в неё. Он чокнулся на этой почве, ясно? Не нужно его идеализировать. Он не герой. Он просто конченый эгоист, одержимый собственник.

Молчание.

— А... — вздыхаю я утомленно. — Это всё твой недописанный роман, да?

Чери неискренне смеётся, качая головой, словно пораженный моей наивностью.

— Да ты же его совершенно не знаешь, Алекс. За все то время, что ты здесь провел, вам хоть раз удалось поговорить "по душам"?

— Видимо, тебе удалось, раз ты так уверен в своих доводах.

— А это не доводы. Я это знаю. Потому что я встречался с твоим Дисом. — Я вскидываю на него нахмуренный взгляд. — Я уже был здесь. В этом самом особняке.

— Да? И что ты здесь делал?

Он отмахнулся.

— Просто сопровождал брата. Не важно.

— Ну конечно.

— Какая разница, что я здесь делал? Я лишь пытаюсь объяснить тебе, что твоя основная ценность для Диса — способность вдохнуть жизнь в это самое тело. Вернуть ему его женщину. Вот и всё. Понимаешь? Ему ничего больше от тебя не нужно.

— Ох, черт, только не продолжай... меня сейчас стошнит...

Но он беспощаден.

— Понимаю, ты мечтал о другом. Насочинял небось нечто героическое, грандиозное. Думал, что совсем скоро твоя жизнь станет одним сплошным славным подвигом. На самом же деле, променяв свое нынешнее тело на это, ты станешь не полноправным боссом Децемы, а любовницей Диса.

— Твою мать, Чери...

— Не знаю, может ты не против, и я зря тут распинаюсь...

— Я тебе сейчас врежу, честное слово.

— Не веришь мне — пойди, спроси у него. Ну?

— Ты совсем свихнулся? Как ты себе это представляешь? Да у меня язык не повернется... как ты вообще мог до такого...

— Потому что это правда, — перебивает меня резко Чери. — И глубоко в душе ты тоже это знаешь. Что, никогда о подобном не думал? Трудновато представить себя в подобной ипостаси? — Не просто трудновато. Невозможно. Нереально. Отвратительно. — Но ведь ты был женщиной когда-то, разве это не естественно?

— Я уже говорил, что сейчас тебе врежу? — хриплю я, выуживая из кармана усовершенствованный доком ингалятор, хотя и понимаю, что от эмоции, отравившей кровь, еще не придумали лекарства. Едва ли стоило давать шанс средству от астмы.

— Если ты согласишься на это, дороги назад уже не будет... — продолжил тихо Чери, разглядывая мертвенно бледное лицо женщины. — Ты действительно умрешь, Алекс. И возродишься совершенно другим человеком. То, что кажется тебе важным сейчас, потеряет всякий смысл. И наоборот: то, что тебя сейчас совершенно не волнует, приобретет невероятную значимость. А мне придется уйти и поставить точку в нашей дружбе.

В наступившей тишине я против воли думал о весьма правдоподобном бреде, которым меня накормил Чери, и испытывал при этом едва ли не физическую боль. Перспектива потери единственного лучшего друга и резкой смены собственного статуса отнюдь не внушали оптимизма.

— Я тебя ненавижу, ясно тебе? — ворчу я недовольно, глядя на ингалятор в своей руке. — Теперь мне точно заснуть не удастся. Никогда в жизни.

3 глава.

Последние мои слова — сознательная ложь. Неодолимая усталость обрушилась на меня, стоило только Чери поделиться своими тревогами, потому уже час спустя я упивался желанным забвением, лежа на кровати в своей комнате, походя при этом скорее на наркомана, получившего "дозу".

Я его действительно ненавидел, недоумевая: зачем ему понадобилось вываливать на меня эту романтическую ересь именно теперь, в преддверии катастрофы, накануне нашей встречи с его братом?

Но, как я и предполагал, утром от вчерашнего кошмара осталась лишь неясная тень. Необходимость достойно предстать перед владыкой Эндакапея чудесным образом превратила все остальные заботы в мелкий мусор. В конце концов, существовала вероятность, что сегодняшний день станет той самой датой, которая будет выгравирована на моем надгробии. Исходя из этого был ли смысл занимать свои мысли чем-то ещё помимо намерения просто выжить?

Я слишком хорошо помнил свою последнюю встречу с Гаем. Тогда я явился перед ним в образе смиренного гостя, и даже при этом едва унёс ноги. Теперь же в надвигающейся аудиенции не было и призрака дружелюбия, но я дал себе слово, что на этот раз не стану идти на поводу у этого венценосного маньяка и не заставлю Диса рисковать жизнью. Он не должен был отдуваться в одиночку за весь клан, пусть даже и привык к этому.

Это намерение крепло в моей душе с каждой минутой полета на далекую, почти мифическую Цитру. Серьёзно, даже на Амальтее были люди (по преимуществу обитатели низших социальных слоёв, разумеется), которые считали, что эта планета — красивый вымысел, мираж недоступного Рая. Для таких действительно не было никакой разницы — существовал этот сказочный мир на самом деле, или же он был плодом чьего-то богатого, алчного воображения: Цитра для них далека, как несбыточная мечта. Вкусить этот сладкий, для многих запретный плод мог лишь исключительный человек. Тот, чьё имя и лицо известно если не всем, то хотя бы половине покинутой нами планеты, и у которого денег столько, что он может эту половину купить.

Тут, как не трудно догадаться, лично я проигрываю по всем пунктам, но со мной на борту Дис и Чери, а к ним всё вышесказанное относится как нельзя лучше. Я знал, что нахождение их в опасной близости в весьма ограниченном пространстве — взрывоопасный эксперимент, но уже через несколько минут понял, что для волнений нет повода. Похоже, мои спутники предпочли на пару часов забыть о существовании друг друга, позволив хрупкому молчанию снизойти на нас.

Чери ждало свидание со старшим братом после долгих лет разлуки. Несмотря на его решимость отвернуться от своего клана, я всё ещё не верил, что у младшего Тиона хватит на это духу. Вероятнее всего, он предстанет перед Гаем, заглянет в его глаза, услышит о том, как долго его ждала любящая семья, которая за время его отсутствия стала первой семьёй в Эндакапее со всеми вытекающими отсюда преимуществами, и растает. Я понимал, что не являюсь достойной причиной, по которой стоит плевать на своего брата-короля, когда тот намерен разделить с тобой блага обретенного всемогущества.

У Диса тоже было предостаточно поводов блюсти тишину. В его отрешенном взгляде можно было проследить попытку просчитать каждый шаг своего противника и свой собственный. Он надеялся предугадать исход этой судьбоносной встречи, не желая понимать, что на этот раз брать в расчет наши силы, влияние, союзников, элемент удачи и собственные умственные способности нет никакого смысла. Потому что сейчас всё зависит от уже наверняка осточертевшего ему парня, который еще буквально неделю назад откликался на мелодичное имя "Эльза". Нетрудно догадаться, что ставить всё на Чери для Диса было подобно смерти.

Что касается меня... я бы охотно поболтал, если бы только нашел собеседника, который описал бы мне Цитру в двух словах. Думаю, это звучало бы как "охренеть можно", ведь именно такая мысль вспыхнула в голове, стоило мне выбраться из салона корабля под высокое, вечереющее небо Цитры. На целую минуту, ошарашенный, я забыл о том, какие цели меня сюда привели.

В моей памяти всплыли смутные очертания Тавроса. Помнится, столица оглушила меня своей буйной яркостью, бешеным ритмом жизни и надменностью: она походила на пьяную аристократку, влезшую в своё самое дорогое платье и нацепившую все свои украшения разом. По сравнению с Ригелем — пятым блоком Цитры, Таврос казался карманной побрякушкой, блестящей безвкусной вещицей, которую можно подарить по какому-нибудь пустяковому случаю подружке или ребенку.

В этом месте чувствовалась концентрация власти и силы. Ригель не был осквернен дешевым, холодным сиянием неона, его улицы были просторны и чисты, а архитектура напоминала застывшую неистовую, нестерпимо прекрасную мелодию. Что-то навеянное Камилем Сен-Сансом. Темнота накрывала этот район Цитры лениво, словно падающая газовая вуаль. В здешних сумерках было нечто сокровенное, таинственное, мрачное, отчего волнами накатывал неясный страх, а неизбежность грядущего свидания с Гаем начинала восприниматься мной как проклятье. Будь моя воля, я бы с места не сдвинулся.

Однако через пятнадцать минут мы поднимались по широкой лестнице, которую сегодня уже подмели десятки подолов вечерних женских платьев и длинных мужских плащей. Здесь старались показать себя с лучшей стороны, поэтому, когда дело касалось нарядов, местные постояльцы делали выбор в пользу чего-нибудь особенно вычурного, бросающегося в глаза и, по их мнению, изысканного. Тогда как я был одет просто, но со вкусом: дуэт черного и белого — нестареющая классика и обязательные регалии. Выглядел я не самым последним бедняком в окружении королей, мне даже казалось, что при случае я мог бы стать объектом внимания хорошенькой девушки... и быть может не одной. Но от этого я защищен со всех сторон, ведь рядом со мной Чери и Дис. В то время как первый забирает себе всё восхищение прекрасного пола, второй довольствуется страхом, который вызывает без труда в этих по преимуществу ветреных, неземных созданиях. Я же стою между ними, на границе, куда женское любопытство не доходит.

Мы пришли заблаговременно, до встречи остается еще десять минут. Этикет — наше всё. Это время позволяет моему эскорту осмотреться и построить план действий, если дело запахнет жареным, а мне насладиться лицезрением интерьера и местной публики. Лишь когда мы оказываемся в лифте, на меня вновь находит мандраж, и я пытаюсь сообразить, как лучше построить беседу, дабы избежать не только войны, но и скандала. Когда двери передо мной раздвигаются, не издав ни звука, я понимаю, что избежать скандала нужно любой ценой: весь верхний этаж заполонен вооруженной охраной. Преимущество определенно не на нашей стороне.

Пока профессионально спокойный коридорный провожает нас до нужной двери, Чери шепотом осведомляется, не забыл ли я лекарство. Похоже, я напрашиваюсь своим видом на этот вопрос, хотя вряд ли ингалятор вдохнет в меня способность вести с Гаем диалог на равных. Даже с учетом того, что в моих руках козырной туз.

В очередной раз досадуя на своё главенствующее положение, я первым прохожу в апартаменты класса "супер-пупер люкс", взглядом знакомясь еще с дюжиной сердитых парней, на лицах которых написано, что их босс в дурном расположении духа и лучше его лишний раз не злить. Под нашими ногами белоснежный ковёр. Гая здесь нет, скорее всего он находится за двойными дверями, расположенными слева от нас. Стоящий возле них мужчина — практически точная копия фехтовальщика Монаха, которого в своё время отправил в утиль Дис. Я слышу, как за моей спиной полушепотом ругается Чери.

— У этого ублюдка мой меч. Поверить не могу...

— Босс ждёт тебя, — обращается ко мне "фехтовальщик", выделяя последнее слово. — Им придется подождать здесь.

Очевидно, они здесь все новенькие, раз не признали младшего брата своего главы. Но я не собираюсь спорить. Неловкими пальцами отстегивая ремень с ножнами и кобурой, я вручаю его Дису, после чего направляюсь в сторону дверей, позволяя "фехтовальщику" обшарить мои карманы. Там только дурацкий ингалятор, который я повсюду таскаю с собой, как медальон.

Переступая порог личной комнаты Гая, я пытаюсь осознать, что вот он — момент икс. Двери с тихим щелчком закрываются за моей спиной, и я обмираю. От удивления, смешенного с возмущением, потому что... черт его дери, этот напыщенный ублюдок решил меня сегодня основательно унизить.

Глядя на него, сидящего в обнимку с тихо хихикающими, пьяными девицами за журнальным столиком, на котором щедро рассыпана наркота, я вспоминаю, с какой тщательностью и беспокойством готовился к этой встрече.

— Эла! — восклицает он, заметив меня лишь через пару секунд. Его затуманенный взгляд оценивает мой официальный вид. Стокрылый недоумевает: он ведь собирался на вечеринку, а я — на аудиенцию. Как же так получилось, что мы встретились в одном месте? — Ты чего так вырядился, приятель?

Называя меня приятелем, он тем не менее совсем не раскаивается в том, что приказал напасть на мой дом, убил Олафера, изуродовал моё истинное тело.

— Не важно. Проходи, не стесняйся, — зовёт он, указывая на свободное место рядом с только что сошедшей с обложки глянцевого журнала королевой красоты. — Я тут рассказывал забавную историю. Про одного мальца... как же его звали?.. не напомнишь? Его с Земли притащили. Говорят, он босс одного из кланов, которые в былые времена подчинялись Иберии. У него ещё какая-то фигня с дыханием. Когда он боится, а это почти всегда, он начинает хрипеть и задыхаться. Наблюдать это просто уморительно! Самое забавное, что и семейка у него ему под стать: все оставшиеся старейшины — помойные крысы, не носят в себе ни капли благородной крови. Был, правда, один, но он, кажется, помер недавно. Не подскажешь, что с ним стряслось?

Поклонницы Гая продолжают бессмысленно смеяться. Не потому что им весело, а потому что так надо.

На целую минуту я забываю о том, ради чего здесь объявился.

— Чего ты добиваешься? — спрашиваю я с чистосердечным недоумением.

— А?

— Я спрашиваю, чего ты пытаешься этим добиться? Это что-то личное? Месть? Я тебя сильно обидел в прошлом?

Моё искреннее любопытство и мрачный, серьезный вид сбивают Гая с толку. Девушки уже не смеются, уставившись на меня остекленевшими глазами, какие бывают у мертвых рыб. Одурманенный наркотиками и выпивкой разум главы Тионов не способен сформировать ответ сразу, потому я берусь ему помочь.

— Трудно представить, что ты будешь издеваться над подростком ради веселухи. Ты не выглядишь, как полный кретин с комплексом неполноценности, и тем не менее ты снова и снова унижаешь того, кто младше, слабее и неопытнее тебя. На это же должна быть какая-то причина, верно? Не соизволишь объяснить? Интересно до ужаса.

Он с минуту смотрит на меня пристально, прищурено и с некоторым опасением.

— Ты, часом, не пьян?

Нет, я трезв от слова "абсолютно", потому что собирался на встречу с боссом клана, объявившего нам войну, в надежде эту войну предотвратить.

— Это надо исправить, — так же деловито заявляет Гай, поднимаясь за очередной бутылкой из богатого бара. — Как жизнь, Эла? Как семья?

О, я просто обожаю эту часть — разговоры о семье. Из его уст это звучит форменным издевательством, ведь еще пару мгновений назад он щедро полил эту самую семью грязью.

— Лучше не придумаешь. А твои как?

Гай замирает. Он уже успел отвинтить крышку с бутылки и теперь просто молча смотрит на эффектно оформленную этикетку. В этот самый момент он думает не о жене или сыне, а о брате, который пропал без вести.

Тишина не длится долго. В какой-то момент за двойными дверями раздается глухой стук. Девушки вздрагивают, а я пытаюсь убедить себя в том, что к суете, которая развернулась следом за этим подозрительным звуком, моя охрана не причастна.

— Слышал, Чери вернулся, — продолжаю я неуверенно, наблюдая за тем, как Гай наполняет стопку до краев и осушает её одним глотком. — Поздравляю.

— Откуда такая информация? — хрипит он. Вероятно, сжег себе всё горло к чертям этой элитной выпивкой. — Не припомню, чтобы давал кому-то какие-то комментарии по этому поводу. Хм. Видимо, у тебя не такая уж плохая разведка, как могло показаться вначале.

Как бы приятно ни было это слышать, разведка тут совершенно не причем.

Твой братец ждёт тебя за этой самой дверью. Всем шампанского!

— Гай, ты знаешь, что я пришел... — я осекаюсь, понимая, что говорить теперь о делах бессмысленно. Стокрылый едва на ногах стоит. У него изначально в планах не числились эти проклятые переговоры, он сюда притащился поразвлечься и только.

— ... умолять меня на коленях не трогать тебя и твой клан, — продолжает за меня мужчина. — Точно, это ведь главное событие этого вечера. Мы ради этого шоу все здесь и собрались. Пожалуйста, Эла, мы все с нетерпением ждём...

Ублюдок.

Будь у меня комплекция Бартла или хотя бы Раска, я бы не раздумывая набросился на него. Сначала разбил бы нос, а потом вцепился в горло. Когда я это себе представляю, мне становится так непривычно тепло, душу наполняет торжество. Но я всё-таки сохраняю неподвижность, слушая его ядовитый голос.

— Девочки, поддержите парня. Он такой нерешительный, хотя по этой части у него настоящий талант...

Я хочу схватить ту самую початую бутылку, которая стоит с краю на зеркальной полке, и разбить её о блондинистую голову Гая. Возможно, мне помог бы эффект неожиданности, и я успел бы это провернуть до того, как Стокрылый свернет мне шею.

— Ну поаплодируйте хоть, не знаю... придумайте что-нибудь...

Вспыхнувшее веселье заглушает шум за дверями, на который Гай отчего-то не обращает ни малейшего внимания. Меня окружает бестолковый смех и улюлюканье. Это напоминает мне прошлое, чувствую себя почти как дома.

— Помнишь, а? Эла, очнись! Я тут рассказываю о твоем шпионе. Мышь, кажется. Дамы не верят, что я ему оставил вторую татуировку на спине...

Гай занимает первое место в моём списке самых ненавистных людей. Он опередил даже Тэда. Это кажется поразительным, но, похоже, во вселенной всегда найдется кто-то, кто возьмет на себя роль моего угнетателя, не важно, каким высоким будет мой статус. Терпеть насмешки и издевательства — мой крест.

Однако черта с два я буду теперь с этими мириться.

Я смеюсь. Сначала тихо, словно пытаясь сдерживаться, потом откровенно хохоча. Моя внезапная истерика пугает присутствующих, потому подружки Гая замолкают, и в недоуменной тишине звучит лишь мой искренний смех. И это вызывает вполне оправданное удивление.

Нет, я не сошел с ума, и нет, я не мазохист — перспектива страданий и потерь дорогих мне людей отнюдь меня не радует.

— Просто твоя самоуверенность поразительна, — заявляю я, доставая из кармана ингалятор и делая глубокий вдох. — Ты... с чего ты решил, что правила игры устанавливаешь именно ты?

Стокрылый переходит от безудержного веселья к опасному раздражению мгновенно. Менять эмоции по щелчку пальцев — его отличительная черта.

— Серьезно думаешь, что я пришел к тебе умолять о снисхождении? На коленях? А может на колени следует встать тебе?

Это звучало абсурдно и вопиюще нагло, согласен. Но я чувствовал непреодолимую нужду реванша. Хватит с меня типов вроде Тэда или, по крайней мере, хватит терпеть их молча.

— Похоже, у малыша Элы появились яйца, — мрачно усмехается Гай, а в его глазах уже можно прочитать приговор. — Жаль, что ненадолго. Знаешь почему?

Потому что он мне их скоро оторвёт, ага.

— Ты меня и пальцем не тронешь, — заявляю я, продолжая безумно улыбаться.

— О, ещё как трону.

— А вот и нет.

— А вот и да.

И тем не менее, он не решается осуществить угрозу, потому что все ещё пытается понять, в чём заключён подвох.

— Что-то мне подсказывает, что, причинив вред мне, ты, тем самым, кое-кого очень сильно расстроишь. А тебе этого совсем не хочется.

Гай внезапно оказывается напротив. Я не успеваю проследить за тем, как он преодолел метры, нас разделяющие.

— Не играй со мной в эти игры! — глухо рычит он, угрожающе нависая. — Мне плевать на Синедрион...

— А речь не о Синедрионе. Тот, о ком я говорю, куда значимее и важнее для тебя. Это кое-что сугубо личное, семейное. — Он смотрит на меня, как на умалишенного, лихорадочно пытаясь сообразить... — Объявив войну мне, ты её объявишь собственному брату.

Очевидно, после моих слов Стокрылый пытается раздобыть в недрах своей памяти упоминания о третьем, неизвестном ему брате. Вот только проблема в том, что никакого третьего брата нет и не было в помине.

Расправив плечи, я нарочито неторопливо заявляю:

— Чери находится за этой самой дверью и...

Чертов Гай не дал мне возможности прочувствовать вкус победы и закончить триумфальную речь. Никогда не видел, чтобы человек трезвел так быстро. Хозяин Тавроса вылетел из комнаты стрелой, позабыв о своих подружках, которые теперь притихли и прижались друг к другу.

Двери с грохотом ударились о стены. До меня донесся приглушенный голос взбешенного Чери.

— Это моя игрушка, понятно? Мне её папа подарил, и черта с два я позволю всяким дефектным козлам трогать её своими погаными...

— Чери?!

Началось.

Обреченно закатив глаза, я разворачиваюсь и выхожу из комнаты вслед за Гаем. К сожалению, мои предположения оказались верны: причиной шума были Дис и Чери, которые решили навести в этом номере свой порядок. Итогом стал коллективный уход охраны Его Величества в бессознательность. Хотя это даже к лучшему — трогательному семейному воссоединению не нужны свидетели.

Обратив внимание на оброненный кем-то бластер, я незаметно его подбираю и прячу за поясом брюк.

— Что ты сделал со своими волосами? — изумленно вопрошает Гай, повергая меня в шок. Вот уж не думал, что первым делом его заинтересует изменившийся имидж братца.

Брось, ты ещё его спину не видел.

Чери не отвечает. Волосы он укоротил, потому что преследует абсурдную цель — сделать нас похожими. У нас одинаковые стрижки, татуировки, костюмы. Конечно, я от этого красивее не стал, так же как внешность Чери не стала более отталкивающей, но это уже другой разговор.

— Привет, брат, — широко улыбается он, сжимая в руках отобранную катану.

Он выглядит счастливым, и я допускаю мысль, что здесь и сейчас наши дороги разойдутся. И это правильно, ведь у Чери есть своя семья, чье отчаянное ожидание теперь вознаграждено. Думаю, Гай на радостях даже может позабыть о своём намерении уничтожить Децему, и уже через несколько минут мы будем с ним пить на брудершафт...

— Мы давно не виделись, и мне многое нужно тебе сказать, но для начала ты должен услышать главное. Я наконец-то нашел человека, рядом с которым хочу провести всю свою жизнь. А ведь ты не верил, что это когда-нибудь случится, правда?

...или нет.

— Братишка, это, правда, ты?

Молниеносная реакция Гая теперь почему-то дала сбой. До него всё ещё не дошло, что здесь и сейчас имеет место не банальный обман зрения.

— Да, конечно, это я, — так же беззаботно продолжает Чери. — Но я тут ненадолго. Я сопровождаю Алекса. Когда уйдет он, уйду и я.

— Ты сопро... чего?

— Я принял такое решение уже давно. Ещё до того, как по твоему приказу мне продырявили грудь... Точнее, не совсем мне, а настоящему телу Алекса, в котором в то время находился я.

Санта-чтоб-её-Барбара.

— Погоди-погоди... — оглушенный новостью бормочет Гай.

— Может тебе интересно узнать, что на Земле я был девчонкой. Меня звали Эльзой. А Алекс был моим лучшим другом... точнее, больше, чем просто другом. Я люблю его. Настолько, что готов убить любого, кто причинит ему боль. Даже тебя.

Взгляды Гая и Диса устремляются на меня. Вот уж не думал, что когда-нибудь они станут союзниками, пусть даже в эмоциональном плане, пусть даже на секунду.

— Вон отсюда, — бросает севшим голосом Стокрылый, обводя взглядом валяющуюся охрану, Диса, своего брата. Он оборачивается, вспомнив о своих подружках. — Вон! — После чего приближается ко мне, шипя прямо в лицо: — Кроме тебя, выродок. У нас с тобой ещё остался один вопрос, который требует обсуждения.

С этим не поспоришь, конечно, вот только...

— Черта с два я его с тобой оставлю, — убежденно заявляет Чери, делая шаг в мою сторону.

Десница же не проронил ни слова. Вынув из кармана кастет, он с явным наслаждением готовится к "переговорам", до которых наконец-то дошло дело.

— Нет. Делайте, как он сказал, — говорю я, останавливая их жестом. — Ждите снаружи.

Мимо нас, хныча, пробегают испуганные пьяные девушки. Охрана из коридора освобождает комнату от своих дремлющих коллег.

— Это приказ, — добавляю я, а мой жалкий внешний вид спорит с уверенностью в голосе.

Они подчиняются, и я смотрю им вслед, едва сдерживая себя от порыва крикнуть: "Я пошутил!".

4 глава.

Я выхожу из непревзойденно роскошных апартаментов Гая минут через десять. Только что наша встреча перешла в ряд событий с пометкой "незабываемые". Направляясь к лифтам, я ощупываю пальцами пострадавший подбородок с левой стороны. Кровь ещё идёт, её вкус колет язык. При всём при том, "легко отделался" это с некоторых пор целиком и полностью про меня.

Когда я захожу в зеркальную кабину элеватора, то размышляю над тем, что задумка местных дизайнеров меня не касается никоим образом. Со всех сторон на гостя должно смотреть его великолепное отражение — богатый мажор, могучий правитель, прекрасная дама в новеньком платье, которое было прикуплено аккурат для визита сюда. Но никак не моя расквашенная физиономия.

От скоростного движения у меня захватывает дух, через пару мгновений я оказываюсь на нижнем этаже. Двери ещё не успели открыться, но я уже слышу раздраженный голос неугомонного Чери.

— ... Когда Алекс нуждался во мне, я всегда был рядом, чего нельзя сказать о тебе. В происходящем можешь винить только себя и свою некомпетентность. Я бы на твоём месте принял это к сведению и убрался бы ко всем чертям.

Боже, а я-то наивно решил, что самое трудное позади.

Десница и брат Стокрылого стоят в стороне от лифтов, рядом с колоннами, никого не стесняясь... хотя погодите-ка, тут пусто. Желающих стать свидетелями их разборки не нашлось.

— Убраться? И развязать тебе руки? — манера речи Диса как всегда спокойная и до жути убедительная. — После того, что я не так давно услышал, на это можешь не рассчитывать. Я прослежу за тем, чтобы вы оставались наедине как можно реже. Увы, твоей голубой мечте сбыться не суждено.

— Странно, что ты имеешь что-то против. Дрочить на бездыханное тело босса уже не доставляет? Зависть — плохая штука, знаешь ли.

— Слушай, мне вот что интересно: ты всегда таким болтливым был, или выяснять отношения бессмысленным трёпом ты научился у земных женщин?

— Рад, что ты сам предложил.

— Брейк, парни, — я даю знать о своём присутствии до того, как прольётся чья-то кровь. — Какого чёрта вы творите?

Они игнорируют мой вопрос, мгновенно забывая друг о друге. Нанизав кастет на пальцы здоровой руки, Десница проходит к лифту, тогда как Чери останавливается напротив меня.

— Куда собрался? — спрашиваю я, оборачиваясь.

— Совсем забыл вернуть Гаю должок, — отвечает однотонно Дис.

— Не вздумай.

— Он тебе лицо разбил, — поджав губы, замечает Чери.

— А ты ему разбил сердце.

— Это не повод поднимать на тебя руку.

— Вообще-то, это самый лучший повод.

— Надо было кричать о том, что любишь его, громче. Тогда одним Гаем он бы не отделался, — иронично замечает Десница.

— Не знал, что это так тебя заденет, но ты не в моём вкусе.

— Да, мы уже в курсе твоих вкусов.

Меньше всего после пережитого мне хотелось слушать бестолковые разборки между формальными союзниками. Мне было физически больно, и я чувствовал себя морально уничтоженным.

— Я в порядке. Идём, — бросаю я, устремляясь к выходу. Когда мы оказываемся у лестницы, я забираю у Десницы своё оружие, после чего указываю направо: — Тебе туда.

— Не уверен, что понял.

— Зато я уверен, — я стараюсь выглядеть непоколебимым. — Я слышал, здесь прошло твоё детство, так? В этом самом районе. Думаю, тебе есть о чём поразмыслить в одиночестве. Прогуляйся и ни в чём себе не отказывай.

Чери едва слышно победоносно усмехается.

— А тебе вон туда, — обращаюсь я к нему, кивая налево.

— Я тебя одного не оставлю...

— Ты только что родного брата предал. Даже если ты исходил из лучших побуждений, ты причинил ему огромную боль. Тебе стоит побыть одному и ещё раз задуматься над тем, правильно ли ты поступаешь. — Спускаясь с лестницы, бросаю через плечо: — Встретимся завтра.

— А ты куда? — раздаётся за спиной голос Чери.

— Подальше отсюда.

— Разве нам не по пути?

— Не в этот раз.

***

Это катастрофа.

Сидя в конце длинной, изгибающейся, как река, барной стойки, я неуверенно оглядываюсь по сторонам, мысленно себя поздравляя.

Докатился.

Вообще-то у меня не числилось в планах посещение питейных заведения Цитры. Не было никакого настроения. Именно поэтому я и зашел сюда. Здесь шумно и накурено, но я не обращаю внимание ни на первое, ни на второе.

Я вспоминаю лицо Гая в тот момент, когда он узнал шокирующую новость. Он был разбит и потерян, а я почувствовал отмщенным не только себя, но и Олафера в некоторой степени. Вот только теперь я понимаю, что это совсем не повод для радости, ведь Гай найдет способ вернуть должок. Возможно, прямо сейчас он разрабатывает персональную пыточную программу, вдохновляясь теми самыми воспоминаниями, которые сейчас нагоняют на меня такую тоску.

Всё то, что сказал ему Чери... Говоря откровенно, я до последнего не верил, что он на это решится. Он мог не ладить со своим старшим братом в прошлом, стремиться освободиться от его угнетающей опеки, ненавидеть его первенство везде и во всём. Если бы по возвращении из "заключения" он решил таким коварным образом ему досадить, зло подшутить, я бы понял. Но это не было шуткой.

Черт возьми, с Эльзой всегда было нелегко, но сегодня она (он) переплюнула саму себя. Теперь война для Гая дело принципа, ведь я нанес ему смертельное оскорбление. Пятно позора, которое можно смыть только кровью. Моей. Моего клана, которому смертельно не повезло с боссом.

Это катастрофа.

— Сразу видно, что это вина женщины, — раздается напротив приветливый голос, и я поднимаю взгляд.

Передо мной стоит барменша, окруженная светомузыкой и дымом. Она широко улыбается, а я себе такого позволить не могу.

Я растерялся, поэтому не отвечаю, но она указывает на моё лицо.

— Видимо, она очень красивая. Вам сильно досталось.

— Да, вы удивительно проницательны, — бормочу я, слыша в ответ её смех.

— Просто я давно здесь работаю. Ещё немного, и смогу предсказывать судьбу. Хотите, попробуем?

— Нет, спасибо. С меня на сегодня хватит плохих новостей.

— Тогда, возможно, желаете что-нибудь заказать?

Я бросаю взгляд за её спину, оценивая более чем достойный выбор алкоголя. Но я, пусть даже и мафиози, все ещё несовершеннолетний. К тому же меня не тянет напиваться в незнакомом месте.

— На ваше усмотрение, — говорю я в итоге, веря, что она примет в расчет мой юный возраст.

— Хорошо, положитесь на меня! — девушка берется за работу с поразительным воодушевлением.

Пока мой заказ готовится, я взглядом изучаю зал и наполняющих его гостей. Ригель — блок, предлагающий самые жестокие развлечения, поэтому публика здесь с соответственными запросами. Садисты, мазохисты, извращенцы всех мастей. Никогда бы не подумал, что их так много — богатеев с отклонениями. Оказывается, таких полно, потому места вроде Цитры всегда будут процветать.

Передо мной на стойке возникает бокал. Напиток выглядит вполне безобидно, потому я делаю смачный глоток под любопытным взглядом барменши и сразу же жалею о том, что не попросил обычной воды. Левая часть лица немеет от боли, сладость мешается с кровью, алкоголь ударяет в голову.

— Ну? Как?

Если бы мог, зарыдал бы, вот как.

— Лучше не придумаешь, — отвечаю я невнятно, отставляя стакан в сторону. Гай и его подарок будут ещё долго мне вспоминаться.

— Я знала, что вам понравится. Я уже давно здесь работаю, — повторяет она, — поэтому всегда знаю, кому что предложить.

— У вас талант, — соглашаюсь я покорно, подпирая голову рукой.

— Забудьте её!

— А? Кого?

— Ну, эту женщину, из-за которой вам влетело, — советует барменша. — Вы же на Цитре в конце концов. Здесь унывать противозаконно.

— Приму к сведению. Спасибо, — я не намерен вдумываться в её слова, однако это выходит само собой. Она права, я на Цитре, и это уникальный случай. — Вы не скажете, куда обычно после посещения вашего заведения идут получившие по морде состоятельные люди в попытке залечить раненную гордость?

— Если вы были в Ригеле, но не посетили Фомальгаут, можете считать, что вас здесь и не было вовсе, — смеется она, и я киваю. — Но туда не попасть, если вы не спланировали визит заранее. Бронировать место нужно заблаговременно, месяца за два, не меньше. Иначе вас не пропустят.

Я поджимаю губы и достаю из карманы визу категории "А".

— Даже если у меня есть вот это?

Улыбка сползает с её лица, а глаза панически округляются. Судя по её реакции, с "этим" я могу пройти в любые двери. Документ из разряда "творю, что хочу, и ничего мне за это не будет". И я собираюсь им воспользоваться.

5 глава.

Фомальгаут — колыбель Десницы, потому я чувствую себя обязанным посетить эту обитель жестокости, которая еще до моего рождения стала притчей во языцех. Меня туда ведет не банальное любопытство, не желание пощекотать себе нервы и не жажда наживы, а именно долг. Мне нужно побывать там не потому, что это главная достопримечательность Ригеля, а потому что это место сотворило самого сильного человека из тех, что я видел, и который по стечению удивительных обстоятельств называет себя моим подчиненным. Казалось, стоит мне там оказаться, увидеть всё собственными глазами, и я наконец всё пойму... Например то, почему этот мужчина охотнее вскроет кому-нибудь череп, чем позволит себе лишнее слово или взгляд.

Фомальгаут виделся мне высокомерным, капризным божеством, которое по примеру библейского Всевышнего, слепившего Адама из грязи, выковало из Диса — беззащитного, рано осиротевшего альбиноса-звереныша — непревзойденного бойца. Собрало из пыли скалу.

Когда Десница оставил арену, он был не многим старше меня. Приближаясь на аэромобиле к освещенному прожекторами "Колизею", я думаю над тем, что никто не мог пройти тот путь, который прошел Дис. Точнее, не смог никто, кроме Диса.

Людно. Возле входа давка, и мне приходится крепко постараться, чтобы попасть внутрь. Хотя я знаю, что даже при полном аншлаге у организаторов всегда найдется пара-тройка свободных мест для таких случаев. Нужно лишь доказать, что ты именно тот, кого они ждали, а в моем нынешнем положении сделать это — раз плюнуть, пусть даже выгляжу я несолидно.

Оказываясь внутри, я моментально забываю о своих проблемах, Гае и угрозе войны. Меня охватывает страшное волнение, создается устойчивое впечатление, что я становлюсь участником какого-то древнего священного таинства, замешенного на крови и боли. Это мрачное благоговение все присутствующие делят между собой, оно нас объединяет. Многие считают Фомальгаут отличным местом для завязывания новых полезных знакомств и установления партнерских отношений, ибо этому способствует царящий здесь дух славных дел. Это парит в воздухе — что-то возвышенное, героическое, роковое.

Когда я прохожу в главный зал, начало уже положено, но я не обращаю внимания на арену, сосредоточенный на собственных впечатлениях. Я замечаю на себе чужие взгляды. Это не удивительно, я — новенький в компании знатоков этого "вида спорта", к тому же ещё слишком юн, чтобы называться ценителем. Так получается, что я сажусь рядом с пожилой супружеской парой. На мою беду они страшно любопытные и к тому же в отличном настроении.

Его зовут Фергус, а её Сисилия, похоже, они вместе ещё со времен Ледникового периода. Здесь они познакомились, а сегодня годовщина их первой встречи, у них такая традиция — каждый год приезжать сюда и посещать Фомальгаут. Несмотря на это, они не любители кровавых боев, потому с большей охотой вспомнят вместе со мной былое.

В зале царит страшный шум, который делает нашу беседу похожей на дурацкую игру в сломанный телефон. К тому же, эти двое — не из Эндакапея, их акцент не дает мне понять и половины сказанного.

Я просто согласно киваю на всё.

Потом они, словно требуя вернуть долг, выуживают информацию из меня. Как зовут? Сколько лет? При себе ли документы? Стоит мне их показать, и муж с женой тут же от меня отстанут и, скорее всего, больше не проронят за весь вечер ни слова.

Я прибыл сюда с отцом, сочиняю я на ходу. Все документы у него во внутреннем левом кармане пиджака. Я только жду его, сторожу место, и как только он придет, пойду к себе в номер читать комиксы. Он давно мечтал побывать здесь, потому что до чертиков азартный. Верит, что сегодня сорвет джекпот.

— Если он действительно хочет выиграть кучу денег, пусть поторопится, — кричит мне мистер Фергус на ухо. — Не знаю, сколько времени этот парень здесь ещё пробудет. В прошлый раз он ушел уже после третьего боя.

Ушел? Что-то мне подсказывает, что это не эвфемизм слова "сдох"

— Чтоб меня! — восклицаю я, обращая наконец внимание на сцену. Я весь подался вперед и сощурился, приглядываясь.

Ошибки быть не может.

— Ты подобного никогда больше не увидишь, милый мальчик! — нагибается ко мне Сисиль. Она думает, что я впечатлен экзотической внешностью стоящего на ринге бойца. — Нам ужасно повезло, что мы прибыли в одно с ним время.

— Он — не местный, не раб, — объясняет мне её муж. — Этот человек — глава крупного мафиозного клана, большая шишка. Но вырос здесь и потому считает своим долгом время от времени сюда заезжать. Жаль, что он не предупреждает, когда заявится в следующий раз. На нём можно сколотить состояние, ведь он никогда не проигрывает. Я бы на месте организаторов давно запретил ставить на него.

Я слушаю Фергуса вполуха.

Прося Диса ни в чём себе не отказывать, я имел в виду не это. Выпивку, наркотики, девочек. Но Десница предпочел напиться чужой кровью и восхищением, которых на Фомальгауте всегда в избытке.

Почему? Я не понимал. Из рассказа Гая я узнал, что Дис не выбирал такой судьбы, что его принудили к этой жизни, что он страдал всё своё слишком короткое детство. Тогда за каким чертом так сюда стремиться? Или он усердно пытается себе доказать, что это место его больше не контролирует? Что Фомальгаут ему больше не хозяин, и что он волен уйти в любой момент? И вернуться снова?

Но потом мне на ум пришла история из моей жизни.

Некогда, будучи ещё в детском доме, я дружил с одним мальцом, его звали Фрау. Мне было лет шесть, и я в нём души не чаял, потому что Фрау был мастером оригами. Кажется, он научился делать поделки из бумаги ещё до того, как стал ходить. Кораблики, журавлики, самолетики, разные зверушки — парень мог заниматься этой ерундой дни напролёт, используя в качестве материала оберточную бумагу, старые газеты, использованные салфетки и конверты. Когда я подрос, я начал недоумевать: на кой ляд он снова и снова делает одно и тоже. Кораблики, журавлики, самолетики... Под подушкой и в прикроватной тумбочке у него собрался целый зоопарк, ему за это крепко доставалось от нянек. Но Фрау снова рылся в мусоре, доставал бумагу и складывал эти дурацкие поделки. Просто так, без всякой причины. Тогда я решил узнать, зачем он во вред себе занимается совершенно бесполезным делом, и его ответ удивил меня свое простотой и логичностью. Его приучил к этому отец, это единственное, что он умеет делать хорошо, что является неотъемлемой частью его "я", без чего он уже не может существовать. Если бы его в три года научили вышивать крестом, он вышивал бы до глубокой старости. Если бы научили корзины плести, он бы делал их всю жизнь, даже не задумываясь нравится ему это или нет. Это больше, чем просто "хобби", от этого уже никуда не деться, это часть тебя.

Диса научили убивать. Для него это то же, что для Фрау оригами.

— Вы сказали, он — глава клана? — обращаюсь я растерянно к Фергусу. — Но разве босс Децемы не Эла?

Супруги вытаращились на меня так, словно у меня внезапно выросли рога или приключились ещё какие внешние дефекты.

— Откуда ты такой осведомленный? — посмеивается он, и я начинаю объяснять, что это всё мой отец. Он некогда вёл с ними дела. Ничего серьёзного.

Это заставляет их насторожиться. Муж и жена переглядываются, думая об одном и том же: им совсем не хочется иметь ничего общего с мафиози или теми, кто ведет с ними дела. Даже если речь о соседних местах в этом зале.

— Да, так было раньше... — нехотя отвечает Фергус. — И то лишь формально. Если твой отец и вправду пользуется их доверием, то он должен знать, что на самом деле всё не так просто.

Мой отец ничего мне не рассказывает, а мне до ужаса интересно.

Моё вспыхнувшее любопытство безмерно ему льстит.

— Эла — просто маска Децемы, а он — настоящее лицо, — поясняет со знанием дела Фергус. — Теперь Эла в "заключении". Маска сорвана.

— Она была очень молодой девочкой, — вставляет Сисилия. — К тому же, ты наверняка знаешь, что Децеме её навязали. Она была никудышным главой и к тому же, прошу прощения, страшной потаскухой. Интриги, измены, предательства. Из-за неё в Эндакапее началась война. Разразился страшный кризис. Тяжелые были времена.

— После того, как Элу подвергли экзекуции, Децему объявили вне закона, — продолжает Фергус. — Какое-то время они самостоятельно сопротивлялись, но когда их загнали в угол, на помощь пришли эти предатели... Тионы. И всё покатилось в тартарары. Клан Нойран распустили, Иберия и его наследник были жестоко убиты. Говорят, Дис отрубил старику голову, а потом таскал её повсюду. Серьёзно. Привязал к поясу и в таком виде разгуливал. Тело Индры так и не нашли.

— Страшно представить, что он с ним сделал, — вздыхает сокрушенно его жена. — Поговаривают, у них были какие-то личные счеты.

— Мстил за отобранную руку. Это ему Индра её отхватил, Алекс. Вот так.

— Надо было дело до конца доводить! Тогда бы не было сейчас этого бардака в Эндакапее, который развели Тионы. Вырезать такую благородную семью...

— В живых осталась лишь дочка Иберии. Думаю, будь Илона посообразительнее, то собрала бы разбежавшихся людей своего отца и пнула бы под зад своего муженька-недоноска.

— Вот только она влюблена в него без памяти.

— Дура. Людей, которые до сих пор остаются верны памяти её отца, — тьма. Нужен лишь человек, который бы их за собой повел.

— Гай очень силен, — решаюсь подать голос я. — Он владеет двумя третями Эндакапея, этому трудно что-то противопоставить.

— Гай — просто обычный... — Фергус внезапно осекается, оглядываясь по сторонам, словно кого-то выискивая. — К слову, прошел слушок, что он здесь объявится. У него лучшие боевые рабы. Вот было бы шоу... но, похоже, это просто очередная утка.

Точно-точно, Гая им сегодня увидеть не суждено. Не знаю, как обычно лелеет своё горе владыка Эндакапея. Возможно, прямо сейчас он пытается заглушить свои рыдания подушкой. Или собственноручно кого-нибудь убивает. Тоже вариант.

— Парень, чего это с тобой? На тебе лица нет, — обращается ко мне мой новый знакомый. Он кидает взгляд на арену, "догадываясь". — Не привык к подобным зрелищам, а?

О, если бы вы знали...

Конечно, встретить Диса при таких обстоятельствах — не самый приятный сюрприз. Но куда большей неожиданностью для меня стала новость о том, что я был... кхм, "никудышным главой и страшной потаскухой". Неужели прошлый я действительно плохой человек? Отрицательный персонаж? Злодей?

Пока я пытаюсь убедить себя в обратном, Десница расправляется с очередным противником. Людская толпа взрывается восторгом, и мне кажется несколько абсурдным, что все эти состоятельные, влиятельные, серьезные люди готовы, забыв себя, орать от восхищения точно дети.

Он сделал это! Снова! Он непобедим! Он бог!

Говорливый ведущий выдаёт какие-то шутки и предлагает господам и дамам вновь попытать счастья, ведь речь шла о трёх боях, а проведено пока только два. Фергус взволнованно ёрзает. Оборачиваясь, он кричит своему знакомому:

— Филипп! Ты же сказал, что выставишь против него своё новое приобретение! — смеясь, он поворачивается ко мне. — Он не будет так рисковать. Обычное трепло.

Но мы оба очень хорошо понимаем Филиппа. Как и всех, кто притащил сюда своих боевых рабов в надежде на блистательный дебют, но неожиданно встретивших нежелательное препятствие в лице Диса. Я знаю, никто больше не вызовется на бой с ним. Эту лавочку можно прикрыть.

Но у ведущего хорошо подвешен язык, он разжигает азарт и жадность в достопочтенной публике новым предложением. Он повышает ставки, делая сумму выигрыша просто астрономической. Присутствующие ахают и переглядываются в попытке увидеть смельчака, если такой найдется.

— Ну? Кто желает? — гремит зазывающий голос. — Это не обязательно должен быть раб. Быть может вы, господин?

По залу скачет смех. Ха-ха-ха, нашёл дураков. Все понимают — это просто шутка.

— Ты только погляди! — Сисилия дергает своего благоверного за рукав. — Мы обязаны на него поставить! Я в жизни не видела такого красавчика.

— Да-а, — неохотно соглашается Фергус. — Жаль ему недолго осталось.

Они вяло спорят, а я сползаю в кресле, ошарашенный и совершенно сбитый с толку.

Мой просчёт, это следовало предвидеть: уверенным, неспешным шагом гордого представителя королевских кровей к арене приближается Чери.

Черт вас дери, мы же договорились встретиться завтра! Каким образом, разойдясь в разные стороны, мы все равно оказались в Фомальгауте?

— А он мне нравится. Вот увидишь, ему повезёт. Нельзя же выигрывать всё время. Я ставлю на него, — решительно заявляет Сисилия, и Фергус фыркает:

— Сумасшедшая.

Если они проиграют, то, конечно, огорчатся, но лишь из-за самого факта проигрыша, а не из-за потери кругленькой суммы. Если они выиграют, то станут самыми богатыми и счастливыми стариками на свете.

Вокруг творится настоящий ад. Мне внезапно становится трудно дышать, и я расстегиваю верхние пуговицы рубашки. Я должен что-то предпринять. Я не хочу смотреть на то, как Дис покалечит Чери, а ведь он намерен это сделать. При таких условиях? Почему бы и нет. Самоуверенный сопляк уже давно напрашивался, не так ли?

Что мне делать?

— Ты куда это собрался?! Сейчас начнется самое интересное! — кричит мне вслед Фергус, по-видимому, удивленный тем, что я оказался таким слабаком.

Неуклюже пробираясь через зрительские ряды и вызывая оправданное недовольство, я достигаю лестницы и сбегаю вниз. Не знаю, на что я рассчитываю. Оказываясь у самой арены, я натыкаюсь на блюстителей порядка, которые не дают мне забраться на ринг.

— Что это с тобой? На тот свет не терпится? Придется подождать своей очереди, — посмеивается загородивший мне дорогу бугай.

— Дис! — ору я. Десница не слышит меня из-за воя толпы и болтовни комментатора. Он смотрит исключительно на самодовольно ухмыляющегося Чери, вероятно, принимая трудное решение: что сломать несмышленышу первым — руки или ноги?

— Вы готовы? — взывает к публике этот проклятый оратор. — Время пошло!

Мне нужен его чертов микрофон! С этой целью я бросаюсь в сторону расхаживающего в основании ринга ведущего. Налетая на мужика с разбега, я срываю у него с уха портативный микрофон, завопив в него что есть силы:

— Отставить!

Уже в следующую секунду я прижат к полу оперативно сработавшей охраной.

Ещё никогда за всю историю существования Фомальгаута здесь не было так тихо.

— Алекс? — узнаю я голос Чери. Резким движением меня ставят на ноги. — Лучше вам убрать от него свои долбаные руки.

Невероятно, но меня отпускают. Может, их так впечатлило предостережение Чери, а может они подчинились молчаливому жесту Десницы.

— Гребаные придурки, — бормочу я, поправляя на себе одежду. — Держи. — Я кидаю микрофон его хозяину, после чего поднимаюсь на ринг. Грудь и горло сдавливают спазмы, но я стараюсь держаться достойно. — Какого дьявола вы тут устроили, а?

Дис и Чери не отвечают. Для них я сейчас — большая проблема. Не только потому что прервал их вечеринку, а потому что я — сопливый юнец, собираюсь зачитать мораль им — взрослым дядям. Да еще и на глазах у сливок общества.

— Что я тут делаю? — вопрошаю я их. Всё внутри меня дрожит. — Вы же отлично со всем справляетесь и без меня. Если на мои приказы вам наплевать, так может мне...

— Алекс, ты...

— Заткнись, — бросаю я резко, но тихо. — Тебя здесь вообще быть не должно. Фомальгаут находится в стороне противоположной той, на которую я тебе указал. Что? Я тебя обидел? А не ты ли хотел стать частью моей семьи? Так какого черта ты игнорируешь меня и бросаешь вызов одному из нас? Тому, кто старше, мудрее и сильнее тебя? Да, Чери, тебе не выиграть у Диса. Ты и сам это... прекрасно понимаешь и всё равно пытаешься что-то... кому-то... доказать...

Я беру длинную паузу и лихорадочно шарю по карманам в поисках лекарства. Виновные терпеливо ждут, когда я восстановлю дыхание.

— Вы же из одного клана! Вы хоть понимаете, как это выглядит? Децема загнила настолько, что её старейшины готовы друг друга поубивать. Вы основательно упрощаете Гаю и таким, как он, задачу. Им нужно просто подождать, всю грязную работу вы сделаете за них. Я не знаю, каким был клан раньше, но сейчас он похож на школьную банду. Вы не семья.

— Кое-кто из нас свою семью уже предал, — отмечает Дис, вытирая кастет об свою футболку. — Остается только ждать...

— И ты заткнись, — перебиваю его я, сам себе удивляясь. — Ты был для меня примером. Попробуй представить себе, как я чудовищно разочарован теперь. Будь ты хоть вполовину так мудр, как я считал, ты отказался бы от этого боя. Но ты не привык проигрывать. Не привык уступать. Особенно здесь, я прав? Фомальгаут! Какое гордое и звучное имя для этой грязной дыры. Твои победы — самые обыкновенные убийства. Конечно, для тебя эти смерти — очередные, но на самом деле каждая смерть — первая во вселенной. Умирает не просто человек, а целый мир. Для кого-то это гребаный конец света, понимаешь ты это или нет? Я... я считал, что ты невероятно силён духом, раз отнимаешь жизни, не меняясь в лице. А на самом деле ты просто даже никогда не задумывался над этим. У тебя никогда не возникало мысли, что ты поступаешь неверно. Для тебя это... как крестиком вышивать.

Я жду оправданного возмущения.

Ну уж какой есть. Если тебя во мне что-то не устраивает, я могу в любое время вернуть тебя в ту яму, из которой вытащил. Там полно твоих единомышленников.

— Каюсь, босс, — выдает Десница, и мне трудно понять — иронизирует он или говорит серьёзно.

— Похоже, всё, что говорят обо мне, — правда, — шепчу я, поднимая взгляд на окружающую нас беспокойную публику. — Глава из меня ни к чёрту. Был и есть.

— Алекс, это был бы честный, дружеский поединок. Ничего предосудительного. Просто игра. Ради смеха... — торопливо объясняет Чери.

— Или по крайней мере, это можно было бы выставить таким образом. Ты это хочешь сказать? Кого ты пытаешься обмануть? Хотя знаете что? Мне плевать. Можете ненавидеть и презирать друг друга до посинения. Но на расстоянии. Или вам просто необходимо сделать свидетелями вашей страсти человек эдак с тысячу?

Они стойко молчат. Лишь по извечно бледному лицу Десницы как будто проскользнула ухмылка.

— Мы возвращаемся домой, — заявляю я, — но для начала... ты, Дис, никогда больше сюда не вернешься.

Возможно, это решение и стало для него ударом, но вида "правая рука" не подал. Это наказание достойно его легкомыслия. Он облажался, Дис это понимает.

— Как скажешь, босс.

К сожалению, всё не так просто.

— А знаешь, почему? — добавляю тише. — Потому что ты проиграл. А проигравшим путь сюда заказан, не так ли?

Да, потому что все "проигравшие" на арене Фомальгаута — мертвецы, а им возвращаться не свойственно.

Дис по-прежнему непоколебим и молчалив, но это спокойствие — кажущееся.

Что за хрень его босс несёт? Проиграл? Разве?

— Сдавайся, — мягко приказываю я, указывая взглядом на таймер.

Время не остановлено. Официально, бой продолжается.

Я знаю, что Дис, как и всякий воин, время от времени думал о такой вероятности, — потерпеть поражение. Вот только не при таких обстоятельствах. Для него проигрыш шел бы рука об руку со смертью, только так и никак иначе. И это было правильно.

То, что происходило сейчас? С моей стороны поступать с ним подобным образом — запредельная жестокость. Заставлять его уподобляться бесхребетным трусам, да еще здесь, в его Фомальгауте, на глазах людей, искренне верящих в его непобедимость и божественное происхождение...

Смотря на меня, Дис поднимает вверх два пальца, хотя, наверняка, некогда поклялся, что лучше сдохнет, чем позволит себе этот позорный жест.

— Пощады.

Я просто не мог поверить.

Ты действительно подчинился? Вот так просто?

Зал ненадолго оцепенел, после чего взорвался негодованием. Многие вскочили со своих мест в приступе праведного возмущения. По большей части это те, кто теперь обречен расстаться со своими деньгами.

Абсурд! Это не честно! Боя как такового и не было! Да кем этот недомерок себя возомнил?!

— Поздравляю с победой, Чери! — с притворным воодушевлением восклицаю я. — Ты ведь об этом так мечтал?

Конечно же нет. Он был оскорблен и унижен.

— Уходим.

Нам нужно было поскорее убираться отсюда. Фактически ограбить несколько тысяч самых влиятельных людей Амальтеи — это вам не шутки.

Сделав несколько быстрых шагов, я замечаю под ногами металлическую зажигалку ювелирной работы. Вероятно, Дис обронил её в пылу сражения. Она холодная, видавшая виды и сейчас испачкана кровью. Передам Деснице позже. Кажется, эта вещица важна для него.

6 глава.

Две недели — небольшой срок, особенно если речь идёт о призрачном перемирии. Почему призрачном? Во-первых, потому что войны как таковой ещё не было. Во-вторых, потому что непостоянство Гая не позволяло нам принимать его слова всерьез. Он мог запросто привести свою неисчислимую армию к нашему порогу завтра или через неделю. Точность наводит на него скуку. Непредсказуемость — его всё. Думаю, дома у него нет ни часов, ни календарей.

Как потом оказалось, Гай дал о себе знать не через две недели и не на следующие сутки после нашего с ним милого свидания (я предполагал и такой вариант развития событий). Спустя пять дней после моего возвращения в Безан, Стокрылый решился на "телефонные переговоры". Я был только "за", потому что обсудить нужно было многое, а такой метод существенно уменьшал риск снова схлопотать по морде.

Кто же знал, что в итоге наша беседа опять будет сведена к банальным угрозам и перечислению моих недостатков.

— Кем ты себя возомнил, а? Ты же никто, — с убедительностью богослова или политика вещал Гай, пока я, сидя за своим угнетающе огромным столом, разглядывал мелкие щербинки в крепкой древесине. Думаю, лет этому столу было сто, не меньше. — Меня и раньше поражал тот факт, что боссом назначили именно тебя. Помню, я ещё в тот раз подумал: "Предвечный, Децема в конец опустилась. Хуже быть не может". И тут снова появляешься ты, убеждая меня в обратном. Ты стал ещё более никчемным, слабым, бесполезным, убогим человеком. Раньше на тебя хоть смотреть было приятно, а что ты можешь сказать в своё оправдание теперь? Слушай, а ты никогда не думал, что боги таким образом пытаются подать тебе знак?

— Не знал, что ты такой суеверный.

— Только вдумайся: тебя назначают боссом "Децемы", и почти через год следует война с Иберией. Сначала "немая", которая истощает ваши земли. Люди пытаются спастись от голода и нищеты, потому бросают свои дома и уходят из зоны вашего влияния. Ты предпринимаешь жалкую попытку государственного переворота, тебя хватают, отправляют на Землю, Иберия подписывает указ о роспуске "Децемы". И начинается самая настоящая разрушительная, кровопролитная война. Люди гибнут сотнями. Предательства, репрессии, казни, ссылки. По твоей вине погибает древнейший, благороднейший род Нойран. Весь Эндакапей в ужасе, ведь их обожали. При них на этих землях был порядок, они чтили законы и умели нравиться своим подданным. И что теперь? Казалось, наконец-то наступило долгожданное затишье, как снова появляешься ты, и всё повторяется. Понимаешь, как это выглядит?

— Спасибо за такой увлекательны исторический экскурс, но в том, что тебе захотелось побряцать оружием — не моя вина. Война — твоя идея, так что не знаю, как там было в прошлом, но в данном случае тебе нечего мне предъявить.

— Это ведь не твоё, Эла, — продолжал настойчиво увещевать меня Гай. — Ты и сам это понимаешь. Сказать, почему тебе так трудно отойти в сторону? Потому что ты по жизни сирота. Родители тебя бросили, они тебя не хотели, ты был им не нужен. Поэтому ты теперь так боишься потерять свою новую семью, даже если она построена не на кровных узах, а на круговой поруке и одержимостях разной степени извращенности. Ты знал, что "Децема" — единственный клан, старейшины и высший офицерский состав которого не являются родственниками? Вы дефективные, понимаешь? Каждый из вас в прошлом — трущобный оборванец, нищий, озлобленный, брошенный ребенок, которому однажды повезло вытянуть счастливый билет. Поэтому вы так цепляетесь друг за друга. Поэтому ты так стремишься разрушить мою семью, так ведь?

— Плевал я на тебя и твои умозаключения.

— Ты нам просто завидуешь. Я и Чери — настоящие братья, мы одной крови, у нас был любящий родитель, мы — семья в полном смысле этого слова. И тебя это бесит, я прав?

— Знаешь, в эту игру можно и вдвоём играть. Тебя ведь тоже многое бесит. К примеру, то, что собственный брат предпочел меня — трущобного, убогого оборванца, тебе — могущественному владыке Эндакапея. Что ещё тебя бесит? Что большая часть твоей армии, которой ты так кичишься, — бывшие подданные Нойран, и верны они тебе лишь потому, что ты женат на Илоне. Но стоит ей уйти от тебя, и ты останешься наедине с осознанием собственной беспомощности и ненужности. К слову, что-то мне подсказывает, что это легко устроить, ведь ты изменяешь ей направо и налево, а мне в руки как раз попало очень интересное видео...

— Ты — младенец по сравнению со мной, Эла. Думаешь, у тебя получится меня запугать? Шантажировать? Можешь подрочить на это видео, когда появится время, будет хоть какая-то польза от работы твоей никчемной разведки. К слову, пока твои бесполезные шпионы добывали на меня компромат, мои люди тоже постарались и принесли до жути интересные данные. Судя по ним тебе там сейчас несладко. И даже не пытайся делать вид, что у тебя всё под контролем.

— А у меня всё под контролем, Гай. По крайней мере, мои люди мне верны. А в Тавросе сейчас только и говорят о том, что тебя кинул собственный брат. Совсем скоро твои старейшины и твоя жена всерьез зададутся вопросом "почему?" и придут к выводу, что его поступок не лишен смысла.

— Отвали от моей жены, недоносок. Не знаю, каким образом ты заполучил моего брата, но до неё тебе не добраться.

— Не очень-то и хотелось.

— Знаешь, у тебя ведь ещё есть возможность заслужить моё прощение. Просто верни мне его...

Гай лжет. Он уже давно всё решил. В его идеальном мире "Децемы" существовать не должно.

Я в очередной раз пытаюсь ему объяснить, что его брата никто не похищал, что он находится здесь по собственной воле и...

— Иди к дьяволу. Я не собираюсь верить в этот бред. Мне нужно поговорить лично с ним.

Аллилуйя!

Я с готовностью выполняю этот запрос.

Но связаться с Чери оказывается не так уж просто. Сейчас поздний вечер, и парень может быть, где угодно. Когда он наконец-то добирается до передатчика, его дыхание — тяжелое, учащенное. Вероятно, тренировка, а может, попытка наверстать упущенное...

Он охотно соглашается побеседовать со своим братом, а я чувствую себя неловко из-за того, что буду вынужден стать свидетелем их бесконечно долгого разговора.

— Твоё появление при таких обстоятельствах... это шок, — сбивчиво говорит Гай. — Я себе это не так представлял, можешь ты это понять или нет? В тот раз я даже не успел рассмотреть тебя толком, обнять.

— И кто в этом виноват? — отвечает на это Чери. — Ты же сам сказал мне убираться.

— Я... я?! Я решил, что ты под кайфом, что тебя шантажируют или что "разделитель" повредил тебе мозги. Ты хоть можешь себе представить, как это выглядело? Ты на стороне "Децемы"? Ты же раньше терпеть не мог любое упоминание о них!

— Я не на стороне "Децемы", я на стороне Алекса.

— Разве это не одно и то же?

— Нет, ведь я преследую интересы не целого клана, а одного единственного человека.

— А ты вообще в курсе, что этот "один единственный человек" босс "целого клана"?

— Да, так сложилось.

— Хреново сложилось. Просто хуже некуда!

— Я лишь пытаюсь тебе объяснить, что окажись Алекс... да кем угодно... военным или простым гражданским, семейным человеком или бездомным... да будь он хоть разносчиком пиццы, я бы всё равно последовал за ним. А "Децема" меня не интересует.

— Да я бы тоже предпочел, чтобы твой долбаный Алекс оказался разносчиком пиццы, может, тогда ты сейчас был бы со своей семьёй, а не...

— Сладкий, ты вернешься в постель? — раздается в динамике приглушенный нежный голос, и Гай разражается проклятьями.

— Прости, брат, — вздыхает Чери. — Ты тут не при чём...

— Даже не вздумай кормить меня этой хернёй в стиле "дело не в тебе, дело во мне, сердцу не прикажешь".

— Именно так. Это моё решение и...

— Сладкий, почему бы тебе уже не позвать этого Алекса сюда?

— Ты уберёшь уже эту шлюху подальше от передатчика или нет?! — ревёт в припадке ярости Гай.

— ... и как реагировать на него — твоё личное дело.

— А вот тут ты прав. Рассказать, как я на него отреагирую? Я твоего долбаного Алекса живьём выпотрошу, как поросёнка... Надеюсь, тебе хорошо слышно, а, "Алекс"?

Увы, мне всё слышно очень хорошо.

— Максимум, что ты можешь, — угрожать ему и тешить себя воспоминаниями об инциденте на Цитре. Бить его снова я не позволю, — со всей убедительностью заявляет Чери.

— Бить? Да я едва его задел, тебе ли не знать!

— "Заденешь" ещё раз — убью.

— Будем считать, что я этого не слышал, чокнутый сукин сын! Неблагодарный недоносок! Уже забыл, сколько проблем ты принёс отцу и мне? Сколько раз мы вытаскивали тебя из дерьма, ставя на кон свою репутацию! Никогда бы не подумал, что скажу это, но я рад, что отец мёртв, и ему не доведётся узнать, как ты поступил с нами, на кого ты нас променял. И ты... ты мне за это ответишь, ясно тебе? Видимо, мои уроки уже выветрились из твоей бестолковой головы, но я освежу тебе память. Я притащу тебя домой, рыцарь грёбаный, и на глазах у всего клана... ох, почему ты не с мамой, малыш Мёрди?

Очередной фокус от нервной системы Гая: разъяренный босс на глазах у изумленной публики превращается в любящего папашу. Вуаля.

— Иди ко мне, сынок. Нет, папа больше не сердится. — Я просто не верю своим ушам. Этот голос способен на такие нежные интонации, серьёзно? — Помнишь, я тебе рассказывал о дяде Чери? Ну так вот, он сошел с ума и не хочет к нам возвращаться. Давай, поговори с ним как мужчина с мужчиной.

— Дядечка, — тянет очаровательный детский голосок. — Папа очень без тебя грустит. Если ты не придёшь, то я сам съем торт, который мы с мамой для тебя приготовили.

Ох, как низко, Гай.

Однако Чери по-прежнему остается спокоен и непоколебим в своём решении, вынуждая меня вновь задуматься над причинами такой преданности. Не помню, чтобы шел на подобные жертвы ради Эльзы.

После разговора с Гаем возникла необходимость собрать Совет, что нами и было предпринято на следующее утро. После долгих, пространных рассуждений старейшины "Децемы" пришли к одному и тому же выводу — войне быть, как бы мне ни хотелось от неё уйти. Спорным оказался другой вопрос: удастся ли в этой войне избежать поражения? О безоговорочной победе речи вообще не шло.

Да, у нас была многочисленная, подготовленная армия, современное, мощное оружие, пара-тройка союзников и огромное желание поставить Гая на место. Но в сравнении с Тионами вся наша сила — это палка против пистолета. Дис, Бартл, Раск и Анна знали это всегда, поэтому искали другие пути решения проблемы, тогда как я...

— Я в это не верю. Как говорил Олафер, у каждого человека есть слабости, и Гай — не исключение. Должно быть что-то, что не позволит ему развязать эту войну. Какая-то деталь, которую мы упустили. Я чувствую это... нам просто нужно её найти...

— Босс, ты уже попытался, — напоминает искренне сочувствующий мне Бартл.

Он намекает на мою неудачу с Чери. Вместо того, чтобы устранить нависшую над нами опасность уничтожения, своей неосторожностью я сделал её еще более очевидной и неминуемой. Теперь у Гая появились личные мотивы. Что поделать, из меня хреновый манипулятор.

— Похоже, тут я ошибся, и Чери — не совсем та "слабость", которую мы ищем, — произношу я неохотно.

— Тогда на кой чёрт он нужен? — подаёт голос Раск, сверля новичка острым взглядом. — Если не вообще, то хотя бы за этим столом?

— Потому что при всей своей "ненужности", я не бесполезнее тебя, — отвечает брат Гая, заглушая мою попытку напомнить этим двум, что этот вопрос мы уже обсуждали.

— Ну, судя по всему, в одном то ты точно бесполезнее, Девственник.

Ах да, "кодовое имя", которое я в шутку присвоил Чери. Ляпнул как-то за столом, не подумав, а Раск с удовольствием меня поддержал.

— Слушайте, — лениво тянет Анна, — если уж братик Гая здесь, то его и надо спрашивать о слабостях босса Тионов.

— Это лишнее, — усмехается он. — Вы и без меня прекрасно знаете о его самой главной "слабости". Был лишь один человек, которого Гай боялся и которому ни за что не встал бы поперек дороги. — Его собственный отец? — Но ваш дражайший Десница убил его давным-давно, основательно облегчив моему брату жизнь. Ещё одна причина сказать ему "спасибо".

— Вряд ли Иберия дожил бы до сегодняшнего дня, — бормочу я. — А если и так, у старика не хватило бы сил...

— Я не об Иберии.

— Девственник говорит об Индре, — с язвительной улыбкой подсказывает Раск. — И да, огромное тебе, Дис, спасибо, за то, что прикончил этого гребаного извращенца.

— Его убийство было обязательным пунктом договора, который я заключил с твоим братом, — отвечает Десница. — Так что спасибо нужно говорить Гаю. Ведь, напав на нас, он нарушил этот договор.

— А вдруг он решил, что ты нарушил его первым?

Воздух пропитала недоуменная тишина.

— И... как это понимать? — прошу растолковать неоднозначное заявление я.

— Так, что твоя "Правая рука" — конченый маньяк. — Чери напрочь лишен инстинкта самосохранения. Делая такие заявления, он без страха смотрит Дису прямо в глаза. — Ты видел, что он творил в Фомальгауте? У него ведь без убийства ни дня не проходит. Для него это обычное дело. Как думаешь, стал бы он опускаться до такого примитивизма в случае с Индрой? Сын Иберии был единственным, кого ты по-настоящему ненавидел, не так ли, Дис? Ты ждал возможности отомстить ему слишком долго, и когда наконец настал этот долгожданный момент, ты... что? Просто убил его? Как и всех ничего незначащих людей, что были до него? Серьёзно?

Я не понимал.

Разве этого мало?

— Сказать, что бы я сделал на твоём месте с ублюдком, который взял меня в плен, вынудил моего босса подписать унизительный мир, сделал меня слугой своего отца, называл любимую мной женщину своей, потом забрал её у меня и вдобавок отрубил мне руку?

Черт его дери, я окончательно запутался.

— Я бы заставил его смотреть на то, как убиваю его старика и всех, кто ему дорог, а потом рассказал бы ему, разбитому и беспомощному, что это — только начало. Потому что в Децеме как раз появился "разделитель", который лучше меня расскажет ублюдку, у ног которого некогда лежал весь мир, всё о слове "отчаяние". Я бы вынудил его раз за разом проживать худшие сценарии человеческой жизни. Я бы прятал его настоящее тело в каком-нибудь вонючем подвале, следя за тем, чтобы ублюдок не сдох. А когда его жизнь на Земле подошла бы к концу, и он очнулся, я бы дал ему время обмозговать случившееся. Понять, что за всеми его несчастьями, которым он там предавал такое огромное значение, стою я. Что я и есть тот самый Бог, к которому он устремлял свои молитвы, прося на коленях пощады или вопрошая обессиленно "за что?". И я никогда не смилуюсь, потому что я — не любовь и не добро, и он никогда не попадёт в Рай, обещанный ему Библией, которую бедолага в поисках утешения прочитал от корки до корки... может быть. А когда до него дойдёт суть происходящего, я отправлю его обратно. Да, я заставлю его проживать этот ад снова и снова, ведь времени, которое мне отпущено, хватит на то, чтобы подвергнуть ублюдка экзекуции десятки раз. И я бы экспериментировал. Я бы перенасытил его душу страданиями всех цветов и оттенков, пока от неё не остались бы одни клочки. — Чери с наслаждением вздохнул. — Чтоб меня, да это не месть, а просто долбаная мечта.

Его проникновенная речь вынимала душу и холодила сердце. В наступившем молчании, какое могло существовать лишь до начала времен, мы растерянно водили взглядами от него к Деснице и обратно.

Прихлопнув себя по коленям, Чери поднялся из-за стола. На его лице красовалась недобрая ухмылка, когда, покидая зал, он не преминул добавить:

— А ведь тело Индры так и не нашли.

7 глава.

Весь день мне было не по себе.

Если к неясным результатам утреннего собрания прибавить неуверенность в собственной безопасности и помножить это на вероятность того, что единственный человек, которому ты доверял безоговорочно и слепо, всё это время втирал тебе очки, получится всего лишь жестокая, холодная и бесконечная, как океан, головная боль.

А я не этого добивался.

За окном сгущается ночь. Пятнадцать минут назад я сказал "Правой руке", что отправляюсь спать. Но сном в моей комнате даже не пахнет, она наполнена движением: моим и моей беспокойной мысли. Меря неровными шагами пространство своих покоев, я машинально щелкаю зажигалкой. Скидываю крышку, чиркаю колесиком, позволяю огню на секунду обрадоваться свободе, закрываю крышку. На моих пальцах — резкий запах металла и гари.

Я не вернул зажигалку Дису, потому что мужик почти всегда пропадает из поля зрения, стоит мне вознамериться это сделать. В остальных случаях я просто забываю. Конечно, ведь мне есть о чём подумать помимо этой ненужной ни мне, ни Деснице вещи. Да, у меня всегда полно дел... но у Диса их ещё больше. Постоянные переговоры, встречи, разъезды, о которых он не перед кем не отчитывается, потому что не видит в этом смысла. Его частое отсутствие вовсе не подтверждает правоту Чери...

Дробный стук заставляет меня резко остановиться. Ещё немного, и я выронил бы проклятую зажигалку, подпалив ковёр. Нервы у меня всегда были ни к чёрту.

Из-за двери выглядывает Чери, и я шепотом восклицаю:

— Как раз думал о тебе! Заходи.

— Думал обо мне, нарезая круги в темноте? Может, мне всё-таки заглянуть в другой раз? — усмехается он, но всё-таки проходит внутрь комнаты, мягко затворяя за собой дверь.

Единственным источником света здесь служит настольная лампа.

— Не трогай, отойди от регулятора, — прошу я, когда Чери собирается зажечь общий свет. — У меня чертовски болит голова. Так немного легче.

— Какого дьявола ты шепчешь?

А я и не заметил. В темноте это получается само собой.

— А ты чего... не спишь?

Чери неопределённо пожимает плечами, садясь на кровать.

— Лучше расскажи, о чём тебе тут думалось.

— Об утреннем Совете.

— Зря спросил...

— Ты там выглядел как законченный психопат, ты в курсе? От той убедительности, с которой ты всё это описывал, у меня создалось впечатление, что ты подобное уже проворачивал. А может ты научился мысли читать? Нам бы это не помешало, ну.

— Да брось.

— С чего ты взял, что Десница мог так поступить? Ты же его не знаешь.

— А кто вообще его знает? — усмехается он мрачно. — Да это и не важно. Даже если бы я оказался прав, использовать этот козырь не стоило бы.

— Почему?

Я был другого мнения. С некоторых пор "все средства хороши" — это моя политика, если речь идёт о предотвращении войны.

— Потому что мой брат в таком случае станет вашей наименьшей проблемой. Так что будем надеется, что я ошибся. — Моё продолжительное молчание Чери принял за твёрдое намерение в обратном случае воспользоваться этим "козырем". — Даже не смей над этим задумываться! Проклятье, я уже жалею, что начал этот разговор.

— Что между ними произошло? — спрашиваю я, останавливаясь в углу и прислоняясь плечом к холодной стене. — Почему ты так уверен, что Гай ни при каких обстоятельствах не стал бы открыто враждовать с сыном Иберии?

— Не имею понятия. О причинах своей ненависти и страха он никому не говорил. Но, возможно, дело в том, что Индра однажды избил его до полусмерти.

Индра однажды избил Гая до полусмерти. Причём не в обычной мальчишеской драке. Эта трагедия развернулась на глазах у самых влиятельных и состоятельных людей того времени. Безучастными свидетелями его позора стали так же Иберия, его собственный отец и невеста. Конечно, через пару дней на прекрасном лице Гая не осталось ни единого следа, однако его раздавленная гордость не исцелилась до сих пор.

— Забудь об этом, — нарушает цепь моих рассуждений Чери. — Сегодня утром я сказал чушь. Оставлять в живых своих врагов — не в стиле Диса. А тело не нашли потому, что он скорее всего его сожрал живьём. А почему нет? Ты взгляни на этого парня, он же долбаное чудовище...

— Гай прав, ты действительно чокнулся, — вздыхаю я, пряча зажигалку в карман. Головная боль похожа на тупую отвёртку, всаженную мне в затылок. — Ладно, проваливай отсюда. И не говори больше ни слова, а то меня стошнит.

— Я ведь не сказал самого главного...

— Пощади.

— И не подумаю, ведь я должен был сказать тебе это ещё вчера.

Весьма интригующе. Я пытаюсь разглядеть на его лице ответ, но здесь и в самом деле невероятно темно.

— Сегодня двадцать третье декабря, — заявляет он с каким-то необъяснимым достоинством, вынуждая меня мысленно вернуться на Землю.

— Через два дня Рождество, — бормочу я, прикрывая глаза.

В воздухе как будто назревает сладкий запах праздника — ели, омелы, корицы, свежей выпечки и мокрой шерсти варежек. Я вспоминаю обжигающий горло и язык вкус какао.

— Вчера был твой день рождения, — добавляет Чери тише, словно это — наша тайна.

В каком-то смысле, так и есть. Тут никому нет никакого дела до моей земной жизни, моего имени или даты рождения. Чери единственный, кто знает меня прошлого "от" и "до", с кем я могу время от времени затевать разговоры, которые начинаются словами "а помнишь?..".

— Ого, мне уже шестнадцать, а я и не заметил. — Я встречаю эту новость без особого энтузиазма. Думаю, теперь так будет всегда.

— Прости, что с запозданием и без подарка. Ты же знаешь, я сейчас на мели. — Похоже, Чери другого мнения. Его глаза смеются. Он что-то задумал. — Но у меня есть для тебя... хм, небольшой сюрприз.

Что ж, может я поспешил с выводами, и нота, на которой закончится этот день, — вовсе не та самая, с которой он начался.

— Дай угадаю... Ты опять принёс мне "сникерс"?

Чери тихо смеётся. Он тоже никогда не забудет, как подарил мне на тринадцатилетние этот проклятый шоколадный батончик. Мы тогда с Эльзой знать не знали, что у меня жуткая аллергия на арахис. Тот день рождения едва не стал днём моей смерти.

— Но ведь вкусно было, — говорит он в своё оправдание, и я согласно молчу.

Я ничего вкуснее в жизни не ел.

В тот момент, когда Чери порывисто поднимается с кровати и отходит к двери, я отчетливо понимаю, что необъяснимо и глупо тоскую по тем беззаботным временам. Временам, когда у нас были крошечные радости и такие же незначительные проблемы, когда от меня ничего не зависело, когда меня не пытались убить. Если бы в такие дни желания действительно сбывались, я попросил бы немного снов из своего невинного прошлого.

— Может, мне глаза закрыть? — бросаю я ему вслед, чувствуя нелогичное волнение. Хитрая полуулыбка Чери лишь усиливает эффект.

Что ты там прячешь?

Он похож на безумного фокусника, который готов уже через секунду извлечь из своей шляпы кролика или гранату — в зависимости от настроения. С тех пор как Эльза поменяла своё обличие, я её совершенно разучился понимать.

— О нет, это будет с твоей стороны... невежливо.

— Это связанный лично тобой шарф? — гадаю я, скрещивая руки на груди. Чери скрылся в коридоре, и я, по сути, разговариваю сам с собой. -Ты испёк мне именинный пирог, я угадал? Надеюсь, ты помнишь, что у меня острая непереносимость мёда, орехов, клубники и...

Господи-Иисусе-что-здесь-происходит?!

Я опешил, непроизвольно сделав неуклюжий шаг назад. Невыносимая слабость, расходящаяся от сердца по всему телу, ясно давала понять: ещё минута, и мне придётся заново учиться ходить.

Порог комнаты медленно, но уверенно переступила Селия. В полупрозрачной темноте, облачённая во что-то невозможно тонкое и белое она кажется созданием из мира снов. И здесь ей — не место.

Меня несколько отрезвило появление Чери.

Дружище, ты как раз вовремя. Не подскажешь, какого ляда здесь творится?

— Алекс, тебе теперь шестнадцать. Знаешь, что это значит? -его голос звучит тихо, заговорщицки. Я слежу за тем, как он замирает позади Селии, остановившейся напротив меня на расстоянии вытянутой руки. — Здесь ты совершеннолетний.

Ах, вот оно что.

Метафорическую отвёртку в моём затылке прокрутила и воткнула ещё глубже чья-то призрачная рука.

— На сладости такого рода у тебя аллергии быть не должно, — добавляет он, кладя ладони на женские плечи. — Ну что, распакуешь свой подарок?

Селия выглядит несколько одурманенной, хотя я знаю, что это — всего лишь следствие присутствия Чери. Так он действует на всех женщин. С тех пор, как он здесь появился, горничные словно с ума сошли: все их разговоры только о моём друге. О нём мечтают, им восхищаются. Селия — не исключение, я это понял уже давно. Вероятно, о подобном моменте она грезила во сне и наяву... Что касается наличия "лишнего элемента"? Она рассматривала меня как условие. Так, словно Чери заключил с ней сделку.

Я молчу, досадуя на то, что под рукой нет пистолета или на худой конец — ингалятора и ведёрка со льдом.

Жарко. Чертовски.

— Не напрягайся, Алекс, — шепчет друг покровительственно. Я смотрю на то, как он развязывает тесьму на горловине платья, обнажая изящные ключицы, хрупкие женские плечи... — В этом нет ничего сложного, но, так уж и быть, я тебе помогу по старой дружбе.

Чери развлекается, а у меня складывается такое ощущение, что отвёртка теперь торчит из моего сердца.

Ауч!

Для Чери секс, это как убийства для Диса — ничего особенного. Он на этом уже собаку съел, поэтому все его движения сейчас — уверенные, дыхание — ровное, а на лице — осознание собственной неотразимости. Его руки медленно обводят контуры женского тела, словно демонстрируя, предлагая, тогда как я упрямо смотрю ему в глаза. Темнота делает их насыщенно синими, поселяя в глубине какой-то демонический блеск, отчего родство моего друга с Гаем становится болезненно очевидным.

— Знаешь, я тебя понимаю, — улыбается он, действительно в это веря. — Ты ведь обнаженную женщину видел лишь в тех дурацких журналах, которые с собой повсюду таскал Тэд. Это нечто иное, да? Селия будет у тебя первой, и уже одна эта мысль доставляет ей невыносимое удовольствие.

Селии глубоко наплевать на то, что именно говорит Чери, главное — слышать его голос.

— У тебя отменный вкус. Она в самом деле восхитительна: нежная кожа, мягкие волосы, гибкое, красивое тело, а как она волшебно пахнет. — Вслед за его словами раздаётся жалобный женский стон. Селия поворачивает голову к стоящему за её спиной мужчине, выпрашивая поцелуй. — Смотри.

Коротая своё пасмурное детство в приюте, мы с Эльзой всегда удивительно мирно делили игрушки. Из-за них споров никогда не возникало, ведь я был уступчивым, а она — весьма непостоянной. Почему происходящее напомнило мне это?

Чери целовал женщину намеренно лениво, демонстративно и, безусловно, умело. А я всё никак не мог понять, какого дьявола до сих пор стою на месте и пялюсь.

— Какая сладкая, — заключает шепотом Чери, возвращая взгляд на меня. — Ты должен этот попробовать.

Селия послушно делает шаг в мою сторону, но я даже не пытаюсь узнать, как она всё-таки выглядит без одежды и охваченная желанием, причина которого, естественно, не я. Я упрямо смотрю на Чери, даже когда Селия наклоняется ко мне вплотную, и её горячие, влажные губы встречаются с моими.

Happy birthday to you! Happy birthday ...

Я вижу, как Чери прищуривается, наблюдая. Знать бы, о чём он думает, смотря так.

Ублюдок.

Когда Селия оборачивается в надежде на очередную похвалу, я превосхожу сам себя. Не потому, что нахожу в себе силы уйти из комнаты, а потому что делаю это неспешно. Я не бегу. Я обхожу Чери и, не говоря ни слова, скрываюсь в коридоре. Тут я, конечно, меняю темп, оказываясь у лифта за пару секунд, мучая несчастную кнопку вызова.

На губах ещё теплеет свежий след женского прикосновения, в котором нет ни малейшей моей заслуги. Всё внутри дрожит.

— Алекс! — раздается за моей спиной голос Чери, но я не оборачиваюсь. — Алекс, сбегать в такой момент — не лучшая идея.

Думает, всё дело в трусости.

— Идём, тебе понравится, гарантирую. Это совсем не страшно...

Его рука опускается на моё плечо, и я словно взрываюсь изнутри. Я сжимаю правую ладонь в кулак и, развернувшись, бью изо всех сил. Я едва достал до его смазливого лица, но тут же об этом пожалел: от нелепого удара, пришедшего ему по подбородку, больше пострадал я.

Этот придурок что, из железа сделан?

— Твою мать, — бормочу я, встряхивая рукой, обожжённой болью. Как раз в этот момент передо мной расступаются двери лифта, и я захожу внутрь, бросая ненавидящий взгляд на брата Стокрылого.

Он смотрит на меня точно на умалишенного и приходит в себя, когда я уже нажал кнопку закрытия дверей.

— Выметайся отсюда, — говорю я, стараясь не повышать голоса, но меня игнорируют.

— Боги, какой ты ранимый, — усмехается он, потирая подбородок. — Я не собирался с ней спать. Она — вся твоя...

Горбатого могила исправит: я пытаюсь ударить его снова, но на этот раз Чери спасает меня от очередной травмы. Двери закрываются, не давая этому глупому скандалу стать достоянием общественности.

— Да что ты творишь? — Чери держит меня за руку, словно какого-то мелкого хулигана-недоноска, не давая вырваться.

Кабина приходит в движение с тихим гулом.

— Это ты у себя спроси! — рычу я. — Или дарить друг другу женщин на дни рождения — традиция в семье Тион? В таком случае ты не по адресу! Ты же... ты же знал, сволочь, что она... что я чувствую к ней. Как ты мог со мной так поступить?

— Ты вообще себя слышишь? — усмехается он мрачно, нажимая кнопку на панели. Лифт останавливается. — Я же тебя знаю, Алекс. Ты бы никогда не решился к ней подойти. У вас бы дело даже до поцелуев не дошло, что говорить о большем. Я даю тебе то, о чём ты мечтал. И это правильно... тебе уже шестнадцать, и она нравится тебе. Чего ты так раскапризничался? Или ты меня стесняешься? Никого ближе меня у тебя нет и не будет, понимаешь?

— Речь не о стеснении!

— А о чём тогда? Ты её ревнуешь? Ко мне?

Я поспешно отворачиваюсь, выдавая себя.

— Отпусти мою руку, урод чертов.

— На этот счёт можешь даже не переживать. — Он всё-таки подчиняется, и я отхожу в угол, точно побитая собака. — Она мне не нужна.

— Я тебя, блин, ненавижу.

Я поражен, но Чери в самом деле не понимает, чем это заслужил.

Она ему не нужна, это чистая правда. Но он всё равно позвал её с собой, говорил всю эту нежную чушь и целовал, не испытывая при этом и малой толики тех чувств, которые к Селии испытывал я. И тем не менее она с готовностью предлагала себя именно ему.

Это казалось мне до того вопиющим и несправедливым, что я готов был в тот момент на убийство.

— Эй, посмотри на меня, — Чери вновь подходит, намеренно разговаривая со мной, как с ребёнком. — Мне нет никакого дела до твоей Селии

Мои губы искривила дрожащая ухмылка.

— А "моей Селии" нет никакого дела до меня.

Чери долго смотрит в мои глаза, нахмуренно и молча, после чего выдаёт:

— Ну и к чёрту её.

— Ха?

— По-твоему, она единственная женщина на свете? Ты что, ещё не осознал всю прелесть своего положения? Ты можешь получить кого захочешь, Алекс. Если захочешь. У тебя этих "любовей" будет столько, что ты будешь путаться в их именах. И расстраиваться из-за одной бессмысленно. Тем более, когда ты только начал считаться взрослым.

Во мне всё кипит от возмущения и несогласия, я хочу сказать так много, но выдаю лишь:

— Да ты просто тупой идиот.

— По крайней мере не настолько тупой, чтобы горевать из-за одной шлюхи.

— На себя посмотри. С момента твоего возвращения ещё и месяца не прошло, а ты уже перезнакомил со своим "дружком" половину Безана. Отлично отпраздновал возвращение, ничего не скажешь.

— А что насчет тебя? Ты здесь уже сколько? Три месяца? Четыре? И лишь сегодня сподобился увидеть голую женщину и то сбежал.

— Да! Потому что мне жизненно необходимо верить, что за процессом, который перестал вызывать в тебе и малейшее движение души, должна стоять любовь. А знаешь почему? Потому что я — выродок, и именно из-за таких, как ты, появляются такие, как я. И останься в тебе хотя бы капля от Эльзы, ты бы нашел время над этим поразмыслить.

Чери утомлённо вздыхает.

— Какой ты ещё мальчик.

— И слава богу, что не девочка, — бормочу я, нажимая на кнопку, которая вновь приводит лифт в движение. — А то ты бы и до меня добрался.

По шахте разносится пугающий грохот: в металл рядом с моей головой впечатался массивный кулак. Всё вокруг задрожало... или это я так трясусь?

— Не шути так, — едва слышно произносит Чери, наклоняясь надо мной, оскалившимся и сжавшимся, точно мангуст. — Да, я не Эльза, и тебе пора бы уже к этому привыкнуть. Эльза была маленькой, бесполезной плаксой, не способной ничего тебе дать.

— Но именно Эльза была моим другом, — возвращаю я. — И моё обещание распространялось исключительно на неё...

— Отлично, я знал, что когда-нибудь услышу это от тебя. Ну раз так, почему бы тебе уже не сказать, чтобы я убирался. Ты же этого хочешь, а? Скажи, чтобы я проваливал. Что ты меня знать не хочешь. Что мне не стоило верить тебе и тащится сюда, наплевав на собственную честь, семью, брата...

— Я тебя об этом не просил...

— Да, но я чёрт возьми всё-таки сделал это! — взревел он как раз в тот момент, когда лифт достиг последнего этажа, распахнув двери. — Потому что не знал, как ещё показать серьёзность своих намерений. А ты теперь швыряешь мне это в лицо.

Шум привлёк работников лаборатории, которые теперь с любопытством поглядывали в нашу сторону.

— Не сравнивай меня с собой. Эгоистично вытирать ноги о чувства других людей — целиком и полностью твоя прерогатива, — отвечаю я, обходя его и выбираясь наконец на свободу.

— Ну раз так, то я прямо сейчас ступлю на путь исправления, и Селия будет моей первой "работой над ошибками", — заявляет Чери, зная, что этот верный способ задеть меня за живое.

И всё равно я упрямо, но неубедительно корчу из себя саму беспечность.

— Поступай, как знаешь.

8 глава.

Мне удаётся найти Кея лишь через десять минут блуждания по его обширному стерильному царству, но я даже рад возможности немного остыть. Док занят тестированием новой модели излучателя, и выглядит чертовски довольным, разнося мишени в пух и прах. Он как всегда преисполнен харизмы и движения. Perpetuum mobile. Я никогда не видел его спящим.

Заметив меня, он тут же предлагает присоединиться, но, когда я с готовностью подхожу ближе, док недовольно интересуется, почему моё лицо того же цвета, что и его халат.

Причин предостаточно, но я останавливаюсь на головной боли, в душе радуясь тому, что это помещение — звукоизоляционное, и Кей не ведает ни сном, ни духом о разыгравшийся драме. Здесь кроме нас находится ещё и Хьюго — на вид типичная лабораторная мышь, но мало кто знает, что этот парень, обладающий совершенно заурядной, незапоминающейся внешностью, спас мне жизнь. Он меткий, как Робин Губ, и скромный, как святой Антоний. Когда на нас с Эльзой напали, он пришел на подмогу первым и продырявил бошки двум тионовцам, как если бы те были банками в тире. Но в роли тёртого гангстера его можно увидеть крайне редко, бóльшую часть времени Хьюго — ассистент Кея, его мальчик на побегушках. В этот раз он тоже с неизменной готовностью вызвался принести доку лекарство для меня, поэтому через пару минут о головной боли я уже не вспоминал.

Отчего потребность что-нибудь разрушить стала нестерпимой.

Пора с этим кончать.

С этой мыслью я принял из рук Кея увесистое оружие, примеряясь, прицеливаясь.

"Влюбиться, как мальчишка" — означает "беспричинно", "по-идиотски", как я. Мне кажется, что в случае с Селией я похож на свихнувшегося пингвина, желающего до смерти научиться летать и для этой цели регулярно прыгающего головой вниз с какой-нибудь верхотуры. Причину своих неудач он видит в недостаточной высоте, потому с каждым новым разом забирается всё выше.

Когда же до тебя дойдёт, мать твою?

Я выгнал из "Децемы" Дрейка, не зная, что на его место придёт кое-кто куда более впечатляющий. С Чери мне не тягаться.

Так что, да, пора с этим кончать.

Уничтожив все мишени, я удовлетворенно щурюсь. Это превосходное оружие.

— Кажется, эта модель заряд держит дольше, — комментирую я, передавая пушку Хьюго. — Тем не менее, масса осталась прежней, как и размер. И тут значительно меньше режимов...

— Ты прав, шеф, с этой штукой справится даже ребёнок, — отвечает он, и я вздрагиваю. — Не... ничего такого, босс.

Однако, слово не воробей и бла-бла-бла. Я смотрю на Хьюго, на оружие в его руках, и прихожу к выводу, что выгляжу вместе с этой штуковиной ещё смешнее, чем он. Тощий, болезненный, да ещё и подросток. Почему этот случайно оброненный намёк задел меня сильнее, чем регулярные указания на этот нелепый факт, озвученные Гаем?

Ты никогда не думал, что боги таким образом пытаются подать тебе знак?

Хьюго и Кей украдкой переглядываются.

— Я знаю. Не бери в голову, — бормочу я, направляясь к выходу.

Этот паршивый день когда-нибудь закончится?

Я ума не приложу, что мне делать всё оставшееся до рассвета время. Я не могу вернуться в свою комнату, по крайне мере, не сегодня. Говоря откровенно, то и особняк стал пугающе маленьким, моей театральной скорби в нём тесно. Если бы у меня была возможность и причина убраться отсюда подальше хотя бы до завтрашнего утра...

На мои молитвы отвечает своим появлением Дис: мы сталкиваемся с ним на пороге, после чего еще с минуту недоуменно друг друга разглядываем.

Меня здесь быть не должно, ведь я еще час назад сказал, что отправляюсь спать.

Что касается Диса, он мог появляться где угодно и когда угодно, но судя по его внешнему виду, надолго он здесь не задержится. Десница намеревался покинуть особняк, может даже уехать из Безана.

— Сейчас... заберу только кое-какое барахло, — едва ли не заискивающе выдаёт Хьюго, после чего протискивается мимо нас.

Мне до жути интересно узнать, куда навострил лыжи этот весьма специфический дуэт, но я стойко давлю в себе любопытство. Меня это не касается при любых обстоятельствах.

Я засовываю руки в карманы, как делаю всегда, когда ощущаю себя оказавшимся не к месту и не ко времени остолопом. И тут же нащупываю зажигалку. Она холодная. Я обвожу большим пальцем почти стертый рельеф замысловатого узора, отстраненно слушая короткий диалог дока и "Правой руки". Дис опять навещал её (не могу сказать точно, с каких пор отожествлять себя и лежащее буквально в нескольких метрах от нас тело стало не просто трудно — невыносимо). Он наведывается в ту палату каждый вечер и просиживает там не меньше часа. Думаю, этот ритуал он исполнял и до моего появления здесь, что лишний раз указывает на правоту Чери. Но мне совсем не хочется об этом думать: ни о ритуале, ни о Чери.

— Вот. Давно хотел тебе отдать, — вклиниваюсь я в их натянутый разговор. Очевидно, моё присутствие мешает им вести себя естественно. — Ты обронил её ещё там, в Фомальгауте. Не похоже, что это дешевка, да?

Конечно, речь не о стоимости, а о ценности. Насколько этот памятный сувенир важен для Десницы? Судя по взгляду, которым Дис на неё уставился, он испытывал в отношении самой вещи (или её бывшего хозяина) весьма смешенные чувства. Он таскал эту зажигалку повсюду, мог украдкой разглядывать её, но не похоже, что её пропажа сильно его ранит, или что её обретение вызовет в нём бурю восторга.

— Оставь себе, — произносит он через минуту, а я безуспешно гадаю над тем, какие эмоции им в этот момент движут.

— Я не курю.

— Я тоже.

Да, но для меня эта зажигалка была такой же, как и сотня других, а для Десницы — единственная из сотни. Это символ, память, может быть даже клятва.

— Не похоже, что такие дарят женщинам, — упрямо гну я свою линию. Дело пахнет жареным, что вынуждает дока ускользнуть, сославшись на неотложные дела.

Это, безусловно, мужской аксессуар. Если госпожа Эла и имеет к нему какое отношение, то лишь косвенное. Тут дело не в любви. А раз не любовь заставляла Десницу уделять так много своего драгоценного внимания обычной вещи, значит это ненависть.

Всем известно, что Дис по-настоящему, люто, смертельно и самозабвенно ненавидел лишь одного человека.

— Ты его в самом деле убил? — Это опасный вопрос, но я всё же на него решаюсь.

— В это так трудно поверить? — возвращает Десница, не медля ни секунды.

— Это не ответ.

С другой стороны, это самый натуральный ответ, ведь что-то помешало ему в этот раз ограничится скупым "да". И, что более важно, именно на такой ответ я и рассчитывал.

— Тогда как насчет того, чтобы немного прогуляться? — предлагает он внезапно, заставляя меня скептически прищуриться.

Возможно ли?..

Похоже, утренний Совет и проницательность Чери поселили в душе Диса беспокойство, и теперь он собирается внепланово заглянуть в (тот самый) "тайник". И приглашает составить ему компанию. Удовлетворить своё любопытство. Получить тот ответ, на который я напрашиваюсь. Выбраться из особняка хотя бы на пару часов.

Да, я до смерти хочу "прогуляться".

***

Я так рвался наружу, за стены, которые объединяли меня с Селией, Чери и всей той ерундой, что с нами приключилась по вине последнего, но оказавшись в одном салоне с Десницей, я понял, что просто поменял шило на мыло.

Стоило только выбраться за черту города, и тишина накинулась на нас, точно выскочивший из-за угла маньяк. Казалось, к моему горлу приставлен нож, но моим спутникам не было до этого никакого дела. Дис сидел рядом со мной, сосредоточившись на дороге, а Хьюго вольготно расположился на заднем сидении. В его наушниках пульсировала басами музыка, и до моей тишины ему не было никакого дела.

Как-то Чери спрашивал меня о том, разговаривал ли я хоть раз "по душам" со своим заместителем. Нет, не нашлось подходящего случая. Теперь случай был самый подходящий, но я не собирался им пользоваться.

Да и о чём говорить, если наш путь лежит, как пить дать, к злейшему врагу Десницы? Эта тема — заминированное поле, и я на него добровольно не полезу.

— Всё, что я делал... — произносит неожиданно Дис, не глядя в мою сторону, — я делал не для Гая.

Похоже, что этого "минного поля" нам всё же не избежать.

Я задумался. "Всё" означало "с ним". С Индрой. Я этого парня знать не знал, в глаза не видел, но Дис, разговаривая со мной, на самом деле обращается к Эле. Думает, мне есть хоть какое-нибудь дело до того, убил он его или оставил страдать, и что при этом повлияло на его решение — Гай или Эла. Скорее всего, ни первый, ни вторая. Потому что "всё, что он делал", он делал для себя, а не ради неё. Даже если Чери прав, и Индра ещё дышит, то лишь потому, что так нужно Дису, а не Эле. Хотя кто знает, как она встретила бы известие о гибели своего брата, пусть даже имело место предательство, и именно Иберия и его преемник сплавили её на "зону".

В пекло всё. Мне нет дела до той жизни, где я успел наглотаться проблем, боли, предательств, потерь и осуждения окружающих. Влезать в старую кожу снова мне было совсем не с руки, даже при том, что в этой мне практически не дышалось. По крайней мере не сейчас. Умереть я всегда успею.

— Наверное, он это понял, поэтому так расстроился, — решаю ответить я, нервно усмехаясь, — и вот теперь... Послушай, ведь с вами уже такое было. Вы пошли против Нойран — клана, который был крупнее, влиятельнее и сильнее вас. В тот раз... как вы поступили?

— Проиграли.

Тоже вариант. На крайний случай.

— А потом нашли нужного союзника, — добавляет Дис. — И предложили то, от чего он не смог отказаться.

Тионы стали вторыми по силе в Эндакапее, когда Децема потерпела своё первое поражение, когда погиб Паймон, и на его место пришла Эла. И Дис прекрасно понимал, что если идти против Нойран, то только заручившись поддержкой Тионов. Благо, что к тому времени Брант скончался, и его место занял Гай, у которого с Нойран были свои счёты. Десница всё предусмотрел. Думаю, он предвидел и вероятность вражды с Тионами. Потому мы теперь направляемся туда, куда направляемся.

Гаю можно противопоставить лишь Индру. Тионам можно противопоставить лишь Нойран.

Вот только что Дис будет предлагать Индре? Существует ли теперь в природе то, от чего сын Иберии не сможет отказаться?

9 глава.

Мы вернулись на базу следующим утром. После трёх дней почти беспрерывных дождей встретить на небе солнце было приятной неожиданностью. Тепло ласковой звезды касалось кожи, но не проникало внутрь. После посещения "тайника" Диса я никак не мог прийти в себя, не мог согреться.

Там было тесно, тихо, темно и холодно — натуральный бетонный гроб, укрытый от посторонних глаз. Десница не говорил об этом прямо, но я догадался, что он наведывался туда время от времени, чтобы убедиться, что его трофей на месте, и его модифицированное сердце бьется, несмотря на паршивые условия содержания. Но на то он и был пленником.

Хьюго играл роль медика. Поколдовав пару минут с аппаратурой, он заявил, что заключенный находится в отличном состоянии. Так оно и было. В эту самую секунду "заключенного" там, на Земле, могли избивать, насиловать, всячески унижать и издеваться, но при всём при этом он находился в отличном состоянии.

— Это непревзойдённая работа генетиков, — раболепно прошептал Хьюго, разглядывая лежащее перед ним тело. — Даю руку на отсечение, пройдёт не меньше сотни лет, прежде чем его затронет старение.

Ему же хуже.

А про руку Хьюго ляпнул зря. Он просто мастер пользоваться фразеологизмами, я заметил.

Что насчет меня, то я восторга ассистента Кея не разделял. Мне хватило одного взгляда на скованное анабиозом тело, чтобы пожалеть о своём появлении. Там и вообще.

Адам до грехопадения. Вершина творения Всеблагого, ваявшего Вселенную шесть дней и в итоге подарившего миру Его. Эталон. Вот кем был сын Иберии.

С меня хватало и Чери.

Чери...

Я думал о нём волей-неволей, направляясь в свою комнату и незаметно для себя сбавляя шаг. Открывая дверь, я всерьез задался целью сменить место жительства. Мне, например, приглянулся тот летний домик, в котором я обосновался на какое-то время после нападения Тионов на базу.

Мои покои заливал свет. Шторы не были задернуты, пол расчертили косые лучи. Здесь было душно и возмутительно сильно пахло спиртным. Переступив порог, я поспешил в сторону кровати, охваченный страшным предчувствием... которое не оправдалось.

В измятой постели валялся Чери. Один.

По пути я споткнулся о бутылку, но звон ни капли не потревожил спящего. Даже когда я подошел и коснулся его плеча, Чери лишь отмахнулся.

— Не трогай меня, шлюха. Я не стану с тобой трахаться, — ворчит он и, даже не думая открыть глаза, утыкается в подушку.

— Не беда, переживу как-нибудь, — отвечаю я, проходя к гардеробной. Мой голос его отрезвляет.

— Алекс!

За спиной слышится шорох простыней, неровные шаги.

— Алекс, не бросай меня! Я не вернусь к брату, даже если ты меня выгонишь. Я сморозил чушь, ляпнул по злости...

— Я тоже. Забудь.

Я осматриваю богатый выбор одежды раз за разом, но потом подходит высокий, как Биг-Бен, Чери и повисает на мне. Это напоминает мне о нашей первой встрече. В тот раз он так же стоял позади, уткнувшись мне в макушку, не думая о том, что мы похожи на двух гомиков.

— Ты же знаешь, что здесь ты... такой ты — настоящий ты — нужен только мне.

Вот теперь точно.

Я уже было открыть рот, чтобы выдать что-нибудь колкое, но действия Чери сбивают меня с толку. Он... принюхивается?

— Что это за запах? — спрашивает он настороженно, хватая меня за плечи и разворачивая к себе лицом.

— Поразительно, что ты ещё можешь что-то учуять. Тут же воняет, как в борделе.

Он не слышит, внимательно меня разглядывая. Мою одежду.

— Тебя не было в особняке? Всю ночь? Ты только пришел? — на его лицо опускается тень неподдельного ужаса. — Ты был с Дисом?

О, это же просто самая настоящая катастрофа.

— Просто побывал в шкафу, где он прячет скелеты.

Хм, почти буквально.

— И что? Вы в этом "шкафу" были одни?

Это выглядит довольно комично. Но лишь для меня. Судя по взгляду, которым наградил меня Чери, я в его глазах стал самым настоящим предателем.

— Предвечный, — вздохнул он. — Ты что, решил мне таким образом отомстить? Я тут чуть не свихнулся, а ты шатался чёрт знает где со своим Дисом...

— Эй, оставь его в покое. Он "мой" настолько же насколько и "твой".

— ...хотя и знаешь прекрасно, что он спит и видит, как ты станешь женщиной, чтобы потом...

— Я тебя не слушаю. Не слушаю. Можешь даже не продолжать.

— ...отыграться на тебе за всё время ожидания. А ждёт он уже долго. Вдруг ему однажды взбредёт в голову, что с него хватит? Какая разница, мол, ведь ты в любом случае потом всё вспомнишь. Душа одна, а свой грёбаный член он найдет куда засунуть. Что ты тогда будешь делать, а?

— Зря я тебя разбудил.

— Никогда не оставайся с ним наедине! Это — твоя первая заповедь.

Чери начал нарезать круги по комнате, вероятно, пытаясь вообразить, какой страшной опасности я подвергся без его присмотра. Чёртов параноик.

— С нами был Хьюго.

— К дьяволу Хьюго! Этот Хьюго — самый мутный парень из тех, что я знаю. От него тоже лучше держаться подальше. И где они его только откопали...

Возможно, мне и стоило прислушаться к его словам (последним), всё же чуйка Чери никогда не подводила. Рассекретить Диса, глазом не моргнув, — на это абы кто не способен.

— Хьюго?! — Чери внезапно остановился. — Зачем ему понадобился Хьюго? И ты?

— А это, приятель, ты узнаешь на Совете. — Моё молчание — месть за его гнусные обвинения. — Или по звёздам прочти, как ты умеешь.

— Сейчас вообще-то утро, дубина, — бросает он мне вслед, когда я, закончив копаться в шмотках, направился в душ.

— Ну попробуй кофейную гущу. Не знаю, сообрази что-нибудь. Займи себя чем-нибудь до вечера.

— До вечера? Не слишком ли долго ждать? Особенно если учесть, что Совет был только вчера, — кричит из комнаты Чери, на что я отвечаю, не вдаваясь в подробности:

— Вчера я не знал того, что знаю сегодня. Однако этого знания всё ещё недостаточно, потому придётся подождать вечера. — Выглянув из ванной, я добавляю: — Конечно, ты можешь ускорить процесс при желании.

— Кого для этого нужно убить? — спрашивает он тут же, сверкая дьявольской улыбкой. Похоже с Гаем его роднит ещё и весьма изменчивый душевный климат.

— Загляни в нашу электронную библиотеку. Веди поиск по персоналиям, важна любая мелочь...

— Без проблем, — не слишком охотно соглашается Чери, разворачиваясь к выходу. — Имя хоть знаешь?

— Ещё бы. Индра, клан Нойран.

***

Индра из клана Нойран был расчетливым, сильным, гордым и красивым, как Сатана. Он был единственным сыном Иберии, младшим в их небольшой семье. С рождением его опередила Илона, которая, в отличие от своего брата, была зачата естественным путем и рождена женщиной. Индра такой роскоши как материнство не знал. До пяти лет он жил в лаборатории, под надзором врачей и инженеров, которые усиленно "шлифовали" своё творение. В какой-то мере они перестарались, явив миру гибрид, порывистость человеческой души которого вела непрерывную борьбу с логичностью и математической точностью машины. Им не удалось установить баланс между его мозгом, обладающим сумасшедшей вычислительной мощностью, и сердцем, тоскующим по всяким глупостям вроде свободы, любви и дружбы.

Этот дуализм должен был в какой-то момент, если не убить, то точно свести Индру с ума.

В пять лет в приступе детской истерики Индра едва не прикончил весь штат профессоров. После этого инцидента его отправили на воспитание к отцу, но, думается мне, пять лет — это уже поздновато. С поломанной психикой, неприкаянный и не по возрасту сильный, он рос, отгороженный от всего, что свойственно нормальным детям. Прислуга и собственная сестра его сторонились. Попытки отца подыскать ему друзей оканчивались весьма плачевно: сотворив совершенство, он обрёк его на одиночество. Поняв, что игрушечно-конфетный период в детстве своего сына он уже проморгал, Иберия с шести лет отдал его на обучение. Нагрузка была запредельной, как умственная, так и физическая, потому в переходном возрасте — когда Индре стукнуло тринадцать — он свалился со страшнейшими приступами. Головные боли, лихорадка, бред, конвульсии... Курирующие его специалисты предполагали подобное развитие событий: организм перестраивается, меняется гормональный фон, ребёнок становится относительно взрослым человеком. Вот только Индра не был обычным ребёнком... Поговаривали даже о том, что молодой господин может двинуть кони.

Для облегчения боли ему начали регулярно вкалывать наркотики, экспериментируя, пока в итоге не установили, что лучшее действие на него оказывает вещество, которое добывается из редкого растения, растущего чёрт знает где. Так как вводить его внутривенно — занятие хлопотное, да и вен для таких частых процедур не хватит, Иберия настроил производство сигарет для своего сыночка. Так Индра стал наркоманом в тринадцать лет.

Общественности довольно скоро стало известно о "таланте" наследника Иберии. Простой люд проницательность Индры и его невероятную способность к анализу принимал за божественный дар. По их мнению, он умел видеть будущее. Некоторые считали это признаком дьявольского вмешательства — наследием Эзуса, другие — и их было большинство — видели в Индре избранника Эйи. Его либо люто ненавидели, либо столь же самозабвенно обожали — третьего не дано.

Когда ему было шестнадцать, в их клан забрело чумазое, нищее существо неопределенного пола — то, которое в дальнейшем назовут госпожой Элой и которое сыграет решающую роль в гибели славного рода Нойран. Возможно ли, что "божественное око" Индры видело настолько далеко? Кто знает. Однако его отец в тот раз, взглянув на приблудыша, решил, что наконец нашел своему сыну неплохую игрушку. И тот вцепился в неё обеими руками, возможно, впервые в жизни обретя друга. Но так как Индра дружить и любить не умел (не научили), а его протеже вообще об этих понятиях не слышала, их нахождение друг с другом в непосредственной близости зачастую приносило боль обоим.

Когда Индра подрос, то стал выполнять обязанности "Правой руки" своего отца и справлялся с этой задачей превосходно. Иберия постепенно подгребал под себя всё новые территории. Сдалась даже проклятущая, неугомонная Децема. Казалось, на Эндакапей в кои-то веки снизошел мир, но в один прекрасный день Индра решил, что ему пора обзавестись собственной семьёй. И это понятно: повзрослев, он хотел наконец получить то, чего был лишен в детстве, но, будь всё проклято, он выбрал себе в соучастники совсем не того человека.

К тому времени госпожу Элу вовсю считали его сестрой и дочерью Иберии. Поговаривали даже, что так оно и есть, что девушка — бастард, а то с чего бы Его Величеству растачать свою милость на обычного трущобного отброса? В народе её недолюбливали, по большей части потому, что завидовали: сценарий "из грязи в князи" хотелось пережить каждому по ту сторону высокой стены, обрамляющей территорию клана Нойран, но повезло только ей, только Эле. Она была грязнокровкой, не обладала особыми талантами, была слишком обычной, чтобы так нагло околачиваться рядом с Великими и задирать нос. А потом Индра сообщил об их помолвке, и на место неприязни пришла испепеляющая ненависть. Особо религиозные видели в его невесте преемника Эзуса, кто-то даже уверял, что она носит клеймо тёмного божества на запястье.

Это поразительно, но Эла не угодила всем — как простым горожанам, так и элите. Высокородные девицы считали себя обманутыми и оскорблёнными таким решением наследника Иберии, ведь на месте этой выскочки должна была быть одна из них.

Не трудно догадаться, что при такой всенародной "любви" жить долго и счастливо Эле было не суждено. Начало конца было положено решением Иберии поставить её во главе Децемы. Тут же поползли слухи о предательстве и изменах.

"Она заставила молодого господина ждать три года, а сама греет постель альбиносу из Децемы. Шлюха из Безана".

Об этом шептали так громко и так часто, что сплетни дошли даже до двора босса Нойран. До ушей Иберии и его сына.

Первый был в бешенстве. Последний медленно, но верно сходил с ума.

Было ли это правдой или чистой ложью — уже не суть важно. Началась война. Децема, решив, что лучшая защита — нападение, нанесла удар первой, тем самым расписавшись в своём предательстве. Силы были неравны, Элу схватили, Дису же удалось спастись. В тот раз он легко отделался — потерял только левую руку.

Элу приговорили к ссылке, казнь приводил в исполнение сам Иберия. Индра же на экзекуции не присутствовал. С тех пор он вообще не вылезал из Тавроса, отойдя от дел. Его отец вёл ту войну в одиночку, оставив сына упиваться горем. Возможно, Иберия верил, что хандре его наследника нужно дать срок, и она пройдёт через пару месяцев. Но она не прошла и через пару лет.

Индра опустился, позабыв о гордости и чести. Он не видел больше смысла вести себя достойно, производить на кого-то благоприятное впечатление, преследовать какие-то цели. Ему стало наплевать на свою семью, людей, долг — на весь мир.

Ему хотелось умереть.

Возможно, поэтому Децема в итоге одолела своего старого, могущественного врага? Может ли такое быть, что, когда Дис появился перед Индрой, тот и не особо сопротивлялся? Ему больше не за что было сражаться, нечего защищать. Вот только он просчитался, когда решил, что Десница непременно его убьёт, положив тем самым конец его страданиям. На своего заклятого врага у Диса были свои планы.

Информации оказалось так много, что на её изучение стоило бы выделить год, а не полдня, как это было в случае со мной. Но я изрядно постарался, потому к вечеру у меня сложилось впечатление, что я этого парня знаю лично. Хотя, постойте-ка... ведь когда-то так оно и было.

Я явился на Совет подавленным и напуганным: идея вернуть Индру из "царства мёртвых" уже не казалась мне гениальной. Кто знает, как его изменили проведенные в "ссылке" годы? Возможно, вернувшись с Земли, он решит, что его прошлая жизнь не была такой уж и безнадёжной и минимум, что он должен сделать по возвращении, — угробить нас, всех до последнего.

Пусть я и повторяю это с возмутительной частотой: Чери оказался прав. Возвращение Индры могло обернуться для нас куда большими проблемами, чем война с Гаем. Это не случай с шилом и мылом, это "из огня в полымя". Даже с учетом того, что бойцы Стокрылого буквально месяц назад с легкостью завалились к нам домой, играючи перебили едва не половину моих людей, и их босс назвал это шуткой. Интересно, что с нами будет, когда он примется за Децему всерьёз, а после того, как на нашу сторону перешёл его брат, Гай стал чертовски серьёзным. Поэтому нужно было действовать. Сейчас. Немедленно.

Но не так, чтоб меня, не так.

В этом меня поддержали Бартл, Раск, Кей и (кто бы мог подумать) Чери, ответив на моё "а может всё-таки..." резким хоровым "нет".

Вернее сказать, узнав эту оглушающую новость от Диса, они взяли тайм-аут, для того чтобы переварить услышанное. И хотя Мышь усиленно повторял, что не верит в это, он всё-таки верил, как и все в этом зале, пусть им этого совсем не хотелось.

— Да, это правда. Могу подтвердить, — заявил Кей, который всегда присутствовал на особо важных собраниях. Сейчас был именно такой случай. — Какое-то время за его телом присматривал именно я.

— И ты всё это время скрывал от нас, сволочь? — взъелся Раск, обращаясь, почему-то, именно к доку. — И ни слова нам не сказал! А может ты позабыл о такой мелочи, а? Ведь ты у нас человек занятой. У тебя случайно в ежедневнике не значится пункт "рассказать ребятам о том, что у меня в подвале валяется тело грёбаного Индры"? Ты пролистай на досуге, а то мне трудно поверить в то, что ты за все эти годы даже не попытался нам об этом намекнуть.

— Ступай с миром, сын мой, — вздохнул док, "благословив" Раска неприличным жестом.

— Послушайте, сейчас мы обсуждаем не моральную сторону поступка Диса или Кея. Скрывали они или нет — это теперь вообще роли не играет, — проговорил я, но Мышь был со мной определённо не согласен. — Мы точно знаем лишь три вещи. А) Гай объявил нам войну, которая развернётся не сегодня-завтра и которую нам в одиночку не выиграть. Б) Единственный человек, которого Гай боится и выступить против которого у него кишка тонка — это Индра. В) Индра, которого все считали мёртвым, всё ещё дышит, и на данный момент мы располагаем всеми средствами, которые позволят вытащить его с Земли.

— Последний пункт — лишний, — вклинился Бартл. — Мне нравилось считать его мёртвым.

Раск, Чери и Кей согласно закивали.

— Ну да, я всё понимаю, — забывает на минуту о своём леденце Анна. — Но какой во всём этом смысл?

Я не совсем её понял. Разве я не потратил на толкование этого смысла минут десять, когда мы только собрались здесь?

— Я не о том. Я не знаю этого парня, но готова спорить, что если он и согласится вернуться, то только на своё прежнее место. А силой тебе, малыш-босс, его не заставить нам помогать.

— Верно, Анна! — воскликнул Раск. — Допустим, мы свергнем Гая. И что дальше? На его место придется кому-то встать. И кто как не Индра будет претендовать на трон, который был положен ему изначально? Он же законный наследник. Его поддержат как общественность, так и Синедрион. Спрашивается, за что мы сражались? И думаете, он так просто забудет, что Децема похоронила его клан, а Дис — его отца? Такое не прощают. Следующими после Гая будем мы.

— Ну это уже дело десятое... — пробормотал я.

— Индра никогда не считал устранение Децемы необходимостью, — даёт о себе знать Дис, и все замолкают, — как и его отец. Изначально уничтожение вообще не числилось в их планах. Децема — клан не менее древний, чем Нойран. Это история, а Иберия всегда относился к ней с уважением и научил этому своего сына.

До меня дошло, но не сразу. Ведь правда! Иберия задумал предать забвению Децему, лишь когда клан находился под управлением Элы. Его Величество поверил в предательство своей приёмной дочери, у него появились личные мотивы. Его гнев был направлен на неё, а не на Децему.

Тоже самое с Индрой. Он ненавидел не Децему, а Диса.

— И что нам это даёт? — не понимал Раск.

— Ну... мы знаем, что Индра желает не десятки тысяч смертей, а всего лишь одну, — заключил я, глянув на Диса.

— Это значит, что мы сможем договорится, — добавил Десница.

— Как будто он станет с тобой о чём-то договариваться, — усмехнулся Кей.

— Не со мной, — согласился он, и я с легкостью догадался, что речь идёт обо мне.

Вот только я не знаю, существует ли в этом мире то, от чего Индра не сможет отказаться.

— Спросишь у него, узнаешь, — ответил на это "Правая рука".

— Погодите минутку, — не унимался Мышь. — А что насчёт Синедриона? Вы думаете, они так просто закроют глаза на нашу самодеятельность? Мы вторгнемся на Землю — их территорию, а эти парни шуток не любят.

— Гай плюёт на Синедрион регулярно, и ему хоть бы хны, — заметил Кей, и я кивнул.

— Они должны радоваться, что мы вернём им наследника Нойран. Они же их обожали.

Но Раск был со мной не согласен. В тот раз он олицетворял собой рассудок всего Совета.

— Нам нужно попытаться, — заявил я решительно в итоге. — Индра всё равно полностью в нашей власти. Засадить его обратно или даже убить мы всегда успеем.

— Хотелось бы второе. И теперь уже наверняка.

— Кей, — повернулся я к доку, — сколько времени займёт подготовка?

— Если учесть, что дело крайне срочное, а в случае с тобой, босс, у нас в расположении были годы... недели две, не меньше.

— Это всё равно слишком долго, — вздохнул я, потерев ноющий висок. — Тионы готовы наступать. Гай не станет давать нам ещё две недели на размышление...

— Гая беру на себя, — подал голос Чери.

— Ну, блин, аллилуйя, — проворчал Раск. — Будет и от тебя хоть какая-то польза.

10 глава.

Честно признаться, временами я задумывался над такой возможностью: вернуться на Землю. Посетить свой далёкий неласковый дом, оказавшийся тюрьмой и взглянуть на него уже другими глазами. Я многое переосмыслил. Например, что быть несчастным здесь — заповедь, которой можно с лёгкостью пренебречь.

Если бы я только знал тогда то, что знаю сейчас...

Городок, ставший пунктом нашего назначения, был тих и скромен. Он встречал нас болезненно-желтым рассветом и узкими улицами, расцвеченными электрическими гирляндами и пёстрой рекламой. Царствовал седой декабрь. Канун Рождества.

Совсем скоро здесь станет оживлённо, но понимание этого отнюдь меня не отрезвляло. Я стоял, словно контуженный, хлопая глазами и выдыхая пар. Мне было холодно, щемило в груди, и я всё ещё подозревал, что происходящее — всего лишь сон.

— Чери, ударь меня, — обратился я к стоящему за моей спиной парню.

Тот понимающе усмехнулся.

— Ты не спишь. Мы действительно вернулись.

Было что-то согревающее душу в том, что лицезрение этой родной картины растрогало не только меня.

— Нам сюда, — дал о себе знать Дис, и я очнулся, вспомнив, по какой причине мы здесь оказались.

Снег скрипел под подошвами, когда я поспешил за Десницей.

— Видимо, ты уже не раз тут появлялся, я прав? — бросил ему в спину Чери. Его голос звучал насмешливо, ядовито. — Периодически наведываешься сюда, дабы убедиться, что ему живётся в должной мере хреново? Ну и сколько сейчас твоему заклятому, грозному врагу? Шесть лет? Семь?

Дис промолчал и даже не обернулся, но и без его ответа я знал: Чери оказался прав и на этот раз. Деснице не нужен был GPS, он знал куда идти и без карты. Всё радостное волнение как рукой сняло, и в течение всего пути до нужного нам дома я не проронил ни слова.

В отличие от меня, Дис ни на секунду не забывал о том, что нас сюда привело. Он пришёл вызволять из ада своего врага, хотя надеялся, что муки последнего будут куда более продолжительными. В связи с этим "Правая рука" был не в духе, и на месте Чери я бы принял это к сведению и заткнулся. Но куда там... гордый собственной догадливостью, он всю дорогу без умолку говорил о том, какой мразью надо быть, чтобы желать боли человеку, который теперь, считай, не имеет с Индрой ничего общего. Подглядывать за ним, может даже вставлять палки в колёса, наслаждаться своей местью и...

Чери не будет самим собой, если при этом не коснётся темы половых органов и самоудовлетворения.

Спустя минут пятнадцать мы стояли возле низкого частного домика довольно скверной наружности. Вид жилья говорил скорее не о бедности, а о распущенности его хозяев. Когда мы подошли к двери, застыв на пороге, я отметил, что это единственный дом, из тех, что нам встретились, где Рождество не ждут. Никаких украшений и праздничных вывесок. А ведь здесь жил ребёнок...

Дис громко постучал в дверь, так, что задребезжали стёкла. Было ещё довольно рано, поэтому я не слишком удивился тому, что ответ последовал нескоро. Замерев в напряженном ожидании, я прислушивался: по ту сторону двери раздались тяжелые, шаркающие шаги. Я представил себе образ человека, отпирающего замок — по мне, это должен был быть грузный старик, страдающий ревматизмом. Каково же было моё удивление, когда дверь нам открыл довольно молодой мужчина.

Из дома пахнуло спёртым, нагретым воздухом и тяжелым запахом дешёвого алкоголя.

Хозяин дома был высоким и очень тощим. Из-под закатанных рукавов его грязного свитера выглядывали костлявые руки, на которых чернели синяки. Вероятно, он уже был смертельно болен. Наркоманы вообще долго не живут.

Увидев Диса он отшатнулся, его мутные глаза с желтыми белками панически округлились. Потом он заметил Чери, и сделал ещё один шаг назад.

— У меня нет денег... не сейчас... но я всё верну... — залепетал он невнятно. Его взгляд заметался, точно пойманная птица, пока наконец не сфокусировался на мне. Присутствие подростка его несколько успокоило. Потом Дис спросил про его сына, и мужчина окончательно расслабился. — Только вчера приходили ваши... Вы же из опеки? — Как он догадался? — Я им уже всё сказал... Арни жутко неуклюжий, постоянно на что-нибудь падает. Неудивительно, конечно, с его-то отклонениями. А ещё на улице такой дубак, поскользнуться — раз плюнуть. Я ему уже устал повторять, чтобы он был аккуратнее и никуда от меня не отходил, но он жуткий недоумок. Весь в мать. Клянусь, я его и пальцем не тронул.

На меня словно опрокинули ведро холодной воды. Глядя на не брившегося недели две и не мывшегося столько же человека, на его дом, на этот жалкий город вообще, мне отчего-то захотелось закричать. Бесцельно и громко. Я не знал, что будет со мной, если я всё же доберусь до нужного нам пленника. Ведь то, что я вижу — это лишь прелюдия к основному действию, но мне от неё уже так тоскливо и гадко, что хоть вой.

— Его забрали, держат где-то тут неподалёку, в каком-то приюте, — продолжил он, морщась то ли от холода, то ли от боли. — Сказали, что нужно заводить дело... Но я ведь хороший отец. Арни меня любит, у него спросите. Да, у меня сейчас небольшие проблемы с работой, но скоро всё наладится, честно. У всех ведь в жизни бывают трудные времена, это не повод отбирать у отцов их детей. Да и кому он такой нужен кроме меня? Когда его сука-мать подохла, я ведь из кожи вон лез, чтобы...

Мужчина говорил торопливо, сбивчиво, смотря на Диса едва ли не подобострастно. А я стоял, не шевелясь, и молча ненавидел: этого человека, его чертово вранье, дом и всю эту ситуацию. Я понимал, что он на самом деле боится потерять не своего ребёнка, а пособие, которое тому выплачивают. Лживая скотина.

Я сам не понимал, откуда во мне появилось это тупое бешенство. Я готов был с пеной у рта вцепится ему в глотку и задушить. Мне хотелось, чтобы он наконец-таки заткнулся, ведь этой лжи не верил никто, даже он сам — завравшийся и пьяный.

Может дело в том, что я ещё слишком хорошо помнил, что такое — брошенные, озлобленные, напуганные, ничейные дети. Дети, родители которых умерли. Дети, родителям которых на них наплевать. Дети, которых ненавидят собственные родители.

Стоящий перед нами подонок относился к последней категории.

Я мечтал его убить, но всё что сделал — развернулся и пошел прочь от его дома, задыхаясь от бессильной и по сути беспричинной ярости.

— Эй, может одолжите мне сотню баксов во имя Христа? Завтра же Рождество! Ну а полтинник? — кричал нам вслед этот отморозок, но в итоге, не получив ответа, зашел в дом, озлобленно хлопнув дверью.

Я глядел себе под ноги, слыша, как за позади меня оживлённо разглагольствует Чери.

— Боги, да ты конченый ублюдок, Дис. Ты в курсе? Как ты только сам себя выносишь, а? Нет, мне, правда, интересно. Этот бедный Арни уже давно не Индра, но ты всё равно получаешь удовольствие от осознания, что этот папаша регулярно поколачивает своего ребёночка. Бедняжка голодает, живёт в грязи и холоде, без матери, по уши в жестокости и боли с отцом наркоманом, не понимая, чем это заслужил. А ты глядишь на него и тихо радуешься. — Брат Гая рассмеялся. — И тебе его ни капли не жалко, да? Знаешь, что я думаю? Что Индра по части жестокости с тобой и рядом не валялся.

Дис стойко молчал.

— И чем же он заслужил такую жизнь? Всего лишь тем, что имел больше прав на то, что ты так отчаянно хотел присвоить. Ты знал это, и тебя это бесило. Когда Индра уже вовсю строил на Элу планы, ты о её существовании вообще не знал. Подумать только, какой трудный путь он прошел: называл себя её наставником, братом, женихом. А потом вдруг появился ты и решил взять такую "крепость", такую женщину наскоком.

Я ускорил шаг, стиснув зубы. Только психоанализа Чери мне сейчас не хватало.

— Откуда такая самоуверенность? Ты же понимаешь, что по сравнению с Индрой был и остаёшься чёрт знает чем. И сколько бы его ни унижали здесь, сколько бы долбаных отцов его ни лупило, ты от этого лучше не станешь. В зеркале каждое утро ты всё равно будешь видеть всё того же урода. И к тебе по-прежнему из женщин будут подходить только самые отважные шлюхи. Им бы, блин, медали выдавать за такой подвиг, всё-таки лечь под тебя — это пострашнее войны. А после того, как...

За моей спиной раздался глухой звук сильного удара, но я даже не подумал остановиться или обернуться. Чери сам нарвался, ему пора бы уже научится держать язык за зубами или хотя бы отвечать за свои слова. Я слышал, как взревел от ярости мой болтливый друг: он ждал этого момента давно и теперь влез в драку с большой охотой. В случае чего, он все равно будет выглядеть невинной жертвой, ведь начало этой потасовке положил удар Диса.

Я понимал, что разнимать их теперь — бесполезное, даже глупое занятие. Они взрослые люди, разберутся сами. Да и что говорить, до этого когда-нибудь всё равно дошло бы.

Не сбавляя шага, я ушел с улицы, на которой стоял тот проклятый дом. Я понятия не имел, в какой стороне находится приют, да и люди, у которых можно было бы это разузнать, предпочитали этим предпраздничным утром хорошенько выспаться. Но я чувствовал острую потребность в одинокой прогулке, поэтому несильно досадовал на то, что наше дело затягивается. Времени было предостаточно.

Минут через десять я наткнулся на патрульную машину, рядом с которой стояли два жизнерадостных копа. Они завтракали, по-видимому, находясь в отличном расположении духа. В руках — бумажные стаканчики с кофе, потрясающий запах которого заполнял едва ли не всю улицу. Окружающая офицеров атмосфера дружелюбия и добропорядочности совершенно точно не могла сулить ничего плохого, поэтому я смело подошел, пожелав им счастливого Рождества.

— Я заблудился. Не подскажите, где я могу найти приют?

Они смерили меня внимательными взглядами, и я уже тогда проклял свою самостоятельность.

— Приют? — переспросил один, вытирая ладонью пышные усы.

— Может быть, ты имеешь ввиду Дом Ребёнка? — уточнил другой, помоложе.

Может быть.

— А тебе это зачем, парень? Ты что, сбежал?

Нет. По крайней мере, не оттуда.

Я даже представить себе не мог, что они так ко мне прицепятся, потому в этот раз придуманная мной на ходу история звучала совсем не убедительно.

— А где твои родители?

— Ты не местный?

— Звать тебя как? — спрашивали они наперебой, заставляя меня отчаянно отбиваться.

"В пекло приют, — подумал я, поддавшись панике: — мне бы теперь просто ноги отсюда унести".

— Готов клясться, что где-то уже тебя видел, — проворчал усатый, вглядываясь в меня с особой пристальностью. — Так где, говоришь, твои родители?

От необходимости отвечать меня спас подбежавший к офицерам мужик, видок которого был настолько диким, что обо мне тут же забыли.

— Неважно выглядишь, Фрэнк. Опять от жены бегаешь? А я ведь тебе говорил завязывать с картами...

— К черту карты, Пит! — выпалил тот хрипло, обращаясь к усачу. — Там... чтоб меня, рядом с моим домом какие-то верзилы устроили бои без правил!

— Ну бывает. Парни просто отмечать начали раньше остальных...

— Если бы! Я такого никогда в жизни не видел! Я сначала подумал, что у нас в округе кино снимают. Один из них мне башкой стену проломил, понимаешь ты это или нет?

— Ладно, пойду гляну, что там стряслось, — неохотно согласился Пит, видимо, считая, что проблемы Фрэнка всё-таки не по его части: белой горячкой должны заниматься медики. — А ты, Дэвид... эй, малец, ты куда это навострился?

Я не стал ему отвечать, бросившись наутёк, чем, по их мнению, расписался в своей преступности. За мной поспешил Дэвид, но ему даже вспотеть не пришлось: дыхалка астматика и гололедица сыграли против меня.

11 глава.

— В Рождество действительно сбываются мечты, — говорю я, смотря сквозь решётку на сидящего за рулём Дэвида. — Никогда ещё не катался на патрульной машине. Может, включите сирену? Нет? Ну и ладно.

Теперь этот Дэвид не казался мне таким уж дружелюбным парнем. Всю дорогу до участка он молчал, лишь изредка задумчиво поглядывая на меня в зеркало заднего вида. Понимаю, я не был похож на бродягу, малолетнего преступника или наркомана, и вёл себя смирно. Вероятно, он верил, что поиск в базе данных ничего не даст, что его напарник ошибся, ведь моя внешность вполне себе заурядная...

До базы данных дело даже не дошло. Мы прибыли в участок, и Дэвид неосознанно усадил меня под доской с фотографиями разыскиваемых людей. Там был и я. И Эльза тоже. Нас к тому времени уже объявили в розыск по всей стране. Странно, что подняли такую шумиху именно вокруг нас, ведь дети сотнями пропадают ежегодно. Хотя, конечно, не так специфично и скандально.

Что тут с ним сделалось! Этот Дэвид от радости чуть сознание не потерял. Вероятно, грезил уже о какой-нибудь награде, премии, на худой конец — грамоте, которую ему вручит лично губернатор. Вот только сегодня канун Рождества, так что он и его подвиг всем до лампочки. Он пытался трижды дозвониться в какой-то там департамент, но всё без толку. Отчаявшись, Дэвид решил связаться с тем самым Домом ребёнка (не в каталажке же меня держать все выходные), и я несколько приободрился. Похоже, что я всё же попаду туда, куда надо, стараниями этого корыстного простака.

Так и получилось. Уже через полчаса я сидел в чистом кабинете директрисы, окруженный полицейскими, докторами, няньками и социальными работниками. Все они знали мою историю: кто-то прочитал в газете, кто-то видел выпуск новостей, а кому-то рассказали знакомые. Окруженный назойливым вниманием и участием, я даже позабыл о Дисе, Чери и нашей цели. Но потом какой-то убеленный сединами психолог сел напротив меня и мягко спросил, что же со мной всё-таки приключилось.

— Но если ты не хочешь об этом говорить... если тебе неприятно или ты боишься, мы не смеем настаивать, — продолжил профессор со всей серьёзностью, делая очень сочувствующее лицо. Я же продолжал улыбаться, как дурак. — В любом случае, Алекс, что бы с тобой ни произошло, ты в этом не виноват. И те негодяи, которые похитили тебя, обязательно за это ответят. Ну так что? Ты сможешь их описать? Они говорили тебе о своих мотивах? Где тебя удерживали? Важна любая мелочь...

И я рассказал им всю правду целиком, просто шутки ради.

Правду про Землю, про Амальтею, Эндакапей, про моё тело — это и настоящее, женское. Про разделитель, ДППИР, Синедрион. Про Децему, Тион и Нойран. Про Диса, Гая, Иберию и Илону с Индрой. Про своих старейшин. Про скорую войну.

Да-да, я босс мафиозного клана, и, если они мне не верят, пусть взглянут на мою спину.

Было забавно наблюдать за тем, как лица этих умных, важных людей вытягиваются от ужаса. Краем глаза я заметил, как они переглядываются, качая головами.

Свихнулся, бедняжка. Не удивительно, такой стресс.

— Да-да, конечно, — соглашался с каждым моим словом профессор. — А что же Эльза? Ты помнишь Эльзу Беймингтон? Её забрали вместе с тобой.

Ещё бы я её не помню. Вот только Эльзы им больше не увидеть, потому что её душа уже вернулась в истинное тело, и из миленькой, безобидной девочки она превратилась в сущего дьявола — Чери.

— Из-за того, что мы крепко дружили здесь, на Земле, — вещаю я расслабленно, — Чери отвернулся от Гая и присягнул на верность мне. Но вы бы видели этого Гая. Он такие сюрпризы не любит, потому пообещал угробить меня, если я не верну ему его брата. Да вы на меня посмотрите, разве я смогу удерживать силой лучшего фехтовальщика Эндакапея?!

Они попеременно кивали и качали головами, продолжая сочувственно вздыхать.

— Умирать мне совсем не хочется, — продолжаю я, почесывая ушибленный затылок. — Потому мы и решили притащить с Земли на Амальтею Индру. Он один может угомонить Стокрылого, вот только после Гая он может приняться за нас. За Диса так точно, потому что именно он пропустил Индру через разделитель. Но ведь не убил, да? Не знаю, как бы я поступил, если бы мне руку отрезали...

Судя по взгляду профессора, он делает вывод, что условия моего содержания были до того невыносимы, что моя детская психика не выдержала. Я придумал эту сказочку, чтобы уйти от жестокой реальности. Тяжелый случай, в общем.

— Понимаете, мне во что бы то ни стало нужно найти Индру, — со всей серьёзностью обращаюсь я к нему. — Теперь его, конечно, не так зовут, но вы его знаете. Это Арнольд Ротмер, и я совершенно точно знаю, что он находится сейчас здесь. В этом самом здании.

***

В покое меня оставили лишь когда окончательно стемнело. Осмотрев со всех сторон, проведя все возможные тесты, медики и психологи пришли к выводу, что я стал жертвой влияния какой-то опасной секты. Они обсуждали это между собой столь убедительно и обстоятельно, что я даже на секунду им поверил. Теперь, когда я вернулся в свою старую реальность, последние месяцы моей жизни в самом деле напоминают фантазию, вызванную действием наркотика и гипнозом.

Дис и Чери не торопились, словно подтверждая доводы профессоров. Лежа в пустынной палате, я смотрел на обшарпанный потолок. Здесь было темно и довольно зябко. Полчаса назад мне дали успокоительное, убеждая в необходимости сна: я так многое пережил, но теперь я в безопасности и могу себе позволить полноценный отдых. Но спать мне совершенно не хотелось, я думал о том, как бы мне добраться до Арни.

Комната, в которой я нахожусь, заставлена кроватями и тумбочками для личных вещей. Но детей, кроме меня и сына Ротмера, в этом Доме нет: местное начальство постаралось до Рождества распределить ребят по приютам, которые находились в соседних городах. Там условия были получше, и подготовлена концертная программа с подарками. Здешние работники, вероятно, мечтали отметить праздник со своими семьями, но на их головы свалились я и Арни, поэтому им придётся коротать эту ночь здесь.

Из коридора доносятся звук работающего телевизора и обрывки разговоров.

Арни поступил к ним вчера вечером, после того как беспокойная соседка мистера Ротмера, услышав детские крики и плач, пожаловалась полиции. Уже в который раз. Прибыв, копы не ограничились простым внушением. Забрав ребёнка от наркомана-отца, взяв показания у соседки и зафиксировав факт побоев, они завели дело о лишении родительских прав. Не знаю, был ли в этом какой-то смысл: папаша Арни, судя по виду, всё равно долго не протянет.

Вспоминая мистера Ротмера, я прихожу к выводу, что мне в некоторой степени повезло. Не знаю, каким бы сейчас был я, воспитай меня такой отец.

Поворачиваясь набок, я слышу взрыв женского хохота и торопливые, почти невесомые шаги: воспользовавшись моментом ко мне в палату прошмыгнул маленький гость. Я приподнялся на кровати и сощурился, разглядывая его очертания в темноте.

Держась за стену одной рукой и чуть склонив голову, в углу комнаты стоял мальчик лет семи. Низкий, худой и очень коротко постриженный. Налысо стригут всех детей, прежде чем отправить в приют, из-за паразитов.

Это и был Арнольд Ротмер.

— Ты здесь? — прошептал он, когда отдышался.

В коридоре снова громко засмеялись, и я, неуверенно оглядевшись, ответил:

— Да?

Голова мальчика рывком повернулась в мою сторону, после чего длинные и худые, как вермишель, ноги понесли его к моей кровати. Сев, я наблюдал за ним удивлённо, даже напугано: за свою жизнь я насмотрелся достаточно, но этот малец походил на жертву концлагеря, и такое я видел впервые. Идя ко мне, он цеплялся за спинки кроватей, и лишь когда приблизился вплотную, и его лицо осветил тусклый свет фонаря за окном, я с ужасом понял: этот ребёнок слепой.

Следующий его жест сразил меня окончательно. Нащупав рукой моё плечо, Арни тут же, без колебаний, залез мне на колени, начиная душить в объятьях. На такое способны только лишенные родительской любви дети. Казалось бы, откуда берутся силы в этом тщедушном теле? Но его маленькие руки стиснули меня, пальцы впились в плечи. Я понял, что без помощи взрослых его от меня уже не отцепишь.

— Я знал, что ты придёшь, — пролепетал он, и я обмер.

Не может быть. Неужели душа Индры настолько уникальна, что он никогда и не забывал о своём славном прошлом? Возможно ли, что он предвидел эту самую встречу?

— Почему у тебя нет крыльев? — внезапно спросил он, трогая ладонями мою спину. — Так надо, чтобы никто не узнал, кто ты такой? — Я нахмурился ещё сильнее, выдав что-то нечленораздельное. — А я сразу понял. Я подслушивал. Они смеются... эти женщины не верят, что ты пришёл из другого мира за мной. Но я всегда знал, что ты придёшь. Я очень-очень тебя ждал.

Закусив губу, я чувствую, как мокнет ткань моей рубашки на плече, и как короткие, жёсткие волосы колют кожу щеки. Больше всего на свете в ту секунду мне хочется появиться перед мистером Ротмером и прикончить эту бессердечную тварь собственными руками.

— Всё в порядке, Арни. Теперь всё в порядке. Мы заберем тебя отсюда.

— Есть такие же, как и ты? Здесь? — удивленный, он отстраняется, но по-прежнему глядит в пустоту. На его лице темнеют следы побоев.

— Такие же, как и я? — переспрашиваю я неуверенно.

— Рождественские ангелы, — он улыбается жалобно и слабо. — Мне про вас рассказывала мама. Вы её уже забрали, помнишь?

Имел ли я право в тот момент говорить "нет"?

— Я встречусь с ней? — допытывается он, невозможно радостный и взволнованный.

— Если захочешь, — отвечаю я туманно, чувствуя себя исключительно погано.

Я смотрю на этого избитого ребёнка и просто не могу поверить в то, что на деле он — озлобленный, хитроумный, жестокий наследник великого клана. Что моя судьба, судьба Децемы и, возможно, всего Эндакапея зависят от него. Что Дис может искренне желать ему боли и горя. Что у Гая от одного взгляда на него некогда тряслись поджилки.

Я не сопротивляюсь и не пытаюсь его утихомирить, когда Арни начинает трогать мои волосы и лицо в попытке понять, как я выгляжу.

— Почему ты хмуришься? — спрашивает он тревожно.

"В основном потому, что хочу убить твоего отца", — думаю я, но отвечаю совсем иначе.

— Я не очень люблю Рождество. Работы много.

— А я очень его люблю! Очень-очень! Мне дарили подарки, и мама готовила пирог... раньше, когда ещё была со мной, — улыбка сползает с его лица. — Ты уйдешь? Тебе нужно найти ещё таких же, как я?

— Нет, — поспешно уверяю его я, мысленно называя себя тупым кретином. Какого ляда я разыгрываю этот спектакль? — В это Рождество мне нужно быть только с тобой.

Похоже, он готов прямо здесь умереть от счастья.

— Мы будем отмечать Рождество?

— Да, почему бы и нет.

— И мы сможем поесть пирожных и выпить горячий шоколад?

— Столько, сколько захочешь.

Черт возьми, Алекс, нельзя быть таким жалостливым, слабовольным придурком! Почему, глядя на него и слушая его восторженный щебет, мне так трудно думать об истинной цели нашего прибытия сюда? Почему я не могу отказать ему? Считаю ли я просьбы Арни рождественскими желаниями ребёнка или последней волей умирающего?

Пирожные так пирожные. В конце концов, этот праздник когда-то с нетерпением ждал и я. Я тоже любил Рождество. Вот только мама не готовила мне пирогов...

Я так крепко задумался, что не услышал чужих шагов. На пороге замерла смотрительница, в комнате вспыхнул свет.

— Вы что тут шепчетесь, проказники? — возмутилась она, и я едва не взвыл от боли: Арни вцепился в меня как клещ, спрятав лицо у плеча. — Арнольд! Ну-ка марш в свою комнату! Тебе что сказал доктор?

Как не вовремя, подумал я, глядя на неё. Но потом в проёме за женщиной выросла фигура Чери, в свете блеснула короткая игла медицинского пистолета, и я тут же изменил своё мнение.

Чертовски вовремя.

***

Я чувствовал себя несколько виноватым перед всеми этими людьми, которым в этом году Рождество придётся проспать.

Оттащив последнего охранника в комнату и скинув его на кровать, Чери с чувством выполненного долга посмотрел на меня. До этого он обошел всё здание и проследил за тем, чтобы каждая нянечка и надзиратель забылись сном. Но, конечно, не вечным.

— А ты времени зря не терял, — заключил он, указав на прилипшего ко мне Арни. — Судя по всему, в поисках "того, от чего он не сможет отказаться" уже нет нужды.

— Где Дис?

— Сдох ублюдок, — отрезает Чери, но тут же со вздохом добавляет: — Ждёт снаружи. Так что берём малыша и делаем ноги. Мы и так возимся слишком долго.

Я промолчал, подхватив Арни на руки, с удивлением отмечая, что даже при своей комплекции практически не замечаю его веса. Заглянув в комнату, где остались его теплые вещи, я помог мальчику с курткой, шапкой и обувью, чувствуя себя каким-то недоделанным старшим братом. Некогда Индра называл себя старшим братом Элы. Будь у меня настроение и время, я бы посмеялся над абсурдностью ситуации.

— Он что, слепой? — недовольно бормочет Чери, не понимая по какой причине я несу Арни на руках, спускаясь по лестнице.

— Но не глухой, — отвечаю я раздраженно, заставляя его гадать над причинами моего внезапно испортившегося настроения.

Немного напуганный и присмиревший Арни молчал, обвив мою шею тонкими руками. Лишь когда мы вышли, он спросил идёт ли снег, и я ответил утвердительно. Дис ждал нас за оградой в стороне от уличных фонарей. Когда он вышел на свет, я заметил, что сейчас он выглядит ещё мрачнее, чем утром. Хотя, казалось бы, уже должен был отыграться на Чери.

Десница долго смотрит на прилипшего ко мне ребёнка. Он понимает, что, забрав его отсюда, вернёт себе прежнюю головную боль. Как долго он мечтал расплатиться с Индрой. И вот, когда он начал наслаждаться местью, когда только вошел во вкус, появился я со своими гениальными идеями, и все его мечты полетели псу под хвост. И теперь он здесь, вызволяет собственного врага. Этот факт злит его почти так же, как "фальшивые" беспомощность и страх, с которыми Арни в меня вцепился. Проще говоря, Диса бешу такой я — не понимающий, что за человека подпустил к себе настолько близко.

— Уходим, — бросает Десница через минуту, отворачиваясь: он не в состоянии наблюдать эту трогательную картину и дальше.

Я шокировано слежу за тем, как без лишних слов за ним следует Чери. С каких пор этот неугомонный парень стал таким тихим и послушным?

— Кто это? Они не похожи на ангелов, — едва слышно шепчет Арни, но я молчу, продолжая стоять на месте.

— Алекс? — оборачивается Чери. — Если тяжело, дай шкета мне.

— Не могу.

— Чего не можешь?

Тут уже остановился и Дис, смерив меня тяжелым взглядом.

— Я пообещал Арни отметить Рождество.

— Твою мать, Алекс, — взмахнул руками Чери. — Что ещё ты пообещал своему "Арни"? Стать его женой?

— Заткнись, — спокойно обрываю его я. — Я тебя ни о чём не прошу.

— Отметим Рождество на базе, ладушки? А теперь идём...

— В таком случае, отправляйтесь на базу без меня.

Чери оторопело на меня вылупился.

— Чего?! Что это с тобой?

— Я только хочу зайти в какое-нибудь кафе и выпить горячего шоколада. Если для тебя это так обременительно, дай мне местные деньги, все, какие у тебя есть, и иди, куда пожелаешь.

Он просто не верил своим ушам. Я променял его — своего лучшего друга — на какого-то Арни и его прихоти? И это с учетом того, что Арни — долбаный Индра?

— Ладно, — выдыхает он раздраженно. — Пошли найдём, где здесь можно выпить ваш чертов шоколад. Только быстро.

Я уже было обрадовался, но вздохнуть с облегчением мне не дал Дис. Я поставил Арни на ноги и взял его ладонь в свою, глядя с опаской на приближающегося ко мне мужчину. Он встал вплотную и наклонился к самому моему лицу, зашипев:

— Какого дьявола ты творишь?

Говоря откровенно, я немало перетрусил от его вида и интонации. Ещё никогда, ни разу за всё это время Дис не смотрел и не разговаривал со мной подобным образом. Даже с учетом того, что порой мои действия были куда предосудительнее желания накормить голодного, несчастного ребёнка пирожными.

В любой иной ситуации, я не решился бы открыть рот, но спрятавшийся за мою спину Арни, вдохнул в меня силы.

— Вот уж не думал, что придется повторять дважды именно тебе. Я же сказал, что...

— Забыл, за кем мы сюда явились? Кто запихал тебя в эту дыру, вынудив давиться собственным жалким существованием все эти шестнадцать лет?

— Весь фокус как раз-таки в том, что так оно и есть, — ответил я, желая отступить, но не имея такой возможности. — Я ничего не помню, поэтому не вижу причин, по которым должен ненавидеть обычного, ни в чём не повинного ребёнка.

— А ведь причин, мать их, предостаточно.

— Очнись! Это уже не Индра! Неужели ты, такой умный, не видишь отличий?

— Мне плевать, кто сейчас стоит передо мной: ребёнок, взрослый, мальчик, девочка. Я знаю лишь, что в душе это тот самый человек, который забрал у меня всё.

— Но ты забрал у него куда больше, и теперь вы квиты! Разве нет?

— Хотел бы я, чтобы так оставалось и впредь.

Я качнул головой, отрицая, не желая признавать...

— Ты действительно так сильно его ненавидишь, что готов осудить на страдания даже ребёнка, в котором от Индры ничего не осталось? И не появись мы здесь, ты бы, правда, приходил сюда раз за разом и с наслаждением смотрел на его мучения? И охотнее сжалился бы над какой-нибудь блохастой собакой, чем над ним?

— Если бы ты только помнил...

— А ты никогда не думал, что отсутствие у меня этой самой памяти, играет тебе на руку? — перебил его я. — Ведь кто знает, стал бы я с тобой вообще сейчас разговаривать, помни я о том, кто ты на самом деле такой, и что нас связывало. Но я тебя не помню. Как не помню и его. Я уже совсем другой человек и не вижу никакого смысла относится к этому ребёнку хуже, чем к тебе. Считаешь себя лучше него, а? Он мне сегодня всю рубашку слезами залил, надеясь, что я его заберу куда-нибудь подальше от его ублюдочного отца. И знаешь ли, на меня это произвело куда более благоприятное впечатление, чем лицезрение твоих забав в Фомальгауте. Так что лучше тебе, блин, больше не говорить мне о том, какой он плохой и какой ты хороший.

Впечатленный собственной наглостью, я пытался отдышаться, глядя на Диса с опаской. Всё-таки сегодня свою сдержанность он оставил на Амальтее, потому мог решить, что после Чери самое время поучить вежливости меня. Но нет, единственный ребёнок, которому он охотно причинит боль — не я, а тот, что стоит за моей спиной.

— Если ты уже пожалел о том, что связался со мной, можешь оставить меня здесь и отправляться домой, — добавил я тише. — Никаких обид.

Десница отошел от меня на шаг и отвернулся. Вероятно, он задумался над моими последними словами всерьёз: мои капризы ему осточертели. Он просто не знал, на что подписывался, когда решил вытащить меня с Земли. Иметь дело с детьми в новинку для него.

Но когда я уже отчаялся услышать ответ, Дис, запустив пальцы в намокшие от снега волосы, пробормотал:

— Детские кафе, Рождество, горячий шоколад... И это ты меня обвиняешь в жестокости по отношению к нему? Вот увидишь, он тебе это ещё припомнит.

12 глава.

Кондитерской, в которую мы забрели, целиком и полностью завладел праздник. Главный зал был наполнен детским смехом, теплом и потрясающими ароматами. Арни, пусть и не проронил ни слова за всю дорогу, теперь прислушивался и принюхивался, раздираемый любопытством, поэтому я взял на себя роль его глаз и описал обстановку.

Здесь всё украшено гирляндами и венками с омелой. Столы в основном круглые, красные. В отдалении стоят квадратные, они составлены вместе, и за ними собралось несколько мамочек со своими малышами. Рядом с нами сидит влюбленная парочка. В дальнем углу, напротив входной двери, где поставлена рождественская ель, расположились еще двое голубков. С другой стороны от наряженной большими красными бантами ёлки уплетают кремовый десерт девочки-близнецы лет десяти. Их сюда привели бабушка с дедушкой, которые теперь уставились на нас, как на... как на мафиози, припёршихся в кондитерскую.

Да, что поделать, но мои спутники будут исправно привлекать внимание вне зависимости от места, которое решат почтить своим визитом. Что говорить об этом милом заведении, чью сентиментальность и сахарно-сопливую наивность оскорбляет их внешний вид. Увы, тут не найдётся никого, кто бы указал им на дверь или даже просто попросил сделать лица попроще.

Официанты стоят в сторонке, нервно друг с другом переговариваясь и кидая на нас несмелые взгляды, пока я изучаю меню. Я не решаюсь спросить, будут ли себе что-нибудь заказывать парни. Думаю, их терпения хватает лишь на то, чтобы сидеть смирно. Арни тоже молчит, но, кажется, в тепле, окруженный волшебными ароматами сладостей, он несколько отошёл и потому теперь беззаботно болтает ногами под столом.

В какой-то момент к нашему столу подходит самый смелый из местного обслуживающего персонала — полноватый, низкий паренёк, который представляется Мартином. Настоящий герой. От необходимости принимать у нас заказ он избавил здешних дам, взяв огонь на себя.

Я прошу принести несколько пирожных и две кружки горячего шоколада. Пока Мартин торопливо записывает, в кафе заходит супружеская пара, ведя за ручки мальчишку лет пяти. Они, не глядя, уже было направились в нашу сторону, дабы занять свободный столик, но в какой-то момент их сынок замирает как вкопанный, выпучив свои крохотные глаза на Диса. Спорю, таких больших, угрюмых, одетых сплошь в черное, беловолосых и красноглазых дядечек бедняжка не видел даже по телевизору. Когда мальчик внезапно разражается сильным плачем, и родители, изумлённые и пристыженные, пытаются его успокоить, Десница мучительно вздыхает, закрывая глаза. И в этот момент мне больше всего жалко не вопящего ребёнка, а своего заместителя: это место сводит его с ума.

Бедолага Мартин пытается убедить супругов остаться и перейти в другой зал, но те его не слушают, на бегу уверяя своего сынка в том, что 'это просто костюм такой. Как на Хэллоуин, понимаешь, солнышко?'

Услышав детский плач и поняв, какие эмоции мы вызываем у окружающих, Арни снова поник.

— Ты не рождественский ангел, да? — шепчет он расстроенно и обиженно, из-за чего я чувствую себя конченым подлецом.

Долго сомневаясь, я всё же говорю:

— Да, Арни. Я совсем не ангел. Я такой же, как и ты.

— Такой же, как и я? — похоже, он вновь мне безгранично доверяет.

Наклоняясь к нему, я всё-таки решаюсь рассказать правду.

— Я тоже жил здесь, в этом мире. Без родителей, среди таких же ничейных детей, как и я. Мне тоже частенько бывало больно и страшно, но теперь всё изменилось... Теперь я живу очень-очень далеко отсюда.

— На небе?

— В каком-то смысле.

— Но ты не ангел?

— Нет, потому что... я слишком часто веду себя, как идиот, и я совсем не добрый.

— Это не так. Ты самый добрый на свете. Даже добрее миссис Коул.

— Поверь мне, многие с тобой не согласятся. Как бы там ни было, мне... там, 'на небе' очень нужна твоя помощь.

— Моя?! — изумленно повторяет он. Его плечи опускаются, и Арни начинает тереть глаза, словно собираясь расплакаться. — Я ничего не умею... я не смогу тебе помочь.

Я не знаю, как ему объяснить.

— Арни, там ты... ты сможешь мне помочь, потому что станешь совершенно другим. Ты изменишься, если согласишься...

— Я буду видеть? — выпаливает он, и я киваю.

— Да.

Арни хватает меня за руку, захлебываясь волнением.

— И я стану сильным?

— Не знаю, найдётся ли кто-нибудь сильнее, — отвечаю я уже без особого энтузиазма.

— Даже сильнее, чем ты?

Тоже мне, нашел силача.

— Не только сильнее, — вздыхаю я с наигранной печалью. — Ты станешь умнее, смелее и выше меня. Знаешь, я ведь жуткий коротышка.

— Но ты всё равно останешься добрее всех на свете, — утешает он, вновь перебираясь на мои колени. — Мне никогда не стать добрее тебя.

— Смышленая деточка, — бормочет себе под нос Чери.

— Забери меня, — просит Арни, ластясь. — Забери меня отсюда. Я не хочу жить с папой, я хочу жить с тобой. Всегда-всегда.

— Хорошо. Спасибо, Арни. Мы уйдём отсюда, как только съедим пирожные, договорились?

— Я не хочу больше пирожные. Ничего не хочу. Только забери меня. Я сделаю всё, что захочешь, если ты меня заберешь с собой.

Поджав губы, я гляжу в слепые детские глаза.

— Ну вот! — восклицает Чери. — Считай, дело в шляпе!

***

Но пирожные мы всё-таки съели.

Торжествующий Чери глядел с ироничной улыбкой на то, с какой торопливостью и жадностью Арни уплетает свои лакомства. Мой друг действительно верил, что мы убили одним выстрелом двух зайцев: нашли Индру и уже взяли с него слово нам помочь. В отличие от меня, который не считал обещания несчастного, голодного, слепого ребёнка, поводом расслабиться.

Я по себе знал: мы до крайности непостоянны, даже один и тот же человек утром может называть идиотской идею, которая накануне вечером казалась ему гениальной. Сейчас Арни — немощный ребёнок, который знать меня не знал до сегодняшнего дня — верит, что пойдёт ради своего 'спасителя' на всё. Но совсем скоро Арни умрет, и появится Индра... а Индра мне никаких обещаний не давал. Ведь этот парень слишком хорошо помнит, кого должен благодарить за уничтожение его клана, за гибель его семьи, за убийство его отца и за его собственное пленение.

Отнюдь не Диса.

Вся та ерунда, что с ним приключилась, — на совести Элы. То есть, на моей. Не то что бы я чувствую себя перед ним невозможно виноватым, но его мнение на этот счёт совершенно точно иное: Эла отреклась от него уже дважды. Сначала как невеста от жениха. Потом как подчиненный от фактического начальства. Готов поклясться, он проклинает день их встречи и не захочет после всего пережитого связываться со мной, её реинкарнацией.

За такими тяжелыми мыслями я практически не заметил, как вечер и наш нелёгкий путь подошли к концу. В отличие от меня Арни практически всю дорогу проспал.

— Следовало подождать еще девять лет, — отметил Дис, когда мы возвращались на базу, сидя в аэромобиле. — Тогда, может, мы и были бы квиты.

Я не двигался и не говорил, чтобы не разбудить дремлющего на моих коленях мальчика.

Я не подвергался насилию в семье, не терял мать, и я не слепой. Со стороны Десницы сравнивать нас было абсурдно.

По мере приближения к дому моя внутренняя дрожь проступала всё явственнее, и я не знал, как объяснить своё состояние любопытному мальцу.

Мне нравился Индра таким, каким он был сейчас, я совершенно не хотел видеть на месте жалостливого Арни озверевшего, жаждущего возмездия сатану.

— Так шумно, — пробормотал мальчик, когда я зашел вместе с ним на руках в просторный зал, где громоздилась 'система ДППИР-17', как её окрестил док.

Тут уже все собрались: старейшины и лаборанты. В прозрачном резервуаре находилось прошлое/будущее тело Арни.

Я сглотнул.

— Э-э-э... я всё понимаю, босс, — неловко пробормотал Кей, разглядывая нас. — Но там место только для одного, так может ты уже отлепишь от себя этого клеща, и мы займёмся делом?

'Не пугай его, придурок' — произнёс я беззвучно, одними губами.

— Помнишь, что я тебе говорил, Арни? — я прошел к ДППИР под взглядами шокированных старейшин. — Потерпи всего минутку, а потом...

Ох, лучше мне не думать о том, что будет потом.

— Ты будешь здесь? Рядом? — его практически не слышно. Из-за гула вокруг, из-за чужих голосов, из-за того, что его собственный голос невозможно слаб.

— Всё будет хорошо. Тебе не нужно бояться. Это совсем скоро закончится... Да, я буду поблизости.

— И я тебя увижу.

— Конечно.

Я помню, как уже становился свидетелем подобной процедуры в случае с Эльзой, и поэтому теперь с такой опаской и неуверенностью даю ему обещания. Хотя сейчас без обещаний никак нельзя: если он испугается, начнёт кричать и вырываться, принудить его я не смогу и другим не позволю. Мне нужно, чтобы он согласился на это сам.

Арни соглашается с такой беспричинной верой, на которую способны только дети, отчего именно я чувствую себя злодеем. И жду, когда мы поменяемся местами.

***

— Чтоб меня, — ворчит стоящий рядом со мной Раск. — Как бы я хотел никогда этого не видеть.

Бартл буркнул что-то одобрительное в ответ. Оцепенев, мы настороженно следили за работой дока.

Уже минуту как всё стихло, и Кей проходит к резервуару, подзывая двух бугаев — братьев Симона и Сэма. Док держит этих ребят при себе, время от времени загружая работёнкой, где нельзя обойтись без грубой физической силы, которой он, увы, обделён. Сейчас как раз такой момент. Кей велит им вытащить из раствора мужское тело, которое отчего-то не подаёт никаких признаков жизни. Я помню, с каким криком и кашлем в себя приходила Эльза, и потому разделяю тревогу дока.

Братья не церемонятся, доставая безжизненное тело из резервуара. Индра повисает в руках Симона и Сэма, и Кей склоняется над сыном Иберии.

— Держите этого ублюдка крепче, — бормочет он, проверяя пульс. — Не понимаю, почему до сих пор...

Он не успевает договорить: неожиданно Индра открывает глаза, и Кей отшатывается, чудом сохраняя равновесие. Я тоже невольно отступаю на шаг, впечатленный, даже напуганный его взглядом. Сравнение с сатаной казалось теперь ещё более удачным.

Он не даёт нам ни секунды передышки. Исподлобья оглядев присутствующих, Индра находит Диса и тут же срывается с места со звериным рёвом. Симон и Сэм не могут справиться с только вернувшимся с того света сыном Иберии, но это и не требуется. Силы ему придал всплеск адреналина, его тело двигалось исключительно под действием бешеной ярости, поэтому Индра, не достигнув своей цели, с размаху падает на бетонный пол уже на втором шаге. Его организм, находящийся без движения уже бог знает сколько лет, не поддерживает затею своего хозяина расквитаться с мучителем прямо здесь и сейчас.

Остолбенев, я гляжу на спину не подающего признаков жизни пленника. Индра — единственный человек во Вселенной, сохранивший на своей коже клеймо семьи Нойран.

Здоровяки Симон и Сэм предпринимают новую попытку удержания ожившего мертвеца, в этот раз куда более успешную: Индра отключился. Тем не менее Кей всё равно не решается к нему приблизится.

— Тащите этого сукиного сына в комнату С 16, — бросает он, нервно поправляя свой халат. — И проследите за тем, чтобы у него не возникло больше желания выкидывать подобные фокусы.

Я взглянул на Диса. Хотел украдкой, но не вышло — тот тоже смотрел на меня, вероятно, пытаясь понять, что я обо всём произошедшем думаю. Может, он даже решил, что появление Индры неким образом растеребит мою память.

Бесполезно. Я не помнил Индру. Но первое впечатление сыграло решающую роль в моём к нему отношении: мне захотелось держаться от этого парня подальше ещё сильнее, чем прежде.

Но моё желание не играло теперь никакой роли. Старейшины, Чери, док и его команда смотрели на меня в ожидании: мол, всё сделано, как ты хотел. Вперёд. Действуй. Мы в тебя верим.

Ну конечно. Половина из них вообще были против моей затеи. Остальные прекрасно понимали, что для успеха нашего предприятия вводить Индру в курс дела должен именно я.

— Хорошо, — вздыхаю я. — Дадим ему пару часов оклематься. Пойду пока приведу себя в порядок.

Не знаю, что должно было включать в себя это 'приведение в порядок', чтобы после него я смело шагнул в клетку ко льву — комнату С 16. В любом случае я постарался не самым лучшим образом: принял наконец-таки душ, переоделся и прихватил с собой зажигалку — привет из прекрасного прошлого. Я понятия не имел, с чего начать наш разговор. Станет ли Индра разговаривать со мной вообще? Теперь мне казалось, что, несмотря на кропотливое изучение информации о нём, я всё равно знаю непозволительно мало.

Пара часов пролетела катастрофически быстро, и в итоге мне пришлось-таки притащиться в наблюдательный пункт медцентра, где уже собралась вся наша дружная семья. Среди десятка мониторов, были и те, что транслировали видео с камер слежения из комнаты С 16.

— Он прикован. Эти зажимы даже Бартла бы утихомирили, — убеждает меня Кей. — А ещё... учитывая особенности его здоровья, я взял на себя смелость ввести кое-какое успокоительное.

Я не вдаюсь в подробности, потому что для меня все эти заверения — пустой звук, имитация безопасности.

— Дай свой портсигар, пожалуйста, — протягиваю я руку в его сторону. Кей недоуменно переспрашивает. — Сигареты давай.

— Для тебя они будут тяжеловаты, босс... — Он поглядывает на меня с опасением, но всё же достаёт курево. — У меня ещё остался ром. Поделиться?

— Себе оставь, — отвечаю, забирая тонкий, серебряный футляр.

— В случае чего... мы рядом, — бросает Раск мне в спину, и я киваю.

Ага, 'в случае чего' они могут даже не торопится, всё равно будет слишком поздно.

Остановившись напротив нужной двери, я сразу же набираю названный Кеем код. Медлить в такой ситуации опасно. Я захожу, и тяжелая дверь с тихим гулом становится на место. Меня обступает тишина, от обилия белого режет глаза. Эта комната небольшая, квадратная, с низким потолком. Из мебели здесь лишь металлический стол и два стула — всё намертво прикручено к полу.

Индра, на котором теперь безразмерные штаны и футболка, сидит, не шевелясь. Его руки на виду — прикованы к столешнице. Ноги — к полу. Он, конечно, уже в курсе, что я здесь, но в мою сторону не смотрит. Его глаза закрыты. Возможно, док Кей переборщил со своим 'успокоительным'.

Когда я усаживаюсь напротив, то думаю, что двух часов недостаточно для осознания собственного паршивого положения. Может, стоило оставить его в покое на пару дней?

— Привет, Арни, — выдаю я в итоге, следя за тем, как медленно поднимаются его веки.

Ну и глаза, черт возьми. Его собственное отражение не пугает?

— Так вот как ты выглядишь, — не знаю, что именно звучит в этом тихом, хриплом голосе. Насмешка? Разочарование? Равнодушие?

— Не совсем так, как ты себе представлял?

— Представлял тебя размером с горошину, — отвечает Индра. Кажется, ему исключительно лень разговаривать со мной. — А ты оказался ещё меньше. Алекс-малыш. Хотя мы же с тобой понимаем, что из тебя мужчина всегда был никакой.

Я кидаю взгляд на камеры слежения. Что всё-таки вколол ему Кей? Или с 'того света' все возвращаются немного чокнутыми?

— Мне уже шестнадцать.

— Об этом и речь, — внезапно его взгляд меняется. — Почему тебе шестнадцать?

Я не сразу соображаю, что он имеет в виду.

Ему интересно узнать, почему он вернулся в своё тело, а я до сих пор — нет.

Приходится рассказать ему мою занимательную историю и о непосредственном участии Гая в оной. Индра как будто и не слушает меня, на его лице — ни тени мысли, отчего мне трудно поверить в то, что Стокрылый в самом деле до смерти боится этого человека. Возможно, так и было лет сто назад, но не теперь.

Я долго молчу, после чего решаюсь уточнить:

— Ты помнишь Гая?

— Я отлично его помню, а вот он, по-видимому, уже успел обо мне позабыть. — Темнота в его глазах — неживая, ледяная, словно отражает все те года абсолютной слепоты, с которой он жил на Земле. — Едва ли он думает именно обо мне, властвуя в моём городе, расхаживая по моему дому и трахая мою сестру.

Нельзя не восторгаться изобретательностью Диса, он продумал свою месть до мелочей. Гордость Индры корчилась в агонии, когда он размышлял над тем, что в эту самую минуту именно так всё и происходит. Гай уже забыл о нём. Ему прекрасно живётся в Тавросе. И у него с Илоной уже есть очаровательный сыночек Мёрди.

— Но это всё — ерунда, — добавляет он так же равнодушно через минуту. — Гаю никогда не переплюнуть Диса по части игры на моём терпении. Жаль, что этот ублюдок всё ещё жив. Я верил, что кто-то из нас двоих точно сдохнет.

— Все до последнего верили, что этот кто-то — ты.

— И я был одним из 'всех' до этих самых пор. Кто бы мог подумать, что этот мир так беспощадно ярок. После возвращения оттуда многое переосмысляешь, не так ли, Алекс-кроха?

Мой рост и возраст — совсем не повод для издевательств.

— Боишься 'возвращаться', я прав?

Нет... с чего он это решил? Просто моё тело ещё не готово полностью...

— Я бы на твоём месте тоже боялся.

Он уже был на моём месте, разве нет?

— Даже не сравнивай. Семилетний доверчивый Арни готов был душу за конфету продать, а ты ему пообещал разом дать то, о чём он даже мечтать не смел. Я был бы круглым идиотом, если бы отказался 'возвращаться'. Ведь даже с учётом того, что я сижу здесь окруженный врагами и по горло в предательстве, я чувствую себя лучше, чем слепой, потерявший мать младенец, которого регулярно насилует и бьёт отец-наркоман или его обдолбаные дружки.

Я сглатываю. И Дис говорил ещё про какие-то девять лет?!

— А ты на курорте сейчас. Зачем тебе 'возвращаться'? К кому? К Дису? Ко мне? К проблемам?

Кхм-кхм.

— 'Вернувшись', тебе придётся выбирать.

А разве выбор ещё не был сделан?

— Мне так не показалось, когда мы с ней расставались. В любом случае... в отличие от меня, тебе легче не станет.

Ха, не очень-то видно, чтобы он сходил с ума от тоски по своей невесте.

— Ты, Алекс-малютка, понятия не имеешь, как долго я её ждал и как долго ещё могу ждать.

Если он хочет унизить меня на самом деле, пусть называет просто недомерком.

— Извини, но, похоже, ты напрасно надеялся на мою помощь. Ведь единственное 'от чего я не смогу отказаться', всё ещё не имеет к тебе никакого отношения. Приходи, когда найдешь в себе силы это исправить, и вот тогда уже мы с тобой поговорим по-взрослому. А сейчас тебе совершенно нечего мне предложить.

— У меня есть сигареты, — всё-таки предлагаю я, и он слабо, несколько одурманенно улыбается. Арни вырос, и теперь готов продать душу за другие 'конфеты'.

Я готов поклясться, что Индре до одури хочется курить.

— Составишь компанию? — спрашивает он, когда я вытаскиваю портсигар Кея из кармана.

— Нет. Это не мои. Я не курю.

— После всего, что ты узнал, стоит ли считать возраст помехой?

— Не возраст. Астму.

Я протягиваю ему сигарету, которую он прихватывает губами, затем достаю зажигалку. Индра меняется в лице, наблюдая за моими действиями. Пока я даю ему прикурить, он пристально смотрит мне в глаза.

Его руки скованы, поэтому мне приходится ему подсобить. Индра курит с той же жадностью и наслаждением, с какими давеча ел пирожные. Несколько минут в комнате царит тишина. Я терплю удушающий дым, забирающийся в лёгкие. Когда окурок уже начинает обжигать пальцы, я отхожу к кондиционеру, становясь под прохладную струю воздуха, и достаю ингалятор.

— Не самый лучший курорт, который мне довелось видеть, — признаёт через несколько секунд Индра, следя за моими манипуляциями. — Но к сожалению, Алекс-кроха, я не курил слишком долго, чтобы ты теперь смог отделаться от меня одной единственной сигаретой.

Он предлагает мне пригласить сюда того, кто сможет освободить хотя бы одну его руку, и я на это с тихим смехом отвечаю:

— Сюда никто не войдёт. Они, в отличие от меня, помнят тебя слишком хорошо.

— И что же нам теперь с тобой делать?

— Ну... для начала, тебе не стоит строить из себя невинную жертву. Ты получил по заслугам...

— А ты — нет.

Намёк на то, что условия моего содержания слишком мягкие для того преступления, которое Эла совершила против него и его отца.

— ... и теперь имеешь все шансы искупить свою вину.

— А как искупать вину будешь ты?

— Не имею ни малейшего понятия, о чём ты толкуешь. Я перед тобой ни в чём не виноват. Разве только в том, что решил вытащить с Земли, несмотря на уговоры здравомыслящих людей.

— О, так ты теперь мой спаситель, Алекс-герой?

— Да. Точно. И если тебе здесь так не нравится, то мы можем в любой момент вернуть всё на прежние места.

— Ты ещё такой малыш и не понимаешь, что угрозы — не лучшая тактика в разговорах со мной.

Возможно. Но что ещё мне остаётся, если все мои предложения ему по боку?

— В память о нашей мимолётной дружбе... — повернув голову в мою сторону, произносит Индра. — Я могу тебе пообещать, что, выйдя отсюда на своих двоих, совершенно точно сделаю две вещи. Для начала напомню Гаю о своём существовании и сделаю это так, что у него навсегда отпадёт желание обижать детей. Тем более объявлять им войны.

— Честно?

— Я всегда предельно честен. Но если тебе так хочется, я могу дать тебе расписку.

— Было бы неплохо. Мы ещё над этим подумаем. А что там со второй 'вещью'?

— Я так дико голоден.

— Ну это не проблема. Чего желаете? Очередной клубничный десерт?

— Как насчет сердца твоего заместителя? Я сожру его с огромным удовольствием, ещё бьющееся и горячее, — он щелкает языком, словно предвкушая вкус крови.

Ну и аппетиты у этого чертового монстра...

— Не думаю, что из этого что-то выйдет. Его сердце ещё мне понадобится.

— Ты же не дурак, Алекс-малютка, поэтому должен понимать: после всего, через что я прошел, месть — единственное, что меня интересует. И объект моей ненависти находится в шаговой доступности. Я своего добьюсь, и даже твои слёзные просьбы не смогут меня остановить.

С последним я был согласен: 'мои слёзные просьбы' — отнюдь не атомная бомба.

— А что насчет меня самого?

Индра откинулся на спинку стула, медленно меня оглядев, словно пытаясь понять, каким образом такой хлыщ собирается его останавливать. Я отстегиваю от пояса принесённые наручники, демонстрируя их, тем не менее, без особой уверенности.

Наверное, эту идею тоже можно смело назвать хреновой.

13 глава.

Не знаю, откуда взялось это бесстрашие. Вера моих старейшин в неиссякаемую одержимость Индры Элой или же моя 'мимолётная дружба' с Арни тому причина? С чего я решил, что вернувшийся из заключения, раздираемый ненавистью и жаждой возмездия, непрерывно провоцируемый наглым, самоуверенным видом своих врагов сын Иберии меня и пальцем не тронет?

Ему ведь уже нечего терять.

— Ты меня знаешь либо слишком плохо, либо слишком хорошо, — дал оценку моим действиям Индра, когда я защелкнул один массивный браслет на своём левом запястье, а второй — на его правом.

Я — камень на его шее, и этот груз должен значительно поубавить его прыть. Не то что бы я верил, будто Индра с телом, не вернувшим себе ещё и половины былых проворства и силы, сможет одолеть весь мой Совет, но во избежание различных эксцессов решил подстраховаться. Не самым удачным образом.

Если Индра увидит Диса и предпримет новую попытку атаки, со своей левой рукой я могу попрощаться. Я действительно плохо знаю сына Иберии, но надеюсь, что он сдержанный парень. Во всяком случае, когда мы покинули стены комнаты С 16, он выглядел, как только что проснувшийся против своей воли алкоголик. Его демонически черный взгляд был рассеян и бессмыслен, выражение лица — пустое, тело — нелогично расслаблено. Казалось, он с удовольствием поспит ещё лет сто.

Сказать откровенно, начитавшись страшных историй с ним в главной роли, я ожидал увидеть нечто совсем противоположное тому, что видел теперь. Трудно поверить, что момент, которого я ждал со страхом и волнением, наконец наступил. Возможно ли, что в поисках слабостей Гая, я опять забрёл не туда? Этот вопрос меня мучил вплоть до Совета, когда же подошел его час, волноваться пришлось совсем о другом.

Диса и Индру разделяли лишь незначительные пара метров и я.

Так вот как себя чувствуют под перекрёстным огнём.

— Итак приступим, — вздохнул я тяжело. — Я тоже еще толком не поверил в реальность происходящего. Знаю, многие из вас...

— А ты постарел, — заметил отстранённо Индра. Он облокотился на стол и смотрел на Десницу теперь уже как будто равнодушно. — Ты прошел модернизацию, когда тебе было... сколько? Двадцать семь? Больше? В любом случае, слишком поздно.

— Думаю, это можно обсудить в более подходящей... — попытался вклиниться я.

— Может, мне стоит подождать твоей старости? Тебе ведь доставляло наслаждение издеваться над ребёнком, а я поиздеваюсь над стариком.

— Почему бы нам... — предпринял я вторую попытку.

— Ждать всё равно недолго. Год или двести лет — это всегда слишком мало, если речь заходит о человеческой жизни. Как считаешь? Умирать с осознанием, что я переживу тебя на сотни лет... расскажешь потом, каково это?

— А может ты расскажешь? Сейчас? — всё-таки решился на ответ Дис, глядя своему сопернику в глаза. — Насколько я помню, этот дивный момент ты уже пережил.

Индра прищуривается, и я начинаю всерьез опасаться за свою руку, но тут раздается голос Чери.

— А может вам заткнуться? Как считаете?

Выпрямившись, глава и теперь уже единственный член семьи Нойран поворачивается в сторону смельчака. Он кажется удивлённым.

— Тебя не узнать. Женские прически уже не в моде у представителей Тиона?

— Я уже не имею никакого отношения к Тионам! — отрезает Чери.

— Значит, у них теперь в моде предательство? Как удобно для тебя, малыш Алекс.

— Я его телохранитель и просто лучший друг. К слову, ещё раз назовёшь его 'малышом', и я исправлю ошибку Диса.

Лица Индры касается мимолётная улыбка.

— Выбирать себе в телохранители законченных придурков — её конёк. Что касается дружбы... — Мужчина поднимает свою правую руку, указывая на наручники. — Малыш Алекс, судя по всему, уже не может без меня жить.

— Предательство было в моде всегда. Это — нестареющая классика, — влезает в разговор уже порядком подогретый ромом Кей. — Лучше верни мои сигареты, философ чёртов.

'Чёртов философ', словно делая всем нам одолжение, извлекает из кармана чужой портсигар. Короткая цепь тянет моё левое запястье, когда Индра нарочито медленно достаёт одну из сигарет и зажигалку, после чего с наслаждением закуривает.

За его действиями следят молча все, даже оскорблённый Кей.

Курить в этом зале, да ещё при мне — нонсенс. Но Индре плевать, он ведёт себя так, словно уже вернул своё законное место — трон отца, даже при том, что формально ещё находится в плену.

— Классика... — повторяет он задумчиво, постукивая пальцами по портсигару. — М-да, кому как не мне это знать.

Сын Иберии надолго замолкает, мысленно шагнув в несладкое прошлое и увязнув в нём, как в трясине. Это позволяет мне попытать счастья в очередной раз.

— Отлично! Теперь, когда мы разобрались с самым важным, пришло время уточнить некоторые незначительные детали, согласны? Для начала Бартл расскажет нам о положении на границах, потом Раск — о работе своего подразделения. Основываясь на этой информации, мы должны будем составить план действий. Кроме того, нам необходимо уведомить Синедрион о возвращении...

Как бы там ни было, раздавшийся сигнал передатчика даёт понять, что и это может подождать. Ведь отказывать Стокрылому, когда тот требует твоего внимания, — смелость на грани суицида.

Конечно, Гай, ты как всегда вовремя.

— Что? Совет? Чудесно, пусть послушают, мне не жалко, — отвечает на моё честное признание Гай. Его голос как всегда беззаботен и бодр. Видимо, случилось что-то хорошее. Он звонит лишь по таким случаям. — Ну расскажи мне, Эла, как там мой брат-отступник?

Может, он хочет сам с ним поговорить? Чери здесь, сидит совсем рядом.

— Нет. Я хочу услышать это от тебя. Меня ведь вот уже который день волнует один вопрос, — звучит его беспечный голос из динамика. Я разглядываю столешницу. Присутствующие в зале — меня. — Что в тебе такого особенного, а?

Не понимаю, что он имеет в виду. Я же зауряден, как пень.

— Об этом и речь! Но при всем при том, ты каким-то образом собрал вокруг себя сильнейших бойцов, которые готовы за тебя жизнь отдать. На полном серьёзе. Это просто... уму не постижимо.

Да, согласен. Если он так хочет об этом поговорить, я непременно уделю ему пару минут, но позднее.

— Я спешу сообщить, что решил тебя не убивать.

Вот так новость! Может, он уже и воевать не хочет?

— Я не могу тебя убить, не получив ответов. Почему мой брат, для которого все люди были вроде одноразовых салфеток, встретив тебя, пренебрегает долгом, честью, семьёй и огромным наследством, которое оставил ему отец после смерти?

Похоже, у Гая совершенно нет друзей, с которыми он мог бы обсудить свои тревоги.

— Или твой верный пёс. Не вытащи Дис тебя с Земли, этого конфликта не случилось бы, ведь объявить войну может лишь один босс другому. Все мы знаем, что он справлялся с управлением клана отлично и без твоих соплей, но ведь взбрело же ему в голову... А раньше? Все верили, что, как только Иберия назначит новым главой Децемы Элу, её минуты будут сочтены. Но проходит день, два, неделя — а она жива и умирать не собирается. Ты представляешь степень нашего изумления? Несмотря на то, что поражение Децемы — заслуга Элы, Дис с лёгкостью уступил ей своё место и даже создал все условия. Тебе его поведение не кажется странным?

Смотрю на Десницу. На этот раз он — исключительно слушатель и не собирается лезть в разговор боссов. Жаль.

— А потом пошли все эти слухи...

Я вздрагиваю, когда с моего уха снимает передатчик чужая рука: Индре не понравилось быть за бортом. Держать его в неведении, даже если дело касается пустой болтовни, недопустимо — я пришел к нему за помощью сам и по его словам ничего не мог ему предложить. Будем считать его капризы частью сделки. Моей смелости хватало лишь на то, чтобы озлобленно смотреть, как он закрепляет передатчик у своего уха.

Совет глядит на меня в терпеливом ожидании приказа убить ублюдка, теперь уже окончательно.

В итоге Чери, как верный товарищ, отдаёт мне свой наушник. По его глазам можно прочесть, что от трёпа Гая он уже успел подустать в своё время.

— ...и этого никто не понимал, — продолжает вещать Стокрылый. Кажется, слушатели ему и не нужны. — А как тебе удалось прибрать к рукам Индру!

Я опасливо кошусь в сторону сына Иберии, который ведёт себя так, будто разговор зашел не о нём вовсе.

Возможно ли, что Гай всё знает? Кого он набирает к себе в разведку? Долбаных ниндзя?

— Вот от кого я такого уж точно не ожидал, так это от Индры! Когда мы с ним впервые встретились, я и подумать не мог, что у него такой отвратительный вкус. Или что он вообще способен на ком-нибудь так крепко помешаться. Он же был жутким занудой, во всём слушался папочку и учился круглыми сутками, как проклятый. Не в пример своей старшей сестре, слава Предвечному. Ты бы знал, как этот самодовольный и наглый ублюдок меня раздражал. Весь из себя непогрешимый, гордый наследник Иберии, будущий владыка Эндакапея... и тут вдруг такая умопомрачительная новость: он женится на своей названной сестре! — Гай хохочет, а я продолжаю украдкой смотреть на Индру. Ноль эмоций. — Боги, я ведь сначала и не поверил... Я помнил его слишком хорошо: заносчивый, высокомерный, расчётливый. А Эла? Она же никто. Они её на свою голову подобрали на помойке и ради забавы научили парочке трюков, чтобы она могла развлекать собственных хозяев. Как же она так извернулась, что Индра собственной божественной персоной готов был на коленях перед ней ползать, как последняя размазня? Ты не скажешь мне, в чём твой секрет?

Нет, не скажу. Пусть идёт к черту и свои побасенки дурацкие сынку рассказывает, а мне сейчас некогда.

Суеверно скрестив пальцы, я просил всех мыслимых и немыслимых богов укрепить терпение Индры, дабы он так и продолжал сидеть на месте, кажется, даже не дыша. Господи, вот это нервы у парня, мои бы уже давно сдали. А ведь Гай не собирался останавливаться.

— Видел бы он тебя сейчас! Только он успел подохнуть, как ты вылез и тут же принялся за мою семью. И начал с моего младшего брата. Это хобби или какая-то болезнь? Смотреть, как за тебя глотки рвут представители враждующих кланов? И вечно-то тебе мало. Вот чего тебе ещё нужно было, кроме повернутого на тебе преемника Иберии?

Таких вот звонков и пустых разговоров. Страсть как хотелось выслушивать часами нытьё отверженного старшего брата, неверного мужа, никудышного отца и просто отвратительного правителя.

— Бедняга. Мне его даже жалко. — На этой минуте воля Индры дала трещину. Я видел, как его руки начинают дрожать, как он медленно сжимает их в кулаки. Жалость, да ещё от того, на кого он некогда смотрел свысока, — плевок в лицо. — Этот ублюдок ещё сгнить не успел, а его невеста, по которой он сходил с ума, как дитя, как идиот последний, якшается с его убийцами. И знать его не знает. И вся его славная семья похоронена. И никто о нём уже не вспоминает. Довольно жалкая судьба, м-да. Какой несчастный сукин сын... Боги, я готов расплакаться. Слышала бы меня сейчас Илона, но ей, увы, тоже до него никакого дела нет. А я ведь к чему всё это говорю, Эла.

Да, мне до смерти интересно узнать, к чему же всё-таки.

— Во всём виноват один лишь ты. Может, примешь это к сведению и сдашься? Если будешь упорствовать... мои люди уже стоят на ваших границах, достаточно одного моего 'фас'.

Краем глаза я вижу, как Индра снимает с уха передатчик. Послав Гая к чёрту, я следую примеру сына Иберии. В зале царит нестерпимая, мучительная тишина, в которой отлично думается о том, кем надо быть, чтобы твоё первенство по части подлости и предательств признали такие продвинутые в этой области сволочи, как Гай и Индра.

Неужели хуже меня нет человека на этой планете?

— Три дня, — выдаёт внезапно Индра. Его голос спокоен, а сам он собран. Мне кажется, что мы поменялись местами, и теперь он — глава, восседающий на совете, а я — пленник в окружении врагов.

— А? — переспрашиваю озадачено.

— Мне нужно три дня, чтобы подготовиться к свиданию с 'Его Величеством', — поясняет Индра, доставая из портсигара очередную сигарету. Кажется, я слышу, как скрипит зубами от злости Кей.