Иду по ночному городу, а под ногами потрескивает лед. Весь день шел дождь, а ближе к вечеру ударил мороз. Поднимаю кожаный воротник куртки, прячу руки в карманы.
Король позвонил примерно в восемь вечера и предложил встретиться. Он как никто другой знал, что я веду исключительно ночной образ жизни. Ночью все по-другому. Нет пробок, очередей и людей.
Последний раз мы виделись с ним полгода назад. Он подкидывал мне работу, точнее был посредником. Боги тоже предпочитали общаться через посредников. Можно ли было говорить, что я Бог? Возможно. Бог дула пистолета и смерти.
Открываю железную дверь. Кодовый замок на ней меняется каждый день, повторяя число в календаре. Король несколько лет назад приобрел себе этот затхлый подвал и считает, что это лучший подпольный бар города. Такое себе спик-изи нашего времени.
В нос бьет запах травки и курительных смесей, а глаза слезятся от дыма. Здесь можно купить любой кайф на любой вкус. Это место напоминает настоящий рай для самых отбитых грешников.
Прохожу мимо барной стойки, мимо красивых женщин, которых Король подбирал и пробовал лично, мимо небольшого танцопола. Направляюсь в тесный коридор, в котором всего три двери. Одна ведет в туалет, вторая в спальню с большой кроватью, а третья в кабинет Короля. Толкаю плечом нужную дверь, и мои глаза слезятся еще больше.
За широким столом вижу Короля, который потягивает через кальян дурь.
— Ты как всегда пунктуален и охренительно привлекателен, — ржет Король, выпуская изо рта дым, — а скоро будешь под кайфом.
— Ближе к делу, — коротко отвечаю.
Я давно привык к специфическим шуткам этого засранца. С прошлой нашей встречи он значительно изменился. Дурь в голове и организме меняет людей. Теперь на его лице я вижу бороду, а влажные отросшие пряди волос спадают на лоб.
Сажусь напротив него в мягкое кресло.
— Никогда не думал, что в один прекрасный день я позову тебя, чтобы сдать ментам? За твою голову многие хотят отсыпать золотишка. А я люблю золото.
— Тогда в твоей башке я проделаю аккуратную дырочку вот этим волшебным инструментом. Еще до того, как в эту комнату кто-то войдет.
Кладу на стол пистолет и Король ухмыляется.
— Мертвых невозможно убить, ты же знаешь. Но у меня кое-что есть. Медицина не стоит на месте, мой милый друг. Вот.
По гладкой поверхности стола катится что-то маленькое, и я машинально перехватываю это. Держу в руках маленькую ампулу.
— Что это? Очередное ширево? — рассматриваю штуку золотого цвета.
— Кое-что лучше. Это эликсир бессмертия, — говорит Король, а в его глазах появился нездоровый блеск.
— Кончай гнать. Давай по делу, — повторяю.
— Твое дело в твоих руках. Эти волшебные ампулки разрабатывают в одной секретной фирме. На бумагах они изготовляют простые пилюли от головной боли, а на деле у них целая секретная лаборатория.
— Ты пересмотрел дешевых фильмов по НТВ? Секретная фирма, лаборатории, загадочный препарат. В твоей башке дохера дурмана, и кажется тебя глючит, — закипаю.
— Ты можешь проверить их эффект. Говорят, что от него рвет башню. Ты держишь сейчас целое состояние, — наводит еще больше таинственности, не реагирует на мои слова.
— И что же эта хрень делает?
— Превращает старых и не привлекательных тетенек в молодых и прекрасных дев.
— Ага. А я лечу огнем животворящим и пулей святой, — произношу и возвращаю ампулу на стол.
Она меня не интересует. Не верю во все эти чудеса.
— У фармакологической клиники «Артериум» четыре соучредителя, — продолжает рассказ Король, доставая из шкафчика четыре фотографии.
Внимательно разглядываю людей на фото. Я уже настолько научился считывать людей с картинки, что могу стать профессиональной гадалкой, которая будет смотреть на портрет человека и видеть его насквозь.
На фотке мужик лет тридцати пяти, в сером костюме и дорогих часах. Предполагаю, что он не женат, но каждый вечер проводит новые эксперименты в постели. Во взгляде вижу наглость и беспринципность.
На втором фото изображена женщина. Ей тоже около тридцати пяти, но из-за строгого костюма, выглядит немного старше. Скорее всего, создавать ампулки красоты - ее идея. Молодость быстро уходит. И такие красотки особенно жалеют об этом.
На третьем фото опять мужик. Не рассматриваю его долго, потому что мое внимание привлекает изображение с четвертого фото.
— И она тоже?
— Я так и знал, что тебя заинтересует эта ягодка, — хлопает в ладоши Король, — ты ни разу не трахал моих высококлассных шлюх, и я никогда не видел тебя с бабами. Но здесь невозможно оторвать взгляд, да?
— Она здесь лишняя. Эта деталька не из этого пазла. Девчонка не подходит сюда, — указываю на три другие фотографии.
— Верно, — кивает Король и достает из шкафа бутафорский патрон.
Он неспешно откручивает его, и вдыхает порошок.
— Ты как всегда на высоте, — продолжает он, — эта дева не имела никакого отношения к фирме, пока ее мать не нашли с перерезанными венами в ванне одного отеля. Сотрудники отеля в один голос утверждали, что в номер никто не входил. Интересно, кто ее шлепнул?
— Мне похуй, — отрезаю.
Все еще было не ясно, зачем я здесь. Король играет в свои беспонтовые игры, держит интригу, а мне хочется встать и выйти. Впервые нет азарта браться за это дело. А чертова интуиция меня ни разу не подводила.
— От тебя требуется сделать то, что ты умеешь лучше всего, — Король наконец замечает мое безразличие.
— За каждого по ляму, — подводит итог, закидывая руки за голову.
— Маловато, — пожимаю плечами.
— Нормально.
— Я сам буду решать сколько нормально, а сколько нет. Мой внутренний голос подсказывает мне, что все не так просто, как кажется.
— Ну раз внутренний голос, — Король ухмыляется, — тогда за первого будет лям, а дальше посмотрим.
— За первого? И кто же этот счастливчик? — беру в руки фото.
— Угадай.
Снова разглядываю людей.
Возможно, среди них есть заказчик, и его цель - избавиться от сильных конкурентов. Такое встречалось сплошь и рядом. Первая заповедь сильных мира сего: убей.
— Ты даже не будешь испытывать угрызений совести. Кстати, это правда, что жертвы всегда приходят в кошмарных снах к своим убийцам?
— Я еще ни разу не убивал жертв. Разные ублюдки по типу тебя, маньяки и просто конченые, — начинаю перечислять, — а жертв нет. Не было.
— Этот клиент не исключение. За его плечами несколько темных дел. Бля буду, что есть люди, которые обрадуются, когда узнают, что его накормили свинцом.
Смотрю на фотки мужика, который шел к машине. Он говорит по телефону. Наверное, решает какие-то важные дела. А я уже вижу его лоб в прицеле. Представляю, как выношу из его башки дерьмо, которое там накопилось. Издержки профессии, от которых не спрятаться в клубах, не заглушить алкоголем, и не забить наркотой. Кто-то носит на груди крест, а я ношу в себе лица всех, кто получил от меня пулю.
— Когда приступать? — коротко спрашиваю.
— Хоть сейчас.
Король достает из ящика конверт.
— Здесь вся инфа и залог.
Тянусь за конвертом и замираю, когда Король закатывает глаза. Его тело бьется в гребанных судорогах, а изо рта срывается протяжный стон.
Сотня мыслей в моей голове и одна верная: у чувака передоз. Правильно, он только при мне несколько раз нюхал кокс, и еще неизвестно какую хуйню забил в кальян. Кидаюсь его спасать, но замечаю на его морде довольную улыбка.
— Молодец, девочка, — он смотрит куда-то вниз, а я до сих пор не догоняю, что произошло.
Но все проясняется, когда под столом слышу копошение, а после, оттуда показывается голова.
— То есть, она все время была там?
Мой голос теперь больше напоминает шипение змеи. Начинает крыть.
— Расслабься, —Король улыбается, щелкая застежкой ремня.
— Эй, — окликаю телку, которая сидит на коленках Королёва.
На ее губах размазана красная помада, а для меня это сродни красной тряпки для быка.
— Ты вел со мной базар, пока здесь была эта шлюха?
— Она под кайфом, не ссы. На утро ничего не вспомнит, — гладит ее по растрепанным волосам Король.
— Вот же сука! — бью ладонями по столу, и мечтаю, чтобы это было его лицо.
Взгляд скользит по стволу, который я выложил, как только вошел в комнату. Нарисовывается выход из ситуации. Обычно я никогда не валю мирных. Но никто не должен знать кто я. Никто не должен видеть меня. Никто. Беру ствол. Целюсь. Снимаю с предохранителя. Стреляю.
В комнате нас снова двое, не считая тела. Король начинает истошно орать, вытирать с лица кровь. Но я не слышу его, в моих ушах стоит белый шум. Беру со стола окровавленный конверт, фотографии, золотую ампулу и выхожу из кабинета.
Дорогие читатели!
Роман целиком и полностью, будет добавлен бесплатно.
Очень вас просим поддержать историю! Ваша подписка, комментарии и активность, наивысшая благодарность автору.
Здание, у которого я припарковываю машину, всегда меня впечатляло. Ещё в детстве, когда мы с водителем завозили сюда маму, я представляла, что это ничто иное, как современный дворец: белый каркас, толстые прочные стекла. Они поблескивали на солнце и представляли абсолютно нереальную картину. Ребенком я воображала, что здесь сокрыты всевозможные изобретения. Даже машины, позволяющие путешествовать в прошлое и будущее. Слушая мои откровения, мама никогда мне не перечила. Только загадочно улыбалась, тем самым подкрепляя все эти домыслы. Мама была очень красивой. После ее смерти, пересматривая фотографии, мне казалось, что время было над ней не властно. Чистая кожа, полное отсутствие каких бы то ни было морщин. Я даже не помню, чтобы мама болела. Элементарной температуры не помню.
Произошедшее стало для меня шоком. Я до последнего отказывалась ехать в морг на опознание, упорно набирая один и тот же номер. А после... После все было как в тумане. Похороны, волокита с бумагами, вступление в наследство. Мама была соучредителем фармакологической компании "Артериум", теперь владельцем пакета акций стала я. Меня долго вводили в курс дела, грузили информацией о поставках, знакомили с точками сбыта, отправляли в производственные цеха. Но все это время, ощущение того, что все ходят вокруг да около, никак меня не покидало. И интуиция не подвела.
Спустя длительное время и шквал информации, партнер по бизнесу, Виктор Леонидович, закрывает дверь в мой кабинет и садится напротив.
— Как ты, Алиночка, справляешься? — спрашивает участливо.
Мягко сказать, с виду он производит впечатление отталкивающего, но далеко не глупого человека. Включая меня, компания делилась между четырьмя соучредителями, но именно Виктор Леонидович всем своим видом демонстрирует существенное превосходство.
Это уже после детального знакомства с документами я узнала, что все его преимущества мнимые. Акции компании разделены на абсолютно равные доли. Двадцать пять процентов каждому.
— Да, стараюсь.
Отвожу взгляд от монитора и слабо улыбаюсь.
— Что-то срочное?
— Я хотел поговорить с тобой. Без лишних ушей и глаз. И надеюсь, что этот разговор останется между нами. А ещё, я бы не отказался от кофе.
— Да, конечно.
Мой палец зависает над кнопкой селектора. Несмотря на то, что я ежедневно, на протяжении месяца с утра до ночи провожу в этих стенах, мне все ещё не удобно обращаться к своему секретарю с подробными просьбами. Поэтому по дороге на работу, я стараюсь заезжать в авторесторан. Обедать тоже предпочитаю в соседнем кафе. Наверное, я просто не привыкла и до конца не осознавала произошедшего. Всего полгода назад, после окончания медицинского университета, я сама носила кофе своему научному руководителю в одной из городских лабораторий.
Пауза затягивается, когда Виктор слишком долго размешивает сахар в белой фарфоровой чашке. Периодический стук чайной ложки действует на нервы, и добавляет головной боли.
— Алина, все это серьезный бизнес, — наконец-то говорит он. — Степень конкуренции высока, а доверие покупателей шатко. Наша фирма уже многие годы на хорошем счету, потому что мы оставляем "Артериуму" значительно больше, чем того требуют должностные обязанности. Мы живём этим, и твоя мама жила.
— Я понимаю, я стараюсь. Просто не получается так быстро... — бормочу.
— Ты ещё совсем молода, это не твое, Алиночка.
— Пожалуйста, не нужно ставить на мне крест.
В моем голосе появляются нотки раздражения. Всегда обидно, когда тебя недооценивают. И не помню, когда посвящала себе свободное время. Горы документов, сотни знакомств... Было бы правильнее сказать, что я слилась с этим местом, и проросла в него корнями.
— Что ты? Даже в мыслях не было, — елейно проговаривает Виктор.
Кажется, он понимает, что перегибает, и теперь пытается переиграть партию.
— Я совсем не сомневаюсь в твоих способностях, ты умная девочка и безумно похожа на свою мать. Но между вами есть одно большое различие. Она сама решила посвятить себя целиком и полностью работе, а ты стала жертвой обстоятельств.
— Значит так было суждено, — отвечаю размыто.
Разговор с каждым новым словом становится все более неприятным. Я вижу, как мнется Виктор, нервно отстукивает пальцами по столешнице и прикусывает внутреннюю часть щеки.
— Успокоительные и обезболивающие препараты, всего лишь прикрытие, — наконец выдает он.
— Что вы имеете в виду?
Подобное заявление заставляет меня поморщиться.
— Когда ты получишь доступ к офшорам своей матери, поймёшь, что на обычных таблетках столько не заработать.
— Я не понимаю.
Нервный смешок срывается с моих губ, после того, как встаю с кресла, и подхожу к окну. На улице сгущается сумрак. Редкие капли разбиваются о толстое стекло, и стекают вниз ломаными струями.
— Наше производство имеет две стороны, и вторая сторона очень далека от закона.
— Наркотики? Я в жизни не поверю, что моя мать могла участвовать в чём-то подобном.
Возмущение вскипает. Расшатанные нервы и эмоциональные потрясения оставили печать на психике. Я чувствую, что в любой момент могу взорваться.
— Молодость, красота, свежесть. Ты даже не можешь представить, какое количество людей тебе завидует, — задумчиво проговаривает, явно погружаясь в собственные воспоминания или размышления.
На какие-то секунды его взгляд становится пустым, но Виктор быстро берет себя в руки и натягивает на лицо дежурную улыбку.
— В общем, Алиночка, выбор все равно остаётся за тобой. Просто я хочу донести всю серьезность нашей деятельности. Конечно, у нас есть покровители, без этого никуда, но никто не застрахован от неожиданных последствий. Суды. Тюремное заключение. Все это может стать горькой реальностью.
— И что вы мне предлагаете?
Мерзко признавать, но я чувствую себя загнанной в угол. Виктор, по всей видимости, ждал этого вопроса. Об этом свидетельствует блеск в его глазах.
— Ты можешь продать свои акции мне. Получить в свое распоряжение огромную сумму. Сразу. Отдельно мы можем оговорить сумму ежемесячного процента. Поверь, Алина, это тоже очень большие деньги, но в случае чего, ты останешься не у дел. Абсолютная безопасность и безбедная жизнь. Никакого риска. Подумай, сразу ничего не отвечай, — раскрывает карты он.
Улыбаюсь ему в ответ. Виктор Леонидович наивно полагает, что ведёт беседу с идиоткой, которая не понимает, что дадут ему полученные проценты. К его сожалению, я отменно играю в «Монополию» с детства.
— В память о твоей матери я желаю тебе только лучшего. Она специально держала тебя подальше от всего этого. Хотела, чтобы ты завела семью, родила детей.
— Виктор простите, но я не готова сейчас говорить с вами о моей матери.
Быстрым шагом подхожу к столу, собираю подготовленные документы в прозрачную папку. Пальцы дрожат и горький ком подкатывает к горлу. Я до сих пор ещё не осознаю. Не принимаю. И каждый раз упоминание о ее смерти калёным железом протыкает моё сердце.
— Занесу отчёты и поеду домой. Пожалуй, на сегодня достаточно разговоров, — отвечаю, не оборачиваясь.
Останавливаюсь только рядом с секретаршей и прошу закрыть кабинет, когда он опустеет.
Не знаю почему, но я уверена в том, что Виктор не врёт. Только сейчас начинаю сопоставлять факты и превращать их в подтверждения. Дорогие подарки, редкие, но очень дорогостоящие путешествия.
Несмотря на то, что мама готовила меня к самостоятельной жизни, и деньги я от нее перестала получать, как только устроилась на работу, я бы не смогла позволить себе дорогой автомобиль или телефон. А ещё одежда. Я настолько привыкла что моим гардеробом занимается мама, полностью доверяла ее вкусу, что даже не имею представления, сколько стоит чёрное платье трапеция от «Bottega Venetta», которое я ношу.
Захожу в лифт, касаюсь кнопки с цифрой "пять".
Сегодня утром я брала ежегодные отчёты у ещё одного соучредителя «Артериум». За ним, в большей степени, закреплены финансовые вопросы, в то время, когда Виктор предпочитает контакты с внешним миром. Благодаря своей хитрости, он легко втирается в доверие. Мастерски располагает к себе.
Третий соучредитель женщина, но видимся мы крайне редко. Большую часть времени она проводит на производстве, и принимает непосредственное участие в технологии изготовления. Все здесь занимают свое место, и понимают ради чего все это делают. На мгновение, предложение Виктора перестает пахнуть утопией.
Перевожу взгляд к зеркалу, и тут же ругаю себя за минутную слабость. Слишком на нее похожая. Внешне. Но намного слабее и мягче изнутри.
Сегодня я оставила волосы распущенными. Освещение лифта забавно играет с их цветом, придает каштановым локонам красноватый отлив. А ещё глаза, зелёные. Обычно такой пигмент получают блондинки и рыжие.
«Крайне редкий случай и удача», — говорила моя мама.
Лифт тормозит на нужном этаже, и я оказываюсь в просторном коридоре. Большая часть кабинетов закрыта, а в некоторых продолжает кипеть работа. Финансовый отдел является самым суетливым местом нашей компании.
Останавливаюсь у кабинета с лаконичной табличкой, вмещающей в себя всего лишь одно слово «Садальский». Поправляю платье, несколько раз стучу и вхожу, после недовольного «войдите».
— Алина, вы? Чай, кофе?
— Не вставайте, я зашла вернуть отчёты, уже уезжаю, — пресекаю его рвение.
Учитывая тучноватую комплекцию мужчины, считаю, что ему с трудом даётся каждое движение. Уже практически выхожу из кабинета, когда он окликает меня по имени. Понимаю, что еще одной порции нравоучений я не вынесу, но все же покорно поворачиваюсь в его сторону.
— Алина, я хотел сказать...
Очень странный и резкий звук, почти свист. Мгновение, и голова Садальского с ужасным грохотом ударяется о столешницу. Не думаю совсем, когда делаю шаг к столу, когда окунаю пальцы в вязкую лужу липкой крови. Такая маленькая дырочка, аккуратная, и столько крови. Чудеса.
Наверное, она такая же маленькая, как и отверстие в стекле, пропускающее внутрь спасительный сумрак.
Дорогие читатели! Для того, чтобы выкладка глав была как можно чаще, нам нужна ваша поддержка и отзывы!
Не хотел напоказ делать. Хрен знает, что за ребячество внутри проснулось. Обычно четко все. Без свидетелей. Но дверь к смертнику открылась, и появился зритель. Мог бы дождаться пока свалит, она и так уже сваливала. Виляла задницей направляясь к двери, но я ее окликнул.
Пиздец как романтично, блядь. Похвастаться захотелось. Произвести впечатление, мол «смотри как я умею». Всяким ушлепкам дизайнерам и художникам значит можно демонстрировать свое искусство, а мои шедевры только в черный мешок под молнию? Не справедливо как-то. Это же тоже труд. Ювелирный. Есть стрелки хреновые, неаккуратные. Потом после них мозги со стен соскребать ещё долго приходится.
Ощущение оружия приходит с опытом. С тренировками. Организм принимает железо медленно, вплавляет внутрь как протез. А дерьмо на стенах — это признак непрофессионализма. Я бы даже бабок не взял, если бы так налажал. А тут круто же. По красоте. Да только переборщил с перформансом маленько. Грохнулась в обморок, не оценила подкат.
Заученными движениями складываю винтовку, упаковываю в футляр и цепляю взглядом циферблат. Приятное ощущение от выполненной работы разливается и наполняет тело. Никакая дурь не сравнится. Я разную пробовал, и рядом не валялось. Наверное, поэтому и быстро отмел такие пристрастия.
Привычно поднимаю ворот куртки перед спуском по лестнице. Наверняка у подъезда этого дома есть камеры, запись с которых непременно приведет следствие на место выстрела. Только ничего разглядеть не удастся. Черная тень. Сбой в матрице. Фантом.
Машина припаркована значительно дальше, специально свернул переулками чтобы убедится, что никакая мразь не увязалась следом. Простая мера предосторожности. Даже мерзкий ливень ни хрена не хотел быть моим подельником. Да я бы и не принял. Близко к себе никого не подпускаю. Заказы и те принимаю через Короля. И не потому что как-то по-особенному доверяю ему, а потому что так не подкопаешься. Мало ли с чего он мне фоточки эти тычет? Может у человека хобби такое незнакомых людей фоткать. У каждого свои заскоки. Да и знает он обо мне ровным счётом нихрена. Ему достаточно того, что дело свое я выполняю четко и в срок, и нагреваю его карман очередным шальным наваром.
Пока добираюсь к машине, конкретно намокаю. Закидываю футляр на заднее сидение и следом отправляю куртку. Завожу мотор и сдаю назад, выезжая из змеиных троп, раскинутых между многоэтажек.
И все же не выдерживаю, впускаю в голову непрошенную мысль. Интересно, как она там на полу растянулась, башкой не обо что не приложилась?
Смешно, если двоих сразу. Тем более Король четко дал понять, что убирать будем всех по очереди. Но добивался ведь не этого. А чего в итоге? Восторга и рукоплесканий? Женщины больно сентиментальный народец в этом плане. Крикливые, шумные, но эта вроде не визжала. По-тихому отъехала. Да только сути не меняло. Никогда и не пытался ни с кем мутить по серьезке. С ходу в интеллигента не переобувался. Ну по малолетке разве только, пару раз даже цветочки с клумбы дёргал, стыд какой. Но быстро отшептало.
Самообман как опиум. Хочется все больше и больше. Чтоб пелена глаза застилала, чтоб смысл появился. И только в период продолжительной ломки понимаешь в какое дерьмо вляпался. Серьезные отношения, это все равно что подсесть на иглу. Вогнать себя в систему, потому что кто-то решил что так правильно. Будто бы кому-то кто-то нужен на самом деле. Не за материальные блага, яркий секс или большие возможности. Хрень.
Автоматические ворота открываются, стоит мне подъехать к своему двухметровому забору. Частная собственность. Личные, блядь, владения. Через такой не перелезть самостоятельно, пробовал. А ещё вечно голодные псы свободно гуляющие по периметру. Не то чтобы я кого-то боюсь, просто по приколу. А собак знакомые надарили. Бракованных, бешеных, не поддающихся тренировкам. Хрен знает, в чем там брак был, скорее всего в отсутствии авторитета дрессировщика. Псина чувствует страх и просто так не прогнётся.
Не загоняю машину в гараж. Достаю винтовку и иду в дом. Стаскиваю мокрые шмотки, принимаю холодный душ. Так и выхожу из кабинки. Терпеть не могу вытираться полотенцем, как и соблюдать прочие нормы, придуманные кем-то. Но некоторые ситуации обязывают, как бы и не было тошно.
Достаю из шкафа черный костюм и белую рубашку. Бегло застегиваю пуговицы, не доходя до ворота. Натягиваю штаны и влезаю в пиджак. Напяливаю лаковые ботинки. Привычки торчать у зеркала как телка, нет. Достаточно того, что шмотки вычищены и наглажены. Ненавижу грязь. От того и выстрелом добиваюсь максимальной аккуратности.
Когда опять выхожу на улицу, псы сидят по обе стороны от машины. Смирно. Как солдаты. Видно, что рады моему возвращению, но я отучил их ластиться. Зверь перестает быть зверем, когда к рукам привыкает. Отрекается от инстинктов. Теряет хватку. Рискует бочиной нож отведать. Наверное, они тоже это понимают.
Сажусь за руль и двигаюсь в центр. Удачно проскакиваю пробки и припарковываюсь практически у самого здания. Массивное. Впечатляющее. Как-то однажды заморочился и даже прочитал историю его создания. Дохера кто к его фасаду руку приложил, и каждый как-то по-особому хотел выебнуться.
Но по кайфу было именно внутри. Начиная от эха шагов, заканчивая витающим здесь запахом. Приобретаю билет, и иду прямиком в Большой зал. Хрен знает, что меня затащило сюда впервые, бес попутал не иначе. Никогда особо не пытался окультуриваться, так, для общего развития если только заперся с дуру. А после, домой вернулся и наушники в мусорное ведро выкинул. Кому скажи засмеют. Великий ценитель прекрасного. Нихера по сей день не шарю на чем там пиликают и на кой ляд мужик руками своими как эпилептик машет. Но торкает. Прям обряд очищения какой-то. Пусто в голове становится и тихо. А музыка в вибрацию превращается. И так охренительно становится, если одну волну поймать. Но серфер сегодня из меня какой-то хуевый.
Одна единственная мысль не покидает голову. Пульсирует, уничтожает релакс. Оклемалась или все так же рядом с трупом валяется? Хотя конечно же я понимаю, что тело давно нашли. Даже два.
Ягодка... Кажется так ее обозвал Король. Да-да, именно обозвал. Я терпеть не могу ягоды. Сладкие, приторные, оставляющие привкус гнили. Разлагающиеся фрукты ничем не лучше по запаху, чем мертвое тело.
Одергиваю себя. Вот к чему приводят мысли о женщинах. Наверное, это все происходит из-за того, что я однажды пережил. И у конченых ублюдков, как я живут чудовища под кроватью. А от таких воспоминаний страшно свешивать ногу.
Яркий свет в сочетании с резким запахом выталкивает меня в настоящее. Кто-то излишне грубо опускает моё тело на жесткий диван. Зрение всё ещё играет в калейдоскоп, разум отказывается работать на полную мощность. Не хочет осознавать увиденное, склеивать битые стекла.
— Смотри сюда. На меня смотри.
Я стараюсь подчиниться и сфокусировать взгляд. Меня еще раз встряхивают, приводя в чувство.
— Телесных повреждений нет, скорее всего шок, — сухо звучит заключение. — Видимо стала свидетелем убийства.
Убийства.
По телу проходит леденящий озноб. В памяти мгновенно всплывают опустевшие глаза, звучит глухой хлопок о столешницу.
Я впервые встретилась лицом к лицу со смертью. Прочувствовала каждой клеточкой своего тела ее неизбежность.
Только сейчас понимаю, что в кабинете очень много людей, большинство из которых в форме. Место за столом пустое, но его тщательно осматривают, фотографируют детали.
— Мы отвезем вас в больницу. Вы в состоянии назвать номера родственников, которых мы могли бы оповестить?
— Я в порядке. Мне не нужно в больницу, — изо всех сил стараюсь звучать убедительно.
Не знаю почему противлюсь, но сейчас мне кажется, что безопаснее места чем мой дом не существует. Состояние жуткое, как в кошмарном сне. Все вокруг кажется таким же ненастоящим.
— Я отвезу ее домой, — слышу знакомый голос. — Буду наблюдать за состоянием. Если что-то меня насторожит, вызову скорую.
Виктор, как и все остальные, появляется из ниоткуда. Не уверена, что в состоянии идти, но упрямо поднимаюсь.
— Вы точно хотите уехать с этим мужчиной?
Отрешённо киваю, искренне не понимая, для чего мне задают эти ненужные вопросы. Разве имеет значение кто чего на самом деле хочет? Разве Садальский хотел умереть вот так?
— Идём, Алина.
Чувствую на своих плечах руки Виктора. Он словно рентген считывает моё состояние, сдерживает проводки, обрыв которых приведет к взрыву.
Эмоции возвращаются резко. Накрывают убийственной волной. Застилают глаза слезами. Длинный коридор размываются. Пальцы колотит мелкая дрожь.
— Все уже позади, тише.
Виктор заталкивает меня в лифт.
— Он мертв, — произношу шепотом.
— Нужно было раньше открыть тебе глаза, не скрывать как это опасно. Возможно, получилось бы тебя уберечь. Но все уже позади, слышишь? Позади, — повторяет как заведённый.
Мы выходим на улицу под проливной дождь. Зубы тут же начинают стучать от холода. Интересно, как это ничего не чувствовать? Как вообще возможно жить, мечтать, строить планы, покупать билеты в отпуск, заполнять едой корзину, убивать время подсчётом цифр, умножать в столбик, держать в уме десятые, а потом... Все?
Резко. Нелепо. Ради чего?
Виктор подводит меня к своей машине. Открывает дверь, терпеливо ждет пока я сяду в кресло. Дождь не прекращается. Молотит по капоту, выдает четкий ритм.
Набираю полные лёгкие воздуха и пытаюсь унять панику. Все ещё надеюсь проснуться в своей постели и с облегчением осознать, что стеклянная поволока, моментально окутавшая глаза на меня смотрящего, всего лишь результат кошмара.
Плохо представляю, как окажусь дома в одиночестве. Как на следующий день приеду в компанию. Задумываюсь о каких-то несущественных вещах, упуская главное. Наверняка это означает, что мы все в опасности. Я в опасности.
Но если это действительно так, что мешало стрелку угостить меня второй пулей? Вряд ли от растерянности не смог проделать в моих мозгах отверстие. Такие люди вообще способны теряться?
Виктор ведёт машину молча. Замечаю его напряжение в побелевших пальцах, крепко сжимающих руль. Он даже слегка вздрагивает от резкого телефонного звонка.
— Да, — сухо и коротко. — Мертв.
Не слышу кто звонит, теряю к разговору всякий интерес. Паника медленно отступает и на смену приходят здравые отголоски рассудка.
Представляю, что первым делом как вернусь домой задвину все шторы, тщательно осмотрю квартиру. А завтра приглашу мастера, для того, чтобы он сменил замки и задумаюсь об охране. Личном телохранителе, который будет со мной рядом сутки напролет. Мотаю головой от абсурдности собственных мыслей, упускаю нервный смешок.
— Все в порядке? — интересуется Виктор.
— Конечно. В полном.
А разве по-другому может быть? Ненавижу боевики и прочий криминал, но почему-то упорно ощущаю себя главной героиней. Глупой пешкой, которую вскоре выбьют с доски.
Виктор подъезжает к моему дому и выходит из машины. Молча направляется к красивой парадной, галантно пропускает меня вперёд. Квартира в этом доме тоже досталась мне по наследству. Мама купила ее два года назад, занималась ремонтом и хотела преподнести ее в виде подарка на мою так и не состоявшуюся свадьбу. Сразу не поверила когда увидела документы, и продолжала не верить дальше, когда вставляла ключи в замочную скважину. Иметь апартаменты в пределах «золотого треугольника» центрального района, было чем-то таким же нереальным, как и выиграть миллион в лотерею. Квартира была совсем свежая, приятно пахла ремонтом и кожаной мебелью, а вид из окон на набережную Фонтанки навеки забрал моё сердце.
Ощущения были примерно такие же, как после получения в подарок редкого бриллианта. Взять в руки страшно, но после того, как он искрится на твоей груди, снять уже не получается.
Так и с этой квартирой было. А рябь реки в редкие солнечные дни, отбрасывала блики не хуже драгоценных камней.
— Я войду. Мне нужно убедиться, что все в порядке, — авторитетно заявляет Виктор.
Не успеваю даже пискнуть. Двигаюсь в сторону и пропускаю его вперёд. Виктор не снимает обувь. Ступает прямо по белоснежному покрытию, осматривает просторную гостиную, по-хозяйски входит в спальню. Суетливо убираю с кровати ночную рубашку. После обхожу своего гостя и задвигаю плотные шторы. Отрезаю себя от шикарного вида и чужих глаз.
— Окна можно оставить открытыми. Вряд ли из воды можно ждать угрозу. Гораздо разумнее теперь думать о своих передвижениях. Скорее всего с завтрашнего дня, полиция начнет надоедать тебе звонками.
Виктор едва заметно морщится, наверняка готовит новые отговорки, выдумывает как будет лучше схитрить.
Уверена, он и не подозревал что со мной будет так сложно. Рассчитывал сделать все тихо и быстро. А сейчас понимает, что прогадал.
— Дороги назад не будет, — ходит последним козырем.
Нагнетает. Пытается запугать. Только это не он часом ранее наблюдал за тем, как смерть играет в дартс.
— Ее не стало с тех пор, как ушла моя мать, — отвечаю я.
Уходить я не намерена. Бросать все и бежать, поджав хвост — это не обо мне.
— Алина, а что если ты будешь следующей?
Виктор пытается меня запугать. Специально приехал в мой дом, место, где я чувствую себя максимально комфортно и намекает мне на то, что моя смерть не за горами?
— Возможно. А возможно, следующим будете вы, — я закипаю.
Мой характер не дает мне спокойно реагировать на подобные слова, и я готова вступить с Виктором в перепалку.
Встаю со стула, потираю шею и иду к выходу. Будет лучше, если он сейчас уйдет. Гостеприимство — не мой конек. Не люблю посторонних в доме, тем более опасных посторонних. Нам всем в детстве говорили, что открывать дверь и впускать чужих нельзя. А я впустила.
— Я хочу отдохнуть. До завтра, — замок щелкает под моими пальцами и я показываю Виктору на выход.
Он ухмыляется, но не перечит.
— Вся в мать, — тормозит на пороге, чтобы съязвить, — закрывай дверь на все замки и будь осторожна. Я не хочу однажды увидеть твое тело в ванной, Алина.
— Вам тоже спокойной ночи.
Я хлопаю дверью сильнее, чем требовалось.
Остаюсь наедине с собой. Перед моими глазами все также стоит жуткая сцена: свист, тело и лужа крови. Что если Виктор прав, и я следующая?
Холодок проходит по моему телу. Я не хочу умирать. И пусть дрогнет рука у того, кто поднимет на меня оружие, ибо я готова перегрызть зубами его вены, ради того, чтобы выжить.
Первая часть выступления заканчивается, и зал взрывается бурными аплодисментами. Лениво поддерживаю публику, касаюсь ладонями друг друга. Не то, чтобы мне не понравилось, просто считаю, что уже в полной мере выразил свою благодарность когда купил билет. Со стороны мои овации выглядят снисходительно, впрочем, как и у многих, кто здесь находится. Я уже давно разделил публику, посещающую подобные мероприятия на три группы.
Первая - менее интересная. Так сказать, залетные туристы, которые припёрлись в красивое здание, чтобы наделать фоток и погреть свою задницу на бархатных стульях. Зачастую, их знакомство с прекрасным заканчивается антрактом и парой банальных селфи.
Вторая группа более интересная. Обычно, это люди за сорок. Бабы в нафталиновых платьях и мужики с профессорскими заточками. Вначале они внимательно изучают программку, после картинно внимают представлению. Обращаются исключительно на «вы», ведут светские беседы и усиленно корчат из себя незыблемую интеллигенцию, упуская тот момент, что на их роже отпечатан копеечный труд, позволяющий раз в полгода оплатить конский ценник культурного просвещения.
И наконец, третьи. В принципе, такие же любители показухи. Телки в брендовых платьях, в компании состоятельных спутников. Те самые спутники, откровенно скучающие, но отчаянно поддерживающие имидж. Обычно меня окружает именно эта каста, потому что я предпочитаю приобретать лучшие места.
Дожидаюсь пока толпа рассосётся, и выхожу из зала. Поднимаюсь на второй этаж и захожу в буфет. Чувствую голод, но ни одна из позиций в меню не вызывает интереса. Чужой взгляд вспарывает кожу. Улавливаю его на уровне инстинкта. Когда ты способен предугадать момент чужой смерти, подобные умения — пустяки. Не даю реакции сразу, оставляю возможность одуматься. Заказываю коньяк, отказываюсь от предложенного бутерброда с икрой.
Выпивка здесь дерьмовая, но выбирать не приходится. Осушаю крашеный спирт одним глотком и встречаюсь с ней глазами. Совсем не смущается, даже не пытается сделать вид. Наоборот, растягивает губы в порочной улыбке. Осознаю природу своего голода. Скольжу взглядом по открытым плечам, по изгибам под черным платьем. Оцениваю как стейк, который собираюсь отжарить и сожрать. Утолить потребность. Справить нужду. Сойдет. Наивно полагать, что фартанет отхватить первый сорт.
Они везде одинаковые. И на обочине у дороги, и в фойе культурного места. Даже в блядской библиотеке нет никаких святош. Да и нужны ли?
Она разворачивается и направляется к выходу. Покачивает бедрами, демонстрирует варианты где я решу оказаться. Наверняка пришла сюда не одна, и не хочет терять времени.
Направляюсь следом. Прохожу вдоль коридора мимо одухотворенных лиц, мимо лепнины, картин, культурного наследия, а у самого стоит колом.
Толкаю дверь в туалет. Захожу в одну из кабинок, оставляю ее приоткрытой. Время тянется слишком долго. Сжимаю зубами сигарету. Чиркаю зажигалкой. Вдыхаю дым. Она появляется в аккурат между третьей и второй затяжкой. Под противный звонок, означающий что антракт закончен. Тянула интригу, хотела поиграть. Только не учла что я играть не настроен. Маленькая кабинка заполняется едким дымом. Свободной рукой вырываю аккуратно заправленную рубашку из пояса брюк, ослабляю ремень.
Терпеть не могу непонятливых, но сегодня мне везет. Мой ужин опускается на колени, стаскивает брюки, освобождает член.
Упираюсь спиной в тонкую стену. Прикрываю глаза, когда она заглатывает полностью. Чистый кайф. Издали доносятся первые аккорды. Музыка набирает мощность, инструменты сливаются воедино. Делаю затяжку и выпускаю дым в потолок. Ее глотка работает как поршень. Исправно. Не барахлит. Даже контролировать не нужно. Выкидываю окурок в унитаз, кладу ладошку на затылок, скорее по привычке. Стыда не испытываю. Ни перед музыкантами, ни перед почившими композиторами. Половина из них вообще в зад долбилась, и возможно продолжает этим заниматься в аду.
Беру инициативу в свои руки. Устанавливаю подходящий ритм. Засаживаю на всю длину. Девчонка начинает стонать, заводится от моих действий. Ловко укрощает мой аппетит. Не сдерживаю рык, достигая разрядки. Смотрю на раскрасневшиеся щеки, блестящие глаза, на острый язычок, который слизывает все подчистую.
Музыка достигает феерии. Жалобно скулит скрипка, басит орган. Охуенно.
Орган, бля. С ударением на «а», но мой хрен тоже не желает сдавать позиций. Универсальный инструмент в нашем мини-оркестре. Партия духовых отыграна, пора перейти и к ударным.
Только сейчас закрываю дверь на замок. Впечатываю свой лакомый кусочек в прохладную твердь. Резко задираю подол платья. Затыкаю рот рукой и вгоняю одним точным ударом. Глушу крик. Заталкиваю стоны обратно в глотку. Прислушиваюсь к рваным аккордам. Двигаюсь в такт. Руковожу процессом лучше любого дирижёра. Ещё ни разу не драл никого в филармонии, а теперь начинаю помышлять об оркестровой яме. Проклятье.
Выхожу так же резко, как и вошёл. Спускаю на обнаженную задницу. Открываю туалетную бумагу, вытираюсь и натягиваю штаны. Сегодня можно без оваций. Западло исполнять на бис.
Отодвигаю щеколду и выхожу из тесной кабинки. Включаю холодную воду и промакиваю лицо.
— Забавно, — ухмыляется девчонка.
Становится рядом и достает из сумочки помаду. Обводит губы, которые я только что имел. Приподнимаю бровь в немом вопросе.
— Я пианистка, — пожимает обнаженными плечами. — Как проклятая учила сонеты, но мне сказали, что ведущая партия мне не светит.
— Нужно было выбирать другой инструмент, у тебя рот рабочий.
— Я и выбрала, — искренне забавляется.
Открывает сумочку и надевает на безымянный палец кольцо.
— Все уволены, теперь и партия отыграна.
— Рад был помочь.
Подмигиваю и покидаю уборные. Музыка продолжает греметь, но опоздавших не впускают в большой зал. Можно конечно добазариться, но желание пропадает. Такой характер конченый. Быстро вспыхиваю и быстро теряю ко всему интерес. Пытаюсь вспомнить черты лица пианистки, — полный голяк. Жёсткий диск отформатирован. Ненужная информация стёрта. В памяти оседают только посмертные маски, в которые превращаю лица.
Перекручиваю их как старую пленку, мутный слайд. И сам охуеваю от неожиданной находки.
Мелкий нос, оленьи глаза, пухлые губы. Я же никогда при знакомстве таким изобретательным не был, поэтому и отпечаталась в памяти. Не телка, не баба нет. Просто очередная в списке. Я точно понимал, что не хочу портить ее лицо. Я же тоже в душе художник, и поганить такую картину, забрызгивая алой краской было бы непростительно.
Пусть в гробу будет похожа на спящую, правда губы и щеки станут на тон бледнее. Но это как с ней поработают в морге. Я на секунду представил, что мог бы забашлять посмертному визажисту за то, чтобы накрасить ее губы ярко-красной блядской помадой. Как у той пианистки. Вот бы все удивились. Улыбаюсь пришедшей на ум мысли. Сложно убить с первого выстрела, игнорируя хедшот. Это как написать картину, которая обретет мировую популярность. Уверен, что у меня получится, я попаду в ее грудную клетку и дотронусь до самого сердца.
Быстро забиваю на эту тему и выхожу на свежий воздух. Всегда знал, что искусство помогает добиться умиротворения. И концерт посмотрел, и кончил.
Еще раз закуриваю, с интересом рассматриваю ночной город. В это время года в Питере рано начинает темнеть. Поднимаю голову, но не вижу звездного неба. На самом деле, я уже забыл как оно выглядит. Только воспоминания из далекого детства напоминают, что на этом сером клочке могут иногда светить звезды. Делаю пару глубоких затяжек и выбрасываю окурок в урну. Культурная столица делает культурными даже таких отморозков как я.
Иду к машине, на автомате поднимаю ворот кожаной куртки. Становится холодновато.
— Антон, — доносится сзади, и я замираю.
Рукой ищу ствол, но сегодня я пуст. Негоже ходить в такие места с оружием. Вот же осел.
Аккуратно оборачиваюсь и тупо выдыхаю. Пианистка только что ни хуево сыграла на моих нервах.
— Какого хрена? — кидаю, и она с первого раза догоняет, что я имею в виду.
— Король передал, — она подходит ко мне и достает из сумочки конверт.
— С каких пор Король посылает своих шлюх на дело? — ухмыляюсь, но беру конверт.
— А с каких пор ты трахаешь шлюх? — она с вызовом подходит ближе, и я рассматриваю ее лицо.
Теперь точно запомню. Может потому, что если бы у меня оказался ствол, я бы вынес ее мозги?
— Ты не похожа ни на одну из его шлюх, — аргументирую свое поведение.
Она и правда выглядит как... Как пианистка.
Приталенное черное пальто, длинные ноги, сумочка, украшенная камнями. Собранные в пучок волосы придают ей строгости и только красные губы выдают то, что есть в ее натуре что-то порочное. Длинные пальцы касаются моей груди, заботливо поправляют ворот куртки. Кожа к коже. Сука, я понимаю, что не против еще раз насадить ее на свой член.
— А я и не шлюха, — улыбается, — я его жена.
Она выглядывает из-за моего плеча.
— Твоя? — кивает на тачку, не дает охуеть от только что произнесенной информации.
— Моя.
— Сразу видно, — пожимает плечами, — братки в двухтысячных любили на таких гонять. Прокатишь меня?
Ее лицо становится серьезным или даже сердитым.
Я иду в сторону машины, снимаю с сигнализации и сажусь. Завожу мотор, включаю фары. Пианистка еще несколько секунд стоит на месте, но я не думаю что она колеблется. Скорее, что-то прикидывает. Расчетливая тварь, я почти уверен в этом. Вижу таких насквозь. Она не похожа на тех, кто окружает Короля, но этим становится еще опаснее. Когда у бабы на уме деньги — с ней легко найти общий язык.
Пианистка все же оказывается рядом. Закрывает дверь и оборачивается ко мне. В это время ее пальцы уже начинают играть с моей ширинкой. Десятая симфония от Бетховена? Весь мир не слышал, а я услышу?
— Так прокатишь меня? — повторяет вопрос, когда ее пальцы тугим кольцом обхватывают мой член.
— Не накаталась? — ухмыляюсь, выезжая на проезжую часть.
Рукой дотягиваюсь до панели, салон оглушает классическая музыка и мои стоны.
Уже которое утро просыпаюсь от головной боли. Поздняя осень окутывает город, пытается пробиться зачатками тепла в его серую непреклонную твердь. Осенью меня часто мучают мигрени. Аллергия, авитаминоз? Не вдаюсь в подробности. Точнее, перестала вдаваться. Привыкла к этому, как к чему-то неотъемлемому.
Раздвигаю шторы и замираю на несколько минут любуясь видом. Сомневаюсь, что это когда-нибудь надоест. Лед схватывает кромку реки, скоро превратится в огромные глыбы и уступит течению. Свинцовый купол неба прорезает такой непривычный солнечный свет. Делаю кофе и усаживаюсь прямо напротив окна. Кажется, могла бы весь день просидеть вот так. Без свалившейся суеты, которая выматывает меня уже целую неделю.
В офисе не появляюсь. От одного воспоминания о случившемся, тошнота подступает к горлу. Была там только один раз с полицией. Принимала участие в реконструкции событий. Все остальные разы, было достаточно визитов в отделение. Бесконечное количество раз отвечала на одни и те же вопросы, подписывала бумаги, делала отпечатки пальцев.
Виктор решил перейти на формат телефонных звонков, и с каждым разом его напускная доброжелательность все сильнее рассеивалась в воздухе. В последнем разговоре он позволил себе назвать меня набитой дурой, после чего его номер был благополучно отправлен в черный список.
Я сама ещё не решила, что буду делать с бизнесом. Времени подумать совсем не было. Мама не готовила меня к этому. Совсем. А такой прагматичный человек как моя мама, обязательно бы продумала всё на несколько шагов вперед, прежде, чем набрать ванну и вскрыть себе вены. Я не хочу верить, что это самоубийство. По-прежнему отказываюсь это принимать.
Звонок в дверь выбивает меня из короткого релакса, заставляет вздрогнуть. С неких пор, нежданные визиты вызывают неподдельный страх.
— Вам посылка.
Открываю дверь раньше, чем успеваю подумать о том, что это небезопасно. Молодой курьер в темно-синей форме протягивает коробку, и мне ничего не остаётся, как взять ее.
— От кого?
— Отправитель не указан, — уточняет, после того как смотрит в блокнот, — распишитесь тут.
Протягивает мне бланк с заказами и я ставлю размашистую подпись. Курьер закрывает дверь, а в мою голову проникают страшные мысли. Что если он проверял дома я или нет?
Подхожу к окну и задергиваю плотные шторы. Пусть Виктор и убеждал меня, что река мое спасение — я в это не верю. Машинально собираю волосы в хвост, использую их же вместо резинки и открываю черную коробочку. На бархатной подушечке лежит золотая ампула и очень тонкий стеклянный шприц.
Аккуратно перекладываю содержимое на стол, и принимаюсь детально изучать коробку. Материал явно дорогой, приятно ласкает пальцы, но не даёт мне совершенно никаких подсказок. Там больше ничего нет. Ни записки, ни инструкции. Снова беру в руки ампулу, — никаких отличительных знаков. Номера, серии, даты производства. Пусто.
Видимо, кто-то играет со мной, или это попытка напугать?
Я все ещё продолжаю числиться в лаборатории, могу отправиться туда и сделать анализ, выявить состав содержимого. Но есть ли в этом смысл? Какого черта мне вообще должно быть дело до вот таких подарков? Вряд ли это забытый заказ из китайского сайта: оттуда не идут посылки инкогнито.
А если это запрещённые вещества? Наркотики? Кто-то явно осведомлен тем, насколько тесно я сейчас взаимосвязана с полицией, и не исключает их визит. Хочет подставить? Направляюсь в туалет с желанием смыть улику. Но красивая ампула в моей руке, словно ослепляет своими блеском. Мешает совершить задуманное.
Прячу ее в косметический шкафчик. Заставляю кремами и баночками с шампунями. Шприц отправляется туда же. Возможно я и пожалею об этом после, но что-то внутри подсказывает, что таким образом я лишу себя преимущества. Утрачу возможность узнать большее, потому что иным способом информацией со мной делиться никто не хочет. Садальский мертв, Виктор явно плывет в другой лодке. Остаётся женщина — четвертый соучредитель. Знаю о ней мало, видела ее несколько раз. Известно только, что до основания компании она много лет прожила в Германии. И действительно было бы странно менять свое место жительства ради производства обезболивающих средств. Оставлять привычный быт и уклад, днями и ночами дежурить на производстве. Для чего? Состав препаратов озвучен и одобрен министерством. В этом нет никакой нужды, если только речь не идет о разработке чего-то нового. Того, о чем неоднократно упоминал Виктор. Чего-то запретного и незаконного. Секретный вирус? Или наоборот таблетка от всех болезней?
Но больше всего страшит то, что моя мать тоже принимала в этом участие, а я по умолчанию иду с ней в одной связке.
Слишком резко мир становится безлюдным и пустым. Не чувствую никакой защиты, не имею возможности ни с кем посоветоваться. Паника подступает к горлу, привычные щупальца сдавливают гортань, навлекают морок.
Беру телефон в руки, листаю книгу контактов. Впервые четко осознаю, как много пустых и ненужных людей мы впускаем в свою жизнь. Палец замирает над очередным номером. Имени нет, но эти цифры я помню наизусть. Подношу телефон к уху. Слушаю гудки до тех пор, пока они не сменяются знакомым голосом.
— Номер перепутала? — шутливо доносится из динамика.
Перед глазами вырисовывается образ. Его образ. С Даней мы были знакомы со школьной скамьи. На выпускном первый раз поцеловались, а потом забыли друг о друге на несколько лет. Он нашел меня на «фейсбуке», хотя я никогда не подписывалась в соцсетях своим именем. Это было мило. После этого мы стали видеться все чаще. Не знаю, встречались ли мы или просто проводили время вместе, потому что официального предложения стать его девушкой мне так и не поступило. А я ждала. Хотела, чтобы все было так, как в романтических фильмах, потому что мне казалось, что я заслуживаю этого.
Когда я спрашивала у мамы почему она одна, та любила повторять, что не стоит растрачивать себя на ненужных людей. На вопрос: как понять, что этот человек в моей жизни не нужен, она улыбалась и говорила, что всему свое время. Что настанет момент, и я пойму значение этой фразы.
И я поняла. В тот день когда она умерла, а Даня был недоступен, я поняла, что имела в виду мама.
Мы не расставались с ним, нет. Я не устраивала истерик и громких скандалов. Мы просто перестали встречаться. Даня закидывал меня сообщениями и ночевал под парадной. Но недолго. Через неделю он перестал звонить. Еще через неделю писать. А я удалила его номер, чтобы в моменты истошной тоски не позвонить ему.
Прошло несколько месяцев и я думала, что тот период давно позади. Его номер вернулся в мою телефонную книгу, правда без подписи. Сейчас мне просто необходима была поддержка. Кого-то родного. Того, кто знает меня. И в этом городе остался только один такой человек — Даня.
— Нужно увидеться, — выдыхаю в трубку. — Сейчас.
— Я на работе, может вечером? — недовольно произносит он.
Не знаю откуда берется это предчувствие, но мне отчётливо кажется, что вечером может быть поздно. Пальцы враз леденеют. Трепещут от мелкой дрожи. Мне кажется, что за мной наблюдают. Магическим образом проникают взглядом сквозь шторы, просачиваются прямо через дверной глазок. Обступают со всех сторон. Загоняют в угол.
— Пожалуйста, — выдавливаю из себя.
— Ты там ревешь что ли? — шутливый тон, сменяется удивлением.
Ничего не отвечаю. Ставлю все на кон. Оставляю ход за судьбой.
— Хорошо, где? — сдается Даня.
— Отправлю адрес в сообщении. Я переехала.
Совсем не хочу выходить из дома. Пусть моя просьба и выглядит слишком наглой, но он всегда может отказаться. Стать недоступным, как в самый кошмарный день моей жизни.
Пока жду Даню, завариваю кофе. Несколько раз мне звонит неизвестный номер, но я знаю кто это. Виктор не дает надежды на то, что оставит меня в покое. Мне все чаще кажется, что он имеет отношение к смерти Садальского.
Черт, еще совсем недавно моя жизнь не напоминала сводку криминальной хроники, а теперь...
Наливаю в чашку кофе, игнорирую сахар и отпиваю глоток. Терпкий вкус кофе неприятно жжет язык. Мама каждое утро пила крепкий и без сахара. Но я не она. Отставляю чашку. Горечь проникает в весь организм. Что если я следующая? От этой мысли каждый раз меня начинает тошнить. Воображение снова вырисовывает лужу крови в кабинете Садальского.
Проходит минут десять, прежде чем я вздрагиваю от звонка в дверь. В этот раз смотрю в глазок. Мало ли. Может Виктор решил ужесточить меры и пришел с пистолетом. Но на площадке стоит Даня. Непослушными пальцами пытаюсь справиться с замком. Тот как назло не сразу поддается мне.
— Ты, — выдыхаю и вешаюсь Дане на шею.
Он недоумевает, но все же обнимает меня в ответ. Я вдыхаю его запах. Запах того самого страшного дня — я до сих пор его помню. Перед глазами всплывает ванная, наполненная окрашенной в кровь водой и бледное тело. Слезы непроизвольно стекают с моих глаз, еще сильнее прижимаюсь к Дане. Он единственный близкий, кто остался в этом мире.
Так случилось, что я не обзавелась подругами, и в один миг осталась совсем одна.
— Рассказывай, что случилось? — Даня сразу переходит к делу.
Он садится на диван, а я просто любуюсь как он идеально вписывается в мой интерьер. Как жаль, что повод нашей встречи не очень приятный.
Я кусаю губы и не знаю, с чего начать. Мне кажется, что не стоит посвящать его во все подробности. Внезапная идея приходит как никогда вовремя.
— Мне нужен телохранитель, — выпаливаю я, заламывая пальцы.
— Алина, — он усмехается, несерьезно относится к моей просьбе, — расскажешь, что произошло?
Я отрицательно мотаю головой. Он должен понять меня, иначе…
— Хорошо. – осторожно соглашается, — но как я могу тебе помочь, если не знаю, что происходит.
Я молчу. Даня сильно изменился. От прежнего скромного парня ничего не осталось. Он коротко стрижен, его голубые глаза с длинными ресницами внимательно рассматривают меня. Тело его тоже изменилось. Он стал крупнее, и это ему идет. Даня похож на красивого злодея из фильмов, в которых влюбляются девчонки. Жаль, что я уже знаю заранее, чем заканчиваются подобные фильмы.
— Алина, все серьезно? – смотрит исподлобья.
Я безмолвно киваю. Боюсь, что если начну говорить, то снова расплачусь.
— Может стоит обратиться в полицию? – предлагает мне то, до чего я и сама могла додуматься.
— Тогда бы я позвонила не тебе, а в 102, — отвечаю с раздражением.
Даня замечает это и ухмыляется. Сто процентов хочет сказать, что я в своем репертуаре, но молчит.
Уже несколько дней сижу дома. Выхожу только на балкон, чтобы покурить. Потом забиваю хер и курю в доме. Король не звонит, заказов нет. Начинаю тихо охуевать от скуки. Обычно мои выходные длятся не больше дня. Да, в этом мире слишком много тех, кто готов мстить. Жены убивают мужей. Любовники жен. Мужья любовниц. Круговорот сплошного блядства в природе.
Вечером становится особенно дико. Открываю ноутбук. Я вообще не люблю зависать в интернете, игнорирую новости в мире. Мне похуй где идет война и сколько человек умерло за день от какой-то новой заразы. Только кое-что реально подрывает мой интерес. Ввожу в поисковую систему запрос. Получаю кучу ссылок, но меня интересует первая.
«Артериум» — инновации высокого качества. Ухмыляюсь. Знаю я эти инновации. Сайт предлагает мне совершить онлайн-тур по клинике.
Кликаю на гид. На ресепшн за круглой стеклянной стойкой стоят две молодые соски в белых халатах. Прекрасные нимфы гостеприимно улыбаются. Улыбаюсь им в ответ, я вежливый, хули. Вижу несколько стеклянных непрозрачных дверей. Но гондон гид пускает только в один кабинет. От нечего делать кликаю на дверь.
И тут же мое сердце пропускает несколько ударов. Возле магнитной доски стоит тот самый чел, которому я совсем недавно продырявил башню. Но меня не это волнует. Нет.
В темно-синем кресле за белым столом сидит та самая Ягодка. Голова ее опущена вниз, она увлечена бумагами. Я не могу рассмотреть ее полностью, но уверен что это она. Отвлекаюсь от ее лица, и теперь мое внимание привлекают ноги. Их скрывают черные колготки, а короткое платьице дает рассмотреть немного больше, чем я смог разглядеть тогда. Увеличиваю изображение насколько это возможно. Интересно на сайте можно оставить отзыв? Я бы не отказался от функции «раздеть присутствующих», чтобы подробнее рассмотреть ее сочные сиськи. Довольствуюсь малым. Смотрю еще пару минут на нее, на тонкие лодыжки, изящные запястья, длинные волосы, а потом резко закрываю вкладку.
Нахуй. Разглядывание баб перед сном ничем хорошим не окончится. Хватаю пачку и закуриваю в кровати, чтобы снять напряжение. Выпускаю дым и пялюсь в потолок, пока телефон не заходится вибрацией. Хватаю трубку и вижу знакомый номер. Сбрасываю. Никогда не беру, когда звонит Король.
Поднимаюсь с кровати. Тушу окурок о пепельницу и хватаю куртку с кресла. Наконец-то.
Выхожу на улицу и вдыхаю морозный воздух. Я опять не по погоде. Застегиваю кожанку, но она не спасает от дикого ветра. Выгоняю тачку с гаража. Включаю печку, прогревая салон. Сижу пару минут в раздумьях.
Понимаю, что превращаюсь в робота, который больше ни на то не годен, кроме как отправлять людей на тот свет. Апатия какая-то просыпается в теле. Мне даже некуда тратить бабки. Когда знаешь цену жизни, то перестаешь верить в силу денег.
Завожу мотор. Наверно правда говорят, что ближе к сорока у мужиков наступает гребанный кризис среднего возраста. Выезжаю на КАД, в салоне становится тепло, расстёгиваю куртку. Одиночество – среда в которой я вырос. Без него, я как рыба без воды, но последнее время это напрягает. Прекращаю ныть, и все оставшееся время стараюсь не загоняться.
Через полчаса останавливаюсь на нужной улице. Паркуюсь на три дома ниже. Мусора периодически пасут тех, кто наведывается к Королю. И тех, кто более безобиден, они пытаются развести. Не боюсь никого, но палиться не хочется. Я всю жизнь тенью хожу по этому мрачному городу. Фантомом преследую своих жертв и убиваю, не оставляя следов.
Ввожу на двери код и она неохотно поддается мне. Спускаюсь в подвал, прохожу мимо посетителей. Сегодня как-то на удивление в баре пусто. Прохожу по коридору, открываю нужную дверь. Сзади остается шумная музыка.
Что-то меняется, но только не повадки моего дружка. Король замечает меня, делает вдох и расплывается в довольной улыбке.
— Братан, работенка появилась, — все так же по-идиотски улыбается, — не, руку не пожимаю, знаешь че ща новая дичь ходит.
Я закатываю глаза. Вот она. Жертва масс-медиа.
— Кого? — спрашиваю бодро, потому что уже конкретно заскучал без работы.
— Я же говорю, заказ необычный, — мнется Король.
Сегодня он предстает предо мной совершенно в другом имидже. Растительность исчезла с его лица, а вместе с ней пропал и добрый десяток лет. Теперь про Короля смело можно сказать, что он вечно молодой, и вечно под дурью.
— Это девушка, — загадочно улыбается Королев и потирает нос, — молодая и красивая. Давно ты не имел дела с красотками.
Не понимаю к чему он ведет. Мне похуй кого валить.
— Мне похуй кого валить, — озвучиваю мысли вслух.
— Тошенька, а валить никого и не придется. Оставь на время свое мочилово. Ты совсем очерствел со своими железными игрушками. Не надоело еще в войнушки играть? — приторно сладко вещает он.
— Ты или говоришь о чем базар, или я сваливаю.
В доказательство своих намерений поднимаюсь с кресла, но Король жестом показывает осесть обратно.
— Одна милая куколка просит у нас защиты. Страшно ей. Говорит, что жестокий киллер убивает ее друзей. И она боится, что будет следующей, — Король прикладывает к своей пустой башке два пальца, изображая пистолет.
— Я тут при чем? — мой мозг по-прежнему отказывается понимать к чему ведет этот засранец.
— Ну так давай поможем девчонке. Она так сильно боится беспощадного киллера, что готова заплатить бешеные бабки чтобы быть у него под крылышком, — Король закидывает голову, и заходится в диком смехе.
Я начинаю хаотично перебирать последние заказы. «Артериум». Воображение рисует картинки из моего сегодняшнего онлайн-путешествия.
— Кто она? – испытываю жесткий нервяк, прям как перед первым заданием.
— Я же говорю, куколка. Ангельское создание. Ягодка, — перечисляет Король, а меня прошибает током.
Да нихуя. Я уже свыкся с мыслью, что скоро вынесу ее мозги. Черт, я даже хотел этого, потому что конченый нездоровый интерес к ее ногам пугал меня, мать его.
— Пошел нахуй, — произношу свой вердикт и со психом отодвигаю кресло.
— Ну подожди. Фантом, — Король тоже привстает, а на его лице я вижу…
Испуг? Да бред. Этот ублюдок ничего не боится. А с матушкой смертью он каждый день курит дурь.
— Подожди? Что за игры? Мне поступает заказ убрать ее, а теперь ты говоришь быть ее нянькой? Я на такое не подписывался. Ни за какие бабки.
— Я просто подумал, что ты хочешь ей вдуть.
— Хуйня у тебя в башке значит. Ебаная помойка, — практически срываюсь на крик.
Сжимаю кулаки, удерживаю себя, чтобы не достать пистолет и не помахать им перед мордой Короля. Что можно хотеть от человека, правда которого в стволе?
— Просто мы не одни, кто хочет убрать цыпочку.
Кажется, Король ходит с козырей.
— Завтра в этом месте от девчонки должны остаться одни кишки. И тут решать тебе. Или ты включаешь благородного рыцаря, напяливаешь на себя латы, берешь меч, садишься на коня и спасаешь принцессу. Или идешь налево, и она умирает.
Король протягивает мне вырванный лист из блокнота.
— Кто на этот раз?
— Я не раскрываю имена заказчиков, а тебе похуй на них. Или я не прав, Фантом?
— Похуй, — коротко подтверждаю, а сам думаю кому же могли насолить ножки.
— Тогда возьми адресок и подумай до завтра. Бля буду, если ты спасешь ее – она тебе отсосет. Девочки любят принцев.
«Девочки любят принцев» – эхом отзывается у меня в голове. Если ее убьет кто-то другой, то у меня не будет шанса увидеть ее последние вдохи. Не будет шанса коснуться сердца. Прикол с ярко-алой помадой в гробу тоже отпадает. Бля… Закатываю глаза и выхватываю бумажку из рук Короля.
Чертова змея с яблоком и то гуманнее, чем этот черт.
— Подумай только хорошо, — закрепляет материал Король.
— Сколько она тебе заплатила? — единственный вопрос, который меня волнует.
Король очень дорого берет. Услуги, которые он предоставляет — самые изощренные. Поэтому и плату он любит щедрую.
— Неважно, Антош, — он улыбается и на его щеках появляются ямочки.
Он становится похожим на обычного парня. Если бы не его глаза. Глаза, которые видели все.
— Тебе я готов платить за нее любые деньги, — продолжает он.
Мне не нравится это. Король всегда хвастается числами. Настоящий лю-цифер.
— На связи, — коротко бросаю я и выхожу из кабинета.
На выходе врезаюсь в девушку. Фокусирую зрение и понимаю, что это Пианистка. Она прячет глаза, а я перевожу взгляд на ее сопровождающего. Смутно помню его, видел несколько раз в кабинете Короля. Пальцы колет от желания коснуться, но я не хочу нарисовать ей лишних проблем. Иду мимо, будто мы не знакомы.
Быстрым шагом дохожу к машине. Блокирую дверь и наконец разжимаю кулак. На ладони лежит листок с адресом и временем, когда на Ягодку будет совершено покушение.
Всю ночь не получается сомкнуть глаз. Верчусь в кровати, как на раскаленной сковороде. Несколько раз сдерживаюсь от подступающей истерики. Признаю, что стабильное психическое состояние меня покинуло окончательно. Из головы все никак не идёт сегодняшняя встреча. Прежде никогда не встречалась с такими людьми, до сих пор по позвоночнику пробегает скользящая дрожь. Если бы это не было с подачи Дани, давно бы решила, что попала ещё сильнее после этого визита. Меня там словно ждали, заранее предсказали появление. Этот страшный человек толком вопросов не задавал, наверное, и рот можно было не раскрывать, без слов бы все понял. Да и были ли слова? Только блеяла что-то невнятное о защите, о Садальском...
Бросаю взгляд на часы. Четыре утра. За окном темень, в квартире гнетущая тишина. Плетусь на кухню, запускаю кофемашину. На обеденном столе стоит сумочка до отвала набитая купюрами. Никогда столько денег в руках не держала, да и не думала, что когда-нибудь подержу. В банке обналичивать было страшно. Казалось, что сотрудница смотрит на меня с неприкрытым подозрением. Я ведь и копейки из всего этого не заработала, следовательно, это все мне и не принадлежит. Наверное, именно это было написано у меня на лице, когда счётчик банкнот методично гонял купюры. Только деньги не понадобились. Сумму мне не озвучили. Цену моей безопасности тоже. Совсем некстати вспомнила слова Дани о том, что таким людям ни в коем случае нельзя быть должным. Но ведь вышло именно так?
«Позже сочтемся. У тебя найдется то, что мне нужно», — вот такой мне выписали чек.
Забираю чашку, иду к окну. Глотаю горький кофе как лекарство. Продолжаю ругать себя, отчитывать как маленького ребенка. Мать мертва, этого больше некому сделать. Воспроизвожу встречу в деталях. Вспоминаю интерьер кабинета. Кожа, дерево, все дорогое но совершенно не сочетаемое. А ещё стол из белого мрамора, как могильная плита. Деньги там крутятся не маленькие, спору нет, как и перечень услуг которые там оказываются, а я просто согласилась. Подписалась неизвестно на что. Поверила в доброго дядю, который решил мне помочь.
Только сейчас, под покровом ночи и в абсолютной тишине, понимаю какую ошибку допустила.
Добротой там и не пахло. Добрые люди не смотрят так, будто одним взглядом раздевают. И я сейчас не об одежде. Он смотрел так, будто до мяса распарывал, освежевал, сухожилия от костей отбирал. Это и выбило из колеи, заставило забиться в кресле и невпопад кивать, когда суть половины слов банально улетучивалась.
Но помимо всего прочего, я верила в мощь сидящего напротив меня, я же не полная дура. На тот момент, видела в этом спасением. Деваться мне все равно было некуда. Только там мне обещали помочь. Велели ехать домой и не покидать квартиру. Сидеть внутри столько, сколько потребуется. Дверь никому не открывать, не вестись ни на какие предлоги.
Беззвучно смеюсь, кусая колени. Адрес у меня тоже не спросили. Наверное, когда я только переступила порог этого неприятного места, обо мне уже знали все.
Происходящее кажется нереальным. До сих пор не верю, что в жизни так бывает. Замерзаю, сидя на полу. От ужаса или прохладной глади стекла, с трансляцией траурного города. Оставляю чашку на полу и забираюсь в постель. Укутываюсь в толстое, пуховое одеяло. В голову лезут жуткие мысли, начинаю прикидывать способно ли оно защитить меня от выстрела. Выводы неутешительные. Ночью вообще редко о чем-то хорошем мечтается, особенно после недавних событий. До сих пор не знаю, как поступать правильно. Чего ждать, на что надеяться? Как поступать с акциями и что принесет собственное затворничество? На мгновение допускаю, что надо мной просто посмеялись, не захотели связываться с идиоткой страдающей паранойей. Поэтому и денег не взяли, и отправили подальше чтобы глаза не мозолила.
Но враз вспоминаю холодно брошенную фразу, вижу перед собой чудовищные глаза и признаю, что там не было шуток.
Все серьезно. И возможно, серьезнее чем мне кажется. Накрываюсь с головой, прилагаю усилие, чтобы сомкнуть веки.
А в голове стоит голос, хриплый, только это успокаивает.
«Будет тебе защита, слово Короля даю».
Утром становится легче. Принимаю душ, нахожу в себе силы приготовить завтрак. Еда вкуса не имеет, но съедаю все, оставляю чистую тарелку. Не блещу кулинарными талантами, обычная яичница. Мама тоже готовить не любила и совершенно не привила мне этого навыка. Пробовала сама несколько раз приготовить что-нибудь, состоящее более чем из двух ингредиентов и только зря потратила время. Виктор продолжает названивать. Игнорирую жужжащий телефон. Подобная навязчивость только доказывает то, что я все делаю правильно. Решительно беру в руки телефон, дожидаюсь когда вызов завершится и заношу проклятый номер в черный список. Давно так нужно было сделать. Только вот и минуты не проходит, как трубка снова заходится в вибрации. Неизвестный номер. Принимаю вызов, молча подношу телефон к уху.
— Дослушай, — доносится из динамика. — Я понял, что мне с тобой не договориться.
— Тогда в чем проблема? — интересуюсь холодно.
— Сегодня в клинике будет встреча. Приедет заказчик. Присутствие всех директоров обязательно, — цедит он.
Беру паузу. С подозрением отношусь к услышанному. Не верится, что Виктор так быстро стал сговорчивым, смирился. Но с другой стороны, допускаю что встреча действительно может быть важной. Настолько, что ему ничего не остаётся кроме того как принять свое поражение.
— Если ты окончательно решила оставить акции себе, ты должна приехать. Только вот дороги назад уже не будет, — заводит шарманку.
— Во сколько встреча? — обрываю этот поток.
— Через час. Ровно через час в главном конференц-зале офиса.
— Буду, — отвечаю коротко и кладу трубку.
Встаю из-за стола и направляюсь в спальню. Из шкафа достаю костюм. Строгая алая юбка-карандаш прикрывает колени, белая блузка и черный пиджак. Смотрю на свое отражение в зеркале, непривычно видеть на себе ещё какие-то цвета кроме черного. На туалетный столик высыпаю содержимое косметички. Рисую тонкие стрелки, подвожу брови, аккуратно вывожу на губах контур красной помадой. Теперь выгляжу значительно старше своего возраста, именно этого и добиваюсь. Хочу отбить у Виктора и у всех окружающих любые сомнения на свой счёт.
Ботинки с высоким каблуком и приталенное пальто завершают образ. Совсем не свойственный мне стиль, но так я чувствую больше уверенности. Кладу ключи от машины в карман, задерживаюсь у входной двери вспоминая недавние наставления, но возможность раз и навсегда заткнуть Виктору рот, перевешивает.
Я не могу отрезать себя от мира, сидеть в неведении и ждать непонятных инструкций. Подобный расклад абсолютно меня не устраивает.
Открываю дверь и выхожу в парадную, проворачиваю ключи, несколько раз, дёргаю ручку чтобы убедиться что дверь закрыта. Спускаюсь вниз по лестнице. Кроме стука моих каблуков, больше нет никаких звуков. Толкаю дверь, вдыхаю прохладный и свежий воздух. Он даже слегка пьянит, действует как лёгкий наркотик. Вначале мне кажется что улица пуста. Но почти сразу, слева от себя, замечаю мужчину. Он появляется из ниоткуда, как какой-то призрак. Весь в черном, словно темная тень. Ускоряюсь, спешу к своей машине. На каблуках сложно, перебираю ногами изо всех сил. Когда до машины остаётся несколько метров, понимаю, что он совсем близко. Достаю ключи, снимаю машину с сигнализации и лишаюсь под ногами земли.
Раскалённый до предела воздух мощным ударом хлещет наотмашь. Подбрасывает вверх, а после прибивает к асфальту. Чудовищный грохот оглушает. Понимаю, что должно быть больно, но боли не чувствую. Вообще ничего не чувствую, не могу оценить свое состояние. Пытаюсь вдохнуть раскалённую лаву, но даже грудная клетка больше мне не принадлежит. Дышать не могу. Широко распахиваю глаза, вижу, как свинцовое небо впитывает чёрное облако. Хмурое, молчаливое, ко всем безразличное небо. Через мгновение картинка сменяется. Вижу такой же непроницаемый взгляд. Глубокий, дьявольский. Пытаюсь рассмотреть суровое лицо, нет никаких сомнений в том, что за мной явились из самой преисподней. Он утаскивает меня в сторону, волочит по асфальту, а после изо всех сил вжимает в землю накрывая своим телом. Гремит ещё один оглушительный взрыв, а после все обрывается. Меня забирают в ад.
Действую ведомый порывом. Ни хрена не успеваю рассчитать. Я привык совсем к другому, спешка никогда не была по душе. Но чувствую что-то неладное. Так случается, когда с костлявой работаешь в паре. Чуешь ее дух за версту. Нюхом, как животное. Простым смертным такое неподвластно. Король, думаю, тоже чувствует. Всегда останавливается вовремя. Прямое доказательство этому то, что он до сих пор топчет землю. Не вынюхал лишний грамм, не откинулся от передоза. Останавливается всегда на грани. Смерть и его подельница, он как и я регулярно подкидывает ей работенку, только методы у нас разные. Выбирать не приходится, у всех свои ангелы хранители.
Мощный взрыв плавит воздух. В миг делает его густым. Внутри вскипает совсем не злость, нет. Бешенство. Ярость. Какого хера выперлась? Уверен, Король передал ей инструкции. Слишком пошло, шумно, громко. Только идиот страдающий безвкусицей может выбрать подобный метод расправы. Никакой индивидуальности, почерка. Месиво и грязь.
Оттаскиваю тело дальше. Бросаю беглый взгляд. Нет времени оценивать ситуацию, понятия не имею, сколько в это корыто зарядили. А она лупает своими глазами, ни хрена не соображает. Видимо сильно башкой приложилась. Вспоминаю, что не первый раз отбивает поклоны. Умом бы не тронулась от такого миксера.
Вжимаю в землю, спиной блядь своей прикрываю. Охуеть какая романтика. Сердце колотится гулко, часто. Не мое, но меня почему-то самого штормит от этих вибраций. А потом смех из грудины вырывается, тупо ржу. Копоть, гарь, вонь горелой резины, а я отчётливо ее запах чувствую. Не парфюм, не хренотень всякая, которой бабы себя поливают. Ягоды. Как в блядской деревне. Свежие, только с куста.
Она крепко вцепилась в мою кожу. Точнее, в кожу куртки. Пытаюсь отстраниться, но хрен там. Приковала к себе на смерть.
На секунду встречаюсь с ней глазами. Ее широко распахнутые кукольные глаза и мой прищур устанавливают коннект.
— В порядке? — коротко спрашиваю.
Она отрицательно мотает головой. Перепугана и меня это отчего-то веселит. Люблю видеть страх. Наверно потому, что сам уже давно ничего не боюсь. Приподнимаю свое тело, вес которого все это время и так держал на ладонях. А иначе раздавил бы ее к херам собачьим. Она наконец разжимает кулачки. Кажется, немного оклемалась.
— Целая?
Она садится на асфальт рядом, а я дотрагиваюсь до ее щиколоток. Кайфую втихаря, еще тогда словил стояк от этих длинных стройных ножек. Идиотизм и не к месту. Одергивая себя и убираю руки.
Вроде целая.
Понимаю, что и так задержался. Надо валить. Скоро появятся менты, а мне светиться нельзя.
— Не болей, — улыбаюсь, хотя сам готов втащить ей за то, что заставила меня спасти ее.
Я же никого не спасаю. Амплуа у меня другое совсем.
— Нет, не бросай меня, — произносит с заиканием и дрожью в голосе.
Если бы она знала, как скоро мы встретимся...
Хлопаю ее по плечу и резко поднимаюсь. В это время любопытные прохожие обступают горящую тачку и Ягодку. Одергиваю куртку и глубоко выдыхаю.
Слышу сзади голоса. Прохожие активировались, наверняка помогают ей встать, спрашивают как она, вызывают скорую и полицию. Сегодня считай, я выполнил их работу: и спас телку, и провел первичный осмотр.
Не удерживаюсь и оборачиваюсь. Ягодка уже стоит на ногах, кто-то заботливо держит ее за руку. А я бля буду, но вижу, как она смотрит сквозь всех. На меня.
Видать меня самого не хило оглушило. Только минуя пару кварталов, начинаю здраво рассуждать. Хоть как-то ситуацию оценивать. А ещё голод какой-то дикий просыпается, что тоже мне не свойственно. Риск был существенный, от этого и тошно. И игры Короля совсем мне невдомёк. К чему оттягивать неизбежное, почему не убить одним взрывом двух зайцев? Ответ один напрашивается: что-то от девчонки ему нужно. Да только что с нее взять?
Прячу руки в карманы. На улице прохлада, а ладони до сих пор кипятком жжет. Словно влез ими в банку малинового варенья, которое ещё не успело остыть.
Телефон звонит, назойливо. Достаю и отклоняю вызов. Король. Легок на помине. У него везде есть глаза. В каждом зассаном закоулке этого грешного города. Мысленно посылаю его нахуй. Не готов сейчас к встрече с ним. Нужно обдумать произошедшее, обмозговать. Стоит ли вообще в эту муть ввязываться? Но то, что Ягодка нужна Королю целой, подкупает. Люблю разгадывать ребусы.
Сам не замечаю, как оказываюсь рядом с «Quattro Corti». Захожу в бизнес-центр, поднимаюсь на последний этаж. Несмотря на пафосность заведения, вид тут охренительный. Так и хочется увалиться на живот вместе с винтовкой и стрелять по снующим туристам как в каком-то снайперском симуляторе. Я качал такие игрушки. Хуйня полная. Но даёт стойкую уверенность всем непросвещённым, что достаточно навести красную точку на чей-то лоб, и больше знаний не требуется.
Сажусь около окна. Хотя какое же это окно? Огромное стекло, позволяющее смотреть на всех свысока и насмехаться. Вот он я, здесь, сейчас буду жрать самое эксклюзивное и пить самое дорогое, пока вы спешите в метро. Едете с пересадками, как птицы с ветки на ветку, чтобы доехать до нелюбимой работы и проклинать город за его пыль и суматоху, когда будете протискиваться в очередной вагон. Вместе с алкашами, наркоманами и бомжами. Я не брезговал ни первыми, ни вторыми, ни третьими. Может поэтому у меня было все? Питерские бомжи мне пахли Невой, которая давно перестала быть просто рекой. Кто-то смотрит на нее, восхищается и ищет прекрасное, а я вижу склеп, в котором похоронена не одна душа.
Отвлекаюсь от мрачных мыслей и отвожу взгляд от окна.
Ко мне подходит официантка и услужливо подает меню. Мне хватает секунды, чтобы оценить ее сиськи и двух, чтобы ткнуть пальцем в первое попавшееся блюдо. Естественно самое дорогое.
— Плато из морепродуктов и салат с тунцом, — тараторит она, попутно записывая заказ в блокнот, — что будете пить?
— А что посоветуешь? — отвлекаюсь от меню и смотрю на нее.
Она не моргая воспроизводит названия вин, а я даже не пытаюсь ухватиться за одно из них. Никогда не был гурманом.
— Какое предпочитаете? — заканчивает перечень.
— Любое, — пожимаю плечами, — чтобы так же пробуждало аппетит, как и твой вид.
Мнется. Щеки сразу вспыхивают как новогодняя ёлка. Разом куда-то девается весь рабочий профессионализм. Тянется к меню. Замечаю, как пальцы херово слушаются, пока листает страницы в поисках винной карты.
— Эшезо Гран Крю.
Покрытый лаком пальчик задерживается на одной из последних позиций. Двести кусков за бутылку. Ухмыляюсь.
— Сухое красное вино выдержанное в дубовых бочках, — добавляет совершенно ненужную информацию. — Полнотелое, с мощной структурой, бархатистыми танинами и при этом удивительно гармоничное и утонченное. Продолжительное многогранное послевкусие подчеркнуто пряными нотками.
— Пробовала? — перебиваю лепет.
Сам ответ знаю, но интересно на реакцию посмотреть. Видно по ней, что ещё не искушенная и не прожженная, но хватку имеет, раз заранее вызубрила характеристики самого дорого пойла. Другие в этом городе не задерживаются. Да и такие, впрочем, не всегда.
— Нет, но... Мы изучаем сочетание, проходим мастер классы.
— Сегодня вечером попробуешь. Во сколько заканчиваешь?
— Не по адресу..., — обрывает меня.
Даже слегка резковато. Рыбка имеет острые зубы. Но я то знаю, что дерзить мне она не посмеет.
— Я куплю эту гребанную бутылку, если ты согласишься. И оставлю столько же чаевых, — подтягиваю ее ближе за белоснежный фартук, касаюсь пальцами кожи на бедре.
Не привык платить за трах, не люблю проституток. Но эта рыбка и не похожа на шлюху.
— Значит плато из морепродуктов, салат с тунцом и Эшезо Гран Крю, — перечисляет.
Ее щеки слегка покрываются ррумянцем а кожа мурашками, когда моя рука двигается выше. Оглядываюсь, чтобы убедиться что на нас никто не обращает внимания. Парочка сидит далеко и слишком занята друг другом.
— На десерт что-нибудь желаете?
— Твой адрес, — ослепительно улыбаюсь.
— Это самый дорогой десерт из нашего меню, — принимает правила игры, а я начинаю заводиться.
Осознаю, что мне нужно больше и чаще. Я и так всегда держу себя на коротком поводке и довольствуюсь хорошей еблей раз в месяц. Тем более, что совсем недавно подо мной лежала такая аппетитная ягодка...
— Плачу любые деньги. Я люблю десерты, — прекращаю лапать девчонку за ногу.
Понимаю, такими темпами до вечера не дотяну. Плюну на все рамки приличия и отымею ее прямо здесь. Народ жрет самый дорогой хлеб, а я им предоставлю охрененное зрелище.
Ничего не отвечает. Просто молча уходит. Проверяет моё терпение на выдержку. Еду и выпивку вместо нее приносит вообще другой официант. Смазливый, услужливый мужик. Одно из самых отвратительных созданий природы. Генный сбой. Ошибка. Мужик так выглядеть не должен, это попросту мерзко. Ем без аппетита. Запиваю не самый лучший салат в своей жизни таким же паршивым вином.
Мысли все равно возвращаются к работе, да... Если это можно назвать работой. Как-то слишком быстро произошла переквалификация. Начинаю злиться от того что впервые не контролирую ситуацию полностью. Да и вариант с «отвлечься» как-то сам собой отвалился. Нет, я конечно мог бы все по-другому сделать, но от самой ситуации обломно. Тянусь к расчетнице, которую на краю стола оставил недомужик. Чек не читаю, сую в кармашек карту. Но внимание привлекает совсем другой листок. Аккуратный почерк. Ровные буквы, складываются в адрес.
Напряг на «нет» сходит. Значит, что-то все ещё остаётся неизменным.