Дела сердечные

Глава 12

В ступоре я просидела не меньше десяти минут. И пока сидела, бессмысленным взором уставившись на телефон, в голове моей роились невеселые думы.

К примеру: Глория Гловер даже не дала мне возможности предложить, чтобы она заехала в офис, а затем мы вместе покатили на Карлтон-террас… Допустим, я не самый лучший водитель. И однажды даже въехала задом в гриль-бар "Кентукки". Правда, это было нетрудно. Немудрено принять белую стену за белесое небо.

Кроме того, я как-то раз протаранила счетчик на стоянке, а если уж совсем начистоту, не так давно снесла почтовый ящик. Но подобные неприятности случаются отнюдь не часто. А самое главное — ни разу в жизни я не наехала ни на что движущееся. Так что, на мой взгляд, пока машины и люди в непосредственной близости от меня двигаются, им ничто не грозит.

Однако, если даже допустить, что мои водительские навыки не мешает подшлифовать, не настолько уж они плохи, чтобы слухи дошли до Глории Гловер. Между прочим, все остальные мои клиенты предпочитают, чтобы за руль садилась именно я, — в основном, думаю, из соображений экономии. Пусть уж лучше мой автомобиль побегает и потратит бензинчику.

Итак, возникал вопрос: Глория предпочла добираться самостоятельно потому, что не любит ездить с незнакомыми людьми, или же потому, что хотела иметь возможность распрощаться когда пожелает, дабы не оказаться во власти чересчур назойливого риэлтора вроде меня?

А может, Глория просто хотела иметь под рукой машину, чтобы, прикончив меня, слинять без проволочек?

Тут мне в голову пришла еще одна "бодрящая" мысль. Что это вообще за имя — Глория Гловер? Уж больно смахивает на липовое.

В конце концов я оторвала взгляд от дурацкого телефона и сделала глубокий вдох. Ну и дела! Неужели я дошла до того, что испугалась женщину? Что там осталось? Дети и домашние животные? Впрочем, если задуматься, убийцей Труди вполне могла быть женщина. Мужчины отнюдь не владеют эксклюзивным правом на убийство. Более того, если ежевечерне смотреть новости, то можно заключить, что здесь мы с мужчинами добились равноправия.

Я откинула прядь волос со лба и с удивлением обнаружила, что рука моя дрожит. Меня это так потрясло, что довольно долго я пристально смотрела на собственные пальцы. Но вскоре сообразила, что из другого конца комнаты на меня не менее пристально смотрит Шарлотта Аккерсен. Я кокетливо помахала коллеге и лучезарно улыбнулась.

Шарлотта улыбнулась в ответ, но глаза ее в размерах не уменьшились.

Я отвернулась, положила руки на колени и постаралась совладать с нервами. Сделала несколько очищающих вдохов, попыталась представить, что лежу на берегу весело журчащего ручейка, раз десять повторила "Я спокойна", — короче, проделала всю ту ерунду, о которой наперебой талдычат книжки по аутотренингу. И в итоге пришла к выводу: эти книжки писаны не для тех, кто полагает, что их хотят убить.

Ибо этим людям сам бог велел нервничать.

Как, например, мне. Руки по-прежнему дрожали, и я без всякого психоаналитика знала, в чем моя проблема. Как изящно выразились бы сыновья, я наложила в штаны от страха. Итак, еще один очищающий вдох. Кажется, пора взглянуть правде в глаза. В моем нынешнем состоянии я не отважусь поехать на встречу с Глорией Гловер одна.

Отсюда логически вытекал вопрос: и кто же станет моим эскортом на сей раз? По вторникам и четвергам Матиас преподает графику в школе искусств с десяти до полудня, так что он отпадает.

В общем-то, я даже была рада, что Матиас занят. После его вчерашних речей я была уверена, что меня ждет очередная агитационная кампания. И потом, мне ужасно не хотелось ему звонить. С другой стороны, еще меньше хотелось звонить сыновьям. Но выбора не было, поскольку после сыновей на ум шел только один кандидат в провожатые — Джарвис. Я неохотно потянулась к телефонной трубке и стала набирать номер отпрысков.

В последнее время звонить Натану и Даниэлю — все равно что играть в телефонную рулетку. Когда везет, то дозваниваешься. А бывает, что удача поворачивается спиной: в трубке раздается весьма странный гудок, а механический голос произносит что-то вроде "Набранный вами номер временно отключен". Я так понимаю, они хотят сказать: "Абонент, которому вы звоните, уже два месяца не платит за телефон, так как спустил все денежки на новые компакт-диски и картриджи для игровой приставки".

Я затаила дыхание. В трубке раздались длинные гудки. Я прислушалась, гадая, снимут трубку или нет, когда услышала голос Даниэля:

— Йо?

Это он так теперь отвечает по телефону. Должно быть, на него фатально повлияли фильмы про Рокки, на которые я имела глупость его водить в детстве.

— Привет, Даниэль. — Голос мой звучал до омерзения бодро. — Натан дома?

— Йо. — Видимо, Даниэль полагает, что этот звук многозначен. — Сейчас позову. — Я услышала, как он положил трубку и заорал: — Йо, Натан! Йо!

У Натана и Даниэля очень похожие голоса, низкие и громкие. Но перепутать их невозможно.

— Натан Риджвей слушает, — величественно сказала трубка. Иногда мой младший сын еще повторяет свой номер телефона, так что спутать его с Даниэлем нереально.

— Привет, Натан, — сказала я и замялась, не зная, с какого боку начать. — Э-э… как поживаешь? Как Энни?

— У меня все прекрасно, но вот Энни, мам, она и впрямь расстроена. Вчера вечером призналась, что без меня не сумела бы все это пережить. Так и сказала. И еще сказала, что я ей нужен.

По-моему, я это уже слышала. И вновь затруднилась с ответом. В его голосе было столько гордости. Сказать "Отлично"? Вроде бы слишком казенно. "Ух ты"? Вроде бы слишком сильно.

К счастью, Натан и не ждал ответа.

— Сегодня это… как его… замогильная служба.

Думаю, он имел в виду поминальную службу.

— С одиннадцати до пяти, и Энни хочет, чтобы я все время был с ней… как его… держал за руку. Наверное, будет тяжело, но я хочу пойти ради нее.

К этому времени я уже слушала вполуха. С одиннадцати до пяти? Ой-ой.

— Значит, ты весь день проведешь в похоронном зале вместе с Энни?

— Угу, весь день. Что поделаешь, придется. — Натан изо всех сил пытался изобразить досаду, но не смог сдержать радостного волнения. — Это мой долг, мам, сама понимаешь, надо… э-э… помочь Энни пережить потерю.

Так, похоже, на Натана в качестве эскорта рассчитывать нельзя. А жаль. Пусть мальчик порой слишком громко говорит, но в тех случаях, когда мне удавалось убедить его, что шорты не самая подходящая одежда, он выглядел вполне презентабельно.

Разумеется, это все потому, что Натан — дай ему бог здоровья — никогда не наденет тряпки, на которой не красовался бы ярлык известного модельера. Это касалось и шорт, и носков, и даже нижнего белья. Признаться, я всегда втайне радовалась, что модельеры не занимаются пока выпуском татуировок, — иначе страшно подумать, во что мог бы превратиться мой сын.

— Что ж, милый, желаю повеселиться. — Слова сорвались с языка прежде, чем я успела сообразить, что, наверное, это не самое лучшее напутствие человеку, который собирается провести целый день в поминальном зале, но было поздно.

Впрочем, Натан ничего не заметил.

— Ага, точно. — Что он имел в виду, я не поняла, но спрашивать не стала. — Мам, ты ведь тоже придешь, правда?

Я замялась.

— Я?

— Ну да, на это, как его… прощание.

Уф-ф. Образ бедной Труди с сердечком на лбу и без того не давал мне покоя. Наверное, это "украшение" ей как-нибудь замажут или прикроют, но почему-то мне не хотелось знать, как именно.

— Постараюсь, сынок, — пообещала я, — но у меня сегодня деловая встреча.

После которой мне наверняка надо принять душ, вымыть голову, устроить постирушку…

— Ты обязательно должна прийти, мам, — не унимался Натан. — Очень важно, чтобы все самые близкие друзья Труди и Энни поддержали родственников в трудную минуту.

Неужели Натан всерьез полагает, что мое имя значится в списке "Самые близкие друзья Труди и Энни"? Начнем с того, что не так уж мы с Энни близки. В сущности, я едва знакома с этой девицей, видела ее всего-то пару раз за то время, что они с Натаном встречаются. И пусть дорогой отпрыск именует их интрижку "настоящим чувством", в памяти моей свежа была вереница прочих "настоящих чувств" сынули. К тому же Натан встречался с Энни каких-то восемь недель. Возможно, я ошибалась, но почему-то не видела веских причин нам с ней сближаться.

А уж что до Труди, вряд ли мы были закадычными подружками.

— Поскольку вы с Труди вместе работали, — гнул свое Натан, — мне кажется, что…

Да-да, именно так и сказал. Мне кажется, что… Видимо, закончить мысль мне полагалось самостоятельно.

— Постараюсь, сынок, — повторила я и, прежде чем Натан снова забубнил, попросила: — Ты не мог бы позвать Даниэля? Мне надо с ним поговорить.

С Даниэлем, не то что с Натаном, незачем было терзаться сомнениями, как подъехать со своей просьбой. Тут я заведомо знала, что придется соврать. Истинную причину, зачем он мне понадобился, раскрывать было нельзя, ни в коем случае. Иначе Даниэль незамедлительно выложил бы ее Глории Гловер. "Йо, приятно познакомиться, маман решила, что вы убийца, вот и прихватила меня с собой".

Пусть это звучит дико, но уж поверьте на слово. А если вам нужны доказательства того, что Даниэлю слегка недостает такта и дипломатичности, то за этим дело не станет. Мой старшенький взял трубку и хихикнул:

— Йо. Слыхала, что сказал Нат? Он намерен держать Энни за ручку. — И снова хохотнул. — Ну еще бы. Подержит за ручку — а также за все остальное, за что она позволит ему подержаться.

Само собой, Даниэлю хватило такта выложить все это при Натане, так что в течение нескольких минут я слушала их перепалку:

— Заткнись, придурок!

— А ты попробуй меня заткнуть!

— Заткнись, говорю!

— Полегче, дружище, я ведь просто пошу…

— К черту! Ты не имел права!..

— Пошел ты!

— Сам пошел!

— Сам пошел, твою мать!

Что тут скажешь? Милые детки, не забывают маму.

После того как я раз десять проорала в трубку: "Даниэль!" — сынок наконец-то снизошел до меня:

— Йо?

На заднем плане Натан подчеркнул свой уход со сцены, громко хлопнув дверью.

— Йо? — повторил Даниэль.

Была бы я хорошей матерью, вроде Марми в "Маленьких женщинах", наверняка пустилась бы в занудные увещевания, умоляя Даниэля наладить отношения с младшим братом. Вместо этого я не мешкая поведала свою байку:

— Даниэль, мне нужно, чтобы через часок ты подъехал вместе со мной к одному дому, который я показываю клиенту. Там здорово заклинивает дверь гаража, без тебя мне ее не открыть.

М-да. У старушки Марми, помнится, не было сыновей.

— Ну… не знаю, мам, — заканючил Даниэль. — А ты что, не можешь клиента об этом попросить?

— Клиент — женщина, — возразила я, в душе надеясь, что Глория не окажется на поверку культуристкой.

— Ну, мам…

Ноет Даниэль бесподобно. Я поспешно добавила:

— Пять долларов.

— Двадцать. — Теперь голос Даниэля звучал куда более заинтересованно.

— Шесть долларов. — Сдаваться без боя я не собиралась.

— Десять.

Я улыбнулась. Ну что за озорник! Норовит выманить у своей праведной и почти что убеленной сединами мамани последний, заработанный тяжким трудом доллар. Ни стыда ни совести у детки.

— Семь, — уступила я.

— По рукам! Где и когда встречаемся?

Я велела Даниэлю ждать меня перед домом по Карлтон-террас через десять минут. Должно быть, ему позарез нужны были эти семь долларов. Когда я свернула на подъездную аллею, его машина уже стояла перед домом.

Даниэль ездит на серебристом "форде" 84-го года. У его автомобиля — впрочем, "автомобиль" в данном случае не самое уместное слово — кожаный салон, стекла с механическим приводом, руль с гидроусилителем, тормоза с усилителем и сигнализация. Единственное, чего недостает, — это приличный мотор, поэтому большую часть времени это не машина, а тахта на колесах. Однако сегодня "форд", похоже, решил взглянуть на прекрасный мир за воротами гаража. Или же Даниэль попросил кого-нибудь подталкивать драндулет всю дорогу.

Я еще выбиралась из машины, а сынок уже шагал ко мне. Половина меня находилась в салоне, доставая копии ознакомительных бумаг для клиента, а потому я толком не рассмотрела Даниэля, пока он не остановился возле моего "терсела".

— Йо!

Я подняла взгляд и чуть не взвизгнула. Мамочки родные! Даниэль всегда отличался — как бы это получше сказать? — оригинальностью в одежде. И я это знала. С тех самых пор, как он пошел в девятый класс, я ни разу не видела старшего сына в ином прикиде, кроме драных джинсов, драных футболок и дырявых кроссовок. А в выборе цвета он, по-видимому, всецело разделял точку зрения Генри Форда: ему было все равно, какой цвет носить, лишь бы он был черным. Вдобавок в ухе у сынули обычно болталась окисленная серьга — в том, которое значит, что вы не "голубой".

В общем-то, я ожидала увидеть Даниэля в черном, всего в дырках и с гетеросексуальной серьгой. Однако еще я ожидала, что у него будут волосы.

И промахнулась.

Если, конечно, не брать в расчет милый рыжеватый пушок, льнущий к розовому скальпу.

Мое удивление не укрылось от Даниэля. Еще бы — ведь целую минуту я стояла прямо перед ним, вылупив глаза и хватая ртом воздух.

— Как тебе мой новый причесон? — справилось чадо.

Я все еще находилась в образе выброшенной из вода рыбы.

— Специально так подстригся, чтобы выглядеть крутым парнем, — важно пояснил Даниэль. И для пущего эффекта напряг мышцы и насупился.

Я продолжала молча таращиться на "крутого парня". По мне, так он напоминал тифозного больного.

Даниэль демонстрировал мускулы и хмурился, когда меня вдруг осенило, на кого он похож. Да это же Вуди! Вернее, тот парень, который играл Вуди, а потом переключился на роль маньяка-убийцы в фильме Оливера Стоуна.

Мой сын был как две капли воды похож на Прирожденного Убийцу!

— Клево, а? — Даниэль ждал похвалы.

К счастью, от моего ответа его спас бежевый "кадиллак" последней модели, плавно выруливший на стоянку перед домом. Мы обернулись. Из машины вылезла пухлая дама лет шестидесяти и двинулась в нашу сторону. На ней было пальто от Берберри, в руках — сумочка от Гуччи, и она проворно передвигалась в туфлях на высоком каблуке, в которых я признала творение Коул Хана.

Мне стало дурно. Определенно, я прихватила с собой не того сына.

— Глория Гловер? — бодренько осведомилась я.

Услышав свое имя, Глория резко вскинула голову с искусно завитыми белокурыми локонами. Глаза ее, лишь на миг задержавшись на мне, тут же срикошетили на лысый череп с серьгой в ухе. К горлу моему подкатила тошнота. Кажется, поздно спрашивать у Даниэля, нет ли у него шляпы.

Глория протянула мне руку и представилась, а ее маленькие круглые черные глазки тем временем продолжали буравить Даниэля.

— Так рада с вами познакомиться! — пропела я с восторгом кандидата в президенты в разгар избирательной кампании. — Я Скайлер Риджвей, а это… это мой сын Даниэль.

— Ваш сын… — повторила Глория, не сводя взгляда черно-дырявого прикида.

— Йо, — кивнул Даниэль. — Я тут затем, чтоб открыть дверь гаража.

— Дверь гаража… — снова повторила Глория и прижала к пышной груди сумку от Гуччи. В глазах ее, по-прежнему устремленных на Даниэля, появилось какое-то странное выражение.

Пользуясь случаем, я как следует рассмотрела часы от Гуччи на запястье левой руки дамы и браслет с бриллиантами на правой. Если не ошибаюсь, эти гроздья жемчужин в ее ушах натуральные, так же как и несколько колечек с бриллиантами на каждом втором пальце. Или убийства приносят невиданный доход, или я слегка промахнулась в расчетах.

Так, похоже, идея притащить с собой Даниэля была не самой удачной, и с каждой минутой я все больше в этом убеждалась. За время, проведенное в доме по Карлтон-террас, — а это было совсем недолго — Глория ни разу толком не взглянула на жилище. Главным образом потому, что не спускала глаз с Даниэля. По-моему, она опасалась, что он в любой момент может сорвать с нее браслет или, на худой конец, сграбастать сумочку.

Я всячески пыталась отвлечь даму, расписывая прелести самоочищающейся газовой плиты, суперсовременного камина и т. д. и т. п., но все без толку. Очень скоро я обнаружила, что и сама косо поглядываю на Даниэля, пытаясь узреть то чудовище, что видела в нем Глория.

Если откровенно, для всех, кроме родной матери, Даниэль и впрямь выглядел устрашающе. Милый мальчик, должно быть, на славу потрудился в гимнастическом зале, ибо плечи его и руки казались куда солиднее, чем мне запомнилось. Когда мы вошли в дом, сынок стянул с себя черную кожаную куртку, и, признаться, его черная футболка меня не порадовала. В общем-то футболка была не совсем черной. Издалека — да, а при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что черными были пустые глазницы изображенных на ней темно-серых черепов. По-моему, Глория сообразила это, когда все мы поднялись наверх, дабы взглянуть на хозяйскую спальню. Говорю так потому, что с того момента она неукоснительно следила, чтобы между нею и Даниэлем все время находилась я. А еще она принялась в ответ на любую мою фразу повторять как заведенная: "Угу. Угу. Угу". Но лишь до той поры, пока мы снова не спустились вниз, — тут она наконец выпалила на одном дыхании:

— Спасибо-что-показали-мне-дом-но-это-не-то-что-я-ищу. — И, бросив напоследок безумный взгляд на Даниэля, стремглав ринулась к своему "кадиллаку".

Отъехала она с такой прытью, что я испугалась за покрышки.

— Ну что ж, все прошло отлично, — подытожил Даниэль, когда, стоя на крыльце, мы наблюдали, как Глория исчезает за поворотом. — Могу я получить свои семь баксов?

Я молча посмотрела на него. А затем потянулась к сумке. Мальчик не виноват, что его мать — идиотка.

— Спасибо за помощь, Даниэль, — поблагодарила я. — Сынок, я тебя очень люблю. — И между прочим, не покривила душой.

Даниэль чмокнул меня в щеку и отчалил на своей тахте на колесах. Я заперла парадную дверь коттеджа, после чего забралась в машину и несколько минут сидела, чувствуя себя вконец вымотанной.

С этим надо что-то делать. За пару дней я потеряла двух отличных клиентов. Если так пойдет и дальше, через месяц останусь без работы. Не говоря уже о том, что я стала бояться собственной тени. Даже сейчас, сидя одна-одинешенька на этой дурацкой аллее, чувствовала, как колотится сердце.

И потом, не могу же я каждые пять минут лезть к людям с просьбой составить мне компанию. Матиас не в состоянии без конца этим заниматься — у него работа. Натан тоже занят — поддерживает Энни. А что до Даниэля, то со всей материнской любовью вынуждена признать, что он не вполне соответствует профессиональному имиджу, который я стремлюсь создать.

Допустим, я найму себе телохранителя — и что, так и проведу остаток жизни? Озираясь через плечо, в вечном страхе, при том, что даже не знаю, стоит ли мне бояться?

С другой стороны, сидеть и ждать, когда полиция во всем разберется, я тоже не могу. Если делать ставку на блюстителей закона, то в итоге буду торговать карандашами на углу улицы.

Ну уж нет! Я знаю, что надо делать. Найти убийцу Труди. И как можно быстрее. Иначе смерть Труди обернется гибелью моей собственной карьеры.

Когда я залезала в свой "терсел", то собиралась ехать домой. Чтобы укрыться с головой одеялом и несколько часов всласть потрусить. Теперь же сочла, что не пристало взрослой женщине дрожать как осиновый лист.

Я расправила плечи, вздернула подбородок и, задним ходом вырулив с аллеи, устремилась в сторону Бардстон-роуд. Возможно, Натан прав и мне действительно стоит заглянуть на поминальную службу? Там будет Энни, и Дерек, и — как там Натан выразился? — все самые близкие друзья Труди. Может, мне удастся выяснить, кто из близких друзей не на шутку желал Труди смерти.