Аэлла ожидала многого, когда схватила Шотландца, держа кусок мыла в руке, настроенная, по крайне мере, насильно сделать его чистым. Чего она не ждала, когда решила устроить так необходимую ему головомойку, что он поддастся ее действиям. Еще более неожиданным стало, что из косматого беспорядка он превратился в привлекательного мужчину.
Прежде он напоминал отвратительного снежного человека из-за спутанных волос, тошнотворного зловония и, несмотря на его слова, стоял всего на одну ступень выше животного. Теперь… теперь она могла увидеть все, что было скрыто, и это ее ошеломило.
Ниалла нельзя описать как по-настоящему красивого мужчину. Его черты были слишком грубыми и квадратными для этого. Слишком большой нос. Слишком толстые брови, слишком рыжие волосы, а кожа покрыта веснушками. Но его лицо излучало силу.
Лицо воина. Вонь исчезла, его рубашка слетела при драке, а плед разорвался, и она четко смогла рассмотреть его комплекцию с мускулатурой, которая напоминала фигуру гладиаторов из фантазий ее юности.
Хотя стала очевидна одна большая разница, и слово «большая» ключевое. Оседлав его талию, Аэлла не могла не заметить пульсирующий член, упирающийся ей в задницу в настоящее время.
— Вижу, чистое тело не подразумевает чистые мысли.
Она приподняла бровь, глядя на него.
Открыв глаза, Ниалл сфокусировал на ней свою ярко-голубую радужку, когда изогнул губы в медленной чувствительной улыбке, из-за чего ее тело охватила дрожь, которая не затихала, особенно, когда Аэлла увидела кончики его клыков.
— Девочка, если ты не слезешь с меня, все очищающие процедуры станут бесполезны, потому что я восприму это как приглашение, чтобы погрузить в тебя свой член и попотеть.
Она наморщила нос.
— Тебе следует поработать над заигрыванием. Я понимаю, что ты старый и все такое, но такие высказывания канули в Лету с динозаврами.
— А так я старый для тебя? — Он обхватил ее бедра и сцепил руки под задницей, от чего приятная дрожь переросла в жидкое тепло, от которого ее лоно увлажнилось.
От шока она едва не перерезала ему горло. Аэлле не нравилось, когда ее тело неожиданно реагировало. И чувство желания к Шотландцу не было в списке одобренных физических действий. Опять же, теперь, когда он чистый, виден его потенциал. «Фу. Что со мной не так? Я не трахаюсь со своими целями».
— У тебя эрекция. Большое дело. У кого угодно с доступом к Виагре может быть то же самое в наши дни.
— У тебя есть ответ на все.
— Конечно.
— Тогда ответь мне вот на что? Если ты настолько не впечатлена, почему мой живот влажный?
— Мне нужно пописать.
Прикусив язык от выражения на его лице, Аэлла приподнялась с тела Ниалла, давая ему увидеть, что она ничего не надела под тогу.
Пока он наблюдал, в его глазах тлел огонь. К его чести… и ее разочарованию… он не попытался прикоснуться. Возможно, это даже хорошо. Аэлла отрезала руку последнему идиоту, который решился на такое без разрешения.
Когда он не поднялся с песка, она спросила:
— Ты все?
— Хотелось бы.
— Со мной, идиот.
— Разве я уже не сказал, что хотелось бы?
Топнув ногой, она взглянула на него.
— Ты прекратишь во всех моих словах искать сексуальный подтекст?
— Нет. Это самое забавное, что со мной приключалось за последнее время.
— Ну, я рада, что один из нас наслаждается собой.
— Успокойся, девочка. Мы живем лишь раз.
— Сказал пьяница, которого я нашла валяющегося в баре в самой позорной части Ада.
— У меня на то свои причины.
— И сколько они у тебя?
Он нахмурился.
— Не твое дело.
— Я обидела тебя? Отлично.
— Что может быть отличного в высмеивании моих страданий?
— Терпеть не могу унылых идиотов.
— Я не унылый.
— Тогда как называется то, чем ты занимаешься?
— Напиваться.
— На протяжении скольких веков?
— Почему тебя это волнует?
— Не волнует. Просто терпеть не могу людей, которые испоганили свою земную жизнь и, оказавшись в Аду, обвиняют всех, но не себя, за совершенные ошибки.
— Я не совершил ошибок. Меня опозорили.
— И?
— И это несправедливо.
Его нижняя губы не была оттопырена, но и так ясно, что он дуется.
— Обиженка. Я была королевой, пока меня тоже не опозорили. Разве я в депрессии? Черт, нет. Я вспылила, уничтожила несколько вещей и продолжила жить.
По большей части. Она не заводила серьезных отношений со времен той неудачи. Но, по крайней мере, Аэлла не сдалась, в отличие от вампира Шотландца.
— Я пытался убить тех, кто меня опозорил. Не помогло.
— Что с тобой случилось?
— Я продал душу дьяволу, чтобы стать самым великим гольфистом.
— Но ты не играешь в гольф.
— Потому что я выиграл игру, сделал дар, который должен был гарантировать мне безоблачное будущее, а вместо этого разрушил.
— И?
— Что значит и? Ты меня слышала? Гольф сломал мне жизнь. Из-за него я убил сотни.
Она издала тихий свист.
— Мило. Жаль, что я не могла сделать то же самое.
— Почему?
— Меня подставили боги. Греческие. Они абсолютно бессмертны.
— Ты разозлила каких-то греческих богов? Как?
— Не хочу это обсуждать. В отличие от некоторых здесь людей, я не живу прошлым.
— Я не живу прошлым.
— Тогда оторви свою толстую, ленивую задницу и иди со мной.
— Но я не хочу.
Весело, он сказал это уже без прежнего задора. Вообще, у нее появилось странное чувство, что Шотландец хотел выйти из своей печальной рутины, но не знал как. Аэлла решила протянуть ему руку помощи.
Он отказался, вскочил на ноги и встряхнулся, разбрызгивая капли.
— Не мог бы ты прекратить? Ты хуже мокрой собаки.
— Ты сама сказала, что мне нужно принять ванную.
— Тебе. Я же была идеально чистой и сухой.
— В следующий раз, принося мыло, ты, возможно, не забудешь полотенце.
Потянув за мокрую ткань, облепившую ее изгибы, она заметила, как его взгляд остановился на выпирающих сквозь тогу напряженных сосках.
— У тебя есть какие-нибудь полотенца в твоей лачуге?
— Да, как и теплый огонь.
Хорошо, потому что здесь на подступах к Аду, воздух был заметно прохладней, и вездесущей золы, падающей с неба, почти не было. Тепло пекла, которое сохранило яму от промерзания, едва достигало этого отдаленного края, и Аэлла поежилась.
Шотландец показывал путь, идя по едва заметной дорожке вверх по склону горы, которая имела наклон слева направо и требовала уверенных шагов, иначе неверный шаг станет залогом опрометчивого падения.
Удивляясь, что он покорно смирился с ее поведением и обществом, она не могла не задать вопрос.
— Так, ты передумал? Готов идти со мной добровольно?
— Я не хочу играть в гольф. Но… — Шотландец повернулся, чтобы бросить взгляд через плечо, — я пойду с тобой, чтобы увидеть Люцифера и сказать это ему лично.
— Зачем?
— Потому что ты не должна испытывать на себе его гнев за мой отказ.
Она фыркнула.
— Люцифер не накажет меня, если ты скажешь, нет. И я спрашивал не про это? Почему ты не играешь в гольф?
— У меня есть причины.
— Боишься, что потерял сноровку?
— Моя сноровка никуда не делать, девочка. Я могу заверить тебя в этом. Или лучше, показать.
От его озорной улыбки она споткнулась и чуть не протестировала свою способность летать, если бы Шотландец резко не остановился и не удержал ее.
— Если ты так уверен, то почему бы не дать моему Повелителю желаемое?
— Во-первых, нет никого, кто мог бы превратить дьявола в хотя бы наполовину достойного игрока в гольф. Ты видела, как играет ублюдок?
— Так ты боишься закончить как последний его кадди?
Он издал пренебрежительное фырканье.
— Его последний кадди был идиотом. Любой дурак знает, что нельзя использовать четвертую клюшку для той лунки. Он получил по заслугам.
— Ты не испуган, тогда почему не играешь? То есть, ты продал душу, чтобы стать самым великим игроком в гольф. Почему не использовать талант?
— Почему это тебя заботит?
— Поскольку ты пойдешь со мной, то мне плевать. Как только я передам тебя Люциферу, вы сможете разобраться. Я просто хочу пойти домой и посмотреть финал сезона Игры Престолов.
И принять долгий и горячий душ с вибратором, чтобы избавить от желания, вызванного Шотландцем.
Похоже, она не единственная здесь любопытная. Уже не такой сдержанный Шотландец подколол ее.
— Почему такая девочка, как ты, стала охотником?
— Что значит девочка, как я?
— Посмотри на себя. — Он махнул рукой в ее сторону. — Ты слишком милая для такого.
— Намекаешь, что из-за своей внешности я плохо выполняю работу?
— Кажется, тебе, лучше подойдет другой образ жизни.
— Если ты говоришь про стриптизершу или шлюху…
Она положила руку на кожу, покрывающую рукоять топора.
— Успокойся, девочка. Я не говорил ничего такого, хотя ты сорвала куш в любой профессии. Просто подразумевал, что с твоими явными женскими данными девочка как ты не должна работать.
Она рассмеялась.
— Ты только что дал понять, что из меня выйдет хорошая жена?
— Ага. Избалованная, конечно, — добавил он, подмигнув.
— Это предложение?
Теперь он споткнулся, но, к счастью, они дошли до места назначения, поэтому ей не пришлось останавливать его тело от падения в пропасть.
— Я не подхожу на роль мужа.
— Почему нет? Ты мужчина. У тебя есть замок, посредственный, — добавила она, косясь на залатанную каменную башню и соломенную крышу.
— Ты разве не слышала? Я уже был женат однажды.
— Дай угадаю, она была любовью всей твоей жизни, и после ее смерти ты поклялся никогда не любить снова.
— Ох, я поклялся никогда больше не жениться, прямо после того как убил ее.
И после этого шокирующего заявления, Шотландец направился в свой дом, оставив Аэллу с разинутым ртом.