Демоны прошлого

2

Когда кто-то хлопнул Эда по плечу, произнес его имя и протянул руку, ему пришлось оторвать взгляд от нее и вернуться к реальности. Это был старый сослуживец, бригадный генерал Отис Миллер по прозвищу Бизон, — точно такой, каким его описал Лейнерт, очень похожий на себя прежнего, только с чуть поредевшими волосами.

— Эд, изменник чертов! Наконец-то нашел время повидаться со старыми друзьями!

Тут Миллер, должно быть, заметил, что Эд смотрит на Сару Латрел, и от смущения громко втянул через ноздри воздух и часто заморгал.

— А ты, я гляжу, все по птичкам стреляешь. Она, конечно, все еще очень хороша. Открой секрет, как случилось, что при твоей любви к прекрасному полу ты до сих пор не женился?

— Отчего же, я был женат.

— Один раз не считается. Каждый имеет право на ошибку. Лично я ошибся дважды. Еще один промах, и меня надо списывать. Ну ладно, шутки в сторону, ты сэра Джайлза уже видел?

— Нет.

— Поторопись, старик. Он совсем плох. А вы ведь с ним корешились в старое время?

— Нет, я знал его отца, сэра Латрела.

— Ну так пошли, я тебя познакомлю.

Он подвел Эда к Джайлзу Латрелу, который, сидя в инвалидной коляске, управлял праздником в окружении массы гостей, которых генерал довольно бесцеремонно потеснил.

— Сэр Джайлз, — сердечно пророкотал Миллер, — в наши края забрел один странник, впервые посетивший этот прекрасный парк после того, как покинул его много лет назад. Полковник — в те годы, когда мы вместе воевали, бывший капитаном — Эд Хардин. Эд, это сэр Джайлз Латрел, хозяин наших традиционных сборов.

Джайлз Латрел испытующе взглянул на Эда, помедлил, а затем улыбнулся и протянул руку.

— Хардин! — воскликнул он. — Я вас сразу узнал. Вы тот самый Эд, с которым мой отец играл в шахматы.

— Точно, — с готовностью признал Эд.

— Очень рад, что вы наконец к нам заглянули. Знаете, отец ведь мне о вас писал. И Сара тоже. Вы помогали им с продовольствием в самое тяжелое время. Отец писал, что вы очень искусно играете, только всегда предпочитаете нападение и забываете о защите.

— У вас очень хорошая память, — осторожно заметил Эд.

— Не жалуюсь, — бодро ответил Джайлз Латрел. — То, что осталось во мне живого, функционирует с полной отдачей. А Сару вы уже видели? Она рада будет с вами встретиться через столько лет. Я все знаю о вас и экипаже вашей «Девушки из Калифорнии» — так, кажется, называлась ваша машина? У меня такое чувство, будто мы с вами близко знакомы, хотя встретиться нам удалось так не скоро.

— Я не был в Англии с тех пор, как уехал в сорок пятом.

— Здесь многое изменилось с тех пор.

— Я заметил. Особенно в Лондоне.

— Не город, а бурлящий котел.

— Точно сказано.

Они продолжали беседовать, окруженные дружелюбной толпой, пока Эд не заметил, что покрытое розовыми шрамами лицо начинает заливать сероватая бледность. Похоже, что никому другому это было невдомек, но Эд понял, что его собеседник страдает от сильной боли. Он инстинктивно оглянулся вокруг, будто ища глазами кого-нибудь, кто мог бы ему помочь, и увидел Сару, которая наблюдала за ним. Она все прочла по его лицу. В тот же миг она, что-то на ходу бросив гостям, поспешила к мужу. Быстрого взгляда в лицо Джайлза было достаточно; Сара, ничем не показав своего волнения, взялась за ручку коляски и направила ее в сторону дома. У входа их встретил слуга, который повез коляску дальше, а Сара легким шагом пошла вперед.

Миллер обернулся к Эду.

— Вот не повезло парню, — произнес он. — Одному богу известно, как он держится, но надо отдать ему должное, силы воли ему не занимать. Обгорел ведь как головешка. Тебя, кажется, тут не было, когда он гробанулся? Ума не приложу, как он держится. Я потерял счет операциям, которые он перенес. И ни разу не слыхал от него ни слова жалобы, всегда он со всеми приветлив, дружелюбен. Леди Сара тоже молодчина. Все ведь на ее плечах. Он не в состоянии заниматься делами, сердце не позволяет. Он так привык к операциям, что внимания на них не обращает. Я с ним знаком уже много лет. Но за последний год он сильно сдал. — Миллер вздохнул. — Жаль. Настоящий мужик. Мы подружились. Он живо интересуется делами эскадрильи и с удовольствием устраивает наши праздники. Ему приятно, что Латрел-Парк так много для всех нас значит.

— Могу понять, — ровным тоном проговорил Эд.

— К обеду он будет как огурчик, вот увидишь. Я тут всегда задерживаюсь. Это уже стало традицией. Моя старушка заправляет тут вместе с леди Сарой Латрел и сэром Джайлзом. Ох уж эти женщины!

Он улыбнулся Эду, и в его улыбке не было никакой двусмысленности.

Банкет затянулся до вечера, но к шести гости начали расходиться. Эд видел, что Эрве Лейнерт старается держаться к нему поближе, и пытался ускользнуть от него. Когда официанты принялись убирать со столов, он потихоньку выбрался из толпы и пошел на свое любимое место — к озеру. Там все осталось по-прежнему. Все те же плакучие ивы склонялись над водой, все тот же мостик был перекинут с берега на берег, все так же скользили по глади лебеди и утки. Только павильон, построенный в стиле греческого храма, был заперт. Он заглянул в окошко. Внутри стояли стулья. Для туристов, наверно, подумал он. Они теперь везде шастают.

Он присел на ступеньку павильона. Она была теплой, прогрелась на солнышке. Эд осмотрелся.

Да, ничего здесь не изменилось. Вот холмы Роллинг-Котсволда, стада коров, зеленые луга, фермы, деревеньки, церковь. Мирный пейзаж, такой, как и двадцать лет назад. Будто вчера уходил он отсюда на боевые задания, каждый раз гадая, удастся ли вернуться.

Он откинулся на прогретый солнцем мрамор и погрузился в воспоминания. Ему припомнились осенние и зимние дни: корзинка с провизией, шотландское виски, ковры на полу, звук дождя, и они вдвоем, забывающие обо всем на свете. Ему было тогда двадцать семь. Ей — двадцать три. Все вокруг было таким знакомым, точно таким, каким сохранилось в памяти, вплоть до дрожи нетерпения, которая охватывала его, когда он ждал Сару. Ничего не изменилось. В том числе и он сам.

Спускаясь с холма, она увидела его на крыльце павильона. Густая трава заглушала шаги; он не слышал, как она идет, к тому же он был так погружен в свои мысли, что ничего вокруг не замечал. Она остановилась в нескольких метрах, чтобы насмотреться на него, на того, без кого ей пришлось жить, но кого она не в силах была забыть, — она ждала этой встречи с той минуты, как увидела его сегодня. Этого чужого человека, о котором она знала все.

Невероятно — до чего же мало он изменился! Он остался прежним Эдом, хоть и прошло со дня расставания целых двадцать лет. Высокий, крупный, великолепно сложенный — она до боли явственно чувствовала силу его объятий. Он нисколько не растолстел; волосы были все такими же густыми, иссиня-черными, слегка вьющимися. Лицо, правда, немного похудело, заострилось, сделалось отчужденным, в уголках рта обозначились резкие складки — явно не от частых улыбок. Лицо было покрыто глубоким загаром, будто он прибыл откуда-то из жарких стран. Из Калифорнии? Он сидел, освещенный солнцем, слегка опершись спиной о перила крыльца, праздно сложив руки на коленях, глядя куда-то поверх озера. Она знала, куда он унесся мыслями. Ее мысли блуждали там же.

Она взглянула ему в лицо, и глаза их встретились.

От неожиданности она вздрогнула. Он, не отрывая от нее глаз, медленно поднялся. В полном молчании они стояли и смотрели друг на друга. Молчание обволакивало их, погружая в невидимый мир воспоминаний, связывая их неразрывными узами. Она слышала, как громко стучит ее сердце; этот стук отдавался в горле, на губах, в кончиках пальцев. То была знакомая агония страсти, привычная каждому ее нерву. Она всмотрелась в его глаза, узнала эти золотистые искорки, от которых кружилась голова, длинные пушистые ресницы.

— Как поживаешь, Сара? Давно мы не виделись.

Прекрасные глаза наполнились влагой. Сару пронзила дрожь. Она напряглась, сдерживая слезы. Несмотря на бледность, лицо ее лучилось внутренним светом. Он взял ее руки в свои. Она е готовностью сжала его ладони. Ее глаза жадно шарили по его лицу, будто ища доказательства тому, что ей хотелось в нем прочесть. И найдя то, что хотела, Сара с неслышным вздохом бессильно приникла к Эду, обхватив его руками, всем телом сливаясь с его телом. Она прильнула лицом к его груди. Услышала, как бьется его сердце, почувствовала, что он тоже дрожит. Он прижался щекой к ее волосам и протяжно вздохнул.

— Неужто это ты, Эд? Я не сплю? Мне не придется проснуться?

— Нет, все по-настоящему. Это не сон, — хриплым от волнения голосом ответил он.

— Я так долго ждала тебя. Каждый год я думала: вот теперь он приедет. Но праздник проходил, и я начинала мечтать о будущем: на следующий год — обязательно.

— Я постарался уехать как можно дальше. Но понял, что от себя не уйти. Вот почему я вернулся. Не мог больше бежать.

— Я так рада!

— Я тоже.

— Когда я увидела тебя, мне показалось, что у меня галлюцинация. Столько лет я ждала этого момента! Я говорила себе, что ты не приезжаешь лишь потому, что в отличие от других у тебя связаны с Латрел-Парком тяжелые воспоминания.

— Это не так. Дело не в тяжелых воспоминаниях. Я сохранил об этих местах очень добрую память. Собственно, эта память и гнала меня все эти годы по разным дорогам.

— Прочь от меня?

— На поиски похожей на тебя. Но, когда я убедился, что второй такой нет на целом свете, я вернулся сюда.

— Но я нанесла тебе такую рану.

— Да, но не по своей воле.

— Он нуждался во мне, Эд. Я была ему нужна, чтобы выжить. Ты ведь очень силен, ты мог справиться сам. Ты прошел через Регенсбург, через Берлин, Голландию. И я знала, что разлуку со мной ты тоже переживешь.

Она слегка откинула голову, чтобы получше разглядеть его. Он, не выпуская ее из объятий, тихо сказал:

— За эти двадцать лет не было ни дня, чтобы я не думал о тебе.

— У меня тоже.

Он блуждал по ней глазами, словно слепой, бредущий по дороге, — осторожно цепляясь, будто лаская, взглядом.

— Ты нисколько не изменилась. Просто невероятно.

— Постарела.

— Тебе и это идет.

— Ты однажды сказал, что нельзя доверяться внешности.

— Я тебе много чего говорил. Но с чего ты взяла, что я сужу о тебе по внешности?

— Зачем ты все же вернулся?

— Чтобы увидеть тебя.

— Через столько лет…

— Вот именно.

— Значит, ты простил меня?

— Давным-давно. Когда я понял, ради чего ты это сделала, вопрос о прощении больше не стоял. Ты правильно поступила, Сара, хотя и наперекор своему желанию. Да ты и не могла поступить иначе. Я не сразу это понял, но в конце концов до меня дошло. Видит бог, мне пришлось немало над всем этим поразмыслить.

— Мне тоже.

Они с облегчением улыбнулись друг другу. Тяжесть свалилась с их плеч.

— Ах, — выдохнула она, — какое счастье видеть тебя снова. Если бы ты только знал!

— Я знаю.

— Ну конечно.

Она огляделась вокруг, потянула его за собой к павильону, села на верхнюю ступеньку крыльца, усадила его рядом с собой и повернулась к нему лицом, чтобы хорошенько видеть. Солнце светило ей в спину, окружая ее фигуру радужным ореолом.

— Время очень благосклонно к тебе, Сара, — восторженно произнес он. — Оно не наложило на тебя своего отпечатка. А как в остальном? Как тебе жилось?

Она передернула плечом — и двадцати лет словно не бывало. Голос ее звучал легко и беззаботно.

— Всего было понемножку, и хорошего, и дурного. Жизнь есть жизнь. А как ты?

— А я, как ты выразилась, выживал.

Голос Эда прозвучал сухо, но глаза светились радостью.

— Этому научила меня ты. Я и не предполагал, что ты на такое способна. То есть нет, я просто не думал, что кто-то сможет меня заставить жить по своим законам. Мне пришлось многое в себе перебороть. Дорасти до тебя.

Она любовно оглядела его.

— Это… это очень здорово удалось.

— Только не сразу. Твой отказ меня просто перевернул. Мне долго пришлось собирать себя из руин. Я будто заново учился жить. Человеку, которому всегда все давалось без труда, очень тяжело привыкать к новому образу жизни. У меня никогда не было проблем с женщинами. Я утратил всякий страх перед ними с четырнадцати лет. И тут вдруг все перевернулось. Я даже дошел до того, что женился на женщине, которая показалась мне похожей на тебя. Конечно, я ошибся, она недолго выдерживала сравнение с тобой. Кроме того, она хотела, чтобы я любил ее не за сходство с другой, а саму по себе. Я был на это не способен, и она оставила меня ради того, кто это мог. Я годами искал тебе заместительницу, Сара. И только когда я наконец смог осознать, что эта цель недостижима, что нет в мире другой такой женщины, как ты, и что пора привыкнуть к этому факту и принять его, — только тогда я почувствовал, что смогу вернуться сюда. Если уж я не в силах изгнать тебя из своего сердца… — Он не закончил фразу. Помолчал, потом продолжил спокойно: — Можно хотя бы встретиться со старыми товарищами, вспомнить прошлое, увидеть родные лица… Кто-то мне сегодня сказал, что время всех нас изменило. Я никак не ожидал, что ты нисколько не изменишься.

Все время, пока он говорил, она не отрывала от него глаз, слушая со страстным вниманием каждое слово, лихорадочно сжимая его руки в своих.

Он улыбнулся ей.

— Когда у тебя ничего не остается, кроме памяти, воспоминания приносят ужасную боль, — сказал он. — Когда я был в Корее, наша база располагалась на берегу реки. Лежа в палатке, я слушал, как дождь стучит по воде, и думал о нас, и об этом месте, и о том, как все было тогда. Я вставал и писал тебе длинные письма, рассказывая о том, что я чувствую, а утром дождь прекращался, сияло солнце, я рвал письмо в клочья и бросал обрывки в реку. — Он печально улыбнулся. — Временами мне казалось, что я вырвал тебя из своей памяти, освободился от твоих чар. А потом вдруг встречал женщину, которая тебя чем-то напоминала, и все начиналось сначала, я снова чувствовал себя в капкане. Я не мог понять, почему мне нужна одна только ты, почему на тебе так все сошлось, почему я не могу избавиться от тебя. Может быть, потому, что с тобой все было глубже, что ни с кем я не получал такого наслаждения, ни с кем не было такого ощущения полноты.

Он заглянул в ее глубокие глаза, полные непролитых слез.

— Сегодня я пришел сюда не для того, чтобы грубо вторгнуться в твою жизнь, Сара. Я сделал это просто для того, чтобы убедиться, что я умею справляться с самим собой. Я подумал: не важно, какой ты стала, изменилась ты или нет, сделалась лучше или хуже; наступила пора встретиться с тобой лицом к лицу и убедиться, что каждый из нас — сам по себе. — Он помедлил и продолжил: — Я здорово заблуждался. Господи, почему я не приехал раньше? Почему?

— Может быть, потому, что время не пришло, — мягко сказала она. — Возможно, теперь как раз самое время. Для нас обоих.

Он смотрел на нее, пытаясь проникнуть в смысл ее слов.

— Ты вернулся, Эд, и это главное. Мне этого достаточно. Ты вернулся, и я так счастлива тебя видеть! Мне кажется, — нерешительно добавила она, — что мы оба слишком долго думали друг о друге, считая свое чувство безответным, боясь, что другой уже забыл о тебе…

Ее глаза вдруг расплылись перед его взглядом — он приблизился губами к ее губам и приник к ней. На секунду они замерли, потом поцелуй сделался безумно страстным, они отчаянно, жадно впивались друг в друга, будто не могли насытиться. Долгие годы одиночества растаяли без следа. Прежние чувства, прежние отклики, привычки любовников, тела которых давно приладились одно к другому, движения, которыми сливались губы, жесты рук, которыми они ласкали друг друга, — все было как раньше, как будто в разлуке они повторяли эти жесты и движения, пока не заучили наизусть. Ничто не изменилось: ни чувства, ни отклики, ни удовольствие, ни радость. Они держали друг друга в объятиях, целовали, трогали — без единого слова, разве что шепча имена, пока наконец Сара, прижавшись щекой к его щеке, не спросила дрожащим голосом:

— Может быть, еще не поздно начать все сначала?

— Прежде чем что-то начать, надо сперва кончить. Мы стоим с тобой у руин. Я многого еще не понимаю, но, сам не знаю почему, мне не хочется задавать вопросов. Мне достаточно того, что я получил.

Они были очень нежны друг с другом, бережливо относясь к той ниточке, которая связывала их, будто опасаясь, что она вот-вот порвется. Все было так неправдоподобно прекрасно, так удивительно волшебно. Сколько раз она представляла себе в мечтах эти мгновения, шепча про себя его имя, желая его. Иногда он целыми днями и ночами не выходил у нее из головы. Как часто она приходила на это место, где каждый камень, каждая травинка говорили ей о нем. Как часто сидела она в одиночестве, обуреваемая страстным влечением, переходящим в физическую боль. И она ни за что не захотела бы расстаться с этой болью, потому что не перенесла бы забвения.

И вот он здесь, рядом. Это не сон, не мечта. Вот его рот, его руки. Прошлое вернулось, потеснив настоящее, и открыло дорогу неизведанному будущему. Но сейчас об этом лучше не думать. Она будет входить в это будущее постепенно, день за днем. И каждый из них будет похож на сегодняшний, когда, будто под воздействием найденного наконец таинственного алхимического ингредиента, превращающего золу в золото, преобразилась и засверкала всеми красками ее жизнь. Благодаря Эду.

Она расстегнула пуговицы на его пиджаке, чтобы теснее обнять. Он приподнял ее и усадил к себе на колени, а она, свернувшись, как ребенок, уткнулась головой ему под мышку.

Между поцелуями он страстно шептал ее имя:

— Ах, Сара, Сара, только ты, Сара… никто больше… Не прогоняй меня опять, пожалуйста, Сара… Дай мне наглядеться на тебя, почувствовать тебя… Я люблю тебя, Сара. Всегда любил… и всегда буду любить. Одну тебя.

Она прижалась к нему. Ее внезапно охватило пламя желания. В ней накопился отчаянный голод самоотдачи, свойственный страстным натурам, стосковавшимся по физической близости. Ее желание было столь неодолимым, что она не отдавала себе отчета в том, что делает; она целиком отдалась страсти. На всей скорости она неслась навстречу любви, не задумываясь о том, что и место, и время для того были совсем неподходящими. Она так изголодалась по ласке, что перестала что-либо понимать. Столь желанное, но все же неожиданное появление Эда камня на камне не оставило от ее самообладания. И Эд так долго мечтал об этом, столько фантазировал, что почти потерял голову, но разум все же нашептывал ему, что он не вправе воспользоваться ее беззащитностью. На него нахлынула волна нежности. Никогда еще ему не хотелось так защитить ее — даже от нее самой.

Он держал ее в объятиях с нежностью и теплотой, с глубочайшей любовью, пытаясь пригасить ее порыв, удержать от последнего шага. Она так тонко чувствовала его, что не могла не понять, почему он так осторожен. Он будто пытался помочь ей нажать на тормоза, потихоньку справиться с безумным желанием, восстановить равновесие. Она лежала в его руках, сжимая его плечи, и, когда подняла к его лицу свои глаза, в них читалось все, что она успела понять. Она без слов благодарила его за сдержанность.

— О, дорогой мой, дорогой Эд, — прошептала Сара. — Ты самый удивительный мужчина в мире. — Она нежно прикоснулась губами к его щеке. — Я так люблю тебя, Эд. Всегда любила и всегда буду любить. Помни это, Эд. Что бы ни случилось, знай, что ты любим.

— Я знаю, знаю, — пробормотал он, стараясь понять, что именно она имела в виду, но боясь спросить.

— Сколько времени в твоем распоряжении? — спросила вдруг она.

— Что, если я скажу — годы?

Она непонимающе уставилась на него.

— Сейчас я тебя удивлю. Я получил место в Англии. В посольстве.

— Господи, — сдавленно выговорила она и прижалась головой к его груди. — Это слишком много для меня. Что за день выдался! — Она опять взглянула на него полными изумления глазами. — Чем только я такое заслужила!

— Праведной жизнью, наверное.

— Это так, жизнь я вела примерную. Но два года! Целых два года! Просто невероятно!

— Так что теперь все будет зависеть от тебя — когда и сколько ты позволишь мне видеть тебя, — сказал он, улыбаясь. — Ну и от обстоятельств, конечно.

— О, обещаю тебе, что ты сможешь видеть меня, когда только захочешь. Правда…

— Что?

— Конечно, мы будем видеться, — уклончиво ответила она. — Я обещаю. Но ты знаешь, я не бросаю слов на ветер и могу обещать только то, в чем абсолютно уверена. — Ее ясные глаза затуманились. — Надеюсь, ты правильно поймешь меня.

— Конечно.

Она опять улыбнулась ему и снова положила голову ему на плечо.

— А генерал Миллер говорил, что я о тебе спрашивала?

— Да. И это повлияло на мое решение вернуться сюда. У меня появилась надежда.

— Мне казалось, я имею на это право,

— Нет, это ведь я американец. У меня есть все права.

Они переглянулись и улыбнулись друг другу. Он почувствовал, что она смотрит на него непривычным, оценивающим взглядом.

— Знаешь, — сказала она, — я ведь впервые вижу тебя в гражданской одежде. Я всегда помнила тебя в мундире. Ты покончил с военной авиацией?

— Она со мной покончила. Возраст.

Сара недоверчиво качнула головой:

— Годы не властны над тобой.

— Воспоминания — эликсир молодости, — беспечно произнес он, но глаза его в этот миг были грустными.

Они обменялись долгим, понимающим взглядом и одновременно замерли, услышав бой часов на башне.

Сара вздохнула.

— Мне надо идти. Миллеры остались у нас на уик-энд. Они всегда остаются после традиционного сбора. Я, как хозяйка, не должна забывать о своих обязанностях.

Она поднялась, оправила платье. Эд тоже встал со ступеньки. Она обернулась к нему:

— Можно позвонить тебе в посольство?

— Да. Или домой. Я уже устроился. На квартире моего предшественника. Я запишу тебе телефон.

Он порылся в кармане, вынул записную книжку, написал на листке два номера и адрес и протянул ей. Сара сложила листок и аккуратно положила в потайной кармашек юбки.

— Когда? — спросил он.

Что-то в его голосе заставило ее посмотреть ему в глаза и ответить просто:

— Скоро.

Приближаясь к дому, они увидели на террасе Джайлза Латрела. Эд скорее почувствовал нутром, чем увидел, как напряглась Сара. Потом она улыбнулась и ускорила шаг.

— Знаю, знаю! — весело воскликнула она. — Ты уже начал волноваться, не случилось ли с нами чего-нибудь. Мы с Эдом так далеко унеслись в прошлое, что слишком долго пришлось возвращаться.

Она нагнулась и поцеловала мужа.

— Прости, дорогой.

— Я так и думал, что вы унеслись в прошлое, — с улыбкой ответил Джайлз. — Я только боялся, что Эд уедет, а мне хотелось пригласить его пообедать с нами. — Он обернулся к Эду: — Генерал и миссис Миллер тоже будут. Мне бы хотелось поговорить с вами о старых временах. Мой отец очень любил вас. Очень.

— Я всегда ценил его внимание и дружелюбие, — искренне отозвался Эд. — И я приехал не за тем, чтобы получать по счетам; напротив, это я обязан вашему отцу и леди Саре. Они были очень добры ко мне.

— Как и вы к ним. Во всяком случае, я чувствую себя вашим должником. Так или иначе, не отказывайте инвалиду, доставьте мне удовольствие провести в вашем обществе часок-другой.

Джайлз улыбнулся Эду с видом победителя. Несмотря на шрамы, он казался очень обаятельным. Сара взялась одной рукой за ручку коляски, другой погладила мужа по спине. Эд заметил: в ее движении не было чувства; рука двигалась легко и безучастно.

— Спасибо, — ответил он. — С удовольствием.

— Вот и хорошо.

Джайлз был доволен. Он сам управлял коляской, пользуясь электроприводом. Джайлз направился к столику, на котором стояли напитки. Тотчас подошел дворецкий, ожидая распоряжений хозяина. Джайлз познакомил их и велел Бейтсу показать Эду, где можно освежиться.

— А потом возвращайтесь сюда, поболтаем и выпьем перед обедом.

Когда через пять минут Эд вернулся, он застал на террасе Миллеров, но Сара исчезла.

Она поднялась наверх, в свою спальню, и теперь сидела за туалетным столиком, на котором стояла открытая шкатулка. Перед ней лежала пачка писем, несколько фотографий и золотые крылышки — эмблема Военно-воздушного флота США.

Письма в основном были короткими записками.

«Сара — в 4. Э.»

«Любовь моя, не могу вырваться. Завтра? Э.»

«Сара, я не могу есть, не могу спать, ничего не могу — только думать о тебе. Что ты со мной сделала? Э.»

Одно письмо было подлиннее, написанное карандашом. Бумага выцвела и истлела на сгибах. Она осторожно развернула листок, еще раз прочитала. Потом стала рассматривать фотографии. На одной была изображена «летающая крепость», на носу которой было выведено «Салли Б.». На другой рядом с самолетом стоял экипаж, все весело улыбались. На третьей она сама стояла возле «Салли Б.» в форме сотрудницы отряда добровольческой вспомогательной службы и улыбалась молодому офицеру в форменной фуражке, надвинутой на темные вьющиеся волосы. На следующем снимке офицер был один. Он сидел, прислонившись спиной к ветвистому каштану, который рос возле греческого павильона.

Сара взяла в руку крылышки, погладила их пальцем и улыбнулась своим мыслям. Потом осторожно взяла записку с номерами телефонов Эда, внимательно посмотрела, запоминая наизусть, и положила вместе с другими вещами в шкатулку. Заперла ее и спрятала в ящик стола.

Потом поднялась, подошла к окну, посмотрела на террасу. Эд стоял, облокотившись о балюстраду и держа в руке бокал. Он слушал генерала Миллера, который рассказывал что-то, по обыкновению жестикулируя и раскатисто хохоча. Джайлз сидел к ней спиной, его лица не было видно. Внезапно она нахмурилась, прикусила губу — как всегда делала, когда бывала озабочена. Потом решительно отошла от окна и направилась в ванную.

Было половина второго ночи. Эд уехал, а Миллеры благополучно отправились спать в великолепную комнату Гейнсборо — ее называли так потому, что там висел портрет сэра Пирса и леди Джорджины Латрел кисти Гейнсборо.

Проводив их, Сара вернулась в гостиную, где ее ждал Джайлз.

— А я думала, ты уже в постели, — негромко сказала она. — Сегодня был такой длинный и хлопотный день…

— Обо мне не беспокойся, — нетерпеливо отозвался Джайлз. — И вообще не суетись, Сара.

Поняв, что перегнул палку, Джайлз улыбнулся, чтобы смягчить впечатление от своих резких слов.

— Завтра воскресенье. Можно подольше поспать. Ты довольна? — Он опять улыбнулся и протянул жене руку. — По-моему, праздник удался.

— Безусловно.

— Знаешь, сколько было гостей? Триста восемьдесят семь. На двадцать одного больше, чем в прошлом году. Никогда не перестану удивляться этой породе людей. И мне приятно, что Латрел-Парк так много для них значит.

— Да, они сохранили очень теплые воспоминания о наших местах, — отозвалась Сара.

— И здесь о них тоже не забывают, — сказал Джайлз.

Он умолк, выдерживая паузу. Сара тоже молчала. Наконец Джайлз не выдержал:

— Значит, это был он.

— Да, это был он.

— Знаешь, я сразу его узнал. Он точно такой, как на фотографии. И это причинило мне страшную боль. Вселило в меня дикий, слепой страх.

Она сжала его руку.

— Тебе нет нужды бояться, Джайлз. Ты должен это знать.

— Знать и чувствовать — вещи разные. Это человек необыкновенный.

Он опять погрузился в молчание.

— Странно, — через некоторое время продолжил задумчиво Джайлз. — Я так давно живу с этим и все никак не могу справиться с собой. Только сейчас я понял, почему ты не можешь его забыть. Тебе, должно быть, было невероятно трудно оставить его ради меня. И ты доставила ему много горя, Сара. Он любит тебя, а ты замужем за мной. К тому же он очень одинок — и это тоже из-за тебя.

— Зачем ты пригласил его обедать?

— Чтобы получше узнать своего противника. Он ведь враг мне, Сара. Хотя, сложись обстоятельства по-другому, мы могли бы крепко подружиться. Я понимал, что ваши отношения были серьезными, но не подозревал, до какой степени. Если вы сохранили свои чувства на протяжении стольких лет… Это ведь так?

— Да, — едва слышно ответила Сара.

— Я не в силах соперничать с таким человеком, Сара. У меня нет оружия против него. У него и внешность, и обаяние, и физическая привлекательность. Все при нем. Даже миссис Миллер клюнула.

Джайлз улыбнулся, вспомнив кругленькую, плотненькую Сисси Миллер, разомлевшую от мужского очарования Эда.

— Он сильный человек, Сара, его внешность не обманчива, но перед тобой он беззащитен. — Джайлз пожал плечами. — У каждого есть своя ахиллесова пята, так вот у него это ты. Я давно привык к мысли, что он твой раб. Вот почему я его ненавидел. Я просыпался ночами и мучился от этой ненависти. Именно он изменил тебя. Когда я вернулся, ты была совсем не той девочкой, какой я тебя оставил, уходя на фронт. Ты стала взрослой женщиной, а я тут был ни при чем. И хуже всего то, что я не мог воспользоваться плодами перемен.

Он снова помолчал.

— Почему он вернулся? — внезапно спросил Джайлз.

— Понял, что должен вернуться.

— Зачем?

— Ради меня.

— Понятно, — задумчиво отозвался Джайлз. — Да, я заметил, как замечательно вы смотритесь вместе, Сара. — Голос Джайлза дрогнул. — А ты никогда не смотрела на меня так, как на него.

Сара молчала. Ей нечего было возразить.

— Я не упрекаю тебя, Сара, и не жалуюсь, — продолжил он, справившись с голосом. — У меня нет на это права. Ты никогда не обманывала меня, и с тех пор, как ты ко мне вернулась, между вами все было кончено. Далеко не всякая женщина выдержала бы такой брак, как у нас с тобой. Но ты никогда не жаловалась. Я многим тебе обязан. Ты изменилась благодаря ему, но в конце концов плодами этих перемен он воспользоваться не смог, они достались мне.

Джайлз опять помолчал.

— Мы оба не получили того, что хотели, но я оказался удачливее. Я даже мечтать не мог о том, что мне в конечном счете выпало на долю. Я получил гораздо больше, чем большинство мужей в так называемых нормальных браках. Я понимаю, чего тебе это стоило, и, поверь, я ни на секунду не переставал быть тебе благодарным. И вместе с тем я ненавидел тебя за то добро, которое ты мне делала. Я видел в этом притворство, лицемерие и думал, что, как ты ни старайся, тебе не испытать и сотой доли того, что пришлось испытать мне. Но ты терпела мои капризы и всегда была рядом, когда я нуждался в тебе.

Сара сидела, низко опустив голову, так что лица не было видно. Джайлз испугался. Он пытался казаться рассудительным и трезвым, но Сара хорошо его знала и поняла: это крик о помощи. Его рука крепко сжимала ее руку — гораздо крепче, чем он это сознавал. Джайлз долго тренировал руки, стараясь восстановить их мощь и гибкость, и теперь они стали сильными, как медвежьи лапы. Он словно железом сковал запястье Сары, и ей было очень больно.

— Я видел, что сделало с тобой его появление, — сказал Джайлз. — У меня ничего не осталось, кроме тебя. Если всем лучшим в тебе я обязан ему, тем лучше для меня. Но я не могу питать к нему добрых чувств. — Он сделал паузу. — К тому же есть еще Джеймс…

— Зачем ты об этом?

— Это естественно. Это самое главное. Он обязательно все узнает. Столько лет он незримо стоял между нами как призрак. Теперь этот призрак материализовался. Неужели не понятно, Сара, — теперь уже ничего не может быть, как прежде. Эд вернулся. Я знаю, каков он. Знаю, Сара. О господи, Сара… — Джайлз замолчал и потом закончил сдавленным голосом: — И почему только ты так беспощадно честна?

Он будто в изнеможении откинулся на спинку коляски и опустил веки. Рука, крепко сжимавшая кисть Сары, ослабила стальную хватку, но Сара не отняла руки.

Джайлз понимал, что глубоко ранит жену, словно мстя ей за собственную слабость. «Все мне достается из вторых рук, — думал он про себя. — Любовь из вторых рук, сын из вторых рук; жизнь и даже самая смерть, раз мне не удалось умереть двадцать лет назад. Жаль, что тогда не получилось умереть. Теперь всех этих проблем не было бы».

— Все-таки что такое этот Эд? Что в нем такого, чего не было во мне?

Сара знала, что ей придется ответить на этот вопрос. Джайлз будет донимать ее до тех пор, пока не добьется своего. Ему нужно дознаться до каждой малости. Он купит себе кроху спокойствия ценой ее боли.

Тем не менее она ответила терпеливо и мягко:

— Он понимал меня. С самого начала. Мужчины, которые так понимают женщин, — большая редкость. Это особый дар. Он знал, что я чувствую, как чувствую, и сам чувствовал точно так же. Он понимал мои сомнения, мои страхи, надежды, мечты. Словом, он знал и понимал меня. И это обезоружило меня. Я пыталась сопротивляться. Я уже тебе говорила об этом. Я полюбила Эда не потому, что нашла в нем то, чего тебе не хватало. Я полюбила его потому, что он обнаружил нечто во мне самой, о чем я даже не подозревала. А он это нашел и вытащил на свет божий.

Сара задумчиво улыбнулась.

— Даже если бы ты был здесь, ничего не изменилось бы, — продолжила она. — Я все равно полюбила бы Эда. Может, это происходило бы по-другому, но я все равно влюбилась бы. С этим ничего не поделаешь. Такова жизнь, Джайлз. Хотим мы того или нет.

— Да, точно так же я ничего не могу поделать со своей ненавистью, Сара. Я импотент не только телом, но и духом. Я знаю, что ты не перестанешь заботиться обо мне и отдавать мне все силы, но не этого я хочу. Я хочу того, что получает он, хочу того, что я видел сегодня.

— В любви есть кое-что поважнее секса, Джайлз. Я уже двадцать лет не спала с Эдом, но по-прежнему люблю его.

— Какое бесстыдство, Сара! Ты не стесняешься сказать прямо в глаза мужу о том, что двадцать лет не можешь забыть о ласках любовника!

— Я любила его и до того, как он пальцем до меня дотронулся!

— Еще бы! Ты уже объяснила — он же понимает женщин! Ему нужна была ты, Сара, вся целиком, а не легкая интрижка.

— Для Эда секс — не самое главное, — резко отозвалась Сара.

— И тем не менее это первое, на что реагируют женщины! Я сегодня глаз с тебя не спускал и очень многое понял, Сара. В том числе то, что он умеет производить впечатление на женщин.

— Значит, и я из их числа! Чувства не так просто призвать к порядку. Люби того, уважай этого. А вон того — ни-ни. Не знаю, почему все сошлось на Эде. Так уж случилось. И с этим ничего не поделаешь.

Джайлз чувствовал, как ее слова, точно острый нож, срезают с него кусок за куском, подбираясь к самому сердцу, и этот твердый, как камень, и горячий кусочек вот-вот даст сбой. Он расчетливо пригласил Эда на обед, чтобы внимательно и не спеша разглядеть, с кем ему придется иметь дело. Он всегда считал, что надо как следует знать своего врага, и особенно разобраться в его слабостях. Джайлз обнаружил, что слабостью Эда была Сара.

Он вздохнул, вздох получился похожим на стон, и он тут же почувствовал на себе руку Сары.

— Поступай как знаешь, — безучастно сказал он. — Я ничего не могу с этим поделать. Я устал, Сара. Устал от своего тела, от этой жизни, устал желать того, что не могу получить и не могу дать, устал принимать помощь и не иметь возможности отблагодарить. Устал быть на вторых ролях. Мне наконец захотелось быть первым. Для разнообразия. Я хочу быть способным любить тебя, Сара, и хочу, чтобы ты, Сара, могла любить меня.

— Я люблю тебя, Джайлз. Иначе я не осталась бы с тобой.

— Знаю. Только это не та любовь, которая мне нужна. Жизнь все ставит на свои места. Теперь уже ничего не поправишь. Он — шакал, который явился, чуя смерть, которая уже смердит.

— Что за бредни! — пылко возразила Сара. — Надо же придумать такое! Эд нисколько не жесток. И он вообще ничего не знает о тебе.

— Что у него — глаз нет?

— У тебя тоже есть глаза, только ты используешь их не по назначению.

Она повернулась, чтобы уйти, но он цепко схватил ее за руку.

— Прости, на меня хандра напала. Просто мне очень больно, мне страшно, меня мучает ревность. Не сердись, Сара. Попробуй понять… еще разок. Я инвалид, но у меня еще не все чувства атрофировались. Все это слишком тяжело, Сара.

В ее глазах блеснули слезы.

— Прости и ты, Джайлз.

— Только не надо меня жалеть. Жалость мне не поможет. Мне, впрочем, ничто уже не поможет. Да и тебе тоже. Все мы попали в капкан, Сара. Все эти годы я пытался представить себе, каков он, твой любовник. Теперь вот узнал. И мне стало еще больнее. — Он криво усмехнулся. — Вот что значит иметь честную жену, — сказал он горько. — Даже если честность обнаружилась потом — как в твоем случае. Уж лучше бы ты солгала мне, Сара. Ложь я, наверно, легче бы снес. А правда слишком сильно ранит.

— Я никогда не лгала тебе, Джайлз.

— Об этом и речь. Ты живешь с чистой совестью, но меня ты лишила покоя.

— Ты принял меня, хорошо зная обо всем.

— Да, я об этом знал. Чего не знал — дополнял с помощью воображения. Реальность оказалась куда хуже фантазии.

— Если для тебя невозможна больше наша совместная жизнь, скажи только слово.

— Чтобы освободить тебя и собственными руками отдать этому американскому молодчику? Нет уж, Сара.

— Что же ты хочешь, Джайлз?

— Я хочу тебя — тебя всю без остатка, какой тебя имел Эд Хардин. Не только твое тело, но и твои мысли, Сара, твое сердце и твою любовь. Я ревнив, Сара. Господи, — взмолился он, — зачем же ты сделал так, что самое главное, что я любил в этой женщине — ее честность, — заставило меня ее возненавидеть!

Он видел, как Сара побледнела. Подбородок у нее безвольно опустился, и лицо сделалось усталым и каким-то безнадежным. Он никогда не видел ее такой измученной. Еще недавно вся она лучилась радостью — теперь от этой радости не осталось и следа. Теперь перед ним стояла изможденная, обессиленная немолодая женщина. Такой она казалась в последние месяцы. Никогда еще не любил он ее так сильно; никогда еще не ненавидел так глубоко.

Он обнял ее за плечи и притянул к себе. Она прижалась лицом к его щеке. Джайлз почувствовал, как из ее глаз потекли горячие слезы. Его пронзило острое, как кинжал, раскаяние. Он хотел успокоить ее, но не знал как. Он только молча гладил ее по волосам, повторяя про себя слова нежности. И в эти минуты он понимал, что причина ее слез — Эд Хардин.