День святого Валентина

Валентин

Какой идиот пойдет на свидание вслепую в День святого Валентина?

Вы никогда не догадаетесь.

Я снова смотрю на себя в окно ресторана, золотые полосы падают на мои глаза, когда я качаю головой. Я не знаю, почему я согласился это сделать. Возможно, потому что мой старший брат, Николас, настаивал на этом часами. Он и его невеста, Марион, пытались свести меня с кем-то в течение нескольких месяцев — вот что происходит, когда ты женишься, ты хочешь подстроить под это всех.

— Давай! — сказал мне Николя вчера вечером. — Последний раз, только один. Она того стоит, клянусь. Как раз в твоём вкусе.

— Ну и какой у меня тип?

— Умная, снобистская и заносчивая. Но в хорошем смысле.

— Ты придурок, Нико. Но в хорошем смысле.

Очевидно, он воспринял это как "да".

Честно говоря, я бы предпочел провести вечер дома, закончить статью. Но если мне придется пройти через последнее свидание, чтобы отвязаться от брата, это не страшно.

Я должен был встретиться с одной из подруг детства Марион. Я уже забыл её имя. Я знаю только, что она брюнетка, "красотка" и одета в розовое.

Клянусь, я не придурок.

Сейчас семь часов. Я делаю глубокий вдох, нервничаю и, наконец, вхожу в ресторан. Мне сразу же захотелось повернуть назад. Вход украшен дюжиной красных воздушных шаров в форме сердца — на случай, если кто-то забудет, какой сегодня день.

— Добрый вечер, сэр, — приветствует меня официантка с широкой деловой улыбкой. — У вас есть бронь?

— Добрый вечер, миледи. Я думаю... Я должен с кем-то встретиться.

— Имя?

Чёрт, мужик. Я чувствую, как мои щёки вспыхивают от смущения. Официантка ждёт, приподняв одну бровь. Я подхожу и шепчу ей, бесстрастно:

— Кажется, я забыл имя...

Она смотрит на меня, скорее всего, из женской солидарности. Я пытаюсь улыбнуться ей, чтобы смягчить её, но это явно не срабатывает.

Ладно, может, я всё-таки придурок.

Она соглашается впустить меня, обещая присматривать за мной. Я не хотел переусердствовать, особенно в вечер Дня святого Валентина, поэтому я ношу только джинсы и белую футболку под пиджаком. Я оглядываю комнату, моё горло сжалось.

Темная, красивая, розовая. Отлично.

Я замечаю в комнате только пары, что вполне логично. Вдруг в поле моего зрения попадает столик, расположенный недалеко от окна. Молодая женщина сидит там, одна, её глаза потерянно смотрят сквозь стекло. Моё сердце пропускает удар. Её шоколадные волосы едва достигают плеч, слегка взъерошенными волнами расчесывая щеки.

Её ореховые глаза скрыты за парой тонких очков и — джекпот! — на ней плиссированная юбка с высокой талией бледно-розового цвета. Это она. Николя был прав, она очень красивая. Она стоит того.

Она сидит прямо, грациозно, но без усилий, и на глупую секунду я задумываюсь, танцует ли она.

Я начинаю идти к ней, но потом трушу и поворачиваюсь.

— Неа, невозможно, — пробормотал я себе под нос.

Вдруг я вижу официантку у входа, скрестившую руки и смотрящую на меня. Я замираю на месте и неловко улыбаюсь ей. Ну, думаю, у меня нет особого выбора. В свою защиту скажу, что я не привык делать... всё это. Конечно, у меня было несколько подруг. Свидания, тоже. Но в обоих случаях ничем хорошим это не заканчивается. Меня обвиняли в том, что я "слишком милый и умный"... Разве?

Эта девушка симпатичная, но что мне делать, если нам будет не о чем поговорить? О, что за чёрт.

Я отбросил своё беспокойство и решительно подошёл к столу. Я уже вспотел под курткой, это унизительно. Она поднимает глаза, услышав, что я иду, и, надо же, её кожа идеальна.

— Привет, извини, я опоздал, — поспешно говорю я, хотя знаю, что не опоздал. — Я добирался сюда по 13-й линии, и там был странный парень, который всё время смотрел на меня, мне стало так неловко, что я поехал на другом метро. Я даже не знаю, почему я взял 13-ю, её я ненавижу больше всего. Вы давно здесь?

Ради Бога, заткнись!

Я протягиваю руку, на которую она смотрит с большим удивлением. Надеюсь, ладонь не потная. Она открывает рот, подыскивая слова, но я прерываю её:

— Я Валентин. Марион — моя свояченица.

Наконец-то она, кажется, проявляет хоть какой-то намек на реакцию. Её губы изгибаются в сторону, и мне кажется, что она улыбается. Её голос очень мягкий, когда она спрашивает меня, немного застенчиво:

— Тебя действительно зовут Валентин?

Я вздыхаю, всё ещё протягивая руку.

— Я знаю, что это плохая ирония.

На этот раз улыбка овладевает её лицом. Хорошо, у неё есть ямочки. Поправка, господи, у неё очень милые ямочки!

Она берёт мою руку, всё ещё немного колеблясь, и сжимает её. У меня есть время, чтобы заметить, какие у неё длинные ресницы.

— С днём рождения. Меня зовут Поппи.

Поппи.

Красивое имя, как я мог забыть такое?

Как я, чёрт возьми, мог забыть такое?

Я отпускаю её руку и сажусь напротив неё. Она наблюдает за мной не мигая, просчитывая каждый мой шаг. Я улыбаюсь ей, и она улыбается в ответ. Она выглядит такой же смущённой, как и я.

Снобист и заносчивый ботаник, да?

Я прочистил горло в наступившей тишине. Поппи выглядит так, будто собирается что-то сказать, её щеки розовеют, но рот остается закрытым. Я вздыхаю и отбрасываю всякое притворство.

— Это неловко, не так ли?

Она тихонько смеется, положив руки на колени.

— Немного, да...

— Что ты хочешь выпить? — спрашиваю я, доставая карту вин. Официантка, похоже, восприняла это как знак, потому что подошла ко мне и холодно улыбнулась. Я молюсь, чтобы она не делала никаких сардонических замечаний, пока я предлагаю Поппи белое вино. Она выглядит неловко и оглядывается по сторонам. Пытается ли она найти выход?

Конечно, она, разочарована.

Дерьмо.

— Белое вино подходит.

Официантка исчезает, как и та небольшая уверенность, которая была у меня до прихода сюда. Поэтому я решил быть честным.

— Слушай, если ты разочарована или... Я не знаю. Если ты не чувствуешь этого, мы можем остановиться прямо сейчас. Не чувствуй, что ты должна это делать, потому что не хочешь ранить мои чувства. У меня и раньше были неудачные свидания. Не в первый раз. Но... я бы очень хотел попробовать эту ночь. Если ты согласна?

Я первый, кто удивился, поверьте мне. Поппи впивается своими огромными глазами в мои, по-настоящему глядя на меня впервые с тех пор, как я вошёл в ресторан. Черты её лица смягчаются, и она кивает.

— Звучит неплохо.

— Отлично. В любом случае, первые свидания всегда самые худшие, верно?

Она наклоняет голову в сторону, любопытствуя.

— Почему?

Я пожимаю плечами.

— Потому что это огромная ложь. Вы одеваетесь, наряжаетесь, выпендриваетесь, хвастаетесь, но это не реальность. Насколько мне известно, сегодня я впервые принимаю душ за десять дней, а ты даже не знаешь об этом.

Она подавляет смех, очаровательно поджав губы.

— Это твой первый душ за десять дней, Валентин?

— Ты никогда не узнаешь.

На этот раз она действительно улыбается. Это заразительно, и вскоре я делаю то же самое. Официантка приносит вино, и я наливаю Поппи, молясь, чтобы не пролить вино рядом с ней. Такие вещи случаются со мной в самое неподходящее время.

Она поднимает свой бокал над столом и снова встречает мой взгляд.

— За первые свидания!

Сегодня мы оставим блеск позади.

— За первые свидания! — произношу я тост, прижимая свой бокал к её бокалу.

Она не сводит с меня глаз, глотая вино. Её помада оставляет очень сексуальный след на ободке её бокала, и мне приходится заставлять себя смотреть вниз.

В конце концов, возможно, я был рад, что приехал. Спасибо, Нико.

— Ты упомянул что-то о неудачном свидании. Мне просто любопытно. Каким было твоё худшее первое свидание?

Выбрать несложно. У меня было несколько катастроф на свиданиях, это правда, но одно свидание выделяется среди всех остальных. Я не уверен, что хочу, чтобы она это услышала.

— Ты хочешь посмеяться надо мной?

— Этого не будет, я обещаю. Для протокола я расскажу тебе в ответ о своём худшем свидании в жизни. Как это звучит?

— Договорились, — сказал я, прежде чем сделать глубокий вдох. — Всё шло хорошо, мы ужинали в хорошем ресторане, она была милой, классной. Я заметил, что она часто ходит в туалет, но я не из тех, кто судит о проблемах с кишечником у людей.

— Это неприятно, — комментирует она, кивая.

— Я знаю. Потом она снова ушла, и один из официантов подошёл ко мне и сказал: Вы знаете, что она за другим столиком с мужчиной, да?

Поппи расширяет глаза, прикрывая рот рукой.

Я не могу не улыбнуться.

— Не может быть!

— Да, я знаю.

— Но это же ужасно.

— Любовь — это ужасно.

— И что ты сделал? — спрашивает она меня.

Я вспоминаю ту ночь и хмурюсь. Это не самый гордый момент для меня.

— Ничего. Я что-то пробормотал, потом она вернулась, и я ничего не сделал. Я абсолютно ничего не сделал. Я был так ошеломлен, что она сделала что-то подобное... В конце свидания я расплатился, как джентльмен, а затем отвез её домой. Она предложила нам встретиться снова.

— Какая наглость! — воскликнула она, чем рассмешила меня.

— Я знаю, это абсурд.

— И?

— И я рассмеялся больше чем когда-либо в своей жизни. Это было не очень красивое зрелище. Я не мог остановиться; вот что происходит, когда я нервничаю. Я смеялся на похоронах моего дяди Жака, — добавил я, прежде чем вернуться к первоначальному разговору. — В общем, я сказал ей, что это не очень хорошая идея, и мы оставили всё как есть.

Поппи хмурится, выглядя обеспокоенной.

— Ты должен был сказать ей.

— Честно говоря, мне было всё равно. В течение первых пяти минут свидания я понял, что она не та женщина, которая мне нужна. Я предпочел оставить всё как есть.

Она кивает, обдумывая мою логику. Я допиваю свой первый бокал и прошу её рассказать мне свою историю, чтобы я мог забыть свою. Она закатывает глаза и опускает их на свои отполированные ногти.

— Это еще болеё унизительно, чем у тебя.

— Меньше дразнилок, больше рассказов!

Она слабо улыбается.

— Мальчик, о котором шла речь, пригласил меня в ресторан. Всё шло довольно хорошо, пока мы не сели за стол и не узнали, что официантка на самом деле его бывшая.

Она смеется, а я смотрю направо и вижу — барабанная дробь — нашу официантку.

— О, да. Дерьмо.

Она смотрит на меня так, как будто хочет ударить меня в промежность. Я почти вижу это в её глазах и дрожу от страха.

— Я так не думаю, — холодно говорит она, уходя, оставляя хлеб на столе.

Поппи смеется от души, поэтому мне удается натянуто улыбнуться. Я начинаю серьезно беспокоиться; я уверен, что она планирует плюнуть в мою тарелку.

— То есть ты хочешь сказать, что официантка была его бывшей. Это ужасно.

— Это ещё не самое худшее, — вздохнула Поппи, качая головой. — Когда он увидел её, он разрыдался...

— О нет.

— Это тоже не самое худшее, — повторяет она. — Он разрыдался и умолял её принять его обратно.

Я прячу свою нервную улыбку в кулак, поразительно.

— Но неужели у людей нет сдержанности? Неужели она не видела женщину, с которой он сидел за столом? Никто вообще не видел?

— Меня? Да за ним весь ресторан наблюдал, про меня и не вспомнил никто.

— Что произошло дальше?

— Это был самый неловкий момент в моей жизни. Она отвергла его, и мне пришлось потом утешать его, говоря, что это не его вина, что он заслуживает лучшего.

— О, Боже, Поппи...

— Я знаю. Моя сестра говорит, что я слишком добрая. В конце концов он перестал плакать. Он поблагодарил меня, а затем спросил, что я хочу — лосося или курицу.

На этот раз я не могу удержаться от смеха. Она качает головой, следуя его примеру. У людей действительно много нервов.

— Надеюсь, ты его там потом отшила?

— Я может хороший человек, но не идиотка. Конечно, я оставила его, в "Good Place" с пиццей, и в конце концов это был отличный вечер.

Я улыбаюсь и киваю.

У "Good Place" действительно есть такая магическая сила.

Мы разговариваем всего несколько минут, но я уже забыл о тревоге. Она обладает такой естественностью и детским смехом, который, как атлас, скользит по моему сердцу. Я хочу знать больше.

— Хорошо, теперь расскажите мне о себе, — говорю я, чтобы сменить тему. — Мне нужно как прекрасное, так и безобразное, как хорошее, так и плохое. Время вышло.

Ну, Поппи с радостью подыграла ему. Во время разговора она постоянно заправляет прядь волос за ухо, что завораживает меня. Я узнаю, что ей двадцать четыре года, она не намного моложе меня, и что она живёт одна в маленькой парижской квартире. У неё есть старшая сестра, но она — любимый ребенок своего отца. Её отец — француз, а мать родом из Ливерпуля, Англия. Они познакомились, когда она училась в Париже. Это была любовь с первого взгляда.

— Чем ты зарабатываешь на жизнь? — спрашиваю я её после того, как мы заказали еду.

Она, кажется, колеблется, потом улыбается.

— Я работаю воспитателем в детском саду. Я люблю детей.

Я знаю её всего несколько минут, и все же я нисколько не удивлен.

Она излучает мягкость и терпение, в которые мне трудно поверить. Когда я спрашиваю её, танцует ли она, она смотрит на меня странно, немного забавно.

— Нет, но я занималась гимнастикой двенадцать лет.

Бинго.

В конце концов, она отправляет мои вопросы обратно мне.

— У меня четыре брата; я средний ребенок. Большую часть времени я не уверен, что мои родители вообще помнят о моем присутствии, — пошутил я, прежде чем увидеть её страдальческое выражение лица. — Но я люблю их! У меня было очень счастливое детство, правда. Я покинул гнездо в очень юном возрасте. Я живу в квартире в Париже с голландским студентом. Мы вообще не можем общаться, что приводит к очень неловким ситуациям. Я избавляю нас от них.

Она улыбается, делая ещё один глоток вина, а затем спрашивает меня, учусь ли я ещё в университете.

— Нет, я писатель. Вообще-то я журналист. Но не заносчивый, не снобистский, а скорее безденежный, но страстный.

Слышишь, Николя?

Да, я немного обидчив.

— Вау. Это впечатляет.

— Не очень впечатляет.

Она задает мне несколько вопросов о моей работе, глядя очень заинтересованным взглядом. Я доволен, независимо от того, хочет она этого или нет. Мы так много разговариваем, что я не замечаю, как проходит время.

В течение часа я понял, какая она милая, щедрая, скромная и умная. Ещё я бы сказал, забавная. С детским, немного озорным юмором, который заставляет меня вздрагивать.

— Знаешь что? Давай сыграем в игру, — предлагаю я, откладывая столовые приборы в сторону.

— Я люблю игры. Рассказывай.

Она наклонилась над столом, алкоголь придал её щекам красивый оттенок. Я тоже придвигаюсь ближе, моё лицо в нескольких сантиметрах от её лица. Похоже, она осознает мою близость, так как сильно краснеет. Однако я замечаю, что она не отступает ни на шаг.

— Я задам тебе несколько совершенно бесполезных и глупых вопросов, а ты должна будешь ответить на них очень честно.

Она хмурится, забавляясь, но соглашается. Я не знаю, откуда это взялось, но это лучшая идея, которая когда-либо приходила мне в голову. Потому что следующий час мы проводим, открывая друг друга в весёлой и спокойной обстановке. Я не думал, что ей это покажется смешным, но вместо этого Поппи тут же вскочила и зачитала рэп о моей глупости.

— Назови хоть одну вещь, которая заставляет людей, которые это делают, выглядеть глупо, — говорю я с победной улыбкой.

Поппи размышляет, её розовый язык прижимается к зубам. Я почти вижу ответ в её глазах; её лицо загорается, и она прикусывает губу, чтобы не рассмеяться.

— Когда кто-то бежит к метро, но двери закрываются перед ним, и он ведет себя так: Я все равно не собирался на него садиться.

Я киваю и смеюсь, потому что это то, что все делали раньше, и это действительно смешно видеть.

— Неплохо, неплохо. Твоя очередь.

— Oкей. Эм-м... Какой фильм был бы намного лучше, если бы он был мюзиклом?

— Крепкий орешек, определенно. Ты бы увидела, как Джон Маклейн подходит к Гансу Груберу и поёт "Веришь ли ты в жизнь после любви?" Только представь! Это было бы потрясающе.

Она поднимает палец, пытаясь успокоить свой смех.

— У меня есть идея получше. "Титаник", где Джек цепляется за проклятую дверь, словно за жизнь, а Роуз поет "ха, ха, ха, ах, ах, мы ещё живы, мы ещё живы".

Я смеюсь так сильно, что вынужден спрятать лицо в ладонях, чтобы избежать неодобрительных взглядов других покупателей. Мои щеки горят, восхитительное ощущение распространяется по шее. Слава Богу, что вино не попало мне обратно в ноздри.

Когда я поднимаюсь, у меня болит живот, а Поппи застенчиво улыбается напротив меня.

— Ладно, вопрос для тебя. Какой самый неправдоподобный забавный факт ты знаешь?

— Легко. 7% американцев считают, что шоколадное молоко получают от коричневых коров.

Я бросаю на неё измученный взгляд.

— Я тебе не верю.

— Клянусь Богом! Это доказано, — говорит она с набитым ртом. — Моя очередь: Какая паста самая лучшая? Будь осторожен, этот вопрос определит, нравишься ты мне или нет.

Я вскидываю бровь, отчего она автоматически темнеет. У меня галлюцинации. Эта симпатичная девушка стоит передо мной и спрашивает, какая паста лучше всех остальных, а я ловлю себя на том, что улыбаюсь как идиот.

Это, безусловно, лучшее свидание в моей жизни.

— Это сложный выбор... но я выбираю неварёную пасту. Ты когда-нибудь ела том ям с зелёным виноградом и красным вином? Если нет, то ты должна.

Она прищурилась и очень медленно кивнула, бормоча себе под нос:

— Ну, мы оставим его...

— С кем ты разговариваешь? — заговорщически произнёс я.

— С одной из моих личностей.

— Фух, ты меня напугала, — пошутил я. — Ну, раз уж на то пошло, какой культ ты бы основала?

Её ответ прозвучал чистым, уверенным голосом.

— Готический культ, где бы мы писали стихи на кладбищах в полнолуние в костюмах нежити.

Я отступил назад, немного испугавшись. Откуда, чёрт возьми, взялась эта девушка? Она действительно дружит с Марион? Я, конечно, люблю свою свояченицу, но она не такая уж и смешная. Иначе она бы не вышла замуж за моего глупого брата.

— Твой ответ был слишком быстрым, чтобы быть спонтанным. Задаешь ли ты себе этот вопрос вечером, перед тем как заснуть?

Она пожимает плечами с загадочным видом.

— Только когда мне скучно.

— Это обнадеживает, пожалуй соглашусь.

— Если бы тебя арестовали без объяснения причин, что бы подумали твои родственники о твоём поступке?

Я думаю о своих родителях, братьях, а потом о сожителе по комнате, который, вероятно, даже не узнает, что меня нет.

Я хочу сказать ей, что я хороший мальчик, и что с вероятностью 90% со мной такого никогда не случится. Я даже никогда не курил косяк, а в старших классах не было недостатка в возможностях.

— Сложный вопрос. Моя мать подумала бы, что это была ошибка, отец, вероятно, подумал бы, что это наркотики — он считает, что все журналисты принимают наркотики из-за стресса. Мои братья предположили бы что-нибудь глупое, например: недобровольное непристойное обнажение.

— С чего бы им предполагать что-то подобное? — возмущенно говорит она, колеблясь между весельем и беспокойством. — И потом, "недобровольно"?

— Потому что я так поступаю... Я — ходячее бедствие, правда. Как правило, это то, что может случиться со мной.

Она принимает объяснение с тонкой улыбкой, а я только сейчас понимаю, как плохо я себя продаю. Я четко говорю ей.

— Чудак на виду!

Нравится ли ей то, что она видит? Жалеет ли она о том, что осталась? Понятия не имею. Одно я знаю точно: я поблагодарю Николя и Марион, когда увижу их в следующий раз. Даже если я, скорее всего, ел рис, приправленный слюной официантки.

— В какой вид спорта было бы интереснее всего играть, когда ты пьяна?

— Я не пью алкоголь — да, я скучная, и всё, что мне приходит в голову, кажется чрезвычайно опасным — опять же, скучно, — но я бы выбрала... баскетбол. Нет, танцы! В любом случае, на это было бы интересно посмотреть.

— Ты совсем не скучная, — говорю я, не задумываясь.

Она опускает глаза, смущаясь, но я вижу её улыбку, и этого достаточно.

— Ещё вопрос, — говорит она, подумав. — Эм-м... Если бы твоё двенадцатилетнее "я" вдруг оказалось в твоём двадцатишестилетнем теле, что бы оно сделало в первую очередь?

Я гримасничаю. Мне не приходится долго думать, и мне стыдно за это.

— Поверь мне, ты не хочешь знать, что бы он сделал.

Она нахмурила брови, любопытствуя, прежде чем понять. Она открывает рот и бросает полотенце мне в лицо, а я разражаюсь смехом.

— Это отвратительно!

— Это правда, — смеюсь я. — А что насчёт тебя?

Кажется, она не хочет мне говорить. Я играю бровями, чтобы заставить её признаться, и она вздыхает.

— Ладно, я, наверное, проведу добрый час, восторгаясь своей грудью.

— Ох, понятно.

— А теперь меня осуждают...

— О, нет, всё в порядке.

Я слишком поздно понимаю, что Поппи перестала смеяться. Я думаю, что обидел её, но она смотрит в точку за моим плечом со странным выражением на лице, красные пятна нежно поднимаются к её щекам. Я поворачиваюсь, как раз когда появляется девушка, смотрящая на меня.

— Валентин?

Я прочищаю горло и выпрямляю позвоночник, стресс возвращается. Что я сделал?

— Да?

— Добрый вечер, — мягко говорит она в сторону Поппи, а затем поворачивается ко мне, и на её лице появляется натянутая улыбка. — Что происходит...?

Я не понимаю вопроса. Я понятия не имею, что происходит. Я молчу, мой рот полуоткрыт, я не могу ничего сказать. Поппи смотрит на меня широко раскрытыми глазами, как будто не знает, куда себя деть.

— Я... Простите?

— У нас была назначена встреча на одиннадцать часов, я опоздала немного, извините, — улыбается мне новоприбывшая. — Здесь невозможно припарковаться.

Я напрягся. Безумная мысль закрадывается в мой мозг, но я автоматически отталкиваю её. Это невозможно. По крайней мере, я так думаю. Она...? Я поворачиваю голову к Поппи, которая виновато кусает губу. О, чёрт возьми. Но если подруга Марион только что приехала... с кем я только что ужинал?

— Он пришёл рано, — наконец вмешалась Поппи, вставая со стула. — Я его кузина Поппи. Приятно познакомиться.

— Летиция.

Обе женщины пожимают друг другу руки, а я встаю, всё ещё чувствуя запрет. Неужели я действительно неправильно запомнил время встречи? Дерьмо. Не могу поверить, что я только что выбрал не ту девушку.

— Ах, да... — неубедительно говорит Летиция. — Надеюсь, вы не ждали слишком долго.

— Нет, я...

— Я оставлю вас.

Я не могу оторвать глаз от Поппи, которая собирает свои вещи. Она обматывает шарф вокруг шеи, неловко поправляя короткие волосы, и надевает пальто. Моя интуиция умоляет меня что-то сделать, мой мозг кричит "Нет!", а мои ноги дрожат при мысли о том, чтобы пойти к ней, чтобы остановить её уход.

Но я ничего не делаю. Потому что, видимо, это моя фишка. Ничего не делать.

Я стою там, пока она избегает моего взгляда, всё ещё краснея. Летиция занимает своё место и забывает о нас, пока раздевается. Поппи пользуется случаем, чтобы поцеловать меня в щёку и прошептать мне на ухо:

— Не упоминай о похоронах дяди Жака, хорошо?

— Поппи, подожди...

Я тянусь к её запястью, но она уже ускользает от меня и исчезает среди посетителей. Я неуверенно смотрю, как она уходит.

Это действительно история моей жизни.

У меня только что было лучшее свидание в жизни, и это было даже не с тем человеком. А может, так оно и было. Но если это так, то почему я всё ещё здесь?

Мое сердце грозит выпрыгнуть из груди, когда я оборачиваюсь.

— Летиция? — пробормотал я, даже не садясь снова.

— Да?

Я смотрю на неё, сидящую напротив меня, темноволосую, действительно красивую, в тёмно-розовых джинсах.

— Как вы думаете, какой сорт пасты самый лучший?

Она смотрит на меня как на сумасшедшего, оглядываясь по сторонам, как будто думает, что нас снимает скрытая камера. Она не думает об этом и объявляет твёрдым голосом:

— Я веган.

Я киваю, снова и снова, и извиняюсь не менее двадцати раз, прежде чем оставить записку на столе и убежать.