Дерево, увитое плющом

Глава первая

Я будто попала в нарисованный пейзаж. Спокойное голубое небо, на юге неподвижно висят облака, похожие на цветную капусту. Под ними почти такими же складками раскинулись голубые Пеннинские горы с туманно-зелеными лугами, на равнинах растут деревья, издалека напоминающие кустики петрушки, местами они сгущаются и, возможно, скрывают фермы и дома. В идиллическом пейзаже отсутствуют признаки деятельности человека, за исключением такой же древней, как горы, сухой каменной стены, великой Стены, которой римляне перегородили графство Нортумберленд почти две тысячи лет назад.

Блоки высеченного римлянами камня грели мне спину. Рядом Стена поднимается высоко по ущелью. Справа скала спускается к озеру Крег, отсвечивающему на солнце, как стеклянное. Слева горы — восхитительное зрелище. Впереди устремились на запад ущелье за ущельем, а Стена извивается с каждой складкой, как грива скакуна.

Прямо подо мной в лощине рос платан. Заблудившийся ветер шевельнул его листья, они зашумели как дождь. Два барашка спали, прижавшись, друг к другу под теплым майским солнцем, а их мать, наверняка, гуляла где-то неподалеку. Сначала барашки смотрели на меня, но я сидела без движения, только подносила сигарету ко рту, и скоро их головки опять опустились на теплую траву, и они заснули.

Я сидела на солнце и размышляла. Ничего определенного, но если бы меня попросили сказать, о чем я думаю, все можно было бы выразить одним словом. Англия. Трава, небо, анютины глазки, морщинистые горы, призраки римской дороги и Стены, красота северных болот… Это Англия. Второй Эдем, полурай, прекрасная земля.

Ни души. Все только для нас — для меня, барашков, кроншнепа в небе, цветов и бабочек. Я вполне могла бы ощущать себя первой и единственной в мире женщиной, Евой на солнцепеке в ожидании Адама…

«Аннабел!» — голос мужчины рядом. Я не слышала его приближения. Должно быть, он шел тихо по траве с юга от Стены, а интеллигентная собака держалась у его ног. Когда я обернулась, он был в четырех ярдах, сигарета выпала из моих пальцев в дикий чабрец и желтую лапчатку и спряталась между римских камней. Барашки проснулись и заплакали.

Мужчина, который нарушил наш заколдованный сон, остановился в двух ярдах от меня. Не Адам, просто молодой человек в удобном твидовом костюме. Высок, строен. Нахальный взгляд говорит о том, что спорить с ним опасно, да и вообще совершенно ясно, хотя и неизвестно почему, что он с удовольствием ввяжется в любую драку. Возможно, это генетически заложено во всех ирландцах, а сомневаться в происхождении мужчины не приходится. Ярко выраженный тип красивого ирландца — черные волосы, потрясающе-голубые глаза, крупные подвижные губы. Светлая от природы кожа покрыта загаром, какой возникает не от солнца, а от ветра. Лет через двадцать его лицо уподобится красивой резной дубовой маске. В руке он держал палку, у ног стоял внимательный колли, красивое создание, грациозное, как хозяин, и такое же самоуверенное. Да уж, Адамом не назовешь этого типа, вторгшегося в мой райский сад. Но, возможно, он — змей. Выглядит дружелюбным и безвредным, как черная мамба.(Мамба — род ядовитых змей семейства аспидовых. — Прим. пер.)

Он так громко вздохнул, что этот звук вполне можно назвать шипением. «Значит, это ты! Я так и думал, что не ошибаюсь! Это ты… Старик все время повторял, что ты не могла умереть и однажды вернешься… Но ради Бога, кто бы мог подумать, что он прав?» Что-то угрожающее скрывалось за мягкими интонациями приятного голоса. Собака это тоже почувствовала. Прижала уши, посмотрела на хозяина, показывая белки глаз, и напружинила загривок. Я не шевелилась, сидела немая и застывшая, будто камень, и смотрела на мужчину. Открыла рот, чтобы заговорить, но тихий голос не замолк, стал уже злобным и говорил об опасности, как ни странно это в такой красивый день. «И зачем ты вернулась? Скажи! Просто, что собираешься делать? Войти в дом и повесить шляпу? Потому что, если идея в этом, девочка, стоит подумать еще раз, и быстро! Теперь ты будешь иметь дело не с дедушкой, а со мной… Я всем этим владею, душечка, и так все и останется. Я предупредил».

Все же я сумела заговорить. На фоне таких сильных эмоций, что воздух между нами раскалился докрасна, любые слова наверняка прозвучали бы абсурдно. А к тому же я смогла произвести только что-то вроде слабого хрипа, парализованного страхом: «Извините, пожалуйста?»

«Я видел, как ты выходишь из автобуса в Чоллерфорде, — он тяжело дышал, и ноздри его побелели. — Не знаю, где ты была, полагаю, внизу в Вайтскаре, будь ты проклята. Села на Хаустедский автобус, и я поехал за тобой. Не хотел, чтобы ты меня заметила, поэтому дождался, пока ты сюда поднимешься. Хотел поговорить с тобой наедине». При последнем его слове, выделенном интонацией, очевидно, что-то выразилось на моем лице. Он явно был доволен. Мой страх ему понравился. Однако я собрала всю свою решительность и почти выкрикнула: «Послушайте, вы ошиблись. Я не…»

«Ошибся? Не пытайся морочить мне голову! — Он шевельнулся, и его тело, такое же выразительное, как лицо, говорило об угрозе, такой же удивительной, как его следующие слова. — У тебя крепкие нервы, да, ведьма? Через столько лет… Прийти совершенно спокойно и среди бела дня! Ну вот, я тоже здесь! — Он зло улыбнулся. — Ведь не обязательно должна быть полночь, чтобы мы с тобой шли у края скалы, а внизу шумела вода? Помнишь? Ты бы никогда не пришла сюда одна, дорогая, если бы знала, что я тоже сюда собираюсь, правда?»

После этих слов я уже по-настоящему испугалась. Больше нельзя было говорить себе, что я выдумываю опасности. Его красота усиливала впечатление. Он выглядел немного театрально, а это позволяло считать вполне естественными для него насилие и трагические сцены. Я неожиданно вспомнила, как крута скала, как резко она обрывается вниз в футе от меня. У ее подножия озеро Крег морщилось от слабого ветра, как нейлоновая простыня. Далеко падать… Мужчина шагнул в мою сторону. Я бы повернулась и побежала, но за мной был крутой спуск, справа — Стена, а слева — обрыв к воде. И у него собака.

Он говорил очень резко, и я понимала, что ответ для него важен. «Ты уже была на ферме? В Вайтскаре? Ну?»

Полная нелепость. Это необходимо остановить. Как-то я сумела унять панику, собраться и заговорить, хотя и слишком громко. «Не понимаю, о чем вы говорите! Я вас не знаю! Я вам сказала, что вы ошиблись, а вы ведете себя, как опасный сумасшедший! Не представляю, с кем вы, по-вашему, говорите, но я не видела вас никогда в жизни!»

Он не шевельнулся, но эффект мои слова произвели колоссальнейший. Как выстрел. Я сидела к нему боком, а когда встала — повернулась лицом и теперь стояла в двух шагах. Выражение его лица стало неуверенным, злость и угроза пропали.

Я воспользовалась своим преимуществом и сказала грубо, потому что испугалась и чувствовала себя идиоткой: «А теперь не могли бы вы, пожалуйста, удалиться и оставить меня одну?»

Он в недоумении, но все еще злобно произнес: «Пытаешься сделать вид, что не узнаешь меня? Я твой кузен Кон».

«Я уже сказала. Не видела вас ни разу. И у меня никогда не было кузена Кона. — Я глубоко вздохнула. — Похоже, мне повезло, что это так. Должно быть, вы член очень счастливой и дружной семьи. Надеюсь, вы понимаете, что у меня нет намерения узнать вас лучше. До свидания».

«Послушайте, минуточку… Нет, пожалуйста, не уходите! Очень жаль! Но действительно…» Он стоял посередине тропинки, ведущей на дорогу. Скала никуда не делась, и вода все так же стеклянно блестела далеко внизу. Но то, что раньше было угрожающим символом, превратилось в симпатичного молодого человека на солнцепеке, несомненно, пытающегося извиниться.

«Мне действительно очень жаль! Я, должно быть, напугал вас. Господи, вы, наверное, думаете, что я сумасшедший или что-то в этом роде. Не могу сказать, как мне неудобно. Я просто… Я подумал, что вы моя знакомая».

Я ответила очень сухо: «Поняла».

«Послушайте, только не сердитесь, понимаю, что вы имеете на это полное право, но в действительности… Это просто поразительно. Вы могли бы быть моею кузиной, правда. Даже теперь, вблизи… Может быть, и есть различия, если специально высматривать, но все равно можно поклясться…» Он замолчал. Дышал учащенно, явно пережил сильное потрясение. И хотя он и извинился, но все-таки еще смотрел на меня недоверчиво, трудно не верить свидетельству собственных глаз.

Я сказала: «А я могу поклясться, если это доставит вам удовольствие, что я вас не знаю. И никогда не знала. Меня зовут не Арабелла, а Мери, Мери Грей. И я ни разу раньше не была в этой части света».

«Вы американка, да? У вас акцент, очень слабый, но…»

«Я из Канады».

Он произнес медленно: «Она уехала в Штаты…»

Я сказала злобно: «Но послушайте…»

«Нет, извините, простите, пожалуйста, я не хотел сказать… — Он впервые улыбнулся и становился все более привлекательным, хотя и оставался недоверчивым. — Честное слово, я верю вам, хотя это выглядит все фантастичнее с каждой минутой, даже, несмотря на иностранный акцент! Вы ее двойник… — С усилием он отвел глаза от моего лица и наклонился погладить собаку. — Пожалуйста, простите! Я, должно быть, вас напугал, бросаясь, как угроза из прошлого».

«Мое прошлое не отягощено ничем подобным. У вас всех блудных сыновей и дочерей так приветствуют дома? Я… Вы, по-моему, не собирались заколоть жирного тельца для Арабеллы? Вы сказали Арабелла?»

«Аннабел. Да, похоже, не собираюсь. — Он отвернулся, стал внимательно рассматривать пару лебедей у дальнего берега озера. — Вам должно было показаться, что я пытался напугать ее всеми этими разговорами».

Это было утверждение, а не вопрос, но я все-таки ответила: «Да, действительно».

«Надеюсь, вы не подумали, что я серьезно говорю всю эту чепуху?

«Не зная обстоятельств, не имею ни малейшего представления. Но у меня определенно создалось впечатление, что эта скала слишком высока, а дорога слишком длинна».

«Да ну?» Наконец-то начал проявляться ирландский юмор. Молодой человек повернул голову, наши глаза встретились.

Со злостью я обнаружила, что опять волнуюсь. Ведь очевидно же, что даже если этот избыточно романтический юноша был способен на убийство пять минут назад, намерения свои он отбросил. Улыбался, на полную силу включил ирландское обаяние и до такой степени выглядел мечтой каждой девушки, что это просто не могло быть правдой. Предложил сигарету и сказал, отрепетировано приподняв бровь: «Вы меня простили? Не собираетесь сразу убежать?»

Конечно, лучше всего было бы немедленно удалиться. Но ситуация больше не казалась опасной, даже возникали сомнения, была ли она таковой. Я уже достаточно глупостей наделала для одного дня, еще глупее повернуться и уйти, тем более что трудно сделать это с достоинством. Кроме того, когда притих испуг, его место заняло любопытство. Кое-что я хотела выяснить. Не каждый день на человека нападают, принимая его за двойника, скорее всего умершего несколько лет назад. Поэтому я осталась на месте, ответила на извиняющуюся улыбку и приняла от молодого человека сигарету.

Я опять уселась на старое место, он устроился на Стене в ярде от меня, а колли — у его ног. Он сидел ко мне вполоборота, обхватив руками поднятое колено. Сигарета висела в углу рта, дым поднимался мимо прищуренных глаз. «Остановились поблизости? Нет, вряд ли, все уже заговорили бы… Ваше лицо хорошо здесь знакомо. Значит, приехали просто на один день? Вы здесь в отпуске?»

«В некотором роде. Вообще-то я работаю в Ньюкасле, в кафе. Сегодня мой выходной».

«В Ньюкасле? — Он повторил это с искренним удивлением. — Вы?»

«Да. А почему бы, ради Бога, и нет? Хороший город».

«Конечно. Просто… учитывая обстоятельства, кажется странным, что вы решили приехать в эту часть мира. Что привело вас сюда?»

Короткая пауза. Я заявила резко: «Знаете, по-моему, вы мне до сих пор до конца не поверили. Поверили?»

Он не сразу ответил, смотрел, прищурившись, сквозь дым сигареты. Я встретилась с ним глазами. Медленно разжал руки и вынул сигарету изо рта. Стряхнул пепел, посмотрел, как он в воздухе превращается в ничто. «Да, я вам верю. Но не стоит обвинять меня за грубость и странный взгляд. Довольно сильное ощущение — наткнуться на двойника того, кого хорошо знал».

«Поверьте, еще страннее узнать, что у тебя есть двойник. Как ни смешно, это почему-то обидно».

«Я об этом не думал, но, пожалуй, вы правы. Я бы, пожалуй, взбесился, если бы узнал, что меня — два».

«Верю. — Я улыбнулась. — Это насилие над индивидуальностью. Оскорбляет примитивное ощущение, как его назвать? Единичности? Уникальности? Каждый хочет, чтобы им самим был только он и никто еще. А это похоже на неприятное волшебство. Чувствуешь себя, как дикарь с зеркалом или как Шелли, который увидел Doppelgunger однажды утром перед завтраком».

«Правда, увидел?»

«Он так утверждал. Предполагалось, что это злое предзнаменование, может быть даже предвестие смерти».

Молодой человек усмехнулся: «Рискну».

«Господи, да не вашей же смерти. Кто встречает образ, тот и умирает».

«А это я и есть. А вы образ, не так ли?»

«Вот то-то и оно, в этом самая суть. Это-то и обидно. Никто не хочет быть «образом», всем хочется быть оригиналом».

«Все правильно. Вы настоящая, а Аннабел — призрак. Она умерла».

В этой фразе шокировали не столько подбор слов и небрежность, сколько отсутствие чего-то, что должно бы там быть. Эффект поразительный и определенный, будто он грязно выругался. Мне стало неудобно, и я сказала: «Знаете, я не хотела… Должна была понять, что мои слова вам будут неприятны, даже если… Если вы не ладили с Аннабел. В конце концов, она ваша родственница, кузина, вы сказали?»

«Собирался на ней жениться».

Я как раз затягивалась, когда он отвечал, и чуть не проглотила сигарету. Смотрела на него с открытым ртом секунд пять, потом спросила слабым голосом: «Правда?»

Изогнулась линия его губ. Даже удивительно, как красота при почти неуловимом изменении превращается в свою противоположность. «Вы, должно быть, думаете, что между нами было очень мало любви. Что же, может, вы и правы. А может быть, и нет. Она убежала, вместо того, чтобы выйти за меня замуж. Растворилась в воздухе восемь лет назад, только прислала своему дедушке записку из Штатов, что она в безопасности. И никто не ждал от нее вестей. Признаю, мы поругались, и я, возможно, был…. — Он остановился, пожал плечами. — В любом случае она удалилась, и с того дня я не слышал от нее ни слова. Как, по-вашему, может мужчина такое простить?»

Ты? Да никогда, — подумала я. Что-то темное, сумрачное исказило его лицо. Заблудившийся, усомнившийся в себе незнакомец, привыкший к уверенности, которую дает физическая красота. Резкого отказа он не простит никогда. Я сказала: «Восемь лет — это много времени, особенно чтобы лелеять обиду. В конце концов, вы, скорее всего, благополучно женаты уже давно».

«Я не женат».

«Нет?» Должно быть, я заметно удивилась. Ему было не меньше тридцати, а с таким экстерьером он должен был, как минимум, иметь возможности.

Его рассмешил мой тон, уверенность вернулась. «Моя сестра ведет домашнее хозяйство в Вайтскаре, то есть полусестра. Отлично готовит и заботится обо мне. Когда Лиза рядом, не нужна жена».

«Вайтскар — это ваша ферма, вы говорили? — В траве притаились розовые цветы, я провела рукой, посмотрела, как они раскачиваются и возвращаются на место. — Вы ее владелец? Вы и ваша сестра?»

«Да. — Ответ прозвучал неоправданно односложно, молодой человек, должно быть, это почувствовал, и решил добавить некоторые детали. — Это больше, чем ферма, это — «гнездо Винслоу». Оно нам принадлежит века… дольше, чем может припомнить местное дворянство, которое разбило вокруг парки и попыталось нас вытеснить. Вайтскар — поместье, окруженное чужими владениями, оно всего в четыре раза моложе Стены, у которой мы сидим. Его назвали в честь старой каменоломни, что наверху у дороги, а сколько лет каменоломне и вообще никто не знает. В любом случае, вытеснить Вайтскар невозможно. Давным-давно это очень пытался сделать Холл, а теперь Холла нет, а мы еще здесь… Вы не слушаете».

«Слушаю. Продолжайте. Что случилось с Холлом?» Но он отклонился от темы, пребывал под сильным впечатлением моего сходства с его кузиной. «А вы когда-нибудь жили на ферме?»

«Да. В Канаде. Но, боюсь, это не по мне».

«А что вам подходит?»

«Господи, не знаю, в этом мое несчастье. Жизнь в сельской местности, определенно, но никаких ферм. Дом, сад, кухня… Последние несколько лет я прожила с подругой в ее доме под Монреалем. Я за ней присматривала. У нее был полиомиелит, она инвалид. Я там была очень счастлива, но она умерла полгода назад. Тогда я решила поехать сюда. Но у меня нет никакой профессии, если вы об этом спрашиваете. — Я улыбнулась. — Слишком долго пробыла дома. Знаю, что это теперь не модно, но так уж получилось».

«Следовало выйти замуж».

«Может быть».

«А как насчет лошадей? Вы ездите верхом?» Вопрос был настолько неожиданным и задан был так некстати, что я, должно быть, выглядела просто потрясенной.

«Лошади? Боже мой, нет! С какой стати?»

«Это просто похмелье от вашего сходства с Аннабел. Вот это было по ней. Она была колдуньей, ведьмой, я бы сказал, в отношениях с лошадьми. Она могла им шептать». «Она могла что?»

«Знаете, шептать им, как цыганка, и потом они делали для нее, что угодно. Будь она брюнеткой, как я, а не блондинкой, можно бы подумать, что она — цыганский подкидыш».

«Ну… Я могу отличить один конец лошади от другого, но, в принципе, стараюсь держаться подальше от каждого… Простите, вы не могли бы прекратить на меня глазеть?»

«Извините. Но… Не могу просто так выбросить из головы ваше сходство с Аннабел. Это сверхъестественно. Знаю, что вы не она, абсурд вообще думать, что она вернется… Будь она жива, была бы здесь уже давно, слишком много теряла, держась вдалеке. Но что я должен был думать при виде вас на этом самом месте, где ни один камень не изменился, и только вы изменились чуть-чуть? Будто страницы книги перевернулись назад, или показывают фильм о прошлом».

«Восемь лет это много».

«Да. Ей было девятнадцать, когда она убежала».

Пауза. Он смотрел на меня с таким явным ожиданием, что я засмеялась. «Хорошо. Вы не то, чтобы спросили… Мне двадцать семь. Почти двадцать восемь».

Он судорожно вздохнул. «Я сказал, что это сверхъестественно. Даже совсем рядом, когда разговариваешь, даже несмотря на акцент… На самом деле это и не акцент, просто немного сливаются слова… Довольно симпатично. И она бы тоже изменилась за восемь лет».

«Даже мог бы появиться акцент», — заявила я жизнерадостно.

«Да, мог. — Что-то в его голосе меня насторожило. Он спросил: — Все еще на вас глазею? Извините, я думал. Такое не случается просто так. Будто это… предопределено».

«Что вы имеете в виду?»

«Ничего. Не обращайте внимания. Расскажите о себе. Вы как раз собирались. Забудьте об Аннабел, меня интересуете вы — Мери Грей из Канады, работающая в Ньюкасле. Мне все еще интересно, что вас привело в Англию, а потом к Стене, и как вы попали на автобус из Беллинджема в Чоллерфорд и проехали на расстоянии броска камня от земли Винслоу. — Он бросил окурок с обрыва и обхватил обеими руками колено. Грациозные движения казались неотъемлемой частью его физической красоты. — Я не притворяюсь, что имею какое-то право задавать вопросы. Но вы должны признать, что такое, как минимум, очень трудно принять. Отказываюсь верить, что такое сходство — чистая случайность. И еще вы пришли сюда… При таких обстоятельствах любопытство естественно, и это еще мягко сказано».

«Да, конечно, понимаю. Знаете, может, вы и правы, насчет того, что сходство не случайно. Не знаю. Моя семья происходит из этих мест, бабушка рассказывала».

«Правда? Из Вайтскара?»

Я отрицательно качнула головой. «Никогда не слышала этого названия. Правда, я была очень маленькой, когда бабуля умерла, а она тоже знала все только с чужих слов. Моя мама никогда особенно не интересовалась прошлым. Знаю, что мои предки когда-то жили в окрестностях Нортумберленда, хотя никогда не слышала фамилии Винслоу. Фамилия бабушки — Армстронг».

«Это распространенная фамилия здесь».

«Так она и говорила, и у некоторых была весьма подмоченная репутация. Разве не было Армстронга, который жил прямо здесь, в Римской крепости, и воровал лошадей? Если бы я только могла шептать лошадям, как ваша кузина Аннабел, можно бы предположить…»

«Когда ваша семья покинула Англию?» — спросил он, не столько игнорируя мои намеки, сколько следуя собственной линии размышлений.

«Полагаю, во времена родителей моей бабушки. Где-нибудь в середине прошлого века. Примерно. Сначала они поселились в месте, которое называлось Антигониш, в Новой Шотландии, но когда отец женился, он…»

«Что привело вас в Англию?» Маниакальная сосредоточенность на собственных мыслях сделала его вопрос не таким уж и грубым. Он походил на экзаменатора, который возвращает студента обратно к теме… Определенно его вопросы направлялись к известной ему цели. Это и с самого начала не походило на простое любопытство, а теперь он стал резким, похоже, намеренно.

Я сказала осторожно: «Что нас приводит в разные места? Все умерли, ничто не держало меня дома, а я всегда хотела увидеть Англию. Когда я была девочкой, бабушка все время говорила о ней. Она никогда не видела этой страны, но с детства слышала рассказы матери о «доме». Милый Нортумберленд, восхитительный город Ньюкасл, корабли у причалов… Я почти ожидала, что увижу лошадей на улицах, так живо она все описывала. Воскресенья в аббатстве, ярмарка по вторникам, дорога вдоль реки Тайн в Корбридж, римская Стена… И я об этом читала, мне всегда нравилась история. И все время обещала себе, что когда-нибудь приеду, может быть на время, а может, если понравится, то и насовсем».

«Насовсем?»

Я засмеялась. «Это я себе говорила. Но не представляла, что приеду именно так. Я осталась практически без средств. Отложила достаточно денег на дорогу и первое время, вот и все состояние. История, противоположная обычной, да? Обычно Одинокий Волк отправляется в Новый Свет, чтобы проложить себе путь, но я… Я хотела сюда. Новый Свет немного утомляет, когда ты сама по себе, и не смейтесь, но я думала, что мне здесь понравится больше».

«Потому что здесь ваши корни? — Он улыбнулся. — А они здесь, я уверен. Какой-то Винслоу в прошлом веке отправился отсюда в Канаду. А может и не один, знаете, как тогда было: у каждого тринадцать детей, а у каждого из них тоже тринадцать… Абсолютно уверен, что несколько Винслоу навсегда уехали за границу. Вайтскар не так уж и велик, и никто не мог на него претендовать, кроме старших сыновей… Да, это объяснение. Какой-то Винслоу отправился в Канаду, и одна из его дочерей — ваша прабабушка — вышла замуж за Армстронга. Или что-то вроде этого. В Вайтскаре наверняка есть записи. Не знаю, я воспитывался не там, но должны быть».

«Возможно».

«Ну, — он опять улыбнулся, отрепетировано подняв бровь, — это делает вас моей кузиной, не так ли?»

«Разве?»

«Конечно. Это так же ясно, как то, что вы Винслоу. Ничто больше не может объяснить сходства, не верю в случайность. Вы — типичная Винслоу, ошибиться нельзя. Светлые волосы, глаза странного цвета — не то серые, не то зеленые, красивые темные ресницы…»

«Аккуратно накрашенные. В конце концов, зачем идти по жизни со светлыми ресницами, если не нравится?»

«Тогда ресницы Аннабел тоже были накрашены. Господи, и правда были! Я теперь вспомнил, что, когда в первый раз приехал в Вайтскар, ей было только пятнадцать и, она еще не красилась. Точно, они были светлыми. Не помню точно, когда они изменились. Мне было только девятнадцать тогда, и явился я из самой глуши и сразу решил, что это самая красивая девушка на свете».

Впервые он говорил естественно. Я почувствовала, что краснею, будто комплимент обращен мне. Что, в некотором роде, и было. Я сказала, чтобы скрыть смущение: «Вы говорите, что я — типичная Винслоу. А вы? Вы совсем не такой».

«Я славный малый. — Сверкнули белые зубы. — Чистый ирландец, как моя матушка».

«Значит, вы ирландец? Я как раз подумала, что вы похожи. А Кон — это сокращенное от Коннор?»

«Точно. Она родом из Голвея, и я пошел в нее по масти. Но красота вся от Винслоу. Мы все красавцы».

«Ну-ну, — сказала я сухо. — Жаль, что не имею прав на это имя. — Я погасила сигарету о камень, сбросила ее со скалы и проводила взглядом. — Есть еще одна… вещь. Кое-что я, вроде, помню. Вспомнила, пока мы говорили. Не знаю, имеет ли это какой-нибудь смысл…»

«Да?»

«Это просто… Я помню, что бабушка говорила про лес — forrest, какой-то лес недалеко от Беллинджема. Может быть, рядом с вашим «гнездом Винслоу» есть что-то?..»

«Лес! Forrest! — Он выглядел возбужденным. — Конечно, есть! Помните, я говорил, что Вайтскар окружен парками местных «шишек»? Его называют парком Форрест. Это большой кусок земли, окруженный петлей реки, почти остров. Все это место обычно называют просто Лесом, а семья Форрест живет там уже много поколений. Это все принадлежало им, кроме куска земли у реки в центре петли — Вайтскара. Я вам говорил, что они пытались вытеснить нас оттуда. Большой дом назывался Форрест Холл».

«Назывался? А, вы сказали, что Холла нет. Что случилось? Кем они были? Похоже, моя прабабушка могла все-таки приехать из этой местности, правда?»

«Определенно, Я говорил, что это не может быть чистой случайностью, это сходство. Да это же значит…»

«Кем были эти Форресты? Может, она была с ними знакома? Что с ними случилось?»

«Она наверняка их знала, если жила в Вайтскаре. Не слишком старая семья. Купцы — искатели приключений. Сделали состояние, торгуя с Восточной Индией в семнадцатом веке, потом построили Холл и осели на земле, как дворяне. К середине девятнадцатого века сделали еще одно состояние на железных дорогах. Расширили сады, улучшили планировку парка, построили весьма экстравагантные конюшни. Последний владелец одно время использовал их как конный завод и пытался купить у Винслоу Вайтскар. Не смог, разумеется. Еще сигарету?»

«Нет, спасибо».

Еще несколько минут он говорил о Вайтскаре и Форрестах. То, что происходило между семьями, по его словам, нельзя назвать враждой. Просто Винслоу удерживали небольшой кусок отличной земли уже много поколений и страстно им гордились. А заодно гордились и положением мелких землевладельцев, независимых от семьи в Холле, которая сумела захватить все окрестности, за исключением Вайтскара у самого своего порога. «А в середине двадцатого века наступил конец — Трагическое Падение Дома Форрестов. — Он усмехнулся. Очевидно, что какая бы трагедия ни коснулась Холла, она не имела ни малейшего значения, если не затронула Вайтскар. — Даже если бы Холл не сгорел, им бы пришлось его бросить. Старый Форрест потерял солидную сумму во время кризиса, а потом, после его смерти, все налоги и оформление наследства…»

«Он сгорел? Что случилось? Когда вы сказали «трагический», вы не имели в виду, что кто-то убит?»

«Господи, нет. Все выбрались нормально. В доме были только Форресты, Джонни Радд с женой, которые смотрели за домом и садом, и старая миссис Рэг. Но это была та еще ночка, уж поверьте. Огонь было видно из Беллинджема».

«А вы там были? Это ужасно».

«Нельзя было почти ничего сделать. Когда туда добрались пожарники, все уже сгорело. — Он поговорил еще об этой сцене, описывая ее четкими штрихами, а потом продолжил: — Все началось в спальне миссис Форрест. Ее пудель всех переполошил, и Форрест поднялся. Кровать уже горела. Он сумел стащить с жены одеяло, она была без сознания, и он снес ее на руках вниз. По-моему, им чертовски повезло, что они получили страховку. Говорили о пустой бутылке из-под бренди в ее комнате, о снотворных таблетках, о том, что уже однажды был маленький пожар, и Форрест запретил миссис Рэг курить ночью в комнате. Но разговоры всегда есть, когда происходит нечто подобное, и видит Бог, про Форрестов много сплетничали… Разные были слухи. Всегда бывают, когда муж и жена не ладят. Он мне всегда нравился, да и не только мне, но старуха, миссис Рэг, всячески поносила его перед всеми, кто соглашался слушать. Она присматривала за Кристал Форрест с тех пор, как та решила быть инвалидкой, а язык у нее был как яд».

«Решила быть — странная формулировка».

«Уж поверьте, Кристал Форрест была чертовски странной женщиной. Как вообще мог мужчина… Впрочем, говорят, он женился на ней из-за денег. Скорее всего, так и было. Если это правда, то он с лихвой расплатился за каждое пенни, бедный дьявол. А к тому же и не так много было денег. Точно знаю, что после пожара они жили в основном на страховку и на то, что он получил за лошадей. Они отправились во Флоренцию, купили маленькую виллу. Когда Кристал стало хуже — она окончательно рехнулась, надо полагать, он повез ее в Вену. Она кочевала из одной психиатрической клиники в другую, они, конечно, назывались очень модно и прилично. На это и ушли все деньги. Когда Форрест вернулся из Австрии, чтобы распродать остатки, ничего уже и не оставалось».

«Он, значит, вернулся?»

«Нет, сейчас его здесь нет. Вернулся только, чтобы все продать. Там теперь лесничество, и они, черт их дери, сажают еще деревья. В этом-то все и дело. Если бы я мог получить хоть часть…» Он умолк.

«Все и дело?»

«Не обращайте внимания. На чем я остановился? А, да, Холла больше нет и не будет, сады дичают. Но Радды, пара, которая работала в Холле, переехали на другую сторону парка к западному охотничьему домику и конюшням. Джонни там хозяйничает, а когда Форрест приезжал в прошлом году, они опять привели в порядок сад, и он вроде сейчас окупается. Им помогают местные мальчики».

Крайне привлекательный молодой человек не смотрел на меня, говорил мечтательно и не сосредоточенно. Он так поднимал подбородок и выпускал длинные струи дыма, будто знал, что я за ним наблюдаю.

«А мистер Форрест? — спросила я лениво. — Он все время живет в Италии?»

«Мм? В Италии? А, да, я говорил, у него дом недалеко от Флоренции. Сейчас он там, а здесь всем распоряжаются Джонни Радд, лесничество… и Вайтскар. — Он довольно улыбнулся. — Ну и как вам нравится отечественная история, Мери Грей? Падение Дома Форрестов. — Потом упрекнул, поскольку я не реагировала: — Вы вообще не слушали!»

«Слушала, правда. Вы хорошо рассказывали». Я не добавила, что чувств и симпатии в его рассказе о трагической судьбе нравившегося ему человека меньше, чем в газетной заметке. В его изложении эпизод выглядел крайне удовлетворительно. За исключением странного замечания по поводу лесопосадок. И еще он говорил так, будто уверен в моем крайнем внимании и интересе к любой детали. Хотела бы я знать, почему.

Хоть у меня и были некоторые подозрения, я не собиралась выяснять, права я или нет. Я огляделась в поисках сумочки. Он быстро спросил: «Что такое?»

Сумочка лежала у подножия стены, я подняла ее. «Пора идти. Совсем забыла о времени. Автобус…»

«Но вы еще не можете уйти! Все так интересно! Если ваша прабабушка знала про Форрест, это может значить…»

«Очень может быть. Но все равно пора идти. В воскресенье вечером мы работаем. — Я встала. — Извините, но ничего не поделаешь. Мистер Винслоу, было очень интересно вас встретить и я…»

«Послушайте, вы не можете так уйти! — Он тоже поднялся, будто собирался вцепиться в меня руками и с трудом себя удерживал. Улыбка исчезла. Он говорил быстро и взволнованно. — Я серьезно. Не уходите. У меня машина, я отвезу вас».

«Мне и в голову не придет вас об этом просить. Нет, действительно, это…»

«Только не говорите опять, что это было «интересно». Это гораздо более того. Это важно».

Я вытаращила глаза. «Что вы имеете в виду?»

«Я говорил. Это не случайность, это суждено».

«Суждено?»

«Судьба. Фатум. Рок. Кисмет».

«Абсурд. Нелепость. Глупость. Ерунда».

«Это не абсурд. Случилось не просто странное событие. Мы не можем разойтись в разные стороны и все забыть».

«Почему бы и нет?»

«Почему бы и нет! Потому что… Черт возьми, не могу объяснить, не успел подумать. Но в любом случае скажите, где вы работаете. — Говоря, он лихорадочно шарил по карманам и наконец вытащил на свет использованный конверт и карандаш. Когда я не ответила, он резко поднял голову. — Ну?»

Я сказала медленно: «Простите, тоже не могу объяснить. Но… Не хотела бы».

«В каком смысле?»

«Просто я бы предпочла, как вы сказали? Разойтись в разные стороны и забыть об этом. Извините. Пожалуйста, попытайтесь понять».

«Даже и не начинал понимать! Совершенно очевидно, что ваше сходство с Аннабел Винслоу не случайно. Ваши предки отсюда. Я не шутил, когда сказал, что вы моя кузина».

«Может быть и так. Но неужели до вас не доходит? Разрешите говорить прямо. Вайтскар, Винслоу и все остальное, может быть, и значат очень много для вас, но с какой стати они должны значить что-то для меня? Я существовала сама по себе достаточно долго, и мне так нравится».

«Работать в кафе? Делать что? Прислуживать за столом? Принимать деньги? Мыть посуду? Вам? Не дурите!»

«Вы слишком много значения придаете нашему воображаемому родству, не так ли?»

«Хорошо. Извините, что был груб. Но говорил искренне. Вы не можете просто уйти и… В конце концов, вы сказали, что у вас нет денег».

«Вы… И ответственность перед членами семьи воспринимаете очень серьезно, да, мистер Винслоу? Я что, должна понимать это так, что вы предлагаете мне работу?»

«Знаете, а я мог бы… Да… — Он засмеялся. — Кровь гуще, чем вода, Мери Грей».

Думаю, мой голос достаточно точно выражал мою растерянность: «Вы очень добры, но в действительности… Вы вряд ли можете думать, что я поддержу ваши фантазии, даже если наши семьи и действительно были связаны сто или больше лет назад. Нет, спасибо большое, мистер Винслоу, но я тоже говорила искренне. — Я улыбнулась. — Знаете, вы, скорее всего, просто плохо подумали. Представляете, какая произошла бы сенсация, если бы я появилась в Вайтскаре вместе с вами? Вам это приходило в голову?»

Он ответил очень странным голосом: «Как ни странно, да».

На секунду наши глаза встретились. У меня возникло странное ощущение, что мы читаем мысли друг друга. Я сказала резко: «Должна идти. Правда. Пожалуйста, давайте это так и оставим. Не буду вас раздражать и опять говорить, что мне было интересно. Это было редкостное ощущение. Но не сердитесь, если я скажу, что не хочу его продлевать. Это правда. Спасибо за предложенную помощь. Вы очень добры. И до свидания».

Я протянула руку. В этой обстановке и после того, что произошло, жест казался весьма нелепым, но казалось, он поможет прекратить разговор и даст возможность удалиться. К моему облегчению, молодой человек, хоть и не сразу, решил больше не протестовать. Принял мою руку, будто признал поражение. «До свидания, Мери Грей. Очень жаль. Желаю всего наилучшего».

Уходя, я чувствовала спиной его взгляд.