Держи меня крепче

Пролог

Под луною и при луне я с тобою танцую,

Словно в море на корабле

попали в качку небольшую*

При виде его бесчисленных татуировок руками хотелось обхватить голову и качать ею в такт своему стремительно развивающемуся в его обществе безумию. От лишённых какого-либо здравого смысла тату в интимных местах ладонь сама прижималась к алеющему стыдливым румянцем лицу в известном жесте «рукалицо». Он до неприличия прилично пугал меня, выводил из себя и просто издевался. Когда он открывал рот, оттуда рекой лились отборные ругательства вперемешку со словами, значения которых я не знала, а узнав приходила в недоумение, поражаясь, зачем портить великий и могучий язык глупыми переделками и заимствованиями. Если только, чтобы составить новый секретный язык, чтобы цивилизованные люди не могли понять его с друзьями, и спасти от деградации. Его брюки, свисавшие на половину пятой точки, не скрывающие нижнего белья, наличие которого не могло не радовать, хотелось подтянуть и закрепить ремнём, предварительно отшлёпав по мягкому месту. А в его широкие футболки можно было кутаться ночами вместо одеяла.

А ещё он был чутким и в океане его нежности можно было захлебнуться, но он бы никогда не позволил утонуть. Его голос был пропитан бархатом, а запах потом, но не таким, который ударяет в нос, и можно потерять сознание от интоксикации, а слабо-приятным, кружащим голову. Этот человек всегда был в движении, но и душ принимать любил, поэтому к естественному запаху тела вкупе шёл аромат терпкого мужского геля для душа. Его широкие плечи и крепкие руки со сбитыми костяшками умело обнимали, заставляя представлять себя в безопасном коконе, защищённой от мирской суеты. Он умело подбирал слова и складывал их в строки, выражая так свои чувства.

Этот человек стал моим райским даром и проклятием. Моим искушением, которое как райский плод не следовало кусать, но я, последовав по проторенной дорожке первых земных обывателей, сделала самую большую в своей жизни глупость и испробовала плод. А плод, в свою очередь, съел весь мой мозг.

Я подозревала, что встрече нашей предшествовало событие, случившееся на первом курсе. Кто-то бы назвал это фатумом, а кто-то бредом больной фантазии тётки Судьбы. Но одно точно было правдой – позже я встретила свою половину, но она скрывалась под маской, а мне предстояло разгадать, был ли этой половиной мой дружок из самого ада – заносчивый "танцующий бог", или его полная противоположность – добродушный и порядочный, бесподобный рэп-идол миллионов. Разгадать и никогда его не отпускать.

*Игорь Иванов «Ну, что тебя так тянет танцевать?!» (автор Давид Тухманов)

1

Это был первый курс, начало года, и меня чудом угораздило согласиться на уговоры человека, которого я и неделю не знала. Молодо-зелено, что уж там.

Студентка-хорошистка первого курса Архитектурной Академии, с самыми обычными именем и фамилией Елена Матвеева была замечена очаровательной одногруппницей, которая была само красивой на курсе, а может во всём университете. Я видела её на первом собрании, и знала по вмиг распространившимся слухам, что мальчишки у её ног штабелями укладывались. За что мне выпала честь стать её подругой, я и не знала. «Божья кара, - хмыкал мой внутренний голос, но тут же исправлялся: - провидение».

Мы были разными от слова «совсем». Я на её фоне словно «Окушка» рядом с «Порше», хотя не совсем так, скорее, как если сравнить корзину для мусора с корзиной из элитного супермаркета, но это уже перебор. Так что поменяем «Оку» на маленькую, невзрачную «Дэу-Матиз» (никогда мне она не нравилась). Не слишком красивая, не слишком умная, не слишком габаритная, сплошное «не слишком». Что машинка, что я. Когда подруга – идеальна: и фигура точеная, и всё при ней.

Тёмные волосы длиною до середины лопаток, большие кукольные глаза цвета горячего шоколада, упругие безупречные формы, стройный стан, красивые руки, не знающие труда, загорелая бархатная кожа – вот и весь её образ, к тому же стоит добавить к этому туфли на высоких каблуках, откровенные наряды обязательно дизайнерского производства и прочие аксессуары.

В первый же день учёбы она, войдя в аудиторию, окинула группу удручённым взглядом, пропустив мимо ушей восхищённые вздохи парней и презрительно сморщенные лица девушек, а затем уверенной походкой направилась к моей парте. Это было не единственное свободное место в помещении, но она сама его выбрала. Запретить ей садиться рядом с собой я не могла, да и не хотела, даже была немного счастлива, что рядом с моей тушкой паркуется нечто превосходное.

- Я Леся Радуга, – протянула она мне ладошку, открыто улыбаясь.

- Лена Матвеева, – я пожала ей руку и улыбнулась в ответ, удивляясь, как быстро она сменила маску брезгливого равнодушия.

Леся села за парту, повернулась ко мне всем корпусом и с тем же сияющим выражением на лице предложила:

- Давай дружить!

Её слова покорили моё бедное сердечко, которое никогда не имело подруги. Подруги, которая верный друг и сестра, которая хоть и не рада твоему звонку в три часа ночи или пять утра, всё равно выслушает и поможет, которая может наговорить кучу гадостей, но без задних мыслей, а лишь в меру своего болтливого языка и то для поднятия духа, которая рассказывает тебе свои секреты, а ты делишься с ней своими. Именно такой подругой и стала впоследствии Леся. На тот момент я её ещё не знала, и в дружбе тоже не нуждалась, но отталкивать её не хотелось, да и что таить, её фраза «Давай дружить!» крутилась в моей голове как на повторе. Как я узнала позже, у Леси тоже подруг не было. Лишь окружение, которое за глаза косточки перемывало, а её от таких личностей тошнит.

- Давай.

Словно в садике два ребёнка. Будешь со мной дружить? Буду! И всё – навеки друзья. Не могу предугадать, как долго продлится наша дружба, но вариант вечность меня устраивает.

Мы сдружились, и почти везде таскались вместе, разве что, когда я шла в библиотеку, Леся предпочитала провести время в кафе с поклонником. Иногда она и меня уговаривала пойти с ней «поесть на халяву». К этими многочисленными поклонниками у неё разговор был короткий.

На правах моей лучшей подруги она считала своим священным долгом учить меня уму разуму. В собственном понимании. Она утверждала, что одеваюсь я плохо, говорю тихо, волосы мои покоятся с миром, морщусь всегда не к месту и так далее, и тому подобное. Своими нелестными замечаниями она желала мне только добра.

- Опять ты волосы в крысиный хвостик собрала. Дохленький, фу, – скривила она рожицу.

- Так удобно, – моя невозмутимость не знает границ.

- Удобно – не значит красиво. Ты видела мои самые любимые туфли?

Я кивнула.

- А знаешь, почему они любимые? – продолжила Леся. – Потому что высота каблука четырнадцать сантиметров. Думаешь, это удобно? Нет! Они жутко жмут и пальцы после них как после мясорубки. Но мои ноги в них великолепны…

Чтобы я лично удостоверилась в этом, она вытащила из глубины шкафа эти легендарные шпильки и примерила их. Действительно, смотрятся потрясающе. Она прошлась вдоль комнаты, как знаменитый крейсер «Аврора» – упорно вперёд и, покачиваясь на волнах, то есть плавно вихляя бёдрами, словно по подиуму, до двери и обратно.

- Супер, – выдала я ей комплимент. – Ты звезда!

Она любит, когда все вокруг восхищаются ею, а я люблю говорить правду.

- Вот видишь!

- Что вижу?

Если она хотела своим примером заставить меня надеть шпильки, то зря старается. Спасибо, нет. Я навернусь на них при первом шаге, а если очень повезёт, то на втором. Я немного неуклюжа, а переломов конечностей мне не нужно.

- И что мне с тобой прикажешь делать?! – искренне вздохнула кареглазая подруга, выпучив глаза. – Не видит она ничего. А все остальные видят! И знаешь, что? Нет, конечно же, не знаешь. А они, могучие зрячие человеки, видят… достоинства! Их надо подчёркивать. Например, мои ноги. В сущности – ничего особенного, – она изящно вытянула передо мной одну из своих «самых обыкновенных» ног от ушей, – у миллионов девушек есть такие же. Но! Не каждая из этих лохундр сможет их продемонстрировать так же восхитительно, как я. Реклама – двигатель прогресса!

2

Июль. Наше время

Кто сказал, что пять часов в автобусе в неподвижном сидячем положении – это адское времяпровождение? Ах, да! Это же я, каюсь, грешна. Но против фактов не попрёшь, как сказала бы Радуга. Большой, просторный «Хёндай» с кондиционером, с регулирующимися сидениями – очевидные плюсы, которые были нагло сведены в минусы количеством пассажиров, этой оравой студентов, понатыкавшимися как кильки в бочку, норовящую лопнуть, которым, как и мне родимой, понадобилось ехать домой в другой город именно сейчас, после полного завершения сессии. Здесь ключевое слово «полного», то есть окончательнейшего. Да, домой едут обычно после её завершения, всё правильно. Но я, к примеру, как истинный студент (горжусь собой, хотя, собственно, нечем, да и вообще к слову сказано, ведь раньше со мною такого не было), осталась на допку, благополучно не сдав с первого раза самый ужасный предмет на свете – философию. Не скажу, что я ботаник, даже быть таковым никогда не стремилась, но обычно до допсессии дело не доходило, всё-таки я уважаю свою свободу и тратить свободное время на учёбу не в числе моих правил.

Хотя у меня ведь даже и правил, как таковых, нет – просто живу моментом, балансирую на пике своей студенческой беспечности. Вот и добалансировала… А стоило-то просто взять себя в руки и сказать «нет», жёсткое-прежёсткое «нет» самой себе, которое пресекло бы мои ночные посиделки с книжками у светильника (недостойная замена камина), возможно, даже заставило бы вставать в субботу к восьми утра и приходить на злосчастную практику, дабы мозолить глаза преподавателю своим сонным лицом. А ещё я вполне могла бы сдавать вовремя рефераты, и не опоздать на контрольное тестирование и получить автомат. Ах, если бы, ах, если бы, не жизнь была б, а песня бы… Слишком много «если» и «бы». Стоило быть более ответственной, вот и всё. Именно это я и пообещала себе сразу, как только окончательно пришла в себя после казуса на экзамене.

В то утро, проснувшись от ароматного запаха кофе (есть небольшая слабость к оному), сладко потянувшись, в голове на тот момент было лишь одно желание, схватить кружку. Приоткрыв глаза до узких щёлок и узрев манящий объект, я вцепилась в приятно обжигающие бока кружки обеими руками и подтянула к лицу, чтобы насладиться ароматом в полной мере, сделать глоток. Но стоило мне окончательно раскрыть глаза, нехотя отрываясь от состояния сладкой дрёмы, я обнаружила, что моё помятое (явно красное от того, что лежало на сложенных локтях – а как ещё спят в аудитории?) личико лицезреет философ, Анатолий Максимович Полипов, а в руках он держит ту самую чашку кофе. Нахмурившись, я продолжила телодвижения в сторону живительного эликсира и мне даже сложно представить, что увидел Анатолий Максимович в моём взгляде, но отшатнувшись, он вылил всё содержимое чашки себе на белоснежную рубашку.

Я признаю свою вину, но он сам не далёкого ума оказался. Ладно я просто уснула, а вот он-то чего свой кофе под нос нерадивой студентке подсунуть решил? Как же безопасность, и всё такое? Как метод пробуждения любимой девушки после сладкой ночи, проведённой вместе, – это шикарный ход. У нас немного другая история, от слова «совсем». К тому же, утро – не моё время суток. Считаю, было несколько опрометчиво со стороны деканата, назначать экзамен в такую рань. Лично я зомби напоминаю с утречка. Меня может разбудить только контрастный душ, и то, если прямо в постель. Дорогой преподаватель об этом не знал, могу добавить в его оправдание. Но как человек с высшим образованием, мог сделать выводы, ведь целый семестр терпел постоянные опоздания и прогулы, чаще, конечно, второе, но это сути не меняет. Утро – оно на то и утро, чтобы спать, видеть сладкие сны, сопеть в две дырочки от наслаждения, а не для мучительных умственных кульбитов.

Конечно же, он, мой дорогой облитый старший товарищ, этого даже не подозревал, потому как на его серьёзном, подёрнутом слащавой ироничной улыбке лице стало вырисовываться очень даже яростное выражение. Говорить «стало вырисовываться» – несколько неправильно в этой ситуации, на самом деле, оно нарисовалось в одно мгновение, но для меня всё ещё пребывающей в состоянии «вот приснится же такое», всё происходило именно так. За яростным выражением последовал откровенный стриптиз, сопровождающийся расстёгиванием пуговиц на рубашке (видимо кофе был обжигающе горяч), в моём мозгу даже мелодия всплыла, медленная, вполне для этого подходящая, которая оборвалась благим матом из уст интеллигентного Анатолия Максимовича:

- Ах, ты ж @Нецензурная речь@ зар… – оборвался крик негодующего.

Кажется, он сам был в шоке от того, что его статус а-ля «я строг, но адекватен», который он поддерживал в течение своей вот уже десятилетней практики, пошатнулся. Так он и стоял, держа в правой руке рубашку, обнажив торс, где перекатывались мышцы, в подтверждение ещё не испарившейся злости на меня и на ситуацию в целом, так как в его планах было лишь разбудить обалдевшую студентку, заснувшую после прошедших пятнадцати минут с начала экзамена, выманив её из страны грёз ароматом кофе, а затем всеобще пристыдить. И у него получилось, первый пункт точно.

Правда, пробудилось лишь тело, а вот мозг всё ещё оставался в глухой несознанке. А девушка я, сказать к слову, с богатой фантазией – даёт о себе знать многолетний опыт чтения романов. Бывало пару раз, что я приходила на его пары в субботу, но это не спасало меня от того, что глаза слипались под бархатный баритон философа, и последнее, что обычно я наблюдала – это его фигура, вполне недурная, очень даже в моём вкусе, вот и сны мне снились соответствующие, включающие его соблазнительную фигуру, сопровождаемую восхитительным голосом.

А дальше всё просто – меня будил тычок в бок от моей подружки Леси. Поэтому я ни разу не доходила до момента, где мои руки касаются манящее тело. Сейчас Леськи под боком не было, её препод усадил за тысячу парт назад, далеко от меня и вообще ото всех, так как она признанный, известный по всему универу ботаник, как считали абсолютно все. Я единственная знала тайну, покрытую мраком, под «мраком» подразумеваются тонны шпор, километры кабелей от коммутирующих устройств, гигабайты флэш-памяти.

3

Дома меня действительно ждал сюрприз. Я себе такого и вообразить не могла, хотя с фантазией у меня всё окей. Этот сюрприз включал в себя папиного брата дядю Макса и трёх его чад, двойняшек, как и я с Егором, Соню и Стаса, и ещё одно милое создание по имени Арсений, которого все зовут Сеней. У нас семья, вообще, очень интересная в плане генетики. С папиной стороны рождаются лишь двойняшки: брат и сестра, причём через поколение. То есть мама папы, бабушка Рада, имела двойняшку по имени Родион, который до столь достопочтенных лет не дожил, я его не видела никогда, но о существовании знала. Зато ни мой папочка, ни дядя Макс сестрёнок-двойняшек не имеют, родившись интервалом в несколько лет. А вот их дети, мы, очень даже имеем. Зато наши детишки будут одиночками.

Есть ещё одна генетическая предрасположенность. На этот раз касающаяся лишь мужской линии. Наших пап, дедушек, прадедушек, пра-прадедушек и т.д. и т.п., всех, короче, бросают жены, оставляя детей на их шее. Так что наши папы – они одновременно и мамы. Сколь бы каждый из них не верил в то, что именно ему суждено разрушить древнее проклятие (а что это может быть, как не проклятие?), пока это не удавалось никому. Наша мама умерла при родах, вызвавших осложнения, а папа так и не женился вновь. Дядю Макса жена бросила, когда Соне и Стасу было по шесть лет. Мамы они не помнят.

Нам с Егором тогда было по восемь лет, когда дядя Максим со скорбным выражением лица, которого до этого ни разу не видел не один из нас, считая дядю самым позитивным человеком на планете, приехал к нам с сонными детишками на руках. Они с отцом тихо переговорили на кухне, пока мы укладывали малышек спать в свои кровати. На следующий день с утра папа заявил, что они переезжают к нам. Вопросов «А почему? Надолго?» с нашей стороны не последовало, за что оба были благодарны, так как объяснять таким мелюзгам, как мы, о превратностях судьбы им было не с руки.

Тогда у нас была крохотная двухкомнатная квартира – для трёх человек в самый раз, но для шести-персонажной семьи она была скромновата. Поэтому дядя Максим продал свою квартиру и выкупил трёхкомнатную у наших соседей. Объединив обе квартиры, получилась огромная, как футбольное поле, пятикомнатная квартира. Папа всё перестроил, объединив оба туалета в один и также обе ванные комнаты. Я жила в комнате с Соней, а Егор со Стасом. Родители заняли каждый по комнате. Ещё оставался шикарный зал, получившийся смешением зала из трёхкомнатной квартиры и одной из кухонь, – нейтральная территория, и малюсенькая кухня, которая, несмотря на свои крохотные размеры, была и остаётся любимым местом сборища всего семейства.

Правда, долго жить совместно нам не пришлось. Дядя Макс снова женился, переехал с детьми, затем развёлся, опять заселился к нам. Женился в третий раз, а вот на днях его опять оставила жена. А значит, он вернулся. Дядя Макс так и не вынес никаких выводов из своих браков-разводов, продолжая оступаться и делать ошибки. Хотя Сеню, подарок от второй жены, убежавшей за границу, ошибкой никто не считал. И неважно, что Максим не является ему биологическим отцом, он его признал как собственного сына, а остальное не имеет значения. А фамилия у него теперь двойная Старинов-Матвеев. И с тех пор в нашей семье появился рыжий бесёнок, тоже имевший веснушки, как и я, но мои веснушки, по сравнению с его, – жалкий плагиат. Настолько он ослепляет, а когда улыбнётся, кажется, что само солнце заглянуло в открытые окна.

Когда мы были детьми, то любили нянчиться с детишками дяди, играли с ними. Постепенно, взрослея, начали ссориться из-за всяких пустяков, типа включённого ночью компьютера, пользования интернета, музыкальных предпочтений, уборки…

Если я спокойно могла сказать Егору, когда он слушал свой любимый рэп «Фу, не песни, а сплошной гонор, как это можно слушать?», он лишь спокойно ухмылялся, не воспринимая мои слова как личное оскорбление. Такой же заядлой любительницей хип-хопа Сонечке подобная фраза воспринималась только в штыки, и даже была поводом повысить звук в колонках. Брошенные вскользь замечания Егора Стасу по поводу разбросанных по комнате шмоток, расклеенных по стенам распечаток с жизненно-важными паролями к всевозможным компьютерным играм и всеобщего беспорядка воспринимались им так же, как и мои Соней. Зато между мной и Стасом, а также между Егором и Соней соблюдался негласный нейтралитет. Возможно, дело в том, что мы сожительствовали с ними, а сожитель сожителю враг. Хотя с Леськой таких проблем нет. С ней вообще проблем нет. Вечерами она гуляет с парнями, ночами торчит в клубах, а я либо вместе с ней отсутствую, либо присутствую одна. Одним словом, идиллия.

У нас, среди детей, мир восстанавливался после того, как оппоненты съезжали. Тогда они приходили в гости, либо мы приходили к ним и были самыми лучшими друзьями на свете. Съезжаясь обратно, мы переходили к военным действиям. Обстановку обычно разряжал Сеня, бегая повсюду за нами, пытаясь влиться в семью, хотя его сразу приняли как родного. Что такое, когда мама исчезает из твоей жизни, знает каждый из нас. Даже ссорились, кто будет читать ему сказку на ночь. В конце концов, так и не решив, кто будет счастливчиком, мы всей оравой заваливались в комнату к мальчишкам (в ней установили дополнительную кровать) и перебивая друг друга, смешивая сказки Андерсена со сказками братьев Гримм, «Тысячей и одной ночью», Айболитом, Бармалеем и Тараканищем из сказок Чуковского, а в довершении всего приправляя полученное русским народным фольклором в виде сказок, басен и частушек, устраивали ему представление в лицах. Обычно, к полуночи в наши апартаменты вваливался дядя Макс и выпроваживал всех к себе по комнатам, а благодарный Сеня наконец-то мог заснуть.

К слову о наших меж-брато-сестринских баталиях, сейчас я считала себя взрослым человеком, намученным небольшим жизненным опытом. А как иначе? Два года в общаге – это вам не хухры-мухры. В любом конфликте можно прийти к компромиссу. Это стало моим жизненным кредо. И появился отличный повод для закалки характера, проверки его на прочность.

4

Наша квартира представляет собой огромную жилплощадь в целом, но каждая комната в отдельности довольно мала. В комнате, на двери которой висит табличка, загадочно гласящая: «Welcome! И тогда тебя тут ждёт долгая и мучительная смерть…», жили я и сестрёнка, обладающая чёрным юмором. Но входить в нашу комнату всё равно опасно, рискуешь наткнуться на озверевшего подростка, пребывающего в переходном возрасте, который продолжается у неё уже с пятого класса, в виде моей младшей сестрёнки, а не меня, конечно же.

Но вообще, комната довольно милая, стильная. По бокам вдоль обеих стен стоят кровати, дверь расположена посередине комнаты, напротив неё – окно, летом всегда распахнутое настежь, свежий воздух люблю и я, и Соня. Обои в нашей комнате светло-розового цвета.

Это была папина задумка, он дизайнер интерьера. У него есть прорва поклонниц, что и неудивительно, ведь папа – эталон красоты. И имя у него очень красивое – Родион, в честь бабулиного брата. Своё полное имя он не очень любит, поэтому все зовут его Род, но уменьшительно-ласкательное Родя ненавидит ещё больше полного. Он высокий, темноволосый. Телосложение спортивное, занимается в тренажёрном зале, любит совершать пробежки по утрам. Его тёмного цвета глаза обрамлены густыми длинными чёрными ресницами, любая девушка обзавидуется. А когда мы гуляем по улице, что бывает раз в тысячу лет, он собирает все восхищённые взгляды, я же ловлю остальные, презрительные и завистливые. Эти курицы и не догадываются, что он – мой папа. Вот она и причина нечастых прогулок.

А ещё, папа очень много времени проводит в командировках. Он разъезжает по городам и фонтанирует дизайнерскими заморочками, а между делом, здорово проводит время в клубах с дамами. Нам, детям, об этом знать не полагалось. Но его дамы об этом не знали, поэтому после отъезда любимого звонили ему домой или даже приходили в гости. А увидев целую семью, узнав, что Род является отцом огромного семейства, к которому, в порыве избавления от дамы сердца и отчасти стыда перед нами приписывал и Соню со Стасом, а также «бедняжку бывшего бомжару-дегенерата» дядю Максима, которого он, якобы усыновил.

Бедные женщины падали в обмороки, более крепкие духом, обещались позвонить в психушку, а некоторые молча покидали нашу квартиру. Но ни одна не вернулась. Папа страдал. Но героически слёз не показывал и был всегда весел духом, а через несколько дней уезжал в новую командировку, и история повторялась. Прежними оставалась лишь мы. Не то, чтобы кто-то из нас нуждался в постоянном отцовском контроле, просто хотелось быть для него большим, чем просто ожидающие дома детишки. Нет, он ни разу не грубил детям и не был с нами суров. Он во всех отношениях идеальный, грешит только длинными обстоятельными монологами, «занудством» сказал бы Макс. И всё же мы выросли «под контролем» дяди Максима, как он считает. Хотя, если сравнивать с папой, дядя Макс всегда был рядом, он отводил нас в первый класс, отвозил в больницу Егора после его первой драки, забирал нас нетрезвых домой после выпускного, делая это неуклюже и даже по-детски. Папа же оставался сторонним наблюдателем. И всё же признавать, что как отец он не состоялся, папочка отрицал.

У папы был вкус на женщин, и вкус вообще. Поэтому он не стал спрашивать нашего мнения, когда решил, что девочки будут в диком восторге от размаха, а по-моему буйства, его фантазии. Мы и были. В диком…но нет, не восторге. Сначала было лёгкое состояние шока от увиденного, но не прошло и доли секунды, как сестрёнка завопила от негодования.

Я её с радостью поддержала, потому что я ненавижу розовый цвет. Но папочка этого запомнить никак не может. С самых пелёнок, покупая мне оные, он наивно предполагал, что все девчонки в восторге от одежды розового цвета. Все игрушки детства имели что-то розовое в своём исполнении, например, кукла Барби была розововолосая, а игрушечная качалка пони имела ярко розовый поводок; в первом классе, когда все девочки пошли на первую в жизни линейку с белыми бантами, мой папуля подарил мне нежно-розовые, ещё и с полчаса крутился вокруг меня цепляя их, а затем всучил в руки розовый портфель, предварительно запихнув туда пенал, тетради, «Букварь». Всё, кроме последнего, было того самого злополучного цвета. Вся одежда, которую покупал папа, тоже была розового цвета. Я предполагала, что он меня преследует. В смысле, розовый цвет. Но тогда я была малышкой и мало что понимала. Сейчас, когда выросла, можно же было элементарно спросить моего мнения. Хотя иначе сюрприз бы не получился.

Хоть папа и начудил в нашей комнате, остальные комнаты были сделаны по высшему классу, но больше всего поражал зал: как размерами, так и обстоятельностью. Двери раскрывались как створки шкафа, а затем шли ступени вверх где-то на метр, благо, потолки в доме высокие. Ступени выполнены из темного дерева, как и весь пол. В центре комнаты папа устроил водоём. Бассейном его не назовешь – его дно застлано камнями, песком, там посажены водоросли, плавают рыбки, улитки. По краям стен выложена земля и высажены растения – карликовые деревья, цветы. Окна теперь находились почти на уровне пола, но подоконники оставались такими же широкими.

Выход на балкон представлял собой некое подобие пещеры, но внутри он был оформлен очень по-цветочному. Папа хотел превратить его в очередной шедевр, но местный совет ветеранов словесной войны под кодовым названием «Сплетня» не поленился и собрал нужное количество подписей от жителей всего двора, утверждая, что эксцентричный балкон будет портить вид района. Так что обошлись без изысков: балкон решили не остеклять, а летом на эту открытую веранду выставляли огромные вазоны с цветами и неизменное кресло-качалку. Уже осенью все цветы расставлялись в зале, а пустующий балкон покрывали занесенные ветром редкие листочки различных окрасок, зимой же – слой пушистого снега. Макс, конечно, вечно жаловался и просил застеклить балкон, мотивирую это тем, что ему негде хранить некоторую часть своих рукописей, но папа был твёрд в своём решении, к тому же у дяди в комнате был свой, а то, что он решил использовать его под «мусор», так это проблемы самого Максима.

5

Ложиться обратно в постель уже не хотелось. Сомневаюсь, что я усну после такой перенасыщенной ночи. Или даже утра, ведь летом в это время уже светает. Я решила пройтись по парку, покормить уточек, конечно, если они не спят и будут голодны. В это время суток, всё живое по определению (моему собственному) должно спать. Так что, даже если не найду их, хотя бы свежим воздухом подышу, может он выветрит из моей головы остатки сумасбродства соседей. Да, соседи у нас именно что сумасшедшие, уровень их шариков, заехавших за ролики, даже больше, чем у моей родни.

Так что взяв денег на хлеб для уточек, я отправилась на прогулку. Сквер находился не очень далеко от дома, в получасе ходьбы. Сколько себя помню, он всегда был в городе – неудивительно, что в нём росли высокие деревья, преимущественно берёзы и липы, хотя встречались и ели, тополя, также кустарники. За все эти годы парк был неизменен – главная асфальтированная дорожка по центру, ведущая к пруду, также круговая, более узкая, вдоль внешней его ограды. Несмотря на наличие данных дорожек, по всей территории проложено несметное количество тропок, это всё – человеческий фактор, желание сократить путь у нас, вечно спешащих, в крови. Но я люблю именно эти тропинки, прохаживаясь по ним, ощущаешь себя словно в лесу. Конечно, сравнивать парк и лес глупо и даже нереально, но закрыв глаза, вдохнув аромат деревьев, заставив сознание отключиться от отдалённых шумов, глухо проникающих вглубь сквера, я начинала фантазировать, представляя себя в другом месте, где не слышно автомобильных клаксонов.

Дойдя до парка, настало самое время удивиться произошедшим переменам. Наш город никогда не был маленьким, но всё же здесь, в парке, народу обычно было раза в четыре меньше. Хотя я ведь никогда не бывала здесь в такую рань. Ещё бы рассвет пришла сюда встречать. Но нет, раньше на территории парка не стояли тележки с горячими сосисками, пирожками, чаем, водой, мороженным, что в принципе, не так удивляет, как то, что они работают в эту несусветную рань. Раньше здесь не бегали толпами любители утренних пробежек. Раньше велосипедисты выбирали иное время для наворачивания кругов, да и их количество было в значительной мере меньше. Ума не приложу, откуда вдруг проснулась общественная любовь к паркам. Раньше здесь не гуляли несметные полчища собаководов. Несметные. Именно это прилагательное меня напугало, собак я побаивалась, то есть до ужаса боялась.

Обычно, завидев впереди оную, я на другую улицу перебегала, лишь бы не наткнуться на «злобно скалящую пасть» животину. Стыдно признаться, но собак я представляю именно такими. Даже самых малюсеньких пекинесов. Но размер не показатель, например, тявкающий пекинес способен всю душу из меня вытрясти, в то время как молча поедающий меня глазами ротвейлер по сравнению с ним кажется милым. То есть терпимым.

И кто меня за язык тянул? Говорят, помяни чёрта всуе, и он появится. Перед моим взором тут же предстал обозначенный ранее, а именно молча поедающий меня глазами ротвейлер. Без намордника и не на поводке!

Рядом стоящий с растерянным видом хозяин, негромко удивлялся, как это его Пушистик отвязался. Хватило же ума назвать так сильно короткошёрстое исчадие ада, я думала, такое только девушке может в голову прийти, но не взрослому дяде, чей возраст уже близок к порогу пенсионерства, о чём свидетельствует зарождающаяся лысина и лупы советских времён.

Лично я не думала, что пёс «отвязался», я подозревала, он просто на просто перегрыз поводок. С таким-то зубищами. Клыкастенький. Не осознавая того, я лишь нагнетала на себя страху. А если бы понимала, то с удовольствием взяла свои слова обратно и даже с радостью бы их проглотила.

Скалящееся существо казалось опасным мне, но не добродушного вида мужчине в очочках, неуклюже вертящемуся вокруг своей оси в поисках ошейника, адская псина скинула с себя ошейник, о Боже. Иначе стал бы он укорять в моих глазах Годзиллу, а в своих домашнего кролика, словами типа «охламон», «растеряша» и «пупсичек»?

Самое время падать в обморок. Я чувствовала, адское создание, сбежавшее из царства Аида, готово на меня наброситься. Если зажмуриться, то появится шанс разорвать зрительный контакт, который мгновенно наладился между нами и всё не прекращался. Но я не могла отвести глаз, читая мысли животного, живо представляя картины того, как клыкастое создание вгрызётся мне в шею, прокусит жизненно-необходимые артерии и, войдя во вкус, выпотрошит меня! Собака поморщилась (я и не знала, что они умеют, но выглядит ещё более устрашающе, тем более на фоне рваного уха, вероятно, он драчун), но тёмно-карие глаза продолжали меня гипнотизировать.

И тут я решила убежать. Не дожидаясь дальнейших намёков от оппонента, я развернулась и со всей дури бросилась наутёк, не разбирая дороги, я понеслась сквозь городскую лесопосадку, мечтая лишь об одном – выбраться оттуда и спастись. Ветки били по лицу, под ноги попадались различные преграды, даже не знаю, что конкретно, то ли корни, то ли пустые банки из-под напитков или упаковки от чипсов, нещадно разбросанные местной молодёжью. Меня это не особо волновало, потому что следом, а я уверена в этом на все сто, даже двести или, что уж мелочиться, миллиард процентов, за мною неслась разъярённая псина. Очень хочется верить, что это не я виновна в её паршивом настроении, но почему-то отдуваться приходиться как раз моей тушке, которая в жизни не пробежала больше километра, увы, в школьной программе пробежек на более длинные дистанции не предусмотрено. И вот он – тот самый счастливый день, о котором много раз упоминал наш физрук, когда я жалею об этом. Но это не поможет исправить ситуацию, в которую я вляпалась не по своей вине. Дёрнуло меня вообще побежать, и чем дальше, тем сложнее, дыхание уже затруднилось, и в боку начинало колоть.

6

Первым делом на повестке дня – завтрак. Но перед тем как двинуть на кухню я зашла к себе, чтобы вложить цветочек в книжку. Будет обидно, если он завянет, а поставив в вазу, я обеспечу ему именно такую нереспектабельную будущность. Мне приятно было бы сохранить его. И, конечно же, я буду ждать звонка Артёма. Очень буду…

Поразительно, но мальчишки соизволили появиться на кухне лишь ближе к обеду, вместе со мною. Когда мы втроём пытались сдерживать натиск напирающих соседушек, а также вызволить вон Агриппину, они мирно дрыхли в своих кроватях и в ус не дули. Нет, ну надо же.

- Проснулись, неужели? – Соня беспардонна, впрочем, как обычно.

- И хотели бы услышать «доброе утро», – Егор в своём обыкновении пытлся быть милым.

- Доброе утро! – мрачно возвестил свой приход Стас, сверкая очками.

Интересно, а чем он всю ночь занимался? Вероятно, не спал, вон глазища какие красные. Опять всю ночь рубился во «что-то там». И скорее всего в наушниках, а значит, не слышал ночного гомона. Егор помахал ему. Я пожелала доброго утра в ответ.

- Кажется, наш красавчик-братик не ночевал дома! – озвучила свои догадки Соня.

- Я ночевал! – искреннее возмущение в голосе Стасика вызвало улыбки, ведь она обращалась к Егору.

- А я нет, – не стал он отпираться.

- Почему? – робко спросила я.

Не то чтобы я была против его гулянок и возвращений под утро. Я никогда его не осуждала и всячески поддерживала, и всё же как-то не по себе от осознания того, что ему гораздо интереснее проводить время вне дома со своими друзьями и подругами. Егор не заметил того, что я расстроена этим фактом.

- Секрет, – хитро и чересчур бодрым голосом ответил он, делая себе кофе.

Больно надо было. Не хочется – и не рассказывай! Но вот от домашних обязанностей вам, братишки, не убежать.

- А нам кушать хочется… – протянула Соня.

- Не кушать, а есть, – поправил её Стас.

- Все равно хочется… – продолжила атаку сестрёнка, прицельно ткнув меня локтем, мол, давай, помогай.

- Кхм, и я бы не отказалась перекусить.

- Девчонки, а может на диету сядете? – рискованное предложение, Егорка.

- Считаешь, нам пора худеть? – мгновенно вскинулась мелкая.

- Нет, что ты! Просто разгрузочный день, кефирчик или минералка, я читал, это полезно.

- Оу, ну тогда понятно. Ничего страшного, – тон её голоса стал «слишком» приторным. – Устроим разгрузочный день для всей семьи.

Вредная девчонка вскочила, ловко выхватила из рук оторопевшего Егора чашку свежеприготовленный кофе и вылила содержимое в раковину. Брат не успел возмутиться. Он решил сменить тактику, предлагая варианты от противного. Мелкая месть.

- Я подумал. Хорошо подумал. И решил, – пауза, – что кефир – это слишком брутально. Обойдёмся яичницей.

- Мы и так каждый день этим питаемся. Уже две недели, как ты приехал.

Так мне ещё повезло, что меня все это время не было здесь. Две недели яичницы звучит намного страшнее суток кефира. Я не люблю эту пищу. Она совершенно не усваивается моим организмом.

- Окей, тогда альтернативный вариант – макароны! – как бы он не пытался произнести фразу с запалом, никого не впечатлило.

- Макароны я и сама отварить смогу, – вклинилась я в разговор. – А что тут сложного? Набрать в кастрюлю воды, добавить макарошек и варить. Ах, да, ещё посолить нужно не забыть.

Троица переглянулась и, не сговариваясь, состряпала на лицах выразительное сомнение.

- Полагаю, мне стоит выразить своё мнение, – начал вступительную речь Стас. – Например, лично я бы предпочёл день на кефире. – А слаженный хор его поддержал, выражая всю нелюбовь к моим кулинарным навыкам:

- И я.

- И я.

- И я, – Сеня тоже нарисовался здесь. У него дар папарацци. Чувствую, в скором времени в сети ожидается новое видео под названием «моя семейка чудит по новой», хотя никаких предпосылок не наблюдалось в данный момент.

Троекратное «и я» прозвучало с извиняющимися интонациями, но сути не меняло.

- Понимаешь, сестрёнка, твои кулинарные шедевры – это что-то с чем-то. Ты вспомни, что получилось в прошлый раз, – Егор начал рыться в ящиках в поисках кастрюли.

Видимо решил, что лучше всего задобрить меня едой. Ему ли не знать мои слабые стороны. Зная себя, с уверенностью могу сообщить, что ему это удастся. Хотя напоминать мне о собственных неудачах очень некрасиво с его стороны. В моей памяти прекрасно сохранились воспоминания о пересоленной каше весьма сомнительного вида и отвратительной на вкус. И не только в моей памяти. Такое не забывается. Открою секрет, изначально задумывалась не каша. Но слипшиеся в последней инстанции макаронные изделия, которые после неудачного кипячения превратились в комок склеенной массы, щедро залитые маслом, получилось загримировать только под неё. Не знаю, в чём был мой промах. Возможно, необходимо было дождаться, когда вода закипит, и только затем добавлять макароны, а возможно три ложки соли с горкой – это немного многовато или же варить надо было менее часа. Не знаю, но определённо – готовка, это не моё.

7

Наконец-то оказавшись одна в комнате, я облегчённо выдохнула и принялась искать вместительную сумку, чтобы сбежать на некоторое время из дома. Перспектива поехать к бабушке, не самая радужная, хотя я и люблю её до безумия, дорожу ею, но её общество частенько оказывается слишком настырным в плане властного отношения к детям и внукам. Есть у неё один бзик, как и у любой особы подобного возраста, – маниакальная озабоченность здоровьем. Ладно бы своим, но стоит приехать к ней в гости, как она начинает усиленно тебя лечить от всевозможных болячек, в большинстве своём, несуществующих, укладывает в постель, делает отвары, компрессы. Одно радует, к ней народ валом валит. Она у нас знахарка, хорошая. Всегда вылечивает, её любят и местные, и приезжие. Никому не отказывает, работая за бесплатно, для души. Бывает обеспокоена любым случаем, даже незначительно больным человеком. Если не её увлечённость работой всей жизни, сейчас я бы была сильно счастлива в предвкушении нашей встречи. Но мне хватало и того, что моё волнение достигло пика взбудораженности по поводу побега. Не найдя в шкафу ничего отдалённо напоминающего сумку, мой взгляд упал на кровать Сони, где покоился коричневый рюкзак с голубыми вставками. Вывалив его содержимое на кровать, я понапихала в него кое-какую одежду, деньги, телефон и выскочила в коридор, нацелившись прямиком в прихожую. Из комнаты мальчишек доносились приглушенные дверью звуки: звонкий, срывающийся альт, периодически прерываемый устрашающим шипением, Леська поймала свою жертву.

Я на цыпочках проскочила мимо и попала в царящий полумрак прихожей. Естественно, не без приключений. Я отбила себе правую ногу, стукнувшись о злосчастную полку с обувью, и пока прыгала на другой ноге, пытаясь не шуметь больше, чем уже успела, отдавила чью-то мягкую конечность, а после чужого болезненного вскрика оказалась облитой вязкой тёплой жидкостью со сладким запахом. И кому пришло в голову шастать по коридору, патрулируя без мигалок и сирен? Я бы поняла, если человек надумал сбежать, это весомая причина, нельзя быть замеченным, но ходить в темноте с полной чашкой противного отвара. Гадко и нечестно по отношению ко мне. Я завалилась на бок, и никто не знает, что бы ещё снесла на своём пути, но сильные руки схватили меня за плечи. Яркий свет, оборвав возмущение «блин, опять кисель заваривать», вспыхнул неожиданно, ослепил уже привыкшие к темноте глаза, которые выцепили силуэт, оказавшийся шипящим Стасиком, который держал в руках чашку таких необъятных размеров, что мне сначала показалось, это тарелка для супа, если бы не ручка сбоку.

- А, дядя Род, здассте, – возмущённое шипение Стаса сменилось на приветствие.

- Привет, ребят. А вы что в темноте, а, Ленок?

Оказалось, что папа, воюя с выключателем, снимал обувь, в это время с чашкой по коридору шествовал мой кузен, и тут появилась я, разбавив компанию. Как знать, чашка могла оказаться на голове папы, но удар на себя приняла я.

Ко мне уже вернулось зрение, а вместе с ним и радость – я давно не видела папу, ужасно соскучилась по нему и кинулась на шею. Бедняга, он пришёл чистенький, красивый, а тут я в киселе, мокрая и неопрятная, использую его в качестве полотенца. Как обычно, это пришло в мою голову через тысячу световых лет, когда было уже поздно о чём-нибудь жалеть. Но отец бы меня никогда не оттолкнул, пусть даже бы у меня выросла вторая голова. Отвратительное было бы зрелище.

- Как дела? Собралась куда? – покосился папа на возвышающийся за моей спиной рюкзак.

- Я? Да нет…

- Это же Сонин, – отметил любитель киселя Стас.

- Сонин. Да, так и есть. Она попросила меня принести ей, – пустилась я в путаную ложь.

Мне не хотелось признаваться в своём неоправданном и неудавшемся побеге, глупом воровстве, выглядело это позорно. Меня бы обсмеяли, а Леська бы к батарее наручниками прицепила, с неё станется, в порядке профилактики, чтобы больше мне подобные идеи в голову не лезли, даже говорить не буду, откуда у неё наручники, но не сомневаюсь, что она не забыла их взять с собою. А как бы мне отомстила сестрёнка за пользование её бесценного имущества и вовсе представить страшно.

Стас указал в направлении ванной комнаты, где пребывала сейчас сестра:

- Интересно, зачем он ей в душе? Наверное, постирать хочет, – съехидничал братишка.

- Точно, постирать, – вот и мой прокол – я не знала, что Соня сейчас в ванной комнате.

О её «любви» к стирке знают все. Чтобы она хотя бы носок замочила? Вот уж враки, любой подтвердит. У неё аллергия на стиральный порошок и хозяйственное мыло, а про отбеливатель я молчу. Лучше бы правду сказала, или хотя бы то, что она мне его одолжила. Но это тоже фантастично. Как впрочем и то, что я бы его ей отнесла. В плане взаимопомощи – мы ноль. Я не против изменить ситуацию, даже пыталась наладить мир между нашими враждующими войсками, вот только все попытки терпят крах ещё на подлёте своих белых крыльев мира, дружбы и жвачки. Попытки канули в лету, и я сейчас пребывала в крайне идиотском положении, пытаясь придумать отговорки. Я продолжила нести чушь:

- Или не стирать, и не знаю я зачем. Может у неё там бельё нижнее лежит-хранится, – я пожала плечами, Стас хрюкнул:

- Трусики или лифчики?

- Всё! – оборвала резко я, заглянула в глаза папе, прося помощи, не в состоянии самой придумать достойный ответ. Он прочёл в них нужное и спас положение:

- А да ну его, этот рюкзак. Я ужинать хочу! Я всю неделю питался бич-пакетами.

8

Проснулись бы лишь к обеду, если бы не бал. Так что вставать пришлось рано под крики моей буйной подруги:

- Рота, подъём! Сегодня важный день! Хватит дрыхнуть, – она пнула лежащую на полу, на матрасе, Соню и стянула меня с кровати на пол. – Я сказала, утро настало. Спать надо было ночью!

- Когда спать? Ты же меня по музеям таскала, – начало было я возмущаться, но Леся не дала закончить.

- Цыц! Музеи – это искусство, а жаловаться, что я тебя к нему приобщаю – позор! Это недостойно порядочной девушки.

- Почему ещё, – зевала я, а Леся, схватив меня за одну руку, а Соню за другую, поволокла в направлении ванны.

- Ммм… Я ещё хочу спать! – возмущалась сестрёнка.

- Саннетт, в твоём возрасте спать вредно. Всю малину проспишь! И в твоём, Ленок, тоже!

Надо же, силачка, дотащила две сопротивляющиеся тушки до ванны и теперь настырно впихивала нас туда. Причём не просто в саму комнату, а конкретно в ванную. Вот если бы я с утра соображала резче, сейчас бы не оказалась вопящей на пару с Соней под сильной струёй холодной воды.

- А-а-а, психопатка! Я тебя убью! – голосила сестра.

- Холодно, перестань, я не сплю уже! – пыталась перекричать её я.

- Так вам и надо, будете мне ещё перечить! Вы вообще соображаете, когда мы всё успеем? Учитываете, что во всех салонах очереди! Всё расписано по минутам… Я уже обзвонила всех. Это просто пипец! И учти, Лен, я буду ругаться! Нефиг на меня смотреть так. Мы в пролёте, курицы.

Она в бессилии уселась на холодный кафель и прикрыла лицо руками, а во мне мгновенно проснулось чувство стыда, что я веду себя с нею так нехорошо. Ведь она же желает мне лишь добра, а я так неблагодарна. Моя злость по поводу холодного душа испарилась, и я соскользнула к подруге, чтобы обнять её и уверить в том, что мне крайне важно всё, что она делает для меня, как бы то ни было мне не нужно, главное, что это важно для неё. А я что, не могу подарить ей один свой вечер? Чушь какая, я только с радостью.

- Лесь, всё получится. Мы всё сможем. А ты нам поможешь, ведь поможешь? – подбадривала я подругу,

- То есть помогу? Да я сама всё сделаю, а то испортите, неформалка и… ты, – не знала, как обозвать меня Леся, ведь, по существу, у меня нет своего стиля. – Придумаю тебе образ, будешь королевой.

- Да, у тебя получится, я уверена.

- Ага, талантище, спасибо за бесплатную помывку, – выбралась из ванной недовольная Соня и, придерживая в руке невесть как в ней оказавшуюся головку душа, направила струю на нас, мстя.

Уборка ванной заняла около часа нашего драгоценного времени. По существу, моего, ведь убирала я одна, а девчонки сидели рядом. Одна на стиральной машине, другая на полу в коридоре и смотрели музыкальные клипы по ноутбуку, который притащила Сонька. Неустанно наперебой комментируя каждую мелочь, вскоре они переключились с попсы на рок, упоминали начавшиеся карнавалы, на любимых Соней хип-хоп исполнителей. Ритмы сменились, пение превратилось в читку. Соня переключилась на аханье-оханье, Леся вслед за ней тоже. Сидят и влюблённо пялятся в монитор.

- А в этом клипе, кстати, танцуют «Фанк Джаззи Бэнд». Смотри, какие очумительные мальчики, – выдохнула сестрёнка.

- Ага, очень даже ничего, особенно тот, в красной кепке, – цепко вычислила самого красивого парня из команды подруга.

- А этот занят, – пресекла мечтания Леськи Соня.

- Меня устроит и тот, что в зелёной футболке…

- Могу познакомить, – подмигнула Соня.

- Ты их знаешь? – вмиг ухватилась Леся.

- Знаю, пересекаемся. Частенько.

- Значит, ты тоже танцуешь? – смекнула подруга.

Как ей это удаётся? Я и понятия не имела об этом. Не мудрено, что до меня новости доходят, лишь облетев весь свет, причём не единожды.

- Так, балуюсь. Скажем, грань моего хобби.

- И что за хобби?

- Музыка.

- Ты в музыкалку ходишь?

- Нет. Тут другое. Впрочем, неважно. Классно он читает, скажи же.

- А он мне даже больше зелёненького нравится. Его ты тоже знаешь? Погоди-ка!.. Это же Оливер Басс! – узнала Леся в исполнителе известного рэпера.

О нём даже я слышала. Его мама русская, а папа англичанин. Поэтому и имя у него заграничное, хотя по-русски он говорит великолепно, мама научила. Но рос он за границей. Ещё в подростковые годы увлёкся хип-хопом, сочинял и музыку, и тексты. Талантливого парня быстро нашёл ушлый продюсер. Сочинял песни парнишка как на языке Пушкина и Достоевского, считая его насыщенным и многогранным, так и на английском. Поэтому очень популярен в нашей стране, являясь звездой мирового масштаба. Он настолько знаменит, что его песни, верные традициям неугасаемого андеграунда, хоть и не ставят в ротацию на центральных телевизионных каналах или радио эфирах, но есть в каждом плеере и чуть ли не каждый второй телефон разрывается от рингтона его мелодии. Даже я видела парочку его клипов – всегда кепка на глаза или платок так, что половину лица не видно и в остальном – как обычно и бывает в музыкальных клипах – минимум сюжета, максимум девушек. Типичный такой бабник, не в моём вкусе.

9

Мы бы ещё долго вертелись перед зеркалом, оценивая себя и отшучиваясь о внешности друг друга, но пришло сообщение, возвещающее о приезде такси «Форд-Мондео, чёрного цвета, с номерами 346». Мы могли бы поехать и на авто Леси, у неё оно есть, ей папа подарил по окончании третьего семестра. Бордовая «Мазда» седьмой модели с кожаным салоном. У неё и стаж вождения полгода. Но ехать на вечеринку на своих колёсах нерационально, если совсем на чистоту, садиться к ней в машину я опасаюсь. Если бы она показала мне свои права на экстремальное вождение, тогда, возможно, мне было бы спокойнее садиться к ней в автомобиль. Может быть. И тогда мне бы не приходилось нервно озираться или краем глаза поглядывать в боковое зеркальце, проносясь мимо обгоняемых нами машин, вписываясь в самые невписываемые повороты. Но машина подруги всё равно осталась в её родном городе, не оставляя нам выбора.

 «Форд» быстро домчал наше трио до узорчатых массивных ворот, намекающих на атмосферу Ренессанса. Войдя в огромный двор, мы сделали пару шагов по дорожке, по краям которой тянулась кавалькада фонарных столбов, в сторону входа, где столпилось множество людей, не прошедших фейс- или дресс-код. Не хотелось бы мне оказаться в их числе. Ой, давно ли я стала так думать? Ведь ещё только днём я всем сердцем мечтала не попасть сюда и пыталась сбежать. И уже успела изменить своё мнение на прямо противоположное. Или я всё ещё не хочу?

Позади хлопнула дверца, раздался визг колёс, треск рвущегося материала и прозаичное:

- Вот блин, чёрт! – прорезалось, перекрикивая болтовню и радостный гомон. – Козёл косорукий, кто тебе разрешение на таксование дал вообще, мудозвон!

Мы с Лесей мигом обернулись, обнаружив по ту сторону ворот, покинувшую салон последней, и злобно глядящую вслед уносящейся прочь машине Соню, потрясающую в воздухе кулачками, в бессильном осознании того, что ругательства до него дойдут, только если кричать в рупор, рупора под рукой нет, так что и надрываться более не стоит. Она оказалась лишённой неуклюжим водителем подола платья, который прекрасно прикрывал её ноги, обутые в кроссы.

- Ну, это просто… кошмар… – вяло, но злобно выдохнула она.

- Да уж, точно кошмар, – не стала ободрять её Леся. – А может, вам с Ленком масками поменяться? Серебристая маска и серебристые кроссы – неплохое сочетание. Только, тогда нещадно испортится твой образ, Лен… Не вариант, значит. А ты-то, Сонь, неужели нельзя было туфли надеть?

- Сначала спроси есть ли они у меня! – никогда не видела её на каблуках.

- У тебя нет ни одной пары? – не поверила подруга. – Шутишь. Нет?.. Ха, не верю. Даже у этой чучундры есть… Благодаря мне, конечно… Стоп. Меня посетила гениальная идея. И сейчас она, наверное, прозвучит шибко гениально, так что вы не сразу осознаете всю её превосходность, так что просто снимайте обувь. Обе! Быстро!

- Зачем ещё? – возмутились мы хором.

- Да вы у нас на одной волне поселились, сестрёнки? Замечательно, – её лицо растянулось в хищной улыбке. – Значит, снимайте и меняйтесь. Твоё чёрное платье довольно неформально для бала в принципе, так что кроссы лишь подчеркнут твою индивидуальность, – пояснила она мне, а затем и Соне. – А твоё, невеста, не терпит отступлений от классики, тем более ты его уже подпортила, и продолжать не надо, просто надень Ленкины лабутены и наслаждайся их удобством. Правда, я талант?

- Угу, – снова хором промычали мы, спешно переобуваясь.

Я – с долей удовольствия от ожидающего мои лапки комфорта, ведь в кроссах я чувствую себя в сотни раз увереннее. Соня – с недовольством, но доверяя словам стильной Радуги. Она не стала спорить, хотя в прошлый раз запрещала мне дышать в сторону её драгоценной коллекции кроссов. Я радовалась, Соня пыхтела, ей повезло меньше меня, у неё даже не было практики хождения «по мукам», вспомнила я свои учения-мучения с Лесей. Несмотря на это, сидели туфли на Соньке как на кукле Барби, и ни одно движение не было скованным или боязненным, в отличие от учёной старшей сестры.

- Всё, теперь, пожалуйста, без эксцессов, девочки, – схватила она нас под руки с обеих сторон и спешно поплыла к входу в здание с колоннами, украшенными золотистыми гирляндами.

По его верхушке, в районе второго этажа была повешена перетяжка «FunkJazzyBand presents» на манер тех, что обычно встречаются в американских молодёжных комедиях во время вечеринок. Но в отличие от забугорных собратьев, наш плакат отличался своим ярким принтом, сделанным не от руки, а на специальном печатном станке. Я видела такие в передаче, когда футбольные фанаты печатали флаги и плакаты с речёвками для поддержания командного духа, что-то типа «Вперёд, Россия!», «Наша команда непобедима!» и так далее. Зрелище, конечно, впечатляющее.

Наша процессия наконец-то достигла секьюрити в костюме и с бабочкой, как и все здесь, в маске.

- Приглашения, – прохрипел его насквозь прокуренный бас.

Первой вырвалась Соня:

- Вот, – впихнула она ему в руки все три экземпляра.

Он осмотрел её с ног до головы, заглянул в рюкзак и одобрительно кивнув, впустил. Она не заставила себя ждать и проскочила внутрь, отправив нам воздушный поцелуй.

Следующей к нему подошла Леся, очаровательно улыбаясь во всю ширь своей необъятной души, что он даже не стал ощупывать её, пропустил без лишних слов. Леся скрылась за спинами гостей. Надеюсь, далеко не убежит, а даже если и так, то в кроссовках я быстро её догоню.

10

- Здравствуйте-здравствуйте-здравствуйте! От имени нашего скромного коллектива объявляю бал открытым! Йе! Е-е-еее! Для начала, конечно же, я представляю вашему вниманию нашего любимого спонсора – баскетбольную команду «Выше Неба»! Аплодисменты им, хэй!

Зал, вернее даже, здание утонуло в истошных рукоплесканиях, свистах и улюлюканьях, предназначенных для любимой команды баскетболистов. Не скажу, что они лучшие или побеждают везде и всегда, но это местная команда, которую поддерживают власти, весь город, в сущности, весь округ.

Мне из своего уголка совсем не видно было кто так истошно вопит в усилитель, но народ потянулся куда-то влево, и я решила не отставать, взяв курс следом. Очень медленно, то и дело отдавливая мне ноги, пихая меня со всех сторон, притесняя и вытесняя, к моему удивлению, толпа продвинула меня, вышвырнув прямо к круглой сцене, находящейся на уровне с полом, но огороженной цепью, а также брутального вида охранниками, которые стояли по всему диаметру круга на расстоянии двух метров друг от друга. Меня же, как самую везучую, вышвырнуло прямо к могучему, словно айсберг, телу одного из секьюрити, таким образом, обзор центра сцены стал для меня недоступен. Но это не помешало мне разглядеть скачущего по всему её периметру высоченного парня с микрофоном, зажигающего толпу, для меня он оказался третьим человеком на вечере, одетым идентично Артёму.

- Да! Именно такими аплодисментами приветствуют победителей! Это наши ребята прыгают выше неба и забивают точно в кольцо! Кому как не мне знать? Это говорю вам я, ваш верный слуга господин Ванильный! Йе-а! Как вы знаете, я сам в команде уже сколько лет. Также хочется отметить особой благодарностью мэра города Светова Валентина Владимировича. Спасибо! Спасибо за предоставленное здание ДК! Наши фэнксы бесконечны! Поверьте, – он прижал руку к сердцу. – Мы очень вам благодарны. Говоря мы, я подразумеваю ВСЕХ нас! Ведь, правда? Мы благодарны мэру?

- Да! – раздался неровный, но громкий и режущий слух крик, кажется, каждый решил поддакнуть.

- Скажем мэру спасибо?

- Скажем!

- Спа-си-бо! – проорал он и повернул микрофон к залу, обойдя сцену по кругу, люди выкладывались в крик благодарности по полной, пока я изо всех сил пыталась не оглохнуть.

Кричали все, будто мэр собственной персоной присутствовал в зале, что вызывало мои сомнения. Такому достопочтенному человеку, как наш любимый мэр, подобная вечеринка лишь трата времени.

- Такое спасибо – мёд для ушей! А теперь самая важная часть! Организаторы! Воплотители! Идеалисты! – выделил он каждый эпитет. – И просто красавцы, живущие ради жизни, а наша жизнь – это танец! Наша крю – «Фанк Джаззи Бэнд»! В доску свои маны! Танцующие боги, на сцену!

На импровизированную сцену по появившимся из-под потолка канатам спустились остальные пятеро участников проекта FJB. Одинаковая одежда, ловкость и гибкость. Это всё, что я смогла углядеть, пока не была осаждена стоящей передо мною неподвижной каменной глыбой, которая старательно пресекала любые мои попытки заглянуть за спину оной. Таким образом, мне оставалось лишь слушать грохочущую музыку и догадываться о том, что творится на сцене, а судя по радостным физиономиям соседей и одобряющим окрикам, а также по надрывно комментирующему заводиле вечера, сейчас шло активное представление участников бэнда с их выступлениями.

Так что, нервно подпрыгивая на носочках, я, краем глаза ухватывая фигуру очередного представляемого, двигающегося в такт музыке, парня пыталась определить кто же их них мой знакомый незнакомец. Что совсем не удавалось по причине их одинаковой одежды и неотъемлемых частей маскарада – серебристых масок, кстати, тоже одинаковых, что свело на нет моё предположение о масках-родственницах. Не беда, придумаю себе новую теорию потом. Все выступающие показались мне одинаковыми по росту, хотя вряд ли это так. Но с моего козырного места разглядеть лучше не удалось.

- Первым представлю человека, который стоял у истоков вместе со мною, это Фотограф! Поприветствуем его бурными рукоплесканиями!

Фотограф исполнил невероятные, судя по одобряющему гулу, па, заставив людей взбудораженно хлопать, в конце своих шикарных выкрутасов выкинул кепку в зал, я это заметила лишь потому, что она пролетела прямо над моей головой, приземлившись в чьи-то цепкие руки, из которых была немедленно вырвана другими ещё более цепкими и загребущими руками, но на этом потасовка себя не исчерпала, и кепка кочевала всё дальше и дальше от сцены, скрываясь из зоны видимости.

- Шерхан! Этот ман также стоял у истоков! Грациозный и суровый как тигр. Аплодируем, пиплы, аплодируем!

Снова прыжки по сцене, оставшиеся недоступными моему взору, томные девчачьи вздохи и совсем уж детские выкрики относительно своих глубоких чувств к герою.

- Джава Мэн! Строго индивидуален во всём! А также утончённый ценитель кофе!

Ещё одно выступление, сопровождаемое неизменными подбадривающими криками.

- С радостью представляю, нет, не скрепку, и не скоросшиватель, и даже не стикер, а Степлера, от слова step – шаг! Давай, брат, делай свой шаг вперёд.

Шоумен представил следующего танцующего бога, со смешным именем, который также кувыркался на сцене, собрав оглушающие вопли, на смену ему вышел пятый собрат по команде, представленный знакомым мне именем.

- Малик! Несмотря на свой юный возраст, в нашей команде уже давно! Удивительное чувство ритма.

11

Коридоры закулисья меж тем вовсю кишели жизнью. Здесь группками собрались парни и девушки, бурно обсуждая битву и то, как они выступили, что получилось хорошо, а что не получилось, на какие элементы стоит обратить внимание, одновременно показывая движения. Некоторые стояли красные и злые после проигрыша, кто-то тихо, мирно стоял в сторонке, сосредотачиваясь мысленно или просто с долей пофигизма в характере. Кто-то из этой толпы хлопал Егора по плечу, выражая чувства фразами: «респектоз», «молодчага, братан», «отличный локинг», а кто-то при его приближении отворачивался, скрывая недовольную гримасу.

Коридоры вели к залу своим особым, длинным, но более удобным путём, до сцены было добраться намного легче и быстрее, чем, если пересекать весь зал по тому пути, которым я добралась до ди-джейской. Оставалось лишь поинтересоваться у Егора, зачем он тащит меня к сцене. Хочет приобщить к культуре би-боинга, чтобы я всё увидела своими глазами? Вряд ли. Он прекрасно осведомлён о моих пристрастиях, к которым сия сфера никоим образом не относится. Хотя он говорил что-то о помощи.

Мы пробрались к сцене, посторонив сидящих вокруг неё ребят, недавних участников битвы, среди которых я вновь приметила рыжую макушку и наивно дёрнулась к ней, но брат меня не отпускал, протаранив пару стоящих перед ним парней, вышел к противоположному от стоящих на другом конце ребят из FJB краю сцены. Нас стало четверо. Другими двоими оказались Лёха и Леон, друзья Егора, с которыми я очень хорошо знакома. И если Леона, в паспорте Леонида, я была искренне рада видеть, то на счёт Алексея такого не наблюдалось. Скорее, чувства к нему были строго противоположны настолько, что первым позывом было развернуться и уйти. Но я осталась. Брат выпустил меня из рук, и я оказалась в свободном парении, с радостью ребёнка осознавая, что на мне кроссовки, а не те экстремальные туфли, с которых я бы точно навернулась. 

В голове от резкой остановки появилась куча мыслей, при этом она стала лёгкой-прелёгкой, норовящей улететь к небесам, как воздушный шарик, наполненный аргоном. Знакомое ощущение. Его я уже испытывала однажды. Всё на том же злосчастном выпускном, который запомнился мне, как самый идиотский день на планете. Во-первых, из-за платья, которое больше открывало, чем скрывало, а во-вторых из-за того, что меня, пока не видел Егор, споили два его лучших друга, те же Лёша и Леон, неразлучная и по сей день парочка. Обычно они проказничали втроём, но иногда сговаривались и творили «безобидные», как им казалось, шалости против третьего.

В те дни они пребывали в состоянии депрессии по поводу того, что на днях пришло письмо из Оксфорда с новостью о том, что Егора принимают в один из старейших университетов, и решили его подбодрить, хотя подбодрить они решили скорее себя, чем его, развеселив видом наклюкавшейся сестрёнки, известной своим благоразумием. Вооружившись своим дебильным планом, они, заговаривая мне зубы, опаивали любимым мною апельсиновым соком, с разбавленным в нём алкоголем, причём с каждой порцией сока алкоголя было всё больше и больше, а я так и не заметила, что сок был разбавлен.

Что не дано мне, было дано Егору, и он обнаружил меня в компании в хлам пьяных друзей, разглагольствующей о поэзии и декламирующей письмо Татьяны к Онегину, ругающей ведущего жизнь заправского повесы Лёшу. На словах «и в мыслях молвила – вот он» появился брат и принялся выяснять, как посмели и кому первому дать в рожу для профилактики. Затем решив, что оставлять здесь парней, пребывающих в состоянии недержания на ногах, было кощунственным поступком, он потащил их к машине, в которую уже успел загрузить меня, с приехавшим в ней дядей Максом, которому Егорка предусмотрительно позвонил, потому что и сам был нетрезв, а денег на такси взять не удосужился.

И всё это я знаю не по рассказам, я помнила отчётливо каждую деталь, каждое сказанное мною слово, а на следующий день ходила по дому на цыпочках с красным лицом, испытывая жуткое чувство стыда, словно накрывшее меня с головы до ног одеялом. Но ходить тихо и незаметно я начала только под вечер, а до этого я и нос сунуть боялась из-под настоящего одеяла, под которое забурилась сразу же после контрастного душа. Около моей кровати устроили семейный патруль с тазиком, который, к счастью, не пригодился. И всем семейством жарко обсуждали, кто как первый раз напился. А дети жадно слушали, старательно запоминая информацию, собирая компромат на родителей, мало ли когда пригодится. Сеня сидел с невинным видом на краю кровати без камеры в руках, видимо, что и послужило страховкой к откровениям наших пап. Сеня выглядел безобидно, но никто бы не удивился, узнав, что камера надёжно припрятана в комнате и ведёт свой скрытый шпионский сбор информации.

- Твоя задача – улыбайся, подтанцовывай, заводи толпу. Сможешь? – дал мне задание братик.

- Легко! – выдохнула я ему в лицо парами настоявшегося виноградного напитка.

На что брат подозрительно уставился в мои глаза, как бы налаживая контакт с учреждением моих дум, коих на данный момент в нём не водилось, что не укрылось от его внимательного взгляда.

- Точно? – переспросил он.

Я утвердительно кивнула, старательно наставляя себя «Только бы не упасть, только бы не упасть!»

- Прости, что втягиваю. Но они, – Егор кивнул в сторону стоявшей напротив команды. – Выдвинули условие относительно состава команды – от четырёх человек, а у нас острая нехватка. Так что ты, солнышко, наша спасительница!

Я определённо звездень вечера. Так что главное - не упасть!

- I`ll do my best, – заверила я братца фразой на английском, которым владела довольно хорошо, обещая, что сделаю всё, что в моих силах.

12

- Ты бы ещё час около телефона круги понаворачивал! – возмутилась в прекратившую мучить её длительными гудками трубку Соня на резонное «алло».

- Ещё час? Тогда звони через час, – отозвался шёпотом приятный, даже в своём оправданном утреннем недовольстве мужской баритон по ту сторону «провода», однако не спешивший сбрасывать.

Девушка набрала в грудь воздуха до отказа, выдохнула, сосчитав до пяти, вместо положенных десяти (а то ведь этот и скинет, зараза), и продолжила уже более спокойным тоном, пропитанным сладким ядом, сочившимся сквозь каждый звук.

- Дорогой, – медленно проговорила она. – Где ты? Я тебя со вчерашнего вечера не видела.

Уже десять утра. «Надо бы и меру знать в гулянках. А не пропадать в неизвестном направлении в неизвестной компании,» – думала Соня.

- Я дома, – быстро отозвался парень.

- Ты что, спать ушёл сразу, как отключили энергию? – тут же недоверчиво произнесла девушка, забыв, что она спокойна как удав.

- Не… А какая разница? Даже если и так? Я не должен был? Может отметиться нужно было, с… – в штыки воспринял её выпад баритон, в конце своей речи все же прервав обращение срывающимся шёпотом, так и оставив девушку в неведении то ли он хотел назвать её солнцем, то ли стервой.

Любой из этих «комплиментов», как положительный, так и отрицательный, мог прозвучать с вероятностью пятьдесят на пятьдесят, так что ответила она не сразу, обдумывая, как и почему он не договорил. Учитывая вспыльчивость её молодого человека, а также их постоянную грызню не из-за чего, просто в меру мега-термоядерных характеров обоих, это было в порядке вещей.

- Договаривай, – с угрозой в голосе выдохнула Саннетт.

- У тебя дел других нет? – неожиданно громко проорала трубка.

- Не надо тему менять!

- Слушай, если ты не занята, это ещё не значит, что и я тоже.

- И чем ты занят в выходной день с утра? – ехидно продолжила атаку Соня. – Охренчик, хорош мне по ушам ездить!

Да, у её молодого человека есть имя и даже прозвище, но она предпочитает величать его по фамилии, считая её безумно смешной, иррациональной и выделяющей из толпы, также считая, что он дико обижается на неё за эту невинную шалость, а выводить его из себя её любимое занятие, хлебом не корми – дай гадость сказать в его адрес.

- Это кто ездит? Ты, считай, на своём бронепоезде мне уже все мой вестибулярно-слуховой орган отдавила, – блеснул знаниями в области анатомии парень, не зря он просиживает пары и штаны в медицинском университете.

- Жаль, что не мозги. Ой, стало тебя ещё больше жаль – в твоей безмозглой консервной банке вместо башки даже ветер не гуляет. 

- Я бы тебе сказал, что и где у тебя гуляет, – злобно выдавил баритон, особенно выделив местоимение.

- У меня всё в норме, понял? Всё отлично! Супер! 

- И какого @Нецензурная речь@ чёрта тогда ты сцены устраиваешь? – не выдержав напора, перешёл на мат Охренчик.

- Да дебил ты потому что!

- А ты идиотка!

- Придурок деревенский! – на счёт деревенского – ложь, он вырос в городе, но, так или иначе, звучит обидно.

- Тебе с утра пораньше докопаться что ли не до кого?

- А ты на что?

- Значит, я тебе только ради этого нужен?

- Да ты мне вообще не нужен! 

- Ты меня бросаешь? – ухватился Охренчик за неожиданный намёк.

- Ну, если хочешь, можешь рассказать дружкам, что это ты меня бросил, – смилостивилась над ним Сонечка.

- Окей. Значит всё. Мы разрываем… Подожди секунду, – парень прервал свою быструю речь, расставляющую точки над «i», чтобы произнести кому-то в сторону «сейчас, брат, пару секунд, договорю». – Короче, мы разрываем наши отношения. Точка. Ты больше не моя девушка, я больше не твой парень. Расходимся мирно, без эксцессов. Друзья?

Всё это было произнесено быстро, без запинок, с придыханием и дикой верой, что всё это реально, а не сон. Соня опешила от его тона и лёгкости, с которой он произнёс ненавистные теперь ей слова. Она ведь надеялась всего лишь его припугнуть, поставить ультиматум, нагрубить, опустить ниже плинтуса, вытереть ноги об его изничтоженное ею самолюбие, а дальше бесконечно наслаждаться эффектом. Но этот хренчик, как любила она его называть, всегда был крепким орешком, с которым справиться сложно и практически невозможно приручить, да что уж там, без «практически».

И ссоры… Они всё время ссорились, каждый божий день. Ссорятся, бурно мирятся, снова ссорятся, снова мирятся. И ей всегда казалось, что их обоих устраивает данный расклад, ведь жизнь без разлада, с одними лишь сюсюканьями, слюнями и постоянными признаниями в любви (да какая любовь? Она в это понятие и не верит вовсе) – это не для них, не для прогрессивных, вышедших на новый уровень сознания и поведения, вырвавшись из рамок укоренившихся устоев, людей. Но оказывается, ему это не нужно.

Соня считала, что расстаться для них – нечто за пределами фантазии, на деле – обыденная вещь. Он так просто согласился, что ей стало обидно поначалу, но с каждой секундой, с каждым новым сказанным им словом она всё больше осознавала, что ей не хочется расставаться с ним, не хочется терять того, в кого влюблена почти год, а для неё, страдающей непостоянством девушки, это срок немалый. И что страннее всего – заныло сердце, глухо отдавая удары. Что это? Неужели любовь? Это так выглядит? Неудивительно, что она отвергала это чувство и даже не заметила, когда оно её достигло. Сказать ему? Нет, конечно, не нужно. 

13

А тем временем «психи» уже катались по полу в попытке одержать верх и доказать друг другу, что «я прав, а ты виновен!» Способ детский, но выверенный временем, традиции его не устареют никогда. 

- Гад! Обесчестил меня и радуется, тупоголовое животное! – надрывалась Леся.

- Сама дура больная на голову, нимфоманка хренова! – не оставался в долгу Егор.

- Я тебе череп размозжу и докажу, что там мозгов и на ложку не наберётся!

- И кто после этого извращенец?

- Ты! – без доли сомнения в голосе выплюнула Леська.

- Заткнись! – не выдержал парень и выверенным движением сжал её руки, задрав их выше головы, а сам примостился на неё сверху, сжимая коленями трепыхающееся тело, другой рукой зажал ей рот и всем своим видом доказал превосходство мужского начала над женским, сильный пол и всё такое.

- Давай успокоимся и воспроизведём вчерашнюю ночь, – тоном ведущего переговоры с забравшимся на высокий карниз самоубийцей предложил Егор.

На что Леся в согласии медленно моргнула и с наслаждением впилась своими острыми зубками в его ладонь, наглядно транслируя, как с ней поступать не рекомендуется. Парень взвыл и схватился за укушенное место, попутно вскочив на ноги и пятясь от «машины убийства», коей она перед ним предстала, сдвинув к переносице в злобном порыве брови, устремив на него пылающие немилосердным гневом глаза, поджав пухлые губы в тонкую линию и раздувая ноздри, как бык на корриде. Её руки были в состоянии изготовки, чтобы расцарапать лицо и отомстить за всё.

- Тихо-тихо… Тсс…- приступил к попыткам успокоения гневной фурии Егор.

- «Тсс»???

- Тихо, красавица, успокойся…

- Я спокойна, – проорала ему в лицо Леся. – Сам успокаивайся!

- Мы оба должны успокоиться, Лесенька, солнышко, милая моя девочка…

- Не твоя! И не милая! Ещё «лестницей» меня обзови! – продолжала ор вселившаяся в чудо-девочку фурия.

- Не моя. Но солнышко… Красавица… 

- Всё! Хорош! Прекрати этот психологический трёп! Я не идиотка, понял? Кретин! – Расколола его потуги девушка, и изловчилась плюнуть в лицо.

- Ты меня достала! – взорвался пытавшийся прийти к консенсусу парень, наконец-то осознавший бесплодность своих попыток.

- Успокойся! Ты же не стабилен! Тебе слово не скажи – мгновенно вулкан взрывается, рыгает магмой в ни в чём не повинных граждан!

- Это в тебя что ли, неженка?

- Допустим!

- Такую чёрствую, лишённую банальной простоты ведьму ничем не прошибёшь. Легче кирпич себе на голову раскрошить, чем понять тебя.

- Ты меня сейчас ведьмой назвал?! – выудила самое обидное для себя из его пламенной речи Леся.

- Да, ведьма! – выкрикнул он ей в лицо и удалился из комнаты, громко хлопнув дверью, пресекая дальнейший спор ни о чём. 

Так они и разбрелись – каждый по своим углам, Егор на кухню отбирать шоколад у сестрёнки, а Леся отмокать в ванной, одновременно вспоминая каким образом судьба-злодейка затащила их обоих в одну койку. Тем более после их первой ссоры, когда они осознали, что терпеть не могут друг друга.

Было это во время Лесиных каникул на островах, точнее, перед самым отлётом. В аэропорт ворвался Егор с огромным букетом любимых Лесиных алых роз и, безошибочно найдя её в толпе отъезжающих, точнее отлетающих, остановился прямо перед ней, прикрыв букетом лицо, ожидая, что она его сразу признает и упадёт к его ногам в безвольном обмороке от счастья, как делали до неё тысячи других девчонок.

Оказалось, ситуацию он слишком идеализировал, не учтя малюсенького, в глобальных масштабах, но архи-решающего факта – Леся сама по натуре хищница, а не лёгкая добыча, способная сгореть в диком экстазе лишь от одного факта, что такой мачо, как Егор Матвеев собственной персоной, удостоивший её своим драгоценнейшим вниманием, час которого в расценке его фанаток, стоит, как минимум, миллион наличными, увы, не рубликов, расщедрился ей на букетик.

Также он не учёл того, что она не признает его, скрывшего значительную часть верха своего туловища, включая лицо, за пышным букетом.

А она не признала. Зато как не признала!

Леся решила, что прикрываясь «тщедушным веником» пришёл Лёня мириться и молить прощения за то, что собирается уезжать в геологическую экспедицию, а не вместе с ней греться на солнышке, подрумянивая тельце как курочки-гриль, поворачиваясь то одним, то другом боком. Так что её речь составляла примерно следующее:

- Я так и знала, что ты вернёшься! Осознаешь и вернёшься! А как иначе? И не надо мне пихать в руки общипанный кустик, прекрасно знаешь, что я терпеть не могу розы, – заявила она, любящая их всей душой. – И цвет красный. Цвет крови! Убить что ли меня хочешь? Молчишь? Молчи! Правильно делаешь. В кои-то веки обойдёмся без твоего бубнежа. А знаешь, какой цвет любви? Уж точно не красный. Он белый! Чистый, святой, нежный. Но откуда тебе это знать, ты же сухарь в душе, хоть один комплимент бы от тебя услышать! За всё наше прошлое, за этот десяток лет, что мы вместе! И я тебе ни разу не изменила. Но тебе плевать! Ты верен лишь своим идеям, которые представляют собой чушь! Ты изменяешь мне каждый день, а я, как верная жена декабриста, терплю, скрепя сердцем, холю его, лелею, прощаю изо дня в день!!! Пока ты, – она, оторвавшись от нервной ходьбы от впереди стоящего в очереди пассажира до позади стоящего, ткнула в него пальцем. – Прохлаждаешься со своими книжульками! Как можно променять меня на книги? Это вообще в голове не вяжется. Я или книги? Тебе они важнее? Ну да, конечно, они тебе важнее, именно поэтому ты спишь в обнимку с ними, а не со мной! Именно поэтому ты изменяешь мне с грёбанной наукой! А меня это бесит, Лёнь… Я тебя люблю. И эти слова пустой звук для тебя, верно? Но для меня нет!

14

Раз, два, три, четыре, пять…

Пять часов утра... 

Ненавижу это время суток. 

Каждый удар – сплошное: БОМ! БОМ! БОМ! БОМ! БОМ!

И почему часы так громко бьют? Такое ощущение, что шаман неизвестного племени абу-дабу, или амунаки-маки, или ещё какой-нибудь идиотский вариант (упс, я что, ругаюсь и ворчу, как бабка на базаре? Фу, как низко, мрак, больше не буду!) Говоря проще, такое ощущение, что он остервенело бьёт в там-там, вызывая проливные осадки. А в качестве там-тама у него моя голова, которую словно опилками набили.

В голове моей опилки – не беда. Ой, нет, беда!

Эти бабулины часы со встроенным барабаном – самый ужасный предмет в доме! И кто только додумался ей подарить их? Общеизвестный факт – нельзя дарить часы! Примета плохая. Вот мне и стало плохо. Ох, как же мне не-хо-ро-шо.

Кровать совсем не жёсткая. Странно. У бабули таких кроватей в принципе нет. Она же знахарка-целительница со стажем, так что знает, что спать надо на ровной жёсткой поверхности. Например, на полу. Или на досках. С тонюсеньким матрасиком. Я после её «кровати», хотя ложа в её доме таким высоким словом не назовёшь, только если в порыве лести – они у неё преимущественно лежанки, обычно весь день разогнуться не могу. Да что там разогнуться, я с постели встаю с трудом или не встаю вообще. Удивительно, как она не додумалась прикупить кровать в виде дикобраза, как истинные йоги любят. Или, что более вероятно для неё – самой смастерить. 

А здесь мягко. Я прямо чувствую, как моя спина наслаждается ортопедическим матрасом. Или ортопедические бывают жёстче, этот матрас в самый раз. Как будто меня качает на волнах. Боже, как приятно. Только пить захотелось. И голова гудит после импровизированного «будильника».

Мне бы не помешал душ. Но вставать неохота.

Лучше понежусь в кровати. Хотя во рту очень гадко. А вон тот оазис, что мелькает вдалеке, именно то, что мне нужно. Вода… Или сон? Сон. Мне снится сон, в котором я путешествию по пустыне. И поэтому мне хочется пить. Всё гениальное просто.

Ну вот. Я почти проснулась, а чувство жажды так и не прошло.

Но встать в пять утра – это вообще финиш. Я же не старушка, которой надо с утра пораньше успеть на электричку, чтобы поворчав на спешащую куда-нибудь молодёжь, обсудив все новости на хуторе, особенно, перемыв косточки Матрёне Фёдоровне, к которой зачастил глава местного садоводческого участка «Тихая гавань» пенсионер со стажем Филипыч, навестить свои цветочки на даче. И не петух кажется. Кричать «Кукареку!» мне не заказывали, так что я буду дальше спать и нежиться в объятиях мягкой, тёплой кровати. А ещё очень приятно ощущать на внутренней стороне обнажённого бедра тёплую ладонь. И дышать, уткнувшись в крепкое мужское плечо. Ну и пусть, что во рту, словно кошки нагад… Пи… 

Плечо… 

Ладонь…

Кровать!.. Чужая…

Ох ты ж!.. 

Я зажмурилась, пытаясь отвести наваждение, но в результате голова стала более глухой, совсем чугунной. Живот прихватило, и мой организм потребовал живо выбираться из койки. Фу, койка… Я так себя уважать перестану. А если задуматься – за что вообще меня можно уважать? Как типичная ш… тьфу, то есть ша…, то есть… девушка лёгкого поведения, обнаруживаю себя в именно что койке!.. Чужой!.. В обнимку с неизвестным мужчиной!..

Моя голова сейчас разорвётся на тысячу осколков с громким звуком бьющегося стекла, как в комедийных сериалах показывают и озвучивают рухнувшие надежды, только в моём случае – с плеч слетит стеклянная голова, полная опилок, упадёт на пол и вот тогда раздастся этот звон. И я даже не знаю, что является главнейшим тому толчком: то ли осознание себя развратной девицей, тогда это станет символом моих рухнувших надежд на рай, то ли потому что перебрала вчера немного, что станет свидетельством моего окончательного идиотизма и алкоголизма.

Но ведь точно! Вино в диджейской. Я больше не пью! Ни капелюшечки! Даже на Новый Год буду поднимать не традиционный бокал с шампанским, а лимонад-шипучку. И пусть даже не пытаются подсунуть мне что покрепче.

Обладатель удобного, приятно пахнущего плеча, хотя, наверное, пахло не конкретно от плеча, но мой нос уткнулся именно в него, и большой, тёплой ладони, видимо, повернул ко мне своё лицо, потому что меня «освежило» выдыхаемым воздухом вместе с невнятной сонной речью:

- Ммм… Ты кто?..

Уж не знаю, что было на моём зажмуренном лице такого, что чувства были разгаданы этим типом мгновенно, и со словами «Чёрт!» его превосходная реакция вмиг вытащила меня из кровати и вихрем донесла до белоснежной раковины с золотистого цвета краном, из которого текла ледяная вода. Глаза я открыла только там, а это было первым, что встретили мой краснющий от недосыпа взгляд. 

Разумеется, я тут же подставила левую ладонь, набрала в неё воды и принялась омывать лицо, тщательно полоща рот, промывая глаза, даже волосы и шею. Мне бы в душ. И мысли привести в порядок, а это возможно только если мой неожиданный дружок расскажет что да как, потому что я… ну, в общем, я НИЧЕГО НЕ ПОМНЮ!!!.. После неопределённого момента.

Я выключила воду, опустив ручку крана. Всё, мне уже лучше физически, но душевно – нет! Я развернулась к взгромоздившемуся на стиральную машинку и болтающему ногами парню, чьё лицо мне казалось смутно знакомым. Где же я его видела?.. Вот я ду-у-у-у-у-у-ра…

15

Оказалось, что две маски, исчезнувшие из коробки ранее, нашли в качестве своих хозяев не Егора и Стаса, как посчитала Лена, а Сеню с его другом Роллом. 

На бал по приглашению обещали провести кого угодно, от мала до велика, с входом проблем у малышей не оказалось бы, но имелось кое-что из запретного, а именно камера, с нею бы не пустили, поэтому мальчишки прокрались в ДК ещё днём и засели в каморке, спрятавшись до начала торжества. Ожидание было мучительно долгим, поэтому оба школьника развлекали себя анекдотами и шутками с одного известного сайта в интернете, куда залез со своего сенсорного коммуникатора Ролл, схожий по комплекции с Сеней, его одноклассник. Если бы они надели кепки, со спины их было не отличить.

Сеня, находящийся в постоянной погоне за сенсацией, и его дружок, помощник оператора, выползли только, когда дом культуры заполнили люди, и они смогли затеряться в толпе с запретной камерой. То, что в залах есть и свои операторы их нисколько не смущало, поэтому мальчишки, находя самые непримечательные места, снимали людей, оставаясь незамеченными. 

Таким образом, Сеня стал на тот момент единственным обладателем записи драки Леси с Куликом. И очень гордился тем, что вовремя оказался на втором этаже. Также он снимал батлы, самые ключевые моменты; например, как четвёртый в команде Егора «The Leaders Crew» сломал ногу, даже то, как его на улице увозили на карете скорой помощи; снял болтовню некого известного, как он сам утверждал, режиссёра, снявшего тот известный клип Оливера Басса, в котором приняли участие FJB. 

А ещё очень много всего, о чём Сеня умолчал, припомнив лишь наиболее яркие моменты. Особенно он вдохновился, рассказывая с уточнениями с того мгновения, как потеряв Ролла, увязался за парочкой ставшей дурно себя вести старшей сестры и её кавалера, приметив их в парке на лавочке у ДК, опустошающих годовой запас продуктов и питья из тележки, с которой те ранее покинули территорию супермаркета, нагло стащив её. Не шутка ли – утащить полную и даже с горкой тележку продуктов? Сене это понравилось.

На вдохновенный пьяный разговор Сенька не успел, только на его концовку, когда Шер целовал его сестру, или она его целовала. Стыдно никому не было, скорее даже хорошо, показалось Сене. Святая невинность Лены была сломлена, и Шер возжелал утащить её к себе домой. Сеня раскрыл себя и сказал, что не хочет сидеть в кустах, как папарацци, а будет бегать за ними следом и снимать видео для потомков. Решив, что если для потомков, то это благое дело, парочка согласилась, оператор не отставал ни на шаг, что и позволило ему стать ценным информационным носителем.

- Я сейчас позвоню в такси, и оно домчит нас за пять, – трясущиеся пальцы болтались перед глазами Лены, изображая цифру пять, – секунд… нас домчит.

- Окей, – заплетающимся языком дала она согласие.

Шерхан достал из кармана мобильник и принялся тыкать на кнопки, то и дело ошибаясь, сбиваясь и начиная заново.

- Алло! Эт такси? Как нет? А куда я попал? К тебе шоль, Толян? Ха, – персональный принц Сенькиной сестры заржал. – Вот я @Нецензурная речь@! Ну, как жизнь?.. Не, я не пьян, немного вым…вымп…выпивши я. У меня тож всё гуд. Номер такси не подскажешь? Два-сорок-сорок. Спасибо, кланяюсь челом об пол. Ха! Пис, братан.

- Прикинь, – это уже Лене, – я с чуваком год как не общался. А тут набрал и на него вышел. Ща, в такси позвоним.

Он снова стал тыкаться в телефоне, на этот раз номер был набран верно, но он для уверенности переспросил сто раз «действительно его братан назвал номер два-сорок-сорок или он чё-то путает». Такси вызвали, прибыло оно очень быстро, в считанные секунды.

Оставив продукты в аллее, порадовав на следующий день местных людей без определённого места жительства, Лена с Шером забрались на заднее сидение в обнимку. Она закинула ноги ему на колени, а Сенька сел вперёд к водителю, чтобы оба героя его новой ленты хорошо попадали в объектив камеры. Ехать долго не пришлось, как и обещал парень, потому что его дом находился на соседней улице – шикарный двухэтажный особняк с балконами, огромными окнами, выступающими чёрными дырами на персиковом фоне каркаса самого особняка. Дом находился за оградой и закрытыми воротами. Но Шер ввёл нужный код и пропустил всех внутрь. Брусчатая дорожка извивалась по всей территории, и незамысловато привела ко входу в дом. 

Два спотыкающихся тела, громящие всё на своём пути, поковыляли вверх по лестнице на второй этаж, то и дело норовя скатиться с неё. Шер чертыхался, Лена шептала благодарности ангелу, который их спас, не дав навернуться с лестницы, Сеня разве что у виска пальцем не крутил, зажимая рот ладонями от рвущихся смешков – два нетрезвых взрослых смотрелись вместе потешно.

- Это моя комната, – упёрся спиной в дверь Шерхан, и открыл её рукой, которую предварительно поставил на ручку, потянув вниз.

Дверь открылась, а Шер, не удержавшись на ногах по инерции провалился спиной в проём двери, другой рукой он держал Лену, и она ввалилась следом за ним, с виду удобно умостившись на его широкой груди. Сенька тоже чуть не растянулся, споткнувшись о раскинутые ноги хозяина дома, но вовремя спохватился и остался держаться на ногах, перешагнув через конструкцию «бутерброд», оказался в комнате, ища выключатель. Он его нашёл довольно быстро, но воспользоваться не смог, потому что электричества не было, освещением послужил лишь маленький фонарик, приделанный к камере. 

И вот – этот слабый фонарик осветил силуэт грозной фурии, вооружённой дубиной, выскочившей из глубины коридора. Её волосы торчали во все стороны, словно после воздействия электрошокера, что было более вероятно, чем предположить, что у неё непропорционально большая голова на плечах, как у гуманоида с другой планеты, а злобный оскал наводил на всех священный ужас. 

16

- Чё-ё-ё-ё-ё-рт! – в сердцах воскликнул муж (боже, я так легко произношу про себя это слово «муж», но на деле я о нём так совсем не думала) и схватился обеими руками за голову, как будто она у него без этого движения отвалится и закатится куда-нибудь под кровать, откуда достать её, тем более без зрения, будет ой-как сложно. – Матвеева, значит?..

Больше нет, благодаря тебе, милый.

А потом с его стороны кровати начали раздаваться всхлипы. Он что, плачет?.. Ревёт? Если только белугой. А нет, оказывается хохочет. Причём весьма истерично. Это я должна сейчас биться в истерике!

Шерхан согнулся пополам и во весь голос загоготал. Какая же слабая у парня психика. И неустойчивая. Хотя неудивительно – с таким-то темпераментом. Внезапно он свалился с кровати в объятия мягкого ворса ковра, что его не остановило, истерия продолжилась даже на полу. Я, ловко проскочив через Сеню, сидящего посередине, заглянула под кровать, мерно качающуюся на волнах от недавнего ускорения, которое было дано ей упавшим телом накачанного парня, и невольно залюбовалась своим принцем. Именно сейчас на принца он был похож менее всего. Скорее, на психа, чей мозг уже давно в отключке. Вот псих психом, а такой красавчик. За ним наверно толпы девчонок ходят, выстраиваясь в строй.

И всё равно он убожище! Обманул меня и женил на себе. Это недостойно джентльмена. Но судя по реакции, для него наша свадьба такая же новость, как и для меня. Я в шоке. Только я от шока становлюсь безвольной рыбой, а он, наоборот, чересчур активным зайцем из рекламы батареек «Энерджайзер». И это моя судьба? Нет, серьёзно? Судьба? По-моему, это чья-то шутка. Злая-презлая.

- Твой муж похоже немного того… – многозначительно повертел пальцем у виска братишка.

- Похоже, – подтвердила я общеизвестный факт.

- Я может пойду? – тут же вновь предложил брат, какой уже раз по счёту, но сейчас я согласна была его отпустить – всё, что было, он нам рассказал. Надеюсь, всё.

Я кивнула.

- Окей, пока. Фотик. Сегодня, – вслед за мной перекинулся через край кровати Сеня и ткнул пальцем в хохочущего медведя, напомнив о сделке.

Медведь мигом трансформировался из заливающегося истерикой в грозного и устрашающего и схватил Сеньку за шкирку, вперив в него немигающий взгляд ярко-голубых глаз. Такой нереальный, но по-своему красивый и завораживающий, цвет лазурного моря. Тёплого, прогретого нещадным солнцем, и даже в гневе не знающего льдов. А сейчас он был очень зол. Чуть ли не искры из глаз летят. 

- Ты сейчас наврал, да? У тебя фантазия шибко активная, да? – прошипел он ему в лицо.

Сеня стушевался, но виду не подал. А с весьма достойным видом отрицал, резко мотая головой из стороны в сторону.

- Уверен?

Теперь он стал кивать китайским болванчиком.

- @Нецензурная речь@! – не стал сдерживать бурных эмоций Шер.

Да что ж такое? Что ни слово мат. Мат на мате и матом погоняет. При девушке, при ребёнке. И не совестно ему? Кажется, не совестно. Лишь бы братика мне не покалечил, эгоцентричный, нахальный гад. Судьба моя. Он – моя судьба? Эта провидица, Леди Га, теперь я вспомнила её имя, сказала, что когда засверкает лоза, я найду то, что искала, но, главное, не упустить, не обменять, не предать. Лоза – это моя татушка, совершенно точно. Она зафосфоресцировала, то есть засверкала. Но что я искала? Замужество? Я не искала, но, верно, где-то на подсознательном уровне всегда хотела любви. Может это и засчитывается в пользу «искала»? Наверное, так. А вот то, что я его не упустила – точняк! Схватила и привязала самыми крепкими узами – узами брака. Значит, нельзя его предавать и обменивать, ха! Я бы с удовольствием обменяла. На версию без мата. И с чувствами ко мне. Но я к нему любовью не пылаю, или пылаю, но интуитивно? Как понять?

- Ты не рад? – не нашла ничего лучше я, как спросить.

Моё сердце бухнуло в предсмертных конвульсиях, потому что его взгляд, буравящий дыры величиной с пушечное ядро, с мелкого был переведён на меня. Меня, жуткую трусиху, это повергло в состояние эпилептической трясучки. Надо как-то разрядить обстановку, но как это сделать оставалось для меня тайной. Может анекдот рассказать? Колобок повесился. Ха-ха. Убойная шутка. Убийственная просто. Он меня после неё точно убьёт, повесит. А я разве виновата? Да, я виновата в том, что перебрала с алкоголем, что ведусь на все предложения, тем более идиотские, что я такая лопушинка, как называл меня ласково Егор. Эх, нет во мне железного стержня.

Артём отпустил Сеню и одарил меня хищным оскалом и приторным, как бочка мёда, голосом произнёс:

- Рад. До жути.

Это мне сейчас до жути. До жути страшно! 

Неуравновешенный, беспокойный, мятежный – краткий список его характеристик. Самое первое, конечно, что он псих, а дальше остальные красочные эпитеты. Мне оправданно страшно. А что мне ждать от него? Что он будет счастлив обручиться с неизвестной девушкой и будет на руках её, то есть меня, таскать? Нереал. Бесподобнейшая чушь. Скорее, он меня убьёт, одним взмахом обрушит на мою бедную хрупкую головушку свой железный кулак – и всё, нет человека. Он же неадекватен. Он меня точно убьёт. А труп закопает. Сначала изрежет на мелкие кусочки.

Я зажмурилась, всхлипывая от ожидаемой скорой кончины, и уже даже ощутила, как его стальные оковы берут меня в крепкий захват, чтобы задушить, но на деле – для того, чтобы разрядить атмосферу, им же, кстати, и нагнетённую, обняв и прижав к сердцу.

17

Моё пробуждение было весьма фееричным, в плане мыслей и воспоминаний о минувшей ночи и утре, с напором Ниагарского водопада хлынувших в мой мозг. Пока я пребывала в счастливом неведении, посторонние шумы всё же пытались пробиться сквозь толстую оболочку глухой несознанки, выставленную моим мозгом, хоть и неосознанно, какой каламбур, но им это не удавалось и не удалось, в конце концов. Они были на уровне фонового шума, и я не припоминала ничего из этого, помнила только последнюю мысль, которая пришла в голову, что-то про «скорую». А ещё то, что я жуткая неудачница, раз уже второй раз за сутки пострадала.

По моему лицу, приводя меня в чувства, елозила мокрая тряпка, от чего становилось как-то не очень приятно, скорее противно. Но освежало. А вот глаза с первого раза открыть не удалось – настырная тряпка не позволяла мне этого сделать с упорством барана, пытавшегося протаранить ворота, в моём случае – с упорством железной щётки для посуды, норовящей отскоблить сковороду до блеска или же, в случае переусердствования, ограничиться соскабливавнием защитного слоя. Такого на лице не хотелось, я попыталась ещё раз, более старательно, приправив усердие голосом:

- Кхм! 

Тряпка соскользнула с лица, явив моему пока затуманенному взору лицо Шерхана, сияющее облегчением.

- О! Ты очнулась! Давно пора, – он соскочил с кровати и потянул меня следом. – Вставай, соня…

Сказал и закрыл рот, будто вспомнил что-то неприятное. Улыбка с лица мигом испарилась, он нахмурился, сдвинув брови домиком и поджав губы. 

Я уже выучила, у него есть два настроения – хорошее и плохое. Первое терпимо, но это, конечно, на фоне второго. Когда его настроение хорошее, он меня всего лишь выбешивает, а именно ржёт как ненормальный, прикалывается, одним словом, ведёт себя как ребёнок малый, и заставляет задуматься о его недоразвитости, неполноценности и скудоумии, но когда его настроение плохое – это хуже в тысячу раз. Потому что тогда я его побаиваюсь. При первом настроении он нормально ненормальный (если такое понятие вообще существует, а если нет, надо запатентовать), при втором – ненормальный на полную катушку! И я даже понятия не имею, что у него на уме – он же псих и не адекватен, а вдруг он мне снова по многострадальной голове зарядит? Хотя почему по голове? У меня же ещё ноги целые. 

Надо отвлечься, а то это попахивает паранойей – то, что я считаю, будто он может меня убить или покалечить. Только он и правда может, и даже преуспел в последнем.

Стоп. А почему в комнате темно? Не то, чтобы ночь, но похоже, что уже скоро закат – смеркается, заметила я, посмотрев в окно, шторы которого не были задёрнуты. 

- Сколько времени? – спросила я Артёма, мигом забыв, что его настроение сейчас плохое. 

Но интересно, каким образом ему удаётся так быстро их менять? Только что было замечательное, улыбка во все выбеленных тридцать два, наверное, к стоматологу каждую неделю наведывается, и через пару секунд – отвратное. Стоило ему меня увидеть и испортилось. Значит, это я катализатор плохого настроения Шерхана? Звучит обидно. Или гордо. Но, если подумать, какие хорошие счастливые воспоминания нас объединяют? Свадьба? О, нет. Как вспомнила – у самой упало ниже плинтуса.

- Вечер, – откликнулся жёстким тоном Шер, думая о чём-то своём.

- Я что, целый день спала?

- Не парься, киса, гораздо хуже было бы, если б уже понедельник настал.

Тут он прав, проснуться на следующий день вечером, проспав сутки, было куда хуже.

- Не просветишь, как день прошёл?..

Глупо было надеяться, что это чудовище, именующее себя моим мужем, удостоит ответом, но я придерживалась позитивных мыслей. Попытка не пытка.

Шер проткнул меня немигающим страшным взглядом, а потом, потом просто расхохотался, заставив меня вновь задуматься о его психическом состоянии. Какой же он странный!

- Ты опять… ничего… не помнишь? – еле отдышавшись, выдавил сквозь смех Артём.

Помню. Имя твоё помню, дуралей. Я покачала головой, отвечать не хотелось. Хотя почему бы и не ответить?

- Как я могу что-то помнить, если я была без сознания?

- Ещё бы, – снова дикий хохот. – После такой-то дозы наркоза.

- Какого наркоза?

- Анестизионного…

- А зачем мне делали анестезию?

Ответ услышать страшно, но я должна знать. 

- Васян настоял, а я поддержал, я же доктор! – гордо выпятил грудь мой принц без коня, наконец, перестав гоготать.

Васян настоял? Он доктор? Зачем анестезия? Мысли перепутались в голове, я в ступоре не могла понять на какой конкретно вопрос хочу получить ответ.

- Васян? – наконец озвучила я вопрос, поняв, что на весы их не поставить, а продолжая молчать, я лишь упрочняю в нём видение меня как ненормальной девицы, страдающей тормознутостью, так что просто пошла по порядку.

- Ну да, – кивнул Шер.

Я выпучила глаза с немым вопросом «Ну? И что дальше?» Он не оценил, поэтому пришлось озвучить.

- Васян – это который из отеля?

- Ага.

- А как же то, что вы с ним махались и грызлись как две собаки, не поделившие территорию?