«Опять подошла эта Мария и попросила, чтобы я заменил ей в ноутбуке термопасту. Я дал номер мастера, а она обиделась. В чем дело?»
«Мария уронила передо мной стопку книг и долго их собирала. Я спросил, нужна ли помощь, она отказалась. Я обошел ее и хотел уже уйти, а она сделала вид, что подвернула ногу. Это неправда, я это ей сказал, и она обиделась».
«Эм… Зачем Мария пыталась трогать меня под столом ногой и зачем она села со мной на паре китайского? Она же ходит на французский».
«Помоги. Это выше моих сил».
Я посмеиваюсь над сообщениями Кострова, а «курочки» недовольно на меня косятся.
– Что?
– Ничего… Ты покраснела, – говорит Ритка сдавленным голосом.
Маша сидит, мечтательно накручивает на палец локон и вздыхает в сторону Тимура.
– У тебя кто-то есть, – авторитетно заявляет Оля. – Колись.
– Не-а, вы все выдумали.
И от этих слов меня саму коробит. Я до жути хочу растрепать всем, что Костров – лучший парень на планете. Что он целуется как дьявол (по моему скромному мнению, дьявол целуется что надо) и сводит с ума своим странным инопланетным флиртом. У меня опять болит все тело, зацелованное и истощенное. Мышцы дрожат под действием чар Кострова. Улыбка не сходит с искусанных губ.
Он тоже хорош. Прячет под воротом засосы на шее, постоянно косится. Я клянусь – одно мое движение в его сторону, и он утащит меня в какую-нибудь пустую аудиторию.
Костров неутомим. Будто за пару лишних лет без секса он накопил переизбыток энергии и вся она досталась мне. Тимуру интересно все. Он может часами изучать мое тело, целоваться, делать массаж, обнимать, проводить опыты в стиле «сколько раз Лискина может кончить за вечер». И все это с таким серьезным видом, что я таю. Есть подозрение, что у меня кинк на мозги. Или на ботаников. Или на эксперименты.
Мне все труднее держаться, он все больше провоцирует. И порой мне кажется, что Кострову вот-вот осточертеют наши тайные отношения. Он, получив дважды по лицу, не считает Егора опасным. И мне уже стыдно, что я так осторожничаю.
– Блин! У него что… засос? – возмущенно тянет Маша.
Сижу за единственной свободной партой в крошечной аудитории и жду, когда «курочки» пойдут на свое место. С тех пор как Машу заинтересовал Костров, они все время ошиваются рядом со мной, чем вызывают у Ани наигранное равнодушие по отношению ко мне. Кажется, Олю больше не смущает мой внешний вид. Она стала говорить: «Все это очень кэжуал, а с Егором вам и правда было не по пути».
Его агрессия остудила пыл девочек и желание свести нас снова. Да и парней он уже, кажется, пугает.
– Да быть не может! Показалось… Говорят, этот горячий ботан ходит на бокс, – говорит Рита.
– Реально? Поэтому он был помятый? – Оля садится на край моей парты, прямо на тетрадку, и приходится ее согнать.
– Вы видели, Егор какой стал? Я слышала, он сходил к врачу и пьет теперь какие-то колеса. – Рита даже не понижает голос до шепота.
– Серьезно? Колеса?
– Да-а. Ась, ты знала, что он того… поехавший?
– Нет. – В горле тут же пересыхает, а в груди сердце замирает, словно я оступилась на ровном месте.
Вообще-то Егор стал спокойнее. Мы опять здороваемся в коридорах, он извинился, его друзья меня демонстративно игнорируют. Все как будто хорошо. Соня постоянно крутится рядом с ним и то и дело подначивает меня, но Егор уже сам стал ее одергивать, чтобы закрыла рот.
– Он на тебя смотрит.
– Кто?
– Костров.
– Эм-м, наверное, что-то по работе прислал, а я не прочитала, – безбожно вру я и открываю сообщения.
«Я забыл сказать».
«Что?»
«Я тебя люблю».
Сердце сжимается, барахлит, рвется из груди, и я еле сдерживаю визг. Он делает это все время вот уже неделю. Просто бросает: «Я тебя люблю», а меня парализует. Ему нравится признаваться, он может шептать это, просто лежа рядом и обнимая, и попутно покрывать поцелуями шею, щеки, волосы.
«Издеваешься?»
«Возможно».
«Увидимся вечером?»
«Кажется, ты хотела сходить на квиз?»
«А ты?»
«Не переживай, работы полно, ты меня страшно отвлекаешь. Не закрывай шторы».
«Будешь пялиться, шпион?»
«Буду. Ты сегодня чертовски красивая».
«ИЗДЕВАЕШЬСЯ?»
«Что? Я не могу написать девушке, что она красивая?»
«Я краснею?»
«Очень».
«Они поймут».
«Плевать».
«Тимур!»
«А-а-а-ася!»
«Невыносимый».
«Я люблю тебя».
«Пиши лекцию!»
«Приходи ночью».
«Как только освобожусь».
«Буду ждать».
«Не усни».
«Еще чего!»
Я выныриваю из потока сообщений и сталкиваюсь с взглядами девочек. Они виновато на меня смотрят, а потом идут в сторону Компашки Колчина, которая только что всем составом ввалилась в кабинет, тут же ставший невероятно тесным.
Егор идет первым, выглядит адекватным, даже улыбается мне и занимает место за последней партой как ни в чем не бывало. Он спокоен, обычен, не кажется опасным.
Место возле меня свободно, но мы договорились, что Тимур не будет его занимать. Так что рядом садится Яна и радостно рассказывает, как предвкушает вечер в баре.
– Может, после пойти ко мне? – несмело предлагаю ей, периферийным зрением следя за Егором и Тимуром, будто они два агрессивных пса без поводков и намордников.
Егор то и дело бросает на меня взгляды, полные подозрения. Кажется, он за мной следит – я никак не могу избавиться от этого чувства.
– Да-а, я за. И я Ане скажу и Лене.
– Аня согласится?
– Почти уверена, что да. – Яна скромно улыбается – мол, ты же понимаешь, как все сложно.
Понимаю.
Поглядываю на Олю, которая, кажется, с каплей сожаления смотрит на меня и Яну. Мне иногда кажется, что «курочкам» я и правда была нужна, но, к сожалению, только кажется. Рита на меня уже не смотрит, слышу, как они с Машей на всю аудиторию обсуждают Кострова. Маше я нужна только как повод, чтобы пошпионить и пособирать сплетен, – она этого даже не скрывает. Оля как будто немного другая.
«Есть разговор», – пишу ей сообщение и прячу телефон, пока не передумала.
– Все в норме? – Яна косится на меня.
– Да. Волнуюсь перед игрой.
Костров уезжает после пар на такси, а я стою на крыльце и с тоской смотрю вслед удаляющейся машине. Быть его водителем, кажется, мое призвание.
Я привыкла находиться наедине с собой после пар или на диване в его офисе. К поездкам в магазин, к тому, что постоянно делаю домашку, или смотрю сериалы, или читаю очередную книгу. Сейчас это «Поклонники Сильвии», и, прочитав лишь одну десятую, я стала задумываться, с той ли книги я начала погружаться в английскую классическую литературу.
Достаю наушники и собираюсь медленно в одиночестве идти домой. Может, даже куплю себе кофе.
Стало так много новых развлечений «для себя». Наушники, старые плейлисты, удобная обувь и долгие прогулки. Я делаю пару кругов по району, потому что снова размечталась, заслушавшись песен из прошлого. Я когда-то любила Mando Diao и Panic! At the disco и сейчас под голос Брендона Ури как будто готова пройти еще километров двадцать, чтобы просто помечтать.
Я так влюблена, что, когда слушаю музыку, все мысли только о Кострове. Он везде, как воздух. Мне кажется, я им пахну. Тело напоминает об очередной бессонной ночи каждым движением: глаза сами собой закрываются. Тут же в мыслях возникают дурацкие красивые губы Кострова. И внезапно щетина. Он на выходных не брился, и я увидела, что из этого получается: она ему так идет, что у меня в голове он отныне всегда с ней. И волосы торчком. И красивый прямой нос. И шея, когда он запрокидывает назад голову. И руки. И плечи. И то, как он шепчет ерунду, гладя при этом мою спину. И голос. И сообщения. И признания.
Споткнувшись на ровном месте, я смотрю под ноги. Прямо на тротуаре, согнувшись и прижавшись грудью к асфальту, лежит Колчин.
– Егор?
– Тш-ш, там котенок, – бормочет он, будто это обычное дело.
Егор и правда выуживает что-то из-под погнутой мусорной корзины на остановке.
– Что?
– Быстрее, придержи!
Я сажусь на корточки и держу на весу корзину, пока Егор достает оттуда пищащий, крепко завязанный пакет.
– Представь, какие-то уроды выкинули.
– А как ты…
– Да мне из-за колес нельзя за руль. Осваиваю общественный транспорт, – говорит он с таким видом, словно это в порядке вещей.
Егор развязывает пакет, и мы оба заглядываем в него, чуть не стукнувшись макушками. Там одинединственный, совсем хилый черный котенок.
– И куда его? – спрашиваю я.
Колчин умильно смотрит в желтые глаза облезлого зверька, улыбается, спрятав его под куртку.
– Заберу себе.
Сидящие на лавочке остановки девочки восхищенно смотрят на красавчика Колчина с облезлым котенком за пазухой. Он нарочито не обращает на них внимания.
– Могу я назвать его Персиком? Помнишь, мы мечтали завести кота. Персика.
– Да. Конечно, да.
Я никогда не забывала про нашего гипотетического кота. Если он станет настоящим, мне будет, пожалуй, не по себе. Но не могу лишить Егора этого, даже мысли такой не возникает.
Колчин выглядит так, будто ему это нужно. Кто-то живой, кого можно будет душить заботой.
– Круто! – Егор улыбается коту. – Я лечусь.
– Ага.
– Соня настояла, мы купили там… всякое. Стабилизаторы настроения или типа того.
– М-м, ясно. Я пошла.
Я встаю слишком резко – голова кружится.
Не хочу слушать. Не от неприязни, просто зачем давать ему шанс? Ведь он может начать на что-то надеяться. Кажется, Егору не много нужно. Сейчас он кажется почти прежним – очень милым и беззаботным.
– Ась! Могу я тебя проводить?
– Нет, не думаю.
Девочки сидят навострив уши, а я стремительно ухожу. И Егор не идет следом. Наконец-то, даже дышать стало легче.
Когда он вот такой понятливый, все воспринимается проще, и он кажется более знакомым. Такого человека я хорошо помню.
Дойдя до перекрестка, я стою на светофоре и невольно оборачиваюсь. Егор стоит, подставив лицо последнему осеннему солнцу, держит котенка под курткой и ждет автобуса. Какой-то сюр.
Меня тревожит ностальгия и странное чувство дисгармонии. Егор – не про котят, автобусы и спокойствие.
Я невольно дергаюсь. Мне кажется, что Колчин должен сейчас, как обычно, начать терроризировать сообщениями, но телефон молчит. Даже проверяю, не остался ли Егор в ЧС.
По дороге я не выдерживаю и набираю Соню, которая после третьего гудка отвечает недовольным «Че?».
– Как Егор?
– Норм.
– Расскажешь, что было в итоге?
Она замолкает, вздыхает.
– Ну, мы не обращались к психологам, психиатрам или типа того. Он не хочет афишировать, но мой невролог прописал ему колеса. Все. Он их пьет, вроде как за неделю очухался, жить будет.
– Точно все хорошо?
– Переживаешь о бывшем?
– Нет, просто опасно звучит как-то. Лечение без врача – это точно…
– Все нормально. Что-то еще?
– Могу я перестать прятаться?
– Ой, сама решай, а? Я что тебе, мамка?
– Ты лучше его знаешь… Сейчас.
– Он пьет колеса, и это все, что я знаю. А еще знаю, что неделю назад он орал и кидал в меня стаканы. Зеркало разбил.
– Он подозревает, что…
– Он считает, что такого просто не может быть. И всех кругом в этом убедил. Они смеются, что такому, как Костров, ничего никогда с тобой не светит. Поздравляю, ты больше не подстилка. Ты теперь святая золотая девочка, которая непременно будет с Егором – нужно только подождать.
– Какая-то биполярка, ей-богу. Ладно, поняла.
– Если честно, я думаю, что Егор уже не ревнует, но я боюсь, что он теперь не совсем понимает, что происходит. Я не знаю. И я не знаю, что должно случиться, чтобы мы отвезли его в больничку. – Ее голос становится чуть более взволнованным.
А потом Соня, не договорив, сбрасывает вызов, и я иду домой уже без нее.
В квартире с облегчением выдыхаю и прогуливаюсь по своим новым комнатам, будто желая убедиться, что все готово для приема первых гостей. На кухне теперь бордовые стены и черный гарнитур. На полу валяются подушки и стоит низкий кофейный столик, как в китайском ресторанчике.
В спальне синие стены и кровать с кованой спинкой – тут, наоборот, белая мебель. Скрипучее основание удалось пристроить за самовывоз, зато на замену нашлось подержанное. Кровать больше не издает раздражающих звуков и не мешает спать. Вместо шкафа из коробок – комод, урвала на гаражной распродаже, которую устроили съезжающие соседи. Пятнадцать ящиков, как в старом архиве. Я все покрыла своей коронной белой водоэмульсионкой и начистила латунные ручки.
Тут же поставила штангу для одежды. Деревянные советские плечики из бабушкиного гаража тоже реставрировала этой краской. Для синей стены нашлась большая картина в белом паспарту и тонкой черной рамке. И фонарики над кроватью.
Все чаще хочу остаться дома, тут стало уютнее и появилось слишком много дел. Я так долго боялась одиночества, что теперь удивляюсь сама себе, когда задергиваю шторы, отрезая от себя даже соседа из дома напротив.
«Что делаешь?»
«Собираюсь на квиз».
«Не страшно?»
«Немного».
«Я приду, как только попросишь».
Кидаю Кострову фотографию наряда. Я сшила практически идеальное платье из коричневого легкого батиста в мелкий цветочек. Не особенно по-осеннему, но с теплыми колготками и огромным бабушкиным свитером поверх – самое то.
Тимур молчит, а потом присылает свое фото. Хочу раздобыть маховик времени и переместиться с его помощью вперед, в ночь, когда я провожу друзей и придет Тимур. На фото он скучающе уткнулся щекой в кулак на фоне каких-то графиков. Из-под манжеты выглядывают мои обожаемые часы. На них можно рассмотреть завышенный пульс.
«Ждать вечера и спокойно работать стало сложнее. Я вычту свой непродуктивно отработанный день из твоей ЗП».
Не отвечаю ему, чтобы не увлечься диалогом, и, взяв пальто, бегу на улицу. Мне кажется, что я уже не волнуюсь. Почти уверена в этом, но все равно в нерешительности торможу у входа, пока со спины на меня не набрасываются Женя и Яна.
– А вот и она! – Женя обхватывает меня за талию и поднимает вверх. – А где Костров?
– Пусти! – хохочу я в ответ. – Он не фанат кино.
– А отвечал неплохо, – бурчит кто-то.
Я оборачиваюсь, выпутываюсь из рук Женьки и сталкиваюсь взглядом с Аней.
– Ну, ты просто меня не слушала, вот он и помог.
– Не очень похоже на извинения.
– Ань. – Я хочу ей много всего сказать, но не уверена, что это подходящий момент. – Ты же придешь ко мне вечером после игры?
Она мнется, переглядывается с Яной, потом с Леной.
– А что ж ты «курочек» не позвала на новоселье? Или они уже были?
– Ревнуешь?
Она краснеет и отворачивается. Ее черное каре уже через секунду мелькает за стеклянной дверью бара и смешивается с толпой.
– Ну не дразни ее! – умоляющим тоном просит Яна.
– Знаешь, ей тоже пора немного повзрослеть. – Я поджимаю губы и иду вслед убежавшей Ане.
Мне легче. Я не чувствую себя настолько чужой и, кажется, с каждым раундом принимаю происходящее как часть новой жизни. Я боялась, что уже не вольюсь в старую команду, как не влезают люди в любимые прошлогодние джинсы, но она мне впору. Ребята выросли, изменились. Слушаю их в перерывах и жадно впитываю все, что пропустила. Они интересные, и я им во многом проигрываю, хотя когда-то казалась чуть опытнее и старше, пусть мы и одногодки. Я жила одна, они с родителями. Я приезжала на игры на мотоцикле, они на трамвае. Я работала, и у меня в речи были крутые слова вроде «зарплата», «начальник», «коллеги». Это делало меня очень важной и осознанной. Теперь они важные и осознанные.
Яна и Женя перешли от дружбы к любви и кажутся очаровательно милыми. Делают все правильно, не хотят жить вместе до свадьбы и много говорят о планах на будущее. Они видятся мне недосягаемыми. Яна – очень счастливой, с искренней любовью в глазах.
Аня, кажется, собирается продолжать учебу в магистратуре. За эти два года она продвинулась куда дальше меня, я чуть меньше начинаю гордиться своим новым умением смотреть сериалы с субтитрами.
Лена нашла работу переводчика для какого-то иностранного сайта и зарабатывает больше, чем все мои знакомые. Самая тихая и скромная девчонка, которая никогда не выказывала особого интереса к наукам.
Я боюсь момента, когда меня спросят о планах на жизнь. Мои планы – это шить юбки, смотреть много фильмов и возить Кострова по его делам. Я законсервировалась, пока они развивались, и мне не по себе.
– А что у тебя нового? – улыбается Яна. – Расскажи уже!
Мы только что отыграли седьмой раунд и уже знаем, что заняли далеко не первое место.
– Восьмое, как всегда, – ворчит Женя, глядя на появляющуюся на экране турнирную таблицу.
На минуту обо мне забывают, и я успеваю придумать речь.
Шить юбки. Смотреть фильмы. Возить Кострова. Разговаривать с неодушевленными друзьями, Старушкой и Персиком.
– Ну что? Что нового, рассказывай, мы столько пропустили! – Яна вспоминает обо мне в очереди в гардероб. Аня прислушивается – впервые за вечер.
– Быть может, пойду на курсы. Усовершенствую английский. Кажется, он мне нравится.
– Только сейчас поняла? – Брови Ани ползут вверх.
Нет, просто хочу стать еще круче?
Да, потому что мне стало недостаточно моего уровня?
Нет, просто хочу освоить новое направление?
– Да. Я забила на учебу. Все меня успели догнать и обогнать. А последний месяц я так много работала, что, кажется, возвращаюсь в строй.
– Что еще? Ты вроде работаешь с нашим Тимуром Валентиновичем?
Мы выходим на улицу, я делаю глубокий вдох.
Я могла бы сколько угодно делать вид, что крутая, эрудированная и знающая, чего хочу от жизни. Эти ребята совсем не такие, они больше похожи на Тимура. За ними нужно тянуться, развиваться вместе с ними, иначе никак.
– Да. Вожу его… Личный водитель.
– Вы встречаетесь? – шепчет Яна.
– Нет. Просто дружим.
Она мигом сникает и бормочет, что мы были бы красивой парой.
Женя говорит, что не будет мешать девичнику, и сажает нас в такси. Всю дорогу я чувствую напряжение со стороны Ани и слежу за тем, как Яна тоскливо на нас косится.
Я понимаю, насколько скучала, подавляя неловкость внутри, пока мы молча едем по городу, каждый в своих мыслях. Мне должно быть не по себе, но я ощущаю только одну потребность: вернуть все как было. Снова найти людей, которые были мне не просто приятелями, а настоящими друзьями.
– Ян, вы идите, – шепчу я, как только мы выходим из такси, и отдаю ей ключи.
Она, не задавая вопросов, подхватывает Лену и убегает в подъезд, а Аня садится на лавочку и молча ждет, когда я заговорю.
– У нас есть шанс? – спрашиваю ее, садясь рядом. – Ань, я знаю, что ты ждешь извинений, но не понимаю, за что именно? За то, что я стала дружить с Олей?
Она резко поворачивает ко мне голову с полными слез глазами и сжимает в тонкую линию губы.
– Если я была с Егором, значит, должна была быть с его компанией. Я бы не смогла их игнорировать, а ты никогда не смогла бы к нам присоединиться. И не потому, что ты не такая, как они. А потому, что ты этого не хот…
– Не такая! – выдыхает Аня еще более обиженно, чем раньше. – Конечно, я не такая. Не такая красивая, не такая тощая, не такая глупая, как Оля.
– Но ты красивая.
Я знаю, о чем Аня говорит, но не знаю, как объяснить ей, что это неправда. Ей больно. И она от боли на меня срывается. На пять кило полнее сестры, в очках, странных платьях и лаковых ботинках. Всегда в кино, музыке, книгах и учебе. Аня делала все, чтобы не быть такой, как Оля. Не красилась, не покупала кремов для лица. Надевала самую несуразную одежду, какую находила. Я так и не смогла ее убедить, что это неправильно.
– Это ты всегда была красивая. И яркая. Крутая, – с обидой говорит Аня. – А я была как некрасивая подружка. Потом в тебя влюбился самый популярный парень. Потом с тобой стали дружить самые популярные девчонки. Чего ты от меня хочешь? Чтобы я поверила, будто королева опять снизошла до нас?
– А чего ты хочешь от меня? Чтобы я перестала быть какой? Красивой, яркой или крутой?
Мне больно это говорить, но, кажется, Аня ничего другого не услышит. По крайней мере, она меняется в лице – злится и морщит нос, мол, да-да, рассказывай дальше, как ты хороша.
– Ань, честно, тебе я чем мешаю? Я отказывала тебе в помощи, унижала тебя? Я просто отказалась в какой-то момент вместе с тобой ненавидеть Олю. Мы с ней разные. Мы с ней не стали близки. Но она не демон. И ты не поверишь, но, если придешь к ней и попросишь пройтись с тобой по магазинам, она от счастья слюной подавится.
– Ой, вы что, прям по душам с ней говорили? – Аня опять пытается взорваться.
Но я не даю:
– Ты не веришь мне?
– Ты не знаешь, о чем говоришь!
– Знаю. Потому что если ты считаешь себя дурнушкой сейчас, то я считала себя дурнушкой тогда, оказавшись среди них, модных и красивых. Мне до них далеко. Было. И знаешь, стать такой, как они, легче, чем прочитать от корки до корки хорошую книгу. Были бы деньги и желание. А знаешь что? Когда я сюда вернулась, меньшее, о чем жалела, – это потеря вещей и компании, в которой меня не понимают.
– И что ж ты с ними тогда…
– Был Егор. Мне жаль, что любовь к нему была больше, чем наша дружба. И еще больнее, что твоя нелюбовь к Оле сильнее, чем наша с тобой дружба.
Аня кривит губы и отворачивается.
– Ты не веришь мне?
Встаю с лавочки и сажусь перед Аней на корточки, так чтобы мы оказались лицом к лицу. Ловлю ее руки и крепко сжимаю.
– Я ушла не за красивой жизнью. Я ушла из-за большой любви. И я не хотела тебя бросать и не бросила. Просто моя жизнь изменилась, как изменилась бы и твоя, встреть ты кого-то и полюби так же сильно. Ань, это было неправильно – заменять человеком целый мир. Но и ты живешь неправильно, все силы направив на то, чтобы презирать родную сестру.
– Не лезь в наши от…
– А мне можно лезть?
Тонкий голос Оли вызывает у меня улыбку – она приехала. А я почти не надеялась.
– Что ты тут делаешь?
Аня гневно на меня смотрит, а Оля как будто никого не замечает, кроме сестры. У меня чувство, что это не девочки встретились лицом к лицу, а две Аси из прошлого. Ася-«курочка» и Ася-капитан.
– Ань! Это правда, если ты подойдешь ко мне…
– Да не нужна мне твоя помощь!
Аня выпускает иголки, как обычно, но я за этим уже не наблюдаю.
– Удачи, – шепчу Оле и иду в квартиру, где ждут подруги.