Дерзкий любовник

Глава 7

Риба села с бешено колотящимся сердцем. Ночь, непроглядная тьма окружала ее, и даже луна куда-то исчезла. Ни лучика не прорезало темный бархат.

Мириады звезд холодно мерцали в неоглядной выси. Риба вздрогнула, не понимая, что ее разбудило.

– Спи, chaton, – раздался за спиной глубокий голос. – Тревожиться не о чем. Просто дракон дернул хвостом.

– Что? – переспросила Риба, но тут же поняла. – Ах, да. Землетрясение.

И по голосу Чанса поняла, что он улыбается.

– Да. Немного больше трещин в турмалине, похороненном под нами.

Риба, зевнув, снова легла. Чанс потянулся к ней, притягивая к себе. Прошлой ночью, несмотря на ее протесты, он соединил два спальных мешка в один, и теперь Риба радовалась теплому гнездышку. Она положила голову ему на плечо, руку – на грудь и, почувствовав себя в полной безопасности, снова зевнула.

Чанс, тихо рассмеявшись, поцеловал маленькое ушко.

– Что тут смешного? – сонно осведомилась она.

– Ты. Только житель Лос-Анджелеса может пугаться оленей и зевать, узнав о землетрясении.

– Да это просто крохотный толчок, – пробормотала Риба. – Но и олень был не очень большим.

Так и не успев придумать подходящего ответа, Риба уснула. Во сне она несколько раз начинала беспокойно ворочаться, потревоженная вторичными толчками, последовавшими за первым, самым сильным, однако так и не проснулась до рассвета.

Первое, что она осознала, медленно вынырнув из глубин сна, было тепло Чанса, его руки, ласкавшие ее, дарившие наслаждение, заставлявшие тело растворяться в сладостных волнах. Он властно гладил нежную плоть, опаляя сухим жаром, лишавшим рассудка и дыхания. Еще в полузабытьи-полуяви, открытая и беззащитная перед его прикосновением Риба могла только извиваться – беспомощно, томно, лениво – под безжалостными ласками Тигриного Бога.

И когда он наконец вошел в нее, Риба сумела только вскрикнуть в сладостной муке, которой мог положить конец только он. Чанс двигался медленно, мощными толчками, врываясь все глубже и погружая ее в океан наслаждения, потрясшего так, что Риба, обессиленная, забыла обо всем, отдавшись ему безоглядно, полно, страстно… И только тогда, отозвавшись на песнь сирены, он утонул в ее мягкости и тепле и забылся в экстазе.

Долгое время спустя Чанс снова баюкал Рибу в своих объятиях, нежно лаская губами и руками ее тело. Риба лежала молча, ошеломленная тем, что сейчас произошло. Она медленно возвращалась в реальный мир, сознавая, что ее взяли без просьб и предупреждений, не дав ни малейшей возможности отказаться. Но могла ли она, только сейчас побывав на седьмом небе, сердиться на него?

– Прости меня, – шепнул он, не отнимая губ от ее щеки. – Но я должен был знать, не отпугнул ли тебя прошлой ночью, знать, что таится у тебя в душе, в сердце, а не в том налете цивилизации, полученном от людей, которым либо все равно… либо… может, они просто не видели лучшего. Теперь я понял. Что бы ни было сказано или не сказано между нами, ты хочешь меня так же сильно, как я тебя.

Риба подумала про себя, не относится ли и любовь к тому «налету цивилизации», о котором упомянул Чанс. Однако не спросила ни о чем – ведь она обещала больше не говорить о любви. Тот день, когда клятва будет нарушена, станет днем, когда она уйдет от него и не оглянется, чего бы это ей ни стоило.

– Риба? – спросил Чанс, сжимая ладонями ее лицо и глядя в карие глаза, переливающиеся золотистыми искорками. – Ты все еще сердишься из-за прошлой ночи, котенок?

– Нет, – покачала она головой, целуя Чанса, прежде чем он успел заметить терзающую ее душу тоску. – На что тут сердиться? Ты подарил мне… красоту.

Чанс с хриплым стоном прижал ее к себе, крепко, сильно, до боли. Она, не протестуя, прижалась к нему. В это утро Риба узнала, простую, ошеломляющую правду: лучше желание такого человека, как Чанс Уокер, чем любовь всякого другого мужчины.

– Только за это, – сказал он несколько минут спустя, неохотно разжав руки, – ты получишь завтрак в постель.

– Не вижу, откуда можно позвонить в гостиничный сервис.

– Никаких звонков. Чистое волшебство.

– Верю.

– Правда?

– Конечно, – кивнула Риба, едва удерживаясь от смеха. – Я легла спать в одежде, а проснулась в твоих объятиях. Какое еще можно найти объяснение, кроме волшебства?

Чанс раздвинул губы в хищной усмешке.

– Я объясню тебе позже, каждую интимную мелочь. Очень интимную.

Он расстегнул молнию спального мешка и поднялся, обнаженный и прекрасный, ее Тигриный Бог. Золотистые лучи рассветного солнца обливали его, словно медом, растекались по коже, подчеркивая силу его тела переливами бархатистых теней.

– Я была не права, – тихо пробормотала Риба.

Он обернулся к ней с хищной кошачьей грацией, не отрывая от Рибы взгляда прозрачно-зеленых глаз.

– Ты гораздо прекраснее Тигриного Бога.

В Чансе произошла мгновенная перемена, словно какие-то сильные эмоции боролись в его душе. Лишь через несколько минут он смог заговорить.

– Закрой глаза, моя женщина, – хрипло выдохнул он, – или получишь вместо завтрака только мои ласки.

Темные ресницы медленно опустились, скрыв сияющие янтарно-карие глаза Рибы. Она снова погрузилась в дремоту, пока не услышала стук тесака о дерево. Приподняв голову, она увидела Чанса. Он стоял всего в нескольких футах, в джинсах, черной фланелевой сорочке и кожаной куртке – обычный походный костюм для горной местности. Повернувшись спиной к Рибе, он рубил дрова. Риба невольно восхитилась небрежной ловкостью, превратившей тяжелый труд лесоруба в простую игру. Неожиданно, почувствовав ее взгляд, Чанс повернул голову.

– Кофе будет готов через несколько минут, – объявил он. – Как ты относишься к бифштексу и яйцам?

– Как голодный тигр, – заверила Риба, по-кошачьи потягиваясь, и тут же поспешно сунула руки в спальный мешок. – Бр-р-р. Я слышала об отелях, экономящих на отоплении, но это просто смехотворно!

Раздраженно фыркнув, она натянула спальный мешок до самых глаз.

– Придется поговорить насчет этого с управляющим! – пообещал Чанс, улыбаясь себе под нос.

– Поговори, да побыстрее. Да, кстати, узнай в прачечной, что сталось с моей одеждой.

– Попытайся пошарить на моей стороне спального мешка.

Риба последовала совету и, отыскав джинсы с блузкой, встряхнула их и осмотрела на свет.

– Твоя одежда совсем чистая, – обиженно объявила она, – а моя – вовсе нет.

– Мне пришлось спуститься к «тойоте».

Риба торжествующе улыбнулась:

– Так и знала, что ты поймешь.

Ухмыльнувшись, Чанс покорно отправился к машине, отыскал смену одежды для Рибы, отдал ей и стал ждать. И не разочаровался. Как только холодная ткань коснулась кожи, Риба, взвизгнув, подпрыгнула.

– Согрей вещи в спальном мешке, пока я бреюсь, – вмешался Чанс, скрывая улыбку.

Риба, сердито ворча себе под нос, все же сделала, как было велено, и, лишь когда смогла без дрожи дотронуться до вещей, торопливо оделась. Вторая пара джинсов, купленная для нее Чансом, сидела так же хорошо, как первая. Рубашка, однако, оказалась куда практичнее вчерашней блузки. Фланелевая, с длинными рукавами, в оранжево-красновато-коричневых тонах, она была такой теплой, что Риба сразу же согрелась и с удовольствием потерлась щекой о мягкую ткань. Огонь потрескивал, посылая в небо жар и светло-серебристый дым. Закончив бриться, Чанс оглянулся – как раз вовремя, чтобы увидеть эту мирную сцену. Улыбнувшись, он подошел к Рибе:

– Теперь тепло?

Риба кивнула.

– Осталось только одно, – сообщила она, откидывая со лба тяжелую прядь волос.

– А именно?

– Никак не могу вспомнить, куда горничная сунула щетку, когда убирала комнату.

– Эту? – осведомился Чанс, вытаскивая из кармана куртки красивую щетку с ручкой из слоновой кости.

– Откуда ты знаешь? – сухо спросила она.

– Янтарная инкрустация точь-в-точь такая же, как на нем, – объяснил Чанс, вынимая из другого кармана гребень из слоновой кости, выложенный янтарем.

– Я уже стала беспокоиться, что с ней случилось. Все мои гребни приобрели странную особенность просто прилипать к твоим пальцам.

Чанс с интересом осмотрел свои ладони.

– Да… я как-то не задумывался, что успел собрать целую коллекцию твоих гребешков. – И, встав перед ней на колени, добавил: – Зато я постараюсь загладить свою вину.

Риба улыбнулась, лаская густые черные волосы.

– Я удовлетворюсь и завтраком.

Чанс, подняв медово-золотистые пряди, припал к ее шее долгим нежным поцелуем. Усы слегка щекотали кожу, посылая озноб по спине. Пробормотав проклятие, он разжал пальцы и начал расчесывать длинные светлые волны. Стон чувственного удовольствия сорвался с губ Рибы. Она закрыла глаза, отдаваясь головокружительным ощущениям. Чанс продолжал расчесывать ей волосы, пока они не превратились в сияющую массу, стекавшую почти до пояса. Даже когда последние пряди были распутаны, Чанс продолжал водить щеткой сверху вниз, нежно и в то же время твердо, наслаждаясь мерцанием и блеском ее волос.

– Можешь украсть все мои гребни до единого, – вздохнула наконец Риба. – По правде говоря, я на этом настаиваю.

Низкий мурлыкающий стон, вырвавшийся у Чанса, вновь заставило ее вздрогнуть. Собрав в кулак гриву волос, он начал заплетать их в одну длинную косу.

– Сегодня никаких причесок, моя женщина. Здесь чем проще, тем лучше, особенно в Чайна Куин.

Он быстро доплел косу, завязал ее вместо ленты сыромятным ремешком и отступил на шаг, восхищаясь собственной работой.

– Да, я зарыл в землю свое призвание. Следовало бы стать горничной у богатой дамы.

Риба едва не поперхнулась, представив Чанса Уо-кера в дамской гардеробной. Он позволил ей еще несколько минут повеселиться, прежде чем осторожно потянул за косу, так что Риба упала ему на грудь. Чанс целовал ее до тех пор, пока она не задохнулась, и всякие мысли о веселье не улетучились, а потом решительно запихнул обратно в спальный мешок и снова принялся готовить завтрак.

Запах жарившегося на открытом огне бифштекса заставил Рибу вспомнить, как ужасно она проголодалась.

– Какие яйца ты больше всего любишь?

– Приготовленные по возможности самым быстрым способом, – взмолилась она, прислушиваясь к урчанию в желудке.

– Проголодалась? – спросил он, стараясь казаться серьезным.

– Сейчас умру, – призналась Риба – Должно быть, ночной воздух и все такое.

– Особенно «все такое».

– Ах, какая скромность, – ехидно заметила Риба.

Чанс взглянул на Рибу; в его глазах плясали крошечные огоньки.

– Такая искренность, – спокойно ответил он. – Я никогда не солгу тебе, даже в шутку. В точности, как ты не лгала мне.

Риба хотела было сказать, что она не сказала ему всей правды и не скажет, с тех пор как тема любви стала запретной, но объяснить все это означало нарушить обещание, данное ему и себе. Поэтому она просто улыбнулась и заговорила о другом:

– Когда мы спустимся в Чайна Куин?

Чанс резко вскинул голову, сузив глаза; его лицо мгновенно напомнило Рибе суровые беспощадные горы. Он пристально, холодно вглядывался в Рибу, словно пытаясь обнаружить, что скрыто за ее улыбкой. Она поняла это и нахмурилась, гадая, почему он так вскинулся при одном упоминании о шахте.

– Что случилось? – встревожилась она.

– Я никак не мог понять, почему ложь и Чайна Куин каким-то образом связаны в твоем мозгу, – без обиняков ответил он.

Риба, сбитая с толку, какое-то время колебалась.

– Вовсе нет, – наконец ответила она, откровенно, хотя и несколько смущенно. – Может, это ты связываешь их?

Чанс перевернул бифштексы, прищурившись от мельчайших капелек жира, летевших в лицо и шипевших на огне.

– Два яйца или три? – спросил он, открывая холодильник.

– Два, – тихо ответила Риба, поняв, что Чанс не собирается отвечать на ее вопрос. Ни лжи, ни уверток, одно лишь молчание.

Через несколько минут Чанс принес Рибе тарелку, вернулся за своей и сел рядом.

– Когда-нибудь, – бесстрастно сказал он, – я отвечу тебе. Но не теперь. В некотором отношении ты знаешь меня лучше, чем кто-либо еще, а в других – не знаешь совсем. И, конечно, можешь неправильно понять все, что я сказал бы сейчас.

Он взял ее руку и прижал ладонь к губам, быстро, почти свирепо.

– Какой кофе ты любишь? Со сливками или с сахаром? Или то и другое?

– Черный, как сердце шахтера.

Глаза Чанса на мгновение сузились, но он тут же, словно против воли, улыбнулся.

– Черный, так черный.

Он выпустил ее руку и, отойдя к огню, вернулся с двумя кружками дымящегося черного кофе.

– Осторожно, – предупредил он, когда Риба потянулась за кружкой. – Он горячий и крепкий, как любовь одной женщины.

Рука Рибы дернулась, но тут же застыла.

– Похоже, его совсем невозможно пить, – небрежно бросила она, взяв кружку, но тут же отставила ее. – Пусть немного остынет.

– Некоторые вещи никогда не остывают, – заметил Чанс, приподнимая пальцем ее подбородок, пока Риба наконец не была вынуждена встретиться с ним взглядом. – Солнце. Ядро земли. Ты. Я. Дай нам время, chaton.

Она посмотрела в любимые глаза и сказала единственное, что могла ответить:

– Да.

В молчании, казавшемся таким же естественным, как солнечный свет, струившийся по неровным гранитным откосам скал, возвышавшимся над Чайна Куин, они доели завтрак и прибрали мусор. Когда последняя тарелка была убрана, последний уголек зарыт и припасы заперты в машине, подальше от мелких животных, Чанс повернулся к Рибе:

– Готова спуститься в Чайна Куин?

Глаза Рибы взволнованно сверкнули.

– Я думала, ты никогда не спросишь.

Чанс улыбнулся и объяснил, как пользоваться принесенным оборудованием, особенно горняцкой лампой.

– Комплект батарей повесишь на пояс. Этот переключатель приводит их в действие. Переключатель трехпозиционный. Большей частью мы используем только самое слабое освещение. Как только включишь лампу, не направляй ее на меня, когда мы начнем разговаривать. Таким образом мы не ослепим друг друга.

Кроме шлемов с вделанными в них лампочками, Чанс вынул ружье в кожаном чехле, два фонарика, две фляжки с водой, два молота-кирки, лопату, два охотничьих ножа в чехлах и маленький кожаный рюкзак. Чанс сунул один фонарь, молоток и нож в карманы на широком ремне, похожем на ремень плотника, застегнул пояс на талии Рибы, увидел, что он слишком свободный, и покачал головой.

– Подумать только, так худа и так вынослива, – заявил он, покачав головой, и, достав из чехла нож, проделал еще одну дыру и снова затянул пояс. На этот раз он плотно сидел на бедрах.

– Сначала тебе будет неловко, но вскоре привыкнешь.

– А что, мы разве будем держаться не вместе? – встревожилась Риба, видя, что он экипирован точно так же.

– Ты обычно застегиваешь ремень безопасности, потому что ожидаешь несчастного случая? – сухо спросил он.

– Понимаю. А что здесь? – поинтересовалась она, показывая на единственный рюкзак.

– Еда.

– Нам не понадобится два рюкзака?

– Без еды можно жить неделями. Вода – другое дело. И свет тоже. Мужчины не раз сходили с ума от темноты, прежде чем умереть от жажды.

Риба неловко поежилась.

– Не очень приятная мысль, – вздохнула она наконец.

– Как и столкновение машин на скорости сто километров в час.

– Твоя взяла, – вздохнула Риба.

– Все еще хочешь спуститься в шахту?

– Да.

Чанс сжал ладонями лицо Рибы:

– Есть еще кое-что.

Риба ждала продолжения, не отводя взгляда от серебристо-зеленых глаз.

– Что именно?

– Когда мы окажемся в шахте, ты должна беспрекословно слушаться меня. Как только скажу «стоп», останавливайся. Если велю прыгать – прыгнешь. Если не разрешу копать, уберешь лопатку. Если прикажу замереть на месте – замрешь. Договорились?

Риба всмотрелась в напряженное лицо, понимая, что он требует полного повиновения не из простого каприза.

– Хорошо, – спокойно ответила она.

Его поцелуй был одновременно безжалостным и нежным.

– Я предпочел бы вообще не видеть тебя в шахте, – хрипло признался он. – Шахты могут быть так же непредсказуемы, как пьяные водители. Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

– Не позволю, чтобы меня заворачивали в вату и держали на пыльной полке, – не повышая голоса, объявила она. – Довольно я натерпелась этого в детстве. Как только мы окажемся в шахте, Чанс, я стану повиноваться твоим приказам, но лишь потому, что я взрослый человек, а не ребенок.

– Мне ли не знать, – пробормотал он. – Настоящая женщина. Моя женщина.

Большие пальцы обеих рук медленно ласкали скулы Рибы, но несколько минут спустя он со вздохом отпустил ее, надел на плечо ремень ружейного чехла, закинув его за спину, словно лук со стрелами, поднял рюкзак и сказал:

– Давай трогаться в путь, пока я не решил, что предпочитаю исследовать нечто гораздо более заманчивое, чем заброшенную норовистую старую шахту.

– Норовистую? – спросила она, шагая рядом с Чансом. – Говоришь о ней, как о живом существе.

– Это когда она в хорошем настроении, – категорично объяснил Чанс, глядя в горящие любопытством золотисто-карие глаза Рибы. – Шахты все равно, что корабли, – пояснил он. – У каждой свой характер.

– И, как корабли <Несмотря на то, что в английском языке почти нет деления на роды, англичане считают, что слово «корабль» – женского рода.>, шахты тоже женского рода, не так ли?

– Да, – кивнул Чанс, улыбаясь уголками губ, – потому что большинство шахтеров – мужчины.

– И ты считаешь Чайна Куин капризной?

– Настоящей стервой, – убежденно заверил Чанс. – На нее очень долго не обращали внимания, и это ей не нравится.

– Вполне понятная реакция, – серьезно согласилась Риба.

Чанс хмыкнул, но ничего не ответил и пошел вперед ко входу в Чайна Куин, зажег лампу и встал, ожидая, пока Риба зажжет свою. Лучики света, сияющие с их шлемов, выглядели бледно-желтыми дорожками в белом сверкании солнечных лучей, водопадом вливающихся в черное отверстие.

– Как только мы пройдем чуть дальше, – сказал Чанс, легко шагая по грязному, усыпанному булыжниками полу, – может показаться, что гора нависает над твоими плечами, грозя свалиться и вот-вот раздавить тебя. Если это чувство не пройдет, скажи мне. Тут нечего стыдиться. Иногда подземелья влияют на людей таким образом.

– Клаустрофобия.

– Называй, как хочешь. Лучше уж сразу повернуть назад, чем вынести тебя из шахты, кричащую, всю в поту.

– Тебе приходилось делать это? – еле выговорила Риба внезапно пересохшими губами.

– Несколько раз. Правда, никогда не выносил одного и того же человека дважды. Как только они теряют веру в мать-землю, ни один не хочет возвращаться обратно.

– Да, в старательском деле кирки и лопаты еще не все, верно?

– Чертовски верно, – подтвердил Чанс.

Последний дневной свет незаметно растаял. В непроглядной тьме лучи света, сиявшие со шлемов, казались твердыми конусами ослепительного сияния, прорезавшего мрак. Свет отражался от лица Чанса, очерчивая жесткие контуры скул и подбородка. Глаза блестели морозным серебром. Стены тоннеля поглощали свет, отдавая лишь малую его часть. И хотя Риба ничего не сказала, она все же почувствовала неожиданное разочарование. Она ожидала чего-то более красочного, блеска или искр, какого-то намека на богатство, таящееся под землей.

Тоннель раздвоился. Правая развилка была шире левой, и стены состояли из более светлого камня.

– Пегматитовая жила, – пояснил Чанс, направив фонарь на стены. Чешуйки слюды и еще каких-то блестящих минералов подмигивали им, создавая сверкающий гобелен, превосходящий яркостью звездную ночь.

– Ой! – ахнула Риба.

– Лучше, чем ты ожидала? – спросил Чанс, взяв ее за руку.

– Да. Как прекрасно!

– Большинство шахт уродливы, всего-навсего дыры, наспех вырытые в этой неприветливой земле. Турмалиновые шахты – одни из немногих рудников, которые соответствуют нашим детским фантазиям и изобилуют волшебно-сверкающими камнями, спрятанными в черной чешуе дракона.

– А вдруг это алмазный рудник семи гномов?

Чанс коротко рассмеялся.

– В жизни не встречал ничего более отвратительного, чем африканская алмазная подземная разработка. Правда, золотые прииски немногим лучше.

– Но кварцевые кристаллы прекрасны, – возразила Риба.

– В кварцевых жилах находят чертовски мало золота. Как-то я видел богатый «карман» драгоценных кристаллов кварца, перемежавшихся золотыми самородками. Зрелище было потрясающее, почти ошеломительное, но весь карман поместился бы в твоей кухонной раковине. Золото по большей части добывается унциями из темного камня.

Лампа Чанса осветила сверкающие стены тоннеля.

– Но здесь, – признал он, – все такое яркое.

Он осторожно коснулся стены заостренным концом молотка. На пол посыпался блестящий порошок.

– Рад, что не собираюсь работать здесь с динамитом, – покачал он головой. – Вибрация в мгновение ока уничтожит шахту.

Риба взглянула на стену, но ничего не ответила, прислушиваясь к шороху частиц пегматита, медленно осыпающихся на землю. Она чувствовала, что Чанс изучает ее, пытается определить, как она себя чувствует под землей, в месте, оказавшемся более предательским, чем она предполагала.

– Со мной все в порядке, – спокойно сказала Риба. – Просто трудно поверить, будто из этой мешанины минералов может родиться нечто большее, чем мой ноготь.

– Турмалины Палы – настоящее чудо, – согласился Чанс. – Ты когда-нибудь видела турмалины в друзах из шахты Эмприс?

– Однажды. В музее. Розовые кристаллы длиной с мою руку в материнской породе из полупрозрачного кварца. Можно увидеть трещины в турмалине, сотни линий, однако основная структура камня осталась нетронутой. С того времени меня преследует мечта найти в Чайна Куин нечто подобное, – тихо призналась Риба, вертя головой, так что свет лампы прихотливо играл на грубых неровных стенах тоннеля.

– Турмалин из шахты Эмприс редко остается в друзах – они легко распадаются. Поэтому те, которые сохранились целыми, поистине бесценны. Нельзя найти ничего равного ни в одной шахте на земле, – объяснил Чанс.

Риба мгновенно распознала странное волнение в, казалось бы, спокойном голосе и поняла, что для человека, подобного Чансу, спуститься в Чайна Куин, оказаться в месте, где можно отыскать небывалые сокровища, означало осуществить давнюю мечту. Чего только не сделаешь ради этого? Конечно, даже риск оказаться под обвалом не остановит его.

– Риба?

Мгновенно вернувшись к реальности, Риба вздрогнула, повернулась к нему, но тут же быстро отвела глаза, поняв, что направила лампу прямо ему в лицо.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

– Просто думаю.

– О стенах тоннеля?

– Нет. О тебе. Сегодня ты, спустившись сюда, каким-то образом осуществил мечту всей жизни.

Чанс слегка повернул голову, осветив ее лицо белым резким лучом лампы, и долго глядел на Рибу, ничего не говоря. Потом так же молча отвернулся и провел фонарем по светлым стенам тоннеля.

– Да, ты права. Я уверен, что здесь есть турмалины, Риба. Турмалины, которые ждут миллионы лет, чтобы их нашли. И Я НАЙДУ ИХ!

Спокойная категоричность его обета на мгновение лишила ее дара речи и способности двигаться.

– Это слишком опасно, Чанс, – наконец сказала она. – Даже для человека твоего опыта. Никто не даст мне взаймы достаточно денег, чтобы восстановить Чайна Куин и сделать ее безопасной для работы, особенно если в качестве залога я могу предложить лишь половину заброшенной шахты. Сомневаюсь, что даже всей шахты будет достаточно.

– Можно найти способ, – упрямо возразил он, медленно шагая по уходящему вниз тоннелю и внимательно осматривая стены. – Когда чего-то очень хочешь, всегда можно найти способ.

Риба наблюдала, как медленно уплывает лампа на шлеме Чанса, и старалась сдержать протестующий крик. Она начинала понимать, что имел в виду Чанс, когда сказал, что старательская лихорадка горит в крови хуже любой малярии. Сейчас он почти не замечал присутствия Рибы. С таким же успехом она могла быть одна в шахте.

Риба медленно провела лучом лампы по части тоннеля, оставшейся позади. Стены переливались радужными огоньками, которые тонули во мраке, прежде чем снова привести к солнечному свету.

Когда Риба снова взглянула вперед, Чанс казался всего лишь узким светящимся конусом, удалявшимся от нее в темноту, мрачную, совершенно непроглядную, подобную которой ей еще не приходилось встречать. Риба сомневалась, что Чанс заметит ее отсутствие, даже если она немедленно повернется и покинет шахту, оставив его в одиночестве. И может, стоит сделать именно это. Какое право имеет она вмешиваться в его мечту, отвлекать глупыми вопросами, неопытностью, неуклюжими повадками и… ревностью. Потому что Риба ревновала к Чайна Куин, к власти шахты над Чансом, к невероятной глубине эмоций, рожденных в нем вечной ночью, царившей в шахте и волшебными обещаниями ослепительных сокровищ, скрытых в ее глубинах.

– Риба?

Голос был мягким, ободряющим, таким же теплым, как ладони, гладившие ее руки, сжимавшие пальцы.

– Пора возвращаться в лагерь, котенок, – шепнул Чанс, поднимая ее на руки. – Все в порядке, – пробормотал он нежно, сделав несколько шагов в направлении, откуда они пришли. – Закрой глаза. А когда откроешь их, вокруг не будет ничего, кроме солнечного света.

Руки Рибы обвились вокруг его шеи.

– Дело совсем не в этом. Я не боюсь шахты. Во всяком случае, не так, как ты думаешь.

– Тогда чего ты пугаешься? – осторожно спросил он. – И не говори, что ты не боялась. Я видел твое лицо.

– Я наблюдала за тобой.

Риба поколебалась.

– Я рада, что ты не знал, кто я, когда мы встретились в Долине Смерти. Иначе так и не поняла бы, хочешь ли ты меня или мою шахту.

– НЕ ГОВОРИ ЭТОГО! – Голос Чанса звучал свирепо, почти бешено, пальцы больно впивались в кожу. – ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ ОБ ЭТОМ!

Он уставился на нее серебряными жесткими глазами. Свет, льющийся с его шлема, заставил ее сжаться, словно удар исподтишка.

– Слышишь меня? Слышишь?

– Да, – выдохнула Риба, опустив веки, не в силах вынести ослепительного сверкания его глаз.

Она услышала два отчетливых щелчка, но тут же забыла обо всем, как только его губы вжались в ее губы головокружительным поцелуем. Риба была слишком ошеломлена, чтобы сказать что-то. Но Чанс, хрипло застонав, вынудил ее приоткрыть рот. Забыв обо всем, он жадно вбирал сладостное тепло.

На какое-то мгновение Риба застыла, захваченная первобытной силой его поцелуя, но тут же обмякла под безудержным напором, отвечая на ненасытное желание, рожденное мужским вожделением.

Почувствовав перемену в Рибе, Чанс снова застонал на этот раз тише, а губы из требовательно-жестоких стали нежными, словно он стремился разделить с ней нежность, а не покорять и владеть. Он слегка разжал пальцы, позволяя Рибе соскользнуть по его телу, и снова заключил ее в кольцо теплых и сильных рук, вбирая в себя с каждым вздохом, каждым содроганием, каждым трепетом желания, пробегавшим по телу.

Голова Рибы откинулась назад. Тела их будто слились в одно существо. Прижимаясь к Чансу, она безмолвно давала ответ, которого тот так настойчиво искал, каждым прикосновением подтверждая, что, принадлежит ему.

Лишь спустя долгое-долгое время он чуть отстранился.

– Чанс, – неуверенно выговорила Риба, все еще боясь открыть глаза. – Я не…

– Нет, – перебил он, снова завладев ее губами, наслаждаясь их вкусом, нежно, жадно, свирепо. – Я не хочу слышать об этом. Никогда.

Риба подняла ресницы, но увидела только окружающую ее непроницаемую тьму. Никогда еще она не сталкивалась с таким полным отсутствием света. И если бы Чанс не обнимал ее, она не поверила бы, что он здесь.

Мрак становился словно бы живым существом, обладающим весом и формой, подавлявшими все, чего касался… а касался он всего. Эти бесшумные первобытно-безжалостные волны черноты накатывали на нее, пытаясь растворить, унести. И Риба обреченно поняла, почему мужчины сходили с ума, прежде чем умереть от жажды.

– Чанс, что случилось с нашим светом? – осторожно спросила Риба, запинаясь: голос отказывался повиноваться.

– Закрой глаза, – пробормотал он и прикрыл мозолистой рукой ее глаза, желая убедиться, что она послушалась. Риба снова услышала два щелчка.

– Открой глаза, – велел он, осторожно пригибая ее голову набок.

Риба послушно распахнула веки. Шахту снова освещали два белых конуса. Она вздохнула и облокотилась на Чанса.

– Прости, – сказал он, гладя усами щеку Рибы. – Я думал, ты поймешь, что я выключил свет. Не хотел ослепить тебя.

Его губы нащупали бешено бьющуюся на шее жилку.

– С тобой все в порядке?

– Да. – Теперь, когда в шахте вновь сиял свет, она чувствовала себя полной идиоткой. – Я просто никогда не видела ничего подобного, то есть совсем ничего не видела. Даже в самую темную ночь на небе появляются одна-две звезды.

– Так всегда бывает впервые, – объяснил Чанс, взяв Рибу за руку и ведя дальше в глубь шахты. – Через три дня после смерти матери отец взял меня в шахту и выключил лампы. Без предупреждения… а вокруг одна темнота, словно конец мира. Я вопил, не помня себя. Лак схватил меня и прижал к себе, пока я не замолчал. А потом врезал отцу, что было сил. В первый и последний раз я видел, чтобы Лак так обозлился на отца.

После этого я начал поклоняться Лаку. Неважно, как бы брат ни дразнил меня, когда я стал постарше, все равно он был моим идолом. Я всегда хотел отплатить ему добром за добро. Но когда это время пришло, я был в руднике. Лак умер, так и не узнав, что брат спешит ему на помощь.

Пальцы Рибы замерли в руке Чанса. Она хотела объяснить, заставить его понять, как сожалеет, как страдает за него, но любые утешения звучали банально. А единственные слова, которые могли бы согреть его душу, слова «я люблю тебя», были ему не нужны.

– Не нужно так грустно смотреть на меня, – пробормотал он, обводя ее губы кончиком пальца. – Это было двадцать лет назад. Давным-давно.

– Но все еще больно, правда? – тихо спросила она.

–Да.

– Тогда это все равно, словно только сейчас случилось. И повторяется снова и снова.

– Но теперь боль потихоньку проходит и не появляется так часто.

Чанс поднес ее руку к губам, целуя душистую кожу, и, только сейчас вспомнив что-то, испуганно охнул.

– Где твои перчатки?

– Я сняла их, чтобы почесать голову. От этого шлема все чешется.

– Вспомни о них, когда начнем копать, – хмыкнул он.

– Рада, что ты упомянул об этом.

– О перчатках?

– О том, что все-таки собираемся копать. Когда и где?

– Терпение – наивысшая добродетель.

– Скажи это своему зеркалу, – съехидничала она.

– Придется пройти еще несколько изгибов и поворотов. Твоим предкам не повезло – они неверно определили направление пегматитовой жилы. Часть неудач кроется в рельефе самой территории. Землетрясения печально известны тем, что после них бесследно исчезают самые богатые жилы, так что даже дьявол не сможет их отыскать.

– А в чем кроется другая часть?

– Невежество, – резко бросил Чанс. – Судя по виду этих тоннелей, здесь никогда не работал ни один настоящий горняк. Ну… может, один и был, да только давным-давно.

– Прадед Митчелл, – тут же подсказала Риба. – Или прапрадед? Так или иначе, семейная легенда гласит, что он был истинным закаленным шахтером из Южной Африки. Он и купил то, что потом превратилось в Чайна Куин, плюс права на разработки окружающей земли. Однако ему недолго довелось заниматься шахтой.

– Обвал?

Риба охнула, услышав, как небрежно Чанс говорит о возможности гибели в шахте.

– Нет. Холера.

– Да, вот уж правда, истинный шахтер, – пробурчал Чанс.

Плохая земля, плохая вода, плохие друзья, дурная удача.

– Я ничего не знаю о друзьях…

– Тихо!

Риба застыла, повинуясь не столько команде, сколько судорожному пожатию руки Чанса. Откуда-то из темноты слышался шорох множества песчинок, скользивших вниз по стене. Через несколько мгновений его хватка чуть ослабела.

– Чувствуешь? – тихо спросил он.

– Что?

– Как дергается драконий хвост. Совсем незаметно.

Скорее содрогание воздуха, чем что-то еще.

Рибу передернуло.

– Я ничего не чувствую.

Втайне она была рада этому. Пока они остаются в шахте, сама мысль о землетрясении тревожила куда больше, чем самая страшная катастрофа наверху, где она могла всегда спастись в объятиях Чанса.

– Нам грозит опасность?

И тут же она поняла, что все может случиться, несмотря на то, что Чанс небрежно пожал плечами.

– Кто может знать? Это землетрясение не было достаточно сильным, чтобы произошел обвал, если хочешь знать. Однако, что касается следующего, не могу дать никаких гарантий. Хочешь подняться на поверхность?

– Хочу, чтобы землетрясения убрались подальше, – твердо объявила Риба.

– Прости, – серьезно ответил Чанс, – я могу зажечь и выключить свет, но что касается остального, это не в моих силах.

– Но ты совсем не кажешься обеспокоенным.

Чанс поколебался.

– Я всегда тревожусь, когда спускаюсь в шахту, которую не знаю. Правда, я был здесь раньше и осмотрел Чайна Куин очень быстро, только чтобы убедиться, что это не чертова мышеловка, готовая захлопнуться. Тут есть несколько тоннелей, куда я тебя не поведу. И лишь один, куда не пойду сам.

– Где это?

– Левое ответвление, куда мы сначала попали. На полпути с потолка тоннеля свисает огромная плита. Она была там тогда, когда тоннель был впервые прорыт, но я бы и песчинки не поставил на то, что она окажется там завтра. С другой стороны, плита все еще может висеть, даже когда остальные тоннели засыплет настолько, что они превратятся в кротовьи норки. Шахты – вещь ненадежная, Риба. Ты просто выкладываешь карты на стол и играешь честно, так, как тебе подсказывает твое чутье.

– Похоже на шоссе во время первых дождей сезона, – заметила Риба. – Именно тогда бензин и смазочное масло, затекшие в трещины покрытия за все сухие месяцы, выдавливаются водой наружу. Масло растекается по дороге. Само скользкое время в Городе Ангелов <буквальный перевод названия «Лос-Анджелес».>.

– А ты в это время держишься подальше от шоссе? – с любопытством осведомился Чанс.

– Нет… всего лишь подальше от тормозов. Главное, не давить на педали. Тише едешь, дальше будешь, как говорит пословица.

Свет резко метнулся по стенам, когда Чанс, наклонившись, быстро и крепко поцеловал Рибу.

– Ты чертовски хороший горняк. Именно так и нужно обращаться с шахтой – осторожно, нежно, пока не изучишь ее нрав. Тогда можешь размахивать киркой как и сколько угодно.

Светлые стены тоннеля неожиданно потемнели. Риба остановилась, стараясь получше осветить дорогу.

– Что случилось?

– Неоднородность структуры, – пояснил Чанс, нетерпеливо потянув ее за руку. – Давным-давно это было поверхностью земли. Но пегматит выветрился или был вымыт дождями, а позже на этом слое грязи осел новый, потом еще и еще, а постоянные землетрясения все сместили, наклонив некоторые слои, разрывая другие и похоронив остальные под грудой породы.

– Но в этой грязи нет ничего ценного? – настаивала Риба.

– Нет, разве только ты захочешь вырастить хороший урожай.

– Нет, спасибо. Я убиваю растения быстрее любого дефолианта и, поверь, уже успела приобрести печальную известность во всех питомниках. В последний раз, когда я там была, продавец подарил мне на память красивый камешек и попросил больше не возвращаться.

Громкий смех Чанса эхом отдался в тоннеле.

– Определенно, настоящий шахтер, – кивнул он, щекоча усами костяшки ее пальцев. – И определенно моя женщина, – мягко добавил он. – Нагни голову. Твои родственники не позаботились вырыть достаточно глубокий лаз. Правда, это к лучшему. Здесь слишком непрочная порода.

Риба подождала, пока Чанс нырнет в непримечательную маленькую боковую дыру в стене тоннеля. Предварительно он выдолбил киркой две линии на правой стороне небольшого отверстия. Осмотрев лежащий впереди путь, Риба заметила еще несколько таких же ходов, ведущих в разных направлениях, и попыталась угадать, почему Чанс выбрал именно этот.

– Идешь? – донесся до нее его голос.

– Сейчас, – вздохнула Риба.

Согнувшись в три погибели, она пробиралась все дальше и дальше, как ей казалось, целую вечность, хотя не прошла и сотни шагов. Пол был неровным, Риба то и дело спотыкалась о выбоины, оставленные тележками давно погибших шахтеров. Постепенно стены тоннеля посветлели, грязь смешалась с минералами, словно пегматитовая жила рассыпалась, растворяясь в обычной почве. Наконец земля почти исчезла, а ее место заняли минералы.

– Теперь можешь выпрямиться, – окликнул Чанс откуда-то справа.

Риба встала и повернулась, наклонив голову, чтобы случайно не ослепить его лучом лампы.

– О!

Она медленно повернулась кругом, пытаясь определить размеры неожиданно открывшейся пещеры, но в конце концов сдалась, не в силах измерить расстояние в изменчивом свете. Больше, чем любая гостиная, уж это точно. Вдвое? Втрое? Впятеро? Нет, невозможно сказать, не обойдя весь участок, потому что грубые земляные колонны поддерживали потолок в самых неожиданных местах, разбивая световой конус на яркое сияние и глубокие клиновидные тени. Стены переливались сотнями блесток так, что самая дальняя была почти белой.

– Гранит, – пояснил Чанс, видя направление света ее лампы. – Сплошная скальная порода и никаких турмалинов. В этом направлении больше ничего не встретится.

– Жаль, – вздохнула Риба. – Мои бедные предки сражались с горой, выискивая крохотные сверкающие камешки, которых на самом деле вовсе не существовало.

– Турмалины могут залегать над головой, под ногами, в колоннах, в стенах.

Риба повернулась, чтобы видеть лицо Чанса.

– Ты не шутишь, верно?

– Конечно. Вокруг пегматит, – убежденно, хотя и взволнованно сказал он. – Нельзя быть ближе к турмалинам, разве что они упадут тебе на ладонь.

Откинув голову, Риба начала рассматривать потолок. Свет, отразившийся от большого белого пятна, упал на нее.

– Не шевелись, – внезапно велел Чанс, но тут же успокаивающе произнес: – Все в порядке. Только не двигайся.

Риба замерла. Чанс медленно водил лампой по потолку, пока два луча света не соединились.

– Ладно, теперь можешь двигаться. Не хотел терять белую ведьму, которую ты нашла.

– Попытайся объяснить еще раз, – попросила Риба. – Только на английском, пожалуйста.

– Видишь то гнездо лапидолита около колонны, белое и сверкающее, а чешуйки слюды яркие, как твоя улыбка?

Риба проследила за направлением света.

– Вижу.

– Значит, ты ближе к турмалину, чем когда-либо.

Свет от фонаря Рибы дернулся, но тут же снова застыл.

– Что ты имеешь в виду?

– Турмалиновая друза, – спокойно объяснил Чанс, но под видимой сдержанностью, крылось явное возбуждение, смешанное с любопытством. – Интересно, почему я не видел ее в последний раз, когда был здесь. Направь лампу на гнездо.

Он подождал, пока не убедился, что Риба застыла на месте, прежде чем осветить собственной лампой сначала белую заплату на потолке, а потом стены до самого пола, как раз под лапидолитовым карманом, и тихо рассмеялся, поняв, что недавние толчки вызвали небольшой обвал потолка, открывший «белую ведьму».

– Спасибо, дракон, – пробормотал Чанс, подходя к стене и быстро становясь на колени.

Белый луч скользнул по небольшому бугорку, упавшему с потолка. Быстрыми уверенными движениями Чанс нащупал рассыпающуюся друзу, отстегнул флягу, налил в ладонь немного воды и улыбнулся.

– Иди сюда, chaton.

Риба быстро приблизилась к нему. Усевшись на корточки, он протянул сжатую в кулак руку.

– Что это? – спросила она.

Чанс разжал пальцы. На ладони сверкали ослепительно-розовые осколки. Среди них выделялась совершенная по форме крохотная иголочка турмалина. Единственная.