Дерзкое обольщение

Жаркое и влажное лето Южного полушария опустилось на Мельбурн. Оно окутывало небоскребы делового центра знойной дымкой, изнуряло и вводило в уныние даже самых стойких.

Движение в примыкающих к центру улицах застопорилось, и Дорис, нетерпеливо взглянув на часы, стала ждать, пока передний ряд машин вновь придет в движение.

Чуть изогнув идеальные дуги бровей, она нетерпеливо постукивала лакированными ногтями по рулю и думала о вчерашнем вечернем звонке брата. Фред говорил необычайно серьезно, но как Дорис ни старалась, о цели их сегодняшней встречи он так ничего и не сказал. Странная уклончивость совершенно не в духе Фредерика.

Загорелся зеленый свет, и, переключив скорость, Дорис одним рывком оставила за собой перекресток.

Легкий ветерок встрепал пышную гриву ее пепельных волос, и пришлось заправить за ухо непослушные прядки. Огромные серые глаза молодой женщины были спрятаны за модными солнцезащитными очками, но тонкий овал лица говорил сам за себя, и всю дорогу она ловила на себе восхищенные взгляды не только водителей, но и пешеходов.

Интересно, с легкой усмешкой подумала она, что их притягивает больше: я или машина, в которой сижу? Открытый ярко‑красный «феррари» на кого угодно мог произвести впечатление, а тем более когда за его рулем сидит такая красавица. К сожалению, богатство и красота не являются гарантией счастья, и Дорис знала об этом по собственному опыту.

Оставшиеся десять минут пути показались ей десятью часами, и, заворачивая машину к подземной автостоянке высотного здания, на одном из этажей которого размещался офис Фреда, Дорис почувствовала, как у нее камень спадает с плеч. Здесь, по крайней мере, было прохладно. С величайшей предосторожностью она съехала на два уровня вниз и остановила машину в свободном ряду, потом, подхватив сумочку, выбралась из‑за руля, да так и застыла у дверцы. Бок о бок с ней припарковался двойник ее машины, но только зеленый спортивный «феррари». Встреча на одной стоянке двух таких дорогих и редких автомобилей казалась вещью удивительной. Ну‑ну, сказала про себя Дорис и впилась глазами в водителя.

Первое, что отметила она, — его высокий рост. Безупречно сшитый летний белый пиджак подчеркивал ширину плеч и хищную грацию движений. Черные, аккуратно подстриженные волосы были гладко зачесаны назад, а по‑мужски крупные черты лица лучились грубовато‑неотразимым обаянием.

Где‑то я видела это лицо, подумала Дорис, но как ни напрягала память, ничего не смогла вспомнить. Нет, скорее всего с кем‑то спутала…

Почувствовав, что за ним следят, незнакомец вскинул голову, бесцеремонно пробежал глазами по стройной фигуре Дорис, полюбовался ее мягко‑припухлыми губами, и только после этого их взгляды скрестились.

Дорис вскипела. Этот тип рассматривает ее, как какой‑нибудь экспонат из витрины секс‑шопа, в бешенстве подумала она, и глаза ее от гнева превратились в две серебристые льдинки. Круто развернувшись, она захлопнула дверцу, включила систему сигнализации и быстро прошла к лифтам. Тампона ткнула кнопку вызова и стала ждать, пока одна из трех кабин подойдет и поднимет ее на десятый этаж.

Пауза сделалась вдвойне угнетающей, когда к ней присоединился нахал из «феррари». Он встал чуть поодаль и не сводил с нее откровенно изучающих глаз. С легким шипением раздвинулись дверцы лифта. Дорис грациозно‑небрежно зашла в электронную клетку, нажала на цифру на мягко подсвеченном пульте и погрузилась в молчание, каждой своей клеточкой ощущая присутствие в тесном пространстве кабины постороннего мужчины. Тот не проявлял никаких агрессивных намерений, просто буравил ее черными как смоль глазами, пока по спине у Дорис не пробежали мурашки. Не желая демонстрировать этому типу свою нервозность, она гордо вскинула подбородок, глядя в сторону. Кто ты вообще такой, черт возьми, чтобы замечать тебя? — подумала она. Внутренний голос тут же ответил, что этот самоуверенный тип прекрасно знает себе цену и, вероятно, не раз добивался успеха своей бесцеремонностью.

Из лифта Дорис вылетела как ошпаренная. Сердце у нее отчаянно колотилось. Отругав себя за столь нелепый и неуместный приступ паники, она поправила волосы и прошла в приемную.

— Доброе утро, мисс Адамсон, — приветливо сказала секретарша. — Мистер Адамсон просил вас зайти, как только вы появитесь.

— Спасибо! — кивнула Дорис и прошла по коридору в просторный угловой кабинет, из окон которого открывалась впечатляющая панорама на город и внутреннюю бухту.

— Салют, Фредди! — сказала она, подставила щеку для поцелуя и плюхнулась в мягкое кожаное кресло. — Спасибо, что заставил меня отправить мой «форд» в ремонт. Без тебя я бы еще сто лет собиралась. Твоего монстра я припарковала на обычном месте.

— Монстра? — с драматическим возмущением взметнул брови Фред.

На губах Дорис заиграла ироничная улыбка.

— Прошу прощения, — поправилась она, вспомнив, что для брата, тяготевшего к добропорядочности и умеренности, дорогая модель автомобиля была едва ли единственной уступкой общественным предрассудкам, согласно которым один из ведущих адвокатов Мельбурна должен вести соответствующий его положению образ жизни. — Я хотела сказать «твою роскошную машину», а вырвалось совсем другое слово.

Фред рассмеялся, Дорис — тоже. Богатство никогда не было для них фетишем. Дети одного из самых крупных в Австралии финансистов, они пошли каждый своим путем и сами, без посторонней поддержки, не используя для своих целей обширные связи и богатство отца, добились в жизни успеха.

— Какие у тебя планы на вечер? — как бы мимоходом спросил Фред, и глаза у Дорис изумленно округлились.

— Ого! — со смехом сказала она. — Любовные дела моего красавца‑брата настолько плохи, что он вынужден ухаживать за родной сестрой. Давно ли ты страдаешь от невнимания женского пола?

— Я подумал, что неплохо бы отметить твое избавление от Бена Кроули совместным ужином. — Фред отвечал в том же шутливом тоне, но взгляд его оставался необычно серьезным.

По лицу Дорис пробежала волна смешанных чувств. Да, что ни говори, а расторжение брака — это событие, и отныне она свободна от притязаний со стороны человека, который на правах зятя Теодора Адамсона претендовал на светскую репутацию и солидную долю не принадлежавшего ему состояния.

Бен Кроули! Предел мечтаний любой юной девушки и кошмар ее родственников. Буквально через неделю после возвращения из Англии, где Дорис добрых три года училась как проклятая, она встретила Бена на одной из вечеринок, и ее неудержимо повлекло к этому ослепительному красавцу. Влюбленная по уши, она не заметила сдержанного неодобрения отца, отмахнулась от прямых предостережений со стороны Фредди и после трех месяцев знакомства вышла за Бена замуж, Следовало отдать должное Теодору: он сумел подняться выше личной антипатии к жениху и закатил дочери свадьбу, которая стала сенсацией года.

В первый же день медового месяца на Мальдивах Бен ошеломил молодую жену целой серией абсолютно необоснованных претензий. Квартира подаренная им ее отцом, была, по его мнению, недостаточно роскошной для того образа жизни, который он, Бен, намеревается вести, а отказ Теодора включить новоиспеченного зятя в совет директоров его компании и нежелание Дорис хоть как‑то воздействовать на решение отца были восприняты им как личное оскорбление. После этого горячее желание Бена поскорее обзавестись ребенком показалось Дорис подозрительным. Она заявила, что намерена повременить с детьми год‑другой. Бен вышел из себя, и легкая трещинка в их взаимоотношениях в мгновение ока превратилась в непреодолимую пропасть.

Убедившись, что развод неизбежен, незадачливый супруг потребовал выплатить ему более чем внушительную денежную компенсацию, в противном случае угрожал Адамсонам судебным процессом. Так оно и случилось. На суде один из коллег Фреда выступил с блестящей речью, и в результате иск Бена Кроули не был удовлетворен.

Дорис, перенеся этот удар, с головой окунулась в работу манекенщицы и фотомодели. В свои двадцать пять она заслужила репутацию одной из ведущих моделей Мельбурна и нашла в своей профессии панацею от ужаса совместной жизни с Беном. Она отказалась от предложения отца переселиться в его роскошный особняк в пригороде Мельбурна, предпочла снять пентхаус на Олимпик‑Пойнт и теперь с верхнего этажа небоскреба могла постоянно любоваться на внутреннюю бухту Мельбурна.

Потеряв всякое доверие к мужчинам, Дорис вообще предпочла хотя бы некоторое время не иметь отношений с ними, и если на каком‑то мероприятии требовалось присутствие партнера, она появлялась там в сопровождении отца или брата.

— Итак, вечеринка и есть та важная новость, которую ты хотел сообщить мне при личной встрече? — спросила Дорис.

Брат помолчал, словно подбирая нужные слова.

— Отчасти, — уклончиво ответил он. Глаза сестры чуть округлились — Фредди никогда раньше не говорил с нею недомолвками.

— Дело вот в чем, — наконец заговорил он. — Твой бывший супруг откуда‑то пронюхал про наши весьма деликатные переговоры с японским консорциумом о совместном финансировании строительства туристского комплекса на Песчаном Берегу в Кингстоне.

— Но какое дело Бену до этих переговоров? — удивленно спросила Дорис.

— Он снова потребовал от нас денег.

— На каком основании? — возмутилась Дорис.

Фред немного помолчал.

— Он пригрозил нам газетной шумихой и публичным скандалом. Пусть, мол, австралийцы узнают, как семейство Адамсонов выбросило новоиспеченного родственника на улицу без гроша в кармане. То, что он с самого начала нацеливался на деньги нашего отца и сделал тебя заложницей в своей грязной игре, никого интересовать не будет. Прессе нужен лишь повод, чтобы начать крестовый поход против богачей Адамсонов. К тому же если при этом всплывет информация о конфеденциальных переговорах Теодора с японцами, газеты поднимут настоящий вой о продаже национальных интересов.

Дорис не надо было разъяснять, на что способна желтая пресса: во время бракоразводного процесса она в полной мере испытала на себе, что это значит — оказаться в центре внимания газетчиков.

— А что, японцы тоже чувствительны к газетным скандалам? — сухо спросила она.

— К сожалению, да, — ответил Фред. — Они намерены строить комплекс независимо от того, кто будет главным пайщиком в деле. Конкуренция очень жесткая, и внезапный скандал может отразиться на выборе ими партнера.

— Итак, счет в банке в обмен за молчание, — подытожила Дорис. — Не мытьем так катаньем Бен Кроули решил добиться заветной цели.

— К сожалению, это еще не все, — проронил Фред. — Наш отец не в курсе намерений Бена. И с твоей помощью я бы хотел и дальше держать отца в неведении.

В глазах Дорис запрыгали гневные серебристые искорки.

— Бен не из тех, кто останавливается на малом, — пылко бросила она. — Сунь ему палец, он руку откусит. Нет, я не позволю, чтобы ты или отец стали заложниками в его грязной игре.

— Теодор придает большое значение сделке с японцами. — Фред неопределенно пожал плечами. — Сам по себе ее неуспех — вовсе не трагедия. Существуют и другие сферы приложения капитала. Но здесь речь идет о большом прорыве вперед, и время решает все. Поскольку на карту, помимо прочего, поставлено здоровье отца, надо по мере сил постараться оградить его от ненужных волнений и стрессов.

— Отец нездоров? — охрипшим от волнения голосом спросила Дорис. — Что с ним? И почему ты ничего не говорил раньше?

— Сердце. Мы ждали результатов обследования, — уклончиво ответил Фред. — Между тем дело оказалось очень и очень серьезным, и на начало января намечена операция. Теодор настоял на небольшой отсрочке. Он надеется к этому времени благополучно завершить переговоры с японцами. Разумеется, ему поставили строжайшее условие — никаких потрясений, никаких переживаний.

Фред остановился и, отвернувшись от окна, строго посмотрел на сестру.

— Теперь ты понимаешь, чем может обернуться для отца шантаж, затеянный Беном?

Дорис сидела как оглушенная. Ее неукротимо жизнерадостный, энергичный, цветущий отец ложится на операционный стол! Этот факт не укладывался в голове.

— Насколько опасна операция? — спросила она глухо.

— Сама по себе операция не слишком сложная, — слегка успокоил ее брат, — да и проводить ее будет лучший хирург Мельбурна. Сейчас бояться надо Бена Кроули.

Дорис подняла на брата невидящие глаза. Этот мерзавец, этот ублюдок Бен уже разрушил ее жизнь, а теперь посягает на здоровье самого родного и близкого ей человека — отца.

— И что же ты придумал? — спросила она. — Ведь ты уже явно что‑то придумал?

— Надо превратить прессу из нашего врага в нашего союзника, — с лукавой усмешкой произнес Фред. — Откровения твоего экс‑супруга не вызовут у газетчиков никакого интереса, если еще раньше станет известно, что у тебя в разгаре роман с каким‑нибудь богатым и известным человеком. Твой отставной супруг покажется смешным на фоне нового блестящего претендента на твою руку. Разумеется, публика должна поверить в достоверность этой инсценировки. Так что держись, девочка!

Словно предупреждая ее скептическую реплику, он поднял руку.

— К сожалению, иного способа нейтрализовать Бена я не вижу.

— Поскольку женихов на данный момент я не держу, кого ты собираешься предложить мне на эту роль? — поинтересовалась Дорис, задумалась на мгновение, и вдруг у нее вырвалось категорическое и безнадежное — Нет, ничего не получится!

— А что ты можешь предложить взамен? — спросил Фред. — Ничего. А так я взял бы на себя Кроули и под предлогом изучения его требований мог бы обеспечить неделю или две отсрочки.

— А кто жених, Фредди? Кого ты прочишь мне в кавалеры? И что он потребует за услугу? — с горечью в голосе спросила Дорис.

— Его зовут Рикардо Феррери. И он ничего не просит за свою услугу.

— Свежо предание, да верится с трудом, — скептически покачала головой Дорис. — Бесплатный сыр, как известно, бывает только в мышеловках.

— Рикардо — не случайная кандидатура, — пояснил Фред. — Теодор и братья Феррери не раз участвовали в совместных финансовых проектах, и теперь, когда твой развод с Беном Кроули стал реальностью, роман мисс Адамсон с мистером Феррери покажется весьма пикантным. Не сомневаюсь, журналисты немедленно откроют, что ты и Рикардо втайне встречались и в прошлом, и теперь ваши отношения обрели второе дыхание и движутся навстречу блестящему браку.

— Братья Феррери в курсе твоего плана?

— Да.

— А Бен не заподозрит, что мы его водим за нос?

— Я постараюсь убедить его, что перед лицом твоего выгодного брака с Рикардо Феррери мы готовы пойти на определенные уступки. Я затею переговоры и потребую, чтобы твой бывший супруг подписал документ об отказе от каких бы то ни было финансовых притязаний в обмен на выплату энной суммы с нашей стороны.

— Ты все‑таки собираешься ему заплатить? — вскинулась Дорис.

— Символическую сумму, сопоставимую с продолжительностью вашей семейной жизни. — Красивое лицо брата стало надменным и злым. — Если приплюсовать к ней стоимость автомобиля и мебели, увезенных им из вашего дома, цена будет вполне приличная. Фред взглянул на бледное лицо сестры, и голос его смягчился — Всего лишь месяц, девочка, может быть два, не больше!

Согласись, это не столь уж большая жертва, если речь идет о здоровье отца.

Дорис молчала, разрываемая противоречивыми чувствами. На душе ее скребли кошки от мысли, что придется разыгрывать этот отвратительный фарс, но не прийти на помощь отцу и брату, так много помогавшим ей за последние два года, она не могла.

— Разумеется, я согласна, — сказала она тихо.

Глаза Фреда удовлетворенно блеснули.

— В таком случае, — сказал он, — я сейчас же свяжусь с Рикардо и вечером представлю его тебе.

Так быстро? — чуть было не спросила Дорис, но прикусила язык. И в самом деле, к чему откладывать?..

Фред ободряюще коснулся ее руки.

— В шесть тридцать я за тобой заеду.

Дорис рассеянно кивнула: она уже прикидывала, какое из модельных платьев, в изобилии представленных в ее гардеробе, выбрать на вечер.

— Мне нужно произвести впечатление?

— Ты и без того всегда ослепительна.

— Ты известный льстец, — усмехнулась Дорис. Поглядев на часы, она встала и достала из сумки связку ключей. — Спасибо за «феррари». Благодаря ему я сегодня чуть было не познакомилась с одним уникальным нахалом.

Фред принял ключи и вытащил из ящика стола точно такую же связку.

— А это от твоего «форда». Найдешь его на третьем уровне прямо возле лифта.

— Дай мне счет.

Фред невозмутимо вытащил из стола подробно расписанный счет за ремонт машины. Дорис быстро переписала итоговую сумму в чек и поставила в конце размашистую подпись.

Подхватив ключи, она побежала к двери.

— В одиннадцать демонстрация моделей, — пояснила она. — Если я опоздаю, Жискара хватит удар.

При первом же повороте ключа мотор спортивного «форда» ожил, и Дорис, выбравшись с автостоянки, рванула в сторону западного предместья.

Сегодняшняя демонстрация моделей одежды носила благотворительный характер и, по словам Жискара, была одним из самых примечательных событий в деятельности благотворительных организаций города. Проводилась она по традиции в ресторане, владелец которого бесплатно предоставлял зал и за свой счет накрывал стол почти на сто приглашенных.

Припарковать машину не составило труда, и Дорис, захлопнув дверцу и включив сигнализацию, торопливо зашагала в сторону тротуара. Еще издалека она увидела вывеску ресторана и по широкой, извивающейся лестнице поднялась к главному входу, где красивая, элегантно одетая женщина — управляющая рестораном — поприветствовала гостью и пояснила, как пройти к импровизированной комнате для переодевания.

— Дорис, ты опоздала! — громогласно возвестил мужской голос, едва она вошла в тесное помещение.

— Меньше чем на минуту, — возразила она, быстро взглянув на наручные часы, и тут же начала раздеваться. — Выход же вообще через полчаса.

— А прическа? А макияЖ? Предупреждаю, это твое первое и последнее опоздание.

В одиннадцать тридцать начиналась демонстрация авторских моделей, далее предполагается ленч с торжественными речами и вручением приза зрительских симпатий наиболее приглянувшейся модели.

Работать, к счастью, приходилось в зале, оснащенном мощными кондиционерами. Дорьс оценила это часом позже, когда сорвала с себя очередной элегантный костюм и принялась надевать великолепное вечернее платье — последнее в сегодняшней коллекции. Вчера было не в пример хуже: жгучее солнце приморского пляжа, раскаленный песок под ногами, вожделенные взгляды и бесцеремонные возгласы отдыхавших на пляже мужчин. Что делать! Профессия модели не из легких и подчас не имеет ничего общего с традиционно‑парадным представлением о ней.

По условному сигналу Дорис вышла на импровизированный подиум: серо‑стальные глаза широко распахнуты, вся — достоинство и грация. Выполнив серию отработанных грациозных движений, она на прощание повернулась к зрителям, исполнила последний поворот и проскользнула за занавес.

— Владелец ресторана накрыл для всех отдельный стол, — сообщил Жискар, зачехляя последнее платье. — Надеюсь, все останутся?

Три манекенщицы пожелали остаться, отказалась одна Дорис.

— И рада бы, да не могу. Через полчаса меня свидание с дантистом Жискар с темпераментом истинного француза развел руками: дескать, его дело — предложить.

— Завтра в три, — погрозил он пальцем, и Дорис торопливо закивала головой. Бросив последний взгляд в зеркало, она подхватила сумку и крикнула:

— Бегу, иначе опоздаю.

Она пронеслась между столиком и со всего размаху врезалась в крепкую мускулистую фигуру. Потеряв равновесие, Дорис ухватилась за рукав незнакомца, потом выпрямилась и хотела было извиниться, но слова застряли в горле. Перед ней стоял неотразимый нахал из зеленого «феррари».

Дорис впервые столкнулась с ним нос к носу, и ей бросились в глаза насмешливые морщинки возле глаз. Еще от него исходило прямо‑таки звериное ощущение силы — спокойной, но оттого лишь более опасной. В глубине его глаз Дорис прочитала веселость, граничащую с издевкой, и только теперь поняла, что по‑прежнему держится за его руку.

Отдернув ладонь, словно прикоснувшись к раскаленной плите, Дорис пробормотала слова извинения и попыталась обойти его.

— Как? Вы не останетесь на ленч? — остановил он ее. По легкому акценту в нем можно было угадать иностранца, а голос… От звуков этого голоса по телу Дорис пробежали мурашки.

— Нет.

Лицо его осталось непроницаемым, и, всматриваясь в бездонные черные глаза напротив, она подумала, что эти глаза способны пленить самое неприступное женское сердце.

Только не мое! — спохватилась она. Уж кто— кто, а я знаю цену подобным взглядам.

Мужчина с преувеличенной покорностью кивнул, как бы склоняясь перед ее выбором, и Дорис, не оглядываясь, побежала дальше.

Было уже около пяти, когда Дорис, нагруженная разноцветными пакетами с рождественскими подарками для отца, Фреда и себя самой, вошла в свою роскошную квартиру на Олимпик‑Пойнт. Со вздохом облегчения она опустила на диван покупки, сбросила с ног туфли на каблуках и босиком прошлепала на кухню. Там она налила себе бокал апельсинового сока, прошла с ним в холл и упала в одно из мягких бархатных кресел.

За плечами остался сумасбродный, полный самых неожиданных сюрпризов день, и Дорис нужно было хотя бы десять минут, чтобы хорошенько расслабиться и все обдумать.

Предстоящее знакомство с Рикардо Феррери несколько пугало ее. Никогда раньше она не уча‑, ствовала ни в каких авантюрах, а теперь пред— стояло принять участие в авантюре чистейшей воды.

Но выбора не было, и на протяжении нескольких недель ей предстояло терпеть общество совершенно постороннего мужчины, принимать его ухаживания, изображать влюбленность, причем так, чтобы окружающие поверили в их роман.

Дорис обреченно вздохнула. Потом, потянувшись, она прошла в спальню, разделась и приняла душ.

Точно в назначенное время она была готова, пепельные волосы стянуты в конский хвост, несколько прядей небрежно спадают на виски, из всей косметики — лишь слегка подведенные глаза да губы, подкрашенные бледно‑розовой помадой. Из своих многочисленных нарядов она выбрала черное бархатное платье: лиф обшит рюшами, юбка облегает бедра и все это — в сочетании с меховой накидкой, небрежно наброшенной на плечи, и черными на шпильках туфлями от Шенье.

— Великолепно, — только и смог сказать Фред, когда она на его звонок открыла входную дверь.

— Спасибо, Фредди, — усмехнулась Дорис, идя впереди брата в гостиную. — Выпить чего— нибудь хочешь?

— Я обещал Феррери, что мы приедем в семь.

— Тогда нам лучше не задерживаться.

В западной части города располагались первоклассные рестораны, где можно было не только отменно поесть, но и славно провести вечер на любой вкус, и когда они направились туда, Дорис восприняла это как само собой разумеющееся. Впервые она встревожилась, когда Фред остановил машину перед уже знакомой ей извилистой лестницей.

— Фредди, ты не ошибся? Не далее как сегодня утром я была здесь на показе мод!

— Вполне возможно. Рикардо известен своей благотворительной деятельностью.

В голове Дорис мелькнула догадка:

— Подожди! Выходит, Рикардо Феррери и есть владелец этого ресторана?

Лучше сказать совладелец, поскольку ресторан — собственность семьи Феррери, — уточнил Фред. — После смерти отца Рикардо отошла лишь часть акций.

— Откуда ты все знаешь?

— Забыла? Я же дружил в университете с Габриэлем Феррери, так что я в курсе их дел.

Образ жгучего итальянца всплыл в памяти Дорис.

— Припоминаю, — сказала она. — Ты как‑то говорил, что Габриэль женился.

— Уже давно.

— Тогда его жена потрясающая женщина.

— А ты почем знаешь?

— Все очень просто. Габриэль — один из самых красивых мужчин, которых мне приходилось когда‑либо видеть, и если женщине удалось женить его на себе, значит, она кое‑чего стоит.

— Сильвия — сама прелесть! — с несвойственной ему восторженностью признался Фред. — Она работает здесь управляющей. Мы к мистеру Феррери.

— Вы мистер Адамсон? — широко и почтительно улыбнулась женщина. — Мистер Феррери распорядился немедленно известить его о вашем прибытии. Пройдемте, я покажу ваш столик. Мистер Феррери присоединится к вам через пять минут.

— Ты здесь прямо как свой, — нервно пошутила Дорис, когда они уселись за стол.

— Я вхож в семью Феррери уже десять лет, — пожал плечами Фред. — Я помню даже, как Габриэль, нынешняя восходящая звезда нашей политики, в перерыве между семестрами обслуживал клиентов в этом ресторане. Это было еще при жизни их отца.

— Странно. О Габриэле я много слышала и несколько раз видела его, а вот про то, что v него есть брат, даже и не подозревала.

Фред откинулся в кресле и сложил кончики пальцев перед собой — привычка юриста, тщательно отбирающего слова для единственно правильной формулировки. Интересно, — подумала Дорис, — видит ли он себя сейчас со стороны? И вообще, почему он так серьезен, когда речь идет всего лишь о розыгрыше?

— Дело, вероятно, в том, — протянул Фред, — что Габриэль двинул в большую политику, а при этом роде деятельности человек всегда на виду.

— А Рикардо ушел в монахи и ему ничего этого не нужно?

— Отнюдь! — прозвучал за спиной низкий и очень знакомый голос с еле уловимым акцентом. — Я не только не монах, но рьяный поклонник прекрасной половины человечества.

Дорис остолбенела. Еще до того, как повернуть голову, она знала, что самые худшие ее подозрения оправдались.

Рикардо Феррери и утренний нахальный красавчик оказался одним и тем же человеком.

Фред представил Дорис и Рикардо друг другу. — Итак, вы и есть мистер Феррери? — с саркастической улыбкой спросила Дорис.

— Просто Рикардо, или Рик, если не возражаете, — сказал он, несколько долгих секунд не сводя с нее искрящихся черных глаз. Затем повернулся к другому собеседнику. — Чертовски рад видеть тебя, Фред.

Появился официант. Почтительно изогнувшись, он выслушал указания хозяина и удалился. Дорис тем временем сидела совершенно недвижимо, чувствуя себя не в своей тарелке. В самом кошмарном сне ей не могло привидеться, что однажды она должна будет разыгрывать любовный роман с таким самодовольным сердцеедом, каким наверняка является Рикардо Феррери. Она убежала бы, не медля ни секунды, если бы… Если бы не чувство долга, подумала она и принялась изучать меню, сквозь полуопущенные густые ресницы рассматривая украдкой сидящего напротив мужчину.

Рикардо было примерно лет тридцать пять, и являл он собой сплав разительной мужественности и безжалостного расчета. Ну и семейка! — подумала Дорис, припомнив другого зловеще красивого итальянца — Габриэля Феррери!

Меню оказалось на редкость разнообразным и изысканным, но она выбрала самые заурядные блюда — куриный бульон, салат и бифштекс с кровью.

— Неужели вы не попробуете чего‑нибудь национального, итальянского? — Рикардо улыбался приветливо и ободряюще, но за его доброжелательностью ей виделась скрытая усмешка, и Дорис напряглась еще больше.

— Спасибо, я не голодна, — сухо ответила она.

— Ну, значит, в следующий раз…

Дорис чуть не бросила ему в лицо, что следующего раза не будет, но спохватилась, вспомнив о цели сегодняшней встречи. Она пригубила бокал вина, рассеянно водя пальцем по узору скатерти.

Ну что ж, мистер Феррери! — подумала она. Вы думаете шутки со мной шутить? Теперь держитесь!

— Не перейти ли нам к обсуждению деталей нашего… контракта? — с ноткой глумления в голосе заметила она.

— О‑о! — прищурил глаза Рикардо. — Вы принесли с собой проект контракта?

— Разумеется, — насмешливо отозвалась Дорис. — Как и кредитную карточку, я постоянно ношу его с собой.

— Ладно, — откинулся в кресле Феррери. — О деле так о деле. У меня с собой два билета в оперу. Завтрашнее число, вечер.

Дорис отрицательно помотала головой.

— Завтра днем у меня фотосъемки…

— …которые когда‑то должны кончиться. Во сколько вы освободитесь?

— Часов в пять‑шесть, — неопределенно пожала плечами Дорис. — А может быть, и позже. Алан, наш фотограф, фанатик своего дела. Он будет снимать, забыв про время, пока не получит задуманное.

— Выходит, совместный ужин исключается. Жаль! Тогда я буду ждать вас у театра в семь тридцать.

— На вечер у меня свои планы, — отрезала Дорис, не обращая внимания на протестующий возглас брата.

— А что за планы, если не секрет? — не сдавался Рикардо, по‑прежнему излучая оптимизм.

Дорис демонстративно широким жестом вытащила из сумочки записную книжку, пролистала ее и во всеуслышание объявила:

— Коктейль у Пегги, семь часов. — Она захлопнула книжку и с торжествующей улыбкой посмотрела на Рикардо. — Сожалею. С оперой ничего не выйдет. — Сообразив, что она ведет себя чересчур уж неприлично, Дорис поспешила добавить — Ведь вас не устроит, если я пропущу первый акт и появлюсь во втором.

— Я, со своей стороны, тоже готов пожертвовать первым актом, — невозмутимо произнес Рикардо. — Мне подождать вас у входа?

— Я не могу принять такую жертву с вашей стороны, — любезно отозвалась Дорис. — Дайте мне мой билет, и я сама найду вас в театре.

— А почему тебе не отменить встречу с Пегги? — не вытерпел Фред.

— О таких визитах договариваются недели за две, а то и за три, — невинно объяснила Дорис. — Если я не навещу Пегги под Рождество, она на меня до смерти обидится. Кроме того, — в голосе у нее против воли прорезалась горечь, — коль скоро мы отдаем себя на растерзание газетчикам, я хотела хотя бы завтрашний вечер провести так, как это хочется мне.

— Между прочим, — хмуро напомнил ей Фред, — Рикардо ничего не обязан делать и помогает нам исключительно из любезности.

— Боюсь, что есть причины более материальные, — со сладчайшей улыбкой откликнулась Дорис. — Как люди, имеющие отношение к сделке с японцами, братья Феррери также заинтересованы в успехе нашей игры. В жизни не поверю, что мистер Феррери… что Рикардо будет тратить свое драгоценное время на сомнительные инсценировки. Разве что из скуки… Что скажете, Рикардо?

— На что я не жалуюсь в этой жизни, так это на скуку, — с любезным наклоном головы ответил Рикардо.

— Тогда я не понимаю, что заставляет вас бросаться на съедение журналистской братии. Может быть, у вас проблемы… скажем так, с досугом?

— У меня нет проблем с досугом, — с легкой усмешкой ответил Феррери. — Но вы молодая и красивая женщина, и ухаживать за вами в течение месяца мне совсем не в тягость. Скорее наоборот.

Появился официант и принес заказ. Дорис ела мало — аппетит у нее был испорчен. Чуть подняло настроение отличное вино, но она по обыкновению ограничилась одним бокалом, заказав минеральную воду.

В десять Фред объявил, что пора идти.

— Ваш билет в оперу, — учтиво произнес Рикардо и вынул из внутреннего кармана конверт.

Осторожно, чтобы не соприкоснуться пальцами, Дорис взяла у него из рук билет. Веселый блеск в проницательных глазах Рикардо разозлил ее.

— Мне очень жаль, но я не знаю, во сколько точно смогу приехать, — мстительно сказала она и подумала, что, пожалуй, не будет спешить с вечеринки.

— Постарайтесь появиться до начала заключительного акта, — сказал Рикардо. — И приезжайте на такси. Из театра я повезу вас на своей машине.

Дорис вспомнила зеленый «феррари», и ресницы ее затрепетали.

— А это обязательно? — робко спросила она.

— Да, если, конечно, мы намерены привлечь к нашим персонам внимание светских хроникеров. Кто поверит в наш пылкий роман, если из оперы мы разъедемся каждый на своей машине.

Дорис стало не по себе — только сейчас до нее начала доходить изнанка этого невинного на первый взгляд розыгрыша. Но она не желала выказывать свое смятение в присутствии Рикар— до, а потому вздернула подбородок и лучезарно улыбнулась.

— До встречи, мистер Феррери!..

— Знаешь, милая, — пробурчал Фред, когда они вышли из ресторана, — такого хамства я от тебя не ожидал!..

— Можешь не продолжать, — устало оборвала она его. — Я все поняла. Будем считать, что я просто вживалась в образ.

— Я тебя вовсе не осуждаю, — уже мягче сказал Фред. — Ты пережила личную драму и потеряла доверие к мужчинам. Но насчет Рикардо можешь не беспокоиться: с ним у тебя не будет никаких осложнений.

Ой ли, Фредди? — скептически подумала она. Как раз с такими, как твой хваленый Рикардо, хлопот‑то и не оберешься. Дорис размышляла: сказать или не сказать брату, что уже два раза сегодня сталкивалась с его протеже, и решила не говорить. В гробовом молчании они доехали до ее дома. Фред прервал молчание:

— Позвони мне в среду. Теодор приглашал нас на ужин. Он хочет почаще видеть нас перед операцией. Прихвати с собой и Рикардо. Отец будет рад его увидеть.

Дорис почувствовала, что она в ловушке.

— Понятно, — сказала она мрачно. — Спокойной ночи, Фред!

— Спокойной ночи, Дорис!

— Дорогая, побудь с нами еще немного!

В глазах собеседницы читались скука и апатия, но просьба звучала искренне. Вечер получился на редкость пустой, и если бы не желание досадить этому Феррери, Дорис ушла бы гораздо раньше. Потянув время, она решила, что этого достаточно, и объявила, что должна идти.

Надо попрощаться с Пегги, подумала она и двинулась к стайке из трех женщин, оживленно беседовавших возле двери.

Поцелуи, прощальные объятия, пожелания счастливого Рождества — и Дорис была свободна.

На улице ее ждало такси.

— Оперный театр, — бросила она шоферу, усаживаясь на сиденье, и вытащила из конверта билет — посмотреть, что за спектакль дают сегодня вечером. Оказалось «Мадам Баттерфляй».

Итак, трагическая история обманутой любви. Повод поразмышлять о своих собственных разочарованиях в этой жизни. Что это — причудливый случай или тонкий намек со стороны Рикардо?

Через полчаса служащий театра провел ее в центральную ложу. Шепотом извиняясь, Дорис прошла к своему месту и опустилась в кресло.

Почти тут же чьи‑то сильные пальцы сжали ее запястье.

— Сзади нас сидит Аделаида Брайтон, — шепнул на ухо Рикардо.

Дорис чуть не застонала от досады. Ну почему именно сегодня одной из самых влиятельных светских сплетниц вздумалось выйти в оперу? А всем известно, что лучше войти в клетку ко льву, чем попасть на язычок миссис Брайтон.

— Удивительное везение, — скорчила Дорис капризную гримаску. Больше всего ее раздосадовало, что сейчас она не могла выдернуть руку из цепких пальцев этого ловеласа.

— Нам следует улыбаться друг другу, — с еле уловимой насмешкой напомнил Рикардо. — Вот— вот упадет занавес и зажгут свет.

Загремели аплодисменты, зал озарился огнем хрустальных люстр, но еще с минуту Дорис сидела не шевелясь.

— Останемся здесь? — мягко спросил Рикардо.

Дорис стряхнула оцепенение и неуверенно улыбнулась.

— Попробуем выйти в фойе, — сказала она, украдкой удостоверившись, что миссис Брайтон уже ушла.

В конце концов это лучше, чем сидеть у всех на виду, подумала она. А если встретить кого— нибудь из знакомых, можно хотя бы на несколько минут отвести душу и не общаться с этим бесцеремонным итальянцем.

Феррери галантно повел Дорис к выходу из зала. По фойе уже расхаживали мужчины в черных костюмах и женщины в вечерних туалетах. Сама Дорис была в облегающем платье из красного бархата, выгодно подчеркивавшем плавные изгибы ее точеной фигурки; два черепаховых гребня поддерживали собранные в пучок волосы, а из украшений на ней были золотая цепочка и красные клипсы.

— Что‑нибудь выпить хочешь? — спросил Рикардо.

— Джин с тоником.

— Со льдом или без?

— Со льдом, разумеется.

Рикардо тут же поймал официанта с подносом и взял для Дорис бокал. Он был сама галантность и уверенность — без кичливости и хамства. Он просто чувствовал себя хозяином жизни, и это сразу же производило выгодное впечатление.

Да, женщины от него, наверное, без ума, со вздохом подумала Дорис. Но со мной у него ничего не получится!

— Как прошла вечеринка? — небрежно спросил Рикардо, выводя ее из раздумий.

— Как нельзя лучше, — с усмешкой ответила она. — Теперь, вероятно, мне полагается поинтересоваться, как вы провели свой день?

— Наш день, — дружелюбно уточнил Рикардо. — Мы же с тобой влюбленные… Разумеется, если тебе это хотя бы чуть‑чуть интересно, я отвечу.

— Я так мало знаю про… тебя, — неохотно призналась Дорис и вздрогнула, потому что он снова поймал ее ладонь. Она хотела возмутиться и вырвать руку, но вовремя сдержалась. Ну, конечно, они же влюбленные!..

— Рикардо, ты ли это? — раздался сзади шелестящий женский голос. — Как я рада видеть тебя! Ты будешь сегодня в клубе?

Дорис обернулась. На нее с интересом смотрела красивая брюнетка в безупречно изысканном платье из черного шелка — судя по стилю, это была работа одного из самых модных кутюрье Австралии.

— Ба, Ирен! — приподнял брови Рикардо. — Ты не знакома с Дорис Адамсон?

— Ирен! — жеманно кивнула брюнетка. — Вы знаете, мисс Адамсон, где‑то я уже видела ваше лицо, но где, не могу припомнить.

— Твоя память тебя не подвела, Ирен, — улыбнулся Рикардо и прижался губами к руке Дорис. — Ты могла видеть это лицо в журналах мод.

Ирен передернула плечом, и глаза ее забегали.

— Адамсон… Адамсон… Скажите, моя дорогая Дорис, вы имеете какое‑нибудь отношение к Теодору Адамсону?

Большая игра началась.

— Имею, — сладко улыбнувшись, сообщила Дорис. — Я его дочь.

Красивое лицо женщины на мгновение дрогнуло.

— Боже! — просияла она. — Как же я сразу вас не признала. История вашего замужества с последующим разводом наделала столько шуму в прессе!

За последнее время Дорис не раз имела дело с подобными стервами вроде этой Ирен и научилась легко расправляться с ними.

— А мне казалось, — простодушно заявила она, — что подобные истории в прессе интересуют лишь неудачников, у которых не сложилась их собственная личная жизнь.

Губы Ирен злобно перекосились, но тут же сложились в медовую улыбку.

— Но это и впраду было удивительно, — прошелестела она. — Свадьба, а через неделю — бракоразводный процесс.

Дорис равнодушно помолчала, глядя в сторону, и собеседнице пришлось продолжить самой:

— Представляю, как тяжело вам пришлось, — с наигранным сочувствием сказала она.

Дорис поднесла к губам бокал и повернулась к Рикардо.

— Не пора ли нам вернуться в ложу, дорогой? — спросила она. — Твоя подруга меня утомила.

Феррери виновато развел руками — дескать, извини, Ирен, но слово моей дамы — закон — и поволок Дорис в сторону зрительного зала.

— Отпусти руку, — прошипела Дорис через пару шагов.

— Улыбайся, дорогая, — пропел Рикардо. — Нам нужна сенсация, а не скандал. Еще две подобные встречи, и ты распугаешь всех моих знакомых.

— Отпусти меня, черт возьми! Не надо меня волочить, как куль с мукой!

К счастью, свет в зале уже погас, и соседи по ложе не могли видеть ее раскрасневшегося лица и горящих от бешенства глаз.

Они сели в кресла. Рикардо по‑прежнему держал ее за руку.

— Тебе не совестно? — прошипела Дорис ему на ухо так, чтобы соседи не услышали.

— Разумеется, нет, дорогая, — прошептал он.

Поднялся занавес, зал разразился аплодисментами, и только это спасло Рикардо от пощечины.

Опера продолжалась, и ее драматический финал, поставивший точку на трагической любви японской девушки к офицеру американских ВМС, был спет с блеском. У Дорис чуть слезы из глаз не брызнули. Волшебная и страшная сила искусства вновь воскресила в памяти страницы ее отношений с Беном: пылкая влюбленность — непонимание — крушение всех надежд.

Ну и вечерок, подумала Дорис. Только зареветь мне еще не хватало!

В фойе дежурили неугомонные репортеры и, как ни пыталась Дорис незаметно проскользнуть мимо, ничего не вышло. Перед ней с камерой на плече вырос телеоператор, а басовитый журналист подставил микрофон и пытался задать мисс Адамсон вопрос.

Феррери отстранил ее и принял огонь на себя. Все, что оставалось Дорис, — поддакивать и улыбаться в нужном месте, а Рикардо шутил, делал двусмысленные намеки, и глаза у репортера с каждой минутой расширялись все больше.

Только в машине Дорис смогла слегка расслабиться, но от ее безмятежности не осталось и следа, когда она обнаружила, что они едут вовсе не в направлении ее дома.

— Куда мы едем?

— В ночной клуб.

— Но мы об этом не договаривались, — возмутилась Дорис, — и вообще я хочу домой.

Рикардо бегло взглянул на нее и снова сосредоточил свое внимание на дороге.

— Нам нужно внимание прессы или нет? Если я что‑то не так понимаю, поправь меня.

— Но, может быть, для начала хватит театра? — робко спросила Дорис. Рикардо промолчал, и она надулась.

Из машины она вышла надменная и недоступная.

— Полчаса! — сообщила она, когда он взял ее под локоть. — Полчаса — и ни минутой больше, иначе я возьму такси.

Посмотрим, подумала она, долго ли я смогу изображать из себя последнюю стерву.

Клуб был переполнен. Кто‑то пришел сюда, чтобы потанцевать, кто‑то — продемонстрировать новый наряд или получить поздравления с очередным коммерческим успехом.

— Выпить что‑нибудь хочешь? — спросил Рикардо.

Дорис куснула губу, озираясь по сторонам.

— А что, я похожа на пьяницу? — огрызнулась она.

— Ты, — шелковым голосом сообщил Рикардо, — похожа на ягненка, брошенного в логово льва.

Заиграла музыка. Джазовый оркестр, следовало отдать ему должное, был выше всяких похвал, но Дорис продолжала стоять на месте, отыскивая кого‑нибудь из знакомых.

— Рик! Это ты? Ирен сказала, что ты собирался зайти, но я, признаться, решила, что она, как всегда, разыгрывает меня.

Дорис, повернувшись, столкнулась лицом к лицу с миловидной блондинкой.

— Привет, Джуди, — весело отозвался Рикардо. — А это моя Дорис!

Дорис вздрогнула, почувствовав его руку на своей талии, но выдавила из себя любезную улыбку.

— Есть ли в Мельбурне хоть одна женщина, которую ты пропустил? — язвительно спросила она, когда Джуди, бросив пару ничего не значащих фраз, отошла в сторону, явно недовольная.

— Никогда об этом не задумывался. Потанцуем?

Боже, до чего же он невыносим! — с отвращением подумала Дорис.

— А я могу отказаться?

— Если тебе безразлична судьба сделки с японцами и здоровье отца…

— Не продолжай. Я все поняла! Рикардо улыбнулся и повел ее в центр зала.

Танцуя, он откровенно‑интимно прижимался к ней, гладил ее спину. Дорис было не по себе, ей хотелось вырваться и куда‑нибудь убежать. Терпи! — приказывала она себе. Ведь ты же в него влюблена — в этого циника и наглеца.

От циника и наглеца, между прочим, пахло весьма приятно. Прохладно‑ясный аромат одеколона, смешавшись с еле различимым запахом чистого мужского тела, понемногу вскружил голову, и Дорис вдруг обнаружила, что ей хочется прильнуть к своему партнеру.

Казалось, от него исходила неведомая магнетическая сила, но когда губы Рикардо как бы невзначай коснулись мочки уха, Дорис невольно вздрогнула. Ее вдруг пронзило ощущение, что все это уже было и финал… финал слишком хорошо известен.

Полчаса они танцевали, подходили к столикам, чтобы перекинуться приветствиями со знакомыми. Она даже привыкла к тому, что Рикардо держит руку на ее талии, улыбалась, когда он прощался с кем‑то из своих приятелей, легко проследовала за ним к выходу.

Но как только они оказались в машине, лицо ее приняло холодное и жесткое выражение. Зеленый «феррари» легко скользил в поредевшем ночном потоке машин в направлении Олимпик— Пойнт, а Дорис ничего не видящими глазами смотрела впереди себя.

Когда они остановились возле ее дома, она собралась уже выйти, но, увидев, что Рикардо заглушил мотор и выдергивает ключи, намереваясь последовать за ней, замерла.

— Извини, но ты‑то куда собрался? — удивленно спросила Дорис.

— Должен же я проводить тебя до порога квартиры? Кстати, я не прочь выпить с тобой чашечку кофе и поболтать.

— Еще чего не хватало! — Руки Дорис затряслись, и она, не зная куда их деть, сжала пальцы в кулаки. — Я устала и хочу спать. Рано утром у меня работа в фотостудии, и мне нужно быть в форме.

Рикардо мягко, но решительно взял у нее ключ от парадного подъезда, и не успела Дорис глазом моргнуть, как они уже стояли возле лифта.

— Нас всю дорогу сопровождала какая‑то машина, — терпеливо пояснил он. — Судя по всему, какой‑то особенно резвый репортеришка увидел в нас свой шанс. — Рикардо нажал на кнопку вызова, и двери бесшумно открылись. — Не можем же мы разочаровать парня? Он тратит на нас свое время и силы, выслеживает каждый наш шаг, и все для того, чтобы увидеть, как кавалер выгружает свою даму и они в ледяном молчании расстаются?

— Но у меня может болеть голова.

— Может или болит? — с усмешкой спросил он.

— Моя головная боль — это ты, Фред и вся эта дурацкая затея, — огрызнулась Дорис.

Они вышли из лифта, и Рикардо выхватил ключи из ее рук и открыл дверь в квартиру.

— Прошу! — сказал он с усмешкой.

Весь накопившийся за день гнев прорвался наружу, и Дорис, вскипев, схватила своего провожатого за лацкан пиджака и оттолкнула от двери.

На лице у итальянца не дрогнула ни одна мышца, но никогда в жизни Дорис не испытывала такого животного страха. Сейчас он меня убьет, подумала она.

— Полегчало? — зловеще тихим голосом спросил Рикардо и затем смерил ее холодным взглядом с головы до ног. — Но впредь, моя радость, советую тебе быть осторожнее на поворотах, — предостерег он ее глухим голосом. — На роль мальчика для порки я не нанимался.

— А я не нанималась терпеть твои тиранические замашки! — растерянно пробормотала Дорис, избегая смотреть ему в глаза.

— Между прочим, я здесь нахожусь в качестве твоего союзника, а не врага, — напомнил Рикардо.

— И на этом основании мне полагается быть податливой дурочкой, ты это хочешь сказать? — язвительно спросила Дорис.

— Я могу понять твое неприятие всех представителей мужского пола, — негромко сказал Рикардо, — но хотел бы все же напомнить, что я не твой бывший супруг и за его проступки не отвечаю.

— Но из этого вовсе не следует, что ты мне должен нравиться!

— Милая моя Дорис, человеческая душа — вообще потемки, а женская — тем более…

Если бы Дорис умела визжать, топать ногами, царапаться, она бы сделала это сейчас. Но она этого не умела, а кроме того, разок переступив черту дозволенного, не рискнула сделать это во второй раз.

•— Я могу попросить тебя уйти?

— Да. Вот только выпью кофе и сразу уйду. Он переступил порог квартиры и двинулся на кухню. Дорис, побелев от бешенства, бросилась за ним.

— Это мой дом, черт побери! — закричала она. — И я хочу, чтобы духу твоего здесь не было!

Рикардо, казалось, не услышал ее. Он по— хозяйски окинул взглядом просторную, со вкусом оформленную кухню, открыл шкаф, сразу же нашел кофемолку, засыпал туда кофейные зерна; в общем, он чувствовал себя как дома.

— Черт возьми, я с тобой разговариваю или нет? — Она поймала его за руку, и только сейчас поняла, сколько силы в этом мускулистом теле.

— Я все слышу, не надо кричать, — спокойно сказал он, включая горелку.

— Не смей обращаться со мной как с идиоткой!

Рикардо обернулся, и Дорис оказалась неожиданно совсем близко от него. Он поглядел на нее сверху вниз — стройный, широкоплечий, весь — сила и невозмутимость.

— Если женщина ребячится, с ней приходится обращаться как с ребенком, — сообщил он нравоучительно.

— Серьезно? — приторно‑сладко спросила она. — Может быть, ты меня накажешь? В угол поставишь или отшлепаешь? — Последние слова прозвучали откровенно провокационно, и Дорис покраснела. — Попробуй только прикоснуться ко мне, — со страхом прошептала она, отступая на шаг, — и я вызову полицию.

Глаза у Рикардо потемнели, как море в грозу, губы сжались в тонкую линию, и прежде чем Дорис успела что‑либо сообразить, он рывком притянул ее к себе.

— Только попро…

Губы Рикардо с жадностью впились в ее уста, и угроза осталась недосказанной. Беззвучно застонав, Дорис забилась в его сильных руках, заколотила кулаками по его твердой, как сталь, груди. Она была одновременно и в отчаянии — поскольку в полной мере ощутила свое бессилие и беспомощность перед этим сильным мужчиной, и в смятении — оттого, что поцелуй разбудил в ней так долго дремавшие и, как ей казалось, надолго уснувшие чувства и ощущения.

Прошла минута или две. Рикардо отстранился от нее, и Дорис осталась стоять посреди комнаты с белым, как воск, лицом, с ничего не видящими пустыми глазами.

Если он хотел преподнести ей урок мужского превосходства, то добился цели. Правда, Дорис скорее согласилась бы умереть, чем признаться в этом.

— Если вы сейчас же не уйдете, — медленно г произнесла она, — уйду я. В конце концов ночь можно провести и в отеле.

Жесткий взгляд стоявшего напротив мужчины чуть смягчился. Взглянув еще раз на ее алые пухлые губы, Рикардо молча кивнул и вышел, тихо притворив за собой дверь.

Казалось, Дорис должна была торжествовать, но испытала она что‑то похожее на разочарование. Вот ерунда! — удивленно подумала она. Выходит, я на него зла только в его присутствии? Нет, наверное, я просто устала.

Вой кофемолки вывел ее из оцепенения. Выдернув шнур из розетки, Дорис решила, что по такому случаю действительно не грех выпить чашечку кофе с бренди.

Через пять минут с чашкой дымящегося кофе в руке она прошла в гостиную и пристроилась в бархатном кресле, подогнув под себя ноги. Что— то переменилось в привычной тишине комнаты, словно только что хозяйничавший здесь мужчина оставил после себя нечто неуловимое — то ли запах, то ли шорох, то ли просто ощущение присутствия.

Странно. Ведь этот красивый, как древнеримский бог, мужчина воплощал в себе все, за что она терпеть не могла мужчин: самодовольство, цинизм и безжалостное упорство в достижении своих целей. Если бы не отец, она бы не задумываясь послала Рикардо Феррери ко всем чертям, но…

Из груди у нее вырвался тяжкий вздох. Месяц или чуть больше — так, кажется, сказал Фред? Прошел всего лишь день, а она уже на грани срыва. Это будет просто чудо, если ей удастся продержаться месяц…

Фотосъемки затянулись, и Дорис с трудом сдерживала нетерпение. Как ни восхищал ее фанатизм Алана, сегодня его творческие поиски скорее утомляли ее, и она никак не могла дождаться минуты, когда можно будет уйти.

— Отлично, дорогая… Подбородочек чуть вы— выше… Теперь чуть поверни голову в мою сторону… Изумительно!.. Улыбочка! Знойная, томная — ну, ты понимаешь… Губки чуть надуй— Потупи взор… Отлично!.. Теперь подними глаза на меня. — Защелкал затвор. — Порядок! Это то, что надо. Ты свободна.

Со вздохом облегчения Дорис отошла в сторону от подсвеченных софитами декораций. От всей этой на полную катушку работающей техники в студии было еще жарче, чем на улице, и Дорис почувствовала, что без душа она долго не протянет.

Быстро переодевшись в гримерной комнате, Дорис подхватила сумку с вещами и, пробегая, помахала Алану и двум его ассистентам рукой:

— Извините, убегаю. В час у меня демонстрация и распродажа моделей. Пока!

Десять минут — дорога до дома, еще пятнадцать — душ и переодевание, и вот уже, снова сев за руль, Дорис несется на северо‑восток — в одно из фешенебельных предместий Мельбурна. «Несется» — не совсем точное слово. Улицы забиты транспортом, и почти на каждом перекрестке приходится ждать, пока подойдет очередь на проезд.

Выставка‑продажа моделей сезона проводилась раз в два года в магазине дамских товаров по инициативе владелицы бутика. Это было благотворительное мероприятие, и Дорис пожертвовала в его пользу причитающийся ей гонорар. Она и еще две профессиональные манекенщицы демонстрировали аукционные модели, представленные их авторами по цене себестоимости. Аукцион посещали многие представители, точнее представительницы, местной элиты; посетителей рассаживали за столы, и прислуга обносила их шампанским, фруктами и бутербродами для разминки. Под занавес следовали пирожные с кофе и чаем.

Ворвавшись в комнатку, где царил естественный для таких случаев организационный беспорядок, Дорис пробормотала: «Тысяча извинений!» — и бросилась к вешалке с моделями.

— Дорис! Мы уж думали, ты не придешь!

— Не беспокойся, Лиз, — успокоила подругу Дорис. — Флоренс только начала свое длинное вступительное слово, и у меня еще есть минут пять.

Дорис быстро надела короткую шелковую комбинацию, поверх ее — вызывающе экзотический костюм для отдыха, распустила стянутые до того в узел волосы так, чтобы они небрежно спадали на плечи, несколькими умелыми движениями подкрасила глаза, подрумянила щеки и обвела яркой помадой контур губ.

— Порядок!

Быстрый взгляд в зеркало, отработанная улыбка на лице. Остается лишь сунуть ноги в лакированные туфли на шпильках. Теперь можно спокойно и с достоинством ждать, пока ее не вызовут на подиум.

Заводная и темпераментная от природы, Флоренс была идеальным аукционистом. Она дирижировала действом с вдохновением истинного человека искусства, и публика, разгоряченная шампанским, все азартнее включалась в борьбу за очередной предмет торгов.

Дорис привычно совершала проход, делала финальный разворот на триста шестьдесят градусов и проскальзывала в комнату для переодеваний, чтобы быстро, но без суеты сменить наряд. Простая, но элегантная одежда повседневной носки уступила свое место изощренным изыскам деловых костюмов, после чего настал черед вечернего платья.

Музыка зазвучала приглушеннее, азартные выкрики Флоренс стихли, и на подиум в фантастически прекрасном, словно для нее одной сшитом, платье выплыла Дорис. С грацией балерины она продефилировала по дорожке, не забывая через каждые три метра делать разворот, а потом обернулась лицом к публике и краем глаза заметила стоящую чуть в отдалении стройную мужскую фигуру.

Феррери?! Какого черта он здесь делает?!

Восхитительно мужественный в своем темном костюме‑тройке с бледно‑голубой рубашкой и красно‑синим шелковым галстуком, он казался в этом женском царстве пришельцем из иного мира.

Дорис на секунду поймала его взгляд и тут же поспешила переключить свое внимание на зал.

— Двести пятьдесят! — объявила Флоренс.

— Четыреста!

Словно привязанные к одной веревочке, головы женщин моментально повернулись в направлении низкого мужского голоса, и Флоренс, с ее находчивостью и отменным чувством юмора, немедленно перевела конфуз в русло юмора.

— Дорогие мои, сегодня нам оказана совершенно исключительная честь. Для тех, кто не читал утренних газет, объявлю один из заголовков: «Рикардо Феррери и Дорис Адамсон преподносят сюрприз!» Мы с вами присутствуем при продолжении этого сюрприза. Ну, леди, — она подняла молоток, — кто‑нибудь рискнет вступить в состязание с мистером Феррери?

— Четыреста пятьдесят!

— Шестьсот!

Дорис клокотала от бешенства, и ей с трудом удавалось сохранять на лице улыбку.

— Семьсот! — крикнула одна из женщин.

— Тысяча! — спокойно сказал Рикардо и лишь приподнял бровь на возглас всеобщего изумления.

И снова он хозяин положения, в ярости подумала Дорис. Теперь уж точно будет море сплетен, а газеты все это переврут и перекрасят. И откуда он только взялся, чтоб ему провалиться на этом месте!

— Тысяча сто!

— Тысяча двести! — крикнул женский голос, и тут же другой прибавил еще две сотни долларов.

Ну и ну! Это уже был не цивилизованный торг, а самая настоящая схватка гладиаторов.

— Две тысячи! — хладнокровно провозгласил Рикардо, и в зале наступила тишина, прерываемая лишь редким шепотом.

Неужели финиш, беспокойно подумала Дорис. Наверняка. Заплатить десятикратную цену от реальной стоимости наряда — это многовато даже для самых эксцентричных посетительниц аукционов.

— Продано! — объявила Флоренс и облегченно ударила молотком по столу. — Благодарю вас, мистер Феррери… Ну, леди, а теперь вас ждет сюрприз.

Флоренс выдержала паузу, щекоча нервы зрительниц.

— Все, что мы носим, по большому счету служит одной‑единственной цели — привлечь внимание любимого мужчины. А потому для финала мы оставили серию спальных аксессуаров. Могу заверить: если милый увидит вас в этом наряде… — Флоренс обвела публику насмешливым взглядом, — …то давление у него подскочит до космических высот.

Дружный хохот в зале лишний раз показал, что зрительницы дошли до нужной кондиции.

Баснословно дорогие авторские наряды для будуаров из шелка и кружев и в самом деле были апофеозом сегодняшней распродажи с одним‑единственным «но»: выйти в таком наряде на сцену было все равно, что прогуляться по подмосткам в бикини. Более того, купальник, пожалуй, производил менее пикантное впечатление.

Дорис была в отчаянии. Отказаться от выхода она не могла — на каждую из манекенщиц было по модели. Кроме того, капитулировать ей не позволяла гордость. Получалось, что Рикардо опять брал верх.

Дорис достались ночная сорочка из тончайшего шелка и пеньюар из атласа персикового цвета, выполненный с таким изяществом, что вполне мог сойти за вечернее платье. Чтобы в полной мере продемонстрировать присутствующим дамам интимную прозрачность ночной сорочки, Дорис по сценарию сбрасывала халат и совершала еще один проход в совершенном неглиже.

Вздернув подбородок выше обычного, Дорис вышла на подиум и медленно двинулась по дорожке, стараясь не смотреть в сторону Рикардо.

— А теперь мы посмотрим, что скрывается под пеньюаром, — провозгласила Флоренс, но Дорис лишь отрицательно качнула головой и чарующе улыбнулась.

— Я, как женщина, предпочитаю до конца оставаться загадкой, Флоренс, — шутливо, в тон ведущей, бросила Дорис.

Зал одобрительно рассмеялся и зааплодировал.

Дорис приходилось следить, чтобы полы пеньюара не распахнулись и не выставили на всеобщее обозрение и обозрение Рикардо лишь символически прикрытые полупрозрачным шелком пики ее грудей. Она небрежно тряхнула головой так, что волосы тяжелой волной упали на плечи, затем, чуть приподняв края пеньюара, сделала несколько разворотов на дорожке, демонстрируя стройные, покрытые легким золотистым загаром ноги, и скрылась в раздевалке, хотя по жестким правилам аукциона следовало остаться на подмостках до конца торга.

— Тысяча долларов!

Никто не видел, какой яростью блеснули глаза Дорис, когда она услышала этот уверенный, тягучий мужской голос, а вслед за ним кокетливую реплику совершенно распалившейся Флоренс. Ощущая на себе заинтригованные взгляды находившихся в комнатке подруг‑манекенщиц, Дорис быстро переоделась в обычную одежду и снова стянула волосы в тугой узел.

Больше всего на свете ей сейчас хотелось как‑нибудь незаметно исчезнуть, но по настоянию Флоренс манекенщицы лично вручали наряды победительницам аукциона и благодарили каждую из них за то, что эти гранд‑дамы не пожалели своего драгоценного времени и денег и удостоили своим вниманием сегодняшнее благотворительное мероприятие. Это придавало торжественность церемонии, а тем временем ассистенты Флоренс успевали собрать чеки и подсчитать общую сумму сборов.

А может быть, он ушел, с надеждой подумала Дорис. Трудно представить, чтобы мужчина смог так долго переносить общество одурманенных шампанским, возбужденных, болтающих без умолку женщин.

И снова она его недооценила. Он стоял на прежнем месте, сложив на груди руки, и не только не смущался, но даже улыбался, глядя на нее. В конце концов они оказались совсем рядом, и, сосредоточив все внимание на его волевом подбородке, Дорис небрежно бросила:

— Привет, Рикардо! А ты что делаешь на этом дамском сборище?

— Вообще‑то я главный спонсор благотворительного общества, которое и организовало сегодняшний аукцион, — сообщил Рикардо и по— хозяйски поправил прядь волос, упавшую ей на лоб. — Будучи лично знаком с одной из участниц, я решил, что мое присутствие здесь будет вполне уместным.

О небо, он был поистине хорош! До неприличия хорош, мрачно уточнила Дорис, ни на секунду не забывая, что на них сейчас смотрит весь зал.

Но как он отыскал ее здесь? Фред сказал? От Фреда у нее нет секретов, но брат вряд ли в курсе ее рабочего расписания. Выходит, Рикардо специально наводил справки, и такая его настыр— ность совершенно возмутила ее.

— Ты был великолепен, могу тебя поздравить, — язвительно сказала она.

— У тебя в запасе лишь пять минут, — невозмутимо сообщил он. — Затем мы уезжаем.

Неужели он посмеет на глазах у всего зала вручить ей купленные на торгах наряды, подумала Дорис и представила, как швыряет подарки ему в лицо.

И вдруг ее разобрал смех. А почему, собственно, она решила, что все это куплено для нее? Вот это была бы комедия, вот это был бы урок!

— Сегодня вечером обед у мистера Адамсо— на? — весело блеснув глазами, спросил Рикардо.

Дорис подняла глаза и коротко ответила:

— Да.

Слава Богу, там будет Фредди. Может быть, хоть он возьмет на себя роль буфера и немного уймет ее не в меру активного кавалера.

— У меня сюрприз, — произнес вдруг Рикардо. — Новость о наших отношениях дошла до ушей моей матери, и она устроила мне головомойку за то, что я до сих пор не познакомил ее со своей дамой.

Дорис отрицательно покачала головой.

— Извини, но я не любительница семейных визитов. Хватит и одного — к отцу.

— Дорис! Рикардо!

Рикардо с любезной улыбкой повернулся и как бы машинально обнял Дорис за талию. Та вздрогнула, но увертываться не стала.

— Привет, Флоренс! — беззаботно воск— кликнул он. — Как дела?

— Лучше некуда, милый. — Флоренс с неподдельной симпатией оглядела великолепную парочку. — Ты, как всегда, неподражаем. Твоя последняя сумма произвела настоящее землетрясение! У мистера Феррери редкое чувство вкуса, — доверительно сообщила она Дорис.

— Никогда не спорю с женщинами! — поднял руки Рикардо и вручил Флоренс два чека. — Ты же понимаешь, что в успехе сегодняшнего аукциона я был заинтересован вдвойне?..

Смех Флоренс зазвенел колокольчиком. Она торжественно вручила Рикардо две фирменные картонки с нарядами и заметила:

— Эти вещички прекрасно дополнят красоту твоей возлюбленной. — Она поцеловала Дорис в щеку и добавила — От души рада за тебя, дорогая.

Впервые в жизни Дорис захотелось устроить публичный скандал, но приходилось улыбаться и делать вид, что все идет как надо. Убью его, когда мы останемся одни, решила она про себя. Не физически, так морально.

— Прошу прощения, но нам пора, — галантно произнес Рикардо, и Флоренс понимающе кивнула и послала Дорис вдогонку воздушный поцелуй.

На улице Дорис взорвалась:

— Ты вел себя как последний наглец!

— А где ты оставила свою машину?

— Не строй из себя глухого! — крикнула Дорис. Она кипела от бешенства.

— Я тебя прекрасно слышу, — хладнокровно сообщил Рикардо. — Просто мне показалось, что перекресток напротив торгового центра не самое подходящее место для выяснения отношений. Или я ошибаюсь?..

— Куда ты сегодня меня потащишь? — перебила она его.

— К тебе домой. Затем у нас в плане визит вежливости к моей матери, ну а потом — обед у твоего отца.

— Я уже заочно восхищаюсь твоей матушкой, — с сарказмом ответила Дорис, — ведь она вырастила такого замечательного сына, но предпочла бы отложить знакомство с ней на пару дней, если, конечно, ты не возражаешь.

— Возражаю, — тут же сказал Рикардо. — Она ждет нас в пять.

— Отмени встречу, — мстительно предложила Дорис, вспомнив, как Фред предлагал ей не ходить на коктейль к Пегги.

— Она — пожилая женщина с изрядно потрепанными нервами, от природы вспыльчивая и привыкшая к безусловному послушанию со стороны детей и внуков. Для нее будет ударом то, что мы не появимся в назначенное время.

Они подошли к автостоянке, и Дорис решительным шагом направилась к своему серебристому «форду».

— Мне жаль, но пусть твоя матушка командует у себя в семье, со мной это не пройдет. — Дорис открыла машину. — Если ты думаешь, что я с радостью еду с тобой на обед к Теодору, то хочу тебя разочаровать. Ты мне неприятен в любой компании и в любое время суток.

До вечера!

Она грациозно захлопнула дверцу и вывела машину на автостраду, даже не оглянувшись.

Едва она успела подняться к себе в квартиру, как в дверь позвонили. Перед ней стоял Рикардо собственной персоной.

— Как ты прошел через систему охраны? — изумилась Дорис.

— Я представился охраннику. Он, как оказалось, читает светскую хронику. Отличный парень. Возьми, это твое.

Он протянул ей две картонные коробки с нарядами.

— Извини, — сухо сказала Дорис, — но я не могу их принять.

Рикардо молча прошел в гостиную и уселся в кресло.

— Я подарков назад не беру, — глухо произнес он.

— Послушай, — понизив голос, сказала Дорис, — я же тебе даром не нужна. Какого черта ты так расщедрился?

Рикардо, казалось, собрался ответить что‑то резкое, но уже в следующее мгновение лицо у него вновь стало жестким и непроницаемым.

— Пойди переоденься.

Я не собираюсь наносить визит твоей матери, — задохнулась от возмущения Дорис, но все же добавила — По крайней мере сегодня.

— Дорис, нас ждут!

Он говорил с ней, как с бестолковым ребенком, и Дорис чувствовала себя с ним полной дурой.

— Терпеть не могу высокомерных мужланов, которые обращаются с женщиной как с чем‑то второсортным и считают себя вправе диктовать, что нам можно делать, а что нельзя. — Стараясь не смотреть в его прищуренные глаза, она сказала чуть тише — Ладно, я согласна. А сейчас уходи. Я хочу принять душ и переодеться.

— Ты меня боишься! — весело воскликнул Рикардо. — Ну конечно, а вдруг я ворвусь в ванную и овладею тобой без спроса!

Дорис покраснела и вспомнила его вчерашний поцелуй. Можно себе представить, каким опытным любовником он является. Презрительно пожав плечами, она ушла в спальню, понадежнее притворив дверь.

Через двадцать минут она подвела губы и критически взглянула на себя в зеркало. Шелковое переливчато‑синее узкое платье до колен удачно подчеркивало изящные пропорции ее фигуры, идеально сочетаясь с собранными в конский хвост пепельно‑русыми волосами и маленьким синим бантом на затылке. Дорис подушилась духами «Живанши» — своими любимыми, собрала вечернюю сумочку и вернулась в гостиную.

Рикардо в задумчивости стоял у окна. Он тут же обернулся и с удовлетворением оглядел ее с головы до ног.

— Ну что, идем? — воинственно спросила Дорис.

Через двадцать минут он остановил машину возле красивого особняка с колоннами рядом с черным «линкольном».

— Не волнуйся, — тихо посоветовал он, заметив на лице Дорис нерешительность.

— И ничего я не волнуюсь, — фыркнула она. У больших парадных дверей почтительным поклоном головы их встречал пожилой мужчина в одежде швейцара.

— Семья почти вся в сборе, синьор Рикардо. Я провожу вас в холл.

— Спасибо, Джакомо, — кивнул Рикардо, и Дорис, собравшись с духом, двинулась навстречу судьбе.

— Рикардо! Ты опаздываешь! Твой брат давно уже приехал.

Чопорно восседая в кресле, пожилая дама в черном строго смотрела на сына и его спутницу. В этом доме совершенно определенно царил матриархат.

— Извините, это я задержалась, — немедленно встряла Дорис.

Два карих глаза‑буравчика впились в нее.

— Я вас не поняла, моя дорогая!

— Я узнала о вашем приглашении сразу после того, как закончилась демонстрация мод. Пришлось съездить домой и привести себя в порядок.

— Рикардо, а почему ты даже не представил нам гостью?

— Не хотел тебя перебивать, мама. Знакомьтесь: Дорис Адамсон. Прошу любить и жаловать.

— Дорис? Красивое имя… Вы случаем не разведенная, милочка?

— Да, ну и что? — вызывающе спросила Дорис.

— Мама! — укоризненно‑ласково сказал Рикардо.‑Об этом ты могла бы спросить у меня — чуть раньше или чуть позже, и не в присутствии Дорис.

— Абсолютно согласен с братом, — раздался низкий тягучий голос, и перед Дорис предстал очень похожий на Рикардо мужчина — только он был постарше и пониже ростом. — Дорис, малышка, сто лет тебя не видел! Надеюсь, ты меня еще помнишь?

— Габриэль? — радостно вскрикнула она. Слава Богу, и в этом доме нашлись знакомые лица.

— Познакомься, моя жена Сильвия, — объявил Габриэль. Миловидная женшина, которую он держал под руку, приветливо улыбнулась. — А это… это наша дочь Марианна.

Он потрепал по головке вцепившуюся ему в пиджак девчушку лет десяти.

— Она у вас просто красавица, — с улыбкой сказала Дорис, подмигнув большеглазому бесенку с роскошными каштановыми волосами.

— Вся в жену, — рассмеялся Габриэль и с обожанием посмотрел на Сильвию. — Я вообще на редкость счастливый человек.

— Мария и Алекс позвонили и сказали, что не смогут сегодня приехать, — сообщила присутствующим миссис Феррери. — Ничего, я уже придумала. Завтра вечером устроим большой званый ужин, там будет и ваша сестра, и вся прочая родня.

Глаза ее снова остановились на Дорис.

— А что за моду вы демонстрируете, милочка?

Старушка была бесцеремонна и упряма, но и Дорис была не промах.

— Я рекламирую одежду, — сообщила она невозмутимо. — Осеннюю, зимнюю, летнюю, весеннюю: для всех сезонов и на все вкусы, преимущественно — модели известных кутюрье. Выхожу на подиум, снимаюсь для журналов мод, иногда принимаю участие в коммерческих телевизионных показах. Если же вас, миссис Ферре— ри, беспокоит, не снимаюсь ли я в порнографических журналах, нагишом или в нижнем белье, смею вас заверить — нет.

— Я в этом нисколько не сомневалась, — глазом не моргнув, объявила миссис Феррери. — Если бы вы это делали, ваш отец давно бы вас проклял.

Ага, так она знает Теодора, подумала Дорис. Тогда к чему вся эта комедия?

— Вы понимаете, — словно читая ее мысли, произнесла миссис Феррери, — я никогда не одобряла разводы.

— Я тем более, — холодно сказала Дорис. — Но жить всю жизнь с подлецом не собиралась. Будь я чуть поумней, я бы вообще предпочла не оформлять отношений, и тогда бы мне удалось избежать многих неприятностей, например, вашего пристрастного допроса!

— Ас Рикардо вы собираетесь жить, не вступая в брак, или снова понадеетесь на развод?

Дело пахнет паленым, нервно подумала Дорис. Так мы скоро начнем выцарапывать друг другу глаза.

— Я никогда не стану жить с мужчиной, который будет плохо обращаться со мной, — сообщила она. — Так что все остальные вопросы можете обратить к вашему сыну.

В комнате воцарилось молчание. Миссис Феррери глядела на Дорис в упор, но та не опускала глаз. Взгляд пожилой женщины внезапно потеплел.

— Рикардо — обернулась она к сыну, — открой шампанское. А ты, Габриэль, отпусти же в конце концов мою внучку. Пусть она хоть немного побудет со своей бабушкой.

Марианна послушно подбежала к миссис Феррери и присела рядом — судя по всему, она боялась бабушки как огня. Старушка ласково погладила внучку по голове и заворковала с ней на итальянском языке.

— Вообще‑то мама — душка, — вполголоса обронила Сильвия, увидев, как удивилась такой перемене Дорис. — Просто она как львица стоит на страже интересов своего семейства. Могу поделиться секретом: когда Габриэль впервые представил меня ей, она настаивала, чтобы мы разошлись.

— Шампанское! — громогласно провозгласил Рикардо, подавая женщинам бокалы с искрящимся напитком.

— Вы присядете наконец или нет? Не понимаю, почему все стоят, — сварливо проговорила миссис Феррери, строго взглянув на сыновей.

— Мы стоим из уважения к тебе, мама, — мягко разъяснил Габриэль. — И потом, нам с Сильвией скоро бежать.

— Вечно вы куда‑то бежите!

— Не хотим утомлять тебя.

— Утомлять? Разве я старая развалина?

— Ты самая молодая из всех нас, но мы дорожим твоим здоровьем и бережем твое время. — Габриэль галантно поцеловал мать в морщинистую щеку. — Твое здоровье, мама! Твое здоровье, Дорис!

Где‑то около шести они уже ехали на ужин с Теодору. Габриэль с женой отбыли еще раньше.

— Ты не предупредил, что соберется чуть ли не вся твоя родня! — возмущенно заговорила Дорис.

Рикардо мельком взглянул на нее.

— Ты что‑то имеешь против Габриэля и Сильвии?

— Боюсь, что дело заходит слишком далеко, — сумрачно отозвалась Дорис. — Обман безобиден до какой‑то черты, а мы ее, по‑моему, уже перешли.

— Но мы должны быть предельно достоверны, разве не так? — удивился Рикардо.

— Хотела бы я знать, что ты имеешь в виду под пределом достоверности, — сухо сказала Дорис.

До элегантного георгианского особняка Теодора Адамсона они домчались за несколько минут. Красного «феррари» брата во дворе не было, и Дорис не знала, хорошо это или плохо.

— Прежде чем выйти из машины, надень вот это.

На его ладони лежало кольцо с огромным бриллиантом. Дорис ошеломленно взглянула на сидящего рядом с ней мужчину.

— Ты серьезно?

— Разумеется.

— Но это ни в какие рамки не вписывается.

— Отнюдь. Что дарит влюбленный мужчина женщине, которую он желает видеть своей женой? Правильно — обручальное кольцо.

— Нет!!

— Тогда подскажи, как мне еще убедить твоего отца в серьезности моих намерений?

Воспользовавшись ее замешательством, он надел кольцо ей на палец.

— Откуда ты только такой взялся? — в сердцах вырвалось у нее.

— Мы не засиделись? — с еле уловимой иронией в голосе спросил он. — Не сомневаюсь, домоправительница… как ее зовут — Марти?.. наверняка слышала, как мы подъезжаем, и твой отец, вероятно, уже ломает голову над причинами нашей задержки.

Теодор встретил их у дверей, и Дорис бросилась в родные, надежные объятия.

— Прошу заходить, — чуть смущенно произнес Теодор. — Я подумал, что лучше всего отужинать на террасе. Фред позвонил. Он задерживается, и мы с Марти решили передвинуть начало ужина на полседьмого.

Дома! — подумала Дорис. Она снова дома. В этом особняке прошло ее детство, здесь она росла и взрослела, здесь стены и каждый предмет рождали особое ощущение тепла и защищенности.

— А что это у тебя на пальце? — спросил отец. — Ба! Какой же я недогадливый! Хотя мне пить нельзя, по такому случаю я открою бутылку «Дома Периньона».

У Дорис на глазах выступили слезы, и она даже почувствовала благодарность Рикардо, когда он тактично взял ее под локоть.

Прибыл Фред, все сели за стол, и Марти внесла первую смену блюд — мясной бульон. Далее следовали жареные креветки с гарниром из мелко нарезанного салата‑латука, а украшением обеда стала великолепная жареная утка с апельсинами и гарниром из молодого жареного картофеля, кабачков и фасоли.

Превосходно играете, браво! — сумрачно подумала Дорис, разглядывая оживленные лица Фреда и Рикардо. Сцена по вам плачет, ребята.

— Когда ты ложишься в больницу, папа? — тихо спросила она у Теодора.

— В конце будущей недели, — грустно произнес он. — Что касается операции, то она назначена на понедельник.

— Странно! Ты всегда был образцом отношения к своему здоровью: умеренно ел, не курил, плавал, играл в теннис. До сих пор в голове не укладывается, что тебе предстоит ложиться в больницу.

— Буря и натиск — вот что такое наш отец, — пояснил Фред Рикардо. — Всегда готов к бою, а если сражаться — то до конца.

— Знаешь, папа, — со вздохом сказала Дорис, — по‑моему, хватит тебе сражаться. Предоставь это нам, а сам отдохни хотя бы немного и расслабься. Не забывай — тебе еще предстоит воспитывать своих внуков. Не отвертишься?

— Это точно, — включился в разговор Ферре— ри, поймал руку Дорис и перецеловал один пальчик за другим. Только сейчас она вдруг вспомнила, в какой она здесь роли, но было уже поздно.

— Внуки, говоришь? — смущенно засмеялся Теодор. — Ты знаешь, мне эта идея по душе.

— А уж как мне‑то по душе, — закивал Рикардо.

Дорис пнула его ногой под столом, беспечно улыбаясь при этом.

— Рикардо такой торопливый, — пояснила она. — Я только‑только приняла от него обручальное кольцо, а у него уже разгулялась фантазия.

— Я буквально парю в облаках, после того как получил твое согласие, моя прелесть, — отозвался Феррери. — Я думаю, мистер Адамсон простит меня за некоторое сумасбродство мыслей?

Дорис захотелось задушить его — прямо здесь, за столом. Увы, она была бессильна, и Рикардо этим бессовестно пользовался.

— Вы уже наметили срок свадьбы? — осторожно поинтересовался Теодор.

— Дорис хочет отпраздновать наше бракосочетание без шума, в кругу родственников и самых близких друзей. Думаю, свадьба состоится через месяц, — невозмутимо сообщил Рикардо и поцелуем заглушил протестующий возглас Дорис. — Будь моя воля, я бы назначил бракосочетание на завтра или послезавтра.

Дорис кипела. Как он может так беспардонно врать человеку, который каждое слово воспринимает всерьез?

— Месяц, — продолжал разглагольствовать Рикардо, — это в расчете на то, что вы оправитесь после операции и уже сможете принять участие в нашем торжестве.

Теодор просиял.

— Вы просто молодец, Рикардо. Наш человек! Дорогая моя, ты не ошиблась в выборе. Теперь можно ложиться в больницу со спокойной душой, потому что ты не одинока.

Боже! — ужаснулась Дорис. — Зачем ты только это слушаешь, папа? Есть ли какой‑нибудь предел у этой дурацкой игры или мне придется и в самом деле выйти замуж за этого типа — для той же достоверности?!

— Венчаться будете по церковному обряду? — продолжал спрашивать Теодор.

— Скорее всего нет, — поспешила вставить Дорис. — Одного раза достаточно.

— А что, если сыграть свадьбу в нашем доме? — с воодушевлением предложил Теодор. — Просторная терраса, чудесный сад, никого из посторонних…

— Потрясающая идея! — ударил ладонью по столу Рикардо и бросил на Дорис такой пылкий взгляд, что она чуть не захлебнулась от возмущения. — Свадьба на садовой лужайке, на природе — со всевозможными закусками, с барашком на вертеле. А вечером можно перебраться в наш семейный ресторан. Моя мама была бы в восторге.

Дорис, потеряв всякий аппетит, перескочила через десерт и сразу принялась за кофе с ликером и сливками.

— Передаю Дорис в твои надежные руки, — сказал Теодор Рикардо, прощаясь с ними у дверей.

— За Дорис можете быть совершенно спокойны, — заверил его Рикардо, и снова ей пришлось терпеть его ладонь на своей талии.

Когда машина тронулась с места, Дорис наконец‑то дала волю своему гневу.

— Ты и дальше намерен обращаться со мной, как со своей вещью? Кто дал тебе право вот так бессовестно лгать больному человеку?.. Каково ему будет через месяц узнать, что свадьба не состоится? — Она стиснула сумочку так, что пальцы побелели. — А эти разглагольствования о внуках, эти многозначительные намеки?..

— Если мне не изменяет память, — уточнил Рикардо, — первой о внуках заговорила ты, я лишь поддержал тему…

— Черт возьми, ты вообще когда‑нибудь о чем‑нибудь думаешь?

— В данный момент я думаю, как через эти транспортные заторы довезти тебя до дома.

— Прекрати все мои слова переводить на шуточки! — взорвалась Дорис.

— Серьезный разговор мы будем вести за кофе, в спокойной обстановке.

— Скажи, тебе в самом деле нравится быть паяцем? — прошипела она.

— Ну что ты! — сказал он. — Не всегда. Только тогда, когда нужно унять чью‑то истерику.

— Хватит! Я тебе не малолетняя девочка! Останови машину! Я пересяду в такси!

— Не дури!

От его резкого и властного окрика Дорис инстинктивно сжалась, но продолжала дергать за ручку двери.

Машина с визгом притормозила у тротуара. Дорис еще какое‑то время пыталась выбраться, пока не осознала, что он не отключил блокировку.

— Выпусти меня!

— Выпущу. Остынь, возьми себя в руки — тогда выпущу.

Феррери выключил мотор и повернулся к ней. Дорис, ослепленная гневом, замахнулась на него, а когда пришла в себя, то обнаружила, что ее запястье зажато в железных тисках.

— Пусти меня, мерзавец! — закричала она.

Рикардо чуть сильнее сжал ей руку, и она вскрикнула от боли.

— Не вырывайся, если не хочешь причинить себе боль. И успокойся.

Его слова подействовали на нее отрезвляюще.

— Я успокоилась. Отпусти меня. Потирая посиневшие руки, она откинулась на спинку сиденья.

— Извини за бестактность, но почему тебя приводит в неистовство любой намек на то, что какой‑либо мужчина может пожелать тебя?

Словно вихрь выдул из головы Дорис все мысли. Пустыми глазами она уставилась в лобовое стекло машины и почувствовала, что во рту у нее пересохло…

Никто — ни ее подруги, ни брат и ни отец — не имели представления, какой страшный шрам оставила в ее душе единственная ночь, проведенная с Беном. Воспоминания о ней до сих пор терзали Дорис по ночам. Это было не испытание, а настоящая пытка. Бен нанес ей тяжелейшее из оскорблений, которых может бояться женщина: силой принудил ее к сексу. Поутру она, не сказав ни слова, наскоро оделась, поймала такси и перебралась в мотель. Оттуда позвонила отцу и Фредди и сообщила им, что ее брак с Беном Кроули можно считать расторгнутым…

Сколько прошло времени — Дорис не знала. Когда, стряхнув оцепенение, она повернула голову в сторону Рикардо, то отметила, что свет в салоне погашен, и лишь правильный римский профиль итальянца рисовался на фоне ночного неба за стеклом.

— Тут рядом пляж, — чуть ли не шепотом произнесла она. — Я бы хотела немного пройтись.

Голос ее звучал так жалобно, что, казалось, говорила не она, а ее бесплотная тень. Дорис опустила голову и даже не почувствовала, как Рикардо повернул ключ зажигания и машина с легким шорохом двинулась вперед.

В полном молчании они доехали до смутно различимой в темноте лестницы, спускавшейся к узкой полоске пляжа. Рикардо обошел машину и галантно открыл ей дверь. Сбросив с ног туфли, Дорис приняла его руку и выпрыгнула из машины на еще не остывший асфальт. Рикардо последовал ее примеру; стянул с себя тончайшей кожи плетеные туфли ручной работы, аккуратно поставил их под сиденье и закатал штанины брюк. Затем захлопнул машину и подошел к лестнице. Дорис последовала за ним. Сейчас его силуэт особенно впечатляюще и грозно рисовался на фоне темно‑лилового ночного неба.

Пляж оказался совершенно пустынным — именно то, чего она и хотела.

— Я прогуляюсь.

— Только вместе со мной, — произнес он. Дорис нервно передернула плечом и зашагала по влажному песку вдоль шумно набегающих на берег волн в направлении дальней гряды скал. Легкий бриз трепал пряди ее шелковистых волос, ласкал лицо, ноги утопали во влажном песке, и так замечательно было слышать глухой ропот волн, разбивающихся о волнорезы. Время от времени по прибрежному шоссе проносились машины, но их свет и шум оставались где‑то далеко позади и не нарушали ощущения вселенского покоя.

Время от времени она вспоминала про Рикар— до, поворачивала голову и видела его шагающим чуть поодаль. Он ни разу не попытался завязать разговор, и Дорис была искренне благодарна ему за это.

Дойдя до скал они, не сговариваясь, повернули назад и двинулись обратно, ступая след в след. Прохладный морской ветерок овевал ее с головы до ног, и, поддавшись внезапному ощущению свободы, Дорис распустила пучок на затылке, тряхнула головой, и волосы тяжелой волной рассыпались по плечам.

Чувство умиротворения опустилось на нее, как штиль опускается на отбушевавшее море. Ей хотелось верить, что это ощущение не имеет никакого отношения к человеку, беззвучно шагающему за ней по морскому песку. Одно было ясно: иметь его другом во сто крат выгоднее, чем видеть своим врагом: он был похож на океан — такой же беспредельно грозный в гневе и такой же бесконечно ласковый в солнечную тишь.

Дорис поежилась — то ли от прохлады, то ли от мыслей о Рикардо, и тут же ей на плечи лег пиджак. Пальцы Рикардо как бы случайно скользнули по ее распущенным волосам, и Дорис оглянулась. В темноте различить его лицо было невозможно, и она лишь тихо пробормотала: «Спасибо!» Давно не испытываемое чувство тепла и защищенности охватило Дорис, но она тут же пришла в замешательство, не понимая, радоваться ли ей или быть вдвойне бдительной. Шелковая подкладка пиджака все еще хранила тепло мужского тела, а его размер внушал невольное уважение к его владельцу. Еле уловимый аромат дорогого мужского одеколона приятно щекотал ноздри.

Поднявшись по лестнице, они отряхнули ноги от песка, обулись, забрались в машину.

Буквально через пять минут машина остановилась возле подъезда ее дома, и Дорис на сей раз не стала возражать против того, чтобы он поднялся с ней наверх. Все отговорки, приходившие на ум, были либо испробованы, либо звучали смехотворно неубедительно.

— Как насчет кофе? — спросил Рикардо, проходя в гостиную.

Дорис по привычке передернула плечами.

— Если кто‑то хочет кофе, — сказала она, опускаясь в кресло и утомленно прикрыв глаза, — пусть сам его и готовит.

— Приготовить — не проблема, — успокоил ее Рикардо. — Ты‑то будешь пить?

— Боже!.. Пошел ты к черту! Рикардо строго посмотрел на нее.

— Знаешь, — произнес он с еле скрываемым гневом, — я многим могу показать туда дорогу. Но самому мне больше нравится жить и радоваться жизни.

Он раздраженно швырнул ключи на туалетный столик, и Дорис инстинктивно сжалась в комок от страха, закрыв лицо ладонями.

Глаза Рикардо округлились от изумления. Он недоверчиво смотрел на дрожащую от страха Дорис, и до него начал доходить смысл происходящего.

— Проклятие! — вырвалось у него. — Он тебя бил? — Дорис молчала. — Ответь же наконец! — В голосе Рикардо ощущалась тихая, и от того еще более зловещая ярость.

Облизав пересохшие губы, Дорис выдавила из себя:

— Да.

— А больше ничего?

Дорис выпрямилась и с вызовом посмотрела ему в глаза:

— Это так важно?

Рикардо пробормотал по‑итальянски что‑то, по всей видимости, очень нелестное для Бена, а может быть, и для нее. Дорис попыталась взять себя в руки.

— Пожалуй, я тоже не откажусь от кофе, — преувеличенно бодро сказала она.

Рикардо постоял, напряженно вглядываясь в ее лицо, потом повернулся и вышел на кухню.

— Выпей вот это, — сказал он, вернувшись через пять минут.

Дорис пригубила содержимое чашки и распознала в кофе привкус бренди. Вообще‑то она почти не употребляла спиртного, но сейчас послушно допила чашку до конца.

— Теперь ты мне позволишь остаться одной?

Рикардо медленно допил свой кофе и спросил:

— Ты не против совместного ленча завтра утром?

— Сегодня утром, — поправила его Дорис, кивнув на часы. — Нет, Рикардо. После свидания с моим отцом, а особенно с твоей матушкой мне потребуется время, чтобы переварить увиденное и услышанное.

— Ты скоро убедишься, что мои родные — самые надежные и нежные люди в мире.

— Поживем — увидим, — ответила Дорис, открывая входную дверь.

Рикардо коснулся указательным пальцем ее подбородка. Она замерла, но сегодня он ограничился лишь тем, что мягко поцеловал ее в щеку. — Не забудь — в шесть вечера я заеду за тобой.

Дорис на этот раз выбрала изумрудно‑зеленое платье из шелка, воздушное и свободное. К косметике она почти не притронулась, а волосы просто заколола на затылке.

Едва она отвернулась от зеркала, как раздался звонок в дверь. В своем безукоризненном черном костюме с белой рубашкой Рикардо был воплощением зрелой мужественности, сочетая в своем облике основательность, надежность и необузданную готовность к риску.

— Браво! Вот это пунктуальность! — усмехнулся он, оглядев ее одобрительно с головы до ног.

— Не обольщайся, — охладила его энтузиазм Дорис. — Ты меня еще мало знаешь. Мы идем?

Рикардо остановил машину возле торгового центра.

— Хочешь что‑то купить? — спросила Дорис.

— Нет. Мы здесь ужинаем.

— Как? В вашем ресторане? Я думала, мы идем к твоей матери, — удивилась она.

— Мама настояла, чтобы все было обставлено в итальянском стиле, — объяснил Рикардо. — Так что сегодня вечером наш ресторан закрыт для приема посетителей.

— Ага, значит, официальный ужин.

— Надо же как‑то отпраздновать помолвку… Сердце Дорис камнем упало вниз, хотя виду она не показала.

— Чем дальше, тем больше. Ни дня без сюрприза, — ворчливо пробурчала она.

Феррери в упор посмотрел на нее и поинтересовался:

— А что ты так волнуешься?

— По‑твоему, я должна плясать от радости? — огрызнулась Дорис. — На меня будут пялиться, как на теленка о двух головах, обсуждать каждый мой шаг и каждое слово, рассуждать, подхожу ли я для вашего семейства, а я — храни спокойствие и делай вид, будто ничего не происходит?

— В конечном результате они одобрят мой выбор, — сказал Рикардо.

— Какая уверенность! — со смешком отозвалась Дорис. — Неужели нет на свете смельчака, который осмелился бы тебе перечить?

— Есть, — сообщил он. — Ты.

— Не шути. Я миролюбива, как агнец Божий. Просто ты всякий раз доводишь меня до белого каления.

— Мы у входа, — напомнил ей Рикардо.

— Пора надевать на лицо улыбку? — язвительно спросила Дорис.

— У тебя до сих пор это хорошо получалось.

— Боже, ты можешь хоть иногда не быть циником?

В ресторане было много народу, и стол ломился от изобилия яств, способных удовлетворить самый взыскательный вкус. По настоянию Рикардо Дорис попробовала некоторые из них и даже пригубила легкое белое вино.

Предметом самого оживленного обсуждения стало обручальное кольцо на пальце Дорис. Начались поздравления, посыпались вопросы о предполагаемых сроках свадьбы.

— Отвечаю: в конце января, — объяснял Рикардо. — Слишком скоро, говорите? Я не хочу, чтобы отсрочка была чересчур длинной и невеста имела время передумать. Я, конечно, шучу, но какой смысл откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.

— А где вы собираетесь провести медовый месяц?

— Разумеется, в Италии. Разве могут быть два мнения на сей счет?

И в самом деле, саркастически подумала Дорис, откуда могут взяться два мнения?..

Через час, под зажигательную мелодию какого‑то итальянского народного танца — кажется, он назывался тарантеллой, — пары начали раскачиваться на паркете, и Дорис, воспользовавшись паузой, спросила у своего «нареченного»:

— Ты совсем спятил?

— А что я сделал не так? — удивился Рикардо. — Это все мои ближайшие друзья, а я им доверяю как самому себе.

— Но они и в самом деле думают, что присутствуют на настоящей помолвке, — возмущенно прошептала она. — Они ведь подарки принесли, а это вообще никуда не годится. С каким лицом мы будем их возвращать? И кто заставлял тебя распинаться о сроках нашей свадьбы?

— Сейчас будет новый танец, исключительно мужской, — озабоченно перебил ее Рикардо. Женщины будут смотреть, а мужчины показывать им класс. Мне надо быть на высоте.

— Так ты тоже будешь танцевать? — с неподдельным интересом спросила Дорис.

— А как же! — воскликнул Рикардо. — Это не танец, а своего рода испытание. Его смысл в том, что претендент на руку и сердце девушки демонстрирует свои физические данные, необходимые главе семейства и будущему отцу своих детей.

— Ага, своего рода тест на выносливость?

— Скорее демонстрация мужской потенции. Разумеется, символическая. — Рикардо рассмеялся, увидев, как вспыхнули щеки Дорис. — Музыка сменилась. Крепись!

— Я лучше сразу уйду…

— Не вынуждай меня силой тащить тебя назад. И ничего не бойся. Танец вовсе не страшный, и ничего неприличного в нем нет.

Дорис сидела тише воды, ниже травы и, натянуто улыбаясь, следила за тем, как мужчины сбрасывают с себя пиджаки и закатывают рукава. Потом они положили руки друг другу на плечи и начали в унисон двигаться, сперва в медленном и протяжном ритме, затем все быстрее и быстрее. Танцоры выбывали один за другим, и вот уже на паркете остались лишь Рикардо, Габриэль и несколько незнакомых ей юношей.

Дорис завороженно следила за танцем, и вдруг рядом разбилась о пол тарелка, затем еще одна, а вот уже звон бьющейся посуды слился со звуками танца.

— Дорис, бери, это твоя! — С другого конца стола Сильвия протягивала ей тарелку. — Брось об пол. Поддержи самых стойких и выносливых!

— Ты это серьезно?

— Бери, на тебя уже смотрят, — прошипела Сильвия. — Так положено, понимаешь?

Дорис неуверенно взяла тарелку, повертела ее в руках и бросила на пол. Звон получился такой славный, что рука невольно схватила еще одну тарелку, затем еще одну, и только когда на столе уже ничего не осталось, Дорис перевела дыхание и с удивлением поглядела на груду битых черепков у своих ног.

Из‑за столов на нее с одобрительным гулом смотрели гости, и Дорис не сразу сообразила, что ей протягивает свою, очевидно, последнюю на сегодня тарелку сама миссис Феррери. Дорис робко улыбнулась, но взяла из рук пожилой женщины тарелку и, пожав плечами, бросила на паркет.

— О, да ты уже набила руку! — захлопала в ладоши Сильвия и добавила — Могу поздравить: ты официально принята в лоно семьи.

Почти тут же музыка смолкла, мужчины, тяжело дыша, вернулись к столу и набежавшие официанты принялись вениками подметать осколки фаянса с пола.

Как только паркет был убран, настал черед другого танца, на этот раз — медленного, и мужчины вывели из‑за столиков своих партнерш. Под тонким батистом рубашки Рикардо переливались твердые мускулы. Дорис невольно прильнула к его обжигающе‑горячему телу, различая ровный и могучий стук сердца и мускусно‑прохладный аромат одеколона.

— Габриэль и Сильвия отвезут маму домой, и гости после этого начнут раскланиваться и уходить, — сообщил Рикардо, лавируя между другими танцующими парами.

— Твоя мать — женщина что надо, — призналась Дорис.

— Завтра она весь день пролежит в изнеможении, все‑таки возраст и утомление. Но не исполнить свой долг сегодня она не могла.

— Поразительная сила духа!

— Маме всегда был нужен в жизни предмет заботы и опеки. Когда‑то им были наш отец, мы, дети, сейчас настал черед зятьев, невесток и внуков. Кстати, могу поздравить — она тобой просто восхищена.

— Чем же я заслужила такое отношение — неужели своей строптивостью?

— Это само собой, тут вы с ней два сапога пара. Но, думаю, в первую очередь она увидела в тебе женщину, внутренняя красота которой не уступает красоте внешней.

Дорис смущенно отвела взгляд и хмыкнула:

— Ну ты и льстец! Боюсь, вы с мамой меня переоцениваете. Я могу быть такой стервой!..

— Это я знаю и ценю, — с улыбкой произнес Рикардо, губами касаясь ее волос.

Дорис втянула голову в плечи.

— Пожалуйста, не надо.

— Удивительная комбинация слов, — рассмеялся Рикардо. — Первая половина фразы — побуждение к действию, вторая — запрет.

— Что делать, такая уж я противоречивая.

Дорис внезапно почувствовала себя беззащитной и одинокой и только через секунду поняла, в чем дело, — Рикардо отпустил ее.

Мама и Габриэль уже собрались уходить, — пояснил он. — Пожелаем им доброй ночи, а затем попрощаемся с остальными гостями — до свадьбы…

Всю дорогу домой Дорис продремала на мягком сиденье его автомобиля. Когда машина затормозила возле ее дома, она открыла глаза, не поворачивая голову, сказала:

— Не провожай меня сегодня, хорошо?

— Но как мне убедиться, что ты дошла до дверей квартиры целой и невредимой?

— Ты слушаешь, что тебе говорят другие? — устало спросила она, выходя из машины.

— Обижаешь! Если бы я не слушал, то уже давно бы прогорел.

— Тогда какого черта ты споришь? Рикардо стоял совсем рядом — лицом к лицу.

— Не знаю, поверишь ли, но мне ужасно не хочется с тобой расставаться.

Дорис закрыла глаза и безнадежно качнула головой.

— А мне не хочется, чтобы ты шел за мной… Рикардо осторожно приподнял указательным пальцем ее подбородок.

— Ты меня боишься? — неожиданно мягко спросил он.

— Черт возьми, ты наконец оставишь меня в покое? — В глазах Дорис забегали злые чертики. — Я устала и хочу спать.

— Очередной утренний показ мод?

— Нет. Просто я намерена отоспаться за всю неделю, а потом поваляться на пляже безо всяких кавалеров, женихов и прочей ерунды.

— Мудрое решение. Тебе нужно собраться с силами, ведь в нашей завтрашней вечерней программе — посещение светского раута. — Рикардо чуть помедлил, потом порывисто поцеловал ее в губы.

— Сладких тебе снов, моя любовь! — крикнул он, садясь в машину, оставив ее совершенно ошеломленной и сбитой с толку.

Пляж располагался в получасе езды и от города, и в преддверии Рождества почти никто не решился променять поход по магазинам на возможность полежать на золотистом песке под солнышком.

Лежа под тентом, Дорис с упоением читала «Сафо» Альфонса Доде. Около четырех она вышла под солнце, позагорала, а к половине шестого была уже дома, на Олимпик‑Пойнт, где приняла душ, вымыла голову и стала одеваться. В семь она под руку с Рикардо расхаживала по роскошному холлу одного из самых фешенебельных особняков города. Гости в массе своей принадлежали к светской элите Мельбурна, и по изысканным женским нарядам и прическам было видно, что дамы потратили на свой туалет не один час, если не целый день. Их наряды каждый в отдельности стоили целое состояние, а количеству драгоценностей мог позавидовать самый богатый индийский раджа.

Дорис вздрогнула, когда ее взяла под локоть сама Аделаида Брайтон.

— Дорогая моя, как поживаешь? — спросила гранд‑дама и, не дождавшись ответа, обратилась к Рикардо. — Мистер Феррери, друг мой, я так рада, что вы сумели вернуть в наш круг эту юную и в высшей степени очаровательную леди… Да, да, да. Я обо всем уже знаю. Тысяча поздравлений с моей стороны. Свадьба скоро, извините за нескромный вопрос?

— Если бы все зависело от меня, — непринужденно сказал Рикардо, — мы бы поженились еще на этой неделе.

Дорис даже растерялась от такого поворота беседы. Этот самодовольный тип совершенно заболтался. Его следует срочно остановить — если, конечно, она не хочет и в самом деле выйти за него замуж.

— Все дело во мне, — сладко поддакнула она. — Я считаю, что спешка в столь серьезном деле неуместна, а потому сдерживаю порывистость Рикардо.

— О да, конечно, дорогая. У тебя за плечами печальный опыт. Но сейчас все обстоит иначе. Если на то пошло, материальное положение мистера Феррери ни в какое сравнение не идет с… Я хочу сказать, что твой первый муж был…

— …Нищ как церковная крыса? — закончила за Аделаиду Дорис. — А я на его счет никогда и не обманывалась. Так что совершенно нечего изображать из меня дурочку и простушку и шептаться за моей спиной.

Перезрелая матрона изумленно открыла рот, а в следующую секунду необъятная грудь вплотную придвинулась к хрупкой собеседнице.

— Милая моя Дорис, — приторно‑сладко пропела миссис Брайтон, — уж не собираешься ли ты упрекнуть меня в том, что я…

— Разве я кого‑то обвиняю? — невинно перебила ее Дорис. — Я просто говорю то, что думаю!

— Ты обвиняешь меня в сплетнях? — Аделаида Брайтон покраснела как помидор.

Я просто прекрасно осведомлена о том, что вы говорили обо мне два года назад, — предельно вежливо сказала Дорис. — А сейчас извините, мне нужно отлучиться на минутку в дамскую комнату.

И она оставила Рикардо расхлебывать конфликт.

Дамская комната оказалась пустой. Дорис смочила виски холодной водой и подняла голову. Из зеркала на нее глядела высокая, стройная пепельно‑русая блондинка с огромными, широко раскрытыми серыми глазами, с румянцем на щеках и по‑детски припухлыми губками. «Красавица ты моя сладкая! — сказала она шутливо и вздохнула. — У тебя внешние данные, которым многие женщины могут только позавидовать. У тебя более чем солидный счет в банке. У тебя любящий отец и чудесный, хотя и вредный, брат. Что же тебе, милая моя, еще надо?» Повинуясь внутреннему порыву, она выдернула заколки, и волосы свободной волной хлынули на плечи. Теперь вместо светской дамы на нее смотрела из зеркала озорная девчонка, которой палец в рот лучше не класть.

Снова готовая к бою, она вышла в холл и сразу же увидела Рикардо в группе элегантно одетых мужчин. Просто поразительно, как тянутся друг к другу мужчины на таких вечеринках, отметила Дорис с сарказмом. Можно подумать, что они обсуждают деловые вопросы.

— Дорогой, — нежно промурлыкала она и погладила гибкими холеными пальцами лацкан его пиджака. — Я умираю от жажды, Ты ведь не хочешь, чтобы я умерла от жажды.

— Конечно, нет, милая. — Рикардо театральным жестом приложил руку к сердцу и отошел с Дорис в сторону. — Воды или чего покрепче?

— Чего покрепче.

— Боже! Что я слышу? — Он насмешливо заломил бровь. — Ты хочешь повергнуть в шок это добропорядочное общество? Тебе здесь не нравится? Так давай просто возьмем и уйдем.

Ресницы Дорис оскорбленно затрепетали.

— Только трус бежит с поля битвы, — запальчиво объявила она. — Пусть Аделаида на это не рассчитывает!

— А может быть, — странно изменившимся голосом сказал Рикардо, — тихонько проберемся на террасу и потанцуем там?

Дорис решительно заявила:

— Нет, это не вариант.

— Испугалась?

— Кого? Уж не тебя ли? — Она взглянула ему в глаза. — Конечно, ты всесилен и всемогущ и одним движением пальца можешь вызвать панику на валютной бирже. Конечно, тебя все уважают, и все боятся. Но я — нет!

— А может быть, стоит бояться? Хотя бы чуточку?

— Между прочим, я хотела выпить. Рикардо кивнул и через минуту вернулся с двумя бокалами — в одном была водка, в другом — апельсиновый сок.

— Теодор наказывал тебя в детстве? — спросил он, наблюдая, как она схватила бокал с водкой, пригубила и зашлась кашлем.

— Не за что было, — приходя в себя, сказала Дорис.

— Так ты, выходит, была идеальным ребенком? Девочкой с картинки: фарфоровое личико и длинные белокурые волосы, заплетенные в косы.

— Идеальным? Спроси у Фреда, он скажет, какой я была сорвиголовой. Ему от меня так доставалось!

— А он?

— А он без конца подтрунивал надо мной, но и любил до умопомрачения, — ответила Дорис, не понимая, к чему этот экскурс в прошлое. — Его приятели называли меня милашкой. Я и в самом деле проскочила через подростковый возраст, не испытав всех этих девичьих страданий с прыщами и плоской грудью.

— Итак, ты всегда ощущала себя красавицей?

— Представь себе. Но это меня нисколько не радовало. Мне иногда хотелось закричать: люди, почему вы любите во мне лишь мою внешнюю оболочку. Поймите, я — это больше чем просто дочь Теодора Адамсона или известная в определенных кругах манекенщица Дорис Адамсон. Иногда мне хочется все бросить, упаковать чемодан и уехать туда, где меня никто не знает…

— Мне тоже иногда хочется общаться исключительно с кенгуру и крокодилами, днями напролет хоть в защитном комбинезоне цвета хаки и не думать о деньгах. Беда в том, что от себя не убежишь…

Дорис куснула губу.

— Ты говоришь совсем как Теодор и Фред, — беспокойно сказала она. — Они тоже советуют искать корень своих проблем в себе.

Рикардо порывисто сжал ей руку:

— Пойдем на террасу, — сказал он хрипло. — Не хочу никого видеть и слышать. Никого, кроме тебя.

Голос его был таким душевным и всепонимающим, что Дорис не могла не подчиниться. Его присутствие внушало ей спокойствие и уверенность в себе, хотя по большому счету он был мужчина, а потому — опасен.

На террасе и вправду оказалось прохладно, и из‑за створчатых дверей доносились звуки музыки.

— Можно пригласить тебя на танец?

— Рикардо, не дури. Давай просто постоим и подышим свежим воздухом.

Не говоря ни слова, Рикардо взял у нее из рук бокал и поставил его на баллюстраду.

— Потанцуем? — спросил он уже настойчивее и привлек Дорис к себе.

— Отпусти меня! — воскликнула она, приходя в бешенство. — Отпусти, а то…

— А то — что?..

— Учти, я буду кусаться.

— Боже, я заинтригован! Я горю нетерпением испытать на себе всю силу твоего гнева!..

— Черт тебя побери! — закричала Дорис. — Отвяжись от меня!

— Не хочешь танцевать — не надо, — невозмутимо произнес Рикардо. — И вообще: что ты так волнуешься?

— Я успокоюсь только тогда, когда нас будет разделять расстояние как минимум в пять шагов, — гневно выпалила Дорис.

— О, это уже ключ к отгадке. К какой именно, подумай сама, а пока…

Поцелуй длился с минуту, а когда Дорис смогла наконец вобрать в легкие воздуха, все, что она могла сказать, было: «Зачем?» Этот порывистый и почти исступленный поцелуй потряс все ее существо, взбудоражил все чувства. Ей хотелось сейчас, чтобы он продолжался и дальше… Впервые со времени ухаживаний Бена ей безумно захотелось мужского тепла, захотелось принадлежать… Кому? Этому типу? «Да, именно ему, — ответил внутренний голос, — И никому другому!» — Пусти меня! — взмолилась она, и в глазах ее сверкнули слезы. — Пусти! Ну пожалуйста! Мне надоело играть в эту игру.

— А почему ты решила, что это игра? По щеке Дорис скатилась слеза:

— Это нечестно — пользоваться своей силой.

— А чем я должен пользоваться — своей слабостью? Но это женская привилегия.

— Вернемся в зал, а?

— Ты уверена, что хочешь этого? — нахмурился Рикардо.

— Мы уже давно отсутствуем. Пойдут разговоры, подумают, что мы здесь невесть чем занимаемся.

— Ты выглядишь такой недоступной. Одного взгляда на тебя хватит, чтобы они устыдились своих предположений, — с усмешкой заметил он, галантно подавая руку.

Остаток вечера они свободно переходили от одной группы гостей к другой, вели непринужденную светскую беседу, смеялись и никому в голову не могло прийти, что Дорис пребывает в полном смятении чувств.

Интересно, подумала она мрачно, все эти люди выглядят такими цветущими и благополучными. Неужели все это лишь видимость? Все эти улыбки, преувеличенно горячий интерес к собеседнику? Быть может, кого‑то ждет утром финансовый крах, кого‑то бросает муж или любовница, а они из кожи лезут вон, чтобы поддержать реноме счастливчика и оптимиста.

Когда они возвращались обратно, Рикардо включил стереосистему, так что можно было немного помолчать. Но когда они вышли из машины, он поймал ее в объятия и поцеловал.

Потерплю. Скорее отстанет, подумала Дорис, но когда поцелуй стал слишком уж затяжным, она спохватилась и попыталась вырваться. Когда это не получилось, обеими руками она толкнула Рикардо в грудь.

— Ну пожалуйста! — еле слышно прошипела она.

— Ты приглашаешь меня к себе?

— Нет… Ни в коем случае… — Устало сказала она, прижав ладони к вискам.

— Хорошо! Только не забудь: завтра вечером у нас ужин, — ответил он, садясь за руль.

Дорис вздрогнула: опять какой‑то званый вечер?

— А если у меня другие планы?

— Придется отменить, — безжалостно ответил он.

— А если я не хочу отменять? — все еще пыталась она сопротивляться.

— Все равно отмени. Я приеду в семь.

— Ты когда‑нибудь заранее ставишь своих партнерш в известность о своих планах?

Лицо Рикардо расплылось в ухмылке.

— Они во всем угождали мне — и имели на то основание.

Намек был совершенно прозрачный, и Дорис не знала, куда спрятать взгляд.

— Конечно, — мстительно сказала она. — Ты богат, гоняешь на дорогом автомобиле, шикарно одеваешься, да к тому же красив как падший ангел. Но поверь: ты можешь быть лысым, уродливым, неряшливо одетым и старым, и эти же самые женщины будут снова и снова тебе угождать… Вернее, твоему тугому кошельку.

Рикардо задумчиво почесал затылок.

— Если это комплимент, то он в равной степени относится и к тебе, — точнее, к твоему кошельку и кошельку твоего отца.

Дорис промолчала. Она снова оказалась в нокауте.

— Что‑то мы сегодня чересчур много шумим, — с деланным смехом произнесла она.

— Наоборот, мы сегодня деловые, как никогда. Мы уже выяснили, что не гоняемся за чужими кошельками, остается лишь выяснить — а чего же мы, собственно, хотим… Спокойной ночи, дорогая. Я посижу в машине и уеду, как только у тебя в окне загорится свет.

— Спокойной ночи! — злобно пробормотала Дорис, зажигая свет в квартире и без сил падая на диван. Интересно, если она согласится лечь с ним в постель, каков он… Нет! Об этом лучше не думать. Черт бы тебя побрал, синьор Феррери! — проведя кончиком языка по опухшим губам, подумала она. Чтоб тебе провалиться!

— Опаздываешь, — язвительно сказала Дорис, открывая Рикардо дверь.

Тот небрежно бросил взгляд на циферблат золотых наручных часов «Ролекс».

— Всего‑то на семь минут. Надеюсь, это не криминал?

Дорис сама оделась всего лишь две минуты назад, но Рикардо об этом, разумеется, не сказала.

— Я умираю от голода, — капризно объявила она, и это было чистейшей правдой. — И вообще я злая, как черт.

— Что, тяжелый день был?

— Пересказать его по минутам? — с иронией поинтересовалась она.

— Если не затруднит.

Вспомнив все передряги этого бестолкового, хаотического дня, Дорис состроила гримасу.

— Во‑первых, утром я проколола шину и вынуждена была собственноручно менять колесо. В результате я опоздала к Жискару и сбила его график, это во‑вторых. И дальше все шло так же вкривь и вкось. Одежда оказалась не того размера, Жискар пришел в ярость, разорался, Моника огрызнулась, и дошло чуть ли не до рукопашной. — Дорис тяжко вздохнула. — Я уже не успевала на ленч, а по дороге в школу манекенщиц обнаружила, что шина на колесе, которое я поставила утром, сдулась, а значит, до центра надо добираться на такси. Опоздать в школу манекенщиц — просто немыслимо, но еще более немыслимо поймать в промежутке между пятью и шестью вечера свободное такси. Погоди, куда ты меня везешь на сей раз?

— К себе в гости.

— А ужин?

— Ты забыла, что перед тобой дипломированный шеф‑повар?

Дорис подавила вздох. Она предпочла бы ресторан, но боялась, что он сочтет ее трусихой.