— Так ты сегодня весь день провел на кухне? — поинтересовалась она, наблюдая, как машина Рикардо въезжает в свободный ряд на автостоянке возле впечатляющего высотного здания. — А я думала, ты как нормальный трудоголик, не вылазишь из офиса и колдуешь с курсами акций.
— У меня три офиса, и один из них оборудован прямо на дому. При сегодняшних средствах коммуникации дела можно решать не выходя из дома. Постучал по клавишам и стал богаче на миллион. — Он помог ей выйти из машины и захлопнул дверцу. — Рестораном у меня заведуют настоящие знатоки своего дела, и я приглядываю за ним, лишь когда есть время и настроение. Что касается дня, проведенного на кухне, то приготовить ужин на две персоны — для профессионала труд невеликий.
Квартира Рикардо располагалась на верхнем этаже сорокаэтажного небоскреба и поражала своим великолепием. Отделка комнат была выдержана в бежевых, кремовых, коричневых и голубых тонах, мягкая мебель — в шоколадно‑коричневых чехлах, а стены украшены яркими и, судя по всему, очень ценными панно. — Чувствуй себя как дома, — небрежно бросил ей Рикардо, сразу направляясь к бару. — Смешать тебе коктейль?
Дорис подумала, что к ужину наверняка тоже будет вино и вообще с этим типом надо держать ухо востро: как бы он ее не подпоил.
— Лучше минеральную, — сказала она.
— Так безопаснее? — с понимающей улыбкой спросил Рикардо.
Глаза их встретились, и Дорис с вызовом ответила:
— Ас какой стати я должна тебе доверять?
— Итак, будем держать круговую оборону, — иронически констатировал Рикардо. — Ты будешь чувствовать себя свободнее, если я дам тебе гарантии неприкосновенности?
Пожалел волк козу, усмехнулась про себя Дорис. Речь уже пошла о гарантиях. Держи ухо востро, девочка!
— Ты хочешь сказать, что мы наконец‑то можем побыть самими собой, то есть посторонними друг другу людьми? — невинно спросила она.
— Понимай это как угодно, — сухо отозвался Рикардо, и в голосе его проскользнула досада.
Дорис воспитывалась в лучших частных пансионах, где ее учили быть спокойной и воздержанной. И тем не менее в обществе Рикардо Феррери она либо бросалась в ярость, либо комплексовала, как девочка‑подросток. Вот и сейчас она абсолютно не знала о чем говорить.
— Расскажи что‑нибудь о себе, — сказал вдруг Рикардо, передавая ей бокал с водой.
— Всю историю жизни от рождения до сегодняшнего вечера? — насмешливо спросила Дорис. — Про бегство от первого мужа тоже рассказать?
— Твой бывший супруг мне совсем не интересен, — сухо ответил Рикардо, и глаза его зловеще блеснули. У Дорис холодок пробежал по спине. В темно‑синем костюме, в белоснежной рубашке с шелковым галстуком цвета морской волны Рикардо выглядел как процветающий коммерсант из рекламного ролика — уверенный в себе, хищно грациозный, весь преисполненный ощущения собственной силы. И весьма, весьма опасный. — Куда интересней узнать, что заставило тебя стать манекенщицей, — продолжил он.
— Случай, — беспечно пожала плечами Дорис. — Три года назад, сразу после того, как я вернулась в Австралию, мы с подругой пришли на показ мод в универсальный магазин, владелицей которого была мать другой нашей подружки. Одна из манекенщиц заболела, а у меня, как выяснилось, оказался тот же рост и размер. Не успела я опомниться, как на меня надели какой— то немыслимый наряд и вытолкнули на подиум. И я вдруг поняла, что именно для этого рождена.
— Да и гонорары, видимо, у тебя неплохие.
— Важнее, что мне эта работа нравится, — сказала Дорис. — Ну а тогда меня сразу же уговорили принять участие в показе мод, который состоялся через два дня, а там меня увидел Жискар и восторженно сообщил, что якобы я всем своим существом чувствую зрителя. Чуть позже я стала посещать частную школу манекенщиц, а остальное, как говорится, вопрос техники.
— А тебе не приходило в голову стать модельером?
— Нет. Модельер — тот же художник. Для этого нужно иметь призвание. А вот что мне нравится, так это подбор аксессуаров. Это целое искусство — подобрать обувь, пояс, шарфик к платью или костюму. — Дорис вошла во вкус и говорила без умолку. — Я уже не говорю про драгоценности, прическу, макияж. От точного выбора зависит успех всей композиции. Я часто высказываю свои предложения, и Жискар ценит мое мнение очень высоко.
— Выходит, красота — заложница аксессуаров?
— Женская красота — вещь загадочная, — ответила Дорис. — Она в сиянии кожи, в улыбке, в блеске глаз. А если внутри пустота и неуважение к себе и окружающим, как ни приукрашивайся — ничего, кроме жеманства, в ней не увидят. При некотором внимании к себе возраст, сложение, рост не играют роли и не помешают произвести нужное впечатление.
— Произвести впечатление? Для чего? Чтобы лучше продать себя на рынке жизни?
— А почему бы и нет? Разве не того же самого добивается мужчина, надевая изысканный костюм? — Она критически осмотрела костюм Рикардо. — Судя по покрою, это работа Дориана Сислея, лучшего австралийского модельера. А туфли — туфли ручной работы — то ли из Испании, то ли из Италии.
Рикардо широко улыбнулся.
— Выходит, я тоже играю?
— Несомненно.
— Кого же?
— Респектабельного финансиста и в то же время лихого парня, способного на самые экстравагантные выходки.
А что можно сказать о самом Рикардо Феррери — не бизнесмене, а человеке?
Дорис почувствовала, что они ступают на скользкую дорожку.
— В нем жесткая, граничащая с жестокостью целеустремленность странным образом сочетается с деликатностью и отзывчивостью.
— Какая проницательность! — довольно усмехнулся Рикардо. — Но не перейти ли нам к главной цели вечера — ужину? Кто‑то из нас умирал с голоду.
В упоминании о цели вечера было что‑то двусмысленное, но Дорис действительно слишком хотела есть, поэтому не стала спорить.
На первое был подан суп с божественным ароматом лука и томатов — не блюдо, а амброзия; далее шли отборнейшие креветки в соевом соусе с гарниром из риса и овощей, а затем уже главное блюдо — фазан в винном соусе. Порции были соблазнительно маленькие, и Дорис съела все без остатка. Еще было вино — прозрачное и терпкое белое, а на десерт — фруктовое желе со взбитыми сливками.
— Это был не ужин, а верх совершенства! — воскликнула Дорис, откидываясь на спинку кресла. Она была сыта, как никогда в жизни.
— Спасибо, я старался, — скромно ответил Рикардо.
— Видимо, для себя ты так не готовишь? Кстати, наверное, ты вообще не ужинаешь дома — всегда в какой‑нибудь компании.
— Дома я действительно ем весьма редко, — лениво отозвался Рикардо. — По негласному обычаю раз в неделю я ужинаю у мамы, потом частенько бываю у Сильвии с Габриэлем. Об официальных ужинах и дружеских вечеринках я вообще не говорю.
— Между прочим, мне очень понравилась жена твоего брата — Сильвия, — призналась Дорис.
— Редкой красоты женщина, — восторженно подтвердил Рикардо. — Искренняя, заботливая, с чудесным характером.
Глаза Дорис ревниво блеснули. Рикардо подметил это и улыбнулся.
— Не выпить ли нам кофе?
— Не возражаю. Только сперва уберем со стола посуду и вымоем ее. Если, конечно, — Дорис искоса взглянула на него, — если, конечно, ты не против появления женщины на твоей кухне. Кстати, как тебя угораздило избрать специальность повара? — спросила Дорис уже на кухне, где они вдвоем мыли посуду.
— Мой дед переселился из Италии сразу же после второй мировой войны. В Палермо он владел тремя ресторанами, по этой части он пошел и здесь. Мой отец, а потом и мы с братом по мере сил помогали: были официантами, мойщиками посуды, уборщиками, работали все свободное время и когда учились в школе, и в университете. Я получил диплом магистра экономики, а вскоре после этого папа скончался. А дед умер за пять лет до этого. Потом несколько лет мне приходилось днем сидеть в офисе, а вечерами работать в ресторане. Причем в качестве управляющего. Теперь это заведение лишь маленькая часть нашей империи, и мы его держим исключительно ради мамы — для нее это память об отце.
— Она наверняка гордится вами.
— А мы — ею. Мы вообще очень дружная семья.
Рикардо занялся кофе, а Дорис завороженно смотрела, как он ставит чашечки на блюдца, насыпает сахар, добавляет ликер и сливки. Руки у него были крупными, мускулистыми, а движения — аккуратными и хирургически точными.
— Мне скоро уходить, — сообщила Дорис, когда они, вернувшись в гостиную, пили кофе.
— К чему такая спешка?
— Сон профессиональной манекенщицы — семь часов, не меньше, — отшутилась она.
— Тогда давай составим планы на следующую неделю, — сказал Рикардо. — Для этого, собственно, я и пригласил тебя к себе домой. На публике ты обожаешь спорить, выдвигать контраргументы…
— И не спорю я вовсе, — запротестовала Дорис, но тут же рассмеялась: — Ну, разве что иногда.
— Иногда — это всегда, когда я нахожусь рядом?
Дорис искоса взглянула на него.
— То, что я участвую в этом спектакле, вовсе не означает, что он мне по душе.
— Я тебе настолько неприятен? — быстро спросил он.
Дорис вдруг ощутила себя совершенно незащищенной — как улитка, выбравшаяся из своего домика.
— Да нет, — честно призналась она.
— Значит, ты меня боишься?
Сказать «нет» было бы неправдой — или чистой правдой. Даже сегодня вечером, когда его общество впервые казалось ей и приятным и легким, ее не покидало чувство опасности. И все же главной виновницей всех их предыдущих стычек была она — это следовало признать.
— Скорее ощущаю какую‑то неуверенность в твоем присутствии, — медленно ответила она. Лицо Рикардо оставалось непроницаемым. — Ты начал говорить о графике наших с тобою встреч на неделю, — напомнила она, переводя разговор в прежнее русло.
— Перед Рождеством все мы обычно наносим традиционные визиты вежливости, — охотно подхватил тему Рикардо. — Полагаю, мы сможем вместе побывать в доме кого‑нибудь из моих друзей. Далее, Сильвия и Габриэль организуют благотворительный вечер в пользу детей‑инвалидов. Предполагается, что это будет главным мероприятием рождественского сезона.
— Боже! — спохватилась Дорис. — Совсем забыла! В четверг утром я вылетаю на Золотой Берег — там у меня фотосъемки по договору с рекламным агентством «Бофор». А первого января — съемки в Сиднее.
Рикардо помрачнел.
— Много времени они займут? Дорис неуверенно пожала плечами.
— По одному дню, я думаю.
— Есть у тебя помимо этого какие‑то обязательные визиты?
— На сочельник мы всегда собирались в семейном кругу, — сказала она, и сердце у нее защемило при мысли, что отец на этот раз будет в больнице. — А сегодня я проведу остаток вечера наедине с книгой или посмотрю телевизор.
— Неужели тебе не приходит в голову более приятный и интересный вариант?.. — насмешливо спросил Рикардо.
Дорис вдруг покраснела. С чего бы это? — подумала она.
— Пока что нет, — уклончиво ответила она и поднялась из кресла. — Я вызову такси.
Возникла неловкая пауза. Дорис занервничала.
— Ты даже не допила кофе, — мягко заметил Рикардо.
От его голоса по телу Дорис пробежал томительный жар, и она вдруг не на шутку испугалась своих ощущений.
— Так могу я воспользоваться телефоном? — с притворной небрежностью спросила она. — Мне в самом деле пора возвращаться.
— Не надо такси — я отвезу тебя сам. Вот только допью кофе и отвезу.
Дорис трясущимися руками взяла чашечку с блюдцем и маленькими глотками допила кофе. В холле он положил вдруг ладонь на ее плечо, и Дорис чуть не задохнулась от волнения.
— Идем? — хриплым голосом спросил ее Рикардо.
— Да! — выдохнула она.
Всю дорогу домой Дорис упорно молчала. Но расстаться, не поблагодарив за прием, было бы слишком невежливо, и, выйдя из машины, она облизала пересохшие губы:
— Спасибо за приятный вечер.
— Ты искренне говоришь?
Дорис помедлила, неуверенна улыбнулась и кивнула. Потом торопливо, не оглядываясь, взбежала по ступенькам к двери дома. Конечно: он снова будет дежурить и ждать, пока в окне ее квартиры загорится свет. Потом сядет в машину и уедет.
А ей опять не спать всю ночь…
Два дня Дорис старалась как можно меньше бывать на виду: лишь обговорила с Жискаром детали предстоящих съемок на Золотом Берегу да зашла на ленч к Теодору. Она покупала подарки к Рождеству, нежилась на солнце возле открытого платного бассейна, доводя загар до требуемой кондиции. Два вечера подряд ей удавалось под тем или иным предлогом отделаться от свиданий с Феррери, но на третий вечер он позвонил ей в дверь.
— Ты уже поужинала? — поинтересовался он, проходя в гостиную.
— Нет. И вообще мне хотелось сегодня провести вечер в одиночестве, — с плохо скрытым раздражением в голосе заметила она.
Брови Рикардо насмешливо и недоверчиво взлетели вверх.
— Неужели ты не отдохнула за два предыдущих вечера?
Дорис обреченно вздохнула.
— Как я понимаю, нам снова придется выйти на публику? — спросила она.
— Боже, сколько грусти в твоем голосе. В таком случае я, пожалуй, предложу тебе самой выбрать программу сегодняшнего выхода.
— А ты не рискуешь? — Глаза Дорис озорно заблестели. — Мало ли куда я могу тебя завести?
— Маленькая месть?
— Хоть бы и так. — Поджав губы, Дорис критически оглядела стоящего перед нею элегантного мужчину. — Никуда не годится! Тебе придется переодеться. Туда, куда мы поедем, без джинсов и кроссовок лучше не соваться.
— А билеты у тебя есть?
— Не волнуйся, — усмехнулась Дорис. — Жискар год назад состряпал исключительно удачную серию рекламных снимков для одного из самых крупных в городе агентств. С тех пор они постоянно презентуют ему с пяток билетов на самые популярные зрелищные мероприятия, проводимые в городе. Думаю, что это будет достойный ответ на «Мадам Баттерфляй»!
— Ладно. Мне, как я понял, придется заехать домой. Заодно поужинаем.
— Я думаю, обойдемся парой гамбургеров и стаканом коки. — Лицо Рикардо вытянулось, и Дорис усмехнулась: — Не бойся, миллионы людей едят эту пищу каждый день, и никто из них, насколько я знаю, от нее не умер. Полагаю, твой пищеварительный тракт перенесет один раз подобный эксперимент над собой.
— Куда же мы все‑таки едем?
— На рок‑концерт.
— Боже, мои бедные барабанные перепонки!
— Во‑первых, — парировала Дорис, — расстройство слуха для шеф‑повара не самая большая трагедия в жизни. Во‑вторых, я частенько бываю на таких концертах и до сих пор не оглохла. Бар вон в том углу. Можешь смешать себе коктейль, а я пока переоденусь.
Через десять минут она предстала перед ним в джинсовой мини‑юбке, белой футболке и белых же кроссовках.
— Сегодня вечером у меня будет культурный заворот кишок, — растерянно пробормотал Рикардо.
В рекордно короткое время зеленый «феррари» преодолел расстояние между Олимпик‑Пойнт и квартирой Рикардо. Дорис включила телевизор и рассеянно смотрела новости, пока он на скорую руку переодевался.
— Ого! — вырвалось у нее, когда Рикардо вырос в проеме двери. — Вот теперь ты похож на цивильного человека.
По большому счету в нем и сейчас, несмотря на джинсы и спортивного покроя рубашку, было что‑то чересчур щегольское, несвойственное молодежной тусовке, но исходящие от него сила и уверенность делали его жутко сексуальным и заставляли забыть об одежде.
— Я вполне успел бы за пять минут поджарить стейк и приготовить отменный салат…
— Гамбургеры! — неумолимо напомнила Дорис и двинулась к двери.
— Но это же такая гадость!
— Согласно последним исследованиям, эта «гадость», вопреки общепринятому мнению, не такая уж и гадкая. Я, например, всегда отдавала должное высокой питательной ценности этой пищи. — Дорис весело наморщила носик. — Только не надо так переживать! Пока живешь, надо радоваться жизни!
Рок‑концерт проводился на Олимпийском стадионе. Звук был мощный и чистый; казалось, музыканты извлекли все мыслимое и немыслимое из своей суперсовременной аппаратуры. Дорис заразилась общим оптимизмом и к концу первого отделения вскочила со скамейки и стоя пела и хлопала в ладоши вместе с остальной молодежью.
— Браво, браво! — завопила она, когда один из известнейших вокалистов Австралии взял первые аккорды суперхита уходящего года. — Ты только послушай: он не поет — он же душу перед зрителем выворачивает наизнанку, он сам часть этой музыки!
Она повернулась в сторону Рикардо, ища у него поддержки, и пришла в замешательство: он сидел на скамейке и, казалось, смотрел на нее одну. Дорис судорожно облизала губы и на всякий случай пояснила:
— Сбор от концерта пойдет в пользу голодающих Африки.
— Не надо, не оправдывайся! — умоляюще поднял руки Рикардо. — Я ни о чем не жалею, потому что давно так не расслаблялся. Мне здесь жутко нравится, не меньше, чем тебе!
Дорис, почувствовав, как у нее слабеют ноги, торопливо перевела взгляд на сцену. Через какое‑то время музыка вновь захватила ее, но до конца представления она чувствовала на себе изучающий взгляд Рикардо.
Концерт закончился очень поздно, и толпы зрителей запрудили проходы, торопясь первыми выбраться со стадиона. На автостоянке тоже царила давка.
Где‑то за полночь Рикардо наконец вывел свой пижонский автомобиль на мостовую. Дорис сидела, откинувшись в кресле. В ушах у нее гремела музыка, а перед глазами до сих пор мельтешил свет прожекторов.
— А все‑таки давай заедем куда‑нибудь поужинать.
— Ты проголодался? — очнулась Дорис.
— Чертовски!
— Но мы одеты… как бы это сказать помягче?..
— Не совсем для ресторана? Ничего. Я знаю здесь одно местечко…
В крохотном и безупречно чистом кафе воздух был напоен аппетитными запахами. Дорис и Рикардо сели друг против друга в кабинке, заказали стейк и салат, запили все это на удивление отменным кофе, после чего Рикардо расплатился, и они двинулись на Олимпик‑Пойнт.
Вечер и вправду прошел чудесно, и Дорис прямо заявила об этом Рикардо, когда они остановились возле ее дома.
— Не то слово! — согласился он, и в голосе его она почувствовала неожиданную печаль.
— Ну ладно, я пойду, — тихо сказала она. Рикардо тряхнул головой и улыбнулся.
— Не забудь, завтра нас ждут на благотворительном вечере, — напомнил он. — С Сильвией и Габриэлем мы встречаемся в восемь, и чтобы успеть, я заеду за тобой в семь тридцать.
— Восхитительно, — только и сказал Рикардо, оглядев Дорис с ног до головы. Сегодня на ней было темно‑синее свободное платье, перетянутое золотистым пояском на узкой талии, из украшений — кулон с сапфиром и такие же клипсы, а пепельные волосы свободной волной стекали по плечам.
— Умение выбрать одежду — часть моей профессии, — кокетливо заметила Дорис.
— В таком случае в твоей профессии тебе нет равных.
Если это и был комплимент, то достаточно искренний. Впрочем, сегодня Дорис собиралась как на бой. Благотворительный вечер собирал сливки здешнего общества, а поскольку слух о романе Дорис Адамсон и Рикардо Феррери уже стал достоянием гласности, следовало ждать, что каждое ее слово, каждый шаг, каждая деталь туалета станут предметом придирчивого изучения. Хотела она того или нет, но ей сегодня вечером просто необходимо было быть ослепительной.
Вечер проводился в великолепном пятизвезд— ном отеле, и хотя Дорис не первый раз присутствовала на мероприятии такого рода, сегодня она почему‑то нервничала.
Рикардо заварил кашу, пусть ее сам и расхлебывает, думала она, поднимаясь под руку с ним по белоснежной мраморной лестнице. На входе у них тщательно проверили пригласительные билеты, сверили их имена со списком имен счастливцев, допущенных в эти благословенные стены, — и только после этого провели в пышно оформленный зал собраний.
Официанты, шныряя между гостями, разносили на подносах напитки и сандвичи. Дорис, не отставая от своего спутника ни на шаг, церемонно раскланивалась со знакомыми, иногда обменивалась с ними любезными и ничего не значащими фразами.
— Дорис! Рикардо! — раздался над ухом голос Габриэля. Сильвия в великолепном черном бархатном платье дружески улыбнулась обоим.
— Не пора ли нам занять места за столиком? — осведомился Габриэль. — Такое впечатление, что публика уже собирается садиться.
Началось застолье. Кухня была выше всяких похвал, и Дорис увлеченно орудовала ножом и вилкой, краем уха слушая традиционные спичи в честь председателя и секретарей благотворительного комитета, короткий отчет о его деятельности за текущий период и планы на будущий год. Затем в свои права вступил оркестр, и начался бал.
Дорис воспользовалась случаем и зашла в дамскую комнату. Вернувшись в зал, она решила немного побыть в одиночестве — в относительном, конечно. По меньшей мере человек тридцать из присутствующих относились к числу ее хороших знакомых, а с полусотней других она сталкивалась на тех или иных мероприятиях, подобных сегодняшнему.
Но увидеть в толпе приглашенных Бена Кроули она никак уж не ожидала. Кровь отхлынула от ее лица, а Бен, недобро ухмыльнувшись, стал пробираться к ней.
— Привет, привет, — усмехнулся он, и Дорис съежилась под его недобрым взглядом. — У меня такое ощущение, что мы не виделись целую вечность. Ты, как я погляжу, решила вернуться к прежней светской жизни. Кстати, по городу только и разговоров, что о твоем с Рикардо Феррери романе. Это правда?
Только без сцен, Дорис! — попыталась она взять себя в руки. Никаких скандалов! Попробуй отделаться светскими любезностями.
— А почему бы и нет! — с вызовом произнесла она.
— Милая, ты сошла с ума! — повысил голос Бен. — Крутить роман с красавцем‑итальянцем, который не пропускает ни одной юбки! Неужели тебе не страшно? Он же ест на завтрак маленьких глупых девочек, причем без соли.
— Я давно уже не маленькая глупая девочка, — ровным голосом отозвалась Дорис. — В известном смысле в этом есть и твоя заслуга.
— И ты решила, что этот Феррери хоть чем‑то лучше меня? Этот прожженный делец, помешанный на своем бизнесе, презирающий всех на свете… Впрочем, он может быть весьма обходительным, если речь идет о корыстном интересе.
— По себе судишь, Бен?
— Что я слышу? — ядовито улыбнулся Бен. — У моей отставной женушки, еще недавно такой робкой, прорезались коготки? Скажи, удалось ли этому страстному итальянцу излечить тебя от фригидности или он до сих пор не сумел уложить тебя в постельку?
Он хотел отвести с лица Дорис прядь волос, но та отшатнулась. Бен злорадно засмеялся, и вдруг глаза его испуганно забегали.
— Не тебе ли советовали избегать скандала, Кроули? — донесся из‑за спины Дорис голос Рикардо.
— Я здесь по приглашению, — воинственно ответил Бен, настороженно переводя взгляд с Дорис на Рикардо и обратно.
— Ну да, знакомые провели, — усмехнулся Рикардо. — Ты ведь, как мышь, в любую щель пролезешь! Но если и дальше будешь досаждать мисс Адамсон, то пожалеешь о том, что появился здесь.
— Это угроза физической расправы? — вызывающе спросил Бен, но в голосе его появились визгливые нотки.
— Зачем же? Мы цивилизованные люди и знаем тысячу других способов поставить на место зарвавшегося хама.
Бен весь сжался и вдруг заметил обручальное кольцо на пальце у Дорис.
— Мои поздравления, дорогая, — осклабился он. — Твой папочка наверняка вне себя от радости, что пристроил тебя.
Кроули совершенно явно домогался скандала, и Дорис уже заметила на себе удивленные взгляды зала. Надо было удержаться в рамках приличий и при этом не отступить перед негодяем.
— Ты угадал, — негромко заметила она. — На сей раз он и в самом деле рад.
— Гляди, как бы ты не ошиблась и на этот раз.
— Полагаю, — вмешался Рикардо, — разговор закончен. Пойдем, Дорис.
— Попомни мои слова, — бросил ей вслед Бен. — Ты еще раскаешься в своем выборе.
Гордая и внешне невозмутимая, Дорис под руку с Рикардо прошлась по залу и, лишь когда она поймала на себе его обеспокоенный взгляд, у нее вырвалось:
— Не подумай, что он для меня что‑то значил. Мне просто обидно, что моим первым мужчиной оказался такой мерзавец.
— По неопытности и не такое случается…
— От этого не легче, — пожала плечами Дорис. — Я казню себя за свою слепоту и ослиное упрямство впридачу. Как умоляли меня отец и брат не делать этого шага! Нет, мне надо было обязательно настоять на своем!
— Ошибка — мать опыта, — тактично заметил Рикардо. — За всякое новое знание о жизни, впрочем, как и за все остальное на свете, приходится платить. — Дорис рассеянно кивнула, думая о своем. — И потом, — продолжил он, — не все же мужчины хамы, скоты и подлецы.
— Может быть. Но если этот тип рассчитывает, что в ответ на его обвинения во фригидности я пущусь во все тяжкие, чтобы доказать обратное, то он ошибается.
— Разумные слова, — поддержал ее Рикардо.
— Ах, да, я и забыла, что ты крупнейший специалист в этой области.
— Может быть, и не крупнейший, — скромно ответил он, — но мой опыт по этой части, как мне кажется, несколько богаче, чем у тебя.
— С чем тебя и поздравляю!
Рикардо с улыбкой поднес к губам ее pj‑ку, но Дорис вдруг отдернула ее.
— Опять какая‑то борьба, — сказал он с досадой.
— А ты как думаешь? — с раздражением спросила Дорис. — Сперва ты напяливаешь мне на палец обручальное кольцо, затем обсуждаешь с моим отцом вопрос о внуках, газеты в это время трубят о предстоящей свадьбе. Что дальше — и впрямь под венец?
— А ты против?
Глаза Дорис округлились от удивления.
— А если без шуток? — после некоторой паузы сказала она.
— Я не шучу.
— Как?
— А вот так! — улыбнулся Рикардо. — Когда видишь перед собой пример Габриэля и Сильвии, то невольно начинаешь желать того же. А именно — взаимопонимания, семейного тепла, детей…
— Но для настоящего брака этого мало! — пролепетала Дорис, не зная, как реагировать на такую откровенность.
— А не лучше ли жить в браке, основанном на дружбе и взаимном доверии, нежели всю жизнь гоняться за призрачной мечтой? — Его черные глаза остались непроницаемыми. — Согласись, не очень‑то хочется заполучить в спутницы жизни жадную искательницу чужих состояний, для которой важен не ты, а твой счет в банке и возможность на чужой шее въехать в рай.
— И ты согласился бы на союз без взаимной любви?
— Да!
Дорис посмотрела в сторону, чтобы Рикардо не видел ее замешательства. Если называть вещи своими именами, то ей сделано предложение. Два года назад она уже определилась в отношении мужчин вообще. Но сейчас вдруг ей пришла в голову мысль, что, может быть, действительно пора руководствоваться в жизни не грезами, а трезвым расчетом, и тогда… тогда предложение Рикардо вполне дает повод для серьезных раздумий.
Взяв с подноса по бокалу шампанского, они побрели по кругу, любезно улыбаясь знакомым и перекидываясь с некоторыми из них ничего не значащими фразами, и снова встретились с Сильвией и Габриэлем.
— Предлагаю на время дезертировать, — шепотом предложила Сильвия, когда братья с головой ушли в какой‑то принципиальный спор.
Дорис и Сильвия подошли к столам и взяли по чашечке кофе.
— Вечер идет по сценарию! — вымолвила Сильвия, пригубив ароматный напиток. — Шутка сказать — все билеты были распроданы уже неделю назад.
— Рикардо тоже принимал участие в рекламной кампании, как я слышала.
— О, Рикардо — само совершенство! — с жаром произнесла Сильвия. — О тебе он тоже отзывается с восторгом. — Сильвия улыбнулась, и ямочки на ее щеках заиграли, делая ее и без того удивительно милое лицо просто очаровательным. — Мы друг в друге души не чаем. Было время, Габриэль ревновал меня к нему. Разумеется, безо всяких на то оснований.
— Да уж надо думать.
— Спасибо за доверие, — звонко рассмеялась Сильвия.
— Дело не в доверии. Достаточно один раз увидеть вас с Габриэлем вместе, и становится ясно, что для вас на целом свете никого, кроме друг друга, не существует.
— Да, но так было не всегда, — вздохнула Сильвия.
Дорис молча посмотрела на нее, не зная, что сказать и стоит ли вообще задавать вопросы.
— Меня выдали замуж за Габриэля в известном смысле против воли, — пояснила Сильвия. — По молодости я частенько выказывала характер и, боюсь, попортила мужу немало крови. Первые месяцы нашего союза напоминали сцены из «Укрощения строптивой».
— Так ты выходила замуж не по любви?
— Да. Зато сейчас мы не представляем себе жизни друг без друга.
— Невероятно. Глядя на вас, трудно представить, что такое могло быть. Кстати, ты мне хотела что‑то сказать, не правда ли?
— Я хочу, чтобы ты знала, Дорис. Рикардо единственный, кроме Габриэля, мужчина, которому я в этой жизни могу полностью и безоговорочно довериться. Без всякой задней мысли.
— Ты говоришь мне это потому, что я не доверяю ему?
— Я бы сказала, что ты пока что не доверяешь себе самой, — уточнила Сильвия.
— Если я правильно поняла твою рекомендацию, то нужно очертя голову выходить за него замуж?
Сильвия рассмеялась. Их разговор прервал ревнивый вопрос Габриэля:
— А нам нельзя вместе с вами посмеяться?
— Конечно нет! — пожала плечами Сильвия.
— Ага, у вас уже завелись свои женские секреты, — пошел на попятную Габриэль и нежно обнял жену за талию.
— Самые что ни на есть женские, — подтвердила Сильвия. — Мы говорим о мужчинах.
— Это уже становится интересным, — оживился Габриэль. Рикардо бережно взял Дорис под локоть.
— Не будем мешать семейному разговору. Потанцуем?
Он взял ее за руку и повел в круг танцующих. Звучала чарующая музыка. Не устояв перед искушением, Дорис прижалась щекой к его груди, а сама, закрыв глаза, размышляла и взвешивала. Она обнаружила множество доводов в пользу брака с этим мужчиной и неменьшее их количество — против. Она подумала о Сильвии с Габриэлем, об их очаровательной дочке, попыталась представить Рикардо в роли мужа, любовника, отца, и то, что она представляла себе, заставляло ее сердце радостно биться.
— Что притихла? — прошептал Рикардо ей на ухо.
Дорис взглянула ему в глаза и смущенно сказала:
— Мне пора идти, Рик. Завтра чуть свет я улетаю на Золотой Берег.
— Нет проблем. Попрощаемся с Сильвией и Габриэлем и уходим…
Дорис сидела в машине, плотно сжав губы и вслушиваясь в шорох шин. Только что прошел короткий летний дождь, воздух был свеж и чист, и небо было цвета индиго — темно‑синее, почти черное — в россыпях звезд.
— Я позвоню тебе, как только вернусь, — сказала она, когда машина остановилась у ее дома.
— Позвони, как только прилетишь туда, — попросил он.
Они вышли из автомобиля, и силуэт Рикардо на фоне ночного неба казался огромным.
— Мне нужно еще собраться, — робко сказала она, почувствовав, как он положил руки ей на плечи.
— А мне кажется, ты просто ищешь повода сбежать.
Дорис, закусив губу, всмотрелась в его смутно различимое в темноте лицо.
— Уже поздно.
— Тогда поцелуй меня на прощание и беги. Голос у него звучал хрипло, и Дорис задрожала — не от испуга, а совсем от другого.
— Ты боишься меня, Дорис? — произнес он с укоризной. — Неужели я такой уж страшный?
— Вовсе нет, — упрямо мотнула она головой.
— Но тебе так трудно на это решиться! Знал бы ты, как трудно! — чуть не крикнула она, но вовремя себя остановила.
Ее поступок казался ей самой чистой воды сумасшествием, но она неуверенно потянулась губами к его щеке — но натолкнулась на его мягкие влажные губы. Поколебавшись секунду, Дорис быстро поцеловала Рикардо в губы и отпрянула.
— Вообще‑то я имел в виду не совсем это. Прежде чем Дорис успела возмутиться или нервно засмеяться, он продемонстрировал, что он имел в виду. Это был поцелуй, потрясший все ее существо, поцелуй, за которым — исступление и беспамятство. Она лишь ощущала, что дурацкая одежда мешает их полному слиянию. Пальцы ее уже потянулись к пуговицам его рубашки… И тут Дорис очнулась.
Она отскочила от него как ужаленная. Ноги у нее подкашивались, а сердце стучало как сумасшедшее.
— Мы вовремя остановились, — хрипло произнес Рикардо, и трудно было понять, говорит он всерьез или шутит. — Еще немного, и я забыл бы о всяких правилах хорошего тона, а мы как‑никак на улице.
Не попрощавшись — потому что больше всего на свете она сейчас боялась заговорить, — Дорис толкнула входную дверь и остановилась возле лифта, тяжело дыша.
И, что же дальше, Дорис? — спрашивала она себя.
Ответа она не знала.
Ну и денек!
Стоящее в зените солнце пекло вовсю, жара была страшней, чем в Мельбурне, и Дорис почувствовала, что если она немедленно не примет холодный душ и не выпьет коктейль со льдом, то солнечный удар ей гарантирован.
Вообще‑то она любила отдыхать на Золотом Берегу. Размеренный, почти сонный ритм здешней жизни и тропическое солнце как магнитом тянули сюда туристов, жаждущих воочию увидеть знаменитый золотой песок пляжей и бирюзовые пенистые волны, набегающие со стороны Тихого океана. Торговля здесь не знала выходных, и было нетрудно потерять ощущение времени, бродя по местным магазинчикам и длинным тенистым аллеям.
Ленивым жестом отбросив с лица волосы, Дорис вошла в роскошный гостиничный номер, и ветерок от включенного кондиционера приятно освежил пылающую, несмотря на защитный крем, кожу.
Фотосъемки прошли на редкость гладко, и уже к полудню она была свободна. Оставалось привести себя в порядок и заказать обратный билет на самолет.
Сердце замирало от мысли, что скоро она будет дома, и главной причиной волнения, как бы она это ни отрицала, являлся Рикардо. Его образ не покидал Дорис ни на минуту, и стоило ей закрыть глаза, как она видела перед собой резкие, мужественные черты лица, черные, непроницаемые глаза и чуть насмешливую, но удивительно милую улыбку на губах.
Итак, игра перестает быть игрой, а значит, и вся ситуация меняется в корне, подумала Дорис, стягивая с себя полупрозрачные трусики и вставая под душ.
В какое‑то мгновение ей страстно захотелось, чтобы их мнимый роман стал реальностью, но в следующую секунду она напоминала себе, что счастье — вещь настолько эфемерная, настолько непрочная, что нельзя строить свою дальнейшую жизнь на столь зыбком материале. Свобода и независимость куда важнее. Но, с другой стороны, на что они ей, когда от одного лишь прикосновения этого мужчины у нее голова идет кругом?
Глупо было отрицать, что для Рикардо она являлась идеальной партией: красивая, материально обеспеченная, образованная и… И сексуальная?
Но даже если она и в самом деле испытывает что‑то похожее на любовь по отношению к Рикардо, не рискует ли она именно по этой причине попасть в безоговорочную зависимость от него? Одна мысль, что мужчина может командовать ею, приводила Дорис в состояние дикого возмущения.
Накинув на себя шелковый халат, она с феном в руке перешла к зеркалу и почти что высушила волосы, когда в дверь позвонили. Дорис нахмурилась. Она ничего не заказывала, а уж тем более никого к себе не приглашала. Запахнув полы халата, она нехотя открыла дверь.
— Рикардо! Ты? — вскрикнула она и покраснела. — Какими судьбами? Что ты здесь делаешь?
— Ты позволишь мне сперва пройти, а затем уже отвечать на все твои вопросы?
— Конечно, — растерялась Дорис, отходя в сторону и пропуская его в номер. Вообще‑то более неудачного момента для приема гостя трудно было придумать: прически никакой, макияж — на нуле, из всей одежды — один халат. Смущенно отвернувшись, Дорис торопливо пояснила: — Я только что вышла из‑под душа.
— И что с того? — спросил он. — Ты выглядишь сейчас на шестнадцать лет.
— Спасибо, — нервно отозвалась она. — Но твое появление — это действительно сюрприз. Выпить хочешь?
— Пожалуй. Пока ты будешь одеваться.
Странная нота прозвучала в его голосе и Дорис резко обернулась.
— Отец? — спросила она, испуганно глядя Рикардо в глаза.
— Сердечный приступ, — тихо сказал он. — Когда я вылетел, начиналась операция. Я зафрахтовал частный самолет до Мельбурна, а до аэропорта доедем на такси — оно ждет внизу. Тебе нужно только одеться.
— Фред?..
— …Ждет тебя в госпитале. — Чуть наклонившись, Рикардо коснулся губами ее волос. — С Теодором все будет о'кей. Операцию делает лучшая в стране бригада хирургов, и они обещают ее успешный исход.
Дорис чуть пошатнулась. Ухватившись за дверной косяк, она сделала глубокий вдох и затем уже направилась в спальню.
— Формальности с выездом из номера я уже уладил, — сообщил Рикардо, когда Дорис вышла, одетая в полосатую футболку и белые хлопчатобумажные брюки. — Тебе нужно с кем— нибудь увидеться перед отъездом?
— С фотографом. Буквально на пару фраз.
— Хорошо, иди. Я буду ждать тебя в такси.
Через два часа они приземлились в аэропорту Мельбурна, а в восемь вечера усталый, но безупречно одетый Фред встретил их в приемном покое больницы.
Дорис со слезами на глазах упала в объятия брата, прижалась щекой к его груди.
— Что же это такое происходит, Фредди? — всхлипнула она.
— Ничего страшного, малышка, — попытался успокоить ее брат. — Операция прошла успешно, и отец сейчас в реанимации.
Дорис резко вскинула голову. Слово «реанимация» звучало устрашающе.
— Обычная мера предосторожности после таких операций, — пришел на выручку Рикэр— до. — Дня два подержат, увидят, что причин для беспокойства нет, и переведут в обычную палату.
Какая странная штука — жизнь, с горечью подумала Дорис. Сегодня ты есть, а завтра нет.
— Можно его увидеть? — дрогнувшим голосом спросила она.
— Врачи, думаю, будут против, — покачал головой Рикардо. — Он еще не отошел от наркоза… Наверняка не пустят.
Словно не расслышав его слов, Дорис повернулась к брату:
— Фредди, почему ты молчишь!
— Рикардо прав, золотая моя. Здесь командуем не мы, а врачи. — Он ободряюще потрепал ее по плечу. — Пускай Рикардо проводит тебя домой. Я в курсе всех событий, и если появится какая‑то новая информация, позвоню.
Дорис сидела в машине бледная и подавленная, и только когда они остановились возле ее дома, до нее дошло, что они уже приехали. Рикардо пришлось довести ее до двери квартиры и самому отпереть замок.
— Спасибо тебе, — искренне поблагодарила она. — Спасибо за все, а особенно за самолет. Если бы не ты, я вернулась бы не раньше завтрашнего утра.
— Я сооружу что‑нибудь из еды, — сказал Рикардо. — В самолете ты ведь ни к чему не притронулась.
— Я совсем не хочу есть.
— Но червячка заморить все‑таки надо, — сбрасывая пиджак и закатывая рукава, возразил он. — Как насчет омлета?
Дорис машинально прошла на кухню, села в стороне и рассеянно смотрела, как он ставит на огонь сковородку, разбивает в миску яйца, затем нарезает и бросает в смесь ветчину, сыр, режет помидор.
Через какие‑нибудь десять минут она сидела за столом, и медленно пережевывала омлет.
— Очень вкусно, — сказала она Рикардо, когда тот принес ей кофе с густой пеной. — Оказывается, у тебя совершенно нет недостатков. Сплошные достоинства.
— Неужели я наконец‑то заслужил хоть какой‑то комплимент! — усмехнулся он. — Я больше привык к разносам с твоей стороны, причем без всякого на то повода.
— Это точно, — улыбнулась Дорис, доедая омлет. — Стоит нам столкнуться, как сразу искры летят.
— А не задумывалась почему?
— Что касается меня, то таким образом я реагирую на твои попытки командовать мною. — Положив вилку и нож на пустую тарелку, она отодвинула ее к центру стола. — Лучше не будем ничего выяснять — опять я заведусь. А сегодня мне не хочется никаких ссор.
— Тогда перейдем в гостиную и там спокойно попьем кофе и посмотрим телевизор.
— Как скажешь, — пожала она плечами. Когда кончился фильм из какого‑то сериала, Рикардо вздохнул и резко поднялся с кресла. Дорис похолодела, испугавшись, что он сейчас уйдет. Она растерянно встала с дивана и оказалась совсем рядом с ним. Замерев, она ждала, что будет дальше. И вот, словно в замедленной съемке, Рикардо медленно поднял руку, нежно коснулся ладонью ее щеки, а затем приблизил губы к ее губам.
Поцелуй был бережным, почти робким, и Дорис чуть не зарыдала от внезапной жалости к себе. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой потерянной и одинокой, никогда в жизни так отчаянно не нуждалась в присутствии другого человека.
Рикардо поднял глаза, и Дорис глядела в эти два бездонных черных омута с такой мольбой, слово ждала от него какого‑то чуда.
— Ты хочешь, чтобы я остался?
— Я… Я боюсь оставаться одна… — прошептала она с дрожью в голосе и смахнула слезинку со щеки. — Не обращай внимания. Это так, минутная слабость.
— Т‑с‑с! — прошептал он, прижимая палец к ее губам — Я подогрею молока с бренди, а ты посиди и успокойся. И ничего не бойся.
Чувствуя, как комок слез застрял в горле, Дорис беззвучно кивнула. Сквозь радужную пелену слез она увидела, как Рикардо выходит из комнаты. Господи, до чего же она устала! Надо прикорнуть — на пять минут, не больше…
Когда Рикардо вернулся в гостиную, она спала на диване, свернувшись калачиком, как маленький ребенок, который не дождался возвращения родителей. Рикардо чуть улыбнулся, тронутый этим зрелищем. Осторожно, чтобы не потревожить ее сон, он подхватил Дорис на руки и понес в спальню. Она чуть шевельнулась, что‑то пробормотала, но не проснулась даже тогда, когда он снимал с нее верхнюю одежду и накрывал одеялом. Задумчиво постояв с минуту возле ее постели, он прошел в ванную комнату, принял душ и погасил в доме свет — кроме светильника с гостиной.
Дорис кружилась в хороводе сумбурных снов и не сразу поняла, что является источником тепла и силы, рождающих в ней непривычное за последнее время ощущение безопасности. Лишь почувствовав — даже не услышав — мощное и ровное биение сердца возле самого своего уха, она осознала, что лежит, плотно прижавшись к мужскому телу, в то время как ее рука покоится на боку мужчины, а его большая рука по‑хозяйски обнимает ее бедро.
— Ага, проснулась! Сделать вид, что она спит?
— И не пытайся! — прочитал ее мысли Рикардо. — У тебя пульс с шестидесяти подскочил до ста.
Дорис распахнула веки и пошевелила пересохшими от волнения губами.
— Что ты здесь делаешь? — Голос ее был тихим, но глаза смотрели с суровой непреклонностью.
В слабом свете утренней зари она различила улыбку на его губах.
— Жду, пока ты проснешься.
У Дорис кровь отхлынула от лица от страшного подозрения. Неужели?.. Исключено, она бы обязательно проснулась!
— И ты могла подумать, что я приду к тебе, как вор?
Господи, он что, мысли ее читает? Кровь прилила к щекам Дорис, и ресницы затрепетали.
— Боже, Дорис? Ну, что мы?..
Это был призыв, противиться которому не было никаких сил.
Надо заплакать! — подумала она, но глаза остались совершенно сухими.
А губы Рикардо уже припали к ее полуоткрытому рту — нежно и терпеливо. Руки Дорис непроизвольно гладили его мускулистые плечи, в то время как поцелуй его становился все жарче и жарче.
Ослабевшей Дорис показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Рикардо задыхаясь оторвался от ее губ и тут же начал покрывать поцелуями ее шею, плечи, грудь.
Сдвинуть лифчик из шелка и кружев было делом мгновения, и Дорис чуть не вскрикнула от острого наслаждения, когда зубы Рикардо нежно куснули один из розовых бутонов, венчавших ее упругие груди. Тело ее начало пульсировать и плавиться от разливающегося внутри огня. Разум отступал перед натиском беспредельной чувственности, и не осталось места ничему, кроме исступленного желания раствориться в бешеном вихре наслаждения.
Ничто уже не имело значения, кроме опасения, что Рикардо вдруг остановится. Но нет, дрожа от возбуждения, он освободился от остатков одежды, затем стянул с нее кружевные трусики.
Его руки, губы, язык дарили ей неимоверно блаженство, прокладывая огненную трону от груди до самого средоточия женственности.
Потрясенный всхлип Дорис остался неуслышанным, а губы и язык Рикардо продолжали ласкать ее лоно, неуклонно приближая апофеоз наслаждения. И вот уже она кричала в голос, то умоляя его продолжать, то заклиная остановиться, и когда ей показалось, что она уже не вынесет этой сладостной муки, он приподнялся, навис над ней и медленно, но решительно, в несколько ритмичных движений овладел ею.
Непереносимое наслаждение захлестнуло ее, блаженные конвульсии пробежали по разгоряченным телам обоих, и Дорис вдруг показалось, что она парит в воздухе.
После пережитого потрясения Дорис мучительно долго возвращалась к реальности. Ощущения, испытанные ею, были так не похожи на то, что было у нее с Беном! Ее переполняло ощущение счастья от пробуждения собственной чувственности, от осознания того, что она, Дорис Адамсон, способна и дарить и получать наслаждение. Именно он, Рикардо Феррери, разбудил в ней эту волшебную чувственность!
А потом Рикардо отнес Дорис в ванную комнату, и они долго стояли под душем, лаская и изучая друг друга. Эти ласки кончились тем, что они снова очутились в постели и еще не раз познали радость взаимного обладания. Это были упоительные часы…
Дорис забылась сном, лишь когда за окном стало совсем светло.
Сквозь сон она почувствовала, как кто‑то щекочет ее в кончик носа, а затем обводит перышком губы. Она перевернулась на другой бок, решительно не желая просыпаться: а вдруг все пережитое ею ночью было всего лишь сном или игрой воображения.
— Вставай, соня!
Этот бархатный голос — чуть насмешливый, с еле уловимым акцентом мог принадлежать лишь одному человеку во всем свете — Рикардо Феррери — мужчине, который подарил ей любовь.
Дорис осторожно приподняла веки: на нее с нежностью и любовью смотрели опушенные длинными ресницами черные глаза Рикардо.
— Доброе утро! — склоняясь к самому ее уху, прошептал он.
Дорис лишь кивнула в ответ, не зная, что сказать. Больше всего ей хотелось сказать ему слова благодарности за подаренную ночь — самую восхитительную ночь в ее жизни, но она боялась показаться смешной и наивной.
— Апельсиновый сок? Кофе? — спросил он, подперев подбородок локтем.
— Да, — сказала она, и оба засмеялись.
— Так что все‑таки, я так и не понял? — переспросил Рикардо.
— Все, что угодно, лишь бы не вставать.
— О нет, встать придется обязательно.
— Нет, ни за что!
— «О солнце, ясное! Взойди и воссияй!» — продекламировал он. — У меня в двенадцать ноль ноль деловая встреча, а ты наверняка хочешь позвонить в больницу.
Теодор! Отец! Боже, как она могла забыть о нем! Лицо Дорис исказилось от стыда и боли, и Рикардо торопливо поймал ее руку.
— Если Фред не звонил, с Теодором, стало быть, все в порядке, — быстро сказал он. — А сейчас — в душ, а потом позавтракаем.
При мысли о совместном душе сейчас, днем, щеки Дорис залились краской, а когда она увидела, как Рикардо совершенно обнаженный, легко и непринужденно поднимается с кровати, нисколько не смущаясь ее присутствием, она и вовсе стала пунцовой. Он улыбнулся и вдруг подхватил ее на руки.
— Отпусти меня! — забарабанила она по его загорелой спине кулачками, но протестам ее явно не хватало убедительности.
Опустив ее в ванну, Рикардо включил душ.
— Ты все еще боишься меня? — удивленно спросил он, увидев, как она потупила взор, случайно взглянув на признаки его мужского достоинства. Дорис смутилась еще больше. — Ради всего святого, Дорис, не надо! К чему возводить заново уже сломанные барьеры? — проворчал он, не поняв причины ее смущения.
Дорис беспомощно заморгала, подняла взгляд и срывающимся голосом призналась:
— Я… я просто еще не привыкла к тебе, Рик…
За полчаса они успели одеться и позавтракать, и Дорис позвонила в больницу. По словам дежурной, состояние Теодора стабилизировалось, ночь он провел спокойно, и врачи разрешили пятиминутное свидание с ним.
Едва Дорис опустила трубку, позвонил Фред и повторил ту же информацию. Еще он договорился с ней о совместном ленче.
— До вечера. Увидимся в семь часов, — сказал Рикардо, допивая кофе.
— Но где? — спросила она, провожая его до двери.
— У меня… У тебя… Какая разница — главное, дома.
Все еще пребывая в ощущении, будто она видит волшебный сон, Дорис позвонила Жискару и после этого поехала в больницу.
Теодор еще не совсем пришел в себя после операции, и хотя он раза два открывал глаза, Дорис так и не поняла, узнал он ее или нет… И все же она вышла из больницы немного успокоенной.
Когда она вошла в зал ресторанчика, где они с Фредом договорились встретиться, брат уже ждал ее за столиком.
— Стоянка переполнена, — объяснила Дорис причину опоздания, подставляя щеку для поцелуя. — Пришлось ждать. Ты заказал что— нибудь?
— Только минеральную воду. Что будешь есть?
— Салат с креветками и фрукты.
— Хорошо.
Фред сделал заказ, откинулся в кресле и внимательно посмотрел на нее.
— Как у тебя дела с Рикардо?
— Все нормально, — уклончиво ответила Дорис, хотя сердце ее радостно екнуло.
— Теодор был просто счастлив, когда узнал о ваших планах, — осторожно произнес Фред и поглядел в сторону. — Кстати, если бы вы и в самом деле собрались пожениться, я тоже был бы очень рад.
Дорис отпила минеральной воды и небрежно поставила бокал на столик.
— Вы всегда дуете с отцом в одну дуду!
— Мы, — сказал Фред, тщательно выговаривая каждое слово, — знаем братьев Феррери как самих себя.
— А как продвигаются ваши переговоры с японцами?
— Как нельзя лучше. Между прочим, Рикардо и Габриэлю удалось выбить из них протокол о намерениях. Я его уже заверил. Как только отцу станет немного легче, он поставит свою подпись, и дело будет в кармане. Останется решить лишь технические вопросы.
Дорис ковырнула салат, затем отложила вилку.
— А как Бен? С ним вы договорились?
— Он еще пытается ломаться, но я надеюсь, мы сможем договориться.
— В чем суть переговоров? Он просит как можно больше денег, а вы тянете резину?
— Да, играем в кошки‑мышки и ждем появления официального пресс‑релиза о консорциуме. После чего этот негодяй остается без козырей и поневоле станет сговорчивым, — ответил Фред.
— Послезавтра Рождество, — пробормотала Дорис, и на глаза у нее навернулись слезы. Она вспомнила прошлые рождественские вечера, когда в родительском доме под искусственной елкой их с Фредди ждали подарки от отца, а стол ломился от всяческих яств, приготовленных Марти, бессменной домоправительницей семьи Адамсонов. — А отец в больнице.
— Я договорился с Марти. Мы встретимся на ленче в доме отца, а затем все вместе поедем к нему в больницу. Насколько я понимаю, праздничный вечер ты проведешь с Рикардо, — как бы между прочим уточнил он.
— Фредди! — в приливе откровенности воскликнула Дорис. — Мне не нравится, что Рикардо так торопит со свадьбой.
Брат вежливо приподнял брови, но лицо его оставалось непроницаемым.
— Я понимаю твои сомнения, но почему ты не хочешь обсудить все это с самим Рикардо?
— Потому что его так же трудно переубедить, как и тебя, а может быть, еще сложнее.
— Не заказать ли нам кофе? В два мне нужно быть в суде.
— Фред!
— Выходи за него замуж, сестренка! — наконец произнес Фред. — Я уверен на сто процентов, что ты будешь с ним счастлива.
Боже, почему для всех окружающих ее замужество кажется делом решенным, и только она еще сопротивляется и придумывает всяческие отговорки, подумала Дорис, снова подъезжая к больнице. На этот раз отец уже совсем пришел в себя после наркоза и под шепот лечащего врача о том, что состояние мистера Адамсона заметно улучшилось, даже улыбнулся ей.
Остаток дня Дорис потратила на беготню по магазинам и вернулась домой, обвешанная разноцветными целлофановыми пакетами.
Жара стояла невероятная. Бросив покупки на диван, Дорис разделась и побежала под душ.
Интересно, подумала она, приедет Рикардо на обед или нет? До вечера ей хотелось побыть одной и хорошенько обдумать то, что произошло прошлой ночью, вжиться в это новое для нее состояние.
Рикардо позвонил, что приедет к семи, и без пяти семь она уже была в элегантном кремовом платье с воротником стоечкой. На плечи она накинула шелковый платок, а из украшений выбрала браслет и клипсы.
Она ждала его звонка, но когда он все же раздался, сердце ее бешено забилось и от зеркала она стремглав понеслась к двери. Как всегда элегантно одетый, Рикардо смотрел на нее сияющими от счастья глазами и широко улыбался. Дорис покраснела, сразу же вспомнив о страстях и безумствах минувшей ночи.
— Ну, какие у тебя на сегодня планы? — спросила она смущенно.
— Какие планы? Восхитительный ужин с самой красивой женщиной в мире, — с хриплым смешком откликнулся Рикардо.
Они приехали в один из самых известных ресторанов города. Он заказал французское шампанское и назвал официантке блюда, перечень которых вывел бы из равновесия самого утонченного гурмана.
Они болтали обо всем и ни о чем, и если бы Дорис попыталась задним числом вспомнить темы их разговора, у нее вряд ли бы что‑то получилось. Все ее мысли витали исключительно вокруг безумств прошедшей ночи. Она смотрела в его темные глаза, буквально сходя с ума от желания вновь оказаться в постели с этим мужчиной.
По возвращении он неторопливо припарковал машину возле ее дома, вызвал лифт и сам открыл дверь в квартиру.
Весь вечер она была сама не своя от его красноречивых взглядов и теперь, оказавшись с ним наедине, в стенах своего дома, почувствовала: одно прикосновение — и она вспыхнет как порох.
— Ты кажешься такой хрупкой и беззащитной, что мне всякий раз страшно целовать тебя, — признался Рикардо и кончиком пальца провел по ее губам. — Можно, я распущу твои волосы?
Дорис молча кивнула головой, и тяжелая масса пепельных волос хлынула ей на плечи.
— Весь вечер я мечтал о том, как сделаю это, — прошептал он, касаясь губами ее шеи.
И я весь вечер ждала, когда ты это сделаешь, подумала Дорис и смутилась от своей мысли.
Все остальное она уже помнила как сквозь дымку.
Кажется, Рикардо на руках унес ее в спальню и там бесконечно осторожно раздел, а потом разделся сам.
С бесстыдством распутницы Дорис отдавалась его дерзким, неслыханным ласкам и кричала в голос, когда заключительный аккорд из ритмичных движений его исступленного тела вознес ее к вершинам блаженства.
После того как Рикардо уснул, Дорис долго лежала рядом с ним с открытыми глазами, слишком утомленная и счастливая, чтобы так легко впасть в дрему. И сейчас все случившееся казалось ей всего лишь фантазией, игрой воображения, мечтой и сном, не имевшими никакого отношения к действительности. Насколько мучительным и опустошающим душу и тело было ее короткое общение с Беном, настолько невообразимым было блаженство в минуты соития с Рикардо.
Но чувствовал ли он что‑либо подобное? Может быть, он высекал такую безумную страсть из каждой женщины, которая оказывалась в одной с ним постели, а сам оставался холоден и спокоен? А если даже и не так, возможно, речь идет всего лишь о сексуальности, за которой не стоит ничего глубокого и серьезного?..
Еще Дорис с некоторым чувством вины подумала о том, что эгоистично наслаждаться тем, что он ей дарил, что он будил в ней, нимало не заботясь о том, насколько ему самому хорошо в ее объятиях.
Рикардо во сне пошевелился и по‑хозяйски привлек ее к себе. Прижавшись щекой к его груди, Дорис наконец заснула со счастливой улыбкой на устах.
Когда она проснулась, рядом никого не было, а записка на столе гласила:
Быстро приняв душ, Дорис надела простое ситцевое платьице и последующие два часа провела в супермаркетах, толкаясь там среди хлопотливых домохозяек и озабоченных молодых матерей. Потом она навестила Теодора, от него заехала домой и выгрузила пакеты с продуктами.
В шесть тридцать она уже нажимала кнопку вызова лифта в доме Рикардо, а еще через несколько минут предстала перед ним — в черной плиссированной юбке и льняной вязаной блузке с бархатным ободком в распущенных по плечам волосах.
— Какие божественные запахи, — только и смогла вымолвить она, встретившись с его восхищенным взглядом.
— Сегодня я познакомлю тебя с настоящей сицилийской кухней, — небрежным тоном произнес Рикардо.
Обворожительно мужественный в своих узких джинсах и клетчатой фланелевой рубашке, он усадил ее за стол и для начала разложил по тарелкам спрыснутые красным сухим вином кусочки фаршированного ягненка в гранатовом соусе. Далее последовали необычайно острые и вкусные равиоли, а когда пришел черед кофе, они перебрались в гостиную — посмотреть по телевизору рождественскую музыкальную программу.
— Мне, наверное, надо идти, — неуверенно произнесла Дорис, когда концерт закончился.
— Надо? — приподнял Рикардо бровь.
— Завтра Рождество, — пролепетала она, наблюдая, как он подходит к ней и берет ее за руку. — В полдень мы встречаемся с Фредом в доме отца. После ленча мы навестим его в больнице и…
— Оставайся у меня, — ласково прервал ее Рикардо. — И завтра мы навестим твоего отца вместе. — Дорис слабо шевельнула губами и обнаружила на них указательный палец Рикардо. — Т‑с‑с! Не спеши отвечать. Я просто хочу, чтобы ты знала — мне было бы горько и одиноко проснуться рождественским утром и не увидеть тебя рядом.
Много позже она спрашивала себя, почему даже не попыталась спорить, но это было потом, а сейчас был праздник — восхитительный праздник любви…
Все последующие дни между Рождеством и Новым годом пролетели на едином дыхании. Утром и днем Дорис навещала отца, ночи принадлежали Рикардо. Иногда они обедали или ужинали у Габриэля и Сильвии или у миссис Феррери, но чаще всего — у него дома.
— Сегодня вечером готовлю я, — объявила Дорис однажды утром. Через день предстояло лететь в Дарвин на фотосъемки, и ей хотелось сегодняшний вечер сделать особенно запоминающимся. — Ты не будешь возражать, если я воспользуюсь твоей кухней?
— Бога ради! Долорес приходит около девяти, — бросил Рикардо, целуя ее на прощание.
Долорес, экономка Рикардо, степенная и хозяйственная испанка, три раза в неделю приходила в квартиру, прибиралась, закупала продукты по списку, составленному Рикардо, меняла постельное белье. Легкая на подъем и словоохотливая, она, помимо прочего, обладала отменным чувством юмора.
Проводив Рикардо, Дорис вернулась на кухню, налила еще одну чашечку кофе и быстренько составила перечень продуктов, которые потребуются ей для праздничного ужина. В десять она была у отца в больнице, затем закупала продукты, а остаток дня занималась вместе с Долорес приготовлением ужина. В пять Долорес ушла, и Дорис быстренько переоделась в бежевые брюки и пеструю кофточку, раздумывая, как лучше установить изящный обеденный столик в центре столовой.
Когда в шесть часов прибыл Рикардо, она уже ждала его, сияющая и довольная тем, что все успела.
— Гм, это образчик того, на что мне следует рассчитывать в скором будущем? — спросил он, взглянув на праздничный стол и жадно целуя ее в губы.
— Я хотела сделать тебе сюрприз, — смущенно призналась она, когда Рикардо наконец отпустил ее.
— Удивительная синхронность мыслей и поступков, — усмехнулся он, садясь за стол. — Я тоже думал о сюрпризе и назавтра договорился с агентством по скупке и продаже недвижимости об осмотре особняка для нашей будущей совместной жизни.
— Ты собираешься купить дом? — радостно воскликнула Дорис.
— А как же! Должен же быть у нас с тобой общий дом.
— А я думала, что если мы поженимся, то будем жить здесь.
— Почему «если», когда мы обязательно должны пожениться? Одно другому не помешает. Пока дом будут заново отделывать и обставлять, моя квартира как раз сгодится.
Дорис покачала головой.
— Не успеваю я привыкнуть к одной твоей умопомрачительной идее, как ты обрушиваешь на мою голову новую.
Рикардо перегнулся над столом и поймал ее за руку.
— А мне казалось, что я развеял все твои сомнения.
— Почти все, — подтвердила она. Рикардо нежно коснулся губами ее щеки и прошептал:
— Ты не в духе? Поднять тебе настроение? Я горю от желания!
— Тот способ поднять настроение, который ты имеешь в виду, никак не сочетается с ужином, — шутливо надув губки, ответила она.
— Нет, пропустить ужин, на который ты ухлопала полдня, — это исключено. Ну‑ка, что там у нас идет первым блюдом?
Дорис не претендовала на призовое место в мировом конкурсе кулинаров, но могла быть собою довольна. Рикардо восторженным возгласом встречал появление каждого нового блюда, а когда, сытый и довольный, он откинулся в кресле с бокалом первоклассного портвейна в руке и со смехом признался, что не в силах стать на ноги, радости ее не было предела.
За пять минут они управились с посудой, но кофе пить уже не стали, потому что оба буквально изнемогали от желания сжать в объятиях друг друга. Впереди их ждала жаркая ночь, за которой — блаженное утро.
Покупать или нет — такого вопроса даже не возникло. Дорис с первого взгляда была очарована этим особняком в викторианском стиле, с разноцветными окнами‑витражами, просторными комнатами и стеклянными дверьми, выходящими на широкую террасу, с которой открывался восхитительный вид на бухту. Сам воздух здесь источал умиротворение, а в парке было достаточно подстричь газоны и подравнять кустарник, чтобы вернуть ему ухоженный вид.
— Нравится? — поинтересовался Рикардо, с улыбкой поглядывая на нее.
— Не то слово! — выдохнула Дорис. — А ты что решил?
— После обеда буду беседовать с агентом.
Когда зеленый «феррари» направился обратно в сторону Олимпик‑Пойнт, Дорис решила, что необходимо сделать кое‑какие покупки. Нельзя же вопрос о свадебном платье откладывать до бесконечности, тем более если знаешь магазин, где можно найти именно то, что нужно.
— Потом я заскочу на полчаса к отцу, а после сразу же поеду домой, — изложила она свои планы Рикардо.
— Не забудь, сегодня вечером ужинаем в городе, — сказал он. — К шести постарайся быть готовой.
В четыре часа, оказавшись дома, она бросилась к холодильнику — поскорее выпить чего— нибудь холодненького. Что ни говори, ходить по магазинам в такое пекло — испытание даже для нее.
Зазвенел телефон, и Дорис торопливо схватила трубку.
— Ты?
Пальцы судорожно стиснули трубку.
— Бен? Ты зря звонишь. Нам абсолютно не о чем говорить, и чем скорее ты это усвоишь, тем лучше, — жестко сказала она.
— Говорить ничего не надо, дорогая. Выслушай меня — это все, о чем я прошу.
— Тогда в двух словах и побыстрее! У меня мало времени.
— Вы меня все‑таки обошли, и твой отец все же провернул сделку с японцами. Что ж, я умею принимать поражение, тем более что мне кое‑что перепало, — медленно проговорил в трубку Бен. — Конечно, я рассчитывал на большее, но лучше хоть что‑то, чем вообще ничего.
— Ты все сказал?
— Не бросай трубку, Дорис. Речь идет о твоем благополучии.
— Давно ли тебя начало беспокоить благополучие кого‑то, кроме самого себя? — саркастически спросила Дорис.
— Думаешь, мне было приятно, когда моя жена убежала от меня через несколько дней после свадьбы и начала судебную тяжбу с разводом? Но дело не в этом. Я не злопамятен, и не желаю тебе новых неприятностей. А они наверняка будут, потому что твой мнимый роман с этим Феррери — только не отпирайся, что это не так, — ваш фиктивный роман с его вполне реальным финалом в виде свадьбы — это заговор твоего отца, Фреда и самого Феррери. Разумеется, твой папочка в первую очередь заботился о тебе, чего не могу сказать об остальных… Они тебя использовали, Дорис, а ты попалась на их уловку. Надеюсь, ты понимаешь, чем кончаются браки, основанные на обмане. Так что тебе не избежать второго публичного скандала.
— Ас какой стати я должна верить тебе, а не им? — желчно спросила Дорис.
— Не веришь мне, спроси у своего братца.
Насколько я его знаю, если ты спросишь его об этом в лоб, он не будет юлить. А у меня есть надежный источник информации.
Дорис промолчала, и Бен со смешком сказал:
— Поверь, я не желаю тебе зла. Но еще меньше я желаю добра своему конкуренту. Он обвел вокруг пальца меня и собирается точно так же обмануть тебя. Обдумай все хорошенько, может быть, ты еще скажешь мне спасибо!..
В трубке зазвучали короткие гудки. Дорис долго стояла в оцепенении, а потом вдруг быстро набрала номер брата.
— Фреда Адамсона, пожалуйста, — сухо попросила она секретаршу. — Это говорит Дорис, его сестра.
— Мистер Адамсон беседует с клиентом. Может быть, он сам позвонит вам попозже?
— Я по неотложному делу, — заявила Дорис, и через пару секунд на другом конце провода раздался голос брата.
— Фред, только что мне звонил Бен, — без всяких вступлений сообщила она. — Он сказал, что получил причитающуюся ему сумму, а заодно сообщил, что наш с Рикардо роман — часть вашего с отцом плана спровадить меня замуж. Это правда?
На другом конце провода воцарилось глухое молчание. Сердце у Дорис екнуло.
— Твое благо всегда было первейшей заботой отца… — осторожно заговорил Фред.
— Только не надо всех этих напыщенных рассуждений о моем благе, — резко оборвала она его. — Имей смелость сказать «да» или «нет», если, конечно, ты считаешь себя порядочным человеком.
— Но ты и Рикардо прямо‑таки созданы друг для друга, это же видно невооруженным глазом.
— Черт возьми! — взорвалась Дорис. — Это не оправдывает вашего поступка.
— Я позвоню Рикардо…
— Не смей! — яростно воскликнула она. — Если позвонишь, можешь не считать себя больше моим братом!
Она швырнула трубку, и в ту же секунду вновь раздался телефонный звонок. Дорис долго смотрела на аппарат, в надежде, что он умолкнет. Но кто‑то упорно добивался ее, и она наконец сдалась, подумав, что это может быть Теодор.
— Дорис? Любимая? — Бархатный, до боли знакомый голос Рикардо звучал так отчетливо, будто сам он присутствовал здесь же, в ее комнате, в двух шагах от нее. — Дорис, я опоздаю на полчаса.
О Боже, ведь они собирались сегодня обедать где‑то в городе. Она в отчаянии закрыла глаза.
— Хорошо, что позвонил, Рикардо. — Сегодня вечером ничего, увы, не получается. Жискар срочно вызвал меня на какое‑то мероприятие. У него, видите ли, заболела манекенщица.
Дорис вдруг стало душно.
— Что за мероприятие? — поинтересовался Рикардо. — Я приеду и увезу тебя прямо оттуда.
Не надо! — захотелось закричать ей. Я не в силах тебя видеть сегодня вечером! Я в таком состоянии, что могу наговорить такое, о чем всю жизнь потом буду сожалеть.
— Нет, Рикардо, до завтра! — Может быть, завтра у нее появятся силы для разговора, и голова будет рассуждать трезво и логично. А пока… — Мне нужно идти, Рикардо. Извини, я уже опаздываю.
И, не дождавшись его ответа, Дорис швырнула трубку на рычаг. Пройдя в спальню, она стянула с себя платье, переоделась в первые попавшиеся джинсы и футболку. Стянув волосы в тугой узел и схватив сумочку, она торопливо пошла к двери, не обращая внимания на трезвонящий телефон.
Она сама не знала, куда собирается ехать. Куда глаза глядят, лишь бы ни с кем не разговаривать и никого не видеть. В машине она на полную мощь врубила магнитофон и сорвалась с места, машинально останавливая машину на красный свет, бездумно поворачивая направо или налево. А потом вдруг обнаружила, что стоит на обочине шоссе. Куда именно она заехала — обо всем этом Дорис не имела ни малейшего представления, да ей, собственно, было все безразлично.
Может, отыскать поблизости какой‑нибудь мотель, и остановиться там на ночь, подумала она. Усталость и нервный срыв давали о себе чнать.
Странная беспечность вдруг охватила ее. Дорис опустила боковое стекло, вдохнула свежего ночного воздуха и вспомнила вдруг, что в последний раз ела в полдень, и не что‑либо существенное, а так, какой‑то ерундовый салатик. Взглянув на часы, она увидела, что уже девять. Итак, она моталась по окрестностям города больше трех часов.
Едва ли в такое время можно было надеяться на то, что поблизости работают какие‑нибудь заведения. Дорис смутно припомнила, что проезжала, кажется, мимо какой‑то бензозаправочной станции, а раз так, рядом наверняка должна быть придорожная забегаловка, где можно перехватить чашку горячего кофе и булочку с маком.
Не колеблясь больше ни секунды, она повернула ключ зажигания, развернулась и поехала на север. Минут через двадцать, подкрепившись двумя чашками кофе и на удивление приличным стейком, она решила все‑таки вернуться домой.
В час ночи она поднялась на лифте и, позевывая, пошла по коридору к двери своей квартиры. Ох, и высплюсь сейчас! — с блаженством подумала она и застыла в оцепенении. В конце коридора стоял высокий мужчина.
Рикардо! Нигде от него нет проходу. В Дорис разом закипела вся ее злоба, и она налетела на него как коршун.
— Какого черта ты здесь делаешь? Рикардо удивленно приподнял брови.
— А где твое «здравствуй»? Ай‑ай‑ай, нехорошо. Какая муха тебя укусила? — Он говорил спокойно и медленно, но ей показалось, что он зачитывает ей смертный приговор. — Я как последний дурак звоню Жискару, и он мне сообщает, что, если бы в городе проводился хоть какой‑нибудь показ мод с твоим участием, он бы непременно узнал об этом первым. Если тебя не вдохновляла идея ужинать за пределами дома или хотелось побыть одной, то так бы прямо и сказала. Я бы понял.
Дорис растерянно моргнула:
— А когда это ты реагировал на мои просьбы оставить меня в покое? И потом, давать тебе объяснения…
— По‑твоему, — немного помолчав, сказал Рикардо, — я не имею права знать, что с тобой происходит?
Его слова были последней каплей. Весь накопившийся за день гнев прорвался наружу.
— Право? — возмущенно бросила она. — К твоему сведению, ты не имеешь на меня никаких прав.
Рикардо прищурил глаза, и на скулах его заиграли желваки.
— Коридор — не лучшее место для выяснения отношений. Где ключи?
Не обращая внимания на ее протесты, он вырвал сумочку из ее рук, вытащил ключи, а когда она попыталась отобрать их, без лишних слов подхватил ее на руки и понес к двери.
— Отпусти меня, негодяй! — брыкаясь, кричала Дорис. — Отпусти меня, черт бы тебя побрал!
Не обращая внимания на ее протесты, Рикардо свободной рукой отпер дверь, внес ее в квартиру и поставил на пол.
Дорис мгновенно затихла.
— Ну что, объяснимся? — спросил он спокойным, а оттого вдвойне зловещим тоном.
— Объяснимся? — ядовито переспросила Дорис. — Пожалуйста! Вы решили, что умнее всех на свете, а с такой дурой, как я, можно и вообще не церемониться, да? Вы — это ты, мой отец и мой братец. И в самом деле, чего с ней считаться? Если Бену удалось, почему бы и тебе не попользоваться? Но кто тебе позволил разыгрывать из себя благодетеля и покровителя? Отвечай же! Отвечай!
И она вне себя от бешенства заколотила кулаками по груди Рикардо, пока он не схватил ее за запястья.
— Довольно! Успокойся наконец!
— Я ненавижу тебя! — крикнула она. — Ненавижу, понятно тебе?
Она попыталась вырваться, но он держал ее руки мертвой хваткой.
— Отпусти меня, — потребовала она.
— Чтобы ты выбросилась из окна или подожгла дом?
— Еще чего! Не дождешься!
— Ты отвечаешь за свои слова?
— Окажи услугу — проваливай к черту! — с язвительной усмешкой попросила она. — Я устала, у меня болит голова, и я хочу спать.
Она улыбалась, но глаза ее метали громы и молнии, и она не собиралась отступать ни на шаг. В левом виске стрельнуло, и Дорис, поморщившись, помассировала его.
— Не знал, что ты настолько веришь гадким сплетням.
Дорис буквально затрясло от возмущения.
— Не надо о сплетнях! Я уже перепроверила информацию, которую сообщил мне Бен. Да, Бен, — повторила она, увидев, как Рикардо изменился в лице. — Я звонила Фреду, и он не смог отвертеться.
Она отбросила волосы со лба и сделала попытку улыбнуться.
— Конечно, я могу как‑то понять Теодора. Любимая дочка жестоко ошиблась, оступилась в жизни и не желает иметь с мужчинами ничего общего. Это ненормально. Вывод — надо самому найти ей подходящего мужа, рыцаря без страха и упрека, крепко стоящего на ногах и, желательно, из своего же круга. И вдруг появляется подходящий повод для завязывания отношений, которые должны перерасти в брак. К тому же, зная, что будущее дочери обеспечено, можно и под, нож хирурга ложиться со спокойной душой. Одного я не могу понять, — медленно произнесла она. — Чего ради ты ввязался во всю эту комедию? Тебе не нужны деньги моего отца — своих хватает. Ты настолько самодоволен и независим, что я тебе по большому счету не нужна. И уж совершенно не могу поверить, что ты согласился связать себя брачными узами исключительно из дружеских чувств к своему давнему партнеру по бизнесу. — Дорис всхлипнула, но тут же взяла себя в руки. — Конечно, есть еще причина. Ты достиг возраста, когда появляется потребность в семейном гнезде, в наследниках. И тогда я для тебя пара. И даже физически мы вполне…
— Подходим друг к другу?
Дорис покраснела. Чего скрывать! Ей было удивительно хорошо с ним в постели.
— Да, — прямо сказала она.
— Это можно считать комплиментом?
— В этом деле ты мастер, — честно призналась Дорис. — По крайней мере, я купилась на твою сексуальную искушенность и приняла ее за нечто большее!
— Так, значит, с моей стороны это был чистый секс — и больше ничего? — деревянным голосом спросил Рикардо.
— Профессиональный секс, — вяло поправила Дорис, чувствуя, что ноги ее подкашиваются. — Само по себе это немало, как я теперь понимаю, но не стоит относиться к этому как к чему‑то большему.
— Итак, то, что было между нами — с моей стороны лишь развлечение, удовлетворение похоти, и ничего больше?
Дорис вспомнила жаркие ночи, вспомнила бесконечную нежность и предупредительность Рикардо в моменты, предшествующие их близости и после того, и ей захотелось провалиться сквозь землю.
— Завтра я улетаю в Дарвин на съемки, — глухо сказала она. — Думаю, я задержусь там на несколько дней. Мне нужно побыть наедине с самой собой, все обдумать, принять какое‑то решение…
— И ты думаешь, я так легко отпущу тебя? Гордость и чувство независимости заставили Дорис собрать в кулак оставшиеся силы и выпалить:
— По крайней мере, запретить мне уехать тебе не удастся! Ты мне не муж!
Он стоял напротив и молча глядел на нее. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он шевельнулся, и Дорис вдруг испугалась: ей показалось, что он сейчас убьет ее на месте.
Но этого не произошло, и только преувеличенная ровность голоса выдавала бушевавшую в нем ярость.
— Побудь одна, если считаешь нужным. Но если ты намерена во что бы то ни стало сорвать наше, уже объявленное, бракосочетание, иди к своему отца и сама с ним объясняйся.
— Это что — шантаж? — поинтересовалась Дорис, чувствуя, что еще немного, и она разрыдается.
— Я пользуюсь теми средствами, которые есть у меня в распоряжении.
— Каким средствами? Краешки его губ слегка дрогнули.
— Ты же ведь знаешь ответы на все вопросы. Вот и подумай хорошенько.
Не говоря больше ни слова, он открыл дверь и направился к лифту.
Она приземлилась в Дарвине в полдень. После часа езды из аэропорта вдоль полоски прибоя, а затем по автомагистрали через зеленую чащу джунглей машина въехала на гору, с которой открылся потрясающий вид на тропический город‑курорт.
Жара обрушилась на Дорис, едва она вышла из оснащенного кондиционером лимузина, — одуряющая, влажная жара тропического сезона дождей, выжимающая из человека последнюю влагу и отбирающая последние силы, и не прошло и минуты, как лоб Дорис покрылся мелкими бисеринками пота. Зато забронированный номер встретил прохладой и изысканным комфортом. Едва осмотревшись, она стремглав бросилась в душ, разделась и долго‑долго стояла под освежающими струями воды.
Переодевшись в шорты‑бермуды и свободную блузку, она достала из холодильника бутылку минеральной воды и шагнула к раздвижным стеклянным дверям, ведущим на террасу, с которой открывался вид на роскошный парк, гигантские, вполнеба, пальмы и безмерный простор Тиморского моря.
Надо набраться сил, подумала она, тихо‑мирно поужинать, пораньше лечь спать, чтобы поутру безупречно‑сияющей предстать перед всевидящим, беспощадно зорким оком фотообъектива. И все же она никак не могла найти себе места, никак не могла обрести покоя.
Походив взад‑вперед по номеру, Дорис решительно подошла к телефону: надо позвонить Теодору и сообщить о благополучном прибытии.
Отец обрадовался звонку и, к величайшему облегчению Дорис, в разговоре даже ни разу не упомянул имени Рикардо. Положив трубку, Дорис оцепенело уставилась на аппарат, и тут в дверь постучали. Оказалось, посыльный принес цветы в хрустящей прозрачной упаковке. Она торопливо разорвала пакет и среди цветов с разочарованием обнаружила записку от дирекции отеля.
Дорис грустно усмехнулась. В самом деле, почему бы не вручить цветы известной манекенщице — лишняя реклама отелю не повредит. А признайся, ты надеялась, что это цветы от Рикардо! — поддразнивал ее внутренний голос.
Господи, ну что это с ней? Будь эти розы от Рикардо, она бы их тут же отдала обратно посыльному. И потом, с чего это вдруг мужчина должен осыпать цветами сбежавшую от него, по сути дела, женщину.
Дорис сжала руки в кулаки и почувствовала боль. Это врезался в кожу камень обручального кольца. Вот еще один пример ее непоследовательности, растерянно подумала она. По логике вещей нужно было вернуть кольцо Рикардо еще там, в Мельбурне. Но она этого не сделала, и теперь сама затруднялась ответить почему. Черт возьми! Вопросы — один сложнее другого. Нет, с ее стороны — верх глупости в преддверии съемок заниматься самокопанием и самоистязанием! Она сюда приехала с конкретной целью: поработать, а затем позволить себе несколько дней отдохнуть и привести в порядок растрепанные чувства, и отступать от своих планов она не намерена. О Рикардо и своих отношениях с ним можно будет подумать потом! Потом! Когда «потом»? Вначале, конечно, работа. Они с фотографом понимают друг друга с полуслова, коллекция одежды просто великолепна. А вот потом она останется одна, ничем не занятая, и разрушительные мысли вновь полезут в голову, и отдых превратится не в отдых, а в комфортабельный ад со всеми удобствами.
Как она предсказала себе, так и вышло. Сколь ни тягостны были дни, ночи оказались просто невыносимыми. Она часами ворочалась в постели, не в силах сомкнуть глаз от ощущения невосполнимой утраты. А когда засыпала, на нее наваливались сны — один мучительнее другого. Но в снах ее хотя бы посещал Рикардо, а в реальной действительности она находила утром одно и то же — одинокую, неуютную постель.
Стараясь как можно меньше времени оставаться наедине с собой, Дорис осмотрела все местные достопримечательности, съездила на морскую прогулку, по нескольку раз в день звонила отцу. Но единственный и самый важный звонок на свете так и не нарушил тишину ее номера, а собраться с мужеством и позвонить самой у нее не хватало духу.
Почему он не звонит? Неужели он принял за чистую монету все жестокие и несправедливые слова, которые она бросила ему в лицо при расставании. А может быть, как и она, решил использовать эти дни для того, чтобы получше разобраться в своих чувствах? Господи, это было бы величайшей насмешкой судьбы, если бы сейчас, после того как она окончательно убедилась в том, что влюблена в этого мужчину до беспамятства, Рикардо объявил об отмене уже объявленного бракосочетания. В том, что она не представляет без Рикардо Феррери дальнейшей своей жизни, Дорис уже не сомневалась.
Оставался единственный способ расставить все точки над i, и через три дня после своего приезда в Дарвин Дорис заказала обратный билет на самолет, собрала вещи и покинула отель…
Оказавшись на первом этаже своего дома на Олимпик‑Пойнт, Дорис вынула из почтового ящика всю накопившуюся за несколько дней почту и поднялась на лифте наверх.
Войдя в квартиру, она первым делом включила автоответчик, и пока тот говорил голосами ее друзей и знакомых, Дорис машинально просматривала поступившую корреспонденцию.
Надо позвонить отцу, подумала она. Он только вчера вернулся из больницы и если свяжется с Дарвином и не найдет там свою дочь, то будет страшно волноваться. Она сняла трубку и набрала нужный номер.
— Молодец, что прилетела. Сегодня вечером жду тебя у себя, — отец по своей привычке сразу взял быка за рога. — Приезжайте вместе с Рикардо. Не волнуйся, я вас надолго не задержу.
Боже, как же ей признаться в том, что она поссорилась с Рикардо, подумала Дорис со страхом.
— Рикардо еще не знает о моем приезде, — небрежно бросила она. — Нельзя ли перенести наш визит на завтра? Утром я тебе позвоню, и мы обо всем договоримся…
Едва закончив разговор с отцом, Дорис не переводя духа набрала номер Рикардо. Надо же когда‑нибудь решиться, подумала она, но когда его не оказалось в ресторане, немного растерялась.
— Передать что‑нибудь мистеру Феррери? — спросила секретарша.
— Нет, спасибо, — поколебавшись, ответила Дорис. — Я перезвоню.
Ты последняя дура! — подумала она о себе, едва повесив трубку. Куда проще было назвать имя и ждать ответного звонка. Ждать?.. А если она его вообще никогда не дождется? А так, по крайней мере, инициатива оставалась в ее руках.
Впрочем, о какой инициативе идет речь? Возможно, Рикардо сознательно предоставил ей видимую свободу действий, про себя прекрасно сознавая, что она у него на крючке и никуда не денется.
Часов в шесть она приняла душ и тщательно долго перебирала свой гардероб, остановившись в итоге на стального цвета брюках, блузке на узких бретельках и шелковом жакете. После этого она подкрасила ресницы, подвела губы и собрала волосы в конский хвост.
Взглянув на себя последний раз в зеркало, она защелкнула сумочку, захлопнула дверь и торопливо зашагала к лифту.
На полпути к дому Рикардо ей вдруг пришло в голову, что она совершенно спятила. Рикардо мог быть сейчас в ресторане, в доме Габриэля, у матери, в дюжине других мест, но дома — вряд ли.
Однако надо было что‑то предпринимать, и, остановив машину возле дома Рикардо, Дорис прошла в элегантно оформленный холл первого этажа и нажала кнопку домофона.
— Долорес слушает. Кто со мной говорит?
— Дорис. Дорис Адамсон.
— Мистера Феррери нет дома. Желаете зайти, мисс Адамсон?
У Дорис гора с плеч свалилась.
— Если можно, — дрожащим от волнения голосом сказала она.
Через три минуты Дорис уже стояла в коридоре пентхауса, разместившегося на крыше тридцатиэтажного небоскреба.
— Здравствуйте, мисс Адамсон, — с легким испанским акцентом произнесла Долорес. — Вам повезло — сегодня я задержалась дольше обычного. Будете ждать мистера Феррери?
— Да! — Дорис решительно прошла за экономкой в гостиную и прямо‑таки плюхнулась в кожаное кресло. — Он скоро будет?
— Не знаю. — Долорес выразительно развела пухлыми руками. — Он предупредил, что ужин приготовит для себя сам. Хотите перекусить? Я что‑нибудь приготовлю.
— Нет, — благодарно улыбнулась Дорис. — Я сыта и в полном порядке, так что можете идти.
— Точно в порядке?
— Ну конечно! — заверила ее Дорис, совершенно не уверенная в своих словах. Заботливость пожилой дамы тронула ее.
Проводив Долорес до дверей, она вернулась в гостиную и остановилась у большого окна. Под ясным синим небом, на фоне белоснежных небоскребов делового центра поблескивала на солнце лазоревая бухта. Вот навстречу входящему в бухту лайнеру проплыл, важно задрав нос, буксир, а вот неторопливо разминулись следующие в противоположных направлениях грузовые паромы. Вдоль кромки воды теснились портовые сооружения, а справа виднелись холмы, покрытые лесами и садами.
День клонился к закату. Еще несколько часов — и над морем начнут сгущаться сумерки, городской центр вспыхнет мириадами огней, а на высотных зданиях зажгутся огни неоновой рекламы.
Ежедневно наблюдая это зрелище из окон собственной квартиры, Дорис свыклась с ним. Да и сейчас она смотрела вдаль, целиком погруженная в собственные мысли.
А что если Рикардо не захочет видеть ее? При одной мысли о такой возможности сердце ее сжималось от страха. О Боже! Как же ей тогда жить без него?
Слабый звук проворачиваемого в замочной скважине ключа заставил Дорис замереть. Она не моргая смотрела на входную дверь, и при виде высокой фигуры в элегантном черном костюме ее сердце забилось как птица в клетке. Рикардо застыл на пороге гостиной.
— Дорис?
Казалось, он совсем не удивился ее появлению в своем доме. В его голосе ощущалась лишь безмерная усталость.
— Привет, Рик, — робко проговорила она. — Долорес разрешила мне подождать тебя здесь.
Он бесконечно долго смотрел на нее, затем прошел к бару.
— Выпить хочешь?
Дорис сомневалась, что сможет удержать в трясущихся руках бокал, и поэтому благоразумно отказалась.
— Нет… спасибо, — сказала она тихо, завороженно следя за его действиями: вот он достает хрустальный бокал, вот бросает в него лед, наливает виски…
— Когда ты вернулась?
— Сегодня днем. Он подошел ближе.
— Ты могла бы и позвонить.
— Я звонила в офис, но тебя не оказалось на месте.
— Могла бы и передать. Мне обязательно сообщили бы.
От его безразличного тона щемящая тоска закралась в душу Дорис, и она угрюмо прошептала:
— Ты ведь тоже за все это время ни разу не позвонил мне!
Глаза Рикардо недобро сузились.
— Ас какой стати я должен был звонить тебе? Ты ведь просила оставить тебя в покое.
Дорис закрыла глаза и чуть покачнулась. Она боялась потерять контроль над собой и разрыдаться. Нет! Она должна объяснить ему все!
— Понимаешь, Рикардо, все эти дни я ни на минуту не переставала думать о тебе, вспоминая все, что было между нами, — медленно заговорила она. — Перед самым звонком Бена я уже почти уговорила себя, что наш брак вполне разумен и даже необходим. Пойми, мне трудно было решиться на этот шаг. Господи, я так опрометчиво следовала голосу сердца в первом своем замужестве, что на сей раз решила быть предельно благоразумной и осмотрительной. И вот я вижу, как твоя кандидатура получает полное и безусловное одобрение со стороны моего отца и брата. Каждый день я открываю в тебе все новые и новые достоинства и начинаю верить, что наш брак и вправду может оказаться счастливым. Я все более проникаюсь доверием к тебе и больше того, — она поколебалась, — …привязываюсь к тебе…
Если бы он только знал, что стал неотъемлемой частью ее души и тела.
— После Бена я не верила ни одному мужчине на свете и сомневалась, что смогу когда— либо переступить через этот страх. К тому же разыгрывать любовь прилюдно, даже ради блага Теодора, мне было так противно. И все же я пошла на это. Потом, правда, все изменилось… И вдруг я открываю, что болезнь отца всего лишь предлог и что все вы тайно сговорились за моей спиной. Трудно передать, в каком я была бешенстве, насколько разочарованной и обманутой себя чувствовала…
— А теперь? — спросил он глухо, ни на секунду не сводя с нее глаз. — Что ты чувствуешь теперь?
Дорис так трудно было решиться на это признание, но она его сделала:
— Я открыла, что не могу жить без тебя, Рикардо, — Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась такой робкой. — Неужели ты ничего не видишь! Я же люблю тебя! — Слезы хлынули из ее глаз, и, глядя на него ничего не видящими глазами, Дорис отчаянно крикнула: — Что ты еще хочешь?!
Рикардо аккуратно поставил бокал на журнальный столик, взял Дорис за плечи и, нежно поглядев ей в глаза, тихо прошептал:
— Тебя, моя радость. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой. Только об этом я мечтаю днем и ночью.
Дорис зарыдала от счастья и припала щекой к его груди.
— Родная моя, — прошептал Рикардо, целуя ее в волосы. — Не надо! Слышишь, не надо плакать!
Как безумный, он стал покрывать частыми поцелуями ее лоб, глаза, шею, щеки, ощущая на губах соленый вкус ее слез, чувствуя, как понемногу утихают рыдания.
Казалось, прошла вечность, прежде чем он отпустил ее. Дорис как зачарованная смотрела в его лицо, так что Рикардо, рассмеявшись, поцеловал ее в кончик носа и произнес:
— Очнись, любимая! Ты такая красивая, — прошептал он, вновь обнимая ее. — А еще ты такая благородная и страстная. Неужели ты думаешь, я смог бы отказаться от тебя? Надо было быть последним дураком. Поскольку я себя к дуракам не относил, то решил, что ты просто обязана стать моей женой. В свое время я прямо так и заявил об этом Теодору.
Дорис удивленно округлила глаза.
— Да, да, — рассмеялся он, — это была моя инициатива. Я еще год назад заприметил тебя, но ты казалась такой гордой и надменной, такой обиженной на всех мужчин, что подступиться к тебе не было никакой возможности. Конечно, можно было бы организовать все по старинке: знакомство в доме твоего отца, совместные ужины и прочая белиберда. Но Теодор и Фред, зная тебя, предположили, что ты быстро раскусишь цель моих визитов и немедленно оборвешь все контакты со мной, поскольку решишь, что стала объектом торгов. Как только стало известно о том, что твоему отцу необходима срочная операция, я предложил использовать эту ситуацию, чтобы убить сразу двух зайцев — дать нам неформальный повод получше узнать друг друга, а заодно вывести из игры Бена Кроули.
— Ты на редкость рьяно играл свою роль, — с иронией заметила Дорис. — Буря и натиск! Должна тебе заметить: ты сильно рисковал. Перегни ты палку хотя бы чуть‑чуть, мы расстались бы смертельными врагами.
— Я понимал эту опасность, — с улыбкой заметил Рикардо. — Но мне же был отпущен всего лишь месяц на то, чтобы завоевать тебя. Разве ты забыла? Пришлось идти ва‑банк, действовать по формуле: пришел, увидел, победил. И в результате четыре дня назад я оказался на грани катастрофы…
Он так страстно поцеловал Дорис, что она чуть не задохнулась от восторга.
— Я боялся спугнуть тебя, признавшись сразу же, что безумно тебя люблю, но я так надеялся, что ты поймешь это сама — из моих ласк, из моей нежности к тебе…
— А я, дурочка, все списала на твою искушенность в интимной сфере, — виновато откликнулась Дорис. — Я думала, что дело лишь в твоем изощренном сексуальном мастерстве, а настоящим чувством здесь и не пахнет. После истории с Беном я действительно стала такой недоверчивой!..
— Сначала я хотел убить этого негодяя, — признался Рикардо. — Потом мне просто хотелось избить его до полусмерти и тем самым хотя бы немного отвести душу.
— Тратить силы на этого слизняка?! Фи! — Дорис скорчила презрительную гримаску.
— Мне хотелось, чтобы он никогда больше не смог причинить тебе боль.
Дорис подняла счастливые и смеющиеся глаза на Рикардо.
— Ты всерьез вознамерился быть моим ангелом‑хранителем?
— Да! А еще мужем и любовником, — дополнил он, и нежная улыбка осветила его лицо. — А еще другом и исповедником. И заметь — всю жизнь. — Я так люблю тебя, Дорис, — продолжил Рикардо тихо. — Больше всего на свете. Эти последние дни без тебя показались мне адом, и когда сейчас я пришел домой и увидел тебя, у меня душа ушла в пятки: я решил, что ты пришла, чтобы объявить о разрыве.
Дорис погладила его по щеке, потом прижалась губами к его уху и хрипло прошептала:
— Ты не мог бы выполнить одну мою просьбу, любимый?
Рикардо взглянул на нее, и сердце Дорис зашлось от восторга — столько любви было в его взгляде.
— Все что хочешь, родная, — ответил он, коснувшись губами ее руки. — Говори!
— Ты можешь сделать мне предложение? — Лицо ее стало совершенно серьезным, и она взглянула в глаза Рикардо, ища в них понимания.
— Для тебя это так важно? — также совершенно серьезно спросил он.
— Да!
Он прижал ее руку к своему гулко стучащему сердцу.
— Дорогая, милая моя Дорис! Не согласишься ли ты выйти за меня замуж? Позволь мне любить тебя и заботиться о тебе до самого конца моей жизни.
Губы ее чуть подрагивали от волнения, когда она ответила:
— Да! Да! Да!
— А теперь позволь мне поцеловать тебя, любимая!
Его поцелуй был таким страстным, таким долгим и сладким, что, казалось, прошла целая вечность до того момента, как он отпустил ее губы.
— Долорес говорила, что ужин ты собирался приготовить сам, — произнесла она, увидев, что Рикардо сбрасывает с себя пиджак и галстук.
Он подошел к ней и бесконечно осторожно снял с ее плеч шелковый жакет.
— У нас будет легкая полуночная трапеза с шампанским. Сегодня самый счастливый день моей жизни — ты приняла мое предложение. — Рука его скользнула под пояс ее свободных шелковых брюк. — А сейчас я намерен насладиться кое‑чем несравненно более восхитительным.
— Как, прямо здесь, сейчас? — прошептала Дорис, не сводя с него очарованных глаз.
Не ответив на ее вопрос, он подхватил ее на руки и понес в спальню.
— Дорис, любимая, я безумно хочу тебя, — прошептал он, с удивлением глядя на то, как ее дрожащие пальцы расстегивают пуговицы его рубашки, ловко справляются с пряжкой ремня, а затем опускаются к молнии его брюк. — Ну вот и хорошо. А ты упрекала меня в том, что я подавляю твою инициативу, — шутливо произнес он, пытаясь справиться с застежкой ее бюстгальтера.
— Больше не будет никаких упреков, — хриплым голосом произнесла Дорис, прижимаясь щекой к его обнаженной груди и с наслаждением вдыхая запах его кожи.
Губы его уже прокладывали дорожку между ее грудей, опускаясь все ниже и ниже. Впереди их ждало ни с чем не сравнимое блаженство слияния…
Потом они долго стояли под душем. На миг очутившись в кольце его сильных рук, Дорис порывисто сказала:
— Благодарю тебя, любимый.
— За что? — поинтересовался Рикардо, целуя ее мокрое плечо.
— За то, что ты любишь меня, — просто сказала она.
— Ты такая невероятно красивая, что у меня дух захватывает от восторга всякий раз, как я вижу тебя.
— Прости, Рикардо, но я ужасно проголодалась, — виновато прошептала она ему на ухо. — Ты в состоянии соорудить два бифштекса, пока я быстренько приготовлю какой‑нибудь салат?
— А ты сомневаешься? — Рикардо мстительно куснул ее за верхнюю губу. — Я бог гурманов, и у меня диплом шеф‑повара в кармане. Я могу сотворить чудо с любым на свете продуктом! — И не только с продуктом! — блаженно улыбнулась Дорис, выскальзывая из его объятий.
Она забежала в спальню и обмотала себя огромным махровым полотенцем, а когда обернулась, то увидела, как Рикардо набрасывает на себя шелковый халат.
Протянув руку, он на секунду привлек ее к себе, а потом они вместе поспешили на кухню.
Время сомнений, мучительного самокопания и страданий кончилось, и в свои права вступала любовь — вечно юная и неувядающая.