Часть II Ретт Батлер

Глава 1

У каждого человека в жизни своя дорога.

У одних она легкая и прямая, у других извилистая и тяжелая.

После того, как Ретт Батлер, поссорившись с отцом, покинул Чарльстон, он и сам не мог сказать, что его ждет впереди. Но он смело смотрел в будущее.

Он был уверен в своих силах, был уверен в том, что впереди горит яркая звезда удачи, и ее свет согреет его и спасет от всевозможных неприятностей и несчастий.

Да, жизненная дорога Ретта Батлера не была легкой и прямой, но он сам ее выбрал. И поворачивать назад не хотел, да и сложно это было сделать — отец проклял его и выгнал из дому.

Ретт Батлер простил отца. Он понимал, что отец в чем-то был прав.

Но знал Ретт Батлер и то, что и он сам был прав.

Он не чувствовал себя виноватым, так как справедливо полагал, что они с отцом — люди разных поколений — имеют разные взгляды на жизнь, разные ценности.

Нет, Ретт Батлер и не хотел прожить тихо и спокойно в Чарльстоне и там же умереть.

Ему хотелось испытаний, ему хотелось переживаний, ярких чувств. Ему хотелось испробовать самого себя в самых сложных и непредвиденных обстоятельствах.


Поэтому из Чарльстона он и двинулся на юг.

И как же здесь, на этих извилистых дорогах, теряющихся в пыли, пригодился ему его талант, талант меткого стрелка, и отчаянный характер.

Ведь Ретт Батлер ничего не боялся. Он всегда трезво оценивал опасность и пытался найти выход. И это ему всегда удавалось.

Звезда удачи, горящая над его головой, еще ни разу не померкла и не отвернула от него свои искристые лучи.


Дороги, дороги, дороги… Сколь их на необъятных просторах земли.

Конечно, Ретт Батлер понимал, что все эти дороги ему не пройти, что надо найти ту, единственную, которая принадлежит только ему.

И он упорно колесил по стране, менял города, поселки, менял штаты, графства, пытаясь обрести свой истинный путь.


Вот и сейчас он ехал на своей лошади по пыльной дороге, приближаясь к границе с Мексикой. Впереди, в золотистом мареве, появились очертания маленького городка.

«Скорее туда, — сам себя подгонял в мыслях Ретт Батлер, — я уже сильно устал. Лошадь едва плетется, солнце палит нещадно. И мне, и моей лошади требуется отдых, хотя бы недолгий, а потом… Потом я снова двинусь в путь и буду искать свое счастье, убегающее и ускользающее из рук».

Когда до городка оставалось четверть мили, Ретт Батлер почувствовал, что в его душе поселилась еще неясная, едва уловимая тревога.

А он, странствуя по необъятным просторам, попадая во всевозможные передряги, часто кровавые, смертельно опасные, уже привык полагаться на свою интуицию.

И если она подсказывала ему, что впереди ждет опасность, он напрягался, его взор вспыхивал, становился проницательным и осторожным, а движения быстрыми и решительными.

На въезде в городок он придержал лошадь, натянул поводья.

«Вот и колодец», — отметил про себя и направил лошадь к нему. Та почувствовала воду, заржала и пошла быстрее.

Ретт Батлер натянул поводья и соскочил на землю.

Колодец был очень глубок. Он вытащил деревянное ведро с водой, небольшим медным черпаком набрал воды и сделал несколько глотков. Вода была леденяще-холодной. От этого неожиданного перепада температур даже заломило зубы.

Ретт Батлер довольно ухмыльнулся и пристально огляделся вокруг.

Городок, на окраине которого он находился, казался вымершим. Пыльная улица, беленые известкой дома с наглухо закрытыми окнами… Вот улицу перебежал бродячий пес, он увидел Ретта Батлера и его лошадь, почему-то жалобно заскулил, поджал хвост и скрылся между домами.

«Странный городок, — подумал Ретт Батлер, — слишком уж он тихий. Это, скорее всего, не к добру».

Из-за угла одного из домов выскочил черноволосый мальчонка лет шести-семи. Ребенок испуганно оглянулся по сторонам, увидел Ретта Батлера, но не проявив к его появлению внимания, осторожно пересек пыльную улицу и остановился у беленого известкой дома с наглухо закрытыми окнами.

У стены на коновязи было навязано несколько лошадей под седлами. Мальчонка прильнул к щели в дощатой ставне и что-то долго высматривал. Потом бросился к небольшому люку, подтянулся на руках и ввалился в дом.

И сразу из дома послышались крики:

— Ах, мерзавец! Это опять ты! А ну, пошел вон отсюда! — кричал мужчина.

За криком последовал звук удара и следом детский плач.

— Не надо, не надо, я пришел к маме.

— Вон, пошел вон! Грязная скотина! — гремел мужской голос.

Дверь со скрипом распахнулась, и мальчонка вылетел на улицу. Он упал на пыльную дорогу под палящее солнце.

Ретт Батлер задержал медный ковшик у рта, пристально наблюдая за происходящим.

Наконец, дверь в доме распахнулась во всю ширину и из низкого домика вышли трое мужчин. Одеты они были так, как водится в этих краях.

У каждого — на широких ремнях — револьверы, на головах — широкополые шляпы. На ногах — сапоги со шпорами.

— Мерзавец! Я тебя! — проревел небритый толстяк, толкая мальчонку ногой в спину.

Ребенок споткнулся, перевернулся и упал в пыль. Быстро вскочил, и с ревом побежал по улице к такому же низкому беленому дому на противоположной стороне улицы.

Вдруг мальчишка остановился, развернулся и направился опять туда, откуда слышались женские крики.

— Верните! Верните моего сына!

— Пошел вон, мерзавец! — закричал небритый снова, выхватывая из кобуры тяжелый револьвер и трижды выстрелил под ноги ребенку.

От каждого выстрела пыль вздымалась желтоватыми фонтанчиками. Ребенок испуганно взвизгнул и стремглав бросился в обратную сторону.

— Ух, мерзавец, как я его ненавижу, — сказал один мужчина другому.

Тот в ответ только захохотал.

Из дома на противоположной стороне улицы выскочил мужчина в такой же белой одежде, как и ребенок, только на плечах у него еще было темное пончо. Мужчина подхватил мальчика на руки и стал гладить его и утешать.

— Успокойся, успокойся, малыш. Не бойся, все будет хорошо.

Ретт Батлер перевел свой взгляд на тот дом, откуда выбросили мальчика.

Там за окном, забранном толстой решеткой, стояла молодая красивая черноволосая женщина. Она с выражением страдания смотрела на происходящее на улице. Ее губы подрагивали, а глаза были полны слез.

Мужчины подошли к мальчику и отцу и, выхватив из рук отца ребенка, небритый ударил рукояткой револьвера мужчину в лицо. Тот покачнулся и упал на раскаленную землю.

— Я сколько раз тебе говорил, чтобы ты исчез отсюда! Грязная свинья! Шелудивый пес! — кричал мужчина и наносил один удар за другим по лежащему мужчине в белой одежде.

Тот уже даже не сопротивлялся, а только прикрывал лицо руками.

— Пес! Пес! Пес! — кричал небритый мужчина.

Револьвер в его руке поблескивал, а на толстом лице выступили капли пота.

Наконец, явно устав избивать беззащитного человека, он сплюнул и огляделся.

И тут его взгляд встретился со взглядом Ретта Батлера. Ретт Батлер несколько мгновений смотрел прямо в глаза небритому. Но потом отвернулся и, приподняв медный ковш, зачерпнул им воды и принялся пить, при этом продолжая наблюдать за тем, что происходит на улице.

— Пошли! — мужчина развернулся и позвал двух своих товарищей.

И они смело двинулись через улицу к зданию, из окна которого смотрела женщина.

Мужчина, валявшийся посреди улицы, тяжело поднялся, отряхнулся, подхватил на руки хныкающего мальчика.

— Пойдем, дорогой, — зашептал он, — ведь это же не люди, это мерзавцы и сволочи. Пойдем скорее в дом, пойдем! — и он понес мальчика.

Женщина продолжала смотреть на улицу, ее губы вздрагивали.

Вот ее взгляд встретился со взглядом Ретта Батлера. Мужчина улыбнулся женщине, но та отвернулась и исчезла в черном провале окна, забранного решеткой.

— Н-да, странный городок, — напоив свою лошадь, сказал Ретт Батлер. — Хотя, сколько же таких городков на этой земле — тысячи и тысячи. И везде живут люди, правда, это тяжело назвать жизнью, но что поделаешь, они сами выбрали для себя такую судьбу.

Он посмотрел на короткую тень у своих ног, потом поправил шляпу и, подняв голову, взглянул на безоблачное глянцевое небо, расстилавшееся над ним.

«Когда же, наконец, будет дождь? Его не было, наверное, дней сорок. Дьявольская засуха».

Ретт Батлер еще раз глотнул холодной воды, опустил ковш и деревянную бадью на каменную плиту, взял свою лошадь за повод и, вскочив в седло, медленно поехал по улице.

Его слух поразил какой-то странный звук.

Ретт Батлер даже приподнялся в седле, немного напрягся.

«О, это звонит колокол. Странно, по ком же он звонит?» — подумал он, явно понимая, что в городке кого-то хоронят.

Прямо над улицей, на толстой ветке старого засохшего дерева висела толстая веревочная петля.

Ретт Батлер проезжал на своей лошади прямо под ней.

А над городком плыл звон колоколов. Казалось, этот звук и наполняет городок, оживляет безлюдные улицы, молчаливые, беленые известкой дома, площади, даже оживляет раскачивающуюся толстую веревочную петлю. Над пустынным, как будто вымершим городком, плыл колокольный звон.

Цокот копыт лошади Ретта Батлера казался единственным живым звуком на всей пыльной улице.


Ретт Батлер отряхнул пыль со своего черного узорчатого пончо, продолжая всматриваться в дорогу, вглядываться в безлюдную тишину улицы.

Наконец, он увидел, что из-за угла на улицу выехал мужчина на лошади. Его лицо было непроницаемым, лошадь ступала медленно.

Ретт Батлер, прикоснувшись пальцем к полям своей шляпы, надвинул ее на глаза, чтобы не слепило солнце и чтобы была возможность следить за всем происходящим.

Мужчина безмолвно проехал на лошади рядом с Реттом Батлером. Батлер оглянулся и прочел приколотую на спине всадника надпись:

«Прощай, амиго».

Он скептично улыбнулся, и хотя губы едва заметно дрогнули, взгляд остался холодным и спокойным, он все так же внимательно продолжал вглядываться вперед.

Вдруг наперерез лошади Ретта Батлера, чуть ли не под ее ноги выскочил пожилой лысоватый мужчина в белых одеждах. Он был бос, а в руках сжимал соломенную шляпу.

— Я приветствую тебя, незнакомец, — каким-то странным, немного дрожащим, и в то же время безумным голосом прокричал мужчина, — я приветствую тебя в нашем городке.

Ретт Батлер натянул поводья, лошадь остановилась, как вкопанная, и он пристально посмотрел на мужчину.

— Я звонарь. Меня зовут Хуан Дегирос. Я звонарь, — еще раз представился мужчина, обегая Ретта Батлера вокруг. — Ты едешь к Рохасам? — спросил он и сам ответил: — Нет, ты едешь не к Рохасам. Ты едешь к Бастеру. А может быть, и не к Бастеру.

Мужчина размахивал перед собой указательным пальцем.

— Наверное, ты хочешь разбогатеть? А если так, то ты приехал как раз туда, куда нужно.

Ретт Батлер тронул лошадь, и она двинулась по улице. Мужчина семенящей походкой бегал вокруг всадника.

— Я говорю тебе, что ты приехал именно туда, куда надо. Здесь ты можешь и разбогатеть, но можешь и потерять жизнь, потому что все, кто приезжает в наш город, либо становятся очень богатыми, либо совсем мертвыми.

Седоватые грязные волосы незнакомца были растрепаны, ветер шевелил их, а взгляд его безумных глаз не выражал ровным счетом ничего.

— Наверное, ты решил торговать оружием, не правда ли? — не унимался он. — А вообще-то нет, ты собираешься его покупать? Нет, ты не покупаешь оружие, скорее всего, ты продаешь, а?

Мужчина обращался к Ретту Баттлеру, явно не надеясь, что всадник снизойдет до ответа.

Лошадь Ретта Батлера неспешно двигалась вперед.

Незнакомец, наконец, отстал. Но в спину Ретту Баттлеру все еще летели его выкрики:

— Или ты здесь разбогатеешь, или тебя убьют. Одно из двух, третьего не дано. А я человек божий, звонарь, человек божий, звонарь…


Ретт Батлер еще глубже надвинул шляпу на глаза и покрепче сжал поводья своей лошади. Он постепенно углублялся в городок и, не поворачивая головы, взглядом следил за закрытыми окнами.

Из-за запыленных и грязных стекол на него смотрели измученные и запуганные лица женщин, детей, стариков. Их глаза припадали к щелям в дощатых дверях, к стеклам окон.

— Да, странный городок, — вновь произнес Ретт Батлер, прикоснувшись указательным пальцем к давно небритому подбородку.

Лошадь вывела Ретта Батлера на одну из центральных улиц.

Здесь расхаживали пестрые куры, ковыряющиеся в горячей пыли, бегали бродячие собаки.

У одного из салунов было навязано с полдюжины лошадей под седлами, расхаживали мужчины. И у каждого из них на боку висел револьвер.

Наконец, один из мужчин заметил незнакомого всадника и, обернувшись к своим товарищам, указал на него рукой.

— А вот и незнакомец какой-то появился в наших краях.

Он встал на пути Ретта Батлера.

— Приятель, мне кажется, что ты сбился с пути и попал не на ту тропу. Она завела тебя в этот милый городок, — ехидным голосом сказал мужчина.

— Нет, Чак, этот парень ошибся еще тогда, когда появился на свет.

Третий из подошедших к Ретту Батлеру, уперев руки в бока, расхохотался.

— Так, приятель, ты работу не получишь. Здесь такие не нужны.

И мужчины, одновременно выхватив револьверы, принялись стрелять под ноги лошади.

Та испуганно подалась в одну сторону, потом в другую, но Ретт Батлер, натянув поводья, удержал ее.

Мужчины продолжали палить из своих револьверов.

Лошадь понеслась по улице, и Ретт уже не в силах был удержать ее. Да он и не стремился это делать. Проскакав полсотни ярдов, он резко дернул поводья, и лошадь перешла на шаг.

А за его спиной слышался хохот ковбоев.

— Действительно, этот незнакомец — трус. А его лошадь боится револьверной пальбы. Вообще-то, мы его неплохо проучили, будет знать нас.

Ретт Батлер, проезжая у салуна, опустил поводья и, резко выбросив руки вверх, уцепился за горизонтальную, чудом уцелевшую перекладину от разрушенного крыльца.

А лошадь поскакала дальше.

Дверь салуна распахнулась, и Ретт увидел лицо седоусого мужчины, который внимательно смотрел на него.

— Добрый день, — сказал Ретт Батлер, разжал руки и спрыгнул на крыльцо.

— Меня зовут Сильвинит, — представился седоусый мужчина.

Ретт Батлер кивнул. Из-за угла выскочил безумный звонарь их, хохоча и показывая пальцем на Ретта Батлера, стал приседать и вертеться на одной ноге.

— Так, приятель, ты не разбогатеешь, а добьешься только одного…

— Чего же? — мрачно поинтересовался Ретт Батлер.

— А того, что тебя убьют.

Сильвинит развернулся и вошел в салун. Ретт Батлер последовал за ним.

— Мало у нас забот, вас еще не хватало, — раздраженно произнес седоусый и направился к стойке.

Батлер вошел в прохладное полутемное помещение салуна и осмотрелся. Оно было абсолютно пустым, кроме его и хозяина салуна, никого не было.

— Что вы ищете? Зачем прибыли к нам? — с тем же раздражением спросил хозяин.

— Что я ищу? — задумчиво переспросил Ретт Батлер. — Хотел бы немного выпить, поесть и поспать.

— Вода вон там, — кивнул в угол Сильвинит и криво улыбнулся.

— Нет, воды я не хочу пить.

— Да вы все только и умеете, что жрать, да убивать. Да еще пить.

Ретт Батлер не обратил внимание на это замечание, прошел к стойке, рукавом вытер пыльный стул и устало опустился на него, закинув ногу за ногу, вытащил сигару, сунул в рот и прикурил.

— Кстати, хозяин, вам придется* дать мне в долг.

— Все вы, приезжие, одинаковы. У вас никогда нет денег и пьете только в долг.

— Что поделаешь, — пожал плечами Ретт Батлер.

Он поднялся со стула, подошел к столику, накрытому куском зеленого сукна, приподнял его, посмотрел. Рядом лежал венок из засохших листьев. Ретт Батлер поднял шуршащий венок и приложил к своей голове.

— Наверное, приятель, ты сможешь заработать и рассчитаешься со мной.

— Надеюсь, — сказал Ретт Батлер, отбрасывая шуршащий венок.

— Кто-нибудь обязательно наймет тебя, чтобы ты кого-нибудь ухлопал. Тогда ты заработаешь деньги и сможешь рассчитаться со мной.

Хозяин уже вытащил из-под стойки небольшой поднос, на котором стояла бутылка виски и невысокий стаканчик.

— Когда-то это был столик для рулетки, — с горечью произнес хозяин, ставя на зеленое сукно поднос, — но сюда уже давным-давно никто не приезжает поиграть. Его убили… У нас все время в городке все заняты то похоронами, то отпеванием.

— Приходилось мне бывать в таких городках, видал я их.

Хозяин покачал головой, его взгляд, действительно, был горестным, в нем было разочарование и недовольство подобным положением вещей.

Ретт Батлер переставил поднос с рулеточного столика на обыкновенный рядом. А потом взял кусок зеленого сукна и вновь накрыл столик.

— Ничего, я думаю со временем он тебе понадобится, — заметил он, взглянув на хозяина салуна.

Тот в ответ только пожал плечами и кивнул на поднос с бутылкой.

— Возможно, ты, приятель, видел много всяких городков, но такого, как наш, ты не видел никогда.

— А чем же он так плох? — наполняя стакан, поинтересовался Батлер.

— Такого, как этот, ты не видел, здесь жутко, много убийств. Ты видел местных женщин?

Ретт Батлер кивнул.

— Это не женщины, это вдовы. И уважение завоевать в нашем городке можно только одним способом.

— Каким же? — Батлер еще наполнил стаканчик.

— Только одним — убить кого-нибудь. Здесь уже давным-давно никто не работает, никто ничем, кроме как убийствами и похоронами не занимается.

И тут Ретт Батлер и хозяин салуна услышали стук молотка.

Ретт Батлер улыбнулся.

— По-моему, хозяин, кое-кто в этом городке совершенно не разделяет вашего мнения и продолжает работать.

— Да? Ты так думаешь? — ехидно засмеялся хозяин, подошел к ставням и распахнул окно.

Прямо во дворике салуна Ретт Батлер увидел старика с седой клочковатой бородой, который сколачивал гроб. Рядом с ним у стены стояло несколько готовых гробов. Старик с изумлением вскинул свой взгляд на хозяина и на посетителя салуна, потом растерянно и виновато улыбнулся и развел руками, в одной из которых был тяжелый молоток, а в другой поблескивал гвоздь.

— Знаешь, приятель, вот только он один у нас в городке и работает.

Старик рассмеялся и принялся заколачивать гвоздь, а Сильвинит захлопнул ставни.

— Только он один и работает. Теперь у него такой опыт работы, что он не снимает мерку, а делает все на глаз и всегда точно.

Ретт Батлер согласно закивал головой, явно поверив хозяину салуна.

А тот, видя расположение незнакомца, заспешил к стойке и принес тарелку с сыром. Поставив ее перед Реттом Батлером, вытащил из своего пончо небольшой стаканчик и плеснул себе.

Выпив виски, хозяин сказал:

— Ты, приятель, можешь стать его клиентом.

— Ты уверен? — скептично переспросил Батлер.

— Думаю, что да. Из этого городка ты можешь выйти только в одном виде.

— В каком же? — улыбнулся Ретт Батлер.

— А в виде трупа. Вот в одном из этих гробов, которые старик уже сделал. Так что, приятель, доедай, пей — и лучше убирайся отсюда. Подальше.

— Нет, — вытирая рукавом губы, сказал Ретт Батлер, — мне это не подходит. Я ведь говорил, что заплатить не смогу.

— Тогда считай, что я тебя угостил, — рассмеялся хозяин.

Но смех его был горьким и безрадостным.

— Уезжай, приятель, из Сан-Мигеля. Уезжай как можно скорее, уноси ноги, если хочешь остаться в живых, а не лежать на местном кладбище. Сан-Мигель не то место, где можно отдохнуть и поработать. Ты уж поверь, приятель. Поверь старому Сильвиниту.

— Что ж, я верю, — Ретт Батлер поднялся из-за стола, огляделся вокруг и рукой, в которой тлела сигара, указал на лестницу, ведущую на второй этаж.

— А это что такое?

— Это лестница на балкон.

— На балкон? — переспросил Ретт Батлер и начал подниматься.

Хозяин последовал за своим гостем.

— А зачем тебе туда? — осведомился он.

Ретт Батлер пожал плечами.

— Хочу взглянуть, ведь с высоты все выглядит иначе.

— Ну, если тебе так хочется, то, пожалуйста, выйди.

Ретт Батлер поднялся на балкон и осмотрел площадь, на которой толпилось полдюжины вооруженных людей, рядом с ними были привязаны лошади. Люди выносили из одного здания на улицу и затем грузили в фургоны небольшие тюки.

— Это кто? — отвернувшись от ярко освещенной знойным солнцем площади, поинтересовался Батлер, глядя в глаза Сильвиниту.

Тот спокойно, как будто говорил о чем-то обычном и привычном произнес:

— Как это кто? Бандиты. Разве не видно по их рожам. Бандиты и контрабандисты. Они приезжают сюда из Техаса, переходят границу, привозят оружие, здесь его мало. А потом продают оружие и спиртное индейцам.

Ретт Батлер вновь посмотрел на ярко-освещенную площадь, на которой суетились вооруженные до зубов люди.

— Если город, торгует спиртным и оружием, значит, город должен быть богатым, — заметил Батлер, продолжая наблюдать за происходящим.

— Нет, ты ошибаешься. Богатые здесь только боссы.

Сильвинит тоже оперся на перила балкона и принялся следить за происходящим на площади.

— Это естественное, ведь кто-то же должен руководить в городе. Если есть города, значит должен быть и босс, — затягиваясь сигарой, заметил Батлер.

— Да, это хорошо, если есть босс, но только дело в том, — сказал Сильвинит, — что у нас их целых два.

— Два босса? — обернувшись к Сильвиниту, переспросил Батлер.

— Да, два, — и хозяин салуна показал два пальца.

— Два босса — это очень интересно, — глядя на толстые пальцы хозяина салуна, сказал Батлер.

— Да, интересно, это как раз то слово. Ты правильно, приятель, сказал. Вот эти трое, — хозяин указал на площадь, — братья Рохас. Вот эти, — хозяин посмотрел в другой конец ярко освещенной площади, где тоже стояли вооруженные всадники, — это Бакстеры. Мне кажется, ты с ними уже успел познакомиться.

— Да, вроде бы с этими, — вглядываясь в вооруженных людей, ответил Батлер, — да-да, это они, именно с ними я познакомился.

— Тебе, приятель, повезло. Обычно они издеваются не над лошадью, а… — хозяин замялся, — и тогда ты становишься заказчиком для гроба. А этот старик, я же тебе говорил, он делает гробы, даже не снимая мерки. Так что с этим в нашем городке, в нашем Сан-Мигеле, все в порядке.

— Что, ты хочешь сказать, что у вас еще пока без гробов не хоронят?

— Почему, хоронят по-всякому. Но если человек хороший, то его можно похоронить и в гробу, — хозяин горько улыбнулся. — Они, эти Бакстеры и Рохасы, собирают все дерьмо, которое ошивается по обеим сторонам границы, и платят им доллары.

— Значит, — вновь затянулся сигарой и принялся размышлять Ретт Батлер, — Бакстеры там, — он кивнул головой влево, — а Рохасы там, — он кивнул головой вправо, а я, получается, нахожусь прямо посередине.

— Ну и что из того? — явно не понимая, к чему клонит Батлер, сказал Сильвинит.

— Мне кажется, что этот сумасшедший звонарь скорее всего прав и, наверное, я и создан для такого города, — затягиваясь сигарой и выпуская голубоватый дым, философски произнес Ретт Батлер.

А на площади продолжали суетиться Рохасы, а на другом ее конце — Бакстеры.

— Наверное, ты хочешь сказать, — заметил хозяин, — что я буду отговаривать тебя и скажу, что не стоит даже пробовать?

Ретт Батлер улыбнулся и посмотрел на Сильвинита немного снисходительно, но в то же время с нескрываемым уважением, потому что он явно не ожидал подобной проницательности от хозяина салуна.

— А кто из них сильнее, Бакстеры или Рохасы? — поинтересовался Ретт.

Сильвинит задумался, потом сказал:

— Собственно говоря, скорее всего Рохасы, ведь ими руководит Рамоно.

— Рамоно? — как бы беря на заметку, произнес Батлер.

— Да-да, Рамоно, это самый главный у них.

— Ах, Рамоно… Хорошо, — Ретт Батлер снова вставил в зубы сигару.

Через четверть часа, все так же сжимая в крепких белых зубах сигару, Ретт Батлер распахнул дверь салуна и вышел на ярко освещенную знойным солнцем площадь Сан-Мигеля. Он несколько мгновений постоял на крыльце, потом неторопливо двинулся, пересекая площадь, в ту сторону, где были вооруженные люди.

— Дон Мигель Рохас! — негромко сказал он, — я слышал, что вы нанимаете для работы вооруженных людей. Но хочу предупредить, что я стою очень немало, — и вновь вставив сигару в зубы, он двинулся по площади.

В одной из узких улочек он увидел старика, который строгал доски для гробов. Старик что-то распевал, явно довольный жизнью, ведь кому-кому, а ему работы в Сан-Мигеле хватало, он даже не успевал справляться со всеми заказами.

Старик посмотрел на Ретта Батлера, а тот приветливо улыбнулся ему и бросил:

— Приготовь три гроба, они скоро понадобятся.

Старик с недоумением развел руки в сторону.

— Сколько-сколько?

— Три, — и Ретт Батлер показал три пальца.

— Ах, три, — воскликнул старик, — три так три, у меня готова целая дюжина. Только надо будет подобрать, какой кому подходит.

— Вот и подберем, — Ретт Батлер поправил свою широкополую шляпу, надвинул ее поглубже на голову, отряхнул пыль со своего пончо и, звякая шпорами, медленно двинулся по центральной улице.

Хозяин салуна, опираясь на низкую дверь своего заведения, пристально следит за каждым движением Ретта Батлера.

«Господи, что же он задумал, этот незнакомец? У него такое решительное лицо и такие уверенные движения, что сразу видно, это человек бывалый и за себя постоять сможет. Но больно уж он отчаянный и задумал он что-то явно опасное. Жаль мне его, жаль…»

Хозяин салуна даже прикрыл глаза ладонями и сквозь щели между пальцами продолжал пристально следить за тем, куда же движется его гость.

Ретт Батлер, пряча руки под пончо, остановился ярдах в пятнадцати от тех трех мужчин, которые стреляли под ноги его лошади, издевались над ним.

— Привет, амиго, — сказал Ретт Батлер, обращаясь к тому, кто на вид был самым главным среди бандитов.

— Слушай, амиго, нам очень не нравится, что какие-то мерзавцы и негодяи ходят по нашему городу, — сказал мужчина Батлеру.

Батлер никак не реагировал на это замечание, только передвинул сигару из одного угла рта в другой.

— А где твоя лошадь? Она, наверное, со страха сбежала?

— Вот именно об этом я с вами и хотел поговорить, — спокойно и мягко начал разговор Ретт Батлер.

— Что? Ты с нами хочешь поговорить? — мужчины скептично рассмеялись. — Ну-ну, попробуй.

— Знаете, — тихо и спокойно продолжил Ретт Батлер, — мой конь очень пуглив, ему не нравится, когда над ним издеваются и когда стреляют ему под ноги и, наверное, господа, он на вас обиделся.

— Что он несет? — обратился мужчина к другому.

Его приятель пожал плечами и сплюнул себе под ноги.

— Наверное, он шутит.

— Нет, господа, я не шучу. — Ретт Батлер вытащил руку из-под пончо и взяв сигару в пальцы, посмотрел на нее и выбросил. — Я-то, господа, прекрасно понимаю, что вы шутили, но мой конь этого ведь не понимает. Не понимает и все! — Ретт Батлер прикоснулся указательным пальцем к краю шляпы, немного сдвинув ее на затылок. — И поэтому, господа, я бы хотел, чтобы вы извинились перед моей лошадью.

Четверо вооруженных мужчин засмеялись, их смех был наглым и вызывающим, они явно чувствовали свое превосходство над Реттом Батлером и смеялись, глядя прямо ему в глаза.

Ретт Батлер не спеша откинул пончо через плечо и мужчины увидели, что у него, как и у них, на правом боку кобура, из которой торчит массивная рукоятка револьвера.

— По-моему, это нехорошо, что вы смеетесь, — уже совершенно другим, ледяным и злым голосом сказал Ретт Батлер. — Мой конь сдуру может решить, что вы смеетесь не надо мной, а над ним, а он этого очень не любит. Так может, вы все-таки извинитесь? — голос Ретта Батлера звучал хотя и негромко, но очень угрожающе.

Смех сразу же стих. Мужчины напряглись, пытаясь понять, чего же хочет от них этот незнакомец. Ведь они даже не могли подумать, что Ретт Батлер будет с ними драться, силы-то были совершенно неравны, их было четверо, и они все были вооружены, а Ретт Батлер один и стоял прямо перед ними.

— Тогда, господа, я постараюсь и, может быть, смогу убедить своего коня в том, что вы ничего плохого не хотели. Но для этого вы должны обязательно извиниться.

Над площадью воцарилась гнетущая тишина. Все, кто только был, пристально следили за происходящим.

Мужчины не двигались.

Ретт Батлер тоже замер.

Все понимали, что сейчас произойдет что-то ужасное. Но все боялись помешать этому, боялись сдвинуться с места и как загипнотизированные следили за происходящим на пыльной площади. Она сейчас казалась ареной Колизея, на которой должна начаться смертельная схватка. Вернее, даже не начаться, схватка уже началась, все должно было приблизиться к ужасному кровавому финалу.

Все напряженно ждали.

У зрителей по спинам пробегали мурашки. Хозяин салуна вышел на улицу и, прильнув щекой к столбу, приложив руку козырьком к глазам, неотрывно следил за каждым малейшим движением своего гостя и четверых мужчин перед ним.

Мужчины рванулись к револьверам.

Но выстрелы из револьвера Ретта Батлера уже зазвучали, и все четверо рухнули на пыльную землю.

Ретт Батлер провернул свой револьвер вокруг пальца и привычным движением, убедившись, что все четверо бездыханно застыли на земле, вбросил в кожаную кобуру.

Старик-гробовщик, следивший за этой сценой, самодовольно потер руку об руку и улыбнулся:

— Действительно, нужны будут гробы, но, правда, не три, как он заказывал, а целых четыре.

Из двери здания вылетел на улицу мужчина в черном сюртуке и желтой сверкающей жилетке. Он выглядел официально.

— Эй, послушай, что ты сделал? Я все видел, — закричал он, обращаясь к Батлеру, — зачем ты убил четверых людей? Тебя за это вздернут!

Рука Ретта Батлера потянулась к револьверу. Он не спеша вытащил его из кобуры, взвел курок и направил ствол прямо в грудь мужчине в черном сюртуке.

— А кто вы такой? — таким же ледяным голосом, каким Ретт Батлер разговаривал с четырьмя уже неживыми ковбоями, произнес он, обращаясь к мужчине.

— Я Бакстер, я шериф, только не стреляй, — испуганно заговорил мужчина, ощупывая карманы, и наконец, он вытащил шестиконечную звезду шерифа и показал ее Батлеру.

— Ну что ж, коли вы шериф, — спокойно сказал Ретт Батлер, — тогда похороните этих людей.

Он одернул пончо, которое сразу же скрыло кобуру револьвера, развернулся, сунул в рот новую сигару и неспеша двинулся через площадь.

Шериф с недоумением и испугом следил за мужчиной, который вот так спокойно и быстро расправился с четырьмя обидчиками, а потом еще чуть было не всадил пулю ему в лоб.

— Да и откуда такие отчаянные берутся? — шептал он своему помощнику.

Тот испуганно пожимал плечами.

А Ретт Батлер, проходя по площади, заметил гробовщика и поравнявшись с ним, приподнял руку и показал четыре пальца.

— Извини, старик, бывает, иногда и я ошибаюсь. Но ведь ошибка не очень большая, всего на один гроб.

Старик услужливо закивал головой.

Уже через час Ретт Батлер был в доме Рохаса. Он сидел за длинным столом, уставленным питьем и едой. По беленой гостиной расхаживал Рохас, изредка роняя короткие фразы.

— Что ж, ты, конечно, сделал важное дело, спасибо тебе.

— Да нет я, собственно, пока еще ничего не делал, но я же говорил, мои услуги стоят недешево.

— Я согласен, согласен, — ответил Рохас, подходя к невысокому комоду, выдвигая ящик и вытаскивая из него кожаный кошелек. — Здесь сто долларов, сто долларов золотом, — сказал он, закрывая кошелек и бросая на стол к рукам Ретта Батлера.

— Когда я могу приступать? — осведомился Ретт Батлер, отпивая из стакана виски.

— Не спеши, поработать ты еще успеешь.

— Я думаю, — сказал Батлер, — что этих Бакстеров нужно прижать к ногтю именно сейчас.

— Нет-нет, спешить не надо, через несколько дней через наш городок будет проезжать военный отряд, наверное, кавалеристы. А мне не очень хочется, чтобы военные совали свои длинные носы в наши дела.

Ретт Батлер отставил недопитый стакан и встал из-за стола.

— Мне кажется, вы неплохо информированы.

— Да, — самодовольно ухмыльнулся средний Рохас, — дело в том, что в наших краях зачастую жизнь зависит от какой-нибудь маленькой незначительной новости.

Ретт Батлер, пройдя по гостиной, остановился у рыцарских доспехов, стоящих в углу. Вся грудь была в пулевых отверстиях.

— А это что? — поинтересовался Батлер, прикасаясь указательным пальцем к аккуратным отверстиям. — От подобных лат сейчас никакой пользы владельцам, — скептично заметил Батлер, продолжая поглаживать холодный металл.

Рохас рассмеялся.

— Действительно, какой может быть прок от этого железа? Это мой брат Рамоно развлекается подобным способом.

— Кто?

— Мой старший брат Рамоно.

— А, — как бы уже зная, произнес Батлер.

— Он часто развлекается, стреляя в доспехи, конечно, когда ему больше не во что стрелять. Ведь когда карабин в руках Рамоно, то ему нет равных. Он не останавливается ни перед чем.

— Замечательный у вас брат, мне бы очень хотелось с ним познакомиться, — очень вежливо заметил Ретт Батлер.

В это время дверь открылась и на пороге появился плотный мужчина в широкополой шляпе, весь перепоясанный лентами с патронами. На его поясе висело два револьвера.

— Это Чико, один из самых верных моих людей, — сказал средний Рохас. — Иди за ним, он отведет тебя в твою комнату, ведь я хочу, чтобы ты здесь был как у себя дома.

Чико смотрел на Ретта Батлера взглядом, полным недоверия и подозрительности.

— Обрести дом, — это просто здорово, — мечтательным тоном произнес Ретт Батлер, направляясь за Чико.

— Пошли-пошли, — поторопил тот.

Поднимаясь по лестнице, Чико и Батлер услышали негромкий голос женщины, поющей песню.

Поднявшись на галерею, они столкнулись с женщиной, которая пела. Та испуганно замолчала, и ее взгляд встретился со взглядом Ретта Батлера.

Ретт сразу же вспомнил, где он видел эту женщину — она смотрела сквозь зарешеченное окно на улицу, когда этот же Чико бил мужчину и мальчика.

Женщина тоже вспомнила Батлера и тут же, отведя взгляд, заспешила вниз по лестнице.

— Кто это? — поинтересовался Ретт Батлер у Чико.

— А, зовут ее Морисоль, но лучше тебе сразу, приятель, забыть о ее существовании.

Они прошли еще по галерее и Чико, толкнув волосатой рукой дверь, указал:

— Вот это, приятель, будет твоя комната.

Ретт Батлер вошел в помещение с низким потолком.

Кувшин, зеркало, круглое окно, выходящее на балкон. Ретт Батлер огляделся и сразу же, растворив окно, вышел на балкон.

И тут же он услышал голос Чико. Звуки доносились откуда-то снизу.

— Сто долларов! Ты что, Рохас, с ума сошел? Ведь мы еще столько никому не платили, вообще никому! Сто долларов золотом, ты с ума сошел! — кричал Чико возмущаясь. — Как мы себя будем чувствовать вместе с этим грязным гринго в доме?

Но тут Батлер догадался, что этот голос принадлежит уже не Чико, а кому-то другому. Владельца этого голоса он никогда не встречал.

— Ты ничего не понимаешь, — кричал Рохас-средний, — ничего! Лучше, когда он будет на службе у нас, нежели у Бакстеров. Я хочу, чтобы он держался за свое место и ценил его, поэтому и дал ему сто долларов.

— Но для этого ведь есть более дешевый способ — просто взять и укокошить.

Ретт Батлер прижался к стене.

— И кто же это сделает? — послышался голос Рохаса-среднего. — Ты, что ли? — и Рохас расхохотался.

— А почему бы и нет? Выстрел в спину — и он тебе никогда не будет помехой. Я могу это сделать хоть сейчас, тем более, что он этого не ждет и сотня вернется к нам.

— Ты глуп, Эстебан, хоть и являешься мне братом! Глуп! Глуп! — кричал Рохас-средний. — А что будет, Эстебан, если ты немножко промахнешься, и он будет просто ранен? Тогда приедет сюда мексиканская кавалерия, янки и что будет тогда, ты представляешь?

— Но я думал…

— Что ты думал? Что ты думал? — кричал Рохас-средний. — Думаю здесь только я! — и он ударил себя кулаком несколько раз в грудь. — На твоем месте, Эстебан, я бы пошел и познакомился с этим американцем, спросил, может чего ему надо, может, нужна какая-нибудь помощь… Я бы вообще постарался с ним подружиться.

— Зачем мне это? — резко выкрикнул Эстебан.

— Зачем? Пока не вернулся Рамон, в этом городе должно быть тихо. Тихо, ты хоть это понимаешь?

Ретт Батлер стоял у самого окна в гостиную, где разговаривали братья Рохасы.

Но как только он услышал приказ и пожелания Рохаса-среднего, тут же бросился к балкону, подтянулся на руках, взобрался на него и оказался в своей комнате.

Он сразу же бросился к своим вещам и принялся складывать их в сумку.

Эстебан Рохас влетел в комнату без стука.

— Я младший брат, меня зовут Эстебан Рохас.

— Ну и что? — сказал Ретт Батлер, едва бросив взгляд на мужчину.

Он сразу же понял, что Эстебан Рохас отъявленный мерзавец, для которого убить человека не составляет никакого труда.

— Что ты собрался делать? — воскликнул Эстебан.

— Я хочу переехать отсюда, мне не нравится здесь, — бросил Ретт Батлер, перебрасывая сумку через плечо.

— Но ведь все наши люди живут здесь.

— Здесь очень уютно и все ваши люди мне очень нравятся. Но ваш брат сказал мне, что пока я ему не нужен, — ответил Ретт Батлер, покидая комнату.

Эстебан Рохас заскрежетал зубами, не зная, что ему делать.

— Грязный янки, — прошептал он.

Но Ретт Батлер не подал виду, что услышал шепот Эстебана Рохаса.

Глава 2

Прошло два дня в ожидании.

Ретт Батлер устроился жить в салуне. Он целыми днями сидел на крыльце салуна в кресле-качалке, неторопливо покуривая свои сигары, попивая виски…

Хозяин сидел рядом с ним, и они неторопливо разговаривали, обмениваясь кое-какими замечаниями на счет тех, кто проезжал по площади.


Послышался далекий грохот, и Ретт Батлер, приподняв шляпу, посмотрел вдаль. В конце улицы клубилась пыль и мчался довольно большой отряд мексиканской кавалерии. Четыре лошади тащили тяжелый фургон.

Отряд остановился на площади. Ретт Батлер и хозяин салуна слышали, как сержант, подскакав на лошади к капитану, отдал ему честь.

— Я жду ваших приказаний, капитан.

— Скажи всем, что мы будем ночевать здесь, в городке. И обязательно выставить двойную охрану рядом с экипажем, чтобы никто к нему не подходил — никто.

— Слушаюсь! — ответил сержант и тут же принялся отдавать приказания.

— Интересно, что они везут в своем экипаже? — произнес Ретт Батлер, обращаясь к хозяину салуна.

Тот усмехнулся.

— Пойди и посмотри, если вдруг тебе выстрелят в лоб — значит золото, — ехидно заметил хозяин салуна.

— Что ж, неплохая мысль.

Ретт Батлер отхлебнул виски, поставил стакан на стол, поднялся с кресла-качалки и направился через площадь к экипажу, рядом с которым стоял солдат.

Ретт Батлер подошел и остановился рядом, пристально глядя на белую лошадь, потом он склонился к голове лошади и заглянул во влажный бархатистый глаз.

Солдат с удивлением наблюдал за действиями янки.

Когда тот отошел, солдат тут же подошел к лошади и стал заглядывать ей в глаза, а Ретт Батлер в это время отодвинул край ткани, которая затягивала окошко экипажа, и попытался заглянуть внутрь.

Но из экипажа высунулся вороненый ствол револьвера и уперся ему прямо в переносицу.

— А ну пошел вон отсюда, грязный янки! — послышался голос сержанта.

— Здравствуйте, — приподняв шляпу, попытался улыбнуться Ретт Батлер, отвернулся и зашагал опять к салуну.

— Ну что? — поинтересовался хозяин салуна.

— Наверное, ты кое в чем прав, наверное, в экипаже золото.

— Жаль, тебя же могли убить.

— Так чего же тебе жаль?

— Жаль, что я ошибся, — немного иронично рассмеялся хозяин салуна в свои седые усы.

— Мне кажется, вот об этом-то и не стоит горевать. Не убили сейчас, убьют попозже, если, конечно, смогут.

Ретт Батлер опустился в свое кресло и поднял стакан с теплым виски.


Вечером Ретт Батлер лежал в одной комнате с хозяином салуна. Тот поднялся с кровати и стал одеваться.

— Не спишь? — поинтересовался он у Батлера.

— Нет, не спится, что-то.

— Наверное, тебя что-нибудь волнует?

— Да, меня занимает одна мысль.

— Интересно, какая? — осведомился хозяин салуна.

— Мне интересно знать, что же хранится в этом экипаже.

— Знаешь, приятель, я задал пару вопросов капитану, так меня за это чуть не арестовали, — натягивая рубаху, сказал Сильвинит.

— А кто такая Морисоль, — после довольно длинной паузы поинтересовался Ретт Батлер.

— Морисоль? — Сильвинит криво усмехнулся.

— Мне кажется, тебе не стоит даже об этом думать, потому что это слишком опасное дело даже для тебя, — явно догадываясь о том, что задумал Ретт Батлер, предостерег его хозяин салуна.

— Я же просто спросил, кто она такая.

Хозяин салуна улыбнулся.

— Она просто женщина, если ты хочешь простой ответ. Рамон безумно влюблен в нее, просто безумно.

— Странно, все в этом городе только и говорят о Рамоне. Кто же он такой, этот Рамон? — затягиваясь уже начинавшей угасать сигарой, произнес Ретт Батлер. — Интересно было бы познакомиться с ним.

Хозяин поднял с пола кувшин, плеснул воды в таз и принялся умываться.

— Приятель, если ты умный человек, тогда ты будешь держаться как можно дальше от Рамона. Как можно дальше, — отфыркиваясь сказал он, предостерегая Ретта Батлера от опрометчивых шагов.

И вдруг в комнате послышался какой-то едва слышный стук.

— Что это такое? — глянув в потолок спросил Батлер.

Сильвинит подошел к окну, отодвинул штору и выглянул на улицу. Там медленно двигался экипаж, охраняемый эскортом всадников.

— Что-то слишком тихо они уезжают, — заметил Сильвинит.

— Так это все-таки экипаж? — сразу догадался Батлер, вскакивая с кровати.

— Странно, странно… они направились в сторону границы, — рассуждая сам с собой, произнес Сильвинит.

Ретт Батлер в это время уже натягивал на голову шляпу и, ничего не говоря, направился из спальни вниз.

— Эй, погоди, приятель!

— Я даже простыни не испачкал, — ухмыльнулся Батлер.

— Погоди-погоди, я не о том. Я хочу поехать вместе с тобой.

— Что, и тебя заинтересовало это дело?

— Да нет, я просто хочу посмотреть, как ты попадешь в беду, — и Сильвинит, схватив пончо, бросился вслед за Батлером.

Через несколько минут, Сильвинит и Ретт Батлер уже мчались по пыльной дороге, пытаясь обогнать экипаж и всадников, сопровождавший его. Они, конечно же не могли помчаться по той дороге, по которой ехал экипаж, и поэтому им пришлось пробираться узкими горными тропами через перевалы, по скалам под палящими лучами солнца.

Через несколько часов они увидели внизу экипаж и солдат. Те остановились на берегу мелкой, но довольно широкой реки.

С другой стороны реки к ним мчались, поднимая тысячи сверкающих брызг, два экипажа и дюжина всадников.

Мексиканские кавалеристы размахивали руками, офицер на своем вороном жеребце подъехал к самой воде, приложил руку к глазам, пристально вглядываясь в лица приближающихся всадников.

— Такое впечатление, будто они в ковбоев и в индейцев играют, — сказал Сильвинит, указывая пальцем на маневры, происходящие на берегу реки.

Мексиканские солдаты открыли дверь своего экипажа и вытащили два тяжелых ящика.

К капитану подскакал офицер, но на нем была форма американской армии. Они поприветствовали друг друга.

— Лейтенант, надеюсь, что оружие, которое вы нам привезли, сгодится, ведь мы в нем так нуждаемся.

— А как золото? — осведомился лейтенант, гарцуя на белой лошади прямо перед капитаном.

— С золотом все в порядке. Доставлено как и договаривались, — солдаты поставили на землю два тяжелых ящика.

— Что ж, тогда, наверное, мы вначале проверим вооружение, а потом вы пересчитаете золото.

— Хорошо, — сказал лейтенант американской армии и взмахнул рукой.

И тут же из фургонов выскочили вооруженные люди и принялись буквально расстреливать ничего не ожидавших мексиканских кавалеристов.

Те пытались убегать, но пули настигали их, и они один за другим падали — кто в воду, кто на каменистый берег.

Побоище длилось не очень долго.

Мексиканские кавалеристы даже не успели выхватить свои револьверы, они все были убиты в считанные мгновения. Никому не удалось уйти.

Ретт Батлер и Сильвинит с изумлением наблюдали за этой бессмысленной кровавой бойней.

Потом они увидели, как люди, вооруженные револьверами, расхаживали среди раненых мексиканских кавалеристов и добивали их выстрелами в голову и в грудь.

— Что же это может быть? — спрашивал Салутас, боясь смотреть на бойню.

— Как это что? Просто одни люди решили заработать, а другие не смогли, — ответил Ретт Батлер, он уже все понял.

Наконец, из фургона выскочил мужчина в мундире лейтенанта.

— Эй, быстро наведите здесь полный порядок, — приказал он своим людям, — и можете переодеться. Только сделать все надо так, будто они погибли от междоусобицы. Вам понятно?

— Конечно, все сейчас будет выглядеть в лучшем виде.

Мужчины, только что стрелявшие в мексиканских кавалеристов, стягивали и сбрасывали на землю мундиры американской армии. Они растаскивали в разные стороны трупы, добивали тех, кто еще подавал признаки жизни.

А мужчина из фургона расхаживал среди этого побоища так, как будто бы он и был его автором и хозяином всего, что здесь происходит.

Вдруг один из раненых резко поднялся на ноги и прижимая руку к боку, бросился бежать с места бойни. Казалось, еще несколько мгновений, и кавалерист сможет взобраться на скалу и сразу же сделается недосягаемым для бандитов.

А то, что это были бандиты, Ретт Батлер и Сильвинит поняли сразу же.

— Карабин! — закричал мужчина из фургона. — Карабин мне, свиньи!

Тут же услужливо ему бросили карабин.

Когда оружие оказалось в руках мужчины из фургона, он сразу же вскинул его на плечо и почти не целясь выстрелил.

Мужчина, карабкавшийся на скалу, замер на месте и с истошным криком рухнул вниз.

— Вот сейчас, Хулио, полный порядок, — сказал мужчина и бросил карабин своему напарнику.

— Вот это и есть Рамон, — сказал Сильвинит.

Ретт Батлер кивнул.

— Спасибо, Сильвинит, я догадался об этом еще раньше.

В полдень того же дня Ретт Батлер стоял у высокого крыльца дома, где жили братья Рохасы и где размещалась вся их банда.

Рамон вышел на высокое крыльцо, взглянул на Ретта Батлера.

— Вот это он, — сказал средний Рохас.

— Этот? — глянув на своего брата и получив утвердительный кивок, Рамон быстро сбежал по ступенькам. — Так это ты? — он остановился в нескольких шагах от Батлера.

— Да, это я, — сказал Батлер, глядя в глаза Рамону.

— А это мой брат Рамон, о котором так много говорят, — сказал Рохас-средний.

— Много слышал о вас, — сказал Ретт Батлер.

— Да и о тебе много говорят.

— Надеюсь, хорошо? — улыбнулся Ретт Батлер. — Как вы съездили? Дорога была не слишком утомительной? — спросил Ретт Батлер.

— Да, дорога была не очень, а дилижансы, по-моему, не лучшее средство для передвижения.

— Но я надеюсь, вы быстро придете в себя, — улыбнулся Ретт Батлер, следуя за Рамоном Рохасом.

— Хотелось бы надеяться на это, — ответил Рамон, поднимаясь на террасу дома, где стоял стол, уставленный едой и выпивкой.

За столом уже сидели знакомые Ретту бандиты, которых он видел на берегу реки.

А в углу стола сидел Эстебан Рохас, который тут же поднялся со своего места, завидев Рамона.

— Я пригласил этих Бакстеров сегодня на ужин. И самое интересное, Рамон, они приняли приглашение.

— Кто просил это делать? — воскликнул Рамон.

— Я, — сказал Эстебан.

Рамон напрягся, оглядел всех собравшихся потом криво и недовольно улыбнулся.

— Знаешь, Эстебан, я долго думал о нашей жизни, пока трясся в этом чертовом дилижансе. И знаешь, к какому выводу я пришел?

Эстебан пожал плечами.

— Откуда же, Рамон, мне знать, какие мысли бродят у тебя в голове.

— Так вот, я пришел к мысли, что мы очень плохо живем. Все время стреляем, убиваем друг друга. Не нравится мне все это, не нравится.

— Что, тебе хочется жить вместе с этими Бакстерами? — закричал Рохас-младший.

— Да нет, не то, чтобы мне с ними хотелось бы жить вместе, но мне не хочется никого из них убивать.

— Но ведь я же уже пригласил их на ужин. Чико, они придут? — Эстебан обратился к одному из людей.

Чико осклабился.

— Да, сказали, что непременно будут.

— Понимаешь, Эстебан, я хочу, чтобы ты сообразил, что жизнь — это штука бесценная, совершенно бесценная, — расхаживая вокруг стола, говорил Рамон. — А места в этом городе довольно много и его хватит на всех. На всех без исключения — и он хлопнул по плечу одного из своих людей. — Я правду говорю, Хулио?

Тот согласно закивал, но, правда, чуть не подавился куском мяса.

— И именно по этой причине я решил повесить свой карабин на стену. Жизнь — действительно прекрасная вещь.

— По-моему, у Рамона здравая идея, — воскликнул Рохас-средний, — по-моему, убийств и так хватает, и с ними надо кончать, — говорил Рохас-средний.

— А по-моему, все это очень трогательно, — каким-то мягким и задушевным голосом произнес Ретт Батлер, глядя в лицо Рамона.

— Ты что, не сторонник мира? — немного недоверчиво посмотрел в глаза Ретту Батлеру Рамон.

— Трудно любить то, о чем ты ничего не знаешь, — потер щетинистый подбородок Батлер, но свой взгляд не отвел.

— Останься, приятель, в Сан-Мигеле и, может быть, тогда у тебя появится этот опыт и ты будешь знать, что такое жизнь без убийств, без войны, без гонок, без всей этой дряни и крови.

— Нет, спасибо, — Ретт Батлер сунул сигару в угол рта, — спасибо, Рамон. Наверное, мне все же с вами не по дороге, я поеду, — он развернулся, но проходя мимо Рохаса-среднего остановился, вытащил из кармана кожаный кошелек, завязанный шнурком, и подал его Рохасу.

— Вот ваши деньги, Дон Мигель. Правда, немного я истратил, но только немного.

Рохас-средний посмотрел на Ретта Батлера с нескрываемым изумлением. Подобного он никогда еще не видел, чтобы деньги отдавали вот так легко.

— Дон Мигель, я не тот человек, который берет деньги, которые не заработал. А эти деньги, — Ретт Батлер пожал плечами, — я их не заработал, так что извините.

Мигель сжимал в руках увесистый кошелек, а Ретт Батлер спокойно шел через площадь.

— Эй, погоди, приятель! — окликнул его Рамон, поднимая стакан с вином. — А куда ты так спешишь? Куда ты все-таки так спешишь? — вновь окрикнул Батлера Рамон. — Останься хотя бы пообедать с нами, — и он приподнял свой стакан.

— По-моему, это не нужно делать, ведь у Бакстеров, — и Батлер кивнул в другую сторону площади, — четыре человека из-за меня на кладбище, и они будут не очень рады меня видеть за праздничным столом.

— Что ж, может быть, он и прав, — Рамон пожал плечами, но в его глазах было явное недоверие.

— Не нравится мне этот американец, слишком уж он умен, чтобы быть наемным убийцей, — сказал Рамон, обращаясь к Мигелю. — Он очень быстро обращается с револьвером, но и соображает очень быстро.

— Братья мои, вот поэтому он вам и не по зубам, — с каким-то остервенелым выражением на лице подбежал к Рамону и Мигелю Эстебан, — он вам не по зубам. Что это ты там, Рамон, за глупости говорил, о том, что собираешься свой карабин на стену вешать, мол, больше не будем стрелять, не будем никого убивать…

— Эстебан, — Рамон обнял младшего брата за плечи, — идем, немного отойдем. Ты вообще, когда-нибудь научишься делать самостоятельные выводы? Когда-нибудь я от тебя этого добьюсь? — он говорил, глядя в глаза Эстебану.

А тот морщил лоб, явно пытаясь вникнуть в то, что ему говорит Рамон. Но у него, судя по выражению его лица, это явно не получалось.

— Понимаешь, Эстебан, скоро появятся американцы, они найдут отряд мексиканских кавалеристов на берегу реки, и начнется следствие и тогда оно может прийти к нам. А я разложил этих солдат на берегу так, как будто бы они погибли в перестрелке между собой.

— И что, Рамон, ты думаешь, в это поверят? — Эстебан почесал свою волосатую грудь.

— Конечно. Следствие начнется, но если виновных не найдут, оно закончится.

— А как же Бакстеры, ведь они же о нас могут все рассказать.

— Эстебан, по-моему, больше всего на свете они хотят жить в мире и какое-то время мы будем идти им навстречу. Какое-то время… — Рамон подошел к лошади, сунул ногу в стремя и легко вскочил в седло. — И мы с тобой, мой дорогой брат, займемся нашими непримиримыми врагами — я имею в виду Бакстеров — сразу же, как только закончится следствие. Сразу же, но не сейчас. Не дай Бог, чтобы кто-нибудь подумал, что мы можем стрелять и чтобы на нас пало хоть малейшее подозрение. Мы чисты и невинны — и никто о нас в Сан-Мигеле не должен сказать ни одного плохого слова. Ты меня понял?

Глава 3

Поздним вечером Сильвинит и Батлер сидели в пустом салуне у стойки.

Сильвинит громко хохотал, доставая из-под стойки оплетенную бутыль с вином и подливая вино в кувшин. Продолжая хохотать, он бросал короткие фразы.

— Хорошая, хорошая у тебя была идея, очень хорошая.

Батлер потягивал сигару и рассматривал ногти на пальцах. Его лицо было непроницаемо, только изредка губы кривились в странной, не очень доброжелательной усмешке.

Но она, конечно, не относилась к Сильвиниту.

А хозяин хохотал, подливая вино.

— Идея у тебя, парень, была замечательная: здесь Бакстеры, здесь Рохасы, а ты посередине, вот здесь, — и он опустил бутыль на стойку.

— Да, именно так и будет, — сказал Ретт Батлер, поглаживая рукоять своего револьвера.

— Но в этом, приятель, существует еще одна проблема, — и Сильвинит положил руку на плетеную бутыль и на кувшин. — Если вот эти люди, — то есть Бакстеры и Рохасы — объединятся…

— То что тогда? — Батлер посмотрел в веселые глаза хозяина салуна.

— А тогда я могу сказать, что будет: ты останешься без работы и без денег, и у тебя даже не найдется, чем рассчитаться, со мной. Ты хоть это понимаешь?

— Да, — кивнул Батлер, вытащил и вновь вставил в кобуру свой тяжелый револьвер.

— Тебе, приятель, стоит, наверное, сразу же собрать свои вещички и быстренько уехать из Сан-Мигеля, быстренько обо всем забыв. А долг… ладно, я тебе его прощаю, — улыбнулся Сильвинит.

В это время дверь распахнулась, и на пороге появился старик-гробовщик. На его губах блуждала лукавая улыбка, он подобострастно снял шляпу, переступив порог.

— Я приготовил два гроба, — сказал старик, — и повозку, как ты просил, — обратился он к Батлеру.

Тот согласно кивнул головой и провернул барабан, проверяя, заряжен ли револьвер.

— Что ты задумал? — изумленно воскликнул Сильвинит.

А Ретт Батлер поднял стакан с вином и отхлебнул.

— Ты что, наверное, приятель, решил сменить профессию?

— Действительно, мысль отнюдь не худшая.

— Если хочешь жить дальше, от твоей профессии стоит отказаться.

Но Батлер уже не слушал его.

Он поднял со стойки свою шляпу и водрузил ее на голову.

Хозяин салуна, явно не понимая, что задумал Батлер, смотрел на его чеканный профиль, ожидая пояснений.

Но Ретт Батлер выдерживал паузу. Он не любил распространяться без нужды.

— Вообще-то, приятель, из тебя бы мог получиться прекрасный отпевальщик.

— Ладно, Сильвинит, хватит разговаривать. Закрой лучше таверну и поехали со мной.

— Закрыть таверну — дело нехитрое, — и по движениям Сильвинита было понятно, что он согласен действовать с Батлером.

Но в его движениях была и некоторая нерешительность, ведь он еще не представлял, что же конкретно придется ему делать этой ночью.

— Так все-таки, может, ты скажешь, куда мы поедем?

— По дороге ты все узнаешь, — коротко бросил Ретт Батлер.

— Так куда же мы едем? — продолжал настаивать на своем Сильвинит.

— Наверное, мы поедем к реке.

— К реке? Какого черта там делать, да еще ночью? — воскликнул Сильвинит.

— Нет, в этом есть смысл, надо посмотреть кое-какие трупы.

— Господи, к чему они тебе?

— Как это к чему, у нас есть гробы, значит нужны трупы, — ответил Батлер.

Сильвинит криво усмехнулся, так и не поняв, что же задумал его постоялец.

Бричка гробовщика медленно тарахтела по площади. Во всех домах, кроме дома Бакстеров и Рохасов, были погашены огни.

А вот дом Рохасов был ярко освещен — там ждали гостей. Ведь действительно, в этот вечер Бакстеры были приглашены на ужин к Рохасам.

В доме у заклятых врагов Рохасов царило смятение. Все нервно расхаживали на террасе у дома, поглядывая на ярко освещенные окна дома напротив.

— Я понимаю, — сказала хозяйка и жена Бакстера, — нам необходимо пойти на этот обед, но я не верю Рохасам, не верю ни одному их слову, — и ее лицо приняло хищное выражение, — даже если они и дадут нам какие угодно гарантии. Не верю и все.

Сам Бакстер, стоя на крыльце, поглаживал рукоятку своего револьвера. Он молчал.

Действительно, предстояло принять решение — и довольно сложное для Бакстеров. Ведь не было никаких гарантий, кроме слов Рохаса, и в этот вечер их могли запросто убить. Они могли погибнуть прямо за обеденным столом.

Но самое страшное не то, что они могли погибнуть, а то, что они могли остаться неотомщенными, и Рохасы захватили бы власть в Сан-Мигеле.

А этого никому из Бакстеров не хотелось, ведь они привыкли властвовать над всеми.

— Конечно, мы пойдем, — вдруг резко бросила сеньора Бакстер. — Но вы не должны ничего ни есть, ни пить, потому что пища может быть отравлена. А самое главное — вы должны всегда быть начеку, всегда наготове. Ваши глаза должны быть начеку, всегда наготове. Ваши глаза должны быть открытыми, а револьверы взведенными и готовыми к бою. Понятно?

Никто ничего не ответил, но на лицах мужчин заходили желваки…

Мужчины, наконец, двинулись с места и неспеша направились через площадь к дому Рохасов.

Шестеро мужчин и одна женщина пересекли площадь, каждый момент готовые выхватить револьверы и открыть стрельбу.

Но все обошлось спокойно, и они неторопливо вошли в распахнутую дверь дома Рохасов.


А Ретт Батлер, старый гробовщик и хозяин салуна уже ехали к реке на своей бричке.

У реки Батлер показал Сильвиниту, какие трупы следует взять, и они вдвоем положили их в свежесколоченные гробы, которые еще пахли смолой, закрыли крышки, и бричка неторопливо покатилась от реки к городку.

Дорогу освещала своим призрачным синеватым светом луна. Звезд в небе почти не было видно. Легкие облака мчались где-то очень высоко по небу, изредка они закрывали луну, и тогда вся земля погружалась в глубокий бархатисто-синий мрак.

— А ты уверен, что нас никто не увидел? — поинтересовался Сильвинит.

— Может, кто и видел, но это были, скорее всего, привидения.

— Эй, парень, так не надо шутить, привидения — вещь серьезная. Если хочешь, я могу тебе кое-что рассказать о привидениях, которыми населены здешние скалистые горы и ущелья.

— Да ну их к черту, — бросил Батлер, — я не боюсь никаких привидений. Самые страшные привидения на этой земле — люди. Даже если они и не вооружены, все равно они всегда вынашивают какие-то идиотские замыслы, все время хотят убивать друг друга.

— А разве у тебя нет подобных мыслей?

Вместо ответа Батлер пожал плечами.

В это мгновение прозрачная туча закрыла луну, и земля вновь погрузилась во мрак.

Лошадь тяжело тащила в гору бричку с двумя гробами.

Сильвинит и Батлер молчали.

Первым не выдержал Сильвинит.

— Так что же ты решил делать, все-таки? — уже подъезжая к городскому кладбищу, осведомился хозяин салуна.

— Сейчас все увидишь.

Они въехали в каменные ворота, и Батлер остановил лошадь.

— Давай снимем гробы, — сказал Батлер, и они с Сильвинитом стали опускать свежевыструганные гробы на землю.

Батлер действовал ловко, так, как будто бы всю жизнь этим и занимался.

— Я смотрю, — скептично заметил Сильвинит, — ты прекрасно приспособился к этому занятию, и если твои дела пойдут так и дальше, то ты будешь процветать.

— Не шути на эту тему, — заметил Батлер и Сильвинит осекся.

— Послушай, но мне совершенно непонятно, почему это, если на реке столько трупов, мы хороним только этих двоих?

Батлер крякнул, взвалив на плечи уже одеревенелое тело и вынес его на самую середину кладбища.

Потом присел, опустил покойника на землю и прислонил спиной к каменной плите.

— Ты мне так и не ответил. Почему из множества трупов у реки мы хороним только этих двух несчастных кавалеристов?

— А мы не будем хоронить, — ответил Батлер, стряхивая пыль со своей одежды.

— Как это не будем? Тогда какого черта мы их тащили от реки на кладбище?

— Не будем да и все, — улыбнулся Батлер.

Сильвинит явно не понимал, к чему клонит его постоялец.

— Странный ты какой-то, говоришь одно, делаешь другое. И вообще, мне непонятно все это и, если честно признаться, не нравится.

— Ладно, не надо слишком много задавать вопросов. Отнести этого солдата и посади у того камня, — и он указал Сильвиниту в глубь кладбища.

Тот, понимая, что работу делать все равно придется, взвалил на плечи покойника и, тяжело ступая, понес его к белеющему в сумраке камню. Он опустил его на землю и прислонил спиной рядом с первым.

— Батлер, зачем нам понадобилось столько труда? Какого черта мы их волокли от самой реки?

— Они нам очень даже могут пригодиться, — раскуривая сигару, наконец ответил Ретт Батлер. — Меня в моей жизни трупы выручали много раз, — сказал Батлер, поправляя мундир на одном из покойников. — Во-первых, запомни это, Сильвинит, они никогда ничего не говорят, а это очень важно. Во-вторых, возможно, нам удастся сделать вид, что они живые. А в-третьих, — Ретт Батлер замолчал, а Сильвинит посмотрел на него с нескрываемым восхищением, — а в-третьих, — продолжил Ретт Батлер, — если в них стреляешь, можешь уже ни о чем не переживать, потому что они мертвые.

Услышав эту кощунственную мысль, Сильвинит даже выронил крышку гроба, и она с грохотом упала на бричку. Лошадь испуганно заржала.

— По-моему, Батлер, в этом нет никакого смысла, ведь я живой человек. Живой, ты это понимаешь? Живой, посмотри, — и Сильвинит ущипнул себя за руку, — я совершенно живой и чувствую боль. Я совершенно не хочу находиться среди этих покойников, не хочу, поверь, — его глаза испуганно сверкали, — не хочу, — он ударил себя в грудь. — Не хочу! — вновь прокричал и грохнул кулаком по крышке гроба. — Я должен быть дома, а не здесь, на кладбище. Здесь мне вообще нечего делать.

— Что ты так кипятишься? — воскликнул Батлер. — Поспокойнее, пожалуйста, поспокойнее — и тогда ты все поймешь и сможешь во всем разобраться.

— Да ну тебя к черту! Ты какой-то сумасшедший. Если тебе хочется умереть, так умирай, а какого черта ты и меня тащишь в могилу?

— Ладно, Сильвинит, хватит, — Ретт Батлер положил руку на плечо хозяина салуна, — не надо так сильно горячиться, не надо кричать. Ты сможешь вернуться в свою таверну и сможешь торговать. Правда, люди к тебе не ходят, городок пуст. Ты же не хочешь, чтобы так было всегда, чтобы ты еще несколько лет был безработным?

— Нет, — стряхнув руку Батлера со своего плеча, сказал Сильвинит, — я уже устал от такой жизни, мне хочется работать, мне хочется жить, а эти мерзавцы не дают. Единственное, что они умеют делать — это стрелять, вешать, убивать. А зачем все это? Зачем? Ведь человек должен пить, есть, веселиться, работать. Человек должен радоваться каждому прожитому дню, а не думать о том, что вот сейчас, вот в эту минуту кто-то поднимает свой револьвер, взводит курок и выстрелит. Боже, как мне все это надоело! Мерзавцы! Дрянные негодяи! Убийцы! Бандиты!

Сильвинит не на шутку разошелся, он бегал вокруг брички, потрясал кулаками, выкрикивая проклятья в адрес бандитов, заполонивших и захвативших в свои руки весь Сан-Мигель.

А Ретт Батлер, опираясь о могильную плиту, с интересом наблюдал за этими движениями Сильвинита, за его нервным возбуждением.

— Хватит кипятиться, — вновь попытался он одернуть хозяина салуна, но того было трудно остановить.

— И ты, ты, тебе ведь жизнь недорога, тебя могут ухлопать в любую минуту, ты хоть это понимаешь?

— Пусть попытаются, — заметил Ретт Батлер без всякой злобы.

— Что значит — попытаются? Они просто тебя убьют, потому что ты один, а их… ты видел сколько? Их много, а ты один.

— А ты? — обратился к нему Ретт Батлер.

— А при чем здесь я? Я сам по себе, у меня есть работа, и я знаю, чем должен заниматься.

— Я тоже знаю, чем должен заниматься. Каждый должен заниматься только тем, что он умеет делать очень хорошо, — заметил Батлер, поглаживая рукоять своего револьвера.

— Вот-вот, ты опять про это же самое думаешь, опять об убийствах.

— Да нет, я не думаю об убийствах, я просто хочу, чтобы ты, Сильвинит, мог спокойно работать, зарабатывать деньги, а не трястись по ночам и не думать о том, что тебя кто-нибудь из этих мерзавцев, которые расплодились как тараканы в вашем городе, может прихлопнуть. Мне все-таки тебя будет немного жаль. Но больше всего я расстроюсь знаешь из-за чего?

— Ну из-за чего? — выкрикнул Сильвинит.

— Да из-за того, что не смогу отдать тебе деньги. Ведь я же тебе, черт побери, должен, а я не люблю быть должником.

— О, черт, вспомнил, нашел о чем говорить! Это гроши, я тебе уже давно простил этот долг.

— Ты, Сильвинит, может и простил, но я сам простить себе этого не могу.

— И вообще, мне надоело. Я не хочу находиться ночью на этом проклятом кладбище среди покойников. Я уезжаю, хочешь, поехали со мной. А если тебе здесь так нравится, то оставайся, — и Сильвинит вскочил в бричку, дернул вожжи. — Видишь, — он поднялся в бричке во весь рост, — эту могилу?

— Да, вижу, — сказал Ретт Батлер, глядя на поблескивающую в лунном свете большую плиту.

— Это был единственный человек, который умер в Сан-Мигеле своей смертью.

— Да? — изумился Ретт Батлер.

— Да, да, он единственный, кто умер от воспаления легких, а всех остальных убили, повесили, расстреляли… Боже, какая мерзость, я уезжаю, а ты, если хочешь, оставайся.

Ретт Батлер несколько минут сидел на могильной плите, слушая, как тарахтит, удаляясь, бричка.

«Черт, Сильвинит так ничего и не понял, он так и не поверил, что я хочу, чтобы в городе жизнь шла так, как положено. Ну ладно, возможно, он все еще поймет и поверит мне».

Ретт Батлер поднялся, выбросил окурок сигары, вскочил в седло, тронул поводья и лошадь медленно двинулась с городского кладбища.

Глава 4

В доме Бакстеров, в гостиной, хозяин зажигал лампу, а хозяйка стояла, прислонившись спиной к стене и смотрела на трепещущий язычок пламени.

— Единственное, из-за чего я бы в этом городе начал войну, так это из-за тебя, — сказал Бакстер, обращаясь к своей жене. — Я не думал, что твой муж такой сумасшедший и развяжет эту чертову войну.

— Хватит об этом, — сказала женщина. — Я не верю ни одному его слову обо всем этом мире, обо всей этой чепухе. Я им не доверяю, я не верю ни единому его слову. Я чувствую, как всякая женщина, что здесь что-то не так, что-то скрыто, за этим стоит какая-то странная игра.

— Да брось ты, — попытался успокоить супругу Бакстер, — все это, по-моему, полная ерунда. Хотя и я не во всем верю Рохасам, но все же в их словах есть доля истины. Надоело убивать и, наверное, пришло время остановиться.

— Ты слишком наивен, они обманут и развяжут войну тогда, когда почувствуют, что силы на их стороне.

— Да нет, нет, этого не может быть. Они же буквально клялись в том, что не желают убивать, в том, что хотят жить с нами в мире и хотят, чтобы городок процветал, — Бакстер наполнил стакан виски и жадно отхлебнул.

— Мне кажется, тебе хватит пить, — сказала женщина.

— Ладно, я выпью еще стаканчик и остановлюсь.

— Смотри, только один. А вообще-то, пей сколько влезет, мне это все уже осточертело, я иду спать.

— Спокойной ночи, — ответил мужчина, наполняя стакан.

Женщина неторопливо, с брезгливым выражением на лице, поднялась на второй этаж, распахнула дверь спальни, зажгла свечу и остановилась у зеркала.

«Боже, как он мне осточертел с его пьянством и беспомощностью! Все решения должна принимать я, вся ответственность на мне».

Она начала расстегивать платье, глядя на отражение своего лица в зеркале. Потом посмотрела на себя как-то немного по-другому и улыбнулась. Она была все еще хороша собой: смолистые черные волосы, большие глаза, густые брови, полные алые губы и золотистая кожа.

И в это же мгновение она почувствовала что-то неладное. Ей показалось, что какая-то тень промелькнула у нее за спиной.

Она резко обернулась, но все было на месте.

«Боже, что это такое? Почудилось, что ли? — и женщина перекрестилась. — Не может быть! Здесь никого не должно быть, муж внизу, дом хорошо охраняется».

Она подошла к шкафу, положила руку на дверцу — и в это время крепкие мужские пальцы сжали ее запястья, а ладонь, пропахшая табаком, крепко зажала рот.

— Тихо! Тихо! — услышала она над ухом голос и открыв глаза, увидела Ретта Батлера.

— Я вам ничего плохого не сделаю, поверьте мне, я хочу с вами немного поговорить. Меня занимает одна проблема: почему это Рохасы вдруг так резко решили с вами помириться? Еще меня интересует этот экипаж, который сопровождали мексиканские кавалеристы. Насколько я знаю, в нем было золото, и он бесследно исчез. Вернее, он не исчез… — и Батлер отпустил женщину.

Та с удивлением и восхищением смотрела на него.

А он продолжал ей рассказывать…


Через несколько минут женщина приоткрыла дверь и громко крикнула:

— Джон, а ну-ка поднимись сюда!

Джон испуганно вздрогнул, но тут же бросился наверх в спальню супруги. Он буквально ворвался в дверь.

Но едва он перескочил порог, как Ретт Батлер выхватил револьвер из его кабуры, взвел курок и крутанул оружие вокруг пальца.

— Только спокойно, мистер Бакстер, я хочу, чтобы все было тихо, потому что, когда муж застает незнакомого мужчину в спальне своей жены, неизвестно, как он будет себя вести. Поэтому я и выхватил ваш револьвер. Но вы не волнуйтесь.

— Что здесь произошло? — глядя на полуодетую супругу произнес немного дрогнувшим голосом Бакстер.

— Как это что? — немного брезгливо улыбаясь и продолжая разглядывать себя в зеркало, произнесла женщина. — Ничего не произошло, к сожалению. Дай ему пятьсот долларов.

— Что?! — услышав о деньгах воскликнул Бакстер.

Но его поразило не столько то, что его супруга сказала дать Ретту Батлеру деньги, сколько сумма — пятьсот долларов. Ведь пятьсот долларов — это были очень большие деньги, а она сказала об этом так спокойно, как будто это было пятьдесят центов.

— Сколько ты сказала?

— Пятьсот долларов, — твердым голосом сказала женщина и улыбнулась своему отражению.

— За что? Ты с ума сошла! — воскликнул Бакстер, хватаясь за пустую кобуру.

— Вот я же говорил, что когда муж застает в спальне постороннего мужчину, он всегда может сделать какую-нибудь глупость.

— Не дергайся, Джон, — сказала женщина, — лучше послушай, какую он тебе расскажет историю, но перед этим дай ему деньги.

И Ретт Батлер снова пересказал все, что только что рассказывал, самому Бакстеру.

Тот выслушал его с нескрываемым удивлением, время от времени потирая руки.

Когда Ретт Батлер закончил, он совершенно спокойно отдал револьвер Бакстеру.

Тот равнодушно сунул оружие в кобуру, вытащил из комода пятьсот долларов и передал их Ретту.

Ретт, не считая, сложил деньги в нагрудный карман рубахи.

— Ну что ж, по-моему, я их заработал абсолютно честно.

— Да, — сказала женщина, продолжая любоваться отражением в зеркале.

Через четверть часа Ретт Батлер был уже во внутреннем дворике дома Рохасов.

Первым он увидел Мигеля и тут же рассказал ему. Мигель схватил за плечо первого попавшегося человека и послал его за Рамоном.

Рамон сбежал сверху в расстегнутой рубахе.

— Батлер, а ты не ошибся? — вопросительно глядя на него, спрашивал Мигель, — может быть, тебе померещилось, показалось? Такое в здешних местах бывает.

— Я ошибаюсь только один раз, — глянув на свой револьвер, сказал Ретт Батлер.

— Так что здесь произошло, черт вас подери? — воскликнул Рамон.

Мигель повернулся к брату.

— Тех солдат, что вы постреляли у реки…

— Ну, и что? — немного холодно произнес Рамон.

— Так вот, двое из них остались живы и сейчас скрываются на кладбище.

— Что? — явно не поверив услышанному, воскликнул Рамон.

— Да-да, — подтвердил слова Мигеля Ретт Батлер, — я видел их собственными глазами.

— Этого не может быть!

— Он не мог ошибиться, — поддержал Ретта Батлера Мигель.

— Эй, Чико, собирай людей! — закричал Рамон, глядя на галерею.

Тут же сверху Чико бросил карабин. Рамон ловко поймал его и крепко сжал в руках.

— Скорее! Скорее! Собирай всех людей.

— Послушай, Рамон, Батлер говорит, что Бакстеры сейчас собираются захватить этих солдат.

— Что? — взревел Рамон. — Бакстеры, опять эти чертовы Бакстеры! Если им это удастся, то считай, все погибло! Все погибло! Скорее, скорее по коням! — кричал Рамон, бегая по двору.

Вывели его лошадь, и он вскочил в седло.

Ретт Батлер смотрел на всю эту спешку и суету, покуривал сигару и продолжал улыбаться.

Послушай, — склонившись в седле к Ретту Батлеру, сказал Рамон, — значит, ты уже и это разузнал?

— Да, — кивнул головой Батлер, — в этих краях, как говорит твой брат Мигель, жизнь человеческая часто зависит от какого-нибудь обрывка информации, от какой-нибудь маленькой вот такой новости, — и Ретт Батлер показал обгоревшую спичку.

— Но мне непонятно, зачем ты это делаешь для нас, — еще ниже склонился Рамон к Ретту Батлеру.

Тогда Ретт Батлер разжал руку.

— Пятьсот долларов с вас.

— Всего лишь пятьсот долларов?

— Я делаю это за деньги.

Рамон посмотрел на Мигеля.

— Дай ему пятьсот долларов, быстрее! Он их действительно умудрился заработать, — и натянул поводья своего скакуна.


Бакстер со своими людьми скакал в город, на ходу объясняя одному из своих сыновей.

— Если мы сможем захватить этих двух солдат, то они будут свидетелями против Рамона, а тогда правительство избавит город от Рохаса и всех бандитов, связанных с ним. И тогда только мы будем хозяйничать в нем.

— Неужели? — воскликнул молодой мужчина.

— Да, да, но нам во что бы то ни стало надо заполучить этих кавалеристов. Скорее! Скорее! — закричал Бакстер, пришпоривая свою лошадь, которая и так уже мчалась изо всех сил.


— А ты едешь с нами? — поинтересовался Мигель у Ретта Батлера.

Тот, быстро складывая деньги во внутренний карман, отрицательно покачал головой.

— Нет, Мигель, когда у человека появляются деньги, он начинает слишком ценить одну вещь…

— Какую? — поинтересовался Мигель.

— Он начинает ценить свою жизнь и мир.

Внутренний дворик Рохасов опустел.

Ретт Батлер, проехав сотню метров в сторону кавалькады всадников, задержал свою лошадь, натянул поводья, развернулся и двинулся опять к дому.

«Скорее всего, сейчас там никого нет. Нет, вообще-то, один человек стоит, он охраняет вход в дом. Но с ним, я думаю, разберусь. — Ретт Батлер прикоснулся ладонью к прохладной рукояти револьвера. — Да, с ним я разберусь, это не составит особого труда.»

Он свернул в узкий переулок, остановил лошадь у высокой стены, встал на седло и взобравшись на забор, спрыгнул во дворик. Он, крадучись вдоль стены, пробрался к колонне и замер за ней.

У ворот расхаживал охранник.

Батлер несколько мгновений раздумывал, а потом решился. Он достал из кобуры револьвер, взвел курок и несколько раз выстрелил прямо под ноги часовому.

Тот испуганно бросился сначала в одну сторону, потом в другую и прижался к двери. Ретт Батлер увидел, что над дверью висит огромный чугунный фонарь, в котором теплится огонек. Охранник, испуганно озираясь по сторонам, сжимал двумя руками револьвер.

И вдруг он начал стрелять в темноту.

— Выходи! Выходи, я знаю, что ты где-то здесь! — кричал мужчина.

Ретт Батлер потягивал погасшую сигару.

«Да, так я тебе и вышел, нашел дурака.»

Он поднял револьвер, прицелился и выстрелил в веревку, на которой висел фонарь. Тот качнулся и упал на голову часовому.

Часовой рухнул сначала на колени, а потом уткнулся лицом в пыльную землю.

Ретт Батлер подошел к нему, посмотрел, приоткрыл дверь и вошел в дом.

Он знал, что если Рохас и прячет золото в доме, то оно, скорее всего, не в комнате, а в каком-нибудь служебном помещении, где хранятся продукты и прочие хозяйственные запасы. Ведь спрятать такое большое количество золота в жилых комнатах не так-то легко.

И поэтому он открыл тяжелую, обитую железом дверь, и вошел в склад, который располагался в нижних этажах дома, почти в подвале.

Он даже вздрогнул, увидев, сколько же запасов хранится в доме Рохасов. Весь полуподвал был заставлен огромными бочками с вином, какими-то странными ящиками, сундуками, со стен свешивались вязанки острого перца, лука, у стен стояли мешки, висели окорока.

Ретт Батлер вытащил из кобуры револьвер, взял его за ствол и принялся неторопливо обходить склад, постукивая рукояткой револьвера по бочкам.

— Здесь явно ничего нет, — шептал он, направляясь к другому бочонку. — И здесь ничего нет, — простучав дно, произносил Ретт Батлер, переходя дальше.

«Для того, чтобы мне отыскать золото, понадобится не менее трех часов, так много здесь всякой посуды, пригодной для того, чтобы спрятать золото.»

Он уже устал обходить этот подвал, но пока еще ни на что не наткнулся.

Наконец, облокотившись на бочку, он осмотрелся. Он понял, что так просто ему найти золото не удастся. Скорее всего, Рохасы не такие глупые и если спрятали свое сокровище, то спрятали наверняка, надежно, может быть, даже закопали в землю.

Он посмотрел себе под ноги. Прямо у его сапог была небольшая горка зерна.

Ретт Батлер наклонился, поднял несколько зернышек, внимательно посмотрел на них. И тут же его осенила догадка. Он сбросил мешок лука с бочки, о которую опирался, поднял крышку и заглянул внутрь.

— Так я и знал, — произнес он, вытаскивая тяжелые кожаные мешки, полные золота.

Он взял в руки два мешочка и ударил ими друг о друга: послышался специфический звук.

Ретт Батлер улыбнулся.

«Оказывается, все было куда проще, чем я думал. Золото стояло прямо посреди склада, а я обошел весь склад, пытаясь его найти. Значит, звезда удачи еще не погасла и ее лучи согревают мою душу», — подумал Ретт Батлер и тут же услышал торопливые шаги в коридоре.

Он схватил револьвер, взвел курок, бросился за колонну, которая была у двери.

Дверь со скрипом распахнулась и вначале в складе появилась рука с фонарем. Ретт Батлер крепко схватил ее за запястье, фонарь упал на землю, Ретт Батлер рванул на себя и нанес удар в голову.

Каково же было его изумление, когда соперник от этого, не очень сильного удара, осев, потерял сознание и упал к его ногам.

Мужчина наклонился и увидев, что это женщина, приподнял ее голову, заглянув в лицо.

«Боже, да это же Морисоль! — промолвил Батлер. — Какого черта она делала здесь ночью? Что ей нужно в складе? Ну ладно, потом разберемся.»

Он взял женщину на руки и вынес ее из дома.


А в это время Бакстеры уже приблизились к кладбищу. Небо подернулось едва заметной предрассветной пеленой. Тусклые звезды погасли, только луна все еще бледно сверкала на небе.

— Всем остановиться! — приказал Бакстер. — Скорее! Скорее! — торопил он своих людей. — Обходите кладбище вот с этой стороны. Скорее!

Бакстер и его люди приблизились к ограде, держа наготове револьверы и винтовки. И действительно, они заметили в глубине кладбища двух солдат, сидящих, привалясь к надмогильной плите.

— Вот они, — сказал Бакстер, указывая стволом револьвера одному из своих людей. — Понимаешь, их надо во что бы то ни стало взять живыми, только живыми, мертвыми они нам не нужны.

— Почему? — спросил его помощник.

— А что мертвые могут сказать? Мертвые будут молчать — и тогда мы не сможем доказать, что фургон захватили Рохасы.

— А-а, — задумчиво произнес помощник, взводя курок револьвера, — тогда надо попытаться захватить их живьем.

— Да-да, только живьем, скажи всем, чтобы в солдат не стреляли.

— А если они начнут стрелять? — поинтересовался помощник.

— Ну и что, если они начнут стрелять, в них все равно стрелять ни в коем случае нельзя.

— Понял, — предупредительно кивнул головой помощник, указывая другим людям, с какой стороны обойти сидящих у надмогильной плиты солдат, чтобы проще было взять их живьем.

Люди тут же бросились исполнять приказание, а сам Джон Бакстер, взведя курок, осмотрелся по сторонам.

И тут он услышал приближающийся топот. Это мчались к кладбищу Рохасы, они приехали по другой дороге.

И Джон Бакстер увидел невдалеке всадников, которые, осадив лошадей, спрыгивали на землю.

— У, дьявол! Эти Рохасы уже здесь, их, наверное, кто-то предупредил.

А Рохасы и их люди медлить не собирались, они тоже взводили курки револьверов, передергивали затворы ружей.

— Скорее! Скорее! — командовал Рамон. — Всем залечь и двигаться цепью! Солдат обязательно надо уничтожить! Обязательно! Во что бы то ни стало! Кто застрелит, тот получит награду лично от меня.

Все обрадованно закивали головами, бросившись врассыпную, прячась за серыми надмогильными камнями, за полуразвалившимися оградами. Мужчины, вооруженные револьверами, крадучись ползли к середине кладбища туда, где у плиты виднелись в темноте два солдата.

— Послушай, — сказал Бакстер одному из своих сыновей, — что-то мне они очень не нравятся.

— А что такое, отец?

— Какие-то они неестественные.

— А какие же они, по-твоему, должны быть? Наверное, они спят.

— Да нет, они какие-то как куклы, — сказал Бакстер, разглядывая неподвижных солдат, которые сидели, сжимая в руках револьверы, прижавшись спинами к плите.

— Какого черта они сидят и не двигаются? — сказал Джон Бакстер, — что-то здесь не так.

Но тут раздался первый выстрел. Это стреляли люди Рохаса. За первым последовал второй, третий и вот уже все кладбище заполнили раскатистые звуки револьверных и оружейных выстрелов. Палили с двух сторон.

А солдаты продолжали оставаться неподвижными.

— Дьявол! — шептал Джон Бакстер, нажимая на курок.

Один из людей Рохаса пошатнулся, схватился за простреленную грудь и навзничь рухнул на серый надмогильный камень.

— Есть! — произнес Джон.

А с другой стороны, Рамон Рохас, передернув затвор своего карабина, внимательно прицелясь, нажал на спусковой крючок, и один из людей Бакстера, крутнувшись на месте, уткнулся головой в могилу.

— Есть один из моих заклятых врагов, — произнес Рохас.

Но тут же пуля ударила в камень, за которым он прятался.

Рохас зло выругался.

— Мерзавцы! Ведь так в темноте могут и подстрелить. Проклятые Бакстеры! Эй, Чико и Алехандро, идите сюда, прикройте меня, а я постараюсь пробраться поближе и пристрелить этих двух недобитых кавалеристов.

— Хорошо, хорошо, — ответили люди, взводя курки револьверов.

Рамон, сжимая свой карабин, бросился на землю и пополз. Потом вскочил, пробежал несколько шагов и вновь растянулся на земле, прячась за невысокими холмиками. Над ним свистели пули. Ударяясь в камни, они высекали искры.

— Дьявол! В темноте хуже нет воевать, плохо видно, плохо целиться, иначе я бы уже давно пристрелил этих двух недобитых.

В это время пуля ударилась в плиту прямо у самого виска Рамона и он почувствовал, как по его щеке горячей струйкой побежала кровь.

— Дьявол! Проклятый Бакстер! Ну я вам покажу. Алехандро, Чико, прикрывайте!

Раздались беспорядочные револьверные выстрелы, Рамон Рохас вскочил со своего места и, пригнувшись, бросился за следующий могильный холм, приближаясь все ближе и ближе к солдатам.

А Бакстер руководил захватом свидетелей с другой стороны.

— Скорее-скорее! Цепью, цепью, — командовал он. — Вы двое пойдете справа, а вы двое — слева, а ты пойдешь прямо, старайся подобраться к ним как можно ближе. Может быть, они еще живы, — явно не различая в предрассветных сумерках, прокричал Бакстер. — Только скорее, иначе Рохасы успеют их прикончить. Скорее, ребята. Вам будет награда.

Все бандиты и с одной и с другой стороны стремились как можно скорее заполучить в свои руки раненных кавалеристов, совсем не подозревая, что те уже двое суток, как мертвы.

Но предрассветные сумерки делали свое дело — рассмотреть что-либо было невозможно.

Роман Рохас вновь вскочил со своего места и с криком: «Чико, Алехандро!» бросился вперед.

Пули так и свистели над ним, но он не обращал на них внимания.

Действительно, Рамон был настоящим бойцом, закаленным и пули его не брали, хотя они пролетали у самой его головы.

Наконец, он понял, что уже достаточно близко подобрался к солдатам. Встав за невысоким серым камнем, он взвел свой карабин и, почти не целясь, выстрелил. Один из солдат вздрогнул и медленно завалился на бок.

— Есть! Так ему и надо, — воскликнул Рамон, передергивая затвор карабина.

Бакстер выругался, когда увидел, что фигура одного из солдат упала.

— Черт! Одного уже убили. Но, может быть, тот второй жив.

Сам Джон Бакстер лезть под пули не собирался. Он приказал своим людям, надеясь на то, что они успеют выполнить его приказ и успеют захватить такого необходимого свидетеля.

Если этот солдат окажется в его руках и заговорит, то тогда всем Рохасам конец.

Как страстно Джон Бакстер этого желал! Тогда он, шериф этого маленького городка, Сан-Мигеля, будет здесь полновластным хозяином, будет творить все, что захочет. Тогда вся контрабанда будет идти только через его руки, и все деньги будут принадлежать только ему, Джону Бакстеру. И ему ни с кем не придется делиться, он один будет управлять всеми этими людьми.

Рамон же, выглядывая из-за серого камня, вновь напряженно целился в затылок сидящего солдата. Он нажал на курок, из камня у самой головы солдата брызнули искры.

— Дьявол! Чертовы сумерки. Невозможно прицелиться, — Рамон бросился на землю и несколько мгновений выжидал, потом вновь приподнялся на колено, тщательно прицелился и нажал на спусковой курок. Второй солдат вздрогнул и тоже завалился на бок. Рамон Рохас спрятался за камнем и громко закричал:

— Эй, Бакстер! Ты меня слышишь?! Это говорю я, Рамон.

— Слышу, — ответил Бакстер и выстрелил в камень, за которым прятался Рохас.

— Так вот, можешь теперь их забрать! Мне они не нужны. Надеюсь, они много чего смогут тебе рассказать! Очень много! Поздравляю тебя, Джон!

И Рамон, бросившись на землю, как кошка, крадучись, двинулся в сторону от серого камня.

А Джон Бакстер продолжал стрелять туда, где по его расчетам должен был прятаться Рамон.

— Мерзавец! Мерзавец! — выкрикивал Джон Бакстер. — Я тебя, грязная свинья, достану и продырявлю твою башку. И тогда ты будешь беспомощным и бессильным и ничего не сможешь мне сделать.

А Рамон, уже благополучно выбравшись к ограде, тяжело перевалился через нее и громко расхохотался.

— Молодец, молодец, Рамон, — Мигель хлопал по плечу своего брата. — Я знал, что ты и твой карабин выручат нас.

— Ха! Мой карабин без меня ничто.

— Конечно, Рамон, ты просто молодчина! — кричал Эстебан, стреляя в ту сторону, где прятались люди Бакстера.

— Чертовы Бакстеры! Чуть не успели, чуть не захватили этих недобитков. Скорее по коням! — скомандовал Рамон, и все Рохасы бросились к лошадям.

Двое из людей Рохаса были убиты, один серьезно ранен. Трупы перебросили через седла, и вся кавалькада помчалась к Сан-Мигелю.

Бакстер, убедившись, что солдаты мертвы и, поняв, что здесь им больше делать нечего, тоже направился к городку, но другой дорогой, той, которая не пересекалась с дорогой Рохасов.


А в это время Ретт Батлер выносил на руках потерявшую сознание от его удара Морисоль. Увидев небольшой фонтанчик посреди двор, Ретт поднес женщину к нему, опустил на землю и, зачерпнув пригоршню воды, плеснул ей в лицо.

Вдруг своим чутким ухом он уловил приближающийся топот лошадей.

— Дьявол! Они уже здесь. Я слишком долго возился в этом складе, слишком долго искал золото. Теперь надо уносить ноги. Это единственное, что я обязательно должен успеть сделать.

И он с женщиной на руках бросился туда, где был привязан его конь. Через несколько мгновений разгоряченная толпа вооруженных мужчин влетала во двор. Они, возбужденные и радостные, соскакивали с лошадей, хохотали, пожимали друг другу руки, зло ругались на Бакстеров и на всех тех, кто когда-нибудь еще осмелится пойти против Рохасов.

Пока мужчины вспоминали перестрелку, двое притащили полуживого Чика с залитым кровью лицом. Тот находился в полуобморочном состоянии, его подволокли к тому же фонтанчику, у которого еще несколько минут назад стоял Ретт Батлер с Морисоль. Чико плеснули в лицо воды, и он открыл глаза.

— Меня кто-то обстрелял, — произнес он и вновь потерял сознание.

— Дьявол! — закричал Мигель Рохас. — Что такое? Обыскать весь дом! Обыскать!

Но Рамон уже и так обо всем догадался, он метался по дому, заглядывая из одной комнаты в другую.

— Морисоль! Морисоль! — разносился его дикий крик. — Где ты, Морисоль? Где ты? Отзовись. Я же ищу тебя, где ты?

Он заглядывал в кладовки, даже взбежал по лестнице, ведущей на чердак. Но люк был плотно задраен.


Эстебан хлопал по плечу младшего Рохаса.

— Ты вообще отлично поработал.

— Да я и сам знаю, уж я постарался.

— Пока Антонио будет у нас в руках, Бакстеры будут беспомощны и мы будем полновластными хозяевами городка.

— Да, брат, — злорадно усмехаясь улыбкой отъявленного мерзавца, ответил ему Эстебан. — Уж я бы этого мальчишку из своих рук ни за что не выпустил.

— Не могу взять в толк, как это ты смог его захватить?

— А, Мигель, как-нибудь потом я тебе расскажу.

В это время наверху, на галерею выскочил Рамон. Он разъяренно сжимал над головой сжатые кулаки.

— Дьявол! Дьявол! Где Морисоль? Срочно найдите ее, переверните вверх дном весь этот чертов городок и найдите Морисоль! Иначе я всех перестреляю!

Он хватался за свой карабин, все люди во дворе испуганно шарахались в разные стороны.

— Морисоль! — разносился дикий крик Рамона.

— Чего ты кричишь, Рамон? Может быть, она куда-нибудь ушла? — прокричал, стоя посреди двора Эстебан.

— К черту, ушла! К черту! Ее украли, я даже догадываюсь, кто во всем этом замешан.


А Морисоль в это время уже лежала на кровати в доме Джона Бакстера. Супруга Бакстера приподняла ей веки, приложила ухо к ее груди, послушала.

Ретт Батлер стоял в двери положив руку на рукоятку револьвера.

— По-моему, ничего страшного, — немного ехидно заметила супруга Бакстера, — это просто обморок, наверное, она просто сильно ушиблась. Поболит голова и все пройдет.

— Что ж, тогда все нормально, — заметил Батлер.

— Да-да, все будет нормально.

Женщина вышла из комнаты и еще раз довольно враждебно взглянула на Морисоль, ведь та была удивительно хороша собой. И даже сейчас, бесчувственная, она выглядела просто восхитительно.

— А она хороша, у Рамона неплохой вкус, — заметил Ретт Батлер.

— Да, ничего, — холодно ответила миссис Бакстер. — Я в ее годы была не хуже.

— Вполне вам верю, — заметил Ретт Батлер и улыбнулся.

Женщина немного снисходительно посмотрела на Ретта, но он в ответ ей улыбнулся той своей обезоруживающей улыбкой, которая могла пленить любую женщину.

И супруга мистера Бакстера смутилась.

— Ты, — подозвала она одного из людей, который сидел с револьвером на коленях на галерее.

— Слушаюсь! — сказал тот, вскакивая.

— Я хочу, чтобы ты открыл свои глаза пошире и следил, чтобы пташка не упорхнула из этой комнаты. Ты меня понял?

— Понял, — ответил парень, взводя курок револьвера.

Ретт Батлер перехватил руку с револьвером и медленно перевел курок на прежнее положение.

— Я думаю, что она еще не скоро придет в себя, а револьвер, приятель, может случайно выстрелить и тогда…

Парень смутился.

Хозяйка дома посмотрела на него довольно зло, и он смутился еще больше.

— Мне жаль всегда вот таких молоденьких парней, — заметил Ретт Батлер.

— К черту! — произнесла супруга мистера Бакстера. — Пойдемте вниз.

Женщина вдруг остановилась и пристально посмотрела в глаза Ретту Батлеру.

— Мне странно…

— Что вам странно?

— Странно, что вы всегда ухитряетесь попасть в нужное место и в нужное время.

— Талант… — Батлер развел руками.

— Да, несомненно, у вас есть талант.

— Что ж поделаешь, с этим приходится жить, — Ретт Батлер улыбнулся и почесал плечо.

— А за нее вы можете не волноваться, — женщина кивнула головой вверх, — у нее все пройдет. Головная боль успокоится, она придет в себя. Не переживайте за эту женщину.

— Нет-нет, по-моему, за ее здоровье я должен поволноваться.

— Ну что ж, дело ваше, — заметила женщина.

— Знаете, — довольно тихо сказал Ретт Батлер, — мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь в городке узнал, что Морисоль в ваш дом доставил именно я.

— Это еще почему?

— Мне не хотелось бы, чтобы Дон Рохас подумал, что я на вашей стороне.

— А, понятно, думаю, об этом никто не догадается, есть тысячи других способов, какими я могла заполучить Морисоль. И к тому же я достаточно богата, чтобы ценить мужчин, которых я могу купить за свои деньги.

Жена мистера Бакстера подошла к конторке, открыла ее и достала толстую пачку долларовых банкнот.

В это время в гостиную вбежал Джон Бакстер. Он был явно возбужден, по лицу катились крупные капли пота.

Его супруга оглянулась на мужа, всем своим видом показывая, что он ей неприятен.

— Я только что поговорил с Рохасом, и он согласен обменять Морисоль на нашего сына. Обмен произойдет утром.

— Что ж, прекрасно, — бросила женщина, передавая деньги Батлеру.

Тот взял их, как бы взвесив в руке.

— Мне кажется, что очень скоро ты станешь очень богатым, — лукаво произнесла женщина, и Батлер вновь заметил, что она все еще очень хороша собой, кожа у нее нежна, губы яркие, глаза сверкают, а крылья тонкого носа трепещут.

Он улыбнулся ей в ответ такой же признательной улыбкой.

Возможно, я и стану очень богатым, но знаете что, сердце мое от этого не разобьется, — сказал Батлер и приложил палец к полям своей шляпы.

Женщина немного растерянно улыбнулась.

А Батлер улыбнулся ей, глядя прямо в глаза, своей самой обезоруживающей улыбкой.

Джон Бакстер от этого диалога и от этих взглядов своей супруги и Ретта Батлера, явно смутился. Но он чувствовал, что ему не потягаться с таким ловким, удачливым и сильным мужчиной, как Ретт Батлер. Поэтому он сокрушенно покачал головой, отгоняя ненужные тяжелые мысли и плюнул себе под ноги.

Жена, заметив это движение супруга, недовольно скривилась, выражение ее лица вновь стало напоминать красивую хищную птицу.


Ретт Батлер покинул дом Бакстеров и направился в таверну, где хозяин уже поджидал своего постояльца.

На стойке уже стояла пара высоких бутылей, оплетенных лозой. Хозяин что-то крошил на большое блюдо.

Увидев Батлера, он засмеялся.

— Ты жив еще, приятель? Ты не на том свете?

— Как видишь, — заметил Батлер, всовывая в рот сигару и прикуривая ее.

— А я-то уже думал, что мне придется завтра везти на бричке гроб, в котором будешь лежать ты.

— Что ж, можно представить и подобное, но мне, честно сказать, еще не хочется умирать. Я люблю выпить, вкусно поесть, да и долг я тебе должен отдать.

— А, забудь о долге, Батлер, я просто рад, что познакомился с тобой. Что там произошло?

— Где? — спросил Батлер.

— Ну как это где — на кладбище, говорят, там была большая стрельба.

— Интересно, кто это говорит? — произнес Батлер, глядя в глаза хозяина таверны.

— Да в общем-то никто не говорит, я сам слышал, стрельба была изрядная, палили почти четверть часа.

— Честно говоря, я не знаю, меня там не было, да и тебя там не было.

— Да, слава Богу, нас там с тобой не было. Так кто же там стрелял все-таки? — поинтересовался хозяин таверны у своего постояльца.

— Наверное, те солдаты, которых мы с тобой привезли от реки на кладбище.

— Что, солдаты стреляли друг в друга?

— Нет, они, наверное, отбивались вначале от Бакстеров, потом от Рохасов. Они оказались посредине между Бакстерами и Рохасами, помнишь?

— Да-да, я это помню, — хозяин расхохотался и наполнил две глиняные кружки вином. — Это самое лучшее, какое у меня есть?

— Самое? — сказал Батлер, поднял кружку и сделал большой глоток. — Действительно хорошее вино.

— Хорошее-хорошее, я хранил эти бутылки для очень важного события.

— И ты считаешь, это событие пришло?

— Кажется, да. И вдруг завтра нас с тобой не станет, и мы не сможем выпить это вино.

— Правильно говоришь, — заметил Батлер и допил свою кружку до конца.

А хозяин тут же услужливо наполнил ее вновь.

— Так все же, из-за чего они там подрались, эти Бакстеры и Рохасы? Что не поделили?

Батлер пожал плечами.

— Наверное, два трупа. Хотя можно было прекрасно разойтись — Бакстеры взяли бы один, а Рохасы второй. И все могли бы решить полюбовно без стрельбы и пальбы.

— Батлер, я знаю, что Рохасы захватили сына Бак-стеров.

— Действительно, я тоже об этом слышал.

— А зато Бакстеры захватили Морисоль и завтра утром будет обмен.

— Наверное, будет, если ты говоришь.

— Точно будет, — сказал хозяин таверны, делая большой глоток.

— Приятель, — хозяин таверны поднял свою кружку с вином, — а откуда ты такой взялся интересный в наших местах? Судя по всему, ты чистокровный янки, как ты оказался на границе с Мексикой?

— О, это длинная история, — задумчиво произнес Ретт Батлер, глубоко затягиваясь дымом сигары, потом он выпустил его и следил, как дым поднимается к потолку и там, растворяясь, исчезает.

— У нас ведь целая ночь, можешь рассказать.

— Честно говоря, мне не хочется вспоминать. Но если ты так хочешь, расскажу. Я действительно издалека, с другой стороны континента.

— Что, прямо-таки с другой стороны? — хозяин таверны с недоверием посмотрел на Ретта Батлера.

Но тот говорил серьезно, без всякой тени шутки, и хозяин участливо закивал головой.

— Ну и забросила же тебя судьба так далеко от дома! У тебя, наверное, родители есть.

Ретт Батлер напрягся и три горизонтальные морщины пролегли по его лбу.

— Да, есть у меня родители: мать, отец.

— Наверное, они очень переживают, не зная, что происходит с тобой?

— Наверное.

— Батлер, почему молодежи совершенно не сидится дома? Все им надо куда-то ехать, испытывать судьбу… Ведь у тебя, наверное, родители не бедные, судя по твоим манерам.

— Да, они у меня довольно богатые, они живут в Чарльстоне.

— А где это?

— Черт подери, это дьявольски далеко и мне пришлось пересечь весь континент, чтобы попасть в ваши края.

— А что ты ищешь? Зачем ты мечешься по земле? Почему не сидишь дома?

— Если бы я знал, — Ретт Батлер пожал плечами, — что ищу, тогда бы я рассказал тебе, но я и сам не знаю. Мне просто не сидится на одном месте.

— Как это не сидится? Вот я, если бы мне не мешали, развернул бы здесь такую торговлю! У меня было бы полно гостей, я всех бы угощал, развлекал, жизнь бы кипела, было бы весело и интересно, и мне никогда бы никуда не хотелось отсюда уехать.

— А что, если хочется? — Ретт Батлер взглянул на хозяина и отхлебнул из своей кружки.

— Да, к черту этот Сан-Мигель, хотя я здесь родился и вырос. Мне дьявольски все это надоело. Надоело слышать каждую ночь выстрелы, крики, грохот фургонов с оружием, бряцанье железа, визг, вой, пожары… Надоело. Тем более, что всех моих друзей, которые были более-менее порядочными людьми, убили.

— А почему ты жив? — вскинул глаза на хозяина таверны Батлер.

— Я? Черт его знает, просто, наверное, смерть как-то обходит меня стороной. Но чувствую, недолго мне осталось ходить на этом свете, ох, недолго.

— Ладно, не надо заводить эту заунывную песню, может, всем нам недолго осталось жить на этой земле.

— Ты-то, Батлер, совсем еще молод, к чему тебе все это? Чего ты хочешь добиться? Кому ты хочешь доказать?

— Никому и ничего, кроме одного человека.

— Кто же этот человек? — хозяин таверны посмотрел на Батлера с нескрываемым интересом.

А Батлер вновь затянулся сигарой и ткнул пальцем себя в грудь.

— Я этот человек. Понимаешь, я хочу доказать самому себе, что я настоящий, что я чего-то стою в этом мире.

— Самому себе? Зачем это доказывать? Ты же и так уверен, что ты хороший человек.

— Нет, если бы я не доказывал, то не был бы уверен. А так мне приходится рисковать, побеждать самого себя и доказывать, что я еще жив, что я не мерзавец.

— Откуда в тебе это? Для чего все это? Наверное, ты не самому себе пытаешься доказать, а кому-то еще, наверное, когда-то тебя очень сильно обидели?

— Да, ты прав, обидели и очень сильно.

— Кто же этот человек?

— Мне не хочется о нем говорить и вспоминать, если быть честным, не хочется…

— А ты расскажи, тебе сразу же станет легче, — хозяин таверны взял бутыль, оплетенную лозой и наполнил кружки.

— Нет, не надо, как-нибудь в другой раз. Может быть, мы встретимся, и я тебе расскажу.

— Навряд ли, уже много хороших людей появлялось у меня в таверне, они сидели, говорили со мной, обещали появиться еще когда-нибудь, но не появились. Кое-кто из них лежит на кладбище, на котором мы с тобой были, где похоронен только один человек, умерший от воспаления легких, а все остальные покойники — это жертвы.

— Да, городок у вас хоть куда, — посмотрев на хозяина таверны, заметил Батлер.

По площади кто-то проскакал.

— Как ты думаешь, — сказал Батлер, — это Бакстеры или Рохасы?

Хозяин задумался, почесал пальцем висок.

— Наверное, это Бакстеры. Ведь они переживают за сына, Рохасам и переживать нечего, только этот сумасшедший Рамон мечется из-за Морисоль.

— Красивая женщина, эта Морисоль, — улыбнулся Батлер.

— Тебе понравилась?

— Да, очень красивая женщина, я давно не встречал подобных. Она мне удивительно напоминает одну мою знакомую.

— И что же ты решил предпринять? — поинтересовался хозяин таверны.

— Предпринять? А почему я должен что-то предпринимать? А если серьезно, то я сейчас предприму, смотри, — Батлер поднял кружку и выпил ее до дна. — Видишь, я уже предпринял.

— Я не об этом у тебя спрашивал, хотя я уверен, что ты бы мне не сказал.

— Если бы я знал, что предприму сегодня или завтра, то наверняка рассказал бы тебе. Но поверь, я еще и сам не знаю.

— Ладно, давай, Батлер, пойдем ляжем спать. Ведь завтра наступит утро, и бандиты будут обмениваться захваченными людьми. Так что, думаю, зрелище нас ждет довольно интересное.

— Да, думаю, там обязательно произойдет что-нибудь запоминающееся, обязательно.

— А я боюсь, — сказал хозяин таверны, — как бы они не начали стрельбу, ведь и Бакстеры и Рохасы, особенно последний — сумасшедшие. Они могут из-за одного слова, из-за одного взгляда развязать настоящую бойню — и тогда в этом городке никому несдобровать.

— Думаю, до этого дело не дойдет, — сказал Батлер, — обменяются захваченными и все. Я считаю, еще не пришло время для открытой войны, но оно наверняка близко, я это чувствую, поверь.

— Даже если бы ты мне этого и не сказал, то я сам знаю, близится скорая бойня и к ней надо подготовиться.

— Вот и готовься заранее, — расхохотался Батлер.

Встав из-за стола и тяжело ступая, он направился вверх по лестнице в спальню.

Хозяин таверны тоже поднялся в спальню.

Батлер слышал, как тот долго не мог уснуть, нервно ворочался, вскрикивал во сне. Наконец, Батлер и сам не заметил, как уснул.

Глава 5

Колокол на выбеленной часовне начал раскачиваться, и весь городок заполнил его звон; он плыл над низкими домами, висел над всем притихшим, молчаливым городком.

Казалось, что все его жители знают, что на площади рядом с таверной должно произойти какое-то очень важное событие.

Многие из жителей выглядывали в щели, окна, смотрели на площадь, пытаясь рассмотреть, что же все-таки там происходит.

Но покидать свои дома, появляться на улице жители боялись, опасаясь выстрела, окрика, опасаясь того, что на выжженной солнцем площади их подстерегает смерть.

Казалось, что звон колокола на часовне разбудил немногих, а именно семейство Рохасов и семейство Бакстеров, которые должны были обменяться захваченными вчера пленниками.

Колокол продолжал раскачиваться, когда от дома Рохасов отделились четыре всадника и от дома Бакстеров тоже отъехали четыре всадника.

Остальные зрители этого странного спектакля стояли вокруг выжженной солнцем белесой площади, сжимая в руках револьверы и ружья.

Все были готовы к любым неожиданностям, каждый ожидал, что начнется пальба, и пуля может угодить именно ему в голову или в сердце, поэтому все были настороже, следили за движениями своих противников, опасаясь, что вот-вот у кого-то сдадут нервы, и он нажмет на курок.


Ретт Батлер проснулся задолго до того, как начал звонить колокол. Он обменялся с хозяином таверны несколькими несложными предложениями насчет погоды, насчет каких-то мелочей совершенно незначащих в этот день.

Он взял в полутемном помещении таверны стул с высокой спинкой и вынес его на крыльцо, поставил и сел. В руках Ретта Батлера была бутыль с вином, оплетенная тростником. Он пристально следил за малейшим движением на площади, он знал, что, кто и как приготовил сегодня.

Но и ему было очень интересно, чем же закончится все это представление, которое не было предназначено для посторонних зрителей.

Он сидел, раскачиваясь на своем стуле, доски крыльца скрипели, его рука крепко сжимала горлышко бутылки. В другой руке он держал небольшой стаканчик, который время от времени наполнял и подносил к губам, поправлял полы своей шляпы, чтобы солнце не так сильно било в глаза.

Он видел, как от дома Рохасов отделилось четыре всадника. В середине кавалькады ехал сын Бакстера, он был безоружен, на белом жеребце. Мужчины, сопровождавшие его, держали руки на поясах с револьверами, каждое мгновение готовые выхватить свое оружие и открыть стрельбу.

Батлер, наверное, был единственным человеком, который воспринимал все это зрелище спокойно. Он совершенно не волновался, как будто бы чувствовал, что все пройдет, как и должно было быть.

Всадники остановились ярдах в сорока от центра площади. От дома Бакстеров подъехала такая же кавалькада — четыре человека, трое из которых были вооружены. В центре на лошади сидела Морисоль. На ней был темный платок, она неторопливо оглядывалась по сторонам. Ее взгляд как бы искал защиты, просил помощи.

Только один раз Ретт Батлер встретился со взглядом женщины, его сердце дрогнуло, ему захотелось рвануться со своего удобного места, выхватить револьвер и начать стрельбу. Но он сдержал это свое мимолетное желание.

Ведь он прекрасно понимал, что только в том случае, если он будет соблюдать все правила этой игры, он сможет выиграть.

Хотя, на первый взгляд, казалось, что единственный, кто в этой игре ничего не понимает, так это он, Ретт Батлер.

На его лице блуждала загадочная улыбка. Он то и дело наполнял свой небольшой стаканчик, подносил его ко рту и опустошал, стряхивая капли на пыльные доски крыльца.

Всадники застыли ярдах в двадцати друг от друга, как будто бы они были конными памятниками, так и не решаясь сделать последние шаги.

От дома Бакстеров отделились муж и жена. Джон Бакстер поддерживал свою супругу под локоть, но та то и дело отталкивала руку мужа, дескать, не надо — не время. Сейчас все должно пройти чинно и важно.

И Джон Бакстер, казалось, понял всю эту сложную ситуацию. Его правая рука застыла над кобурой с револьвером, готовая молниеносно рвануться к рукоятке, выдернуть револьвер, взвести курок и начать стрельбу.

Но жена время от времени бросала на него такие взгляды, что у него сразу же пропадало желание хвататься за оружие. Они медленно шествовали по пыльной площади, и маленькие тени плыли у ног.

Все это напоминало Ретту Батлеру, сидящему на крыльце таверны, какой-то странный танец с перехватами рук, с обменами, со странным кружением в центре зала.

Он ожидал финала.

Как же все произойдет? Ведь он был одним из участников спектакля, он играл немаловажную роль. Правда, ни с той, ни с другой стороны никто об этом не догадывался или, возможно, догадывались, но не хотели подать виду.

Сын Бакстера, сидевший на белом жеребце, казался мрачным, его тонкие губы кривились в едкой усмешке. Время от времени он смотрел на тех, кто его захватил, но потом его взгляд останавливался на скорбной фигуре матери, на фигуре отца, на тех людях, которые были ему близки.

Зоркий взгляд Ретта Батлера отметил, как Рамон передернул затвор своего карабина, едва встретившись с голубоглазым взглядом Морисоль.

Женщина, казалось, не обращала внимания на происходящее, казалось, что ее мысли блуждают где-то очень далеко от этой выжженой солнцем площади.

«Скорее всего, она думает о своем сыне, может быть о муже, возможно даже, она проклинает свою долю, проклинает Рамона Рохаса, проклинает всех тех, кто живет в этом странном городке Сан-Мигель», — подумал Ретт Батлер и выпил следующий стаканчик вина.

Тут раздался пронзительный крик ребенка. Оглянувшись, Ретт Батлер увидел его ноги в белых штанишках.

Ребенок стоял за дверью таверны и пронзительно кричал.

— Где же она? Где же? Где моя мамочка? Почему я не могу ее увидеть?

Ретт Батлер отвернулся, не в силах выдержать крик этого ребенка. Он услышал громкий голос хозяина таверны, который уговаривал мальчика отойти от двери и не выходить на улицу.

«Боже, — подумал Ретт Батлер, — как же он хочет быть вместе со своей мамой. Такой малыш и такой несчастный».

— Я хочу ее увидеть, хочу увидеть! — кричал ребенок.

— А ну-ка, вернись! — послышался грозный окрик хозяина таверны, и Ретт Батлер увидел, как тот, подойдя к двери, поднял ребенка на руки и внес назад в помещение.

Ретт Батлер вскочил со своего стула и вошел в полутемную таверну. Там посредине зала ребенок спорил с хозяином таверны. Мальчик упрашивал, уговаривал пожилого мужчину, чтобы тот отпустил его к матери. Хозяин таверны был неумолим и удерживал ребенка в руках.

— Я хочу ее увидеть, я хочу ее увидеть, — упрашивал малыш. — Почему мне нельзя увидеть маму? Ну, почему? Скажи, скажи…

Ретт Батлер, заглянув в глубину таверны, понял, что рядом с малышом стоит не хозяин, а стоит его отец. Мужчина склонился на колени рядом с мальчиком, обнял его за хрупкие плечики, прижал к себе и исступленно гладил по темным курчавым волосам.

— Не надо, успокойся, малыш. Мы ее увидим. Успокойся. Побудь пока со мной, малыш.

— Нет-нет, — кричал ребенок, колотя кулачками в грудь мужчины, — я хочу ее увидеть, она моя мама. Она там, на площади!

— Туда нельзя, ты видишь, там злые люди, они все вооружены.

— Нет, я хочу ее увидеть, — не унимался малыш.

Ретт Батлер не в силах больше слышать таких слов, вышел.

А на площади все участники странного спектакля, казалось, замерли. Никто не решался сделать первое движение навстречу друг другу.

Губы Морисоль дрогнули:

— Будь ты проклят, — прошептала женщина.

Но Рамон, который находился ярдах в сорока от нее, крепко сжимая свой карабин, не расслышал ее шепота. Ему показалось, что женщина говорит: «Я люблю тебя, Рамон». И он, дернув поводья лошади, подался вперед, его рука еще крепче сжала карабин. Он приподнял левую руку и взмахнул «Пошли».

На площади началось странное шествие. Пленники вместе со своей охраной двинулись друг на друга. Казалось, что сейчас, когда они поравняются, должно что-то произойти — стрельба, а может, и еще что-то худшее.

Лошади неслышно ступали по выжженой солнцем пыльной площади. Всадники держали правые руки над рукоятками револьверов, готовые спрыгнуть с лошади, затаиться и начать стрельбу.

Один из охранников Антонио ткнул его стволом револьвера в бок.

— А ну-ка, поезжай к Морисоль. Только неспешно, спокойно, не гони свою лошадь.

То же самое сказал один из охранников Морисоль.

— Поезжай навстречу Антонио.

Женщина согласно кивнула головой и натянула поводья. Лошадь пошла мерным шагом.

На крыльцо таверны вышел хозяин таверны, на этот раз наряженный в пончо и вывел, крепко держа за руку, мальчика, откуда тот мог наблюдать спектакль.

Ребенок, увидев, как лошадь мерно везет его мать, вдруг заплакал:

— Мама, мама, — но его голос был настолько тих, что женщина даже не услышала.

Она смотрела вперед, туда, где сидел Рамон Рохас, сжимая в руках карабин, готовый тут же нажать на спусковой крючок.

И Морисоль понимала, что никому не будет пощады от его пули, что даже ей, Морисоль, которую Рамон Рохас так безоглядно любит, в случае чего уготована та же доля — пуля может впиться в ее сердце.

Вдруг женщина вздрогнула — она, наконец, услышала слабый крик своего ребенка.

— Хесус! — воскликнула она и резко повернула голову.

Увидев мальчика на крыльце, она отпустила поводья.

— Хесус, Хесус, — негромко повторила она.

Все, кто стоял на площади, тоже вздрогнули, мужчины положили руки на свои револьверы, крепко сжав их.

А мальчик снова крикнул:

— Мама, мамочка!

Голубые миндалевидные глаза Морисоль наполнились слезами. Казалось, что безоблачное небо отражается в них.

Только лицо Романа Рохаса осталось непроницаемым и спокойным. На его голове на этот раз было сомбреро и глубокая тень скрывала его глаза. Только изредка его губы вздрагивали, на скулах ходили желваки.

И только пристальный взгляд мог заметить, насколько крепко и цепко, стальной хваткой сжимает его правая рука ложе карабина, и как подрагивает указательный палец на отполированном курке.

А на лице Морисоль отражались всевозможные чувства. Ей хотелось спрыгнуть с лошади, броситься к ребенку. Но она опасалась, что как только она сделает хоть одно опрометчивое движение, палец Рамона Рохаса нажмет на спусковой крючок и пуля остановит ее жизнь, не позволит прикоснуться ее рукам к лицу любимого сына, не позволит погладить его темные курчавые волосы, не позволит поцеловать его в щечку и услышать дыхание родного сына.

Чувства боролись в женщине — ей хотелось одновременно и броситься к ребенку и остаться невозмутимой.

Ее полные яркие губы дрогнули. Казалось, что вот-вот сорвется с них душераздирающий крик. Но женщина подавила его в себе, он остался в ее душе, разрывая сердце на части.

Женщина собралась и вновь крепко сжала поводья.

А ребенок, ни о чем не задумываясь, воскликнул:

— Мама, мамочка!

И на этот раз сердце женщины не выдержало, она бросила поводья, соскользнула с седла и, уже не думая о том, что ее ожидает, бросилась через пыльную выжженную солнцем площадь к сыну.

Хозяин таверны тоже разжал свои крепкие пальцы, и мальчик стремглав бросился навстречу матери.

Они встретились посреди площади — женщина и ребенок…

Морисоль упала на колени и прижала сына к своей груди, а он обнял ее за шею, уткнулся в плечо и зарыдал.

— Хосе, Хосе! — вскрикивала женщина.

— Мама! Мамочка! — отвечал ей сын.

Женщина чувствовала, как горячие слезы ребенка текут по ее плечу. А ребенок слышал, как бьется сердце его матери рядом с ним.

Морисоль зарыдала.

Ретт Батлер смотрел, сощурив глаза на эту сцену. Его пальцы подрагивали, но сам он оставался спокойным. Слегка повернув голову, Ретт скосил взор и увидел мужа Морисоль.

Тот стоял в дверях таверны. На его лице была злость, растерянность и негодование одновременно.

Но Батлер сразу же понял, что этот мужчина слаб, слаб, чтобы бороться за свое счастье, слаб, чтобы победить такого, как Рамон Рохас. И Ретт Батлер в душе пожалел этого несчастного. Он всегда не любил слабых людей потому, что сам был совсем иным.

Ретт Батлер никого и ничего не боялся. Он был всегда готов умереть, но при всем этом он не хотел задешево отдавать свою жизнь.

Казалось, что его лицо окаменело от того, что он увидел на площади.

А Морисоль, как будто сбросив со своих плеч какую-то тяжелую ношу, целовала своего сына:

— Мой мальчик! Хосе! Малыш мой! Как я тебя люблю. Ты помнишь меня?

— Да-да, — отвечал ребенок, — Мама, мамочка!

Его крохотные ладошки гладили женщину по мокрым от слез щекам, а та вздрагивала, рыдала, целовала своего ребенка. Казалось, что это единственное, что есть у нее в жизни, что это единственное сокровище, за которое она готова отдать жизнь.

Ее глаза были полны слез, слезы катились по щекам, руки дрожали, она прижимала к себе ребенка, готовая броситься на всякого, кто посмеет прикоснуться к нему.

Вся эта странная сцена посередине пыльной площади что-то напоминала Ретту Батлеру, но как он ни напрягал свою память, не мог вспомнить, что именно.

Сын Бакстера проехал на своей лошади рядом с Морисоль, склонившейся над ребенком, и его конь замер рядом с Джоном Бакстером и супругой.

Антонио освободил ногу от стремени и спрыгнул на выжженную солнцем площадь.

— Мама, вот и я, — обратился он к женщине, склонившись к ее плечу.

Та тоже вначале склонила голову на плечо сыну, но потом отстранилась на полшага, правая рука взметнулась в воздух и над площадью разлетелся звук звонкой оплеухи.

Антонио вздрогнул.

— Мерзавец, — прошептала женщина.


А над Сан-Мигелем в безоблачном ярко-синем небе висел слепящий диск солнца. Солнце взирало на все, что происходит под его горячими лучами, абсолютно равнодушно.

Будут на этой земле люди убивать друг друга или целовать и обнимать, будет кто-нибудь страдать или радоваться — солнцу все равно.

Короткие тени лежали у ног участников всего этого странного спектакля.

Хулио, муж Морисоль, не выдержал, он распахнул дверь таверны и бросился через всю площадь к своей жене и своему ребенку.

— Хулио! — воскликнула женщина, увидев своего мужа, тот упал на колени рядом со своей женой и ребенком и, крепко обняв их, прижал к своей груди.

Мальчик обрадованно воскликнул:

— Отец! Отец! Мама, мамочка! Мы вместе!

Хулио прижимал женщину к своей груди и слышал, как бьется ее сердце, слышал, как горячие слезы падают ему на шею.

А ребенок, вздрагивая, повторял:

— Отец, мамочка, мы все вместе.

Он своими крохотными детскими ручонками обнимал за шею одновременно мужчину и женщину, пытаясь связать в единое целое.

Рамон Рохас, увидев эту сцену, негромко приказал:

— Взять Хулио!

Его приказ разнесся над молчаливой площадью. И один из его людей, дернув поводья лошади, направился к Морисоль, Хулио и их сыну, стоящим посредине площади.

— Хулио, мы предупреждали тебя, — произнес всадник абсолютно бесстрастным голосом, — чтобы ты убрался из этого города раз и навсегда. А теперь тебе придется за это заплатить.

Но ни всадник, ни Рамон, ни даже Ретт Батлер не заметили, как хозяин таверны бросился в помещение и выскочил на крыльцо с карабином в руке. Он взвел курок и направил ствол своего оружия на всадника, склонившегося над Хулио, Хесусом и Морисоль.

— Ты заплатишь, — повторил всадник и его рука легла на рукоятку револьвера.

— Если ты сделаешь хотя бы еще одно движение, то я выстрелю. Оставь его в покое! — срывающимся голосом проговорил седоусый хозяин таверны. — Оставь, я тебя прошу.

Мужчина и без того понял, что еще одно движение, и палец хозяина таверны мягко нажмет на курок, и в его грудь вопьется пуля. Он поднял правую руку, показывая, что не собирается выхватывать из кобуры свой револьвер.

Все люди на площади, казавшиеся до этого парализованными, вздрогнули и повернулись к крыльцу таверны, все взоры устремились на оружие седоусого мужчины.

Глаза Рамона Рохаса налились кровью, страшно засверкали. Он уже готов был вскинуть свой карабин и выстрелить в хозяина таверны, но заметил, как Ретт Батлер спиной оттолкнувшись от шершавой стены, широко расставив ноги, замер на месте, он заметил, как правая рука Ретта Батлера зависла над рукояткой револьвера, и понял, что американец шутить не будет. Янки раньше успеет выхватить свой револьвер, чем он поднимет ствол карабина, рисковать Рамон не хотел, умирать ему совсем не хотелось.

И в этот момент глаза Ретта Батлера встретились с голубым взглядом Морисоль. В ее взгляде была благодарность.

Она как бы обещала Ретту Батлеру все, что он пожелает. Она молила и благодарила за помощь.

Ретт Батлер едва заметно кивнул головой, но взгляд его остался таким же бесстрастным и проницательным.

Он ловил малейшее движение любого участника этого спектакля на площади Сан-Мигель.

Женщина в последний раз склонилась над своим сыном, крепко прижала его к себе и зашептала:

— Хесус, Хесус, мальчик мой, не волнуйся. Мы еще с тобой обязательно встретимся, мы будем жить с тобой вместе. А сейчас иди, иди от меня.

Но ребенок никак не хотел отпускать свою мать. Он гладил ее по лицу, обнимал за шею.

— Иди, иди, — легонько отталкивая от себя ребенка, произнесла женщина и встала с колен.

Ретт Батлер видел, как площадь пересек Рамон Рохас. Ретт видел, как крепко его пальцы сжимают ложе карабина.

— Морисоль, иди к Рамону, он тебя ждет, — каким-то странным отчужденным и холодным голосом сказал Ретт Батлер.

И женщина поняла, что сейчас она должна покориться, сейчас она должна поступить именно так, как сказал этот янки, этот странный человек, неожиданный в их городке, богом и всеми забытом.

Она отряхнула пыль со своей юбки и неспешно отошла на несколько шагов от своего ребенка.

— А ты, — обратился Ретт Батлер к Хулио, — увези мальчишку домой. Его место там.

Он говорил негромко, и Рамон Рохас не мог услышать этих слов.

Мужчина вздрогнул, обернулся к Ретту Батлеру, встретился с ним взглядом и тоже понял, что приказ этого странного человека он должен выполнить.

Он обнял мальчишку, взял его на руки и, тяжело ступая по выжженной солнцем площади, побрел к таверне.

А Рамон, гарцуя на лошади посреди площади, смотрел то на Ретта Батлера, то на хозяина таверны, то на Морисоль, которая стояла, опустив голову.

Ретт Батлер неспешно вытащил из нагрудного кармана сигару, сунул ее в рот, потом языком сдвинул ее уголок и криво улыбнулся.

Но его взгляд остался таким же уверенным и холодным, таким же расчетливым и твердым.


А посреди площади Рамон Рохас, склонившись в седле, протянул руки к Морисоль, приглашая ее сесть в седло.

Женщина на мгновение вскинула голову, взглянула в глаза Рамону, потом опустила голову и, тяжело ступая, также как и ее муж, побрела по пыльной площади в сторону дома Рохаса, туда, где стояли до зубов вооруженные мужчины, туда, где ее уже ждали.

Весь этот спектакль был затеян ради того, чтобы обменять Морисоль на неудачника Антонио, на незадачливого бандита, который решил потягаться силами с братьями Рохасами.

Морисоль тяжело брела по площади, а рядом с ней гарцевал Рамон на пегом в яблоках жеребце. Жеребец дергал головой, косил налитым кровью глазом на медленно бредущую Морисоль, грыз удила и, вскидывая точеную ногу, ступал на песок, поднимая фонтанчики пыли.

Ретт Батлер понял, что спектакль окончен.

Он развернулся и подался в таверну, туда, куда за несколько минут до него вошел хозяин.

Ретт Батлер вошел в полутемное помещение и остановился, потому что после яркого света таверна показалась ему мрачной и темной.

Но наконец, его глаза привыкли к сумраку, и он разглядел седоусого хозяина, который стоял за стойкой, откупоривая бутыль с виски.

Ретт Батлер подошел и, облокотившись локтями на стойку, посмотрел на улицу, туда, где еще продолжался спектакль, финал которого был абсолютно ясен.

— Свинья, этот Рамон, — выдернув пробку и наполнив стакан, произнес хозяин таверны, — свинья.

Ретт Батлер ничего не ответил, только повернул голову, скосил взгляд на наполненный стакан и, глубоко затянувшись сигарой, выдохнул голубоватую струйку дыма, которая тут же растворилась в полумраке таверны.

— А при чем тут Рамон? — спросил Ретт, не вытаскивая сигары изо рта.

Хозяин быстро поднял стаканчик с виски и осушил его.

— Так я у тебя спросил, при чем здесь Рамон?

Хозяин опустил стакан на стойку и принялся вертеть его в руках.

— Знаешь, Батлер, эта история стара в наших краях, как мир.

— Но если она такая старая, то, наверное, я ее знаю.

— А может быть, нет, — воскликнул хозяин, ударяя донышком стакана о дубовую стойку.

— Может и не знаю, тогда расскажи.

— Рассказать? Слушай. Была счастливая семья, муж, жена и ребенок. И пришла беда…

— Ты говоришь, пришла беда? — вполоборота взглянув на хозяина, произнес Батлер и перебросил сигару из одного угла рта в другой.

— Да-да, пришла беда и зовут ее Рамон. Муж Морисоль сел играть в карты с Рамоном и обыграл его, но при этом Рамон сказал, что Хулио шулер и обманывает…

— Ну и что? Действительно, эта история стара как мир.

— Дело в том, — продолжал хозяин таверны, — что после того, как Рамон обвинил Хулио, что тот мошенник и что нечестно его обыграл, он умудрился забрать у него жену, забрать Морисоль в заложницы.

— Что? — на этот раз вздрогнул Ретт Батлер.

— Да, да, он забрал Морисоль в заложницы и сказал, что если Хулио что-нибудь предпримет, то люди Рамона убьют ребенка, убьют Хесуса.

— Да, страшная история, — покачал головой Ретт Батлер, так и не дав понять хозяину таверны своего отношения ко всему услышанному.

— Получается, что этот Рамон дьявольски умный человек, — сказал Ретт Батлер, вытащил сигару изо рта и, не оглядываясь, отправился к двери.

— Батлер, куда ты идешь?

Тот замер в двери и, обернувшись, бросил:

— Иду к Рохасам. Искать работу.

И вышел за дверь.

Хозяин таверны резко поднял свой стаканчик, выпил его и плюнул вслед Ретту Батлеру.

— Будь ты проклят, сумасшедший.

Но Ретт не слышал проклятия, посланного пожилым мужчиной, он пересекал площадь, направляясь к дому Рохасов.

Ретт Батлер знал, что предложат братья Рохасы, знал, о чем будет разговаривать с ними, он даже предугадал выражения их лиц.

И действительно, в доме Рохасов его встретили с распростертыми объятиями. Все были рады, что американец пришел к ним, к Рохасам, а не пошел к заклятым врагам, к Бакстерам.

Значит, силы Рохасов приумножатся, коли с ними будет сражаться Ретт Батлер.

А ведь все в Сан-Мигеле уже знали, что в искусстве метко стрелять потягаться с Реттом Батлером мог только Рамон Рохас, да и то многие просто побаивались Рамона, а вот Ретта уважали, особенно после того, как он лихо расправился с четырьмя людьми Бакстера. Один сразу с четырьмя.

Люди Рохаса переговариваясь и показывая пальцем на Батлера, говорили:

— Этот парень уложил сразу четверых, представляешь?

— Да что тут говорить, такого я никогда не видел. И наверное, никогда бы не поверил, если бы кто-нибудь рассказал, но я сам видел четыре трупа. Никто даже револьвер не успел выхватить из кобуры.

— Да, этот парень не промах. Он кого хочешь уложит в могилу.

— Но самое главное, что он теперь с нами.

Люди Рохаса бросали короткие довольные взгляды на Батлера.

А тот чувствовал себя довольно непринужденно, он спокойно расхаживал среди братьев, обменивался с ними предложениями, похваливал то Рамона, то Мигеля, то Эстебана.

И братья улыбались, им была приятна похвала этого немногословного янки. Хотя они все, как настоящие мексиканцы, недолюбливали людей с белой кожей. Но этот янки им был по нраву.

Здесь в Сан-Мигеле больше всего ценилось только одно искусство — искусство быстро выхватывать из кобуры тяжелый револьвер и нажимать на курок. Но самое главное, чтобы пуля попадала в цель.

А все в Сан-Мигеле видели, что все четыре пули, выпущенные янки, попали в цель. И никто после его выстрелов даже не шелохнулся, не двинул рукой.

Единственный, кто обрадовался четырем удачным выстрелам Батлера — это седобородый старик-гробовщик. Ведь ему прибавилось работы, и он смог заработать несколько долларов.


Дон Мигель подошел к Ретту Батлеру, положил ему руку на плечо и, дыша ему в лицо перегаром виски, тихим голосом произнес:

— Хорошо, парень, что ты с нами. У меня сразу как-то на душе стало спокойнее. Если бы ты перекинулся к Бакстерам…

— Что вы, дон Мигель? — воскликнул Ретт Батлер, явно польстив своими словами среднему Рохасу, — разве я могу пойти к этим идиотам, Бакстерам? Ведь я уложил четверых людей Бакстера и теперь мне, по-моему, там не место.

— Конечно, конечно, янки, твое место только с нами. Такой человек должен быть в нашей компании и тогда мы будем непобедимы.

— Насчет этого я не знаю, — резко заметил Ретт Батлер, дернул плечом, и рука Мигеля Рохаса упала, — мне кажется, вы немного преувеличиваете, дон Мигель, мои возможности.

— Нет-нет, Батлер, ваши возможности просто замечательные. Тем более, если мы будем все вместе, все вместе против Бакстеров.

— Ну что ж, вместе так вместе, — сказал Ретт Батлер, отходя в сторону, явно заскучав от бесполезных разговоров и комплиментов.

Глава 6

Через час внизу в гостиной дома Рохасов уже было настоящее пиршество. Все радовались, упивались победой над Бакстером. Вооруженные до зубов мужчины наполняли стаканы и пили виски.

В огромном, в полстены, камине, обложенном диким камнем, жарились свинья и теленок.

Эстебан Рохас подошел к туше, медленно вращающейся на вертеле, движением руки приказал подручным остановить и, отрезав большой кусок мяса, подошел к среднему Рохасу.

— Мигель, по-моему, хорошо, что этот янки с нами.

— Да, — Мигель согласно закивал головой, — хуже было бы, если б он был на стороне Бакстера. А то, что он с нами — гораздо лучше. Ведь возможно, вскоре появятся солдаты. Они начнут разбираться, куда и как исчез фургон с золотом. А американец поможет нам победить.

— Да, Мигель, — сказал Эстебан, жуя сочное мясо, — нам придется мобилизовать всех людей, мы должны выиграть эту схватку, и тогда Бакстеры будут вынуждены покинуть Сан-Мигель.

— Ты правильно говоришь, Эстебан. Если мы победим в этой схватке, тогда только мы будем царствовать в этом городке и его окрестностях. И вся контрабанда, вино, оружие, золото пойдет только через нас. И мы, действительно, сможем разбогатеть.

— Брат, как я хочу разбогатеть, — Эстебан вытер жирные руки о свой сюртук, — я хочу, чтобы у нас было много золота, очень много. И чтобы только мы были хозяева на этой земле.

— Что ж, брат, так оно и будет, — сказал дон Мигель, пряча свою ехидную улыбку в черные усы.

Двое подручных поднялись в кабинет дона Мигеля и приволокли средневековые доспехи.

— Куда нам его? — обратился один из людей.

— Да ставьте вон туда, — и Эстебан швырнул кусок недоеденного мяса в угол гостиной.

Мужчины потащили доспехи в то место, которое указал Эстебан Рохас. Они опустили доспехи рыцаря на пол и разбежались в разные стороны.

Вся присутствующая публика оживилась.

— Ха, смотрите, какой рыцарь!

— Смотрите, ведь он весь из железа. Он, наверное, думает, что его невозможно достать револьверной пулей.

Ретт Батлер, который делал вид, что он куда более пьян, чем на самом деле, неспешно вытащил из кобуры свой кольт сорок пятого калибра, взвел курок и, почти не целясь, трижды выстрелил. Кусок лат с грохотом отвалился на каменный пол.

Публика радостно заржала и принялась аплодировать.

— О, этот янки классно стреляет. Наверное, среди нас ему нет равных! — кричал один чернобородый мужчина, все время бросая взгляды на кольт Ретта Батлера.

Ретт Батлер встал со своего места, сунул револьвер в кобуру и, держа недопитый стакан виски в руках, направился к доспехам посмотреть результат своей стрельбы.

Когда до лат осталось шагов шесть, сзади прозвучало четыре выстрела карабина.

Ретт Батлер замер на месте, пули просвистели у самого его виска. Он даже немного втянул голову в плечи, но обернулся Ретт медленно и посмотрел на стреляющего.

На ступеньках, которые вели к галерее, стоял Рамон Рохас, сжимая в руках свой неизменный карабин. Он передергивал затвор и нажимал на спусковой курок. Пули одна за другой впивались в доспехи, как раз в то место, где должно было быть сердце человека, закованного в латы.

Уже четыре маленьких аккуратных отверстия были одно рядом с другим. Еще одно нажатие указательного пальца, и пуля впилась в металл, разрывая его. Все пули легли как раз в сердце, нарисовав незамысловатую фигуру, похожую на те, что художники изображают на картах и рисуют девушки, воображая, что она похожа на сердце, а юноши рисуют эту же фигуру, проткнутую стрелой.

Рамон Рохас несколько мгновений помедлил, потом сошел на несколько ступенек вниз, вскинул карабин, прижав приклад к плечу, прицелился и выстрелил последний раз.

Последний выстрел абсолютно точно дорисовал фигуру сердца на груди латника.

— Вы хорошо стреляете, вы очень хорошо стреляете, — вежливо заметил Ретт Батлер, обращаясь к Рамону Рохасу.

— Знаешь, приятель, когда хочешь убить человека, то нужно стрелять в сердце, только в сердце. И тогда считай, что твоя жертва мертва.

Рохас помедлил и сказал.

— И еще. Самое лучшее оружие — карабин.

— Возможно, — ответил ему Ретт Батлер, — но я предпочитаю кольт сорок пятого калибра.

И он положил ладонь на рукоятку своего револьвера.

Рамон Рохас подошел к рыцарю, провел пальцем по отверстиям, сделанным пулями его карабина и удовлетворенно хмыкнул.

Ретт Батлер поднял недопитый стакан и сделал маленький глоток виски.

— Знаешь, друг, когда человек с кольтом сорок пять встретится с человеком, в руках у которого винтовка, то тот, который с кольтом — труп. Так гласит мексиканская пословица.

— Возможно и так, — пожал плечами Ретт Батлер, не снимая руку с рукоятки своего револьвера.

Рамон Рохас бросил свой карабин подручному. Тот ловко поймал его, прижал к груди, как ребенка и направился наверх на галерею.

А сверху в гостиную спустилась Морисоль. Ее лицо было грустным, но взгляд оставался каким-то непримиримым.

Она посмотрела на Батлера, но тот еще раз пожала плечами, сделав вид, что первый раз в жизни видит Морисоль.

Рамон Рохас обратился к одному из своих людей.

— Хулио, возьми пять человек и проводи Морисоль в маленький дом. И смотри, чтобы все было в порядке, иначе тебе несдобровать.

— Слушаюсь, — ответил подручный.

Рохас подошел к женщине, схватил ее за голову, крепко сжал подбородок, повернул к себе и буквально впился своими крепкими зубами в ее губы.

Морисоль стояла с опущенными руками, абсолютно неподвижная, бесстрастная, как мраморная колонна.

Наконец, Рамон оторвался от ее губ и несильно оттолкнул Морисоль.

— Ступай в маленький дом. А мне нужно будет сделать кое-что. Как там, экипаж готов? — крикнул он безадресно.

— Да, готов, — тут же ответили ему.

— Тогда отправляйтесь! Всем приятного аппетита, — крикнул Рамон, пересекая зал и выходя через черный ход.

Вся толпа пьянствующих и обжирающихся радостно загалдела, приветствуя Рамона Рохаса.

Один Ретт Батлер остался спокойным. Он посмотрел на то, как медленно удаляется женщина в сопровождении вооруженных мужчин, и на его губах мелькнула едва заметная злорадная улыбка.

Но никто из присутствующих, даже из тех, кто наблюдал за Реттом Батлером, так и не понял, что означает эта его едва заметная улыбка.

А лицо Ретта Батлера снова сделалось непроницаемым. Он развернулся, направился к столу и наполнил почти до краев бокал виски. Он поднял бокал, посмотрел на Мигеля Рохаса и подмигнул:

— Вы слышали, что сказал Рамон?

— Да, да, — радостно загалдели сидящие за столом.

— Тогда будем веселиться, — и Ретт Батлер выпил половину бокала.

А через час мертвецки пьяного Ретта Батлера двое подручных Рамона Рохаса, взвалив на плечи, волокли наверх в ту комнату, куда когда-то его поселил один из братьев Рохаса.

Мужчины тяжело дышали.

— Фу, чертовски тяжелый этот янки! Весит не меньше центнера, как свинья, — говорил небритый широкоскулый мужчина с длинными сальными волосами.

— Тащи, тащи. Это наш напарник. Один из самых надежных людей Рохасов, как говорит дон Мигель.

— Надежный? Кто его знает, какой он там надежный, — проворчал небритый. — Придет время, и мы посмотрим, какой он верный.

— Слушай, ты слишком много рассуждаешь. Тащи, тебе приказали — и тащи.

— Дьявол, как этот янки напился. Он совсем не умеет этого делать, а еще собирался посостязаться с доном Мигелем.

— Дон Мигель это еще что. Вот Рамона, наверное, никто никогда не сможет перепить. Вот это уж точно, он пьет лучше всех в округе и не пьянеет.

— Видал я людей, которые пьют получше Рамона.

— Ну-ну, ты попридержи язык. Лучше Рамона вообще пить невозможно.

— Не-е, есть люди, которые умеют пить.

— Ты еще скажи, что кто-нибудь стреляет лучше Рамона.

— А вот этого я не скажу, потому что не видел. Разве что вот этот янки, — и мужчина похлопал беспомощно обмякшее тело Ретта Батлера по плечу, — да и то после такой дозы навряд ли он сможет уверенно нажать на курок и выстрелить, не целясь.

— Этот, наверное, завтра вообще едва будет стоять на ногах, — сказал второй мужчина, помогая внести Ретта Батлера в комнатку.

Подручные Рамона Рохаса бросили Ретта на широкую постель.

— Уж и нализался этот янки. А весит, наверное, целую тонну.

— Да, ладно тебе, сам-то он ходить не может, ноги-то не держат. Вот пришлось его нести.

— Точно уж, пришлось, — вытирая вспотевшее небритое лицо, ответил мужчина, и они неторопливо покинули комнату Ретта Батлера.


Едва захлопнулась дверь и смолкли шаги на деревянных ступенях лестницы, Ретт Батлер открыл глаза. Его взор был ясным и спокойным, а на лбу образовалась вертикальная складка, которая показывала, что Ретт Батлер сосредоточенно о чем-то думает.

Через несколько минут бесцельного созерцания облупленного потолка Ретт Батлер вздрогнул, сжал кулаки и резко поднялся с кровати.

Он помассировал себе затылок, потряс головой, приходя в себя, потом подошел к тазу с кувшином, налил воды, плеснул себе в лицо и удовлетворенно крякнул.

— Наконец-то, я один, не надо притворяться.

Он растер лицо и шею белым чистым полотенцем, сел на кровать, вытащил из кобуры револьвер и быстро зарядил барабан патронами.

Сжав в руках оружие, Ретт Батлер почувствовал себя настоящим человеком, абсолютно трезвым, спокойным и уверенным в своих силах.

— Ты со мной, — погладил мужчина рукоятку кольта сорок пятого калибра, — значит, все будет в порядке.

Он приложил холодный ствол к своему горячему лбу, блаженно улыбнулся, потом прокрутил револьвер вокруг указательного пальца и опустил в кожаную кобуру.

Подойдя к окну, Ретт распахнул его и глянул в темное ночное небо.

Тускло светили звезды, плыли прозрачные белесые облака, а луна казалась начищенным медным тазом.

«Господи, как она сияет, — подумал Ретт Батлер, — вот бы взять и выстрелить в нее».

Но он прекрасно понимал, что никакая пуля не в силах долететь до этого сияющего диска и причинить ему хоть малейшее беспокойство.

«Да, какие-то странные мысли приходят мне в голову», — Ретт Батлер накинул пончо на плечи, встал на подоконник и тихонько опустился на руках во внутренний дворик.

Потом выбрался из двора, нашел свою лошадь, привязанную к коновязи, и та сразу же заржала, застригла ушами, узнав хозяина.

Ретт Батлер нежно похлопал ее по шее, погладил гриву.

— Спокойно, спокойно, родная. Сейчас мы с тобой поскачем. Только веди себя тихо.

Он стремительно вскочил в седло, натянул поводья и лошадь, покорная каждому движению рук хозяина, помчалась по темным безлюдным улочкам Сан-Мигеля, туда, куда направляла ее рука Ретта Батлера.

Хозяин лошади прекрасно знал, куда им надо попасть. Он спешил на окраину городка, но ехал безлюдными местами к маленькому белому домику. К тому домику, у которого он проезжал, когда впервые появился в Сан-Мигеле.


Единственный, кто услышал, как проскакала лошадь Ретта Батлера — был маленький Хесус, сын Морисоль. Он подбежал к двери и посмотрел на белый дом, который находился на другой стороне в конце улицы.

Дом, где была его мать, которую он не мог видеть.

— Папа, папа, — воскликнул мальчик, — обращаясь к Хулио, — а почему я не могу увидеть мою маму? Почему, ответь.

— Не можешь и все. Нельзя.

Но мальчик стоял у распахнутой двери и смотрел на улицу, залитую лунным светом.

— А почему тот человек может видеть маму, а я не могу.

Хулио подошел к сыну, поднял его на руки.

— Тот человек? Не знаю, — Хулио пожал плечами. — Пойдем в дом, на улице холодно, ты можешь заболеть, а это совсем ни к чему. Да ты еще и не ужинал. Садись за стол. Еда остывает.

Мальчик покорно согласился и, взобравшись на высокий стул, уселся к столу и начал есть.


А Ретт Батлер стоя на другой стороне улицы, всматривался в щель, пытаясь разобрать, что происходит в гостиной дома, где Рамон Рохас спрятал Морисоль.

Он видел мужчин, сидящих за столом, те играли в кости. Радостно вскрикивали, когда кости выпадали, огорченно кривились и грязно ругались, когда игра не шла.


Ребенок вновь соскочил с высокого стула.

— Отец, я хочу к маме.

— Нет, Хесус, вернись на место. Нам нельзя даже показывать, что мы здесь. Никто не должен знать, что мы прячемся в этом доме. Абсолютно никто.


Ретт Батлер вытащил из нагрудного кармана сигару, привычным движением вставил ее в рот, сдвинул из одного угла рта в другой.

Потом зажег спичку, поднес яркий язычок пламени к сигаре, раскурил, жадно затянулся и взглянул в ночное небо.

Над ним была россыпь тускло поблескивающих, недосягаемых звезд. А в самой середине неба висел тяжелый диск луны.

«Господи, он действительно похож на медный начищенный таз, — вновь подумал Ретт Батлер, — И как жаль, что нельзя вот сейчас выхватить револьвер и выстрелить в этот медный таз и сбить его с неба. Мне ведь так надо, чтобы все вокруг погрузилось в темноту. И чтобы эта чертова луна не заливала весь Сан-Мигель своим призрачным светом».

Он жадно затягивался горьковатым дымом, выдыхал его, смотрел на то, как дым растворяется в прохладном вечернем воздухе.

Наконец, он решился.

Его правая рука опустилась на рукоятку револьвера, а большой палец медленно взвел курок. Механизм едва слышно щелкнул.

Ударом ноги Ретт Батлер распахнул дверь и переступил через порог ярко освещенной комнаты.

— Привет! — произнес он.

Все мужчины вздрогнули и замерли, а их в комнате было пятеро. Один, который стоял ближе всех к Ретту Батлеру, резко повернувшись на месте, потянулся к своему револьверу.

Но Ретт Батлер успел нажать на курок раньше, и мужчина, судорожно взмахнув руками, перекрутился на одной ноге и рухнул на пол.

Остальные вскочили со своих мест и потянулись к оружию.

Но Ретт Батлер стрелял без промаха. И все четверо остались на своих местах. Пороховой дым заполнил небольшую гостиную.

Один из мужчин, лежащий у самой стены, вздрогнул и попытался приподняться. Но Ретт нажал на курок и мужчина замер, растянувшись на полу.

В доме Рохасов, услышав шесть выстрелов, выскочили на балкон.

— Где это стреляют? — спросил дон Мигель, обращаясь к одному из своих подручных.

— По-моему, в той стороне, — сказал небритый мужчина и указал в ту сторону, где располагался маленький белый дом.

— Черт! Надо сказать Рамону.

— Но ведь Рамона нет, — ответил Эстебан, выскакивая на балкон. — Он поехал с экипажем.

— О, дьявол! — воскликнул дон Мигель и, перегнувшись через перила, закричал. — А ну, быстро седлайте лошадей. Едем к маленькому дому. Скорее!

Эстебан Рохас уже поправлял пояс с револьвером, сбегая вниз по ступенькам.

Все мужчины в доме уже вскочили в седла и кавалькада помчалась в направлении к маленькому дому на окраине Сан-Мигеля.


А Ретт Батлер расхаживал по комнате, смотрел на застреленных им людей и не чувствовал ни малейшего угрызения совести. Казалось, что души всех убитых отправились в иной мир.

Взгляд Ретта упал на мачете, воткнутое в деревянную лавку. Он вытащил его, взвесил в руке и перевернул стол.

«Надо сделать в этом маленьком доме беспорядок. Пусть Рамон Рохас, когда появится здесь, подумает, что мужчины перестреляли друг друга, не поделив деньги при игре в кости».

Ретт сбросил на пол посуду, разбросал одежду. Он так был поглощен этим занятием, что не заметил, как один из мужчин шевельнулся и, тяжело приподнявшись, потянулся к револьверу, который лежал в нескольких дюймах от его руки.

А Ретт Батлер сбрасывал с полок посуду, перерубал вязанки перца и лука, сбрасывал бутылки, переворачивал мебель.

Дверь с соседнюю комнату распахнулась и на пороге появилась Морисоль, она была в белой ночной рубашке, на плечах — черная вязаная шаль. Она с изумлением смотрела на Ретта Батлера. На ее лице было недоумение.

И вдруг Морисоль увидела, что мужчина в черном плаще и белом сомбреро медленно встал, с трудом поднял револьвер и нацелился в спину Ретту Батлеру.

Женщина иступленно прижала руки к груди и закричала:

— Берегись!

Ретт Батлер, вполоборота скосив взгляд, заметил нацеленный на него вороненый ствол револьвера и, не разгибаясь, швырнул тяжелое мачете.

Лезвие ножа вошло в грудь мужчины, револьвер выпал, мужчина схватился за мачете, пытаясь вырвать его из своей груди, но ноги его подкосились и он грудью рухнул на пол. Лезвие мачете, пробив тело мужчины, вышло со спины.

«Странно, что лезвие так сверкает и на нем совсем нет крови», — равнодушно подумал Ретт Батлер, глядя на неподвижно лежащий труп.

Ретт подбежал к Морисоль, схватил ее за руку. Та непонимающе смотрела на мужчину, ее взгляд выражал полное недоумение. Она никак не могла сообразить, чего же хочет от нее этот странный американец. Чего добивается?

— Пошли, — едва слышно прошептал Ретт Батлер, выплюнув на пол окурок сигары. — Пошли скорее.

Морисоль одновременно упиралась и покорно следовала за ним.

По пути Ретт Батлер опрокинул еще полку с посудой.


А в это время к маленькому домику на окраине Сан-Мигеля уже спешила кавалькада всадников. Эстебан Рохас мчался, размахивая над своей головой револьвером, рядом с ним скакал дон Мигель.

Лошади вздымали пыль, люди мчались туда, откуда услышали выстрелы, туда, где Рамон Рохас спрятал свою возлюбленную Морисоль.

— Неужели это чертовы Бакстеры решились напасть на маленький дом и выкрасть Морисоль? — шептал себе под нос в черные усы дон Мигель. — Нет, они бы на это не отчаялись… но если это они, то тогда… всем Бакстерам смерть. Всем до единого!

— Скорее, скорее! — кричал Эстебан, — Надо спешить! Иначе Бакстеры уйдут.

И он пришпорил своего скакуна.

Его лошадь помчалась во весь опор.

И Эстебан Рохас вырвался из всей кавалькады и понесся впереди, вздымая клубы желтоватой пыли, которая почему-то светилась в лунном свете.


Ретт Батлер тащил упирающуюся Морисоль через улицу. Наконец, не дойдя несколько шагов до дома, где скрывались Хулио и Хесус, он остановился, бросил Морисоль на улице, а сам ударом ноги распахнул дверь и вошел в дом.

Оттуда он вышел через несколько мгновений, на руках у него был Хесус.

— Мой ребенок, — воскликнула Морисоль и бросилась к Ретту.

Тот передал мальчика ей в руки.

— Бери, это действительно твой сын. А вот деньгу — он вытащил из нагрудного кармана толстую пачку банкнот и передал их женщине. — На первое время здесь хватит. И быстро, как можно быстрее убегайте отсюда. Спрячьтесь на той стороне границы. Скорее!

— Как мы тебя сможем отблагодарить? — спросил Хулио, глядя в глаза Ретта Батлера.

— Меня не надо благодарить, — ответил Ретт. — Это совершенно ни к чему.

Мужчина растерялся, не ожидая такого ответа. Зато женщина смотрела на него взглядом, полным благодарности.

— Идите, идите скорее, пока Рохасы сюда не примчались, — и Ретт Батлер подтолкнул мужчину и женщину в спину, показывая им направление к мексиканской границе.

Женщина, пройдя несколько шагов, вдруг замерла на месте, медленно обернулась и посмотрела на Ретта Батлера.

— Скажите, а зачем вы это делаете?

Но от ее слов и оттого, каким тоном она спросила, Ретт Батлер вздрогнул. Его взгляд стал холодным и отчужденным, на лбу появилась вертикальная складка.

— Когда-то несколько лет назад я знал такую женщину, как ты, Морисоль, — сказал он. — Я знал такую женщину, но, к сожалению, ей некому было помочь. Идите, бегите!

Словами Ретт Батлер буквально подталкивал мужчину и женщину, заставлял их действовать, двигаться и уходить от опасности, которая подстерегала их на каждом шагу.

— Скорее!

Но мужчина и женщина уже бежали, они убегали из Сан-Мигеля, прячась от Рамона Рохаса и его людей.

— Возможно, вы когда-нибудь и будете счастливы, — глядя им вслед, произнес Ретт Батлер, — возможно, будете. Жаль, что я не смогу увидеть вашего счастья и не смогу быть рядом с вами. Бог вам в помощь!


Ретт Батлер резко обернулся, потому что услышал далекий топот лошадей. Топот стремительно приближался.

Ретт подбежал к своей лошади, которая, почувствовав приближение хозяина, тихо заржала, он потрепал ее шелковистую гриву, сунул ногу в стремя, вскочил в седло и натянул поводья. Лошадь, покорная движениям руки хозяина, понесла его прочь.

Немного отъехав, Ретт Батлер остановил лошадь и приблизился к каменной стене, которая скрывала его от глаз людей Рохаса.

Те, вскочив в дом, все оглядели.

— Что там? — спросил дон Мигель человека, выскочившего из дому.

— Там все мертвы, все пятеро. А Морисоль похитили.

— Черт! Это дело рук Бакстеров. Скорее в город, пока они не напали на наш дом.

Все люди Рохасов вскочили в седла и устремились назад в Сан-Мигель.

«Все нормально. Пусть они и продолжают так думать. Мне это на руку», — Ретт Батлер вонзил шпоры в бока своего скакуна и тот помчался другой, более короткой дорогой к городку.

Ведь Ретту Батлеру надо было попасть в дом и притвориться спящим еще до того, как вернуться Эстебан и дон Мигель.

И хотя Люди Рамона Рохаса нещадно стегали своих лошадей и мчались во весь опор, Ретт Батлер смог оказаться в Сан-Мигеле на несколько минут раньше. Его дорога была посложнее, но покороче — пастушьи тропы через скалы.


У самого входа в дом дон Мигель остановил лошадей. Навстречу ему из ворот выскочили верные люди.

— Скорее, всех поднять! Всем с оружием спуститься во двор! Ты, Чико, будешь стоять с другой стороны дома, вы двое — у ворот, а вы все во двор. Дом надо охранять, — отдавал распоряжения дон Мигель, — Эстебан, ты с балкона следи за площадью, за домом Бакстеров.

— Хорошо, Мигель.

— Хорошо, господин, — отвечали подручные, разбегаясь в разные стороны и клацая затворами своего оружия, взводя курки револьверов.

Все были напуганы. Все ожидали нападения Бакстеров на городской дом Рохасов.

Лицо дона Мигеля подергивалось. Он был совершенно уверен, что это именно Бакстеры напали на маленький белый домик и перестреляли людей Рамона, никого не оставив в живых. Да еще увели Морисоль.

Ведь вчера они смогли это сделать, что же могло помешать им сделать это сегодня.

Но на этот раз у Рохасов не было равноценного выкупа, чтобы обменять на Морисоль. Сейчас в их руках не было никого из Бакстеров, и поэтому дон Мигель решил, что Рохасам Бакстеры объявили непримиримую войну.

«Раз все убиты в нашем маленьком доме, наверное, Бакстеров собралось чертовски много. Наверное, эти мерзавцы не пожалели долларов и наняли еще десятка два убийц, которыми кишат эти земли».

— Дон Мигель, я видел, как сегодня с утра у дома Бакстеров крутились какие-то странные люди.

— Видел? — взревел дон Мигель, — а почему ты не сказал об этом мне?

— Я говорил дону Рамону.

— А-а, — немного смягчился дон Мигель и потрепал по щеке молодого парня, вооруженного двумя револьверами. — Тогда молодец. Иди вот к той дальней двери и охраняй ее. Если что — стреляй!

— Хорошо, дон Мигель, — ответил парень и помчался выполнять приказание.


За всем этим из-за угла наблюдал Ретт Батлер. На его лице блуждала одобрительная улыбка, как будто все то, что происходило здесь, делалось по его велению и с его ведома.

— Отлично, — потер ладонь об ладонь Ретт Батлер, — все идет, как положено.

Он поднял голову и взглянул на темное ночное небо, на тусклые звезды и самодовольно хмыкнул.

— Все в порядке. Моя звезда еще светит мне и согревает своими лучами, счастье еще не покинуло меня.

Глава 7

Ретт Батлер успешно перелез через беленый известкой высокий забор, оказался во внутреннем дворике и огляделся по сторонам. Здесь было тихо, а вокруг дома бегали люди Рохаса, занимая удобные позиции, перебрасываясь командами, короткими фразами.

Все Рохасы сейчас ожидали нападения людей Бакстеров. Они были уверены, что Бакстеры наверняка нападут на их городской дом, раз совершили набег на маленький домик.

Ретт Батлер самодовольно усмехался. Вся эта заваруха была подстроена им. Это он так сильно напугал Рохасов, заставив их поверить, что это именно Бакстеры увели Морисоль, перестреляв людей.

Ретт Батлер, осторожно крадучись, перешел дворик и прижался спиной к шершавой стене дома. Он взглянул на балкон, подпрыгнул, вцепился руками, подтянулся и перевалился через перила. Вокруг царила тишина. Он раскрыл окно и ступил в комнату.

В комнате было темно, только окно светилось призрачным голубоватым светом. Ведь в небе среди тускло мерцающих звезд плыл желтый отполированный диск луны. На пол комнаты легли темные перекрестия рамы.

— Все в порядке, — прошептал Батлер и в это время он почувствовал, что холодный ствол револьвера уперся ему в затылок.

— Тебя там и ждали, приятель, — послышался за спиной спокойный и уверенный голос.

Ретт Батлер неторопливо обернулся.

В его комнате было полно людей Рохаса. Когда он внимательнее присмотрелся, то увидел, что на его кровати лежит в сапогах сам Рамон Рохас и самодовольно ухмыляется.

В его зубах красной точкой тлел окурок сигары. Рамон вытащил сигару изо рта и негромко сказал, глядя в белеющий потолок.

— В одном из наших экипажей сломалось колесо, и нам пришлось вернуться. Экая незадача. Один из моих людей сказал, что Бакстеры осмелились напасть на наш маленький дом на окраине городка и умудрились похитить Морисоль.

Рохас говорил это совершенно спокойным и бесстрастным голосом. Но оттого, как Рамон произносил эти слова, Ретту Батлеру сделалось не по себе, он понял, что теперь он попал в западню и выхода из нее нет. Ведь вся комната была полна вооруженными людьми.

А револьвер, который болтался в кобуре Батлера, один из подручных Рохаса уже успел выхватить и бросить на кровать хозяину.

— Я хотел бы поговорить с тобой, гринго. Я хотел бы, чтобы ты рассказал обо всем, что тебе известно. Ведь ты смышленый парень и соображаешь куда быстрее, чем многие из моих людей. Да, стреляешь ты хорошо, соображаешь быстро, но не так быстро, как соображает Рамон Рохас, так что ты попался.

— Возможно, — пожал плечами Ретт Батлер.

— Схватить его, — приказал Рамон таким же бесстрастным холодным голосом.

Люди Рохаса заломали Ретту Батлеру руки и потащили вниз, туда, где в одном из полуподвалов располагались складские помещения.

— Отсюда ты, приятель, не убежишь, — сказал один из подручных и нанес резкий сокрушительный удар в живот Батлеру.

Тот пригнулся, но не упал.

— Ах, так ты еще, свинья, держишься на ногах! — и на Ретта Батлера посыпались удары со всех сторон.

Его били кулаками, поднимали с холодного каменного пола, ставили на ноги и снова били. Били в голову, в грудь, в плечи, в спину, в живот, били кулаками, прикладами карабинов, рукоятками револьверов.

Но Ретт Батлер отплевывался кровью, не произнося ни единого слова.

— Ты крепкий парень, — ухмыльнулся Рамон Рохас. — Но мои люди умеют убивать. Они вытянут из тебя все, если только тебе хоть что-нибудь известно, ты обязательно развяжешь язык и скажешь.

— Нет, — сплюнув кровью, выдавил Ретт Батлер.

Тут Рамон Рохас ударил его сапогом в грудь. Ретт, вскинув руки, рухнул на каменный пол, уже залитый кровью. Голова страшно гудела, правый глаз заплыл и почти ничего не видел, из носа, из рассеченных губ сочилась кровь. Все тело, казалось, разрывают на куски.

Ретт Батлер подумал, что сейчас ему, наверное, придется распроститься с жизнью. Ведь шестеро подручных Рамона не собирались останавливаться.

Они подняли с пола Батлера, поставили на ноги и двое удерживали его за руки, а третий продолжал бить. Трое других отдыхали у стены, подбадривая своих приятелей.

— Так его, Чико, врежь этому грязному янки. Пусть запомнит крутых ребят из Сан-Мигеля.

Ретт Батлер потерял на несколько минут сознание…

Когда он очнулся, то понял, что лежит на холодном каменном полу. Он, с трудом опираясь ослабевшими руками о каменные плиты, попытался подняться, но правая рука заскользила в луже крови и он тяжело рухнул снова.

— Он еще пытается подняться, — сказал Рамон Рохас. — А ну-ка, Чико, приведи его в чувство, врежь еще пару раз.

Чико с готовностью бросился к Ретту Батлеру. Он приостановился в одном шаге от избитого Ретта, пытающегося изо всех сил встать на ноги, и нанес сокрушительный удар тяжелым сапогом в грудь. Ретт Батлер вскрикнул и, перевернувшись на спину от удара, ударился головой о шершавую каменную стену.

В глазах поплыли желтые и красные круги, и Ретт Батлер лишился чувств…

— Эй, облейте его водой, — приказал Рамон и тут же услужливые подручные выплеснули кувшин воды на окровавленную голову Батлера.

Тот сразу пришел в себя, медленно и тяжело повертел головой и сел спиной к стене. Рамон склонился над ним, запрокинул голову, схватив за волосы и прошептал в самое ухо:

— Где ты спрятал Морисоль? Где? Отвечай!

В полуподвал вошел дон Мигель, средний Рохас. Он подбежал к старшему брату, положил ему руку на плечо:

— Рамон, перестань, иначе ты его вообще укокошишь. И он ничего не скажет.

Рамон выругался и отошел от Батлера. Тот тяжело осунулся на пол.

— Поднимите его, — приказал дон Мигель. И двое подручных подняли Ретта Батлера и уложили на длинный дубовый стол, на котором обычно в этом подвале разделывали мясо.

Дон Мигель склонился над ним.

— Послушай, американец. Скажи, где ты спрятал Морисоль. Скажи только это и тогда мы прекратим тебя истязать.

— Пошел к черту! — прошептал, давясь кровью, Батлер.

— Ах ты, скотина! Значит, не хочешь говорить? Тогда продолжим. А ну, ребята!

И люди Рохаса, поставив Батлера на ноги, принялись избивать снова. Но Ретт уже почти не чувствовал боли, он обессилел настолько, что даже не мог пошевелить руками и прикрыть лицо. А мексиканцы продолжали бить, удары сыпались со всех сторон, но Ретт Батлер чудом стоял на ногах.

— Этот янки довольно крепкий орешек. Но язык ему все равно придется развязать. Шутки с Рамоном всегда кончаются очень плохо. Где Морисоль? Где Морисоль?! — вдруг утратив выдержку, заревел Рамон Рохас. — Если ты мне не скажешь, где она, я тебя пристрелю, как бешеную собаку. Карабин!

Один из подручных протянул карабин хозяину. Тот схватил оружие и прикладом ударил Ретта Батлера в живот. Это был последний удар, который почувствовал Ретт, он согнулся, ноги подкосились и он упал лицом на пол.

Вновь на голову вылилась вода, и Ретт Батлер с трудом открыл свой единственный еще видящий глаз. Он увидел над собой звериный оскал Чико:

— Если ты скажешь, скотина, то тогда сможешь отсюда уехать, собрать свои вещички и смотаться. Поверь, Рамон никогда не нарушает своих обещаний.

— К черту — выдохнул Ретт Батлер и плюнул в лицо Чико.

Тот вытер рукавом щеку, грязно выругался, посмотрел на хозяина.

— Чико, на сегодня, кажется хватит. Не сегодня так завтра, он заговорит.

Но Чико все-таки каблуком наступил на левую руку Батлера, навалившись всей своей тяжестью на ногу. Все услышали, как хрустнули под каблуком Чико суставы.

— Эй, осторожнее, — остановил Чико дон Мигель, — осторожнее.

— Хорошо, хозяин, — Чико отошел в сторону и вытер испачканные кровью волосатые руки.

— Чико, — обратился Рамон Рохас к своему подручному, — хватит его избивать. Он уже ничего не чувствует и все твои удары бесполезны.

— Как знаешь, хозяин, — Чико повертел головой, ему явно еще хотелось продолжать избиение, но ослушаться хозяина он не смел.

— Он заговорит, — сказал дон Мигель, — а нам пора заняться серьезными делами. Чико, охраняй его и смотри, чтобы он не смылся.

— Куда? — Чико самодовольно хмыкнул, глянув на бесчувственно распластавшееся тело Ретта Батлера в луже крови.

— Пошли, — бросил старший Рохас и махнул рукой.

Все неохотно потянулись к выходу. В дверях дон Рамон обернулся и смерил взглядом Батлера.

Тот вновь пришел в себя и пытался поднять голову. Рохас-старший криво усмехнулся.

— Если ты будешь таким упрямым, то недолго тебе осталось жить.

Ретт Батлер попытался что-то ответить, но захлебнулся кровью и бессильно опустил голову на каменные плиты пола.

От прикосновения к холодному камню ему полегчало.

Все тело болело, даже невозможно было понять, где болит больше. Ретт Батлер простонал и ощупал языком зубы. На удивление, все они были на месте и даже ни один не шатался.

Громко хлопнула дверь и послышались удаляющиеся шаги мексиканцев.

Стало абсолютно тихо, и Ретт услышал, как неровно и судорожно сокращается его сердце. Он вновь опустил голову на плиты и услышал осторожные шаги Чико за дверью, тот пока добросовестно выполнял указание своего хозяина. Он был зол на Ретта и готов был убить его, и если бы Чико не боялся дона Рамона, то сделал бы это не откладывая.

Чико был не из тех людей, которые могут долго сидеть на одном месте. Вскоре ему стало скучно, он выкурил все, что у него было, и ему страшно хотелось поговорить с кем-нибудь, поиграть в карты. Но как назло никто не приходил.

Вот уже битых два часа сидел он перед дверью, за которой, он был в этом уверен, все еще лежит в луже крови бесчувственный Ретт Батлер.

Чико, заслышав, что кто-то проходит поверху, громко крикнул:

— Эй, кто-нибудь! Может будет закурить?

В начале лестничного марша показалось усатое лицо Хосе.

— Что, скучаешь? — бросил он Чико.

— Да, я выкурил все, что у меня было. Спускайся!

Хосе засмеялся и, не торопясь, словно бы дразня Чико, стал спускаться по лестнице. Он ступал очень громко, шпоры на его сапогах звенели.

— Ты не можешь побыстрее?! — бросил Чико.

Хосе протянул Чико недокуренную сигару, тот жадно затянулся.

— Ну, как поживает наш пленник? — осведомился Хосе.

Чико зло скривил губы.

— Да я бы убил его, собаку и тогда бы не было никаких проблем. Не пришлось торчать перед этой чертовой дверью.

— Я бы тоже не прочь, но дон Рамон не разрешит, он позволил делать с ним все, что угодно, но чтобы он оставался жив и мог говорить.

— Мне кажется, этот янки никогда ничего не скажет, — Хосе, приложив ухо к двери, прислушался.

— А может, он уже помер? — озабоченно спросил он.

Такая мысль не приходила в голову Чико до этого. Ведь он видел, насколько живуч Ретт Батлер. Но все-таки прошло два часа, а ни единого звука не донеслось из-за двери.

— Может, и в самом деле помер? Давай посмотрим.

И они, положив руки на рукоятки револьверов со взведенными курками, осторожно приоткрыли дверь и зашли в полутемное подвальное помещение, прикрыв за собой толстые двери, словно бы боясь, что Ретт Батлер может выскользнуть.

Кровь на полу уже запеклась, но Ретта Батлера нигде не было.

Хосе и Чико изумленно переглянулись.

— Куда же он отполз? — настороженно произнес Хосе, поводя револьвером из стороны в сторону.

Оба подручных Рохаса стояли в самом конце пандуса, ведущего к дверям, по которому обычно закатывали бочки с вином и ромом на второй ярус подвала, где они и хранились. Там было самое темное и холодное место.

— Где же он? — тихо проговорил Чико, доставая револьвер из кобуры. — Грязная скотина. Теперь ищи его, возись.

— Да успокойся, Чико. Он все равно без оружия и полумертвый. Сейчас мы его найдем.

В это время наверху, там, где помещались бочки с вином и ромом, послышался какой-то скрип.

Чико свел брови и прислушался.

— Тебе тоже показалось? — взглянул он на Хосе.

Тот пожал плечами.

— Да, наверное, крысы.

И оба нацелили револьверы на второй ярус в темноту, туда, откуда доносился шорох.

— Как я ненавижу этих мерзких тварей. Давай поднимемся и посмотрим.

Осторожно ступая, Хосе и Чико двинулись по пандусу, но тут послышался скрежет и из темноты на пандус выкатилась огромная бочка.

Она на мгновение замерла, замерли и Хосе с Чико.

А Ретт Батлер из последних сил, упираясь спиной в стену, толкнул бочку, та с грохотом, набирая скорость, помчалась по наклонной плоскости вниз.

Хосе и Чико еще успели развернуться, но убежать не успели — бочка настигла их у закрытой двери и расплющила двух мужчин на тяжелой, собранной из дубовых брусков двери.

Клепки бочки разлетелись в разные стороны, один из обручей еще пробежал круг и с лязгом замер на каменном полу. Содержимое бочки — приторно пахнущий ром — растекся по полу.

— Вот так-то, — прошептал Ретт Батлер своими распухшими губами и сплюнул вязкую слюну на пол. Сил подняться у него не было, и он сполз с пандуса.

При каждом движении Ретт морщился и почти терял сознание. Запах рома дурманил его и кружил голову.

Превозмогая нестерпимую боль, Ретт Батлер все же добрался до двух неподвижно лежащих тел и вытащил из кобуры револьвер Чико и деревенеющими пальцами провернул барабан — все патроны были на месте.

И это немного успокоило Батлера и придало ему сил.

Ведь когда он держал в руках оружие, то чувствовал себя совершенно по-другому. Оно вселяло в него уверенность и придавало силы.

Но тут из гулкого коридора послышались торопливые шаги и настороженные голоса.

— Эстебан, Эстебан! Что это было? Ты слышал?

— Нет, а что? — ответил младший Рохас.

— По-моему, я слышал какой-то грохот и удар.

— Дьявол! — закричал Эстебан, — наверное этот грязный гринго ожил и что-нибудь затеял. — Эй, все сюда!

Эстебан грязно выругался. Послышались еще шаги, и Ретт Батлер догадался, что в коридоре находятся не двое, а человек пять или шесть подручных Рохасов.

Он взвел курок револьвера и на четвереньках отполз к стене, притаившись за одной из колонн, поддерживающих тяжелый каменный свод.

А в коридоре за дубовой дверью воцарилась тишина.

— Все сюда! — вдруг послышался голос Рамона Рохаса, и Ретт Батлер услышал, как лязгнул затвор его карабина.

Рамон Рохас опустился на колени, почувствовав какой-то странный сладковатый запах. Прямо к его ногам, через невысокий порог вытекал темный ром.

— Дьявол! — воскликнул Рамон. — Этот гринго что-то затеял.

И он покрепче сжал ложе своего карабина, готовый в любое мгновение нажать на курок.

— Открывайте, — приказал он своим подручным и те торопливо распахнули дверь.

Ром хлынул к ногам бандитов. Мужчины тут же наткнулись на обломки бочки и увидели два безжизненных тела у своих ног.

— Пошли, — приказал Рамон и, поводя стволом карабина, вошел в полутемное помещение подвала, — он должен быть где-то здесь. Да-да, он никуда не мог уйти, весь дом надежно охраняется. Эй, ты где? Выходи! Бесполезно прятаться, я думаю, ты это понимаешь.

Голос Рамона гулко разносился под каменными сводами. А Ретт Батлер покрепче сжал рукоятку револьвера, тоже готовый в любой момент начать стрельбу, хотя и прекрасно понимал, что силы неравны и навряд ли он сможет выбраться из этого подвала живым.

— Хватит разыгрывать из себя умного мальчика! — кричал Рамон. — Посмотри за бочками, — приказал он одному из своих подручных.

Ретт Батлер, тяжело переставляя ноги, двигался вдоль стены, пока не уткнулся в низкую деревянную дверь. Как раз сюда доходила лужа рома. Ретт Батлер криво усмехнулся, сунул непослушные пальцы в нагрудный карман рубашки и нащупал спички. Он вытащил одну из них, посмотрел на белеющий потолок, потом чиркнул спичкой о стену и бросил ее в лужу рома.

Мгновенно вспыхнуло яркое пламя, охватившее весь подвал, послышался треск и шум.

— Дьявол! — заорал Рамон Рохас и принялся стрелять.

А Ретт Батлер ввалился в низенькую дверь.

Рамон Рохас сообразил, что сейчас начнут взрываться остальные бочки с ромом и спиртом. Ведь их здесь было никак не меньше двух дюжин.

— Скорее, скорее все отсюда! Сейчас все здесь сгорит к чертовой матери!

Люди, перепуганные, бросились в коридор и по лестнице наверх. Ведь мог вспыхнуть весь дом.

Никто из людей Рамона Рохаса не ожидал от Ретта Батлера подобной прыти, они были абсолютно уверены, что он полумертвый и бесчувственный валяется в луже собственной крови и даже не может пошевелиться.

Увидев пламя, безумный звонарь принялся раскачивать колокол на часовне, и над Сан-Мигелем поплыл тревожный звон набата.

Ночь разрывали сполохи пламени, слышались взрывы, и тогда языки пламени устремлялись прямо в небо. Тускло мерцающих звезд уже не было видно, только едва различимым желтым пятном качался в темном небе золотистый диск луны. Раздавались выстрелы, перепуганные крики, ржание лошадей. И над всем этим плыл звон набата…

Перепуганные жители городка покрепче закрывали двери, никто из жителей даже не собирался бежать на помощь Рохасам, чтобы бороться с пламенем пожара.

Дон Мигель, держа в руках револьвер, бегал по внутреннему дворику, отдавая направо и налево приказания.

— Ты, — он хватал за плечо одного из подручных, — быстро выводи лошадей! А ты, — он бил в грудь другого, — поднимайся наверх и выводи из дому всех!

А сам он, как будто опомнившись, рванулся по лестнице в свои комнаты, туда, где хранились деньги семьи Рохасов.


Ретт Батлер прекрасно понимал, что ему навряд ли удастся скрыться незамеченным, ведь все люди были подняты на ноги.


— Скорее, скорее! Этого грязного гринго обязательно надо найти. Он где-то здесь, он не мог далеко скрыться, — ревел Рамон Рохас и наносил удары прикладом карабина своим людям. — Скорее, черт бы вас забрал! Что вы двигаетесь, как мертвые? Надо найти его! Ищите! Переверните весь Сан-Мигель вверх дном, но найдите его и, чтоб был живым. Не стрелять в него! Я приказываю!

Ретт Батлер, воспользовавшись суматохой, полз у высокой беленой известкой стены. Он понимал, что ему нужно срочно что-то придумать, где-то надежно спрятаться.

И тут его осенило. Если где-то и можно спрятаться надежно, то это только во дворе.

И он, ползком, превозмогая нестерпимую боль, пробрался к крыльцу дома Рохасов и забрался под него. Он слышал, как скрипят и прогибаются доски крыльца, слышал голоса людей, сбегавших и взбегавших на крыльцо, слышал их крики, отчетливо разбирая каждое слово.

— Этот грязный гринго где-то здесь! — орал Рамон Рохас, — если вы его не найдете, я с вами со всеми разберусь. Он должен быть где-то здесь.

А на лицо Ретту Батлеру сыпалась пыль.

Рамон Рохас исступленно топал ногами, бил в доски крыльца прикладом своего карабина.

— Он где-то здесь! Я в этом уверен. Он настолько слаб, что не мог уйти далеко.

К крыльцу подошел средний Рохас.

— Послушай, Рамон. А если он спрятался в доме Бакстеров?

— Что? — заревел Рамон.

— А что! Теперь это самое надежное для него место в городке. Ведь его нигде больше нет.

— Он должен быть здесь! — крикнул Рамон.


Силы оставили Ретта Батлера. Он почувствовал, что измучен настолько, что подняться на ноги, ему можно будет только ценой неимоверных усилий. Но его убежище было довольно надежным. Никто не догадывался, что Ретт Батлер лежит прямо под ногами Рамона. А ведь Рамон мог от злости выстрелить в доски крыльца и тогда бы пуля прошила Ретта Батлера насквозь.

Ретт видел сапоги людей, суетящихся во дворе, видел копыта коней. Отблески огня заливали весь двор, было довольно светло, дым тянулся над выбеленной оградой.

И Ретт Батлер ощутил, что ему не хватает воздуха.

«Только бы не наступил приступ кашля, — подумал он, — тогда все кончено».

Он устало опустил голову на руки и следил за происходящим во дворе.

Бандиты выносили пожитки, а Рамон, стоя посреди двора, кричал:

— Эстебан, Эстебан!

Младший из Рохасов подбежал.

— Эстебан, — Рамон схватил брата за плечо. — Переверни весь город, найди мне этого гринго. Он должен быть где-то здесь, я это чую.

Эстебан оскалил зубы, они грозно блеснули на его задымленном лице.

— Я обязательно его разыщу, обещаю тебе, брат, и пристрелю собственными руками.

— Только не это, — встряхнул своего младшего брата Рамон, — ведь только он знает, где спрятана Морисоль.

Эстебан повернулся, а Рамон еще раз напомнил:

— Только не убивать. Ищите его повсюду, в конюшнях, на чердаках, ищите в церкви. Он должен быть где-то здесь.

Ретт Батлер увидел, как Эстебан, прихватив с собой четырех бандитов, бросился за ворота.

А Рамон кричал им вслед:

— Прочесать каждый дюйм города, все дома.

И тут же, поняв, что Эстебан уже не слышит его, схватил за руку пробегавшего подручного.

— Рубио, за мной!

И мужчины бросились в горящий дом, чтобы выносить пожитки.

А дон Мигель собирал вторую группу для поисков Ретта Батлера. Он давал указания:

— Если найдете гринго у кого-нибудь в доме, сжигайте этот дом, а хозяев убить, как собак. Ищите его поближе к дому Бакстеров. Скорее всего, он пополз туда, ведь только у них он может надеяться на помощь. Давайте к дому Бакстеров.

Но вот внутренний двор дома Рохасов опустел. Было слышно, как гудит пламя, как потрескивает дерево и перекрытия.

Бандиты покинули дом и двор. Ретт Батлер приподнял голову и прислушался. Нет, никаких посторонних звуков не было слышно. Лишь гул пожара и далекие крики в городе. Оттуда слышались и редкие выстрелы, и удары прикладов в двери.

«Пора», — решил Ретт Батлер и, превозмогая боль, выполз из-под крыльца.

Он прополз вдоль стены дома, жар пожара обжигал его лицо, руки, но Ретт не обращал на это внимания. Он понимал, что, остановившись, уже не найдет в себе силы двигаться дальше. Он упрямо полз к распахнутым воротам.

— Лишь бы никто не успел вернуться, — шептал он, — только бы никто не вернулся.

«Если мне удастся выбраться отсюда, я знаю, что буду делать…», — но даже думать Ретту Батлеру было тяжело.

Скорее всего, это были какие-то несвязные обрывки мыслей. Но интуиция и природная способность выходить из самых сложных ситуаций вела его. Он медленно продвигался к воротам.

За его спиной послышался грохот обрушившихся перекрытий. Но Ретт Батлер даже не вздрогнул и не обернулся. Перед ним была цель — чернеющий в ночи провал ворот. Он упрямо двигался к этой цели. Жар пожара становился слабее, и Ретт уже почувствовал на лице прикосновение ночного прохладного ветра.

Вдруг до слуха Батлера донеслись крики и топот лошадей.

«Неужели меня сейчас поймают?! Неужели увидят?!»

Он прильнул к черной земле, трава щекотала его лицо, впивалась в кровоточащие раны. Но всадники промчались буквально в нескольких шагах от него. Ретт Батлер облегченно вздохнул.

Но надо было ползти дальше, надо убраться, как можно скорее от дома Рохасов.

И он полз, тяжело передвигая руки и ноги.

Наконец, Ретт выбрался за ворота и пополз по высокой траве. Он знал, куда ему надо попасть: только хозяин таверны может его спасти и поможет укрыться. Только он. И больше никто.

Он полз вдоль дощатого забора, к которому были привязаны лошади.

Животные стригли ушами, тихо ржали, стучали копытами в пыльную землю и испуганно косили на полуживого ползущего мужчину своими большими влажными глазами, в которых сверкали отблески пожара.

«Только бы они не испугались меня, — подумал Ретт о лошадях, — только бы не бросились от забора, иначе меня обнаружат».

Но лошади отнеслись к Ретту Батлеру хотя и настороженно, но все же спокойно и не выдали его присутствия.

Ретт на четвереньках пробрался вдоль забора, опираться на левую руку он не мог, так нестерпимо болели раздробленные суставы.

«Куда же теперь?» — немного испугавшись, подумал Ретт Батлер, оглядываясь по сторонам. Он с трудом соображал и не сразу смог представить себе, где находится сейчас.

Пахло почему-то свежеоструганными досками. Это был задний двор таверны, тот, в котором работал старый седобородый гробовщик. Вокруг Ретта Батлера валялись смолистые стружки, стояли готовые и еще недоделанные гробы. В темноте они казались странными белыми изваяниями.

— Черт! — прошептал Ретт Батлер, — может быть, один из этих гробов для меня.

И он прикоснулся правой рукой к оструганным доскам.

— Но нет, мне еще рано умирать. Моя звезда еще не закатилась.

И Ретт Батлер глянул в небо. Но как ни напрягал он свой единственный не заплывший глаз, на темном небе не смог заметить ни одной даже тускло поблескивающей звезды.

— Черт, черт, — прошептал Ретт Батлер, — от этого пожара столько света, что меня могут заметить. Даже звезд на небе не видно.

А дом Рохасов полыхал, рушились стропила, снопы пламени взмывали к черному небу, дым стлался над городком.

И все это время тревожно вздрагивал колокол на часовне и звон набата летел над Сан-Мигелем, парализуя страхом его жителей.

И, действительно, по городку бегали только вооруженные люди Рохасов, слышались выстрелы, грязные ругательства, проклятия.

Они искали Ретта Батлера.

А он, притаившись среди оструганных, пахнущих смолой досок, прижимал к груди револьвер, готовый в любой момент нажать на спусковой крючок. В глазах плавали разноцветные круги, тошнота подступала к горлу. Ретт Батлер распухшим языком облизывал разбитые губы. Правый глаз совсем ничего не видел, плечо и все суставы ныли, и каждое, даже едва заметное движение приносило нестерпимую боль, от которой Ретт Батлер терял сознание.

«Неужели я сейчас потеряю сознание и меня найдут беспомощным. И даже не смогу оказать сопротивление, даже не смогу отправить на тот свет еще парочку бандитов. Нет, Батлер, надо держаться. Держаться до последнего».

Мужчина тряхнул головой, сбрасывая неприятные мысли. Он подобрался к окну, через которое можно было забраться в таверну и, прижавшись щекой к ставням, прислушался.

В таверне раздавались крики людей Рохаса. Ретт Батлер напрягся, когда услышал жесткий голос Рамона:

— Где гринго? — кричал Рамон, — ты знаешь, куда он спрятался? Может быть, даже сам спрятал этого мерзавца.

Ретт понял, что люди Рохаса схватили хозяина таверны и избивают.

— Нет, я ничего не знаю, — слышался голос седоусого хозяина таверны.

— Ты врешь! — ревел Рамон, продолжая избивать немолодого мужчину.

— Я ничего не знаю, поверь, Рамон, ничего. Я не видел гринго уже несколько дней.

— Ах, ты хочешь обмануть меня, Рамона Рохаса, — и вновь послышались звуки ударов, стоны, грязная ругань.

— Если ты не скажешь, где прячется гринго, мы тебя убьем. Можешь быть в этом абсолютно уверен, — кричал дон Мигель.

— Но я не видел его, не видел.

— Ах, не видел. Ну что ж, мы сделаем так, что ты вообще никогда больше ничего не увидишь. Мы выбьем тебе глаза.

— Не надо, — взмолился хозяин таверны.

— Тогда говори.

— Да что с ним чикаться, — послышался голос Рубио, — давайте прикончим и все.

— Погоди, Рубио, — одернул его Рамон Рохас, — он должен признаться, он должен сказать.

— Да, правильно, Рамон, — поддержал брата дон Мигель, — убить его мы всегда успеем. Прикончить — дело нехитрое, а вот выведать, где прячется этот гринго куда важнее.


Ретт Батлер в это время, превозмогая боль, поднялся и попытался заглянуть в щели между ставнями. То, что открылось его взору, конечно, не было для него неожиданностью. Но он, как всякий честный человек не любил, когда избивают невинных людей. Тем более, что хозяин таверны страдал именно из-за него.

Сверху, грохоча тяжелыми сапогами по лестнице, сбежал Эстебан Рохас.

— Я обыскал весь дом, осмотрел все. Был в подвале, на чердаке, даже на крыше.

— А в задних комнатах ты смотрел? — крикнул Рамон своему брату.

— Да, я посмотрел всюду. Видно он прячется в доме Бакстеров.

Ты считаешь, что он именно там? — спросил Рамон, угрюмо уставившись в пол.

— Больше ему быть негде, — ответил Эстебан.

— Что ж, придется его оттуда вытащить, — Рамон резко развернулся и нанес неожиданный удар прикладом вниз живота хозяина таверны.

Тот судорожно дернулся, глаза его закатились, а из уголков рта полилась двумя струйками темная кровь. Капли скатывались на белую рубашку, оставляя алые пятна. Хозяин осунулся к стойке.

— Нам надо вытащить этого мерзавца из дома Бакстеров во что бы то ни стало, — повторил Рамон Рохас и передернул затвор своего карабина.

Все присутствующие бандиты согласно закивали головами.

Когда братья Рохасы и их подручные выбрались из таверны, Ретта Батлера уже не было под окном.


Площадь была пуста. Бандиты, разделившись на две группы, бросились к дому Бакстеров.

Старый гробовщик знал, что он единственный человек в городе, которого не посмеют тронуть ни Рохасы, ни Бакстеры. Ведь поголовно все население зависело от него. Как наплевательски не относились к жизни и Рохасы, и Бакстеры — все равно, каждый из них хотел быть похороненным как подобает христианину.

Поэтому он не волновался, когда в городе поднялась заваруха. Он лишь посчитал за лучшее сидеть в доме, наблюдая за пожаром из окна.

Но когда он услышал, как избивают хозяина таверны, старый гробовщик не выдержал и вышел на улицу. Он хотел остановить братьев Рохасов, но увидев их свирепые лица, промолчал. Гробовщик стал возле ограды своего дома, сжимая в руке старую потрепанную шляпу.

Он также не проронил ни слова, когда старший из Рохасов остановился возле него и пристально посмотрел старику в глаза. Слова словно застряли у него в горле.

— А ты, Билл, случайно не видел американца? — грозно спросил Рамон, сжимая карабин.

Старик лишь отрицательно качнул головой. И Рамон бросил гробовщику:

— Да, Билл, заказов у тебя завтра будет хоть отбавляй. Можешь начинать прямо сейчас. Правда, не знаю, найдется ли кому за них платить.

Старик все понял и закивал головой. Он был единственным в этом городке, кто продолжал свою работу, остальные же или убивали, или грабили, или занимались контрабандой.

И ему уже довелось хоронить не первого человека из дома Бакстеров.

Старик посмотрел вслед бегущим бандитам и перекрестился.


А Рамон Рохас уже кричал и его голос гулким эхом разносился в, казалось, вымершем городке.

— Скорее, за бочками! Подтаскивайте смолу! Грузите бочки со спиртом! На фургоны! Сюда! Мы сейчас им покажем.

Старик тяжело вздохнул, еще раз перекрестился и отворив ворота, вошел во внутренний дворик таверны, где под открытым небом располагалась его мастерская по изготовлению гробов.

Крышки с набитыми из деревянных планок крестами стояли вдоль стены, на земле в сухих стружках лежали днища гробов. Один уже готовый гроб стоял на телеге, которой пользовались все оставшиеся в живых жители Сан-Мигеля, чтобы отвезти своих покойников на недалекое кладбище.

Старик уже собрался войти в таверну через небольшую дверь, проделанную в стене, как вдруг услышал за собой хриплый глухой голос. Казалось, он раздавался откуда-то из-под земли.

— Билл, Билл.

Старик обернулся. Дворик был пуст. Он решил, что ему померещилось и вновь взялся за дверную ручку.

— Билл, Билл, — более настойчиво, но тихо повторил голос.

Было понятно, что человек боится говорить громко и что говоривший находится где-то совсем рядом.

Старик понял, что ему не мерещится. Он всматривался в залитый отблесками пожара и лунным светом дворик, но тот был абсолютно пуст, лишь стружки и пустые гробы.

— Билл, — наконец в третий раз позвал его голос.

— Я здесь, — сказал старик.

— Билл.

— А ты где? Где?

— Подойди к экипажу.

Старик, с опаской оглядываясь по сторонам, направился к телеге. Но даже подойдя вплотную, он не сообразил, что голос исходил из закрытого гроба и поэтому вздрогнул, когда крышка приподнялась и под ней блеснул глаз.

— Билл, я здесь, — раздался хриплый голос и из-под крышки гроба высунулась рука.

Старик сначала отпрянул, но тут крышка приоткрылась больше и он вздохнул с некоторым облегчением. Конечно, тяжело было узнать в этом избитом, искалеченном мужчине бравого и крепкого Ретта Батлера. Но старик сразу обо всем догадался.

— Господи, что они с вами сделали? — воскликнул старик и тут же огляделся по сторонам, не видит ли их кто и не подслушивает ли.

Батлер приложил указательный палец к губам.

— Тише!

Старик вновь повторил, на этот раз уже тише:

— Господи, что они с вами сделали!

— Не время об этом говорить, — прошептал Ретт Батлер.

— А что ты тут делаешь? — наконец-то догадался спросить старый гробовщик.

— Они гонятся за мной, ищут меня повсюду. Вывези меня, Билл, скорее!

— А я-то думал, что ты уже мертвый, — признался Билл и заулыбался беззубым ртом, явно радуясь, что Ретт Батлер еще жив.

— Я могу стать мертвецом, если ты не поможешь мне выбраться отсюда.

— Хорошо, — после долгого раздумья сказал старик, — я помогу тебе, но что я должен делать?

— Запряги лошадь и делай вид, что везешь мертвеца на кладбище.

— Ночью? — изумился старик. — Неужели кто-нибудь поверит?

— Ну тогда сделай вид, что везешь пустой гроб заказчику.

— А как сделать? — недоуменно пожал плечами старик.

— Ну тогда не задавай глупых вопросов, просто вези и все, а Рохасы пусть думают, что угодно. По-моему, в Сан-Мигеле все уже привыкли к виду твоей телеги, груженой гробами.

— О, да, конечно, меня здесь каждый знает, — улыбнулся старик и бросился отворять ворота конюшни, чтобы запрячь свою клячу.

Ретт Батлер тяжело застонав, повернулся на спину, чтобы хоть немного передохнуть. Он прижимал руку к груди, чтобы хоть как-то унять боль в искалеченной каблуком Чико кисти. Во второй руке он сжимал револьвер со взведенным курком.

— Сейчас-сейчас, приятель, — причитал старик, от волнения никак не справляясь с упряжью, — сейчас я тебя вывезу.

Но Ретт Батлер ничего ему не отвечал. Он и так понимал, что Билл делает все возможное, и он, Ретт Батлер, ничем ему не может помочь.

Глава 8

К нападению на дом Бакстеров все было готово. Дон Рамон стоял с сигарой в зубах и смотрел на темные окна, за которыми мелькали тени вооруженных людей.

Дон Рамон криво усмехался, докуривая свою сигару. Он не спешил начинать нападение, ведь Бакстеры находились в его руках. Дом был окружен и вырваться оттуда никто не мог.

Наконец, Рамон сделал последнюю глубокую затяжку и тлеющую сигару ткнул в дорожку пороха, уже отсыпанную его людьми к самым воротам городского дома Бакстеров.

Порох тут же вспыхнул, задымился и искрящаяся змея потянулась по мостовой к парадному входу дома, где уже стояли небольшие бочонки с порохом.

Рамон и его братья, как завороженные, смотрели за бегущим пламенем. Казалось, оно приближается очень медленно, хотя на самом деле, порох воспламенялся моментально.

Раздался страшный грохот, ярко вспыхнуло пламя. На мгновение все прикрыли глаза, ослепленные вспышкой. А потом, когда дым немного рассеялся, Рамон победоносно закричал. Ворота лежали на земле, но толстая входная дверь еще крепко держалась.

Дон Рамон махнул рукой, давая сигнал к началу наступления. Тут же загремели выстрелы, застучали колеса фургонов, испуганно заржали лошади. Из темноты показались и сами повозки.

Рохасы отдавали приказания, останавливали фургоны, возницы разворачивали их тылом по направлению к дому. По доскам из фургонов люди Рохаса скатывали бочки со спиртом и разгоняя их, катили к дому. Бочки с глухим стуком ударялись о крыльцо, и спирт разливался по мостовой.

Когда уже дюжина бочек была разбита и пустые фургоны вновь скрылись в темноте, Дон Рамон вырвал из рук Эстебана фонарь и широко размахнувшись им, бросил его к крыльцу. Спирт тут же вспыхнул, к небу взвились высокие языки пламени. Стало светло как днем. Неразбившиеся бочки с грохотом раскалывались, выплескивая из себя все новые и новые порции огня.

На лице старшего из Рохасов блуждала сумасшедшая улыбка.

— Сейчас, сейчас мы их оттуда выкурим!

Эстебан лихорадочно шарил глазами по все еще темным окнам дома Бакстеров.

— Что-то я не вижу там признаков жизни. Что они, испугались до смерти?

— Сейчас увидишь, — сквозь зубы процедил Рамон, поводя стволом карабина, как бы выбирая цель.

Огонь уже горел внутри дома, его отблески плясали в неровных стеклах, и в доме послышались истошные женские вопли и мужские проклятия.

— Ну, что я тебе говорил? — сказал Рамон своему брату. — Видишь, зашевелились.

Эстебан тоже направил на дом свой револьвер. Они выжидали, когда кто-нибудь появится на крыльце. Люди Рохаса все приготовили оружие, все стволы, которые только имелись у них в руках, были направлены на дом Бакстеров.

— Я жду не дождусь, пока, наконец, кто-нибудь из них появится.

И тут в огне мелькнула тень. Было видно, как человек, закрывая голову руками от нестерпимого жара, пробирается к выходу.

— Вот-вот, смотри, первый появился, — Рамон вскинул карабин к плечу.

— Не стреляйте! Не стреляйте! — послышался голос. — Мы сдаемся!

И на крыльце появился в дымящейся одежде мужчина с поднятыми вверх руками.

— Не стреляйте! — причитал он. — Мы сдаемся!

— Уже поздно, амиго! — выкрикнул Рамон, нажимая на спусковой крючок.

Громыхнул выстрел, и молодой мужчина, схватившись за простреленную грудь, рухнул спиной в пламя.

— Один готов, — сказал Эстебан, — жаль, что ты выстрелил первым.

— Ничего, следующий будет твоим.

В доме, заполненном криками, все пришло в движение. К выходу сквозь огонь пробирались люди, они кричали уже оттуда, из пламени:

— Не стреляйте, мы сдаемся!

Выбравшись на крыльцо, люди Бакстеров бросали оружие на землю и поднимали вверх руки. Они пытались разглядеть людей Рохаса в темноте, ведь они были ослеплены ярким пламенем.

— Не стреляйте, мы сдаемся!

Но их крики потонули в раскатах частых выстрелов. Казалось, братья Рохасы и их люди стреляют даже не целясь, наугад, и все те, кто смог выбраться из огня, падали и пламя начинало лизать их одежду. Двое замешкавшихся мужчин попытались вновь скрыться в доме, но пули догнали их уже на пороге. Их простреленные тела тоже исчезли в гуле пламени.

— Я даже не посчитал, сколько их было, — признался Эстебан.

— Ничего, после боя всех пересчитаем, — ответил Энрико.

— Но по-моему, самих хозяев еще не было, — заметил Эстебан.

— Ничего, они выйдут, а если и не выйдут, то сгорят живьем, — Рамон сплюнул на уже горячую от пожара мостовую, — это тоже приятное зрелище.

— Нет, — сказал Эстебан, — я хочу сам, собственными руками пристрелить этих Бакстеров.

— Ну что ж, нам остается только ждать.

Люди Рохасов улыбались, перезаряжая оружие.

Никто за гулом пожара не услышал, как на площадь Сан-Мигеля выкатилась телега старого гробовщика. Сам ее хозяин восседал на козлах и довольно равнодушно смотрел на происходящее. Старая кляча еле плелась, но все равно испуганно стригла ушами и вертела головой. В ее больших влажных глазах отражались отблески пламени. На телеге стоял новый гроб.

— Смотри, Энрико, — обратился один из бандитов к своему приятелю, — Билл уже взялся за работу, не дождавшись утра.

— Да, работы ему хватит надолго, — ответил мексиканец в сомбреро, — боюсь, Билл даже не справится, ведь трупы успеют завонять, их будет очень много.

Эстебан, заслышав разговор своих людей, тоже заметил гробовщика и его телегу.

— Эй, Билл! — крикнул он.

Гробовщик испуганно посмотрел на младшего Рохаса.

— Ты смотри, оставь гробы для Бакстеров.

— Черт бы вас побрал! — проворчал старый гробовщик, но не очень громко, так, чтобы никто из Рохасов его не услышал.

А Эстебан уже потерял всякий интерес к телеге, медленно катящейся по площади, и вновь стал всматриваться в огонь, ожидая, когда же из него появится кто-нибудь из Бакстеров.

Старик, довольный тем, что на него уже больше никто не обращает внимания, натянул поводья и причмокнул губами. Кляча послушно засеменила дальше чуть быстрее. Это, наверное, была самая большая скорость, какую она только могла развить. Но старик причмокивал и причмокивал, подгоняя ее, как бы стараясь как можно скорее убраться с этого проклятого места. Ведь он прекрасно понимал, что пуля не станет разбирать, хороший он человек или плохой. Кто-нибудь просто может выстрелить, и тогда старику Биллу некому будет сделать гроб.

Ретт Батлер с трудом приподнял крышку гроба и посмотрел на то, что происходит на площади.

Он видел охваченный дом Бакстеров, видел, как на крыльцо с поднятыми руками выбегают люди, слышал испуганные крики о помощи, злобные проклятья, ругань и отлично видел, как выбегающие из дома судорожно хватаются то за простреленную грудь, то за голову, за живот и падают в бушующее пламя.

— Дьявол! — прошептал Батлер распухшими и растрескавшимися губами. — Билл, придержи лошадь, — негромко сказал он.

Старик от голоса Батлера вздрогнул и мгновенно натянул поводья. Лошадь остановилась как вкопанная и пугливо прижала к голове уши.

Из пламени послышался голос старшего Бакстера:

— Не стреляйте! Мы сдаемся! Мы все сдаемся!

— Выходите! — закричал Рамон Рохас, опуская ствол своего карабина.

Все посмотрели на Рамона и тоже опустили оружие. На крыльцо вышел старший Бакстер со своим сыном Антонио.

— Мы сдаемся и выполним все твои требования, Рамон, мы уедем из этого городка, уедем навсегда. Вы победили.

— Что ж, хорошо, что ты это понял, — процедил сквозь зубы Рамон Рохас и сплюнул себе под ноги.

— А ты ничего не задумал? — крикнул Эстебан.

— Нет, нет! Я клянусь, мы уедем. Бросим все и уедем.

— А ты спросил разрешения у своей жены? Может быть, она не согласна? — немного издевательским тоном выкрикнул Рамон Рохас и передернул затвор карабина.

— Не надо! Не стреляйте! — закричал старший Бакстер, а вслед за ним закричал Антонио.

Его голос дрожал и срывался, было видно, что он смертельно напуган. Даже в отблесках пламени было видно, что его лицо бледное как мел.

— Не стреляйте! — закричал Антонио, прикрывая свое лицо руками, словно бы мог защитить себя от пули.

Но его последние слова уже потонули в раскатах выстрелов. Братья Рохасы стреляли все втроем, никто из их подручных не осмелился стрелять в самих Бакстеров.

Отец и сын рухнули на крыльцо, а Рамон громко расхохотался. Но его смех был каким-то безумным и было непонятно, чему он так радуется — то ли смерти своих заклятых врагов Бакстеров, то ли своей удачливости и меткой стрельбе.

И вдруг из пламени и дыма раздался пронзительный женский крик.

— Антонио! Антонио! — кричала миссис Бакстер и от ее голоса, а скорее всего от того, как она выкрикивала слова, все на площади окаменели.

Из белых клубов дыма выскочила на крыльцо миссис Бакстер.

— Сынок! Антонио! Антонио! — закричала она, бросаясь к безжизненному телу сына.

Рамон опустил ствол своего карабина. Стрелять в женщину было зазорно, пусть даже это была жена самого заклятого врага.

На его лице появилось странное выражение: губы дергались, на скулах ходили желваки, глаза сузились в две кровавые щели.

— Дьявол! — прошептал он, отворачиваясь от сцены, разыгравшейся на крыльце.

Мать, опустившись на колени, вдруг истошно закричала, ведь только теперь она поняла, что ее любимый сын мертв.

Вдруг женщина вздрогнула. Она расправила плечи и поднялась во весь рост, бесстрашно глядя туда, где стояли вооруженные люди.

— Убийцы! — закричала она. — Убийцы! У меня нет револьвера.

Женщине никто не посмел ответить, все отводили взгляды в сторону.

— Вы настоящие убийцы, Рохасы! Чтоб вы заживо сгнили в аду! Будьте вы все прокляты! Чтоб вы захлебнулись всей этой кровью!

Эстебан Рохас истерично вскрикнул и даже не глядя нажал на курок. Прозвучал одинокий выстрел. Женщина качнулась, подняла вверх руки, но еще несколько мгновений держалась на ногах. А потом медленно, как падает подрубленное дерево, медленно рухнула на труп своего сына, прижавшись к нему лицом.

Все смотрели на Эстебана, но никто не проронил ни слова.

А Рамон Рохас, посмотрев на брата, тут же отвернулся и сплюнул. Он явно не одобрял его поступок, ведь ничего геройского не было в том, чтобы выстрелить в беззащитную женщину, в ту, которая совершенно ничего не могла сделать Рохасам.

— Я правильно сделал, — процедил сквозь зубы Эстебан, заталкивая револьвер в кобуру.

Рамон пожал плечами, но не проронил ни слова.

— Вы все трусы, — словно пытаясь оправдаться, сказал Эстебан, — ведь кто-то же должен был сделать это.

— Поехали, — негромко промолвил Ретт Батлер, опуская крышку гроба.

Старый гробовщик натянул поводья и причмокнул губами. Кляча дернулась, с трудом сдвинув повозку с места, и покатила ее в ночь. Последнее, что услышал Батлер, лежа в новеньком гробу, это был крик Рамона Рохаса:

— Ищите! Ищите! Этот грязный гринго должен быть где-то здесь.

— Может быть, он среди трупов? — воскликнул Эстебан.

— Ищите и среди трупов, осмотрите все вокруг дома и в доме. Его надо обязательно найти!

Но дом Бакстеров уже был охвачен пламенем, уже рушились стропила, падали перекрытия, а из окон вырывались снопы огня и искры вздымались в небо. Сыпались разбитые стекла, выпадали обгоревшие рамы.

Никто из подручных Рамона не решился сунуться в охваченный пламенем дом.

— Если он прятался там, — воскликнул Дон Мигель, — то наверняка уже сгорел заживо.

— Жаль, если мы даже не найдем его труп, — ответил брат Эстебан, — я бы с удовольствием посмотрел на грязного гринго.


Уже несколько дней Ретт Батлер скрывался в заброшенных каменоломнях, куда его полуживого доставил старый гробовщик Билл.

Ретт Батлер уже пришел в себя, он даже мог ходить, правда, придерживаясь за неровные стены каменоломни или же опираясь на крючковатую палку.

У него было в достатке еды и питья, ведь гробовщик и хозяин таверны не забывали о нем. Они по очереди привозили ему еду и воду.

А Ретт Батлер пытался скорее встать на ноги. Он каждый день тренировал себя и, превозмогая боль, ходил от одной стены выработки к другой. Ему здесь был уже знаком каждый уголок, каждый поворот. В глубокую выработку попадало немного света, но глаза Ретта Батлера уже привыкли к полумраку, царившему во влажной прохладной каменоломне.

Как-то Ретт Батлер попросил Билла привезти ему как можно больше револьверных патронов. Старик не стал задавать никаких вопросов и с самого утра привез ему десять коробок.

Ретт Батлер поблагодарил Билла, аккуратно завернул упаковки с патронами в плащ и положил в угол.

Гробовщик не задавал лишних вопросов. Он подождал, пока Ретт Батлер поест и отправился в Сан-Мигель.

Лишь тогда Ретт Батлер достал патроны и немного непослушными пальцами зарядил револьвер. Он еще вчера отыскал полудюймовой толщины стальной лист и теперь установил его у противоположной стены.

Ретт долго смотрел на немного проржавевшее железо, сжимая в руке рукоять револьвера. Ему было страшно начать стрелять, ведь после побоев руки почти не слушались его.

Наконец, он заставил себя поднять тяжелый револьвер и прицелился.

Громыхнул первый выстрел, гулко зазвенело железо, пуля, просвистев рикошетом, мягко ушла в известковую стену, отколов от нее несколько камешков. Ретт Батлер повеселел: пуля попала точно в середину стального листа.

Тогда он вновь взвел курок и выстрелил вторично. Вновь гулким эхом по выработке разнесся выстрел. Но вторая пуля легла в трех дюймах от первой, и Ретт Батлер недовольно поморщился. Рука еще не приобрела былой уверенности. Но Ретт Батлер не сдавался, он оттягивал курок левой, перевязанной рукой, стрелял и стрелял. Грохотали выстрелы, свистели, отбиваясь рикошетом от стали пули, и ни одна из них не прошла мимо листа.

Расстреляв весь барабан патронов, Ретт Батлер отложил револьвер и тяжело поднялся. У него ушло много сил на эту стрельбу.

Но ему хотелось убедиться воочию, что все шесть пуль попали в цель.

Наверное, целую минуту добирался он, преодолевая расстояние в двадцать шагов. Он остановился перед стальным листом и внимательно осмотрел вмятины от пуль.

— Все шесть, — проговорил сам себе Батлер, — я не промахнулся ни разу.

Но разброс попаданий был очень большим. Ретт Батлер приложил растопыренную ладонь, накрыв ею все шесть вмятин. Он недовольно скривился, но потом улыбка тронула его губы.

«Для начала неплохо. Если тренироваться, можно восстановить былое умение».

Он вернулся туда, где был разостлан плащ, и зарядил барабан. Вновь загремели выстрелы, вновь звенел стальной лист и раз за разом Ретт Батлер подходил, проверяя точность попаданий.

Теперь он стрелял уже почти не целясь, ощущая оружие продолжением своей руки, а выстрелы — продолжением своего взгляда.

Назавтра он попросил Билла привезти ему молоток и зубило. Гробовщик только пожал плечами, ведь он уже привык к тому, что просьбы Ретта Батлера немного странны. Но он прекрасно понимал, что если Ретт Батлер что-то задумал, то это имеет смысл.

Заполучив молоток, Ретт Батлер принялся ровнять стальной лист, ведь на нем уже не было живого места от вмятин, и он не мог определить, куда же попадают пули.

Эта работа заняла очень много времени, но Ретт Батлер, орудуя молотком, разработал кисть левой руки и теперь владел ею абсолютно уверенно.

Гробовщик каждый раз восхищался тем, как быстро Ретт Батлер идет на поправку. Лишь только потянутые коростой раны на лице говорили о том, что этот молодой человек еще совсем недавно был ужасно избит и никто бы не мог поручиться, на какой свет он отправится.

Упорные тренировки дали свой результат. Ретт Батлер, старательно выпрямив стальной лист, установил его в самом дальнем конце выработки. Теперь расстояние до него было не меньше тридцати шагов.

Ретт, все еще прихрамывая, доковылял до дальней стены и тяжело дыша, остановился, сжимая револьвер в руках. Он взвел курок и резко развернувшись, один за другим выпустил все шесть пуль. Выстрелы слились в один, а когда эхо смолкло, Ретт Батлер, уже не держась за стены, двинулся к куску железа.

Теперь ему было чему порадоваться. Ретт Батлер любовно погладил еще теплый металл — следы всех шести пуль можно было легко накрыть долларовой монетой.

— А теперь за работу, — сам себе сказал Ретт Батлер, поднимая стальной лист.

Он положил его на плоский камень и принялся зубилом обрубать края. Он насвистывал себе под нос, то и дело отмерял расстояние ладонью и ловко орудуя зубилом и молотком, отсекал все, что ему казалось лишним.

Покончив с этим занятием, Ретт Батлер так же ловко принялся орудовать напильником, обрабатывая края листа, срезая зазубрины. Он даже взмок, руки от напряжения дрожали, но Ретт Батлер не прерывал своего занятия, словно бы окончить эту работу нужно было очень спешно, словно бы от нее зависела его жизнь.

Он обработал края с такой тщательностью, что когда провел по ним пальцами, то не ощутил ни малейшего выступа, ни малейшей зазубринки.

Он любовно осмотрел лист железа, как будто это была картина великого художника, а не кусок самого обыкновенного металла. Лист представлял собой прямоугольник высотой около фута и шириной в две ладони. Еще немного подравняв его середину молотком, Ретт Батлер полностью остался доволен самим собой и своим изделием.

Затем он взял толстый кожаный ремень и продев его в заранее вырубленные отверстия, покачал лист на руке. Узлы затянулись намертво.

— Вот так выдержит, — пробормотал себе под нос Ретт Батлер и, устало опустившись на плащ, закурил свою неизменную сигару.

Он вздыхал с облегчением, словно бы совершил главное дело своей жизни. Он следил за тем, как дым поднимается к низкому потолку горной выработки и исчезает там, сливаясь с темнотой. Потом он повернулся к выходу и зажмурился от яркого света, льющегося в каменоломню.

Время уже подоспело, чтобы приехал хозяин таверны. И верно, послышался неторопливый перестук копыт, скрип осей, и в проеме появился силуэт.

Но это был не приземистый хозяин таверны, а высокий и худощавый старый гробовщик.

Ретт вытащил сигару из зубов и поинтересовался у своего гостя:

— А почему приехал ты, Билл, а не он?

Гробовщик, наконец-то поняв, в какой стороне каменоломни находится Ретт Батлер, все еще не ориентируясь в полумраке, по голосу быстро сбежал вниз.

— Ретт, случилось недоброе, — затараторил старик, выставляя перед Батлером еду и питье.

— Что такое? — встревожился Ретт.

— Я должен сообщить тебе печальную новость, — старик словно бы не решался рассказать все сразу, словно бы от того, что он тянул, что-то могло измениться.

— Да говори скорее! — не выдержал Ретт Батлер.

— Сильвенито схватили люди Рохасов, — выдохнул старик и погрустнел.

— А почему? Что он такого сделал?

Старик сокрушенно покачал головой.

— Они схватили его на самой окраине Сан-Мигеля, Сильвенито вез тебе провизию и они, наверное, догадались, что ты остался жив и где-то прячешься.

— Дьявол! — только и ответил Ретт Батлер.

Но старик, не правильно поняв его восклицание, тут же поспешил успокоить Батлера.

— Но Сильвенито ничего им не сказал и ничего им не скажет. Сильвенито упрямый человек и очень верный Друг.

— Я это знаю, — вновь затягиваясь сигарой, произнес Ретт. — Его пытают?

— Да, я сам видел, своими глазами… Но он упрямый, он ничего им не скажет, ни единого слова, даже если жизнь его будет висеть на волоске.

— Жаль, — вздохнул Ретт Батлер, — я надеялся на его помощь.

— Тебе нужно уезжать, — сказал Билл, — ты один против них всех ничего не сделаешь. Сильвенито ничем уже не поможешь. Уезжай, Ретт, я тебе помогу выбраться, снова провезу в гробу, и никто ни о чем не догадается. Ты сделал все что мог, Ретт.

— Нет, Билл, я должен ему помочь.

— Но как? — недоумевал старик. — Что ты сможешь сделать против своры вооруженных людей? Они убьют тебя, каким бы смелым и отважным ты ни был.

— Я знаю, что делать, — вновь сказал Ретт Батлер.

Старик недоверчиво смотрел на него, одновременно не веря в успех и в то же время боясь потерять слабую надежду на спасение Сильвенито.

— А что там еще в городке? — спросил Ретт.

— Рохасы совсем обезумели, они никому не дают покоя, каждый день перерывают Сан-Мигель, пытаясь отыскать тебя.

Ретт Батлер вздохнул.

— Мне жаль, что из-за меня столько беспокойства, но я смогу отплатить своим врагам.

— Они пытаются разузнать, где ты прячешься, но знает об этом только Сильвенито и вот теперь они добрались до него.

Ретт Батлер поморщился, словно от зубной боли, и старик, как ни пытался понять, что же такое задумал Батлер, так и не догадался.

— Я разберусь с Рохасами, покажу этим подонкам, что значит вести нечестную игру.

Старик смотрел на Ретта Батлера так, словно тот был уже мертвецом.

— Ты ничего не сделаешь, Ретт, выбрось это из головы. Я понимаю, тебе тяжело смириться с мыслью, что из-за тебя пытают Сильвенито. Но ведь и он все понимает, он выдержит пытки и ничего не скажет. А братья Рохасы в конце концов отпустят его.

И тут взгляд старого гробовщика упал на кусок металла. Как всякий мастеровой человек он испытывал интерес к чужой работе.

— Ретт…

— Что?

— А чем ты занимался все эти дни? Зачем тебе были нужны молоток, зубило, напильник?

Ретт усмехнулся.

— Да так, разрабатывал кисть, разминал руки.

— Нет, ты что-то от меня скрываешь, — лукаво улыбаясь, произнес старый гробовщик, который уже привык к разным хитростям Ретта Батлера и понимал, что тот готовит для Рохасов новую западню.

— Да нет, — пожал плечами Ретт Батлер, — в самом деле, это всего лишь тренировка.

— Вот уж не думал, — признался гробовщик, — что ты так же отлично как револьвером, умеешь орудовать и инструментами.

— Я многое умею, — засмеявшись, проговорил Ретт Батлер.

— И все-таки признайся, что ты что-то задумал, — не унимался Билл.

— Пройдет еще немного времени и ты все узнаешь.

— А почему ты не хочешь сказать об этом сейчас?

— Тогда тебе будет неинтересно и то, что я задумал, не удивит тебя.

— Ретт, может, все-таки я увезу тебя отсюда? Не связывайся ты с Рохасами, хватит уже того, что ты избавил Сан-Мигель от Бакстеров.

— Нет, я должен довести начатое до конца, — покачал головой Ретт Батлер и погладил рукоять револьвера.

Старый гробовщик в изумлении смотрел на этого решительного молодого мужчину. Он конечно повидал на своем веку всякое, но с подобной смелостью и решительностью сталкивался впервые.

Но тут же старик сам успокоил себя: ведь еще месяц назад он бы никогда не подумал, что найдется хоть один смельчак, готовый в открытую выступить против Бакстеров и Рохасов одновременно. А теперь он уже очень хорошо знал этого человека — им был Ретт Батлер.

Старик тяжело вздохнул и наконец решился.

— У меня, Ретт, есть для тебя еще несколько подарков.

— Да ну, — усмехнулся Ретт Батлер.

Старик запустил руку в полотняный мешок и извлек оттуда две бутылки вина.

— Я перед отъездом подумал, что никто не откажется от подобного угощения.

Ретт Батлер с благодарностью принял бутылки от старого гробовщика, но пить сразу не стал, отложив их на плащ.

— Спасибо, Билл.

Но гробовщик опять хитро подмигнул своему собеседнику.

— А еще у меня есть один подарок, только он не с собой, а дома, я никому не говорил о нем.

— Что же это такое?

Старик осмотрелся по сторонам, словно бы их кто-то мог подслушивать.

— Я припрятал бочонок пороха.

— Бочонок пороха? — изумился Ретт Батлер. — Зачем гробовщику порох?

— Я его не покупал, — подмигнул старик.

— Ты его украл? — с недоверием спросил Ретт Батлер.

— Нет, братья Рохасы как-то потеряли его. Бочонок свалился с фургона, когда его подбросило на выбоине в мостовой напротив моего дома. Они были так пьяны, что не заметили потери. А я припрятал, мало ли что, может пригодиться в хозяйстве. И думаю, Ретт, этот день настал, ведь тебе он пригодится?

Ретт задумался.

— По-моему, это самый хороший подарок, когда-либо полученный мной в жизни. Во всяком случае, самый своевременный.

Старик счастливо засмеялся, показывая Ретту Батлеру свои беззубые десны. Конечно, зрелище это было не из приятных, но Ретт Батлер был так благодарен старику, что ему показалось, более приятной улыбки он никогда в жизни ранее не видел. Он даже тяжело поднялся и похлопал старого Билла по плечу. Тот не отличался сильным телосложением и поэтому чуть не упал, ведь Ретт Батлер явно не рассчитал силы.

— Ого, я смотрю, у тебя, Ретт, рука вновь крепкая.

— А это мы сегодня проверим.

— А что я буду делать? — спросил старый Билл.

— Во-первых, ты подвезешь меня, а во-вторых, тебе предстоит уйма работы.

— Где? — спросил старик.

— Как это, где? В твоей мастерской. Тебе предстоит сделать очень много гробов и для очень хороших людей. Ведь я знаю, Билл, — Ретт подмигнул старому гробовщику, — ты уже давно мечтаешь изготовить для них дюжину гробов.

— Целую дюжину? — с недоверием в голосе воскликнул старик. — Но ведь столько людей осталось у Рохасов вместе с самими братьями.

— Именно это я и имею в виду.

— Я с удовольствием выполню эту работу, — старик радостно потер руки, как будто бы они уже ощущали инструменты. — Они этого не стоят, — сказал старик, — но я изготовлю для них добротные и дорогие гробы.

Ретт Батлер напомнил Биллу.

— Порох — это как раз то, что нужно. Надеюсь, он у тебя не отсырел?

— Да нет, что ты, Ретт, я прекрасно знаю, как хранить такие вещи. Он у меня в сушилке, где сохнут доски для самых лучших гробов.

— Тогда я спокоен, — Ретт Батлер нагнулся, поднял одну из бутылок и одним ударом в дно выбил из нее пробку. — Выпьем за удачу!

— С удовольствием, — согласился гробовщик, — ведь мы с тобой, Ретт Батлер, еще никогда не пили вместе.

— Ничего, Билл, это легко исправить.

Ретт Батлер наполнил глиняную кружку, единственную в этой каменоломне, и подал старику. Тот припал губами к неровному краю и жадно принялся пить. А сам Ретт Батлер пил прямо из горлышка, жадно глотая красное вино.

Глава 9

Братья Рохасы, после того, как расправились со своими заклятыми врагами Бакстерами, дотла сожгли их дом, всех уничтожили, уже никого не боялись ни в Сан-Мигеле, ни в его округе.

Хотя по одну и по другую сторону мексиканской границы шлялось множество всякого сброда, никто из преступников и контрабандистов не решался в открытую схватиться с Рохасами, все выжидали удобный момент.

А Рохасы чувствовали свою безнаказанность и силу. Они буквально упивались открывшимися возможностями. Ведь городок лежал у их ног, жители трепетали, лишь только слышали голос или видели кого-нибудь из братьев Рохасов или из их подручных.

Сан-Мигель, казалось, вымер.

Люди отваживались только на то, чтобы выглянуть в узкую щель ставни и тут же прятались назад, боясь, что кто-нибудь из бандитов мог заметить тень в окне или за дверью.

Братья Рохасы обнаглели до того, что выволокли беззащитного хозяина таверны на крыльцо его заведения, связали руки, и повесили через перекладину, на которой обычно болтался фонарь.

— Так ты скажешь, где прячется грязный гринго?

— Я не знаю, — едва шевеля окровавленными губами, шептал хозяин таверны.

— Говоришь, не знаешь? — кричал Эстебан, дергая за веревку.

— А мне кажется, что тебе придется признаться во всем, во всех грехах, даже в тех, которых ты не совершал, — сказал Рамон, затягиваясь сигарой.

Эстебан отпускал веревку, и Солутас падал на землю. Он был весь перепачкан в кровь и пыль и его глаза с трудом открывались, из носа текла кровь.

Но все равно он продолжал говорить:

— Я ничего не скажу, я ничего не скажу…

— Ах, ты такой упрямый как и твой приятель гринго? Что ж, нам придется попотеть, мы будем избивать тебя до тех пор, пока ты не признаешься, — сказал Мигель, поглаживая рукоять своего револьвера. — Но ты устанешь и не выдержишь раньше, чем мы, ведь нас видишь сколько, целая дюжина, — Мигель самодовольно осмотрел своих подручных.

На лицах бандитов были ехидные и самодовольные улыбки, им нравилось глумиться над беспомощным человеком.

Рамон взглянул на свой полусгоревший дом. Мигель перехватил взгляд старшего брата.

— Не волнуйся, Рамон, денег у нас теперь хватит, мы отстроим наш дом, он будет лучше прежнего. И вообще, мы можем захватить теперь и дом Бакстеров, ведь он по праву теперь принадлежит нам.

— Конечно, — сказал Рамон, — я думаю, мы отдадим тот дом Эстебану, пусть развлекается в нем. Эстебан, ты согласен?

— Что ж, я не против, — ухмыльнулся Эстебан, но потом, сплюнув себе под ноги, произнес. — А на кой черт он мне нужен, Рамон, мне и с вами неплохо.

— Но ты же должен, в конце концов, Эстебан, стать самостоятельным человеком.

Эстебан Рохас пожал плечами.

— По-моему, я и так самостоятельный, ведь я единственный из всех вас, кто осмелился пристрелить эту стерву Бакстер.

— Для этого большой смелости не надо было, — прошипел сквозь зубы Мигель, обращаясь к Рамону.

Тот утвердительно кивнул в ответ.

— Значит, этот грязный недобитый гринго прячется где-то рядом, а ты, старик, не хочешь сказать?

— Я ничего не скажу… — с трудом ворочая языком, сказал хозяин таверны.

— Я вижу, ты не хочешь жить хорошо, не хочешь, чтобы в твою таверну приходили люди, пили, гуляли, веселились? Наверное, ты хочешь отправиться на кладбище. Но запомни, тебя же в гробу хоронить никто не будет. Мы убьем тебя и бросим посреди площади, чтобы все видели, что бывает с теми, кто идет против нас, — и Рамон ткнул пальцем себе в грудь. — Запомни это. Вообще-то, я был уверен, что ты поумнее, а ты на деле оказался глупцом и упрямцем.

— Я все равно ничего не скажу, — сказал хозяин таверны и по его лицу потекла кровь.

— Это ты так думаешь, что ничего не скажешь, а вот мы с Мигелем и Эстебаном уверены, что ты не сегодня так завтра заговоришь, а поболтавшись на солнцепеке ты очумеешь от боли и сам станешь звать нас. Но мы не придем, ведь ты не желаешь помочь нам, а мы не пожелаем оказать дружескую услугу тебе. Рубио, поднимай его! — приказал Рамон Рохас и подручный, навалясь всей тяжестью своего тела на веревку, принялся медленно поднимать тело хозяина трактира за связанные руки.

Когда ноги Сильвенито оторвались от земли, Рамон подошел к Рубио и помог закрепить веревку. Сейчас хозяин таверны беспомощно болтался в воздухе. Его лицо искривляла гримаса боли, а по телу пробегали судорожные конвульсии.

— Что, не нравится тебе вот так висеть на виду у всего городка? Но ты виноват сам. Глупец, — обратился Рубио к Сильвенито, — скорее развяжи язык и это истязание кончится.

Но хозяин таверны уже был не в состоянии говорить. Единственное, что он смог, так это отрицательно покачать головой.

— Значит, не хочешь? Будешь молчать? Ну что ж, повиси немного, может, поумнеешь.

— Мы не такие страшные, как ты думаешь, Сильвенито, — сказал Рамон, сплюнул на землю и вытащил изо рта окурок сигары.

Он подошел к хозяину таверны, затянулся поглубже, выдохнул в лицо Сильвенито струю едкого дыма, а потом, перевернув в пальцах несколько раз сигару, поинтересовался:

— Может быть, ты хочешь пару раз затянуться или нет?

Сильвенито в ответ не проронил ни звука.

— Ну что ж, я добрый человек, затянись, — и он сунул в распухшие от побоев окровавленные губы хозяина таверны зажженную сигару горящим концом в рот.

Хозяин таверны искривился, но продолжал упорно молчать. Он хотел выплюнуть горящую сигару, но та прилипла к окровавленной губе. Запахло паленым.

Эстебан, глядя на старшего брата, подобострастно заржал, довольный находчивостью Рамона, ведь ему в голову подобное не могло прийти.

И тогда, словно для того, чтобы все смогли видеть унижение хозяина таверны и по достоинству оценить шутку Рамона, Эстебан спрыгнул с крыльца, подошел к хозяину таверны и резко крутанул его. Он завертелся над землей, а из глаз покатились слезы. Но седоусый мужчина не проронил ни звука.

— Рубио, — крикнул Рамон Рохас, обращаясь к своему подручному.

Тот по взгляду догадался, чего от него требует хозяин и, схватив за ложе карабин, стоящий у кресла, бросил Рамону. Тот ловко поймал его и погладил отполированный приклад ладонью.

Все присутствующие с недоумением посмотрели на Рамона. Неужели он сейчас, так и не дав толком поиздеваться и помучить, пристрелит этого упрямого хозяина таверны.

Но Рамону даже и в голову не пришла подобная мысль. Он размахнулся и нанес прикладом резкий удар в низ живота несчастному Сильвенито.

Тот дернулся, его тело закачалось из стороны в сторону, а изо рта хлынула кровь. Все подобострастно заржали.

— Рамон, — сказал Мигель, — зачем ты гробишь карабин, пусть лучше им займется Эстебан.

Рамон посмотрел на младшего брата. Тот сразу понял, чего от него требуется, схватил плетеный из кожи кнут и спрыгнул с крыльца.

— Сейчас я им займусь. Ты, Сильвенито, будешь буйволом, а я буду погонщиком, твоим хозяином.

Рамон кивнул головой, явно одобряя то, что задумал младший брат. Тот развернул кнут и несколько раз щелкнул им в воздухе. Щелчки, подобные на выстрелы, гулко разлетелись по пустынной площади.

И когда Эстебан Рохас поднял кнут, чтобы стегануть беспомощного Сильвенито, произошло что-то уж совершенно невероятное: раздался громкий взрыв, и сноп огня взметнулся к небу.

Все вздрогнули и посмотрели туда, где поднимались густые клубы темного дыма и летели обломки камней и досок.

— Дьявол! — проговорил Рамон Рохас.

Полуобгоревший дом Рохаса исчез в клубах дыма и пыли.

Все замерли, открыв от удивления рты. Никто не решался первым произнести слово, все смотрели туда, где еще совсем недавно стоял дом.

Клубы пыли и дыма медленно оседали, рассеивались. На том месте, где еще несколько мгновений тому возвышались закопченные дымом стены, зияла пустота.

Лицо Рамона окаменело, а пальцы впились в ложе карабина так сильно, что даже суставы побелели. Казалось, еще несколько мгновений такого невероятного напряжения, и из-под ногтей Рамона брызнет кровь.

Пыль и дым медленно рассеивались. Когда порыв ветра, внезапно налетевший на Сан-Мигель, унес последний клок седоватого дыма, все стоящие у крыльца таверны вздрогнули: на краю площади стоял Ретт Батлер.

Он выглядел как всегда: в уголке рта тлела сигара, на его плечах было черное пончо с белыми узорами. Пончо скрывало руки Ретта Батлера.

Все сразу же сдвинулись со своих мест, как будто перед ними стоял воскресший мертвец.

Напряжение, воцарившееся на площади, казалось, достигло своего апогея.

Подручные Рохаса переминались с ноги на ногу, готовые в любой момент броситься врассыпную, ведь они знали, что револьвер Ретта Батлера не дает осечек и стреляет без промаха.

Ведь многие из людей Рохаса были свидетелями того, как Ретт Батлер отправил на тот свет четверых отъявленных головорезов Бакстеров. Все прекрасно еще помнили размозженное тело одного из самых верных людей Рохаса — тело Чико, к смерти которого явно приложил руку гринго.

Но сейчас они находились на площади вместе с Ра-моном Рохасом и его братьями. Они понемногу пришли в себя и на их лицах появились злые улыбки, глаза сузились, а руки дрогнули, готовые тут же рвануться к рукояткам револьвера, ведь их была целая дюжина, а Ретт Батлер был один.

И он стоял перед ними, как на ладони.

Сильвенито, услышав грохот взрыва, приподнял вспухшие веки. Вначале все плыло и качалось перед его взором, но потом он сообразил, что это клубится уносимый ветром дым.

А когда дым рассеялся, то он увидел Ретта Батлера и догадался, что Ретт Батлер не оставил его в беде. Скупые мужские слезы благодарности выкатились из его глаз, а на распухших губах появилась улыбка.

Он облизал языком распухшие обожженные губы и едва слышно прошептал:

— Господи, ты услышал меня, спаси и его…

Никто из бандитов не услышал этого тихого, как шелест листвы в знойный безветренный день, восклицания Сильвенито.

— Говорят, Рамон, ты хотел меня видеть? Так вот он я, — послышался спокойный и уверенный голос Ретта Батлера. — Я перед тобой.

— Дьявол! — выдавил из себя Рамон Рохас и передернул затвор карабина.

Рамон застыл на месте, а все остальные отступили на несколько шагов в сторону, как бы оставляя наедине двух заклятых врагов — этого гринго Батлера и своего хозяина дона Рамона.

Холодный пот выступил на лбу Рамона. Он крепче сжал ложе карабина и как завороженный следил за малейшим движением Ретта Батлера.

А тот сделал еще несколько очень уверенных шагов навстречу. Расстояние между Реттом Батлером и бандитами сократилось.

— Ну вот мы и встретились вновь, — раздался уверенный и абсолютно спокойный, будто бы даже бесстрастный голос Ретта Батлера.

— Считай, что ты мертв, американец! — Рамон Рохас вскинул карабин, крепко прижал его к плечу и нажал на спусковой крючок.

В тишине прозвучал оглушительный выстрел. Ретт Батлер качнулся, рухнул на колени.

На губах Рамона Рохаса появилась самодовольная улыбка, ведь его выстрел достиг цели.

Но здесь вновь произошло что-то невероятное.

Ретт Батлер поднялся с выжженной солнцем земли на ноги и застыл, глядя прямо в лицо убийц.

— Что такое, Рамон? — вновь послышался голос Ретта Батлера. — Рука дрожит или кровь невинных туманит твои глаза?

— Дьявол, ведь я же стрелял ему явно в сердце! Ведь я же не мог промахнуться с такого расстояния! Это просто невероятно, какой он живучий, наверное, у этого грязного гринго девять жизней, как у кошки.

— Ну что ж ты испугался, Рамон? — послышался зычный голос Ретта Батлера, — он стоял, широко расставив ноги, крепко упираясь в землю, как будто она давала ему силы.

Он был прекрасной мишенью — один посреди выжженной и выбеленной солнцем площади, в черных сапогах, черных штанах и черном пончо. Ветер развевал его волосы, окурок сигары тлел в уголке его рта. Единственная деталь, которая отсутствовала в его гардеробе — это широкополая шляпа.

Бандиты, недоумевая, переглянулись друг с другом, ведь подобного они никогда не видели, ведь после выстрела Рамона Рохаса почти никогда жертва не поднималась на ноги.

Но Ретт Батлер был не видением, он был реальностью из плоти и крови. Все даже видели улыбку, которая блуждала на его разбитом лице.

— Наверное, ты боишься меня, Рамон, а я тебя не боюсь. Стреляй, стреляй, только хорошенько целься, в самое сердце, целься, убийца!

И Рамон от этих слов вздрогнул и нажал на спусковой крючок. Вновь взвизгнула пуля. Ретт Батлер качнулся, но на этот раз он устоял на ногах.

Старый гробовщик с замиранием сердца следил за тем, что происходит на площади. Но после второго выстрела он улыбнулся, догадавшись, в чем дело.

— А я-то думал, что это колдовство, что этот Ретт Батлер заговоренный от пуль, — и старик широко улыбнулся, обнажив розовые десны.

Его глаза под кустистыми седыми бровями сияли, а на щеках выступил румянец. Он потирал руку об руку, приговаривая:

— Господи, помоги ему, господи, помоги, не оставь этого смелого человека, не оставь, я буду тебе благодарен всю оставшуюся жизнь, помоги ему, помоги.

Ретт Батлер вновь невозмутимо стоял посреди площади, приблизившись к Рамону еще на несколько шагов. Он всем своим видом глумился и изгалялся над беспомощным стрелком.

Холодный пот заливал глаза Рамону Рохасу, желваки ходили по его скулам, он прикусывал губу, а рубашка прилипла к спине.

Он вновь нажал на спусковой крючок, вновь громыхнул выстрел и взвизгнула пуля. На этот раз Ретт Батлер качнулся и опустился на землю. Но праздновать победу и веселиться было рано. Ретт Батлер, покачиваясь, поднялся на ноги и застыл на месте.

Налитые кровью глаза Рамона Рохаса готовы были выскочить из орбит. Он был напуган, подобного он не испытывал никогда в жизни. Ведь никто после трех выстрелов в сердце не оставался в живых. А то, что пули попадают прямо в сердце Ретту Батлеру, в этом Рамон Рохас был абсолютно убежден.

— В сердце, Рамон, в сердце, целься прямо мне в сердце, — зычно выкрикнул Ретт Батлер, — в самое сердце, только тогда, может быть, ты сможешь лишить меня жизни.

С кончика носа Рамона Рохаса продолжали падать на отполированное дерево крупные капли холодного пота. Рамон безумно вращал глазами, его рот дергался, губы стали белыми как мел.

— Спокойнее, Рамон, спокойнее, — уверенно выкрикнул Ретт Батлер, — иначе ты опять промахнешься.

— Я никогда не промахиваюсь! — срывающимся голосом прокричал Рамон и медленно, дюйм за дюймом стал поднимать карабин к плечу.

А Ретт Батлер сделал еще несколько уверенных шагов, приблизившись к своему убийце.

— Я подойду поближе, чтобы ты, Рамон, не промахнулся, а иначе над тобой все будут смеяться. Ведь все в окрестностях говорят, что ты хороший стрелок, но я пока этого не замечаю.

Рамон Рохас судорожно дернулся, вскинул карабин, тщательно прицелился и нажал на курок.

Ретт Батлер качнулся, как будто кто-то с силой ударил его в грудь, но вновь устоял на ногах.

А Рамон Рохас снова передернул затвор карабина и выстрелил. Свистнула пуля и Ретт Батлер вновь качнулся и упал на колени, но тут же поднялся на ноги.

В карабине оставался последний патрон, а Ретт Батлер стоял, покачиваясь из стороны в сторону, он был виден настолько отчетливо, что, казалось, протяни руку — и можно прикоснуться к шершавой ткани его пончо, ощутив кончиками пальцев выпуклость узоров.

— Получи! — прохрипел Рамон Рохас, выпуская последнюю пулю.

На этот раз Ретт Батлер качнулся и рухнул на выжженную солнцем площадь.

Рамон, еще не веря до конца в удачу, робко улыбнулся и посмотрел на своих братьев. Его взгляд был таким, как у провинившегося ребенка. Но тут же он увидел, как улыбка медленно сползает с лиц бандитов и на них появляется смертельная бледность.

Рамон резко обернулся и увидел, что Ретт Батлер вновь встает на ноги.

В этот момент Рамон Рохас был готов расплакаться от собственного бессилия, от своей беспомощности. Он держал в руках уже ненужный карабин, понимая, что сейчас оружие ему не поможет.

Старый гробовщик поднял голову с клочковатой седой бородой к небу и запрокинув ее, посмотрел прямо в ослепительный сверкающий диск, даже не зажмурив глаза. Его губы шептали благодарность, ведь Ретт Батлер был жив, а гнусный убийца Рамон Рохас был бессилен против него.

— Это колдовство, — прошептал Мигель трясущимися непослушными губами.

— Да, колдовство, — согласился с ним Эстебан.

Остальные Рохасы вообще потеряли дар речи и только переминались с ноги на ногу, готовые броситься врассыпную.

Рамон Рохас, обливаясь холодным потом, был, как пьяный. Короткая тень копошилась у его ног.

Рамон глянул на землю и увидел тень карабина в своей руке. Сейчас этот карабин был уже бесполезен, и он зло отшвырнул его в сторону так, как прозревший слепой отбрасывает свой посох.

Рамон встал, широко расставив ноги и отведя назад плечи, подставив лицо солнцу. Он готовился принять смерть, он знал, что она неизбежна.

А Ретт Батлер левой рукой медленно перебросил край пончо через плечо и на его груди сверкнул стальной лист, в котором было шесть неглубоких вмятин — следов от выстрелов Рамона Рохаса.

Ретт дернул за ремень, узел развязался и железо с грохотом упало к ногам Батлера. Он отбросил его ногой в сторону и все увидели, что на поясе Ретта Батлера в кобурах блестят рукоятки двух револьверов.

Но бандиты так и не пришли в себя после потрясения. Они замерли, стоя на своих местах, как соляные столпы. Было слышно в наступившей тишине, как судорожно они вдыхают горячий воздух, как срывается ветер с карнизов домов, сдувая желтоватую пыль, и как шелестит песок, скользя по пересохшей и растрескавшейся от засухи земле.

Ретт Батлер мерил презрительным взглядом одного бандита за другим и каждый из них холодел под этим пристальным взглядом спокойных глаз американца, каждый чувствовал в этом взгляде неизбежное приближение смерти. Никто из этих людей не привык легко расставаться с жизнью, хоть каждый из них уже отправил на тот свет множество безвинных.

Ретт Батлер опустил руки, остановив их на уровне пояса.

Старый гробовщик ощутил, что наступил самый ответственный момент, он отвел взгляд от одинокой фигуры Ретта Батлера и зажмурил глаза. Ему показалось, что тишина длится уже целую вечность. Добрый старик даже забыл слова молитвы, он стоял неподвижно, ожидая самого худшего.

Первым не выдержал самый нетерпеливый младший Рохас — Эстебан.

Он нервно дернулся, выхватив револьвер из кобуры, но всего лишь успел взвести курок. Ретт Батлер опередил его на какое-то мгновение, но этого было достаточно: один за другим прогремели одиннадцать выстрелов.

И когда Рамон Рохас, не поняв, почему он еще остался жив, оглянулся, за его спиной лежали мертвые братья и все его люди.

Еще даже не успела рассеяться пыль, поднятая от падения тел, как Рамон вновь повернулся к Ретту Батлеру, ожидая последнего, двенадцатого выстрела.

Но Ретт Батлер не спешил, его револьверы были опущены вниз.

Старый гробовщик, наконец-то, нашел в себе силы открыть глаза. Он посмотрел на площадь, готовый к самому худшему, но тут же улыбка появилась на устах старика: он вновь увидел Ретта Батлера живым и невредимым. Из стволов его револьверов голубоватыми струйками стекал голубоватый дым.

Ретт Батлер медленно приподнял один из револьверов, направив его ствол в сторону Рамона. Тот вздрогнул, готовый принять смерть.

Но Ретт Батлер не оправдал его ожиданий. Вместо того, чтобы выстрелить, он произнес ровным спокойным голосом любимую фразу Рамона Рохаса, которую тот любил повторять при каждом удобном случае:

— Когда человек с револьвером встречается с человеком, у которого в руках карабин, то тот, у которого револьвер — труп, — ведь кажется так ты говорил, Рамон, мне? Давай-ка проверим. У тебя был в руках карабин, а у меня в руках револьвер. Ведь ты же свято веришь в правильность своих слов? Ты сам говорил мне, что эта поговорка никогда тебя не подводила.

Рамон молчал.

— Но так будет нечестно, — скривил губы Ретт Батлер, — ведь у тебя в руках нет сейчас карабина, а у меня есть револьвер, — и он медленно отвел ствол в сторону.

Ретт посмотрел на хозяина таверны, подвешенного за связанные руки к перекладине.

— Я сделаю по-другому, — сказал Ретт и нажал на спусковой крючок револьвера.

Прогремел выстрел и пуля перебила веревку. Хозяин таверны упал на пыльную землю, а гробовщик тут же бросился ему помогать. Он присел возле хозяина таверны на корточки и стал развязывать ему руки. Тот едва нашел в себе силы, чтобы улыбнуться и приоткрыть глаза.

— Спокойнее, — приговаривал Билл, дрожащими пальцами развязывая узел на веревке.

Наконец, ему это удалось и он принялся растирать затекшие кисти своего приятеля. А потом, чтобы тот лучше видел, приподнял ему голову.

— Смотри, смотри, — говорил Билл, — сейчас этому мерзавцу Рохасу конец, не пропусти такой случай, ведь об этом ты мечтал, но никогда не верил, что этот день придет.

Ретт Батлер отбросил револьвер на несколько шагов от себя и показал старшему Рохасу свои пустые руки.

— Рамон, теперь и я, и ты безоружные. Давай проверим, правду ли ты говорил. Но у нас обоих есть патроны, заряжай!

Рамон Рохас, еще не веря тому, что развязка откладывается, а Ретт Батлер дает ему шанс остаться в живых, сжал в кулаке патроны. Он все время ожидал какого-то подвоха, но Ретт Батлер смотрел на него спокойно и невозмутимо.

Они оба подошли к своему оружию, лежащему на земле, и застыли. Напряженное ожидание длилось несколько мгновений.

Первым не выдержал Рамон. Он схватил свой карабин и молниеносно зарядил его. Но когда он, передергивая затвор, поднял глаза, то Ретт Батлер уже стоял с нацеленным на него револьвером, он успел быстрее.

Казалось, Ретт Батлер смотрит не на Рамона Рохаса, а куда-то совершенно в другое место. Указательный палец Рамона Рохаса дернулся, нажимая на спусковой крючок, но выстрел Ретта Батлера уже прозвучал и отбросил Рамона Рохаса.

Карабин Рамона выстрелил и пуля умчалась в безоблачное голубое небо.

Еще не веря, что он смертельно ранен, Рамон Рохас попытался приподняться с земли, но руки ослабели, пальцы разжались и карабин упал в горячую пыль, туда же упало несколько капель крови.

Рамон Рохас смотрел на то, как блестящие капли превращаются в грязь. Потом он запрокинул голову, тяжело качнулся, и весь мир перед его глазами поплыл.

Но где-то там, на самом краю этого зыбкого мира, безвозвратно уходящего от него, он видел застывшую как восклицательный знак на чистом листе бумаги, фигуру Ретта Батлера. Ветер шевелил его волосы, а край пончо взлетал как черное крыло.

И Рамон уже бескровными губами прошептал:

— Это крыло смерти.

Его голова безвольно упала на грудь, глаза закрылись, и черное крыло смерти погасило его сознание, задув, словно свечу.


Прошло несколько тягостных мгновений. Старик-гробовщик расхаживал по площади, глядя на распластанные в пыли тела убийц.

— Ой, Ретт, что ты наделал? — радостно восклицал старик, на глаз снимая мерки с трупов.

И вдруг городок ожил.

Первым очнулся колокол на часовне. Он закачался.

Ретт Батлер повернул голову и увидел безумного звонаря, который раскачивал колокол, дергая веревку.

Над Сан-Мигелем плыл радостный звон, оповещавший, что мрачные дни кончились. Люди покидали свои убежища, выходили на пыльные, выжженные солнцем улицы, пока еще не веря своему счастью.


А уже через час Ретт Батлер вышел на крыльцо таверны, собираясь в дорогу. Лошадь самого Рамона Рохаса стояла у крыльца, нетерпеливо стуча точеным копытом о выжженную землю. Она косилась влажным бархатистым взглядом на своего нового хозяина, словно бы подгоняла и звала его в дорогу.

Ретт Батлер подошел к лошади и нежно погладил ее по шелковистой шее, подмигнул хозяину таверны, который стоял, опершись плечом о косяк двери и вскочил в седло. Лошадь радостно заржала и понесла своего седока по пыльной улице приграничного городка.

— Как ты думаешь, Билл, — обратился хозяин таверны к старому гробовщику, — куда поедет Ретт Батлер?

Тот развел руками.

— Для таких молодцев все дороги открыты.

А фигура всадника уже исчезала в клубах пыли.

Загрузка...