Девочка Карима (СИ)

— Но она… — было мне трудно говорить из-за кома в горле. — Она ведь сама меня вынудила. — Я ощутила, как глаза мгновенно заполняют слезы. Все это зрело, зрело, а тут я прихожу к гадалке, и она словно режет меня живьем. Такие простые слова, а как мне больно было это слышать… — Я не хотела. Правда. Не хотела. Она сама меня оттолкнула, отказалась от меня. Моя мать меня продала за долги.

Я сидела и плакала. Слезы капали на руку, и ладонь становилась влажной. Мне хотелось вытереть ладошку, но к ней потянулась ведьма. Молча взяла ее и стала рассматривать. Докуривая сигарету и щурясь от едкого дыма.

— Мы к вам не для этого пришли, — вмешался Карим.

Но женщина в черном даже не глянула в его сторону.

— Долг перед родителями — это то, что не позволит нам жить нормально, если мы о нем забудем.

— Может, хватит уже? — закипал Карим, теряя терпение. — Если бы нам требовался психолог, мы пошли бы к нему, а не к вам. Я просто хочу сделать так, чтобы ребенка не было. Это можно устроить?

Она докурила и скомкала фильтр о дно старой пепельницы. Откинулась на спинку кресла. Внимательно посмотрела на Карима. А потом рассмеялась.

— Ха-ха-ха…

— Что смешного? — не понимал он того, что происходит. — Что смешного? Почему вы смеетесь? Вы себя вообще нормально чувствуете? Может, вы просто приняли с утра?

— Я не влияю на судьбу, — говорила ведьма сиплым голосом. — Если чему-нибудь суждено произойти, то это обязательно случится. Рано или поздно. Что бы ты ни делал… Но есть вещи, которые зависят от нас самих, — сказала она и приложила к губам рубиновый перстень на указательном пальце. — Вот на них мы и должны влиять.

— Так, послушайте… — качал головой Карим. — Я дам вам любые деньги. Просто сделайте так, чтобы моя девочка не страдала. Я хочу, чтобы ребенка не было. Никакого ребенка.

— Хм… — криво улыбнулась ведьма. — Не нужны мне твои деньги. У меня и так их полно. Как и у тебя… От таких, как ты, я их не беру. Не к добру это.

— Пф… — вскочил Карим и начал орать, почти не сдерживаясь: — Да ты что, издеваться надо мной решила?! Просто сделай это!

Дверь открылась, и в комнату вошла охрана — двое крепких мужчин, которые спешили взять Карима под руки. И я уверена, что была бы драка, если бы ведьма не дала отбой.

— Не надо, — отмахнулась она. — Все нормально. Мы разберемся. Можете уйти.

Карим взял себя в руки и сел обратно за стол.

— Простите меня, — сказал он и протяжно выдохнул. — Я просто весь на взводе. Ведь это все моя вина, я виноват. Я за это в ответе. Не могу себе простить… — Ведунья сидела и внимательно слушала. — Врачи сказали, что это еще не известно наверняка. Сказали, что… что зачатия может и не быть. Для этого якобы должны сложиться идеальные условия. Чтобы партнеры подходили друг другу и все такое…

— И? — спросила женщина, скрестив руки в позе ожидания. — Что ты хочешь от меня, Карим? Что я должна для тебя сделать? Убить ребенка?

— Ну…

— Убивать ребенка я не стану. Я таким не занимаюсь. И лучше ни к кому с такой просьбой не ходи. Это грех, большой грех. Ты можешь об этом пожалеть.

— Пожалеть? — удивился Карим.

— Я не могу тебе помочь. Уходи. Иди прочь. Наш разговор окончен.

— Нет, не окончен…

— Чего ты хочешь? — повторила она свой вопрос. — Чего?

— Вы можете заглянуть в будущее и сказать, что нас ждет? Я вас очень прошу… Вполне возможно, что я зря так психую. Ведь так? Вдруг все обойдется и без вмешательства со стороны? Разве я не прав? Просто успокойте нас. Это все, чего я прошу. Пожалуйста.

Карим вытянул из бумажника крупную сумму и положил на стол. На всякий случай — если гадалка вдруг передумает и возьмет за это плату.

— Ф-ф-ф… — выдохнула она и отодвинула деньги в сторону. Расчистила место на скатерти и взяла в руки колоду карт. — Ладно. Так и быть. Помогу я тебе. Расскажу, что к чему. Хоть и плохой ты слушатель. Не хочешь слушать то, что тебе не подходит. Не хочешь…

— Я обещаю принять правду, — поклялся Карим, взяв все мужество в кулак.

И только после этого гадалка начала раскладывать карты. Сначала одну. Потом вторую. Третью. Четвертую. Она выложила их в ряд и внимательно изучила. Затем перевернула и вложила обратно в колоду. Закрыла глаза и что-то прошептала.

Ведьма долго молчала. Сидела в каком-то трансе и ничего не говорила. Зажмурившись, будто видит сон. И так продолжалось минут десять. Может, даже больше. Она словно общалась с духами.

Но затем глаза открылись — руки стали выкладывать на стол все новые и новые карты. Одну за другой. Пока колода не иссякла.

— Что случиться должно, того не изменить, — нарушила она тишину. — В твой тридцать третий день рожденья ждет тебя подарок. И этот подарок — дитя.

— Что? — не мог удержаться Карим. — Дитя?

— Таков подарок судьбы.

— Ну ни хрена себе подарок… Пожалуйста, сделайте с этим что-нибудь!

Но ведьма снова повторила:

— Что случиться должно, того не изменить… Будут слезы в этот день, — взяла она одну из карт и поднесла ее к глазам. — Но слезы отнюдь не от счастья. Ждет тебя потеря, Карим. Потеряешь сокровище.

— Сокровище? Что еще за сокровище?

— Это не деньги. Их у тебя много. А вот настоящее сокровище одно осталось. Кое-что важное ты потеряешь, но важное же и найдешь. Это изменит твою жизнь, она станет другой. Ты изменишься сам. Судьба сделает тебе подарок. Но плата за него будет высокой.

— Какая плата? Вы же видите это? Скажите мне прямо…

— Тебе придется признать одну нелегкую вещь.

Карим подался вперед и с удивлением спросил:

— Какую?

А ведьма ответила:

— Что ты его любишь.

15

Наташа

Моя жизнь опять менялась. Наша красивая история отношений будто чем-то заболела, ее подтачивали сомнения, нервозность, недосказанные слова. Карим сердился на себя и на врачей. На ведунью, которая наговорила кучу странностей, а помочь отказалась. По крайней мере, так он считал. Он был уверен, что я не заслужила такой участи — позорно стать матерью в восемнадцать лет.

Конечно, так звучала официальная причина всей этой суматохи. Карим просто беспокоился обо мне и не хотел все усложнять. Но мне почему-то казалось, что дело тут в другом. А именно в его интересах. Это он, а не я, был морально не готов к ребенку. Он хотел жить налегке, получать бесплатный секс, когда этого хочется. А хотелось ему этого постоянно, днем и ночью. Но я теперь часто была не в настроении. Нередко хандрила и думала о маме — о том, как сильно похожи наши судьбы, хотя я всячески избегала повтора. Я всегда себя била в грудь, что не повторю ее ошибок. Что не позволю себе залететь, едва покинув школьные стены. А все произошло именно так, она как будто чувствовала это…

Впрочем, я все больше представляла, что чувствовала моя мать тогда, девятнадцать лет назад, когда узнала, что беременна. И осознала, что теперь ее мечты так и останутся мечтами. Ей пришлось распрощаться с универом, и меня будет ждать то же самое. Потому что денег я не найду — учеба оплачена всего на два первых года. А что дальше? Кто будет моим спонсором? Карим? Как только он убедится, что я беременна, он выбросит меня на улицу. Убивать ребенка я не стану, ни за что. Я не пойду на это, как бы он ни просил. А в таком случае мой богатый бойфренд сделает только одно — избавится от бракованной игрушки и найдет себе другую. Я стану как одна из тех карманных собачек, которые перестали радовать своих хозяев, и они их выгнали из дома, чтобы завести себе нового питомца.

Ну да. А на что я надеялась? Что это будет вечно? Что он захочет быть отцом? Что это все любовь? Это просто похоть — Карим мне сам об этом говорил, а я его не слушала… Очень зря, Наташа. Очень зря. Теперь все стало на свои места, розовые очки можно снимать.

Оглядываясь назад, я твердо понимала, что была неправа. Я не ценила свою мать и всегда ее считала слабой. Бесхарактерной. Неудачницей. А на деле сама ничем не лучше ее. Ведьма не зря говорила, что я от нее отвернулась — это так и есть. Я не дочка, а сволочь. Кому я теперь буду нужна, если не матери? Родительский дом — мой единственный вариант, туда мне и дорога. Придется взять свою гордость за горло и признать, что я никто и ничего не добилась. Просто залетевшая дура.

— Ната, у нас есть че пожрать?

Я стояла на балконе и плакала. Смотрела на вечерний город, а мысленно была где-то в старой хрущевке, где прошло мое детство. Пыталась представить, как там все изменилось без меня. И изменилось ли вообще? А вот Карим тогда думал совсем о другом. Он меня не понимал и делал вид, что ничего не происходит — вернулся домой и тупо хотел пожрать… А нечего.

— Извини, я не готовила.

Он вышел ко мне и с удивлением переспросил:

— Ничего не готовила?

— Да. Ты понял все верно. Есть нечего. Можешь сэндвич себе сделать.

Карим оперся локтями на бортик и молча кивнул.

— Угу. Не готовила… А почему? Что-то не так? Не было воды или… Ты плохо себя чувствуешь? В чем причина?

— Ни в чем, — ответила я и снова поймала рукой слезинку.

— Почему ревешь?

— Ты не поймешь меня…

— Опять декан приставал?

— Нет. Он тут ни при чем.

— Точно? — нахмурился Карим.

И я развеяла все сомнения:

— Точно… Я сегодня не ходила в универ.

— Не ходила в универ? — удивился он. — Почему? Что еще за прикол?

— Я же говорила, ты не поймешь.

— А что тут понимать? Ты просидела целый день в квартире. Ничего не готовила, на пары не ходила. Стоишь на балконе и ревешь тут на холоде… Что случилось, Ната? Из-за чего у тебя снова сопли? Просто скажи, как я могу решить эту проблему…

— Я думаю о маме.

— Думаешь о маме? Зачем? Что о ней можно думать?

Карим хотел обнять меня и притянуть к себе, но я одернула локоть.

— Я хочу с ней встретиться.

— Встретиться с ней? Да ты что… у тебя температура? Зачем? Это же полный бред.

— Это не тебе решать. Она моя мама, а не твоя.

— Как это, не мне решать? — Карим загнал меня в угол балкона и схватил за подбородок. — Даже не думай это делать. Она этого не достойна.

— Ей нужна моя помощь! — крикнула я.

— Откуда тебе знать?! Ты же с ней не общаешься даже!

— Я это чувствую… Ей всегда требовалась помощь. Моя помощь. А я этого не понимала.

— Боже… — смеялся Карим. — Ха-ха-ха… Это какой-то дурдом. Тебе что, плохо со мной? Скажи… тебе плохо у меня живется? Что на тебя вдруг нашло?

— Тебе этого не понять.

— Мне этого не понять? И почему же? Просвети…

— У тебя нет родителей. И никогда не было.

— Ага, понятно… Ну давай — давай же, продолжай, — приглашал он меня руками к явному скандалу, — ты ведь хочешь высказаться…

— Твой отец — просто урод. Таких на электрический стул надо сажать. Или просто расстреливать.

— Ну конечно, — кивал Карим, скрестив руки в позе Наполеона. — Зато вот твоя мамка куда лучше него. Она ж продала свою дочь за кучку баксов. Ага… Она продала тебя как гребаный кусок мяса! Будто ты вообще ничего не стоишь! — кричал он и тыкал мне в лицо указательным пальцем. — Но ты все равно ее оправдываешь! Почему?! А?! Может, проблема с мозгами, а?!

— Перестань!

— Это у вас, видать, семейное просто…

— Хватит! — истерила я в ответ, но он не умолкал.

— По ходу, мама не ошиблась, когда сочла тебя глупым куском мяса. Так оно и есть. Ты просто лютая дура. Дура лютейшая. Других причин я найти не могу.

— Как ты можешь так говорить?

У меня по щекам текли слезы. Но Кариму было плевать. Он был доволен собой, ведь только что облил дерьмом не только мою мать, но и меня саму. Наверное, он чувствовал себя героем, неким суперменом, который спасал Москву от таких идиоток, как я. Просто ходил и говорил им, что они набитые дуры. Вот и прекрасно… Чему случиться суждено, того не миновать. Как я раньше не поняла, что все это была ошибка?

— Куда ты собралась? — бросил он мне вслед.

Но я не отвечала — наспех собирала вещи и готовилась уйти. Еще не знала, куда. Но в этой квартире мне не место — только не с этим человеком. Мы с ним слишком разные, и так было всегда.

— Не трожь меня. Я ухожу.

— Ты уходишь?

— Да, я ухожу.

— Хах… — вырвался у него смешок. — Куда? Тебе же некуда идти? Не тупи, Натка… Можешь пожалеть потом.

— Я уже жалею.

— Ну и дуреха, — встал он в проходе и твердо заявил: — Никуда ты не пойдешь.

— А это еще почему?

— По кочану. Я тебя не отпускаю.

— Я что, рабыня? — трясла я головой и еле сдерживала слезы. — Ты держишь меня тут в плену? Я твоя сексуальная узница?

— Не такая уж и сексуальная.

— Что?

Он просто делал мне больно. Хотел поиздеваться. А может, все было гораздо проще — из Карима наконец полезло дерьмо, которое все это время пряталось под харизмой? Но парень, видимо, устал притворяться. Ради чего? Ради кого? Ради меня?

— Если бы у тебя был отец… — дрожали мои губы, — ты бы сделал точно так же. Ты бы не оставил его в одиночестве. Каким бы он ни был. Как бы себя ни вел. Но ты не оставил бы его в беде и помог бы ему. Это факт.

Но Карим со мной не согласился. Его глаза были полны ненависти и злости, а слова резали слух как лезвие садиста.

— Это все хуйня… — сказал он и стиснул зубы. — Если бы мой отец был в тяжелой ситуации, я б не протянул ему руку. Я бы просто добил его и посмеялся.

Я тогда не знала, что ответить. Как вообще такое можно говорить о родных? Что он вообще за человек? Это монстр — я была все это время в постели с монстром и только теперь наконец увидела, какой он на самом деле.

— Пропусти…

Я протиснулась у него под рукой и стала быстро надевать сапожки. То и дело промахиваясь ногой, ничего не видя из-за слез.

А он только спросил:

— Куда ты собралась на ночь глядя? К мамке своей намылилась, что ли?

— Нет, — шмыгнула я и посмотрела на себя в зеркало.

— А куда же?

— В ночной клуб.

— В ночной клуб? — повторил он на взводе.

— Ага.

— Тебе, блядь, еблей захотелось?!

— Да, Карим, да! — орала я. — Мне захотелось еблей! Это единственное, чего мне не хватает в жизни — больше еблей!

— Ну так и вали отсюда! — крикнул он и ударил кулаком по дверце шкафа. Та мгновенно сложилась вдвое, а зеркало разбилось вдребезги. — Пошла вон! Вали давай! Пиздуй отсюда нахуй! Чтобы я тебя не видел!

— Боже… — не могла я поверить, что все это тот самый Карим, с которым было столько всего хорошего. И все неправда.

— Ты мне больше не нужна! Хватит! Я тобой наигрался! Скатертью дорожка…

Он бахнул дверью и оставил меня одну в прихожей. Зареванную, подавленную, впервые за долгое время — одинокую. И я позвонила Ленке.

— Алло. Лена? Привет… Ты не хочешь развеяться?

Пожалуй, я бы соврала, если бы сказала, что это был не переломный момент наших отношений. Карим наконец признался, что я ему не нужна. Он послал меня на хрен и фактически выгнал из дома. Что мне оставалось делать, если не последовать его просьбе — валить от него куда подальше?

Созвонившись с Леной, мы отправились на тусовку. Я в таких вещах не смыслю, на дискотеки раньше не ходила. Поэтому доверилась подруге, и уже спустя полчаса мы стояли на входе в ночной клуб. Снаружи было холодно и людно — все хотели на танцпол, но у дверей был строгий фейс-контроль. Пропускали только VIP-персон и их эскорт. Проституток, грубо говоря. И Лена предложила подыграть стереотипам, мы решили прикинуться эскортом одного из мажоров. И это, как ни странно, прокатило.

— Эй, стопэ! — гаркнул вышибала и завернул пару девушек на самом пороге. — Куда вы претесь?

Это были не мы. Перед нами шли какие-то курицы — напудренные чиксы с силиконовыми сиськами. Ну а мы же семенили сзади, пытались сойти за своих, пока охрана ковырялась в носу. Но амбал на входе не зря ел свой хлеб, он даже настоящий эскорт не хотел пропускать.

Впрочем, не так страшен черт, как его рисуют.

— Спокуха, браток, — отозвался парень с синим ирокезом на голове. — Это мои девчонки. Можно пропускать.

Мажор прошел вовнутрь и махнул рукой, мол, идем за мной.

И охранник спросил:

— Это все твои? — Его глаза с подозрением косились на меня и Ленку. Думаю, он сразу заподозрил, что мы зайцы. Но авторитетный панк решил все за нас, сам того не заметив.

— Да, брателло — все мои. Пропускай.

И нас пропустили. Мы проникли в заведение и стали отрываться.

Пили бесплатные коктейли, танцевали. Хлопали по стопке в перерывах между песнями. Я рыдала, а Ленка меня утешала. Затем мы снова танцевали, снова отрывались по полной. Снова пили бесплатные коктейли. Особенно я… Я еще никогда так не пила. Я просто бухала по-черному. Вливала в себя шот за шотом, отвертку за отверткой.

А Лена только приговаривала:

— Ну и забудь о нем. Об этом Кариме. Он и ногтя твоего не стоит — не то что жениться на нем.

— А он… — качало меня, словно моряка во время шторма. — А он и не предлагал мне женитьбу…

— Какой козлина.

— Ни женитьбу. Ни замужество… Ничего не предлагал.

— Поматросил и бросил, — кивала Лена и что-то подсыпала мне в стакан.

— Что это?

— Где? — спросила она.

— Что это ты… сыпешь мне?

— Витаминки, — улыбнулась она и сыпанула себе тоже. — Попробуй — тебе понравится. Забористая дрянь.

Мы чокнулись, и я выпила. Влила в себя эту мешанину и совсем поплыла. Вид перед глазами стал нечетким, все вертелось и кружилось. Я вскочила на ноги и почувствовала приток адреналина. Хотелось прыгать и плясать, танцевать верхний брейк и лизаться… Вот только лизаться было не с кем. Да и ног я не чувствовала — они танцевали будто сами по себе. Я размахивала руками, сталкивалась с другими людьми, тупо ржала как лошадь.

Происходило что-то странное. Мне было плохо.

Впрочем, почему же плохо? Все с точностью до наоборот — мне становилось хорошо. Так хорошо мне не было еще никогда. Я вдоволь веселилась, вдоволь пила, вдоволь флиртовала с какими-то парнями. Сперва я думала, что это все один и тот же парень. Меня с ним познакомила Лена. Сказала, что ее одногруппник. Какой-то новенький. Хотя какой же он новенький? Я его не помню, не видела ни разу… Может, она все придумала?

Но парень был веселый. Купил мне еще выпить — я его сама попросила. Просто показала на коктейль со странным названием. И ценником втридорога. Это был один из немногих платных коктейлей. Мне хотелось видеть, что он не жмот и готов раскошелиться на сладкое для новой подружки… Правда, я забыла коктейль на барной стойке. Услышала классную песню и тупо забыла о коктейле — наверное, решила, что уже выпила его, а потому с чистой совестью пошла на танцы. С этим пацаном… вернее, с двумя.

Их было двое. Или трое. Я говорила с ними по очереди, а лиц не различала. То ли они были слишком похожи друг на друга, то ли я просто была в стельку пьяна и даже не видела, где Ленка.

— Лена! — кричала я, шатаясь между танцующими. — Лена!

Но ее нигде не было. Она меня оставила? Ну и ладно. Какая из нее подруга? Как обычно оставила меня в беде. Наедине с одиночеством.

— Все нормально, детка? — спросил меня мой новый друг. — Может, давай выйдем?

— Куда? Я еще не нагулялась… Мне сегодня можно допоздна. Я уже всроз… взорсл… — заплетался у меня язык. — Взрослая. Мне уже все можно. Вообще… — махала я руками. — Вообще все уже можно. А тебе?

Я повисла на том парне, и мы куда-то пошли. Но не на улицу, а в какой-то отдельный зал. Там было тихо и пусто. Периодически ходили полуголые девки… Они были без лифчиков. Какие-то стриптизерши, я не знаю. Но выглядело странно.

— Ты любишь тройнички? — спросил меня парень, имени которого я так и не запомнила.

— Что? — не поняла и оглянулась. За нами шли какие-то двое. Для меня они были просто тенями. Ни лиц, ни имен — я ничего не знала. Все происходило как в бреду, словно во сне. Были провалы памяти, картинка становилась тусклой и серой. Звуки — приглушенными, а ощущения — как через вату. Я куда-то проваливалась, ничего не контролировала. А последнее, что помнила — это причина, по которой я оказалась в ночном клубе и закрутила флирт с незнакомым парнем.

Я просто хотела насолить Кариму, вот и все. А что из этого вышло? Тогда я и представить себе не могла. В одном мой мужчина был точно прав: я пожалела, что ушла. Я очень сильно об этом пожалела.

16

Карим

Вот и она — наша первая ссора. Приятного в этом было мало, хоть я и понимаю, что все пары ссорятся. Все скандалят, обзывают друг друга грязными словами, обижаются. Затем просят прощения. Мирятся… Я все это понимал, но мне было трудно найти себе оправдание. Почему я так сильно взъелся на Нату? Из-за кого — из-за отца? Он мне даже не отец. Просто донор генетического материала, из которого я получился таким, каков уж есть. Далеко не идеальный, местами психованный и грубый. Возможно, я не достоин такой, как она.

Ната особенная, мне очень с ней повезло. И надо это ценить. Она со мной честна, не пыталась притвориться ради денег, ради выгоды. Это меня в ней и привлекло, пожалуй. Она просто… реально сдвинутая сучка, таких еще поискать. Да не найдешь. Запал я на нее, в общем, и ничего не могу с этим поделать. Ну вот просто парад планет какой-то случился, и мы с ней встретились. Нечаянно, негаданно. Все начиналось с банального секса по расчету, а во что все это превратилось? Во что переросло?

Я задавал этот вопрос себе и тихо курил на балконе. Уже добрый час просто стоял и смотрел на огни Москвы — прикуривал сигарету, переводил ее в разряд кучки пепла с мыслью о ней. А потом опять сигарета. Еще одна. Пытался настроить себя на правильные слова. Хотел пойти и попросить прощения. Сказать, что я дурак. А ее мама — это ее личное дело. Если Ната хочет с ней общаться, то пускай будет так. Я не стану им мешать. Лишь бы она была счастлива и не рыдала в укромном уголке, пока я дрыхну на кровати.

— Эй, малая… — вернулся я в квартиру и стал искать ее по комнатам.

Но Наты не было ни в спальне, ни на кухне. Я постучался в ванную, но там тоже оказалось пусто. Сапожек не было. Выходит, она все же ушла? Вот же черт…

Я взял в руки телефон и набрал ее номер. Нетерпеливо, долбя рукой косяк двери. Хоть бы она была на связи, хоть бы с ней все было хорошо. Просто возьми трубку, просто возьми трубку. Ну давай же… давай!

— Алло…

— Ната! — обрадовался я. — Ната, малыш, извини меня, я был не прав… Прости, я… это было очень тупо. Я не должен был вести себя так. Твоя мама — она…

— Карим?

Я вдруг застыл от странного чувства. Меня как облили холодной водой.

— Кто это? — Это был не Натин голос. — Кто это, мать твою?!

— Это Лена.

— Лена? Дай трубку Нате… Пожалуйста, — добавил я через усилие. — Мне очень нужно с ней поговорить. Она ведь рядом? Она вместе с тобой?

— Она… Знаешь, Ната не хочет с тобой разговаривать.

— Чего? А ты уверена? Может, давай я сам у нее это спрошу, а?

— Натахи со мной нет. Но я могу показать, где она. Хочешь?

— Где Ната? — закипала моя кровь. — Говори сейчас же.

— А ты приезжай в «Красный клуб». И я тебе все покажу. Приедешь и сам увидишь, чем занята твоя Ната.

— Я буду через пять минут… — скрипел я зубами. — Только попробуй не взять трубку.

Набросив куртку и взяв с собой кое-что про запас, я прыгнул в машину и помчался по ночной столице. Игнорируя светофор, позабыв о человеческом страхе. Для меня было важно только одно — знать, где она и что с ней. Я ехал не просто так — я хотел вернуть ее домой любой ценой, и отказы не принимались.

Затормозив у клуба, я вышел на улицу и сразу же увидел Лену. Она стояла на морозе и ждала меня…

— Карим, я тут!

— Где Ната?

— Пойдем, я тебе покажу.

— Она внутри? Ната в клубе?

— Пойдем… — взяла меня Лена за руку и потянула к парадному входу.

— Карим? — кивнул мне вышибала. — Давно тебя не видел. Все нормально?

— Типа того… Я загляну. Не возражаешь?

— Слышал, у тебя терки с Питбулем.

— Сейчас меня это мало интересует. Я ищу свою девочку.

— Будь осторожен, — взял меня Глеб за плечо и дал совет: — Смотри не наломай сегодня дров. Чтоб никакого мордобоя. А то я работы лишусь, понимаешь? Питбуль объявил тебя персоной нон грата. В «Красном» тебе не рады.

— Ничего, — поклялся я быть добрым. — Считай, меня здесь нет. Ты меня не видел. — При этих словах я вложил в его карман хрустящую купюру. — А драки не будет. Обещаю. Я просто найду свою малую и уйду через черный ход. Лады?

— Угу… — кивнул мне Глеб и пропустил через дверь. — Лады, братан. Лады.

Мы вошли в заведение, и я сразу же стал искать глазами Нату.

— Она там, — показывала Лена куда-то в толпу. В самую гущу танцующих. — Хочешь выпить?

— Я не для этого сюда приехал. Где она? Просто отведи меня к Натке. Не надо юлить. А то я тебя поюлю.

— Хах… — улыбнулась она и закусила губу. — Может, я на это и рассчитываю.

— Нет-нет-нет…

Она тянула меня танцевать. Какого черта? Это что, флирт? Она ко мне подкатывает?

— Ната сейчас придет. А пока мы давай потанцуем. Ты любишь танцевать?

Я стоял посреди обкуренных малолеток как нечто инородное. Они прыгали и дергались под музыку, а я просто изучал толпу в надежде увидеть родное лицо. Но его нигде не было.

— Где твоя подруга? — схватил я Лену за горло и прижал к стене.

Но ей показалось, что это такая игра — что я так к ней заигрываю. Типа брачных танцев…

— Ты такой горячий. Мне это нравится. Такие сильные руки…

— Считаю до трех. Если ты не скажешь мне, где Ната, я просто возьму и этими руками…

— Зачем она тебе?

— Что?

— Зачем она тебе нужна, Карим? Ты ведь прекрасно знаешь, что Натаха тебя не достойна. Она замухрышка, серая мышь, которая не ценит твоей жертвы. Она словно не видит всех твоих стараний и бесится. Просто бесится как какая-то принцесса. Долбаная королева. А ты ползаешь перед ней на коленях…

— Что ты несешь?

— Я говорю тебе то, что ты и так прекрасно знаешь, — подмигнула Лена и лизнула мой палец. — Просто признайся себе — ты ведь уже давно ищешь повод бросить ее. Она тебе надоела. Она приелась. Ты лишил ее девственности — какой с нее прок теперь? Она использованный товар. Таких, как она, сотни. Тысячи. Вокруг полно других девчонок. Более сговорчивых. Более благодарных. Готовых делать все ради удовольствия мужчины. Может, давай оставим это место и поедем к тебе? Я готова на все. Уже сейчас… Хочешь, я возьму у тебя прямо в машине?

Все это превратилось в абсурд. Невинная ссора трансформировалась в нечто непонятное и уродливое. Ната куда-то пропала, а вместо нее я видел перед собой Лену. Она мечтала открыть пошире рот и заглотнуть мой член по самые яйца. Я мог бы делать с ней все, что захочу. Мог ни во что ее не ставить, а она бы все равно заглядывала мне в глаза, как цепная собачка. Конечно, это классно, любой бы парень мне завидовал, но… Лена — не Ната. И этим все сказано.

— Где… — сжимал я ее горло все сильнее с каждым словом, — моя… девочка?

Глаза Лены становились красными, они болезненно блестели и просили о пощаде.

— Кх… кх… Не надо…

— Где она?

— Карим… — била меня по руке лжеподруга моей Наты, но я давил ее до самого конца.

— Где?

— На в… она на… — Я разжал ладонь и дал ей закончить. — Она наверху… Ната наверху… Но уже слишком поздно. — На ее лице рисовалась странная ухмылка. Это было злорадство, Лена походила на подлого шакала, который загнал всех в ловушку. Она держалась за горло, по щекам катились слезы, но она победно улыбалась: — Она уже не твоя девочка, Карим. Лучше тебе этого не видеть. Тебя ждет разочарование.

Но я ее не слушал. До боли стиснул зубы и отправился наверх. Куда-то во тьму, где блуждали разврат и наркота. Разносились пьяный смех и грязные стоны. Я поднимался по ступенькам и шел туда, где сам бывал не раз. Я знал, где Ната — она была в комнате для оргий. И это было самой ужасной новостью в тот вечер. Если сказанное Леной — правда, я просто не знаю, что сделаю. Это было уже реально за гранью, полный пиздец.

Открыв дверь ногою, я увидел кровать. А на кровати — свою девочку. Практически голую, в одном белье. А вокруг нее — трое парней, без штанов и шансов выжить в этой схватке.

— А ты еще кто? — спросил один из трахарей. — Ты че тут забыл, уебок? А ну давай пиздуй отсюда!

Но я не хотел его калечить. Я поклялся, что вечер будет мирным — никаких мордобоев. Вытащив пистолет, я передернул затвор и выстрелил в потолок. Три раза подряд.

— А! — заорали все, кто находился в этой комнате, включая Нату.

Но если она забилась в угол и закрыла лицо руками, то ее партнеры мечтали о другом — они хотели выйти живыми. Вот и все. Я их понимал. Никому не по вкусу сдохнуть из-за женщины, особенно чужой.

— Не убивай, мужик! — упал на колени тот, что был самый борзый. Теперь он обоссался и молил меня о пощаде. — Не стреляй, не надо! Мы ничего с ней не делали! Мамой клянусь! Мы ничего не успели, ничего еще не было!

Он молил меня слезно и не хотел умирать. А я просто стоял и смотрел мимо этих козлов — мой взгляд сверлил не их, а Нату. Я пришел не за ними, а за ней.

— Все на выход, — сказал я тихо. Но решил повторить для глухих и тугодумов: — ВЫШЛИ!

Они сорвались с места и едва унесли ноги. А я закрыл за ними дверь и положил свой ствол на тумбу. Мне предстояло побеседовать с Наткой по-взрослому. Она перешла черту дозволенного, и теперь ее ждало одно — наказание. Оно будет суровым, я уж постараюсь.

— О, Карим… — обрадовалась Ната и подползла к краю кровати. — Ха-ха-ха… — смеялась она пьяным смехом. Как будто это была и вовсе не она. Какая-то в дупель пьяная шлюха из подворотни. Обдолбанная наркоманка. — Как хорошо, что ты пришел… А то мы с мальчиками как раз решали, кто будет первым. А я им такая говорю: первым пускай будет мой парень, мой Карим, потому что он самый лучший и я его очень сильно-пресильно лю… — Но я не позволил закончить эту фразу. Просто дал ей пощечину — влепил по лицу, оставив горячий красный след. — А! — Ната вскрикнула и обхватила щеку обеими ладошками. — А… Что ты делаешь? Ты ударил меня… как ты мог?

Я схватил ее за голову и начал говорить прямо в глаза:

— Что, малая? Тройничка захотела? Грубого порева, да? Тебе неймется? Хотела острых ощущений?

— Прости меня, — плакала она. — Прости…

— Ты просто конченая шлюха. Пьяная, никому не нужная малолетка, которую мог трахнуть кто угодно. КТО, — сделал я акцент, — УГОДНО!

— Я не хотела заходить так далеко. Я просто выпила немного и…

— Ты выпила немного?

— Я переборщила, извини…

— Нет, — отпустил я ее и поднялся. — Нет, малая. Нет, — качал я головой и снимал с себя одежду. — Твое «извини» меня не колышет. Я тебе это так легко не прощу.

— Что ты будешь делать? — боялась она и отползала к стене. — Что ты… что ты собрался делать?

— Эти слезы тебе не помогут. Хотела жесткой ебли — пожалуйста. Будет тебе жесткая ебля.

Я бросился к ней и схватил за голую ногу. Ната брыкалась и хотела убежать, но я ее силой притащил к себе. Сорвал трусы и придавил своим телом к кровати.

— НЕТ! — орала она. — НЕТ! УМОЛЯЮ! ПОМОГИТЕ!

Но эти крики меня только разжигали. Я высвободил член и без прелюдий засадил его в пьяное тело. Не ласкал Нату руками, не проявлял былого внимания, не пытался представить, как это чувствует она сама. Мне было наплевать. Если она не думает о моих чувствах, то я и сам не останусь в долгу — буду драть ее так, словно это проститутка. Грязная кончаная шлюха, коих можно валом найти на окружной и трахнуть в машине за сотку.

— Хотела грубого траха — получи, сука.

— О боже… — стонала она и упиралась руками в изголовье. — Ты делаешь мне больно!

— Мне плевать на это. Просто терпи.

— Нет!

Я резко вышел и без каких-либо объяснений поднял ее красный задок вверх. А потом с размаху шлепнул по ягодицам. Дал так сильно, что Ната завыла волком.

— Нравится?!

— А-А-А-А! — кричала она и вырывалась. Но как тут было вырваться, если тебя за волосы держат крепкие мужские руки?

— Терпи, сука, терпи…

Я всаживал в нее член до самого упора. Ощущал, как проникаю на всю длину и каждый раз упираюсь в дрожащее тело. Обхватив зад руками, я врезался в Нату грубо и ненасытно, словно делал это в первый раз и был каким-то отморозком. Я был на нее зол, просто нереально зол, меня конкретно крыло от той мысли, что она чуть не отдала себя другим мужикам. А где был в это время я?

Ведь это мое тело, блядь! ТОЛЬКО МОЕ!

— Мне больно! — хныкала она опять и опять. — Ты делаешь мне больно!

Я насадил Нату еще пару раз и бросил на кровать — просто толкнул обеими руками, чтобы она грохнулась на матрас как отработанный материал. Смотря на нее и тяжело дыша, я так стоял где-то с минуту, пока член подрагивал и желал чего-то большего. Он хотел продолжения этого нервного секса, а я стоял и не сводил с нее глаз.

Ната перевернулась на спину и тоже боролась с одышкой. Ничего не говоря, но как бы завлекая меня вернуться — это было в ее взгляде. Ведь я бросил недотраханное тело.

— Ты просто обдолбанная сука, — сказал я без доли сомнений. — Паршивая шлюха. И я ебу тебя как шлюху. Понятно?

— Я ненавижу тебя, — сказала Ната, задыхаясь. — Ненавижу. Слышишь? Ненавижу…

Опершись на кровать руками, я медленно полз вперед. Нависая над ней тяжелым грозовым облаком. А она сучила ногами и уворачивалась.

— Ненавидишь меня, да?

— Ненавижу… Ненавижу. Ты ублюдок, — упирались в меня ее руки. Ната отталкивала меня и отворачивала голову.

Но я все равно к ней приближался и в конце концов зажал ее в тиски.

— Ненавидишь?

— Да…

— Сильно? — сглотнул я слюну, осматривая алые губы. — Очень сильно?

— Ненавижу…

— Покажи, как сильно. Покажи мне это.

Я раздвинул пальцами губы и просунул между ними язык. Она шумно дышала и все еще дергалась, но все равно поддавалась. Мы целовались глубоко и страстно, наши рты соединились и дарили друг другу чувство раздражения. Чувство неистовой близости. Чувство полного погружения и острого экстаза. Когда вверху ты трешься языками, а внизу просовываешь член в ее влажную кису и делаешь то, ради чего она была создана. Опустошаешь ее баки похоти, принуждаешь быть такой, какой она хочет быть, но не признается.

Мы трахались над шумным клубом, пока все веселились и танцевали. Где-то внизу гремела музыка, а в комнате оргий пахло сексом и нервами. Пахло сложным характером и поркой. Пахло стонами и дрожью в коленях, пахло потом и сжатыми от любви зубами. Пахло оргазмами и спермой.

Пахло нами — двумя ебанутыми психами, которые пытались разойтись, но ничего не получилось. Ведь нас тянуло друг к другу магнитом. Я хотел быть с ней, а она — со мной. И с этим трудно что-то сделать. Практически невозможно. Думаю, мы безнадежны.

17

Наташа

Та ссора осталась в прошлом. Мы помирились, хоть это и стало испытанием для нас обоих. Конечно, мне было стыдно — очень стыдно за тот вечер, и я благодарна Кариму, что он меня вернул и простил. Мы снова были вместе, наша связь даже стала крепче. Не знаю, чем это объяснить, но факт. Наши чувства закалялись, я все больше понимала, как сильно его люблю. Хотя открыто этого ни разу не сказала. Впрочем, как и Карим. Но не думаю, что это так важно, ведь за людей говорят их поступки, а слова — это просто слова. Разве не так?

Следуя своей же логике, я поклялась больше не пить. Ни капли спиртного. Хотя с ребенком это не было связано — тест показал, что я не беременна, тревога была ложной. Врачи меня осмотрели и не нашли явных признаков зачатия, в организме не было каких-либо изменений. А значит, наша жизнь стала прежней. Карим мог облегченно выдохнуть, а я вернулась к мысли о том, что снова могу ходить в универ и ни о чем не беспокоиться. Моей учебе ничто не угрожало — ни расставание с любимым человеком, ни уход в академический отпуск. Все оставалось в силе, и я этому рада. Хотя какая-то часть меня все же была расстроена.

Но… какая из меня мама? Хм… Это просто смешно.

Помирилась я и с Леной. Она божилась, что не сбегала и просто потеряла меня из виду. А саму ее выгнали из клуба как нелегала, так что выбора не оставалось. К счастью, она поступила как подруга — долго не думая, позвонила Кариму и сказала, что я в «Красном». Если бы не она, все оказалось бы гораздо хуже. Я ей была обязана, она меня реально выручила и спасла от верного позора. Мне даже страшно подумать, что случилось бы, опоздай Карим на какую-то минуту…

Сам он, конечно, не хотел об этом говорить. Произошедшее тем вечером стало темой-табу. Мы просто делали вид, будто ничего такого не было. И мне кажется, это лучшее решение. Карим меня просто пожалел и не стал упрекать в легкомыслии. Все, чего он от меня хотел — неповторение ошибок, вот и все. А с этим я справлюсь, определенно справлюсь.

Дела у него шли неплохо, Карим заключил пару выгодных сделок и сохранил контроль над рынком. Поддержка правильных людей плюс адекватность на фоне бешеного Питбуля — вот и весь секрет успеха. Мы оба были счастливы, все вопросы решились сами по себе, и однажды новые друзья пригласили Карима в казино. Предложили заехать и сыграть в рулетку либо покер, просто развеяться на часик-другой. Само собой, мы поехали вместе — теперь мы больше ценили верность и следили друг за дружкой каждый день.

Вот только тот поход в казино оказался необычным. Меня ждал не самый приятный сюрприз.

— Твою мать… — ворчал Карим, подъезжая к заведению. — Мне негде парковаться. Все забито. Черт.

— А может… — вращала я головой в поисках свободного пространства. Но все было занято шикарными тачками — ни одного клочка асфальта. — Что будем делать?

— Припаркуемся тут. — Мы залезли на бордюр немного в стороне и оставили машину там. — Придется ножками пройтись пару метров.

— Да ничего, все нормально. Тут вон рукой подать.

Я вышла на улицу и ощутила мороз на голых ногах. В коротком синем платье, с глубоким вырезом декольте и с белым полушубком на плечах — я смотрелась откровенно глупо на фоне прохожих в пуховиках и теплых пальто. Но Карим говорил, что в казино идут «на стиле». А это значит, что внешний вид — твоя визитная карточка, одетых по-простому могут элементарно не пустить. Вот и все. А потому я не могла ударить в грязь лицом. Пускай у меня мерзла задница, а по ногам сновали мурашки, выглядела я на миллион.

По крайней мере, ему я нравилась.

— Ты смотришься отпадно, — подмигнул мне Карим и ущипнул за попу. — Надо было вдуть перед выездом. Теперь не смогу про это не думать.

— Да ладно тебе… — отмахивалась я, пока мы поднимались по ступенькам. — Ты будешь думать весь вечер о делах. Я тебя что, не знаю?

А сама так и надеялась, что сказанное — правда. Было очень приятно знать, что он думает об этом. Что он думает обо мне.

— А народу-то, народу…

Мы вошли в роскошный зал, и оттуда сразу повеяло деньгами. Тут звенело золото, хрустели доллары, по мрамору стучали каблучки фотомоделей, которых под руку водили олигархи. Место было откровенно странным, я в таких еще не бывала. И с первых минут не могла разобрать, что за чувства возникали — мне приятно или наоборот противно.

Хотя одно сказать точно могла — было неуютно, я знала, что нахожусь не в своей тарелке. Но все равно не пожалела, что поехала. Отпускать Карима одного в такие места — себе дороже.

— Боже, здесь полно знаменитостей, — бегали у меня глаза. — Смотри, это же он!

— Кто «он»? — спросил Карим, держа меня за руку. — Знакомого увидела?

— Ты что, шутишь? — засмеялась я. — Сомневаюсь, что я увижу тут знакомого. В моем окружении нет таких крутых людей. И уж тем более рэперов.

— А, ты об этом парне… — Мы подошли прямо к артисту, и Карим похлопал его по плечу. — Здорово, братан!

— О… — развел тот руки для объятий. — Давно не виделись, Карим.

Они по-дружески обнялись, а я смотрела и пыталась осознать, что все это взаправду.

— Как ты, бро?

— Да ничего так, потихоньку. Новый альбом записал. А ты?

— Северный рынок отжал, — не растерялся Карим, и рэпер одобрительно затряс головой.

— Вот это я понимаю — серьезный человек! Молодчина… Э… — посмотрел он на меня. — А это что за красотка? Познакомишь?

— Даже не думай. Эта девочка моя. Поищи себе другую.

— О… — взяли меня за руку, чтобы нежно поцеловать в ладошку. — Разве такую найдешь? Это шанс на миллион.

Конечно, я понимала, что все это флирт и пыль в глаза, но находиться во внимании таких мужчин было сродни крепкому вину. Это чувство дурманило и заставляло пульс плясать под дудку волнения.

Но момент ушел. Рэпер чмокнул меня в руку и вернулся за игорный стол. На нем тут же повисли модели, а единственное, о чем он думал — это покер. Все это лишь игра, Наташа, просто игра. Настоящих чувств в этих ужимках нет и быть не может.

Впрочем, Карим не дал мне времени как следует подумать. Вместо этого он взял меня за ягодицу и прижал к себе.

— Ната, я хочу тебя.

— Ай! — вскрикнула я от такой настойчивости. — Карим, ты что? Люди же все видят…

— Ну и пускай, — шептал он на ухо. — Мне похуй. Пускай видят, что ты моя. Пускай завидуют.

— Но… — отталкивалась я. — Мы же не можем просто вот так вот взять и целоваться на виду.

— Почему?

— Ну, это… это как-то несерьезно.

— Тебя это смущает? — взял меня Карим за подбородок.

И я честно сказала:

— Да. Меня смущают все эти люди.

— Тогда я трахну тебя в туалете.

Он только что сказал, что трахнет меня в туалете?

— Что?

— Пойдем со мной… — Карим тащил меня за руку, зная правду — он не шутит. И на самом деле собрался взять меня прямо в казино.

— Нет, погоди… Карим, постой!

— Ну что? — прижал он меня к себе и куснул за краешек уха. — Что не так?

— Все не так.

— Ты не хочешь меня?

— Я… подожди, я хочу тебя. Но не хочу это делать в туалете.

— Отыметь тебя на столе? — остановился Карим и дернулся к толпе.

Он дал мне понять, что настроен серьезно и не слышит слова «нет».

— Ну ладно, хорошо! Я согласна! Только…

— Только что?

Он обнял меня за талию и стал пристально ждать ответа.

— Только… не в мужском.

— Почему?

— Там неприятно пахнет…

— Хах, — усмехнулся Карим. — Неприятно пахнет, значит.

— Да.

— Ну так пошли тогда в женский. — Он завел меня в уборную и трижды хлопнул в ладоши: — На выход, шлюхи, на выход! Комната занята!

Девушки нервно шипели и скрипели зубами, но мигом оставили нас одних. И от этого стала немного страшно. В туалете казино я такого еще не делала… Все сверкало белизной, а рамки зеркал и светильники были позолочены. Больше походило на какой-то дворец, а не комнату с надписью «WC» на входе.

Но Карима это мало волновало. Он схватил меня под бедра и усадил на столешку между раковинами.

— Ах… — вскрикнула я от острых ощущений. — Боже, что ты делаешь?

Он впился губами в грудь и стал безудержно лизать все языком — таким горячим и влажным. Бретели платья недолго оставались на своих местах и уже спустя минуту слезли к локтям. Карим ласкал мои соски и массировал грудь руками. Делал это жадно и в спешке, как будто мы спешили на игру и требовалось сделать все по-быстрому — пока рулетка крутится, а шарик прыгает по секторам и цифрам.

— Ты такая сладкая, — шептал он, целуя шею. А меня буквально передернуло от жажды. Я натурально текла от его напора и мечтала как можно быстрее оказаться на члене.

— Карим… Ты сумасшедший.

Он задрал низ платья и снял белье. Повесил трусики на кран и со звоном расстегнул ремень, чтобы достать уже твердый член и наконец всадить его в меня. Войти до самого упора и сомкнуть свои губы с моими.

— Да, — выдохнул Карим от наслаждения.

— О… — вскрикнула я.

Он вышел и вошел в меня опять. Делал это жестко и методично, насаживал меня так быстро, что я не подпрыгивала в его руках, а реально дрожала. Меня трясло и изводило, я громко стонала, прижавшись спиной к огромному зеркалу. Мои волосы рассыпались по плечам, прическа потеряла форму, а помада смазывалась от влаги мужских губ. Он был так настойчив и возбужден, что я не смела говорить и слова — только целовала его губы и покорно дрожала на мраморной столешке. В отражении зеркал и натертого до блеска кафеля.

А Карим меня имел как свою собственность — сношал в укромном месте, закрыв тонкую дверь на защелку. Я утопала в этом чувстве озабоченности. В этой безбашенности. Во всем этом сладком стыде. И я была по уши в счастье, ничего другого мне не надо. Достаточно секса с ним, и плевать, где именно все происходит — на мягкой кровати или твердом умывальнике. Главное, что я чувствую его внутри. А он — во мне.

— О Ната…

Карим вышел из меня и кончил прямо на платье. Брызнул на меня спермой и прижался к зеркалу горячим лбом. На его лице была улыбка, он был так же счастлив, как и я. И мои губы сами потянулись к его рту, чтобы получить еще один поцелуй.

— Ты меня обкончал.

— Извини, — ответил он и чмокнул меня в лоб. — Я не мог удержаться. Ты слишком хороша в этом наряде.

Карим вернул ремень на место и поправил рубашку, смотря на себя в зеркало.

— Ладно… Иди к своим друзьям. Они тебя уже заждались, наверное. Теперь ты можешь сосредоточиться на бизнесе.

— Спасибо, — взял он меня за голову и прижал мои губы к своим. Напоследок. — Приходи поскорей. Буду ждать тебя в зале.

Я привела себя в порядок, надела трусики и застирала край платья под краном. Мне очень повезло, что в этот момент никто не вошел в уборную. Даже показалось сперва, что на входе дежурит Карим. Но в коридоре никого не оказалось — пойду-ка его поищу…

Зал шумел и дышал. Его вдох — это новые ставки, надежды, поставленные на кон горы фишек и удачи. А выдох — звук рулетки, шорох карт в руках крупье и восклики играющих. У кого-то это стон от разочарования, а у кого-то напротив радость победы. Такие люди мигом привлекали внимание. Те, кому везет, собирали вокруг себя толпы зевак и прихлебателей.

Девушки терлись в надежде уехать к победителю домой, другие игроки хотели понять секрет успеха, ну а пассивные зрители вроде меня — они просто блуждали по залу и смотрели. Что-то вроде аттракциона, ведь я бы никогда при здравом уме не поставила бы деньги. И не важно, о какой сумме речь — мне не по пути с азартными играми. Может, в чем-то мы с мамой и были похожи, но страсть к азарту на мне отдохнула. Я никогда не сделаю, как она: не поставлю на кон все деньги и не закричу как бешеная эту фразу…

— Вот это пруха, мне фартит!

Я замерла на месте и медленно оглянулась — с опаской повернула голову к тому столу, за которым сидела женщина. Зрелая, со светлыми прямыми волосами, как у меня. Она была одета в дешевый наряд и буквально осыпала себя побрякушками «под золото». Видимо, чтобы казаться богаче. Казаться успешней и достойней. Чтобы ее пропустили на входе и не сочли какой-то нищенкой.

Вот только я прекрасно знала правду. Вся эта цыганщина на меня не действовала, ведь я была знакома с этим человеком.

— Приветик, мама.

Я коснулась ее плеча, и она с удивлением выпятила глаза.

— На… Наташа?

Я так хотела с ней поговорить, но когда мы встретились взглядами, то язык будто стал свинцовым. А горло так и резало комом — болезненным, со вкусом горьких слез. Мне было больно на нее смотреть. После всего того, что она натворила.

— Возьмите свой выигрыш, мадам, — говорил крупье, и это отражалось рефлексом на мамином лице.

Она не могла отвлекаться, только не теперь, когда деньги сами шли ей в руки.

— Может, давай выйдем и поговорим? — предложила я и подняла глаза к потолку, чтобы не ронять глупых слез. — Я давно тебя не видела. Давно не слышала твой голос, и…

— Извини, доча, — сказала мама и сгребла к себе фишки. — Я сейчас как бы занята немного. Может, давай уже в другой разок, а?

— В другой разок? Ты это серьезно?!

— Так, не мешай матери! — кипятилась она и рычала как собака. — Мне сейчас некогда, карта прет как бешеная! Что, не видишь? — отвернулась мама и скорчила улыбку для крупье: — Шесть на красное, пожалуйста.

Это было просто издевательством. Она вытерла об меня ноги и поступила, как свинья. А теперь вот так берет и отталкивает меня на глазах у богатой публики? Ну уже нет — мы с ней сегодня потолкуем!

— Много уже проиграла?

— Пф… — фыркнула она. — Проиграла? Да я вообще никогда не проигрываю, доча. Мама всегда в шоколаде. Всегда. При любом раскладе.

— Это я уже знаю, спасибо. Выучила твой урок.

Я села за игорный стол и достала фишки. Не знаю, сколько в них было, мне просто дал их Карим, чтобы при случае взять и сыграть пару раз, испытать судьбу. Я даже и не думала играть, такие вещи меня не увлекали. Но если мать не может оторваться от рулетки, чтобы уделить минуту дочери… я пойду на уступки. Только сегодня и ради нее.

— Желаете сыграть? — спросил меня парень в черной бабочке.

— Да.

— На что хотите ставить?

— Мне все равно, — отмахнулась я и посмотрела на мать — она была удивлена. — Поставьте наобум, мне все равно. Разницы не вижу.

— Ахах… — смеялась мама. — Наобум? Кто ж так играет, дуреха? Играть надо осознанно. Использовать счастливые числа, ловить все знаки судьбы и просить у Вселенной помощи. А что ты? Села вот так за стол и просто сунула фишки?

— Я не для этого села.

— А для чего же?

— Хочу задать тебе вопрос.

— Вопрос? О боже, Наташуль… Вот только не надо этой мыльной оперы.

— Я имею право говорить со своей матерью. А ты обязана меня выслушать.

— Ага, конечно, — ворчала мама, бегая глазами за шариком, который вращался по краю рулетки и пока еще не выбрал, куда выпрыгнуть. — Ты просто злишься на меня за тот поступок. Да? Признайся. Ты до сих обижаешься на маму. Хотя обижаться там нечего.

— Обижаться нечего? — повторила я и прикусила губу, чтобы не заплакать. — Да ты продала меня за долги!

— Перестань! Не устраивай спектаклей! Ты меня позоришь!

— Это я тебя позорю?! — стекали мои первые слезы. — Я тебя позорю…

— Ты выносишь сор из избы. Нельзя так делать. Что было между нами — семейная тайна.

— Господи, — закрыла я лицо руками и не хотела ее видеть. Лучше бы этой встречи не было. Лучше бы я прошла мимо и не услышала ее голос. Надо было просто сказать себе, что я ошиблась, что это не она. Что это не моя родная мать…

Карим был прав. Он был абсолютно прав — моя мать не заслужила того, как я к ней отношусь. Я все это время думала, что нужна ей, а на самом деле все наоборот. Матери я безразлична.

— Новичкам везет! — раздался голос крупье. — Поздравляю с выигрышем! Ваши молодость и красота идеально сочетаются с удачей!

Я открыла глаза и увидела две вещи. Первое — гору фишек, которые дал мне крупье. А второе — мамино лицо. Оно было траурным. Ведь дочка выиграла, а мать проиграла.

Она плотно зажмурилась, сжала руки в кулаки и с размаху дала по столу.

— Сучка! — заорала мама. — Всю игру мне испоганила!

К нам стали оборачиваться люди, всем было интересно знать, что происходит. Многие любят крики радости, чужие взлеты. Но больше всего обожают падения. И чем больше теряет человек, тем интересней за ним наблюдать. А моя мать потеряла все, включая собственную дочь.

— Это не самое страшное, что бывает в жизни. Как-нибудь переживешь.

Но она не могла смириться и была готова лить на меня дерьмо, будто за это давали деньги — по доллару за каждую обиду в мой адрес.

— Ты… ты лишила меня последнего счастья! Ты отняла у меня единственное, что меня радовало! — говорила мама абсурдные вещи. — Ты вообще хоть понимаешь, что пересрала мне всю жизнь?!

— Ну и как же я ее пересрала? Давай — расскажи, всем очень интересно…

— Муж меня бросил, как только узнал, что я беременна. Ему не нужен был ребенок, как и мне. Но я решила, что обязана дать тебе шанс. Я положила на плаху все свое будущее, чтобы у тебя была возможность жить. А что теперь? Как ты мне платишь?

— Послушай, мам, я просто хочу…

— Карим сделает с тобою то же самое! — закричала она, тыча в меня пальцем. — Вот увидишь, он бросит тебя при первой же возможности! Пузатая ты ему и нахрен не сдалась!

Услышав свое имя, Карим пробился сквозь толпу и взял меня за плечи:

— Все нормально? Что произошло?

Я пыталась ему что-то объяснить, но вместо слов только капали слезы. Они застилали мне все, но оно и к лучшему — не хочу ее больше видеть. Никогда.

— Я все из-за тебя проиграла! Все до копейки! — орала она и трясла над столом опустевшей сумочкой. Из нее выпали пару мелких фишек, и на этом все. Мама как обычно была на мели. — Из-за тебя у меня долги!

— Но ты ведь говорила, — скрипела я зубами, — сама ведь говорила, что все в шоколаде… Мне за тебя стыдно.

— Да это мне за тебя стыдно! Малолетняя шлюха! Соска! Как ты посмела матери указывать?! Я ради тебя пожертвовала всем! Сколько мужиков от меня отвернулось из-за спиногрыза! Вот была я дурой — надо было слушать умных людей и сделать как подруга. Просто сдать тебя в детдом и уехать с моряком. Вот она была умной, так и поступила: двоих детей оставила, а сама улетела за бугор и живет там в шоколаде.

— Ага… У тебя, я погляжу, прям все в шоколаде. И ты в шоколаде, и подруга твоя в шоколаде… Вот только, может, это и не шоколад вовсе, а что-то другое? Очень похожее на шоколад, но пахнущее хуже…

— На что ты намекаешь? — уперла она руки в боки.

И я ей прямо ответила:

— Что ты по уши в дерьме!

Между нами воцарилась пауза. Все ждали продолжения, рядом ходила охрана, но никого не трогали. Драки нет — этого достаточно. И крупье воспользовался шансом — придвинул ко мне фишки и напомнил:

— Не забудьте свой выигрыш.

— Он мне не нужен.

— Что? Извините…

— Отдайте этой дуре. Пускай она все забирает… — встала я из-за стола и напоследок бросила: — Можешь подавиться этими деньгами. Они мне не нужны — за них нельзя купить мозги для своей матери… А жаль.

Со мной случилась истерика.

Я не могла с этим бороться и плакала навзрыд — тупо ревела, пока Карим прижимал меня к груди и пытался успокоить. Но все было тщетно. Встреча с мамой оказалась чересчур тяжелым испытанием, и моя психика его не вынесла.

— Ну все, малыш, идем…

Карим увел меня из зала, и мы вышли на улицу. Там было тихо и свежо, не было ни людей, ни крупье. А самое главное — не было мамы. Она действовала на меня как раздражитель, заставляла биться как рыба об лед, убиваться о стену. Я понимала, что она есть, и подсознательно тянулась к ней. Но как только я подлетала к этому огню, он тотчас же обжигал мои крылья. Они горели, и я падала. Единственное, что меня спасало — это руки, заботливые руки Карима, которые ловили меня и оберегали. За это я была ему очень благодарна. Переоценить его поддержку просто невозможно.

— Прости меня, — шмыгала я носом. — Извини, что так получилось.

— Ничего, — поцеловал он меня в лоб и отвел к машине. — Залезай. Я подогрев включу, чтобы в попу было тепленько. А потом поедем домой — устрою тебе романтический вечер. Культурную программу….

— Но ты же хотел поиграть? Ты ж не успел поиграть, у меня все фишки твои были.

— Да к хуям все эти фишки, — морщился Карим, садясь за руль. — В другой раз поиграю. Впереди еще целая жизнь… А вот твои слезы, малая, режут меня как серпом по яйцах.

— Пхе… — прыснула я смехом. — Ты смешной.

— Я знаю.

Я взяла его за колючую щеку и приблизилась для поцелуя. Но в этот момент раздался шум — входная дверь распахнулась, и из казино выбежала мама.

— Какого хрена? — хмурился Карим, опять открывая дверь.

А я как идиотка бросилась на помощь.

— МАМА!

За ней бежали трое мужиков.

Мать удирала на всех парах, но высокие шпильки вкупе с горстью фишек, которые сыпались на мостовую, делали ее легкой добычей.

— Ну че, кобыла?! — схватили мою маму за шиворот и прижали к стене. — Хотела улизнуть?!

— Ребята, нет! — кричала мама. — Прошу, не бейте! Умоляю!

Фишки сыпались на землю, а я как в бреду неслась навстречу проблеме.

— Карим! — визжала я от отчаяния. — Сделай что-нибудь!

Карим перемахнул через капот машины и с ходу заехал в морду — сперва одному, потом второму… Между ним и братками завязалась драка.

Мама жадно собирала фишки, а я кричала как сама не своя. Звала охрану на помощь и уже жалела, что дернулась — что снова глотнула этот крючок и пошла за матерью.

— Стоять, сука! — крикнул браток и взял Карима на мушку. Он приставил к его лицу пистолет и был готов стрелять. — Какого хера ты творишь, Карим?! Обдолбался, что ли?! Ты чего… на своих же нападаешь! Может, тебе мозги по стенке размазать?!

Карим стоял и тяжело дышал с поднятыми руками. Губа была разбита, рубашка порвана — и все это из-за мамы.

— Что у вас за дела к этой ведьме? — спросил он и оглянулся через плечо. Чтобы убедиться, что мама все еще на месте.

— Она должна нам пять косарей.

— Пять косарей?

— Брала три под проценты. Полгода назад. Хотела отыграться… — говорил мордоворот с насмешкой. — Пришло время возвращать долги. Если денег нет — вырежем почку.

— А не жирно будет — пять косарей?

— Не борзей, Карим, — качал тот головой, все еще держа пистолет. — Хочешь не хочешь, а мы возьмем свое. И тебе тут лучше не встревать. Это наша баба, и мы сами решим этот вопрос.

Но Карим не спеша опустил руки и достал из карманов деньги.

— Вот, возьми. Все, что у меня есть при себе. Еще в бардачке косарь.

— Ты чего? — не понимал браток. — Ты тут ни при чем, Карим. Просто не мешай нам, и все.

— Ната, открой бардачок и возьми там пакет. Отдай его парням… Пускай отпустят эту суку.

Я вернулась в машину и достала деньги. Отдала их бандитам. И только после этого они расслабились. Пистолет вернулся за пояс, а угрожавший им похлопал Карима по плечу.

— Спасибо, братан. С вами приятно работать, мля… Вот умора…

Они еще не раз обернулись, чтобы взглянуть на трио идиотов, а затем ушли из виду. Входная дверь закрылась, на улице снова было безопасно. Вот только мама этого не ценила. Да и Карим был не прочь отметелить ее за такие дела.

— Тебе крупно повезло, — подошел он к маме и уперся рукой в стену, прямо возле ее головы. — У меня железное правило — бабу не бить. Никогда и ни при каких обстоятельствах.

Мой парень бросил на меня короткий взгляд и сел в машину. Внедорожник ожил, ослепил нас обеих фарами и нервно газанул. Но все еще стоял на месте. Карим ждал, пока я вернусь, и давал мне пару секунд на прощания. Впрочем, могла ли я что-то ей сказать? После такого…

Правда, у мамы нашлось пару слов.

— У тебя, это… — переминалась она с ноги на ногу, — денег не найдется?

— Что? — не могла я поверить в это. — И это все, что ты хочешь мне сказать? Тебе не стыдно?

— Между прочим, это я тебя вложила в правильные руки. Это все моя заслуга. Моя. Помни об этом.

— Господи…

Я повернулась к свету фар и хотела уйти. Но она настояла.

— Поможешь маме?

Застыв на мгновенье, я взяла себя в руки и обернулась. Да, обернулась. Но то, что я сказала, маме не понравилось.

— Знаешь… я бы помогла тебе, честно. Но… — пожала я плечами от бессилия, — я не могу. Правда. Не могу, понимаешь. НЕ МОГУ! Ведь… есть одна проблема: у меня просто нет… мамы. Ее не существует. Извини… Прощай.

Я села в машину, и мы поехали. Оставили ее одну — она вышла на асфальт и еще долго смотрела мне вслед. Но это был конец, наша нить разорвалась. Я ничего не говорила, просто молчала всю дорогу. А потом рассмеялась. Мне вдруг стало легче, наконец отпустило. И… я уже не чувствовала вины, она перестала меня душить и мучить как ошейник.

Мы ехали вперед, а все плохое оставалось позади. Включая маму. Вот так вот все и случилось.

18

Наташа

Благодаря Кариму я победила внутренних демонов. С ним я поняла, что могу жить дальше. Что могу оставить все плохое позади и двигаться вперед. Вместе с любимым мужчиной. Ведь он всегда поддержит и подставит сильное плечо. Это чувство делает жизнь уютной и спокойной. Я всегда могла положиться на него.

Но правда была в том, что он не супермен, не сверхчеловек. И порой ему самому требовалась помощь, нужна была поддержка со стороны. И так случилось в то холодное утро — когда ему как раз исполнилось тридцать три.

— А! — вскочил он с постели и собрался куда-то идти.

Сперва я испугалась, решила, что к нам пробрались воры. Но затем Карим и сам осознал, что это просто сон — ему приснился кошмар. И он вернулся в постель, оперся спиной на изголовье и стал шумно дышать. Как после пробежки.

— Что с тобой? — Я взяла его за руку, но она была потной и мелко дрожала от шока. — Приснился кошмар?

— Да… Похоже на то.

— Что-то плохое? Какие-то монстры?

— Нет, — отмахнулся Карим и вытер лицо краем футболки. — Извини, что разбудил. Просто мне… мне приснился…

— Кто?

— Мой отец. — Карим сказал эту фразу и будто сам удивился тому, что слышит. — Это странно. Он мне никогда не снился. Это впервые. Черт…

Карим был взволнован. Не знаю, что именно он видел, но спрашивать боялась. Ведь присниться может всякое. Порой о кошмарах лучше не спрашивать, чтобы не было еще хуже.

— Мне моя мать частенько снится. И как правило, я плачу… Мы или скандалим, или она ведет себя как чужая. Короче… — засмеялась я, — короче, все как в жизни. — Но Карим не смеялся, он сидел в полумраке со стеклянным взглядом. — Наверное, вы с Питбулем дрались во сне? Или у вас была перестрелка?

— Не знаю, было что-то странное. Мне трудно объяснить. Но… какое-то дурное чувство. Очень странно.

Посидев немного в тишине, Карим взял телефон и открыл соцсети. Он нашел там чужой профиль — аккаунт милой женщины под сорок. Практически на всех фотографиях она улыбалась. И эта улыбка… я ее сразу узнала.

— Это твоя мама?

— Знаешь, за что я ненавижу отца? Я ненавижу его за то, что он ее отпустил. Она бросила меня из-за него, просто не могла уже терпеть его выходки. А когда попыталась забрать ребенка, Питбуль пригрозил ей расправой. Поклялся, что достанет ее и убьет. Вместе со мной… — Карим закрыл глаза и какое-то время молчал, массируя веки. Затем перешел в альбом с фотографиями мамы и сказал: — Она уехала за границу, нашла себе нормального мужика. Иногда я смотрю на эти фотки и… думаю, как бы все могло быть, если бы она осталась. Хм, — грустно улыбнулся мой парень. — Люблю за ней приглядывать. Она живет уютной жизнью. В симпатичном доме возле озера. Где-то в Канаде. У них… — листал Карим фото и показывал их мне как что-то секретное, — у них есть собаки — три хаски. Мама устроилась там ветеринаром и работает в местном заповеднике. У нее полно классных фоток. Там леса… Есть олени… Северное сияние… Порой я ей завидую. Но все равно не могу перестать думать — задавать себе вопрос… Почему? Почему все случилось именно так? Была ли она права, что оставила меня здесь, а сама уехала?

Я подползла повыше и обняла Карима обеими руками — повисла на нем теплым балластом и чмокнула в шею.

— Твоя мама выглядит счастливой. Она наслаждается нормальной жизнью. Ведь ей есть, с чем сравнивать. Иногда люди оказываются в безвыходной ситуации, но в итоге это дает им новые возможности. Открывает им глаза на мир и помогает почувствовать себя уверенней. Так произошло и с твоей мамой — она сбежала от тирана. И я уверена, она бы обязательно взяла тебя с собой, если бы не этот мудак. Этот Питбуль. Хм… знаешь, я бы не была сильно расстроена, если б узнала, что он подох. — Сказав это, я поняла, что зашла далеко. Карим повернул ко мне лицо и укоризненно прищурился. — Извини, я знаю, что это твой отец… Не хотела тебя обидеть.

— Да я на тебя не обиделся, — он легко улыбнулся и погладил меня по щеке. — Напротив — я удивлен.

— Чем?

— Тем, как сильно совпадают наши мысли.

Я прильнула к его губам и прошептала:

— С днем рождения.

— Точно…

— У меня есть подарок.

— Подарок? — удивился Карим. — Не стоило. У меня и так уже все есть. Ты — мой подарок.

— Я знаю. Поэтому купила это…

Стащив с себя ночнушку, я показала комплект красивого белья. Оно было черным, с красным обрамлением. Элегантный бюстгальтер, кружевные трусики и легкий поясок с подвязками для чулок.

— А-ху-еть… — хлопал в ладоши Карим. — Да ты знала, как угодить мне с подарком.

— Погоди, я чулки надену.

— Не надо чулки. Я съем тебя без хлеба…

Он притянул меня к себе и стал нежно целовать. Думаю, это было самым классным пробуждением за все наше совместное время. Если не считать кошмара.

Впрочем, очень скоро этот кошмар вернулся.

— Че за…

Карим только расстегнул мой лифчик, как кто-то позвонил.

— Кто это может быть? — смутилась я. — В шесть утра?

— Неизвестный номер…

— Хочешь ответить?

— Еще чего… — сказал Карим и нажал на отбой. — Я в постели с девушкой. В свой день рождения. Какие разговоры?

Он снова начал целовать мою шею и наглаживать руками грудь. Я оседлала Карима и уже чувствовала, как твердеет член.

Но телефон опять зазвонил. Все тот же неизвестный номер.

— О нет… Опять.

— Надо было выключить. — Карим взял телефон и снова отбил. Собрался вырубить питание, но гудки опять разорвали воздух. — Твою ж мать… Кто это?

— Ответишь?

— Я по-быстрому… — Он нажал «Принять», и на экране появилось лицо — это был Питбуль.

— Здоров, Каримушка! — приветствовал он, держа в руке стакан. — Еще дрыхнешь, ублюдок?! А я уже пью за твое здоровье!

— Блядь, какого хера ты звонишь? — Карим не обрадовался звонку, он недовольно качал головой, прижав ко лбу ладонь. — Чего ты хотел?

— Чего я хотел?! — гаркнул лысый бандит с лохматой бородой. — Хотел поздравить сына с днюхой, мля! Чего тут непонятного?!

— Да ладно…

— Серьезно! — клялся Питбуль, разливая то, что было в стакане.

— Это все?

— Какое все?! Я к тебе в гости заеду!

— Нет, — отрезал Карим. — Никаких гостей. Ты чего? Зачем это надо?

— Ты что, не хочешь видеть отца в своем доме?!

— Да, я не хочу тебя видеть в своем доме. Нахуй ты мне сдался тут?

Беседа двух мужчин напоминала перестрелку. Она напоминала бой без правил, бокс или армрестлинг, но никак не разговор отца и сына. Впрочем, зная предысторию, я не удивлялась.

— Ебать, облился весь… — ворчал Питбуль. — Ты ж мне, сука, пальцы сломал. Смотри, — выставил он руку в гипсе, — вся, блядь, в этом… во всей этой хуйне… Как ее там?

— В гипсе, — сказала я. И Питбуль тот час переключил свое внимание.

— О, малышка! Приветики!

— Так, стоп, — вмешался Карим. — Даже не думай ехать. У тебя ведь рука в гипсе. Дороги скользкие — еще въебешься в кого-то. Сиди лучше дома.

По этим словам было легко понять, что на самом деле сын заботился об отце. Это все довольно странно, но не заметить реакции Карима было невозможно. Он переживал за Питбуля…

— Еще чего! — крикнул тот и бахнул кулаком по столу. Тем самым кулаком, который был под гипсом. — Чтобы мне какой-то хер указывал, ехать мне к родному сыну в гости или нет?! Пошел, — говорил Питбуль прямо в камеру, — на хуй!

— Как ты меня задрал…

Карим устал от разговора и хотел его просто закончить. Не такого утра он хотел — уж точно не такого.

— Захочу и приеду!

— Ты мне нафиг тут не нужен. Чего ты здесь забыл? Вот скажи, зачем тебе приезжать? Только серьезно…

И Питбуль без запинки выпалил:

— Хочу девку твою трахнуть!

— Так… — психанул Карим и собрался выключить связь. — С меня довольно… Вали к хуям и проспись.

— Стой-стой-стой! — упрашивал Питбуль не делать этого. — Погоди, Карим. Не надо… Это… знаешь…

— Что?

— Ты извини, что я хуйню говорю. — Отец Карима тяжело вздохнул и взялся рукой за бороду. — Все это не то, что я хотел сказать. Правда…

— А зачем говоришь?

— Мне стыдно признаться, но я… — пожимал он плечами. — Разучился уже общаться с сыном. Вот… — Питбуль взболтнул содержимое стакана и выпил его залпом. — Давно мы с тобой вот так вот просто не болтали… — Атмосфера поменялась. Карим тоже вздохнул и убрал свой палец от кнопки отключения. Пару секунд они просто молчали и смотрели куда-то в сторону, причем оба одинаково. А затем Питбуль добавил: — Жаль, что между нами все эти провода. Сейчас бы так хотелось обнять тебя по-настоящему…

Мужик по ту сторону экрана выглядел грустным. Он катал по столу пустой стакан и нервно кусал себя за нижнюю губу. Было видно, как ему неловко. Наверняка он хотел бы попросить прощения. Но гордыня все портила, сделать первый шаг — сродни подвигу в такой ситуации. И Карим это прекрасно понимал.

— Так в чем проблема? — ответил он таким простым вопросом. — Приди и обними.

— Что? — очнулся вдруг Питбуль. — Ты это серьезно?!

— Да, конечно.

— Черт, я думал, ты меня ненавидишь и все такое…

— Так и есть, — кивал Карим, но отец его уже не слушал.

— Ну ты ж не шутишь, нет?! Потому что я возьму и припрусь к тебе! Прямо сейчас! Ты меня слышишь?!

— Кончай базарить и просто приезжай. У меня есть хороший виски. Сядем, выпьем…

— У тебя есть хороший виски? — щурился Питбуль с сарказмом. — Ты про то американское дерьмо?

— Ага, началось…

— Можешь вылить его в унитаз! — кричал Питбуль, тыча пальцем в камеру. — Даже столичные бомжи знают, что это пить нельзя! Уж лучше стекломоя бухнуть! Ну или боярышника, на худой конец!

— Ха-ха-ха! — смеялась я. Было забавно наблюдать, как они общаются.

— Так тебя не ждать? — резюмировал Карим.

— Как не ждать?! Ждать, конечно! Просто я заеду и куплю по пути нормального бухла!

— Да не надо это все…

— Девок выбирать он научился, а вот виски до сих пор не можешь отличить от ослиной мочи!

— Ну ладно… — согласился Карим. — Хорошо, бери свой охуенный виски и дуй ко мне. Но только на такси, не садись за руль. Все равно будешь пьяный потом, я тебя домой не повезу.

— Нянька мне не нужна! — гаркнул Питбуль и снова бахнул кулаком по столу. — Я к сыну своему еду! Понятно?!

— Понятно. Приезжай уже… А то только пиздеть умеешь.

Звонок Питбуля спутал все карты. Изначально мы хотели провести этот день наедине друг с другом. Ничего специально не планировали — лишь Карим и я. Думали что-то приготовить, посмотреть хорошее кино, поваляться от души в постели. Но грядущий визит бога молний и грома заставил нас пересмотреть свои планы.

— Ну что, — пожала я плечами, — пойду, наверное, что-то приготовлю.

— Не надо ничего готовить, — отмахнулся Карим. — Не хочу, чтоб ты бегала вокруг меня как кухарка. Давай просто сходим в кафе и выпьем кофе. Как тебе идея?

— Отлично, — засияла я. — А как же белье?

— Наденешь его вечером. Я не хочу спешить. Хочу испить тебя до дна, — говорил мой брутальный мужик, как поэт-романтик.

— Вау, ты так романтичен… Весь в отца пошел.

— Офигеть как смешно.

Мы отправились в кафе, что было за углом — фактически в том же здании, что и квартира. Только эта часть использовалась под услуги. Небольшая светлая кофейня, в ней можно было согреться и переждать непогоду. Официанты вежливые, посетителей немного, поэтому места нашлись, несмотря на время завтраков перед работой. Мы зашли и сели у окна — буквально за стеклом все было серым и неприветливым. Небо пасмурно закрылось облаками, моросил мелкий дождь, и он сразу ложился коркой льда на проезжую часть. Было скользко, очень скользко, и про гололед трубили во всех новостях.

Впрочем, мы в этот день никуда не спешили. Было тихо и комфортно. Раздражало только то, что вскоре приедет Питбуль. А этого людоеда сложно вынести даже по пьяни, а ведь я сегодня буду трезвой…

Короче, мы взяли по эспрессо и о чем-то болтали. Уже и не помню, о чем. О погоде, об одежде. О еде. О запахе кофе… Карим мне рассказывал, какие сорта он пробовал. Объяснял, что зерна бывают разными. И если на одном кусте кило будет стоить три доллара, то рядом, на точно таком же деревце, но элитного сорта — уже все тридцать. А после переправки через границу и доставки в Москву — и вовсе триста.

Впрочем, все это блажь, конечно. Я до Карима вообще пила лишь растворимый. Утром встала, ложечку насыпала в чашку, кипятком залила, сгущенки добавила — и вуаля. Напиток бодрости готов.

Карим все говорил и говорил. Сегодня он был немного другим. Не знаю, что поменялось, но он как будто повзрослел. Ему и так было на пятнадцать лет больше, чем мне. Но в свои тридцать три он словно перешел рубеж — стал меняться. И мне это нравилось. Он мне нравился таким, каков он был. Всегда. А если он менялся, то менялась рядом и я. И это было чудесно.

— Что? — спросила я, заметив странность.

Карим перестал говорить и смотрел куда-то в окно. Я последовала примеру и взглянула наружу… Люди куда-то бежали и снимали все на телефоны. Всех манило нечто странное вдали — нечто в правой стороне. Из кафе было не видно. И Карима это напрягло, он словно что-то ощутил и встал из-за стола.

— Что за херня?

Он пошел ко входной двери и выглянул на улицу. Там было холодно и сыро, продолжал идти дождь. А буквально через квартал клубился жуткий черный дым.

— О боже… — задрожал у меня голос. — Что-то случилось. Куда они все бегут?

Не зная, что делать, мы тоже пошли в ту сторону. Нас обгоняли зеваки: кто-то скользил и даже падал, но никто не хотел пропустить шумиху.

Телефон издал гудок. Я сняла блокировку и увидела новость: «В центре Москвы произошла авария. Столкнулся внедорожник и хэтчбек. Очевидцы говорят о пожаре. Но спасатели застряли — не могут выехать на обледеневший подъем».

Карим схватил кого-то за руку и спросил напрямую:

— Куда все бегут, что случилось?!

— Ты че, не слышал?! Там авария, машину в магаз впечатало! Все горит!

— Все горит?!

— Карим… — я поднесла к его глазам телефон, чтобы он сам это прочел.

И потом все пошло как в тумане.

Он помчался за угол, и я за ним. Улицу буквально поглотило дымом — неприятным, очень едким, черного цвета. Он стелился низко и будто хватал тебя за ноги. А вдалеке была машина. Покореженный ударом внедорожник…

Автомобиль был перевернут на крышу и сильно помялся. А вокруг пылало пламя — бензин разлился по дороге и горел как и положено топливу. Ярко и сильно. Языки взбирались на машину, поглощая кузов метр за метром. Время шло на секунды, и Карим это понимал.

Метнувшись к тачке, он упал на колени и протиснулся в салон. Там лежал его отец. Окровавленный, вращающий глазами без понятия, что происходит. Его бровь была рассечена, но это оказалось не главной проблемой.

— Отец! — крикнул Карим и схватил его за руку. — Давай, блядь, вылезай! Быстрее!

Огонь танцевал вокруг нас широким полумесяцем, но с каждой секундой хватка становилась плотнее. Полукруг стремился стать смертельной ловушкой, из которой не выйти. И я паниковала.

— Карим, быстрее!

— Черт! — он тащил отца за руку, но ничего не получалось.

— Быстрее, быстрее!

Огонь лез по машине и был уже рядом, он съедал сиденья, поглощал обивку из кожи, облизывал пластик дверей и багажника. Все превращалось в ад буквально на глазах. И если Питбуль не сможет выбраться прямо сейчас — он обречен. Они оба обречены. И я должна была что-то делать.

— Отец, хватайся! Держись! ДАВАЙ ЖЕ!

Но он не мог освободиться. Тело застряло. Кузов так сплющило, что нога оказалась зажатой. Она была в тисках, и помочь могло разве что чудо.

— А-А-А-А!!! — орал Питбуль. Но ничего не выходило. — Нога, нога!

— Я не могу тебя вытащить! — трясло Карима от бессилия. — Черт! БЛЯДЬ! СУКА!

Но помощи не было. Я осмотрелась, и нигде не увидела огней. К нам не ехала пожарка, не было полиции, не было скорой. Только зеваки — огромная толпа снимающих на телефоны.

— Помогите! — кричала я и плакала от шока. — Кто нибудь! У кого-то есть огнетушитель?!

Но никто даже не дрогнул. У всех в руках мерцали телефоны, но никто и не рыпался. Никто… абсолютно никто.

— ОТЕЦ!

— Меня зажало… — пришел в себя Питбуль и попытался сделать то, ради чего все это затевалось. — С днем рождения, Карим. Прости… прости, что все так тупо получилось. Извини. Но тебе нужно бежать.

— НЕТ! — крикнул Карим и снова тянул отца за руку. Хотя это причиняло боль обоим.

В машине что-то зашипело, и это был ужасный знак. Еще мгновение — и все взорвется.

— Беги же, ублюдок! — умолял Питбуль. — Беги, твою мать!

— Я тебя не оставлю!

Но было уже слишком поздно.

— Это конец, Карим! Конец! Я это чую… У меня ведь чуйка, Карим! Чуйка! Интуиция меня никогда не подводит…

— Они сейчас приедут! — кричал Карим, но даже сам в это не верил. — Приедут! Держись…

— Карим! — тащила я его за куртку. — Умоляю!

А он держал отца за руку и не мог его бросить. Хоть это и был подонок до мозга костей.

— БЕГИ, ИДИОТ! — заорал Питбуль и достал пистолет. Он приложил его к виску и закричал: — Если не уйдешь — я застрелюсь! ЗАСТРЕЛЮСЬ!

— Не глупи! — катились у Карима слезы. — Не надо…

— Это ты не глупи, — ответил отец и добавил, с такими же блестящими от слез глазами: — Мне не страшно подыхать. Моя жизнь уже давно закончилась. Я сам ее угробил. А вот у тебя еще остался шанс. Так что иди… УХОДИ!!! — заревел Питбуль и вжал сильнее пистолет.

Я понимала, что это последняя возможность. Схватив Карима за руку, я оттащила его как можно дальше от машины.

Хотя он и кричал. И рвался к огню.

— ОТЕЦ!

— Я люблю тебя, сын! — прокричал Питбуль, и в ту же секунду грянул взрыв.

Машина подлетела над асфальтом и разлилась по дороге жарким огнем.

Карим пытался что-то сделать — в последний момент он дернулся к отцу, но уже не успел. Пламя рвануло и отбросило нас на тротуар.

Было больно и шумно, в ушах звенело. Щеки горели. Пахло жжеными волосами и бензином. Пожарных так и не было.

Все стояли и смотрели, как пылает огонь. Как он вырос и бьет в самое небо оранжевым столбом. Мы поднялись с земли и осознали, что это все. Оно произошло — самое страшное, что можно пожелать на свой день рождения. Каким бы ужасным ни был Питбуль — он погиб. И Кариму было трудно это пережить.

Он спустился на колени и закрыл глаза. По щекам стекали слезы, кулаки были сжаты от боли. Он не смог спасти отца. Как ни старался — ничего не вышло.

— Ха-ха-ха… — послышался смех. И это был смех Карима. Он нервно смеялся. — Ха-ха-ха-ха…

— Карим, — прижалась я к нему. — Мне очень жаль.

Но он продолжал хохотать.

— Ха-ха-ха-ха… Та ведьма говорила про подарок. Она говорила… говорила, что в мой тридцать третий день рожденья меня ждет подарок… — напомнил Карим, а затем внезапно крикнул: — ГДЕ ОН?! Где этот подарок?! ЭТО?! — показал он на горящий внедорожник. — ЭТО И ЕСТЬ МОЙ ЕБАНЫЙ ПОДАРОК?!

— Карим…

— ЗА ЧТО?! — кричал он сквозь слезы. — За что? Почему? Я не хотел подарков… Не хотел никаких подарков… Только не таких… Не хотел…

Огонь трещал и уносил к облакам все то, что было жизнью. Люди собрались вокруг пожара и снимали. Их камеры сверкали от огня. Все были довольны и делились крутыми видосами. Они чувствовали себя героями — дарили миру то, за что поставят кучу лайков, сделают море репостов, напишут уйму комментариев. Но я их ненавидела.

— Почему вы не помогли?! — кричала я на серую толпу. — Что с вами не так?! Вы все с ума посходили?! Почему никто из вас не помог?! Почему никто из вас, конченых ублюдков, — схватила я кого-то за шиворот и повалила на дорогу, — даже пальцем не пошевелил для спасения людей?!

Это был подросток. На вид — где-то восьмой-девятый класс. Он был напуган и смотрел на меня как на маньячку. Ему казалось, что я убийца. Впрочем, я находилась в таком шоке, что и правда могла убить. Мне хотелось взять его за шарф и задушить. Встряхнуть со всей силой и ударить головой об асфальт. Но потом…

Потом я услышала нечто такое, что вернуло меня в реальность.

Это был детский плач. Где-то плакал ребенок. Звонко и надрывно.

— Карим, ты это слышишь? — спросила я и пошла к магазину.

Там была еще одна машина. Такая же помятая, только меньше размером. Это был хэтчбек, о котором писали. Питбуль столкнулся с ним и впечатал его в витрину. Огонь подбирался и уже плясал на капоте. Времени осталось считанные минуты. Если не секунды.

— Что там? — спросил Карим.

И я истерически заорала:

— РЕБЕНОК! ЗДЕСЬ РЕБЕНОК!

Мы стали разгребать завалы — отбрасывать куски фасада и панели потолка, который упал на машину после аварии. Где-то здесь, подо всем этим мусором, плакал ребенок. Сперва даже казалось, что это галлюцинация, слуховой обман — что так не бывает, внутри мы ничего не найдем. Но когда Карим убрал часть обломков, я увидела людей.

За рулем была женщина в отключке. А на заднем сиденье, в маленьком детском кресле, плакал малыш. До ужаса напуганный, с красными от слез щеками и молящий о спасении. Если бы не мы вдвоем, у них бы не было шансов. Ни единого. И за это стоило бороться.

— Займись ребенком! — бросил Карим и взял на себя маму.

Он отцепил ремень, поднял ее на руки и вынес из машины, когда огонь уже съел часть краски на капоте. А я пыталась высвободить малыша.

— Сейчас, кроха, сейчас… — Я хотела понять, как отцепляются все эти ремешки, но то ли их заклинило, то ли я в суматохе не могла понять простых вещей. Словом, огонь ворвался в салон и уже полз по потолку. А мы с ребенком так и были на заднем сиденье. Только я могла еще выбраться, а он — нет. — КАРИМ! — кричала я от безысходности. — Боже, нет… КАРИМ!!!

Я дергала за ремни, пыталась вырвать само кресло, но оно не поддавалось. Малыш был затянут поясами и горько рыдал. Все было в дыму, он выедал глаза и заставлял пригибаться ниже, чтобы хоть что-то разглядеть. Я уже задыхалась, кашляла, не могла кричать — сил не осталось сказать и слова.

Неужели мне придется бросить его здесь? Это просто сущий ад!

Оставив ребенка, я вышла из дыма и направилась к толпе. Где-то там был Карим. Он обливал ту женщину водой и щупал пульс на шее, пытался понять, жива ли она, дышит ли. В его руках был телефон. Я слышала, как медики давали указания, спрашивали важные вещи, просили оставаться на месте и ждать скорую помощь. Якобы они уже видят пожар и будут с минуты на минуту, но…

— Ната, где мелкий?! — спросил меня Карим, но я даже не могла связать двух слов. Просто кашляла и показывала рукой в ту сторону, где от здания осталось только черное облако. И огонь.

— Он там… Сделай что-нибудь, прошу…

Карим не задавал вопросов.

— Оставайся здесь, — приказал он и снял с себя кожанку.

Прошла всего лишь секунда — и он исчез в непроглядном дыму. Он вошел в него как в параллельный мир, и в тот момент часы остановились. Я вдруг поняла, что отправила его на верную смерть.

— Карим… Карим! — кричала я в пустоту, а ответа не было. — КАРИМ!!!

Я сидела на бордюре и держала голову какой-то женщины. На вид она была цела, но лобовой удар сломал ей нос, она лежала без сознания. Что я буду делать дальше? Что вообще будет дальше? Что теперь будет с нами — со мной и Каримом? Где он? Где же он, черт возьми?!

Слезы делали картинку дрожащей и расплывчатой. Я уже мало что понимала. Кто-то взял меня под мышки и усадил на порог открытой машины. Меня укутали в теплую фольгу, люди в белом что-то говорили, я ничего не понимала — звуки шли как через толстое стекло. Ту женщину забрали. Я ее уже не видела. Вокруг мерцали огни, выла сирена. Мельтешили фигуры спасателей… Спасателей!

Я вскочила и стала умолять их спасти моего парня:

— Там остался человек! — кричала я и показывала в сторону, где все было затянуто дымом. — Там человек! Спасите его! Прошу вас!

Но они меня будто не слышали. Просто взяли под руки и вернули обратно, оттащили подальше от здания и надели кислородную маску. А я все вырывалась и смотрела… смотрела туда, где в последний раз видела Карима. Те секунды казались настоящей вечностью. Я будто слышала этот звук — как тикает стрелка часов. Как она замедляется. Собирается остановиться, как биение сердца человека.

Он не вернулся. Его нет. Он не вышел обратно…

Но потом случилось то, из-за чего толпа зевак вдруг оживилась. Все резко загудели и начали хлопать. Лился свист одобрения.

Из дымки вышел человек. Это был высокий мужчина — он шагал по асфальту, зажмурив глаза и крепко прижав к себе нечто… Этим нечто была куртка, черная кожаная куртка, которую Карим свернул в комок и нес перед собой как что-то ценное. Неужели он смог это сделать? Неужели он спас малыша?

Он подошел ко мне и взял меня за подбородок.

— Как ты?

Я хотела что-то ответить, но губы просто дрожали. Я молчала и смотрела на сверток.

— Что… что там?

И он аккуратно его развернул.

Внутри был ребенок. Совсем маленький, напуганный, с белым как молоко лицом, которое испачкала сажа. Карапуз вертел головой, искал глазами маму. И я бережно взяла его на руки. Прижала к груди и заплакала. Это было за гранью, такого не придумаешь нарочно, и уж точно сам не пожелаешь.

Но это случилось. В моей жизни появилась кроха. Пускай не моя, но в тот холодный день малыш прижался ко мне, как к собственной маме. И я не могла его отдать, материнский инстинкт был сильнее меня.

19

Карим

Я видел этот огонь. Видел его во сне. Накануне мне приснился кошмар, и в этом кошмаре был отец — он горел на моих глазах. А я ничего не мог поделать, руки не поднимались, ноги не ходили. Я был словно связан и вкопан в землю. А он кричал и звал меня по имени, звал Каримом, звал своим мальчиком, звал сыном… Но я не помог.

Тогда мне и в голову не пришло, что это был вещий сон, в реальности все произошло точно так же. И пускай мои руки не были связаны, помочь отцу я не сумел, я его упустил, позволил ему уйти. И теперь меня мучила вина.

Держу на руках малыша и вижу в его глазах боль, вижу страх. Я как будто вижу в нем самого себя, когда лишился семьи и попал в детдом.

Мы поехали в больницу, чтобы точно знать — с матерью все в порядке, медики за ней присмотрят. Я знал, что косвенно виноват в произошедшем, так что позаботился о той девушке. Приплатил заведующей, чтобы за ней хорошо приглядывали, купил в аптеке импортные капельницы, обещал приехать по первому же звонку. Пускай только скажут, что что-то нужно — я мигом прилечу и все решу. Только бы… только бы она пришла в себя и очнулась.

— Пациентка в коме, — сказала врач. — У нее ушиб мягких тканей, перелом носа. Но главная проблема — закрытая черепно-мозговая.

— То есть… у нее сотрясение?

— У нее очень сильное сотрясение. Пока мы проводим МРТ и делаем анализы… Но предварительные данные говорят, что строить какие-то прогнозы трудно.

— Что это значит? — не понял я. — Что означает «трудно»?

— Это означает, что она может прийти в себя через пару дней, — сказала женщина и потупила взгляд. — Или через месяц.

— О нет… — качал я головой. — Нет-нет-нет… Как же это так?

— Но вы не беспокойтесь, это только временно. Вам есть, на кого оставить ребенка?

— Что?

— Я говорю, ребенок… — протянула она руки к малышу. — Могу я его осмотреть? У него ожог на щеке… надо обработать мазью.

— Нет, — сделал я шаг назад и прижал к себе мелкого. — Извините, но помощь не требуется.

Я понимал, что он не мой. Осознавал, что забрать себе чужого сына не получится. Да и незачем мне было это делать — я не хотел себе детей. Просто… просто я смотрел на него и видел в нем себя.

— Не переживайте так, — успокаивала врач и подходила все ближе. — Его отдадут в хорошие руки… Его будут оберегать и лелеять. Хорошо кормить и пеленать. Он будет расти под присмотром опытных нянь и педагогов.

— Я не отдам его в приют! — оскалился я как дикое животное. — Никакого детдома!

— Это не детдом — это дом малютки. Там есть все для развития младенцев. А также программа детского сада… Затем есть хорошая школа-интернат…

— Вы же сказали, это только временно…

— Конечно, — кивнула врач. — Но кома непредсказуема. На восстановление могут уйти годы. Его мать может уже никогда не очнуться. А ребенку нужно как-то жить.

— Я его не отдам.

— Простите?

— Я сказал, что не отдам ребенка. Ни вам. Ни кому-либо другому.

Стиснув зубы, я прижал головку малыша к подбородку. В тот момент я был готов наброситься на кого угодно, если того потребует защита этого комочка безнадеги. Когда-то и меня так нашли — крохотного, беззащитного, брошенного всеми. Жертву чьих-то ошибок. А потом я попал туда, откуда нормальным уже не выйти. Лучше сдохну, чем отдам ребенка в интернат.

— Ну… — криво улыбнулась врачиха. — Это уже не вам решать, уважаемый… Полиция! — крикнула она. — Отберите ребенка!

Она скрылась за дверью, а ко мне подкатили двое. Совсем зеленый новобранец и уже поднатасканный сержант. Впрочем, мусора — они и в Африке мусора. С ними всегда договоришься.

— В чем проблема? — спросил меня сержант.

И я невозмутимо ответил:

— Да ни в чем. А что?

Но меня окликнула тетя из регистратуры:

— Кто забирает ребенка?

— Отец, — сказал я неправду.

И это сразу же вызвало вопросы.

— Отец? — прищурился мусор. — Это ты, что ли, будешь?

— Да, я. Это мой малой. Какие-то проблемы?

— Проблемы? — поджал он губы. — Да нет. Проблем никаких.

Я видел, как он незаметно расстегнул кобуру.

— Тогда зачем ты ствол расчехляешь?

Мусора переглянулись, и сержант мне сказал:

— Доказать-то можешь?

— Он на меня похож, — ответил я.

— Хах… да он сейчас на кого хочешь похож. Ты мне свидетельство покажи.

— Свидетельства нет. Оно дома лежит.

— Дома лежит? — вздохнул сержант. — Ну тогда твой сынок в интернате полежит… пока ты бумагу не принесешь.

— Так, а может… — предложил зеленый, — давайте просто в базу зайдем и все проверим?

— Не надо там ничего проверять, — морщился сержант, видя меня насквозь. — Он просто заливает. Сейчас мы вызовем подкреп — и все будет пучком. — Старший взял в руки рацию и нажал на кнопку. — Прием… у нас проблема…

Я понимал, что шанса нет. Они его отнимут, и рычагов у меня нет. Все решалось прямо здесь. Просто здесь и сейчас. Впрочем, может, это и было спасение?

— Сержант… — сказал я и достал из кармана ключ.

Это был красивый брелок от хорошей машины. Походило на смартфон. С цветным экраном, в титановом корпусе. С известным логотипом, который действовал на людей как кулон гипнотизера. Я был готов отдать машину — только бы пацан остался со мной.

Мусор выключил рацию и глянул на напарника. Тот ничего не понимал, но мне это и на руку.

— Ты чего?

— Может, договоримся?

— Это вряд ли, — ответил сержант, но по глазам было видно, что он заинтригован.

— Знаешь, что это такое?

Мы подошли к окну, и я нажал на ключ. Где-то на парковке зажглись огни: фары светили четко и ярко, водительская дверь открылась — асфальт был подсвечен красным неоном. Играла сочная музыка. И я видел, как блестят его глаза. Сержант даже забыл, что он при исполнении — буквально прилип к стеклу и смотрел на мой рэндж, как на новогоднюю елку.

— Пого… погоди, — перевел он дух. — Что… что все это означает?

Мусор нервничал, он понимал, что я даю ему взятку. Но таких подношений в его карьере еще не было. И он, естественно, боялся, что об этом пронюхает напарник.

— Я даю тебе машину, сержант. Катайся сколько влезет.

— Сто-стоп-стоп… — тряс он головой. — Но ведь она твоя. Она все равно останется твоей.

— А ты думал, я ее на тебя перепишу, что-ли?

— Ну…

— Пока ребенок у меня — ты можешь кататься на тачке как на своей.

— Но ведь… — сомневался полицейский.

И я вложил ему в ладонь заветный ключ:

— Вернешь, когда мамаша выйдет из комы. До того момента тачка твоя. Идет?

Сержант не верил в происходящее и всюду искал подвоха. Но главное то, что он клюнул на крючок и взял подарок.

— Слышь, мужик… — окликнул он меня.

— Что?

— А зачем это тебе? Ну, все это… Зачем так заморачиваешься? Ты ж не виноват ни в чем…

— Я не хочу, чтоб его отдали в интернат. Сам через это прошел.

— А… Понятно.

— Только не гоняй особо, — советовал я по-доброму. — Найду царапину — убью.

Я отдал малого Нате, и мы вызвали такси. Решили уйти, пока сержант не передумал. Но когда проходили мимо регистратуры, вредная тетка опять прицепилась.

— А как мне записать вашего сына? Вы ж мне так и не сказали имя…

— Эльдар, — ответил я. — Его зовут Эльдар.

— Эльдар? — переспросил Ната. — А почему?

— Так звали моего отца.

Быть ребенком — это страдания. Я знал это лучше других, потому и не хотел иметь детей. Я подсознательно боялся обречь их на мучения. Что было бы с этим малым, если бы не я? Если б меня не было, если б я куда-то пропал… Его бы отправили в клоповник, брили бы налысо каждые две недели, приучали к общаку, постоянно унижали бы и били. Он рос жестоким и грубым, не мог довериться людям, видел бы во всех угрозу.

Впрочем, кого я обманываю? Если б не я, Эльдар бы просто погиб вместе с мамой.

— Эльдар… — как странно было говорить это имя. Я не называл так отца, пожалуй, никогда. Да и другие к нему так не обращались. Все знали его как бешеного пса. Как Питбуля, и эта кличка шла ему как никому другому. Она подходила его характеру, была как раз точно в тему.

— Теперь ты его крестный папа, — сказала Ната и взяла малыша на руки.

Он вел себя как-то странно. Был нервный, не хотел сопеть на груди как комочек. Раньше это прокатывало, я мог носить его на руках часами, будто боялся отпустить. Мне казалось, что за ним придут. Что его отберут. И даже здесь, у себя в квартире, я с недоверием поглядывал в окна. Через квартал до сих пор все было черным. Закопченный фасад магазина будто говорил мне — этот черный цвет напоминал, что я за него в ответе. Так уж вышло, что мой отец отнял у карапуза детство. Теперь спасти его — мой священный долг, я не буду спокойно спать, пока не верну его матери. И я даже не думал о том, что она может не проснуться. Так не случится, нет. Просто не думай об этом, Карим, не думай…

— Что с ним? — присел я рядом на диван и хотел пощекотать Эльдара пальцем. Но он отвернулся и начал звонко плакать. — Я его напугал? Что я делаю не так?

— Ты не виноват, — ответила Ната. Она стала осматривать малого, вытерла щечки влажной салфеткой. Затем набрала в ванну теплой воды и обмыла его губкой.

Чистой одежды у нас не было, естественно. Так что я метнулся в магазин и накупил там всяких шмоток. Не все они подошли, но что-то Ната выбрала. Она надела на Эльдара памперс и пижамку, уложила в кровать. Вот только это не помогало.

— Вот, — протянул я бутылочку.

Ната дала соску малышу. И на какое-то мгновенье он затих, стал рьяно сосать — это походило на кормление котенка или щенка, природный рефлекс был у всех одинаковым. Но потом Эльдар опять заплакал…

— Что-то не так, — задумалась Ната. — Ему что-то не подходит…

— Может, молоко несвежее?

— Молоко? — переспросила она и сделала такое лицо, будто я налил в бутылочку виски.

— А что? — не понимал я до конца проблемы. — Что не так?

— Карим, ты вообще в своем уме? Я тебя просила купить молоко для малыша…

— Ну…

— Не коровье молоко! — кричала она с нетипичной жесткостью.

Я хотел было поставить ее на место, но Эльдар стал громче реветь — мне было его жалко. Не хотел, чтобы пацан привыкал к скандалам с самого начала.

— А чье же тогда?

— Материнское… — прошипела Ната и зашла в интернет-аптеку с телефона.

— А что, такое бывает? — присел я опять на диван и стал открывать для себя совершенно новые вещи.

— Бывает. Это экстракт в виде порошка, его разводишь водой и даешь малышу. Вместо грудного вскармливания… Такое прописывают, если у роженицы нет своего молока.

— Охуеть… — был я неслабо шокирован.

Но Ната меня взяла за щеку — просто ухватилась пальцами, словно хотела оторвать.

— Не ругайся при ребенке. Ты же не хочешь, чтоб его первым словом было «охуеть»?

— Ладно, извини…

— Сейчас привезут, — выдохнула она и прижала мелкого к груди, чтобы не плакал.

— Слушай… — чесал я затылок. — А откуда ты все это знаешь? Ну, все эти премудрости… У тебя же вроде не было младших братьев и сестер.

— Ну… — пожала Натка плечами. — Просто я… читала об этом немного. Однажды… Просто так.

— Просто так, — повторил я. — Ага.

— На всякий случай. Вдруг так выйдет, что я…

— Не выйдет, — заложил я ей прядь за ухо. — Не переживай, я буду осторожен.

Эльдар в это время стал делать очень странную вещь. Он начал слюнявить Натину шею и спускаться по ней все ниже и ниже, как это делаю я во время прелюдий. У меня даже было странное чувство дежавю и… какой-то ревности, что ли.

— Малыш, что ты делаешь? — было неловко Нате, ведь он полез ей ниже и нащупал грудь. — О нет… Эльдарчик, что ж ты делаешь?

Малой был настойчив и не принимал отказов — точно как и я. Просто нашел себе маму и прилип к соску.

— Ну и дела… — чесал я щетину, смотря на все это.

— Очень странные ощущения. Вот уж не думала, что будет так сегодня… Что мою грудь будет сосать другой мужчина.

К нам в дверь позвонили. На пороге была девушка-курьер, она привезла молоко и поспешно достала его из сумки.

— Вот молочко… — поставила она на стол бутылочку с чем-то белым. На вид — такое же молоко, что и в супермаркете. — Я его уже развела, так что можно кормить. Как раз тепленькое. Где малыш?

Она вошла в гостиную и увидела Эльдара.

— Здравствуйте, — сказала Ната.

Она заметно смутилась, ведь карапуз все так же сосал ее грудь.

— У вас такой чудесный малыш.

— Это не наш, — ответила Натка и формально улыбнулась. — Он у нас просто на время. И очень голодный.

Девушка взяла малого на руки, и он снова захныкал.

— Мальчик ищет сисю? — сюсюкала она. Меня это немного раздражало — все эти типично бабские приколы… Будто это не мужик, а игрушка, мля.

Но затем она дала Эльдару «молоко», и он сразу затих. Стал пить его шумными глотками и просто сопеть. Это было… не знаю, было приятно смотреть и слушать. Он наконец-то успокоился, выглядел счастливым.

— Похоже, ему нравится, — улыбнулась Ната. — Это ведь материнское, да?

— Да… я привезла вам и сухие смеси на выбор, есть гипоаллергенный вариант. И грудное молочко, естественно. Знаете, не всем деткам подходит одно и то же… Но ваш мальчуган явно не из робких, — кивнула девушка на мокрую футболку. — Видимо, мать кормила его грудью. Он знает, где брать молоко. Вот и нашел себе краник.

— Точно, — застеснялась Ната.

— А вы… Сами вы не думали о ребенке?

Этот вопрос звучал как провокация. Бабы просто обожают мусолить эту тему. И я никогда этого не разделял — уже хотел подойти и забрать Эльдара у этой въедливой сучки. Но затем моя Ната ответила.

— Нет, — сказала она, потупив взгляд. — Не думаю. Это вряд ли.

Ее улыбка ослабла и куда-то растворялась. Глаза были опущены, Ната смотрела куда-то в пол. А я молчал. И думал.

Я о чем-то тогда задумался. Не могу сказать точно, о чем именно. Но я стоял в дверном проеме, скрестив руки на груди, и… думал. Размышлял над ее словами. Было очень странно. Это я впервые подумал о ребенке.

Впрочем, зачем мне было об этом думать? Он и так у меня был. В нашу жизнь вошел Эльдар, и это оказалось тем еще испытанием.

20

Карим

С тех пор, как один Эльдар ушел, а другой появился, моя жизнь стала меняться. Я сам начал меняться. Становился другим. Прибавилось хлопот, я уже иначе расставлял приоритеты, уделял внимание малому. Конечно, для меня это было что-то вроде долга, священной миссии, которую надо просто выполнить и все. Но для Натки это было нечто другое, как мне кажется. Она не отходила от мальца ни на шаг.

Я даже оформил ей вольное посещение занятий. Декан был совершенно не против — было достаточно просто позвонить ему и сказать это вслух. Он даже подпись моей девочки сам подделал, только бы я с ней не приезжал в универ.

Наконец исчезла эта Ленка — эта ушастая заноза в заднице. Ната перестала с ней общаться, и мне казалось, что это надолго. Верилось, что это навсегда. Что они уже никогда не будут дружить, но… Все оказалось вовсе не так, и однажды я увидел Лену у себя на пороге.

— Привет, — произнесла она, запыхавшись. — Где Наташка?

Она вошла в квартиру, даже не спросив разрешения.

— Чего ты здесь забыла? — смотрел я на все это очень косо.

— Где она? Мне срочно нужна Натаха!

— Лена? — удивилась Ната. — Почему ты здесь?

— Чего трубку не берешь, а?! — пыхтела подруга. — Я тебе звоню уже три часа!

Я видел, что она звонит, но не хотел об этом говорить. Будто у Наты дел других нет, кроме как с этой шлюхой разговаривать.

— А что… — растерялась Ната. — Что произошло? Что-то случилось?

— Да, — ответила Лена. — Случилось. С твоей мамой.

— Ну что опять?

Но ответ был не самым легким.

— Она в тюрьме.

— В тюрьме? — повторил я эти слова. — Ее мегера? Она в тюрьме?

— Твоя мать мне позвонила из СИЗО. У нее не было другого выбора… Ведь ты не дала ей свой новый номер. Она должна была воспользоваться правом и сделать звонок родным. Но… — качала Ленка головой, — выходит так, что из родных у нее осталась только я. Раз уж она позвонила мне, а не дочке.

Это был полнейший попадос. Натину суку взяли за мошенничество. Она набрала кредитов в разных банках и надеялась их не отдавать. Уверен, она рассчитывала отыграться в казино. Но это надо быть реально ебанутым на башку, чтоб свято верить, будто можно отыграться. В казино зарабатывают только те, кто носит бабочки. А игроки лишь проигрывают — эту правду знали все, но только не она. Не эта старая дура.

Мы бросили все и помчались в изолятор. Ната уболтала меня оставить малыша на Ленку. И хотя мне эта идея вовсе не нравилась, брать в качестве няни постороннего человека было не намного лучше. Да и времени тупо не осталось, чтобы найти хоть кого-то. Надо было срочно что-то делать, пока ее не упекли в колонию.

Конечно, я видел в этом плюс — сперва даже хотел забить на проблему, позволить Вселенной справедливо наказать транжиру. Но слезы моей Наты просто убивали, они точили мое сердце, как вода точит камень. Смотреть на нее в таком состоянии было невозможно, она просто билась в истерике и просила меня «что-то сделать».

Что ж. Я не мог не реагировать, и сделал все, что мог.

Мы встретились с адвокатом, перетерли с прокурором отсрочку наказания. Встретились с каргой: она ревела навзрыд, испачкав нас обоих соплями и клятвами больше никогда не играть. Но это ж были просто слова, я прекрасно понимаю. Языком шевелить — не мешки ворочать, таких только могила исправит.

Назначив у судьи внеочередное заседание, мы привезли чудо-мамку в суд и с помощью взятки выбили бонус. Это был максимум из возможного, без моих офигенных связей Людмила загремела бы на зону только так. И сидела бы долго. Я бы о ней даже не вспомнил. Но для Натки это было делом чести: хоть она и отреклась от матери, связь между ними сохранилась. Что бы она там ни говорила.

Еще месяц назад я бы плюнул на все это и сам приплатил, чтоб мамку доставили в Сибирь. Чем дальше, тем лучше. Но после того, как ушел отец… я вдруг понял, как ценны родители. Пускай они и выглядят со стороны как кусок не пойми чего. Я не мог ее упрекать за любовь к ужасной матери, ведь и сам теперь страдал. Не проходило и дня, чтоб я не смотрел на Эльдара и не вспоминал тот день, когда мы встретились впервые.

— Прошу всех встать! — сказала судья, и мы поднялись. — Суд постановил дать подсудимой отсрочку с возможностью исправления. Она освобождается из-под стражи для прохождения реабилитации сроком восемнадцать месяцев с возможностью продления… Копию решения можно взять у секретаря. На этом все.

Адвокат мне подмигнул, и я похлопал его по плечу. Хороший юрист, уже не раз вытаскивал меня из передряг, помогал мне выбраться и не из такого дерьма. Наткина мама оглянулась, и на ее лице росла улыбка. Наручники были сняты, клетка открыта, она выходила из зала суда как свободный человек.

— Боже, Карим… — бросилась она ко мне. — Видит бог, ты святой!

— Не знал, что вы набожный человек.

Я обнял ее за плечи, и мы дружно пошли к выходу. Ната была счастлива, она висела на маме, не прекращая целовать эти лживые щеки. Конечно, матерей не выбирают, это все понятно. Но ждать от этой мрази нормального поведения было наивно.

— Карим, дорогой, — гладила меня Людмила по лицу как тайного любовника. — Даже не знаю, как тебя благодарить за это.

— Да бросьте. Не стоит. Это же вы меня свели со своей дочкой. Ната все отработает. Да, малая? — ущипнул я ее за жопку.

— Да, — ответила она смущенно.

И мамке стало чуточку стыдно. Впервые, наверное, за целую жизнь.

— Знаешь, Карим, извини меня за тот случай… В казино. Прости, что я тогда расстроила Нату.

— Ничего, бывает. Вы ж не специально, я знаю.

— Я не хотела вас расстроить. Честно.

— Да, конечно, — кивал я налегке, когда мы уже вышли из суда. — Все нормально.

— Такого больше не повторится, — остановилась мама Наты и сжала мою ладонь обеими руками. — Клянусь тебе — никогда.

— Хм, — улыбался я и пристально смотрел в эти серые глаза. Уверен, когда-то давно они были голубыми, но со временем выцвели. В них не было правды, не было искренности. В них не было жизни. Они просто были — и все. Доверять этим глазам было бы глупо, очень глупо. И я тогда сказал: — Конечно, Людмила. Естественно… Такого больше не повторится. Никогда… Даю вам слово.

Она ощутила подвох. Мигом отпустила мою руку и сделала шаг назад, отшатнулась как от проказы. Мои губы выгнулись в хитрой усмешке, а она все больше пятилась обратно — к зданию суда. Ведь по ступенькам поднимались санитары.

— Кто это? — спросила меня Натка. — Что происходит? Карим, что происходит?!

Ее мать стала ежиться как ведьма на костре. Она была похожа на угря, который попал на сковородку и чувствовал, как она нагревается. Крепкие парни схватили ее за руки и буквально понесли к фургону. Та сука была похожа на вампира, которого тащили к солнечному свету — он упирался ногами, истошно орал и кусался.

Это было ужасающим зрелищем.

— Ах ты тварь! — визжала мамка и плевалась в мою сторону. — Какая же ты тварь! Ненавижу! — кричала она и дралась ногами как хренов каратист. — НЕНАВИЖУ! СДОХНИ, КАРИМ! СДОХНИ, УРОД! Я ЖЕЛАЮ ТЕБЕ СМЕРТИ! — ее голос превратился в нечто адское. Лицо перекосило от злобы, изо рта летели слюни, словно лаяла собака. Очень злая и мстивая. Она так и грезила шансом вонзить в тебя свои клыки.

Но я был спокоен. На душе мне полегчало. Ведь я понимал, что поступаю правильно.

— Что с ней будет? — текли у Наты слезы. Она не могла их сдержать и тупо страдала от истерик своей мамы.

— Если близкие не могут принять решение, тебе нужно принимать его самостоятельно. За них. Продолжаться так вечно не может, ты должна это понимать.

— Я не могу на это смотреть… — уткнулась она в меня и содрогалась от плача.

— Чш…

— Скажи мне правду. Только правду… Ты ее убьешь?

— Убить твою маму? — задумался я и невольно улыбнулся. — Звучит весьма заманчиво, но это слишком просто для нее. Слишком гуманно, я бы сказал.

— Куда ее увезут? — спросила Ната, пока мать бросалась на людей в зеленых халатах. Как будто животное.

— Есть одно местечко. Тут недалеко. В Подмосковье. Там ей помогут, будь уверена. Я это знаю… Через год она выйдет оттуда другим человеком. Ты ее даже не узнаешь.

Ведьма вырвалась и попыталась приблизиться к Нате, чтобы сделать ей подарок на прощание.

— Он тебя бросит! — орала она неистово. — Все мужики одинаковы! Карим тебя бросит, как только появится ребенок! Стоит тебе родить ребенка, и он оставит тебя! И тогда ты приползешь ко мне на коленях! Будешь умолять меня помочь, а я плюну тебе в рожу, как плюнула ты сама! — Санитары паковали ее в машину, но дьявольскую пасть так просто не закрыть: — ГОРИТЕ ОБА В АДУ! НЕНАВИЖУ ВАС! НЕНАВИЖУ!!!

Дверь закрылась, машина уехала. И наконец-то стало тихо.

Ната подняла лицо — оно все было красным от слез и напряжения. Какое-то время она теребила замок моей молнии на куртке, хотела спросить, но боялась.

— Все будет хорошо, — гладил я светлые волосы. — Я тебя не оставлю. Так, как она сказала, не случится.

— Ты обещаешь?

— Мы будем вместе навсегда — только ты и я. И никаких проблем.

21

Карим

Тот день был долгим и трудным. Я вымотался как черт. Сидел на кухне и молча глушил пиво, знай себе потягивал из бутылки и втыкал прямо в стену. Я был настолько уставшим, что не хотел ни развлечений, ни секса.

Впрочем, секса у меня не было уже с неделю. А может, даже больше. С тех пор, как появился мелкий, Ната занята только им. Весь день его нянчит, кормит, купает, меняет подгузники. Все ждет, когда он скажет свое первое слово. Это реально выматывает, даже если ты большую часть мороки просто наблюдаешь со стороны.

Больше всего раздражало то, что он спал на нашей кровати. Ната клала его возле себя и убаюкивала — гладила животик, пела колыбельную. Он засыпал. А ночью снова просыпался. То ли ему снились кошмары, как и мне, то ли он был вечно голодный и хотел перекусить в три ночи… Короче, спать с тех пор было невозможно. Пришлось мне переехать на диван и только помогать им если что надо. Съездить в аптеку, метнуться за продуктами. Я даже готовил немного. Ну прям очень немного.

Мог пожарить яйца, сделать омлет. Яйца всмятку. Короче, я был благодарен Нате за все то, что она делает для этого малого. Ей хватало стойкости ухаживать за ним как за родным, пока мама лежит в коме. Почти что по моей вине.

Но воспитание грудного ребенка было тяжелым процессом. Я думал об этом каждый раз, как опрокидывал бутылку пива и вливал в себя холодное. Пока Натка уже видела сны в нашей спальне — уставшая от нервотрепки с мамой, она взяла Эльдара и обняла его как своего. Они мирно уснули, и я не стал их больше трогать.