ГЛАВА СЕДЬМАЯ


— Оставьте как есть. По-моему, для одного дня вы поработали достаточно.

— Я только накрою на стол для обеда. Это одна минута. Сегодня я не приготовила ничего особенного. Только лазанья и салат.

Его вид напомнил ей прикосновение его пальцев к груди, и она чуть не пролила воду. А чего стоит его замечание о свитере!.. Лиаден продолжала накрывать на стол. К ланчу она приготовила ему суп и сэндвичи и оставила поднос, как обычно, на крышке рояля. Ее так и подмывало поиграть на нем. Кроме вежливого вопроса, не болит ли голова, он больше ни о чем не спросил ее. Работа завладела всем его вниманием. Лиаден оставила ему поднос. А сама вернулась в кухню.

В душе она радовалась, что не дала ему увидеть газету, которую Стивен сунул ей под нос.

Он возник рядом неожиданно.

— Почему бы вам не присоединиться ко мне?

— Вы имеете в виду есть вместе с вами?

— А что? Это так трудно?

— Нет. — Лиаден нахмурилась и выпрямилась над столом. — Это вовсе не трудно. Я не это имела в виду. Это будет...

— Что же это будет? — На лице веселое изумление. Он почесал затылок.

Ему и в самом деле надо спрашивать? Ведь он не один раз подчеркивал, что платит ей за работу. И ничего больше. Сидеть в его большой столовой и обедать вместе с ним было бы чересчур обременительно. Разговаривая, трудно все время помнить, что она только экономка, а не хорошая знакомая. Для Лиаден удобнее сохранять дистанцию между ними. В конце концов, Адриан остается ее работодателем, а она его служащей. Ей приходится держаться за это место, если она хочет сохранить свой маленький домик.

— Будет лучше, если я поем в кухне, как обычно. Вам захочется расслабиться, успокоиться после дня работы.

Она нечаянно коснулась его руки, когда шла к двери. Он с силой схватил ее за запястье, загородив дорогу.

— А если я в настроении немного поговорить? — небрежно спросил Адриан. Его глубокий, проницательный взгляд скользил по ее лицу. Внимательно рассматривал все его детали. Хорошенький рот, от природы пухлый и манящий. Аккуратный вздернутый нос. Наверное, он вызывает зависть у всех подруг. Но если говорить о глазах, голубых сапфирах, окаймленных длинными ресницами, они волновали его больше всего. Если бы он был поэтом, а не прозаиком, он бы писал поэмы о ее красоте. Сжав хрупкое запястье, он задержал ее чуть дольше, чем необходимо. А потом разрешил уйти. Прикосновение к ней было слишком опасным.

— Кейт обедала с вами за одним столом? — Голос звучал немного прерывисто. Адриан знал, что причина этого — его прикосновение.

— Нет. Она была деловитым созданием и любила заниматься своими делами. Так что я никогда и не просил ее.

— Значит, вы бы... ее попросили? Я имею в виду, если бы она была расположена к этому?

— Лиаден, что вы хотите узнать?

— Я ваша экономка, а не гостья к обеду. Лучше, если мы разграничим эти обязанности. Вы так не думаете?

На мгновение его лицо приобрело непроницаемое выражение, будто на него надели железную маску. Но в следующую секунду лицевые мышцы расслабились. Он лукаво улыбнулся.

— Конечно, вы правы. Спасибо, что вовремя напомнили.


* * *

Этим вечером, но много позже, когда Лиаден уже легла спать, Адриан открыл единственный ящик своего письменного стола. Достал записную книжку в черном переплете. Перелистал густо заполненные страницы. Нашел адрес и телефон, записанные несколько лет назад. У него поднялось настроение, потому что он собирался сделать то, что давно хотел. Он поднял телефонную трубку и набрал номер.


Солнце светило слишком ярко. Будто на кремовый ковер опрокинули банку с бледно-желтой краской. Свет бил в глаза. В голове стучало. Лиаден застонала и встала с кровати. Ноги не держали ее. Она с раздражением задернула штору.

— Лиаден! Вы тут?

От громкого стука в дверь и хриплого голоса Адриана она застыла там, где стояла. Уже давно рассвело. О чем она думает? На часах семь тридцать утра. Ей надо бы еще два часа назад разжечь камин в кабинете Адриана. Схватив халат и быстро накинув его, она открыла дверь.

— Вы напугали меня до смерти! — проворчал Адриан. — Что-то случилось? У вас болит голова?

Ей не хотелось признаваться, что он прав. Она чувствовала себя так, будто все ее тело истоптал слон.

— Через минуту я буду готова. Простите, что проспала. Дайте мне возможность принять душ, и я буду...

— Ложитесь в постель.

— Что?

— Я видел трупы, на которых было больше красок, чем на вас.

Он не подбирал слов и не думал, обиделась ли она. С угрожающим видом он вошел в комнату. Лиаден спиной отступала к кровати. Один взгляд на смятые простыни сказал ему то, что он подозревал. У нее была ужасная ночь. При тусклом утреннем свете ее кожа казалась почти прозрачной. Под сонными глазами темные круги. Он был готов избить себя. Почему вчера он разрешил ей приготовить ланч и обед?

— Идите сейчас же в постель и не вставайте. Я позвоню врачу, чтобы он приехал и осмотрел вас. Я бы отвез вас прямо в больницу, но, по-моему, вы не способны передвигать ноги!

— Я выгляжу хуже, чем себя чувствую.

Она пыталась убедить его, что не так слаба, как ему кажется. Но тут же совершенно автоматически опустилась на кровать. Боже, как она устала! Но почему это случилось сейчас? Ведь она только начала входить в тонкости своей новой роли! Теперь Адриану придется нарушить свой распорядок дня, чтобы заниматься ею.

— Мы не сможем быть друзьями, Лиаден, если вы будете лгать мне. — Темные глаза смотрели на нее почти угрожающе.

Она была его другом? Или это всего лишь оборот речи?

— Я... я не хочу, чтобы вы занимались мной. В голове немного шумит, но это пройдет. Я очень мало спала прошлой ночью. Вот и все.

— Залезайте в постель. Быстро! Я хочу позвонить доктору.

— Никакого доктора. Пожалуйста! — Голубые глаза умоляюще смотрели на него. Она сняла халат и быстро вернулась в постель, мелькнув длинной ночной рубашкой. Когда она устроилась, Адриан привел в порядок простыни и подушки.

— Не вставайте пока с постели и не ходите в ванную. Я ясно говорю?

— Мне двадцать семь лет, и я не ребенок из детского сада!

От такого решительного отпора у Адриана неожиданно сжалось сердце.

— В данный момент вы не в состоянии принимать разумные решения. Поэтому временно я возьму на себя эту задачу. Кстати, где вы взяли эту ночную рубашку? На чердаке вашей прабабушки?

Он был способен шутить. Сердце Лиаден, будто балерина, сделало невероятный пируэт. Но потом верх взяло раздражение. Она была в длинных ночных рубашках не для того, чтобы кого-то возбудить. Просто в них тепло. И вообще, какое он имеет право критиковать ее ночную рубашку?

— При чем тут моя ночная рубашка?

— Конечно, у вас и мысли нет, как смотрится старомодная викторианская ночная рубашка на молодой, сексуальной, голубоглазой, рыжеволосой женщине.

Его юмор исчез. Он выглядел жутко серьезным. Лиаден не стала произносить заготовленный ответ. Воздух в комнате вдруг загустел, стал тяжелым и тревожным. Лиаден бессознательно облизала губы, подняла глаза и столкнулась с проницательным взглядом Адриана.

— У меня волосы не рыжие. Моя мать говорила, что этот цвет похож на земляничную блондинку.

— Или рыжевато-золотой... как осенние листья.

— Это в вас говорит писатель.

— Нет, Лиаден. — Голос у него хриплый. На губах опасная улыбка искусителя. — Это во мне говорит мужчина.

И именно в этот момент боль в голове вдруг исчезла. Какое-то восхитительное чувство охватило все тело. Будто она парила в теплом чувственном море.

— Попробую поспать. Только час или два. Потом я смогу спуститься вниз. — Она хотела его. Но еще больше она хотела, чтобы он ушел. Пока между ними не случилось такое, о чем они потом будут жалеть.

— Я все-таки позвоню.

— Нет, Адриан, пожалуйста! — Не думая, Лиаден схватила и держала его руку. — Если вы настаиваете, я останусь в постели до конца дня. Но, пожалуйста, не звоните доктору. Со мной все будет прекрасно.

— Хорошо. — Темные брови на мгновение сошлись на переносице. Адриан посмотрел на маленькую руку, державшую его. Он был возбужден, как никогда в жизни. Она плохо себя чувствует, почти задыхаясь, напомнил он себе. И какого черта? О чем он думает? Лиаден ведь даже не была его девушкой. Она была женщиной, которую он нанял себе в экономки. Для него это так же важно, как компьютер. Он понял: надо крепче держать себя в руках.

— Хорошо, я не буду звонить доктору. Но в ту же секунду, если вам станет плохо или появятся боли, я изменю свое решение. И никаких споров! Нехотя высвободив руку, он шагнул к двери. — Даю вам пару часов. Потом принесу чай.

— Вы не должны этого делать.

— Отдыхайте. Я пойду в кабинет работать. — Без единого слова он закрыл за собой дверь. Лиаден ничего не оставалось, как опустить голову на подушки и закрыть глаза.


Вопреки приказу Адриана она направилась в его кабинет, но остановилась у двери. Удивительная, утонченная мелодия околдовала ее. Это была одна из ее любимых фортепианных пьес, написанная итальянским композитором, который трагически скончался. Лиаден хорошо знала эту пьесу и часто сама играла ее. Она стряхнула минутное оцепенение и постучала. После краткого «войдите» она толкнула дверь и вошла.

Он сидел у камина в глубоком кожаном кресле.

— Вы, должно быть, чувствуете себя лучше. — Он встал и на этот раз улыбнулся. — Вы даже порозовели.

— Я приняла горячую ванну и вымыла голову, — улыбнулась она. — Сейчас я чувствую себя новой женщиной.

В этот вечер она не стала собирать волосы в пучок, а распустила их буйной волной по спине. Словно водопад дорогой шелковой ткани на витрине бедуинского рынка. На мгновение Адриан потерял дар речи. Проснулись эмоции, которые он долго подавлял. Но ему становилось все труднее и труднее держать дистанцию с этой очаровательной женщиной. Он ни о чем не мог думать — только о том, как соблазнить ее. Даже глупая история с Петрой перестала его занимать. И впервые за много лет он не вспоминал о Николь...

— Проходите, садитесь. — Адриан показал на другое кресло у камина и подождал, пока она сядет.

— Мне нравится эта вещь, — с восторгом сказала Лиаден. Он удивленно уставился на нее. Голубые глаза в свете камина сверкали, словно драгоценные камни. Золотые нити волос, казалось, танцевали и искрились только для него. — Вы играете? — Она посмотрела в сторону величественного рояля, который околдовал ее с первого взгляда, как только она вошла в кабинет.

— Немного. — Адриан пожал плечами. Улыбка тронула его губы. — А вы?

— Я играю. — Нет смысла проявлять фальшивую скромность, подумала Лиаден. Ведь она играет с пяти лет. Она не поступила в музыкальную школу только потому, что ей нужно было помогать родителям в отеле. Ее брат Коллэм поклялся, что не будет заниматься гостиничным бизнесом. И она пожертвовала своими интересами.

— Не сыграете ли вы мне что-нибудь?

— Вы не против? — Лиаден неуверенно встала. Она заволновалась при мысли, что будет играть на таком великолепном инструменте.

— Будьте моей гостьей.

Адриан вернулся к своему креслу, сел, сцепил пальцы и с интересом наблюдал, как Лиаден устраивается у рояля, с благоговением поднимает крышку и пробегает пальцами по клавишам. Полилась музыка, настоящая музыка. Адриан, как заколдованный, наблюдал, как Лиаден играет. Спокойное, но мощное чувство единения медленно нарастало в нем. Он погружался в музыку, которая лилась из-под ее пальцев. Ее глаза были закрыты. Она, как и он, уносилась ввысь на волнах звуков. Нежных, мучительных, могучих.

Когда она кончила играть, в комнате стояла глубокая тишина. Застенчиво взглянув на него, она улыбнулась. Не говоря ни слова, Адриан встал и подошел к ней. Он наклонился и завладел ее ртом. Долгий, глубокий, переворачивающий душу поцелуй быстро стер его прошлое. Будто Бог пожалел его наконец. С нынешнего дня наступает новая жизнь. Жизнь с этой женщиной. Он обхватил ее лицо руками. Что он испытывал, когда касался ее кожи, нежной, точно у новорожденного младенца? В нем что-то безвозвратно изменилось. Замерцало нечто, связывающее его с миром, в котором случаются добрые дела. С миром, где не все потеряно.

Лиаден не могла поверить, что он целует ее. Когда он подходил к ней, она втайне надеялась, что он слегка клюнет ее в щеку. Выражение признательности, чувствительное и вежливое. Но вместо этого произошло совсем другое. Она была потрясена его глубиной и напором. Реальное прикосновение оказалось таким страстным, что она и вообразить себе не могла. Он целовал ее так, будто знал, что поцелуй приведет к чему-то большему. Лиаден вздрогнула. Жажда и желание вливались в ее тело, наполняли ее мощным, беспокойным, опаляющим жаром. Тело жаждало продолжения.

Когда его рот наконец освободил ее, она нежно обвела пальцами дрожавшие губы. Сердце буйствовало. Она еще ощущала, чувственное вторжение его языка и экзотический запах лосьона.

— Что это было? — Неужели это ее голос?

— Это было напоминание мне, что грация и красота еще важны в мире. Спасибо вам.

— Всегда рада. — Что еще она могла сказать? Я буду счастлива до самой старости играть для вас в любое время дня и ночи?

— Где вы научились так играть?

— Я брала уроки с пяти лет. И никогда не считала музыкальные занятия обучением, как некоторые мои подруги. — Пожав плечами, она осторожно опустила крышку рояля и встала.

Ее запах все еще окружал его. Не только аромат ее духов, но нежный, волшебный запах женщины. ЛИАДЕН. Даже ее имя, казалось, было наполнено магией.

— Вы исключительная женщина... Вы знаете об этом?

— Нет, я не исключительная. — Она озабоченно посмотрела на свои руки. Конечно, то, что происходило, прекрасно. Возможность дарить ему свою игру вызывала у нее пронзительное волнение. Но нельзя допускать интимность в отношениях с мужчиной, который является ее работодателем. Она должна как можно скорее вернуться к той работе, за которую он ей платил.

Что же касается реакции ее собственного сердца на поцелуй... Ну что ж, его она тоже забудет. Мир Адриана Джекобса и ее мир не равны. Вдруг она услышала насмешливый голос Стивена Феррерса: «Может быть, он и уложит тебя в свою постель... Но женой его станет шикарная особа с капризами... и папа у нее будет богатенький».

— Если бы я была исключительной, то почему работаю экономкой?

— Не всем исключительным людям везет. Большинство из них спокойно ходит на работу, выполняет ее с достоинством и честно и держится подальше от света прожекторов.

— Это правда. Я бы не хотела славы, даже если мне заплатят. Мне, например, не кажется, что слава приносит счастье таким людям, как Петра Коллинз. Вы согласны?

— Вы правы, — спокойно проговорил Адриан. — Она очень несчастная женщина. И слава — не все, за что надо биться.

— Может, она уже сожалеет, что шантажом вытащила ваше имя на страницы газет. Обидев вас, она не принесла радости себе.

— А вы так быстро поверили в мою непричастность?

Лиаден столкнулась с его изучающим взглядом.

— В вас слишком много добра, — без колебаний сказала она, — чтобы так неуважительно обращаться с человеком.

Адриана потрясли ее слова. В этом суждении о его доброте, может быть, скрываются более глубокие чувства к нему, чем он подозревал. Ему захотелось тут же вывести ее из заблуждения. Господи прости, ну и угораздило же ее влюбиться в него. Если быстро не разрушить эти бесплодные иллюзии, он заставит ее еще больше страдать.

К нему вернулись неверие в любовь и боль, эти долговременные спутники, которые напомнили ему, почему он выбрал ту жизнь, которую вел. Почему избегал появляться на публике и отказался от друзей. Он заслуживал эту жизнь. Его эгоизм и самонадеянность привели к смерти молодой красивой женщины. В нем вовсе не было добра. Ни капли. Поэтому он проводил время, создавая в своих романах мрачные, опасные характеры, которые существовали на обочине жизни. В каждом из них угадывалась его боль, слышались его проклятия в свой адрес.

— В этом вы не правы, Лиаден. Я эгоистичный мужчина. Я беру то, что хочу, и черт с ними, с последствиями. Как бы вам ни противно это услышать, мы с Петрой родственные души. Поэтому я не особенно проклинаю ее за то, что она использовала меня. Вы думаете, что я поцеловал вас потому, что питаю к вам глубокое нежное чувство. Вы очаровательная и ласковая девушка. Но я должен вас просветить. Я хочу спать с вами. Это все. Но помимо этого мне нужны и ваши услуги экономки. Простите, если это звучит жестоко, но таковы факты.

Если бы он отстегал ее плеткой, Лиаден не испытала бы большего потрясения. Она готова была выразить ему свое отвращение, но ничего не сказала. Беззвучно ругаясь, он выбежал из комнаты, словно в ней не хватало воздуха.


Загрузка...