ГЛАВА 15

ДЕЗ


Я думала, мы поедем в его дом после того, как приземлимся в Лос-Анджелесе, или, может быть, в гостиницу, или куда-нибудь еще. Думала, может, нас встретит Оливер, или другой водитель. Думала, что мы сделаем еще много разных вещей.

Вместо этого высокий чернокожий мужчина в приталенном черном костюме стоит рядом с гладким красным спортивным автомобилем, держа табличку с надписью «А. Трентон». Мужчина берет наши четыре чемодана и загружает их – что практически невозможно, как мне кажется - в багажник, передает Адаму брелок с ключами и принимает сложенную стодолларовую купюру. Адам придерживает дверь и закрывает ее за мной, а потом забирается на сиденье водителя. Он дотрагивается до кнопки, тянет рычаг передач, и машина бесшумно мчится вперед. Нет ни рева двигателя, ни даже малейшего мягкого урчания. Только... тишина.

Я смотрю на Адама.

— Что, черт побери, это за машина? Электрическая?

Он ухмыляется.

— Да. Это «тэсла». Довольно милая, да?

— Где Оливер?

— Уже скучаешь по нему? — шутит Адам. — Или он водит гораздо лучше меня?

Машина перестраивается на другую полосу, обгоняет одну машину, потом другую, с легкостью разгоняясь до ста сорока миль в час, если не больше. Это конечно не то, что ожидала, когда представляла себе электромобиль. Он элегантный и сексуальный, мощный без особых усилий, и интерьер отделан роскошной коричневой кожей с огромным сенсорным дисплеем, откуда можно управлять радио и климат-контролем.

— Просто... можно чуть помедленнее?

Он только смеется.

— Детка, это Лос-Анджелес. И движение в любой момент встанет. Кроме того, я скучал по вождению.

Я не спрашиваю, куда он везет нас. Хотя должна. Я действительно, действительно должна знать. Но не спрашиваю. Мы не направляемся в деловую часть города Лос-Анджелеса, но едем по направлению к холмам, окружающим его. После целого часа, который мы провели за разговорами, чередующимися компанейским молчанием, он съезжает с шоссе на пригородную трассу.

Мы минуем немногочисленные светофоры, оставляем позади несколько торговых центров и пальмы, выстроившиеся вдоль широких бульваров. Это как сцена из каждого фильма, когда-либо снимавшегося в Лос-Анджелесе, сразу же узнаваемая, хотя я никогда и не была здесь. Он поворачивает в тихий район, дома здесь - не чудовищные особняки, которые ожидала увидеть, но они все равно довольно большие. Конечно, это все равно хоромы по сравнению с тем, к чему я привыкла.

Несколько поворотов, и вот Адам подъезжает к высокому двухэтажному дому, полностью из необожженного кирпича с темными балками, расположенному на участке в полгектара или около того. На подъездной дорожке припаркованы «седан лексус», старый трехдверный «БМВ», и новый пятидверный «ренглер».

Адам останавливается за «ренглером», закрывает машину и одаривает меня счастливой улыбкой.

— Готова?

Я смотрю на три машины, на дорогой, но все же скромный дом - скромный по сравнению с тем, что, как я представляю, Адам может, вероятно, себе позволить, хотя и понятия не имею, сколько он стоит. Я понимаю, насколько мы далеко от Голливуда и киностудии, и что-то внутри меня соединяет все воедино.

— Мы не там, где ты живешь. — Это выходит, как заявление.

Адам ухмыляется еще шире.

— Не-а. По крайней мере, больше нет. — Он выходит, а затем наклоняет голову обратно, когда я не выхожу из «тэслы». — Давай, Дез.

Я качаю головой.

— Ты должно быть шутишь.

Он вздыхает в раздражении, закрывает дверь и обходит капот, направляясь в мою сторону. Открыв мою дверь, он опускается на колени рядом со мной.

— Дез. Это ведь не страшно. Они будут рады встретиться с тобой.

— Я была весь день в самолете! — шиплю я. — Не принимала душ с утра. Я без макияжа, и на мне гребаные леггинсы. Не так я хотела бы выглядеть, когда буду знакомиться с твоей семьей.

Адам закатывает глаза.

— Поверь мне, они последние люди на Земле, кому есть дело, как ты выглядишь, детка. А ты выглядишь сногсшибательно.

— Ты ничего не рассказал мне о своей семье.

Это неправда. Я знаю, что у него есть две сестры и знаю их имена - Лиззи и Лиа - и что они близнецы. Я знаю, что его мама с папой все еще женаты и что их имена Лани и Эрик.

— Лгунья. Рассказал, даже слишком. — Адам хватает меня за руки, потянув вверх, и я позволяю ему вытащить себя из машины. — Теперь, давай, пошли. Ты им понравишься. Обещаю.

Он берет мою руку и ведет между «лексусом» и «БМВ» вниз по дорожке, выложенной темно-красным камнем, к входной двери около трех метров высотой насыщенного коричневого цвета с черной железной фурнитурой. Теперь, когда нахожусь ближе к дому, понимаю, что он немного больше, чем первоначально предполагала. Сердце колотится.

Адам толкает дверь, и мы оказываемся в прохладном, просторном фойе, на полу которого выложена сине-белая мозаика, справа - лестница, слева - гостиная, и дальше за коротким коридором видна кухня. Адам скидывает ботинки, и я делаю то же самое.

Там, откуда я родом, никого не заботило, есть ли на тебя обувь или нет. То есть, зачем вообще снимать обувь? Это не так важно. Адам снимает свою так, что заставляет меня думать, что это ритуал, выработанный на протяжении всей жизни. Войти и снять обувь…

Я слышу голоса мужчины и нескольких женщин.

Адам ведет меня на кухню и останавливается лишь внутри. Сначала нас никто не видит. Играет музыка - топ сорок популярной музыки. Высокая, стройная женщина со смуглой кожей и длинными, прямыми черными волосами стоит в центре кухни, нарезая сыр. Она, скорее всего, мать Адама. Ее голова опущена вниз, чтобы сосредоточиться на том, что делает. Еще три человека сидят на стульях в противоположной стороне.

Все, что вижу, – это их спины, поскольку они сидят, отвернувшись от нас, но я догадываюсь, кто есть кто. Мужчина ростом даже еще выше, чем Адам, и почти так же хорошо сложен, но у него светлая кожа и волнистые каштановые волосы. Две другие, полагаю, его сестры с такой же как у Адама смуглой кожей и черными волосами.

Мне думается, что Адам происходит из смешанной семья.

Женщина поднимает голову и первой замечает Адама. Он качает головой, и женщина почему-то сохраняет безучастное выражение, пока Адам подкрадывается сзади к остальным троим, сидящим у кухонного острова. Они все жуют крекеры и нарезанный сыр, по-дружески болтая и смеясь.

Настоящая семья.

Нормальная семья.

Почему-то мне становится тяжело дышать.

Адам отпускает мою руку и подходит на цыпочках к сестрам, двигаясь удивительно тихо для такого огромного человека. Его руки хлопают по плечам своих сестер, и он открывает рот в безмолвном крике. Они тотчас оглушительно визжат, соскакивают со стульев, затем разворачиваются и сразу одновременно прыгают с места. Сестры цепляются за Адама, пока он оборачивает руки вокруг них обеих и кружит их, после чего ставит вниз и обнимает каждую.

Адам говорил мне, что они - не идентичные близнецы, но их почти невозможно различить. Было бы невозможно, если бы они не были одеты совершенно по-разному и с разными прическами. На одной юбка короче, чем все, что я когда-либо могла носить и чувствовать себя при этом комфортно, и плотный топ. Волосы скручены в замысловатый узел, а другая одета более скромно в джинсы и майку, с волосами, собранными в низкий, свободный хвост.

После того, как он обнял обеих, Адам поворачивается к отцу, который встал, ожидая своей очереди. Они с Адамом обнимаются. Это так чертовски странно. Конечно, я и прежде видела братские объятия - толкание грудью, пожатие рук, похлопывания по спине три или четыре раза - но никогда такие объятия, как между этими мужчинами. Потом Адам подходит к маме, и мне так трудно смотреть на это. Он явно обожает свою маму. Адам молча держит ее за руки, смотрит на нее, а потом притягивает ее в долгие, тесные объятия.

Она держится за его плечи, и когда он отпускает ее, шмыгает носом и вытирает пальцами глаза.

— Тори... привет, малыш. Я не знала, что ты в городе.

Тори?

Адам смотрит на меня и жестом просит меня подойти к нему, кивая головой.

— Мама, папа, Лиа, Лиззи... это моя девушка, Дез. — Он указывает на каждого члена семьи по очереди. — Дез, это моя мама, Лани, мой отец, Эрик, и мои сестренки, Лия и Лиззи.

Он смотрит на Лиззи, сестру в мини-юбке.

— И, Лиззи, не могла бы ты объяснить мне, что за хрень на тебе надета?

Лиззи прищуривает глаза.

— Нет, и ты тоже? Боже, ребята, может, хватит уже? Она не короткая.

— Об этом же я спросил ее сегодня утром, — говорит отец Адама. — Я опаздывал, поэтому у меня не было времени спорить с ней.

— Лиз, это не подойдет даже кукле Барби, — говорит Адам.

— Не будь задницей, Тори. Она не такая уж и короткая. Серьезно. Ты бы видел, что носят другие девочки в школе. Это еще скромно.

Я касаюсь плеча Адама.

— Эм. Кто это, Тори?

Вся его семья обменивается взглядами, а потом слышится дружный смех. Его мать решает ответить первой. Она проходит между отцом и сестрами, чтобы притянуть меня в объятия. Это неловко, потому что не люблю обниматься. Я напрягаюсь, и что, интересно, должна делать с моими руками, должна ли положить голову на ее плечо или что? не знаю. Но ее, кажется, это не волнует; она просто обвивает меня руками и крепко сжимает. Лани пахнет корицей, и ее объятия нежные, которые, кажется, никогда не закончатся.

— Дез, так приятно познакомиться с тобой. — Она, наконец, отпускает меня, и отступает на комфортное расстояние. — Его полное имя на самом деле Торренс Адам Трентон. Его звали Тори до средней школы, пока он не решил, что это имя слишком девчачье, и перешел на Адама. Но он остался для нас Тори на всю жизнь, и так будет всегда, тем более, что это так сильно его раздражает.

Лани улыбается мне, ее белые зубы сверкают на фоне темной кожи цвета мокко. Я замечаю акцент в ее голосе, хоть он и очень слабый, просто намек в некоторых словах.

Я поворачиваюсь к нему и улыбаюсь:

— Тори, ха. Надо же, какое совпадение.

Адам прищуривается, и острый взгляд, что кидает на меня, как в зеркале отражает подобный взгляд одной из его сестер.

— Да неужели, Дестини?

Я хмурюсь, потому что у меня не много оснований, чтобы спорить на этот счет. Я отворачиваюсь от него и протягиваю руку отцу, который игнорирует ее и приближается ко мне. Он что, собирается обнять меня? Какого хрена? Кто так много обнимается? Это противоестественно. Живот скручивается, и пульс стучит, словно молоток, потому что его мать - это одно, но отец Адама почти такой же огромный, как и его сын, и мне, мягко говоря, некомфортно, когда кто-то есть рядом, особенно мужчины. Но я не хочу показаться недружелюбной или типа того, поэтому заставляю себя успокоиться и позволить подойти ко мне достаточно близко. Такое чувство, что это происходит будто в замедленном темпе, и вот его здоровенные руки оказываются вокруг моих плеч, но он немного наклоняется, сохраняя пространство между нами, и, как ни странно, все не так страшно, как я думала. От него пахнет одеколоном, и Эрик позволяет мне быстро отойти.

— Приятно познакомиться, Дез. Добро пожаловать. — Он улыбается, и я вижу, чьи глаза у Адама: такие же светлые, умные, пронзительно зеленые.

— Мне тоже, — говорю я. — И спасибо, что пригласили меня.

Именно это и говорят обычно в таких ситуациях, верно? Я не знаю. Всякий раз, когда попадала в новый дом, я просто называла имя все остальные называли свои, а потом выискивала место, где могла бы обосноваться. Никто не обнимал меня, никто не приветствовал или говорил, что рад знакомству. Просто: «Привет, как дела. Как ты себя чувствуешь?» А потом все возвращались обратно к просмотру телевизора или к видеоигре, или к тому и другому.

Затем настал черед его сестер, которые подошли плечом к плечу, и каждая, в свою очередь, обняла меня, потому что, очевидно, эта семья объятиями встречает новых людей, а может просто подружек Адама. Не знаю. Но я выдержала эти объятия без паники или оцепенения.

— Как насчет бокала вина, Дез? — спрашивает Лани, откупоривая бутылку.

— М-м-м. Наверное…?

— Тебе нравится Шираз?

Я озадаченно пожимаю плечами.

— Я... не пью вино, поэтому, честно говоря, не знаю. Думаю, мне все понравится.

И принимаю огромный бокал рубиново-красного вина. Когда пробую его, в моем рту происходит взрыв вкусовых ощущений. Это ярко выраженный, богатый вкус, делающий что-то странное с моими рецепторами. Я моргаю и заставляю себя сделать глоток.

Адам внимательно следит за моим выражением и смеется.

— Да, Шираз такой. Я сам ненавижу это дерьмо.

Лани смотрит на меня с беспокойством.

— О, я сожалею. Думала, я не знала... вот, может, что-нибудь другое? — Лани тянется за стаканом с таким волнением, что это даже забавно.

Я качаю головой и делаю еще один глоток, который атакует мой рот так же яростно, как и в первый раз, но это не то, чтобы совсем неприятно, просто... по-другому.

— Нет, все нормально. Я опробую.

Лани хмурится.

— Ну так, не пей, чтобы просто быть вежливым, не надо, если тебе не нравится.

У девушек уже бокалы с чем-то розовым и пузырящимся, и не уверена, есть там алкоголь или нет. Когда у Адама и его отца в руках оказывается пиво, а у мамы бокал того же вина, что и у меня, мы все выходим наружу к длинному прямоугольному стеклянному столу под перголой. Слава богу за то, что есть канал HGTV, посвященный планировке домов, так что я, по крайней мере, знаю, что такое пергола. Лани приносит тарелку белого, острого сыра, другую с шестиугольными крекерами, еще один сыр, размещенный замысловатым звездообразным узором на тарелке, и сухари, уложенные в несколько рядов. Это похоже на что-то из ТВ-шоу, где люди делают модное дерьмо, вроде оформления сыра на тарелке перед тем, как его съесть.

Я устраиваюсь в кресле и делаю еще один глоток, и на этот раз почти приятно чувствовать, как вино, кажется, заполняет рот, взрывается и изменяется после глотка. Моя рука опущена вниз сбоку стула, и чувствую, как что-то мокрое утыкается в ладонь.

Я бросаю взгляд, а потом подпрыгиваю так сильно, что мое вино выплескивается через край бокала, и визжу, что есть силы. У них есть медведь. Настоящий ручной медведь. Ладно, пожалуй, это просто большая собака, но она размером с небольшого медведя, с висячими ушами и лохматым серым мехом.

— Что это, черт возьми? — спрашиваю я, отодвигая мой стул назад и прячась за смеющимся Адамом.

— Это Игги, — говорит Адам, оттаскивая огромного зверя в сторону. — Ирландский волкодав. Он большой, милый и глупый.

— Игги? — Это имя кажется, нелепым для такой массивной собаки. Я выхожу из-за стула Адама и снова сажусь.

— Он не глупый, Тори! — протестует Лиззи. — Просто его неправильно понимают. И он немного медлителен.

— Он попытается меня съесть? — Не могу удержаться от вопроса.

Я - не собачница. Кошки… возможно. Рыбы, ящерицы, очень мелкие птички... прекрасно. Собаки размером с медведя гризли? Это ненормально.

Адам смеется.

— Нет. Впрочем, он может попробовать сесть тебе на колени и раздавить тебя. Сидеть, Игги. — Он гладит зад собаки, а та садится, тяжело дыша, вывалив язык, и изо рта, полного огромных клыков, капает слюна. — Игги. Скажи привет.

Собака лает, и громкий лай заставляет меня испугаться снова.

— Привет, Игги. — Я неуверенно протягиваю руку, и собака снова лает и бежит ко мне.

Я поспешно убираю руку, но зверь уже передо мной. Он такой высокий, что в принципе может лизнуть меня в лицо, когда сижу, без необходимости подняться на задние лапы. Что он и делает. Энергично. Я встаю, чтобы отойти, но Игги просто прыгает и кладет лапы на плечи. Его лапы достают до моих плеч, а голова выше моей. И теперь он дышит мне в лицо, а его язык лижет меня.

— Уберите его! — Я хочу сказать, что это вышло как вопль, но скорее было похоже на визг.

— Игнатиус, лежать. — Эрик щелкает, и собака-медведь или волкодав, или неважно кто, опускается лапами на землю и смотрит на меня, высунув язык, глаза счастливые и невинные. Голова достает до моего пупка.

Я протираю свое лицо, а потом вытираю слюни с руки о брюки, пытаясь сдержать отвращение. Когда, наконец, оглядываюсь, то вижу, как все еле сдерживаются, чтобы не засмеяться.

Я смотрю пристально, но беззлобно.

— Почему, скажите на милость, вы держите ручного медведя? Это безумие.

— Волкодава, детка. Не медведя, — усмехается Адам.

— Медведь, волкодав. На мой взгляд, его размер делает этот вопрос спорным. — Я нервно смотрю, как Игги неторопливо отходит подальше, оборачивается по кругу три раза, а потом ложится на землю позади стула Адама.

— Так у тебя в детстве были животные, Дез? — спрашивает Лани.

Я качаю головой.

— Нет. Я... много переезжала, поэтому заводить домашних животных не было возможности.

— О, твой отец был военным? — Вопросы Лани простые, но так трудно на них ответить.

— Мама. — Адам подает своей матери многозначительные взгляды и слегка качает головой.

И теперь становится неловко. Я делаю подкрепляющий глоток вина.

— У меня не было... традиционного детства, — говорю я. Все за столом напрягаются. — Росла в приемных семьях в Детройте.

— О, — взгляд Лани становится мягким и понимающим. —Понимаю.

Это взгляд, который я ненавижу. Даже при том, что знаю, она хочет, как лучше, и именно по этой причине не люблю говорить об этом.

Я пожимаю плечами.

— Была одна семья, где я оставалась в течение нескольких месяцев, и у них был попугай. —Не могу удержаться от улыбки. — Он был таким мудаком. Полагаю, что он, на самом деле, был какаду. Попугай действительно был странным. Он мог подняться вверх по руке и сесть на плечо, когда первый раз увидит тебя, а просто будет смотреть на тебя. Это было жутковато. Нельзя было убрать его или попытаться погладить, даже поговорить с ним, до тех пор, пока он сам не решит. А еще он кусался

— Как его звали? — спрашивает один из близнецов. Лиа? Которая одета в джинсы.

— Картман.

— Как... персонаж Южного Парка30? — уточняет она.

Я киваю.

— Да.

— Это довольно забавно, — говорит Лиа, улыбаясь.

— Да, пока он не цапнет тебя за ухо, — говорю я, касаясь небольшой ямки на краю уха, где Картман укусил меня, когда я впервые встретила его.

— Да уж, — состроила гримасу Лиа.

— Итак, Тори, как надолго ты в городе? — спрашивает Эрик.

— До сентября или октября, — отвечает Адам.

— О, ненадолго, значит.

Адам кивает.

— Да. В следующем месяце будет премьера, но за исключением этого, я буду здесь все лето.

Эрик обдирает этикетку с бутылки пива, посматривая на сына.

— Ну и что ты сам собираешься делать?

Адам пожимает плечами.

— Не знаю. Покажу Дез город. Потусуюсь и не буду учить роль. Не буду проводить по двадцать или тридцать часов в неделю в спортзале. — Адам смотрит на меня, и в его глазах мелькает вспышка юмора, или, может быть, обещание.

Что-то подсказывает мне, что те двадцать, тридцать часов в неделю в тренажерном зале будут перенесены в спальню, и это, вероятно, включает меня на спине. Или на коленях. Или стоящей нагнувшись. У него очень богатая фантазия. Мое лоно сжимается и становится влажным от хода мыслей, и я заставляю себя выбросить из головы пошлость и вернуться к разговору, который плавно перешел к предстоящему переезду Лиа и Лиззи в колледж осенью.

Я обращаю внимание и молча наблюдаю, как Адам общается с семьей. Смотреть на это так невероятно. Все они знают друг друга так хорошо, каждый из них так заинтересован в других, и каждый разговаривает в уникальной, присущей только ему манере. Девушки, очевидно, обожают и боготворят старшего брата, и Адам, в свою очередь, яростно защищает их, допрашивая каждую о парнях, с которыми они встречаются, с кем проводят время, и тратит несколько минут на лекцию о том, как избежать неприятностей, когда они начнут учиться в колледже. Это очаровательно и очень сексуально. Он нежный и почтительный с матерью, крутой и мужественный с отцом. А со мной Адам понемногу от всего этого. Он старается изо всех сил включить меня в разговор, направляя темы подальше от всего, что может заставить меня почувствовать некомфортно.

В какой-то момент во второй половине дня, Лани тихо выходит из-за стола, идет в кухню и начинает вытаскивать что-то из холодильника. Я встаю и присоединяюсь к ней на кухне.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спрашиваю у нее.

Она улыбается мне.

— Конечно. Можешь добавить в фарш несколько зубчиков чеснока для меня?

Плоской частью лезвия ножа разделяю головку на зубчики, очищаю их, а потом начинаю резать.

— Адам действительно невероятный, — говорю я. — Вы с Эриком должны гордиться им.

Она расплывается в улыбке.

— О, да. Мы очень гордимся. Он добился многого за очень короткое время. — Лани открывает две упаковки мясного фарша, кладет все на огромную сковороду и размешивает. Когда мясо начинает шипеть, она оборачивается ко мне и смотрит мимо меня, на Адама. — Я беспокоилась о нем, когда он подписал контракт с Чарджерс. Конечно же, гордилась им тогда тоже, потому что дойти до национальной футбольной лиги —огромное достижение для футболиста. Но даже за те четыре года, что он играл за Стэнфорд, Адам несколько раз получал травмы. Один раз очень сильную, тогда он пропустил половину сезона. Это было ахиллово сухожилие. В НФЛ ужасная конкуренция, и я беспокоилась за него.

— Как вы относитесь к его актерской игре? Некоторые трюки, что он делает, довольно опасные.

Лани пожимает плечами.

— Ну, он очень крепкий и спортивный мальчик. И всегда был таким. Он бы не довольствовался тем, что не связано с физическими нагрузками. Так что да, я предполагаю, что трюки очень опасны, но, думаю, в целом опасности меньше, чем в футболе. — Она поглядывает на меня. — Ты знаешь, что он получил полную стипендию в Стэнфорде?

Я качаю головой.

— Нет. Я знала, что Адам поступил туда и играл в футбол, но...

Гордость Лани очевидна.

— Ну да, он еще играл в футбол, но его полная стипендия была академическая, а не спортивная. Он не стал упоминать об этом, потому что ему не свойственно хвастаться, но он был выпускником с самым высоким баллом на курсе, которому доверили говорить прощальное слово во время выпускного вечера. Адам имеет степень в области психологии. Помимо этого, начиная с четырех лет он также играл в футбол.

У меня голова идет кругом.

— Вау, я не знала. Конечно, я знаю, что он умный, но... — Пожимаю плечами. — Правда, когда речь заходит об Адаме, это не сильно удивляет.

— А что насчет тебя? — спрашивает Лани, ставя на огонь воду для пасты. — Чем занимаешься ты?

— Я хочу получить степень магистра в области социальной работы.

— Что ты будешь с этим делать?

— Работать с такими же приемными детьми, как и я. Им нужен защитник. Кто-то, кто будет заботиться о них, потому что в мире просто не так много людей, которые заботятся о детях из детдомов. — Я передаю разделочную доску с рубленым чесноком Лани, которая бросает ее в сковороду с уже поджаренным фаршем и томатным соусом. — Я хочу стать тем, кого хотела бы иметь в детстве сама.

— Я понимаю это, — говорит Лани, ее голос тих, глаза далеко. — Я выросла на Фиджи, и была лишь одной из многих детей, чьи родители просто не могли позволить себе заботиться о них. Но для нас не было никакой системы.

Мое сердце замирает. Что-то в ее манере держать себя, в ее осанке, в ее голосе, говорит мне, что она меня понимает на личном уровне.

— Но вы смогли выбраться?

Она кивает.

— В конечном счете, да. У меня была тетя, сестра отца, гораздо старше его. У нее не было своих детей. Она переехала в Лос-Анджелес за много лет до моего рождения. Честно, я даже не уверена, как она сделала это. Тетя навестила нас на Фиджи, когда мне было одиннадцать. И она... вернулась со мной. Почему, не знаю. Но она это сделала. Отправила меня в школу, предоставила мне возможности, которые в противном случае, я бы никогда не получила.

— Это потрясающе, — говорю я.

— Да, мне очень повезло.

— Итак, чем вы занимаетесь? — спрашиваю я.

— Я - хирург, — отвечает она. — Эрик предприниматель. Ему принадлежит несколько жилых комплексов, торговый центр, сеть тренажерных залов, и он также руководит компанией, поставляющей предметы медицинского назначения, в первую очередь, для амбулаторного ухода на дому.

— В таком случае, вы должно быть сильно заняты.

Лани пожимает плечами.

— А кто нет? Кстати, Эрик сейчас подумывает о продаже части своего имущества, поскольку девочки обе отправятся осенью в колледж. — Взгляд переходит на меня, и выражение ее лица не совсем твердое, но вместе с тем проницательное и решительное. — Ты знаешь, Тори - добрый и всепрощающий. И он может быть большим, жестким, крутым парнем, но его эмоции действительно глубоки. Недавно одна женщина сделала ему больно, очень сильно. На это было тяжело смотреть.

Я глубоко вздыхаю и встречаюсь с ней глазами.

— Эмма. Он рассказал мне об этом.

Лани, похоже, удивляется.

— Он это сделал? Обычно он весьма сдержан, чтобы говорить о том периоде его жизни. Просто это было так… выставлено на публику, что сделало все гораздо более болезненным для всех участников. Кроме нее, конечно.

Я киваю.

— Он дал понять, что все это было неважно для нее. И это просто... сводит меня с ума. По крайней мере, так он объяснил. Ну, мы с ней не были знакомы, но каждый раз, когда видела его в период, когда они встречались, он казался... напряженным. Словно подстраиваться под нее; делать ее счастливой было более важной работой, чем даже его актерская карьера. — Она смотрит на меня. — По-моему, человек настолько красив, насколько красива его душа.

— Вы никогда не встречались? — Я нахожу это странным. — Они встречались где-то... полтора года?

— Да, пожалуй, почти два года. И нет, он никогда не приводил ее сюда. — Лани выглядит задумчивой. — Как долго ты и Тори встречаетесь?

Я пожимаю плечами.

— Недолго.

Адам становится позади меня, обнимая за талию.

— Я никогда не приводил сюда Эмму, потому что я просто... думаю, понимал, что ты и папа не одобрите ее. И не хотел этого конфликта. Дез - другая история. — Он проходит рядом со мной, опирается бедром о кухонную столешницу. — И, Дез, ты - единственная девушка, которую я когда-либо приводил домой, чтобы познакомить с родителями... не считая одну со старшей школы, помнишь, мама?

Лани кивает.

— Твоя первая девушка — Сара Уэксфорд. Это был твой второй год.

У меня ком в горле.

— Итак, я в довольно эксклюзивной компании?

Адам смеется.

— Детка, ты и есть компания. Я привел Сару сюда после того, как мы встречались в течении месяца, но она бросила меня через два дня из-за квотербека, который был в то время моим лучшим другом. Так что это даже не считается.

— Вау. — Я не знаю, что еще сказать, поэтому ничего не говорю.

Остаток вечера проходит непринужденно. Мне нравится эта семья. Нравится сидеть за обеденным столом, передавая корзинку с хлебом, смеясь, разговаривая, чувствуя, что здесь мое место. Возможно, просто его семья добрая и открытая, но я действительно чувствую, что могла бы быть одной из них. Это чувство пьянящее, захватывающее и пугающее. Я несколько раз в течение вечера щиплю себя за ногу под столом, но все так и остается реальным. Лиа, Лиззи и я долго обсуждаем моду, особенно когда они обнаруживают, что я была моделью. Я рассказываю им, что работа моделью совсем не такая, как многие считают, и особенно Лиззи, кажется, немного разочарована этим. Я узнаю, что Эрик тоже играл в футбол за USC Trojans, а затем во втором составе за Forty-Niners в течение четырех сезонов, что объясняет откуда у Адама такое телосложение и природный атлетизм.

Как же страшно мне было, когда мы впервые приехали сюда, но к тому времени, как опускается ночь и Адам, похоже, готов уехать, я чувствую, что знаю эту семью всю жизнь, из-за чего очень трудно покинуть ее.

Но мы не уезжаем, где-то ближе к десяти вечера Адам, ничего не говоря, едет в центр Лос-Анджелеса. Он привозит меня к высотному зданию в оживленном центре города, где парковщик паркует его машину, а носильщик выгружает наш багаж и забирает его. Мы входим в лифт, и Адам вставляет маленький ключик, нажимая кнопку «РН», а потом мы взмываем вверх, вверх, вверх на сорок три этажа над землей.

Двери лифта открываются прямо в огромный холл, где нас уже ждет багаж, каким-то образом оказавшийся здесь раньше нас. В пентхаусе практически нет внутренних перегородок: кухня, столовая, гостиная и библиотека занимают весь верхний этаж. Здесь площадь больше, чем я когда-либо видела. Белые стены украшены черно-белыми фотографиями старого Голливуда, есть несколько оформленных в рамки глянцевых цветных фотографий, где Адам снят играющим за Чарджерс, и еще старинные карты. Полы из черного дерева такие блестящие, что отражают освещение. Вдоль всей стены панорамные окна, в гостиной перед телевизором белый диван, не менее двух метров длиной. Это красивая квартира, мужская и обжитая.

Я все еще осматриваю все вокруг, когда Адам бросает ключи на кухонную стойку, скидывает обувь и потом снимает рубашку. Мой взгляд привлекают его темная кожа, рельефные мышцы и блеск в его глазах: голодных, хищных, заставляющих дыхание замереть, а лоно стать горячим и влажным.

— Увидеть тебя с моей семьей было невероятно, — говорит Адам, подходя ко мне.

— Твоя семья удивительная. Они все замечательные.

— Они полюбили тебя. — Он спускает пояс моих лосин вниз. — Я же тебе говорил.

— Я чувствовала, что мне очень рады. Это было... мило.

— Мило? И это все?

Я кладу сумочку на пол и опускаю руки по бокам, вглядываясь в его свирепые, изголодавшиеся зеленые глаза.

— Они заставили меня поверить, что могли бы..., что я… — Не могу закончить мысль. Не стоит и надеяться.

— Что здесь твое место? — Его губы скользят по моей челюсти.

— Да. — Я дышу, отклоняя голову в сторону и предлагая ему шею.

— Это потому, что так и есть.

— Я?

— Да.

Адам принимает мое предложение, покусывая горло. Его руки опускают лосины немного ниже, обнажая участок, где тазовые кости ведут к моему центру.

— Я хочу быть частью. — Мои руки порхают и находят его кожу. — Я никогда прежде не была частью чего-либо.

Адам стягивает мои штаны вниз, так что я почти обнажена перед ним, но не до конца, а потом берет в руки мое лицо. Его глаза находят мои. — Ну, теперь твое место здесь, Дестини.

Сердце замирает, когда мое полное имя звучит из его уст. Слова застревают в горле.

— Ты спросишь, где? Ну, так позволь тебе сказать, — он говорит это в тишине, так как я не способна произнести ни слово. – Со мной. С моей семьей. В моей жизни. В моем доме.

— Мне нравятся все эти места, — шепчу я.

— В моей постели.

— На мне слишком много одежды для постели, — говорю я, смотря на него.

Адам сдирает с меня штаны, а затем футболку.

— Позвольте мне исправить это, — рокочет он, его глаза рассматривают и блуждают по моему телу, пока Адам снимает их, потом бюстгальтер и трусики.

— Как и на тебе.

— Тогда ты тоже должна исправить это.

Поэтому я избавляюсь от его джинсов и трусов, а потом Адам ведет меня назад, ногой открывая дверь. Я задерживаюсь, чтобы осмотреться. Кровать находится в закутке слева от двери на возвышении. Это огромная кровать, похоже, сделанная на заказ, заваленная подушками и накрытая одеялом. Справа находятся французские двери, ведущие на балкон, прямо - дверь в гигантскую гардеробной, из которой, в свою очередь, можно попасть в ванную комнату.

— Мне нравится твоя квартира, — говорю ему я.

— Мне тоже, — ухмыляется мне Адам, пока его руки поглаживают мою задницу. — Я владею ей уже год. Ты - единственный человек, кроме моих родителей, сестер и моего агента, который был здесь. — Знаю, он говорит, что Эмма никогда не была здесь. Что воспоминания, которые мы создадим здесь, будут исключительно нашими. Он целует мое плечо, грудь. — Итак, моя сексуальная Дестини... у тебя есть два варианта. Первый - я положу тебя на кровать и буду поедать тебя, пока ты не сможешь дышать, а потом трахну тебя всеми возможными способами. Второй - я нагну тебя над ванной, а потом трахну тебя в ванной. И потом, возможно, мы примем душ.

Я тянусь к нему и обхватываю его эрекцию.

— Как насчет варианта номер два, за которым следует вариант номер один?

Его палец скользит между моими бедрами, находя меня мокрой и готовой.

— Мне нравятся твои мысли, детка. Думаю, мне лучше начать.

— Думаю, да.

Адам проходит мимо меня в ванную через гардеробную, которая тянется по крайней мере на двадцать или даже тридцать квадратных метров в каждую сторону. Полы ванной выложены мрамором с подогревом, поэтому под ногами ощущается тепло. В роскошной стеклянной душевой кабине такое большое количество головок и форсунок, что трудно себе представить. Есть двойная раковина, несколько полок со сложенными толстыми, белыми полотенцами и отдельная комната для туалета. Но центральное место занимает ванна. На ножках, круглая и ошеломительно огромная. Достаточно большая даже для такого крупного мужчины, как Адам, чтобы лечь в нее, и даже останется место для меня. Латунный кран и ручки такие же, как в раковине и ду́ше.

И на удивление бортики ванны идеальной высоты для меня, чтобы держаться. Я открываю для себя этот интересный способ, когда Адам приводит меня в ванную, ставит мои руки на край ванны, мягко, но настойчиво давит на плечи, пока я не нагибаюсь, а затем заставляет раздвинуть ноги шире. Мои волосы еще собраны в хвост, поэтому он медленно стягивает резинку, собирает волосы в руку и перебрасывает их через плечо. Я вытягиваю шею, чтобы посмотреть на него, дрожа в ожидании.

Адам накрывает ладонями мои ягодицы, поднимает их и отпускает, позволяя им опасть с тяжелым подскоком, затем скользит рукой между бедер и находит мой вход. После Адам направляет себя к нему и вколачивается без предупреждения, без подготовки, без прелюдий. Я задыхаюсь и издаю стон от внезапной наполненности внутри себя. Наклоняюсь вперед и расслабляюсь с каждым его движением, один... второй... третий... четвертый толчок, а затем он выходит.

— Не двигайся, — говорит Адам, легонько похлопывая меня по заднице.

Он обходит ванну и открывает кран, регулируя температуру, затем затыкает пробку. Пока ванна наполняется, роется в шкафу под раковиной, находит какую-то бутылочку и выливает содержимое в поток воды. Тут же образуется пена.

Я с любопытством поглядываю на него.

— Жемчужная ванна?

Адам немного смущенно улыбается.

— Компания позаботилась об этом. Они установили всю мебель, подобрали все от полотенец до столового серебра. И зачем-то принесли пену для ванны. Не знаю, почему они оборудовали холостяцкую квартиру гидромассажной ванной, но теперь я рад, что они это сделали.

Я наклоняюсь вниз и болтаю рукой в воде, чувствуя, какая она горячая. Адам указывает на меня.

— Я сказал тебе не двигаться, Дез.

Кладу руки обратно на ванну.

— Хорошо, поторопись. Ты нужен мне.

Адам сжимает член рукой и поглаживает его.

— Он?

Я киваю.

— Да. Давай его сюда.

Но Адам качает головой.

— Как насчет того, чтобы поласкать себя для меня. Позвольте мне посмотреть, как ты это делаешь. — Поэтому я скольжу двумя пальцами к моему клитору и тяжело дышу, когда начинаю совершать круговые движения, сначала медленно, а затем быстрее. — Остановись, — командует Адам, когда я становлюсь в нескольких шагах от оргазма.

Я останавливаюсь, дрожа и испытывая боль, и тогда Адам становится позади меня, прижимая широкую, мягкую головку огромного члена к клитору. Другой рукой он обхватывает грудь, теребя большим пальцем сосок, пока я не начинаю стонать, а потом массажирует мой сверхчувствительный комочек нервов головкой, пока раскачиваюсь перед него, задыхаясь и издавая стоны.

— Адам, я… черт... черт, я сейчас кончу! — Я чувствую, как оргазм внезапно обрушивается на меня, разлетается, выстреливая наружу из моего центра, заставляя колени дрожать.

Адам проталкивает член в меня в момент моего оргазма, и я пронзительно кричу в шоке от удовольствия. Я падаю вперед, сжимая изо всех сил края ванны, а затем вновь двигаюсь к нему, выгибая спину, чтобы принять его глубже. Он сжимает мои бедра и тянет навстречу толчку, отталкивает прочь, когда выходит, а потом врезается обратно, пока оргазм все еще разрывает меня, крадя дыхание и кружа голову.

И затем, внезапно, он выходит из меня, оставляя бороться за сохранение равновесия и дыхания.

— Черт... Адам, почему ты остановился?

— Потому что еще не готов кончить, — рычит он, и могу сказать, что игра, в которую играет, стоит ему больших усилий. Он хочет кончить, и я знаю, что Адам был близок, но все равно остановился.

Он залезает в ванну, помогает мне, а затем опускается вниз, и я, устраиваясь между его бедер, отдыхаю у него на груди. Горячая вода бурлит вокруг нас, появляющиеся пузырьки щекочут кожу. Неожиданно тепло расслабляет, резкая смена от неистовой потребности в кульминации, из-за которая дрожь до сих пор пронзает меня.

Но Адам, по-видимому, еще не закончил со мной. Мы сидим спокойно в тишине в течение нескольких минут, достаточно долго для того, чтобы отголоски моего оргазма утихли, и его эрекция немного спала, потом его рука бережно держит живот чуть выше киски, а другая намыливает мое тело, обхватывает груди, гладя и лаская их, сжимая и покручивая соски, пока я не закусываю губу и не начинаю извиваться. После, его рука проскальзывает между моих бедер, обхватывает киску, и его длинный средний палец скользит в меня.

Адам массирует клитор медленно, так медленно, боже, так медленно. Раздражающе медленно. Ему понадобилось несколько минут, чтобы довести меня до того, что я начинаю дрожать, извиваясь от того, что его средний палец внутри меня, гладит кругами мой клитор, а затем трахает мою вход, постоянно меняя ритм.

Я кончаю со вздохом, а Адам поднимает меня за задницу. Я оказываюсь насаженной на него, сидя верхом. Его колени раздвинуты, чтобы удержать мой вес, вода плещется вокруг нас, разбрызгиваясь наружу. Его руки находят мои, тянут пальцы к клитору и убедительно требуют коснуться себя. Конечно же, я это делаю, и затухающие спазмы становятся предшественниками чего-то другого, чего-то большего. Его руки на моей груди продолжают массировать и ласкать, и все, что могу сделать, это сидеть верхом и позволить трахать себя, как ему хочется.

— Кончи снова, Дестини. Прямо сейчас, — его команда работает как спусковой крючок.

Я кончаю еще раз, сильно. И в этот раз кричу.

Как только первая волна оргазма отступает, Адам поднимает меня и выскальзывает, тяжело дыша и двигаясь неуверенно, как будто для того, чтобы сдержать оргазм ему требуются неимоверные усилия.

— Адам, в какие игры ты играешь? Просто кончи, малыш, — говорю ему, наблюдая в ванной, как он включает душ.

Но Адам качает головой:

— Пока еще нет.

Он протягивает мне руки, помогая вылезти из ванны и ведет меня в душ, чтобы помыть. Адам смачивает мои волосы, вспенивая шампунь от корней до кончиков, смывает, втирает кондиционер, а затем с куском мыла в руках намыливает меня. Я не могу не прикасаться к нему, поэтому мои руки блуждают по его плечам, скользят по жестким мышцам, покрытым гладкой смуглой кожей, вплоть до его эрекции. Я поглаживаю ее, пока он не заставляет убрать руку. Адам обмывает каждый мой сантиметр, а потом позволяет сделать то же самое с ним.

Я провожу бруском мыла по его животу, и дальше вниз по его бедрам, потом опускаюсь на колени, омываю его ноги и беру его член в рот. Он позволяет мне ласкать его губами и языком несколько мгновений, а потом поднимает меня и прижимает к стенке душа, целуя, пока у меня не перехватывает дыхание. Он целует меня под струей горячей воды, как будто я кислород, а он тонет.

— Господи, Адам. Я здесь, детка. Я здесь. — Обхватываю его щеку, пока вода разбрызгивается от его головы на мое лицо.

Адам просто улыбается и выключает воду.

— Ты готова ко второму этапу?

Я сжимаю член.

— Полностью готова.

Его усмешка сменяется на похотливо-горячую.

— Это не был второй этап. Ты помнишь, что там во втором этапе?

Я делаю вид, что думаю.

— Что-то о том, что ты будешь есть меня, верно?

Адам вытаскивает меня из душа, обертывает полотенцем, вытирает насухо, как будто я беспомощна, чтобы сделать это самой.

— Да, пока ты не сможешь дышать.

Я возвращаю должок и вытираю его. А затем обнимаю рукой за шею и целую его, как он целовал меня, так, будто не могу существовать без его рта.

— Я уже не могу дышать, Адам. Быть с тобой - это так... восхитительно... так сильно... что трудно дышать, и желая, чтобы это никогда не заканчивалось.

С серьезным, задумчивым выражением лица он ведет меня в спальню, поднимает на руки, как будто я ничего не вешу, и укладывает меня на кровать.

— Это не обязательно должно кончаться, Дестини.

Я никогда не думала, что скажу это, но мне нравится, как мое имя звучит из его уст.

Дерьмо. Я просто подумала о слове на букву «Л».

И, почему-то, оно не такое страшное, как раньше.


Загрузка...