— Отойди, — произнося это на судорожном выдохе, я положила ладонь на ручку. Желала забрать ключ, открыть дверь, а затем бежать. До полного срыва дыхания и жжения во всем теле. Неважно куда. Главное, подальше отсюда.
Вот только, стоило мне опустить пальцы к замку, как Девять перехватил мою руку за запястье, после чего прижал ее к деревянной поверхности. И даже это соприкосновение было хуже ада. Тем, что током нещадно прошибло все тело.
— Не трогай меня, — сильно вздрогнув, я попыталась отдернуть руку, но Девять, наоборот, лишь сильнее ее сжал и уже теперь его пальцы оказались на тыльной стороне моей ладони.
— Прости, забыл, что ты разрешаешь трогать себя всем, но не мне, — наклоняясь к моему уху, Девять положил ладонь на мою спину. Жестко надавливая. Уже полностью прижимая к двери. — Только, знаешь, мне уже плевать на это.
По нервам рассыпались раскаленные угли и я вновь дернулась. На этот раз получилось вырваться. И, несмотря на то, что умом я понимала — мне удалось это сделать лишь благодаря тому, что он меня отпустил и то, что сейчас происходило было больше похоже на кровожадную игру, я все равно сделала несколько шагов в сторону. Хотя бы мнимая видимость свободы.
— Опять назовешь меня грязной шлюхой? — я потерла запястье, к которому он только что прикасался, но кожа все равно жгла. Правда, не так сильно, как само присутствие Девять.
И мне закричать захотелось. Спросить, кому это я разрешаю прикасаться к себе. Я ведь до сих пор девственница. Даже толком ни с кем не целовалась. Мои братья всегда следили за тем, чтобы рядом со мной не было никаких парней. В первую очередь по той причине, что я сама этого не хотела.
А сейчас что? Этот ублюдок смел мне говорить что-то такое.
— Не кажется ли тебе, что у тебя нет права так обращаться со мной? — отступая к шкафу, я сжала ладони в кулаки. — Зачем ты вообще пришел ко мне?
— Слышал, что ты в следующем месяце уезжаешь, — медленно повернув голову вправо, так, что несколько прядей белоснежных волос упало на глаза, Девять посмотрел на коробки, в которые я уже начала собирать свои вещи.
Они стояли за кроватью и на следующей неделе их по почте должны были отправить в другую страну. Я вообще надеялась, что смогу уехать до того, как Девять приедет и мы вновь увидимся.
— И что? Решил уничтожить меня до того, как я уеду?
Лениво положив ладони в карманы штанов, парень перевел на меня взгляд, но смотрел так, что сердце было готово остановиться.
— Изначально хотел, — еле заметно наклонив голову набок, он поднял взгляд выше. — Но то, что ты сваливаешь, это даже лучше. Не придется пачкать руки.
Ещё раз окинув мою комнату мрачным, пренебрежительным взглядом, он пошел к двери, но, проходя мимо меня, остановился. Настолько близко, что мы практически соприкасались ладонями.
— Взять и навсегда свалить, это лучшее, что могло прийти тебе в голову. Сделай же так, чтобы я тебя больше никогда не видел.
Делая рванный вдох, я окаменела. Даже пошевелиться не могла, а он открыл дверь и вышел из моей комнаты.
Ещё один вдох и я подняла ладони, после чего ими закрыла лицо. Глаза начало неприятно покалывать и мысленно я истошно вопила на саму себя, запрещая реветь. Вот только, черт, насколько же трудно сдержать себя. Особенно, когда весь мир рушился на мелкие части.
И мне совершенно не хотелось думать о том, что как раз Девять и был моим миром. Безжалостным и болезненным. Он ведь ещё то бездушное чудовище. Я даже не сомневалась в том, что он реально был на грани того, чтобы шею мне свернуть и я до сих пор не могла понять, что со мной не так. Какого черта я вообще в него влюбилась?
И ладно, когда-то эти чувства зародились. Возможно ещё в детстве. Я уже тогда воспринимала их как что-то ненормальное. В конце концов, именно так и было. Меня же за них свои же сожрали бы.
Но, сейчас что? Почему я до сих пор не могла разлюбить? Девять меня растерзать жаждет, а я еле собираю свое сердце по осколкам. Опять дрожала в его присутствии. Терялась, как самая последняя идиотка. И реветь хотела даже от одной этой встречи.
Наверное, любовь это ещё та болезнь. Болезненная. Мучительная. Как яд, медленно разъедающий душу.
Кто бы мне дал лекарство от нее?
Дверь опять приоткрылась и я от этого дернулась, поясницей сильно ударившись о ручку шкафа, но на этот раз в мою комнату заглянула Агния.
— Ты почему ещё тут? — проскользнув в мою спальню, она нервно прикрыла дверь. — Я только что с Девять столкнулась на лестнице. Он вроде шел вниз, но, что если он успеет выловить тебя?
— Он только что и так был тут, — быстро опуская голову, так, что лицо закрыли волосы, я отвернулась к шкафу, пытаясь скрыть от сестры то, что я была готова зареветь. Хотя бы голос не сильно дрожал.
— Реально? — по шагам, я уловила то, что сестра приблизилась, затем вовсе обошла меня, словно пытаясь понять, точно ли со мной все в порядке. Сначала делая это напряженно. Затем приподнимая бровь. Даже выдыхая. — И чем это закончилось? Просто, выглядишь ты нормально, но…
— Он решил меня не трогать, — я открыла дверцу шкафа. Вроде как смогла взять себя в руки. Наверное, уже опыт сказывался. Как-никак я раньше с Девять долгие годы жила под одной крышей и уже привыкла к тому, чтобы скрывать то, как меня током прошибало от него. — Девять уже слышал о том, что я собираюсь уехать в Испанию и просто пришел убедиться в том, что это действительно так.
На самом деле, его приход был куда изощреннее. Скорее, как предупреждение, что, если я не уеду, мне действительно будет конец.
— То есть…. - протянула Агния. — Девять готов закрыть глаза на тот ваш конфликт?
— Если так можно сказать, — я пожала плечами, доставая с полки аккуратно сложенную футболку.
— Слушай, ну, это не так уж и плохо, — делая пару шагов назад, сестра уже более расслабленно упала на пуфик. — Ты же все равно собиралась уезжать. Главное, что сможешь сделать это целой и невредимой.
Открывая другую дверцу шкафа, я достала оттуда юбку и нижнее белье. Мне срочно нужно в душ. Желательно холодный. Или лучше ледяной.
— До тех пор, пока он не уедет, я все равно пока что побуду у Ванды, — уже с одеждой, я пошла в сторону ванной комнаты.
— Но мы все равно чуть что будем на связи, — Агния еле заметно кивнула, поднимаясь с пуфика.
Уже заходя в ванную комнату, я услышала, что сестра покинула мою спальню. Включив воду, я сбросила с себя одежду и встала под ледяную воду. Она прошла по телу хуже, чем острие ножа, но все равно была практически не ощутимы по сравнению со словами Девять.
«Сделай же так, чтобы я тебя больше никогда не видел»
Судорожно задышав, я качнулась и отошла в сторону. Затем вовсе села на ледяную плитку.
Когда я только появилась в этом доме, мне было семь лет. Ещё совсем мелкая и до жути испуганная.
Я ведь родилась в Испании и там попала в детдом. Поскольку была недоношенной, это впоследствии сказалось на моем здоровье, а таких детей не особо хотели брать в новые семьи. Я даже слышала, как воспитатели шептались о том, что, возможно, всех разберут, но не меня.
Но все же нашлась пара, которая захотела удочерить меня — Камиль и Беатрис Демаре.
Изначально Камиля я испугалась. Я в своем крошечном мирке, который не выходил за пределы детдома, ещё не видела таких людей. Огромный. Суровый. Как сталь. Одетый в строгий костюм и со взглядом, от которого мне захотелось закричать и спрятаться.
С Беатрис все было намного проще. Очень красивая женщина. Яркая. Харизматичная. В наши первые встречи я даже засматривалась на нее. Наверное, никогда не забуду, как она нежно гладила меня по голове своими теплыми ладонями. Как успокаивала и улыбалась мне.
С самого начала Беатрис мягко предупредила, что они корсиканцы и, удочерив меня, заберут с собой на остров. Это пугало. Даже сильнее, чем можно представить. Я же здание детдома толком не покидала, а тут нужно было куда-то лететь.
Только, пусть это и звучит, наивно, но пары встреч с этой женщиной хватило, чтобы я была готова лететь даже на край земли. Куда угодно, лишь бы с ней.
Первые дни на Корсике для меня были словно взрыв. Оказалось, что Камиль и Беатрис очень состоятельные и их дом по размеру практически такой же, как и все здание моего детдома. Только атмосфера, да и вообще все совершенно иначе. Даже имелись горничные и два повара. Я раньше такое видела лишь в фильмах.
А ещё я узнала, что у Камиля и Беатрис есть другие приемные дети — всего десять человек. После этого я жутко занервничала. В детдоме между детьми царила не совсем хорошая атмосфера. Да и я была слишком тихим ребенком. Боялась того, что надо мной опять издеваться будут, но, нет, тут меня приняли настолько хорошо, как даже представить нельзя.
Я на всю жизнь запомню тот момент, когда Беатрис завела меня в дом, а там в огромном холе плакаты, шарики и десять детей, которые встретили меня оглушающими приветствиями.
В тот день меня и приняли в эту семью. Именно тут я узнала, что такое настоящая дружба и сплоченность. Каково быть одним целым и друг за друга горой стоять в любой ситуации. Быть бесконечно счастливой, ведь я встретила настолько родных для себя людей. Мою семью.
И Камиля с Беатрис я обожаю. Самые лучшие родители во всем мире.
Иногда они могли быть строги, но лишь по той причине, что не желали, чтобы мы впустую прожигали свою жизнь. Нам давали шанс на будущее и следовало им воспользоваться. Поэтому нам нанимали репетиторов, водили на разнообразные секции и давали кое-какую работу по дому, чтобы мы не выросли совсем безрукими.
И даже это было незабываемо. Как мы друг друга подтягивали в определенных предметах, вместе стригли газон, поливали деревья.
Этот дом являлся моим раем, но тогда я ещё не знала, что тут же встречу и свой ад.
Девять…
Он с самого начала выделялся среди других детей. Был старше меня на два года, но казался куда взрослее. Порой от него мурашки бежали по коже и от голубых глаз даже в таком возрасте веяло мрачностью. Жесткостью. Временами вовсе создавалось ощущение, что его взгляд даже страшнее, чем у Камиля.
Я не знаю, что тогда со мной происходило. Словно на каких-то инстинктах, я ощущала в нем, что-то похуже чудовища. Изначально даже спрятаться хотела, когда он находился со мной в одном помещении. И, по возможности, всегда уходила от него подальше.
Но другие братья и сестры его обожали. Тянулись к Девять. В какой-то степени он тут даже являлся кем-то наподобие лидера. Несмотря на то, что тут имелись ребята и постарше.
И судьба, к сожалению, распорядилась так, что именно с Девять меня связало с первого дня появления в этом доме.
Причиной этого являлось то, что я не знала ни корсиканского, ни французского, а Девять единственный из всех детей, кто хоть немного разговаривал на испанском.
Поэтому Камиль и приставил его ко мне.
Помню, что изначально пошла к Камилю и пыталась убедить его в том, что нечто подобное совершенно не обязательно. Меня ведь до жути испугала вероятность того, что мы с Девять теперь постоянно будем рядом друг с другом. Я же до этого и в одной комнате с ним находиться не могла. От его присутствия кожу пронзали иглы и даже когда я видела, что Девять шел по тому же коридору, что и я, всегда неминуемо сворачивала куда-нибудь. Сбегала. Все, что угодно лишь бы с ним не столкнуться.
Но, поскольку у меня не было весомых аргументов, Камиль от своего решения не отказался.
А меня ещё сильнее стало прошибать страхом. Особенно, когда в тот вечер Девять пришел в мою спальню. Он сел на край моей кровати, окинул комнату медленным взглядом и… заговорил со мной.
Стоит учесть, что с другими моими новыми братьями и сестрами мне было куда проще. Пусть из-за языкового барьера мы и не могли общаться, но несмотря на это мы уже начали сдруживаться, вместе веселиться и взаимодействовать. Только, все же до этого дня я на Корсике могла разговаривать только с Камилем и Беатрис.
А тут ко мне на испанском обратился Девять. И насколько же непривычными были эти первые мгновения.
Я уже толком и не помню себя в те минуты, но в сознании жестко отобразилось то, как эмоционально меня ошпарило. С одной стороны Девять все ещё пугал. Настолько, что по коже скользил озноб. И чувство того, что он на самом деле ужасен, никак не отпускало, от чего нахождение с ним в одной закрытой комнате, углями проходило по мыслям, но все же я слушала его с замиранием. Практически не дыша.
Девять спросил меня о моей прежней жизни и я робко отвечала. Осмелившись, задала несколько вопросов насчет этого дома и Корсики.
Я не могу утверждать, что в тот вечер смогла рядом с ним расслабиться, но общаться с Девять оказалось интересно. Я ловила каждое произнесенное слово, хоть и его знание испанского было далеко не идеальным. Я даже неожиданно для себя засмеялась, когда Девять перепутал кое-какие слова, из-за чего фраза получилась до жути нелепой.
Правда, мой смех тут же оборвался. Я испугалась, что мне сейчас влетит за смех над ошибкой, но Девять лишь приподнял бровь и спросил какое слово произнес не так.
Впоследствии, мы даже договорились, что я помогу ему улучшить испанский, а он меня научит корсиканскому и французскому.
Так и началось наше взаимодействие.
Позже я узнала, что в своих инстинктах и страхах по отношению к Девять не ошиблась. Он и правда никогда не являлся хорошим. Скорее ужасным, но лишь за пределами дома. То есть, в школе его боялись и явно не просто так, но в семье Девять никогда и никому ничего плохого не делал. Наоборот, являлся тем братом, который всегда поможет и за тебя порвет. Поэтому его тут и обожали. На него ровнялись. Даже в этом проявлялась безграничная целостность нашей семьи.
Изначально мы с Девять проводили вместе очень много времени. Конечно, мне понадобилось несколько дней, чтобы привыкнуть к нему и наконец-то перестать трястись от страха. Закончилось это тем, что мы рядом друг с другом были чуть ли не с утра до ночи.
Доходило даже до того, что Беатрис ночью заходила в мою спальню и прогоняла Девять в его комнату, говоря, что вообще-то уже поздно и пора спать.
Но на следующее утро он вновь приходил ко мне. Или я бежала в спальню Девять. Иногда даже прыгала по его кровати, пытаясь таким образом разбудить. Наверное, это была не самая лучшая идея, ведь пару раз я мощно так падала на него. К счастью, из-за разницы в весе особого вреда не наносила, но однажды при падении я локтем случайно врезала ему куда-то, так, что Девять от боли даже скрутило. Это сейчас я понимала, куда именно ударила, а тогда он мне этого не сказал. Я ещё и до жути глупые вопросы задавала, но после этого прыгать по его кровати все же перестала.
Так и получилось, что тот, кого я больше всего боялась, в итоге стал тем, с кем я проводила все свои дни.
Позже, подучив корсиканский, я могла больше общаться с другими братьями и сестрами. Но Девять часто приходил и забирал меня, а я тут же бежала за ним. В конце концов, насколько бы сильно я не любила остальную часть семьи, но Девять стал для меня особенным.
Сейчас я уже сожалела о том времени. Понимала, что именно в этот период начала влюбляться в него. Была отравлена Девять. Ведь изначально даже эти детские, наивные эмоции, являлись строго ненормальными.
Особенно, если учесть то, что к подобным темам в этом доме относились достаточно строго. То, что мы приемные являлось закрытой темой. Камиль и Беатрис воспринимали нас исключительно, как родных. И мы в этой семье росли именно с таким пониманием.
По этой причине я лишь в пятнадцать узнала, что вообще-то не все дети приемные. Как раз Девять и Коум, который шел седьмым по счету, являлись родными сыновьями Камиля и Беатрис.
Тогда у меня мир пошатнулся. Изувечивая сознание мыслями, я настойчиво пыталась вспомнить хотя бы один случай, когда родители хоть как-то выделяли именно своих родных сыновей. Только, ничего подобного не было. Всегда они ко всем относились одинаково. Да и сами Коум и Девять никогда не выказывали того, что они чем-то отличаются от остальных.
И я как паршивая овца рушила устрой этого дома своими чувствами. Естественно, я про них молчала, а годы шли. Мы взрослели и ломать становилось сильнее. Особенно, когда у Девять начали появляться девушки. По нему многие сохли. Даже вешались и, вроде как я являлась его сестрой, но, видя рядом с ним очередную девушку, реветь хотела. В те годы чувства причиняли такую боль, что, казалось, даже убивали. Медленно, но изощренно и особенно мучительно.
Временами мне казалось, что я могу с этим совладать. Убеждала себя в том, что Девять важен мне именно, как брат и в такие периоды мы даже вновь более менее нормально общались. Но стоило мне увидеть его с новой девушкой, как меня вновь изнутри безжалостно разрывало.
Годами все было слишком хлипко, пока полгода назад окончательно не разрушилось. Рухнуло и теперь я получала последствия этого.
Теперь об отношениях брата и сестры не могло быть и речи. Прежнего уже точно не вернуть и счастливой семьей не стать. Не нам с ним.
Но, черт, как? Почему я до сих пор его любила? Разве в первую очередь не именно эти эмоции должны были сгореть?
Как можно любить того, кто с такой силой твоей боли и страданий желает?
Сжимая ладони в кулаки, я ими ударила о кафель. Нет, пусть Девять идет к черту. С этого дня все будет обоюдно. Я так же буду ненавидеть его всей душой.