Дейр

Серия: Необузданная сторона — 3 (Одни герои)

Переводчики: Алекс (1–4); Екатерина Д. (5, 6, 12); Елена Ч. (7, 8, 13);

Анна Б. (9-10); Иришка К. (11, 14, 15 и эпилог)

Редактор: Evgeniya A

Обложка: Wolf A.

Вычитка: Екатерина Д.

Переведено для группы: Золочевская Ирина || Б. Б. Рейд

ГЛАВА 1

Я попробовал еще раз.

Пытался уйти от нее, оставаясь занятым.

Но на этот раз все было по-другому, бремя ее отсутствия еще больше усилилось горечью постоянства.

Тем не менее, я попробовал.

Сначала я вел свой новообретенный социальный календарь.

Я ходил к Тернеру два раза в неделю, чтобы поговорить и выговориться. Это действительно помогло; его компания была мне полезна, но только до тех пор, пока я снова не оставался один, со своими мыслями и этим сокрушительным чувством потери.

Был вторник, через несколько недель после письма, и мы пили кофе, пока он слишком много говорил (чтобы отвлечь меня), и я позволил ему это.

На нем были спортивные штаны и красная облегающая футболка с изображением Тириона Ланнистера с надписью imp, его руки загорелые и выпуклые, настолько большие, что мне захотелось снова пойти в спортзал, как только я выйду из его дома.

— Теперь ты едва можешь прийти ко мне домой, — пожаловался он после того, как Кенди наконец оставила нас одних и вернулась в свой офис. Она сидела рядом со мной на кушетке перед столом Тернера, в течение целых пяти минут пробуя еще больше своих откровенных нападок.

Я только отмахнулся от этого, даже не краснея. Я привык к ней.

— Тебе удалось заполучить Кенди, черт возьми.

— Мне? — недоверчиво спросил я. — Ты собираешься обвинить меня в этом? Это ты задаешь ей все эти гипотетические вопросы о том, чтобы трахнуть меня.

Он выглядел задумчивым.

— Ты делаешь доброе дело. С этого момента все мои новые помощники должны будут доказать, что они понимают слово «гипотетический», прежде чем они получат эту работу.

— Кенди уже уходит?

— Я думаю да. Она ненавидит свою работу, и она ужасна в ней. Я даю ей еще две недели, прежде чем она уйдет по собственному желанию.

Я просто покачал головой, смеясь.

Не в первый раз он начал выдвигать теории о том, что случилось с Ирис, и я тоже, но мы оба были писателями художественной литературы, поэтому было ясно, если это не было сказано, что мы не должны доверять нашим собственным надуманным убеждениям и идеям.

— Бьюсь об заклад, это что-то связано с секс-торговлей. Она принадлежит некоему шейху, а этот ублюдок в «Ягуаре» был нанят, чтобы следить за этим имуществом.

Мне действительно не нравилась эта теория.

Он выдвинул несколько, и ни одна из них мне не понравилась, но эта определенно была наименее интригующей. Фактически, мое сверхактивное воображение изобразило это в картину, от которой мне стало немного плохо, еще до того, как он закончил.

Настолько плохо, что я начал возражать против этого.

— В этом нет смысла. Что-то с этим парнем не так. Он ненавидит меня, и однажды я видел, как она поцеловала его в щеку. И он коснулся ее волос.

— Ну, блядь. Может, она из ФБР, ЦРУ или чего-то в этом роде. Тот удар, который она нанесла Тэмми, был довольно крутым.

— Может быть. У меня только что сложилось очень отчетливое впечатление, что чем бы она ни занималась, она, похоже, не желает участвовать. Казалось, она убегает от него. И ей было страшно. Она призналась мне в этом. И, по твоему мнению, она слишком молода, а это слишком рано, чтобы служить в ФБР или ЦРУ.

— Не обязательно, но я признаю суть дела. Как насчет того, что ее заставили быть дорогостоящей проституткой, а этот блондин — ее сутенер?

— Думаешь, она станет целовать сутенера в щеку?

— Стокгольмский синдром.

— Я же говорю, с ним какие-то личные счеты. Он яро ненавидит меня. Я мог сказать это по взгляду.

— Ну, я уверен, он мог сказать, что ты ненавидишь его тоже. Не могу винить парня за ответ.

— На чьей ты вообще стороне?

Его ярко-голубые глаза смеялись надо мной, даже когда он пытался сохранять невозмутимое лицо.

— На твоей. Блин. Просто пытаюсь найти ответы и, возможно, подыскиваю новую историю для книги.

Я указал на него.

— Не смей писать об этом.

Он ухмыльнулся, как будто собирался сделать все, что ему угодно. Он всегда так делал.

— Может, она связана с мафией. Эй, я кажется знаю. — Он щелкнул пальцами, и его лицо оживилось.

Он был слишком взволнован этим.

— Ее отец — босс мафии, этот блондин — ее телохранитель, и он влюблен в нее. Она ушла, потому что не хочет, чтобы ты был связан с «семьей». Ее отец, вероятно, убил бы тебя, если бы узнал о тебе.

Конечно, это меня не волновало, но это казалось таким же верным предположением, как и все остальное сказанное до этого. Догадка. Это было чертовски неприятно, потому что я начинал сомневаться, что когда-нибудь получу какие-либо реальные ответы.

Он покачал головой, изобразив насмешливую гримасу жалости.

— А ты, бедный ублюдок, ты влюбился в какую-то дикую молодую девушку, которая только решала проблемы своего отца на твоем восторженном члене.

— Должен сказать, я никогда не думал, что снова влюблюсь в кого-то. Не думал, что это во мне вообще есть. — Я видел его приподнятые брови. — Ой, стой. Тебе видней. Представление о том, чтобы быть влюбленным и любить, идея о том, что два человека могут так увлечься друг другом и иметь это устойчивое чувство, я не знаю, я просто где-то потерял веру в это.

— Это чертовски удручает, чувак. Что за хрень? Ты в своем уме?! Не требуется детектива, чтобы выяснить, где именно ты ее потерял.

Я моргнул, ожидая, что он продолжит.

Он усмехнулся, явно собираясь сказать что-то возмутительное.

— В скупой распутной киске твоей бывшей жены… вот та тонкая деталь, которую я пытаюсь изобразить.

Ошеломленное выражение моего лица, казалось, побудило его добавить:

— Ты потерял веру в романтическую любовь после двадцати лет, когда эта сука была поймана с поличным.

— Это так хреново, — выдохнул я.

Я не мог перестать качать головой и смеяться.

У этого человека не было фильтра ни для его извращенного мозга, ни для его возмутительного рта.

— Тернер, у тебя на первой линии Пеппер! — крикнула Кенди из другой комнаты.

Он закатил глаза.

— Приехали. Вот пиздец. Пеппер — старая помощница, звонит мне хотя бы раз в неделю, чтобы сказать, что я проиграл, когда закончил с ней отношения. Не в обиду, но она читала бы мне лекции часами, каждую неделю, если я ей позволю. Смотри.

Он поднес телефон к уху, выслушал несколько предложений, затем сказал:

— Кенди могла бы воспользоваться некоторыми твоими советами. Хочешь с ней поговорить? — он зажал трубку рукой и крикнул: — Кенди! Пеппер на первой линии, хочет поговорить!

Кенди издала недовольный визг в другой комнате.

— Ты ублюдок! — крикнула она, но через несколько секунд я услышал, как она разговаривает по телефону с Пеппер.

Тернер ухмыльнулся.

— Работает каждый раз. Женщины любят заводить друг друга.

— Пеппер [прим. пер. Перец]? Почему ее зовут Пеппер? — спросил я.

— Поверь мне: ты не захочешь знать.

Я действительно доверял ему в этом. По иронии судьбы, я начал доверять ему во многих вещах.

Тернер оказался для меня хорошим другом и всегда меня сильно отвлекал, но как только я оставался один, я снова становился одержимым Ирис.

Как можно влюбиться в человека, которого на самом деле не знаешь? Кого-то, кто кормил вас только ложью?

Кого-то, кому ты знаешь наверняка, что нельзя доверять?

У меня было двоякое мнение по этому поводу: с одной стороны я не мог так слепо доверять и идти на поводу.

С другой я не мог не обращать внимание на логику, не заботясь о последствиях, пока у меня было то, что мне было нужно.

Женщина, которая мне была нужна.

И этот ход мыслей был бесполезен, потому что, в конце концов, все вышло из-под моего контроля, включая мое собственное сердце.

ГЛАВА 2

ПЯТЬ НЕДЕЛЬ СПУСТЯ

Я как раз возвращался из спортзала, когда мне неожиданно позвонил фотограф Лурдес. У меня не было никаких планов с ней, поэтому я понимал, что это был светский звонок.

Мы немного дружелюбно поболтали, и на следующий день я попросил ее выпить чашку кофе. Вопрос просто возник, и она согласилась, ее тон был теплым и дружелюбным.

После того, как я повесил трубку, я подумал, что, черт возьми, со мной не так.

Но я не отменил предложение и обнаружил, что встречусь с ней на следующий день.

Мы говорили часами.

У нас было так много общего. На бумаге мы были идеальными вместе.

Кроме того, она была нокаутом во всех смыслах этого слова. Просто потрясающей.

У нее была естественная золотисто-коричневая кожа и темные загадочные глаза, которые были манящими и экзотическими. Я вспомнил, как она недавно говорила мне что-то о том, что наполовину испанка, наполовину француженка, и она предпочитала первое, с точки зрения внешности.

У нее был легкий акцент, который я не мог уловить, и который, по ее словам, был смешанным, потому что она много путешествовала и жила за границей. Это придавало всему, что она говорила, знойную атмосферу.

Она была на год старше меня, но на ее лице не было морщин. Она была одной из тех нестареющих женщин, которые сводили с ума других женщин.

Излишне говорить, что Тэмми всегда ненавидела, когда я делал с ней фотосессии.

На ней был белый сарафан с широким воротником и кокетливым подолом, который идеально подчеркивал ее загорелые декольте и ноги.

Она была поклонницей тренажерного зала, как и я, и это сказывалось в каждом ее гибком, подтянутом дюйме. Однако она не переборщила, сумев сохранить женственные формы вместе с мускулами.

Мы даже ходили в один тренажерный зал, хотя она ходила вечером, а я предпочитал утром. Мы когда-то говорили о тренировках вместе, но мы оба знали, что в противном случае это не будет обычным явлением.

Мы не нарушали чей-то график тренировок.

Сама идея была кощунственной, шутили мы.

Я по-настоящему, честно говоря, влюбился в нее, по-взрослому, до того как появилась Ирис и выкинула из моего мозга все чувства.

Теперь я обнаружил, что, какими бы хорошими ни были мы с Лурдес на бумаге, я просто не мог представить себе, как в ближайшем будущем вступлю в романтические отношения с кем-либо.

Несмотря на отсутствие этого желания, мое сердце уже было задействовано в другом направлении.

— Как там твои мальчики? — спросил я ее.

У нее было два сына, старшему — двадцать, младшему — восемнадцать. Они были ее гордостью и радостью, и она нежно улыбнулась этому вопросу.

— В целом очень хорошо. Оба посещают UNLV, хотя мой младший, Гюстав, не знает, на кого он хочет учится. Но это же нормально для первокурсника?

Не меня стоит спрашивать об этом, так как я понимал, что хочу стать автором с шести лет, но я подумал, что ей нужен общий ответ, а не конкретный.

— Думаю, что это совершенно нормально. Они уже разговаривают со своим отцом?

Раньше она рассказывала мне, что ее сыновья не разговаривали со своим отцом с тех пор, как она рассталась с ним больше года назад.

Она закусила губу и покачала головой.

— Нет. Они держаться нейтрально от него. Оба клянутся, что никогда больше не захотят его увидеть. Я не знаю, что с этим делать. Я терпеть не могу своего бывшего мужа, но никогда не говорила им плохого слова о нем. Ни одного резкого слова. Фактически, они слышали только, почему мы разводимся, и то он рассказал им об этом, потому что пытался настроить их против меня. Мой старший, Рафаэль, выбил из него за это дерьмо.

Я моргнул. Я впервые услышал об этом. Я знал, что ее бывший ей изменил, знал, что у нас есть что-то общее, но она никогда не рассказывала мне подробностей.

— Зачем ему использовать обман, чтобы настроить их против тебя?

Она покраснела, внезапно почувствовав себя крайне неудобно.

— Я не хочу тебе говорить. Ты подумаешь, что я рехнулась.

Конечно, это заинтриговало меня вдвойне.

— Что ж, теперь ты должна мне рассказать.

— Обещай, что не осудишь меня? — спросила она, прикусив пухлую нижнюю губу.

— Обещаю. Я рассказывал тебе о моей бывшей жене, которая глубоко заглатывала своему новому жениху в моей истории у входа, так что это честно.

Она поморщилась.

— Ага, помню. Но ты же не сошел с ума, когда увидел это, правда?

— Неа. Я уехал на несколько дней, затем вернулся, выгнал ее из дома и подал на развод.

— Это вполне разумный ход. Моя история совсем не такая. Даже не близко.

Она остановилась, а я просто выжидающе смотрел на нее.

— Ну, сначала я должна упомянуть, что это был День святого Валентина, когда я застала его.

— Что за задница, — вставил я.

— Да. Что за задница. Он позвонил мне в День святого Валентина, как раз в тот момент, когда трахал мою бывшую лучшую подругу. Я все это слышала, узнала его и ее голос, они называли друг друга по имени, улавливала все шумы. Все. К сожалению, это была очень хорошая связь.

— Вау, — произнес я.

— Ага. Вау. И вот он пришел домой, немного позднее, словно ничего и не произошло, словно он делал уже так сто раз до этого, а я уверена так и было. Он зашел в дом, принял душ, и только потом я поняла, что он делал так годами.

Я скривился, гадая, сколько раз Тэмми, должно быть, изменяла мне, прежде чем я понял.

— Поэтому я схватила Fabuloso и распылила его на гладкий мраморный пол в ванной.

Я закусил губы, чтобы не улыбнуться.

Она кивнула, видя, что я знаю, к чему все идет.

— Да. Он вышел из душа и полетел вниз, разбил голову об стойку и упал задницей на пол, голый. Тогда я поднесла ему ремень, сначала пристегнула его.

Она снова кивнула, когда увидела, что мои глаза расширились.

— Да, знаю. Психологический ход. Я выбила из него все дерьмо, а затем выгнала его голым из дома. По крайней мере, никого из мальчиков не было рядом, поэтому они не знали, пока он им не сказал.

Я начал смеяться.

— А потом твой старший сын избил его.

— Ага. Взял его в город. Дважды надрал ему задницу, один раз его девушка это сделала, второй его собственный сын, а потом я развелась с ним. Ты думаешь, что я психопатка, не так ли?

Я сумел остановить смех, но не смог скрыть улыбку с лица. Я не думал, что она психопатка, даже отдаленно. На самом деле, я подумал, что это было довольно круто.

— Нет. Я считаю, что ты герой для женщин во всем мире. Любой мужчина, поступающий так с матерью своих детей, должен получить по законам. Нарушение обещаний должно иметь последствия.

— Согласна. И, по-видимому, мои сыновья тоже. Хотя они никогда не были с ним близки. Он был не совсем внимательным отцом. Он пропустил все школьные мероприятия, каждую их игру, но умудрялся ни разу не пропустить футбольный матч по телевизору. Я изнуряла себя, пытаясь заставить его проявить интерес к нашим мальчикам, но он просто не был таким отцом. Я думаю, им будет легче полностью перестав общаться с ним.

— Может, им просто нужно больше времени.

— Я на это надеюсь, хотя они оба уже взрослые мужчины, так что я не имею права голоса. Это они должны решить сами. Мой бывший звонит мне каждые несколько недель и ругается, что я их подталкиваю. А что мне остается делать? Они упрямы. Они принимают решение, и я не могу это изменить.

— Я думаю, это хорошо, что они так потрясены его поведением. Думаю, это означает, что ты вырастила хороших молодых людей. Принципиальные мужчины. Почему они должны прощать мужчину, который так поступил с их матерью?

— Потому что он их отец.

Я пожал плечами.

— Это его бой. Ты просто продолжаешь быть той матерью, которой тебе нужно быть, и позволяй им вести свои собственные битвы.

— Это хорошая мысль. Мне нужно заблокировать номер моего бывшего мужа.

— Я сделал это с Тэмми. Потом она стала приходить ко мне домой.

— Она все еще так делает?

— Слава Богу, нет.

— Ну, по крайней мере, это прогресс. Дает мне некоторую надежду на мою ситуацию.

У нас действительно было так много общего. Было жаль, что я был так одержим Ирис, что не мог видеть и даже думать о других женщинах.

Когда мы закончили, я проводил ее до машины. Это была серебряная Тесла (понимаете, что я имею в виду? Столько общего!)

Она слегка обняла меня, одним коротким нажатием на наши тела, и поцеловала меня в обе щеки. Мы попрощались по-дружески, и я случайно упомянул, что позвоню ей позже.

Я смотрел, как она уезжает.

Я нахмурил брови, когда заметил, что позади нее подъезжает темный седан. Окна были затемнены (незаконно), но я могу поклясться, что разглядел за рулем большого человека со светлыми волосами.

Мне было хорошо известно о моем сверхактивном писательском воображении, поэтому я быстро избавился от этой мысли.

Это просто не имело смысла.

После этого я довольно долго просидел в машине и попытался проанализировать, что я чувствую.

Разочарование.

Но почему? Чего я ожидал?

Ответ был нелегким, и когда он пришел, я почувствовал себя еще большим дураком.

Я ожидал увидеть ее. Ирис. В каком-то уголке своего разума я делал все это в надежде, что встреча с другой женщиной привлечет ее внимание, если она будет где-то поблизости.

По сути, я провел день, настраивая себя на разочарование и вовлекая в это кого-то еще.

ГЛАВА 3

Я с облегчением вернулся к своей машине. Меня не было всего неделю, но неделя с родителями на каникулах была больше, чем я хотел.

Неделя притворства, что я в порядке, что все нормально, что это развод заставил меня вести себя как робот — асоциальный, совершающий движения, тихий и застрявший в моей голове, если к нему прямо не обратиться.

Но, конечно, это был не развод. Я об этом больше не думал.

Это была Ирис. Вернее, ее отсутствие.

Мои родители вернулись к протоколу, ведя вежливые светские беседы. Они были цивилизованными и безупречно воспитанными. Они могли волноваться, но никогда не любили. Даже в детстве они всегда давали мне пространство, иногда даже по ошибке.

Получилось к лучшему. Мне не о чем было с ними говорить.

Но молчание заставило меня думать о большем. И думать тогда было для меня не лучшим делом.

Если посчитать, Ирис не было два месяца.

Это были тяжелые два месяца.

Два месяца тоски и горя.

Два месяца отрицания и скорби.

Насколько извращенным было осознавать, как сильно ты влюблен в почти незнакомого человека, только после того, как узнал, что она ушла навсегда? Возможно уже мертва. Наверное, мертва.

Я мог процитировать это загадочное последнее письмо от нее наизусть, но все равно не знал, как расшифровать его истинное значение.

Я больше не увижу ее.

Даже после того, как я прочитал это письмо сто раз, мне приходилось постоянно напоминать себе об этом.

У нее явно были какие-то серьезные проблемы, но она никогда не подпускала меня достаточно близко, чтобы помочь ей с этим.

Я был уверен, что смог бы спасти ее. Это была та часть, о которой я думал больше всего — о том, что если.

Что если она позволит мне помочь ей? Что если она останется рядом и позволит мне защитить ее?

Письмо явно подразумевало, что если я его получил, она, вероятно, была мертва, но я просто не мог принять это.

А что до того, чтобы двигаться дальше, то мне было не до этого. Вместо этого я жил и зацикливался, мечтал и фантазировал.

Я начал писать о ней все.

Я не хотел ничего о ней забывать. Ни одной крошечной детали.

Цвет ее волос. Глубину ее глаз. Форму ее челюсти. Как ее губы формировали слова с таким выражением.

Она слушала так, будто заботилась о каждом слове и давала советы не по годам.

Она заставляла меня чувствовать себя живым.

Все изгибы и впадины ее тела были записаны в моем сознании, а теперь и на моем жестком диске.

В каждой лжи было немного правды, и даже если бы мне ее скармливали мельчайшими порциями, я хотел, чтобы мне нужно было помнить настоящую Ирис.

Я поставил машину на стоянку и заглушил ее, посидел какое-то время, собираясь с силами, чтобы выбраться.

Я разгрузил машину. Два маленьких чемодана, очень аккуратных, как и все в моей жизни.

Теперь это было притворством, но я потратил много времени, чтобы привести свою жизнь в порядок.

В моем сознании, однако, царил хаос.

Перед тем, как навестить родителей, я привык составлять изнурительный распорядок дня для себя, без минуты простоя, и даже во время путешествий он никогда не прекращался. Мне нужно было всегда возвращаться сразу к нему.

Если бы я позволил себе потакать своим чувствам, я бы лег в постель и никогда не встал.

Я вошел в дом через прачечную. Затем направился прямо в свою спальню, но был остановлен на шагу в гостиную.

У меня была компания.

Нежелательная компания.

— Ты, — выдохнул я, чемоданы выпали из обеих рук и ударились о пол с двумя громкими, эхом ударами.

— Я, — согласился он.

Ублюдок из Ягуара.

В моем доме.

— Как ты сюда проник?

Он улыбнулся менее чем дружелюбной улыбкой.

— Это действительно вопрос, который ты хочешь мне задать?

Мне казалось, что мою грудь сжала сильно чья-то рука.

— Что с ней случилось?

Его рот горько скривился.

— Тебе вообще не все равно?

Я дрожал, так сильно хотелось мне его ударить.

Этот человек, ответственный за пропажу моей Ирис? Что он с ней сделал?

Я изо всех сил старался сдержать свой гнев.

— Да. Да, мне не все равно. — Я тяжело сглотнул, пытаясь вытеснить следующую часть. — Пожалуйста, я тебя умоляю. Расскажи мне, что с ней случилось.

Он покачал головой.

— Я не могу этого сделать, — сказал он, и тут я потерял контроль, атаковав его там, где он сидел, мой кулак дважды ударил его в живот, прежде чем он успел среагировать.

Теоретически я знал, как сражаться, но я никогда не использовал эти навыки всерьез в реальной жизни.

По-настоящему было намного труднее, и этот ублюдок, очевидно, знал, что делал.

Он двигался так быстро, что я оказался в ловушке, прежде чем понял, что он движется. Я снова и снова сильно ударил его локтем, ярость придала мне силы и неспособность почувствовать нанесенный мне удар.

Он сжимал мою шею все сильнее и сильнее, пока я не почувствовал, как мое зрение затуманивается, а мои конечности расслабляются.

— Думаешь, это поможет ей? — прорычал он мне в ухо. — Ты думаешь, борьба со мной приблизит тебя хоть на шаг к выяснению того, что с ней случилось?

Я покачал головой и попробовал вырваться из его хватки. Наконец, столкнувшись с локтем об пах, он выпустил меня с проклятием.

— Ты сказал, помочь ей? — я ахнул, отшатываясь.

Я быстро ухватился за эту часть.

— Она в порядке? Она… жива?

Он покачал головой, и мне потребовалось все, чтобы удержаться от нападения на него снова.

— Я ничего не могу тебе сказать. Я должен тебе показать. Если она тебе действительно небезразлична, ты пойдешь со мной без всяких вопросов.

Я не колебался.

— Отлично. Пойдем.

— Оставь свой телефон. Я поведу.

Я вытащил телефон из кармана и бросил его на диван.

— Где твоя машина?

— Сразу за воротами. Ты сядешь сзади. Нельзя, чтобы ты видел, куда мы едем. И сначала мне нужно тебя обыскать.

Я позволил это ему, подняв руки, и думая о том, как хорошо будут выглядеть мои руки на его шее.

Он выпрямился передо мной, когда закончил, и усмехнулся, хотя его светлые глаза остались холодными. Ублюдку нравилась моя антипатия. Он был молод, лет двадцати пяти, если я не ошибаюсь, но что-то в его глазах подсказывало мне, что он видел и делал то, о чем я когда-либо писал.

Ублюдок был высоким, может быть, на дюйм выше меня. И больше, чем я думал, мускулистый и широкоплечий. Наверное, на пятнадцать фунтов перевесил меня.

Я действительно ненавидел это.

Это была небольшая прогулка, и, когда я последовал за ним, глядя на его спину тусклыми глазами, я не мог не ткнуть его.

— Ты же знаешь, что она меня любит, верно? Я не знаю, что у тебя с ней, но она хочет меня. Она принадлежит мне. Я заклеймил каждый сантиметр ее тела.

Он не сказал ни слова, просто развернулся и ударил меня кулаком в челюсть.

Я отшатнулся, но оправился, злобно направив левый хук прямо в его зубы.

Он пригнулся, и я попал ему в правый висок.

— Заткнись, черт возьми! — взревел он, светлые волосы упали на его безумные глаза, он сжал кулаки, и выглядел так, будто снова хотел напасть на меня. — Если ты снова так о ней заговоришь, я тебя прикончу, понимаешь? И я, черт возьми, не дам тебе никаких ответов.

Я ничего не сказал, просто кивнул, чтобы он продолжал идти.

У меня не было ни единого цивилизованного слова, чтобы сказать ему, так что лучше было промолчать.

У меня было много опасений по поводу того, чтобы сесть в фургон без окон, управляемый ненавидящим меня человеком, но я едва остановился перед тем, как сесть в него.

Я знал, что, возможно, это была самая глупая вещь, которую я когда-либо делал, но какой у меня был выбор?

Если у меня был шанс узнать, что с ней случилось, я должен был им воспользоваться.

На пассажирском месте не было даже сиденья, оно было полностью загорожено от кабины водителя.

По сути, я вошел в движущуюся клетку.

Он начал ехать, когда я сел. Он был маньяком-водителем, который входил в повороты с такой силой, что заставлял меня скользить по полу, ускоряясь так быстро, что я врезался в заднюю дверь.

И это была не короткая поездка.

У меня не было возможности отслеживать время, но, должно быть, прошли часы, прежде чем он начал замедляться, затем резко повернул и остановился.

У меня было достаточно времени, чтобы пожалеть, что я надел костюм, чтобы уехать из дома родителей. Но у них это было привычкой. Никаких джинсов для Мастеров, нет. И всякий раз, когда я шел домой, мне приходилось притворяться одним из них, хотя на самом деле я проводил большую часть своего времени в поту перед ноутбуком.

Я развязал и, наконец, снял галстук, расстегнул три верхние пуговицы моей белой классической рубашки и снял темно-серый пиджак.

— Как долго мы ехали? — спросил я, когда он открыл заднюю дверь и уставился на меня.

— Я не собираюсь тебе отвечать, и даже не пытайся подсчитать. Чем меньше ты знаешь, тем лучше. Во всяком случае, мы еще не приехали. Это просто остановка.

Он кинул мне бутылку воды.

— Попей.

Я поймал воду. Он снова закрыл дверь.

Было около трех часов дня, когда мы уехали, а солнце уже начинало садиться. Я предположил, что сейчас примерно четыре часа езды.

Прошло еще несколько часов. Много часов.

Все это время мои мысли неслись куда-то.

Я немного поспал, прислонившись к борту фургона, мой пиджак прижимался к виску как самая бесполезная подушка в истории.

Даже во сне мне снилась Ирис.

Куда мы ехали? Невозможно было сказать, но когда я вначале считал повороты, имея некоторое представление о том, где мы находимся, я подумал, что мы направлялись на восток из города.

На мой взгляд, к этому моменту мы были где-то в Юте, но, опять же, это были самые смутные предположения.

Фургон, резко остановился, снова разбудив меня, а когда задние двери открылись, все было в темноте.

Он бросил мне еще одну бутылку воды и протеиновый батончик, сказал мне заткнуться, прежде чем я заговорил, и снова закрыл дверь.

Больше езды. Больше сна. Двери открылись на этот раз в ярком утреннем свете.

— Приведи себя в презентабельный вид. Не хочу, чтобы ты выглядел из-за этого как неряха. После этого повернись и вернись ко мне. Хочешь сделать это, тогда позволь мне завязать тебе глаза. Мне не нужно, чтобы ты видел какие-либо чертовы подробности.

Я провел рукой по волосам, приглаживая их назад, затем принялся за пуговицы на воротнике, наблюдая за ним, чтобы увидеть, серьезно ли он относится к тому, чтобы придать мне презентабельный вид.

— Снова надень галстук и пиджак, — приказал он мне.

Я сделал то, что он сказал, живо представив себе, что все это время причиняю ему телесные повреждения.

Я попятился к нему на коленях.

— Мне нужно в туалет, — сказал я ему.

Он натянул мне на голову тканевый мешок и крепко застегнул наручники на моих запястьях.

— Минута. Если ты не предпочитаешь помочиться на шину, поблизости есть настоящая уборная.

Я надеялся, что он имел в виду буквально эту мелкую часть.

По логике вещей, я знал, что мне следует волноваться, и в некоторой степени волновался. Но чувство, которое управляло мной в тот момент, было предвкушением, потому что, наконец, я получил несколько ответов, и это было намного сильнее, чем любое беспокойство, которое я чувствовал за себя.

Что меня здесь ждало? Что я узнаю, и смогу ли я жить с ответами? И, если случилось самое худшее, действительно ли я хотел знать?

Он схватил меня за плечо и повел по гравию на тротуар, от солнца в тень.

Я слышал, как он вставляет ключ в замок, а затем он рявкнул, чтобы я вошел внутрь.

— Иди в ванную, а потом оставайся на месте. Сделаешь шаг из этой комнаты, и пожалеешь об этом.

Он расстегнул мои наручники, и я услышал, как за мной захлопнулась дверь.

Я снял сумку с головы, оглядываясь по сторонам.

Это был старый гостиничный номер. Я направился прямо в ванную комнату, использовал ее и исследовал, выглядывая в окно, которое было покрыто инеем и, очевидно, заперто на засов.

Вся установка была до крайности жуткой. Как раз из тех мест, куда тебя отвозят, чтобы прикончить.

Я проверил свою внешность в зеркало и подумал, что у меня неплохо получилось, учитывая все обстоятельства. Костюм лишь слегка помялся, волосы растрепаны, но не более, чем обычно. Глаза лишь слегка налиты кровью, но не так уж и страшно. Небольшой синяк на челюсти, но ничего.

В комнате не было телефона, но был будильник, показывающий десять минут восьмого.

Между двумя двуспальными кроватями стоял старинный телевизор, и, подождав тридцать минут, я включил его. Оказалось, что у него действительно хороший набор каналов.

Я закончил смотреть одно из реалити-шоу, которое любила Ирис. Оно называлось «Моя большая цыганская свадьба», и это было ужасно.

К сожалению, то, как плохо это звучало, заставило меня еще больше по ней скучать.

Примерно через час после того, как меня оставили в комнате, дверь открылась. Этот светловолосый сукин сын просунул голову внутрь с обычным взглядом.

— Выключи это дерьмо, — прорычал он и снова закрыл дверь.

Не прошло и минуты, как я услышал его слабый голос снаружи снова, хотя, судя по его ровному, не враждебному тону, он явно не разговаривал со мной.

— Привез тебе кое-что, — произнес он.

Последовала долгая пауза, затем мягко ответил более тихий, слабый голос.

Что-то в этом голосе заставляло меня встать, дыхание стало прерывистым, сердце колотилось в груди.

— Иди внутрь и посмотри, — ответил ублюдок.

Я смотрел на дверь, напрягшись в ожидании.

Руки липкие и трясутся.

Наконец, к счастью, дверь открылась. Она медленно заскрипела, открываясь шире, и зрелище, которое наполнило комнату, чуть не поставило меня на колени.

— Ирис, — выдохнул я.

Там стояла Ирис.

Она выглядела иначе.

На ней были серые спортивные штаны и очки в толстой оправе, ее светлые волосы были заплетены в косу на набок и спадали ей на плечо. Ее лицо было чистым от макияжа и таким же красивым, как всегда.

На вид ей было лет пятнадцать, в такой одежде. Это было тревожное событие, но оно было полностью омрачено взрывом чистой радости в моей груди при виде ее.

Она была цела и жива. Цела и невредима.

По иронии судьбы, она казалась еще более потрясенной, увидев меня, прикрыв руками рот, когда она ахнула.

— Дейр, — всхлипнула она, затем побежала вперед и бросилась мне в объятия.

Руки были готовы к ней. Я поймал ее, крепко прижимая к себе, уткнувшись лицом в ее волосы.

Она повернулась ко мне лицом, с закрытыми глазами, скосив очки, дрожа всем телом, и обняла меня за шею.

Я поднял ее, и она обхватила мои бедра ногами.

Я опустил рот, чтобы коснуться ее дрожащих губ.

— Господи, разве ты не можешь сделать это не при мне? — зарычал ублюдок. — Ты уже заставляешь меня сожалеть об этом.

С этими словами он хлопнул дверью, и я слышал, когда он закрыл наружный засов.

Я понятия не имел, почему, но он запер нас вместе.

ГЛАВА 4

Я сделал прерывистый вдох и нетвердо отступил назад, садясь на кровать.

Я усадил ее между ног, раздвинул ее мешковатую толстовку, чтобы обнажить ее красивую фигуру, затем поднялся выше, до ребер прямо под грудью.

Ее пот капал на бедра, и один взгляд на ее исхудавший торс (и мое очень точное воспоминание о ее теле) сказал мне, что она немного похудела.

Меня это беспокоило, но я не спросил об этом.

Я не был уверен, что готов услышать ответ. Я знал, что он не будет положительным.

Я уткнулся лицом в ее теплый живот, вдыхая ее сладкий, знакомый аромат.

Я не совсем уверен, что бы я сделал (вероятно, накинулся на нее и начал бы трахаться, как животное), если бы она не плакала, не дрожала и не прижимала меня к себе, как будто она никогда не подумала увидеть меня снова.

И повторять мое имя снова и снова, как будто это была ее сокровенная молитва.

Внутри каждого мужчины существовали две натуры, и никогда еще мои двойственные темпераменты не были более очевидными, чем сейчас.

Я чувствовал в равной степени нежность и голод.

Любовь и низменное желание.

Облегчение и разочарование.

Я затащил ее на кровать, положил на спину и залез на нее, положив голову ей на грудь, твердый, конечно, голодный, конечно, но я контролировал это, но ненадолго.

Вместо этого я держал ее.

Это началось медленно, осторожно, с прикосновения. Просто легкие как перышки — сначала. Мои руки двигались вдоль ее бедер, вверх по бокам, слегка сжимая, чувствуя нежность.

Прикосновение воспоминания, когда я полностью не ощутил, что она снова здесь, в моих руках.

Я поднял и согнул ее ногу вокруг себя, поглаживая ее по всей длине, моя щека покоилась на ее груди, ухом к ее сердцу. Я оставался приклеенным, пока мои руки блуждали, заново знакомясь с каждой ее гибкой, сочной частичкой.

Она была похожа на кошку; она любила, когда к ней прикасались. Она выгибалась в моих руках, пока я гладил ее с головы до пят.

— Ты в порядке? — спросил я, растирая одной рукой мягкие круги на нежной коже под ее коленом. — Этот ублюдок… делал тебе больно?

Она один раз глубоко ахнула, затем испустила дрожащий вздох.

Я взглянул и увидел, как она осторожно сняла очки и положила их на тумбочку.

Что-то в этих очках пощекотало какую-то взволнованную часть моего мозга, но я был слишком отвлечен именно тогда, чтобы сосредоточиться на этом или даже полностью сосредоточиться на том, чтобы беспокоиться об этом.

— Нет, Дейр, — вздохнула она. — Он меня не обидел. Но мы не можем говорить о нем. Мы не можем ни о чем из этого говорить, даже если ты когда-нибудь захочешь отсюда уехать.

— Тссс. Теперь все в порядке. Мы оба отсюда уедем, скоро. Я найду способ.

— О, Дейр, — прошептала она нежным и раздраженным голосом. — Я бы хотела, чтобы все было так просто.

— Все так и есть. Я отвезу тебя домой.

— Ты хоть знаешь, где мы находимся?

— Нет. А ты?

Она покачала головой, широко раскрыв глаза, приоткрыв губы в приглашении, которому с каждой секундой все труднее сопротивляться.

— Не волнуйся, дорогая, — прошептал я, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. — Я тебя понял.

Поцелуй был горячим и диким, ее мягкие губы подались, но каким-то образом это означало, что они хотели большего. Как и моя сила воли. Они отобрали у меня это начисто.

Я застонал, сунув язык ей в рот, беря, грабя, ища то, что я мог бы получить, пока она была здесь, со мной, прежде чем она снова ушла и забрала с собой еще один кусочек меня.

Я отстранился от нее, глядя из-под отяжелевших век на ее рот. Ее губы опухли.

Это зрелище сводило меня с ума.

Я хотел прямо сейчас войти в нее. Я отчаянно желал этого.

Я потер щетиной ее покрытые синяками губы, подбородок и напряженную шею.

Я нащупал ее растрепанную косу, а затем принялся за работу, расплетая ее, проводя по ней руками, массируя ее кожу головы, пока она не обмякла.

Я расточил свое нежное, обожающее внимание на нее, с головы до пят, все еще полностью одетый, с нежностью раскаиваясь в том, что должно было произойти, потому что я знал, что этого не будет, не может быть, ничего похожего на нежность, когда мы впервые встретились за долгое время.

После того, как я закончил целовать каждый из ее очаровательных пальцев ног, я поднялся вверх по ее телу, чтобы погладить ее мягкую грудь, проведя кончиками пальцев по ее чувствительным соскам, наполняя ею свои ладони, пока она не начала задыхаться, выгибая спину.

Я подтянул ее кофту к воротнику, обнажил ее ладонями, ее сиськи цвета коралла толкнулись в мои руки.

Я опустил к ним губы и так легко провел ими по ее коже, на что она стала умолять меня пососать ее. Я ласкал напряженный сосок, втягивая его в рот, нежно посасывая снова и снова.

Она начала повторять мое имя.

С таким же успехом я мог умереть и попасть в рай.

Я двинулся вниз по ее телу и стянул с нее трусики.

Я ничего не мог с собой поделать, когда снова поднялся, я остановился на ее лоне и начал лакать.

Она схватила меня за волосы, упираясь пятками в кровать, чтобы глубже просунуть мой язык. Я положил руки ей на бедра и погрузился в ее киску.

Я не рассчитал время, но даже в этом случае я был уверен, что она кончила меньше, чем через минуту, потому что комната наполнилась ее громкими криками, и я, задыхаясь, отстранился, выпрямляясь и нависая над ней.

Я начал снимать с нее толстовку, пока она держалась за мои руки.

Мне было все равно. У меня был доступ и визуализация всего, что мне было нужно. И я был слишком отчаян, чтобы ждать еще.

Я схватился за нижнюю часть ее бедер, подталкивая их высоко, когда толкнул свой член к ее гладкому входу.

Когда мой кончик вошел, я толкнулся, проникая глубже, ища ее самый центр каждым ноющим нервом в моем теле.

Это было так давно. Слишком долго только с моей рукой и только мыслью о ней для облегчения.

Переходить от такого малого ко всему, до единого греховного дюйма ее тела сразу, сжимая тиски вокруг меня, было почти чересчур.

Поначалу я удерживал самую скудную унцию контроля, но ненадолго.

Удерживая ее крепко, я положил ее лодыжки себе на плечи и стал вколачиваться все глубже, глубже, глубже, пока ее тело не начало извиваться.

Я остановился на входе. Один из ее криков был выходом за рамки безумия и паники.

— Слишком много, Ирис?

Она не ответила. Даже ее крики прекратились. Она просто лежала подо мной, дрожа.

Я мог бы воспользоваться ответом.

Без него я вернулся к дыханию ртом, тяжело дыша, пока интенсивно и грубо вколачивался в нее.

Я наблюдал, как мой член выходил из нее, а затем снова входил, мои жестокие толчки становились тяжелыми и неровными в попытке удержать от увеличения моего темпа.

Я изо всех сил старался, но ее не было со мной, когда я достиг оргазма и пролился глубоко внутрь нее.

Я вытащил член, и она скорчилась, неудовлетворенная, как будто не кончила всего несколько минут назад мне на язык.

Мне даже не потребовалось время на восстановление. Я все еще был тверд после нашего соития, и мне уже казалось, что она мне снова нужна.

Я перевернул ее на живот и удерживал на месте своими ладонями, мой рот двигался вверх по ее спине, вдоль ее позвоночника.

Я попытался сдвинуть ее толстовку, чуть ниже ее лопаток, но она сжала руки и удержала ее на месте.

Даже в почти бездумном состоянии это заставило меня задуматься.

Что, черт возьми, она могла от меня скрывать?

Я понятия не имел, что это может значить, но я был обязан и полон решимости выяснить.

— Встань на четвереньки, — приказал я грубым от желания голосом.

С дрожащим вздохом она подчинилась.

Я подошел к ней вплотную, моя растущая эрекция впилась в ее задницу.

Она изогнула позвоночник, покачивая бедрами, чтобы прижаться ко мне задницей.

Без предупреждения и быстро я наклонился вперед, натягивая ее толстовку на ее голову, так что ее спина была полностью обнажена для меня. В этот раз она не успела меня остановить.

Я сразу это увидел, мне в глаза бросилась ее бледность.

Я застыл на бесконечное мгновение, затем мое сердце начало бешено колотиться.

На краю ее плеча, размером с монету, виднелась зажившая розовая рана. Я знал, что это было, потому что она совпадала с той, что была у нее на плече.

Это было огнестрельное ранение.

Еще одно, посвежее. Ему должно было быть всего несколько месяцев.

Я стиснул зубы, мое колотящееся сердце медленно и мучительно билось в моей груди.

— В тебя снова стреляли? — отрывисто спросил я, хотя ответ был очевиден.

Она напряглась, явно готовясь к моей реакции.

— Рана на теле, — тихо сказала она, пытаясь, но безуспешно, сохранять спокойствие дрожащим голосом.

— Кто стрелял в тебя?

— Я плохо разглядела того парня.

Это был разочаровывающий ответ, но я постарался не думать о нем, потому что кое-что еще пришло мне в голову.

— То письмо… ты писала мне это до или после того, как это случилось? — Это было похоже на важную часть головоломки, в моей голове неслись все возможные ответы.

— До.

Я прикрыл ее спину, крепко обняв ее сзади, мой рот коснулся ее уха, когда я сказал:

— Так ты знала, что это случится? Ты знала, что кто-то активно пытается тебя убить? И вместо того, чтобы обратиться ко мне за помощью, ты написала мне письмо?

Она сделала очень глубокий вдох, от которого наши тела пошевелились.

— Да. Извини, но это еще одна вещь, которую я не могу тебе объяснить.

— А потом в тебя стреляли, так что теперь тебя держат здесь? — Меня охватила ярость, когда возникла еще одна догадка. — Этот белокурый ублюдок имел какое-либо отношение к тому, что тебя подстрелили?

Ее ухо коснулось моего рта, и она медленно покачала головой.

— Нет, Дейр. Хит имеет какое-то отношение к тому, что я сейчас жива. Ты знаешь, я не могу рассказать тебе все подробности, но поверь мне, когда я скажу, что он увяз так же глубоко в этой неразберихе, как и я. Мне задело плечо, но тогда он принял за меня две пули, иначе было бы намного хуже.

Я не знал, что ответить.

Было здорово чувствовать себя обязанным парню, которого ненавидишь с первого взгляда.

— Хит, ха, — сказал я, не двигаясь с ней долгое время, пытаясь собрать воедино эти редкие кусочки пазла, к которым я был причастен.

Ирис начала двигаться напротив меня, прижимая себя к моей груди, что отвлекало даже меня, когда я был наиболее сосредоточен.

Я не двинулся с места, не поощрял ее, но это не имело значения. Я уже был там, где она хотела меня, прижался к ней, мои кулаки впились в жесткий матрас по обе стороны от нее.

Она выгибалась и ерзала, пока не нашла своим гладким входом мой пульсирующий член.

Я держался совершенно неподвижно, пока она управляла моей твердой длиной внутри себя.

Она своими раскачивающимися бедрами насаживалась на меня, пока я не забыл не только о том, где мы были в разговоре, но и о своем имени.

Или нет, если бы она не продолжала выкрикивать его, ее голос становился все более безумным по мере того, как она приближалась к краю своего оргазма.

Я сам был близок к этому краю, когда она начала сжимать меня сильнее и стонать от облегчения.

Выругавшись, я встал и выпрямился позади нее.

Я схватил ее за бедра и начал грубо входить в ее.

Она рухнула на живот, и я последовал за ней вниз, все еще находясь внутри нее, когда она заговорила.

— Я не хочу спать. Я не хочу пропустить ни секунды из этого. Я знаю, что Хит не позволит тебе остаться надолго.

Я был примерно в секунде от того, чтобы потерять сознание, но ее слова сразу разбудили меня.

— К черту Хита, — прорычал я. — Я не уйду без тебя. Ты идешь со мной домой.

ГЛАВА 5

Это произошло некоторое время спустя. Мы вместе приняли душ, потом снова легли на кровать, голые, с переплетенными руками и ногами, когда я спросил.

— Какого черта он привел меня сюда? В этом нет никакого смысла. Он явно обеспокоен тем, что мы вместе. Что он значит для тебя?

— Я не могу тебе этого сказать. Ты расстроен, что он это сделал?

— Нет. Конечно, нет. Это единственное, из-за чего я не расстраиваюсь.

— Мне жаль, что я не могу дать тебе никаких ответов. Я знаю, ты не понимаешь, почему.

— Знаешь что? То, что ты говоришь мне, что не можешь ответить, лучше, чем вся эта ложь.

Она отстранилась, чтобы посмотреть мне в глаза, и торжественно кивнула.

— Я могу это понять. С этого момента я буду стараться изо всех сил быть с тобой откровенной.

— Так просто, да?

— Не знаю.

— Ясно, — криво усмехнулся я. — Почему бы нам не дать тебе немного попрактиковаться? Как насчет того, чтобы я попытался задать тебе вопрос, а ты на самом деле попыталась дать мне честный ответ?

Она выглядела едва смущенной этой мыслью, но ответила.

— Хорошо. Если смогу на него ответить.

Идеальный вариант пришел на ум мгновенно.

— Сколько тебе лет?

Она поморщилась. Это было восхитительно и тревожно.

— Ты не обрадуешься, когда я тебе расскажу.

— Счастливее, чем я сейчас, когда ты говоришь такие вещи. Скажи мне.

Она сделала очень глубокий вдох.

— Почти девятнадцать.

Мне стало нехорошо. Слишком молодая, вполне законно, но далеко за пределами моей зоны комфорта.

— Что значит «почти»? Так тебе восемнадцать?

— Да.

— А когда у тебя день рождения?

— Примерно через полгода.

— Это не почти. Подожди, я вообще хочу знать… сколько тебе было лет, когда мы впервые…?

— Восемнадцать. Я знала, что ты об этом спросишь.

Почему двадцать четыре гораздо приятнее, чем восемнадцать?

После того, как я, должно быть, некоторое время сидел тихо, ощущая головокружение, в основном обвиняя себя, она снова заговорила, в ее голосе звучала тревога.

— Я знала, что ты так отреагируешь. Вот почему я не сказала тебе.

— Не сказала мне? Ты так это называешь? Ты откровенно солгала об этом, даже представила доказательства своей лжи.

Она открыла рот, словно собираясь что-то сказать, потом снова закрыла его, продолжая молчать. Она просто смотрела на меня, пока я размышлял о том, как нелепо, непостижимо молода она была.

— Ты же понимаешь, что я вдвое старше тебя, — заметил я, наконец, нарушив долгое молчание.

— Едва ли. И вот почему я солгала об этом. Я знала, что ты слишком остро отреагируешь. Ты уже заставляешь меня пересмотреть эту идею «без обмана».

— Очевидно, тебе нужно больше практиковаться в этом. Давай попробуем еще раз. Я старше твоего отца?

— Нет. Ты совсем немного моложе. Тебе от этого легче?

— Не особенно.

— Тебе нужно вернуться с Хитом утром. — Она явно меняла тему разговора.

Она хорошо знала, как заставить меня действовать, потому что это работало.

— Нет. Я не оставлю тебя здесь. Это невозможно.

— Не раздражай его, — она провела пальцем по синяку на моей челюсти, ее глаза были встревожены. — Он очень опасный человек. Ты должен вернуться без меня.

Я изучал ее, задаваясь вопросом, действительно ли она понимает меня так хорошо. Иногда мне казалось, что она знает меня лучше, чем я сам, так что это, безусловно, было новым (и деморализующим) понятием.

Как только у меня появилась эта мысль, я уловил блеск в ее глазах, вспышку искреннего беспокойства, которое вернуло мир на прежнее место и облегчило мне дыхание.

Ее понимание меня было одной из немногих вещей в Ирис, в которых я всегда был уверен, и я был бы раздавлен, если бы даже это было ложью.

Ее беспокойство сказало мне, что это не так.

— Ты же знаешь, что я не могу этого сделать, — мягко сказал я ей.

Беспокойство переросло в нечто сродни панике.

— Он вооружен, у него ужасный характер, и он ненавидит тебя. Кроме того, у него есть запасной вариант. Много чего. Ты никак не можешь взять его на себя. Ты ведь понимаешь это, не так ли?

Я сделал очень глубокий вдох. Я никогда не считал себя особо храбрым. На самом деле, я никогда особо не задумывался об этом, но я знал, что сделаю все, что мне нужно, независимо от риска, чтобы вытащить Ирис из этой передряги.

— Пожалуйста, Дейр, пожалуйста. Я умоляю тебя. Пожалуйста, просто делай, что он говорит. Я никогда не смогу простить себе, если ты пострадаешь.

— У нас с тобой разные приоритеты, но я думаю, ты это знаешь. Я гораздо больше беспокоюсь о том, чтобы ты не пострадала.

— Ты ничего не можешь поделать с тем, что происходит со мной. Хотела бы я, чтобы ты это видел. Но втянуть тебя в это, причинить тебе боль, это можно предотвратить. Тебе не нужно вмешиваться.

От этого у меня волосы встали дыбом.

— Мне не нужно вмешиваться? Как насчет этого: я участвую. Как ты думала, что произойдет? Ты преследовала меня. Ты отдала себя мне. Ты заставила меня заботиться о тебе, и я не могу стоять в стороне, когда ты в опасности, запертая здесь Бог знает по какой причине, и ничего не предпринимать!

Ее челюсть была упрямо сжата, глаза стали пустыми, чего я начинал бояться.

Это вывело меня из себя.

— Это был не риторический вопрос, — взбесился я. — Ответь мне. Что, по-твоему, должно было произойти?

Ее тон был невыразительным, когда она ответила, но на этот раз я почувствовал, что она говорит мне правду.

— Я не хотела, чтобы это зашло так далеко. Чтобы мы зашли так далеко. Я просто хотела немного тебя, достаточно, чтобы продолжать, но я никогда не думала, что это превратится во что-то большее. Несмотря на все мое здравомыслие, я не могла держаться от тебя подальше, как только начала.

Я сосредоточился на самой странной части того, что она сказала, части, которая не имела для меня смысла. — Немного меня? Как ты вообще меня заметила, не говоря уже о том, чтобы решиться преследовать меня так агрессивно, как ты это делала.

Она покачала головой, уголок ее рта слегка приподнялся в кривой улыбке.

— Ты никогда этого не получишь. Ты не видишь себя ясно, совсем не видишь. Я вижу. Ты был просто слишком привлекателен для меня, чтобы сопротивляться, во многих отношениях.

— Так вот оно что, ты заметила меня в спортзале и решила, что я просто слишком горяч, чтобы сопротивляться? Это часто случается?

Она покраснела.

— Не надо. Не делай этого. И я не заметила тебя в спортзале. В нас не было ничего случайного. Я знала, что ты будешь там, и я разыскала тебя.

Я быстро моргнул, ненавидя, что каждый ее ответ, который казался мне отдаленно близким к правде, только заставлял меня чувствовать, что я знаю меньше, чем когда-либо.

— Не хочешь ли объяснить что-нибудь из этого?

Она открыла рот (как будто действительно собиралась ответить!), когда громкий звук задвигаемого снаружи засова заставил ее остановиться.

Я едва успела накинуть простыню на самое необходимое, как дверь открылась, и Хит шагнул внутрь.

Он начал ругаться, когда увидел нас.

— Какого хрена? Я закрываю эту дверь, и когда я снова ее открою, ей лучше быть в приличном виде, а тебе лучше снова надеть штаны. У вас ровно три минуты.

Он отступил назад, с силой хлопнув дверью.

Мы подчинились ему, потому что мне не особенно хотелось иметь с ним дело без штанов, и я, конечно, не хотел, чтобы он видел Ирис голой.

Как я и предполагал, ровно через три минуты дверь снова открылась.

Мы сидели на краю кровати, бок о бок, держась за руки.

Хит сверкнул глазами.

— Время ужина. На колени, лицом к стене, Мастерс.

Я повиновался, напрягшись, когда услышал, как позади меня взвели курок.

Я услышал, как Ирис ахнула и закричала.

— Хит, пожалуйста, не…

— Я не причиню ему вреда, если он не сделает какую-нибудь глупость. — Он сказал ей, успокаивающим голосом. Внезапно он изменился, снова став враждебным. — Стой спокойно, если тебе нравится иметь голову на плечах, Мастерс.

Долгая пауза, затем снова его успокаивающий голос.

— Просто иди в ванную, пока мы принесем еду. Ты так смотришь на меня, что это не помогает ситуации.

Хлопнула дверь (я предположил, что в ванную).

В течение нескольких минут не было слышно никакого шума, кроме какого-то шороха позади меня, затем скрипа, который, как я предположил, был чем-то вроде тележки, которую вкатывали, передвигали стулья.

— Хорошо, Мастерс, я вернусь за этим ровно через час. Когда я снова постучу в дверь, тебе лучше все еще быть в своих гребаных штанах.

— Могу я теперь повернуться? — спросил я его, мой тон был ироничным.

— Действуй.

Я повернул голову, оценивая ситуацию несколькими растерянными морганиями.

Для нас был накрыт импровизированный стол на двоих на тележке с едой, с белой скатертью и тем, что даже выглядело как приличная еда.

Хит застыл в дверях. Я отчетливо слышал, как по крайней мере двое мужчин устанавливали это, хотя они и не разговаривали.

Теперь они ушли.

Все это было более чем странно. Зачем он привел меня сюда, и какого черта он устроил то, что выглядело как романтический ужин для нас с Ирис?

— Один час, — повторил Хит, пятясь к двери.

— Подожди, — сказал я.

— Что? — рявкнул он.

— Спасибо, что принял пулю вместо нее, — сказал я ему, с трудом подбирая слова. — И за то, что привел меня к ней.

— Я ничего из этого не делал для тебя. Если ты не понимаешь тонких намеков, я тебя, блядь, ненавижу. Я сделал это для нее. А теперь ешь свой ужин и не снимай свои гребаные штаны.

С этой изящной маленькой тирадой он захлопнул дверь, а затем запер ее на засов.

ГЛАВА 6

Я даже не поднялся с пола, когда Ирис вернулась из ванной.

Она, казалось, была так же смущена обстановкой ужина, как и я.

— Почему? — спросил я ее, поднимаясь с пола.

Она пожала плечами.

— Кто знает, почему Хит делает то, что он делает? Я давным-давно научилась даже не пытаться понять это.

Мне не понравилось, как это прозвучало.

— Как давно ты связалась с этим парнем? — спросил я, отодвигая ее стул и усаживая за стол.

Она послала мне один из своих взглядов, как будто я должен был знать лучше, чем спрашивать.

— Я не могу тебе этого сказать.

Что ж, по крайней мере, она не солгала.

Я сел, разглядывая сервировку стола. Это совсем не соответствовало нашему окружению, на самом деле, было слишком хорошо для такой дыры, как эта. Отель был олицетворением дешевизны, в то время как столовое серебро и тарелки выглядели так, будто моя мать использовала бы их на официальном ужине. Как и многое другое, происходящее здесь, это не имело смысла.

— Как долго ты пробыла в этой дыре? — спросил я ее.

Она просто покачала головой, глядя в свою тарелку.

Я тоже не думал, что она ответит на этот вопрос.

Еда была приличной. На самом деле, это были довольно неплохие, ароматные равиоли с говядиной в богатом сливочном соусе, с полной корзиной чесночного хлеба.

— По крайней мере, они хорошо тебя кормят, — произнес, изучая ее, пока она ела, как будто умирала с голоду. — Почему ты теряешь вес?

Она слегка поморщилась, затем продолжила есть.

Я отложил вилку, до боли стиснув челюсти.

— Это из-за твоей травмы?

Наконец она посмотрела на меня.

— Вероятно, так оно и было. Сейчас я нормально питаюсь. Я быстро наберу вес обратно.

Она поймала мое напряженное выражение, вернув его своим собственным.

— Тебе не позволено сейчас обращаться со мной как с ребенком только потому, что я моложе, чем ты думал.

Это было настолько неуместно, что я вернулся к еде, просто чтобы не сказать чего-нибудь такого, о чем потом пожалею.

— Мы не должны ссориться. У нас осталось всего несколько часов вместе, — тихо сказала она.

Я снова положил вилку и нож.

— Перестань так говорить и вбей в свою упрямую голову, что я не оставлю тебя здесь.

— У тебя нет выбора. Ни у кого нет.

— Всегда есть выбор, — сказал я зловещим тоном. Я бы убрал этого ублюдка голыми руками, если бы это было то, что нужно было сделать.

— Значит, ты собираешься попытаться сразиться с ним, когда он скажет тебе, что пора уходить?

Я не ответил. Мне и не нужно было этого делать. Она знала, что я имел в виду.

Ровно через час Хит вернулся, чтобы убрать со стола.

Я все еще был в штанах.

— Отойди к стене, руки над головой, — сказал он мне, входя в комнату.

Я сделал это, забавляясь идеей предпринять попытку побега прямо здесь и сейчас. Будет ли у меня больше шансов?

— Она сама все это съела? — спросил он после того, как долго изучал ее пустую тарелку.

Они оба напряженно смотрели друг на друга, и, как обычно, я понятия не имел, что происходит.

— Да, съела. А что?

Его челюсти сжались, когда он повернул свои ледяные бледные глаза, чтобы посмотреть на меня.

— Она тебе не сказала? Она объявила голодовку. Хочешь знать, почему?

Я кивнул, чувствуя, как у меня свело живот.

— Она отказывалась есть, пока я не позволил ей снова увидеть тебя. Так что поздравляю. Ты — причина того, что она чахнет. Это хороший удар по твоему самолюбию?

К концу я игнорировал его, мои глаза сверлили ее.

— Ирис, — тихо произнес я, чувствуя себя таким беспомощным. — Больше так не делай. Пожалуйста.

Ее упрямый подбородок был напряжен.

— Не буду, хорошо? Я просто… больше не могла этого выносить.

— Не надо, — предупредил ее Хит, как будто она сказала слишком много даже этим коротким, загадочным заявлением. — Мастерс, иди, подожди минутку в ванной.

Я перевел взгляд с нее на него.

Ирис махнула мне рукой, чтобы я ушел.

— Все в порядке, Дейр. Он не причинит мне вреда.

— Сделай это, или я разлучу вас двоих, — прорычал он.

Я подчинился, приложив ухо к двери в ту же секунду, как она закрылась.

Они спорили, голоса были напряженными, но слишком тихими, чтобы я мог разобрать хоть что-то.

Это длилось недолго, и как только они затихли, я услышал, как открылась и закрылась другая дверь.

Я вышел.

Ирис закрывала верхний ящик тумбочки, ближайшей к наружной двери. Она выпрямилась и развернулась, услышав, как я вошел, плотно захлопнув его коленом.

Я не придал этому значения. Это была одна из тех вещей, о которых я вспомню позже, и у меня будет что-то вроде «ага»-озарения, но в тот момент все, о чем я заботился, — это снова остаться с ней наедине.

— Хит сказал мне, что у нас есть еще четыре часа, прежде чем тебе придется уйти, — сказала она несчастным голосом.

Я больше не спорил. Я решил, что сделаю то, что мне нужно, когда придет время.

И тут я вспомнил, о чем мы говорили перед нашим странным импровизированным свиданием за ужином.

— Восемнадцать, — выдохнул я, снова вспоминая все это. — Едва ли, блядь, законно.

Эта информация, мягко говоря, все испортила. Я не был уверен, что когда-нибудь смогу примириться с этой мыслью.

Мужчины моего возраста с девочками ее возраста были уродами. И точка.

Двадцать четыре настаивало на этом. Восемнадцать — это было за гранью.

Она скрестила руки на груди, стиснув зубы.

— И что? Я ничем не отличаюсь от той, какой была до того, как ты это узнал.

Она этого не поняла. Но тогда ей было восемнадцать. Я вспомнил себя восемнадцатилетним и все то, чего не получил.

Она, казалось, прочитала мои мысли.

— О нет. Ты не собираешься этого делать. Ты не можешь начать относиться ко мне как к ребенку только потому, что твое восприятие изменилось.

Я сел на кровать, облокотившись на спинку кровати. Я скрестил руки на груди, гадая, что, черт возьми, я собираюсь с ней делать. С самим собой.

Она все еще была в своих спортивных штанах, а я был в своей рубашке и брюках с тех пор, как мне приказали их надеть.

Она смотрела на меня так, словно я был единственным куском пищи на планете, и она умирала с ГОЛОДУ.

— Это между нами никогда не сработает, — сказал я ей, ненавидя эти слова.

Ненавидя правду.

Она покачала головой, ее длинные, спутанные волосы рассыпались по плечам.

— Ты ошибаешься. Я знаю, что это так. Я уже достаточно взрослая, Дейр. Я человек, женщина, и я влюблена в тебя.

Я с трудом сглотнул, увидев блеск в ее глазах.

У меня был нулевой процент успеха в отказе ей, и я сомневался, что сегодня что-то изменится.

— Скажи мне, что ты имела в виду, когда сказала, что наша первая встреча не была случайной. Ты сказала, что знала, что я буду там, и ты разыскала меня. Объясни мне это.

Она покачала головой еще до того, как я закончил.

— Нет, — твердо произнесла Ирис. — Я не буду объяснять, учитывая, как ты отреагировал на последнее, что я тебе сказала.

Я закрыл глаза, расстроенный сверх всякой причины.

— Но ты могла сказать мне это? Это одна из вещей, которую ты можешь мне сказать, если захочешь?

— Я не должна. Будет лучше, если я этого не сделаю, но я подумывала об этом. Раньше.

— Раньше?

— До того, как увидела твою реакцию на мой возраст. Если это тебя так сильно беспокоит, ты будешь совершенно не в себе из-за другого.

Я сделал несколько глубоких, успокаивающих вдохов, задаваясь вопросом, не издевается ли она надо мной сейчас.

Это будет не в первый раз.

Я все еще не смотрел на нее, глаза все еще были закрыты, но я почувствовал, что ее настроение изменилось.

Внезапно и резко.

— Мы тратим здесь драгоценное время, детка, — сказала она тихим, задыхающимся голосом.

Я открыл глаза и понял, что не смогу устоять перед ней.

Двадцать четыре или восемнадцать, заложница или мошенница, грешница или святая, кем бы она ни была, лгала ли она мне в лицо или дразнила меня намеками на правду, все это, казалось, всегда зависело от более важного факта.

Она была моей.

Непостижимо.

Бесспорно.

Моей.

Это было так разрушительно и так просто.

В последнем отчаянном усилии я вытянул руки, отгоняя ее взгляд с расстояния в несколько футов.

— Ирис, пожалуйста.

— Да, хорошо, но только потому, что ты сказал «пожалуйста».

Она улыбнулась и сбросила толстовку. Великолепно обнаженные, ее тяжелые груди вздрагивали при каждом движении, она потянулась назад и собрала волосы, скрутив их в хлипкий пучок на макушке.

Мои глаза не знали, куда смотреть, метаясь от ее низко сидящих спортивных штанов (которые, казалось, вот-вот упадут) до ее завораживающих сисек. Казалось, она похудела везде, кроме груди. Та была такой же тяжелой, как всегда.

Она сделала несколько шагов назад, на ходу стягивая с себя спортивные штаны и трусики.

Обнаженная, она уселась на хлипкий старый письменный стол в гостиничном номере.

Она обхватила колени обеими руками и широко раздвинула ноги.

В прямом смысле.

Я встал, член выпрыгнул из штанов, одетое тело прижалось к ее обнаженному, прежде чем успеть произнести «малолетка».

Это был быстрый, резкий трах, но она не жаловалась, и я не мог остановиться.

После мы почти ничего не сказали, просто помылись и снова начали прикасаться, как будто у нас оставалось всего несколько часов, чтобы быть друг с другом, потому что так оно и было.

Я заставил ее сесть мне на лицо, ее руки вцепились в хлипкую спинку кровати в мотеле, сильно ударившись ею о стену, когда я начал работать над ней своим языком.

Она делала круговые движения бедрами, опускаясь.

Я снял ее, перевернул и начал сначала.

Прошел час, когда я снова начал соображать. Не полностью, просто достаточно, чтобы помнить, что наша ситуация была далеко не идеальной.

— Нам нужно одеться, — сказал я ей. Когда Хит снова появится, я намеревался быть готовым к его приходу. Это может быть нашим лучшим и единственным шансом на побег.

Сказать, что она не слушалась, было бы преуменьшением. Она подходила для послушания так же, как писатели для математики.

Даже близко нет.

Она сидела верхом на мне, играя со своими сиськами, в то время как я медленно, лениво водил большим пальцем по ее клитору.

Я был не внутри нее, а под ней, и она двигалась вверх и вниз по моей полутвердой эрекции, словно на скольких качелях.

В данный момент это была просто опора, хорошее шоу, но, скорее всего, бесполезное.

Она протянула руку назад и начала слегка царапать своими тупыми ногтями мою мошонку, подтягивая ее к моему анусу, а затем снова назад.

Я протянул руку и сжал ее ладонь, сильно разминая ее мягкую грудь, зная, что у меня нет времени, но все еще задаваясь вопросом, смогу ли я трахнуть ее снова.

Она не прекращала это захватывающее скольжение и, возможно, быстро перешла в «может быть», затем повернулась к «вероятно» и решительно остановилась на «да, черт возьми».

— Все еще болит? — спросил я ее, глядя из-под тяжелых век на ее киску, дразнящую мой член.

Она томно простонала «да», затем сдвинулась, пока не поймала кончик моего члена своим входом, расслабляя меня в этом первом тугом дюйме.

Без предупреждения она насадила себя, и у меня чуть не сорвало крышу, руки (теперь уже не ленивые и не медленные) метнулись к ее бедрам, чтобы направить ее в идеальный ритм.

Она наклонилась, схватив меня за голову, прижимая ее к своей груди настойчивой рукой, чтобы я пососал ее.

Другая рука была занята в другом месте, но я бы не стал связывать эти точки до тех пор, пока это не принесло мне ничего хорошего.

Я согнулся так сильно, как только мог, чтобы вместить как ее яростную езду на моем члене, так и ее жаждущие сиськи, толкающиеся в мой рот.

Я был так же голоден, как и она нуждалась, и я был груб с ней, пока она не зарыдала.

Я отстранился, но она прижала меня к себе, твердый сосок терся о мои губы, пока я снова не начал сильно сосать его.

Я переключился на другую грудь, оставляя синяки на коже между ними.

Я помогал ей двигаться вверх и вниз по моей длине, удерживая ее плоть во рту.

Завтра она будет вся в синяках и ссадинах, и каждый укол будет напоминанием о том, кому принадлежало ее тело.

Она кончила первой, громкий, сжимающий оргазм, от которого мои яйца напряглись после нескольких крепких сжатий.

Мои ногти впились в ее бедра, когда с хриплым криком я врезался в нее и глубоко кончил.

Я все еще переводил дыхание под ней, когда она откинулась назад, чтобы посмотреть на меня.

Не моргнув глазом, она накрыла мой нос и рот куском материала, который вонял химикатами.

Я никогда раньше не чувствовал этого запаха, но почти сразу понял, что это было.

Зеленые глаза встретились с моими поверх пропитанной эфиром ткани.

— Я люблю тебя, — одними губами произнесла Ирис, как раз перед тем, как мир погрузился во тьму.

ГЛАВА 7

Я проснулся в своей постели один.

Все тело болело, словно по мне проехался каток.

Я сомневался, что ублюдок был нежным, когда перевозил меня обратно через кто знает сколько штатов снова в мой дом.

Я был один, с ноющим телом и в бешенстве.

Я пробежал по дому, чувствуя необходимость напасть и дать выход энергии от своей беспомощности.

Не знаю, испытал ли я облегчение или больше разозлился, когда обнаружил записку на кухонном столе.

Уверен, ее написала не Ирис.

Судя по смелому тексту и той враждебности, которая источалась со страницы, я мог лишь предположить, что его написал Хит.

НИКОМУ НЕ РАССКАЗЫВАЙ, ЧТО ПРОИЗОШЛО, И ГДЕ ТЫ БЫЛ. ЕСЛИ СДЕЛАЕШЬ ЭТО, ПОДВЕРГНЕШЬ ИРИС ОПАСНОСТИ. ТАК ЧТО ДЕРЖИ РОТ НА ЗАМКЕ. НЕ ПЫТАЙСЯ ИСКАТЬ ЕЕ. К ТОМУ ВРЕМЕНИ, КОГДА ТЫ ПРОЧТЕШЬ ЭТУ ЗАПИСКУ, Я СНОВА ПЕРЕВЕЗУ ЕЕ В ДРУГОЕ МЕСТО.

Я всей душой ненавидел этого ублюдка. Отчаянно.

Что мне оставалось делать?

Просто дожидаться, пока он снова не решит меня похитить?

Чтобы я мог часами ездить на заднем сиденье жуткого фургона, трахать Ирис до кровавых мозолей, а затем, чтобы она снова меня вырубила, пока я все еще дрожал внутри нее.

Ирис, черт возьми, усыпила меня.

Я не мог в это поверить.

В любом случае, на чьей стороне она была?

Трудно сказать, что было хуже — до или после.

Нет, определенно «до», — решил я, потому что, хотя «после» было невыносимо, в «до» я не знал, была ли она целой и невредимой.

Теперь у меня хотя бы было это.

Тем не менее меня мучили мысли о ней в этом грязном мотеле, в плену у этого ублюдка Хита.

— Что между ними происходило? Он и она…

Нет, я не хотел об этом думать. Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Были ли они любовниками? Она сказала, что он не обижал ее, но было очевидно, что для нее не составляло труда врать о чем угодно.

Тем не менее, я не думал, что они ими были, но проистекало ли это убеждение из логики или сильного желания верить в это, потому что альтернатива мне неприятна, ну, сложно было сказать.

— Тебе нужно превратить этот беспорядок в книгу, — сказал мне Тернер.

Примерно через неделю я был у него дома, снова изливал душу.

Я рассказал ему все. Все сумасшедшие подробности этой безумной поездки, от похищения до усыпления.

Само собой, он был заинтригован.

— Этому не бывать.

— Тогда я использую эту историю. Она слишком безумна, чтобы не записать.

— Черта с два. Ни за что.

— Хорошо, хорошо, но слушай, когда-нибудь она не будет такой щекотливой темой, и когда этот день настанет, пройдет много времени, детали размоются, так что хотя бы запиши ее в свой дневник или во что-то похожее, пока все еще свежо.

— У меня нет дневника. У тебя что, есть дневник?

— Ну, нет. Я просто говорю, запиши ее где-нибудь. Тебе не нужно ее публиковать.

Нуждаясь в отвлечении, я сменил тему.

— Что случилось с Кенди? Мне пришлось самого себя впускать.

— Ой, ладно. Как будто произошло что-то необычное. Эта цыпочка ни разу не открыла дверь за все время, что здесь работала. И она уволилась.

Я приподнял брови.

— Да? С чего вдруг?

Он посмотрел на меня многозначительным взглядом.

— Я уже говорил тебе об этом. По той же причине, что и всегда. Она хотела трахнуть босса.

— И ты оказал ей эту любезность?

— Ага.

— Ну?

Он пожал плечами.

— Было неплохо. Я имею в виду, было хорошо, но, поверь, я знаю, что буду ублюдком, сказав это, но думаю, она сильно преувеличила свои оральные навыки. Я наблюдал, как эта цыпочка месяцами сосет леденцы, как будто зациклена на них. Это породило некоторые завышенные ожидания.

— А что насчет остального?

— Хорошо. Она была прекрасна. Я потусил с ней три дня, пока все не стало немного слишком. Я не знаю. Думаю, дело во мне. Потом мне стало скучно, черт, а может, мне просто надоели рыжие. Уверен, это пройдет.

— Думаю, что ты взрослеешь, Питер Пэн, и что, может быть, просто может быть, тебе стоит начать искать отношения с женщиной не только для секса.

Он пожал плечами.

— Это так типично. И скучно. Предпочитаю думать, что я интереснее, чем это. Хотя, вот что я тебе скажу: я больше ни цента не заплачу за работу ассистента. Я ищу кого-то, кто действительно поможет мне с работой, кого-то, кто не уйдет после того, как я потрачу три месяца на его обучение.

— Звучит как достойная цель. Возможно, ты найдешь кого-то, кто уйдет просто потому, что возненавидит работать на тебя.

Он запрокинул голову и засмеялся.

— Было бы занятно, — добавил он, когда снова отдышался.

— Зачем тебе вообще ассистент?

Тернер покачал головой, словно я упустил что-то важное.

— Ты можешь немного притвориться автором-затворником, давая несколько интервью, кажется, один или два раза в год? Тебя нет в Фэйсбуке. Нет аккаунта в Твиттере. Черт, ты, наверное, даже не знаешь, что такое Инстаграм.

Так и было, но лишь потому, что слышал, как они с Кенди говорили об этом несколько раз, и, насколько я знал, это было место, где женщины размещали свои снимки декольте (а мужчины заходили смотреть на них).

Он закатил глаза, глядя на меня.

— Я хочу сказать, что в писательском мире есть лишь несколько человек, которые могут делать это, как Аласдейр чертов Мастерс.

Я продолжал смотреть на него.

Он снова покачал головой, как будто я был безнадежным.

— Для тебя это срабатывает, но некоторым из нас нужно продвигаться. Это значит, что помимо написания книг, есть другие виды работ с полным рабочим днем, которые могут быть выполнены или нет, и если у нас не будет такой помощи, выпуск нового релиза может провалиться или нет.

Наконец-то, в этом был некоторый смысл, хотя у него его не было.

— Значит, действительно есть над чем работать, а ты продолжаешь нанимать людей, которые этим не занимаются?

— Больше нет. Клянусь. Кенди была последней. Но хватит обо мне. Как дела с Лурдес? Ты снова с ней встречаешься?

Я покраснел. Мне не понравилась его формулировка.

— Мы пошли выпить кофе. Как друзья. Мы не встречались.

Он пожал плечами.

— Ну, она горячая. Сто процентно. По-моему, она смогла бы стать дублером Николь Шерзингер. Может, тебе все-таки стоит пригласить ее на свидание. Почему, блядь, нет? Есть один большой плюс: могу гарантировать, что она не будет домогаться тебя после траха.

— Удивляюсь, что ты сам не пригласил ее на свидание, — размышлял я, думая об этом. Я знал, что она один раз точно делала для него портретные снимки, так что они были знакомы, а такая девушка, как Лурдес, была настоящим плэйбойским магнитом для такого парня, как Тернер.

Он покраснел, ерзая. Мне потребовалось время, чтобы понять выражение его лица, потому что я никогда раньше его не видел.

Ему было неловко.

— Ты приглашал ее на свидание, — догадался я.

Он комично поморщился.

— Ага. Я не в ее вкусе. Думаю, я немного перегнул с ней палку сразу после ее развода. После этого она отказывается отвечать на мои звонки, даже в профессиональном плане.

— Что такого ты натворил?

— Ничего страшного. Я был немного груб, а она леди. Замолви за меня словечко перед ней, ладно? По крайней мере, в профессиональном плане, если больше ничего не светит. Мне бы не помешали несколько новых снимков.

— Посмотрю, что можно сделать, но, скорее всего, я не увижу ее в ближайшее время.

— Уверен, что нет, жеребец.

Как будто по желанию чертова Тернера, три дня спустя я случайно столкнулся с Лурдес на рынке.

Мы обнялись, она по-европейски поцеловала меня в обе щеки. Мы пошли выпить кофе и болтали больше часа.

Мне очень нравилась ее компания.

Что-то в ней изменилось, новый румянец на щеках, которого раньше не было. Ее глаза сияли по-новому. Я задумался, чем она занималась.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказал я ей, возможно, в третий раз.

Я идиот. Она всегда выглядела великолепно.

Она покраснела от удовольствия и поблагодарила меня.

Но в ней было что-то такое, такое тонкое изменение, которое заставило ее перейти от естественной красоты к сочащейся сексуальной привлекательности.

Я знал, что она не часто встречалась, если вообще встречалась после развода, но внезапно я задумался, не занимается ли она сексом.

«Вот что это было», — подумал я, — «вид хорошо оттраханной красивой женщины».

Возможно, разыгралось мое богатое воображение, но она действительно хорошо выглядела. Не просто обычное ношение правильного цвета, а как будто постоянно твой мир взрывался.

Мне было интересно, но у нас не было той дружбы, при которой я мог бы просто подойти и спросить о подобном.

Мы пошли погулять после кофе; на самом деле я проводил ее почти до ее дома, который был поблизости.

Всю дорогу до дома я старался не прикасаться к ней, струсил и сказал, что я убегаю на встречу, которая была ложью.

Я просто не мог понять, насколько я ей интересен. Мне не хотелось попасть с ней в неловкую ситуацию, если я мог этого избежать.

Я все еще был влюблен в восемнадцатилетнюю девушку, которую держали в плену бог знает где по непонятным причинам.

Жизнь продолжалась без единого слова от Ирис, и я чувствовал себя дураком.

ГЛАВА 8

МЕСЯЦ СПУСТЯ

Я даже не могу вспомнить, о чем было сказано в коротком телефонном звонке, из-за которого ехал через весь город посреди ночи во вторник.

Я запомнил звук ее голоса и его тон.

Спокойный и уверенный.

Даже легкое прикосновение, как будто я уже не ждал, не волновался и не отчаялся услышать от нее хоть слово с тех пор, как мы в последний раз были вместе.

Я не помнил, как одевался, но к тому времени, когда добрался до гаража, мой разум прояснился.

Я взял свой черный Q7 [прим. — Audi Q7], потому что в нем было слегка больше места. Я не знал, чего ожидать.

Еще я вспомнил, где она сказала мне встретиться с ней и почему это была такая странная просьба.

Это был тот проклятый неоновый рейв-клуб, откуда мне пришлось забрать ее несколько месяцев назад. То же самое место, где кто-то подсыпал ей что-то в напиток.

О чем, черт возьми, она думала, что снова оказалась там?

И когда она вернулась в город?

Мне придется подождать, чтобы узнать, потому что она повесила трубку, прежде чем я смог задать хоть один вопрос.

Я оглянулся, когда припарковал свою Ауди возле обочины рядом с детьми, разрисованными неоновой краской и находившихся под бог знает чем.

— Это коп, чувак! — закричал один из них, и я на мгновение замер, оглядывая себя.

Я надел темно-серые спортивные штаны и подходящую футболку, мои непослушные каштановые волосы, как обычно, были растрепаны, и в этом я оказался похож на полицейского? Или они были просто под кайфом?

Не важно. Я проигнорировал их, проходя мимо. Меня беспокоил только один человек в этой неоновой неразберихе.

Мне потребовалось всего несколько минут, чтобы осмотреть всю толпу, выстроившуюся в очередь вдоль улицы. Ирис было всегда легко заметить, поэтому мне не пришлось особо искать, чтобы понять, что ее на улице нет.

С многострадальным вздохом я направился внутрь.

Охранник не хотел меня впускать, но именно по этой причине я взял с собой наличку.

Я протянул ему полтинник, и он молча отошел в сторону.

Я вошел в тесный, переполненный коридор, который, казалось, никогда не закончится. Это место было сумасшедшим из-за громкой хаус-музыки, просачивающейся сквозь стены, и огромного количества укуренных людей, занимающих очень узкое пространство.

Я прошел через извивающиеся тела, просматривая каждую промелькнувшую голову.

Ее нигде не было.

В конце коридора у двери стоял еще один охранник. У него была противоположная реакция, чем у того парня.

Он осмотрел меня с головы до пят.

— Ты — Дейр?

По понятным причинам меня это застало врасплох, я поймал себя на том, что киваю.

Что, черт возьми, сейчас происходит?

Он кивнул в ответ, вытащил из-под воротника микрофон, которого я не видел, и заговорил в него.

Очевидно, это была хорошо организованная рейв-вечеринка.

— У нас здесь Дейр, — громко сказал он. — Бруно, можешь провести его наверх?

Сделав это, он снова кивнул.

— Бруно будет здесь через секунду, чтобы провести тебя к ней.

Я едва успел осознать это, когда появился, как я понял, тот самый Бруно и помахал мне, чтобы я проследовал за ним.

Он провел меня через центр комнаты, которая была заполнена извивающимися телами, покрытыми светящейся в темноте краской. Тусклое, черное помещение прокачивало цвета так же громко, как ди-джей музыку.

Мы добрались до лестницы в дальнем конце комнаты, протискиваясь сквозь двигающиеся тела. Пройти мимо них было даже труднее, чем по узкому коридору.

Я осмотрел толпу по пути, но это было бесполезно, и, кроме того, звучало все так, будто Бруно ведет меня к ней. Должно быть, они говорили об Ирис, потому что… о ком еще?

Другой охранник охранял подножие лестницы, и молча махнул нам рукой.

Мы поднялись по неустойчивой металлической лестнице. Я даже не заметил, что в помещении наверху был балкон, пока мы не оказались на нем.

И она была там, покрытая в сияющую краску для тела (и едва ли во что-то еще), держась за перила, через которые можно было наблюдать за весельем внизу, улыбаясь неоново-розовыми губами и тряся задницей.

Девушка завизжала, когда увидела меня, и бросилась на меня, обнимая за шею.

Не говоря ни слова, она начала меня целовать.

Ирис не нуждалась в спасении. Она позвала меня сюда не для этого.

Я обхватил руками ее обнаженную кожу, засунув язык ей в рот.

На балконе было гораздо меньше людей, чем этажом ниже, но мы были далеко не одни.

Отстранившись от нее, чтобы отдышаться, я огляделся. Почти все танцевали, и казалось, что они слишком далеко зашли, чтобы замечать что-либо, кроме самих себя.

Я опустил взгляд, чтобы изучить Ирис, обхватив ее челюсть руками, пытаясь определить, была ли она под кайфом, как и все остальные.

— Ты что-нибудь принимала? — спросил я ее громко, чтобы быть услышанным.

Ее глаза были ясны, и она без колебаний покачала головой.

— Я не пью и не принимаю наркотики, Дейр. Я здесь для того, чтобы ненадолго сбежать из клетки и потанцевать.

Я обдумывал это, когда она начала тянуть меня к стене.

Я кое-что заметил, посмотрев на ее затылок. Я потрогал кончики ее светлых волос.

— У тебя розовые волосы? — спросил я ее.

Ирис посмотрела на меня, усмехнулась и кивнула.

Я вздохнул, думая, что слишком стар для этого дерьма.

Кого я хотел обмануть? Я был слишком старым для рэйв-вечеринки.

Одна часть меня все еще работала на сто процентов, и это был мой предательский член. Он чертовски наслаждался едва одетой Ирис, раскрашенной сверху донизу, с выкрашенными в розовый цвет волосами и готовой к танцу.

У стены стоял стол, на котором находилось все для раскрашивания тела неоновыми красками.

Ирис повернулась ко мне лицом, подошла очень близко, ее руки коснулись низа моей футболки.

Она начала тянуть ее вверх.

Я остановил ее, спросив:

— Что ты делаешь?

Она надула губы.

— Всего лишь немного краски. И тебе даже не нужно танцевать. Ты можешь просто расслабиться где-нибудь и смотреть, как я танцую.

Я покачал головой, но это не означало «нет».

Она была в хорошем настроении слишком милая и игривая, чтобы ей сопротивляться, но с другой стороны, ей всегда было трудно сопротивляться.

Я позволил ей снять с меня футболку, даже позволил ей разрисовать мою грудь, плечи, руки и пресс широкими быстрыми мазками. Я решил не переходить черту, когда она попыталась разрисовать мое лицо, но позволил ей немного поработать со спиной.

Я схватил ее за талию, когда она подошла ко мне спереди, осматривая ее тело с неоновыми полосками в крошечном бикини. Я думал, что оно белое, но в темноте со вспышками цвета трудно было сказать.

На ней снова были эти чертовы гладиаторские туфли на каблуках. Они подняли ее макушку на уровень моей скулы, и я знал по опыту, что с ее длинными ногами они подняли ее задницу на уровень моего паха.

Она с улыбкой выкрутилась из моих рук, снова взяла меня за руку и повела к низкому дивану.

На нем уже было двое человек: две девушки, сидящие бок о бок и выглядящие либо засыпающими, либо под кайфом.

Они даже не взглянули в нашу сторону.

Ирис надавила мне на грудь, пока я не уселся на край пустой части дивана.

Она перекинула через меня ногу, поставив ее прямо вдоль бедра, и начала двигаться.

Я низко наклонился, одной рукой схватил ее другую ногу, другой рукой — трясущуюся ягодицу, и стал смотреть шоу.

Во всяком случае, до тех пор пока мог выдержать. Она опустилась ниже, несколько раз массируя своей едва прикрытой сексуальностью мой вставший член.

Примерно на третий раз, когда она сделала это, я протянул руку, просунул ладонь в крошечный треугольник ее едва заметного верха от бикини и обхватил трясущуюся грудь.

Она не сопротивлялась, наклоняясь вперед, поднося свою грудь к моему рту, выгибая спину, чтобы дать мне лучший доступ.

Я сдвинул носом в сторону верхнюю часть бикини и коснулся языком твердого соска.

Она снова начала раскачиваться, потираясь о мое тело, пока мы не прижались грудь к груди, пах к паху, затем снова приподнялась, прижимая свою плоть к моему рту.

Я пропал, полностью потерял рассудок, когда стянул штаны, отодвинул в сторону ее белье и, когда она сделала движение вниз, без предупреждения толкнулся в нее.

Она закричала и позволила мне несколько раз войти в нее моим вышедшим из-под контроля членом, прежде чем отстраниться и сделать шаткий шаг в сторону, натягивая верх бикини на обнаженный сосок.

Я снова натянул штаны, открыв рот, чтобы извиниться, когда она развернулась и зашагала прочь.

Я с разинутым ртом смотрел, как она подошла к перилам с видом на толпу внизу.

Она обхватила его обеими руками, раздвинула ноги, выгнула спину и послала мне недвусмысленный взгляд через плечо.

БЛЯДЬ.

Она серьезно?

Неужели она действительно хотела, чтобы я взял ее напротив перил, прямо здесь?

Я огляделся.

Это не помогло. На нас вообще никто не смотрел, что только подтолкнуло меня сделать что-то безумное.

Я имею в виду, каков был ущерб в этот момент? Никто не смотрел, всем было плевать, и я уже проник в нее на этом ужасном диване.

Я встал, двинулся к ней, решив трахнуть ее там, где она стояла.

ГЛАВА 9

Я даже не был пьян. Не было никаких оправданий моему поведению. Мной двигала лишь чистая похоть.

Я прижался к ее спине, скрывая от посторонних глаз как можно больше своих действий: освободил напряженный член и отодвинул в сторону ее бикини.

Погружаясь в нее и грубо сжимая грудь.

Трахая девушку под тяжелый бас, сотрясающий комнату.

Кто сказал, что я не умею танцевать?

Движения резкие, порывистые, побуждающие ее встать на цыпочки и снова опуститься вниз.

Раз или трижды в голове пронеслась мысль о том, достаточно ли прочны перила, выдержат ли они нашу страсть, но она была мимолетной.

Только грохот разрушившегося здания способен остановить нас.

Внутри нее было так горячо, туго и идеально, что я не мог не только заставить себя замедлиться, но и остановиться.

Она еще сильнее обхватила меня внутри, словно тисками сжав, и я понял, что она близко.

Ругнувшись, я застонал от напряжения и тяжело задышал.

Я чувствовал каждое движение внутри нее. Слишком совершенно, чтобы подобрать нужные слова.

Я резко вошел и замер только тогда, когда кончик члена коснулся ее матки, чувствуя каждую дрожь, смакуя ее удовольствие, будто оно было моим собственным.

Я взглянул на наши ноги.

Ее висели в воздухе, единственное, что помогало удерживать вертикальное положение — ее руки на поручне, мои ладони на ее груди и глубоко погруженный в киску член.

Вот оно.

Я так сильно кончил, громко постанывая и прижимаясь к ее спине, целуя шею и шепча нежности на ушко, изливая свое сердце в этот душераздирающий момент в то время, как все еще изливался в ее лоно, а эмоции зашкаливали.

Наконец, я, присев, опустил ее на пол и вышел; ее мокрое лоно выдоило из меня последние капли.

Я чуть не вошел в нее снова, но сдержался. Едва.

Поправив ее бикини, я убрал член обратно в штаны.

Я развернул ее, твердо удерживая двумя руками за плечи. Она выглядела дезориентированной, как будто забыла, где находится.

Я вспомнил. Вспомнил все, рассудок постепенно возвращался, заполняя пространство, превосходя над только что удовлетворенной страстью.

Нам нужно о многом поговорить. Столько вопросов возникло в результате нашей последней встречи, также как и в предыдущую.

Когда начать?

Что ж, на него легко ответить. Для начала нужно покинуть эту неоновую танцевальную вечеринку.

Я наклонился к ней, пока наши лица почти не соприкоснулись.

— Пойдем домой, — сказал я ей.

Ее взгляд за одну секунду превратился из отрешенного в настороженный.

Она вздохнула и покачала головой.

— Я не могу пойти к тебе домой. Не сегодня.

Мне не понравилось услышанное. Совершенно.

— Почему? — резко спросил я.

— Мы не можем туда вернуться. Хит знает, где ты живешь, помнишь?

Я никак не мог решить: был ли это ответ или очередной вопрос.

— Так ты убегаешь от него? Я был почти уверен, что вы работаете вместе. Что ты с ним по доброй воле.

— Все сложно.

Конечно, сложно.

— Тогда давай снимем номер в отеле, — предложил я. Любое безлюдное место было сейчас лучше.

Она сжала мою ладонь и потянула за собой.

— Идем. Я знаю место, где мы сможем помыться.

Она ненадолго остановилась у туалетного столика, нанесла больше розовой светящейся в темноте помады, моя волнующая девушка, а затем провела меня по коридору, отделенному от верхней части, в ванную комнату с едва работающим флуоресцентным освещением. Не так идеально, как хотелось бы, но лучше одноместный номер с замком, чем что-то другое.

Мы умылись в раковине, как могли, Ирис, воспользовавшись ситуацией, стала соблазнять меня, лаская мой возбужденный член.

Я убрал ее руку — последнее, что мне хотелось сделать.

— Отель, — твердо отрезал я.

Она кивнула и отступила.

— Сначала еще кое-что, а потом отель, хорошо?

Она провела меня в другую комнату, пройдя несколько дверей по коридору. В комнате, освещенной черным светом, насколько я мог судить, никого не было.

— Здесь хранятся запасы неоновой пудры и косметика. Увидела, и мне в голову пришла одна идея.

О нет.

Ее идеи обычно заканчивались спущенными штанами, запутавшимися вокруг моих лодыжек и полной, хотя и временной, потерей функций моего мозга.

Эта тоже не отличалась от предыдущих.

— Займет не больше минуты, — сказала она, затаив дыхание, стягивая с меня штаны и подходя ближе.

Мой обнаженный набухший член плотно прижался к ее голому животу, но ненадолго.

Сильное пьянящее чувство охватило меня, когда я смотрел, как она опустилась на колени.

Она сжала мой член, наклоняя и обхватывая губами.

Я наблюдал, как ее неоновые губы двигались по члену, как она глубоко вобрала его в рот так, что кончик коснулся ее горла, как она оставила ярко-розовое кольцо краски вокруг ствола.

Я услышал, как мой низкий гортанный стон эхом прокатился по комнате.

Она отстранилась примерно на дюйм, затем снова плотно сжала губы, оставив еще одно отчетливое цветное кольцо на члене.

Я сжал кулаки и смотрел.

Никогда не мог себе представить ничего подобного. А кто смог бы?

Я видел, как ее светящиеся в темноте губы движутся по члену, гадая, умер ли я и попал в рай.

Сделав так еще четыре раза, она встала, чтобы освежить помаду, улыбнулась мне, обещая второй раунд.

Она массировала меня от основания до головки, а потом отстранилась. Поднявшись, чувствительно сжала головку двумя пальцами.

— Хочешь кончить здесь или в отеле?

Я застонал, выругавшись, но сумел убрать ее руку и вернуть ровно унцию контроля.

— Отель. Немедленно.

Ее губы надулись, но без возражений Ирис увела меня из клуба.

Снаружи была давка, некоторые уходили, но большинство слонялось в дверях на улице.

— Как у тебя все получилось с вышибалами? — спросил я ее по пути к отелю.

— Подкупила их наличными.

— Снова мухлевала с картами?

Она одарила меня озорной улыбкой.

— А как ты думаешь?

Снаружи, в тусклом свете нескольких работавших уличных фонарей, я хорошо разглядел ее.

Ряд разноцветных полосок и грим на ее теле в черном свете выглядели тускло.

Ее спелые груди грозили выскочить из верха, а миниатюрный низ облегал ее сладкую попку, приглашая к активным действиям.

Снаружи было ни тепло, ни холодно, но воздух определенно освежал. Только сейчас я почувствовал, что оставил свою рубашку где-то на этой проклятой вечеринке.

Ни за что, черт возьми, туда не вернусь.

Будто только что осознав, что ей холодно, Ирис вздрогнула. Я прижал ее к груди, растирая руки.

— Мерзкая шлюха, — возмущенно выкрикнула какая-то девушка с волосами цвета вороного крыла и готическим макияжем, прошедшая мимо в группе людей. Она смотрела прямо на Ирис, очевидно, обращаясь к ней.

Мои брови нахмурились, а челюсти сжались.

Ирис, казалось, не обращала на это внимания, вместо этого откинув голову назад, чтобы смотреть на меня.

— Полегче, тигр, — весело сказала она, ее глаза улыбались мне. — Ей просто не понравился мой наряд. Не всем всегда нравится то, во что ты одет на вечеринке, особенно когда хорошо проводишь время. Всегда найдутся люди, у которых проблемы с развлечениями и стремящиеся унизить тебя в обратном.

— Неприятная молодая женщина, — сказал я напряженно, еще раз кинув взгляд на девушку за спиной.

Ирис засмеялась.

— Не задерживайся.

— Давай убираться отсюда к черту.

— Согласна, — согласилась она, резко напрягшись и отстранившись.

Она начала оглядываться, неожиданно превратившись в параноика.

Облизав губы, она сосредоточилась на мне, но все ее поведение кардинально изменилось.

— Слушай, я забыла кое-то важное внутри. Встретимся рядом с твоей машиной.

Я открыл рот, собираясь возразить.

Но она подняла руку, широко расставив пальцы, и попятилась.

— Клянусь, не больше пяти минут.

Я не должен был ей верить, но поверил.

Когда я уже научусь?

Она исчезла внутри, а я застыл на мгновение, раздумывая, следует ли мне пойти за ней, на случай, если она столкнется с неприятностями.

В конце концов, я решил, что в этом нет необходимости. У нее все под контролем, и она пообещала, что задержится всего на пять минут.

Я почти дошел до машины, когда разразился ад.

Что-то твердое врезалось мне в спину, повалив на землю, лишая воздуха. Руки коснулись тротуара за долю секунды до того, как упало все тело, уверен, спасая меня от сломанных костей.

Большое мускулистое тело прижалось к спине, а холодный металл коснулся виска.

— Где она, говнюк? — прорычал знакомый голос.

Гребаный Хит.

— Отвали, — прорычал я в ответ.

Невероятно, но это сработало.

Он отпустил, и я встал, глядя на него.

— Ну, где она, черт возьми? — спросил он, по крайней мере, опустив пистолет, но готов поспорить, ему ничего не стоит поднять его и выстрелить, и я ничего не успею предпринять.

Я попытался соврать. Не слишком хорошо получилось.

— Понятия не имею. Я ее не видел.

Выражение его лица превратилось в забавную комбинацию отвращения и веселья.

— Ты, правда, думаешь, что я поверю, будто ты был здесь один? Что для тебя это обычное времяпрепровождение в будний день, Мастерс?

— Мне нравится танцевать, — я снова сделал попытку.

Он зарычал на меня.

— Если вдруг станет наплевать на нее и она снова свяжется с тобой, позвони мне. — Он полез в карман, затем протянул мне кулак с зажатой в нем визиткой, на которой не было ничего, кроме номера телефона.

Вряд ли, черт возьми, но возразить на это не успел, поскольку он уже направился в сторону клуба с видом «задание выполнено».

Твою мать.

Я искал ее до утра, несколько раз наткнувшись на разъяренного Хита, пока мы оба прочесывали местность.

Никто из нас ее не нашел. Я предполагал, что она сбежала, как только узнала о нем.

Я вернулся домой, когда рассвело, на теле еще остались следы краски.

Без рубашки и Ирис я вошел в свой дом, надеясь, что она будет там, ожидая меня.

Но ее не было. Я снова потерял Ирис.

ГЛАВА 10

Прошло три дня, и я снова позвонил по номеру с визитки Хита.

Больше делать было нечего.

Хит ответил с привычной враждебностью.

— Лучше бы ты нашел ее на этот раз, черт возьми, помоги мне Господь, — прорычал он.

Я прочистил горло. Вот ведь конченый ублюдок.

— Нет, просто проверяю, нашел ли ты ее.

— Отвали, — рявкнул он и повесил трубку.

Вздохнув, я положил телефон на стол. Через несколько часов еще раз позвоню, что бы он ни говорил. Этот номер — единственная моя связь с ней, как бы это ни было грустно.

Не прошло и десяти минут, как мне позвонил Тернер.

— Привет, — ответил я.

— Гм, привет, чувак. Слушай, ммм… хочешь приехать и пообщаться?

Голос странный, хотя я не мог понять почему.

— Может, завтра, — ответил я, чувствуя себя не в настроении для компании. Все еще находился в напряженной, антиобщественной стадии кайфа, оставленного Ирис.

Я слышал, как он вздохнул в трубку, надолго замолчал, а затем продолжил:

— Ты должен прийти сегодня. Поверь мне.

Слишком непредсказуемо и странно, чтобы проигнорировать, но какие бы вопросы я не задавал, он молчал.

Примерно через час я осознал, что еду к нему домой, все еще не понимая, что происходит.

Он встретил меня у двери, поведение, как и голос, было таким же странным, и осматривал все за моим плечом, выглядя в высшей степени параноиком.

От этой паранойи возникло ощущение дежавю. Вернее, из-за кое-кого.

— Что, черт возьми, происходит? — удивленно спросил я его.

— Заходи, — его голос звучал неестественно.

Я вошел, и он закрыл за мной дверь, глядя на меня очень загадочно.

— Сюда, — тихо сказал он, проводя меня наверх, а не в наше обычное логово.

Я собирался снова расспросить его, но он остановился у закрытой двери — второй от лестницы.

Он открыл ее, и я заглянул внутрь. Вздрогнув от плотно окружившей темноты.

Тело выскочило из темноты и врезалось мне в грудь.

Красивое маленькое тело, увенчанное ярко-розовыми волосами.

Не раздумывая, мои руки крепко сжались вокруг Ирис.

Я прижал ее к себе, сделав несколько глубоких вдохов, прежде чем заговорить.

— Ты обманула меня, — обвинил я. — Сказала, что оставила ложь в прошлом, но снова продолжаешь это делать. Ты обещала — не больше пяти минут три дня назад.

Прежде чем ответить, она глубоко вздохнула.

— Знаю. Пришлось быстро принимать решение. Если это как-то утешит тебя, то я сделала так, чтобы быть с тобой. Если бы не сбежала, то, скорее всего, прошли бы месяцы, а не дни, прежде чем я снова увидела бы тебя.

Я никогда не мог злиться на нее долго, даже когда нужно было почувствовать гнев для сохранности ясного ума.

Слишком сильно ее спокойствие действовало на меня, чтобы долго бороться.

Поцеловав ее в макушку, я слегка отодвинулся, разглядывая ее волосы и перебирая несколько ярких прядей.

— Твои волосы все еще розовые. Краска?

— Да, но она смоется через пару недель. Не волнуйся. Я крашу волосы с детства и знаю, как вернуть свой естественный цвет.

Я почувствовал облегчение. Розовый был невероятно горяч, но больше всего мне нравились ее светлые волосы.

— Я запланировала провести несколько недель вместе, — сказала она мне, наклонив голову, наблюдая за реакцией.

Слово «план», сорвавшееся с ее губ, заметно повлияло на мой член, ведь ее планы всегда заканчивались одинаково.

Испытанное возбуждение напомнило мне, что мы не одни.

Я взглянул на широко улыбавшегося Тернера. Он чертовски наслаждался устроенным перед ним шоу.

— Не возражаешь, если мы ненадолго позаимствуем эту комнату? — спросил я его, подталкивая Ирис внутрь. — Нам нужно поговорить.

Он рассмеялся.

— Действуй. Ты и твоя Королева Хлороформа можете разговаривать там сколько угодно. Обмениваясь глупостями.

Я проигнорировал эти слова, захлопнув дверь перед его носом.

Ирис начала объяснять свой план, как только я снова обратил на нее внимание.

— Я буду присматривать за домом тех милых женщин, которых встретила на вечеринке у бассейна Тернера. Мы разговаривали на днях, и у меня возник идеальный план, так как они только что уехали в отпуск на месяц, чтобы отпраздновать свою годовщину.

— Какие женщины?

— Фрэнки и Эстелла. Помнишь? Фрэнки — татуировщица со своим собственным реалити-шоу, которое я заставлю тебя когда-нибудь посмотреть.

— О, те горячие лесбиянки.

— Да, верно. В любом случае, для нас это идеально, учитывая все обстоятельства. Уединимся на несколько дней или недель, если все получится, там, где нас никто не найдет, ведь они не будут знать об этом месте.

Я обдумал ее план. Она была таким молниеносным вихрем, и ему всегда было легко унести меня с собой, но в голове возникла мысль: кое-что мне все же нужно прояснить.

— Знаю, ты скажешь, что это сложно, но мне нужно раз и навсегда это выяснить. Что между тобой и Хитом. Сначала ты меня накачиваешь, вырубаешь из-за этого парня, а теперь он тот, от кого ты убегаешь? Я правильно понимаю?

Она покраснела, заламывая руки и не глядя мне в глаза, что было так неожиданно, и я понял — это потому, что она чувствовала себя виноватой за содеянное: вырубив меня, пока я кончал в нее.

Хорошо. Ей и следовало чувствовать себя виноватой.

— Я сделала это ради тебя, а не ради него. Знала, что если ты будешь бороться, когда Хит придет забрать тебя, то он сильно навредит тебе. Он мне помогает, но это не значит, что он не опасен. Ну, не для меня, а для тебя. Тебе нужно избегать его. У него вспыльчивый характер.

Вот дерьмо.

— Прости, — тихо добавила она. — Пожалуйста, не испытывай ко мне ненависти.

Я сразу сжалился над ней.

— По горло всем этим сыт. Я так и понял, что ты делаешь это для моей защиты. — Я погладил ее по подбородку, наблюдая, как ее раскрасневшееся лицо опустилось еще ниже, и мое настроение изменилось. — Я никогда не смогу испытать к тебе ненависть, думал, ты это знаешь.

Ответом послужил спрятанный нос на моей груди, отчего еще больше помрачнел.

— Я был очень разочарован тем, что наша ночь оборвалась, — грубо сказал я. — Когда появится еще один шанс получить минет с той сияющей в темноте помадой?

Она улыбнулась мне, а в ее глазах загорелся сладкий дерзкий огонек.

— У меня есть помада, но она не светится в темноте.

Я моргнул. Всего лишь подшучивал над ней, но отказаться от этой прихоти был не в силах.

Отстранившись, она прошла через комнату к большой сумке на стуле в дальнем углу.

Я нашел выключатель и щелкнул им, рассматривая ее одежду. В ее образе не было ничего чересчур шокирующего, особенно учитывая некоторые уже увиденные мною вещи, но он все равно меня взволновал, или, точнее сказать, ее тело, спрятанное под тканью.

Она была другой с этими розовыми волосами, в крошечных обрезанных джинсовых шортах, едва прикрывающих ее задницу, в армейских ботинках на высоком массивном каблуке и в укороченной белой облегающей футболке с котенком в темных очках спереди, на которой написано: ДАВАЙ ОТРЫВАТЬСЯ ПО ПОЛНОЙ.

Очаровательная панк-версия Ирис.

Правда, слишком молодая для меня.

Я чувствовал себя извращенцем, когда сел на край большой кровати в комнате и смотрел, как она рылась в сумке, не мешкая, сбрасывая с себя футболку, и пока я наблюдал, как ее упругая задница виляет из стороны в сторону, освободил член.

Она выпрямилась, повернулась ко мне лицом и накрасила губы темно-красной помадой, многообещающе округлив рот, от чего я нетерпеливо дернулся.

Она томно начала приближаться ко мне.

— Сними одежду, — сказал я ей, отводя руку от члена остатками силы воли.

Она медленно начала раздеваться, присев, чтобы снять тяжелые ботинки, затем встала и сняла все остальное, начиная снизу вверх, ее рубашка и бюстгальтер отлетели в сторону последними. Ирис стояла передо мной, так близко, что я мог коснуться лицом ее обнаженной груди.

Всего один мокрый поцелуй в нижнюю часть груди, и она откинулась назад, опустившись на колени.

Ирис кокетливо улыбнулась мне, соблазняя.

Сжав ее волосы, я смотрел на нее, чуть стиснув челюсти.

Она оставила на половине моего члена четыре темно-красных кольца, еще раз нанесла помаду и разукрасила уже весь.

Закончив, она отстранилась, и мы оба уставились, восхищаясь проделанной ею работой.

Притянув к себе ее горячий маленький рот, я глубоко поцеловал пухлые губы, сводящие меня с ума. Я не торопился, отстранившись и снова потянув ее голову вниз.

Я смотрел, как ее голова покачивается на моем разноцветном стержне, отчего взгляд помутнел, а дыхание тяжело вырывалось из меня.

Пытаясь оттянуть удовольствие, на этот раз я, похоже, не мог ничего с собой поделать, слишком наслаждаясь видом; кадры отпечатались в голове, сохраняясь в памяти на будущее.

Только она всосала последнюю каплю семени, как я дернул ее на кровать и перевернул на спину, широко расставив ноги.

Ее ступни звонко шлепнулись на мою спину, пока я ласкал ее бедра. Не торопливо облизывая языком и проводя пальцами каждую складку ее влагалище.

Она кончила дважды, а я снова был возбужден.

Накрыв ее тело и раздвинув девичьи бедра своими, мое тело тяжело опустилось на нее. Задыхаясь, она притянула меня еще ближе, и я вошел в нее. В ней было так хорошо, жарко, мокро и узко, так плотно обхватив меня до самого основания, что я чуть сразу не кончил.

— Я почти уверен, что помада предназначена только для внешнего пользования, — сказал я, двигаясь внутри нее.

— О, да, только сейчас говоришь мне об этом, — выдохнула она с улыбкой, двигая пятками, чтобы упереться в кровать и приподнять бедра, принимая меня глубже. — Немного поздновато.

Я рассмеялся и поцеловал ее.

— Я люблю тебя, — сказал я ей, врываясь в нее и стремясь к взрыву наслаждения.

ГЛАВА 11

Мы приступили к реализации нашего плана на следующий день.

Я упаковал небольшой чемодан с одним красивым костюмом, плавками, несколькими футболками и спортивными шортами, множеством трусов-боксеров, одной дополнительной парой хорошей обуви и необходимыми туалетными принадлежностями, подготовил свои рабочие дела к двухнедельному отсутствию и покинул свой дом в десять утра, с четкими инструкциями Ирис в своей голове.

Было страшно от того насколько хорошо она разбиралась в таких вещах.

Я поехал на своем черном «Приусе» на станцию «Боулдер», одну из местных достопримечательностей, на другом конце города, на Боулдер-хайвэй. Я припарковал его на огромной стоянке, прошел через казино и вышел из здания на стоянке такси.

Я взял такси до Сэмс-Тауна, другого местного прибежища, и повторил процесс, на этот раз сказав новому таксисту отвезти меня в казино «Белладжио».

Из «Белладжио» я взял такси до «Арии», еще одного стриптиз-казино. Из «Арии» я поехал в «Стратосферу».

В этот раз на стоянке такси меня встретила Ирис, одетая в толстовку с капюшоном и темные очки, и проскользнула ко мне в машину, на этот раз назвав таксисту домашний адрес.

Она послала мне кривую улыбку, когда такси тронулось.

— Как ты можешь быть абсолютно уверена, что я потерял хвост? — спросил я ее, оглядываясь назад.

— Не уверена, поэтому проведем еще одну проверку.

Примерно на полпути к месту назначения Ирис велела водителю остановиться на обочине тихой улицы и подождать десять минут.

Ничего не произошло. Хвоста не было.

Мы счастливо улыбнулись друг другу и направились к дому ее друзей.

Несколько дней спустя мы выгуливали собак Фрэнки и Эстеллы, черных лабрадоров-близнецов, в оживленном соседнем парке, и я только что сказал кое-что (надо заметить, довольно небрежно), о чем вскоре пожалею, только я этого еще не знал.

Ирис бросила на меня один из тех загадочных взглядов, которые сводили меня с ума. Он не был ни радостным, ни грустным, но задумчивым и с оттенком чего-то, что ускользало от меня.

— Значит, я должна быть с кем-то более близким мне по возрасту? — спросила она меня.

Разве я так говорил? Полагаю, что да. И думаю, что все еще верю в это, хотя это не значит, что я был этому рад.

Я вздохнул.

Она не собиралась отступать.

— Дейр, ты в последнее время разговаривал с кем-нибудь из двадцатилетних парней?

Я попытался сменить тему. Во всяком случае, мне это не нравилось.

— Ты хочешь сказать, что тебе сейчас двадцать?

— Ты уходишь от вопроса. Как ты думаешь, мне следует быть с кем-то одного возраста со мной?

Я снова вздохнул.

— Конечно да. Я говорил тебе это.

— А ты хочешь быть с кем-то твоего возраста? — Ее тон был таким обыденным, что я не колебался с ответом.

— Я думаю, что это было бы более уместно.

Но планировал ли я следовать своим словам?

Блядь, нет. Ни одному из них.

Я просто чувствовал необходимость сказать это. Они были самой рудиментарной формой пустословия. Подачка моей совести, так сказать.

Как будто это что-то решало, она кивнула и начала осматривать парк.

— Почему? Почему ты только что спросила меня об этом?

— Твоя подруга-фотограф очень красивая.

— Это так.

Хоть и пытался вспомнить, когда Ирис могла ее разглядеть, я не мог.

— Как и ты. Когда вы пили кофе, она склонялась в твою сторону и много смеялась. Это хороший знак. Она знает обо мне?

Я изучал ее, задаваясь вопросом, шпионила за мной Ирис или это делал кто-то другой. Я хотел бы возмутится, но из-за слишком большого количества противоречивых эмоций было трудно сформировать ответ, и не в последнюю очередь из-за беспокойства о том, что она знала, что я пил кофе с другой женщиной, и, похоже, не возражала, судя по ее небрежному тону.

— Я приму это за нет. Думаешь, ты ей нравишься?

Это было странно для нее и плохо для меня. Сказать, что она не была ревнивой, было преуменьшением года, но это вылилось в то, что для нормальной девушки было бы допросом из ревности.

Я пытался преподнести ей это настолько честно, как только мог.

— Я думаю, она не будет возражать, если я приглашу ее на свидание, и она, скорее всего, согласится, но она недостаточно уверена в себе, чтобы сделать этот шаг первой.

— А-а, значит, ты не такой, каким притворяешься.

— Что это значит? — Я ненавидел, когда она относилась ко мне так, как будто я был ребенком в этих отношениях.

— Итак, если бы ты, скажем, позвонил ей и пригласил на свидание, как думаешь, она бы пошла?

— Я не сделаю этого…

— Я не утверждаю. Я просто спрашиваю.

Я чувствовал себя эгоистичным придурком, говоря это, но если быть честным:

— Да, я думаю, она бы пошла. К чему ведет этот нелепый разговор?

Она не ответила, и это меня обеспокоило.

— Что ты задумала? — спросил ее я.

— Просто убедись, что я все понимаю правильно.

Я знал, что разговор ничего хорошего не предвещает, но я не понимал, насколько все плохо, пока она не оставила меня одного в парке.

Она не ушла далеко, всего на пятьдесят футов, где какие-то болваны заканчивали свои тренировки по кроссфиту.

День был не по сезону теплый, яркое солнце палило, и она была одета в свои крошечные шорты (ярко-розовые), шлепанцы (ярко-фиолетовые) и очаровательный маленький неоново-желтый укороченный топ с надписью «ЛЮБОВЬ — МОЙ НАРКОТИК», который обнажал ее плоский загорелый живот.

Розовый цвет уже исчез с ее волос, и в настоящее время они были очаровательного оттенка розовой сахарной ваты, свободно, словно шёлк, свисая с ее плеч.

Она выглядела восхитительно, съедобно, с ног до головы, когда пошла и начала болтать с измазанной маслом группой накаченных парней, которые были намного моложе меня.

Я держал на поводке собак ее горячих подруг-лесбиянок и просто смотрел, как она выбрала одного из них, явно самого привлекательного из всех.

Самого высокого. Самого большого.

Он сверкнул белоснежными зубами, улыбаясь и глядя на нее так, словно она была его особым подарком на день рождения.

Она улыбалась и смеялась вместе с ним, явно флиртуя.

Я чуть не уронил оба поводка, чтобы ударить соседнее дерево, когда она знакомо коснулась его руки.

Тем не менее, я воздержался от того, чтобы пойти туда, вместо этого выгуливая собак, сделав несколько больших кругов по парку, в то время как она продолжала очаровывать этого мускулистого ублюдка целых тридцать минут.

Она без слов пошла со мной в ногу, когда была готова, и мы вышли из парка.

Мы почти вернулись домой к Фрэнки, прежде чем я обрел голос.

— Что это, черт возьми, было?

По крайней мере, она не притворялась застенчивой.

— Я согласилась пойти с ним сегодня вечером.

Я почувствовал, как моя кровь закипает, и, поднимаясь вверх, горячая желчь подступает к горлу.

— Ты что?

— Я полагаюсь на твою мудрость, которая приходит только с возрастом. Я была достаточно молода и наивна, чтобы довериться своему сердцу и дать шанс тому, что происходит между нами, но ты, кажется, думаешь, что это плохо. Глупо. Кто я такая, чтобы не согласиться с тобой? Ты явно старше, а значит, и мудрее. Итак, теперь я делаю то, что ты предложил, пробую завести отношения со своим сверстником. А ты должен позвонить своей подруге-фотографу и пригласить ее на свидание. На словах всё легко, Дейр.

— Ты с ума сошла. Ты действительно думала, что я имел в виду, что ты должна найти какого-то случайного парня в парке? И я никому не позвоню. Пошла ты. Ты не имеешь права указывать мне, что делать. Кто ты, по-твоему, такая?

— Я женщина, которая хочет, чтобы ты жил в соответствии со своими словами. Ты продолжаешь говорить что-то, я буду ловить тебя на слове. Меня тошнит от твоей одержимости разницей в возрасте. Ты зациклен на этом. Ты хотел, чтобы я встречалась с кем-то другим. Я сделаю это. Проблема решена.

Меня так внезапно охватила тревога, что у меня закончился гнев, но я все еще был полон отчаяния.

— Не делай этого. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты встречалась с ним. Ты же знаешь, это не то, чего я хочу.

Она ровным взглядом посмотрела на меня, и по одному этому взгляду я понял, что она не изменит своего решения.

— Так как насчет того, чтобы выбрать. Сегодня вечером один из нас пойдёт на свидание со сверстником. Ты или я. И если не ты, значит, я пойду на свидание со спортивной крысой.

— Ты будешь… спать с ним? — я чуть не задохнулся, задавая этот вопрос.

— О, Дейр, — тихо сказала она.

Это был не ответ. Я хотел рвать на себе волосы.

— Я пойду, — прорычал я ей. По крайней мере, если я пойду, мне не придётся беспокоиться о том, что она делает всю ночь. — Но ты должна оставаться дома, пока я это делаю. Я хочу, чтобы ты ждала меня, когда я вернусь домой.

Как быстро изменилась ситуация?

— Отлично.

К тому времени, когда мы вернулись, я был так зол, что даже не пытался отговорить ее от всего этого, решив преподать ей урок.

Я убедился, что она находится в пределах слышимости, когда я позвонил Лурдес и поболтал с ней, в конце концов пригласив ее на ужин вечером. Мне повезло (или нет), потому что она не была занята и достаточно охотно согласилась.

Ирис никак не отреагировала, лишь время от времени бросая на меня непостижимые взгляды, пока готовила нам сэндвичи на кухне.

К тому времени, когда повесил трубку, я был в ярости, и мог только надеяться, что бедная Лурдес ничего не заметила.

— Счастлива? — спросил я Ирис.

— Счастье — это не то слово, которое я бы использовала, — сказала она чуть более теплым тоном, чем безразличие.

Она почти ничего мне не сказала, пока я готовился той ночью, надев единственный костюм, который упаковал с собой. Никогда бы не подумал, когда упаковывал его для этого маленького любовного гнездышка, что придётся надеть его на свидание с другой женщиной.

Я был очень несчастен по этому поводу.

Я был полностью одет за десять минут до того, как пришло время идти, когда подошел к ней.

Она смотрела телевизор в огромной гостиной дома, сгорбившись на диване и со скучающим видом переключая каналы.

Я присел рядом с ней, чувствуя себя слишком разодетым в моем костюме, тогда как на ней были шорты и укороченный топ.

Я обхватил ее за бедро и погладил, наблюдая за ее лицом.

Она едва удостоила меня взглядом, все еще переключая каналы.

Я стиснул зубы и встал перед ней на колени, загораживая ей обзор.

Тогда она посмотрела на меня, но этот взгляд ничего мне не сказал.

Я наклонился и поцеловал ее нежные губы, сжимая ее волосы одной рукой, а другой проводя между ее ног, над ее шортами, находя ее клитор своим большим пальцем, и поглаживая кругами вокруг него.

Она извивалась и целовала меня в ответ, но держала руки при себе.

Я скользнул рукой в ее волосы вниз, нашел руку и направил ее к себе, чтобы погладить себя по моим брюкам.

Я довел нас обоих до безумия, прежде чем отстранился, тяжело дыша. Я посмотрел вниз, просунул руку под штанину ее шорт и, обнаружив, что она мокрая, засунул в нее два пальца.

Я двигал ими внутрь и наружу, другой рукой направлял ее руку, пока она потирала мою напряженную длину, все еще поверх одежды.

Она была на грани, когда я вынул из нее пальцы и остановил ее руку на себе, заставил ее крепко сжать мой член, а затем оттолкнул ее.

— Давай закончим это прямо сейчас, — твердо сказал я ей, стараясь говорить разумно (чего я не чувствовал), а не злиться (что я чувствовал). — Я не хочу идти. Я хочу остаться с тобой, прямо здесь, и закончить то, что только что начал. Скажи мне не идти.

Она пристально посмотрела мне в глаза, и я знал ее ответ еще до того, как она это сказала.

— Нет. Думаю, тебе стоит пойти. Я буду здесь, когда ты вернешься.

Уходя, я хлопнул входной дверью не попрощавшись.

Я был так зол, что мне пришлось остановиться на полпути и взять себя в руки. Я не хотел, чтобы Лурдес знала, как сильно я не хочу этого делать. Она этого не заслуживала.

Лурдес была одета сногсшибательно в маленькое черном платье, которое демонстрировало ее подтянутые ноги и открывало лишь намек на декольте. Ее волосы были разделены пробором посередине и длинными густыми локонами свисали до середины спины. Ее макияж был знойным, подчеркивая ее большие, темные, загадочные глаза.

Она была сногсшибательна, это точно. Если бы я не был настолько не в духе, то точно пускал бы слюни от этого вида.

Как бы то ни было, мне приходилось казаться увлеченным, и вести себя так, будто все в порядке.

Я забронировал столик в ресторане «Joel Robuchon» в последнюю минуту, потому что Лурдес однажды говорила мне, что французская еда ее любимая, и я вспомнил это, когда приглашал ее на свидание сегодня. Предполагалось, что это один из лучших и самых дорогих французских ресторанов в городе.

На первый взгляд это, безусловно, впечатляет, заметил я, когда нас проводили к нашему столу. Декор был роскошным, но место было почти безлюдным. Я решил, что это потому, что хотя сегодня и пятница, еда здесь была дорогой, а когда я говорю «дорого», я имею в виду пятьсот долларов за тарелку, и это не считая алкоголя.

Я не беспокоился об этом. На тот момент деньги были буквально наименьшей из моих проблем.

Лурдес была в восторге от этого места, признавшись, что хотела побывать тут, но не была на свидании целую вечность.

Я чувствовал себя в высшей степени презренным из-за этого, но утешал себя тем фактом, что, по крайней мере, я свозил ее туда, куда она хотела пойти, даже если я не мог заставить себя думать об этом как о настоящем свидании.

Мы оба решили выбрать дегустационное меню из шестнадцати блюд, поскольку официант настаивал на том, чтобы мы это сделали.

Мне было все равно, я думал о том, чтобы оставаться вне дома как можно дольше, просто чтобы досадить Ирис и заставить ее поволноваться.

Лурдес, как бы она ни была помешана на здоровье, наслаждалась каждым блюдом, вкушая все так, как мог только человек, который редко ел такую экстравагантную еду.

Ничто из этого не было в моём привычном меню, но я молчал об этом, так как привык есть еду, которая, как я знал, мне не обязательно понравится. Мои родители хорошо подготовили меня к этому.

Я попробовал икру, она мне не понравилась, но притворился, что понравилась, потому что Лурдес была от неё в восторге.

Я с трудом проглотил фуа-гра с нейтральным выражением лица, хотя Лурдес сказала, что это лучшее, что она когда-либо пробовала.

Что мне больше всего понравилось, так это безусловно, хлебная корзинка. Я перегрузился углеводами, зная, что мне придется компенсировать это тренировкой на следующий день, и поэтому не заботился о том, чтобы съесть кучу вещей, которые мне не нравились, преувеличивая мой голод по тому, что мне действительно нравилось.

Шестнадцать крошечных блюд съедались медленно, полный прием пищи занял почти четыре часа, и через некоторое время я начал получать удовольствие.

Она была очень милой женщиной. Экстравагантно красивой. Очень обаятельной и даже смешной.

Не ее вина, что я не мог рассматривать этот вечер как на настоящее свидание.

Ты не можешь встречаться с одной женщиной, будучи влюблен в другую, и это будет справедливое сравнение.

— Тебе не понравилось, — дразняще обвинила меня Лурдес, когда я открыл пассажирскую дверь и посадил ее в свою Теслу.

Я обошел машину и скользнул на водительское сиденье, прежде чем ответить. Я послал ей извиняющуюся улыбку.

— Все было очень впечатляюще. Я не помню, что мне когда-либо раньше подавали еду с настоящими золотыми хлопьями. Это определенно было изюминкой.

Она засмеялась.

— Тебе это точно не пришлось по вкусу. Ну, в любом случае, спасибо, что пригласил меня сюда. Мне понравилось, и хотя я редко позволяю себе так есть, оно того стоило.

— Тогда я рад, что мы здесь побывали.

Она снова рассмеялась, богатым, счастливым смехом, таким смехом, который было приятно слушать.

— Что ж, в следующий раз нам придется выбрать твою любимую еду, чтобы компенсировать это.

И так просто, я почувствовал себя ублюдком очередной раз.

Я повел ее на новейшее шоу Цирка в «Арию». Сиденья первого ряда. Места было трудно достать в тот день, но я знал одного парня. Ну, Тернер сделал это, но и его парень был рад мне помочь.

Шоу было отличным, а после мы немного прогулялись по казино, поболтав о нем.

Я изучал Лурдес, пока она говорила. У нее были чудеснейшие густые, глубокие соболиные волосы. Они были очень густыми. Я восхищался ею с первой встречи, и вдруг понял, что она была из женщин, которых я считал своим типом. У моей жены тоже были темные густые волосы и глубокие загадочные глаза.

Когда он изменился, мой тип? Была ли это горечь от развода, которая испортила мои предпочтения, или это случилось с моими развивающимися чувствами к дикой, слишком молодой блондинке?

Я был почти уверен, что последнее.

Было уже поздно, когда я высадил Лурдес у её дома, а мы выехали рано. Конечно, четырехчасовая трапеза из шестнадцати блюд сделает любую ночь длинной. Тем не менее, упрямая часть меня надеялась, что Ирис волновалась за каждую минуту моего отсутствия.

Лурдес даже пригласила меня зайти к ней выпить, но я вежливо отказался.

Она поцеловала меня, я замер и позволил ей это.

Это должно быть длилось полных две минуты, прежде чем она неохотно отстранилась.

Теперь я действительно чувствовал себя ублюдком. Просто ужас.

Я хотел вернуть время вспять или вымыть рот с мылом.

Я не позволил ей увидеть это, попрощавшись так вежливо, как только смог.

Всю дорогу домой я чувствовал себя ужасно. Просто отвратительно, испытывая отвращение к себе за то, что использовал друга.

Казалось, она наслаждалась собой, казалось, надеялась на второе свидание, хотя я не упомянул даже о том, что позвоню ей снова.

ГЛАВА 12

Ирис уже встала и смотрела телевизор в гостевой спальне, которой мы воспользовались, когда я вернулся домой. Она лежала поверх одеяла, одетая только в прозрачную белую майку и трусики.

— Как все прошло? Вы нашли общий язык? — спросила она небрежным тоном, даже не потрудившись посмотреть на меня.

Мне захотелось придушить ее.

— Ты знаешь, что это не так. Невозможно провести настоящее свидание с одной женщиной, будучи влюбленным в другую.

— Что ж, попробовать стоило. Ты продолжаешь говорить мне, что любовь гораздо менее важна, чем эта разница в возрасте. Может быть, следующее свидание пройдет лучше.

— Я, блядь, больше не собираюсь ходить на свидания.

— Я говорила не о тебе. Завтра я встречаюсь с этим придурком. Мы идем в клуб. Он кажется подходящим по возрасту.

Мое сердце остановилось.

— Ты не можешь быть серьезной. Я встречался с этой женщиной только потому, что ты сказала…

— Я имела в виду только сегодняшний вечер. Тебе не удастся повлиять на меня в этом вопросе. Ты поцеловал ее?

Я начал медленно продвигаться к ванной. Я, честно говоря, думал, что меня сейчас вырвет.

О Боже, этот неловкий поцелуй, которого я даже не хотел. Чего мне это будет стоить?

— Ты поцелуешь его, если я скажу «да»?

Она бросила на меня удивленный взгляд, впервые она выглядела заинтересованной с тех пор, как я вернулся домой.

— Вау, как далеко вы, ребята, зашли? Должна ли я ревновать?

Я выругался, но ничего не услышал в ответ.

— Мы не зашли далеко. Она пригласила меня к себе домой выпить, но я отказался. И я не сказал, что позвоню ей, или что мы снова встретимся. Если ты ведешь счет, помни об этом завтра.

— Но ты действительно поцеловал ее.

— Она поцеловала меня, и я не остановил ее. Я пытался быть милым.

Она рассмеялась, и это прозвучало почти горько. Мне хотелось заткнуть уши. Она всегда была такой милой, что было почти невыносимо слушать, как ее это огорчает.

— Какой ты милый. Что ж, будь уверен, завтра я тоже буду вести себя хорошо.

— Не надо, пожалуйста, — одними губами произнес я.

Почему я позволил Лурдес поцеловать меня? Было ли это сделано для того, чтобы хоть немного отомстить Ирис за то, что она заставила меня пройти через это? Хотел ли я, чтобы она ревновала?

Да, хотел.

Я чувствовал себя дерьмово.

— Как долго длился поцелуй?

— Я не знаю. Не засекал. — Ложь, ложь, ложь.

— Поцелуй был с языком?

Я крепко зажмурился, представляя, как огромный парень из парка собирается поцеловать ее, обхватить своими мускулистыми руками.

Это было так неправильно.

Я двинулся к ней, готовый умолять. Я заполз на кровать, уткнувшись лицом в ее живот.

Она сжалилась надо мной и погладила меня по волосам.

— Будет лучше, если ты просто скажешь мне. Я бы не хотела заблуждаться из осторожности.

— Это так бессердечно. Ты же знаешь это, да? Я не хотел иметь ничего общего с этой чепухой.

— Я не говорила тебе позволять ей целовать тебя. Должно быть, в этом что-то было. Я бы ни с кем не целовалась, если бы пошла куда-нибудь сегодня вечером.

Мне хотелось рвать на себе волосы от отчаяния.

— Но ты сделаешь это?

— Да, Дейр, я сделаю это. Точно так же, как я воспринимаю твои слова всерьез, я воспринимаю твои действия как нечто значащее. Ты хотел, чтобы мы попробовали сходить на свидания с людьми нашего возраста. Я собираюсь приложить к этому, по крайней мере, столько же усилий, сколько и ты.

Меня трясло, когда я забрался на нее сверху.

— Я люблю тебя, — сказал я ей.

Я не стал раздевать никого из нас, просто вынул свой член из штанов и отодвинул ее трусики в сторону.

Я грубо трахнул ее. Она даже не была готова, но я не останавливался. Я был слишком расстроен и забылся. Я был слишком большим мужчиной, чтобы забыть о своей силе. Возможно, я и травмировал ее, но она не жаловалась.

— Я тоже тебя люблю, — тихо сказала она, после того, как я опустошил себя внутри нее. Она еще не кончила. По ее спокойному тону я мог сказать, что она даже близко не приблизилась к краю. — Но ты продолжаешь говорить мне, что этого недостаточно.

Я отстранился от нее, закрывшись в ванной. Мои эмоции были слишком сильны, чтобы справиться с ней прямо сейчас.

Я принял ванну, чувствуя себя ужасно.

Через некоторое время она присоединилась ко мне, разделась и забралась внутрь, чтобы оседлать меня. Она вымыла мне голову, и я закрыл глаза, все еще надеясь найти какой-нибудь способ остановить ее.

— Ты ведь не сделаешь больше, чем поцелуешь его? — прошептал я.

— Я дам ему шанс, Дейр. Если он поцелует меня, и я захочу большего, я это сделаю. Я собираюсь позволить идти всему своим чередом, посмотреть, есть ли в этой штуке с возрастом что-то большее, чем я предполагала.

Я оттолкнул ее от себя, вылезая из ванны. Я не доверял себе, находясь с ней в одной комнате в данный момент.

Я не понимал, что она уходит, пока Ирис не вышла из ванной, полностью одетая.

Я покачал головой.

— Нет, — сказал я ей.

Я не мог позволить ей бросить меня вот так.

— Я думаю, будет лучше, если я переночую сегодня где-нибудь в другом месте. Завтра, вероятно, тоже.

Я вздрогнул.

— За что ты меня так наказываешь?

Она просто покачала головой и вышла.

Я попытался последовать за ней, остановить ее, но даже когда я прижал ее к входной двери и поцеловал, она только отвернулась.

— Возвращайся сюда после свидания. И будь осторожна. Пожалуйста.

Она поцеловала меня в щеку и ушла, не сказав ни слова.

Это была одна из худших ночей в моей жизни.

На следующий день я усердно тренировался в домашнем тренажерном зале Фрэнки, плавал и трижды гулял с собаками. Я пытался остановить поток ужасного беспокойства внутри меня с помощью физической активности, и я не мог бы сказать, помогло ли что-нибудь из этого.

В тот вечер я не знал, что делать. Я не мог уснуть, понятия не имел, когда увижу ее снова, когда узнаю, что она делала на свидании. Я знал, что потеряю самообладание, если она сделает что-то большее, чем просто поцелует этого парня. Просто поцелуй казался мне чем-то большим, с чем я мог справиться.

Я почувствовал облегчение до слабости, восторг до боли, когда около полуночи раздался звонок в дверь.

Я открыл дверь без рубашки, потому что кто еще это мог быть?

Она встретилась со мной взглядом, проходя мимо меня, одетая в обтягивающее розовое платье, которое идеально подчеркивало ее эффектное тело.

— Ты надела это для него?

Она вздохнула.

— Скажи мне, — прорычал я на нее.

— Да, я надела это для него. Это было свидание. Ты очень красиво оделся для своего свидания.

— Как далеко вы…?

— Всего лишь поцелуй. Короткий поцелуй, хотя он и засунул свой язык мне в горло. Он ужасно целовался.

— Вы… нашли общий язык, кроме того ужасного поцелуя?

Она направилась к кухне, ее тело покачивалось в красных туфлях на шпильках. Она перебросила их из одной комнаты в другую, затем сняла платье через голову и бросила его на пол.

Я проследил за ним взглядом, как мотылек за пламенем. Я был околдован ее чарами.

К тому времени, как она добралась до кухни, она была полностью обнажена. Ирис взгромоздилась на стойку, раздвинув ноги.

— Конечно, нет, Дейр. Я влюблена в тебя. Это был обреченный эксперимент с самого начала, но теперь ты знаешь, что я права, когда говорю, что твоя теория с возрастом — чушь собачья.

Я застонал, но звук исходил не из горла, а из груди, из сердца.

— Никогда больше так со мной не поступай.

Я переместился, встав между ее ног.

Она стянула мои боксеры вниз, сжимая меня.

Я трепетал, сгорая от желания к ней.

— Прекрати бороться с этим, Дейр. Это все, о чем я прошу. На самом деле, я настаиваю. Ты понимаешь?

Я кивнул, хватая ее сиськи обеими руками, наклоняясь и посасывая их, пока она не затряслась и не застонала.

Я опустился на колени и начал поглощать ее, ее руки вцепились в мои волосы. Я не остановился, когда она кончила, мой язык на ее клиторе, два пальца глубоко внутри нее.

Я снова довел ее до оргазма. И еще раз.

— Боже, ты потрясающий, — простонала она.

Что касается подачки моему уязвленному самолюбию, то это было полезно.

— Трахни меня, детка. Давай.

Я выпрямился, придвигаясь ближе. Я медленно погружался в нее, откидываясь назад, чтобы наблюдать, как мой член исчезает внутри нее, наблюдал, как ее влагалище медленно всасывает каждый дюйм.

— Ты хочешь, чтобы это было все твое, детка? — спросила она меня, когда я начал жестко двигаться внутри нее.

— Да, да, ты вся моя.

— Тебе нужно начать вести себя соответственно. Не будь пассивным партнером. Эти отношения — не то, что происходит с тобой. Ты притворяешься, что просто не можешь устоять передо мной, поэтому позволяешь этому случиться. Мне нужно от тебя больше.

Я не знал, как она могла оставаться такой последовательной, когда я сходил с ума. Я утвердительно хмыкнул и трахнул ее до бесчувствия.

Я отвел ее наверх и исследовал каждый дюйм ее тела. Я лежал на ее спине, тяжело дыша, уткнувшись в нее, когда она снова заговорила.

— Ты все еще думаешь, что наша разница в возрасте — слишком большое препятствие для нас?

— Мне все равно, — проворчал я над ней. — Я хочу тебя, несмотря ни на что. Я буду бороться за тебя, за это. Это мое. Ты моя. — Как бы в доказательство своей правоты, я жестко взял ее, врезавшись в нее сзади.

Я почувствовал, как она кончила и вышел, все еще твердый.

Я не был таким с тех пор, как мне исполнилось двадцать, так много раз нуждаясь в облегчении. И даже тогда у меня не было партнера, который удовлетворял бы мои потребности с каким-либо энтузиазмом, даже когда я поедал ее часами. Ирис была, по крайней мере, такой же ненасытной, как я, возможно, даже более ненасытной, и мои прикосновения делали ее слабой.

Это было пьянящее чувство.

Позже Ирис внезапно высвободилась из моих объятий, встала с кровати и пошла в ванную.

Заинтересованный, я последовал за ней.

Я подошел к ней сзади, наблюдая за ней в зеркале туалетного столика. Ее лицо было опущено, ее всегда густые ресницы были сильно накрашены тушью, помада стерта, но губы были припухшими и покраснели.

Она выглядела такой уязвимой, и мне захотелось снова опустошить ее, просто так.

— Хит нашел нас, — тихо сказала она, и все мое тело напряглось. — За этим домом следят.

— Я не понимаю. Как?

— Он видел тебя в ту ночь, когда ты встречался с Лурдес, и с тех пор не спускает с нас глаз. На самом деле он был внимателен, позволив мне провести немного времени с тобой, пока я не рискую собой, но он поговорил со мной сегодня вечером и сказал, что пора возвращаться.

Я крепко зажмурился, сжав кулаки.

— Нет, — твердо сказал я.

Она не стала спорить, просто смыла косметику и вернулась ко мне в постель.

Должно быть, я крепко спал той ночью, потому что не проснулся, когда она ушла.

ГЛАВА 13

Я сидел и слушал один из редких телефонных разговоров с мамой. Она о чем-то говорила, но, как обычно, все, о чем я мог думать это то, какой она была странной женщиной. Или, по крайней мере, странной для меня. Я никогда не понимал ее. В большинстве случаев было трудно общаться даже на поверхностные темы, хотя, к счастью, она не требовала этого от меня.

Мы не были близки; она всегда была слишком занята для этого, даже когда я носил подгузники. Но из наших нечастых телефонных разговоров вы бы не догадались об этом. По крайней мере, с ее стороны поток информации казался бесконечным, как будто мы делали это каждый день, а не каждые полгода.

Следует отметить, что со своей стороны я едва ли мог вставить предложение.

Более сорока лет она была профессором английского языка в Колумбийском университете — еще с тех времен, когда в кампусе редко можно было увидеть женщин, не говоря уже о преподавании, — и не собиралась уходить на пенсию. Работа занимала все ее время. Так было всегда. А когда она решала, что у нее есть время поговорить со мной, то ожидала, что я буду слушать ее, даже если мы месяцами не разговаривали друг с другом.

Мама была олицетворением успеха не только в своей карьере, но и в браке, и в отношениях с людьми.

Единственное, что я знал о ней точно — больше всего на свете она нуждалась в том, чтобы мир восхищался ею и ее достижениями.

Когда говорилось о женщине с такими приоритетами, на ум сразу приходила Сьюзен Джонсон-Мастерс. Замужем за таким же успешным мужчиной, как и она сама, лучшая подруга первой женщины-вице-президента, сила, с которой нужно считаться в научных кругах, первопроходец-феминистка и, к тому же, мать очень успешного писателя.

Конечно, во всем этом вы не смогли рассмотреть материнскую заботу. Няня или шесть позаботились о том, чтобы я, ее единственный сын, был накормлен и о нем заботились, потому что ее, черт возьми, не было рядом для этого даже один час в течение дня. И хотя я был успешным автором, в ее кругах не могли не отметить, что я писал художественную литературу.

Не скажу, что меня расстраивала роль матери в моей жизни. Я был слишком взрослым, чтобы цепляться за эти проблемы. Но не нужно чрезмерно преувеличивать ее роль в моем воспитании. Даже она подчеркнула бы, что забота никогда не входила в число ее приоритетов.

И даже, когда я был моложе, я не был на нее обижен. Я всегда знал (от нее) о том, что у матери была гораздо более важная жизненная миссия, чем просто быть мамой мальчика.

Ей так многому нужно было соответствовать. Родом из знатной семьи, замужем за аристократом и близкая подруга с детства двум самым известным женщинам в стране, одна из которых стала вице-президентом Соединенных Штатов, а другая — откровенной активисткой, женой влиятельного сенатора.

Если бы я был предельно честным с самим собой, Тэмми была для моей матери своего рода мятежным заявлением, что, по крайней мере, вначале, отчасти объясняло ее привлекательность. Она не была Сьюзан Джонсон-Мастерс. На самом деле, многие сказали бы, что Тэмми была полной противоположностью, с минимумом личных амбиций.

В то время Тэмми скормила мне свое желание создать полноценную семью, и мое молодое, уже поглощенное работой «я» съело все это целиком. Разве не было бы здорово вернуться домой к тому, кто хотел бы позаботиться о моих потребностях?

Годы превратились в десятилетия, и Тэмми, поэтически воспевшая желание стать матерью, почему-то так и не была полностью готова к этому шагу.

Спустя двадцать лет я прекрасно осознал, что надо мной пошутили.

Голос матери вернул меня к нашему разговору.

— …как будто эта бедная дорогая женщина недостаточно пережила…

Ах. Мне не нужно было задумываться, кто эта дорогая женщина при том, что я не слушал. Моя мать и две ее самые близкие подруги достигли такого выдающегося, заметного уровня успеха, что моя мать привыкла сообщать другим людям каждый из их статусов еще до того, как ее спросили. Она делала это, когда разговаривала со мной, не потому, что даже предполагала, что меня это заботит, а по чистой привычке.

Хотя, между прочим, мне было не все равно.

Цель этого обязательного напоминания, как я понял, была по двум причинам. Первая: Чтобы напомнить всем и каждому о ее важных связях. Вторая: заверить всех, что три влиятельные женщины как никогда близки.

Дорогой могла быть только Диана, вице-президент. Если бы она сказала милая, я бы понял, что она имеет в виду жену сенатора Веру.

Излишне говорить, что эти две силы природы никоим образом нельзя было назвать ни дорогими, ни милыми, но это ничего не решило бы, скажи я это моей матери.

И, конечно же, она знала, что они не были такими, но называть их так было еще одним напоминанием о том, насколько особенными были их отношения, обращая внимание тех, кто слушал, что она знает их обеих с той стороны, которую никто другой не видел или когда-либо удостоится увидеть.

— …сначала ее дочь и зять погибают в результате несчастного случая, и ей приходится самой воспитывать троих внуков. А вскоре после этого ее старший внук обрывает с ней все связи, становится преступником и вынужден скрываться от общественности, — продолжила она. — И все это еще до того, как ему исполнилось восемнадцать. Она ничего не могла сделать, кроме как молча страдать и отпустить его. А потом ее внучки, эти две прекрасные, милые девочки, обе трагически уходят из жизни в таком нежном возрасте. И все это она переживает молча, воплощение сильной женщины, и продолжает свою политическую карьеру, занимая второй высший пост в стране, отличный пример для всех женщин…

Она всегда говорила этим, как мне нравилось считать, ее ораторско-лекторским голосом, когда каждая фраза была продумана и отрепетирована. Ей не нужно было использовать его со мной, но на данный момент для нее это было привычкой.

— … а теперь еще и это возмущение, эти обвинения в коррупции, и связях с мафией, и даже разговоры о возбуждении уголовного дела! И все это из-за какого-то загадочного человека, этого свидетеля, который собрал так называемые доказательства против нее, но остается анонимным!

— В последний раз, когда мы разговаривали, ты говорила, что наконец-то появилось предположение, что смерть двух ее внучек может быть связана, — перебил я ее, потому что это был буквально единственный способ вставить слово.

— Я это сказала? Нет, нет, этого не может быть. Они умерли с разницей в год. Нет связи, и, к сожалению, все это уже в прошлом. Пресса постоянно будет копаться в этих двух безвременных трагедиях, но сейчас в этом нет толку. Теперь появилось кое-что новое и ужасное, с чем нужно иметь дело. Как только она закончит свой очередной успешный срок, она окажется втянутой в скандал. Они пытаются посадить ее за решетку, Аласдейр. Ты можешь в это поверить?

— Ну, до этого не дойдет, если она невиновна, верно?

Я сомневался насчет невинной части. Я знал Диану достаточно хорошо, чтобы хотя бы допустить мысль, что она может быть виновна. Насколько я мог судить, она была грозной, устрашающей женщиной, способной съесть собственного детеныша, но вы могли бы добавить это мнение к списку вещей, которые я никогда не скажу своей матери.

— Да, да, конечно, она невиновна, но подумай, какой ущерб это наносит ее безупречной репутации. Это порочит ее доброе имя. Она никогда не сможет баллотироваться в Президенты, если ситуация продолжит обостряться.

Я взял себе на заметку рассказать Ирис об этом последнем скандале, когда она появится снова. Она принципиально ненавидела политиков, и я знал, что получу удовольствие от ее реакции на вице-президента, имеющего прямые связи с мафией.

— Я знаю, что ты не любишь быть сентиментальным…

Я? Она думала, что это я не люблю сентиментальности? Для меня это было новостью. Ну, это то же самое, как называть горшок испачканным чайником.

— …но, не знаю, думаю, все это из-за мыслей о том, через что пришлось пройти бедной, дорогой Диане со своими внуками. Я просто хотела сказать тебе, что люблю тебя. И, ну, ты должен знать, что я очень горжусь тобой.

Я сразу же почувствовал раскаяние за свои обычные язвительные мысли о ней. Я столько раз слышал ее высокопарные заявления, что было легко применить их таким образом, который обесчеловечивал ее, тогда как я должен был почувствовать чуть больше сочувствия к самому трудолюбивому человеку, которого я когда-либо встречал. Я не мог вспомнить, когда она в последний раз брала отпуск.

— Я тоже тебя люблю, мама, — хрипло сказал я. Слова казались безнадежно неестественными, даже если они были правдой.

Когда мы наконец повесили трубки, я обнаружил, что ищу в Интернете новости о внучке Дианы, Фрэнсис. Она была старше двух девочек, второй погибшей в результате трагического несчастного случая, и той, которую я действительно знал, хоть и недолго.

Она оказала на меня влияние, хотя я провел с ней совсем немного времени. Она была подростком, но уже гениальна, вундеркинд. Она была в восторге от встречи со мной в одном из тех редких отпусков, когда все наши семьи собирались вместе. Я вспомнил, как провел с ней памятный день, когда она брала у меня интервью для какого-то школьного проекта.

Когда я услышал о ее смерти, был потрясен. И разбит. Я не мог смириться с тем, насколько трагично было для такой яркой молодой девушки так рано уйти из жизни.

Я начал искать фотографии, потому что где-то глубоко внутри у меня появилось странное, безумное подозрение, от которого мне ужасно хотелось отряхнуться. Но в итоге я стал изучать статьи о несчастном случае, унесшем ее жизнь, потому что это никогда не приходило мне в голову.

Фрэнсис погибла в автокатастрофе в разгар бури, смывшей весь мост, как раз в тот момент, когда ее водитель пытался пересечь разлившуюся реку.

Два человека и автомобиль пропали без вести, но были найдены только тело водителя и автомобиль. Исходя из этого она была признана погибшей.

Я копнул глубже и нашел несколько репортажей у небольших СМИ, ничего существенного, о возможном покушении на убийство. Все было там — следы на месте, где был мост. Предполагали, что виновником была взрывчатка, хотя в полицейском отчете что-либо подобное категорически отрицалось.

Конечно, затем в отчете утверждалось, что в этом замешана полиция или, по крайней мере, ей заплатили.

Меня затошнило. Что случилось с этой бедной милой девочкой?

Мне нужно было отвлечься от этих безумных теорий заговора, они слишком меня накрутили, и поэтому я вернулся к своей главной цели, которая состояла в том, чтобы найти приличную фотографию Фрэнсис, хотя я не мог точно понять, зачем мне это было нужно.

По крайней мере, не по началу.

Когда я нашел фотографию ее молодого лица крупным планом, я пожалел об этом.

Какие-то странные воспоминания начали заполнять мой разум.

Как будто я заблокировал их со временем и из-за скорби.

Фрэнсис была красивой девушкой с прямыми черными волосами и в очках с толстыми стеклами, скрывавшими ее ясные умные глаза.

Внезапно мой разум наполнился шквалом странных, забытых воспоминаний.

Вдруг вспомнились зеленые глаза, хотя и не из фотографии.

Из памяти, а не только воспоминаний многолетней давности.

Я руками закрыл рот, тошнота поднялась, когда я вспомнил еще один важный факт. Я вспомнил какой-то туманный разговор, который у меня был с молодой Фрэнсис о ее перекрашенных в черный цвет волосах. Это был бунтарский поступок, поскольку вся ее семья была светловолосой от рождения и до смерти.

— Я ненавижу повторяться, — сказал хриплый голос с порога моего кабинета.

Я обернулся.

Скрестив руки на груди, там стоял Хит, и выглядел опасным и злым.

— Но я скажу еще раз. Если она тебе небезразлична, первое, что ты сделаешь, если это повторится, — свяжешься со мной.

— Ты внук вице-президента, — выдохнул я, и каждая грязная деталь встала на свои места. — Преступник.

Весь кислород покинул комнату, и воздух стал слишком разреженным, чтобы я мог вдохнуть.

Потому что он этого не отрицал. Моя сумасшедшая теория оказалась верной.

Он ухмыльнулся, все еще умудряясь казаться рассерженным.

— Все немного сложнее. Я был преступником, но меня завербовали как шпиона, а теперь я работаю с федералами из-за моего очень личного интереса к их текущему расследованию.

Внезапная и неожиданная ярость заставила мой голос дрожать.

— Как я мог тебе доверять, если ни один из вас мне ничего не сказал? Если бы ты потрудился сказать мне, что ты ее брат, я бы тебя послушал!

— Это было слишком рискованно. Она не хотела тебя впутывать. Больше всего на свете она хотела уберечь тебя. По сути, она была пленницей, а я не конченный ублюдок, и стараюсь дать ей как можно больше свободы.

— Ну, ты должен был больше беспокоиться о ее безопасности! — выпалил я.

Его ноздри раздулись.

— Не смей читать мне лекции о ее безопасности. Она никогда бы не стала рисковать собой, вылезая из своего укрытия, если бы не ты. Боже, ты знаешь, как давно она была влюблена в тебя? Годами. С детства. Все так запутано.

— Думаешь, я знал это? — я закричал, когда все это осознал, а Хит как раз попался под руку. — Я никогда не говорил ей ничего неуместного, я тогда никогда не допускал подобных мыслей.

— Я знаю, что это было одностороннее влечение, — согласился Хит. — Оно только делает все чуть менее ебанутым.

— Когда она подошла ко мне, я бы никогда не прикоснулся к ней, если бы хоть немного подозревал, кто она такая!

— Немного поздновато для этого, и ты недооцениваешь ее. Она была очень решительной и находчивой девушкой. — Он кивнул на мой компьютер. — Она некоторое время следила за тобой, хотя назвала бы это сбором информации.

Я последовал за его кивком в сторону своего компьютера, а затем снова посмотрел на него. — Что именно ты имеешь в виду?

— Все, что ты когда-либо там искал, книги, развлечения. Каждое порно, которое ты смотрел за последние, черт знает, сколько лет, она все взломала. Как только она узнала, что ты развелся, то решила заняться тобой. Она изучила все, что тебя заводит, и преобразила себя для твоего идеального соблазнения.

Я снова и снова отрицательно качал головой. Этого не могло быть. Не со мной.

Раньше мне было трудно принять ее возраст, но это, это было жутко.

И так мерзко, что я сомневался, что когда-нибудь смогу с этим смириться.

Если говорить о траханье мозга.

Не говоря больше ни слова, я бросился в ванную и довольно сильно выблевал свой обед.

Хит ждал, когда я вернусь. Он еще не закончил со мной, и это хорошо.

Я тоже не закончил с ним.

— Так кто же это сделал, на этот раз, два покушения на ее жизнь?

Его губы сжались.

— Более двух, хотя только два из них были близки к успеху. Взрыв на мосту в Вирджинии и стрельба в Лос-Анджелесе несколько месяцев назад. И несет за это ответственность наша любящая бабушка.

Я просто смотрел на него. С какой стати…

— Дорогая бабушка Диана была грязным политиком еще до того, как это стало трендом. Она хорошо скрывала это от публики, но трудно скрыть подобное от своей семьи, особенно от тех, у кого IQ на грани гениальности.

— Ирис — свидетель, который собрал против нее улики, — сказал я, как только до меня дошло.

Он кивнул.

— Веские доказательства, которые станут еще более убедительными, если ей удастся дожить до того времени, когда сможет дать показания в суде. Что может быть более разрушительным для чьих-то амбиций стать президентом, чем внучка, желающая свидетельствовать о злых делах дорогой бабушки? И список преступлений ошеломляет, скажу я тебе. Тяжкие преступления и проступки просто не прикроют этого. По крайней мере, не с тремя убийствами.

Я задумался, считая.

— Твои родители? — предположил я.

Он кивнул.

— Они первые. Мы не знаем почему. Мы можем только предположить, что, как и мы, они знали слишком много и не хотели молчать об этом. Но мы знаем, почему она убила Лорну, и даже не киллером.

Я просто пялился. Лорна была младшей сестрой, но я никак не мог вспомнить обстоятельства ее смерти.

— Она утонула в бассейне на заднем дворе вскоре после того, как подслушала разговор нашей бабушки, в котором она призналась, что убила собственную дочь. Но перед этим Лорна рассказала Ирис о том, что слышала.

— Ирис, будучи гениальной, находчивой девушкой, начала тайно собирать доказательства, чтобы построить дело. Она делала это годами.

Он глубоко вздохнул, выглядя даже более взволнованным, чем обычно.

— Меня тогда уже не было. Я сбежал, когда понял, что за чудовище наша бабушка. К сожалению, я ушел слишком рано, прежде чем понял, что она была монстром, способным убить собственную семью.

По дрожи в его голосе я мог понять, что с ним сделал отказ от них. Он считал себя виноватым.

— Но ты вернулся вовремя, чтобы спасти Фрэнсис от первого покушения на ее жизнь.

Он покачал головой, ноздри раздулись.

— Едва ли. Та девушка спаслась, выплыла из смертельной ловушки, прошла пять миль пешком до дома фермера и позвонила мне. Я был… В то время я выполнял некоторые интересные задания для правительства, и, к счастью, у меня были связи, чтобы обеспечить ей защиту, хотя, когда кто-то столь могущественный хочет твоей смерти, безопасность становится довольно сложной идеей.

— Какие доказательства у нее есть? Действительно ли необходимо, чтобы Ирис давала показания?

— Хватит, — резко сказал он. По его поведению я мог сказать, что этот редкий и щедрый поток информации был закрыт. — Я пришел сюда не потому, что мне нравится болтать с тобой. Я пришел, чтобы дать тебе достаточно ответов, чтобы ты понял, что тебе нужно делать, если Ирис подвергнет себя опасности, чтобы увидеть тебя снова.

— Фрэнсис, — тихо поправил я, чувствуя себя просто не в своей тарелке.

— Ирис, — подчеркнул он. — Теперь ее зовут Ирис. Если кто-то и заслужил возможность начать все с начала, так это она.

ГЛАВА 14

Три дня спустя Ирис появилась у моей двери, взглядом она прощалась со мной.

Она даже не пыталась прикоснуться ко мне, фактически, она все время держалась на расстоянии нескольких футов, и я чувствовал облегчение от этого.

— Привет, Фрэнсис, — твердо сказал я.

Она покраснела.

— Пожалуйста, не называй меня так. Теперь я Ирис. Навсегда. Я пришла, чтобы извиниться и сказать свое слово, теперь, когда все стало известно.

Я смотрел на нее, скрестив руки на груди, пытаясь усмирить все свои чувства к ней.

Вина, тоска, отвращение, желание, стыд, нежность, гнев, жалость, враждебность.

Любовь.

Да еще и это.

Но какое это имело значение? Как такая неудачная ситуация могла что-то значить?

— Во-первых, у тебя есть вопросы? — Ее голос был очень тихим, как будто она внезапно стала боятся меня.

Я ненавидел это, но видел в этом необходимость.

— Чем это было на самом деле? Я знаю, что ты изучала меня, чтобы превратить себя в то, что, как ты думала, я хотел. Я хочу знать, что это было на самом деле.

Она глубоко вздохнула и начала говорить:

— В любых отношениях есть кто-то, кто любит другого больше, кто-то, кто будет сломлен, если все это закончится. Между тобой и мной я этот кто-то. Я всегда знала, что так и будет.

Я изучал ее, как никогда раньше, гадая, как с ней поступить.

— Я так долго любила тебя, что это стало частью лоскутного одеяла, которое делает меня той, кто я есть. Ты — то, что заставляет меня идти дальше, оставаться в безопасности в мире, который потерял для меня свое значение много лет назад. Ты не веришь мне, и это справедливо, хотя мне и грустно, но моя вера в тебя спасла мне жизнь.

Ее кулаки были сжаты, и она выглядела так, будто вот-вот заплачет.

Мне потребовались все силы, чтобы не обнять ее, но худшее, что я мог сделать, — это повести ее за собой, поэтому я сдерживался.

— Вот как было на самом деле, Дейр, — продолжала она дрожащим голосом. — Моя любовь к тебе — это самое реальное, что я знаю. Я хочу, чтобы ты это запомнил.

Мы оба долгое время молчали, просто глядя друг на друга, слезы непрерывным потоком текли по ее щекам.

— Прощай, — сказала она наконец сдавленным голосом и убежала.

ГЛАВА 15

Она не вернулась, и мне стыдно признаться, впервые за шесть месяцев меня это больше всего радовало.

Я был в таком противоречии с ее мнением.

Все преподносили как испытание века, хотя Диана Дж. Бейкер технически больше не была вице-президентом, когда все это происходило.

Я не получил места в первом ряду на слушаниях. Черт, я вообще не получил места.

Я остался в неведении, как и все остальные жители страны, и смотрел репортажи по телевизору.

У Дианы была хитрая команда адвокатов, которые отклоняли все аргументы и спорили по каждой мелочи, до самого конца настаивая на том, чтобы дело было закрыто.

Однако доказательства против нее были ошеломляющими. Бесчисленные инкриминирующие документы с ее подписью, точные отчеты о том, где и когда были совершены конкретные преступления, записи ее признания в незаконных действиях и, совсем повергающее в шок, даже видеозапись, на которой женщина ссылается на ее участие в некоторых преступлениях.

Когда стало известно, что таинственным свидетелем, который собрал основную тяжесть улик, была предполагаемая умершая внучка, ну, само собой разумеется, для прессы это был знаменательный день.

Около трети доказательств было признано неприемлемыми, но оставшихся двух третей было более чем достаточно, чтобы добиться цели.

Она была признана виновной в огромном количестве преступлений, включая многочисленные эпизоды сговора, вымогательства, рэкета, отмывания денег, взяточничества, растраты, мошенничества с избирателями, обвинений в финансовой коррупции, воспрепятствования правосудию.

Список можно было продолжать очень долго. Диана вела очень грязную игру на протяжении всей своей политической карьеры, и, наконец, все это было выложено на всеобщее обозрение.

Ее даже удалось привлечь за уклонение от уплаты налогов.

Они не смогли выдвинуть обвинения в убийстве, но остальные удержали бы ее в тюрьме в течение оставшихся лет ее жизни и, что более важно, полностью разрушили ее репутацию и фактически положили конец ее политической карьере.

Ее муж, Джонатан Митчелл Бейкер, также был втянут в беспорядок, столкнувшись со многими из тех же обвинений. Его адвокаты преподали его как молчаливого, невинного супруга, но дела у него были не лучше, чем у его жены.

Ирис, снова выкрашенная в черный цвет, и в очках, выглядевшая торжественно и невыносимо красивой, заняв позицию на одиннадцатом часу судебного заседания, в одночасье стала национальной сенсацией, особенно для мужской половины страны. Ее начали добавлять в списки самых горячих и сексуальных в различных изданиях, и в целом ее считали чем-то вроде героя. Людям нравилась идея о том, что великолепная, смелая, блестящая молодая девушка сразится с нечестным политиком и победит.

К тому времени я перешел от внутреннего конфликта к тому, что просто скучал по ней.

Конечно, никто из таких крупных людей никогда не падал в одиночку, и, поскольку к преступлениям были причастны многочисленные опасные фигуры, опасность для Фрэнсис Бейкер, как ее называли, была огромной.

Все это достигло апогея всего через несколько дней после того, как она закончила давать показания. Рассказывают, что во время перевозки на светофоре рядом с машиной, в которой ее везли, остановился фургон, и из указанного фургона выскочили шесть человек в лыжных масках.

Ее вытащили из машины, и ее водитель и один из ее телохранителей, которые оба были ранены в результате нападения, стали свидетелями того, как в нее стреляли в упор в висок. Сообщается, что один из ее телохранителей был убит, по их словам, крупный блондин, но его имя не разглашается.

Я был опустошен, хотя поначалу не верил в то, что это правда.

Это было слишком удобно, она исчезла навсегда только после завершения миссии.

Не то чтобы Ирис впервые инсценировала собственную смерть.

Но недели превратились в месяцы, месяцы и годы, а от нее и даже о ней не было вестей, и я поверил.

ЭПИЛОГ

ДВА ГОДА ПОСЛЕ СУДА

Я бегал по парку, недалеко от района где расположен мой дом. Для Вегаса хорошая погода была редкостью. У нас был примерно один день в году, и я решил, что должен воспользоваться этим.

Я остановился, чтобы попить и затянуть шнурок, когда что-то почувствовал. Странное ощущение в задней части шеи, которое заставило меня посмотреть вверх, а затем по сторонам, сделать почти полный круг, прежде чем я заметил, что именно нарушило мой душевный покой.

Это был Хит, ублюдок, шагавший ко мне, его суровые глаза смотрели на меня, как будто не прошло столько времени.

Увидеть его было, мягко говоря, шоком.

Шоком и радостью, поскольку он был связан с Ирис, а все, что было связано с ней, все, что могло дать мне информацию или даже ее крупицу, было тем, что я больше всего желал узнать в эти два долгих, потерянных года.

Но это было не то, что давило на мою грудь, как бетонная плита.

На бедре у него был маленький ребенок, мальчик.

Он обвился вокруг него, положив голову ему на плечо, как будто Хит был обычным человеком, а не Хитом.

Человеком, которого мальчик обожал.

Это беспокоило. Все это.

Но больше всего беспокоило одно обстоятельство.

Мальчик не был похож на него. Возможно, это был его ребенок, но он не сюсюкался с ним.

У мальчика были спутанные каштановые волосы, и когда он подошел ближе, я увидел его теплые карамельного цвета глаза. В самом деле, каждая черточка его лица, от его прямого носика до крошечной сжатой челюсти и ротика, была мне знакома.

Мое сердце сжалось самым ужасно-чудесным образом. Мои зубы были сжаты так сильно, что заболела челюсть.

Это было неописуемо, это чувство абсолютной уверенности и неверия.

Я не мог оторвать глаз от этого ребенка, ни издалека, ни тем более, когда они подошли очень близко.

Мальчик тоже не мог оторвать от меня глаз.

Его голова поднялась с плеча Хита, когда он изучал меня почти так же пристально, как я изучал его.

Хит взъерошил волосы мальчика и поцеловал его в лоб, как будто делал это миллион раз. Они явно были близки.

Это заставило мои глаза метнуться к нему и сверлить взглядом.

Хит посмотрел в ответ, но когда он наклонил голову и посмотрел на мальчика, его глаза смягчились до неузнаваемости.

Он обожал этого ребенка.

— Это он, Унка Хиф? — спросил ребенок.

— Да, приятель, это уж точно. Разве ты не видишь? Ты выглядишь так же, как он.

Я не мог дышать, не мог говорить, не мог сформировать связную мысль, все мое изумление было поглощено этим маленьким человечком, которого я только что увидел, только обнаружил, что он существует уже бесконечное число минут.

Я попытался откашляться, сказать что-то, потому что у меня были вопросы, на которые мне нужны были ответы, но все это ускользало от меня, сильные эмоции роились во мне, словно грузовик Мак, и все это устремлялось вверх, чтобы забить мое горло и наполнить влагой мои глаза.

— Дейр, — сказал Хит, его тон менялся, охлаждаясь, конечно, когда он разговаривал со мной. — Познакомься, это Кэмерон Аласдейр Мастерс.

Я чуть не упал на колени прямо там. То дыхание, что у меня осталось, было выбито из меня начисто.

Мое второе имя было Кэмерон.

Она дала ему мое полное имя, каждую его частичку.

Если того, что он выглядел как миниатюрная копия меня, было недостаточно, чтобы сказать мне, кто этот ребенок, имя, безусловно, помогало.

Маленький Кэмерон моргнул мне своими большими глазами раз, другой.

— Папочка? — Его голос был неуверенным, и это был явно вопрос.

Он знал, кто я. Ему рассказали обо мне.

Даже двухлетний ребенок был лучше осведомлен о ситуации, чем я. Он явно был связан с Ирис и Хитом.

Мне пришлось трижды откашляться, чтобы произнести ответ.

— Да, — эмоционально сказал я сыну. — Я твой папа.

Он протянул ко мне руку, и я не знал, что делать.

Я придвинулся ближе, даже проник в личное пространство Хита, чтобы выполнить безмолвную просьбу этого маленького ребенка.

Кэмерон похлопал меня по плечу, несколько раз ожидающе моргнув.

— Обними, — сказал он, притягивая меня к себе и к Хиту, заставляя меня и другого мужчину оказаться в неловком групповом объятии.

Хит не сказал ни слова, только протестующе хмыкнул и позволил ребенку добиться своего.

Осторожно и решительно я оттолкнул Кэмерона от него, прижимая его к себе. Первый раз обнимая сына.

— Обнимаю, — наконец согласился я, крепко зажмурив глаза, когда его маленькие ручки уютно обвили мою шею.

Мы оставались так в течение очень долгого времени; он зарылся в меня, я глубоко вздохнул, осознав тот факт, что я отец.

Наконец, я посмотрел на Хита, который буравил меня взглядом.

— Она?… — Я даже не смог закончить вопрос.

— Она жива и здорова, находится под защитой до тех пор, пока все вещи, от которых она нуждается в защите, не будут устранены, что не должно быть слишком долго. На данный момент я устранил почти всех.

— Она даже не сказала мне, что беременна, — медленно сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.

Шок отступал, и немного праведного гнева возвращалось обратно, чтобы занять его место.

— Она не могла. У нее не было возможности. И она пыталась избавить тебя от мысли, что ты потерял их обоих, не только ее.

Мой голос был менее спокойным, когда я ответил:

— Более двух лет без единого слова. Как она могла так долго скрывать это от меня? Как она могла скрывать от меня все? Я думал, что она…

Хит не выказывал ни капли понимания или сочувствия ни в его лице, ни в его словах. Как раз наоборот. Но таков был Хит. В этой конкретной ситуации это оказало на меня почти успокаивающее действие, как бы странно это ни звучало.

— Ты дурак, — сказал он низким голосом. — Если бы она пришла к тебе раньше, она бы не осталась, ни на какое время. И кроме того, ты знаешь, что она никогда не подвергла бы тебя опасности. По какой-то причине, которую я не могу понять, она любит тебя.

Что-то болезненное и прекрасное расцвело глубоко в моей груди. Несмотря ни на потерянное время, потраченное горе, неуверенность и растерянность, я все еще любил ее. Даже если это исходило от Хита, было так приятно слышать, что она жива и здорова и, возможно, все еще любит меня.

— Сейчас или скоро ей будет безопасно прийти к тебе, если ты этого хочешь. Ты все еще не уехал, так что я полагаю, ты все еще хочешь ее?

Я не колебался, у меня были годы, чтобы оценить ситуацию, но я мог только кивнуть. Я не мог обсуждать свои чувства с Хитом. Это было бы так же бессмысленно, как рассказывать рыбе о других стихиях. Ну в данном случае больше похоже на акулу.

Он вытащил из заднего кармана сложенный лист бумаги и сунул мне.

Я взял его, бросив на него вопросительный взгляд, не в силах развернуть его одной рукой.

— Это список вещей, которые тебе понадобятся для него. Я бы на твоем месте сразу пошел в магазин. Добро пожаловать в отцовство. Надеюсь, ты не облажаешься, потому что месяц или около того ты будешь предоставлен сам себе.

— Ты… ты оставляешь его со мной?

— Разве он тебе не нужен? Я буду счастлив взять его с собой.

— Нет, нет, нет, я не это имел в виду. Я хочу его. Я был просто поражен.

К тому времени Хит игнорировал меня, его глаза смотрели на Кэмерона, все его лицо трансформировалось, чтобы подарить моему сыну любящую улыбку.

— Помнишь, что я тебе говорил, приятель?

— Взрослые всегда возвращаются, — мгновенно сказал Кэмерон, как будто его учили запоминать.

— Вот так мы и сделаем. Так что я вернусь, и твоя мама вернется. И на этот раз вы все будете жить вместе, как семья. Разве это не будет здорово?

— Потрясающе! — Кэмерон ответил мгновенно.

После прощального поцелуя Кэмерона в макушку Хит ушел.

Всю дорогу домой я нес ребенка на руках. Я был уверен, что он мог бы пройти часть пути пешком, но мне было все равно. Я не отпускал его.

Мы были уже почти у дома, когда мой сын сказал хриплым голоском:

— Мама скучает по тебе, папочка, она так по тебе скучает!

Я быстро заморгал, но это не помешало слезам наполнить мои глаза.

— Я тоже скучаю по ней, сынок. Так сильно.

— И я по тебе скучал, — добавил он, выпятив милую маленькую нижнюю губу.

Это выпотрошило меня, как ничто другое.

— Я тоже скучал по тебе. Может ты не поверишь. Но мы больше никогда не расстанемся. Ты останешься со мной навсегда.

— Ты обещаешь?

— Обещаю.

Я направился прямо к Таргету со списком и Кэмероном на буксире. Это было тяжелое испытание, но в конце концов я нашел все, что мне было нужно, а затем провел два часа в отделе игрушек.

Переход от жизни в одиночестве к тому, чтобы в доме появился малыш, был адаптацией, но долгожданной. Он был хорошей компанией.

Я показал ему цветы, которые много лет назад посадил во всех возможных местах на участке.

— Ты знаешь имя своей мамы? — спросил его я.

— Мама?

Я улыбнулся и погладил его по голове.

— Это ее имя для тебя, но для меня ее имя — Ирис. Ты знаешь, как называются все эти цветы?

Кэмерон огляделся. Они были повсюду. Он покачал головой.

— Ирисы.

Его милая маленькая бровь нахмурилась.

— Ты хочешь сказать, что моя мама — цветок?

— Нет, но ее назвали в честь цветка, а это ее любимые. Думаешь, она обрадуется, когда увидит, сколько их у нас дома?

С широко раскрытыми глазами он кивнул.

Примерно через три недели после приезда Кэмерона я начал вглядываться вокруг в поисках ее. Я ничего не мог с собой поделать. Мысль о том, что она может появиться буквально в любой момент, поглотила меня.

Я ежедневно заказывал букеты ирисов, вазу за вазой, пока они не заняли все свободное место на столе в доме.

Кэмерон охотно помог мне найти подходящие места для них всех, почти так же стремясь снова увидеть свою мать, как и я.

Конечно же, она пришла ночью. Как всегда элемент неожиданности с моей Ирис.

Кэмерон спал несколькими дверями дальше по коридору. Я взял перерыв, чтобы поиграть с ним в догонялки, и мы работали над преображением этой комнаты для него. На данный момент я заполнил ее детской мебелью, покрасил в зеленый цвет и обклеил стены набором наклеек с изображением всех его любимых персонажей, от Томаса до Печеньки-монстра.

Я прочитал ему восемь рассказов, прежде чем он окончательно отключился. У меня были большие надежды, на моих руках был будущий автор. Все всегда начиналось с книг.

Я уже достаточно хорошо знал о его режиме сна, чтобы знать, что он будет спать до утра, и поэтому, когда дверь моей спальни медленно открылась посреди ночи, я ни на секунду не заподозрил, что это Кэмерон.

Звук закрывающейся и запирающейся двери, а затем тихое шуршание сбрасываемой одежды были еще одним доказательством.

Мое сердце начало биться сильнее. Я не знал наверняка, но всем сердцем надеялся, что это она.

За время, проведенное в разлуке, мне удалось смириться со многими вещами. То, что вы отчаянно скучаете по человеку, приводит к этому.

Я тяжело сглотнул и спросил:

— Ирис?

Я услышал, как она вздохнула, и по этому вздоху я понял, что был прав.

В ответ она забралась ко мне в постель.

Я обнял ее и просто держал очень долго, не нужно было слов.

Конечно, это не длилось вечно. Я проснулся, и ко мне прижалось обнаженное тело, которого я жаждал годами.

Я стал благоговейно прикасаться к ней, вспоминая каждый пышный изгиб своими руками.

Она дрожала под моим нежным прикосновением, которое быстро превращалось из благоговейного в плотское, голодное.

Я пытался продвигаться медленно, но она сорвалась первой, передвинувшись, чтобы оседлать меня. Она приняла меня внутрь себя, и это был тот самый рай, который я так хорошо помнил.

Мы брали друг друга в темноте, заново исследуя, словно впервые.

Я проснулся утром и потянулся к ней.

Теплый солнечный свет просочился сквозь частично опущенные шторы, и мои пальцы наткнулись на теплую обнаженную плоть.

Я был в секунде от того, чтобы взобраться на нее, когда услышал лязг ручки в моей запертой двери, которую крутили взад-вперед, а затем удары маленьких кулачков по двери.

Любимые зеленые глаза встретились с моими, все еще моргая ото сна.

— Черт, — пробормотал я.

Я действительно должен был провести с ней еще хотя бы пять минут наедине, но я быстро с этим справился.

У Ирис немного затуманились глаза, когда она увидела первую вазу с цветами, а к шестой она уже покачнулась на ногах.

К тому времени мы даже не успели спуститься вниз.

Я прижал ее спиной к себе, целуя в висок, в щеку, в ухо, в челюсть.

— Каждый божий день, который я ждал тебя, — тихо сказала я ей, — и скучал по тебе, я сожалел, что мне так и не удалось купить тебе цветы. Я планирую компенсировать это каждый день до конца наших жизней.

Она заплакала, и Кэмерон бросился обнимать ее за ноги, спрашивая, почему она грустит.

— Нет, милый горошек, — сказала она ему, погладив его по голове. — Иногда взрослые плачут, когда они очень счастливы, когда получают что-то действительно приятное, чего они никак не ожидали.

Мы спустились на кухню.

Ирис начала доставать ингредиенты для французских тостов.

— Правда, Ирис, это уместно, перед мальчиком? — дразнил я.

Она хихикнула, и мне это понравилось.

Это было после завтрака, Кэмерон рисовал за столом, а я загнал Ирис в угол в гостиной, а затем посадил ее к себе на колени и взял ее за руки.

Она растаяла рядом со мной, но ее глаза были серьезными.

— По шкале от одного до десяти, насколько ты злишься на меня?

Ничего не изменилось. Я не мог долго сдерживать свой гнев на нее, даже не мог вызвать его, даже если бы попытался, и во мне говорило не только желание. По большей части это было оно, а остальное — чистое, чистейшее облегчение.

Я пытался ей это объяснить, но она мне не поверила, поэтому я сказал ей, что она может загладить свою вину с помощью большого количества непристойного секса.

— Я думаю, нам может понадобиться няня, — прошептала она в ответ. — У меня было два года сексуальной неудовлетворенности, которые я планирую выместить на тебе, гораздо больше, чем я могу отложить на ночь.

Это звучало как лучшее, что я когда-либо слышал в своей жизни.

Мы поженились в придорожной часовне ровно через двадцать минут после того, как получили свидетельство о браке, потому что были в необъяснимой спешке, а Ирис утверждала, что всегда хотела безвкусной, быстрой свадьбы в Вегасе.

Кэмерон, сидевший на заднем сиденье, получил от этого настоящее удовольствие.

Это было идеально. Я бы ничего не изменил.

Ирис и Кэмерон вернулись домой, и они принесли с собой мой дом.

Конец