Дезире - значит желание

Глава 10

Корнелия проскользнула в свою комнату в «Ритце» в самом начале шестого. Она боялась, что может встретить герцога в вестибюле или на лестнице, хотя шансов на это было немного, — он проводил их обратно на квартиру к Рене, а Корнелия собралась ехать к себе только через некоторое время после его ухода.

Арчи тоже распрощался с обеими дамами у двери, многозначительно сжав руку Корнелии, на что она ответила совершенно откровенным, крепким рукопожатием. Потом дверь была закрыта, и они с Рене услышали, как мужчины спускались по ступенькам. Через несколько секунд зацокали лошадиные копыта, и карета отъехала.

Корнелия с облегчением вздохнула и протянула обе руки своей новой подруге.

— Спасибо, спасибо вам, мадам, — сказала она. Как мне выразить вам всю свою благодарность за то, что вы для меня сделали?

— Будьте осторожны, — невозмутимо предупредила Рене. — Это лишь начало. Перед вами еще долгий путь, дитя мое.

— Да, я это знаю, — ответила Корнелия, — но он пригласил меня поужинать с ним сегодня.

— И что вы ответили?

— Я долго колебалась, но он настаивал, и я сдалась. Сказала, что он может заехать за мной сюда около половины одиннадцатого. Вы не возражаете? — В ее голосе прозвучала тревога, заставившая Рене улыбнуться.

— Конечно, не возражаю, — ответила она. — Но нам придется найти для вас новую одежду. Есть еще одно платье, которое я могу вам дать, но почти во всех остальных меня уже видели.

— Вы так добры! — воскликнула Корнелия. — Я не могу себе представить, какая еще женщина могла бы сделать то, что вы сделали для меня.

— Для вас и для Арчи, — с улыбкой уточнила Рене. — А теперь, дорогая, вам надо переодеться и поспешить обратно, в отель.

Мари оставила одежду Корнелии на стуле в спальне Рене. Корнелия посмотрела на нее с отвращением:

— Как я ненавижу свое платье теперь, когда знаю, как я могу выглядеть вот в этом!

— Да, вам нужна новая одежда, причем в большом количестве, — задумчиво произнесла Рене. — Уорт сам будет вас одевать. Сегодня мы должны съездить и поговорить с ним.

— Сегодня? — в замешательстве повторила Корнелия. — Но как? Как я смогу уйти?

— Вам неизвестны планы вашего мужа? — спросила Рене. — Тогда скажите, что желаете купить несколько парижских платьев. Если я не ошибаюсь, герцог обязательно найдет предлог, чтобы не сопровождать вас по магазинам. Француз обожает ходить по портным, а англичанину это занятие претит, он чувствует себя не в своей тарелке.

— Думаю, так оно и есть, — засмеялась Корнелия. — Не могу представить своего мужа в магазине для женщин.

— Что ж, тогда, как только освободитесь, поскорее приезжайте сюда. Здесь вы переоденетесь и поедете по магазинам со мной как Дезире.

— Значит, мне придется показаться в дневное время? — встревожилась Корнелия. — Но это же ужасный риск!

— Чепуха! Я говорила вам, что герцог вас не узнает, и оказалась права. Никто ни на секунду не подумает, что эта утонченная дама, которой все только что восхищались у «Максима», и есть та самая герцогиня Рочемптон в старомодной одежде и темных очках, приехавшая в «Ритц» несколькими часами раньше.

— Да, в самом деле, — усмехнулась Корнелия. — Я сама с трудом этому верю. Мне кажется, что я сплю, а когда проснусь, то снова окажусь в Лондоне и буду плакать в подушку из-за того, что не наделена красотой, как тетя Лили.

— Красота — это еще не все, — ответила Рене. — Вы же не назовете меня красивой, ведь так?

— Нет… то есть… Я не знаю, как ответить на этот вопрос, — пролепетала Корнелия.

Вы должны ответить правдиво. Я не красива, однако мужчины любят меня — не за то, как я выгляжу, а за то, какая я есть, за мой характер, за мою индивидуальность, за ум, за тело, то есть за все, вместе взятое. Важно не просто смазливое личико, гораздо важнее — личность, которая не забывается.

— Я понимаю, — вздохнула Корнелия. — Как бы я хотела быть такой, как вы!

— Сначала как тетя Лили, потом как я, — насмешливо проговорила Рене. — Милое дитя, будьте сама собой. Мужчине не нужны ни бледное эхо, ни копия другой женщины. Мужчине нужна женщина единственная в своем роде, такая, о которой он может сказать: она не такая, как все те, кого я знал до нее.

— Я буду стараться. Да, я буду стараться стать такой, — горячо пообещала Корнелия.

Увидев, что солнце уже начинает появляться из-за крыш, она быстро переоделась.

Корнелия ожидала, что ей придется возвращаться в отель одной, и была тронута, когда, спустившись вниз по белым каменным ступеням, увидела, что в холле ее ждет Арчи. В цилиндре, щегольски надвинутом на один глаз, он стоял, прислонившись к колонне, и что-то немелодично насвистывал про себя, а на улице нетерпеливо грызли удила лошади, впряженные в закрытую карету.

— Арчи, как это мило с твоей стороны! — воскликнула Корнелия.

— Я подумал, что должен доставить тебя домой в целости и сохранности, — ответил он. — Ты хорошо провела время?

— Это был самый чудесный вечер в моей жизни, и мадам де Вальме была так добра ко мне — и все благодаря тебе!

По-моему, все сошло отлично, — заключил Арчи. — Должен признаться, я почувствовал себя весьма неуютно, когда Рочемптон подошел к нашему столику. Если бы он тебя узнал — вот было бы шуму! «Максим» — не место для леди.

— Не понимаю почему, — возразила Корнелия и тут же рассмеялась.

Она вспомнила, как под утро одна хорошенькая танцовщица, подняв юбки, стала отплясывать на одном из столиков под одобрительные возгласы и аплодисменты посетителей. Как несколько молодых людей пили шампанское из туфельки мадам Габи Деслис, известной актрисы, чье прибытие вскоре после полуночи произвело фурор: на ней была шляпка в два фута высотой, вся в страусовых перьях, а шею украшало с дюжину ниток жемчуга, свисавших почти до колен.

— Как же весело живут мужчины! — воскликнула она. — Как тебе повезло, Арчи, что ты не женщина.

— Откровенно говоря, мне самому это часто приходило в голову, — ответил Арчи. — А вот и «Ритц». Думаю, мы увидимся у Рене. Я больше не приеду к тебе с официальным визитом. Если Рочемптон узнает, что я твой кузен, он может что-то заподозрить.

— Будем видеться у Рене, — согласилась Корнелия.

Полная благодарности, она поцеловала его в ;щеку.

— Спасибо тебе, мой добрейший и милейший кузен, — прошептала она и торопливо вошла в отель.

У себя в комнате она старалась двигаться как можно тише. И с улыбкой думала, что и герцог, возможно, поступает так же, боясь разбудить ее. Хотя их спальни разделяла гостиная, нечистая совесть заставляла обоих быть осторожнее.

Она сняла очки перед зеркалом и увидела, что ее глаза смотрят ласково и нежно. Она не стала менять прическу, потому что Рене одолжила ей тонкий шифоновый шарф, чтобы повязать голову на обратном пути. Глядя теперь на игру света и тени в своих волнистых от природы волосах, увенчанных короной из кос, она спрашивала себя, как она вообще могла терпеть ту отвратительную, безобразную прическу, которую считали модной и мосье Анри, и тетя Лили. К сожалению, ей придется и дальше мучить свою голову, потому что в роли герцогини она должна оставаться неприметной. Только Дезире могла позволить себе хорошеть день ото дня по мере того, как развивался ее вкус и росла уверенность в себе.

Услышав бой церковных часов, Корнелия поняла, что уже давно сидит, погруженная в свои мысли Наверное, герцог уже спит. На нее нашло дикое желание — пройти через гостиную и войти к нему в комнату. Что, если она так и сделает, а он проснется и увидит, что над ним склонилась женщина, с которой он флиртовал весь вечер?

Подумав об этом, Корнелия ощутила глубокое волнение: вот она будит его, вот ее губы оказываются возле его губ, а она сама — совсем рядом, только руки протянуть. Но она вспомнила предостережение Рене — это лишь начало. Ее муж все еще любит тетю Лили. И если он обратил внимание на новое лицо, то это еще не значит, что затронуто его сердце.

Может быть, это просто скука заставляет его искать сторонних развлечений. Да, надо быть осторожной. Радость Корнелии несколько померкла, и, пока она медленно раздевалась и укладывалась, лицо ее было серьезным.

Она проснулась в середине дня. Стрелки ее дорожных часов, стоявших на ночном столике, показывали десять минут первого. Вздрогнув от ужаса, Корнелия села в кровати и потянулась к колокольчику.

Что подумает герцог? Неужели она все поставила под угрозу из-за того, что проспала? Потом она вспомнила, что в «Котильоне» ни одна из гостящих там леди никогда не появлялась до ленча, а в Лондоне тетю Лили никогда не беспокоили до полудня. И Корнелия с легким вздохом снова откинулась на подушки.

Торопливо вошла Вайолет и отдернула занавески, впустив в комнату солнечный свет, заливший ее золотистым сиянием.

— Вы хорошо спали, ваша светлость? — спросила она.

— Только маловато, — ответила Корнелия и, будучи не в состоянии удерживаться, рассказала Вайолет обо всем, что произошло. — Тебе придется поехать со мной к мадам де Вальме и научиться причесывать меня. Мари тебя научит. И знаешь, Вайолет, мне ужасно хочется, чтобы ты увидела платье, которое мадам дала мне! Ты представить себе не можешь, какое это чудесное платье! Я в нем выгляжу совершенно по-другому!

— Его светлость не узнал вас? — спросила Вайолет.

— Он ни на секунду не подумал, что уже видел меня прежде. Да и как бы это пришло ему в голову? Клянусь тебе, я и сама ни за что не узнала бы себя. Но сейчас мне надо вставать, а ты передай, пожалуйста, его светлости, что я буду готова к ленчу, в час.

Во время ленча герцог был вежлив и обходителен, но в их разговоре, как обычно, возникали долгие паузы, и Корнелия подумала, что в "роли мужа он разительно отличается от того донжуана, который развлекал ее накануне вечером.

Глядя на него сквозь очки, она гадала, все ли мужчины напускают на себя серьезность в обществе жен, приберегая веселость и живость для более интересных особ.

Этим вечером она обещала ужинать с ним. Но сначала ей предстояло придумать какой-то предлог, чтобы провести вторую половину дня одной. Она думала, что бы такое сказать, когда герцог вынул из кармана часы.

— Я подумал, что сегодня днем мы могли бы поехать на скачки в Лоншам. Не знаю, будет ли это вам интересно, или же не понравятся шум и толпа.

— Мне нравятся скачки, и в другой раз я поехала бы с радостью, но сегодня у меня немного болит голова, и я предпочла бы провести день более спокойно.

— В таком случае, чем бы вы хотели заняться? — спросил герцог.

По его голосу она поняла, что он разочарован, — ему очень хочется попасть" на скачки.

— Я бы посетила кого-нибудь из известных портных, о которых столько слышала, — ответила Корнелия. — А вы поезжайте на скачки. Кроме того, если голова у меня не пройдет, я, возможно, предпочту полежать.

— Вы совершенно уверены, что именно таково ваше предпочтение? — спросил герцог с ноткой облегчения в голосе.

— Совершенно уверена, — ответила Корнелия.

— Что ж, хорошо. Я распоряжусь, чтобы вам подали карету. Ну, скажем, в три часа? Не думаю, что я вернусь к чаю, но мы можем пообедать в восемь, если вам удобно. Парижане обычно едят позже, но давайте не будем нарушать наших привычек.

Прекрасно зная, почему он хочет отобедать пораньше, Корнелия пробормотала, что она согласна. Когда ленч был закончен, они поднялись к себе в гостиную.

— Мне уже пора ехать на скачки, — объявил герцог. — До Лоншама не очень близко.

— Желаю вам выиграть, — вежливо напутствовала его Корнелия.

— Благодарю вас, — ответил он.

Хаттон принес ему цилиндр и бинокль, и он уехал; Корнелия осталась одна. Не теряя времени, она быстро надела шляпку, накинула на плечи боа из перьев и сбежала вниз. Отменив заказ герцога на карету для нее, она заказала другую, чтобы ехать к Рене.

Накануне вечером она была слишком возбуждена и взволнована, чтобы подробно рассмотреть интерьер квартиры мадам де Вальме, но сейчас, при .дневном свете, могла оценить его полностью. Дом на авеню Габриэль первоначально принадлежал богатому аристократу. После его смерти он был разделен на три квартиры, — кроме Рене, в нем жили еще два человека. Один из них — сын прежнего владельца, инвалид, единственной страстью которого было искусство.

Он помог Рене расположить ее сокровища — картины, собранные для нее ее первым покровителем, чудесный севрский фарфор и мебель с инкрустацией, оставленную ей принцем в завещании. За прошедшие годы она получила много других подарков: гобелены, вещи из слоновой кости, эмали, бронзы и мрамора.

И везде были цветы — орхидеи в невероятном изобилии, в том числе и редко встречающихся сортов, хрустальные вазы с туберозами, чей сладкий, экзотический аромат наполнял каждую комнату и возбуждал чувства всех, кто входил.

— Это цветы страсти, — сказала Рене, когда Корнелия, никогда прежде не видевшая их, спросила, что это за цветы. — Любимые цветы великого князя, поэтому их, как и орхидеи, доставляют мне каждый день, пока он в отъезде.

У нее в глазах вдруг вспыхнуло выражение чувственной тоски — подобие неутоленного голода. Она безумно любит его, подумала Корнелия и ощутила печаль, потому что знала: рано или поздно придет большое горе расставания.

Князь был женат, а его принадлежность к царской семье требовала, чтобы он хотя бы часть года проводил в России. Несмотря на всю свою привлекательность, Рене не могла удерживать его вечно. Однажды он устанет и вернется к нормальной жизни, оставив ее одну! Но пока он любит ее, а она любит его.

Во многих отношениях, думала Корнелия, положение Рене лучше, чем ее собственное. Разве может формальный брак с мужчиной, который любит другую женщину, сравниться с союзом любви, когда человек в свое отсутствие посылает любимой женщине цветы, напоминающие о его страсти?

Рене была в черном, как и накануне вечером, но сейчас это было черное кружево — платье соблазнительное и изысканное, с искусным ажуром, отделанное крошечными бантиками из черного бархата. На этом фоне великолепно смотрелись ее украшения: три нити крупного черного жемчуга на шее и по огромной жемчужине размером чуть ли не с птичье яйцо в ушах. В ответ на робкую попытку Корнелии выразить свое восхищение Рене лишь улыбнулась и провела ее в спальню.

— Это будет ваша комната на то время, пока у вас будет желание приходить сюда, — сказала она Корнелии.

Комната была меньше, чем спальня самой Рене, но почти такая же красивая. Драпировки цвета тигровой лилии были расшиты золотыми ирисами; зеркала, украшавшие стены, были из венецианского стекла; в алькове стояла резная золоченая кровать под пологом, застеленная покрывалом из золотой парчи.

Там ее ждала Мари, готовая повторить столь успешную вчерашнюю метаморфозу. В руках она держала платье из темно-синего крепа, отделанное рюшами такого же цвета. Это был цвет освещаемого солнцем моря, но в первый момент фасон показался Корнелии слишком простым. Однако когда она надела платье, то поняла: оно идет ей почти так же, как платье цвета пламени. Оно облегало мягкие изгибы ее юного, не достигшего зрелости тела, придавая ее коже ослепительную белизну, а глазам таинственность.

Шляпка того же цвета на причесанных и заплетенных волосах делала ее по-новому красивой и заметной. Рене одолжила ей сапфировые серьги, а на грудь приколола большую брошь из сапфиров и бриллиантов.

Лицо нарумянили и напудрили, но Рене сказала, , что румян и пудры следует употребить гораздо меньше, чем для вечера. Только губы накрасили так же ярко, как и прошлым вечером: один взгляд на них — и не устоит никакой мужчина.

— Вот теперь мы готовы! — воскликнула Рене. — Держитесь гордо, моя дорогая, о вас сегодня говорит весь Париж. Помните, что красивая женщина — это королева, которой поклоняются и которую обожают те, кому дается право смотреть на нее. Большинство людей принимает нас такими, какими видит. Если мы горбимся и жмемся с виноватым видом, то и получаем в точности то, чего заслуживаем, — безразличие.

— Какая вы мудрая, — пробормотала Корнелия.

— Я выучила свой урок в суровой школе, — ответила Рене, — но опыт, как ни тяжело он достается, всегда ценен. Когда-нибудь вы станете думать о своих нынешних страданиях не с сожалением, а с благодарностью. Если они не принесут вам ничего другого, то хотя бы научат человечности.

Они спустились вниз, взяв с собой маленькие зонтики от солнца из кружев и шифона. Карета Рене была открытой, с обивкой и подушками из черного атласа. Шесть абсолютно одинаковых белых пони встряхивали своими оранжевыми султанами, а золотые детали их упряжи сверкали на солнце. Кучер и двое лакеев были одеты в ливреи из белой оленьей кожи, с золотыми пуговицами. Когда появилась Рене, они сорвали цилиндры с черных курчавых голов, и на их черных лицах сверкнули белые зубы.

— Сначала мы немного проедемся по Елисейским Полям. Я не должна разочаровывать свою публику.

От улыбки у Рене на щеках появились ямочки, и она, оставив поучительный тон, принялась смеяться и болтать с Корнелией, словно они были одного возраста и обе совсем недавно покинули школьную скамью.

Завидев издали белых пони Рене, толпы людей, гуляющих на Елисейских Полях, сбегались и выстраивались вдоль дороги. Они выкрикивали приветствия и махали руками, когда карета с очаровательными седоками проезжала мимо.

Корнелии происходящее кружило голову, а Рене казалась совершенно невозмутимой.

— Они это делают всегда? — спросила Корнелия, глядя на то, как толпа молодых людей, встав ногами на скамейки, махала им шляпами, пока они не скрылись из вида.

— Всегда, — довольным тоном ответила Рене. — Разве вам не сказали, что я — одна из достопримечательностей Парижа?

— Да, действительно, я слышала это от Арчи, — сказала Корнелия. — Но не думала, что он имел в виду нечто подобное этому.

— Сегодня я получаю большее удовольствие, чем когда бы то ни было, потому что нахожусь в обществе такой весьма знатной особы, как герцогиня Рочемптон.

— Боже, я совсем забыла! Что, если кто-нибудь меня узнает?

— Если вас узнают, то будет очень большой скандал и во всем будут винить герцога. Но не беспокойтесь, дитя мое, никто ничего не узнает. Меня всегда забавляла игра в опасные игры, а так как я вас, возможно, уже немножечко люблю, моя дорогая Дезире, то обязательно помогу вам завоевать мужа.

Рене засмеялась.

— Герцогу непременно кто-нибудь скажет, что мы с вами ездили сегодня кататься, — продолжала она. — А если нет, мы сами ему скажем. Он ни за что не догадается, что Дезире Сент-Клу каталась в карете по Елисейским Полям в то же самое время, когда его жена была у модного портного. Вы понимаете? То, во что он уже верит, еще крепче утвердится у него в голове — что вы и я принадлежим к совершенно иному миру, чем тот, в котором он родился и в котором женился.

Да, я понимаю, — ответила Корнелия. — Но это кажется каким-то неправильным. Ведь вы гораздо добрее, милее и во многих отношениях умнее, чем те женщины, что гостят в «Котильоне». Несправедливо, что они считают себя лучше вас. У них тоже есть любовники, но они держат это в тайне, тогда как вы относитесь к этому смело и откровенно. Почему они заслуживают уважения, а вы нет?

— Так и должно быть, — философски заметила Рене. — Все законы — будь то юридические, общественные или духовные — созданы во благо большинству. И правильно, что мужчины и женщины должны быть, насколько это возможно, уважаемы. Для большинства из них одно это уже означает счастье.

— Но как же вы? — спросила Корнелия.

— Пока я тоже счастлива, — отозвалась Рене, — но почти не питаю иллюзий. Впереди меня ждет одиночество, и, возможно, я буду очень несчастна. И тогда у меня не будет достойного окружения, которое поддержало бы меня. У меня не будет мужа, который защитил бы меня от нападок врагов. Может быть, у меня будут друзья! Немногие женщины в моем положении имеют друзей, но я считаю, что они намного ценнее моих драгоценностей, и поэтому дорожу ими больше.

— Какая же вы мудрая! — повторила Корнелия еще раз.

— Поживем — увидим, — беспечно проговорила Рене. — А пока оставим в покое мое будущее и займемся вашим. Видите, мы приехали.

Месье Уорт приветствовал Рене восторженными восклицаниями. В жилете с цветочным рисунком, в лиловом бархатном жакете и черном берете, он показался Корнелии какой-то фантастической фигурой. Но когда он начал заниматься ею, она поняла, что он действительно гений, каковым его считали. Он любил красивых женщин, и, когда Рене сказала ему, что им нужно полное «приданое» для Корнелии, он в восторге воздел руки и принялся требовать, чтобы ему принесли материалы и прислали швей-мастериц.

Им принесли показать бальные платья, платья, в которых обедают, платья, в которых пьют чай; он рекомендовал юбку от одного, лиф от другого, рукава от третьего и вышивку от четвертого, пока Корнелия не поймала себя на том, что вместо одного платья заказывает дюжину. Потом были платья утренние и дневные, платья для ленча и второй половины дня, платья для улицы и несколько более изысканных и элегантных туалетов для более официальных случаев.

— Неужели мне действительно нужно все это? — спросила Корнелия.

— Абсолютно все, — твердо ответила Рене. — Вы не можете показываться в одном и том же платье больше одного или двух раз в одном и том же месте, да и, кроме того, когда вы вернетесь в Англию, можно будет носить их там.

Их глаза встретились, и Корнелия поняла, что пыталась сказать ей Рене: возможно, наступит день, когда Дезире и Корнелия станут одним целым. Как и когда это произойдет, можно только гадать, но подготовиться в любом случае не помешает.

День пролетел ужасно быстро, но Рене следила за временем, так что Корнелия, снова в своей одежде и темных очках, успела вернуться в «Ритц» на добрых двадцать минут раньше, чем вернулся герцог. Когда он вошел, она сидела в гостиной и делала вид, что читает какой-то роман. Она почувствовала, как у нее вдруг екнуло сердце, — так он был красив и импозантен. Более того, он улыбался и, прежде чем она успела спросить его, как прошел день, торжествующе сказал:

— Я выиграл! Французские лошади не идут ни в какое сравнение с нашими, и было совсем не трудно выбрать среди них лучшую. Я отгадал победителя в каждом заезде, кроме одного — там моя лошадь пришла второй.

— Поздравляю вас! — сказала Корнелия. — И много выиграли?

— Довольно значительную сумму. По пути домой я остановился на улице Мира и купил вам подарок.

Говоря это, он протянул ей ювелирную коробочку. Корнелия взяла ее и открыла. Там оказался узкий золотой браслет с прикрепленными к нему выпуклыми буковками из крошечных кусочков бирюзы.

— «Сувенир из Парижа», — вслух прочитала Корнелия. — Какая прелесть! — воскликнула она. — Благодарю, благодарю вас.

— Это просто пустячок, — небрежно ответил герцог. — Должен заметить, что у Картье не нашлось драгоценностей равных нашим фамильным. Я покажу их вам, когда мы вернемся домой. Вы можете надевать их, когда захотите. У матери свои драгоценности, — она находит, что диадемы Рочемптонов тяжеловаты для нее.

Корнелия надела браслет на запястье.

— Спасибо, — повторила она. — Было очень мило с вашей стороны подумать о подарке для меня.

— Вы уже пили чай? — осведомился герцог. — Я бы хотел виски с содовой.

Корнелия поняла, что даже не вспомнила о чае, пока была у Рене, которая, как все француженки, презирала английский «файф-о-клок». Заказывать чай сейчас было уже поздно. Когда официант принес герцогу виски с содовой, она увидела, что до обеда остается один час, и ушла к себе переодеться.

Она даже не стала говорить Вайолет, какое из множества платьев, купленных в Лондоне, она хочет надеть вечером. Ей это было безразлично, потому что в любом из них она выглядела одинаково унылой. Она теперь видела, какими они были безвкусными и по фасону, и по цвету. А уж не нарочно ли тетя Лили выбирала вещи, в которых она казалась такой невзрачной, подумала Корнелия. Легко понять, что Лили Бедлингтон очень не хотелось, чтобы жена герцога выглядела привлекательной.

— Сегодня вечером ты поедешь со мной, — сказала Корнелия Вайолет, когда та, как обычно, укладывала ее волосы в затейливую прическу. — Горничная мадам де Вальме научит тебя, как укладывать мои волосы. Но тебе надо быть очень осторожной: Хаттон может заинтересоваться, куда ты пошла.

— Вчера вечером я ходила с ним на прогулку, ваша светлость, — скромно сказала Вайолет. — Он был очень любезен, показал мне огни Парижа, некоторые кафе. Сегодня я скажу, что устала и хочу лечь спать пораньше.

— Это должно развеять все подозрения, если они у него возникнут, — согласилась Корнелия. — Если его светлость спросит о моей головной боли, что он забыл сделать, вернувшись со скачек, я тоже скажу, что хочу лечь спать пораньше. Он должен заехать за мной к мадам де Вальме в половине одиннадцатого, и я хочу его опередить. Надеюсь, это будет не трудно — вчера мы кончили обедать в десятом часу.

— А это ничего, если окажется, что нет нас обеих, ваша светлость?

На минуту Корнелия обеспокоенно задумалась.

— Да, это риск, — признала она, — но нам придется на него пойти. Его светлость вряд ли заглянет ко мне в комнату.

Она сжала губы, вспомнив свою страстную вспышку вечером в день свадьбы. С того времени герцог больше не упоминал о положении, в котором они оказались, и не говорил ничего, что имело бы хоть малейшее отношение к его чувствам.

Возможно, она поступила неразумно, когда открыто заявила, что знает о его любви к тете Лили. Возможно, было бы лучше подождать и позволить ему прийти к ней в качестве мужа. Но она знала, что не смогла бы этого вынести. Ее плоть восставала даже против самой мысли об этом. Только в любви она могла отдать себя, в любви взаимной и потому священной.

Обед в ресторане отеля прошел почти так же, как прошлым вечером. Они немного поговорили о скачках, но Корнелия видела, что герцог с нетерпением ждет конца обеда.

Он несколько раз смотрел на часы и один раз даже встряхнул их и приложил к уху — наверное, хотел проверить, не остановились ли они.

Ровно в четверть десятого она встала из-за стола.

— Вы простите меня, если я лягу спать пораньше? Эта противная головная боль все еще мучает меня. Надеюсь, завтра мне станет лучше.

— Конечно, идите и ложитесь прямо сейчас, сказал герцог сочувственным тоном. — Вам не следовало беспокоиться и спускаться к обеду, если вы нездоровы.

— Мне не так уж плохо, — ответила Корнелия. — Просто болит голова. Желаю вам приятного вечера. Скачки — это, должно быть, утомительно.

— Да… да, конечно, — согласился герцог.

Он проводил ее до гостиной, поклонился в ответ на пожелание спокойной ночи и взял газету, словно намеревался сесть и почитать. Корнелия закрыла дверь своей спальни и постояла прислушиваясь.

Как она и ожидала, через несколько секунд газета была отброшена прочь. Герцог тихо вошел в свою комнату и закрыл за собой дверь. Минуты через три она услышала его шаги, удаляющиеся по коридору.

Вайолет была готова. Корнелия повязала голову шифоновым шарфом, который накануне вечером одолжила ей Рене, и набросила на плечи накидку.

Наступил опасный момент. Если герцог в холле, то он увидит, как она будет спускаться по лестнице. Корнелия послала Вайолет на разведку — герцога нигде не было видно, и через минуту они уже сидели в карете и катили по Вандомской площади.

— Куда мог сейчас отправиться его светлость, Вайолет? — спросила Корнелия.

— О, в Париже масса мест, где джентльмен может убить время, ваша светлость, — ответила Вайолет. — Хаттон рассказывал мне о барах, где продают шампанское. В здешней округе их несколько, а потом есть театры, ну и всякие другие заведения для джентльменов.

— Только бы его светлость не оказался поблизости от квартиры мадам де Вальме, — встревожилась Корнелия.

Она волновалась напрасно. В большом, полном орхидей салоне были только Рене и Арчи; они сидели и пили кофе. Корнелия рассказала им о своих опасениях.

— Сюда приходят только в назначенное мною время. Мне неудобно, чтобы меня ждали, когда я еще не готова или занята разговором с другим человеком. Герцог очень вежливый и учтивый человек, он не захочет поставить меня в неловкое положение. Он заедет ровно в половине одиннадцатого, не раньше, но и не позже.

Она оказалась права. За секунду до этого времени Корнелия услышала от Мари, что герцог приехал. Рене запретила ей ждать в салоне.

— Вам не следует выказывать слишком большое нетерпение, моя дорогая, — сказала она. — Мужчины желают лишь того, что трудно заполучить. Вы согласились поужинать с ним. Во всем остальном вы должны немного сопротивляться. Заставьте его подождать хотя бы четверть часа. Кроме того, мне нужно ему кое-что сказать.

Поэтому Корнелии оставалось только беспокойно ходить по оранжевой с золотом спальне, смотреть на себя в зеркало и восхищаться новым платьем, которое одолжила ей Рене. Сегодня это было атласное платье бледного зеленовато-голубого цвета, называвшегося «нильский голубой», от которого ее волосы казались очень темными, а глаза таинственными и влекущими.

В ушах у нее были восточные украшения, которые, как рассказала ей Рене, купил великий князь у одного китайского купца, посетившего царский двор с драгоценностями, некогда находившимися в императорской сокровищнице. Каскад из аквамаринов, бриллиантов и рубинов низвергался почти до самых ее плеч. Дополнением служили два широких браслета из таких же камней и кольцо с огромным неограненным рубином в окружении аквамаринов и бриллиантов.

На этот раз ее шляпка была небольшой — просто завиток из перьев, создававший ореол позади голо вы и привлекавший внимание к сияющему чуду ее глаз.

— Который час? — уже в десятый раз спросила Корнелия.

— Почти без четверти одиннадцать, еще четыре минуты, ваша светлость, — ответила Вайолет, и Мари, учившая эту девушку-англичанку, как причесывать ее госпожу, засмеялась.

— Когда мы влюблены, время то еле тащится, словно в оковах, то летит, как на крыльях! Терпение, мадемуазель. У вас впереди много-много лет.

— Но я уверена, что эти часы отстают, — не удержалась Корнелия.

— Еще три минуты, ваша светлость, — сказала Вайолет строгим голосом, и Корнелия снова принялась ходить по толстому ковру, сопровождаемая шелковым шелестом юбок.

В салоне Рене разговаривала с герцогом.

— Мне кажется, вам не следовало бы вывозить Дезире сегодня, — проговорила она, когда он приехал.

— Почему? Что случилось? — осведомился герцог.

— Она очень молода. Вы вскружите ей голову своей лестью, а она, как я уже говорила вам, не для вас.

— Разве я когда-нибудь намекал на что-нибудь другое? — спросил герцог. — Я пригласил даму поужинать, а вы тут же делаете поспешные заключения.

— Мой милый Дрого, я знаю вас много лет, — ответила Рене. — Вы слишком очаровательны, чтобы выпускать вас на свободу — на беду тем Несчастным женщинам, на которых вы тратите свое обаяние. Дезире, как я вам уже говорила, влюблена в другого, в человека, который однажды сделает ее очень счастливой. Я не хочу, чтобы ее жизнь оказалась сломанной из-за мимолетного каприза скучающего герцога.

— Скучающего? Кто сказал, будто я скучаю? Рене улыбнулась ему:

— Может быть, не стоит заглядывать слишком глубоко? Я просто предлагаю вам поискать развлечений в другом месте.

— А если я откажусь?

— Я не угрожаю вам.

— Но вы очень строги со мной, не правда ли, Блайт? — сказал герцог, обращаясь за поддержкой к Арчи.

— Лично я всегда делаю то, что советует Рене, ответил тот. — Потому что в конце концов она неизменно добивается своего.

— Надеюсь, на этот раз ее постигнет разочарование, — шутливо возразил герцог. Потом, оглянувшись через плечо и убедившись, что Дезире еще не вошла в комнату, спросил, понизив голос: — Кто она такая, Рене?

— Кто? Дезире? Я ведь уже говорила вам: она моя подруга.

— Откуда она? Почему я прежде о ней не слышал?

— Ничего удивительного. Дезире в Париже недавно, но это все, что я намерена вам сказать. Остальное не представляет для вас большого интереса — она скоро уезжает.

— Почему? Куда?

— О, Дрого! Каким вы стали любопытным! Что. если бы я стала задавать вам столько вопросов? Ну например, почему вы сегодня снова здесь?

Однако герцог не поддался искушению вступить в спор.

— Не пытайтесь быть со мною нелюбезной или запугать меня, — сказал он с улыбкой, которая неизменно смягчала самые суровые сердца. — Где же Дезире? Я хочу как можно скорее увезти ее отсюда, пока вы не успели настроить ее против меня!

Рене не сомневалась, что возбудила его аппетит и разожгла любопытство. В этот момент в комнату вошла Корнелия — голова гордо поднята, длинные серьги колышутся над обнаженными плечами, — и герцог с радостным восклицанием устремился к ней. Он поднес ее руку к губам и сказал:

— Я очень голоден. Уверен, что и вы тоже. Поедем?

— Где мы будем ужинать? — поинтересовалась Корнелия. — У «Максима»?

— Мы заедем туда потом, если хотите, но сначала найдем что-нибудь поспокойнее, где можно разговаривать.

Рене подняла брови, услышав эти слова, а Корнелия почувствовала внезапный прилив радости. Он хочет поговорить с ней! Это ведь намного важнее, чем если бы он хотел просто пофлиртовать с ней.

— Чудесно! — воскликнула она, и ее глаза и голос были полны нескрываемой радости.