Глава 4

Руки дрожали и подойдя уже к воротам, которые ни капли за эти годы не изменились, я едва не повернула обратно. Просто… Что я здесь забыла? Все напоминало мне о детстве и брате, такая тоска навалилась. Ворота как всегда открыты — заходи, бери, что хочешь. Во дворе тоже не замечаю никаких видимых изменений, все как обычно, и только я знаю, что в строгом порядке, нарушение которого не терпели ни мать, ни отец. Вот тут у клумбы с ирисами, например, мы однажды оставили с братом отпечатки рук на мягком бетоне и что? Родители оставили их как памятный знак? Нет. Переделывали дорожку. А вон там стоял большой орех, на крепкой ветке пониже мы соорудили качели, но ее постигла та же участь, а само дерево потом срубили, уже и не помню зачем.

В окнах никого я не увидела, но если ворота открыты, значит дома, а я, если честно, надеялась на обратное. С каждым шагом страх и желание сбежать накатывали все сильнее, но я нашла в себе силы преодолеть и длинную дорожку до самого крыльца и три ступени до входной двери.

Конечно, меня здесь не ждали и мать замерла, с недоумением глядя на меня, но быстро взяла себя в руки, и я увидела ее именно такой, какой знала всю жизнь — на лице появилась улыбка, но не такая, какой любящая мать встречала бы ребенка спустя только времени, а самодовольная и напыщенная. В ее взгляде так и читалось: “Ну я же говорила!”.

— Неужели ты наигралась в самостоятельную, — проговорила она и опустила вазу, которую держала в руках, на стол, сдвинув разложенные на столешнице цветы, — Сейчас позову отца.

Она поцокала на своих каблуках к лестнице, излучая довольство. Ни здравствуй тебе, доченька, ни как дела…

Ждать их пришлось недолго. Я успела опуститься в одно из кресел и мельком оглянуться — ничего не ёкнуло. Будто это не дом, в котором я жила с рождения. Будто он совсем чужой и никакого отношения ко мне не имеет.

Я приказала себе выдохнуть, какой смысл нервничать… Сейчас ничего не имело смысла, кроме того, как и с кем я проведу последние дни своей жизни. Если Сергей считает, что я должна разобраться с прошлым и отпустить ситуацию с родителями — хорошо, пусть будет по его.

Звук шагов оторвал меня от созерцания сочных темных бутонов роз, которые так любит мать и которыми засадила весь сад. Я перевела взгляд на родителей — а они постарели, отец точно. Уже и седина в висках, и морщины у глаз, но взгляд все тот же. Словно перед ним не дочь, а как минимум конкурент по бизнесу и сейчас будут жесткие баталии. Нервозность меня потихоньку отпускала, чего бы они мне сейчас ни сказали, я спокойно на все отреагирую и даже шум поднимать не буду.

— Елена, — начал отец с какой-то официальной ноткой в голосе, — Рад видеть, что в тебе проснулось здравомыслие.

— Сядьте, — указываю на кресла и с тайным удовольствием наблюдаю, как отец борется между желанием одернуть меня и необходимостью сохранить благожелательный настрой.

Они повинуются, но я почти кожей чувствую, что этот в какой-то степени хозяйский тон их не устраивает. Забавно. Почему я так боялась их раньше? Они же просто люди, как все. Не злобные монстры из детской страшилки. Моей страшилки. Персональной.

— Я здесь не для этого, — поправляю сумку на коленях и достаю из кармана четверть листа от врача, кладу на невысокий столик, аккуратно сдвинув бутоны в сторону, — Мне осталось от силы два месяца, плюс-минус.

Ну вот и сказала. Все. Выдох.

Отец берет справку в руки и долго ее изучает, а после передает матери, но в лице никак не меняется. Мать и то выглядит хотя бы удивленной. Тишина начинает на меня давить и раздражать, а я уже жалею, что вообще сюда пришла.

— И, — отец прочищает горло, — Ты хочешь, чтобы мы вложились в твое лечение? — спрашивает он и я просто теряюсь, да что с вами не так?

— Скажи, пап, — нарочито выделяю обращение и вот уже от благожелательного тона нет и следа, — Ты умеешь думать о чем-то кроме денег?

— Следи за своими словами, дорогая, — подает голос мать и возвращает листик на стол, — Мы все еще твои родители.

— Я здесь, потому что несмотря на то, какие вы родители, должны знать, — ну почему я отказалась от поддержки Сергея, вот будь он рядом, я бы сейчас не чувствовала себя такой подавленной, — И нет, я не собираюсь идти на малоэффективные терапии.

— Подожди, — мать замолкает, пытаясь подобрать слова, — Еще же ничего не потеряно, да? — она комкает в руках салфетку и, кажется, встревожена чем-то, — Зачем коротать это время в одиночестве, возвращайся к нам.

— Зачем? — для меня это и правда загадка, они так искусно пытались сплавить меня замуж да подальше, а теперь зовут об…

— Как зачем, глупенькая? — улыбается она и нервно поправляет прическу, — Неужели тебе не хочется напоследок ощутить себя счастливой? — поддается вперед с целью взять меня за руку, но следующая фраза заставляет меня отшатнуться, — Ванюша спрашивает про тебя каждый раз, он скучает…

— Снова Ванюша, — цежу сквозь зубы и подрываюсь с кресла, а ведь обещала себе не нервничать и не повышать тон, — До чего же вы…

— Елена, — предупреждающе проговаривает отец, поднимаясь следом за вскочившей матерью.

— … отвратительны, — безбоязненно заканчиваю фразу и направляюсь к выходу, — До последнего будете искать выгоду.

— Елена, ты все не так поняла, мальчик ведь в тебя влюблен, — затараторила мать, едва поспевая за мной на своих каблучках.

— Он видел меня всего один раз и не более десяти минут, — дотошно напоминаю ей, даже не обернувшись.

— Ты всегда была эгоисткой, — видя, что романтичная чепуха меня не трогает, она переходит на обвинение, как банально, — Хоть бы раз подумала о семье, о нас.

— Не стоит строить из себя оскорбленную невинность, вам не идет, — выхожу на улице и поток ветра в лицо немного отрезвляет.

— Да послушай же, — тормозит меня она, загородив собой дорогу, — Отец… Он практически банкрот и фирму спасет только слияние с кем-то более перспективным на партнёрских условиях, а Вяземские… Они готовы на сотрудничество только при условии брачного союза, как гарантия.

— Ну так вперед, возраст еще позволяет, Вяземский старший вроде вдовец, — может быть я в чем-то перегибаю палку, но, — Не стану товаром в ваших играх.

— Подумай мозгами, Лена, кому ты нужна будешь при смерти!

— Точно не вам, — усмехаюсь и обхожу ее, наконец-то добираюсь до ворот, — Я хотела попрощаться с вами, как подобает, но это просто невозможно.

Выхожу за ворота и замираю, с удивлением смотря на знакомую машину. Мать выходит следом и тоже замирает, уставившись на нежданного гостя. Сергей же, прикрывает дверь и направляется к нам. Как всегда идеален и в строгой одежде выглядит внушительным, видимо, был на работе. Он всматривается в мое лицо и что-то в нем разглядев, становится мрачным. Переводит взгляд на замершую в метре от меня мать и придвинув меня к себе, приобнимет за плечи.

— Хотел бы сказать, что рад Вас увидеть, но теперь язык не поворачивается, — интересно, как громко мы спорили и что он успел услышать, — Обниматься, целоваться не будем, контактами обмениваться тоже, — впервые вижу его таким… холодным, — Лена, ты хочешь что-нибудь еще сказать маме? — переводит взгляд на меня, и он теплеет, обволакивает чем-то незримым и теплым.

Медленно качаю головой и не могу сдержать улыбку, немного грустную, но такую чертовски благодарную, потому что это он и этим все сказано. Мама что-то невнятно мямлит, то ли выговорить не может, то ли заикается.

— Чтож, — тянет и вновь обращается к моей матери, — Тогда всего хорошего, мы вас больше не побеспокоим.

Мягко тянет к машине и заботливо открыв дверь, усаживает на переднее пассажирское сидение. Пока обходит машину, я бросаю взгляд на недовольную, застывшую мать. И когда уже отъезжаем, выходит и отец, что-то спрашивает, а мать указывает на нас и лицо ее кривится. Больше никогда здесь не появлюсь.

Он молчит, и я не спешу нарушать тишину. Отворачиваюсь к своему окну и бездумно наблюдаю за смазывающейся чередой разгорающихся уличных фонарей. Где-то в горле печет от обиды и невыплаканных слез. Понимаю, что иной исход был мало вероятен, но что плохого в том, чтобы хотеть иметь нормальных родителей? Да, где-то глубоко внутри, она в тайне мечтала, чтобы они осознали свои ошибки… Это всего лишь мечты.

— Прости меня, — слышу приглушенное и на колено опускается рука, гладит и согревает, разгоняет все эти нервные мурашки на спине, — Я не должен был настаивать, — продолжает он, смотря на дорогу, — Решил, что если моего отца когда-то проняло, то и твои растают.

— Ты не виноват, — качаю медленно головой и разворачиваюсь обратно к нему, — Просто…, — не знаю, как выразить мысль и заканчиваю сухо, — Не была готова.

— К этому нельзя быть готовым, — вздохнул он и свернул на другую улицу, нехотя оторвав руку от моей ноги, — Знаешь, что? — вдруг оживился он.

— Что? — любопытство всегда было сильнее меня, в детстве я регулярно за это получала.

— У тебя ведь сегодня первый учебный день, это повод порадоваться, — напомнил он и правда ведь, сегодня было немало и хороших событий, не стоит акцентироваться на последнем…

— Что ты предлагаешь? — улыбаюсь в ответ, когда он бросает мимолетный интригующий взгляд на меня и возвращает внимание дороге.

— Вот когда ты последний раз пила алкогольные напитки в приятной компании под звездным небом? — спросил он и я могла даже не задумываться, потому что точно знала ответ:

— Никогда, — качаю головой медленно из стороны в сторону и заражаюсь его энтузиазмом.

— Вот именно, — с укором тянет он и командным тоном велит, — Сейчас домой: бросаем машину, переодеваемся и идем гулять!

— Да, капитан! — вскинув руку вверх, едва не бьюсь костяшками о крышу и немного поумерив свой пыл, смеюсь, глядя на его довольную физиономию, хоть и в профиль.

— Не слышу!? — приставляет ладонь к уху, как бы демонстрируя, что ничего не слышит.

— Так точно, капитан! — послушно повторяю еще громче и просто надеюсь, что он от таких высоких частот не оглохнет.

Двор, окруженный многоэтажными жилыми домами, встретил нас пустотой. Я вообще заметила, что этот район необычайно тихий. “Элита” — тянул в голове гнусавый голосочек, но он в общем-то был прав, потому что все квартиры здесь стоят, как пять моих. А о светлой и чистой парадной с охраной мой подъезд мог только мечтать.

Сергей оставляет машину на стоянке и до парадной мы топаем своими ножками. Прохладно, но хорошо. А когда мою холодную обхватывает горячая его, все становится еще лучше. Мы почти никто друг другу, но кроме него обо мне так заботился только брат, которого больше нет. Они даже внешне похожи… Может поэтому он мне так понравился, внушает доверие.

И вот спустя плюс-минус пятнадцать минут, вниз спускается два гопника. Почему гопника? А потому что мне очень понравился его костюм, в котором я среди ночи посещала магазин. Удобный. Он тоже решил, что спортивки — это удобно, а ночью нас все равно никто не видит и выбирались мы из подъезда под косые взгляды охранников, есть вероятность, что в капюшонах они нас просто не узнали.

— Если нас наутро найдут где-то в подворотне с пробитыми головами, — нудела я ему под ухом, — То виноват будешь ты.

— Если наутро нас там-таки найдут, — фыркнул он, — Мой отец добьет лично.

— И правильно сделает, — мой тихий смех казался среди темных улиц зловещем, я почти испугалась и поспешно замолчала.

Благо что до одиннадцати еще было далеко и алкоголь нам продали почти без проблем… Ну, в какой-то момент мы помолились за то, что Сергей не забыл паспорт, ибо приняли нас за малолеток. С бутылкой красного вина мы и брели вдоль улицы к новой красивой алее вдоль реки. Чувствовался запах воды и ветер стал прохладней, но замерзнуть было не страшно.

На языке осела легкая горечь с фруктовым привкусом и меня довольно быстро отпустило все напряжение. Если там — в машине, меня еще что-то грызло, то сейчас я даже об этом не помнила, потому что непривыкшая к алкоголю, пьянела быстро и Сергею ничего не стоило меня разболтать.

— Стой, — смеялся он, — Ты в детстве закрыла бабушку в кладовой и подожгла в кладовой… дверь? — уточнил он.

— Да не дверь, — фыркаю и передаю бутылку мужчине, — Там в шкафу была сумка со старыми вещами, вот их я и подожгла, — немного подумав, добавила, оправдываясь, — Случайно!

— Жалко бабушку, — грустно заметил Сергей и отпил из бутылки, стеклянное горлышко не позволяло сделать нормальный глоток, но мы упорно не сдавались.

— Да что ей будет, — удивилась я, но тут до моего хмельного разума кое-что дошло, — Ты что? — осуждающе протянула я, глядя на него и сделала страшные глаза, — Эти события были в разные дни!

— То есть, — уточнил он вкрадчиво, — Бабушку ты не поджигала?

— Я, конечно, в детстве была трудным ребенком, но не настолько, — усмехнулась и приглядевшись к невысокой светлой изгороди, распознала в ней то, что надо — собственно за ней внизу уже была вода.

— Жаль у меня не было в детстве такой сестры, — тихо засмеялся он, — Творили бы на пару…

— Мой брат был похож на тебя, — хмельной рассудок затопили нежные воспоминания из детства.

— По закону романов мы сейчас должны оказаться кровными родственниками, но сообщит нам об этом твой отец…, — его смех всегда заразительный и удивительно низкий, вызывающий по коже мурашки.

— Мы не…, — договорить я не успела, в кармане завибрировал телефон, и я с недоумением полезла за ним, удивительно, что обо мне еще кто-то помнит.

На тусклом дисплее высветилось емкое “Родители” и лицо Сергея вытянулось в удивлении. Скорее всего ему это уже померещилось знаком свыше, и он поверил в законы жанров.

— Мы не в романе, — фыркаю раздраженно и сбрасываю входящий звонок, после чего вообще выключаю телефон и отправляю обратно на дно кармана.

— Да, это даже хорошо, — становится таким задумчивым, но веселые искорки в его глазах выдают, — Будь ты моей сестрой, я бы не смог сделать так, — цепляет за широкую резинку толстовки на бедрах и тянет на себя, вынуждая сделать шаг ближе и оказаться вплотную, почти прижаться. Наклоняется и касается губами моих холодных, которые под его натиском быстро отогреваются и начинают гореть.

На темной водной глади дорожкой бликует серебристый свет полной луны, а я могу думать лишь о его губах. Какие курсы он проходил, чтобы так целоваться? Ну нельзя же этому научиться самостоятельно.

— Инцест — дело семейное, не согласилась я и напоследок чмокнув его в нижнюю губу, перехватила бутылку и поплелась дальше, — Давай, сознавайся, чего в детстве творил ты?

Он сделал задумчивый вид и подстроившись к моей неспешному шагу, приобнял, уложив руку на закрытую поясницу, даже проверил, чтобы ткань не задиралась, и я не слегла завтра с продутой спиной.

— В четыре года я напился и выбил плечо, — проговорил он с невозмутимым спокойствием, а поперхнулась, только что отпитым вином.

— Чего? — не поняла я, — Это как?

— Ну ты же знаешь к какому обществу принадлежат мои родители, — напомнил он и я кивнула, — Для них нормально собирать гостей-партнеров и влиятельных людей на ужин, — пояснил Сергей и с улыбкой добавил, — А дядя Миша очень классный мужик, хоть и уходит иногда в “депрессию”, а по сути в запой, — не сдержавшись, тихо смеюсь и догадываюсь к чему он клонит, — Ну в общем он и дал мне рюмку: “Сколько лет? Четыре? Да ты уже мужик!” — как тут сдержать смех, когда он в попытки изобразить родного дядюшку делает устрашающе-громогласный голос, сдвинув брови к переносице и подставив палец под нос вместо роскошных кустистых усов, — Унесло меня далеко и надолго — я вообразил себя каким-то супергероем, а колону злодеем и попытался вынести ее плечом.

— Не вышло? — сквозь слезы смеха уточняю.

— Это все чертов криптонит, — пожаловался он.

— А потом что было? — утираю слезу с уголка глаз и протягиваю бутылку ему.

— Меня в травматологию, дядю кодироваться, — закончил он и перехватив из моей руки бутылку, отпил.

Мы и не заметили, как за разговорами сильно отдалились от пристани и даже от дороги. Забрели во двор каких-то незнакомых жилых домов. Редкие окна горели теплым желтым светом, а детская площадка пустовала, если не брать во внимание свернувшегося клубочком кота на лавочке. Бутылка опустела и заняла свое почетное место в одной из многочисленных мусорок вдоль выложенных плиткой дорожек.

— Ну что за район, — проворчала я, осмотревшись, — Даже гопников нет.

— А тебе что, хочется от кого-то побегать на большой дистанции? — усмехнулся он, — Так я могу за тобой побегать, у меня и наряд подходящий.

— По крайней мере я бы согрелась, — заметила я и потерла ладони друг о друга.

— Да, — согласился он, — Как-то резко похолодало, но знаешь что? — вдруг спросил он и испытующе уставился на меня.

— Что? — терпеливо переспросила я.

— Вот куда мы сейчас пойдем? — не унимался Сергей, пытая меня вопросами, нет бы все сразу выдать, — Ага-а-а, — с умным видом протянул он, — Не знаешь! — перехватив меня крепко за руку, он потянул к арке между домами, — Тут Иван рядом живет.

— А если он спит? — не ну вдруг и правда спит, а тут мы…пьяные и весёлые, да, он прав, надо будить.

— Тогда его надо срочно разбудить! — у пьяных мысли, видимо, схожи.

Надо было видеть лицо несчастного Ивана, когда пред его светлыми очами предстали наши нетрезвые тушки. Он нас, конечно, впустил, но ворчал еще долго о бессовестных и наглых, интересно, о ком это он?

— Чай будете? — сдался хозяин квартиры, в которую мы имели наглость вломиться и не дожидаясь ответа, утопал на кухню, где послышался знакомый щелчок.

— Конечно будем, — хмыкнул Сергея, толкая меня по коридору вперед к свету, — Мы же ради этого пришли.

— То есть, — заметил мужчина, открыв навесной шкаф и достав кружки, — Даже не меня навестить?

— И это тоже, — исправился Сергей, — Лен, скажи ему, — меня усадили на высокий стул у небольшой, но красивой стойки, за которой прятались плита, холодильник и другие шкафы.

— Уважаемый Иван…, — я запнулась.

— Анатольевич, — услужливо подсказал Сергей, сев рядом.

— Уважаемый Иван Анатольевич, мы решили, что в этот холодный и грустный вечер, Вам наверняка скучно и грустно в одиночестве, и мы решили вас навестить, — торжественно протараторила я, но он, кажется, не впечатлился, сухарь бесчувственный.

— Что значит в одиночестве? — послышалось от двери, и мы синхронно повернули головы.

В проеме стоял тощий, но высокий парнишка с сонным и недобрым видом, в одних джинсах. Светлые волосы в художественном беспорядке, босой, но самым удивительное было на шее — красные и фиолетовые пятнышки. У меня тоже такие есть, и я прекрасно знаю откуда они у него. Толерантно молчу и улыбаюсь.

— Тебе тоже чай? — обращается к нему хозяин квартиры и он лишь кивает, оторвавшись от дверного проема, проходит к в кухню, щурясь от света.

— Лемицкий, — обращается к нему Сергей, — А что ты тут делаешь? — вкрадчиво так интересуется и с подозрением глядит.

— Сергей Львович, пока вы не приперлись — спал, — раздраженно ответил парнишка и присел на подоконник сбоку от стойки.

— Разврат на работе, — проворчал Сергей, осуждающе, но не зло глядя на друга.

— Должна же быть хоть какая-то привилегия, — фыркнул Иван, — Все-таки я твой заместитель.

Пока они там ворчали друг на друга, я зацепилась взглядом за баллончики на столе. Широкие такие, с тонкие подтеками краски. Аж три штуки. Мой взгляд перехватил неизвестный мне парнишка и с усмехнувшись, спросил:

— Нравятся? — вся напускная колючесть с него разом слетела, — Забирай, они больше не пригодятся, стенд перекрашивали.

— Уже перекрасили? — удивился Сергей, — Надо же, какие молодцы.

— Ну так, — фыркнул Иван, — мы на работу не просто так ходим.

— Сереж, — протянула я, повернув голову и красноречиво уставилась в его темные гляделки.

Он с недоумением посмотрел на меня, перевел взгляд на баллончики с краской, снова на меня и вдруг на него снизошло озарение. Я имела честь лицезреть на его лице такой калейдоскоп эмоций: радость от дошедшего понимания, необъяснимый страх, тревога, обреченность и наконец смирение:

— Прямо сейчас? — неуверенно уточнил он.

— Да, — я заулыбалась счастливо.

Остальные, конечно, не понимали, о чем идет речь, но когда я попросила, Иван без вопросов вызвал такси на свой адрес, а еще через пятнадцать минут, когда машина была где-то на подъезде, а мы так и не допили чай, мы уже были в прихожей.

— Тёма, — представился парнишка и протянул руку.

— Лена, — представилась в ответ я и протянула свою руку, но торжественное рукопожатие прервал Сергей, который потянул за собой из квартиры, — Пока, и спасибо за краску.

— Да не за что, — ответил Тема и помахал мне рукой, — Пока, — после чего закрыл дверь.

В машине было тепло и играла музыка. Сергей, который еще пару минут назад не хотел ехать к администрации города, вдруг поймал дзен и не ворчал. Огни ночного города мелькали за окном, настраивая на какой-то приятный лад.

На колено опустилась крепкая рука и невинно огладила, но когда скользнула на внутреннюю сторону бедра, была встречена сопротивлением:

— Тебе не удастся уговорить меня повернуть к дому, — шепчу на ухо и радуюсь, что музыка играет достаточно громко чтобы водитель нас не слышал и достаточно тихо, чтобы меня слышал Сережа.

— Но попытаться-то стоило, — усмехается он и слегка прикусывает за мочку уха, — Стоит лишь захотеть…

— Сначала администрация, — упрямо твержу я, — Затем все остальное, — издевательски-целомудренно касаюсь губами его щеки и даже немного отодвигаюсь в сторону.

Центр заблокирован для проезда и приходится от ближайшей остановки идти до администрации своими ножками. Я включаю телефон по пути и игнорируя пропущенные вызовы, захожу в браузер, а далее вниманию Сергея предстает самый странный диалог в мире:

— Алиса, можно ли краской по металлу рисовать на стенах?

— Открываю в поисковике.

— Тю, если бы я хотела это читать, я бы вбила вопрос в поисковике, но я спрашиваю у тебя, да или нет?

— Вам виднее.

— …дурная ты ей богу.

— Думала, что бы такое ответить, да не придумала.

— Оно и не удивительно. Сложно без мозгов, да?

— Вы, кстати, понимаете, с кем вы это пытаетесь обсуждать?

— Конечно понимаю, убогая.

— Ну, вам виднее, конечно. Но диалог у нас не самый конструктивный выходит.

— Тц…

— Какие планы на день?

— Уже ночь.

— Ого, у меня сейчас 23:15.

— Это ночь, Алиса.

— Ох, эти часовые пояса!

— Сути-то не меняет, у тебя тоже ночь.

— Просто я перепутала день с ночью. У меня бывает.

— Слабоумие, да?

— То же самое могу сказать о вас.

Я зависла, обдумывая слова робота, а рядом раздался смех. Этот предатель на стороне робота? Машины захватывают мир! Еще немного и они начнут порабощать людей!

— Не смешно, — насупилась я и сунула телефон в карман.

— Очень смешно, — раздался из кармана механический женский голос и рядом наступила вторая волна смеха.

Обидевшись на весь белый свет, я вручила Сергею телефон с зависшим окном и насупившись, прибавила шагу.

На нижнем этаже горело одно единственное окно и, если бы не оно, мы бы вообще ничего не увидели. К счастью, мы были незаметны — просто улица была пустынна.

— Не дуйся, — тихо попросил Сергей, — Я ей отомстил, — в карман мне опустили телефон и вынудив повернуть голову, настойчиво поцеловали в губы.

Так как никто из нас художественными талантами не отличается, рисовали мы все криво и малопонятно, как дети в саду на листах красками рисуют, вот как-то так и мы осквернили светлую стену. Я пыталась рисовать бабочек, но, во-первых, черные бабочки — это какой-то хоррор, а во-вторых, это и не бабочки вовсе, а какой-то клевер. Сергей в силу своего старческого ворчания писал что-то размашистым почерком и только приглядевшись, я разобрала в этой писанине жалобы и тихо засмеялась. Потом стену украсил топор, хотя рисовали человека и какой-то арбуз, хотя задумывалось тоже другое.

— Вы что там делаете?! — раздалось со стороны гневное и мы испуганно замерли.

— Бежим, — прошептал Сергей и схватив меня за руку, бросился в противоположную от неожиданных гостей сторону.

— А ну стоять! — раздался еще один голос и за спиной послышался топот, подстегивая фантазию и вынуждая бежать быстрее.

Загрузка...