Дикарка

Глава 3

Как сильно она изменилась!

Такой была первая мысль, поразившая Марко, когда он силой развернул Лию лицом к себе, не отнимая ладони от ее рта.

Эта женщина разительно отличалась от той девочки, которую он когда-то любил, любил в дальнем краю в то незапамятное, стремительно пролетевшее время.

Тогда она была юна, своевольна и бесстыдна, отличаясь, несмотря на это, какой-то наивностью. Тогда у нее было худощавое, тренированное тело, бронзовая кожа и буйная копна обласканных солнцем волос.

Девочка исчезла. Незнакомка, стоявшая перед ним, была зрелой женщиной. Все в ней – от скромной одежды до темных волос, собранных на затылке в строгий пучок, – говорило о воздержании и целомудрии. У нее появилась женская округлость форм, а кожа стала молочно-белой. Ему захотелось ослабить хватку и скользнуть руками по сладостной плоти.

Две вещи остановили его.

Во-первых, дело не терпело отлагательства – нельзя было терять ни минуты.

Во-вторых, он увидел ее взгляд, затененный стеклами очков, но не ставший от этого менее выразительным. В нем были боль, страх… и что-то еще.

Ненависть.

Он стал ей отвратителен, что было так же ясно, как если бы она произнесла это вслух. Она, несомненно, сделала бы это, отними он руку от ее губ… Ее губ, с которыми он сливался когда-то в страстных, бесконечно долгих поцелуях. Губ, которые ласкали до исступления самые интимные места его тела, а потом шептали возбуждающие слова любви, страсти и верности.

Но те чувства давно умерли.

Теперь она испытывала по отношению к нему только ненависть, а он по отношению к ней – докучливое чувство долга.

И он Марко Эстевес, выполнит свой долг, выполнит до конца и забудет о нем.

Навсегда.

Никогда не повторятся те тринадцать месяцев, когда он мучительно вспроминал ее, терзаясь сознанием того, что ее могут убить шакалы Виктора…

Сейчас он потерял ее, но до этого она всегда была с ним – с того момента, когда увидела его лицо во тьме кровавой сентябрьской ночи в большом каменном доме на Майами-авеню.

Всматриваясь в нее, он стиснул зубы, принимая в себя ее отвращение, стараясь не придать свое прошлое и почерпнуть силы в ее ненависти.

– Тебе придется пойти со мной, – произнес он, обретя способность говорить. Марко подивился тому, насколько холодно и спокойно звучал его голос.

Она исступленно затрясла головой, протестуя. Глаза ее горели – она словно провоцировала его на насилие.

С его губ сорвался короткий вскрик – скорее придушенный хохот, нежели рыдание.

Господь свидетель, он не хотел, чтобы все произошло именно так.

Он снова попытался успокоить ее, хотя заранее знал, что из этого ничего не выйдет.

– Пойдем со мной. Сейчас. – Он отнял ладонь от ее губ, дав ей возможность ответить.

– Ты совсем спятил, если воображаешь, что можешь мной распоряжаться! – Голос ее звенел от возмущения.

Несмотря на все изменения в ее облике, суть этой женщины осталась прежней: она была самым волевым человеком из всех, кого он знал.

Он сделает все, чтобы убедить ее: только он имеет право распоряжаться ее судьбой.

Он сунул руку в карман черной куртки.

– Боюсь, что у тебя нет выбора, – сказал он, доставая маленький вороненый пистолет и уткнув ствол в ее поясницу. – Пошли.

Бежать.

Слово прозвучало в ее ушах, как удар хлыста. Как в ту ночь тринадцать месяцев назад, когда она так же столкнулась с Марко Эстевесом.

Тогда у него тоже был пистолет…

Но… время иллюзий кончилось. Надо признать, что тогда оружие не испугало ее так, как сейчас.

Как и тогда, он не целился в нее. Он просто приставил дуло к ее телу.

Правда, на этот раз он предлагал ей сделку. Неужели он и вправду сможет ее застрелить? Тогда он этого не сделал. А мог бы остановиться, прицелиться и выстрелить ей в спину – у него была такая возможность.

Должно быть, тогда он был слишком потрясен, оттого что столкнулся с ней в самый неожиданный момент, – точно так же и она буквально вросла в землю, Когда увидела его.

На этот раз у Марко не было и намека на нервозность. Он явно подготовился к встрече и был столь же спокоен и зловещ, как и его пистолет. Шестое чувство подсказывало ей, что он не задумываясь пустит его в ход. Бежать! Нет.

На сей раз это невозможно.

Наверное, долгие месяцы тревожного ожидания лишили ее заряда животного электричества, которое придало ей энергии в ту роковую ночь.

А может быть, дело в том, что она больше не Эй Джи Саттон, молодая женщина, которая, несмотря на свою юность, была способна выдержать удары судьбы, не покалечив свою душу.

Теперь она слишком долго пробыла в шкуре преследуемой Лии Хаскин и привыкла постоянно оглядываться в ожидании опасности.

Да. Дело именно в этом.

С тех самых пор, с той достопамятной ночи ее бегство не прекращалось ни на минуту. Эй Джи почувствовала, что выдохлась. Она не может больше бежать.

Она изо всех сил старалась скрыться от него, потратив на это весь запас моральных и физических сил.

Но проиграла.

Он наконец поймал ее – выследил и схватил, как хватает змея замешкавшуюся полевую мышь.

Эй Джи не способна уйти от него, во всяком случае сейчас.

Сейчас все кончено.

Не остается ничего другого, как вручить свою судьбу Марко Эстевесу и его пистолету.

Хайна Мак-Грегор отодвинулась от голого храпящего мужа, удивляясь, как он может спать после столь бурных утренних утех, которым супруги предавались по субботам. Она же, наоборот, чувствует после этого заряд энергии, особенно сегодня…

«Уже давно пора родить ребенка, – думала она по пути в ванную. – Хочет этого Билли или нет».

Еще учась в школе, Хайна поклялась себе, что выйдет замуж в двадцать пять лет и родит ребенка до тридцати. С Билли они встретились, когда Хайна училась в выпускном классе. Они долго жили вместе, однако предложение он ей сделал, лишь когда Хайне исполнилось двадцать восемь лет.

Это означало, что Билли не слишком стремился создать семью.

Тридцатилетие было уже не за горами, а Билли и не помышлял о ребенке. Тогда Хайна поняла, что пора брать судьбу в свои руки. Она забеременеет по собственной инициативе. Позже он поймет – а Хайна не собиралась скрывать от Билли свои намерения, – что она поступила разумно и правильно.

Сейчас надо принять душ и пробежаться, решила Хайна. Билли всегда говорил, что только дураки принимают душ, а потом делают зарядку – разумные люди поступают наоборот. Он просто не понимает, что она не выносит грязи и пота и не чувствует себя человеком, до тех пор пока не примет душ.

Окно ванной выходило на восток, к дому Лии Хаскин. Ванная комната была сейчас залита солнцем. Выглянув в окно, Хайна увидела, что машина Лии въехала на подъездную дорожку. Это было очень странно – по субботам Лия всегда работала.

Хайна решила было сбегать к соседке, узнать, все ли & порядке, но потом передумала. Лия повела себя не слишком дружелюбно вчера, когда Хайна пыталась выведать у нее подробности свидания с Тони. Какое там дружелюбно! Она просто грубила, ссылаясь на вымышленную усталость.

Кажется, у нее и Тони ничего не вышло, решила Хайна, опуская занавеску и отворачиваясь от окна.

Ожидая, пока нагреется вода, Хайна с любопытством выглянула в окно и увидела, что из задней двери соседнего дома выходит ее соседка в сопровождении мужчины. Такого красивого человека Хайна не видела ни разу в жизни.

Это был бог. Затаив дыхание, Хайна во все глаза смотрела на незнакомца. Тихий ветерок шевелил сверкающую на солнце золотисто-рыжую гриву мужчины. Бросались в глаза дышавшие незаурядной силой скульптурные черты лица, мощная нижняя челюсть и орлиный нос. На незнакомце были плотно облегающие серые джинсы и кожаная куртка. Рост и широкие плечи производили неизгладимое впечатление.

Крепко обняв Лию за пояс, незнакомец уверенно вел ее по подъездной дорожке на улицу.

– Вот сучка, – пробормотала Хайна, покачав головой.

Она всегда подозревала, что Лия что-то скрывает, но не могла даже вообразить, что это тайный любовник. Все в соседке говорило об уединении, если не об одиночестве. Лия всегда выглядела такой напряженной и отчужденной, что они с Билли частенько шутили, что ей нужен хороший жеребец.

Кто бы мог подумать, что Лия, эта тихоня, имеет связь с таким красавцем?

Но почему она ничего не говорила об этом? Секундочку… Может быть, он женат? Ну конечно, женат. Наверняка так оно и есть – вы посмотрите только, как торопливо, чтобы не попасться никому на глаза, ведет он Лию.

Хайна решила, что он проник к Лии сразу же после того, как Тони привез ее домой. Может быть, он прятался в спальне, когда Хайна зашла к соседке. Ничего удивительного, что Лия стремилась как можно скорее отделаться от нее.

Хайна вошла в душевую кабинку и закрыла за собой стеклянную дверь.

Когда она в следующий раз увидит Лию, подумала Хайна, беря с полки шампунь, то выскажет ей все, что думает о ее лжи и любовных делишках.

Миновав короткую подъездную дорожку и выйдя на В открытое место, Марко напрягся всем телом. На его лбу выступили крупные капли пота.

В любую секунду рядом может появиться свидетель… Лия может позвать на помощь… Но вокруг не было видно ни пешеходов, ни машин. Субботнее утро окутало окрестности мертвой тишиной. Единственным звуком был топот каблуков Марко и Лии по мощеной дороге.

Тем не менее Марко ощущал непонятную уязвимость, которая заставляла его напрягаться и испытывать странное волнение. То была… Ее близость. Прикосновение к ней. Ощущение слабого, едва уловимого аромата ее волос и кожи.

Его легкие были заполнены ее запахом, и Марко быстро выдохнул, с неудовольствием отметив, что начинает дрожать всем телом.

Заметила ли она это? Понимает ли, какие муки причиняет ему только тем, что находится рядом с ним.

Ничего она не понимает.

Она воображает, что он ее тоже ненавидит.

Если бы это было так.

Эмоции, с которыми он столь долго и безуспешно боролся, вновь окутали Марко, как туча разъяренных москитов, больно жаля его плоть и душу.

Ему страшно захотелось обнять ее и рассказать…

Что он может ей рассказать?

Правду?

О том, что он чувствует?

О том, кто он на самом деле?

И то и другое исключено.

Остается только одно: вести Лию к ожидавшей на улице машине и готовиться к тому, что ждет их впереди.

Виктор болезненно содрогнулся, расхаживая по гостиной с радиотелефоном в руке. Опять этот проклятый голеностоп – он всегда начинал болеть, когда Виктор волновался.

Он быстро набрал номер Квинси, массачусетского дистрибьютора морепродуктов, работавшего в новоанглийском филиале компании Виктора. Надо было немедленно поговорить с человеком, который отыскал Эй Джи Саттон, чтобы удостовериться…

Удостовериться, что никто не добрался до нее раньше, чем его люди. Альберто со своими парнями уже в пути, однако Виктора снедало дурное предчувствие…

– Фирма «Аайтхаус сифуд». Говорит Мария. – Голос на той стороне линии отличался заметным испанским акцентом.

– Это Виктор. Мне нужен Франциско. Через несколько секунд трубку взял мужчина.

– Привет, Виктор. Это Франциско. Как тебе понравился мой способ найти девчонку?

– Мне надо точно знать, как ты ее разыскал, – перебил Виктор собеседника.

После короткого молчания Франциско снова заговорил:

– Я разговаривал с человеком, который сидел рядом с ней на трибуне. Он решил, что я репортер, и потребовал с меня наличные. Мне следовало бы расквасить ему рожу, но я заплатил…

– Он потребовал денег?

– Да. Он сказал, что какой-то репортер уже интересовался у него женщиной, которую ударило мячом, а он, видишь ли, не бесплатное справочное бюро. Так что, я сказал…

Франциско продолжал говорить, но Виктор слушал его вполуха. Значит, ее разыскивает кто-то еще. Возможно ли это?

– Так вот, – продолжал Франциско, – он сказал Мне, что это был клерк по имени Тони. Дальше все было очень просто: я использовал Интернет.

– Каким образом?

– Я составил список всех бостонских клерков по Имени Тони, Энтони и Антонио – их оказалось на удивление много, но я нашел их всех, Виктор. Потом выяснил номера их машин и сопоставил этот список со списком машин, которые парковались в день матча у «Фенвей-парка». Служащие стоянки всегда охотно расскажут что угодно за пару-другую долларов. Я предположил, что этот парень обязательно припарковал свою машину в тот день у стадиона. И что ты думаешь? Так оно и получилось. Таким образом я отыскал Тони Ланцоне, – от души гордясь собственной гениальностью, проговорил Франциско.

– Итак, ты нашел клерка, – подтолкнул собеседника Виктор. – И направился к нему домой?

– Да. Мы с Нардо проникли к нему через окно – это было очень просто. Он чуть не наложил в штаны, когда увидел нас.

– Ничего удивительного, – сухо произнес Виктор, представив себе здоровенного Нардо, состоявшего из сплошных мышц. – Так что он сказал?

– Не слишком много. Он был напуган до смерти и молил нас не убивать его.

– И вы этого не сделали, не правда ли? Франциско секунду поколебался.

– Нет. Мы ему правда врезали слегка, но уже после того, как он все рассказал.

– И что же он рассказал?

– Он сказал нам ее фамилию – Хаскин – и адрес. Это…

– Адрес я знаю. Он говорил еще что-нибудь?

– Нет… Хотя да, говорил… что слишком многие интересуются именем и адресом этой женщины. Виктор едва не раздавил телефонную трубку.

– Ты хочешь сказать, что вы были не первыми, кто ее ищет?

– Думаю, что именно это он и имел в виду.

. – Проклятие, – тихо выругался Виктор, тряся в бешенстве головой.

Может быть, он зря волнуется, и действительно, какой-нибудь сумасбродный репортер вынюхивает следы Эй Джи Саттон.

Нет.

Нет, Виктор точно знал, кто еще напал на след Эй Джи Саттон.

И это ему совсем не нравилось.

В голове у Лии вертелись тысячи вопросов, но она и была слишком потрясена и пребывала в такой ярости, что ее могла произнести ни слова.

Она, съежившись, уселась на переднее сиденье видавшего виды черного седана, несомненно, взятого напрокат. Марко любил гораздо более яркие машины – по Майами он всегда разъезжал в вишнево-красном «ягуаре».

– Только пикни – и ты горько об этом пожалеешь, – прорычал Марко, ведя Лию к машине, припаркованной у тротуара.

Впервые Лия пожалела о том, что поселилась в такой глухомани, вместо того чтобы выбрать себе жилье в оживленном районе – тогда Марко не смог бы ее так незаметно увезти.

А здесь ее не заметила даже вездесущая Хайна, и Лия поняла, что надежд на бегство нет. Она не осмелилась ни кричать, ни вырываться: ее пыл охлаждал пистолет, упертый дулом в ее бок.

«Он не собирается меня убивать», – подумала Лия, глядя, как Марко, по-прежнему сжимая одной рукой оружие, выруливает на шоссе.

Тот Марко Эстевес, которого она любила, не способен был причинить боль ни одному живому существу.

Она вспомнила, как однажды громадный волосатый паук заполз в их спальню и она под каким-то предлогом – не могла же она признаться, что до смерти испугалась, – отлучилась на кухню. Когда она набралась смелости и вернулась, то увидела, что Марко аккуратно поймал паука в газету и выпустил его на лужайку.

«Он не собирается меня убивать», – снова подумала Лия, кладя по приказу Марко, руки на приборный щиток.

Нет, поправила она себя, ее не убил бы тот Марко, которого она знала когда-то очень давно.

Но кто знает, на что способен этот человек, этот незнакомец, сидящий сейчас рядом с ней?

В ту ночь, год назад, она уже убедилась, что он не тот человек, которым казался. Она убедилась в этом, увидев, как он выскользнул из темноты, привычным движением изготовившись к стрельбе. Он не был, подобно ей, случайным свидетелем кошмара, который случился в ту ночь, – он сам был частью того кошмара. И от одного сознания этого она решилась тогда бежать, бежать без оглядки, не только от опасности, но и от прошлой жизни. Как могла она так ошибиться?

Как могла она, даже сейчас, усомниться, что этот человек абсолютно безжалостен и способен убить в случае надобности?

«Я должна немедленно бежать», – лихорадочно подумала она.

Впереди появилась таможенная будка границы штата. «Вот оно – спасение», – подумала она и напряглась, видя, как Марко давит на педаль тормоза. Машина замедлила ход.

– Одно слово или одно неосторожное движение – и я убью таможенного чиновника, – произнес он спокойным приглушенным голосом, словно читая ее мысли. – А потом я убью тебя. Ты все поняла?

С упавшим сердцем Лия безнадежно кивнула головой.

Она судорожно сглотнула слюну, когда седовласый клерк вручил Марко таможенный билет и улыбнулся.

– Вам повезло с погодой, ребята, – сказал он. Машина рванула с места.

Весь разговор у будки занял секунду, от силы две. За это время Лия не успела бы сбежать, даже если бы осмелилась. Она поняла, что сейчас машина разгонится до такой скорости, что выпрыгивать из нее станет смертельно опасно зато меньше шансов, что Марко, начав стрелять, попадет в цель.

Если она действительно не начнет действовать, она пропала…

– Стоп! – прорычал Марко, не поворачивая головы и поигрывая пистолетом перед носом Лии.

– Я не…

– Ты пошевелила пальцами. Прекрати, не то пожалеешь. Держи руки на щитке и не шевелись.

Охваченная отчаянием Лия отказалась от сумасшедшего плана. Она умрет, не успев дотянуться до ручки двери. Стоило ей едва пошевелиться, как он моментально среагировал, словно и вправду мог читать ее мысли.

Но он ведь и раньше говорил, что может их читать.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал он ей со своим соблазнительным, едва заметным испанским акцентом в тот вечер, когда они познакомились, глядя ей прямо в глаза.

– Нет, не знаешь. – Она рассмеялась и моментально смутилась.

– Очень хорошо знаю. Я могу свободно читать твои мысли.

– В самом деле? Тогда скажи, о чем я сейчас думаю, – с вызовом произнесла она.

У нее кружилась голова от выпитой сангрии и духоты лунной флоридской ночи. Но под пронзительным взглядом его голубых глаз она внезапно обрела способность ясно мыслить. Она поняла, что прекрасно знает, что должно произойти между ней и таинственным незнакомцем, с которым свела ее судьба несколько часов назад.

– Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал, и не первым робким поцелуем, правда, Лия? Ты хочешь, чтобы я изо всех сил тебя обнял, ты хочешь, чтобы мой язык хозяйничал у тебя во рту, ты хочешь, чтобы я обласкал тебя. Ты хочешь…

– Я просто хочу тебя, – прошептала она и, подавшись вперед, прижалась к нему всем телом и подняла глаза, ожидая проявления страсти.

Сейчас она смотрела на его до боли знакомый профиль и мучительно размышляла, как случилось, что ее желание, ее страсть превратились в страх.

Думая об этом, она вдруг поняла, что где-то в глубине души, откуда она, как ей казалось, изгнала всякие воспоминания об узах, которые связывали ее с Марко, вновь поселилось давно забытое смятение.

Она пыталась бороться с этим чувством, но ее властно охватило желание назвать его по имени и погладить по лицу, как она делала когда-то.

Словно почувствовав ее пристальный взгляд, он скосил глаза в ее сторону, и она могла бы поклясться, что в них была боль. Но взгляд его тут же стал жестким.

– Как ты меня нашел? – выпалила она, когда он снова стал смотреть на дорогу.

Она заметила, что он изо всех сил старается не слишком превышать скорость. От оснащенных радарами патрульных полицейских машин ему уйти не удастся.

Несколько мгновений Марко молчал. Потом пожал плечами.

– Тебе следовало бы спросить не как я нашел тебя, А почему.

– Я знаю почему.

«Ты нашел меня, чтобы убить за то, что я увидела в ту ночь», – мысленно продолжила она.

– Ну? – с некоторым оттенком изумления спросил еж. – Ты всегда воображала, что все знаешь.

Она нахмурилась, возмущенная его издевательским тоном.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты всегда была очень самоуверенной, – ответил Марко, покачав головой и по-прежнему глядя на дорогу. – И очень упрямой. Это упрямство тебе вредило.

Как часто слышала она эти слова!

«Ни в чем не уступит», – со вздохом говорила по-испански ее мать, Аурелия.

«Упрямая до чертиков, – с улыбкой соглашался ее отец, Джек. – Ив этом нет ничего удивительного».

Она унаследовала гены упрямства от своих предков по материнской линии вместе с их горячей кубинской кровью.

Отец, напротив, был совершенно невозмутимым человеком – типичный крестьянин со Среднего Запада с благородным, щедрым сердцем.

Его способность к сочувствию оказалась главным качеством, которое привлекло к нему Аурелию. Мать Лии покинула Гавану в восемнадцать лет на переполненном дырявом плоту вместе с дюжиной молодых парней и девушек, среди которых был и ее жених Карлос. Карлос утонул во время того безумного путешествия, когда плот попал в шторм.

Мать Лии была спасена экипажем американского корабля недалеко от Ки-Уэста. Джек Саттон, молодой морской офицер, взял под крыло несчастную перепуганную девушку, которая, вероятно, тогда же ранила его в самое сердце.

Об этой встрече Лии рассказал брат Джека, дядя Брюс, который поведал девушке о ее прошлом только через несколько лет после смерти ее родителей.

Лишенный эмоциональности и сердечности своего брата, Брюс, естественно, опустил многие волнующие детали. Но по его рассказу нетрудно было представить себе то притяжение, которое возникло между уравновешенным галантным мужчиной в военной форме и юной экзотической красоткой, очутившейся в полном одиночестве в чужой стране.

Они поженились через несколько месяцев после знакомства, а через год у них родилась дочь. Джек настоял, чтобы ее назвали в честь матери и при крещении девочке дали имя Аурелия Джейн Саттон.

С самого рождения и до той кошмарной ночи все звали ее просто Эй Джи. Потом она сбежала от Марко Эстевеса и Виктора Кэвала, превратившись в ЛиюХаскин.

Фамилию она нашла в телефонной книге на автобус-ной остановке где-то в Виргинии.

Что касается имени, то оно эхом звучало в ее голове с тех пор, как погибли родители, разбившись в авиационной катастрофе по пути на Бимини, где они собирались отпразновать десятилетие свадьбы.

Лия… Так называл Джек Саттон свою жену – то была ласковая, укороченная версия Аурелии, имени, которое дочь унаследовала от матери.

Лия… Это имя было единственным связующим звеном между ней и ее счастливым прошлым, которое кончилось со смертью родителей, когда девочке пришлось отправиться жить к единственному родственнику – единственному в этой стране – дяде Брюсу, брату отца.

Недавно разведенный, весь погруженный в работу правительственный чиновник был совершенно не готов воспитывать девятилетнюю племянницу, которую едва знал. У дяди Брюса были две дочери – Синди и Дебби: одна на несколько лет старше, другая на несколько лет моложе Аурелии Джейн.

Обе девочки не отличались красотой и были довольно угрюмыми созданиями. Они совсем не собирались отдавать своей хорошенькой кузине хотя бы часть того скудного внимания, которое уделял им отец. Они постоянно напоминали Лии, что их отец взял ее в свой дом скрепя сердце; что он изо всех сил старается отыскать семью ее погибшей матери, оставшуюся на Кубе.

Но несмотря на свои обширные связи в правительственных кругах, дядя Брюс оказался не в состоянии приоткрыть «железный занавес» и связаться с родственниками Аурелии Сантьяго Саттон. Все они словно сквозь землю провалились.

Лия была несказанно подавлена, когда до нее наконец дошло, что она никогда не увидит дедушку, бабушку, теть и дядю, что она обречена жить в пустом и холодном доме дяди Брюса. Девочка росла, слушая рассказы матери о тесных узах, связывавших всех родственников. Мать не теряла надежды, что настанет день, когда вся семья сможет воссоединиться. Много раз видела маленькая Лия, как плачет ее мать, вспоминая навеки потерянных любимых людей.

– А почему мама просто не поедет к ним? – спросила как-то раз девочка у отца.

– Это не так просто, Эй Джи, – ответил тот. – К Люди не ездят на Кубу просто так.

– Но почему она не может позвонить им по телефону или написать письмо?

Отец объяснил дочке, что есть на свете такой человек, которого зовут Кастро, и он не хочет, чтобы мама звонила или писала своей семье.

– Ну а зачем тогда она уехала от них? – не унималась маленькая Аурелия.

– Она хотела лучшей жизни, – грустно ответил отец. – И если бы она не уехала от них, то у нее не было бы нас.

– Я никогда не оставлю тебя и маму, папочка, обещаю тебе.

Джек усмехнулся:

– Когда-нибудь оставишь, малышка. Каждый человек однажды покидает родительский дом.

– Но ведь не навсегда, как мама. Она никогда не оставит нас, папа?

– Нет, никогда.

– И ты тоже, правда, папа?

– Да, я обещаю тебе, что никогда не оставлю вас, малышка. – Он встряхнул головой, подхватил дочку на руки и прижал к своей сильной груди. Прошло всего несколько месяцев – и папа с мамой погибли, лишив Лию своей любви и оставив ей в наследство горькое одиночество.

Те ранние годы вынужденного уединения и боли хорошо подготовили Лию к роковым тринадцати месяцам. Самодостаточная и опытная в сокрытии эмоций, Лия дважды убедилась в том, что способна выжить в самых неблагоприятных обстоятельствах.

«И ты снова сделаешь это сейчас, – думала Лия, несмотря на уверенность, что Марко Эстевес везет ее навстречу судьбе. – Не важно, что он тебе приготовил, но ты не сдашься без борьбы».

Ведя машину по дорогам Массачусетса к границе штата Нью-Йорк, Марко молча вспоминал другое путешествие, которое они с Лией совершили в один из уик-эндов жарким флоридским летом.

– Нам надо сбежать, – сказала она за несколько дней до той поездки, робко подойдя к нему, когда в доме не было никого, кто бы мог их подслушать.

– Сбежать… от чего?

– Ну… от всего. Нам надо побыть вдвоем, Марко, без Виктора и остальных. Кстати, у меня свободный уик-энд.

– И куда ты хочешь поехать?

– В рай, – ответила она, и в глазах ее сверкнул огонек.

Так и случилось, что они пересекли штат в его вишнево-красном «ягуаре», болтая по дороге о всякой всячине и наслаждаясь обществом друг друга.

Они весело болтали – обо всем и ни о чем… Как это было не похоже на мертвое молчание, которое царило в машине сейчас!

Марко помнил, что думал он тогда, проезжая дикую, прекрасную глушь Эверглейдса. Никогда в жизни не чувствовал он себя столь безмятежно, и ему было абсолютно все равно, достигнут ли они цели путешествия – настолько хорошо было сидеть рядом с обожаемой женщиной, наслаждаясь солнцем и ее легким звонким смехом.

Незаметно добрались они до кристально чистых вод залива, пересекли мост и оказались на усеянном ракушками острове Санибель.

Они остановились в выбеленном коттедже с красной черепичной крышей и следующие три дня провели, занимаясь любовью, точнее, три дня и три ночи.

Каждое утро, пользуясь благоуханной прохладой, они гуляли по пляжу, где Эй Джи старательно собирала самые красивые из ракушек, которые выбрасывал на берег прилив. Обедали они каждый день в Тики-баре, на открытой террасе, потягивая ледяные прохладительные напитки и спасаясь от жара послеполуденного солнца. Потом они купались или томно отдыхали в шезлонгах на кромке бассейна, причем Марко считал своим долгом втирать в тело Эй Джи крем для загара, хотя она уже буквально пропиталась им, но Марко Эстевес находил необыкновенное удовольствие в намазывании жирного крема на ее разогретое солнцем тело.

– Я и так уже жирная, как французское жаркое, – шутливо пожаловалась она как-то раз, извиваясь под его руками.

Роман, который она безуспешно пыталась начать читать, валялся у босых ног Марко: Эй Джи сказала ему, что реальная жизнь волнует ее гораздо больше выдумок.

– Хочешь, чтобы я остановился? – спросил он, нежно массируя ее бедро под кромкой эластичного купальника; пальцы его слегка скользили по полоске материи, натянутой между ног. Марко ощутил, как Эй Джи изогнулась и подалась назад, словно не желая потерять ощущение его ласковых прикосновений.

– Нет… О Боже мой, нет, – простонала она. – Слушай… пойдем в номер, там мы продолжим… Я смогу снять этот проклятый купальник.

Он улыбнулся.

– Тебе что, не хватает крема для загара внутри? – поддразнил Марко возлюбленную.

– Нет, внутри мне не хватает тебя, – произнесла она колдовским шепотом и повлекла его в дом, поближе к постели.

Рай.

Те дни на острове казались Марко далеким миражом. Было ли все это на самом деле?

Он взглянул на Лию и увидел, что она пристально смотрит на него со своего места.

Она смотрела долго, о чем-то размышляя, и Марко безошибочно прочитал в ее взгляде только вызов и враждебность.

Наверное, тот рай действительно был лишь миражом, подумал он мрачно и снова стал не отрываясь смотреть на серую ленту разворачивающегося впереди шоссе.

Перелет чартерным рейсом из Майами в Бостон был не из приятных. Тропический ураган, обрушившийся на Флориду прошлой ночью, стремительно смещался к побережью и вызвал непрекращавшуюся почти весь полет болтанку.

Альберто Мансана и без того ненавидел летать самолетами. Едва узнав, в какое дело его втягивают, он постарался убедить Виктора не посылать его с этой миссией, но двоюродный брат оказался непреклонен. Интересно, может, Виктор получает какое-то извращенное удовольствие, подвергая Альберто испытанию его фобией при всяком удобном случае.

Перед вылетом из Майами Альберто бросил в кармашек своей дорожной сумки упаковку валиума, но перед взлетом обнаружил, что лекарство пропало. Вместо него в кармашке лежала записка, написанная знакомым крупным почерком: «Прости, Берто. Но для этого дела ты не должен быть сонным. Желаю приятного полета!»

Приятных полетов у Альберто не бывало сроду, и к моменту посадки бедняга был бледным как полотно и мокрым как мышь, основательно пропотев с момента взлета в Майами.

В аэропорту Альберто и двух его товарищей – Рамона и Хондо – ждала машина, на которой они отправились в рабочий пригород к северо-востоку от Бостона. Водитель, человек, который вел дела Виктора в Бостоне, вкратце рассказал приехавшим о развитии событий за последние несколько часов.

Пока они летели, Виктор через свою подпольную сеть успел выследить женщину, которая мелькнула на экране телевизора во время трансляции бейсбольного матча. Найти ее оказалось очень легко благодаря наводке парня, который сидел рядом с ней на трибуне.

Рассказал шофер и о том, что, когда агент Виктора нашел того парня, он потребовал платы за свои сведения, сославшись на то, что один репортер уже интересовался женщиной, а он, дескать, не собирается работать бесплатным справочным бюро.

Альберто сразу понял, что все это значит. Кто-то еще выслеживал ее. И этот кто-то наверняка не был репортером. Теперь, когда автомобиль медленно подъезжал к дому, находившемуся по адресу, записанному у Альберто, его не покидало ощущение, что они приехали слишком поздно. Внимательно осмотрев дом сквозь тонированные стекла автомобиля, Альберто пришел к неутешительному выводу: ставни закрыты, все двери заперты – дом выглядел покинутым.

– На подъездной дорожке стоит машина, – произнес Рамон, когда они подъехали к тротуару. – Она должна быть здесь.

– Должна быть, – согласился Альберто, хотя внутренний голос убеждал его в обратном.

Но даже если ее нет дома, это еще ничего не значит.

Она могла ненадолго выйти – пойти за покупками или по каким-то еще делам. Нет пока никаких оснований думать, что кто-то увел ее из-под носа Виктора Кэвала. А увести ее мог только один человек.

Если это случилось, Виктор придет в неописуемую ярость.

А когда Виктор сердится… Альберто собрался выйти из машины.

– Сиди. Я пойду, – сказал вдруг Рамон. Альберто всегда считал его юным задавакой.

– Пойду я, – решительно произнес Альберто, открыв дверь.

Рамон обругал его по-испански. Альберто ответил тем же.

– Пусть он идет, – рявкнул на Рамона Хондо. Он был, видимо, по горло сыт перебранкой, а Рамон подначивал Альберто в течение всего полета из Майами: «В чем дело, Альберто? Бедный мальчик боится самолетика? А, Альберто?»

– Прикрой меня, – сказал Альберто, обращаясь к Хондо, и вышел из машины.

Гулко стуча начищенными до блеска ботинками по мощенной камнем дорожке, он торопливо свернул на тропинку, ведущую к дому, стараясь уловить малейшие признаки присутствия Лии в доме.

Короткие ножки вознесли его тучное тело на три ступеньки к входной двери, и тут он увидел в стекле свое отражение. Не мешало бы побриться, подумал он, заметив обильную щетину, покрывшую его смуглое круглое лицо. Волосы были, как всегда, всклокочены и лоснились.

Левую руку он опустил в карман, а правой нажал кнопку звонка.

Сжав пальцами левой руки пистолет, он собрался позвонить вторично, но тут за его спиной раздался женский голос:

– Ее нет дома.

Альберто ошарашенно оглянулся и увидел на лужайке привлекательную блондинку в обтягивающих лайкровых лосинах. Волосы у нее были стянуты в высокий хвост.

– Простите? – произнес он, стараясь свести к минимуму свой акцент.

Пряча глаза за стеклами солнцезащитных очков, он скользнул взглядом вниз – с лица женщины по ее высокой упругой груди и округлостям стройных бедер.

– Вы ищете Лию, верно? Лию Хаскин? Он кивнул.

– Я ее соседка. Лии здесь нет.

Альберто, чувствуя в паху приятное напряжение, спустился со ступенек, стараясь не смотреть на столь близкое женское тело. Стоя в нескольких футах от незнакомки, он тем не менее явственно ощущал свежий травяной запах ее духов или шампуня.

Альберто почувствовал, что дрожит от неуемного желания схватить женщину, вдавить лицо в ее шею и, раздирая одежду, вонзить пальцы в нежную плоть… Он смог справиться со своим вожделением, заставив себя думать о деле.

Эй Джи Саттон.

Она же Лия Хаскин.

– Где она? – спросил он. Блондинка пожала плечами:

– Минут двадцать назад она ушла из дома с каким-то парнем.

– Как он выглядит?

– Просто великолепно и очень мужественно, – ответила женщина, но, прищурившись, замолчала. – А почему вы спрашиваете? Кто вы?

– Я ее брат, – выпалил Альберто, но тут же сообразил, что такое алиби выглядит весьма слабо. В Эй Джи, так же как в нем самом, текла испанская кровь, но она была в отличие от него красива и привлекательна, да к тому же на добрых двадцать лет моложе.

Блондинка удивленно уставилась на Альберто и, фыркнув, заметила:

– Ну-ну! – Прежде чем он успел ответить, она продолжила: – Вы здесь из-за того мужчины, с которым она была, верно? Я догадалась, что он женат или что-то в этом роде. Вы детектив, которого наняла его жена?

Альберто молча пожал плечами, давая женщине самой развить вполне правдоподобный сценарий.

– Мне даже не верится, что я могла до сих пор не понимать, кто она такая на самом деле, – продолжала трещать между тем Хайна. – Я хочу сказать, что, когда мы с ней разговариваем, она ничего не рассказывает о себе, а когда рассказывает, то всегда лжет. Она рассказывала, что у нее никого нет, и вдруг выходит из дома в сопровождении золотоволосого Адониса. Боже правый, у него волосы длиннее, чем у меня, и он красивее, честное слово.

– У него длинные светлые волосы? – задумчиво спросил Альберто только для того, чтобы удостовериться. Хайна кивнула.

– Да, это был светловолосый, рослый, мускулистый парень с мужественным лицом. Не понимаю, почему она его прятала, если только там не было чего-нибудь этакого, – многозначительно добавила она, и в ее больших глазах мелькнуло неодобрение. – Например, он женат, или она наняла его, как жиголо.

Альберто равнодушно пожал плечами, хотя внутренне напрягся при мысли, что Марко Эстевес первым добрался до Эй Джи. Виктору это не понравится. Очень не понравится.

– Я не знаю, кто он, – солгал Альберто блондинке. – Вы видели, куда они пошли?

– Нет. Я как раз решила принять душ. Если бы не это, я пошла бы к ним и все выяснила.

Ее слова вызвали в его воображении возбуждающую сексуальную картину: обнаженная красотка с блестящим от горячей воды стройным телом, покрытая мыльной пеной…

Мгновенно в нем вспыхнуло желание, грозившее лишить его разума.

«Помни о Викторе! – одернул себя Альберто. – Помни о своей миссии…»

В глубине кармана он снова нащупал рукоять пистолета, с помощью которого, он знал это точно, можно сделать с этой красивой сладкой женщиной все, что угодно. И надо-то всего лишь показать ей пушку, отвести в укромное местечко и популярно объяснить, что от нее требуется.

Она сделает все, что он захочет, – они всегда так делают. Сначала она, конечно, будет умолять, просить и рыдать, а потом встанет на колени и ублажит его прихоть. Потом он поимеет ее и задушит.

Так он поступал с ними в Боготе – много раз, – пока его не поймали.

Вот тогда-то на выручку к нему пришел Виктор, их семейный герой, и сделал он это по настоянию своей матери, тети Марии, которая, к счастью, была крестной Альберто. Виктор никогда особенно не жаловал двоюродного брата, но он все сделает для своей люби-мой мадре.

Он нанял каких-то ловких адвокатов, нажал на какие-то педали, дал кому-то крупные взятки и сумел таки вытащить Альберто из тюрьмы.

Затем, к удивлению Альберто, Виктор предоставил ему шанс поработать во Флориде, но с одним условием – держать себя в руках. Никаких женщин и никаких убийств, если, конечно, это не будет приказ Виктора.

Несколько раз Виктор действительно отдавал такие приказы, но, по мнению Альберто, не слишком часто. Конечно, это было совсем не то – убивать по чьему-то требованию. Жертвами Виктора неизменно бывали мужчины, и по инструкции их следовало убивать быстро, не мешкая, что лишало Альберто болезненного наслаждения.

Он предпочитал убивать женщин. Насытившись ими, смотреть, как они плачут, молят о пощаде и ползают на коленях, а потом видеть, как его сильные руки сдавливают их шеи до тех пор, пока тело очередной жертвы, обмякнув, не падало на землю. Как много времени прошло с тех пор, как он имел женщину, с тех пор, как он убил последнюю женщину.

С тех пор, как он убил кого бы то ни было. Виктор давно не отдавал ему таких приказов.

Но теперь отдал.

Теперь это касалось Эй Джи Саттон.

У нее, так же как и у этой незнакомки, было гибкое и податливое тело и точно такие же светлые волосы. Много ночей назад, до тех пор пока Эй Джи не сбежала, Альберто, ложась в постель, неизменно представлял себе одну картину: стройные ножки Эй Джи обвиваются вокруг его талии, нежные пальчики вонзаются в спину и полные страсти губы умоляют остановиться.

«А теперь держи себя в руках, – усмирил он свое распаленное воображение, – и ты потешишься с Эй Джи, прежде чем отдать ее Виктору».

Он еще раз скользнул глазами по великолепному телу блондинки, затянутому в лайкру. Какая досада, что он не поимеет ее.

Но он был уверен, что Эй Джи вознаградит его за вынужденное воздержание. Она того стоит.

Виктор, внимательно рассматривая свое отражение в зеркале, медленно провел расческой по черным волосам, отбросив их со лба.

А он красивый мужчина, самодовольно, как всегда в таких случаях, подумал он, медленно поворачивая лицо из стороны в сторону. Красивый, несмотря на сеточку морщин, появившихся в уголках рта и глаз.

И все же он старится раньше времени.

Этот проклятый бизнес делает его стариком.

Еще несколько лет – и надо отходить от дел. Однако в глубине души Виктор знал, что не выпустит из рук созданную им империю. Нет, он по-прежнему станет править в ней бал… но так, чтобы избегать связанного с этим риска.

Риска быть арестованным…

Или убитым.

Давно прошли те времена, когда этот самый риск будоражил нервы и разогревал кровь, когда удачный уход из-под носа властей или расправа с наемным убийцей еще больше разжигали его жадность и амбиции.

Теперь другое дело. Риск, связанный с бизнесом, только выводил его из себя, лишал покоя и способности вкушать сладкие плоды своих свершений.

Виктор вздохнул и взял с мраморного столика золоченые ножницы. Подойдя поближе к зеркалу, он начал аккуратно подстригать усы, явственно слыша при этом незабываемый голос мамы.

– Всегда следи за своей внешностью, Виктор, – сказала бы она, одобрительно кивая головой. – Если ты будешь хорошо выглядеть, то люди подумают, что у тебя и в самом деле все хорошо.

У мамы всегда были в запасе добрые советы. Виктор часто думал о том, знала ли она, как часто в своей жизни он следовал ее наставлениям, как они помогали ему своей глубокой мудростью.

Если бы она знала, для чего использовались ее советы, она, видимо, содрогнулась бы от отвращения и ужаса, хотя, может быть, она что-то подозревала, подумал Виктор с мимолетной улыбкой. Мама отнюдь не была наивной дурочкой. Несмотря на то что она регулярно посещала церковь, мама была самой проницательной и умной женщиной из всех, кого знал Виктор. Мама всегда побуждала его стать большим человеком.

Она всегда восхищалась тем, что ее сын ведет в Америке большие дела, и никогда не задавала лишних вопросов. Она любила хвалиться сыном перед своими старыми подругами, с которыми продолжала знаться, несмотря на то что сын переселил ее в новый фешенебельный район, купив для нее шикарный дом.

Виктор вздохнул, вспомнив, с какой гордостью носила она дорогие платья и украшения, которыми он осыпал ее, как только завелись деньги. Он похоронил мать в специально сшитом платье, за которое уплатил три тысячи долларов.

Дорогая мадре была единственной женщиной, которую он искренне уважал и любил.

Других женщин он только использовал – одних для удовольствия, других для дела. Но в принципе он был к ним равнодушен.

Но были женщины, и к их числу принадлежала и Эй Джи Саттон, которых он ненавидел всеми фибрами души…

Решив состричь волосок над верхней губой, Виктор энергично щелкнул ножницами и поранил кожу под правой ноздрей.

– Ох!

Он бросил ножницы, пододвинулся ближе к зеркалу, чтобы рассмотреть рану, и крепко выругался по-испански, когда капля крови упала на его белую льняную рубашку.

Эй Джи, распаляясь, злобно подумал Виктор, ответит и за это.

Она дорого заплатит за все свои мерзкие дела, подумал Виктор, прищурив глаза и прижимая к ранке марлевый тампон.