… Разве смогу я победить? – усомнился Отстроухий.
Линк снова копалась в земле, ее мордашка была грязной и счастливой. Я улыбнулась ей и прошла дальше, завернула за угол дома. Прислонилась к каменной кладке, тяжело дыша. Мне нужно было пару минут побыть одной. Просто… подышать. И понять. Что только что произошло.
Меня поцеловал дикарь. Нет, не так. Меня поцеловал мужчина.
Раньше меня целовал только мой муж. До него я лишь пару раз ходила на свидания в академии, но все они были довольно невинными. В то время я честно пыталась овладеть магией, найти тот самый вектор, куда можно применить силу. Верила, что получится, стоит только постараться.
С Гордоном мы там и познакомились, в Академии. Правда, у него годы учебы уже были позади, как и алая лента – знак особого отличия. Не знаю, почему он обратил на меня внимание в тот день. Может, просто захотел разнообразия. Или скоротать полчаса ожидания, болтая ни о чем. Я сидела на скамейке, читала историю королевства, а Гордон просто сел рядом и улыбнулся. Пожалуй, я влюбилась в него с первого взгляда. В него трудно было не влюбиться. Молодой, безупречно одетый, красивый, мужественный. Образец мужчины, сильный маг, наследник одного из лучших родов королевства. Я и подумать не могла, что наша короткая беседа выльется во что-то большее. Где я и где он… Небо и земля. Я была так же далека от Гордона, как Кронвельгард от Дейлиша. И чуть не скончалась от удивления и восторга, когда он приехал в академию снова, но на этот раз – увидеть меня.
Я окунулась в него с головой, провалилась, как в омут, оглушенная и ослепленная. Забросила и без того не слишком удачную учебу, забыла обо всем на свете. Гордон тоже казался влюбленным… Через два месяца он сделал мне предложение. Мы обвенчались в маленькой часовне недалеко от Кронвельгарда, и не было на свете невесты счастливее меня. С одним чемоданом и бабушкиным ящичком с нитками я вступила в огромный и пугающий Лангранж-Холл.
И моя жизнь превратилась в кошмар.
Я потерла виски, не желая вспоминать. Но картины прошлого слегка отвлекли от настоящего. А именно – поцелуя. Хотя это и поцелуем не назвать, дикарь просто засунул свой язык мне в рот и облапал, как гулящую девку. И разве не должна я в данный момент с омерзением полоскать рот, чтобы избавиться от вкуса? Почему у меня нет никакого желания сделать это? Даже ради приличия, в конце-то концов?
Впрочем, как утверждала моя уважаемая свекровь, истра Элеонора, более наглой и бесцеремонной девки, чем я, мир не знал. Так что… приходится соответствовать! Все-таки невежливо разочаровывать таких уважаемых особ!
Поэтому тереть губы я не стала, а лишь покачала головой. Надо просто выкинуть все это из головы и заняться делом. Кстати, меня ждет белье, валяющееся в грязи.
Решительно расправила плечи и вышла из своего укрытия. И тут же услышала визг Линк. Мужчины, поцелуи, романтический бред, воспоминания и прочее покинули мою голову в мгновение ока! Страх сжал сердце обручем, и я понеслась к девочке, не чувствуя под собой ног.
– Милая! – Линк стояла у ограды, подпрыгивая на месте. Я упала на колени, судорожно ощупывая маленькое тельце и пытаясь понять, что случилось. – Линк! Почему ты кричала?!
– Я не кричала, – она поморщилась, вырываясь из объятий. – Я радовалась!
– Радовалась?
– Конечно! Я нашла Толстолапого Пыха!
– Что?
Я моргнула, а Линк вырвалась из моих рук и вытащила из зарослей вечнозеленого кустарника… мангута! Этот зверек, живущий на деревьях, отличается характерной пятнистой шкуркой, огромными круглыми глазами, двумя маленькими рожками на лбу и коротким пушистым хвостом. Насколько я помнила, мангуты питаются орехами и ягодами, а еще, вырастая, приобретают ядовитые колючки вдоль хребта.
Этот мангут был еще маленьким и полудохлым. Его глаза гноились, а шерсть свалялась клоками.
Я снова моргнула, слегка растерявшись. Откуда он здесь?
– Толстолапый Пых, Софи! – завопила Линк, сияя от счастья глазенками. – Это же он, правда?
Я тяжело вздохнула. Пых – это тоже персонаж сказки, не удивительно, что Линк так обрадовалась. Я осмотрела ограду – под каменной кладкой обнаружился подкоп.
– Мы ведь оставим его, да?
Девочка обхватила животное обеими руками, не обращая внимания на грязь и то, что зверь пытался вылизать ее щеку. Я отобрала мангута, придирчиво осмотрела. Сказать, что нам самим есть нечего – язык не поворачивался. Стоило только взглянуть в полные безоблачного счастья глаза ребенка, и все разумные доводы улетучивались, как тополиный пух.
– Для начала его надо подлечить, – осторожно начала я, опустив Пыха на землю. Он тут же перевалился на спину, показывая беззащитное грязно-белое брюхо и поджав лапы. Похоже, так мангут изображал дохлого.
– Он ко мне пришел! – уверенно заявила Линк, присаживаясь рядом. – Ты ведь сама рассказала мне про Пыха!
– Ну да, рассказала.
Снова вздохнула, не зная, как выкрутиться из ситуации. Сказать девочке, что Пых – это выдумка? Нельзя разрушать сказку. По крайней мере, я хотела бы, чтобы Линк верила в них подольше. Поэтому лишь улыбнулась.
– Хорошо, милая, мы его оставим. Но! – Подняла палец, обрывая очередной вопль радости. – Но ты сама станешь ухаживать за ним и лечить! Поняла меня?
Линк подскочила и обхватила мои ноги.
– Любимая, хорошая, самая лучшая Софи! Теперь с нами будет жить Пых! Я дам ему молока!
– Лучше орехов. Пых любит их гораздо больше, милая.
Погладила темные кудряшки, улыбаясь и размышляя, что теперь мне предстоит не только заново перестирать вещи, но и отмыть Линк вместе с прибившимся мангутом.
До самого вечера я стирала, мыла, что-то готовила на чадящей плите и снова мыла. К ночи моя спина болела так, словно мне уже стукнула сотня лет, а кожа на руках покраснела и начала шелушиться. Я осмотрела ладони с усмешкой. В Кронвельгарде все ходят в перчатках, эту моду ввели маги, которые истово берегут руки. Конечно, ведь вязать магические узлы с мозолями на пальцах – невозможно. Поэтому можно с первого взгляда отличить одаренных от простолюдин, достаточно взглянуть на руки.
Мне беречь нечего, так что и сожалеть не стоит.
К ночи я валилась с ног от усталости и мечтала лишь о том, чтобы вытянуться на жестком диване. Право, сейчас даже это непритязательное ложе представлялось мне верхом блаженства! Но прежде чем сделать это, я задернула шторы, закрыла дверь, подперла ручку стулом и внимательно осмотрела спину Линк. Девочка ерзала, не желая сидеть на месте. В неверном свете свечи я все же увидела то, чего боялась. Бугры на теле девочки никуда не делись, напротив, увеличились. Прикусив губу, я провела пальцем по выпуклому очертанию, Линк поежилась.
– Больно? – испугалась я.
– Нет, чешется.
Я нанесла на спинку Линк мазь, понимая, что она не поможет. От того, что происходило с девочкой, не спасет пчелиный воск, смешанный с шалфеем. Одна надежда – на гейзер. Ведь говорят, что обладает силой исцеления. Так мне сказали.
Линк сгорбила плечики, задрожала. Я торопливо накинула на нее теплую пижамную кофту и велела:
– Залезай под одеяло, живо!
Покорно устроившись на постели, девочка привычно потребовала сказку. Я присела рядом, и пока Остроухий Заяц с друзьями латали свой новый дом, Злыдняклют строил коварные планы мести…
***
Она. Должна. Уехать!
Исчезнуть на хрен, свалить из этого дома и не нарушать покой, который я по крупицам выстраивал целых семь лет.
Я снова покосился на окно, запрещая себе смотреть. И думать – тоже. Моя реакция на прикосновение понятна. Она – женщина, хоть и рыжая. Никогда не любил рыжих. Когда-то мне нравились блондинки. Гордону темненькие, а мне – светленькие.
Не выдержав, все же подошел к окну, тому, где были открыты ставни. Наглая захватчица стирала, я видел ее согнувшуюся над тазом спину и растрепавшиеся косы. Под тонкой тканью платью двигались лопатки, кожа на тонких руках покраснела.
Процедив сквозь зубы ругательство, отвернулся.
Зато я изрядно повеселился, когда рыжая шлепнулась на землю. Назвать истру Лэнг верхом грациозности точно не выйдет. Шмякнулась, как медуза, раскинув руки и ноги. Давненько я так не смеялся! Правда, потом смех застрял в горле.
И этот ее приход ко мне…
Я до сих пор чувствовал на губах ее вкус, словно глотнул вина – рубинового и тягучего, с ярким и мягким послевкусием. Когда-то в Дейлише рос особый виноград – «поцелуй любимой», и из него получался такой напиток. Мне довелось один раз его попробовать, у Фирса. Тот расщедрился, правда, быстро пожалел об этом. Оказалось, что спиртное мне так же противопоказано, как и сильные эмоции. Но вкус вина я запомнил. Губы Софии были такими же сладкими и пьянящими.
Потряс головой. Она должна уехать. Как можно скорее. И дело не только в моем спокойствии. Дело в безопасности этих двух глупых девчонок, что залезли прямиком в капкан. Во всем городе лишь Фирс догадывался о причинах моего отшельничества, да и то, не знал точно. И благо не распускал язык, здраво полагая, что весть о запечатанном маге может вызвать панику у горожан. Сто лет назад таких прокаженных ссылали на Остров Проклятых, но в просвещенный век пара и электричества правящие решили быть гуманными. К тому же изобрели новые печати – вечные. Теперь запечатанным просто запрещалось жить ближе чем в двух литах от человеческого жилья. Считалось, что этого достаточно. Увы, не для таких, как я. Правда, таких, как я, всегда было мало. Когда-то я считался особенным.
Усмехнулся, прикрыв глаза. Каким же глупцом я был! Самонадеянным, молодым и тщеславным глупцом… Думал, что весь мир лежит у ног, стоит лишь протянуть руку…
Снова посмотрел в окно. София теперь развешивала платья на веревке, девочка возилась у ограды.
Надо выгнать обеих. Для их же пользы… Даже если это будет выглядеть ужасным, я обязан выгнать их. Уже сейчас боль облизывает тело, а в глазах клубится туман, а ведь после приступа прошло так мало времени! Дальше будет хуже.
И рассказать нельзя. Стоит лишь заикнуться об истинных причинах, и весть обо мне в тот же день разлетится по Дейлишу. Женщины болтливы и не умеют держать язык за зубами. Да, узнав правду, рыжая в ту же минуту исчезнет из Оливковой рощи, а уже через час к дому явятся горожане с вилами и топорами. И меня просто вынудят покинуть эту местность! И куда я пойду? Мне нигде нет места…
Надо выгнать.
Потому что мне слишком понравились губы Софии Лэнг.
Это недопустимо.
Нахмурился, рассматривая узкую спину рыжей. План уже созрел в голове, единственное слабое звено – это девочка. Сегодня я наконец рассмотрел ее, удивляясь, что в крошке нет ничего от самой Софии. Темные кудряшки, ярко-голубые глаза. Странно. Насколько я помню, цвет глаз передается от родителей к детям. У Гордона глаза синие, у Софии – светло-карие. Не в этом ли несоответствии причина развода?
Интересно, как он там… Гордон. А мать? Тереза? Они вычеркнули меня из своей жизни. Впрочем, я сам сделал это, когда ушел.
План. Надо вернуться к нему. И маленькая помеха – ребенок. Какой бы я ни был сволочью, но пугать девочку подлости не хватало. Значит, надо сделать так, чтобы ночью девчонка спала. Открыл ящик комода, в котором теснились пузырьки, перебрал их. Вытащил один – с темной жидкостью. Пожалуй, это подойдет. Здесь же лежали осколки – несколько довольно крошечных. Раньше они не были мне нужны, а теперь вот… снова мотнул головой, избавляясь от мыслей. Если так пойдет, у меня скоро башка отвалится. Чтоб не мотал.
В кладовке нашел сверток с печеньем, придирчиво обнюхал. Слегка засохшее, но, сдается мне, девчонка не откажется от угощения. Выждав, пока София скроется за углом, вышел из дома и подошел к девочке, готовясь к тому, что та заорет. Тогда сделаю вид, что мимо проходил.
Но малышка лишь похлопала ресницами, с интересом меня рассматривая. Я даже растерялся. Отвык от такого взгляда – пристального, но откровенно дружелюбного. Девчонке явно было любопытно, она даже ближе подошла. И улыбнулась, показывая щербатый рот.
– А я знаю, кто ты! – доверительным шепотом поведала она.
– Кто? – еще больше растерялся я.
Девочка подошла еще ближе, закинула голову и объявила торжественно:
– Ты – Злыдняклют!
– Точно, – хмыкнул я. – А ты кто?
– А я Линк. – Она важно протянула ладошку. – И я тебя не боюсь!
Какая смелая девочка. Смелая и глупая, вся в рыжую мамашу. Я пожал грязные и тонкие пальчики. Совесть не вовремя напомнила о себе, так что пришлось ее заткнуть.
– Хочешь печенье, Линк? – душевно спросил я и увидел ответ во вспыхнувших голубых глазах.
Отдал угощение и смылся, пока София не вернулась. Хотя хорошо бы взять хворостину и всыпать нерадивой мамаше, которая не научила ребенка, что брать сладости у незнакомцев – опасно для жизни и здоровья.
Впрочем, мне это только на руку. Вышел за ограду, ухмыляясь и размышляя, что может напугать девушку так, чтобы она неслась отсюда, сверкая пятками. Раз уж приставания такого урода, как я, ее не проняли, найду другой способ. А от приставаний хуже лишь мне, кажется…
Ничего, утром рыжей здесь уже не будет.
На холмах пахло кедром и землей, солнце плескалось в ночных лужах, ползли из-под лежалых листьев желтые пушистые шарики цветов. Звенели птичьи трели, предвещая начало тепла. Первая птица мазнула крылом щеку, подлетев слишком близко. Я удивленно поднял голову, прищурился. Вторая покружила над головой, словно примериваясь к макушке. И тут же появилось еще с десяток! Они стаей вертелись вокруг меня, издавая истошные крики, уже мало похожие на пение! Что за жротовы проделки?
– Отвалите! – рявкнул я, махнув рукой. И тут же получил снарядом птичьего помета на голову! А потом на плечи! На куртку, штаны и даже ружье, которым пытался отмахиваться от свихнувшихся пернатых!
Взвыл и понесся в сторону родников. Однако одуревшие летуны устремились за мной, и каждая считала своим долгом оставить на мне одну, а то и несколько своих меток! Ругаясь и шипя сквозь зубы, я добрался пещеры, в которой стояла лужа холодной воды, и только тут догадался стянуть куртку и обнюхать ее. Сквозь резкий и кислый запах птичьего помета пробился другой – сладковатый. Знакомый. Такие капельки помогают уснуть. А еще приманивают пернатых!
Я отчетливо скрипнул зубами, почесал макушку. Взвыл, ощутив помет в волосах. И от мысли, что снова придется себя отмывать, лезть в воду, стирать вещи, мерзнуть, совесть уползла в самую дальнюю нору моей души. Верно, пряталась от гадкого запашка.
Вот гадина рыжая!
Я с предвкушением оскалился. Ничего. Ночью посмотрим, как эта проныра будет визжать и плакать. Знатное будет развлечение!