Дикая сердцем

Глава 2

– Вот и все! – с какой-то обреченностью объявляет мама.

Ее орехово-зеленые глаза влажно блестят, когда она окидывает взглядом контрольно-пропускной пункт на рейсы в США. Даже в это неподобающее время к нему стекаются целые полчища пассажиров, летящих к кому-то на праздники.

– Мам. – Перевожу на нее взгляд. – Я не умираю.

– Я знаю. Просто… – Она смахивает слезу своим свеженаманикюренным ногтем модного сейчас цвета клюквы. – Наконец-то понимаю, что означало выражение лица моей матери, когда я вот так же сказала ей, что переезжаю жить на Аляску. Наверное, мне стоит позвонить ей и извиниться.

Мое сердце колотится от предвкушения. С тех пор как я попрощалась с Джоной на этом самом месте после его неожиданного визита в Торонто, прошло четыре недели, пять дней и двенадцать минут.

А еще целая куча всяческих приготовлений: многочисленных бланков, подписей и непомерных пошлин для срочного продления моего американского паспорта; часов, проведенных в Интернете за изучением информации об Анкоридже; огромного количества вопросов и предостережений от моей матери: «Ты действительно уверена, что хочешь этого?», «А вдруг ему нужно твое наследство?» – что вызвало не одну грандиозную ссору; тщательно сформулированных психоаналитических бесед с Саймоном за его тайником с картофельным пюре быстрого приготовления о том, что мои чувства к Джоне могут быть остатком нашей глубокой связи, возникшей после смерти моего отца, и, если это так, то они не станут прочным фундаментом для начала совместной жизни.

И, конечно же, бесчисленных сообщений и телефонных звонков Джоне, пока я паковала вещи, строила планы и отсчитывала дни.

И вот я здесь – стою в международном аэропорту Пирсон в 5:17 утра, сжимая в руках телефон и три билета на три самолета, которые сократят расстояние в пять с половиной тысяч километров между мной и объятиями Джоны.

Потому что только так я смогу узнать, к чему все это сможет нас привести.

Что бы ты сказал о таком повороте событий, а, пап?

С тех пор как умер Рен Флетчер, прошло уже более трех месяцев, а я все еще продолжаю думать о нем каждый день. У меня до сих пор болит в груди при каждом воспоминании. До сих пор слезятся глаза, когда я листаю бессчетное количество фотографий, сделанных этим летом на Аляске. Мое горло все еще сжимается, когда я произношу его имя.

Подумать только, в июле он был для меня почти незнакомцем – человеком, отдалившимся от меня в мои четырнадцать лет, и не более чем далеким голосом в телефонной трубке до того – и все же нечаянно он сумел создать мне будущее на Аляске.

Джона был ему как сын. Так что папа был бы в восторге от новостей, я уверена.

– Сьюзан, нам действительно стоит поспешить на поезд до нашего терминала, – предупреждает Саймон с мягким британским акцентом, как у Хью Гранта, похлопывая ее по плечу и украдкой бросая взгляд в мою сторону. Мы все знали, что прощаться в аэропорту – не самая лучшая идея.

Однако это все же не помешало маме купить им билеты на острова Теркс и Кайкос с вылетом на двадцать минут позже моего, что просто гарантировало, что мы окажемся в этой ситуации.

Мама поправляет широкополую шляпу от солнца – слишком хрупкую, чтобы паковать ее в чемодан. Моя собственная шляпа, похожая на эту, – та, которую я по глупости надела в свой первый прилет на Аляску, – сейчас висит на вешалке в доме Джоны. Я оставила ее на память, а еще потому, что мне не хотелось лететь в ней обратно.

На этот раз я одета гораздо практичнее: легинсы, свободный удобный свитер и замшевые туристические ботинки, которые доставят массу хлопот на контроле, но в остальном идеально подходят для долгого путешествия.

– Мне бы хотелось, чтобы вы, ребята, пересмотрели свои планы на праздники, – бормочет мама.

– Уже слишком поздно что-то менять.

Сомневаюсь, что на двадцать третье декабря остались свободные места до Теркса. Особенно такие, которые стоят меньше пяти тысяч долларов за билет.

Однако я уверена, мама не теряет надежды, что в последнюю минуту все может поменяться. Но Джона не передумает, что в этом году ему необходимо быть с Агнес и Мейбл.

А я не передумаю, что мне необходимо быть с ним.

– Напишу тебе вечером, когда доберусь до Джоны, – обещаю я. Этот парень наконец-то провел себе Интернет.

– И позвони мне утром, когда проснешься.

– Да-да… – Я обвиваю руками мамины плечи и притягиваю ее к себе. – Счастливого пляжного Рождества.

Ее ответные объятия слишком свирепы для такой маленькой женщины. Она крепко прижимает меня к себе, и я ощущаю цветочные духи мамы, так подходящие флористу.

– Я буду молиться, чтобы до конца твоего перелета не начался снегопад, – шепчет она, и хрипотца в ее голосе заставляет узел в моем горле затянуться. – Передавай Джоне привет.

– Передам.

Я отстраняюсь от нее и перевожу взгляд на Саймона, который сейчас исполняет роль носильщика чемоданов и занят тем, что поминутно поправляет воротник своего зимнего пальто, несмотря на то, что лицо его раскраснелось от жары. С тех пор как я вернулась с Аляски в сентябре, все больше замечаю признаки его солидного возраста: морщинки на лбу и у рта, его дряблые руки, редкие седеющие волосы. Он был единственным отцом, на которого я могла положиться в течение двенадцати лет своей жизни. А теперь, когда я пережила боль от потери моего родного отца – человека, которого я снова научилась любить, – остро осознаю, что однажды мне придется пережить потерю и Саймона.

Но я надеюсь, что это случится только через много-много лет.

– Попробуй загореть, ладно? – дразню я. Саймон, без сомнения, проведет все дни на островах, прячась под самым большим зонтом, который только сможет отыскать, намазавшись солнцезащитным кремом с SPF под сотню и с полоской цинка на переносице для дополнительной защиты.

– Ты тоже.

Я смеюсь, когда он крепко обнимает меня.

– С ней все будет в порядке. Я не дам ей хандрить, – говорит Саймон так тихо, чтобы услышала только я. – Ты можешь оставаться на Аляске с Джоной до тех пор, пока это будет важно для тебя. Но помни: всегда есть местечко здесь, если вдруг поймешь, что тебе это нужно. Мы не будем ничего спрашивать. Ну… только если пару вопросов, – подмигивает он.

– Знаю. Спасибо.

У меня в животе трепещут бабочки, когда я взваливаю рюкзак на плечи, испытывая облегчение от того, что три моих чемодана со всем необходимым для выживания уже благополучно грузят на самолет до Чикаго.

– Что ж, до скорого? – А что еще можно сказать родителям в день своего переезда на противоположную часть континента?

Мама кивает и с трудом сглатывает, ее рука слепо тянется к руке Саймона.

– Я всего лишь на расстоянии телефонного звонка, СМС или Фейстайма, – заверяю я ее, и подошвы моих ботинок скользят по полированной плитке, когда я начинаю отходить. – Удачного вам полета.

– И тебе, – ободряюще улыбается Саймон.

Достав из сумочки свой недавно переоформленный американский паспорт, пробираюсь вперед, чтобы вручить его проверяющему с каменным выражением лица. Это мой первый раз за двадцать четыре года, когда лечу как гражданка США. Мужчина едва заглядывает в документ и протягивает обратно, кивая.

Оборачиваюсь в последний раз и вижу, как длинная рука Саймона обхватывает плечи моей матери, притягивая ее к себе. Она и близко не испытывала подобных эмоций, когда я уезжала на Аляску в прошлый раз. Но тогда это была временная поездка. Для моего отца. И для меня.

А сейчас…

Сейчас я переезжаю на Аляску. К Джоне.

Грубому суровому йети, который превратил мою жизнь в ад, которого всего несколько месяцев назад терпеть не могла и с которым мне через многое пришлось пройти.

Теперь я оставляю позади все, что было мне знакомо, ради того, чтобы быть с ним. Глубоко вздохнув, делаю шаг через раздвижную стеклянную дверь.

– Его уже отменили.

Пялюсь на красное слово, мигающее на экране напротив моего рейса в Бангор, который должен был вылететь из Анкориджа через четыре часа.

– Да, я видел. С прошлой ночи стоит жуткий снегопад. Сильнее, чем прогнозировали. На этом конце штата все уже заблокировано, – хрипловато отвечает Джона мне в ухо.

Выглядываю в окна, выходящие на взлетно-посадочные полосы. Не вижу ничего, кроме голубого неба, искрящегося белого снега и инея на подоконниках, свидетельствующего о морозе на улице.

– Но здесь нет снегопада.

– Ну, между тобой и этим апокалипсисом шестьсот пятьдесят километров и горный хребет.

Джона ранее упоминал о возможности «небольшого снега» в прогнозе. Однако он ни разу не использовал термин «апокалипсис».

– Как думаешь, есть ли шанс, что он ослабнет?

Мы решили, что будет куда проще и дешевле, если я воспользуюсь коммерческим рейсом, вместо того чтобы вынуждать Джону проделывать весь этот путь самому, чтобы забрать меня. Однако, учитывая ситуацию, может быть, он смог бы запрыгнуть в самолет и…

– Не при таком раскладе. Предположительно, снегопад продолжится до завтра.

– Завтра? – Чувствую, как поникают мои плечи. А я-то все радовалась, как гладко проходит мое путешествие. – Это отстой!

– Расслабься. Так уж здесь заведено. Ты привыкнешь к подобному.

– Не хочу привыкать, – надувшись, отвечаю я.

Три аэропорта, два самолета и одиннадцать часов пути… Чувствую, как разочарование одолевает меня. Отчаянно хочу увидеть Джону – больше всего на свете.

Он смеется.

– Ну… Будем надеяться, что твой самолет вылетит завтра.

Я в недоумении. Завтра – это двадцать четвертое. Если он не вылетит завтра, то…

– Боже мой! Я проведу Рождество одна в аэропорту!

– Не беги вперед паровоза. Все может измениться в один миг. Слушай, я заранее снял тебе комнату в домике вниз по дороге. Ничего особенного, но большинство гостиниц уже занято, ведь сейчас праздники. Я знаю владельцев, Криса и Андреа. Они милые люди. Найми челнок, чтобы добраться до них.

– Благодарю, – с покорностью отвечаю я.

– Не за что, Барби.

Улыбаюсь, несмотря на кислое настроение. Раньше терпеть не могла, когда он так меня называл.

– Ты уже отрастил бороду? – спрашиваю снова, однако Джона продолжает увиливать. Надеюсь, что да – никогда не думала, что буду этого хотеть.

– Придется тебе подождать и посмотреть самой. Давай. Забирай свои двадцать пять чемоданов с перевесом и поезжай к ним. Набери меня позже.

– Хорошо.

Прикусываю губу, сдерживая желание произнести те три коротких словечка, которые удержала в себе месяц назад в аэропорту и которые заглушаю теперь при каждом телефонном звонке, уговаривая себя, что не могу произнести их впервые, находясь за сотни километров от Джоны.

В глубине души просто боюсь, что он не испытывает ко мне того же. Во всяком случае пока. Знаю, что его чувства ко мне сильны, – иначе мы бы не затеяли все это. Но если Джону что-то и характеризует, так это его прямота и бесстрашие, и все же он еще не сказал, что любит меня. Данный факт заставляет меня думать, что, возможно, он еще и сам не уверен в своих чувствах.

А я не могу стать первой, кто произнесет признание.

– Ну, поболтаем позже?

Джона усмехается.

– Да, разумеется. Увидимся, Калла.

Направляясь к багажной карусели, изо всех сил стараюсь не волочить ноги по полу. К счастью, чемоданы с чикагского рейса уже выгружают на ленту. Я пока не вижу своих, а потому останавливаюсь неподалеку и жду, и мое разочарование от того, что застряла в Анкоридже на ночь, да еще и вдалеке от Джоны, весьма сказывается на моем настроении.

Тридцать минут спустя, уже после того как окончилась выдача и последние пассажиры разобрали свои вещи, добавляю в свой список «вещей, которые пошли не так, когда я переехала на Аляску», еще и пропавший багаж.

Когда-нибудь посмеюсь над этим… но это будет когда-нибудь потом.