Дикие розы

Глава 10

Еще утренний туман белой ватой лежал на воде, а в порту уже суетился народ, осаждая палубы пароходов. Корри вспомнила тот день, когда она впервые встретилась здесь с Куайдом Хиллом при весьма неприятных обстоятельствах… Люди все так же толкались, чтобы пробиться ближе к пароходам, мешая проехать экипажам и телегам.

Корри напряженно вглядывалась в толпу, думая о том, что скажет тетя Сьюзен, когда выяснится, что Корри сбежала. Разозлится? Или расстроится? Она очень любила тетю и не хотела причинять ей боль. Корри чувствовала, что тетя Сьюзен на ее месте поступила бы точно так же. У нее, как и у брата, был решительный, несгибаемый характер. Корри тоже была сильной, как отец.

Джим Прайс осторожно прокладывал путь через толпу.

– Сестра мне рассказывала, что они там добывают золото, а потом отправляют на запад в вагонах. Представляете, вагон, набитый до отказа слитками, самородками и золотым песком. Интересно, каково ехать в таком вагоне, сидя на куче золота? Ну вот, так сестра думает, что…

Но Корри было неинтересно, что думает сестра Джима Прайса. Она увидела слева от себя вывеску «Билетная касса» и большое скопление народа под ней. Это было, пожалуй, самое оживленное место в порту.

Корри не надо было покупать билет. Ли Хуа сделала это заранее. Ей удалось забронировать для Корри отдельную каюту, что обошлось в кругленькую сумму, благополучно, перекочевавшую в карман кассира.

– Интересно, как близко нам удастся подъехать?

Джим резко вывернул вбок, чтобы не столкнуться с телегой, груженной деревянными клетками с живыми курами и поросятами. За ними выстроился целый ряд экипажей, которые тоже не могли проехать из-за давки.

– Джим, постарайся подъехать как можно ближе, а там мы уж как-нибудь дотащим вещи.

В толпе мелькнуло лицо человека, похожего на Дональда. Нет, это не может быть он. Дональд сейчас на судоверфях и собирается после обеда ехать с ней кататься. Хороший у него будет вид, когда он поймет, что прогулка не состоится!

Тем временем Джиму Прайсу удалось подъехать почти вплотную к «Алки».

– Все, дальше не проедем, мисс Корделия. Осталось пробраться через толпу, вам это будет нелегко.

– Ничего, как-нибудь проберусь.

– Это совсем неподходящее место для леди, мисс.

Корри постаралась придать своему голосу больше уверенности.

– Джим, все будет в порядке. И, пожалуйста, поторопись! Не хватало еще, чтобы мы опоздали!

Через полчаса упорной борьбы Корри стояла на палубе «Алки».

– Миссис… миссис… гм.

Юноша в форме стюарда держал в руке список со множеством фамилий, многие из которых были уже вычеркнуты.

– Миссис Прайс.

Корри беспокойно следила за тем, как его палец скользил по листу бумаги. Ничего, все будет хорошо, она в этом уверена. Ей хотелось поскорее добраться до каюты. Палуба была забита пассажирами и их багажом; Ясно, что путешествие не будет комфортным. Слишком много людей. В основном мужчины, но есть и женщины, одни одеты роскошно, другие – бедно. Корри рассмешил вид одной толстухи в невообразимой шляпе со страусовыми перьями, которые гордо колыхались на ветру.

На палубе были расставлены лавки, между которыми ходили овцы, мулы и лошади, распространяя по всему пароходу запах скотного двора. Здесь же было свалено сено и фураж для них.

Корри смотрела туда, где сквозь редеющую дымку тумана проступали крыши домов. О Господи, пароход еще не отчалил, а ее уже начинает подташнивать. Что же будет дальше!..

Со списком пассажиров происходила какая-то задержка. Почему этот юноша так долго возится? Что-нибудь не в порядке?

– Мэм, я вижу, у вас отдельная каюта.

– Да.

– Сожалею, но это невозможно. Корабль переполнен. Капитан дал распоряжение не предоставлять отдельных кают. Вам придется ехать с другими женщинами. Им отведена огромная каюта с отличными койками. Вам там будет удобно.

– Но я заплатила за проезд в отдельной каюте! Это входит в стоимость билета!

– Я ничем не могу вам помочь.

Юноша заметил досаду на лице Корри и добавил уже мягче:

– Поймите, мэм, у нас на палубе двести человек, которым вообще не досталось кают. Если вы вернете билет в кассу, на него сразу найдется сотня-другая желающих. Поймите, корабль переполнен, так что вы можете либо принять те условия, которые вам предлагают, либо не ехать вообще.

– Но, пожалуйста, мне необходимо…

Корри полезла в кошелек, где у нее было немного денег – достаточно для небольшого вознаграждения. Но как его предложить? Просто протянуть деньги или нужно еще что-нибудь сказать?

Корри пребывала в раздумье, когда мимо них прошел человек. Он был маленький, широкоплечий, с добродушным лицом и совсем лысый. Чувствовалось, что он наделен властью на этом корабле: по тому, как вытянулся юноша при его приближении, и по тому, какую великолепную, безукоризненную форму он носил, Корри поняла, что это капитан, и не удержалась, чтобы не улыбнуться ему самой беспомощной улыбкой, на какую только была способна.

– Что здесь происходит, Уангер?

– Ничего, сэр. Я только объясняю этой леди, что она не может занять отдельную каюту. Что вы дали распоряжение.

– Я дал распоряжение?

Капитан улыбнулся, на солнце блеснули его золотые зубы. Он с интересом разглядывал Корри.

– Сэр, я заплатила за отдельную каюту и имею на нее право. Я не совсем здорова и…

Капитан от души рассмеялся.

– И вы не хотите еще больше разболеться. В таком случае, мэм… миссис Прайс, если я не ошибаюсь?.. Вы выбрали для оздоровительной прогулки не совсем подходящий пароход. Мы идем на Аляску, и желающих попасть туда очень много.

Корри изобразила еще более жалкую улыбку.

– Пожалуйста, я буду вам так благодарна…

Она заметила, что капитан дрогнул. Его глаза заблестели в предвкушении легкой наживы.

– Ну хорошо, мэм. Я думаю, отдельную каюту можно будет устроить, раз уж вы действительно неважно себя чувствуете. Позаботься об этом, Уангер.

– Есть, сэр.

– И проследи, чтобы багаж перенесли в каюту тотчас.

– Есть, сэр.

– Мы еще увидимся, миссис Прайс. Меня зовут Завулон Картер. Капитан Завулон Картер. Это древнее библейское имя. Моя матушка знала Библию вдоль и поперек.

Корри снова улыбнулась.

Она шла за стюардом по палубе, обходя мужчин, которые сидели группами на голом полу и провожали ее долгими любопытными взглядами. Они будут спать под открытым небом, а у нее есть отдельная каюта. И только потому, что она пару раз улыбнулась этому отвратительному златозубому капитану.

Ей вдруг сделалось стыдно.

Каюта, которую отвели Корри, была небольшая, но чистенькая, даже на ее требовательный взгляд. Две койки, одна над другой, привинченный к стене шкаф с металлическим ободком поверху, чтобы при сильной качке чемоданы не падали на пол. Эмалированная раковина с кувшином для умывания. Из маленького иллюминатора видны легкая рябь на поверхности воды и серое апрельское небо.

Корри села на койку и посмотрела на металлическую крышку сундука, который внесли и поставили посреди каюты – единственное крохотное свободное пространство. Корри подумала, что до конца путешествия она обречена спотыкаться об него и набивать себе шишки.

Тетя Сьюзен. Внезапно волна тоски по дому охватила Корри, и она смахнула с ресниц одинокую слезинку. Сколько еще пройдет времени, прежде чем она снова увидит тетю, Бог знает! Но Корри решила не поддаваться грусти. Ее ребенок должен иметь отца – и тетя Сьюзен с этим согласна. Через несколько недель она станет замужней женщиной, и они с Эвери смогут вернуться в Сан-Франциско… Господи, а вдруг ничего не получится!

Корри впервые почувствовала сомнение в успехе своей затеи. Она прислонилась к дрожащей от качки и работы двигатели стенке каюты и услышала, как над самой ее головой заскрипело перекрытие, глухо раздались чьи-то крики, торопливые шаги и протестующее, жалобное блеяние овцы.

Корри закрыла глаза и стала восстанавливать в памяти лицо Эвери. Полные губы и волевой подбородок. Серые мечтательные глаза. Шелковистые белокурые волосы и роскошные, пышные усы…

Снова заскрипело перекрытие. Корри постаралась расслабиться и немного отдохнуть. Любимые черты растаяли, и Корри погрузилась в беспокойный, но такой необходимый сон.

Она проснулась далеко за полдень, переоделась, поправила прическу и оглядела себя в маленькое зеркальце, которое предусмотрительно завернула в мягкую фланель и упаковала в сундук. Она все еще была бледна, но уже не выглядела такой потерянной. А главное – тошнота исчезла окончательно.

Корри выбралась на палубу и постаралась узнать, где тут можно поесть. Столовая оказалась огромной, посреди стоял невиданных размеров деревянный стол, до блеска начищенный скребком. Скудный дневной свет проникал через иллюминаторы. Матрос объяснил Корри, что, поскольку народу много, обед будет подаваться в несколько приемов, она будет столоваться вместе с остальными женщинами, а тем, у кого нет билетов в каюты, обед будут доставлять прямо на палубу.

Корри стояла у борта, перегнувшись через поручень, и лениво наблюдала, как из трубы выбиваются клубы черного дыма, когда к ней подошел Завулон Картер.

– Ну как вам понравилась каюта?

– Очень хорошая. Уютная.

Он улыбнулся, очевидно, польщенный.

– Мы стараемся, но сами посудите, как можно содержать в чистоте корабль, на котором перевозят скот. Похоже, мне никогда не удастся выбить из кителя навозный запах.

Корри кивнула, не зная, что ответить.

– Знаете, что мы делаем со всеми этими стойлами и загонами для скота, когда прибываем в Дайю? Пускаем их на доски и продаем. В последний раз это стоило триста долларов за тысячу футов.

Капитан Картер хихикнул и уставился на грудь Корри. Потом отвернулся и добавил:

– Не знаю, заметили вы или нет, но мы построили два нужника для тех, кто поедет на палубе. Из них мы тоже наделаем досок. Так что кому-нибудь достанется на редкость ароматный штабель дров!

Корри никогда не встречала человека, который так открыто мог бы говорить с женщиной о подобных вещах.

– Не уверена, капитан, что это самая удачная тема для разговора с дамой.

Корри надменно взглянула на него и пошла прочь.

– Ах, она дама, вы подумайте! Прошу прощения. Я не хотел задеть ваших тонких чувств.

Она резко обернулась. Ну, конечно, капитан не считает ее леди. Она путешествует одна, без сопровождения мужчины, и направляется при этом Бог знает куда, в дикую, пограничную область. Краска стыда залила ее лицо и шею.

Корри не знала, что ответить капитану на его дерзость, но тут раздался свисток. Капитан слегка подтолкнул ее вперед и сказал:

– Вам пора идти обедать, миссис Прайс. Дам кормят в первую очередь, потом тех джентльменов, которые расселись на палубе. Им достанутся пригарки со дна кастрюли.

Обед в обществе дам оставил неизгладимое воспоминание в памяти Корри. Запах скотного двора совсем не чувствовался, – или Корри к нему привыкла, или ветер дул в другую сторону, – но он был бы благоуханием по сравнению с тем тяжелым духом одеколона, который повис в воздухе и не давал дышать. Дамы явно злоупотребляли им. «Купаются они в нем, что ли?» – подумала Корри, морщась.

Запах еды – бифштекса с гарниром, бисквитов и кофе со сгущенным молоком – смешивался с запахом духов, женских тел и навоза. Женщины, не отрываясь от еды, таращились на стюарда и друг на друга. Никогда раньше Корри не видела такого пестрого смешения дам. Среди них были совсем молоденькие девочки. Некоторые в темных юбках и шелковых кофточках, другие в безвкусных ярких платьях и шляпках с перьями и цветами. Одной из них, как показалось Корри, было не больше пятнадцати.

Толстуха со страусовыми перьями на голове тоже была здесь, она тыкала вилкой в направлении стюарда и о чем-то шепталась и смеялась со своей соседкой. Кто были эти женщины? Одни хорошенькие, другие – дурнушки, с бледными, грубыми лицами. Корри, снедаемая любопытством, не могла оторвать от них взгляда.

Неожиданно она получила разъяснения от своей соседки – высокой, худощавой женщины в строгом платье. Она взяла Корри за локоть и тихо сказала:

– Как вам это нравится? Порядочная женщина отправляется в путешествие и вынуждена находиться в обществе проституток. Вы ведь не из их компании? – Она подозрительно посмотрела на Корри.

– Я? Нет! Я – Корри… Прайс, еду на прииски к своему мужу.

– Понятно. Я думаю, что нам, порядочным женщинам, следует держаться вместе. Нас мало, а их вон сколько. Меня зовут Евлалия Бенраш, я тоже еду к своему мужу, в Секл Сити. Он заболел, подхватил тифозную дизентерию. Я везу с собой все необходимое снаряжение и собираюсь тоже попытать счастья на приисках.

Пока Евлалия говорила, Корри оглядывалась вокруг. Женщины, которые были в столовой, даже внешне делились на две категории. «Порядочные» были одеты в неброские дорожные костюмы и держались скромно, а «проститутки» были разодеты в пух и прах, набросились на еду, как саранча, и беспрестанно хихикали и шептались друг с другом. Внимание Корри снова привлекла толстуха, которая так весело и заразительно смеялась, что было трудно не рассмеяться вслед за ней. Евлалия Бенраш толкнула Корри под локоть и сказала:

– Это Матти Шеа. Она их «мадам», везет своих девок на работу в публичные дома и дансинги Юкона.

Корри с еще большим любопытством посмотрела на толстуху.

– Но она очень заразительно смеется.

Евлалия строго посмотрела на Корри.

– Смеется! Еще бы! Она рада посмеяться над честными женщинами, которые волею обстоятельств вынуждены быть среди таких, как она. Я намерена высказать капитану все, что я думаю о здешних порядках.

Корри вспомнила златозубую усмешку капитана и сочла эту затею бессмысленной.

Время, отведенное на обед для дам, подходило к концу. Снаружи раздавались недовольные крики мужчин, ожидающих своей очереди. Выходя из столовой, Корри случайно столкнулась с Матти Шеа.

– Извиняюсь! Этот чертов корабль так качает, что я каждый раз на кого-нибудь падаю!

Она приветливо улыбнулась. Корри заметила, что на лбу «мадам» выступила испарина, она держалась за живот, было очевидно, что ее мучила морская болезнь.

– Не беспокойтесь, все в порядке.

Матти Шеа с головы до ног окинула Корри опытным взглядом, не упускающим ни малейшей детали. Потом кивнула, так что затрепыхались перья на шляпе, и сказала:

– А ты ничего, крошка. Жалко, что ты не с нами. А то смотри, я могла бы тебе подыскать хорошее местечко в Доусон Сити.

Это предложение было сделано таким дружелюбным тоном, что Корри была не в силах оскорбиться. К тому же Матти Шеа вызывала у нее определенную симпатию.

– Я боюсь, что…

– А ты не бойся. Пусть боятся все эти «порядочные», как, например, та, что сидела с тобой. Плюнь на них на всех. Я видела жизнь и знаю, что говорю.

Матти Шеа улыбнулась на прощание и вышла на палубу, где была встречена радостными криками и визгом своих подопечных. Корри услышала ее добродушный окрик:

– Да тише вы! Хватит этих глупостей! Я оглохну от вас прежде, чем мы доберемся до Дайи!

Когда ее маленькие золотые часики показали восемь часов, Корри отложила книгу и решила прогуляться по палубе. Каюта была такой тесной, что Корри чувствовала себя, как кролик в клетке. Если она немедленно не выйдет на свежий воздух, то задохнется!

Было темно и ветрено, луна наполовину скрылась за тучами. В воздухе чувствовалась влага – собирался дождь. Корри поежилась и представила себе, каково тем людям, которые вынуждены спать под открытым небом, в такую ночь.

Она сделала полный круг по палубе, когда с кормы, где находилось багажное отделение, до нее донеслись чьи-то раздраженные голоса. На шум стали стекаться пассажиры.

– Безбилетник! Чертов мальчишка!

Голос капитана Картера дрожал от праведного гнева.

– Ты что ж это надумал, а? Я бы мог получить двести долларов за твой проезд, гадкий воришка! Ты что же, пробрался на борт в сундуке? Отвечай! Какого черта ты вылез из своего вонючего убежища?

Люди толпились плотным кольцом вокруг капитана. Какой-то матрос принес фонарь. Корри тоже поспешила туда, услышав угрожающие нотки в голосе капитана. Она встала на цыпочки, стараясь через головы людей разглядеть, что там происходит.

Безбилетник действительно проник на корабль в сундуке, который, в подтверждение его вины, открытый стоял рядом: из него высыпалась какая-то старая одежда. На мальчике были клетчатая рубашка и шерстяные брюки, мягкая шляпа надвинута на глаза.

Корри подумала, что только юный организм в состоянии был вынести долгое пребывание в сундуке и что только ребенку могла прийти в голову мысль о такой отчаянной проделке. Чем он дышал в сундуке? Как с ним поступит капитан?

– Если ты думаешь, что я тебя бесплатно повезу на Аляску, выкинь это из головы, маленький ублюдок!

Капитан схватил мальчика за плечо и нещадно его тряс.

– Ты будешь отрабатывать свой проезд. Будешь спать на палубе, на голых досках. Или в нужнике. У меня нет для тебя койки. Понял, щенок?

Картер размахнулся и со всего маху ударил мальчика по щеке. Его голова мотнулась в сторону, из груди вырвался сдавленный стон.

Капитан снова ударил его, и с мальчишки слетела шляпа. Каково же было всеобщее удивление, когда по плечам мальчика рассыпались длинные черные волосы, которые отливали синевой в свете раскачивающегося фонаря и развевались на ветру.

Корри услышала возглас стоявшего впереди мужчины, который своей широкой спиной закрывал от нее эту странную сцену.

– Господи, да это девушка!

Маленький бородатый толстяк подтвердил его слова:

– Да, точно! И грудь видна под рубашкой!

Капитан Картер был в недоумении, как и все вокруг.

– Женщина! Маленькая смазливая китаянка! Что за черт!

Корри, движимая страшным предчувствием, вытянулась изо всех сил, чтобы что-нибудь увидеть. Это не удалось, и она юркнула под руку стоявшего впереди человека, пытаясь продраться сквозь толпу.

Безбилетная пассажирка, растерянная и беззащитная, не спускала с капитана ожесточенных глаз и зажмурилась, когда тот снова замахнулся на нее.

Ли Хуа!

Корри резко и зло закричала:

– Капитан Картер! Оставьте девушку в покое! Это моя служанка! Это Ли Хуа!

Глава 11

Ли Хуа прижалась к борту и, как загнанный зверь, молча следила за движениями капитана.

– Меня не интересует, как ее зовут. Меня интересует, каким образом эта маленькая дрянь оказалась на моем корабле.

Он схватил Ли Хуа за локоть и толкнул ее к Корри. При свете фонаря блеснули его золотые зубы. Он распространял сильный запах виски.

– Я понятия не имею, что она здесь делает.

Корри вспомнила, как Ли Хуа украдкой поглядывала на ее сундук. Как при этом глаза девушки горели плохо скрываемой завистью и восхищением…

Какой риск! Ведь она могла задохнуться в сундуке. Его могли завалить другими вещами, тогда Ли Хуа никакими силами не открыла бы его и не выбралась наружу.

– Пусть мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит, иначе я запрягу девчонку в работу так, что она не обрадуется. Я отправлю ее на кухню выносить помои или…

На губах Картера промелькнула похотливая ухмылка.

– Или она могла бы…

Корри холодно взглянула на него, но быстро поняла, что избрала неправильную тактику, и смягчила выражение лица приятной улыбкой.

– Капитан, это я виновата в том, что она самовольно и незаконно проникла на корабль. Ли Хуа – моя горничная. Я объяснила ей, что она не может поехать со мной и должна остаться дома, но она не послушалась.

– Меня она не сможет не послушаться, это не в ее интересах. Иначе я прикажу коку приготовить нам на обед отбивные из ее китайского мяса. – Картер захихикал.

– Капитан, пожалуйста, позвольте мне заплатить за ее проезд. У меня есть деньги, и я с радостью их отдам, чтобы разрешить все проблемы…

– И лишите меня услуг этой смазливой узкоглазой девчонки?

Корри поняла, что капитан забавляется игрой с Ли Хуа, наслаждаясь блеском ее обезумевших от страха глаз и видя, что она еле держится на ногах от изнеможения. Он только и ждет случая, чтобы оскорбить ее, а может, и того хуже.

– Вы сделали бы мне огромное одолжение, капитан, позволив заплатить за ее проезд. Она могла бы ехать у меня в каюте, там все равно две койки. – Корри улыбнулась своей самой обворожительной улыбкой.

– Огромное одолжение, вы говорите?

– Да.

– Ну что ж. Никто до сих пор не мог упрекнуть Завулона Картера в том, что он отказал в одолжении хорошенькой женщине. Хотя одно одолжение я вам уже сделал, отдав в ваше распоряжение свою личную резервную каюту, не так ли? Вообще-то я придерживаю ее для друзей. Так что теперь вы у меня дважды в долгу.

В его улыбке промелькнул грязный, непристойный намек. Корри заставила себя продолжать улыбаться.

– Большое спасибо, капитан. Утром я первым делом принесу вам деньги. А сейчас… – Она шагнула вперед, взяла Ли Хуа за руку и отвела ее подальше от капитана. – А сейчас я отведу ее в каюту. Уже поздно, и нам всем давно пора спать. Спокойной ночи.

С высоко поднятой головой и гордой осанкой, которую она переняла от своего отца, Корри повела Ли Хуа по палубе через толпу разинувших рот от удивления мужчин и хихикающих девиц.

Не успели они войти в каюту, как Корри решительно повернулась к Ли Хуа.

– Как ты здесь оказалась? Я чуть не умерла от страха, когда тебя увидела! Я и представить себе не могла… Что с тобой? Ты вся дрожишь!

Ее гневная тирада обернулась порывом жалости к девушке, которая еле держалась на ногах от усталости и испуга. Лицо Ли Хуа было бледным. Вероятно, от недостатка воздуха в сундуке. Она долгое время провела в скрюченном положении, поэтому мышцы отказывались ее слушаться, руки и ноги онемели.

– Ложись скорей на койку. Господи, что же мне с тобой делать?

Корри заботливо укрыла девушку покрывалом и села рядом.

– Глупая упрямица, ты же могла погибнуть в этом сундуке.

Укрытая покрывалом до подбородка девушка казалась еще меньше, чем была на самом деле. Ли Хуа стесняла забота Корри, она упрямо поджала губы и вызывающе на нее посмотрела.

– Я бы не задохнулась. Я просверлила дырки для воздуха. У меня было с собой немного еды, но я все съела еще утром.

– О Господи! Ты представляешь себе, как ты рисковала? Ты понимаешь, что если бы они положили сундук на самый низ и завалили его, ты не смогла бы выбраться наружу? Тебе пришлось бы сидеть внутри, пока бы мы не добрались до Дайи! Ты представляешь себе, как это долго! Ты бы умерла там!

– Я могла дышать!

– Дышать! Этого недостаточно! Ты хочешь есть? Обед уже был, но у меня есть печенье и консервы. Сейчас я все приготовлю.

Корри переворошила весь сундук и достала печенье, сухофрукты, тушенку и горсть жареного арахиса.

– Не думаю, что это выглядит очень аппетитно, но до утра можно протянуть. Было бы очень неразумно с моей стороны пойти сейчас к этому капитану и просить у него еду. Нам и так повезло, что он согласился взять деньги за твой проезд.

Ли Хуа набросилась на еду, как голодный зверь. Корри наблюдала, как она ест. Ли Хуа брала еду руками, но движения были грациозны, а мужской костюм делал ее еще более женственной и хрупкой. Корри содрогнулась при мысли, что она могла бы сейчас лежать бездыханным трупом в сундуке, погребенная под грудой багажа.

Когда Ли Хуа закончила есть, Корри собрала пустые консервные банки и сложила их в кучу, чтобы завтра утром выкинуть за борт, как обычно поступали с мусором на кораблях.

– Ну вот, а теперь я жду объяснений, Ли Хуа. Зачем ты это сделала?

Девушка упрямо поджала губы.

– Я хотела сбежать от… Я хотела поехать с тобой.

– Почему?

– Все только и говорят – золото, золото. И твой папа говорил о нем, и Джим Прайс. Все за ним едут, даже мой двоюродный брат. А мне надоело быть служанкой. Я служу у вас в доме с тринадцати лет, твоя тетя очень добра ко мне. Но…

Она взглянула на Корри, ее глаза вызывающе блеснули.

– Ты не поймешь меня. Ты никогда не работала. Никогда не выполняла чужих приказаний, не носила кружевной передник, тебе никогда не делали выговор, если ты на минуту остановишься, чтобы полюбоваться цветком или глотнуть свежего воздуха.

Корри нахмурилась. Неужели Ли Хуа действительно так страдает от своей службы? Возможно, есть другая, более серьезная причина ее поступка. Она чем-то очень напугана.

– Хорошо. А что ты собираешься делать на Севере?

– Не знаю. Может быть, стану старателем.

– Старателем?

– А почему бы нет? Женщины тоже могут искать золото. Женщины все могут!

Корри была потрясена идеей Ли Хуа. Но это невозможно! Ли Хуа поедет с ней в Дайю, поскольку пароход не может повернуть обратно, а потом Корри незамедлительно отправит ее домой. Но какой несгибаемой волей обладает эта девочка!

– Давай-ка ложиться спать! Я тебе дам кое-что из одежды, чтобы ты могла снять наконец эти штаны.

– У меня есть своя одежда. Она в том сундуке, где я сидела.

– Ладно, мы достанем ее завтра. Если только капитан Картер в ярости не выбросил этот проклятый сундук за борт.

Ли Хуа забеспокоилась.

– Я надеюсь, что он этого не сделает. Как же я не подумала! У меня там не только одежда… Корри, спасибо тебе, что ты согласилась за меня заплатить. Я не знаю, чем бы это все кончилось для меня.

– Кончилось бы тем, что ты стала бы наложницей капитана Картера. Ну давай, выбирай койку. Пора ложиться спать.

Среди ночи их разбудило осторожное поскрипывание половиц за дверью. Корри села на койке, ее сердце замерло. Звук изменился, казалось, что кто-то пытается в темноте нащупать ключом замочную скважину. Корри вспомнила, что она закрыла дверь на засов, и немного успокоилась. А вдруг это крыса? Если так, то очень трудолюбивая; время шло, а звуки не прекращались. Ладони и ступни похолодели и стали влажными. Корри услышала шорох на верхней койке и поняла, что Ли Хуа тоже не спит. Корри прошептала:

– Ли Хуа, ты слышишь?

– Да.

– Как ты думаешь…

Но тут раздался громкий металлический скрежет отодвигаемой задвижки. Дверь стала медленно, со зловещим скрипом открываться, впуская внутрь ночные звуки погруженного в сон корабля – рокот парового двигателя, приглушенные голоса и шаги тех, кто ночевал на палубе, удар склянок. В дверном проеме возник черный силуэт. Корри, затаив дыхание, в ужасе смотрела на него. Так же таинственно и беспощадно появляется из темноты кровожадный монстр в кошмарном сне.

– Не нужно поднимать шума, милые дамы, Это всего лишь я.

Корри сразу же узнала этот голос с неизменным самодовольным смешком. Она слышала его несколько часов назад, сначала дрожащим от злости на Ли Хуа, потом – со слащавым похотливым оттенком. «Теперь вы у меня дважды в долгу… Она могла бы…» Неужели он пришел, чтобы получить с нее «долг»?

– Капитан Картер! Что вы здесь делаете? Как вы вошли? Я же закрыла дверь на задвижку.

– Да? Но я же говорил вам, что держу эту каюту для друзей, поэтому задвижка заклинена и не работает.

Несмотря на кромешный мрак, у Корри не было сомнения в том, что Завулон Картер улыбается и в темноте блестят его золотые зубы.

– Уходите отсюда, пожалуйста! Как вы посмели так бесцеремонно ворваться в нашу каюту?

– В вашу каюту? Я повторяю, что держу ее для друзей. Я сделал вам одолжение, пустив сюда. Вы могли бы сейчас спать на палубе, под открытым небом, в окружении сотни мужчин. Вам бы этого не хотелось, миссис Прайс, правда? Даме не пристало спать в таких условиях! А здесь намного удобнее, не так ли?

Корри вскочила с койки, забыв, что на ней лишь ночная рубашка.

– Убирайтесь отсюда! И немедленно! А то я закричу.

– Валяйте, кричите. Снаружи сильный ветер, корабль скрипит от качки, и вас никто не услышит. А если и услышат, то подумают, что это развлекаются девицы мадам Матти Шеа. Вы, миссис Прайс, не такая, как они, вы из другого теста. И китайская девчонка тоже. Этот лакомый кусочек я тоже не откажусь попробовать!

Капитан приближался к Корри. Она едва различала его черную тень, но узнала его по нарастающему запаху виски, пота и помады для волос.

– Я сказала – убирайтесь!

– Вы обе у меня в долгу, детка. Вы что же, рассчитывали получить каюту даром?

Он сгреб ее в охапку, пытаясь задрать подол ночной рубашки. Корри почувствовала, как мужская рука настойчиво пытается пробраться между ее сведенными бедрами. Корри похолодела. О Господи, он собирается изнасиловать ее. Что же делать?

Она пронзительно закричала от нестерпимого отвращения и, извернувшись, ударила его коленом. Ей удалось отпрыгнуть к шкафу, но металлический обод с такой силой вонзился ей в плечо, что в глазах потемнело от боли. Она пыталась нащупать в темноте кувшин для умывания, который стоял здесь же, на раковине.

В это время Ли Хуа слетела с верхней полки и, как дикая кошка, прыгнула на спину Картеру, который уже оправился от удара и с новой силой вцепился в Корри. Хоть весила Ли Хуа немного, нападение ее было внезапным, так что капитан не удержался на ногах, и все трое повалились на пол, продолжая бороться в темноте. Корри чувствовала на себе удары чьих-то кулаков, потом раздался глухой стук. Это Ли Хуа опустила металлический кувшин на голову капитана.

– Черт побери! Ах ты, сучка…

Картеру удалось встать на ноги, он набросился на Ли Хуа и стал теснить ее в угол между шкафом и раковиной.

Корри не выдержала и, сама не своя от ярости, закричала так, что капитан оставил Ли Хуа и в ужасе остолбенел.

– Убирайся вон, скотина! Я никакая не миссис Прайс, идиот! Я – Корделия Стюарт, дочь Кордела Стюарта! Я – хозяйка судоверфей Стюарта, грязный ублюдок! И этого корыта тоже! Я уничтожу тебя, если ты немедленно не уберешься отсюда и хоть словом обмолвишься о том, что здесь произошло! Ты слышишь? Я сотру тебя в порошок, если ты хоть раз еще посмеешь прикоснуться ко мне или к Ли Хуа или позволишь себе похабный взгляд или слово в наш адрес! Ты хорошо меня понял? А теперь пошел вон из моей каюты! Из моей, запомни это! И еще запомни, что я тебе ничего не должна! Ничего!

– Но… вы же купили билет на имя миссис Прайс. Я думал…

– Я знаю, что вы думали. Я не хочу, чтобы стало известно, что я нахожусь на корабле. Ни единая душа не должна знать об этом. Вы меня поняли?

Корри говорила теперь спокойно и уверенно. Капитан на ее глазах превратился из разъяренного зверя в послушного и внимательного подчиненного. Он отступил к двери и приводил в порядок свой костюм, измятый и облитый водой из кувшина.

– Да… да, ясно.

– А теперь уходите. И не смейте даже близко подходить к моей каюте! И вот еще что, завтра к полудню задвижка должна быть починена.

– Слушаюсь, мисс Стюарт… э-э, миссис Прайс… мэм. Капитан удалился с невероятной поспешностью. Корри закрыла за ним дверь, сердце колотилось с такой силой, как будто она долго бежала, спасаясь от погони. Ну вот, она не может самостоятельно выйти из сложной ситуации и прибегает за помощью к власти папиных денег, от которых так гордо отказалась. Да к тому же ругается, как извозчик. Нет, она не настоящая леди, это очевидно. Но зато они навсегда избавились от этого мерзавца. Он больше не осмелится им досаждать.

– Давай придвинем сундук к двери, – предложила Ли Хуа.

– Давай, хотя я думаю, что он не вернется.

Они с большим трудом дотащили сундук до двери, потом зажгли лампу и принялись приводить каюту в порядок: вытерли лужу с пола и собрали разбросанные консервные банки. Корри подняла кувшин, который сильно погнулся от удара, и задумчиво сказала:

– А у этого капитана крепкая голова.

– Да, пожалуй.

Девушки рассмеялись и бросились в объятия друг другу. Было далеко за полночь, а они хохотали и не могли остановиться, вспоминая, какой столбняк напал на капитана Картера, когда он узнал, кем оказалась девушка, на честь которой он осмелился покуситься.

«Дорогая тетя Сьюзен. Я пишу вам с парохода, на котором плыву на Юкон, чтобы найти Эвери и выйти за него замуж. Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне, все будет хорошо. Со мной вместе Ли Хуа. Мы вернемся домой через несколько недель…»

Третья ночь, которую девушки провели на борту «Алки», оказалась беспокойной. От порывов штормового ветра корабль скрипел, стонал, трещал и, казалось, был готов разломиться пополам. Волны были такими огромными, что им ничего не стоило в одну секунду потопить корабль. Одному Богу известно, куда капитан Картер подевал людей с палубы, оставить их там было невозможно, их бы мгновенно смыло за борт.

Большинство пассажиров слегло от морской болезни, но Корри, к своему удивлению, была не из их числа. Она язвительно подумала, что уже впрок настрадалась. Надо сказать, что ураганный ветер имел одно немаловажное преимущество. Он уносил отвратительный запах скотного двора, который Корри не в силах была больше терпеть. Так что все было бы хорошо, если бы Ли Хуа не проводила дни и ночи на верхней койке, жестоко мучаясь от головокружения и дурноты.

Слава Богу, на следующее утро они подошли к Хуан де Фука, и Корри, столкнувшись на палубе с Уангером, узнала, что они зайдут в порт пополнить запасы провизии и пресной воды. Кроме того, корабль пострадал в бурю, и ему был необходим мелкий ремонт. На все это уйдет несколько дней.

Именно тогда, когда они стояли на якоре у подножия горы Олимпик, скрывающей свою заснеженную вершину высоко в облаках, заболела Матти Шеа.

Корри узнала об этом из разговора девушек во время обеда.

– Она стонет и воет, как привидение. Держится за живот и кричит, что умирает. О Господи! Интересно знать, что она подхватила, уж не холеру ли.

Это говорила Джинни, та самая хрупкая пятнадцатилетняя девочка, чье присутствие среди этих разбитных женщин так поразило Корри еще в первый день.

– Нет, вряд ли это холера, – сказала ее подруга.

– Ну все равно. Я даже близко боюсь подойти к ней. Я никогда не ухаживала за больными, меня тошнит от одной только мысли об этом.

Корри почувствовала сострадание к женщине, о которой так равнодушно отзываются, и спросила:

– Кто заболел?

– Матти Шеа, вот кто. Она в бреду, никого не узнает. Я никогда не видела ничего страшнее.

Корри проглотила комок, вставший поперек горла, и переспросила:

– Вы говорите… о той полной женщине, которая все время смеется?

– Ну да, о ней. Только теперь она уже не смеется. Корри собиралась расспросить девушку подробнее, но почувствовала, как Евлалия Бенраш взяла ее под локоть.

– Зачем вы с ними разговариваете? Это же проститутки! Ни одна порядочная женщина не позволит себе с ними и словом перемолвиться, и не важно, что речь идет о болезни. Кроме того…

Она наклонилась к Корри и прошептала ей в самое ухо:

– …Она наверняка больна сами знаете чем. Подумайте хорошенько. Они же собирают всякую грязь…

– Какое это имеет значение? Человек в любом случае не должен страдать. Доктор…

– Ни один уважающий себя доктор не будет лечить проститутку. Лично я пальцем не пошевельну, чтобы помочь ей. Пусть умирает. Это лучше, чем вести такую грязную, распутную жизнь.

У Корри пропал аппетит. К ее удивлению, разговор за столом переключился с болезни Матти Шеа на обсуждение модных фасонов дамских купальных костюмов. Им нет до нее никакого дела! Ни малейшего!

Она вышла из столовой с пригоршней фруктов и бисквитов для Ли Хуа, которая все еще была не в силах встать с койки, и прошла через толпу мужчин, ожидающих своей очереди обедать. Они проводили ее долгими, пристальными взглядами. С тех пор, как случилась вся эта история с сундуком, Корри с Ли Хуа стали объектом сплетен, любопытных взглядов и перешептываний.

Корри принесла Ли Хуа поесть (та только застонала при виде еды) и отправилась на поиски каюты, где лежала больная, всеми покинутая Матти Шеа. Ее мучительные стоны были слышны в коридоре, так что Корри не составило большого труда найти нужную дверь.

Проститутки размещались в огромной каюте, заставленной трехэтажными нарами. Сундуки, сумки, ящики в беспорядке были расставлены повсюду и служили в качестве столов и стульев. На койках, сундуках, даже на полу валялись грязное белье, чулки, ночные рубашки и корсеты. Кожура от фруктов, пустые бутылки, разбросанные футляры от губной помады и румян довершали беспорядок. Каюта была пропитана запахом духов, потного тела, грязного белья и рвоты.

Корри содрогнулась от омерзения. А ведь капитан чуть было не поселил ее здесь, в этом свинарнике. Как Евлалия Бенраш может здесь жить?

– О Боже… Боже…

Стоны, протяжные и страдальческие, раздавались из-за занавески в углу каюты, которой была отгорожена койка Матти Шеа. «Они все боятся заразиться», – презрительно подумала Корри, подошла к занавеске и решительным движением откинула ее.

Матти Шеа посмотрела на девушку. «Мадам» трудно было узнать без шляпки со страусовыми перьями и обычной дружелюбной улыбки на губах. Ее лицо осунулось, кожа посерела, спутанные волосы разметались по подушке. Было заметно, что никто за эти дни не удосужился расчесать их. Правда, судя по всему, Матти Шеа это было безразлично, от ее койки шел такой запах, что Корри готова была бежать от отвращения.

Но она остановилась, потому что полные невыразимой муки глаза больной не отрываясь смотрели на нее.

– О Боже. Кто ты?

Даже голос ее изменился. Раньше он был глубоким и полным оттенков, а теперь стал бесцветным и осипшим от стонов.

– Я – Корделия Стюарт.

Корри была так потрясена состоянием женщины, что не заметила, как назвалась своим настоящим именем. Взгляд Матти Шеа вдруг стал осмысленным, как будто это имя ей что-нибудь говорило, но через мгновение опять потускнел.

– Я та девушка из столовой, помните, вы еще налетели на меня. Вы говорили, что…

– Я? Да, да… О Господи! Как больно! Мой живот! Неужели они ничего не могут сделать, чтобы помочь мне? Эти грязные шлюхи, они бросили меня… А впрочем, я их не виню. Они боятся заразиться.

Матти Шеа заворочалась на постели, сжимая руками низ живота.

– Что же это такое? Что со мной? Накатывает и снова отпускает. Черт бы побрал этот живот!

– Могу я чем-нибудь помочь вам? Хотите, я попробую найти доктора?

– Доктора, да… Что-нибудь…

Внезапно лицо Матти Шеа исказилось от страха, она смотрела на Корри обезумевшими глазами, но не прямо в лицо, а куда-то дальше, за нее, как будто видела кого-то за ее спиной.

– Нет, папа, папочка, не надо. Не трогай меня…

Корри резко обернулась, но сзади никого не было. Голос Матти Шеа изменился и стал похож на детский, высокий.

– Нет! Я не хочу! Папа, не надо, пожалуйста…

Вдруг Матти Шеа развела колени в стороны и стала, извиваясь, двигать тазом вверх и вниз.

Корри почувствовала, как от страха у нее зашевелились волосы на голове.

– Папа, нет, оставь меня. Я не хочу этого делать. Нет, папа! Мне больно, больно, больно…

Корри вырвало. Она вдруг поняла, что происходит с Матти Шеа. Состояние бреда оживило в ней память о событиях давнего прошлого. Отец изнасиловал собственную дочь! Вот почему Матти Шеа стала проституткой! Как же, пережив такое, она сохранила способность смеяться? И еще делиться своим жизнелюбием с окружающими!

Голос Матти Шеа снова стал обычным.

– О Господи! Какая страшная боль в животе! Ты еще здесь, Корделия? Сделай что-нибудь. Помоги мне.

– Я схожу за доктором. Не может быть, чтобы на всем корабле не нашлось ни одного…

– Да… доктора…

Неожиданно Матти Шеа схватила Корри за руку и с силой притянула к себе. Ее пальцы оказались такими сильными, что Корри едва не закричала от боли, но удержалась.

– Нет… не уходи. Останься здесь, Корделия. Побудь со мной.

– Но вам необходим доктор. Он посмотрит вас, даст лекарство. Может быть, вам нужна операция… или что-нибудь еще.

– Нет, не надо… доктор не поможет. О Господи!

Вдруг какая-то неведомая сила подняла Матти Шеа и заставила сесть на койке. Она сидела выпрямившись, волосы, торчащие клоками в стороны, и сверкающие глаза придавали ей сходство с ведьмой из детской сказки. Она не моргая смотрела прямо перед собой, но, казалось, была погружена в сон. Из ее груди вырвался грубый, низкий клекот, почти бас:

– Ты! Остерегайся! Я вижу! Пламя! Огонь, все пожирающий! Берегись! Тебя сожгут! Тебя сожгут живьем!

– Что?

Корри вырвалась и отскочила как можно дальше от этой страшной женщины. Кровь бросилась ей в голову, все внутри сжалось в комок. Корри не могла отвести взора от этого ужасного зрелища.

– Что вы хотите этим сказать?

– Огонь! Пламя и черное обугленное женское тело! Берегись, Корделия Стюарт!

Матти Шеа вдруг обмякла, как будто потратила все свои силы на эти слова. Она опустилась на подушки и какое-то время лежала не шевелясь. Потом с трудом разжала губы и прошептала:

– Я умею видеть будущее.

Она закрыла глаза и потеряла сознание.

Глава 12

Корри, охваченная мистическим ужасом, выбежала на палубу. Буря закончилась, небо посветлело, и море почти совсем успокоилось. Пассажиры покинули свои тесные, душные каюты и разгуливали по палубе. Мужчины стояли группами, обсуждая прошедший шторм. Двое молодых людей занимались гимнастикой на корме. Они отжимались и приседали так старательно, что их лица покраснели от натуги. Корри не могла отделаться от навязчивого видения – Матти Шеа, сидящая на койке с всклокоченными волосами, выкрикивающая слова ужасного предсказания. «Берегись! Остерегайся! Тебя сожгут живьем!» Неужели она действительно может видеть будущее? Да, но это смешно. На дворе 1898 год, эпоха инквизиции давно закончилась, теперь никто никого не сжигает на кострах. А «дар предвидения» выдумали цыгане и другие шарлатаны, чтобы обманывать людей и вытягивать из них деньги. Без сомнения, папа сказал бы то же самое. Он тоже не верил во все эти спиритические бредни и предсказания судеб…

Да, но Матти Шеа не просила за это денег. И, потом, когда Корри назвала свое настоящее имя, разве не расширились ее глаза, как будто она уже в тот момент что-то видела.

Корри бил озноб, ей стоило большого труда взять себя в руки. Несмотря на все предсказания, Матти Шеа нуждалась в помощи, возможно, была при смерти. Корри вздохнула полной грудью и направилась к физкультурникам.

– Сэр…

Она коснулась плеча того, кто делал приседания. Его широкое лицо покрылось испариной от усердия, он совсем выбился из сил и с трудом поднялся.

– Мм?

– Вы не знаете, есть ли на борту доктор? В одной из кают лежит больная, возможно, умирающая женщина.

Молодой человек был явно озадачен. Он вытер ладонью лоб и сказал:

– Доктор. Кого здесь только нет! Есть священник и настройщик пианино, два адвоката, я даже знаю одного карточного шулера, не говоря о компании англичан – эти проделали большой путь, чтобы добраться сюда…

– Я сказала, мне нужен доктор! Женщине необходима срочная медицинская помощь!

Ее собеседник оглянулся на своего товарища, который давно перестал отжиматься и внимательно следил за разговором.

– Калверсон, ты не знаешь, есть ли здесь доктор?

– Я знаю одного. Это парень из Канады. Я, правда, не знаю его имени. Вам следует обратиться к капитану. Он вам мигом его отыщет.

Корри поблагодарила и пошла по направлению к рубке. Меньше всего на свете ей хотелось говорить с капитаном. После неприятного инцидента в каюте она старательно избегала его. Но другого выхода у Корри не было. Если бы она стала искать доктора, расспрашивая пассажиров, на это ушли бы часы, а Завулон Картер мог найти его в одну минуту.

Корри обратилась к матросу с просьбой позвать капитана. Тот попросил ее подождать, и через секунду появился капитан Картер в новой, отутюженной форме с золотыми погонами и пуговицами.

– Слушаю вас, миссис Прайс.

Он был галантен и предупредителен. Корри старалась не смотреть на шрам, украшающий его подбородок, и синяк, прикрытый козырьком фуражки.

– Капитан, в одной из кают умирает женщина. Ей нужен доктор.

– Что с ней?

– Это неважно. Она страдает от болей в животе. Один из пассажиров сказал мне, что на борту есть доктор, он канадец. Помогите мне, пожалуйста, найти его. Это срочно.

Глаза Завулона Картера презрительно скользнули по ее груди и бедрам.

– Его зовут Уилл Себастьян. Наверное, я смогу помочь вам.

– Что значит «наверное»? Вам следует лучше выполнять свои обязанности, капитан Картер, а то они могут измениться в невыгодную для вас сторону.

– Слушаюсь, мэм. – Корри смотрела на него холодно и жестко до тех пор, пока капитан не отвел глаза и не сказал: – Он заболел морской болезнью. Лежит на своей койке. Я пошлю за ним, если вы настаиваете. Хотя не уверен, что от него сейчас будет какой-нибудь прок.

– Спасибо.

В глубине души Корри расстроилась. Чем доктор сможет помочь, если сам болен?

Однако доктор Себастьян безропотно пошел вслед за Корри в каюту к Матти Шеа. Это был высокий, худощавый молодой человек с густыми каштановыми волосами, карими глазами и доброй улыбкой. Его можно было бы назвать красивым, если бы не бледность – следствие морской болезни. Доктора шатало от головокружения и тошноты. Вот это самоотверженность!

Корри ждала в коридоре, пока доктор осматривал больную. За дверью было тихо. Корри подумала, что Матти Шеа скорее всего без сознания.

Наконец доктор Себастьян вышел. Его лицо побледнело еще сильнее, на лбу выступил пот.

– Поздно. Она мертва. Я не понимаю, почему меня не позвали раньше. Это омерзительно – то, в каком состоянии она находится.

Он пристально посмотрел на Корри.

– Она ходила под себя по крайней мере два дня.

– Мертва? – Корри не могла в это поверить. – Но ведь я только что говорила с ней… Все бросили ее, боялись заразиться.

– Понятно. Хотели сделать вид, что болезни не существует, в надежде, что она их не коснется.

– От чего она умерла?

– Черт побери, откуда я знаю? Вы думаете, я везу с собой рентгеновское оборудование и могу посмотреть, что там у нее в животе? Вот если бы провести вскрытие… Если это и инфекционная болезнь, то она мне неизвестна. В любом случае, она умерла, а от чего – не так уж важно. По крайней мере, для нее.

– Если бы я раньше узнала, что она больна!

Доктор поклонился и сказал:

– Я сообщу эту новость капитану и вернусь на свою койку. А не то меня постигнет та же участь.

Он ушел. Корри ничего не оставалось делать, как тоже вернуться к себе. Матти Шеа была мертва. И никогда больше не засмеется своим веселым, заразительным смехом. Корри снова вспомнила ее предсказание: «Тебя сожгут живьем!»

Похолодало, шел снег, палуба стала скользкой, как каток. Когда Корри решалась выйти наверх, чтобы подышать свежим воздухом, ей приходилось надевать меховое пальто. Как хорошо, что Корри взяла с собой теплые вещи. Спасибо Ли Хуа – это она настояла. На шестой день их путешествия маленькая китаянка совсем оправилась от морской болезни и стала сопровождать Корри в ее прогулках.

Девушки проводили много времени на палубе. Море, горы, небо – все вокруг было сине-голубым и невыразимо прекрасным. Капитан держался побережья, и они проплывали мимо крохотных островков, горных массивов, фьордов и маленьких бухточек. Только однажды они вышли в открытый океан, и то ненадолго. «Это восхитительная, благословенная Богом земля, – думала Корри. – Господь, должно быть, где-то рядом и любуется делом рук своих».

Корри видела ледники, покрытые миллиардами трещин и испещренные черными точками вышедшей на поверхность горной породы; белоснежные глыбы льда, отливающие бирюзой в дымке тумана. Корри фотографировала их, стараясь уловить тончайшие оттенки в сочетании льда и света.

Через четыре дня они подошли к каналу Линн, последнему отрезку пути, отделяющему их от Дайи. Вереницы облаков проплывали над выступающими из воды скалами. Вокруг простиралась снежная пустыня. Замерзшие бухты, покрытые льдом реки, искрящиеся волшебным светом в лучах холодного, ослепительно яркого солнца. В воде канала отражалась молочная белизна льда, причудливо смешиваясь с изумрудной зеленью морской глубины. Корри много фотографировала, жалея, что рядом нет папы и что некому разделить ее восторга.

Гармония с природой разрушилась внезапно.

Через пять дней на рассвете они вошли в гавань Дайи. Поселение вытянулось вдоль подножия горы и напоминало скопище голых пней на лесной вырубке. Отсюда золотоискатели отправлялись дальше, на реку Юкон.

– Ну вот, вы и на месте, миссис Прайс. – Капитан Картер подошел к Корри, когда она, стоя у борта, наблюдала вхождение корабля в гавань. – Я надеюсь, вам здесь понравится. Никаких доков, никаких верфей, ничего. Даже причала нет. Только прилив.

– А… здесь есть какой-нибудь буксир или любое другое судно, которое могло бы перевезти нас на берег?

– Буксир? Ха! Нет, мэм, у нас есть лихтеры и тачки. Не волнуйтесь, вы и ваши сундуки благополучно окажетесь на берегу. Если, конечно, вас не уронят в воду при погрузке.

– Почему же вы раньше не сказали, что это будет так?..

Корри была в замешательстве.

– А вы не спрашивали.

Он ухмыльнулся и пошел прочь. Корри в тревоге оглядела затянутое туманом побережье. Наверное, капитан преувеличивает, пугает в отместку за тот шрам, что остался у него на лице.

Но в этот момент «Алки» бросил якорь, и Корри поняла, что никакого преувеличения не было. Капитан скорее преуменьшил то безумие, которое началось при разгрузке парохода, набитого паникующими людьми и их багажом: подойти к берегу и пришвартоваться было просто невозможно.

Это был невообразимый хаос.

Лошадей и овец сталкивали в воду, чтобы они вплавь добирались до берега. Лихтеры – плоскодонные посудины – выстроились вдоль бортов «Алки», и матросы поднимали отвратительный гогот, когда какой-нибудь сундук или мешок с рисом падал в воду.

На берегу багаж сваливали в кучу. Чемоданы, сундуки, кирки, лопаты, ящики с консервами, старательское снаряжение, корзины, мешки с мукой. Среди всего этого бродили собаки, овцы, козы. Люди суетились вокруг мешков и ящиков с провизией, стараясь оттащить подальше от воды, чтобы прилив не унес их в море. Некоторые мешки спасти не удалось, они подмокли и безнадежно испортились. Кое-что смыло волной.

– Я забронировал вам два места на лихтере, милые дамы. – Капитан язвительно улыбнулся, видя растерянность Корри и ее спутницы. – Прекрасное, комфортабельное суденышко. Не исключено, правда, что вам придется немного подмокнуть. Но думаю, вам не повредит прохладная ванна.

– Спасибо за заботу, капитан, – сказала Корри надменно.

– К вашим услугам, мэм.

Он поклонился и отошел. Корри с трудом боролась с поднимающейся в ней волной ярости. Как он смеет…

Ну да ладно. Бог с ним, с капитаном, вряд ли они еще встретятся. Корри сейчас занимали другие вопросы. Что им делать теперь? Где они остановятся? Как она собирается искать Эвери? И что будет с ее ребенком?

К тому времени, как они достигли берега, снег повалил хлопьями. Вещи были перенесены с лихтера па телегу – для этого лошади пришлось по грудь зайти в воду. Потом возчик покидал их скарб на берег и уже собирался уехать, но безутешным плачем и обещанием денег Корри смогла его удержать и уговорить довезти до города. Белокурый парень оценивающе посмотрел на девушек и спросил:

– Куда вас везти, мисс?

– В город.

– Я понимаю, что в город. А у вас есть где остановиться? Все гостиницы переполнены. Палатки – и те заняты!

– Вы довезите нас до города. А уж там мы что-нибудь придумаем.

Корри говорила храбро и уверенно, но в душе испугалась, что они с Ли Хуа могут остаться на улице.

Очень скоро они оказались в городе площадью с квадратную милю. Все постройки были свежими, но походили на неотесанные лавки, наскоро сколоченные плотником и брошенные в спешке. Вокруг, как грибы, торчали палатки – палаточный городок не вмещался в черту города и тянулся до самого побережья.

Телега громыхала и подпрыгивала на колдобинах главной улицы, пока не оказалась на площади, от которой в разные стороны лучами расходились улицы, застроенные домами, больше походившими на загоны для скота. На некоторых были вывески. «Клондайк Хаус», «Отель «Бейли», «Дансинг», «Отель «Дайя».

Площадь кишела людьми. Мужчины в меховой одежде, кожаных штанах и грубых ботинках прогуливались взад-вперед, меся ногами грязь со снегом. Некоторые стояли группами, что-то обсуждая и заливаясь громким смехом. Все таращились на Корри и Ли Хуа, чья дорожная одежда выдавала в них приезжих.

Они вдвоем в окружении по меньшей мере двух сотен мужчин, беззащитные и бездомные. Куда они попали? Отвратительный грубый город, грубые мужчины с отвратительными взглядами… лицами…

Корри героически старалась скрыть свой испуг и растерянность от Ли Хуа.

– Этот человек сказал, что отели переполнены. Но, возможно, он ошибается. Пойдем, попробуем найти свободный номер. Не можем же мы оставаться на улице.

Ли Хуа смотрела на стоящие в грязи сундуки и от потрясения не могла произнести ни слова. Потом справилась с собой и сказала:

– Я и вообразить не могла ничего подобного.

– Я тоже. Но надо действовать. Мы обязательно что-нибудь придумаем.

Они вздрогнули, услышав за спиной громкий, заливистый смех. А когда обернулись, то увидели телегу, в которой восседали пять их недавних попутчиц. В шляпах с перьями и цветастых платьях девицы были похожи на стайку экзотических птичек. С ними вместе на телеге сидел мужчина, весельчак и балагур, очевидно, пришедший на смену Матти Шеа и взявший на себя заботу о «девочках».

Ли Хуа грустно заметила:

– Им-то не надо заботиться о крыше над головой.

– Не надо. А нам надо. Надо найти комнату, оставить там вещи, а уже потом решать, что делать дальше. Давай разделимся. Ты иди в эту сторону, а я пойду сюда. Бог даст, нам повезет.

– Да, но…

– Ли Хуа, ты что, хочешь спать посреди улицы в грязи?

– Нет, не хочу.

Ли Хуа покорно пошла прочь.

Корри решила направиться в большой дом на углу с вывеской «Отель Бейли». Она шла и упрямо не обращала внимания на взгляды и реплики встречных мужчин.

– Эй, красотка, ты приехала на работу в дансинг? Это здорово, а то там одни страхолюдины!

Прямо на узком деревянном тротуаре расположилась компания подвыпивших игроков в карты. Корри остановилась. Чтобы их обойти, надо было сойти с тротуара в грязь.

– Позвольте мне пройти!

– Мисс, не хотите сыграть с нами? Но учтите, мы играем только с теми дамами, у которых водится золотой песок.

Большой бородатый мужчина в меховом тулупе улыбнулся Корри добродушной щербатой улыбкой.

– Спасибо, я не хочу играть. Позвольте мне, пожалуйста, пройти.

– О, леди боится испачкать ножки? Джим, подними свой зад и дай ей пройти.

Они издевались или, пусть грубо и неумело, старались вести себя как джентльмены? Корри не знала этого и не решалась заглянуть им в глаза, чтобы понять. Она пулей проскочила мимо и оказалась у входа в «Отель Бейли». Неужели в таком большом доме не найдется маленькой комнатки для двух несчастных девушек? В крайнем случае они с Ли Хуа могли бы спать на одной постели. Они готовы заплатить любые деньги.

Шумная толпа мужчин вывалилась из дверей дансинга, смеясь и толкаясь. Корри пришлось остановиться, чтобы пропустить их.

В это мгновение Корри увидела знакомое лицо. Человек отделился от компании старателей, стоявших поодаль, и приближался к ней. Нет! Этого не может быть! Как он мог здесь оказаться?

Дональд Ирль!

Корри остолбенела и не двигаясь смотрела, как он идет к ней, расталкивая своими широкими плечами тех, кто оказывался на его пути.

Дональд!

Ее охватил панический ужас.

Корри бросилась бежать. Она сталкивалась с людьми и, теряя равновесие, падала с тротуара в грязь, проваливаясь по щиколотку. Потом снова выбиралась на тротуар и бежала, бежала… Какой-то седовласый человек вовремя подхватил ее за локоть и не дал поскользнуться в грязи.

– Мисс? С вами все в по…

Но она бежала дальше, не оглядываясь и не останавливаясь, подгоняемая все возрастающим страхом. Она не знала, куда бежит, не думала об этом. Только одна мысль занимала ее. Как Дональд узнал, что она едет в Дайю? Как он выследил ее?

Она мчалась по тротуару и чувствовала, что у нее подкашиваются ноги.

Глава 13

– О черт!

Невольный крик вырвался у Корри, когда она все-таки поскользнулась и, взмахнув руками, силясь обрести равновесие, не удержалась на ногах и упала, больно стукнувшись спиной о край тротуара.

– Ну и ну, неужели опять отчаянная велосипедистка! Я и смотрю, тот же темперамент, та же ловкость и грация. – Раздался над ухом у Корри удивленный мужской голос. Кто-то взял ее под мышки и поставил на ноги.

Корри была охвачена единственным стремлением: убежать, спрятаться от Дональда. Она ничего не слышала и не видела вокруг.

– Пожалуйста, отпустите меня. Нельзя, чтобы он меня увидел!

– Сначала велосипед, теперь еще это. – Голос был насмешливый, до боли знакомый. Корри резко обернулась и посмотрела на своего захватчика.

– Вы!

– Да, боюсь, что это я. Прошу прощения, не захватил с собой розы на этот раз.

Его широкое, самодовольное лицо, как и прежде, было озарено снисходительной улыбкой. Он был в куртке, сшитой из шерстяного клетчатого пледа, в меховой шапке и казался огромным, как великан из детской сказки. Но в выражении его лица было что-то мальчишеское.

– Не нужна мне ваша роза! Почему вы вечно попадаетесь на моем пути? Шагу нельзя ступить, чтобы на вас не наткнуться! Что вы здесь делаете?

Улыбка исчезла с его лица.

– Что я здесь делаю? Скажите лучше, что здесь делаете вы? Вам просто не сидится на одном месте, стоит вас отвезти домой, как вы тут же срываетесь и куда-нибудь бежите!

От удара у Корри нестерпимо ныл копчик. Она дрожала от страха, потому что в любую минуту мог появиться Дональд. А тут этот наглец изощряется в остроумии!

– Знаете что! Оставьте меня в покое! Мне надо идти! Я не могу больше стоять тут с вами и выслушивать ваши идиотские шутки! Он может меня увидеть…

– Кто может вас увидеть?

– Неважно! Отпустите меня!

Она отчаянно дернулась из его рук.

– Ну пожалуйста. Нельзя, чтобы он меня увидел, вы понимаете?

– Почему нельзя? По-моему, вами стоит полюбоваться, особенно теперь, когда вы забрызганы грязью с ног до головы.

Вместо того чтобы отпустить, Куайд Хилл потащил ее по направлению к заведению с вывеской «Бадс Роуд Хаус, обеды за 1 доллар».

– Ну пожалуйста!

Корри колотила Куайда свободной рукой, упираясь, как капризный ребенок, и повторяла:

– Отпустите меня. Мне нельзя попадаться ему на глаза.

– Кто бы это ни был, он скорее увидит вас, если вы останетесь на улице.

Куайд Хилл с такой силой тянул Корри за руку, что казалось, еще немного, и рука сломается.

– Город переполнен людьми, но все они толкутся на главной улице. Им больше некуда деваться. Пойдемте, я куплю вам поесть. Во-первых, выглядите вы голодной, а во-вторых, вам лучше убраться куда-нибудь с улицы. Хотя бы на некоторое время. И потом, я не могу отказать себе в удовольствии перекусить в компании хорошенькой женщины.

– Да, но я не…

– Это чудесное местечко. Я здесь вчера обедал. Бад хоть и не Бог весть какой гастроном, но кофе готовит вполне прилично.

Несмотря на ее протесты, Куайд втолкнул Корри в низенькую дверь крохотной забегаловки. Ее глаза не сразу привыкли к сумраку помещения, но постепенно она стала различать бревенчатые стены, неотесанный пол, грубо сколоченные лавки и столы, за которыми сидели мужчины, курили и пили виски. Куайд Хилл повел ее в угол, где за одним из столиков было два свободных места. Четверо едоков подняли головы, чтобы взглянуть на эту странную пару, и тут же снова уткнулись в тарелки.

– Садитесь. И давайте без церемоний.

– Но я не хочу есть.

– Зато я хочу.

Куайд Хилл поймал испуганный, затравленный взгляд, который Корри бросила на дверь.

– И все-таки интересно, кто за вами гонится? Наверное, это разъяренный двухметровый медведь гризли.

– Нет, это не медведь. И, пожалуйста, не издевайтесь.

Корри осторожно села на лавку, стараясь не потревожить ушибленный копчик. А вдруг Дональд придет сюда? Она была уверена, что он рыщет где-нибудь поблизости, может быть, около самой забегаловки. А может быть, он все-таки не узнал ее? Корри молила Бога, чтобы это было так.

Куайд Хилл сказал что-то официантке и снова повернулся к Корри.

– Ну, Корделия Стюарт, рассказывайте, что все это значит? Почему вам не сидится дома, в тепле и безопасности? Почему вас так тянет скитаться? На этот раз вы забрались, по-моему, слишком далеко. Как вас занесло на Аляску? И кто это за вами гонится?

Корри снова взглянула на дверь. Она чувствовала себя зайцем, забившимся в нору, у входа которой его подкарауливает лиса.

– Мистер Хилл, пожалуйста…

– Называйте меня Куайдом. Здесь все без церемоний. Так кто же этот человек?

– Его зовут Дональд Ирль.

– Вот как.

Глаза Куайда сузились. На его лице отразилось странное смешение ярости и изумления одновременно. Корри, не обращая на это внимания, продолжала свой рассказ о папином завещании и его своеобразном представлении о роли Дональда в дальнейшей судьбе дочери.

– Я не хочу выходить за него замуж. Я люблю Эвери. Он мой жених. Я уверена, что Дональд преследует меня из-за наследства, он не любит меня. А я его ненавижу.

– Так, так. Продолжайте.

Глаза Куайда, голубые, как юконское небо, постепенно темнели. Мягкие, улыбчивые губы сжимались в строгую прямую линию.

Корри рассказала ему и про Эвери, и о своих планах найти его и выйти замуж. Умолчала только о ребенке. Ее беременность не была заметна, а значит, Куайду незачем знать об этом, это не его дело.

– Так, значит, ваш жених не знает, что вы приехали?

– Нет. Но я уверена, что он очень обрадуется. Он меня любит. Он…

Корри замолчала, потому что к их столику подошла женщина с подносом, на котором стояли две кружки горячего, дымящегося кофе. Куайд взял одну из них и протянул Корри.

– Вот, выпейте. Это успокоит вас. А то вы дрожите, как осиновый лист.

– Мне не надо успокаиваться! Я прекрасно себя чувствую. Не нужен мне ваш кофе! Мне нужно спрятаться от Дональда так, чтобы он меня не нашел. Я боюсь, что он заставит меня вернуться обратно домой и выйти за него замуж. Я не хочу этого!

– Выпейте.

Куайд сунул кружку в руки Корри.

– И куда же вы намереваетесь бежать от этого Дональда? В горы? Через перевал?

– Не говорите глупостей. Как я могу это сделать? У меня ведь нет специального снаряжения. Все, что у меня есть, это сундук с одеждой и ящик с фотокамерой. Я думала, что здесь есть какой-нибудь транспорт, отели…

– Что? Вы хотите сказать, что не привезли с собой запаса провизии? Ни риса, ни муки, ни бобов?

– Нет.

– О Господи! Девочка моя, вы понимаете, что здесь, на Аляске, острая нехватка продовольствия. Это дикая страна, пустыня. Еда здесь не растет на деревьях, ее привозят на пароходах из Штатов или добывают на охоте. По закону, если у вас нет тысячи двухсот фунтов провианта, вы не можете перейти через Чилкутский перевал. И слава Богу, что есть такой закон, а не то такие, как вы, мерли бы от голода, как мухи.

Куайд отхлебнул из кружки.

– Вам что, никто этого не говорил?

– Нет. Но я читала брошюрки про Аляску – их раздают в магазинах. Я подумала, что… я ведь не собираюсь искать золото, и потом, я ведь здесь ненадолго. Там написано, что на Юконе есть отели… и все остальное.

Куайд так резко поставил кружку на стол, что из нее чуть не выплеснулся кофе.

– Упаси меня Боже от этих чечако, бестолковых, легкомысленных новичков! Ну хорошо. Оставим это, раз вы все равно уже здесь и без запаса продовольствия. Вы говорите, что собираетесь за кого-то замуж. Ну и где этот счастливчик? Я надеюсь, что вы по крайней мере знаете, где он?

– Разумеется, знаю.

Тень сомнения промелькнула в душе Корри, но она не подала виду и уверенно сказала:

– Он на Аляске. Ищет золото. На реке Юкон. Я собираюсь завтра же начать наводить справки. Я уверена, что будет нетрудно найти его.

Куайд стукнул себя ладонью по лбу.

– Корделия Стюарт, вы представляете себе размеры Аляски или нет? Пять лет назад я изъездил весь полуостров вдоль и поперек и знаю, что говорю. Это тысячи квадратных миль пустыни, сотни рек, сотни городов. Он может быть где угодно – в Доусон Сити, Секле, Фортимайле, Вальдесе. Дитя мое, десятки тысяч людей бродят по этой земле, и никто не следит за тем, кто куда пошел, и никто не заметит, если кто-нибудь пропадет или погибнет. Здесь нет телеграфа. Кое-где есть телефон, но только не на золотых приисках. Почты тоже нет. Как же у вас хватило соображения, не узнав заранее, что и как, соваться сюда, чтобы найти какого-то там Эверилла и выйти за него замуж!

– Его зовут Эвери. И я найду его.

– Десять против одного, что у вас ничего не выйдет.

Корри готова была расплакаться от обиды. Ее приводил в бешенство покровительственный тон Куайда. Он смеет обращаться с ней, как с бестолковым ребенком! С чего он взял, что она чечако? В то же время в его словах был здравый смысл. Похоже, что найти Эвери будет труднее, чем казалось дома.

Женщина принесла две тарелки с жареным картофелем и рыбой. Куайд начал есть, а Корри смотрела на свою тарелку и размышляла.

– Попробуйте, вам понравится. Это свежая юконская рыба. Вам надо подкрепиться. Если бы я так сильно шлепнулся задом, как вы, мне бы обязательно потребовалось что-нибудь съесть для поднятия духа.

– Я не голодна! И, будьте так любезны, оставьте в покое… мой зад.

Куайд взглянул на нее и улыбнулся.

Корри смотрела, как он ест, и пыталась уложить в голове все, о чем он говорил. Провиант, рис, мука, бобы. Тысяча двести фунтов провианта. Нет телеграфа… Господи, Боже мой! Еще Ли Хуа! Корри в ужасе вспомнила, что Ли Хуа до сих пор ходит по отелям в поисках комнаты. А вдруг Дональд увидит ее? Как же она могла забыть?

– Простите, мне нужно идти.

Она резко встала с лавки, Куайд силой усадил ее обратно.

– Куда идти? Я думал, что вы не хотите встречаться с этим вашим Дональдом Ирлем. Стоит вам выйти отсюда, первым делом вы наткнетесь на него.

– Но я не собираюсь всю жизнь торчать в этой грязной забегаловке! И потом, мне надо найти Ли Хуа! Я совсем забыла о ней. Она…

– Ли Хуа?

– Да. Это моя служанка, она приехала вместе со мной. Дональд знает ее. Если он ее увидит, то поймет наверняка, что я тоже здесь. Ли Хуа ищет комнату в гостинице для нас.

Куайд засмеялся.

– Господи, у вас к тому же нет комнаты!

– Нет!

Корри кипела от негодования и страха. Как он смеет смеяться над ней? Хорошо, может, она действительно чечако, но откуда же она могла знать, что Дайя и Юкон настолько далеки от цивилизации.

Корри вдруг поняла, что она никогда не найдет Эвери. Такой огромный путь зря! Если у нее еще сохранились остатки благоразумия, она должна немедленно вернуться на побережье и сесть на пароход в Сан-Франциско.

Нет! Она не сделает этого! Напрасно Куайд считает ее глупой, маленькой девочкой! Она не отступит и не вернется домой, пока не найдет Эвери!

Куайд говорил что-то о том, что отели переполнены и комнату найти невозможно, но Корри не слушала его. Она вдруг вспомнила слова тети Сьюзен: «Деньги – не последняя вещь в этом мире. Женщине они необходимы, чтобы оградить себя от проблем и сделать свою жизнь безопасной». Деньги! Ведь на них можно купить не только вещи, но и услуги…

Корри выпрямилась и как будто со стороны услышала свой спокойный голос:

– Я сниму комнату позже. В настоящую минуту мне надо найти человека, который смог бы провести меня вверх по Юкону. Кого-нибудь, кто купил бы для меня провиант, пошел со мной на Юкон и помог найти Эвери. У меня много денег, и я могу хорошо заплатить.

Куайд пристально посмотрел на нее.

– Я надеюсь, вы имеете в виду не меня.

– Я имею в виду вас. Я собираюсь нанять вас, мистер Хилл.

– Корделия Стюарт, я – журналист. Мое дело – писать статьи для газет и журналов. Я привык находиться там, где мне заблагорассудится. Сейчас мне заблагорассудилось оказаться на Аляске, и, поверьте, я найду себе здесь дело получше, чем быть нянькой для неразумной девочки, которая предается несбыточным фантазиям.

– Я здесь не для того, чтобы предаваться несбыточным фантазиям, а для того, чтобы выйти замуж за любимого человека.

– Очень трогательно!

Он поднялся и положил на стол несколько монет.

– Прошу простить, но ничем не могу помочь. У меня другие планы. Пойдите в отель, там вам кого-нибудь порекомендуют. Или, еще лучше, отправляйтесь домой. Идея путешествия на Юкон – абсурд. Вы там будете, как слепой котенок среди волков.

– Нет! Я не уеду домой! Подождите! Куда вы?

Куайд шел к двери. Корри кинулась за ним. Он, что же, собирается бросить ее одну? Он не сделает этого! И потом, как можно довериться незнакомому человеку из какого-то мерзкого отеля? Куайд прав. Она, как ребенок, потерявшийся в лесу, нуждается в помощи, без которой ей никогда не найти Эвери.

– Пожалуйста, подождите!

Корри вцепилась в рукав его куртки.

– Мне обязательно нужно найти Эвери. Я не верю никому. Что, если в отеле мне подсунут какого-нибудь мошенника?

Куайд усмехнулся.

– Большинство людей здесь – мошенники или близки к тому, чтобы ими стать. Я, например. – Он поклонился. – Не беспокойтесь, юная леди. Вы обязательно кого-нибудь найдете. Держу пари, что найдется тьма охотников стать вашим проводником. С деньгами вы многое сможете сделать.

– Ну а что, если…

Куайд на глазах багровел от злости. Корри была в настоящей панике. Она знала, что не должна позволить ему уйти, иначе она никогда больше его не увидит и останется совсем одна в этой ужасной Дайе, без провизии и без малейшей надежды отыскать Эвери. Ли Хуа будет ей только обузой. Корри заставит ее вернуться домой.

– Но вы не можете уйти. Здесь Дональд. Если вы уйдете, он найдет меня…

– И прекрасно. Может быть, хоть ему удастся забрать вас отсюда!

– Что вы говорите? Вы не знаете Дональда. Вы понятия не имеете, какой это страшный человек. Он…

– Корри, послушайте, я был рад пообедать с вами, а теперь честь имею кланяться. Сделайте одолжение, оставьте меня в покое. – Куайд равнодушно отцепил руку Корри от своей куртки, как будто стряхнул прилипшую соринку. – У меня нет времени выслушивать ваши бредовые идеи.

– Это не бредовые идеи!

Они оказались на улице. Корри бежала за ним по тротуару и пыталась удержать.

– Я вам очень хорошо заплачу. Клянусь! Вы, оказывается, еще отвратительнее, чем я думала. Вы не можете бросить меня! Не смеете!

– Да что вы присосались ко мне, как пиявка!

Он раздражался все больше, а она бежала за ним, не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих.

– Вы могли бы так поступить со своей матерью? Могли бы оставить ее одну в чужом городе? Вы могли бы бросить свою сестру?

Куайд резко остановился, и Корри налетела на него. Его взгляд был таким холодным и жестоким, что Корри бросило в дрожь.

– Что вы сказали?

– Я сказала… могли бы вы бросить свою сестру?

– Хорошо. К черту ваши деньги. Я уже сказал вам, что имею обыкновение быть там, где мне заблагорассудится. Больше всего на свете мне недоставало виснущей на шее женщины, теперь она у меня есть. Если бы вы не…

Куайд осекся, как будто испугался проговориться.

– Вы согласны? Вы поможете мне?

Он схватил ее за руку и повел за собой.

– Да, черт вас возьми. Одному Богу известно, почему я на это согласился. Скорее всего я совершаю большую ошибку, поддаюсь сиюминутному настроению, но, с другой стороны, если я однажды поддался настроению и приехал на Аляску, почему бы мне не сделать этого еще раз.

Через улицу были перекинуты доски, чтобы, переходя на другую сторону, прохожие не потонули в грязи. Куайд шел быстро, и Корри приходилось очень стараться, чтобы не потерять равновесие и не угодить в лужу. Она плохо понимала, о чем он говорит, но стремительность его поступков пугала.

– Куда вы меня ведете?

– В гостиницу, куда же еще? Раз уж вы навязались на мою голову и вынудили заботиться о себе, я устрою вас на ночлег. Где вы оставили вещи? Хоть в них, я уверен, мало проку, надо их забрать. И потом, мы должны найти эту вашу подружку. Ума не приложу, как вы умудрились добраться до Дайи в сопровождении одной-единственной горничной!

Воистину, за деньги можно купить все. Через полчаса Корри вместе с Ли Хуа осматривали комнату в отеле «Золотой самородок». Отель был построен совсем недавно, в их комнате на полу до сих пор валялись стружки и не высохла штукатурка. Из мебели были только металлический умывальник, старый сбитый матрас и деревянная вешалка, утыканная гвоздями. Свет в комнату проникал через маленькое, подслеповатое окошко.

– Это все, что вам удалось достать?

Куайд сердито посмотрел на Корри.

– Не привередничайте. Это роскошная комната, здесь даже есть стекла в окне. Хозяин при мне отказал четверым очень выгодным клиентам. Конечно, если она вас не устраивает, я смогу подыскать вам комнату в одном из здешних борделей. Там у них есть прекрасные мягкие кровати с балдахинами. Работа, правда, неспокойная. Местное население состоит в основном из мужчин очень любвеобильных…

Звонкая пощечина отозвалась эхом в пустой комнате. Ли Хуа испуганно вскрикнула. Корри была вне себя.

– Как вы смеете говорить со мной в таком тоне? Я порядочная женщина и не потерплю оскорблений! Я…

Куайд ответил тяжелым, полным дикой ярости взглядом. Он схватил ее за плечи и как следует тряхнул.

– Ударьте меня еще раз, Корделия Стюарт, и я выкину вас отсюда на улицу так, что вы опять сядете в грязь своим хорошеньким задом. И пусть ваш жених вас оттуда вытаскивает! Вы меня поняли?

Его гнев тут же иссяк, и он добавил уже другим тоном:

– Вы правы, Корри, я был слишком груб. Простите. Но я согласился оказать вам услугу, запомните это. Мне не нужно никаких денег, но я не потерплю, чтобы вы распустились и сели мне на шею. И если вы осмелитесь ударить меня еще раз, я уйду и больше не вернусь.

– Идите к черту! – Эти слова вырвались у Корри прежде, чем она успела подумать, стоит ли их произносить.

– Что вы сказали? – Куайд снова насмешливо улыбался.

– Я сказала… ничего. – Корри отвернулась и покраснела. И зачем она только связалась с этим грубияном! Какая непростительная ошибка!

Куайд прошелся по комнате и остановился около сундуков, которые они с хозяином уже успели внести.

– Ну хорошо, я вижу, вы так и не стали леди, но и я вряд ли могу считать себя джентльменом. Но если у вас еще есть шанс, мне уже поздно перевоспитываться. Раз уж нас свела судьба, давайте постараемся ужиться вместе.

Он ткнул носком ботинка один из сундуков.

– Это ваш? Дайте ключ. Я хочу посмотреть, что вы взяли с собой.

– Вы хотите открыть мой сундук? Но зачем?

– Вы же наняли меня, чтобы я в том числе купил для вас провиант и все необходимые вещи. Как же я смогу это сделать, не зная, что у вас уже есть? Давайте ключ.

– Но… – Корри в нерешительности оглянулась на Ли Хуа. – Но там мои личные вещи… в том числе нижнее белье.

– Ну и что? По мне, хоть везите с собой целую фабрику дамских корсетов. Давайте сюда ключ.

Корри молча достала ключ и протянула его Куайду. Они с Ли Хуа наблюдали, как он сел на корточки, открыл сундук и стал в нем рыться.

– Хорошо, что, по крайней мере, вы догадались взять с собой теплые вещи. Признаюсь, я удивлен вашим благоразумием. Но, скажите на милость, зачем вы привезли столько консервов? Продукты в сушеном виде занимают меньше места и мало весят. Консервы надо съесть здесь, на Юкон тащить их на себе глупо…

Куайд глубже нырнул в сундук.

– Нижнее белье! Сплошные кружева! Вам что здесь, Ноб Хилл? Для чего эти вещи здесь, если вы не собираетесь…

Он улыбнулся.

– Ну, хорошо, хорошо. Вы просили меня не говорить об этом, я и не буду. Но знайте: бордели и дансинги – единственные места здесь, где женщины носят все эти ленточки и оборочки.

Корри вспыхнула. Ей захотелось броситься на него с кулаками. Наглец! Но она не осмелилась снова дать ему пощечину, иначе Куайд, несомненно, выполнит свое обещание и бросит ее одну на произвол судьбы. Куайд не в первый раз на Юконе, и без его опыта и знания здешних порядков Корри не обойтись.

Он все еще копался в сундуке. Корри подошла и подняла с пола выпавшую книгу.

– А это что? Фланелевая пеленка?

Приданое новорожденного! Кровь бросилась Корри в лицо. Она выхватила пеленку из его рук и закричала:

– Как вы смеете рыться в моих вещах? Не ваше дело, что я везу с собой! Закройте сундук и не лезьте, куда вас не просят!

Куайд внимательно посмотрел на нее. Потом наклонился и вытащил из сундука кашемировую теплую распашонку, за которую Корри заплатила целых восемь долларов. Куайд держал ее двумя пальцами и удивленно осматривал со всех сторон, словно это была гадюка.

– Теперь понятно, почему вы не хотели дать мне ключ. И почему вы так неудержимо стремитесь найти своего Эвери и выйти за него замуж.

Краска стыда залила лицо Корри, слезы выступили на глазах. Но она прямо смотрела в лицо Куайду, изо всех сил стараясь не расплакаться.

– Хоть бы и так. Я наняла вас на работу. А моя личная жизнь вас не касается!

Глава 14

На улицах Дайи происходило настоящее смертоубийство.

У Корри не было в этом никаких сомнений. Никогда прежде не слышала она таких жутких ночных звуков. С улицы доносились проклятия, вопли, визги, гогот и улюлюканье. Дважды в течение пятнадцати минут раздавались хлопки пистолетных выстрелов. Какая-то собака сначала долго лаяла, потом громко заскулила, как будто кто-то кинул и нес камнем или ударил сапогом. Под самым окном по тротуару протопали какие-то люди, потом был слышен тяжелый грохот падения, чей-то смех. Из дансинга напротив доносились неистовые, фальшивые звуки пианино.

Корри не могла заснуть, она лежала на матрасе и смотрела прямо перед собой в темноту. Рядом с ней сладко посапывала Ли Хуа. С другого бока – Корри с трудом в это верила – лежал, завернувшись в шерстяной плед, Куайд Хилл. Он заворочался во сне, вытащил из-под одеяла руку, пробормотал что-то и снова задышал глубоко и ровно.

Она спит в одной комнате с мужчиной! Тетя Сьюзен пришла бы в ужас только от одной мысли об этом!

Корри никак не могла этому воспротивиться. Она думала, что в комнате будут жить только они с Ли Хуа, а Куайд найдет себе, если уже не нашел, какое-нибудь другое жилье.

Каково же было ее удивление, когда после двухчасового (кстати, ничем не объясненного) отсутствия Куайд вернулся со свернутым матрасом под мышкой и принялся деловито раскладывать его на полу.

– Что вы делаете?

– Собираюсь как следует выспаться. И вам рекомендую сделать то же самое. Завтра у нас много дел, и я хочу встать пораньше. Надо будет разузнать, где можно купить продукты, я пока еще понятия не имею, как это сделать.

– Надеюсь, вы не собираетесь спать здесь, в этой комнате?

– А где я, по-вашему, должен спать?

В свете керосиновой лампы лицо Куайда казалось злым.

– Послушайте, мисс. Вам до сих пор не ясно, что Дайя переполнена людьми? Отели трещат по швам. Я собирался снять палатку, но раз уж вы здесь, это меняет дело. Я заплатил хорошие деньги за эту комнату и не вижу оснований, чтобы не воспользоваться ею тоже. Нам еще предстоит много ночей провести в палатках, а сегодняшнюю, раз уж есть такая возможность, я лично предпочитаю провести под нормальной крышей.

– Но… вы мужчина.

– Безусловно. И с этим уже ничего не поделаешь. Послушайте, Корделия Стюарт, вы приехали сюда, не имея ни малейшего представления о здешних порядках, а собираетесь учить меня, как мне поступать. Запомните, женщин здесь меньшинство. И, как ни странно, к ним относятся уважительно, по крайней мере к порядочным. Это закон старателей, их кодекс, если вы понимаете, что это такое.

– Но я действительно не могу…

– Не только можете, но и должны.

Он стоял улыбающийся и огромный посреди комнаты и, казалось, занимал ее всю своими широкими плечами.

– Не беспокойтесь, я не собираюсь вас насиловать. По крайней мере до тех пор, пока вы сами этого не захотите.

Это было четыре часа назад. Корри пришлось запрятать глубоко внутрь свое недовольство, и они с Ли Хуа кое-как устроились на матрасах, не раздеваясь. Ли Хуа сразу же заснула, а Корри лежала в темноте и думала.

Надо было настоять, чтобы он нашел себе другое место для ночлега. Завтра же утром она уволит его. Он дерзкий и нахальный! Неужели в целой Дайе не найдется воспитанного и порядочного человека, который согласился бы доставить ее к Эвери. Наверняка найдется!

Корри в раздражении подумала, что Куайд мог бы отодвинуть свой матрас и подальше от ее постели. Ей было неудобно оттого, что он лежал так близко. С улицы в очередной раз донесся пронзительный хохот. Корри повернулась на бок и заткнула уши. Кто бы мог подумать, что путешествие на Север окажется таким ужасным! Сначала капитан Картер. А потом Матти Шеа с ее страшным предсказанием. Потом Дональд Ирль. А теперь Куайд…

Она уже начала засыпать, но тут со стороны Ли Хуа донесся негромкий, но отчетливый храп, и начавшие уже слипаться глаза Корри снова открылись. Как только девушка может издавать такие звуки? И вообще, почему Корри согласилась оставить ее при себе и не отправить обратно домой?

Ли Хуа решительно воспротивилась желанию Корри купить для нее обратный билет на пароход. Она собиралась отправиться на Клондайк и застолбить там участок.

– Ли Хуа, что ты говоришь? Ты же женщина!

– Если эта миссис Бенраш, с которой мы плыли на корабле, может это сделать, то могу и я. Если не хочешь, чтобы мы были вместе, пожалуйста, я могу уйти. Но я решила пойти на Юкон, и никто не сможет мне помешать!

Корри в изумлении смотрела на нее. С тех пор как они сбежали из дома, Ли Хуа сильно изменилась. Раньше это была расторопная служанка, немножко своенравная, но послушная. Корри относилась к ней, как к умелой горничной, способному парикмахеру, своей подруге, с которой вместе можно смеяться и устраивать розыгрыши над добродушной толстухой Беа Эллен. Корри даже представить себе не могла, что Ли Хуа может быть такой независимой и строптивой.

Корри взяла девушку за руку.

– Подумай хорошенько. Поверь, я действительно хочу помочь тебе. У меня достаточно денег, чтобы купить тебе билет. Пойми, я ведь все же несу за тебя ответственность.

– Ответственность? А с какой стати? Я свободный человек, Корри, а не твоя служанка. И никогда ею больше не стану.

Мягкий, негромкий голос девушки теперь звучал надменно. Корри улыбнулась.

– Ну, хорошо. Мы вместе поедем на Юкон искать Эвери, если ты захочешь составить мне компанию.

– Компанию – да.

Лицо Ли Хуа на мгновение радостно просветлело, и Корри узнала в девушке свою прежнюю подругу, но потом снова стало хмурым…

Теперь Корри лежала бок о бок с ней и, надо признаться, была рада соседству. Тогда, на борту «Алки», она испугалась и возмутилась поступком Ли Хуа. Но зато сейчас она была не одна, у нее был друг… Корри провалилась в сон, неспокойный, полный странных видений – капитан Картер, Матти Шеа…

Незадолго перед рассветом Корри сквозь сон почувствовала, что замерзла. Ей захотелось укрыться от холода, зарыться, спрятаться во что-нибудь теплое. Она инстинктивно стала искать тепло и нашла его рядом с собой, обволоклась им и, почувствовав приятную тяжесть на бедре, заснула еще крепче.

Но теперь ей снился Эвери, а не Матти Шеа. Они лежали вдвоем на песке океанского пляжа. Белокурые волосы Эвери отливали золотом в лучах палящего солнца. Он склонился к ней и прошептал на ухо: «Любимая, я осыплю тебя дождем самородков, и мы поженимся…»

Корри открыла глаза и увидела, что уже утро. Еще она увидела, что лежит, тесно прижавшись спиной к Куайду, который нежно обнял ее во сне. Наверное, ночью он осторожно подполз к ней, так что она даже не почувствовала. А вдруг – ужасная мысль промелькнула у нее в голове – все было по-другому? Вдруг это она сползла во сне со своего матраса и самым бесстыдным образом прижалась к нему?

Корри тихонько попыталась отодвинуться от Куайда, встать, но он уже открыл глаза. Его рука, покоящаяся на ее бедре, осторожно скользнула по низу живота, потом чувственно коснулась груди, приводя Корри в трепет.

– Прекратите! Как вы смеете!

Корри раздраженно зашипела, чтобы не разбудить Ли Хуа, и оттолкнула его руку. Куайд беззвучно засмеялся, и она почувствовала на своей шее тепло его дыхания.

– А что вас так удивляет, Корделия Стюарт? Или лучше я буду называть вас Делия. Это имя вам подходит больше, чем Корри. Я сделан не изо льда, и когда хорошенькая женщина заползает ко мне в постель…

Корри резко отскочила от него.

– Никуда я не заползала! Я…

Она в ужасе замолчала, когда увидела, что действительно сидит на постели Куайда.

– Заползли или нет, неважно. Важно, что я вам, похоже, не понравился. – Куайд тоже сел, потянулся и зевнул. – И это очень жаль!

– Да, вы не ошиблись! Вы мне не нравитесь! Я понятия не имею, как это случилось. Наверное, стало холодно, и я…

Ее щеки пылали от стыда. Она поднялась и оправила свой дорожный костюм, в котором спала.

– Какую ошибку я допустила, наняв такого грубого, невоспитанного человека! Вы не имеете представления о том, что такое хорошие манеры! Вы… вы уволены!

– Уволен?

Теперь Куайд тоже поднялся и стоял рядом с Корри – огромный, как великан. Его голубые глаза светились теплом и дружелюбием – он еще не успел надеть на себя обычную насмешливую маску.

– Вы не можете меня уволить, Корри, потому что прекрасно знаете, что во всей Дайе не найдете человека, вполовину такого порядочного, как я. Может, вы придерживаетесь другого мнения, но я – честный человек и никогда не стану принуждать женщину к близости, если она того не хочет. Так что не волнуйтесь. Ваша невинность, – вернее, то, что от нее осталось, – в полной безопасности.

«Ваша невинность, – вернее то, что от нее осталось…» Корри была вне себя от ярости. Она подошла к окну и стала смотреть на улицу, чтобы успокоиться. Как же он ей ненавистен! Сказать такую вещь! Ей вдруг стало нестерпимо стыдно, и главным образом потому, что ее тело так предательски откликнулось на тепло Куайда в холоде ночи.

Через полчаса все трое завтракали в так называемой «столовой» отеля. Это была небольшая комната с крохотным вестибюлем, пропитанная, как и все остальное в отеле, запахом свежеструганного дерева. За столиками сидели старатели и сосредоточенно набивали рты яичницей с ветчиной.

Корри не могла поверить, что это те же самые кутилы, которые ночью мешали ей заснуть.

Она заметила их любопытные взгляды и втайне порадовалась, что сумела отчистить грязь с юбки и умыться, – ледяная вода вернула ее лицу румянец, а глазам блеск. Ли Хуа тоже умылась и собрала волосы в высокую прическу. Вид у нее был решительный и энергичный.

Даже Куайд приложил старания, чтобы выглядеть презентабельно. Хотя большинство мужчин здесь носили бороду, он где-то умудрился побриться и переменил рубашку.

Завтрак был обилен и походил на обед. Им подали бекон, кофе, оладьи, фруктовый сироп и большую сковороду жареного картофеля. Бекон был мягкий, а блины хорошо промаслены, так что Корри поела с большим удовольствием.

К ней понемногу стала возвращаться уверенность в себе и надежда. Она все больше склонялась к мысли, что поступила правильно, попросив Куайда о помощи. При всей несносности его характера он все-таки обладал зачатками хороших манер. И потом, он опытен и обещал доставить ее к Эвери. Больше от него ничего и не требуется. Через каких-нибудь несколько недель она избавится от него.

Во время завтрака Куайд рассказывал девушкам о своей работе. Корри удивил его деловой спокойный тон, как будто ночью между ними ничего не произошло.

Куайд занимается тем, что пишет статьи и очерки для «Чикаго Трибьюн» и «Нью-Йорк Таймс». Так что ему приходится много путешествовать, и не только по стране, но и за ее пределами. Сейчас он работает над путеводителем по Юкону.

Корри не удержалась от любопытства и спросила:

– Разве вы не готовитесь к своим поездкам заранее? Или необходимость куда-то ехать может возникнуть внезапно? Вы вчера говорили, что сами приехали сюда с очень небольшим запасом провизии.

Куайд посмотрел на нее так, что Корри поняла – он едва удерживается от того, чтобы не сказать грубость.

– Мои планы резко изменились. Я не собирался ехать на Север до последней минуты.

Корри с изумлением узнала, что вчерашнее непонятное отсутствие Куайда было вызвано тем, что он рыскал по городу, стараясь выведать, где остановился Дональд и каковы его намерения.

Корри, затаив дыхание, спросила:

– Ну и что же вам удалось выяснить?

– Он остановился в «Бейли». Ходят слухи, что он ожидает прибытия из Сиэтла землечерпательной машины. Он ищет компаньонов, вероятно, хочет создать корпорацию.

– Корпорацию! Я слышала, как он спорил об этом с папой. Дональд хотел заниматься большим бизнесом на Севере, а папа сердился.

Куайд кивнул, и Корри показалось, что она заметила странное, таинственное выражение на его лице, которое тут же исчезло.

– А как долго он здесь находится?

– Около трех дней.

– Тогда он выследил меня! Ведь наш корабль «Алки» из-за поломки двигателя задержался в Хуан де Фука на несколько дней. Поэтому Дональд обогнал нас.

– Как бы то ни было, он здесь. И, надо сказать, не испытывает недостатка в женском обществе. В отеле я узнал, что в первую же ночь по приезде он привел к себе в номер женщину и щедро заплатил – она проболталась об этом портье. Странный человек со странными заботами.

Корри покраснела.

– Я сделал еще одно неприятное, но нужное дело. Сходил на побережье, отыскал там в кабаке вашего друга, капитана Картера, и поговорил с ним.

– Вы с ним говорили?

– Да. Насколько ему известно, из женщин на его судне ехали только девочки из дансинга и несколько замужних женщин. Среди них была некая миссис Прайс, которая ехала на Клондайк к своему мужу. Больше никого. Поразительная вещь, какое действие на человеческую память могут оказать кредитные бумажки.

Таким образом, Куайд замел за Корри все следы, так что если Дональд захочет найти ее, у него ничего не выйдет. Корри стало стыдно. И на этого человека она злилась, собиралась его рассчитать!

Она была не в силах поднять глаза на Куайда, поэтому старательно разглядывала кофейную гущу на дне своей чашки. Все равно она не будет извиняться перед ним. Он был груб с ней. К тому же забота о ее безопасности входит в его работу.

Куайд в это время переключил свое внимание на Ли Хуа и расспрашивал девушку о планах на будущее. К своему удивлению, Корри услышала, что у ее горничной есть с собой около четырехсот долларов. Она ни словом не обмолвилась об этом раньше, боясь, что ей придется потратить деньги. Теперь она собиралась купить на них свою долю провианта, необходимого для дальнего путешествия.

– Ли Хуа, но я думала, у тебя нет денег! Четыреста долларов! Это большая сумма. Откуда они у тебя?

Ли Хуа посмотрела на Корри тяжелым, свинцовым взглядом.

– Кое-что я скопила. Кое-что получила по завещанию твоего отца. Остальные украла.

– Украла!

– Да. У вас в библиотеке на столе лежал золотой самородок. Я отнесла его скупщику, вместе с другими, которые нашла в вещах твоего отца. Все забыли про них, а мне очень нужны были деньги.

Корри онемела.

– Как же так, Ли Хуа? Воровать…

Девушка обожгла Корри колючим, ненавидящим взглядом.

– Да. Я знаю, что воровать нехорошо. Но, Корри, неужели ты думаешь, что богатство твоего отца добыто честным путем? Ведь нет. Однажды он сам говорил мне, как отправлял испорченные продукты шахтерам в Комсток. Он продавал их по цене, немыслимой в любом другом месте. Он наживался на голодных людях. А это то же воровство…

Корри услышала громкий, искренний хохот, обернулась на Куайда и увидела, как он вытирает набежавшие на глаза слезы.

– Прекрасная идея! Давайте все будем воровать самородки потому, что кто-то когда-то переплатил за буханку хлеба несколько центов!

Корри вдруг почувствовала себя на стороне Ли Хуа и неожиданно для себя сказала:

– Нельзя быть таким безжалостным. Ей ведь действительно были необходимы деньги.

– Может быть. И вообще, кто я такой, чтобы спорить с двумя такими решительными и самостоятельными женщинами?

Куайд заказал еще кофе и перешел к делу. Поскольку точное местонахождение Эвери им неизвестно, самое разумное – отправиться в Доусон Сити. Во-первых, это крупнейший старательский город, во-вторых, при необходимости оттуда легко можно добраться по реке до других поселений. Большинство старателей, как правило, делают заявки на разработку застолбленных участков. Куайд предполагал навести справки об Эвери в заявочных конторах всех крупных городов, стоящих на реке. А первым делом купить провиант здесь же, в Дайе, у тех старателей, которые уже расстались с мечтами найти золото на Клондайке и собирались уезжать.

– Таких очень много. Я познакомился с одним. Он потратил два года на то, чтобы добраться сюда по Эдмонтонской тропе, – это сухопутный маршрут из Канады. Он потерял кучу времени, заработал цингу и чуть не умер от голода. Наконец, он оказался здесь, но уже не хочет искать никакого золота. Единственное, чего он хочет, это вернуться домой.

Девушки слушали Куайда молча. Корри стало страшно. Боже, в каком суровом и жестоком краю они оказались!

Куайд стал рассказывать о маршруте, по которому они двинутся на Север. Река Юкон – это необъятных размеров водный путь, длиной более двух тысяч миль, который проходит через всю Аляску и через часть Канады. Чтобы добраться до нее, они сначала пойдут по Дайской тропе до Чилкутского перевала, живописного заснеженного ущелья в прибрежных скалах на территории Канады. Они перейдут через перевал и затем направятся к озеру Беннет, в которое впадает Юкон. Там они дождутся, когда река освободится ото льда. Куайд сказал, что к моменту ледохода на берегу озера собираются тысячи человек, которые сами строят себе лодки, чтобы плыть на них вверх по течению. Там также есть пароход, и Куайд рассчитывает на то, что им удастся достать на него билеты. Затем они поднимутся по реке на четыреста миль и окажутся в Доусон Сити, откуда рукой подать и до самих золотых рудников.

Корри воодушевилась.

– По-моему, маршрут совсем легкий.

Куайд метнул на нее озлобленный, раздраженный взгляд.

– Легкий? Как же вы не можете понять, юная леди, что здесь, на Юконе, ничего нет легкого. Я уже говорил, что каждый старатель должен иметь с собой тысячу двести фунтов провианта, если он хочет перейти через перевал. Большинство людей тащат этот груз на своем горбу, в лучшем случае – на салазках. Это значит, что они должны несколько раз пройти через перевал, чтобы частями перенести свои пожитки. Это неимоверный труд. Убийственный, в буквальном смысле этого слова. Люди часто умирают, не перенеся и половины груза через перевал.

– Но как же мы…

– Не волнуйтесь, с вами этого не случится. У вас есть достаточно денег, чтобы нанять носильщиков-эскимосов. Путь и без того будет тяжелым. Я не могу позволить беременной женщине взвалить на себя такую ношу.

– Вы не могли бы говорить потише? Зачем кричать об этом на всю гостиницу?

Куайд усмехнулся.

– Извините. Послушайте, Корри, не будьте идиоткой и откажитесь от своей затеи, пока не поздно. Аляска – неподходящее место для женщин и детей.

– Ерунда! Я сама видела, что здесь есть женщины! Я не слабее, чем они. Не беспокойтесь обо мне больше, чем нужно. Со мной ничего не случится.

– В самом деле? Делия, девочка моя, вы хрупкий оранжерейный цветок, как та роза, которую я вам преподнес в Сан-Франциско. Ваши прекрасные лепестки осыплются, если вы останетесь здесь. Осыплются, и их безвозвратно унесет ветром. Вам не выдержать здешних условий. Бьюсь об заклад, вы никогда не поднимали ничего тяжелее, чем ваша камера.

– Нет, я совсем не оранжерейный цветок! А что касается тяжестей, то вы сами сказали, что мы наймем носильщиков. Легко или трудно, но через перевал я перейду! Я приехала сюда, чтобы найти Эвери, и я найду его. Остальное не имеет значения!

К их столику подошел официант со счетом.

– Ну, моя дорогая, этот джентльмен принес счет. Раз уж вы взяли на себя труд финансировать нашу кампанию, не откажетесь ли вы заплатить за обед?

– Я…

Корри сунула руку в кошелек и тут же вспомнила, что забыла переложить деньги из пояса.

– У меня… у меня здесь совсем немного денег. Вот, три доллара, этого, наверное, недостаточно? Остальные деньги… в другом месте.

Корри смутила усмешка Куайда. Официант тоже позволил себе улыбнуться.

– Могу себе представить, в каком. Я надеюсь, что недоступность этого места обеспечит им безопасность?

– Не беспокойтесь! Они в безопасности – по крайней мере от вас! А теперь, будьте любезны, если вам жалко потратить свои деньги на обед, заплатите в долг. Я верну вам его, как только мы поднимемся в номер.

Куайд саркастически усмехнулся и полез в карман за деньгами. Пока он доставал кожаный бумажник, из его кармана выпал какой-то предмет.

Он прокатился по полу и остановился у ножки стула Корри. Она нагнулась и подняла его. Это была брошь, прекрасная камея в золотой оправе, с изящно выгравированным женским профилем. Эмаль на брошке почернела и потрескалась, позолота местами расплавилась и была вся в черных точках от угольного налета.

– Вы уронили…

Корри не отрываясь смотрела на камею. То состояние, в котором находилась брошь, повергло ее в ужас. Что это?

Корри как будто наяву увидела пламя, которое исказило женский профиль на эмали.

Она положила брошь на стол. Куайд молча взял ее и сунул обратно в карман. Его лицо было перекошено от гнева, голубые глаза казались черными.

– Где вы взяли эту страшную, обожженную вещь? И почему носите с собой?

– Это не ваше дело. Вы чересчур любопытны, Корделия Стюарт, особенно для юной особы, ревниво оберегающей свою личную жизнь от вмешательства посторонних. Я, представьте, тоже не люблю, когда суют нос в мою. Нас связывают сугубо деловые отношения. Запомните это.

– Постараюсь.

– А теперь идите обе наверх и ждите меня в номере. Я тем временем постараюсь найти какого-нибудь бедолагу, которому уже нет нужды в провианте.

Куайд поднялся из-за стола, заплатил по счету и вышел не оглядываясь.

Глава 15

Завтра они должны двинуться в путь. Корри стояла посреди комнаты и дивилась огромному количеству тюков, сложенных в углу. Неужели это все только для троих людей! Свитера, меховые куртки, тяжелые прорезиненные ботинки, одеяла, непромокаемая одежда, теплые рукавицы, солнцезащитные очки, меховые шапки. Мешки с рисом, бобами, мукой, пшеном. Сушеные овощи, жареный арахис, сухофрукты. Куайд сказал, что последнее особенно важно, поскольку предохраняет от цинги, страшной болезни, которая на Аляске часто оказывается смертельной.

Куайд настоял также на покупке концентрированного молока, несмотря на чудовищно высокие цены и неудобную, баночную упаковку.

– Вам оно необходимо.

Он не вдавался в дальнейшие объяснения и сразу же заговорил о чем-то другом. Корри покраснела. Как бы она хотела, чтобы Куайд не знал о ее беременности! Но он знал и, как полагала Корри, презирал ее за это.

Куайд купил также две палатки, несколько «клондайкских грелок» и походную печку. Напрасно Корри говорила, что это лишнее, что она не собирается искать золото и незачем тащить на себе столько ненужных вещей.

– Да, но я полагаю, вам будет приятно ходить в сухой одежде и спать не на морозном ветру, а в теплой палатке. Еда нам тоже необходима: если вы думаете, что здесь можно умереть с голоду только на золотых приисках, то ошибаетесь. Это может случиться где угодно. Что касается теплой одежды, то знайте, женщины здесь носят ватные мужские брюки, и вы на время перехода тоже их наденете. Когда ударит мороз под сорок, вы будете счастливы, что они у вас есть.

Да, но сейчас середина апреля. Она не собирается оставаться здесь до тех пор, когда наступят настоящие холода. Только несколько недель, пока она не найдет Эвери. Потом они сразу же вернутся обратно в Сан-Франциско. Ее ребенок должен родиться в цивилизованных условиях, в комфорте налаженного семейного быта.

Ли Хуа грела воду для ванны, Куайд занимался покупками. У Корри выдалось несколько свободных минут, и она решила черкнуть несколько строчек домой, тете Сьюзен. Она живо представляла себе, как тетя сидит одна в доме Стюартов за своим бесконечным вышиванием и беспокоится о ней. Корри стало грустно.

Она вкратце описала путешествие на корабле и Дайю, стараясь свести к минимуму подробности тяжелой походной жизни. Она упомянула о Ли Хуа, уверяя тетю, что компания подруги сильно облегчает ей скитания в поисках Эвери. «Так что все к лучшему, – писала она, украдкой вытирая слезы. – Я наняла надежного человека, который поможет мне найти Эвери. Как только представится возможность, напишу вам снова (почта здесь работает с перебоями). Дорогая тетя, я чувствую себя прекрасно, абсолютно здорова, так что не беспокойтесь обо мне…»

Внезапное появление Куайда застало ее врасплох. Она отвернулась, чтобы скрыть от него слезы.

– Как вы напугали меня!

Он положил в угол еще один тюк.

– Ну, я надеюсь, вы готовы.

– Разумеется.

– Корри, у вас осталась последняя возможность отказаться. Поезжайте домой! Почему вы так этого не хотите? И я, наконец, перестану тратить время на глупости и займусь своими делами.

Куайд взял руку Корри и прижал к ее животу.

– Здесь ваш ребенок, Делия. Подумайте о нем. Оставьте эту бредовую идею. Вы же достаточно разумны, чтобы понять, насколько она несостоятельна. Пойдите в пароходное агентство и купите билет до Сан-Франциско. Для себя и для этой вашей сумасшедшей Ли Хуа. Ведь вы же погибнете здесь. Аляска вас уничтожит, и я не хочу быть этому свидетелем.

Корри возмущенно воскликнула:

– Мы не погибнем, как вы изволите утверждать, и…

Куайд нетерпеливым жестом прервал ее.

– Послушайте, неужели в Сан-Франциско не было никого, за кого вы могли бы выйти замуж, не забираясь на край света?

– Нет, не было. И даже тогда, когда Дональд был там. Я скорее умру, чем выйду за него. И потом, почему вы проявляете такой интерес к моей личной жизни? Неужели я вас так раздражаю, что вы спите и видите, чтобы я хоть сквозь землю провалилась, но оставила вас в покое?

Куайд нахмурился, сдвинув густые брови к переносице.

– Вы здесь ни при чем.

– Вот как? Ну нет, мистер Хилл, вы так собственнически относитесь ко мне, что я не могу быть ни при чем. Вы позволяете себе говорить грубости, как будто имеете на это право, как будто наши отношения настолько близки, что допускают это. Но все совсем не так. Я не ваша собственность, и вы не имеете на меня никаких прав.

– Все дело в том, что вы мне напоминаете одну девушку, вот и все. У вас такие же волосы, такой же независимый характер, та же манера разговаривать. Черт побери, я боюсь за вас. Мне не безразлично, что с вами будет. Раз вы так упрямо хотите искать своего Эвери, черт побери, я доставлю вас к нему!

Корри все-таки надела мужскую одежду, ту, которую ей запихнула в сундук Ли Хуа еще в Сан-Франциско. Казалось, с того момента прошла целая вечность! Ватные брюки, сшитые, должно быть, на пятнадцатилетнего мальчика, мягко обтягивали ее бедра, так что Куайд долго не отрываясь смотрел на них, чем вогнал Корри в густую краску. На ней еще была шерстяная рубашка, изящно подчеркивающая округлость груди, и толстая куртка. В этом «аряде Корри выглядела неотразимо. Но она не видела себя со стороны и поэтому надеялась, что мужчины, глядя на нее и Ли Хуа, одетую точно так же, будут принимать их за мальчиков.

– Не кажется ли тебе, что мы вполне сойдем за мальчиков, если спрячем волосы под шапки?

Ли Хуа в ответ рассмеялась.

– Нет. Мы женщины, и от мужчин этого не скроешь, что на себя ни надень. Но я думаю, что во время перехода мы их будем мало интересовать. Тут не до флирта, как бы самим не пропасть!

Дайская тропа действительно не производила впечатления аллеи для прогулок верхом. Она проходила по глубокой теснине среди горных кряжей и скал и представляла собой сплошную подвижную массу людей и животных. Тысячи золотоискателей, многие из которых были не старше Корри, толкали перед собой тачки или тянули салазки, на которых высились горы тюков с провизией. Некоторые несли ее на себе. Некоторые везли на собачьих упряжках или на телегах, запряженных лошадьми.

На снегу оставались следы полозьев и колес, конский навоз, предметы, брошенные человеком за ненадобностью: окурки, мусор, вещи, с которыми приходилось расставаться из-за непомерной тяжести груза, – одежда, книги. Повсюду возвышались кучи тюков и узлов с табличками «Запас провианта». Человек не в состоянии был унести на себе больше сорока-пятидесяти фунтов за один раз, поэтому приходилось переносить груз частями, таким образом удлиняя свой путь на много километров.

Корри переполняло сострадание к этим людям, вынужденным преодолевать нечеловеческие трудности в борьбе за жизнь. Где-то на середине тропы они увидели средних лет мужчину, который стонал, лежа на снегу, и не мог подняться. Он надорвался, потому что не рассчитал силы и взвалил на себя слишком тяжелый узел.

Им самим посчастливилось нанять в Дайе двух эскимосов, которых звали Таннаумирк и Набкузаик. Они согласились перевезти вещи на собачьих упряжках и взяли за это недорого. При виде Ли Хуа и Корри их круглые лица неизменно светлели, они принимались о чем-то быстро-быстро говорить друг с другом, размахивая руками от волнения.

На расстоянии девяти миль от Дайи путники сделали привал и разбили палатки. Вокруг них на много акров раскинулся настоящий палаточный город с дымом костров, собачьим лаем и грудами провианта повсюду.

Куайд сразу же ушел на разведку и вернулся с известием о том, что они поступили разумно, наняв носильщиков еще в Дайе.

– Здесь это стоит сто долларов в день, и ходят слухи, что те, кто уже успел наняться раньше, собираются взбунтоваться и требовать повышения платы. Хорошо бы нашим эскимосам не пришла в голову такая идея. Тогда нам придется выложить не меньше шестисот долларов за весь путь до озера Беннет.

Корри прикусила губу при мысли о своем уже изрядно истощенном кожаном поясе.

– Что же делать, придется заплатить.

Глаза Куайда сердито блеснули.

– Я не прибавлю им ни цента! Перевозка груза – одно дело, а грабеж на большой дороге – совсем другое.

Корри слишком устала, чтобы спорить с Куайдом. Возможно, из-за своей беременности, но она утомилась так, что едва держалась на ногах. Через час пути ее перестала восхищать красота окружающей природы. К тому же потеплело, снег начал подтаивать, с гор устремились потоки мутной воды, которые почти затопили тропу. В некоторых местах собирались такие глубокие лужи, что в них вязли не только люди, но и животные. Лошади, мулы, быки месили копытами скользкую грязь, тонули в ней по брюхо, а если выбивались из сил, то падали и оставались лежать.

Корри отводила глаза, чтобы не видеть этого ужасного зрелища. Люди проходили мимо брошенных животных, даже подумать было нельзя о том, чтобы попытаться их вытащить и потерять на этом драгоценное время и силы.

Куайд тоже был расстроен.

– Пойдемте, Корри. Не стоит на это смотреть. Хорошо еще, что мы не на Белой тропе. Я слышал, там шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на полуразложившийся труп. Как в покойницкой. Запах тоже соответствующий. Летом тропа так смердит, что по ней невозможно идти.

Корри очень любила лошадей, ей было больно видеть мучения несчастных, ни в чем не повинных животных.

– Как же люди могут быть такими жестокими?

– Юкон – гибельное место для лошадей. Здесь нет корма для них. Они работают без отдыха. Большинство животных, которые оказываются здесь, обречены на смерть.

Корри ничего не ответила.

Она упорно продолжала идти вперед. Мысль об Эвери поддерживала ее силы и заставляла бороться. Очень скоро они встретятся. Он обнимет ее, погладит по волосам, поцелует и скажет, как он скучал, как рад, что она нашла его. И тогда, в его объятиях, Корри забудет весь этот ужас, который ей пришлось пережить…

К удивлению Корри, оказалось, что Ли Хуа обладает фантастической выносливостью. Казалось, что она в принципе не может устать. Она несколько раз предлагала Корри понести за нее камеру, а на второй день пути настояла на том, чтобы сфотографировать ее с Куайдом. И отговорить маленькую китаянку не было никакой возможности.

Они позировали у огромного обломка скалы. После того, как Ли Хуа нажала нужную кнопку, следуя строгой инструкции Корри, Куайд рассмеялся и сказал:

– Ну вот. Нас с вами увековечили. Интересно, что будут думать наши внуки, глядя на эту фотографию.

А потом добавил с усмешкой:

– Разумеется, я не имею в виду, что у нас будут общие внуки.

– Понятия не имею, что они будут думать.

Ли Хуа вставила:

– Надеюсь, я не передержала пленку.

– Ну, конечно, нет.

Корри улыбнулась.

– Давай проявим ее сегодня ночью.

Они провели в пути уже два дня, когда однажды ночью Корри проснулась от резкого, зловещего грохота. Она выбралась из-под одеяла и потрясла Ли Хуа за плечо.

– Проснись! Что это было? Этот шум?

– М-м-м!..

Все попытки разбудить ее оказались тщетными. Утром Куайд объяснил ей, что это был оползень.

– Но беспокоиться нечего. Сейчас весна, и оползни здесь случаются постоянно. Они совершенно безвредны. Другое дело – лавины. Это огромные массы снега, которые внезапно сходят с гор, уничтожая все на своем пути. Надо молить Бога, чтобы лавина не сошла на тропу и не завалила ее.

Корри ужаснулась. И так столько трудностей на пути, теперь еще лавина. Боже, когда все это кончится?

На следующий день они вышли к Пастушьей Стоянке, огромной, незащищенной от ветра долине на расстоянии двенадцати миль от Дайи. Здесь тоже раскинулся палаточный городок, в котором царил полнейший беспорядок: одни ставили палатки и задавали корм лошадям и собакам, другие собирали пожитки и снимались с места, некоторые растапливали печки, чтобы готовить еду, остальные без дела слонялись по лагерю и собирались у костров, смеясь и балагуря.

Ветер был такой сильный, что подчас срывал плохо укрепленную палатку и закручивал ее в снежном вихре. Провиант, оставленный старателями на полпути, засыпало снегом. Корри удивилась, что никому не приходит в голову бояться за оставленный без присмотра груз. Его могут украсть! Мало того, что продукты дорого стоят, было бы очень обидно протащить их на себе половину пути, а потом безвозвратно лишиться. Куайд объяснил ей, что все тот же старательский кодекс декларирует неприкосновенность продовольственного запаса.

Корри наблюдала, как Куайд и два их помощника ставят палатку и кормят собак.

– Цивилизация! Корри, здесь настоящая цивилизация. Есть больница, почта, питейное заведение. Вы здесь можете купить даже дюжину яиц, если это вам по карману. Не хотите ли отведать омлета? Говорят, что я виртуозно его готовлю.

Корри постаралась улыбнуться. Но мысли ее были заняты тем, что не далее, как завтра утром, они начнут штурмовать страшный и прекрасный Чилкутский перевал.

Это было грандиозное зрелище.

Стараясь удержаться на ногах от сильного ветра, не видя ни зги перед собой от сплошной снежной пелены, люди упрямо карабкались на гору. Они шли вереницей, друг за другом и казались суетливыми гномами на фоне величественных и невозмутимых скал.

– Но это… это не тропа. Это горный склон!

Куайд кивнул.

– Три тысячи футов над уровнем моря. Склон такой крутой, что пришлось вырубить в нем ступеньки.

– Но как же мы влезем сюда?

– Никак. Собаки не могут тащить груз по ступенькам, поэтому мы пойдем в обход, через тропу Петтерсон. Вот сюда, направо.

Куайд указал рукой в сторону, где вверх по гораздо более пологому склону поднимались собачьи упряжки и телеги.

– Мы, правда, потеряем время, зато обойдем самый крутой участок.

Корри снова посмотрела на вереницу людей, штурмующих гору. На всем пути к вершине с обеих сторон от живой лестницы виднелись черные точки. Корри спросила у Куай-да, что это такое, и он объяснил, что это те, кто выбился из сил и решил передохнуть. Им теперь часами придется ждать возможности снова вклиниться в плотную вереницу людей.

– Часами!

– Да. Здесь, на Чилкуте, нельзя уставать.

– А что вон там, слева?

Корри показала на какой-то странный желоб поодаль от ледяной лестницы. Ей показалось, что по нему с горы катится огромный снежный ком.

– Это ледяная горка. Видите, по ней вниз съезжает человек. Он уже поднял на гору часть груза, а теперь спускается за следующей.

– О Господи!

Корри в изумлении смотрела по сторонам.

– Это замечательно! Как бы это все понравилось папе!

Тут она вспомнила о своей камере. Корри хорошо отдохнула за ночь, и теперь энергия переполняла ее.

– Пожалуй, я сделаю несколько снимков!

– Вы собираетесь фотографировать? Корри, нам надо приниматься за работу. Выкиньте это из головы и пойдемте.

Корри упрямо возразила:

– Нет, я хочу сделать несколько фотографий. Я обещала папе, что…

– Корри, я повторяю, нам надо торопиться. Надвигается снежная буря. Носильщики требуют, чтобы мы немедленно тронулись в путь. Лучше им не перечить. Носильщики здесь на вес золота. Без них нам придется все вещи тащить на собственном горбу.

Куайд был прав. Буря действительно надвигалась. Морозный ветер обжигал щеки Корри, но она только сильнее натянула шапку на уши и продолжала возиться с камерой. Ей хотелось сделать по крайней мере два кадра: бесконечная вереница людей и спокойная величественность самой горы Чилкут, которая, казалось, снисходительно терпит на своей поверхности копошащихся людей, как собака терпит блох на своей спине.

– Пойдемте, черт побери!

Куайд потянул ее за собой.

– Сейчас не время для развлечений. Пойдемте, Корри, иначе придется пережидать бурю здесь, и носильщики нас бросят.

Тяжелый тюк давил Корри на шею до боли в голове. Шерстяное белье стало влажным от пота. Ноги в грубых ботинках покрылись волдырями. Хотя они выбрали более легкий путь, Корри совершенно выбивалась из сил. Казалось, что этот подъем никогда не закончится. Она и без того чувствовала себя ужасно, а тут еще Куайд постоянно подгонял ее, вынуждая идти быстрее.

– Не отставайте! Нам надо торопиться.

– Я иду так быстро, как могу.

Она разозлилась. Как он смеет так говорить с ней! Как будто она для всех обуза! Это не так! Она идет так же быстро, как остальные.

Куайд велел девушкам поплотнее закутаться в шарфы и оставить только глаза, чтобы колючий ветер не обжигал лицо. Они прошли мимо нескольких людей, упавших в снег рядом с тропой. Один из них был почти мальчик. На его щеках уже появились восковые белые круги – первый признак обморожения.

– Вставайте! Поднимитесь и идите!

Корри не в силах была вынести этого страшного зрелища. Этот замерзающий мальчик, почти ребенок, тронул ее до глубины души. Она подбежала к нему и со всей силы ударила по плечу.

– Буря надвигается! Вы погибнете, если останетесь здесь!

Он равнодушно посмотрел на нее.

– Какая разница, где погибать. Мы никогда не дойдем… мама говорила…

– Вставайте! Ну пожалуйста. Вам надо двигаться.

– Нет, я не могу. У меня не идут ноги…

– Корри!

Куайд подошел к ней и потянул за локоть.

– Пойдемте. Мы не можем останавливаться у каждого выбившегося из сил неудачника. Нам надо позаботиться о себе, иначе мы сами погибнем.

– Но мы не можем так оставить его.

– Корри, говорю вам, пойдемте. Вам надо думать о себе и своем ребенке. Мы заявим полиции о том, что они здесь, когда доберемся до таможни. Полиция придет и заберет их отсюда.

Корри оглянулась вокруг и увидела несколько темных точек на снегу. Это были обессиленные, обреченные на смерть люди.

– Когда подоспеет полиция, будет уже поздно.

Она подошла к Ли Хуа и решительно сказала:

– Возьми камеру. Остальные мои вещи выбрось.

Девушка послушно выполнила ее просьбу. Куайд был в ярости.

– Корри, что, черт возьми, вы делаете? Вы не можете выбросить свои вещи…

– Почему не могу? Я купила их на свои деньги!

Она подошла к мальчику, стащила со своей руки рукавицу и стала растирать ему щеки. Потом с трудом подняла его на ноги.

– Идите! Пожалуйста, идите, не стойте. Иначе вы замерзнете и погибнете. Вы что, хотите умереть?

Кое-как при поддержке Корри ему удалось сделать несколько шагов. Когда они преодолели несколько ярдов, их догнал Куайд и взял мальчика под другую руку. Вдвоем с Корри они потащили его к вершине.

– Этому бедолаге никогда уже не застолбить участка.

Куайд вышел из здания таможни, сдав мальчика на руки полиции и даже не узнав его имени.

– Он потеряет пальцы обеих ног, если не стопы целиком. Вы сумасшедшая, Корделия Стюарт, знаете ли вы это? Выбросить к черту целый мешок риса!

Он взял ее за руку и посмотрел ей в глаза. Взгляд его был таким теплым и нежным, что Корри перестала дрожать от холода.

– Вы сумасшедшая, моя прекрасная Делия. Но вы молодчина.

– Спасибо. – Сухо ответила ему Корри и отвернулась. Они были теперь на территории Канады. Над таможней развевался канадский флаг, едва различимый в снежном тумане. Им пришлось долго стоять в очереди, чтобы взвесить провиант, заплатить пошлину и оформить документы. Вокруг них лежали кучи тюков с провизией, в каждой из которых торчала высокая палка. Куайд сообщил:

– Палки нужны, чтобы можно было отыскать провиант под снегом. Вы знаете, что снежный покров может достигать па Чилкуте шестидесяти футов?

– Шестьдесят футов?

У Корри задрожал голос. Ужасная мысль пришла ей в голову. Ведь Эвери тоже должен был проходить здесь. Благополучно ли он перешел через перевал? А вдруг он так же, как мальчик, которого они спасли, и другие, кто выбился из сил и не мог подняться, остался на обочине дороги и замерз? Бог весть, когда она еще сможет это узнать!

Глава 16

Ли Хуа лежала, завернувшись в одеяло, и смотрела вверх на прогибающуюся под тяжестью снега крышу палатки. Матрас лежал на голой земле, и сквозь него чувствовался холод. Рядом легко и ровно дышала Корри, погруженная в глубокий, безмятежный сон.

К вечеру буря наполнила воздух колючими кристалликами льдинок, устроила такую круговерть, что на расстояния вытянутой руки невозможно было ничего разглядеть. Куайд забеспокоился.

– Не нравится мне все это. И эскимосам тоже. Весной снег очень подвижен, как бы нас всех тут не завалило. Завтра, как только рассветет, переберемся в другое место.

Искать другое место сейчас, после длительного подъема, было нереально. Во-первых, начинали сгущаться сумерки, во-вторых, девушки так устали, что заставлять их идти дальше было бесчеловечно. Собаки тоже нуждались в отдыхе, и их надо было покормить.

Ли Хуа устроила себе теплое гнездышко из одеял и свернулась в нем калачиком. Удивительно было то, что она впервые за все это время не могла заснуть ночью, хотя день был очень тяжелым. Она лежала без сна, и воспоминания против воли захлестнули ее.

В первый раз это случилось так. Он втащил ее в свой экипаж, она кричала и сопротивлялась. Тогда он зажал ей рот рукой и сказал, что не отпустит, хоть она лопни от крика. Он привез ее на незнакомую улицу в большой серый дом. А потом, когда они оказались в огромной комнате на роскошной кровати, он бросился на нее, вдавил ее своим телом в пуховую перину и прошептал страшные слова:

«У тебя горячее, страстное тело. Бьюсь об заклад, ты уже давно не невинна. Расскажи мне все о ней. Все, что знаешь. А если откажешься, я заставлю тебя пожалеть об этом. Я могу сделать так, что жизнь тебе станет немила. Ты веришь?»

Да, она поверила. Особенно после того, как увидела… Ли Хуа заворочалась в одеялах, мучимая видением ужасной сцены, того, как… Нет. Об этом страшно даже думать. Он и сам по себе ужасал ее, но это…

Когда Ли Хуа узнала, что Дональд Ирль тоже в Дайе, ее замутило от страха. Она превозмогла саму себя, чтобы не показать виду Корри. А что, если он снова захочет овладеть ею? Она постаралась успокоить себя мыслью о том, что Дональд приехал за Корри. Это ее он преследует, изнывая от похоти. А она, Ли Хуа, только орудие в его руках.

За стенами палатки свистел ветер, холодный воздух проникал в щели, и, несмотря на горящую печку, было холодно. Корри сладко потянулась во сне и перевернулась на другой бок.

Ли Хуа понемногу перестала дрожать и заснула. Ей снилось, что она сидит внутри сундука и пытается открыть крышку, но та не поддается. Сквозь сон она услышала странный, леденящий душу грохот. Девушка затаила дыхание. Когда-то в своей жизни она уже слышала такой звук. Ну конечно, это песок. Тонны песка, тяжелее которого ничего нет на свете.

Внезапно острая боль пронзила ногу Ли Хуа. Резкая, разливающаяся по всему телу боль. Ли Хуа очнулась, и в эту секунду под давлением огромной массы снега обрушился потолок и расплющил ее, сдавил грудь, ноги, голову. Дышать становилось все труднее.

– О Господи!

Ли Хуа вдруг поняла, насколько страшно то, что произошло. Они с Керри живьем были похоронены под снежной лавиной.

Корри проснулась от сильного удара и криков Ли Хуа. Чудовищная сила придавила ее к земле и лишила возможности двигаться и дышать.

– Моя нога! О Господи! Нас засыпало, засыпало… Я знала, что все так кончится. Я не хотела этого делать, но у меня не было выхода, не было… Пойми меня, Корри!

Корри услышала в стороне от себя стенания Ли Хуа и попыталась подползти к ней, но поняла, что свобода ее передвижений ограничена всего несколькими дюймами.

Снежный обвал. Подвижная масса снега сползла с горы и подмяла под себя хрупкую палатку с двумя несчастными, беспомощными девушками.

– Я должна была, пойми, он меня заставил.

Как ни странно, Корри не впала в панику. Ее голова работала четко и бесстрастно, как часы. Воздух. Благодаря тому, что Корри успела инстинктивно выставить вперед руку, между крышей палатки и ее локтем сохранилось небольшое воздушное пространство. У Ли Хуа, наверное, тоже есть небольшой запас кислорода, раз она в состоянии так кричать. Но на какое время его хватит? Вряд ли надолго. К тому же Ли Хуа, судя по всему, ранена.

Корри попыталась шевельнуться, от чего ее шерстяное нижнее белье мгновенно повлажнело. Ей вдруг стало холодно от страха. Ведь палатка, в которой спали Куайд и носильщики, была разбита совсем рядом. Если ее тоже засыпало, им с Ли Хуа неоткуда ждать помощи.

– Ли Хуа, что с тобой?

В ответ Корри услышала слабый хруст, как будто миллиарды мелких льдинок переместились и замерли в новом положении.

Корри попыталась успокоить себя. Кто-нибудь обязательно их откопает. Дрожащим от страха голосом она принялась звать Куайда. Голова уже начала болеть от нехватки воздуха. Грудь сдавило и жгло огнем.

– Куайд! Куайд!

Ну вот, воздух кончается. Через несколько минут они с Ли Хуа задохнутся. Корри подумала, что приблизительно так себя должен ощущать приговоренный к смерти через повешение в ту минуту, когда веревка уже накинута на шею. А она должна умереть, не совершив никакого преступления, кроме разве того, что зачала в любви внебрачного ребенка. Ребенок. Он тоже погибнет вместе с ней. И никогда не увидит своего отца, не узнает, что такое солнце…

Ее сознание застилало туманом. Только крики Ли Хуа моментами возвращали ее к действительности. Или, может быть, ее собственный голос, ослабевший от духоты…

– Корри! Ради Бога, это вы? Продолжайте кричать, и я найду вас.

Корри почудился голос Куайда где-то совсем далеко, показалось, что ощущение тяжести стало понемногу проходить…

Палатка приподнялась. К ней протянулись руки. Они раскидали остатки влажного снега, выдернули ее из этой тесноты и подняли над землей в черное ночное небо, усыпанное холодными яркими звездами.

Воздух. Сладкий и морозный. Корри глубоко вздохнула и заплакала.

– Делия! Дорогая моя, с вами все в порядке? Я уже думал, что никогда не вытащу вас из-под этой чертовой палатки.

Куайд прижимал ее к груди и стряхивал снег с ее волос и одежды. Корри прижалась к нему, но тут же почувствовала на себе другие руки и сильный запах рыбы. Она открыла глаза. Это был Таннаумирк, его круглое лицо расплылось в улыбке.

– Он идти доставать другая женщина. Ты сильная женщина, хорошо. Другие умирать, ты жить.

– Меня зовут доктор Уилл Себастьян. Где у вас тут человек со сломанной ногой?

Доктор говорил торопливо и казался уставшим от многочасовой непрерывной работы. Но его лицо, добродушное и веселое, со смеющимися карими глазами и каштановой челкой на лбу показалось знакомым. Хотя теперь на нем была толстая куртка и меховая шапка с опущенными ушами, Корри не могла ошибиться.

– Доктор Себастьян? Из Канады?

– Да, я родом из Виндзора. Так где у вас больной, показывайте скорее. У меня, кроме него, еще есть пациенты.

– Кроме нее, вы хотите сказать. Это девушка. Она здесь рядом, в палатке. Похоже, у нее сломана нога.

– Женщина! Ей повезло, что она выжила. Многим мужчинам это не удалось.

Он нагнулся и почти вполз в палатку, которую Куайд поставил на этот раз в безопасном месте. Корри качало от усталости, но она все равно порадовалась, что к Ли Хуа пришел тот самый врач, который тогда на пароходе, несмотря на свою собственную болезнь, не отказался пойти к Матти Шеа. Корри верила, что Ли Хуа в надежных руках. Но не решалась войти в палатку и предложить доктору свою помощь.

Со времени схода лавины прошло кошмарных два дня, в течение которых не прекращались стоны тех, кого засыпало, и крики тех, которые пытались их откопать. Все оставшиеся в живых, все, кто мог держать в руках кирку или лопату, принимали участие в спасательных работах. Корри тоже работала наравне с остальными, каждый раз ужасаясь, когда откапывали очередного несчастного. Шестьдесят тел были завернуты в одеяла и уложены на салазки. Их отправят в Дайю, чтобы там похоронить или переправить на родину.

Теперь Корри понимала, что только чудом они с Ли Хуа не пополнили эту траурную процессию. Даже ее камера не пострадала, только треснул ящик. Куайд считал, что они родились в рубашке. Ведь лавина, по счастью, лишь задела их своим краем, а если бы на них пришелся основной удар, они бы неминуемо погибли…

Корри смотрела на вход в палатку и думала о том, что происходило внутри. Она слышала приглушенные голоса, изредка слабые стоны Ли Хуа. Безусловно, несчастье, постигшее девушку, не позволит ей продолжать путь. Это невозможно. Ей придется вернуться в Дайю и отправиться на пароходе домой. Она останется вдвоем с Куайдом! О Боже!

– Мисс, войдите, пожалуйста.

Доктор Себастьян высунул голову из палатки и позвал ее.

– Я?

– Другой мисс я здесь не вижу.

– Хорошо.

Корри заползла внутрь. Ли Хуа лежала на куче одеял рядом с печкой, ее лицо побелело и сохраняло следы тяжких страданий. Но, несмотря на это, девушка была прекрасна. Черные волосы рассыпались по плечам, кожа была матовой и, казалось, светилась изнутри перламутровым светом. Доктор Себастьян закатал штанину ее ватных брюк почти до бедра, разрезал длинные шаровары, и обнаженная нога Ли Хуа казалась от этого особенно маленькой и беззащитной.

Доктор склонился над девушкой и, не отрываясь от работы, сказал Корри:

– Мне нужно, чтобы присутствовала женщина. А у вас знакомое лицо. Я не мог вас видеть раньше?

– Мы вместе плыли на «Алки». Помните, там умерла женщина? Это я привела вас к ней. Вы еще страдали морской болезнью.

– Да, да…

Он улыбнулся, достал из кожаного чемоданчика пузырек с лекарством, налил несколько капель в ложку и обратился к Ли Хуа:

– Вот, выпейте. Это настойка опия. Она уменьшит боль. Слушайте, а какого черта вы оказались на Чилкуте? Неужели вы решили перейти через перевал, чтобы найти работу в одном из дансингов Доусон Сити?

– Конечно, нет!

Корри возмущенно посмотрела на него.

– Я ищу своего жениха, чтобы выйти за него замуж. А ЛиХуа собирается стать золотоискателем.

– Вот как! – Доктор Себастьян откинул челку со лба и внимательно посмотрел на больную. – Но она такая хрупкая, и кости у нее такие тонкие – как у маленькой птички. Как же она собирается работать на прииске?

Ли Хуа шевельнулась и вскрикнула от резкой боли в ноге, потом приподняла голову и гневно выпалила:

– Во-первых, меня зовут Ли Хуа. Во-вторых, я достаточно сильная, чтобы стать старателем. А в-третьих, неприлично говорить обо мне так, как будто меня здесь нет.

– Извините, я не хотел вас обидеть. Это профессиональная привычка, Ли Хуа.

Доктор произнес имя девушки медленно, как будто хотел распробовать его вкус.

– Я твердо решила стать золотоискателем. А почему бы нет? Только потому, что я женщина? На пароходе я встречала женщин, которые тоже хотели застолбить свой собственный участок.

– Так, значит, вас тоже не миновала золотая лихорадка? Ну хорошо. Послушайте, я дал вам болеутоляющего, но нога все равно может болеть. Вам придется потерпеть. Я наложу вам шину перед отправкой на Пастушью Стоянку.

– На Пастушью Стоянку?

– Да, там есть больница. Всех раненых мы отвозим туда. Вы побудете там какое-то время, пока не поправитесь, после чего сможете вернуться в Дайю и отплыть домой.

Глаза Ли Хуа сверкнули.

– Я не вернусь в Сан-Франциско!

– Что же вы, в таком случае, собираетесь делать? Застолбить участок на Эльдорадо? В больнице вам наложат гипс, а когда снимут, вы еще очень долго будете хромать. Сами посудите, как с такой ногой лезть в шахту?

Ли Хуа выглядела совсем обессилевшей. Она молча и неподвижно лежала, глядя в потолок, пока доктор Себастьян не сложил инструменты в чемоданчик и вышел.

Глава 17

Теплое апрельское солнце поднялось высоко над горами. Ли Хуа вместе с остальными ранеными положили на салазки для отправки в больницу Пастушьей Стоянки. Куайд и два эскимоса добровольно вызвались сопровождать санный поезд. Корри тоже хотела идти, но Куайд категорически запретил.

– Обратный путь будет очень тяжелым для вас, Корри.

– Но Ли Хуа и я…

– Когда же вы научитесь меня слушаться? Вы никуда не пойдете, а останетесь здесь и будете ждать меня. И точка. Это не обсуждается.

– Прекрасно!

Корри сердито отвернулась от него и пошла прощаться с Ли Хуа. Китаянка лежала на салазках, завернутая в одеяла, собаки были уже впряжены. На соседних салазках стонал человек с переломанными ногами, рядом с ним лежали два мальчика, получившие сильнейшие ожоги: во время обвала на них опрокинулась раскаленная печка.

Ли Хуа заснула. Ее лицо в обрамлении черных волос и при свете яркого солнца казалось фарфоровым. Она была похожа на маленькую китайскую статуэтку.

– Ли Хуа, проснись. Ты слышишь меня?

Девушка открыла глаза и прошептала:

– Корри…

– Я думаю, нам лучше проститься сейчас, раз уж Куайд не разрешает мне проводить тебя.

Корри сунула руку в карман куртки, куда она предусмотрительно переложила несколько банкнот.

– Я хочу дать тебе денег на дорогу домой. Ты ведь потратила все свои на провиант.

Ли Хуа безучастно посмотрела на Корри.

– Возьми его себе. Мне он теперь не понадобится.

– Хорошо.

Корри засунула деньги в куртку Ли Хуа.

– Спасибо, Корри.

– Ерунда. И потом, в том, что ты оказалась здесь, на Аляске, есть и моя доля вины.

– Твоя доля вины? – Ли Хуа грустно улыбнулась. – Но почему? Я ведь сама залезла в сундук и проникла на корабль. Кроме того… кроме того, я сделала страшную вещь.

Корри пристально посмотрела в глаза Ли Хуа, вспоминая ее невнятные выкрики в палатке, когда они были под снегом.

– О чем ты говоришь, Ли Хуа? Что ты сделала?

Наступила долгая пауза. Девушка боролась с приступом боли в ноге, на ее лице выступил пот. Наконец она прошептала:

– Дело в Дональде Ирле. Это я сказала ему, что ты собираешься бежать на Север.

– Что? – Кровь ударила Корри в голову. Она чувствовала себя раздавленной, преданной, уничтоженной. – Как ты могла это сделать? А я еще заплатила за твой проезд на пароходе? И взяла тебя с собой! Я думала, что мы подруги!

Глаза Ли Хуа наполнились слезами.

– Ты не понимаешь, Корри…

– Нет, я все понимаю! Я знаю, почему ты это сделала, Из-за денег! Ты предала меня за деньги! Дональд подкупил тебя!

– Нет! Я…

– Ты украла самородки моего отца! Ты получила взятку за то, что сняла мерку с моего пальца! Тебе было мало? Ты хотела еще денег?

За всю свою жизнь Корри не помнила себя в такой ярости. Она чувствовала потребность что-нибудь разбить, растоптать, уничтожить. Так поступал ее отец, когда бывал в бешенстве. Однажды она видела, как он в припадке ярости схватил огромную напольную вазу и швырнул ее об стенку так, что та разлетелась на тысячи маленьких кусочков. Корри жалела, что у нее под рукой не было сейчас такой вазы. Она в ярости сорвала с рук меховые рукавицы и кинула их в Ли Хуа. Они ударились об одеяло и соскользнули на снег. У Корри мгновенно замерзли руки, от этого она еще больше разозлилась.

– Как ты могла! Войти в сговор с Дональдом против меня! Ты не представляешь, какой это страшный человек!

Лицо Ли Хуа стало похожим на посмертную маску.

– Представляю.

– Я очень рада, что ты уедешь отсюда. Я счастлива! Я не хочу, чтобы ты была рядом со мной! Слышишь, не хочу!

Ли Хуа отвернулась и ничего не ответила. Она плакала.

Корри пришла в себя, когда караван с ранеными отошел уже довольно далеко. Она подняла рукавицы, надела их и посмотрела ему вслед. Рядом с салазками Ли Хуа шел Куайд. Его движения были легки и энергичны, как будто он не провел последние два дня практически без сна, откапывая пострадавших и их провиант. Скоро караван превратился в крошечную черную точку на белом снегу. Корри направилась к палатке. Вокруг нее суетились люди, откапывая из-под снега свои пожитки. Некоторые складывали их на салазки и тащили вниз, к Кратерному озеру – следующему пункту их маршрута.

Ничего не видя перед собой, Корри прошла мимо группы мужчин, собравшихся у костра и проводивших ее вопросительными, любопытными взглядами. Она влезла в палатку, подбросила в печку дров, купленных на Пастушьей Стоянке за бешеные деньги, и завернулась в одеяло. Корри заснула и проснулась только через несколько часов.

Солнце уже клонилось к закату и приобрело кроваво-красный оттенок. Корри почувствовала, что проголодалась. Не удосужившись надеть шапку и куртку, она выскочила на мороз и побежала к груде мешков с провиантом, которую Куайд сложил неподалеку от палатки.

Что ей взять? Муку? Рис? Фасоль? Фасоль нужно долго размачивать. Если взять муку, то нужно печь хлеб, а она не уш-реиа, что у нее это получится. Еду готовил Куайд, это входило в его обязанности. Пока он стоял у плиты, Корри обычно фотографировала или проявляла пленки в затемненном углу палатки.

У нее закружилась голова. Она села на мешок с рисом и закрыла лицо руками. Сцена прощания с Ли Хуа живо встала у нее перед глазами. Девушка смотрела на нее таким жалобным, полным невыразимой тоски взглядом, что Корри почувствовала себя виноватой, как будто это не ее предали, как будто это она беспощадно ранила свою подругу.

Она вспомнила про Эвери. Где он сейчас? Все ли с ним в порядке? Обрадуется ли он, когда увидит Корри и узнает о ребенке? Ну конечно, как же может быть иначе. Ведь он же написал в письме, что любит и хочет жениться на ней?

Корри поднялась и вернулась к мыслям о еде. Она решила открыть банку консервированного молока и приготовить немного овсяных хлопьев. С этим-то уж она как-нибудь справится.

В то время, как Корри искала в мешках овсянку, к ней подошел высокий парень в красной клетчатой куртке. Он был бородат, как и большинство чечако, которые не знают, как опасно носить бороду на суровом морозе.

– Эй, а ты девчонка с норовом!

Корри оглянулась.

– Нет у меня никакого норова!

Он засмеялся.

– Ну да, я сам видел, как ты напустилась на эту китаянку со сломанной ногой. Интересно, чего это вы не поделили? Тебе не скучно здесь одной? Я видел, что твой мужчина тоже ушел с ними на Пастушью Стоянку.

Корри заметила, что огромная рыжая борода никак не вязалась с его тонкими, почти птичьими чертами лица.

– Оставьте меня в покое. Я занята.

Корри вдруг почувствовала себя неловко в мужских брюках, обтягивающих бедра и ягодицы, и в белой шерстяной рубашке, которая не скрывала, а наоборот, подчеркивала пышность ее груди. К тому же она распустила волосы, чтобы причесаться, и они рассыпались по спине каштановым водопадом.

– Чем занята? Собираешься готовить еду?

Он хитро глянул на нее.

– Знаешь, что? Хотелось бы посмотреть на тебя в женской одежде, а не в этих грубых штанах. Ты, наверное, здорово смотришься в цветном платье с оборками и глубоким вырезом. Или что вы там носите в дансингах.

Он думает, что она работает в дансинге! Корри чуть не закричала от возмущения.

– Я порядочная женщина и не имею никакого отношения ни к дансингам, ни к другим подобного рода заведениям. Будьте любезны оставить меня в покое.

Она сунула руку в мешок и наугад вытащила пакет. Это оказались сушеные абрикосы. Она поднялась и собралась вернуться в палатку.

– Эй, ты куда?

Но Корри уже вползла внутрь и плотно задернула за собой полог. Она кинула пакет на кровать и села рядом. Корри старалась не дать волю слезам ярости. Каков наглец! Если бы Куайд был здесь, этот тип не осмелился бы даже приблизиться к ней. И вообще, как насчет хваленой старательской этики, о которой Куайд так любит рассуждать? Или Корри не повезло, и она встретила единственного мужчину на Аляске, который слыхом не слыхивал ни о каком кодексе?

Корри открыла пакет и стала жевать сухие абрикосы. В это время полог откинулся и парень юркнул в палатку.

– Что вы здесь делаете?

– Послушай, детка. Если ты спишь с одним мужчиной, чем тебе плохо спать с двумя? Тебя от этого не убудет. И потом, разве ты не собираешься делать то же самое в Доусоне за деньги?

Она швырнула ему в лицо пакет. Он поймал его и улыбнулся.

– Не годится так обращаться с мужчинами. Не сердись, я только хочу развлечь тебя, чтобы ты не чувствовала себя одинокой.

– Я не одинока!

Корри медленно отползала от него. В палатке было мало места для передвижения. Парень на четвереньках крался за ней, как голодная собака за добычей.

– Ну же, иди сюда! Я не причиню тебе вреда. Только приласкаю немножко.

– Оставьте меня! Я вам повторяю, что я порядочная женщина.

Он подползал все ближе. Вдруг одним прыжком он дотянулся до нее и стал жадно срывать одежду.

– Брось болтать. Ты слишком хорошенькая, чтобы быть порядочной.

Корри старалась оттолкнуть его.

– Тем не менее, это так! Если вы сию секунду не уберетесь отсюда, я все расскажу Куайду!

К ее удивлению, у незнакомца при этих словах мгновенно поубавилось решительности, и Корри продолжила в том же духе:

– Вы знаете, что он сделает с вами, если узнает обо всем?

– Что?

– Сначала он вспорет ножом мешки с вашими продуктами, а потом примется за вас!

С каждым словом Корри чувствовала, как в ней возрастает уверенность, а в незнакомце – беспокойство. Ей нравилось быть под защитой, пусть косвенной, сильного мужчины.

– Куайд не щадит тех, кто покушается на его женщин. Он убивает их. Вспарывает им животы и выбрасывает внутренности в снег не съедение волкам.

Парень был в полной растерянности. Ни слова не говоря, он развернулся и выполз из палатки.

Корри стало смешно – каких нелепостей она наговорила этому простофиле! А он испугался и сбежал. Да, но, простофиля или нет, он хотел изнасиловать ее и был близок к этому, потому что звать на помощь было некого. И если бы не упоминание о Куайде…

Корри завернулась в одеяло и, притихшая, обескураженная случившимся, стала с нетерпением ждать возвращения Куайда.

Солнце, похожее на красноватый блин, еще долго висело над горизонтом. Наконец оно скрылось за горой, и на лагерь опустилась долгая северная ночь. Несколько часов спустя вернулся Куайд с новостями. Ли Хуа благополучно поместили в больницу. Тех двух мальчиков с ожогами тоже. Человеку с переломанными ногами оказали первую помощь, но у него оказались деньги, и он нанял эскимосов, чтобы те отвезли его в Дайю.

– Что касается меня, то я написал статью о лавине и отправил ее в «Трибьюн». Я обещал им целую серию очерков о Юконе. Сейчас на них большой спрос. Такое ощущение, что не осталось ни одного нормального человека. Все свихнулись на золоте.

Они были в палатке вдвоем, горящая свеча отбрасывала на стены их движущиеся тени. Корри рассказывала Куайду о парне, который приходил к ней, пока его не было. Она постаралась сделать свой рассказ шутливым, чтобы Куайд не беспокоился. А когда сравнивала этого олуха с собакой, чистосердечно рассмеялась.

Куайд, напротив, не казался веселым.

– Боже мой, Корри, что тут смешного? Вы что, не понимаете, чем это могло кончиться?

– Конечно, понимаю. А смеюсь потому, что все уже позади, но тогда он действительно выглядел смешно. Он крался за мной, как рыжий сеттер за подранком…

– Господи Боже, рыжий сеттер!

Куайд схватил ее за плечи и потряс.

– У вас есть голова на плечах, Корделия Стюарт, или нет? Вы единственная женщина среди огромного множества мужчин. Одному Богу известно, что это за люди и что у них на уме!

– А как же ваш старательский кодекс? Вы же сами говорили, что порядочные женщины…

Куайд казался смущенным.

– Кодекс действительно существует. Человек может оставить провиант без присмотра и быть уверенным, что его не украдут. И если кто-нибудь в отсутствие хозяина воспользуется его палаткой, то он возместит расход дров и продуктов. Что же касается женщин…

– То они не подпадают под этот кодекс чести? Да? – Глаза Корри сверкали от злости.

– Корри, вы не понимаете…

– Я все понимаю. Кодекс уважительного отношения к женщине действует или нет в зависимости от того, знает ли мужчина о его существовании. А также в зависимости от того, является ли, на его взгляд, женщина порядочной или нет. Если ему кажется, что ее место в дансинге или борделе, тогда кодекс не действует. Правильно?

Куайд с силой притянул Корри к себе так, что она совсем близко увидела черную глубину его сердитых глаз.

– У вас вспыльчивый характер, Корри.

Она попыталась вырваться из его рук.

– Да, ну и что! Какое вам дело до моего характера! Я ведь собираюсь выходить замуж не за вас, а за Эвери.

Куайд опустил руки и тихо сказал:

– Пусть так. Но вы наняли меня, чтобы я доставил вас вашему жениху в целости и сохранности. И я намерен выполнить свое обещание. Для вашего же блага и безопасности вы должны продолжать путь под защитой мужчины, чтобы подобные инциденты не повторялись.

– Да… но я под защитой. Вы…

– Я имею в виду реальную защиту. Вам не годится жить одной, это может плохо кончиться. Потому что все мужчины считают вас одинокой и свободной. С нынешней ночи вы будете жить со мной в одной палатке. Пусть все думают, что вы моя женщина, тогда никто не посмеет к вам прикоснуться. Все будут знать, что я убью каждого, кто посмеет домогаться вашей любви. И это не будет ложью. Я действительно убью.

Куайд произнес эти слова так хладнокровно, что Корри испугалась.

– Но… в одной палатке! Не хотите ли вы сказать, что мы будем делить одну… – Это ужасно! Спать так близко от Куайда, что в любую минуту можно коснуться его… – Мне кажется, я знаю, чего вы хотите. Но у вас ничего не выйдет. Я порядочная женщина и не намерена стать вашей любовницей. Все останется без изменений. Я и дальше буду жить одна в палатке. Того, что вы будете поблизости, достаточно, чтобы защитить меня.

– Правда? – Он улыбнулся. – Вы же сами говорите, что этот тип отвязался от вас только после того, как вы припугнули его мною. Корри, поймите, вам действительно необходима защита. Вы даже не представляете себе, какое впечатление производит на мужчин молочная бледность вашего лица и пышность форм, которую не в состоянии скрыть самая грубая мужская одежда. А ваши волосы, золотисто-ореховые, выбивающиеся из-под шапки…

Куайд протянул руку к ее лицу, и на какую-то долю секунды Корри захотелось, чтобы он коснулся ее. Но он опустил руку и отошел, чтобы зажечь еще одну свечу.

– Возможно, вы и порядочная женщина, но тот человек был прав, вы на такую совсем не похожи. Для них всех вы похожи на примадонну кордебалета. Если бы вы вышли на сцену дансинга, мужчины Доусон Сити забросали бы вас золотыми самородками. Вы бы утонули в них по колено.

Корри молча смотрела на него. Куайд отвернулся от нее, достал какой-то предмет из кармана и внимательно разглядывал его при свете свечи. Корри заглянула ему через плечо и с ужасом увидела, что он держит в руках обожженную камею.

– Я не буду спать в одной палатке с вами.

– Будете. Тогда все решат, что вы моя женщина, и никто не посмеет тронуть вас. Я тоже не трону, не волнуйтесь. Я сохраню вашу чистоту и невинность для Эвери. Мы будем как брат и сестра.

Он задумчиво погладил потрескавшуюся эмаль брошки и сунул ее обратно в карман.

– И да будет так.

Корри холодно взглянула на него и ответила:

– Брат и сестра? Ну что ж, хорошо. Вы приняли решение, и мне остается только повиноваться. Я ведь не имею права голоса! А теперь я хотела бы немного почитать, так что, сделайте одолжение, оставьте меня в покое.

– Прекрасно, читайте на здоровье. Я как раз собирался сесть за статью.

Корри достала из сундука книгу и уткнулась в нее, искоса поглядывая на Куайда, который доставал из ящика бумагу и чернильницу.

Эвери! Она постаралась оживить в памяти любимые черты, но портрет получался блеклым и невыразительным. Зато на его фоне четко и навязчиво вырисовывалось лицо Куайда. Голубые смеющиеся глаза, кривая линия переносицы, неправильно сросшейся после перелома…

Глава 18

Озеро Беннет со всех сторон обступали синие лесистые склоны холмов, над которыми возвышались голые скалы. Предсказания тети Сьюзен относительно суровости и дикости здешних мест сбылись в полной мере. На пути сюда они видели лосей и дважды обнаруживали медвежьи следы около палатки. Ночами поднимался холодящий кровь волчий вой, полный одиночества и невыразимой тоски.

Отсюда должно было начаться их путешествие по воде до Доусон Сити. К разочарованию Корри, Беннет Сити оказался еще одним палаточным лагерем, протянувшимся на многие мили по берегу замерзшего озера, еще одним скоплением людей, суетящихся вокруг штабелей пиломатериалов и остовов недостроенных лодок. Воздух был пропитан запахом свежеоструганного дерева, горное эхо усиливало и без того оглушительный визг пил и стук топоров.

У Корри было такое ощущение, что десять тысяч человек ни с того ни с сего решили поселиться на территории лесного склада.

С ледников окрестных гор постоянно и неумолимо дул холодный влажный ветер. Снег ложился на землю и тут же таял, превращая белизну земной поверхности в черную слякоть, обнажая нечистоты и мусор – неизбежные спутники человеческого жилья. Опилки и стружки, пустые бутылки, пищевые отходы, консервные банки. Какой-то шутник построил настоящий маленький домик из пивных бутылок с крышей из жердей, покрытых брезентом и дерном.

Основным занятием населения Беннет Сити являлось судостроение, как остроумно заметил Куайд.

– Билет на пароход стоит дорого, многим это не по карману. Вот они и строят суда своими руками – кто во что горазд. Это может быть все что угодно, лишь бы держалось на плаву – шаланда, плоскодонка, выдолбленная колода. Я даже видел здесь на берегу одну лодку с гребным колесом. Представляю, какое будет зрелище, когда все эти штуковины спустят на воду.

– Да, но озеро замерзло. Как же они доберутся до воды?

Корри в изумлении оглядела заснеженную поверхность озера, шероховатую от торосов.

– Лед скоро сойдет. А когда Юкон вскроется, я куплю билет на пароход, и мы поплывем вверх по течению. Я, может быть, и обладаю некоторыми достоинствами, но боюсь, что на судостроение моих талантов не хватит. Так что в ближайшие две-три недели нам делать совершенно нечего. Только ждать. Вы можете фотографировать, сколько душе угодно. А ледоход, я уверен, произведет на вас незабываемое впечатление.

Дни тянулись медленно. Корри все чаще задавалась вопросом, удастся ли ей в конце концов отыскать Эвери. Куайд наводил справки здесь, на озере, но никто ничего не знал о Курране. Куайд предположил, что он, вероятно, решился пересечь озеро по льду на собачьей упряжке. А может, он вообще проходил не здесь, а по Белой тропе или перешел через ледники у Вальдеса.

– Как бы то ни было, беспокоиться не стоит, Корри. Если он здесь, мы найдем его. Если же нет, если он погиб, тогда…

Куайд мог не продолжать. Корри к этому времени уже успела узнать, как непредсказуема человеческая судьба в этом диком краю. Эвери мог погибнуть, замерзнуть насмерть где-нибудь на горном перевале, и она может никогда не узнать об этом.

Зато Корри на собственном опыте узнала всю тяжесть совместного житья с Куайдом. Он тщательно придерживался обещания обходиться с Корри, как с сестрой. Временами он казался веселым и беззаботным, и Корри было легко с ним. Чаще он пребывал в мрачном безмолвии.

Однажды за ужином Куайд казался особенно тихим и погруженным в себя. Вдруг он нарушил молчание странным вопросом:

– Корри, вы меня считаете разумным человеком?

Она удивленно подняла на него глаза.

– Да… конечно, да. А почему вы спрашиваете?

Куайд отвернулся.

– Возможно, когда вы узнаете меня получше, то перестанете считать таковым. Скажите, вас никогда не обуревали… странные чувства? Странные, необъяснимые чувства, от которых не избавиться, которым можно только подчиниться?

– Нет. Пожалуй, нет.

– Это понятно. Люди, в большинстве своем, имеют очень ограниченные стремления, например, съесть лишний кусок шоколадного торта или переспать с женой соседа. – Куайд помрачнел. – Приходилось ли вам когда-нибудь совершать поступки, подчиняясь лишь внутреннему чувству?

Корри засмеялась.

– Ну, конечно. Если я чувствую необходимость купить себе новую кофточку, то иду в магазин, а если я чувствую, что голодна, то…

Куайд бросил на нее сердитый взгляд и нахмурился еще сильнее.

– Перестаньте смеяться надо мной! Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду не такого рода потребности. Но представьте… представьте, что однажды вы случайно встречаете на улице человека. Он поразительно похож на того, кого вы… ненавидите лютой ненавистью. Только выглядит старше и имеет более плотное телосложение. Вы наводите справки и узнаете, что это абсолютно другой человек, не тот, которого вы знали раньше, с другим именем и положением в обществе.

Куайд на мгновение смутился, но продолжил:

– Но в нем все равно что-то есть, Корри. Что-то, что не оставляет вас в покое, мешает вам жить. И вы, будучи не в силах с этим бороться, начинаете следовать за ним повсюду.

Корри заметила, что рука Куайда непроизвольно потянулась к карману, где лежала обожженная камея.

– Но ведь это неразумно. А я всегда считал себя человеком рассудительным, даже рациональным.

Корри задумчиво посмотрела на него и медленно произнесла:

– Нет, со мной никогда ничего похожего не случалось. А… что это за человек? И почему для вас так важно…

Куайд с досадой махнул рукой.

– Давайте оставим эту тему, ладно? Это мой личный кошмар, не стоило им делиться с вами.

Корри часто думала в эти дни о своем ребенке. Если родится мальчик, он, по всей вероятности, унаследует благородную внешность отца. А если девочка, то обязательно будет похожа на нее. В любом случае, кто бы ни родился, это будет их с Эвери ребенок, плод их сладостного единения…

У Корри начал расти живот, так что вскоре это стало заметно, и пришлось расшить брюки в талии. Куайд подивился ее благоразумию.

– Вы правильно делаете, что не перестаете носить брюки. В них гораздо теплее, к тому же везде такая грязь, что, пройдись вы в юбке, потом никакими силами не отчистите. Если вас интересует мое мнение, то вам любой наряд к лицу. Особенно фланелевая рубашка.

Куайд был в веселом расположении духа, поэтому улыбнулся и потрепал ее по щеке. Корри рассерженно оттолкнула его.

Чтобы как-нибудь убить время, Куайд учил Корри готовить. Теперь она могла испечь на походной печке вполне съедобную буханку черного кислого хлеба. А еще научилась делать отменные пирожки с начинкой из сушеных яблок и орехов. Куайд купил сироп и развлекался сочинением новых десертов из того скудного ассортимента продуктов, который у них был. Он подшучивал над Корри и постоянно повторял:

– Вам надо поправляться.

Корри часто вспоминала отца, когда фотографировала, а затем без устали проявляла пластины в отгороженном и тщательно занавешенном углу палатки. Она запечатлела грязь и убожество человеческого жилья, компании спившихся бродяг на главной улице Беннет Сити, а однажды битый час провела, снимая, как целая толпа людей расселась на высоченных лесах и слаженно, дружно пилила толстые бревна.

В один из дней, отстояв в очереди на почту пять часов, Корри получила письмо от тети Сьюзен.

«Корри, дорогая моя девочка, все ли с тобой в порядке? Я так беспокоюсь о тебе и о Ли Хуа. Можно ли доверять тому человеку, которого ты наняла в проводники? Ты знаешь, я не одобряла твоего намерения отправиться на Север, но раз ты все равно уже там, я желаю тебе удачи. Я очень люблю тебя, моя девочка. Если бы я могла хоть чем-то помочь тебе!»

Тетино письмо содержало еще кучу новостей и вопросов. В Сан-Франциско все только и говорят что об испано-американской войне. Судоверфи Стюарта лихорадочно выполняют военные заказы правительства под управлением помощника Дональда. Сам Дональд высылает директивы и распоряжения из Дайи. Кстати, встречалась ли Корри с ним? Хорошо ли она питается? Носит ли теплую одежду? Нужны ли ей деньги? Когда она собирается вернуться?

Корри читала письмо, попеременно смеясь и тяжело вздыхая. Она тут же написала ответ, в котором намеренно неопределенно рассказала об их с Куайдом житье на озере Беннет и вовсе не упомянула о лавине. Зачем напрасно беспокоить тетю? Ли Хуа сможет ей обо всем в подробностях рассказать, когда вернется в Сан-Франциско, к тому же информация, переданная лично, всегда выглядит убедительнее.

Как-то раз Корри решила прогуляться по берегу озера и посмотреть, как продвигается строительство лодок. Вдруг ее кто-то окликнул:

– Миссис Прайс! Неужели это вы?

Корри обернулась и увидела, как ее догоняет Евлалия Бенраш. На ней была черная строгая блузка, подол юбки покрывал густой слой засохшей грязи. В качестве верхней одежды она носила мужскую стеганую куртку, которая была ей настолько велика, что рукава доходили до кончиков пальцев.

– Миссис Бенраш! Вот так встреча!

Корри не могла скрыть своего удивления.

– Да, это я. Мне удалось благополучно перейти через перевал, и как только сойдет лед, я собираюсь взять билет на пароход и отправиться вверх по реке до Секл Сити, где в больнице находится мой муж. Мне ужасно опротивело это грязное, многолюдное поселение. Я с нетерпением жду возможности уехать отсюда. Уверена, что по крайней мере половина этих омерзительных людей не умеют или не считают нужным пользоваться отхожим местом.

Последнюю фразу Евлалия Бенраш произнесла злорадным шепотом. Потом придирчиво осмотрела Корри с головы до пят.

– Я вижу, вы носите мужскую одежду. Что касается меня, я под страхом смерти не надела бы на себя брюки. Женщина должна всегда оставаться женщиной. Вы ведь путешествуете не одна, не так ли? Я еще на «Алки» подумала, что это не может быть так.

– Я… нет.

– Что же, вы едете с подругой?

– Нет, не совсем. Я… я наняла одного человека, который согласился отвезти меня вверх по реке.

Губы Евлалии Бенраш вытянулись в прямую тонкую линию.

– Мужчина. Я так и думала. Так, значит, мне не показалось, когда я пару дней назад видела, как вы входили в палатку с мужчиной. Я подумала тогда, что обозналась. Ведь на пароходе вы производили впечатление порядочной женщины.

Евлалия Бенраш придала своему лицу выражение, демонстрирующее, что с нынешнего момента Корри отказано в чести принадлежать к этой категории.

– Это был мистер Хилл, человек, которого я наняла…

Корри сконфуженно и сбивчиво пыталась объясниться.

– Мужчина – он мужчина и есть. Это вольные пташки, которые не имеют никаких моральных принципов. Но ведь для проститутки это безразлично, не так ли?

С этими словами миссис Бенраш подобрала заляпанный грязью подол своей юбки и ушла, гордо подняв голову. А Корри смотрела ей вслед, обескураженная и покрасневшая от стыда.

Наступила середина мая. Резкое потепление вызвало настоящее нашествие москитов – бедствие, которому нет равных на Севере. Куайд и Корри вынуждены были закрываться москитной сеткой и мазаться патентованным репеллентом, чтобы как-то существовать.

Корри все труднее было делить крышу с Куайдом. Он, надо отдать ему должное, относился к ней с братской нежностью и тактичностью, беспрекословно освобождая Корри от своего присутствия, если у нее возникала необходимость переодеться или вымыться. Несколько раз он имел серьезный разговор с мужчинами, которые проявляли слишком большой интерес к Корри. Однажды даже пришлось пригрозить пистолетом, что возымело моментальное действие.

Если совместное житье с Корри и стоило Куайду каких-нибудь усилий, то он тщательно скрывал это. Корри же постоянно чувствовала присутствие Куайда рядом: массивность его тела, грубую жизнерадостность, тяжелый взгляд его мужественных глаз, так непохожих на глаза Эвери. Корри изучила его привычки, заранее знала, Что может его развеселить, что – расстроить. Она знала теперь, что он имеет обыкновение спать, подложив руку под голову, что иногда его мучают ночные кошмары, тогда он страшно вскрикивает во сне.

По большей части его стоны и крики бывали неразборчивы, но однажды Корри абсолютно отчетливо услышала, как Куайд произнес жуткие слова: «О Боже! Огонь! Огонь!» Он заметался по кровати, размахивая руками так сильно, что Корри испугалась, как бы он не задел ее. Она потрясла его за плечо.

– Куайд! Куайд, проснитесь. Это только кошмар, страшный сон.

– Что?

Куайд очнулся и сел в постели. В мерцающем свете печки Корри увидела, что его глубокие глаза широко раскрыты и абсолютно бессмысленны, а руки сжаты в кулаки.

– Это я – Корри. Вам приснилось что-то страшное. Ложитесь обратно, Куайд.

Он продолжал бессмысленно смотреть на нее.

– Куайд, вы слышите, это был только страшный сон. Все хорошо.

Наконец он послушно лег обратно и заснул. Наутро Корри напомнила ему ночное происшествие.

– О чем вы?

Куайд рассеянно взглянул на нее и взял в руки котелок, в котором обычно сбивал тесто для оладий. Потом сердито пробурчал:

– Страшные сны снятся детям, которые боятся темноты и привидений.

– В таком случае вы тоже боитесь привидений. Потому что ночью вас мучил какой-то кошмар. Я слышала, как вы кричали что-то об огне.

Куайд молча продолжал сбивать тесто, потом спросил:

– Хотите, я добавлю сюда протертых абрикосов. Вам будет это полезно.

– Мне все равно. А вы избегаете ответа на вопрос. Насколько я могу судить, вам постоянно снится один и тот же кошмар. И каждый раз вы размахиваете кулаками, как будто хотите кого-то убить. Это… Это как-то связано с той обожженной брошью, с которой вы никогда не расстаетесь?

– Корри, мы же с вами договорились, что вы не вмешиваетесь в мои дела, а я – в ваши.

– Если вы спите бок о бок со мной и при этом страшно кричите и молотите в воздухе кулаками, это перестает быть только вашим делом. Не удивлюсь, если в один прекрасный момент вы нечаянно убьете меня и даже не проснетесь.

Куайд отставил тесто в сторону. Потом достал из кармана брошь и положил на раскрытую ладонь. Казалось, на обожженной позолоте неведомым образом запечатлелись ненависть и страх смерти.

– Посмотрите на нее, Корри. На эту девушку с камеи. На ее лицо, безмятежное и умиротворенное, даже несколько строгое.

– Кто это, Куайд? Кто была женщина, которая носила эту брошь?

– Она не успела стать женщиной. Ей не исполнилось и восемнадцати. Она не дожила до своего последнего дня рождения всего несколько дней. Это я ей подарил брошку.

– Она была…

– Она была прекрасна, Корри. Правда, иногда она могла быть сердитой – на тот образ жизни, к которому ее принуждали. Она хотела быть свободной, хотела стать писательницей, как я. А ее держали взаперти дома, заставляли выйти замуж по расчету, за нелюбимого человека.

Наступило молчание, потом Куайд продолжил:

– Хотя лучше всего я помню ее ребенком. У нее были светло-каштановые волосы, похожие на ваши, такие же густые и тяжелые. Она была чудесной девочкой, резвой, ни секунды не могла усидеть на месте, все время находила себе какие-нибудь дела: играла в куклы, крутила обруч, возилась с собакой.

– Кто она была?

– Моя сестра – Ила. Она сгорела заживо в отцовской конторе. Удалось выяснить, что поджигателем был клерк отца, он украл большую сумму денег и хотел замести следы, спалив конторские книги. Это случилось в субботу утром, и он не предполагал, что в конторе может кто-нибудь быть. Ила сидела в задней комнате и печатала на машинке. В тот день она поссорилась с матерью…

Глаза Куайда повлажнели. Корри прошептала:

– Извините меня. Я не знала.

– Вы когда-нибудь задумывались над тем, что чувствует человек, когда сгорает заживо? Ведь это ужас! Я не могу избавиться от этой мысли, я живу с ней долгие годы. Они сказали, что на полу был разлит бензин, сначала загорелся подол ее юбки, а потом она вспыхнула, как факел. Она кричала. Господи, как она кричала…

Лицо Куайда побелело и стало цвета рисовой бумаги, на лбу выступила испарина.

«Сгореть заживо». У Корри перехватило дыхание. Она подошла к Куайду и коснулась его руки.

– Куайд, вы должны перестать об этом думать. Как это ни ужасно, все уже позади. Все в прошлом.

Куайд отрицательно покачал головой.

– Нет, Корри, не в прошлом. Все будет в прошлом только после того, как я найду этого человека и убью его.

– Куайд, нет…

Корри испуганно попятилась от него. Куайд рассматривал брошь со всех сторон, поворачивая ее на свету.

– Когда я держу в руках эту камею, мне кажется, что Ила по-прежнему со мной, что она смотрит на меня. Тогда я чувствую тот страх, муку, ненависть, которые она перенесла, ощущаю ее последнее, предсмертное желание жить. Я даже слышу ее крики, Корри. И это самое страшное.

Корри дрожала и не отрываясь смотрела, как Куайд бережно прячет брошь в карман.

– Я буду носить с собой эту вещь, пока не найду убийцу Илы, кем бы он ни был. И когда он умрет, Ила обретет покой. Это все, что я могу для нее сделать теперь.

Май был в полном разгаре. К визгу пил и стуку топоров добавился далекий грохот снежных лавин, устремившихся с вершин к подножию гор. Куайд предупредил Корри, чтобы она была осторожна во время своих лесных прогулок и не подходила близко к нависающим глыбам снега и льда. Теперь это было небезопасно. Корри ответила, смеясь, что в предупреждениях не нуждается, одной лавины с нее достаточно.

Однажды утром она проснулась с тяжелой головой. Всю ночь она видела во сне Матти Шеа, предсказывающую ей судьбу. Она быстро оделась за ширмой, которую ей соорудил Куайд, и выползла из палатки.

Восходящее солнце раскрасило небо в желтые и розовые тона. День обещал быть безоблачным. Корри задумалась об Эвери и о том, скоро ли они встретятся. Потом ее мысли перенеслись к Ли Хуа. Как ее нога? Наверное, она уже в Сан-Франциско. Интересно, вернется ли она к своей работе в доме Стюартов? Как ее встретит тетя Сьюзен?

Солнце потихоньку поднималось над горизонтом и вдруг мгновенно осветило горный ледник. Алмазы, рубины, аметисты, тысячи драгоценных камней ослепительно засверкали в его лучах.

Корри замерла от восторга. Через секунду она поняла, что не в силах вынести такую красоту в одиночестве. Она бросилась к палатке.

– Куайд! Идите сюда! Это потрясающе! Я никогда не видела такой красоты!

Куайд вышел и остановился рядом с ней. Они долго не отрываясь любовались открывшимся зрелищем. Вокруг разливалась такая тишина, что казалось, все люди на мгновение оторвались от своих дел и забот и замерли в восхищении.

Солнце поднялось выше, и магия пробуждающейся природы исчезла, горы приобрели свой обычный бело-голубой цвет.

Куайд тихо и торжественно сказал:

– Одному Богу известно, какое количество раз я смотрел на эти горы, но я никогда не видел ничего подобного. Есть вещи, которые человеку дано увидеть только раз в жизни. Похоже, мы наблюдали как раз такое.

Они вернулись в палатку и сели завтракать. Куайд вдруг показался Корри таким близким…

Озеро Беннет постепенно менялось. На прибрежных проталинах стали появляться фиолетовые крокусы. Однажды Корри увидела в небе стаю канадских гусей, которые возвращались из долгого зимнего изгнания на весеннюю теплую родину. На поверхности озера кое-где образовались промоины, а оставшийся лед, мягкий и хрупкий, был сплошь испещрен бороздками, похожими на те крохотные тоннели, которые прорывают в горе сказочные гномы.

Двадцать девятого мая лед тронулся. Это случилось внезапно в полдень, когда горячее солнце стояло высоко в голубом ясном небе.

Казалось, что сам Господь Бог творил это величественное, причудливое, волшебное действо. Лед вдруг сдвинулся и стал на глазах ломаться, как стекло: глыбы сверкающего хрусталя надвигались друг на друга и рассыпались в прах с диким скрежетом.

– Куайд! Силы небесные, я не верю своим глазам.

Корри машинально схватила его за руку. Грохот и лязг все возрастал. Казалось, огромный железнодорожный состав сходит с рельсов и валится под откос.

Куайд улыбался гордо и радостно, как будто сам устроил для Корри это незабываемое зрелище.

– Потрясающе, правда?

Корри с трудом могла его расслышать из-за чудовищного, все перекрывающего грохота. Куайд почти кричал.

– Говорят, что этот грохот слышен за пятнадцать миль. Вам еще предстоит увидеть, что будет на самом Юконе. Толщина речного льда достигает шести футов. Эти глыбы несутся вниз по течению с огромной скоростью, сшибая друг друга, и при столкновении разлетаются в кристаллическую пыль без остатка. Их можно сравнить со злыми великанами, которые идут по земле, вырывая с корнем деревья и разрушая все на своем пути.

– Это невероятно! Такая мощь!

– Вы увидите, какая это мощь, когда образуется затор. Тогда эти айсберги собьются в кучу и перекроют течение. Река выйдет из берегов и будет искать другие русла. Могут пройти дни, пока лед не растает или его не разобьет водой. Только тогда течение реки восстановится…

Они еще долго любовались ледоходом. Случалось, что льдины выбрасывало на берег. Тогда они сминали близко стоящие каркасы судов и рассыпались на миллион осколков.

Корри наконец нашла в себе силы вымолвить:

– Вот еще одно зрелище, которое, вероятно, мне дано увидеть только раз в жизни!

– Нет, Корри. Это повторяется каждый год. Вы можете хоть пятьдесят лет подряд любоваться им, если только захотите остаться здесь на такой долгий срок.

Куайд улыбнулся, и они вернулись в палатку счастливые и притихшие.

Это произошло однажды ночью, непредвиденно и закономерно, с молчаливого согласия их обоих.

Они ужинали при свечах. Куайду удалось подстрелить утку, и Корри приготовила ее с рисом. Она собиралась мыть посуду, когда вдруг заметила, что Куайд странно и пристально смотрит на нее. Корри бессознательно оправила голубой свитер, туго обтягивающий ее грудь. Голубой цвет очень шел ей, подчеркивая молочную бледность лица.

Куайд улыбнулся.

– Не удивительно, что этот парень тогда забрался к вам в палатку. Свежий воздух и моя стряпня пошли вам на пользу, Корри. Вы выглядите, как наливное яблочко, готовое упасть к кому-нибудь в корзину…

Корри смотрела на него, пораженная несоответствием между насмешливыми словами и странной дрожью в его голосе.

– Делия, не смотрите на меня так, а то я могу не сдержаться и сделать то, о чем буду потом жалеть. Диву даюсь, как мне до сих пор удавалось жить с вами в одной палатке и вести себя так, как будто я святой. Но я совсем не святой, Делия, и, думаю, пришло время вам узнать это.

– Куайд!

Металлическая тарелка, которую она держала в руках, выскользнула и задребезжала по полу. Их взгляды встретились, Корри не могла оторвать глаз от завораживающей, магической синевы.

– Молчите, Делия. Не говорите ничего. Только поцелуйте меня. Бог свидетель, я хотел этого очень долго.

Куайд обнял ее. Она ощутила его тепло, вдохнула чистый запах его тела. Его губы оказались мягкими, чувственными, осторожными. Постепенно его объятия становились все более властными, он ласкал ее так страстно, как будто хотел вложить в свои ласки всю силу истомившейся без любви души…

У Корри перехватило дыхание от настойчивого и требовательного поцелуя. Она почувствовала, с какой готовностью откликается ее тело на его близость. Ей страстно хотелось, чтобы это объятие длилось вечно, хотелось открыться навстречу ему, соединиться с ним…

– Любимая… любимая… я хочу быть еще ближе к тебе… совсем близко… ты нужна мне…

– Да, Куайд…

Их голоса слились в сладкий любовный шепот, в то время как Куайд раздевал ее медленно, осторожно, ласково. Сначала свитер, потом брюки, потом нижнее белье. Он покрывал поцелуями каждый вновь обнажившийся участок ее тела. Тепло его дыхания приводило Корри в сладостный трепет… Куайд сбросил с себя одежду и приник к горячему, возбужденному телу Корри, каждой своей клеткой ощущая его…

– Твоя грудь прекрасна, Делия. Я хочу целовать ее, любить ее…

Он коснулся языком сосков, сначала мягко, затем со все возрастающей страстью. Корри застонала от желания, по ее телу волнами расходилась чувственная нега. Она выгнула спину, теснее прижимаясь к его массивной груди и плоскому, мускулистому животу. Он целовал ее шею, грудь, живот, спускаясь все ниже, пока его губы не коснулись пушистого бугорка.

– Делия… О Господи, любимая…

Она снова выгнулась и застонала от разрывающего душу желания, а он все целовал ее, кончиком языка исследуя каждую ложбинку прекрасного устья.

Прерывисто дыша, она дотянулась до скипетра его страсти и направила его в себя. Куайд начал осторожными толчками продвигаться внутрь. Сладостная боль сосредоточилась в его лоне, так копит силы трепетный розовый бутон, готовый раскрыться. Она начала двигаться в такт ему, стараясь дать возможность войти в себя как можно глубже. Отбросив все приличия и теряя разум, она отдалась в его власть всецело, без остатка…

Правильно ли они поступают? Может ли так вести себя порядочная женщина? Ей было все равно. Корри знала только, что она и Куайд – теперь одно целое. Их соединила величественная и суровая природа Аляски. Они сами стали частью необузданной стихии: ревущей, освобожденной ото льда реки.

Его движения стали еще более энергичными. Она чувствовала, как волна жгучего наслаждения поднимает ее все выше и выше, на самую вершину страсти. Они слились в последнем мучительном и блаженном содрогании, ее исступленный крик покрыл стоны Куайда…

Потом они заснули, завернувшись в одно одеяло, около остывшей печки. Их все еще разгоряченные тела сплелись умиротворенно и нежно. Все это было так непохоже на то, что она испытала с Эвери. Даже в мечтах она не могла вообразить, что можно достичь такого совершенного утоления страсти. Всю оставшуюся жизнь она готова провести в этих объятиях. Большего счастья ей не надо.

Уже засыпая, Куайд пробормотал:

– Я же говорил тебе, что я не святой. Ты простишь меня?

Она только вздохнула, поцеловала его и уткнулась ему в плечо. Прощать было нечего.

Глава 19

Ли Хуа вовсе не была в Сан-Франциско, как думала Корри. Она все еще находилась в Дайе, в отеле «Клондайк», где безуспешно старалась прийти в себя после жесточайшей дизентерии, которой заболела еще по дороге сюда.

Доктор Себастьян нашел двух эскимосов, чтобы перевезти девушку в Дайю из походного госпиталя на Пастушьей Стоянке. Когда Ли Хуа попыталась дать ему денег, он решительно отказался.

– Но я не могу вам позволить платить за меня. Я должна сама…

Доктор взглянул на нее теплыми карими глазами, и, казалось, на мгновение между ними установилась какая-то невидимая связь, тонкая и легкая, как паутина, но тут же исчезла.

– Я не возьму ваших денег. Вам нужно перебраться отсюда в Дайю, а передвигаться самостоятельно вы не можете. Я это делаю не для вас, а для себя, чтобы моя совесть была чиста.

– Но я сильная, я могу…

Доктор улыбнулся.

– Я уверен в том, что вы сильная. Но ходить с гипсом на ноге невозможно. С другой стороны, вам нельзя здесь оставаться. Своей жене, например, я бы этого не позволил. Вам тоже не позволю.

– Своей жене?

Ли Хуа, к своему удивлению, расстроилась. Она не представляла себе, что у доктора может быть жена. Особенно было трудно в это поверить сейчас, когда он был так заботлив, смотрел на нее нежно и притворялся сердитым.

– Когда-то у меня была жена. Но потом оказалось, что она с трудом переносит мою постоянную занятость и предпочитает иметь мужа, которого деньги интересовали бы больше, чем необходимость помогать людям.

– Так вы хотите сказать, что…

– Вам нужно перебираться в Дайю. Я дам вам письмо к владельцу отеля «Клондайк». Однажды он подавился бифштексом из оленины и чуть было не умер от удушья. Хорошо, я оказался рядом. С тех пор он помнит эту услугу, я тоже.

Ли Хуа была не в силах отказаться от такого предложения. Она сделала так, как велел доктор Себастьян: взяла письмо, добралась до Дайи и обратилась к хозяину «Клондайка». Рекомендация доктора оказалась дороже золота. Ей дали прекрасную комнату всего за пятьдесят центов в день. Еда не входила в стоимость жилья.

Ли Хуа заболела дизентерией на Дайской тропе. Она была вынуждена позорно часто просить эскимосов останавливаться и относить ее на руках в сторону от дороги, где можно было облегчиться. Они выполняли ее просьбы стоически, с непроницаемыми лицами, но Ли Хуа не переставала от этого чувствовать себя подавленной.

И когда наконец она оказалась в маленькой комнатке с узкой складной кроватью и вбитыми в стену гвоздями для одежды, она бросилась на кровать и заплакала от счастья.

В госпитале Ли Хуа дали пару костылей, и она училась ходить на них, делая круги по комнате. Хозяин отеля Герман Кнольте два раза в день приносил ей еду из соседнего немецкого pecтopaнчикa: картофель, жаренный ломтиками, кислую капусту и сосиски. Ли Хуа была еще очень слаба и едва притрагивалась к еде. Мистер Кнольте был так любезен, что навел справки в пароходном агентстве и выяснил, что недостатка в обратных билетах не было.

Ли Хуа не покидала пределов своей комнаты с тех пор, как вернулась в Дайю, поэтому не знала, был ли Дональд Ирль по-прежнему в городе или нет. Все тот же Герман Кнольте сообщил ей, что в отеле «Бейли» нет постояльца с таким именем. Ну что ж, тем лучше!

Однажды Ли Хуа проснулась ночью в холодном поту оттого, что ей приснился Дональд. Она с трудом поднялась с кровати, с помощью костылей подошла к окну и прижалась лбом к стеклу. Она смотрела на улицу, где в свете фонаря, прямо напротив входа в отель, какой-то мужчина справлял малую нужду. Страшный сон отодвигался все дальше под давлением прозаической яви.

Она действительно не хотела причинять зла Корри. Но у нее не было выбора. Она честно пыталась объяснить это ей, попросить прощения, предостеречь. Но Корри не дала ей такой возможности…

На четвертый день заключения в отеле к Ли Хуа стал возвращаться аппетит. На шестой день, давясь кислой капустой, принесенной Германом Кнольте, Ли Хуа решила, что она уже достаточно поправилась, чтобы выйти на улицу и пообедать в каком-нибудь приличном ресторане. Кстати, нужно купить билет на пароход.

На следующий день Ли Хуа надела черную саржевую юбку и белую блузку, шведские кружева и элегантные сборки которой представляли ее изящную фигурку в выгодном свете.

Она тщательно расчесала и подколола волосы, надела модную соломенную шляпку. Потом накинула теплое шерстяное пальто и вышла из комнаты.

Она медленно заковыляла на костылях по коридору, голые, кривые половицы скрипели под ее тяжестью. Лестница круто заворачивала влево, на липких, засаленных стенах кое-где виднелись надписи: «Дж. П.СИтака, Нью-Йорк», «Золото или гроб, Дж. Беан был здесь», «Трахни Фло из Наггет Хаус».

После недолгого размышления Ли Хуа села на пол и стала съезжать по крутым ступенькам вниз, вытянув вперед загипсованную ногу и отталкиваясь здоровой. Несколько минут спустя она стояла на дощатом тротуаре, тяжело опираясь на костыли.

Солнце клонилось к закату и отбрасывало на мостовую длинные тени домов и людей. Группы мужчин слонялись взад и вперед или спешили по делам, в нескольких сотнях футов от подъезда отеля трое ругались, пытаясь вытащить увязшую лошадь и экипаж, ушедший в грязь по ступицу колес.

Ли Хуа глубоко вздохнула. Ведь здесь неподалеку есть ресторан нью-йоркской кухни! Туда и надо пойти! Наверняка там подают бифштекс, а может быть, и овощи с рисом или, на худой конец, цыпленка. Она, правда, не вполне оправилась от дизентерии, но мысль о том, чтобы проглотить еще хоть один кусок сосиски, приводила ее в ужас.

Маленький ресторанчик встретил ее гулом голосов и табачным туманом. Ли Хуа остановилась у двери, чтобы дать глазам привыкнуть к полумраку помещения. Она разочарованно заметила, что все столики были заняты. Но запах жареного мяса так приятно щекотал ноздри, что она медлила уходить.

– Эй, крошка! Иди к нам!

Грузный мужчина с румяными щеками жестом пригласил ее занять место за своим столиком.

– У нас здесь чертова прорва места, а оленина сегодня на редкость хороша!

Оленина! Ли Хуа посмотрела на мужчину, он казался веселым и дружелюбным, похожим на добросердечного бюргера или отца семейства. И хотя вместо говядины подавали оленину, она пахла так аппетитно, что Ли Хуа мгновенно проголодалась. Кроме того, делить столик с незнакомыми мужчинами в таком многолюдном, шумном месте вполне безопасно. Даже если бы она захотела пообедать в одиночестве, это было бы невозможно в столь переполненном заведении.

Ли Хуа проковыляла к столику.

– Что с тобой случилось? Споткнулась об ножку пианино?

Мужчины, сидящие за столом, грубо и оглушительно захохотали.

– Нет, я попала под горный обвал на Чилкутском перевале.

Они, наверное, думают, что она танцует в кордебалете.

Ну и пусть. Здесь тепло, спокойно, и она намерена вкусно пообедать. Ее желудок сводит от голода. Пусть смеются!

Румяный человек заказал для нее обед, и вскоре его принесли: оленину с картофелем, пиво и засохший яблочный пирог, подгоревший с одного бока. Ли Хуа жадно набросилась на еду, не обращая внимания на добродушное подшучивание веселой компании, и даже позволила своему благодетелю подлить в ее кружку виски из бутылки, которую он, по-видимому, постоянно носил в нагрудном кармане куртки.

Он рассказал ей, что его друзья из Огайо, а сам он из Нью-Йорка. При этом он беспрестанно подкладывал Ли Хуа кусочки мяса из своей тарелки.

– А где ты работаешь? У мадам Треси? У нее отвратительная рожа. Как будто по ней лошадь съездила копытом.

Все дружно загоготали. Когда Кордел Стюарт пил в библиотеке со своими собутыльниками, из-за дверей доносился такой же рев. Ли Хуа хорошо его знала.

– Я вовсе не…

– Тогда у Флосси? Старая толстуха Флосси умеет подбирать себе девочек!

Ли Хуа тщетно пыталась объяснить им, что она не работает ни в борделе, ни в дансинге, но они ей не верили. Ли Хуа решила, что они слишком пьяны, чтобы воспринимать человеческую речь, и оставила свои попытки.

Наконец она достала из кошелька деньги и встала из-за стола, неуклюже помогая себе костылями.

– Эй! Ты куда?

– Мне пора возвращаться в отель.

– Нет, еще рано. Ночь только начинается.

Несмотря на ее протесты, они оплатили счет. Потом Ли Хуа почувствовала, как две пары сильных рук подхватили ее под локти и понесли к выходу. Один из них взял костыли и, шатаясь и спотыкаясь на каждом шагу, пошел вперед. Перед глазами Ли Хуа поплыла вереница смеющихся лиц.

– Пожалуйста, отдайте мои костыли!

– Зачем они тебе, детка? У тебя ведь столько кавалеров! Позволь, мы за тобой поухаживаем. Мы ведь заплатили за твой обед и относились к тебе нежно.

Это говорил розовощекий человек, держа ее за правый локоть. Когда они вышли на улицу, Ли Хуа открыла рот от изумления. Пока они обедали, солнце село. Свет газовых рожков падал на мостовую из окон домов. Окрестные горы казались еще огромней и страшней в ночной темноте. Они будто подступили совсем близко к черте города, готовые раздавить его.

Ли Хуа задрожала от страха и ночной прохлады. Голова кружилась от выпитого виски.

– Отдайте, пожалуйста, мои костыли. Мне пора в отель.

– Ты живешь в отеле? А мы в палатках. Пойдем к нам в гости.

– Нет, я не хочу…

Казалось, они не слышали ее. Они смеялись во весь голос и балагурили, а розовощекий человек велел ей повыше поднять загипсованную ногу, чтобы не зацепить грязь. Ли Хуа отчаянно взмолилась:

– Пожалуйста, поставьте меня на землю.

– Пойдем с нами. Такая красотка не должна ночевать в одиночестве. Тем более, когда ее окружают такие веселые, бравые парни, как мы.

Ли Хуа растерялась. От выпитого виски мысли смешались в ее голове. Безусловно, эти люди не хотят причинить ей вреда. Они просто – разыгрывают ее, вот и все. Шутка закончится, они отдадут ей костыли и проводят в отель. Ли Хуа согласилась:

– Ну ладно. Пойдемте.

Их палатка была разбита на самом побережье. Вернее, целых три палатки, поставленные одна подле другой вокруг груды мешков, тюков и старательского инструмента; здесь же спали ездовые собаки. В тишине был слышен ласковый шепот набегающей на берег волны. Высоко в небе из-за сизых туч пробивался круглый лик луны, ярко-желтый, как золотой самородок.

Они грубо втолкнули Ли Хуа в палатку. Она стала падать вперед, тщетно пытаясь сохранить равновесие, и растянулась на куче сваленных в беспорядке одеял, пропахших потом и псиной. Подле нее был все тот же румяный человек, от которого шел тяжелый дух табака и винного перегара.

– Ты ведь не будешь настаивать на плате, красотка? Мы уже и так заплатили за твой обед. И потом, мы все как один ласковые и нежные, правда, ребята? И мы будем соблюдать очередь. Так что поторопись, снимай свои теплые штанишки.

– Что?

Ли Хуа плохо понимала, о чем он говорил, она совсем опьянела, и мужские голоса сливались для нее в бессмысленное бормотанье. Девушка попыталась развернуться к нему лицом, но гипс затруднял ее движения. Вдруг она почувствовала, что кто-то придавил ее плечи так, что она уткнулась носом в грубую шерсть одеяла.

– Послушай меня, детка. Все вы, потаскухи, одинаковы. Каждая думает, что между ног у нее бесценное сокровище. Вот что я тебе скажу. Мы с друзьями часто проделываем одну штуку в районах, где полно борделей. Запихиваем какую-нибудь потаскуху в экипаж и трахаем ее там по очереди. Разумеется, за бесплатно. А она даже не сопротивляется. Глупо кричать, что тебя насилуют, если ты работаешь на панели.

Он громко и радостно загоготал. Потом вцепился в юбку и стал задирать ее вверх. Ли Хуа чувствовала, как грубая ткань залепила ей нос и рот. Задыхаясь от удушья, она попыталась взмахнуть руками, но поняла, что не может ими пошевелить. Она оказалась плотно запеленутой, как грудной ребенок.

Тогда она решила отбиваться ногами. Чьи-то цепкие пальцы впились ей в бедра и стащили чулки. Сильные руки обхватили ее за живот и перевернули на спину. Ли Хуа услышала, как кто-то вполз в палатку, ощутила приток свежего воздуха, когда откинулся полог.

– Все в порядке, Джо, она готова. Будь я проклят, если она не брыкалась и не лягалась, как необъезженная кобылка, даже со своей сломанной ногой. Но мы собьем с нее спесь. Пусть знает, что если она строит из себя недотрогу, ее могут трахнуть и без ее согласия.

– Ну что ты кричишь, детка? Разве тебе не нравится крепкий, горячий член? Как вот этот, а? Как он тебе? Хорош, правда?

Ли Хуа очнулась на морском берегу. Она лежала, уткнувшись лицом в песок, юбка по-прежнему была задрана и обмотана вокруг ее головы. Голые ноги и ягодицы покрылись мурашками от холода и нестерпимо ныли. Она чувствовала сильную боль в промежности. Сколько их было? Ли Хуа сбилась со счета. Многие овладевали ею по нескольку раз. Их голоса, смех, запах пота и тяжесть вибрирующих тел смешались в ее голове в один сплошной кошмар. Как же они ненавидят женщин, как они их презирают!

Ли Хуа тоже ненавидела мужчин. Если бы ее не связали, она бы царапала их ногтями, кусалась бы, вцепилась бы в глотку, чтобы ощутить вкус крови. Но она не могла этого сделать, и теперь, после того как отвратительная оргия закончилась, она едва дышала и почти теряла сознание. Свежий морской воздух привел ее в чувство. Когда все кончилось, они опустили ее на прохладный, влажный песок. Кто-то приглушенно рассмеялся.

– Что теперь с ней делать?

– А ничего. Оставим здесь. Кто-нибудь ее подберет. Чем возиться с ней, лучше пойдем, пропустим по стаканчику, а, Джо? Хорошо мы ее сделали. Ей будет что вспомнить.

Они загоготали и пошли прочь. Ли Хуа осталась лежать на песке, задыхаясь от бессильной ненависти. Голоса смолкли. Прошло много времени, прежде чем к ней вернулись силы и Ли Хуа решила освободиться от сковывающих ее движения пут.

– Господи Боже мой, что это?

Ли Хуа сидела на песке с юбкой, обмотанной вокруг головы, когда услышала над самым ухом испуганный голос.

Она подумала, что в темноте ее вполне можно было принять за привидение. Тем временем голос окреп:

– Не двигайся! Сиди смирно, черт тебя подери, кто бы ты ни был. Я вооружен. Если двинешься с места – пристрелю… О Боже!

К ней протянулись руки и освободили ее лицо от тяжелой грубой ткани подола. Ли Хуа полной грудью вдохнула чистый воздух и увидела перед собой юное, почти мальчишеское лицо с открытым от изумления ртом и вытаращенными глазами.

– Женщина! Голая женщина! Что ты здесь делаешь?!

– Что… А ты как думаешь, что я здесь делаю? Я… они…

Ли Хуа безутешно разрыдалась. Но вместе с тем инстинктивно начала оправлять юбку, а когда коснулась бедер, то обнаружила, что пропал ее кожаный пояс, в котором были все ее деньги, в том числе и на билет. Ее не только изнасиловали, но и ограбили!

– О нет… только не это!

Ли Хуа судорожно шарила руками по песку вокруг себя и что-то бессвязно бормотала.

– Эй, прекрати. Перестань, я тебе говорю. Я не причиню тебе зла. Честное слово. Скажи мне, что с тобой случилось?

Его звали Мартин Джавенел. Он был девятнадцатилетним сыном одного из самых богатых банкиров Сиэтла. Юноша поднял Ли Хуа на руки и понес в свою палатку, которая была разбита здесь же, на побережье. Она обхватила его за шею и прижалась к груди, плача от собственной беспомощности. Вскоре он опустился на колени и аккуратно положил ее на песок. Потом откинул полог палатки и за подмышки втащил внутрь.

Юноша подбросил в почти погасшую печку дров, и вспыхнувшее пламя осветило палатку и наполнило ее теплом.

Он достал откуда-то одеяло, которое, кстати, не пахло псиной, и завернул в него Ли Хуа, так что она стала похожа на бабочку в коконе. Ли Хуа повернулась на бок и уставилась на горящую печку. Ей не хотелось встречаться с ним глазами.

– Так что же все-таки случилось? Ты, что же, из тех, кто…

Он смущенно замялся. Ли Хуа слышала, как его голос дрожал от страха и любопытства. Она вспомнила, что его руки задержались, пожалуй, дольше, чем нужно, когда он заворачивал ее в одеяло. О Господи, и этот такой же, как остальные! Ли Хуа приподнялась и, яростно сверкая глазами, почти закричала:

– Нет! Нет, я не из тех, кто… С чего ты взял? Только с того, что нашел меня на побережье и что я была…

Она снова расплакалась.

– Ну хорошо, хорошо, не плачь! Я только подумал. Может, ты хочешь есть или еще чего-нибудь? У меня есть холодные пирожки, я еще не все съел. Обычно я не готовлю для одного себя. Мой напарник подхватил тиф, и я отвез его в город, в больницу. Говорят, что он не выживет.

Ли Хуа молча смотрела в потолок. Он украдкой взглянул на нее и сказал тихо и задумчиво:

– Не обижайся на мои слова. Я не хотел тебя оскорбить. Я только подумал… Я хочу сказать, что ты была… Твои ноги и все остальное… Что, по-твоему, я должен был подумать?

Ли Хуа слышала, как он сначала что-то искал вокруг нее, потом протянул ей котелок.

– Вот, попробуй. Они немножко подгорели, но ничего, есть можно. Я сам съел шесть штук.

– Не хочу.

– Ты уверена?

– Да! Да, уверена! Что тебе от меня надо? – Ли Хуа пронзительно закричала: – Меня изнасиловали, а ты мне предлагаешь пирожки! Меня изнасиловали, ты слышишь? Ты хоть понимаешь, что это такое?

– Понимаю. – Он отставил котелок в сторону. – Я не идиот. Но тебе бы следовало знать, что… Я имею в виду, ты же сама приехала на Аляску, правда? Ты должна была предвидеть…

– Я должна была предвидеть, что меня изнасилуют, да?

– Нет, ну я бы так не сказал. Хотя это и правда. Зачем ты приехала сюда?

Ли Хуа не отвечала.

– Наверное, за золотом. Сейчас все за ним едут. Мужчины – вытягивать золото из земли, женщины – вытягивать его из мужчин.

Он засмеялся, и Ли Хуа подумала, что его смех звучит гораздо взрослее, чем голос.

– Я не собираюсь ничего вытягивать из мужчин!

Ли Хуа стало жарко под одеялом, она наполовину высвободилась из него.

– Ну хорошо, не собираешься и не надо.

Ли Хуа обратила внимание, что Мартин высок и нескладен, с круглым, по-детски пухлым лицом, украшенным внушительных размеров усами, которые наверняка являлись предметом его особой гордости.

Ей пришло в голову, что, наверное, она и вправду очень сильная, если перенесла это испытание судьбы. Хотя все внутри у нее болело, а тело было липким и грязным, все-таки она выжила и была полна ненависти.

– Как тебя зовут?

– Мартин Джавенел. Друзья зовут меня Марти. Мой отец – наивным идиотом. Главным образом потому, что я отправился сюда. Слушай, кофе еще не остыл, я могу подогреть. А еще у меня есть немного сахара. Ты, наверное, любишь сахар?

Ли Хуа смутилась.

– Марти, ты не мог бы согреть мне немного воды? Я чувствую себя ужасно грязной. Я… хочу помыться.

Он резко обернулся и пристально посмотрел на нее. Его большая рука, которая потянулась, было к котелку с кофе, мелко задрожала.

– Помыться. Конечно. Я сейчас все приготовлю… Для тебя.

«И для себя тоже», – подумала Ли Хуа, а вслух произнесла:

– Тогда что же ты стоишь? Ставь воду.

Глава 20

Они купили билеты на пароход «Нора» – двухпалубную, приземистую, плоскодонную посудину, вся нижняя палуба которой была забита бревнами для топки котла паровой машины. «Нора» была оснащена передвижным грузоподъемным механизмом со множеством блоков и канатов, предназначенным для разгрузки парохода в каньоне Майлс.

Каждый билет до Доусона обошелся им в семьдесят пять долларов, не считая питания. Весь путь должен был занять четыре с половиной дня, если не возникнет никаких осложнений. Корри удивилась:

– Какие осложнения?

– Ты вскоре узнаешь, моя дорогая, что река таит в себе массу неожиданностей, таких, как пороги, перекаты, мели, глыбы льда, несущиеся на огромной скорости вниз по течению. Но беспокоиться не стоит, самый опасный участок реки мы преодолеем по суше, так что, я уверен, путешествие тебе понравится. Нигде в мире не увидишь такой красоты, как на Юконе.

На борту «Норы» находилось тридцать пассажиров, большинство из них – торговцы, переправляющие вверх по реке свой товар. Один такой торговец, низкорослый, добродушный человечек по имени мистер Паппос, доверительно сообщил Корри, что везет в Доусон партию свежих фруктов и овощей, а также двадцать ящиков шотландского виски. Женщин было всего четыре: Корри, Евлалия Бенраш и изящная блондинка по имени Эллин Хардакер со своей маленькой дочкой Анни. Миссис Хардакер ехала к своему мужу, который открыл в Доусоне отель и вызвал ее к себе для помощи по хозяйству.

Они снялись с якоря ясным, солнечным июньским днем. Ослепительная белизна гор, окружающих озеро Беннет, делала их похожими на ослепительной чистоты белье, побывавшее в руках искусной прачки. Даже убожество Беннет Сити сглаживалось на фоне этой величественной красоты. Как только пассажиры поднялись на борт, Евлалия Бенраш сухо кивнула Корри, посмотрела на Куайда с холодным презрением и тут же отвела в сторону Эллин Хардакер, взяв ее под локоть. Дамы стали о чем-то шептаться, время от времени бросая на Корри уничижительные взгляды. Корри покраснела и отвернулась. Куайд стоял рядом и наблюдал за лодочной толчеей у побережья; он выглядел оживленным, волосы развевались на холодом ветру. Словно что-то почувствовав, он повернулся и посмотрел на Корри.

– Что случилось?

– Нет, ничего.

– Ничего? Ты чернее тучи. Хмуришь брови, как будто совсем не рада скорой встрече с женихом.

– Нет, Куайд, тебе показалось. Все в порядке.

Он внимательно посмотрел на Корри, но ничего больше не сказал.

С диким грохотом заработал двигатель, палуба задрожала и качнулась у них под ногами, и путешествие началось. Они шли через Оленью переправу – мелководный ручей, соединяющий реку с озером Беннет. Вода просто кишела самодельными лодками, в большинстве своем оснащенными лишь грубо отесанными мачтами с прямоугольным парусом, – это делало их похожими на детские кораблики, которые так любят мастерить мальчишки по весне. Корри была поражена. Неужели этот почти игрушечный флот сможет рреодолеть опасный путь вверх по реке? Многие из лодок имели по две пары уключин, их пассажиры неистово гребли, чтобы догнать своих соперников, которые, вероятно, вышли еще на рассвете, и теперь паруса их лодок казались белыми точками на фоне зелени речных берегов.

«Нора» выдохнула из себя облако дыма. Корри и Куайд находились в таком месте палубы, куда не долетают искры из трубы и не садится копоть. Корри перегнулась через перила и восхищенно наблюдала за маневрами игрушечного флота, поражающего своей пестротой. Какой-то человек из загруженной по ватерлинию плоскодонки помахал рукой. Корри тронула Куайда за рукав.

– Смотри, Куайд! Смотри! Эта лодка очень похожа на кормушку для скота. Такое впечатление, что ее просто выдолбили из цельного бревна.

– Да, похоже. Когда человек находится в затруднительном положении, ему в голову часто приходят оригинальные идеи.

На следующее утро «Нора» вошла в Ветреный залив озера Тагиш – узкой котловины, зажатой со всех сторон отвесными скалами. Залив действительно был ветреным, так что экипажи маленьких суденышек должны были часто лавировать, чтобы хоть как-то продвигаться вперед. Большая часть лодок осталась далеко позади, некоторые не избежали столкновения с глыбами льда, которые еще довольно часто встречались на реке, и разбились вдребезги. На глазах у Корри за борт лодки свалился человек, издав высокий, пронзительный крик, и когда его вытащили, дрожащего и перепуганного насмерть, с синими от холода губами, Корри отдала должное благородству его конкурентов.

На озере Тагиш находился таможенный пост. Корри достала камеру и сфотографировала протянувшуюся на четыре мили вереницу лодок, ожидающих своей очереди, чтобы выправить документы.

Спустя несколько часов они подошли к каньону Майлс. Это был самый неприятный участок пути. Он пролегал среди высоченных гранитных скал и имел такое быстрое и опасное течение, что в его центре образовался водоворот, с которым мог справиться только очень умелый лоцман. Куайд объяснил Корри, что они не будут пересекать каньон Майлс, равно как и не менее опасный перекат Белая Лошадь в двух милях выше по течению, а остановятся и выгрузят багаж на берег, где берет начало железнодорожная линия на конной тяге, построенная в обход бурной реки. С теми же билетами они смогут сесть на другой пароход.

На берегу была закусочная, где Куайд с Корри перекусили в ожидании, пока их багаж выгрузят. Куайд захотел поговорить с хозяином закусочной, но Корри, которая немного утомилась от пароходной качки, отказалась составить ему компанию и решила немного прогуляться.

Солнце уже почти село, оставив после себя легкий предзакатный отсвет, готовый вот-вот превратиться в кромешную темноту. Корри бродила среди тягловых лошадей, а те смотрели на нее печальными, ласковыми глазами и казались бесконечно измученными и обессилевшими. Она пожалела, что уже темно и нельзя фотографировать.

В то время как Корри рассматривала лошадей, мимо нее молча прошли Евлалия Бенраш и Эллин Хардакер, нарочито приподняв свои длинные юбки, как будто боялись, что Корри может их испачкать. Вслед за ними вышагивала маленькая Анни Хардакер, одетая так же неброско и строго, как ее мать. Она смотрела на Корри с простодушным детским любопытством.

Корри гордо выпрямилась, ее щеки пылали огнем. Как они смеют так держаться с ней! Как с порочной женщиной, проституткой! И даже ребенок…

Корри резко повернулась и пошла по направлению к закусочной, где должна была встретиться с Куайдом. Она мысленно перенеслась в ту ночь, ночь после ледохода, ночь, когда она отдала себя Куайду… Они заснули под утро в объятиях друг друга, и даже во сне Корри не покидало ощущение неизмеримого, необъятного счастья. «Делия, моя прекрасная маленькая Делия», – продолжал звучать его голос. Когда Корри проснулась, Куайда не было. Она лениво потянулась под теплым, мягким одеялом, сохранившим особый, терпкий запах его тела, и почувствовала, что ее переполняет бесконечное, сладостное изнеможение. В эту минуту в животе ее что-то шевельнулось, потом еще раз и еще. Ощущение было похоже на то, как бабочка, зажатая в кулаке, бьется и щекочет ладонь, силясь найти выход наружу.

Сначала Корри не поняла, что это. Она долго лежала не шевелясь, прислушиваясь к движению внутри себя. Оно действительно напоминало трепыхание крохотных крыльев или хлопанье пузырьков воздуха, скапливающихся на поверхности кипящей овсяной каши. Вдруг к ней пришло стремительное, мгновенное осознание: это ребенок. Она впервые почувствовала внутри себя движение новой жизни! Это их с Эвери сын. Или дочка? Корри положила руку на живот, и ее пальцы дрогнули от подкожного толчка. Она в ужасе подумала, что совсем забыла о своем ребенке. Корри откинула одеяло и села на кровати, ее грудь сдавило тягостное, гнетущее чувство.

Ребенок. Она отдалась Куайду и нежилась в его сильных объятиях, думая, что принадлежит ему всецело. Но это не так. Она принадлежит Эвери Куррану, мужчине, который зачал ее ребенка. Она преодолела сотни миль, чтобы найти его, выйти за него замуж и дать своему ребенку отца. Как же она могла об этом забыть? Нет, нельзя позволить себе любить Куайда Хилла, нужно быть совсем сумасшедшей, чтобы решиться на такое.

Куайд, насвистывая, вернулся в палатку с ведром ледяной воды из озера. Его широкое открытое лицо было безмятежным и умиротворенным, как будто ужасная трагедия, снедающая его сердце, иссушающая душу, отступила и растаяла, как дым. Куайд внимательно посмотрел на Корри, поставил ведро и медленно произнес:

– Начался период раскаяния? Делия, ты знаешь, я не думал, что все так обернется этой ночью. Или думал. Но это неважно. Как бы то ни было, это случилось, и я прошу простить меня. Больше этого не повторится.

«Пожалуйста, пусть это повторится. Я хочу, чтобы это повторилось. Я люблю тебя!» Тысячи подобных слов закружились в голове у Корри, но она не произнесла ни одного из них. Вместо этого она опустила глаза, которые мгновенно наполнились слезами, и сказала:

– Ты прав. Это никогда больше не повторится. – Корри сделала над собой усилие и едва слышно добавила: – Потому что во мне зашевелился ребенок. Ребенок Эвери.

Куайд остолбенел, как будто Корри дала ему пощечину. Потом резко развернулся и вышел. Его не было несколько часов.

Корри посмотрела вслед Евлалии Бенраш и ее подруге, тяжело вздохнула и постаралась изгнать из памяти воспоминание о нежных ласках Куайда. Они только раз были вместе, лишь одну ночь украла Корри у своего возлюбленного Эвери. И вот теперь…

– Корри, где ты была? Уже совсем темно. Пора ехать, я везде искал тебя.

Куайд был мрачен и шагал рядом с Корри тяжело и сердито.

– Я была здесь, неподалеку. Куайд, что-нибудь случилось?

– Нет, – отрезал он.

– Но мне кажется…

– Я говорю тебе, все в порядке. Пойдем скорее, мы опаздываем.

Несколько часов спустя они погрузились на пароход «Ора», разошлись по каютам и легли спать.

Всю ночь Корри ворочалась без сна на жесткой деревянной койке в каюте, отведенной для женщин, и слушала, как маленькая Анни хнычет во сне. На рассвете пароход остановился, чтобы пополнить запас дров, и Корри слышала, как стучат по палубе тяжелые бревна.

Пассажиры проснулись и позавтракали. Корри с Куайдом прогуливались по палубе. Некто мистер Труффо развлекался тем, что стрелял чаек из многозарядного ружья. Берега реки отзывались эхом на звуки выстрелов. Корри молча порадовалась, что его пальба была хоть и громкой, но безуспешной.

Четыре долгих дня прошли среди нагромождения прибрежных скал, отвесных берегов, речных перекатов и клубов черного дыма, вырывающихся из пароходной трубы. Река не была одинаковой, с каждым поворотом русла менялся ее облик. Хуталинга, Большой Салман, Малый Салмон, пороги Пятерня, которые больше всего напоминали сваи разрушенного моста. Течение здесь было головокружительно стремительным, от скорости захватывало дух, и Корри в ужасе хваталась за руку Куайда.

Пройдя пороги, они стали проплывать мимо небольших островков, высокие песчаные берега которых были сплошь покрыты черными точками ласточкиных гнезд. Корри показалось, что на берегах островков у самой воды лежит снег, но Куайд объяснил, что это напластования вулканического пепла. Корри содрогнулась. Какая дикая земля! Даже эти тихие, безмятежные острова появились на свет в результате действия страшной разрушительной стихии, в сопровождении взрывов, грохота, рева.

Потом они плыли через Врата Ада – узкий тоннель, который сама река пробила в скале в поисках русла. Сразу за ним находился форт Селкирк, дальше на много миль тянулась стена высоких скал, которая эхом отражала рокот пароходного двигателя. И снова перекаты, отмели, острова. Множество рек – Стюарт, Белая, Индейская – впадали в Юкон, затопляя и размывая его берега, так что деревья уходили под воду по самые верхушки, а течение становилось песочного цвета.

В два часа пополудни на пятый день пути они добрались до Доусона. Доусон Сити вытянулся по излучине реки и был похож на экзотический восточный порт. Вдоль его береговой линии вплотную друг к другу в несколько рядов были пришвартованы лодки, многие с натянутым поверху брезентом, и Корри в изумлении заметила, что в них жили люди. Доусон, на взгляд Корри, соединил в себе черты всех палаточных стоянок и речных городков, мимо которых они проплывали. Так же повсюду суетился народ. Люди прогуливались по берегу, таскали с места на место свои пожитки, слонялись без дела по улицам, пили виски в кабаках. Корри поразило великое множество собак, которые охраняли груды провианта, спали, дрались и чуть что поднимали такой оглушительный лай и визг, что впору было затыкать уши.

Куайд улыбнулся и сказал:

– Ну вот, мы и добрались до конца твоего многотрудного пути. Бьюсь об заклад, твой Эвери где-нибудь здесь. Я надеюсь, ты довольна, Корри.

– Да… Да, конечно.

От волнения Корри с трудом могла говорить. Она чувствовала, что ею снова овладевает отчаяние, как и тогда, по прибытии в Дайю. Доусон казался таким огромным, хаотичным, что Корри растерялась. Что она здесь будет делать? Где будет жить? Как ей теперь искать Эвери? Вдруг его здесь нет?

– Сейчас подойдут лихтеры для разгрузки. Когда мы окажемся на берегу, надо будет первым делом подыскать тебе жилье. Если ты остановишься в отеле, то потратишь все свои деньги. Я думаю, мне удастся найти тебе какую-нибудь приличную комнату.

– А как же ты?

К горлу подкатил комок, сердце сжалось от боли. «Куайд… О Боже, Куайд…» Ей хотелось закричать, броситься к нему в объятия, вцепиться в него руками и никуда от себя не отпускать, никогда. Вместо этого она отвернулась от Куайда и смотрела на ставшую уже совсем близкой и отчетливой панораму Доусона, который казался унылым и безрадостным, как и мысли Корри. С парохода была видна часть главной улицы, выходящей на побережье: нескладные дома, выстроенные из бревен и толстых неоструганных досок, многие на сваях, вбитых в прибрежный песок, мрачными силуэтами вырисовывались на фоне крутого юконского берега. Вдоль по улице слонялись компании мужчин; теперь Корри знала, что ничего, кроме грубости, наглости и похотливых взглядов, от них ожидать нельзя.

– Корри, я же обещал помочь тебе найти твоего жениха и намерен довести дело до конца. Я сразу же пойду в заявочную контору и на почту, скорее всего там знают, где его искать. Думается, он должен быть в городе или где-нибудй поблизости. Я узнаю, где находится участок, на который он подал заявку, и помогу тебе отправить ему письмо. На этом моя миссия закончится. У меня есть свои дела на Юконе, Корри. Здесь находится человек, с которым я обязательно должен встретиться. Когда мы делали пересадку у каньона Майлс, хозяин закусочной сказал мне, что его там видели за день до нашего приезда. Он переправлял вверх по реке большой груз оборудования для рытья шурфов и скважин. Я хочу взять у него интервью.

– Ты хочешь сказать, что не останешься здесь со мной, пока приедет Эвери?

– Нет, я не могу, Корри.

– Но ты же обещал! Я заплачу тебе, хорошо заплачу, если ты останешься.

– Меня не интересуют твои деньги. Я не возьму с тебя ни цента, Корри. Я просто оказал тебе услугу. С тобой все будет в порядке, и я не уеду, пока не буду в этом уверен. Я сниму тебе хорошую комнату. Если все будет так, как хотелось бы, твой жених через несколько дней будет здесь, вы поженитесь, и он сможет заботиться о тебе сам.

– Но ты должен взять деньги! Я не могу позволить тебе не взять их, ведь ты вез меня в такую даль! И потом, мне не нужна твоя благотворительность!

Корри повысила голос почти до крика, на что Куайд отвернулся, и Корри могла видеть только его профиль – крупный нос, строго поджатые губы, тщательно выбритый подбородок.

– Успокойся, Корри. Я достаточно богат. Мне не нужны твои деньги.

Его ответ был резким, почти грубым, и Корри подумала, что Куайд с нетерпением ждет, когда взятые им обязательства по отношению к ней будут выполнены до конца. Она сказала уже спокойнее:

– Если тебе не нужны деньги, зачем же ты вез меня сюда?

Куайд резко обернулся к Корри и взглянул на нее так свирепо, что она в страхе отступила на несколько шагов.

– Какое это имеет значение? Пойдем лучше посмотрим, как будут выгружать наш провиант. Твой драгоценный Эвери будет счастлив, когда увидит все эти мешки с пшеницей и рисом, которые ты привезла с собой.

– Ты ведь ненавидишь Эвери, да? Ты никогда не любил его. Ты всегда относился к нему снисходительно, с превосходством, которое…

– Неважно, как я отношусь к твоему жениху! Я взялся за определенную работу и практически выполнил ее. И не надо на меня так смотреть, Корделия Стюарт. Ты уже не маленькая девочка. Ты приехала сюда по доброй воле, никто тебя не заставлял.

Рука Куайда потянулась к карману с заветной камеей. Взгляд стал холодным и чужим.

Куайд снял ей комнату у вдовы Милли Муссен, владелицы прачечной на окраине города, на Франт-стрит. Ее дом был украшен огромной красочной вывеской «Прачечная М.Муссен, штопка и починка бесплатно. Предсказание судьбы – 1 доллар. Комната по умеренной цене». На заднем дворе были натянуты веревки, на которых висело белье: штаны, носки, шерстяные рубашки. Одна из веревок была полностью завешана фланелевыми пеленками.

Сама Милли оказалась высокой тридцатилетней женщиной, с бледным, обветренным лицом, располневшей фигурой и ласковыми карими глазами. Она встретила их в дверях дома; годовалый карапуз был привязан шерстяным платком и копошился, как в люльке, у ее бедра. Корри заметила, что руки у Милли красные и покрыты цыпками от холодной мыльной воды. Куайд объяснил цель их прихода.

– Да, у меня есть комната. Надеюсь, эта дама не проститутка и не танцовщица из дансинга? Иначе пусть отправляется на Парадиз-стрит. Я не пущу ее.

– Нет, она абсолютно порядочная девушка. Она поживет у вас, пока в город не вернется ее жених и они не поженятся. К тому же вам не придется беспокоиться о своевременной оплате. Денег у нее достаточно.

– Ну что ж, хорошо.

Милли окинула взглядом меховую накидку, которую Корри специально надела поверх свободной голубой юбки, отороченной снизу воланами и кружевами.

– Надеюсь, ты не пьешь?

Корри неловко поежилась под ее взглядом, стараясь угадать, заметила ли Милли ее положение. Наверняка нет, ведь под накидкой совсем не виден живот.

– Нет, я не пью.

– А ты чистоплотна?

– Да, конечно.

Корри залилась краской смущения.

– Ну хорошо. Я думаю, мы поладим. У меня всего одна лишняя комната, поэтому я могу пускать только одного постояльца, и пусть уж лучше это будет женщина, чем мужчина. Я беру пять долларов в неделю. Готовлю просто, без изысков, ясно? Ты должна будешь помогать мне по дому и сама убирать комнату. Я работаю в прачечной с утра до ночи, и если ты будешь как следует помогать мне, я понижу тебе плату. Вещи, если хотите, можете сложить в пристройке. Ну что, вас устраивают условия?

Ребенок заплакал, его круглое, пухлое личико с темными ресницами и ямочкой на подбородке сморщилось. Корри подумала невольно, что ее собственное дитя непременно будет таким же прелестным.

– Да, меня все устраивает.

Куайд вмешался в их разговор:

– Значит, решено. Корри, заплати вперед за две недели, а я схожу в заявочную контору. Посмотрим, что удастся выяснить.

– А когда ты…

Корри осеклась под пристальным взглядом Милли и отдернула руку, которую протянула было, чтобы схватить Куайда за рукав.

– Сперва я выгружу твои пожитки. Это займет немало времени. У тебя с собой столько продуктов, что ими можно накормить полк солдат.

Куайд направился к телеге, на которой они приехали. Корри в отчаянии смотрела ему вслед, Милли Муссен тронула ее за локоть и вывела из задумчивости.

– Какой смысл стоять здесь и мешать ему работать? Пойдем, я лучше покажу тебе комнату. Она небольшая, но уютная, В ней, правда, нет настоящего окна, только маленькая фрамуга под потолком, но я могу повесить на стены красивые картинки из журналов. И потом, она очень чистенькая.

– Это хорошо.

Корри задержалась еще на мгновение, глядя на широкую спину Куайда, и вдруг почувствовала себя обездоленной, беззащитной и совершенно одинокой.

Глава 21

– Одно виски, самое лучшее.

Молодой бармен усмехнулся и подтолкнул к Дональду Ирлю стакан, который скользнул по гладкой, отполированной поверхности стойки. Дональд поймал его уверенным жестом завсегдатая питейных заведений. Бармен усмехнулся еще раз и принялся пощипывать кончики своих пышных усов.

– Сколько?

– Пятьдесят центов порция, лучший сорт в Доусоне.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – проворчал Дональд.

Он заплатил и стал лениво наблюдать, как бармен в накрахмаленной рубашке, белом фартуке и галстуке с алмазной булавкой обслуживал другого клиента. Он тщательно взвешивал золотой песок на маленьких весах, предварительно подстелив под них кусочек ткани, чтобы ни одна песчинка не пропала. Бармен снова коснулся своих усов, и Дональд подумал, уж не утаивает ли он в них золото от хозяина. Он вспомнил о своем денежном поясе, набитом купюрами, который носил не снимая вот уже пять лет. Кожа, из которой сделан пояс, от долгого ношения совсем вытерлась и стала такой мягкой, что пояс вовсе не чувствовался на теле.

Дональд сделал глоток и сидел, рассматривая на просвет мутную жидкость, которая обжигающим огнем растекалась по жилам, согревала и успокаивала.

Корделия Стюарт в Доусоне. Он видел ее дважды: первый раз у этой бревенчатой хибары, где она сняла комнату, и двумя днями позже, когда она покупала яблоко у Яблочного Джима, рябого грека, торгующего фруктами по доллару за штуку. Корри его не заметила – он то вжимался в фасад дома, то быстро смешивался с толпой. Дональд не хотел, чтобы она его увидела раньше времени, сначала надо было все хорошенько обдумать.

Маленькая глупышка. Она пыталась сбежать от него в Дайе. Дональд внутренне рассмеялся, продолжая крутить в руках стакан и согревая его теплом ладоней. Он вспомнил свое удивление, когда, отойдя от компании старателей, вдруг увидел, как в толпе промелькнула золотисто-ореховая копна волос, выбивающаяся из-под меховой шляпки, поймал знакомый взгляд медово-карих глаз. Он думал, что Корри так и не решилась отправиться на Север, ведь в списках пассажиров «Алки» фамилии Стюарт не было. Так что в первый момент он изумился ничуть не меньше ее, даже на мгновение остолбенел, как будто получил удар локтем в солнечное сплетение. И прежде чем он пришел в себя, Корри, заметив его, пустилась наутек. Смешно! Далеко ли она собиралась убежать от него в таком маленьком и густонаселенном городке, как Дайя? Не удивительно, что в конце концов она свалилась с узкого тротуара прямо в грязь.

Дональд крепче сжал стакан в руке, так, что побелели пальцы. Он вспомнил о ее попытках замести следы. Подкупила капитана Картера, чтобы он не выдавал ее! Неужели она действительно думала, что Дональд не сможет заставить такого человека, как Картер, выложить все? Это было совсем не трудно, он просто дал ему денег. И потом, такая женщина, как Корри, не может остаться незамеченной. Любой хозяин отеля или официант в ресторане запомнит ее, если им доведется столкнуться.

Дональд нахмурился, разглядывая набранный из кусочков цветного стекла витраж, который тянулся вдоль стойки из красного дерева. В нем искаженно отражались реклама виски и пара безвкусных этюдов обнаженной натуры, украшающих противоположную стену бара. Картины, равно как и прочие атрибуты роскоши, очевидно, были привезены откуда-нибудь из Сан-Франциско или Сиэтла. Только опилки и грязь на полу были местного происхождения.

Интуиция подсказала Дональду, что наиболее вероятно, Корри поедет в Доусон Сити. Его догадку подтвердила эта чертова баба Бенраш, которую он пару раз встречал с тех пор. Из других источников он узнал, что Корри наняла себе в провожатые Куайда Хилла, газетчика, который сует свой нос повсюду, где можно вынюхать какую-нибудь скандальную историю. Хилл… Чертов ублюдок! Дональд выяснил, что они путешествуют в одной палатке. Проклятие! Он опрокинул в себя остаток виски. Пусть себе пока забавляется, грязная потаскуха. Посмотрим, что из этого выйдет. У этого типа все равно нет никаких доказательств против него, ни малейших. Дональд уже не тот человек, каким был шесть лет назад.

– Еще виски. И не вздумай опять подсунуть мне дрянь. Налей самого лучшего.

– Слушаюсь, сэр.

Прошло несколько секунд, пока бармен выполнял его заказ.

Пусть забавляется! Пусть делает, что хочет! Пусть, если хочет, бежит хоть за Полярный круг! Пусть думает, что выйдет замуж за этого нищего алчного дурака Куррана! Тоже мне, любовник сопливый! Она еще узнает Дональда. Он покажет ей, как задирать нос и разбрасываться обручальными кольцами!

Дональд залпом осушил стакан, его глаза мгновенно повлажнели, гортань горела огнем. Он представил себе, как Корри Стюарт может выглядеть обнаженной. Золотистая нежная кожа. Гибкое, пышное, созревшее для любовных утех тело. А девственна она или нет, это неважно. Может, то, что она не невинна, даже к лучшему. Это сильнее возбуждает. И потом, она будет чувствовать себя виноватой. Будет просить у него прощения, умолять позволить ей…

Дональд поднялся. Тяжесть расплывалась по его телу, он снова был в состоянии крайнего возбуждения, которое не в силах снять крепкий напиток. Ничто не могло надолго заглушить его неутоленное желание – ни выпивка, ни шлюха. Только Корделия Стюарт.

Дональд решил, что сегодня он наконец поговорит с ней.

Милли Муссен обхватила одной рукой деревянную лохань, а другой принялась прокручивать кальсоны через пресс для отжимания белья. В воздухе стоял сильный запах мокрого дерева и мыла.

Корри в задумчивости бродила по пристройке. «Пансион» Милли Муссен состоял из трех комнат. В одной, самой большой, помещались сама Милли и ее годовалая дочка Альберта. Здесь стояли две деревянные кровати, печка, громоздкий платяной шкаф и несколько расшатанных стульев вокруг стола. В другой комнате, такой крохотной, что в ней едва хватало места для кровати, жила Корри. В последней, самой дальней комнате размещалась прачечная, в центре которой стояла печка, а вокруг нее – множество тазов и лоханей. Среди куч грязного белья по голому полу ползала Альберта и гугукала от восторга. Корри приоткрыла дверь на улицу и зажмурилась от яркого, ослепительного солнца.

– Милли, хочешь, я возьму Альберту прогуляться? День такой теплый и солнечный. Мне все равно надо сходить на почту. Прошло две недели, наверняка письмо от Эвери уже пришло. Ума не приложу, почему он так долго не отвечает.

Корри почувствовала огромное облегчение, когда буквально на следующий день после их прибытия в Доусон Куайду удалось получить сведения об Эвери.

– Ну, моя храбрая глупышка Корри, похоже, нам повезло.

Глаза Куайда сияли яркой бирюзой на загоревшем под юконским солнцем лице.

– Твой жених подал заявку на разработку участка в Малом Скукуме всего за несколько дней до нашего приезда. Он шел, как я и предполагал, по Белой тропе.

Корри удивленно смотрела на него.

– Откуда ты все это узнал?

– Я подкупил клерка заявочной конторы. Тебе очень повезло, что мы так быстро нашли его. Если бы он не подал заявку, поиски могли бы занять у нас месяцы. Аляска очень большая. Она впитывает в себя людей, как губка, а потом отторгает их. И они мечутся взад-вперед, как семена, которые носит ветер. Что же касается твоего ненаглядного женишка, то, похоже, он не торопится вернуться к тебе, Корри.

Она разозлилась.

– Это неправда! Эвери любит меня! Просто он хочет найти много золота, чтобы разбогатеть и покупать мне все, что я захочу!

Куайд вопросительно приподнял брови.

– Ты имеешь в виду роскошные экипажи, породистых лошадей для выезда, бриллианты и особняк на Ноб Хилл?

– Да. Но мне ничего этого не надо.

Куайд пристально смотрел на нее, словно пытаясь заглянуть в самую глубину души. Когда он снова заговорил, его голос был нежным, а на губах застыла печальная улыбка:

– Может быть, ты и не хочешь. Зато хочет он. Мне очень жаль, но очевидно, что богатство ему нужнее, чем ты.

– Это неправда!

– Дай Бог, чтобы это оказалось неправдой.

С тех пор прошло две недели нестерпимо долгого ожидания. Милли оторвалась от стирки и взглянула на Корри.

– Тысяча причин может помешать ему написать письмо. Мужчины все с ума посходили от этого проклятого золота. Как дети, честное слово! Если он наткнулся на богатую жилу, ничто не заставит его оторваться от нее… Если хочешь, возьми с собой Альберту, только берегись собак.

Милли до смерти боялась полудиких и голодных зверей, которых тьма развелась в городе. Корри поспешила заверить, что будет очень осторожна.

Пять минут спустя Корри с Альбертой – розовощекой и упитанной девчушкой в пальтишке, сшитом Милли из байкового одеяла, – шла по улице по направлению к центру города.

В эти две недели Корри места себе не находила от скуки. Единственным развлечением для нее были походы на почту и за покупками для Милли, а также возня с Альбертой. Однажды она купила ей яблоко у Яблочного Джимми, но оно оказалось таким дорогим, что не могло быть и речи о том, чтобы купить еще по одному для Милли и для самой себя. Корри отгородила угол своей комнатки одеялом и таким образом у нее получилась маленькая импровизированная фотостудия. Корри сделала несколько снимков многолюдных улиц Доусона и побережья.

Милли сдержала слово и повесила над кроватью Корри несколько фотографий из «Космополитена» и «Стрэнда». Вечерами при свете керосинки она учила Корри вязать.

Квартирная хозяйка Корри оказалась на удивление милой и нелюбопытной женщиной. Она ни словом не обмолвилась по поводу заметно растущего живота своей жилички.

Однажды вечером, когда женщины сидели за вязанием детских шарфиков, Корри, не поднимая глаз, тихо сказала:

– Мне очень стыдно. Я говорила о себе, как о порядочной женщине. Не представляю, что ты можешь думать обо мне теперь!

– Да ничего я не думаю. – Милли нагнулась, чтобы поднять упавший моток пряжи. – Дети рождаются, и тут уж ничего не поделаешь. Здесь, на Севере, ты знаешь, к таким вещам относятся легче. Когда твой Эвери вернется, вы поженитесь, ведь так? Так что все в порядке.

– Да, конечно.

Корри склонилась над вязанием, не желая, чтобы Милли видела слезы на ее глазах.

Корри шла по тротуару, крепко прижимая к груди Альберту, которая вертелась и норовила выскользнуть из рук и упасть в грязь. На Корри были ботинки на высоких каблуках. Милли говорит, что все в Доусоне носят такие, потому что кругом грязи по колено. Корри осторожно переступала с одной толстой доски на другую. Тротуар был настелен неаккуратно, иногда доски лежали не впритык друг к другу. Идти было трудно еще и потому, что в некоторых местах досок не хватало, многие из них были разломаны. Местами тротуар был совсем кособоким. Милли говорит, что это из-за вечной мерзлоты: поверхность земли то подтаивает, то снова замерзает. Кое-где вместо досок лежал бревенчатый настил или просто гора опилок, вываленных прямо в грязь. Дома вдоль улицы были все как один похожи на «пансион» Милли. Крыши покрыты дерном, в оконные рамы вставлены куски битых стеклянных банок, в основном из-под маринованных огурцов.

Корри подумала, что никакие маринованные огурцы не в состоянии сделать это гиблое место лучше, чем оно есть. Доусон – всего лишь временная стоянка людей, идущих за золотом. Как только жила иссякнет, люди бросят ее, бросят этот город, которому никогда не суждено стать благоустроенным, постоянным и любимым пристанищем для – своих жителей.

На Франт-стрит была настоящая мешанина из людей, телег, лошадей, мулов и собачьих упряжек. Вдоль берега реки тянулся длинный ряд палаток, лачуг и каркасов недостроенных зданий. В покосившихся пристройках магазинчиков можно было купить все, что душе угодно: дюжину яиц за восемнадцать долларов, четыре булки хлеба всего за один доллар и даже, что поразило Корри больше всего, бивень мамонта за сто долларов.

Возле магазинчиков толпились мужчины, меся грязь тяжелыми ботинками. Корри проталкивалась сквозь их плотные группы к гостинице, на стене которой были приколоты письма. Такой допотопный способ получения корреспонденции был здесь обычным делом. Чтобы отправить письмо, нужно было занимать очередь за день, а то и за два.

В то время как Альберта забавлялась тесемками накидки, Корри быстро просматривала приколотые к стене письма, которые представляли собой довольно жалкое зрелище. Многие из них были знакомы ей, они висели здесь уже давно, возможно, несколько недель. Чернила на них расползлись от сырости, так что разобрать адреса было довольно трудно. Корри заметила два новых письма, и ее сердце учащенно забилось от волнения. Но оба письма были адресованы мистеру Триподи, Доусон Сити, а вовсе не ей. Корри прикусила губу от досады и, расстроенная, направилась домой. Может быть, Милли права, и еще слишком рано ждать известий от Эвери. Она считает, что нужно набраться терпения и ждать, а не бегать каждую секунду на почту. Куайд перед уходом тоже напомнил ей, что почта здесь – вещь ненадежная. В Доусоне на тысячи людей только одна маленькая почтовая контора, которая постоянно перегружена.

Корри вспомнила момент прощания с Куайдом две недели назад. Он казался озабоченным, торопился куда-то, ни секунды не мог усидеть на одном месте и находился в постоянном движении.

– Есть один человек, который отправляется в сторону участка Эвери. Я передал с ним письмо, так что через день-два твой жених его получит. Советую тебе оставаться в Доусоне и подождать, пока он сам приедет. А там уж как вы решите: сыграть ли свадьбу, перебраться ли на его участок или взять билет на пароход. В любом случае пока тебе лучше остаться здесь. Миссис Муссен производит впечатление порядочной женщины, а значит, сможет позаботиться о тебе.

– Куайд…

Корри бросилась ему на шею. Милли была занята в дальней комнате стиркой и не могла их видеть.

– Корри, ради Бога, перестань дурачиться. – Его голос был сердитым. Он отвел ее руки и внимательно посмотрел в глаза. – А то я могу подумать, что ты вовсе не хочешь выходить замуж на этого своего Эвери Куррана. Ведь ты за этим приехала сюда, не так ли? Чтобы дать своему ребенку отца? Чтобы стать женой, как ты утверждаешь, любимого человека?

Корри видела, что губы Куайда искривились в язвительной усмешке. Она отодвинулась от него и отвернулась. Снова раздался его безжалостный голос:

– Через несколько дней твой жених приедет за тобой. Миссис Муссен – гостеприимная женщина, тебе будет хорошо в ее доме. К тому же я дал ей двадцать долларов, чтобы быть уверенным в том, что она окружит тебя достаточной заботой и вниманием.

– Ты дал ей двадцать долларов? И считаешь, что этим исчерпываются все твои обязательства по отношению ко мне?

– Какие обязательства? Ты наняла меня, чтобы я привез тебя в Доусон Сити и нашел твоего Эвери. Я сделал и то, и другое, более того, не взял за это ни цента. Я напишу тебе на имя миссис Муссен, когда устроюсь. Если она куда-нибудь переедет, то на адрес Канадского Торгового Банка.

Корри была в отчаянии.

– Куда ты едешь? Что собираешься делать?

– Писать очерки для «Трибьюн», составлять путеводитель по Юкону. Есть у меня еще одно дело… – Корри показалось, что лицо Куайда на мгновение стало отсутствующим и изможденным. – Ну да неважно. До свидания, Корри. Надеюсь, что ты будешь счастлива. Я даже уверен в этом. Такие женщины, как ты, похожи на кошек: когда прыгают, всегда приземляются на четыре лапы.

С этими словами он развернулся и пошел вниз по улице своим обычным легким шагом.

– Куайд! Подожди…

Корри подобрала юбку и побежала за ним. Но Куайд не остановился и даже не обернулся на крики. Он запрыгнул в телегу, нагруженную вещами, и уехал. Корри смахнула со щеки непрошеную слезинку. Нет, она не будет плакать! Такие, как Куайд Хилл, не стоят того, чтобы проливать из-за них слезы.

Теперь, две недели спустя, когда Корри вспомнила об их расставании, ее глаза снова предательски повлажнели. Она шла по главной улице Доусона, крепко прижимая к себе Альберту. Сердце налилось свинцовой тяжестью от отчаяния и безысходности, высокие каблуки то и дело предательски соскальзывали в грязь, а шея и руки болели от непривычной тяжести.

– Ко! Ко!

Малышка старалась произнести ее имя. Корри зарылась подбородком в мягкие каштановые кудряшки, выбивающиеся из-под капюшона девочки.

В том месте, где Франт-стрит выходила к реке, взору предстали кварталы, почти фешенебельные по здешним меркам. Дома здесь были больше и выглядели аккуратнее, не говоря о таком «роскошном» здании, облицованном гофрированным железом, как складские помещения Северо-Аме-риканской Торгово-Транспортной Компании. Здесь через улицу были натянуты матерчатые рекламные полотнища: «Критерион, геологоразведка», «Торговая компания Нобель», «Театр Маскат. Зайдешь один раз, останешься навсегда». Из дверей дансинга доносился визгливый женский хохот. Корри направилась к зданию, двери которого были увешаны письмами.

– Мэм! Мэм! Купите газету «Заря Юкона», всего пятьдесят центов. Лучшая газета в городе. Все новости об испано-американской войне и с золотых приисков, реклама местных торговцев…

– Что?

– Я говорю, купите газету, леди!

Мальчишка-газетчик, худощавый и всклокоченный, с пачкой свежеотпечатанных листков под мышкой вывел Корри из задумчивости. Она сунула руку в кошелек и достала монетку. Мальчик взял ее, протянул Корри газету и сказал:

– Читайте на здоровье и расскажите знакомым, что «Заря Юкона» – лучшая газета в городе.

Корри пошла дальше, проглядывая на ходу вывески: ювелир, театр, бальзамировщик, бесчисленные магазины. Час спустя, расстроенная и уставшая, Корри вернулась к дверям дома Милли. Погруженная в свои безрадостные мысли, она не сразу заметила человека, нетерпеливо прохаживающегося перед домом, и чуть не столкнулась с ним.

– Дональд!

У Корри подкосились ноги, от неожиданности она чуть не уронила Альберту на землю. Девочка расплакалась и теснее прижалась к Корри.

– Я вижу, ты теперь читаешь газеты. Пристрастилась к журналистике по пути сюда? Кстати, как тебе понравилось путешествие вверх по Юкону?

Дональд саркастически ухмыльнулся. На нем были дорогое дубленое пальто из телячьей кожи и мягкая шляпа, из-под которой выбивались черные спутанные волосы. Карие глаза, блестящие и напряженные, и ослепительной белизны зубы придавали его лицу еще более развязное и самодовольное выражение. Шрам на руке по-прежнему был уродливо вздут и багров.

Корри невольно отступила от Дональда поближе к двери, сердце колотилось, в висках стучала кровь. Она постаралась успокоить себя тем, что на оживленной улице и к тому же среди белого дня он ничего не может ей сделать. В крайнем случае она закричит. Дональд не сводил с нее восхищенных глаз.

– Такой хорошенькой женщине следует быть очень осторожной на улицах. Среди здешних мужчин много грубиянов.

– Вот как? – Корри смело взглянула в лицо Дональду.

– Кто этот человек, с которым ты приехала в Доусон?

– Это мистер Хилл, я наняла его в проводники.

Корри украдкой поглядывала на дверь дома. Маленькая Альберта крутилась у нее на руках. Где же Милли? Если бы она догадалась выйти, Корри была бы спасена! Ее мозг лихорадочно работал. Каким-то образом Дональду удалось выследить ее. Он неумолимо шел по следу, и остановить его невозможно никакими силами. Он никогда не отступит от своего, потому что уверен, что рано или поздно будет обладать ею. Корри вдруг поняла, что Дональд что-то говорит, причем уже довольно долго.

– …так что тебе почти удалось обвести меня вокруг пальца. Я даже подумал, что ты оставила свою идею насчет Аляски. Вообрази мое изумление, когда я встретил тебя в Дайе. Ты неслась сломя голову по улице, как перепуганная до смерти маленькая девочка.

Дональд улыбался, его полные сладострастные губы отвратительно искривились. Корри знала, что ему нравится видеть ее растерянность и отчаяние. Ее страх действовал на него возбуждающе.

– Да, я убегала от тебя.

Корри старалась говорить спокойно и твердо.

– Но сейчас это уже неважно. Я обручена с Эвери Курраном и собираюсь выйти за него замуж. Я уже написала ему на прииски, и через день-два он приедет за мной. Надеюсь, ты понимаешь, что все отношения между тобой и мной исчерпаны. Извини, если я доставила тебе какое-нибудь беспокойство… – Корри вспомнила о выброшенном кольце и покраснела. – Я не хотела причинять тебе зла.

– Боже мой, какая трогательная речь! Ты выступаешь с нею перед всеми отвергнутыми поклонниками? Как же ты не можешь уразуметь, мисс Корделия Стюарт, что я намерен жениться на тебе? Что я проехал сотни миль для этого и другое решение вопроса меня не устроит?

Корри оглянулась. В нескольких сотнях футов от них на тротуаре о чем-то горячо спорили двое мужчин. Это вселило в Корри смелость. Дональд не сможет причинить ей никакого вреда на виду у людей.

– Мне жаль, что я не могу оправдать твоих надежд, но моим мужем будет Эвери, и…

Корри натолкнулась на холодный, тяжелый взгляд Дональда и замолчала. Он подошел к ней совсем близко и взял за руку. Корри вспомнила, как он нес ее вверх по лестнице в спальню, и похолодела от ужаса.

– Корри, ты не понимаешь. Не отрицаю, я приехал сюда ради денег. Я заключил здесь несколько выгодных контрактов. Но другая причина, по которой я оказался здесь, – это ты. Ты нужна мне как воздух, я хочу, чтобы мы были вместе. И не только из-за завещания твоего отца – хотя очевидно, что нам обоим нужны его деньги. Но еще и потому, что… – пальцы Дональда стиснули ее руку до боли, – …потому, что я жить не могу без тебя. Не могу с тех пор, как впервые увидел тебя, тринадцатилетнюю, вполне созревшую женщину. У тебя уже тогда было такое тело, что…

– Дональд! – Корри попыталась высвободить свою руку. – Я уже сказала, что это невозможно. Отпусти, мне нужно идти. Я понимаю, что ты должен чувствовать, но…

– Ты понимаешь? Как ты можешь понимать, что я чувствую, когда не могу заснуть ночами от постоянных мыслей о тебе? Или когда я вспоминаю, что ты выбросила мое кольцо, как будто это какой-нибудь ненужный хлам. Как будто это я ненужный хлам!

Корри испуганно пятилась к дверям. Ну почему же Милли не может выйти!

– Дональд, неужели ты не можешь понять, что никогда не получишь состояния моего отца? Мне не нужны его деньги. Ни двадцать процентов, нисколько. И Эвери они тоже не нужны. Мы поженимся и будем жить счастливо. И это не зависит ни от папиного завещания, ни от тебя!

Глаза Дональда гневно запылали, но Корри продолжала свою жестокую речь:

– Что касается тебя, если ты хоть чем-нибудь попытаешься помешать нам, я напишу Эмосу Бардлею, поверенному отца, о том, что ты преследуешь меня и вынуждаешь к сожительству. И он аннулирует завещание.

Корри вовсе не была уверена в том, что это возможно. Но ее слова произвели на Дональда сильный эффект: он отступил назад и смотрел на нее во все глаза с испугом и недоверием. Корри тем временем продолжала:

– Да. Он обвинит тебя в правонарушении и вычеркнет из списка папиных наследников! Он сделает это! Мистер Бардлей – старый друг нашего дома и знает меня с детства.

Губы Дональда сжались в тонкую нитку, взгляд стал колючим.

– Ну что ж, посмотрим. Я наведу справки у адвоката.

– Пожалуйста! Сделай одолжение! – Корри вышла из себя и почти кричала. – Иди и наводи свои справки! Я не хочу тебя больше видеть! Никогда!

– Хорошо, Корри. – Лицо Дональда стало серым и покрылось красными пятнами. – Когда ты успокоишься, то поймешь, что делаешь большую глупость. Сегодня я купил восьмой участок Золотого Кармана у одного старателя, который заболел тифом. Завтра я еду туда устанавливать оборудование, если ты захочешь сообщить мне, что передумала, то…

– Я никогда не передумаю!

– Я в этом не уверен. Я терпеливый человек, Корри. По условию завещания у меня есть еще пятнадцать месяцев. Торопиться некуда, я подожду. И запомни, у меня много средств добиться того, чего я хочу.

Глава 22

Корри ворочалась с боку на бок на своей кровати, стараясь заснуть, что оказалось не так-то просто. Было четвертое июля, День Независимости, который в Доусоне праздновался широко и бурно, – если судить по грохоту фейерверков, пьяным крикам и женскому визгу, далеко разносящимся в прозрачном, теплом ночном воздухе.

Еще за три дня до праздников в Доусон стали стекаться толпы народа. В центре города был сооружен огромный театральный помост для торжественного представления. Милли, узнав об этом, мрачно заметила, что городу гораздо нужнее общественные уборные, чем еще одна сцена для вертихвосток из дансинга. Вдоль главной улицы на столбах висели красочные транспаранты, на которые расщедрились местные денежные мешки.

День начался с парада, за ним последовали торжественные речи, концерт, спортивные состязания, клоунада. Народ развлекался, как мог. Многие влезли на крыши домов, чтобы лучше видеть происходящее. Гвоздем программы должна была стать Кэд Уилсон, примадонна местного дансинга. Весь Доусон только и говорил о ней все предпраздничные дни. Корри уныло подумала, что, наверное, как раз сейчас благосклонная публика награждает ее неистовыми овациями и швыряет ей под ноги золотые самородки.

Корри перевернулась на живот, уткнулась лицом в грубую наволочку и заткнула уши, чтобы не слышать залпов салюта.

Если бы по крайней мере было темно! Тогда еще можно было бы попробовать заснуть. Но начиная с двадцать первого июня солнце в этих широтах вообще не садится. Оно светит сутки напролет, отчего растения тянутся вверх с безумной быстротой и вырастают до неестественных размеров. Милли высадила на крыше дома – благо она покрыта дерном – целую плантацию салата-латука и других овощей; к четвертому июля подоспел богатый урожай лука и редиса.

Москиты, которых развелось тучи, казалось, радовались солнечному свету не меньше, чем обилию людей, лошадей и собак в городе. Малышка Альберта была вся искусана. Корри и Милли тоже, хотя Милли и утверждала, что москиты в Доусоне гораздо «милосерднее», чем на приисках и в заболоченных низинах у реки.

Корри тщетно пыталась найти удобное положение для сна. Кровать была узкой и жесткой, к тому же она сильно располнела. Через четыре месяца родится ребенок. К этому времени ей надо сочетаться с Эвери законным браком, чтобы у их сына или дочки было имя, был отец…

Корри устала ждать. Милли утешала ее, как могла, и призывала набраться терпения. Но проходили недели, а от Эвери не было ни слуху ни духу. Корри представился случай передать ему письмо через одного старателя. Она заплатила пять долларов, чтобы он вручил его Эвери лично в руки. Двое из клиентов Милли недавно вернулись с приисков и рассказали, что видели Эвери на его участке в Малом Скукуме живым и невредимым. Вестей же от него по-прежнему не было.

Смешение страха и унижения порождает злобу. Корри решила сама поехать к нему и обязательно осуществила бы свое намерение, если бы Милли не удержала ее.

– Не делай этого ни в коем случае, Корри. Во-первых, ехать одной, без сопровождения мужчины, опасно. Тем более в твоем положении. Потом, если ты приедешь к нему беременная, его засмеют товарищи, и он возненавидит тебя за это. Кроме того, вам все равно придется возвращаться в город, чтобы искать священника. Так что лучше жди его здесь. Я же говорила, эти мужчины становятся полоумными, если находят золотую жилу. Они перестают есть, спать, пока не выжмут из нее все, до последней капли. Мой покойный муж Билл тоже был таким. Когда он выгребал из земли по сотне долларов в день, его не интересовало даже, жива я или нет.

Неужели Эвери не может оторваться от золота? Или он не едет к ней по другой причине? Корри металась по постели, не в силах отогнать от себя дурные предчувствия. Она как будто слышала голос Эвери: «Я не собираюсь всю жизнь быть бедным, Корри». И другой – голос Куайда: «Похоже, твой ненаглядный Эвери не торопится вернуться к тебе».

– Корри! Корри, ты спишь?

Голос Милли прорвался сквозь поток беспорядочных мыслей.

– Нет, не сплю.

Корри села на кровати. Милли вошла в комнату в ночной рубашке и с тазом в руках. Она выглядела очень уставшей.

– Корри, с Альбертой совсем плохо. У нее начался понос.

Корри позабыла о своей собственной печали, когда услышала о болезни девочки. Уже три дня Альберта была вялой, плохо ела. Милли говорила, что это обычное «летнее недомогание», вызванное отсутствием молока. Концентрированное молоко, которое привезла с собой Корри, давно кончилось.

– Так вот, Корри, все гораздо хуже, чем я думала. У нее сильный жар, и выглядит она ужасно. Я хотела попросить тебя сходить за доктором. Мне очень неловко будить тебя, но думаю, что до утра ждать нельзя.

– Хорошо.

Корри поднялась и стала натягивать на себя первое, что подвернулось под руку. За то время, что Корри жила в доме Милли, она очень подружилась с ее дочкой, полюбила веселое детское щебетание и шумную непоседливость девочки. Она молила Бога, чтобы он дал ей такое же прелестное и здоровое дитя, как Альберта. И надо же было случиться такой беде!

– Как выйдешь из дома, сверни направо. В начале Франт-стрит живет доктор Боурк. У него большой дом по левой стороне, так что не ошибешься. Господи, только бы он не был занят и согласился прийти!

– Доктор Боурк, Франт-стрит, большой дом слева.

Корри повторила адрес, чтобы убедить Милли, что она ничего не перепутает.

– Да, все правильно. Надень москитную сетку и будь осторожна, пожалуйста. На улице все вверх дном. Как бы мне не хотелось отпускать тебя одну! Но я не могу оставить Альберту.

Корри пробивалась сквозь толпу гуляющих, стараясь не сталкиваться с компаниями подвыпивших мужчин, шумно вываливающихся из дверей кабаков. Она чуть не наступила на человека, который так напился, что заснул, свернувшись калачиком вокруг столба, прямо на тротуаре.

Дважды ее пытались схватить за рукав чьи-то грубые руки, но она вырывалась и шла дальше, не обращая внимания на развязные, похабные реплики, которые раздавались ей вслед. Весь город едва держался на ногах. У каждого за пазухой была припасена бутылка виски, тщательно скрываемая от глаз полицейских патрулей. Корри подумала, что в этот день у них столько работы, сколько не бывает за весь год.

Она шла так быстро, что в боку закололо, и пришлось на минуту остановиться, чтобы отдышаться. Было около полуночи, в этот час все порядочные женщины находились под защитой крепких засовов, а если принимали участие в гуляньях, то в сопровождении мужей.

Корри с легкостью нашла дом доктора Боурка. Прямо напротив входа расположилась компания карточных игроков, которые на секунду оторвались от своего занятия, чтобы поглазеть, как Корри изо всех сил колотит кулаками в тяжелую дверь, а потом снова ушли с головой в игру. Один из них – неопрятный, но вполне трезвый молодой человек, продолжая следить за движениями рук банкомета, произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Его нет дома.

Корри оглянулась.

– А вы не знаете, где он? Очень болен ребенок!

– Он ушел два часа назад. Сказал, что где-то там случился пожар, какой-то идиот опрокинул на себя горящую печку, ну и, понятно, поджарился немного. Извините за грубость, мэм.

– Да, но мне срочно надо…

Корри растерялась и не знала, как поступить.

– Пожалуйста…

Она потянула за рукав того, кто говорил с ней.

– Скажите, пожалуйста, нет ли в городе другого врача? Мне обязательно нужно кого-нибудь найти. Девочке всего год, она…

– Тогда вам надо пойти в больницу. Она, правда, переполнена так, что если хочешь туда попасть, жди, пока кто-нибудь умрет и освободит койку. Но врачи там должны быть, так что идите лучше туда. – Он отложил карты и улыбнулся. – И удачи вам.

– Спасибо.

Корри побежала в больницу. Напротив ее входа через всю улицу был натянут рекламный транспарант, предлагающий приобрести пятидесятидолларовый купон на гарантированное медицинское обслуживание в течение года.

В приемном покое к ней вышел отец Джордж, заведующий больницей, и сообщил, что все врачи разошлись по вызовам.

– Сами понимаете – четвертое июля! Сколько несчастных случаев! Доктор Баррет и доктор Томпсон совсем сбились с ног. Если так дальше пойдет, нам некуда будет девать больных. Кроме того, в городе свирепствует тиф…

– Но, поймите, ребенок очень болен! Не может быть, чтобы не нашлось ни одного врача во всем Доусоне!

– Знаете, что… Есть тут один, он совсем недавно приехал в город. Я слышал, что он повредил ногу, когда его лодка перевернулась где-то на Юконе. Ему пришлось оставить надежду стать золотоискателем. Он живет там, на побережье.

Отец Джордж неопределенно махнул рукой в направлении Юкона.

– Кажется, его зовут Себастьян, доктор Себастьян. Жалко парня, ему так и не удалось застолбить участка.

Корри довольно легко разыскала Уилла Себастьяна – на побережье его многие знали. По дороге доктор рассказал ей, что действительно перевернулся на перекате Белая Лошадь. Тогда он сильно ушиб колено, но думал, что обойдется, и не сошел с дистанции. Более того, он подыскал себе участок и собрался уже подать заявку, но тут произошел еще один несчастный случай: он поскользнулся на мокрой глине и свалился в шурф. От этого коленная чашечка треснула, пришлось вернуться в Доусон, и теперь он ходит на костылях. Доктор Себастьян, казалось, смирился с постигшим его несчастьем и говорил об этом легко и даже с юмором, поминутно отбрасывая наверх светло-каштановую прядь, падающую на глаза.

Он едва взглянул на больную девочку и тотчас резко повернулся к Милли.

– Вы часом не поили ребенка из общественных питьевых кружек?

Милли возмутилась, но глаза ее наполнились слезами.

– Что? Вы имеете в виду те, которые висят на цепочках у городских колонок? Конечно, нет!

– У каждого должна быть своя личная посуда. Кстати, воду желательно кипятить, прежде чем пить. Сколько ни говори этим идиотам, они ничего не хотят знать. Строят отхожие места, где им заблагорассудится, а по весне все стекает в реку. Вот вам и рассадник заразы.

Милли совсем расстроилась, на ее щеках выступили красные пятна.

– Доктор, неужели это я виновата в том, что Альберта заболела? Я не знала… Я бы никогда… Если бы я только знала…

Голос доктора сразу смягчился, он улыбнулся и мягко взял Милли за плечо.

– Ну конечно, вы не виноваты. Будем надеяться, все обойдется. Только запомните на будущее, что воду надо кипятить, ладно?

Он осмотрел девочку, потом потянулся к своему потрепанному и поцарапанному чемоданчику, который, казалось, вместе со своим хозяином пострадал при падении в воду на речном перекате, и достал из него флакон с белой жидкостью.

– Мне нужна чайная ложка н немного кипяченой воды. Сейчас мы дадим ей вот это, и жар начнет спадать. Девочка будет сильно потеть, надо будет часто менять пеленки. Я думаю, что это не тиф, а тяжелый случай дизентерии. Ее организм сильно обезвожен, но я уверен, нам удастся ее вылечить.

Милли облегченно вздохнула:

– Слава Богу!

– Рано благодарить Бога. У нас еще впереди длинная, тяжелая ночь.

Сам доктор принимал активное участие в уходе за девочкой. Его большие, сильные руки на удивление умело и ловко справлялись с пеленками. Заметив любопытный взгляд Милли и недоуменное выражение лица Корри, он счел нужным пояснить:

– У меня у самого была дочка. Она умерла в младенчестве. Это случилось прежде, чем от меня ушла жена.

Милли смутилась, а Корри пробормотала слова извинения.

– Извиняться не за что. Что прошло, то прошло. Кстати, я вчера видел вашу подругу здесь, в Доусоне.

– Кого?

– Ну вашу подругу. Девушку со сломанной ногой. Ли Хуа, так, кажется, ее зовут?

От неожиданности у Корри перехватило дыхание, и она медленно опустилась на стул, стоявший подле кроватки Альберты.

– Вы сказали – Ли Хуа?

Он кивнул.

– Но она не может быть в Доусоне! Она уехала домой, в Сан-Франциско!

– Выходит, никуда она не уехала. Она здесь и по-прежнему передвигается на костылях.

Он печально посмотрел на свое колено.

– Так что теперь мы под стать друг другу.

Ли Хуа в Доусоне! Корри не могла поверить своим ушам.

– Но почему она здесь? Я ничего не понимаю!

– Я тоже. Но факт остается фактом.

Что-то в голосе доктора подсказало Корри, что он не хочет больше говорить на эту тему. Она заметила его смущение и решила, что Ли Хуа наверняка покорила сердце молодого человека.

– Вскипятите, пожалуйста, еще воды. Процедите ее через марлю и охладите.

Медленно тянулись часы. В конце концов Милли не выдержала, рухнула на соседнюю кровать и провалилась в тяжелый, беспокойный сон. Лицо Корри стало серым, глаза слипались. Доктор ласково взглянул на нее и сказал:

– Вам лучше тоже пойти и лечь спать.

– Нет, я не хочу.

– Вы очень устали. Идите, идите, я справлюсь без вас. Бог свидетель, мне не привыкать.

К утру у Альберты совсем пропал жар. Она выпила две чашки воды и, ко всеобщей радости, съела кусочек пирога. Расстройство кишечника прошло.

Милли не помнила себя от счастья. Она пихала в руку доктора деньги, от которых тот отказывался, плакала и без остановки повторяла:

– Что бы мы без вас делали! Вы спасли ее, доктор Себастьян! Это чудо, настоящее чудо!

Доктор чувствовал себя неловко и смущенно произнес:

– Ну какое же это чудо? Дети выносливы и жизнестойки, как маленькие зверушки. Ваша дочка – не исключение. Бьюсь об заклад, что не пройдет и дня, как она снова начнет ползать по полу и озорничать.

– Дай-то Бог! – взмолилась Милли.

– Единственное, о чем я вас прошу, не забывайте кипятить воду, чаще мойте руки и обязательно убивайте мух, чтобы они не садились на продукты и посуду, из которой вы едите. Вы же знаете, что по городу гуляет тиф, а вам, женщинам, сам Бог велел быть чистоплотными и аккуратными. Другое дело – мужчины. Многие из них поплатятся за то, что совсем опустились и не следят за собой. К тому же у них есть дурная привычка пить из одной общей кружки. Я видел, как в кабаках пускают такую кружку по кругу и все друг за другом отпивают из нее по глотку, причем половина из них разворачивают ее ручкой к себе, наивно полагая, что в этом месте она чище.

Доктор Себастьян заковылял к выходу.

– Я собираюсь какое-то время пробыть в Доусоне. Надеюсь, что мы еще увидимся – и при более благоприятных обстоятельствах, Бог даст.

Остаток дня Корри и Милли провели, дежуря попеременно у кроватки Альберты и давая друг другу возможность немного вздремнуть. Ранним вечером, когда Корри проснулась, чтобы сменить Милли, она увидела, что та перестирала все пеленки и развесила их у печки, чтобы быстрее высохли. Улыбаясь, Милли сообщила ей, что намерена пойти в магазин и купить шампанского. Через двадцать минут она вернулась с двумя бутылками и весело заявила:

– Наверное, это очень глупо и неприлично, когда две порядочные женщины собираются выпить такое количество вина; Но у нас есть повод для праздника. Альберта – это все, что у меня есть в жизни. Корри, ведь мне за тридцать, и если учесть, что я далеко не красавица, то у меня больше не будет мужа, а значит, и ребенка. И вот теперь Альберта спасена, она поправляется. Это счастье, Корри. И это надо отметить. Ты ведь выпьешь со мной за ее здоровье?

Милли рассматривала этикетку на бутылке.

– Я не знала, какое купить. Мне посоветовали это. Будем надеяться, что хорошее.

Корри горячо откликнулась на ее слова.

– Конечно, я выпью с тобой! Но Милли, ты совсем не знаешь себя, если так говоришь! Ты очень красивая и добрая! Любой мужчина будет счастлив назвать тебя своей женой!

– Сомневаюсь.

Тем не менее лицо Милли просветлело, она воодушевилась еще больше и стала собирать на стол.

– Знаешь, Корри, я никогда не открывала вино. А ты? Вряд ли у меня хорошо получится, но я постараюсь. Нельзя же сидеть сложа руки в такой счастливый день.

Альберта сладко посапывала во сне, а Корри и Милли тем временем ковыряли ножом бутылочную пробку. Наконец она поддалась, причем четверть содержимого вылилась на пол. Они рассмеялись, разлили остатки шампанского по кружкам и попробовали. Милли была изумлена.

– Пузырьки! От них так щекотно в горле!

Корри никогда раньше не видела Милли такой жизнерадостной и беспечной. Веселье кипело в ней и выплескивалось наружу, как игристое вино из бутылки. Неужели в молодости, прежде чем она вышла замуж и овдовела, прежде чем ее руки изуродовала непосильно тяжелая работа, Милли была такой прекрасной?

Альберта перевернулась на животик и безмятежно разметалась по кроватке. Тем временем Корри и Милли допили первую бутылку и незаметно для себя приступили ко второй.

Допивая очередную кружку шампанского, Корри почувствовала, что уже сильно пьяна. Комната кружилась у нее перед глазами. Корри совершенно расслабилась, ее голова отяжелела, мысли смешались. При этом она впервые с тех пор, как оказалась в Доусоне, чувствовала прилив оптимизма. Наверняка ее ожидание вот-вот закончится. Эвери скоро пришлет письмо или приедет сам, может, даже завтра. Скоро у нее будет муж, а через несколько месяцев и ребенок. Но тут Корри вспомнила о Куайде, и ее мысли помрачнели так внезапно, как темнеет юконское солнце в тени набежавшего облака. Она вспомнила его ласковые руки, неумолимо удаляющуюся фигуру…

Корри решительно опустошила кружку. Она как бы со стороны слышала, что уже давно о чем-то говорит с Милли, но смысла произносимых слов не понимала. Потом они убрали со стола, выпили по последнему глотку шампанского и отправились спать.

Была уже глубокая ночь, когда порыв ветра из открытого окна слишком сильно качнул сохнущие пеленки. Та, что висела ближе всего к печке, стала тлеть. И вскоре вспыхнула.

Корри снилось, что она на борту «Алки» и как-то так получилось, что рядом с ней Куайд. Они вдвоем стоят у борта и любуются туманной, мглистой красотой канала Линн. И Куайд говорит ей:

– Это моя сестра Ила. Она в брошке. Там ее дух, или призрак, как тебе больше нравится. Она там. Когда я беру в руки брошь, ее лицо оживает. Она смотрит на меня, Корри, иногда я даже слышу, как она стонет. Такие тихие, жалобные стоны. Это самое страшное…

Корри стиснула зубы во сне и заметалась на кровати, стараясь вырваться из власти слов Куайда. Нет, призрак девушки не может являться в камне и металле. Это какая-то ерунда!

Корри удалось отогнать этот кошмар. Но Куайд не исчез из ее сна. Теперь они были вдвоем в палатке, их обнаженные тела слились в одно целое. «Делия, любовь моя, Делия».

Корри вжалась в огромное, сильное тело, нежность его рук и ласковый шепот успокаивали ее, приводили в состояние блаженного забвения времени, пространства, самой себя…

Вдруг все исчезло, в мгновение ока рассыпалось в прах. Корри отчаянно пыталась освободиться от сна и вернуться в явь. Что-то не так! Что-то неладно!

Она заставила себя открыть глаза, горло сдавило от удушья. Дым. Он забивался в легкие, слепил и вызывал дурноту.

– Милли! Милли!

Корри не успела до конца проснуться и нетвердо держалась на ногах, кроме того, вчерашнее шампанское давало о себе знать. Шатаясь и ничего не видя от дыма, она бросилась в большую комнату, где спали Милли и Альберта.

Корри застыла в дверях. Печка была объята пламенем, все до единой пеленки ярко полыхали, а одна из них упала на сундучок, в котором Милли хранила деньги, документы, письма, старые журналы и прочие бумаги.

– Милли! Проснись!

– Что случилось? – Милли села на кровати и закашлялась.

– Мы горим! О Господи, Милли!

Корри подскочила к ней и, не зная, как привести ее в чувство, сильно ударила по щеке. Потом она схватила ее за руку и стащила тяжелое, расслабленное тело на пол. Милли упала, но не поднялась, а продолжала лежать, задыхаясь от кашля.

– Милли, вставай! Пожар!

Корри, отчаявшись, снова ударила ее. Милли застонала и попыталась подняться на ноги.

– Берти…

Корри и не подозревала, что умеет так быстро передвигаться. Она метнулась к детской кроватке, мгновенно завернула Альберту в одеяло, подлетела к Милли и, одной рукой держа девочку, другой схватила ее мать и стала тянуть к выходу. Милли, тяжело дыша, бормотала:

– О Господи! Слава Богу, что ты спасла Берти! Слава Богу! Но Корри! Как же деньги! Они остались в сундуке. Все наши деньги!

Десять минут спустя при помощи четверых мужчин, живших в палатке по соседству, огонь был потушен. Перепуганные до смерти и выбившиеся из сил, Корри и Милли подсчитывали убытки. Бревенчатый каркас дома практически не пострадал, только местами почернел и обуглился, так что дому требовались лишь незначительный ремонт и хорошая уборка. Прачечная Милли совершенно уцелела, даже белье, замоченное в тазах, оказалось нетронутым.

Но все деньги сгорели. Корри давно уже стал узок ее денежный пояс, и она хранила его в сундучке у Милли. Теперь от него остались лишь горстка пепла и несколько обгоревших клочков бумаги. У Корри не осталось ни цента.

Глава 23

– Не волнуйся, Корри. Ты можешь жить у меня, сколько хочешь и без всяких денег. Не нужны они мне, и потом, я в таком долгу перед тобой, что мне никогда его не выплатить, сколько ни старайся. Если бы не ты, мы бы с Альбертой погибли.

Сказав это, Милли развернулась и ушла, оставив Корри наедине с ее тягостными раздумьями, Корри вдруг осознала, что все это время зависела от денег, они служили ей заслоном от всех напастей, надежной защитой, какую в прошлом давало ей присутствие рядом отца. Теперь, когда денег не стало, Корри чувствовала себя по-детски беспомощной и растерянной. Ли Хуа однажды назвала ее капризной девчонкой, испорченной роскошью. Теперь Корри подумала, что, возможно, до некоторой степени подруга была права.

И сейчас, оказавшись в такой трудной ситуации, Корри, стыдясь своего малодушия, все же решила пойти по единственно возможному для нее пути. Она немедленно написала тете Сьюзен письмо с просьбой выслать денег. Она сообщила тете, что Эвери задерживается на золотых приисках по делам, но вскоре приедет за ней в Доусон. Так что все в порядке. По ее подсчетам, деньги должны были прийти где-то через месяц, пока река еще будет судоходной.

Заклеивая конверт, Корри печально подумала, что бессовестно лжет своей любимой тете, что на самом деле она уже устала из последних сил цепляться за любую, самую крохотную надежду скоро увидеть Эвери. Она не находила себе места от отчаяния. Ведь Эвери не может не приехать. Он должен! Подчас ей приходило в голову, что в его отсутствии виноват Дональд. Может, он как-нибудь подкупил Эвери? Заплатил ему что-то вроде «отступных»? Она тут же прогнала эту мысль. Как бы ни был виноват перед ней Эвери, он никогда, не совершит такой бесчестный поступок. Какова бы ни была причина его молчания, она, безусловно, уважительна.

Милли не собиралась впадать в отчаяние по поводу пожара, и Корри решила не делиться с ней своими тревогами. Им удалось найти кусок расплавленного золота на том месте, где раньше стоял сундук. Милли хранила часть сбережений в золотом песке, и он не пострадал. Корри помогла Милли отмыть дом и закончить со стиркой. Покрутив ручку пресса для отжима белья и потаскав ведра с водой и тяжелые тазы, она прониклась уважением к Милли, которая делает такую работу изо дня в день.

Отсутствие известий от Эвери приводило Корри в настоящее бешенство. Она решила подождать еще неделю, а потом поехать в этот проклятый Малый Скукум и отыскать его там, невзирая ни на какие трудности и презрение, с которым могут отнестись к ним с Эвери его товарищи. Может, она сделала ошибку, не написав ему в письме о беременности. Она боялась появиться перед Эвери с большим животом и огорошить его фактом внезапного, неминуемого отцовства. Он бы легче перенес эту неожиданную новость, если бы сам приехал в город, пришел бы в дом к Милли и, кстати, увидел бы маленькую прелестную Альберту. Но раз уж его так долго нет, придется Корри собрать всю свою решительность и смелость и ехать к нему самой.

Спустя три дня после пожара, когда Корри возвращалась домой с почты, она увидела новую, незнакомую вывеску на доме, в котором раньше была лавка скобяных товаров. Вывеска была красочная, вся в изящных завитушках, и явно принадлежала кисти профессионального художника: «Салон Цветущий персик, прически для дам. Гадание по руке, один доллар».

Корри остановилась. «Цветущий персик». Почему эти слова заставляют ее сердце учащенно биться?

Пока она рассматривала вывеску, из дверей салона вышли две модно одетые женщины, за ними шлейфом тянулся сильный аромат розового масла. Одна была рыжеволосая, в легком платье из салатового шелка, украшенном на плечах, груди и бедрах темно-зелеными сатиновыми кружевами. Другая, помоложе и постройнее, была затянута в разноцветную парчу. Ее светлые волосы были пышно взбиты и уложены в аккуратную прическу со множеством кудряшек и накладным пучком, в который были воткнуты розы из китайского шелка. Гладкая, нежная кожа, ярко-красные напомаженные губы и развязная походка делали их похожими друг на друга.

Корри затаила дыхание, когда поняла, что эти шикарно разряженные и беззаботно веселые женщины – пресловутые танцовщицы из дансинга, которых восхищенные и сладострастные поклонники осыпают деньгами и золотым песком. А рыжеволосая – Корри слышала, как подруга называла ее «Кэд», – должно быть, сама Кэд Уилсон, которая, как говорят, выходит на сцену в поясе из золотых самородков, преподнесенных ей «королями Эльдорадо», богатейшими людьми в Доусоне. Ходят слухи, что этот пояс такой длинный, что Кэд несколько раз оборачивает его вокруг талии.

Корри переборола свою робость и подошла к женщинам.

– Простите, вы не знаете, кто хозяин этого салона?

Та, что помоложе, надула свои полненькие губки и ответила:

– Это китаянка. Ее зовут Ли Хуа.

– Вы сказали – Ли Хуа?

Ну конечно! «Цветущий персик» – так переводится ее имя на английский. Так, значит, Уилл Себастьян не ошибся, Ли Хуа в Доусоне! Корри не предпринимала никаких попыток разыскать свою бывшую подругу и служанку, помня, как та предала ее. Кэд Уилсон с любопытством смотрела на Корри.

– Вы что, знаете ее?

– Да, знала… очень давно.

– У нее трудный характер. Но с волосами она умеет обращаться. Из любой может сделать красавицу, если только захочет.

Корри была поражена. Она пробормотала что-то бессвязное и направилась к дверям салона. Ли Хуа была предательницей, но что-то внутри Корри заставило ее перешагнуть этот порог.

Салон помещался в небольшой комнате с железной печкой, кроватью и длинным столом со стульями. Ли Хуа приложила определенные усилия, чтобы украсить безыскусную обстановку: кровать была покрыта цветным шерстяным пледом, а грубый деревянный стол – красивой кружевной скатертью. На нем были аккуратно разложены расчески, щетки, тюбики помады, щипцы для завивки волос, большой набор китайских благовоний, разноцветные бусы, ожерелья из черного янтаря, стразовые гребни и заколки.

В комнате находились две женщины. Одна – в белой шелковой блузке и с уложенными в высокую прическу иссиня-черными волосами – сидела спиной к двери. Другая – развязная девица с недовольным лицом, – вероятно, была клиенткой.

– Нет, я не хочу, чтобы было гладко. Я хочу, чтобы было много кудряшек и все наверх – вот так, а по бокам, чтобы как будто ветерок подул. Ты понимаешь? Я хочу эффектно выглядеть, черт побери!

Черноволосая женщина слегка склонила голову в насмешливо-услужливом поклоне. Но девица, не замечая этого, продолжала прихорашиваться перед зеркальцем и отдавать распоряжение обиженным раздраженным тоном:

– Я хочу быть похожей на Кэд Уилсон! Ты же сделала ее красивой, я тоже хочу! Я возьму вот этот черный янтарь и гребень с блестками. Сколько это стоит? А впрочем, неважно, я все равно куплю. У меня хватает золотого песка.

– Хорошо. Гребень и ожерелье стоят по десять долларов.

– Десять долларов!

Корри не слышала этого возмущенного возгласа, она подошла ближе к столу и почти прошептала:

– Ли Хуа! Неужели это ты?

Китаянка обернулась и от неожиданности выронила из рук гребень. Корри увидела знакомое бледное лицо, открытый от изумления рот, блестящие карие глаза, в глубине которых залегла бесконечная тоска.

– Корри!

Глаза Ли Хуа мгновенно увлажнились. Скандальная особа уставилась на округлившийся живот Корри и закричала:

– Что здесь происходит? Я пришла первая! Придется тебе, милочка, подождать своей очереди!

Корри не обратила на нее внимания.

– Ли Хуа, ты ведь должна была поехать в Дайю и сесть на пароход!

– Как видишь, я этого не сделала.

Тут в их разговор снова вмешался визгливый голос клиентки:

– Послушай, Цветущий персик или как тебя там. Ты должна сначала обслужить меня, а потом ее, иначе я не заплачу тебе ни цента. Слышишь ты, узкоглазая потаскуха? У меня нет времени сидеть здесь и ждать, пока вы будете чесать языками. Я работала всю ночь и хочу спать.

Ли Хуа нагнулась, чтобы поднять гребень и быстро, из-под ресниц, взглянула на Корри.

– Хорошо, хорошо, мисс. Выбирайте ожерелье.

– Я возьму это. Нет, лучше вот это.

Корри плотнее запахнулась в шерстяную шаль и пошла к выходу. Через мгновение она стояла на Франт-стрит в толчее прохожих, мальчишек-разносчиков и торговок свежеиспеченным хлебом. Но уйти у Корри не хватало духу. Ли Хуа так изменилась. У Корри было ощущение, что на долю девушки выпало много испытаний с тех пор, как они расстались.

Вскоре из дверей салона вышла недавняя клиентка Ли Хуа в широкополой шляпе, водруженной на пышную, усыпанную фальшивыми драгоценностями прическу. Она гордо проплыла мимо Корри, распространяя запах дешевого одеколона. Корри толкнула дверь и снова вошла внутрь.

– На твоей вывеске сказано, что ты гадаешь по руке. Погадай мне. Я хочу знать, что мне уготовано в будущем.

Корри запахнулась в шаль, чтобы меньше был виден живот. Ли Хуа поднялась со стула и пошла к печке, опираясь на палку и глухо стуча по полу гипсом. Она показалась Корри еще более маленькой и хрупкой, чем раньше. И очень уставшей.

– Я не хочу заглядывать в твое будущее, Корри. К тому же мы обе можем догадываться, как оно сложится. Насколько я могла заметить, ты ждешь ребенка, а обручального кольца на твоем пальце нет.

– Эвери скоро приедет! Он уже получил мое письмо, но задерживается, потому что у него много работы на приисках!

– Вот как?

Корри чувствовала, что ее переполняет ярость.

– Насколько я знаю, ты не хотела быть служанкой, Ли Хуа. Не так ли? А теперь ты делаешь прически этим… этим женщинам. По крайней мере, когда ты работала у нас, то имела дело с порядочными людьми. И что теперь? Прически для проституток! Что с тобой произошло, Ли Хуа?

Ли Хуа так резко опустилась на стул, что он заскрипел под ее тяжестью.

– Нам не о чем говорить. Пожалуйста, уходи. Я не хочу тебя видеть.

– Но ты гадаешь по ладони! Я хочу, чтобы ты погадала мне.

– Ну хорошо. – Ли Хуа вздохнула и мрачно добавила: – Так и быть, я погадаю тебе, а потом ты уйдешь. У меня совсем мало времени, нет отбоя от клиентов.

Корри протянула ей ладонь, и Ли Хуа взяла ее своими маленькими, прохладными пальцами. Корри чувствовала, как у девушки дрожат руки. Наступило молчание, наконец Ли Хуа тихо сказала:

– Корри, я понимаю в хиромантии не больше, чем ты.

– Но как же вывеска…

– Ну и что? Я доставляю им удовольствие: говорю, что линия жизни у них длинная, а посередине их ждет встреча с красивым и богатым мужчиной. Конечно, я не всем говорю одно и то же, а то они могут обменяться впечатлениями и раскрыть обман. Но все мои предсказания очень похожи.

– Милли, моя квартирная хозяйка, делает то же самое. С той лишь разницей, что ее клиенты – старатели. Она им пророчит горы золота.

Ли Хуа грустно улыбнулась.

– Люди обязательно должны верить во что-нибудь хорошее. Для всех них Доусон Сити – город надежд. Они думают, что именно здесь найдут удачу: море чистого золота или самого богатого в мире жениха. Кому что. Но никто из них не задумывается об одной вещи: за каждый самородок надо платить грязью. Либо ты вытаскиваешь из земли тонны глины, чтобы намыть несколько крупиц золота. Либо делаешь еще более отвратительные, мерзкие вещи.

– Ли Хуа, о чем ты говоришь?

Наступила пауза, после которой Ли Хуа заговорила тихим, безразличным голосом:

– Меня изнасиловали. Их было много. Я не помню, сколько. Сбилась со счета. Я была совершенно беспомощна со своей сломанной ногой и не могла убежать. К тому же они отняли мои костыли. Они втолкнули меня в палатку, а потом… – Ли Хуа на секунду замолчала. – Меня подобрал один мальчик. Его звали Мартин Джавенел. Хороший мальчик, сын банкира, из Сиэтла. Он решил, что путешествовать с собственной женщиной очень приятно и удобно. Он и привез меня сюда, через перевал и вверх по реке. Разумеется, я платила ему…

– Ли Хуа!

– Ничего не поделаешь. Я стала проституткой.

Ли Хуа подошла к аккуратно застланной постели и встала около нее, опираясь на палку.

– Марти очень помог мне, а я ничем больше не могла заплатить ему. И что из того? Да, я продавала себя. А теперь делаю прически проституткам, которые тоже продают себя. Я ничем не лучше их.

Корри не верила своим ушам.

– Но… что же стало с тем человеком, который привез тебя сюда? Где он?

– Марти умер. Около недели назад, от тифа. Я отвезла его в больницу, но слишком поздно. У них долго не было мест, а потом его не удалось спасти. Он умирал у меня на руках, кричал от боли и в беспамятстве звал маму. Когда все было кончено, я вернулась в его палатку, взяла все деньги, которые там были, и купила этот дом. – Ли Хуа решительно и твердо посмотрела в глаза Корри. – Я знаю, что не имела никакого права брать эти деньги, что должна была отправить их его родителям. Но я не могла этого сделать. Мне надо было как-то жить. И потом, разве я не заслужила вознаграждения за все свои мытарства?

Корри не знала, что ей ответить. Ли Хуа тем временем продолжала:

– Это я рассказала Дональду Ирлю, что ты едешь на Аляску. Он заставил меня, он затолкнул меня в экипаж, привез к себе в дом и… Это страшный человек, Корри. Он говорил, что продаст меня в бордель в Китайский квартал. Там держат девушек взаперти и издеваются над ними, пока они не согласятся стать проститутками. Я не хотела в бордель. Я боялась и ненавидела его. Мне было очень страшно, и я согласилась предать тебя. Так что, сама видишь, Корри, что я настоящая проститутка. Только у проституток нет совести и чести.

Корри смотрела на Ли Хуа невидящими глазами. Она вдруг вспомнила Мак Ги – Заячью лапу, даже как будто почувствовала его смрадное дыхание и жар похотливых рук на своей груди. И услышала голос Куайда: «На Грант-авеню он держит под замком китаянок, из которых делает покорных наложниц…»

По телу Корри пробежала легкая дрожь. А что было бы, если бы она оказалась на месте Ли Хуа? Не испугалась бы она угроз Дональда? Смогла бы выдержать и не предать.

Слезы покатились градом из ее глаз. Она бросилась к Ли Хуа и обняла ее так крепко, как делала это давно, в детстве.

– Ли Хуа… О Господи, Ли Хуа…

Они обе плакали, прижавшись друг к другу. Ли Хуа зарылась лицом в шаль Корри, а та гладила ее по голове.

– Корри, я так виновата перед тобой. Я хотела тебе раньше все рассказать, но мне было стыдно. Я была слабой, Корри. Я не должна была предавать тебя, не должна была поддаваться на его угрозы…

– Ли Хуа, перестань, не плачь. Пожалуйста, не укоряй себя. Я не уверена, что не поступила бы так же на твоем месте.

Они еще долго молча плакали, потом Ли Хуа смущенно улыбнулась и достала откуда-то два батистовых носовых платка с кружевами и изумительной ручной вышивкой.

– Вот. – Она протянула один из них Корри. – Я ими торгую. Проститутки Доусона хотят чувствовать себя настоящими леди…

Потом Ли Хуа приготовила чай, и подруга стали наперебой рассказывать друг другу о том, что с ними приключилось после того, как они расстались на Чилкутском перевале. Через час Корри вышла на улицу. Ли Хуа поведала ей про Дональда такие страшные вещи, что Корри до сих пор было не по себе.

– Он возбуждается от огня. Когда он видит пламя, то становится одержимым… и делает такое!

О Боже! Бедная Ли Хуа! Как она только вынесла все это! Как Дональд использовал ее… И надо же было такому случиться, что он полностью завоевал папино доверие! Как же папа был слеп, желая видеть в Дональде сына!

Ли Хуа уверила Корри, что теперь с ней все в порядке.

– У меня есть свое маленькое дело. И потом, от денег Марти осталась небольшая часть. Я собираюсь приумножить ее. В Доусоне есть возможность зарабатывать деньги, если ты что-нибудь умеешь делать.

– Ли Хуа, о чем ты говоришь? Деньги, дело…

– Я еще не все рассказала тебе, Корри. Я пыталась связаться со своим двоюродным братом; он должен был быть в Вальдесе. Ответа от него я не получила, и, судя по тому, что мне удалось узнать, его нет в живых. Так что у меня теперь нет никого, кто мог бы позаботиться обо мне.

– Но нельзя же…

– Почему нельзя? Не забывай, Корри, что я – проститутка. Нравится тебе это или нет…

Корри медленно шла по Франт-стрит по направлению к дому Милли. Она глядела себе под ноги, вспоминая встречу с Ли Хуа. Казалось, что прошли века с тех пор, как они вдвоем бегали по улице наперегонки с Бигги, любимым псом Корри.

Когда она проходила мимо заявочной конторы, то заметила, что к дверям, как обычно, выстроилась длиннющая очередь старателей, желающих застолбить участок. Большинство из них – это было видно – приехали прямо с приисков. Они были перепачканы в глине, их лица и руки распухли от комариных укусов. Многие сидели прямо на тротуаре и играли в карты. Корри подумала, что, вероятно, «золотая лихорадка» не отпускает их ни на минуту и постоянно поддерживает в состоянии азартного соперничества.

Она ускорила шаги, чтобы побыстрее миновать это столпотворение. Краем уха Корри слышала отдельные слова: «жила», «скунсы», «золотой карман». Когда она оставила позади почти всю очередь, ее внимание привлек человек, весело болтающий о чем-то с двумя чечако. Что-то в его облике заставило ее остановиться. На нем была желтая фланелевая рубашка с расстегнутым воротом, а взгляд серых глаз мечтательно устремлялся на окружающие Доусон скалистые хребты, скрывающие в своих недрах золотые россыпи.

Корри почувствовала, как по ее телу волнами распространяются вялость и бессилие, ноги стали Совсем ватными, так что ей пришлось схватиться рукой за столб, чтобы не упасть. Это был Эвери Курран. Ее Эвери, который не давал о себе знать столько времени, а теперь как ни в чем не бывало стоит в очереди в заявочную контору, веселится с друзьями и любуется окрестностями!

– Эвери!

Он оглянулся на ее крик.

– Корри, неужели это ты? Боже, я не верю своим глазам!

Странное смещение радости, удивления и досады отразилось на его лице, но он так и не покинул своего места в очереди.

Корри подбежала к нему, но остановилась в нерешительности. Что-то мешало ей броситься в его объятия. Вместо этого она стала пристально разглядывать лицо, к которому так часто обращались ее мысли.

Как он красив! Он стал еще прекраснее, чем был раньше! Настоящая греческая статуя или шедевр Леонардо! Его золотистые волосы и пышные усы выгорели на солнце. Выступающие скулы, крепкий подбородок и чувственные губы по-прежнему могли свести с ума любую женщину. Его рубашка была немного помята, но безупречно чиста. Корри знала, каких усилий стоит аккуратность в здешних условиях.

– Да, это я.

Корри удивилась, услышав свой самоуверенный голос. Она не чувствовала ни уверенности, ни, что поразительно, радости. Нервы ее были на взводе – малейший толчок, и она готова была или расплакаться, или рассмеяться, или закричать.

– Я так долго жду тебя! Ты что, не получил моих писем? Я послала не меньше полудюжины.

Эвери покраснел.

– Конечно, я получил их. Но ты не представляешь, Корри, сколько у нас было работы! Понимаешь, нам казалось, что мы напали на богатую жилу, но намыть удалось гораздо меньше, чем мы рассчитывали.

Он переминался с ноги на ногу, как будто присутствие Корри тяготило его.

– Если честно, я и не думал, что ты отважишься приехать сюда. Мне и в голову не могло прийти, что ты такая смелая. Ведь Юкон – неподходящее место для женщин.

– В таком случае ты очень ненаблюдателен, Эвери, здесь полным-полно женщин.

– Да, может быть. Но они не такие, как ты… Я хочу сказать… – Он замялся и перевел разговор на другую тему. – Как поживаешь, Корри? Ты прекрасно выглядишь.

Корри поежилась под шалью, скрывающей ее располневший живот. Заметил ли он, что она беременна? Корри приподняла подбородок и сухо ответила:

– Я в полном порядке.

– Рад это слышать. Видишь ли, я приехал, чтобы застолбить еще один участок. Мы с друзьями хотим попытать счастья на Французском холме. Мы уже перевезли туда все оборудование. – Он понизил голос. – По нашим расчетам, там есть из-за чего рыть землю. Знаешь, Корри, на Эльдорадо, если повезет, можно отхватить такой участок, который будет давать по тысяче долларов за четыре промывки. Вот это я называю золотом! Настоящим золотом!

Вся очередь с любопытством прислушивалась к их разговору.

– Эвери, я… Мне надо поговорить с тобой. Мы не можем пойти куда-нибудь, где поменьше народу?

– Конечно, можем, Корри. Только не раньше чем через час. Я же говорю, мне надо подать заявку. Я не могу уйти из очереди сейчас. Я здесь торчу уже три часа.

– Но нам нужно… я ждала тебя…

– Корри.

Эвери взял ее за руку. Его пальцы были неприятно холодными. Корри чувствовала на себя взгляды окружающих людей. Вдруг они думают, что она – проститутка, которую Эвери когда-то знал, а теперь случайно повстречал на улице?

– Корри, я и так приехал в город в очень неподходящее время. Работы по горло. Мне нужно как можно скорее застолбить участок. Они здесь в конторе занимаются крючкотворством, так что это будет непросто. Но я не буду лучше забивать тебе этим голову. Ты ведь можешь меня подождать? Вряд ли это протянется дольше часа. А потом мы пойдем куда-нибудь пообедаем. И спокойно поговорим о былых временах.

Он улыбался ей прежней обворожительной улыбкой, которую она очень хорошо знала. Так же хорошо, как его благородный профиль, столько раз снятый ею с разных ракурсов. Теперь его улыбка была еще более пленительной: ровные зубы ослепительно блестели на фоне загорелой кожи. Корри невольно вспомнила смуглое от солнца лицо Куайда, его голубые глаза, способные одним взмахом ресниц приводить ее в блаженный трепет. Она прогнала навязчивое воспоминание и почувствовала, что не в силах больше сдерживать накопившуюся ярость.

– Подождать?! Я жду тебя здесь, в Доусоне, уже много недель! Я уже собиралась ехать на прииск!

Эвери снова переступил с ноги на ногу и смущенно отвел взгляд.

– Ты действительно хотела это сделать? Я непростительно жестоко обошелся с тобой. Но я собирался написать письмо. Ты не представляешь, как мы были заняты, Корри. Если бы ты когда-нибудь побывала на приисках, то знала бы…

– Вот как?

Гнев клокотал в ее груди. Неужели она когда-то была счастлива с объятиях этого человека, стонала от восторга, когда он целовал ее, а теперь носит под сердцем его ребенка? В это нельзя было поверить! Ей казалось, что она в карнавальном кривом зеркале видит какое-то чужое, искаженное отражение своего Эвери. И усы какие-то не те, длинные и облезлые. И подбородок не тот, вялый и безвольный.

– Эй, леди, оставьте парня в покое! Вы что же, не слышали, что он вам сказал?

Мужчина, стоявший позади Эвери, почесал бороду и выплюнул отвратительную, зловонную табачную жвачку, которая упала в дюйме от подола Корри. Она поняла вдруг, что вся эта толпа мужчин безмолвно ополчилась на нее, женщину, за то, что она вмешивается в их дела и посягает на одного из них. Корри взбеленилась.

– Вас никто не спрашивает! Эвери, мне надо поговорить с тобой. Ты же понимаешь, что это неудобно делать здесь.

– Знаешь, Корри, а ты ни на йоту не изменилась. Нрав у тебя все такой же непокладистый.

Эвери улыбнулся, и Корри показалось, что улыбка у него вышла несколько натянутая.

– Эвери, я не могу больше ждать! И откладывать дольше не стану. Теперь я вижу, что мне следовало сразу же ехать к тебе, а не ждать в Доусоне так долго. Так что ты выслушаешь меня здесь и сейчас. Иначе ты опять уедешь Бог весть куда, на этот свой Скукум, не будешь отвечать на мои письма, и мне придется до старости прождать тебя в этом проклятом Доусоне!

– Послушай, Корри…

– И никаких «Послушай, Корри»! Ты не имеешь права от меня отказаться! Ты соблазнил меня, или ты этого уже не помнишь? Так вот, я беременна, Эвери! Беременна!

Корри сама не верила, что смогла произнести эти слова прилюдно, перед огромной толпой мужчин, с любопытством наблюдающих за драматической сценой. На ее глазах выступили слезы унижения. Если бы она только могла дать ему пощечину и уйти, не оглядываясь! И никогда его больше не видеть! Но был ребенок. Их с Эвери ребенок!

– Эвери, нам надо поговорить, и я останусь здесь с тобой и буду ждать, сколько нужно, хоть до полуночи.

– Корри…

Эвери хотел что-то ответить, но передумал. Вместо этого он только улыбнулся, холодно и безразлично.

– Ну что ж, хорошо. Оставайся со мной и жди, раз уж ты действительно так этого хочешь.