Дитя Ночи

Кейт Тирнан

Дитя Ночи

Заколдованные — 15

Пролог

Без трех минут пять. Через три минуты все начнется, думала Морган Роулэндс, беря в руки тяжелую кружку только что заваренного чая. Она с трудом сдержалась от глотка, предупреждая последующие вопли, потому что заживлять обожженные языки она еще не научилась. «Остынь огонь,» шептала она, проводя левой рукой против часовой стрелки над чаем. Она сделала экспериментальный глоток, пытаясь растопить удушающий горло ком.

Она пристально смотрела в зеркальное окно небольшого чайного магазина в Аберистуите, Уэльсе, где она и Хантер Найэл договорились встретиться. На улице уже стемнело, хотя было только пять часов. После трехлетнего проживания в Ирландии Морган уже привыкла к рано наступающей под тяжестью грузных облаков темноте, но все-таки иногда она скучала по абсолютному холодному и плотному, переливающемуся снегу северной части штата Нью-Йорка, в котором она выросла.

Через окно стало отдавать привкусом тяжелых капель дождя. Морган глубоко вдохнула, погода снаружи полностью отражала ее внутреннее состояние. Обычно она приветствовала дождь как главную причину, того что Ирландия и Уэльс и были такими невероятно пышными и зелеными. Сегодня вечер казался тоскливым, мрачным, угнетающим главным образом из-за того, что она собиралась расстаться с человеком, которого она любила больше всего в мире, со своим муир бэата дан. Своей родственной душой.

Ее живот скрутило, руки напряглись. Хантер. О, Богиня, Хантер. Прошло почти четыре месяца, с тех пор как они смогли встретиться в аэропорту в Торонто — в течение только шести часов. И за три месяца до этого, в Германии. У них было тогда целых два дня вместе.

Морган встряхнула головой, сделала медленный выдох. Расслабься. Если я расслаблюсь и позволю мыслям идти, Богиня покажет мне, куда идти. Если я расслаблюсь и позволю вещам просто быть, то вся жизнь прояснится.

Она закрыла глаза и сознательно расслабила каждый мускул начиная от головы и спускаясь вниз до ледяных пальцев ног во влажных ботинках. Скоро успокоительный смысл теплоты расширился в ней, и она почувствовала, что часть напряженности покинула ее тело.

Раздался звон медных погремушек о дверь, что сопроводилось моментальным порывом ветра. Морган вовремя открыла свои глаза, и увидела заслоняющую свет высокую, душераздирающе знакомую фигуру. Несмотря ни на что, ее сердце расширилось от радости, и по лицу расползлась улыбка. Она стояла, когда он подошел ближе, его угловатое лицо освещалось, когда он смотрел на нее. Он улыбнулся, и смотрел своей открытым, радушным лицом, высеченным прямо перед ней.

«Привет, Морган. Извини, я опоздал,» сказал Хантер своим английским акцентом, притупленным усталостью.

Она крепко обняла его своими руками, не беспокоясь о том, что его длинное твидовое пальто было пропитано ледяным дождем. Хантер склонился, Морган встала на цыпочки, и их губы слились в поцелуй ровно на середине расстояния между ними — так они делали каждый раз. Когда они отделились, Морган провела пальцем вниз по его щеке. «Сколько лет, сколько зим» сказала она посаженным голосом. Зрачки Хантера моментально сузились, ну и что, что как кровная ведьма он имел возможность распознавать любые эмоции, просто он знал Морган глубже, чем кто-либо другой. Морган откашлялась и села. Не отрывая от нее взгляда, Хантер тоже сел, невольно разбрызгав каплями линолеум вокруг стула. Он снял с головы свою старомодную твидовую кепку и взъерошил рукой свои прекрасные, белокурые волосы.

Морган впилась в него глазами и от ее пристального взгляда не ускользнула ни одна малейшая деталь. От зимы его лицо побледнело, а глаза источали ледяной зеленый свет, подобный Ирландскому морю через три квартала отсюда. Никогда еще Морган не видела его волос настолько отросшими.

«Приятно видеть тебя,» сказал Хантер, улыбаясь очевидному преуменьшению. Стол соприкасался с его коленом, пока совсем не свалился на него.

«Тебя также,» ответила Морган. На ее лице уже проступало внутреннее страдание? Она чувствовала, как будто боль ее решения должна окружить ее как аура, видимая любому, кто знал ее. «Я заказала чай на двоих — тебе налить?»

«Пожалуйста,» — сказал он, и Морган налила ему полную кружку чая.

Хантер приподнялся и повесил свое промокшее пальто на спинку стула. Он отпил большой глоток чая и осунул плечи. Морган знала, что он только что из Норвегии.

Что сказать? Как сказать? Она репетировала эту сцену в течение прошлых двух недель, но теперь, когда она была здесь, чтобы довести ее до конца, в ней вспыхнуло желание восставать против того, что она сама хотела сделать. И в каком-то смысле, это правильно. Разрыв отношений со своим муир бэата дан равняется борьбе с судьбой.

Прошло четыре года после ее первой встречи с Хантером, размышляла Морган. Она рассеянно вертела серебряное кольцо на безымянном пальце правой руки. Хантер подарил его, когда ей было семнадцать лет, а ему девятнадцать. Теперь же ему двадцать три года и он парень, выглядящий не старше передового долговязого подростка, «гениальный мальчик»-ведьма, самый молодой член Международного Совета Ведьм.

И она уже больше не была наивной, безумно влюбленным долговязой школьницей, которая только что обнаружила, что она ведьма крови и которая изо всех сил пытается учиться управлять своими невероятными силами. Она проделала длинный путь за эти несколько лет с лета первого года средней школы, когда она сначала узнала, что было фактически несколько выживших членов ковена ведьм ее матери, Белвикет. Она проводила лето, учась в Шотландии, когда они прибыли к ней, имея, наконец, возможность показать себя после того, как темная волна была побеждена и — что еще более важно, Кириан Макеуон был лишен его сил. Они рассказали ей, как пережили разрушение своего ковена, сбегая в Шотландию, где скрывались в течение многих десятилетий. Когда они узнали о существовании Морган, то прибыли, чтобы попросить ее помощи в восстановлении ковена, который формировали их семьи в течение сотен лет. И это то что она делала посте переезда в Ирландию спустя год после окончания средней школы, и любви каждый момент — не учитывая факт, что нахождение в Кобе означало быть без Хантера.

Хантер обошёл стол и взял ее руку. Морган чувствовала себя разорванной, но все же знала что она должна сделать, что должно произойти. Она проверила тысячу раз и это было единственное решение, которое имело смысл.

«В чем дело?» он спросил мягко. «Что случилось?» Морган смотрела на него — человека, который был и глубоко знакомым и странно таинственным. Было время, когда она видела его каждый день, когда она была достаточно близко, чтобы знать, порезался ли он при бритье или провел бессонную ночь. Теперь она видела тонкую розовую линию- след излеченной раны на его кривой челюсти, и понятия не имела, где или когда или как он получил это.

Она покачала головой, зная, что не может струсить, зная, что, в конце концов, они должны следовать каждый своей отдельной судьбой. Через минуту она сказала бы ему это, как только она могла говорить, без крика.

Как будто принимая сознательное решение позволить этому произойти через мгновение, Хантер поправил рукой волосы, снова вгляделся в глаза Морган. «И так я поговорил с Эльвин о ее обязательстве,» сказал он.

«Да, она кажется счастливой,» сказала Морган. «Но ты — "

«Я рассказал ей о моих проблемах,»- Хантер вскочил. «Ей только девятнадцать лет. Я просил её подождать, но что я знаю? Я — только ее брат.» Он выдал свою кривую улыбку, которую Морган так хорошо знала.

«По крайней мере она Винденкель,» сказала с невозмутимым видом Морган. «Мы все можем благодарить Богиню за это.»

Хантер усмехнулся. «Дядя Бек так рад.» Дядя Хантера, Бек Эвентид, воспитал Хантера, его младшего брата, Линдена и Эльвин после того, как их родители исчезли, когда Хантеру было восемь лет. Хантер был уверен, что дядя Бек всегда обвинял отца Хантера, Вудбайна в своих проблемах.

«Что-нибудь только Вудбейн,» дразнила Морган. Сама она была полностью Вудбейн и по себе знала предубеждения большинства викканцев против ее клана. «Верно», сказал Хантер, все еще глядя на нее.

Они помолчали минуту, занятые своими мыслями. Потом Хантер наконец сказал, «Пожалуйста, скажи что случилось. Ты ведешь себя странно.»

«Он слишком хорошо меня знает», подумала Морган. Хантер чувствовал ее беспокойство, печаль, сожаление.

«Ты заболела?»

Морган покачала головой и убрала за ухо выбившиеся пряди. «Нет… Я в порядке. Просто… Надо было увидеть тебя. Чтобы поговорить».

«Вечно такие долгие перерывы между встречами», — сказал Хантер. «Иногда я схожу с ума от этого».

Морган посмотрела в его глаза и увидела вспышку страсти и тоску, от которого в горле появился ком, а в животе — порхание.

«Я тоже», — сказала Морган, ухватившись за тему. «Но даже несмотря на наше сумасшествие, похоже, мы способны видеться всё реже и реже».

«Тоже верно», — подтвердил Хантер, потирая рукой подборок, где была видна дневная щетина. «Это не лучший наш год».

«Зато он лучший для каждого из нас в отдельности», — сказала Морган. «Ты практически в одиночку добиваешься признания обществом Новой Организации, размещаешь офисы по всему миру, работаешь с людьми по новым принципам. То, что ты делаешь — невероятно важно. Это изменит общение ведьм друг с другом, с кланами…». Она встряхнула головой. Старый совет, по большому счету, оставался сейчас не более, чем символической традицией. Слишком много людей протестовали против его всё возрастающих внутренних и крайне секретных программ по выявлению ведьм, злоупотреблявших магической силой. В ответ на это Хантер и еще горстка ведьм создали Новую Организацию. В меньшей степени политическую, но в большей степени направленную на поддержку системы мер реабилитации запутавшихся ведьм без лишения их магических сил. Сейчас в эту систему входило налаживание взаимодействия ведьм в обществе, обучение, общественные отношения, помощь в исторических исследованиях. Викка оставалась незыблемой в двадцать первом столетии, в основном, благодаря Хантеру.

«У тебя нет ни одного шанса прекратить это», — сказала Морган. «И у меня… Белвикет становится всё более и более важным для меня. Я действительно вижу свое будущее в нем. Он поддерживает ту работу, которую я хочу делать — исцеление, и, вероятно, когда-нибудь я смогу стать верховной жрицей — Риордан, возглавившей Белвикет вновь».

Родная мать Морган Мэйв Риордан умерла, когда Морган была ребенком. Если бы она была жива, то являлась бы верховной жрицей своего потомственного ковена Белвикета, точь-в-точь как ее мать Маккенна и мать Маккенны до нее.

«Это то, что ты будешь счастлива делать?» — спросил Хантер.

«Похоже, это моя судьба», — ответила Морган, ее пальцы рассеянно теребили манжету его свитера. «Так же, как и твоя», — думала она. Зачем встретились две судьбы, идущие в противоположных направлениях? «И да, это делает меня счастливой. Это невероятно переполняющее чувство — быть частью ковена, который могла возглавлять моя родная мама. Несмотря на то, что сейчас мы находимся на другой стороне Ирландии, вся наша работа полна историей о моей семье, моих родственниках — людях, которых у меня никогда не было возможности узнать. Однако это означает, что я остаюсь здесь, предавая себя нахождению в Кобе, посвящая свою жизнь вполне определенному будущему».

«Угу…», — согласился Хантер, настороженность мелькнула в его глазах.

Теперь, когда она зашла так далеко, Морган заставляла себя довести начатое до конца. «Так что я здесь. А ты… где угодно. Повсюду. При этом промежутки между нашими встречами составляют от четырех до шести месяцев. В аэропорту». Она осмотрелась вокруг. «Или в чайном магазине».

«Ты к чему-то клонишь», — сухо заключил Хантер.

За последние четыре года они с Хантером много раз разговаривали о расстоянии между ними. Каждая беседа была ужасной и душераздирающей, но ни разу они не могли принять никакого решения. Они были родственными душами; они были предназначены любить друг друга. Но как они могли любить, если почти всегда находились на разных частях континента? И как они могли это изменить, если каждый из них был по праву предан делу своей жизни?

Морган не видела выхода из этого. Не без того, чтобы кто-то из них бросил избранный путь. Она могла бы оставить Белвикет и следовать за Хантером по всему миру, пока он работал над становлением Новой Организации. Но она боялась, что радость быть с ним может быть омрачена расстройством отказа от мечты и чувством вины от того, что она подводит свой ковен и даже свою родную мать, которую никогда не знала. А после этого, что останется хорошего в том, чтобы быть с Хантером? Она не хотела превращать свою жизнь в жалкое существование. А если она попросит его бросить Новую Организацию и остаться с ней в Ирландии, он окажется в таком же положении — взволнованным от счастья быть с ней, сломленным от того, что не может быть верен своему важнейшему призванию. Она была не в состоянии просить его об этом.

Расстаться навеки — это казалось наиболее верным решением для них обоих. Она хотела, чтобы Хантер был счастлив, несмотря ни на что. Если она даст ему свободу, то он получит наибольшие шансы для этого. И хотя мысль никогда больше не обнимать его, не целовать, не смеяться с ним, даже просто не сидеть рядом и не смотреть на него была почти равносильной смерти, всё равно Морган верила, что это в конечном итоге к лучшему. Казалось, не было возможности им быть вместе; они способны на очень многое, но сами по себе.

Кроме того, Калэм Бёрн, член Белвикета, признался ей в любви. Он нравился ей и был отличным парнем, но не являлся ее муирн беата даном. Не было ни одного шанса, что когда-нибудь он будет связан с ней так же, как Хантер, хотя как это можно сказать, если она и не пыталась расстаться с Хантером, чтобы быть с Калэмом или с кем-то еще. Вот для чего всё это. Вот зачем нужна свобода ей и Хантеру — чтобы дать каждому из них посвятить себя работе и освободить их от постоянной болезненной жажды этих мучительно коротких встреч.

«Хантер… Я просто не могу больше так. Мы не можем больше так». Ее горло сжалось, и она отпустила его руку. «Мы должны… покончить с этим раз и навсегда. С нами».

Хантер моргнул. «Я не понимаю», — сказал он. «Мы не можем покончить с нами. Мы — это судьба».

«Но не в жизнях, которыми мы живем сейчас». Морган была не в силах даже взглянуть на него.

«Морган, расстаться — это не решение. Мы слишком сильно любим друг друга. Ты моя муирн беата дан — мы родственные души».

Это действительно так. Одинокая слезинка скатилась по щеке Морган. Она шмыгнула носом.

«Я знаю», — согласилась она с горечью. «Но попытки быть вместе тоже не удаются. Мы не видим друг друга, наши жизни протекают в разных направлениях — какое у нас может быть будущее? Притворство — вот в чем мы погрязли. Если мы действительно, на самом деле, признаем, что это так, то оба станем свободными заниматься тем, чем хотим, даже не пытаясь делать вид, что должны учитывать интересы другого».

Хантер молчал, сначала глядя на Морган, затем осматривая небольшой чайный магазин, а потом уставившись на потоки дождя за темным окном.

«Неужели это то, чего ты хочешь?» — медленно спросил он. «Чтобы мы шли своими собственными дорогами, даже не пытаясь делать вид, что должны думать друг о друге?»

«Это то, что мы уже делаем», — сказала Морган, чувствуя, что вот-вот разорвется на части от боли. «Я не говорю, что мы не любим друг друга. Мы любим… и всегда будем любить. У меня просто больше нет сил надеяться или ждать, когда что-то изменится. Ничего не изменится». На этом ее голос надломился. Она опустила голову на руки и сделала несколько глубоких вдохов.

Хантер рассеянно выводил что-то пальцем по столу, а потом Морган узнала руну. Руну силы. «Итак, мы будем жить друг без друга, общаться с другими людьми, и никогда не станем возлюбленными снова».

Он затих, тщательно взвешенные слова словно иголками пронзали ее сердце, ее разум. «Богиня, просто дай мне пройти через это. Дай мне пройти через это», — думала она. Морган кивнула, моргая в безуспешной попытке сдержать наворачивающиеся на глаза слезы.

«Это то, чего ты хочешь», — его голос звучал очень ровно, но Морган, зная его так хорошо, понимала, что под этим скрываются огромные бушующие внутри эмоции.

«Это то, что мы уже имеем», — прошептала она. «Это не жизнь возлюбленных. Я не знаю, что это».

«Ладно», — сказал Хантер. «Ладно. В общем, ты хочешь, чтобы я зажил тихой мирной жизнью с тобой, в этом дело? В Кобе? Высадим сад вместе? Заведем кота?» Его голос не был грубым — больше безысходным, будто он действительно пытался понять.

«Я этого не говорю», — сказала Морган, чуть слышно. «Я хочу, чтобы ты делал то, что тебе нужно. Я хочу, чтобы ты был счастлив, был востребованным. Я говорю, что я знаю, что ты не будешь жить со мной в Кобе, с садом и котом». Она вытерла глаза о рукав своего свитера.

Хантер молчал. Морган натянула длинные рукава свитера поверх рук и положила на них голову. После этого она снова смогла дышать. Она хотела вернуться к завтраку-в-кровати, принять душ и наплакаться вдоволь.

«Что если бы… всё было по-другому?» — в конце концов спросил Хантер.

Морган горько вздохнула: «Но всё не по-другому».

«Жизнь закрутила тебя и меня», — сказал Хантер. «Твой сегодняшний поступок свидетельствует о том, что ситуация вышла из-под нашего контроля. Но мы сами делаем выбор. Мы можем изменить наши приоритеты».

«О чем ты говоришь?» — Морган округлила глаза, после чего с усилием сделала глоток чая. Он стал крепче и горче.

Мгновенно Хантер потянулся через стол и взял ее руки в свои, его хватка была как камень. «Я думаю, нам нужно изменить наши приоритеты. Обоим из нас».

«На что?» Как он всегда ухитрялся выводить ее из равновесия, даже через четыре года?

«На нас», — сказал Хантер.

Морган изумленно уставилась на него, потеряв дар речи.

«Морган», — продолжил Хантер, понижая свой голос и наклоняясь ближе к ней. «Я тоже много думал об этом. Мне нравится то, что я делаю в Новой Организации, но я осознал, что это не имеет большого значения без тебя, способной разделить это со мной. Я понимаю, мы оба очень разные люди. У нас разные мечты, разные цели. Слишком разные происхождения, семьи… Но ты же знаешь, мы созданы друг для друга. Я знаю, мы созданы друг для друга… я всегда знал. Ты моя родственная душа — моя муирн беата дан».

Морган начала тихо плакать. О, Богиня, она так сильно любила его. «Я понял, что ты моя единственная, как только встретил тебя», — сказал он, его голос был слышен только ей. «Я уже знал это, когда не нравился тебе, когда не доверял тебе, когда я боялся твоей силы и твоей неспособности контролировать ее. Я знал это, когда ты встретила Карьяна МакЭвана — твоего отца. Я знал это, когда ты была влюблена в этого ублюдка моего сводного брата Кэла. Я всегда знал это: ты моя единственная».

«Я не понимаю. О чем ты говоришь?». Это пугало, она до сих пор так сильно надеялась, что они смогут быть вместе. Такая мучительная надежда. Она ощущала его руки, сжавшие ее, как тиски — такой же сильной хваткой, какой он держал ее сердце.

«Ты пришла порвать со мной навсегда», — ответил Хантер. «Я не остановлю тебя, если это то, чего ты хочешь. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Но если ты видишь хоть какой-нибудь шанс, что сможешь быть счастливой со мной, а не без меня, то я прошу тебя попытаться».

«Но как? При сложившихся обстоятельствах». Сказала Морган, полностью сбитая с толку.

«Нет, не при сложившихся обстоятельствах», — сказал Хантер. «Их определенно необходимо изменить. Я могу измениться. Я могу изменить что угодно, если это значит, что ты будешь со мной».

Морган была не способна ничего делать, кроме как смотреть в изумлении. «С тобой в каком смысле?»

Хантер повернул ее руку тыльной стороной вверх и коснулся кладдахского кольца: «Во всех смыслах. Как мой партнер, как мать моих детей. Во всех смыслах, какие существуют. Ты нужна мне. Ты моя жизнь, где бы ты ни находилась и что бы ты ни делала».

Морган затаила дыхание.

«Слушай, единственное постоянное в наших жизнях — это наша любовь», — сказал он. «Похоже, мы растрачиваем понапрасну наш самый драгоценный дар — иметь родственную душу. Если мы позволим этому исчезнуть, то ничего больше не будет иметь смысла». Морган не отводила от него пораженного взгляда, казалось, лучик света озаряет ее сердце: «О, Богиня, пожалуйста. Пожалуйста».

Он продолжал: «Постепенно я могу прекратить исследовательские работы, которые провожу для Новой Организации. Есть вещи, которые я могу делать, находясь в Кобе. Мы сможем жить вместе, строить нашу совместную жизнь, почти всегда просыпаться друг с другом. Я хочу видеть, как ты взрослеешь, хочу, чтобы мы состарились вместе. Хочу иметь семью с тобой. В ней могут быть и коты, если хочешь».

Неужели это может быть правдой? Неужели это действительно сейчас происходит? После двухнедельного отчаяния внезапное всепоглощающее счастье казалось Морган почти пугающим.

«У меня всё еще есть Дагда», — это было всё, что Морган смогла придумать для ответа. Ее когда-то крошечный серый котенок сейчас стал огромным шестнадцатифунтовым (~ 7,25 кг) котом, который испытывал отдельную любовь к ирландским мышам. «Но… неужели ты это делаешь? Неужели ты правда имеешь это в виду?»

Хантер улыбнулся. Это было самое красивое зрелище, которое Морган когда-либо видела. Он придвинул свой стул к ней, совсем близко. Обнял ее за талию, и Морган ощутила его тепло, надежность, перспективность. Серая половина ее жизни, на которую она себя обрекла, только что окрасилась в яркие переливающиеся цвета. Это было слишком. Это было чересчур.

«Ты хочешь быть со мной, Морган?» — нежно спросил он. «Ты моя сердечная любовь, мой сердечный покой. Ты хочешь обручиться со мной — станешь моей женой?»

«О, да. Да,» прошептала Морган и положила голову на его плечо.

Рассвет. «Рассвет — самое волшебное время дня, естественно следующее за закатом», — мечтательно думала Морган. Она вытянула ноги к Хантеру и позволила абсолютному счастью, надеждам и полнейшему удовлетворению нахлынуть на нее волной комфорта. Лежа в кровати, Морган могла видеть маленький прямоугольник неба, бледно-серого цвета, с оттенками розового. «Это рассвет новой жизни», — ликовала Морган. Жизни, где они с Хантером будут всегда вместе. Они поженятся — об этом она думала с трепетной дрожью от страха и восторга. У них, вероятно, будут дети. «Богиня, Богиня, был ли когда-либо кто-нибудь так счастлив?» — ее глаза блаженно закрылись, легкая улыбка всё еще отражалась на ее лице.

«Милая», — прошептал Хантер, целуя ее в ухо. Морган неохотно открыла глаза, потом нахмурилась, осознав, что он уже не в постели и одет.

«Что ты делаешь?» — сонно потребовала она, — «Возвращайся сюда». Хантер засмеялся и покрыл поцелуями теплую впадинку под ее ухом.

«У меня последняя встреча по поводу Новой Организации на севере Уэксфорда (город в Ирландии)», — объяснил он. «Я сяду на паром «Восемь-пять». Приеду на собрание, скажу им найти замену и вернусь к обеду — не позже. Мы можем купить что-нибудь жареное, как ты любишь, договорились?»

«Договорились», — ответила Морган, с наслаждением потягиваясь.

Она заметила шаловливый огонек в его глазах, блеснувший, когда она потягивалась, затем вновь сжалась под одеялом. Он взглянул на часы, а она засмеялась. «У тебя нет времени», — сообщила она ему.

«Люблю тебя», — сказал он, ухмыляясь и открывая дверь.

«Люблю тебя тоже», — ответила Морган. — «Навечно».

У Морган было чувство, будто она лишь на секунду только что закрыла глаза, как ее разбудило громкое долбление в дверь. Нахмурившись, она посмотрела на часы. Восемь-двадцать. Так что Хантер ушел лишь полчаса назад. Что это был за шум? Она села. Хлестанье дождя заставило ее взглянуть в окно. На улице шел ливень, грохотал гром и сверкали молнии. Так странно после чистого рассвета.

Внизу на лестнице люди кричали и бегали, громко стучали в дверь. Что это могло быть? Пожар? Тревоги не было. Крыша течет? Это не повод такого жуткого переполоха.

В одно мгновение Морган натянула джинсы и свитер, запрыгнула в свои ботинки. Она высунула голову за дверь и втянула воздух. Запаха огня нет. Морган выпустила свои сенсоры, посылая сознание в окружающее ее пространство. В результате, уловила только сбивчивые, озадаченные чувства… панику, страх. Она схватила плащ и рысцой бросилась вниз.

«На помощь!» — кто-то кричал. — «На помощь! Если у вас есть лодка, нам нужна она! Все матросы! Быстрее в порт!»

Человек в плотном плаще промчался мимо Морган и выбежал за дверь, следуя за мужчиной, который кричал о тревоге.

«Что происходит?» — спросила Морган портье. Морщинистое женское лицо стало натянутым от волнения, черные волосы придавали ей еще более бледный вид. «Что случилось?»

За переднюю дверь выбежало еще двое мужчин, их шляпы были низко посажены под углом против проливного дождя. Морган услышала еще один возглас: «Быстрее в порт!».

«Паром», — сказала женщина, повязывая на голову шарф. «Паром пошел ко дну во время шторма».

Ледяной дождь иголками вонзался в ее лицо, когда Морган прорывалась вперед к порту. Чтобы пробежать три квартала потребовалось полчаса, и каждую секунду бесконечный поток мыслей мелькал у нее в голове. «Пожалуйста, хоть бы Хантер опоздал, единственный раз в его жизни. Пожалуйста, хоть бы это был другой паром. Прошу, пусть никто не пострадает. Умоляю, хоть бы Хантер опоздал. Он пропустил паром, он пропустил паром, он пропустил паром…».

Внизу в порту ливень заслонял видимость, и сначала Морган могла разглядеть только бегающих вокруг людей и мужчин, заводящих двигатели на своих рыболовных лодках. Потом пронзительно завыла местная пожарная машина, кажущаяся смехотворно маленькой и не соответствующей такому происшествию. Морган вцепилась в руку пожилого мужчины и с силой затрясла ее. «Что случилось?» — кричала она, ветер с ревом уносил ее голос прочь.

«Паром затонул!» — выкрикнул он в ответ, пытаясь вырвать руку, чтобы бежать на помощь.

«Какой паром?» — ледяная рука медленно сдавливала сердце Морган. Она заставляла себя надеяться.

Мужчина уставился на нее: «Единственный паром! «Восемь-пять» до Уэксфорда!» Затем он резко выдернул руку, и, окаменев, Морган наблюдала, как он сбежал вниз по причалу и запрыгнул в рыболовную лодку, которую сразу накрыло беспорядочными вспенившимися волнами.

«Это не происходит. Я проснусь в любую минуту. Я знаю, что скоро проснусь». Медленно Морган ступила на небольшой пятачок, грубые мокрые камни под ногами нарушали равновесие. Тихонько она умоляла Хантера поскорее придти к ней, с сумкой в руке, опоздавшим на паром, потому что остановился купить маффин (кекс) или чай или что угодно. Она выпустила свои сенсоры. Ничего. Она послала ведьминское сообщение: «Хантер, Хантер, приди ко мне, приди ко мне, я здесь, жду». Ничего.

Ее волосы промокли от дождя, и резкие порывы ветра хлестали прядями по лицу. Морган стояла на краю бетонного причала, тяжелая, ржавая цепь издавала мучительный скрипучий звук, когда ветер тащил ее то туда, то сюда. Морган закрыла глаза, ее волосы упали по бокам. С годами наработанным опытом она быстро погрузилась в состояние медитации, абстрагируясь от настоящего момента, пространства, времени, погружаясь глубоко, где время и мысли, энергия и магия смешивались в одно целое.

Джиоманах. Всё ее существо было сфокусировано на имени Хантера, его глазах, запахе, ощущении от прикосновения к его коже, на его улыбке, смехе, ярости, страсти. В доли секунд она пережила годы воспоминаний с ним: битву Хантера с Кэлом, ее бросок атаме в его шею, его падение с обрыва в ледяную реку. Нанесение Хантером сигилов защиты вокруг дома ее родителей, блеск его прекрасных волос в лунном свете. То, как он обнимал ее, заворачивая в свой плащ после перевоплощения в волка. Тогда она лежала в слезах в его руках, ощущая треск костей в суставах, мышечные разрывы. Его голос, ласково произносящий успокаивающие заклинания, чтобы забрать ее боль и страх. То, как они с Хантером впервые занимались любовью, удивление и всю красоту этого, шок от боли и смущение, когда они только слились телами и сердцами. Его широко распахнутые зеленые глаза над ней. Другие вспышки воспоминаний проносились перед ней: образ за образом; отложившийся в памяти смех, эмоции; запах; нынешняя фаза луны; круги магии; ведьмы в мантиях; сияющая аура Хантера; Хантер в споре, в гневе; Хантер, сдерживающий слезы, когда Морган порвала с ним.

«Ан найл натрак», — прошептала Морган в дождь. «Ан ди алай, найл нитбэн, олэй рак биер…». И так далее — слова заклинания — сильнейшего заклинания, которое она могла сотворить без подготовки. Она взывала к ветру, дождю и тучам. Она развела руками, и тучи просияли, начиная разделяться. Она резко выставила руки вперед, и дождь уменьшился, утихомирившись, словно от наказания. Морган не волновало, наблюдал ли за ней кто-то или нет. Всё, что она делала, это заклинание, которое могло оттолкнуть Хантера от самого края его могилы. Когда она открыла глаза, дождь замедлился до раскаивающейся мороси; волны стали успокаиваться. Морган упала, ослабленная и изможденная от работы с такой могущественной магией. Постепенно она заставила свои ноги привести ее к толпе людей, скопившихся на причале. Голоса доносились до нее рыданиями, подобно хлюпанью обломков на воде.

«Нигде подобное не видано».

«Чудовищность, вот это что».

«Волна взошла, людей накрыла».

«На этом прекратился шторм».

Морган застыла, когда увидела на земле длинное покрывало из тел. Мужчины и женщины плакали, спорили, отрицали случившееся. Несколько пассажиров парома было спасено, и они сидели кучкой, оглядываясь в шоке и страхе.

Хантера не было среди них. Как и среди мертвых, лежащих на земле.

Морган собрала каждую капельку силы и магии в себе и послала их во внешний мир. «Если Хантер жив, я почувствую его. Если частичка его духа здесь, я почувствую ее, я пойму». Она стояла совершенно неподвижно с закрытыми глазами, выставленными руками. Ее грудь вздымалась и болела от напряжения. Никогда прежде она не выпускала свои сенсоры, свою магию с такой силой. Никогда не вкладывала всю свою мощь в попытке почувствовать кого-то. Она почти кричала от силового растяжения, чувствуя, будто летит отдельно от тела. «Хантер, ты жив? Где ты?»

Внезапно Морган упала на колени на острую крупную гальку, ощущая, как ударяется о землю. Она смотрела на причал, на дождь, на накрытые тела, но зрелище казалось мутным, все звуки приглушенными, все предметы поблекшими. Словно весь мир потерял что-то: какой-то элемент, делавший его ясным, богатым и полным. А потом она поняла.

«О, мой Бог. О, мой Бог. Он действительно исчез. Хантер исчез».

Невидящими глазами она уставилась на пенящуюся серо-зеленую воду. Как могло море посметь забрать того, кого она любила, ее родственную душу, ее муирн беата дана? Острая боль хлынула из нее, и она завыла: «Верни его!». Она широко раскинула руки, а потом, к ее изумлению, ее серебряное кладдахское кольцо — кольцо Хантера — соскользнуло с мокрого от дождя пальца и плавно полетело в пространстве. Не веря, Морган наблюдала, как серебряный предмет неясно блеснул в тусклом сером свете и беззвучно упал в море. Он исчез мгновенно, затонув быстро и тихо в мрачной воде.

Ее кольцо, кольцо Хантера. Оно тоже теперь исчезло навсегда. «Нет, нет».

Ее мир в бешеном водовороте серого отчаяния рушился вокруг нее. С выставленными руками Морган упала прямо на лицо, не беспокоясь о том, чтобы когда-либо снова встать.

1. Мойра

«Так что я сказала: «Ой, мам, не кипятись без причины»», — рассказывала Мойра Бёрн, слизывая с ложки молочную пенку кофе-латте. Она ангельски улыбнулась своим подругам и сделала огромный хлюпающий глоток. Наконец длинный «регулярный» школьный день подошел к концу, и она, Тэсс и Вита пришли в «Дух Моргота», расположенный на окраинах Коба. Здесь на первом этаже размещался магазин мистических книг и принадлежностей; на втором этаже — кафе, где они иногда читали и слушали музыку; а третий — предназначался для различных Викканских занятий и исследовательских групп. Трое девочек устроились за столом в кафе, в дальнем углу.

«Да брось ты», — не веря, засмеялась Тэсс Саммэрэлл.

«Ладно, я могу представить, как ты хамишь Морган из Белвикета — матери и не только», — согласилась Вита О’Шэнэсси, ухмыляясь. «Но неужели после этого тебе не влетело?»

Мойра сделала еще один глоток и покачала головой. Ее светлые красновато-золотистые волосы с зелеными прядями слева спадали ей на плечи. «Удивительно, но нет», — признала она. «Я включила знаменитое очарование Мойры Бёрн и убедила ее, что это было для моего урока по искусству заклинаний».

Голубые глаза Тэсс стали огромными: «Я не верю, что твое очарование действует на твою собственную маму, и, ты же знаешь, выведение на стене в саду твоих инициалов живыми божьими коровками — совсем не то, что Кэди задавала по искусству заклинаний».

Мойра засмеялась, снова вспоминая, как поражена она была, когда ее заклинание сработало. Оно было самым сложным из тех, которые она когда-либо пробовала, а наблюдение, как крошечные краснокрылые божьи коровки медленно выстраиваются в «МБ», было невероятно удовлетворяющим. До тех пор, пока ее мама не пришла и не застала ее. «Это было блестяще», — сказала Мойра. «Я точно получу лучшие оценки за это».

Вита закатила глаза: «Вероятно, получишь. Особенно, если используешь знаменитое очарование Мойры Бёрн.

Мойра захихикала. Кэди Дав, их преподавательница по искусству заклинаний, была такой же старомодной, как и ее мама. Тот факт, что Мойра забавлялась с волей божьих коровок просто ради шутки, произведет на нее отнюдь не лучшее впечатление.

Вставая, Тэсс спросила: «Кому-нибудь что-нибудь надо? Я иду за еще одним экспрессо». В полный рост Тэсс была пять футов два дюйма (~157 см), на шесть дюймов (~15 см) ниже Мойры, и при всём своем изящном телосложении Мойра испытывала неловкость. Естественного черного цвета волосы Тэсс были коротко подстрижены с заостренными кончиками, окрашенными в фиолетовый цвет. Гораздо более вызывающие, чем три зеленые пряди Мойры, которые должны были смыться к Дню Святого Патрика, но оказались не выводимыми. Она просила маму смыть их с помощью магии, но мама отказалась. Папа просто посмеялся и обнял ее: «Не так уж плохо, Маргаритка. Вероятно, понадобится лишь шесть или семь лет, чтобы отрастить их».

Мойра застонала, позволяя папе себя обнять, несмотря на то, что ей было уже пятнадцать лет — слишком много, чтобы ее обнимали или называли Маргариткой — домашним прозвищем, которое папа всегда использовал.

«Воспринимай это как закалку характера», — предложила ее мама, и папа снова рассмеялся. Затем папа с мамой переглянулись и улыбнулись друг другу, а Мойра поняла, что это безнадежный случай. Она позвонила Тэсс и пожаловалась на несмываемую окраску — «худшее событие», которое с ней когда-либо случалось.

Это произошло семь месяцев тому назад. Месяц спустя ее папа погиб в автокатастрофе в Лондоне, куда уехал по делам. Теперь она больше всего на свете хотела, чтобы зеленые пряди действительно были ее самой худшей проблемой — а Калэм Бёрн всё еще ждал дома, чтобы прочитать ее маме лекцию о самых последних трудностях, в которые Мойра влипла.

«Мойра?» — спросила Тэсс, ожидая ответа.

«Ой, нет, спасибо. Я в порядке», — Мойра выдавила из себя слабую улыбку.

«Итак, в чем дело?» — спросила Вита сразу, как только Тэсс ушла. Ее круглое лицо выглядело озабоченным.

О, ты знаешь,"неопределенно сказала Мойра. Вита сочувственно кивнула и погладила руку Мойры старомодным жестом.

«Я знаю. Я здесь всегда, когда ты захочешь поговорить.»

Мойра кивнула. «Я слегка отвлеклась, правда», — сказала она.

«Что ж, хорошо», — сказала Вита. «Потому что я тут подумала, не могла бы ты мне помочь с изучением гербологии. Я спутала все виды паслёнов на последнем тесте, и Криста была очень разочарована». Вита понизила голос, говоря о Кристе Райян — одной из учительниц по предметам для инициации.

«Конечно», — ответила Мойра. «Приезжай сегодня вечером или завтра, и мы всё повторим. Я поделюсь с тобой всей мудростью Мойры Бёрн».

Вита запустила в нее бумажной салфеткой, и Мойра засмеялась. «Ты имеешь в виду ту мудрость Мойры Бёрн, с помощью которой ты наколдовала свои инициалы, используя жуков?» — сухо спросила Вита.

«Верно! Ту самую мудрость!»

Вернулась Тэсс и села, искусно подогнув под себя ногу.

«Ты такая изящная!» — сказала Мойра со вздохом, мечтая, чтобы то же самое можно было сказать о ней. Затем она застыла на своем сиденье, ее орехового цвета глаза стали огромными. Одной рукой она потянулась и схватила Тэсс за руку. «Богиня… Думаю, он здесь, на лестнице», — прошептала она. Она специально не стала выпускать свои сенсоры, но ее шею покалывало, и когда она сконцентрировалась, то поняла, что чувствует вибрации Иэна.

Веки Виты затрепетали. «О, нет… Я не уверена, что смогу выдержать волнение от встречи с Иэном Дилэни. Кто-нибудь помогите мне. Принесите остужающую повязку». Она закачалась на своем стуле, в то время как Тэсс взорвалась от смеха. Мойра посмотрела на Виту.

«Я принесу тебе остужающую повязку», — сказала она, — «для твоего рта».

Вита и Тэсс засмеялись сильнее, и Мойра прищурилась. «Не могли бы мы чуть больше сострадать друг другу, пожалуйста?» — попросила она. «Как часто я западаю на парня?»

«Не часто», — согласилась Тэсс, успокаиваясь. «Всем, вести себя как ни в чем не бывало».

От этого Вита снова расхохоталась. Мойра вновь взялась за свой кофе-латте, так словно в нем находила абсолютное понимание. «Приди сюда», — думала она. «Поднимись, ты хочешь пить».

Она не накладывала заклинаний на Иэна и не посылала ему сообщений. Она просто сильно хотела. Иэн Дилэни перевелся в ее среднюю школу два года назад, и Мойра немедленно влюбилась в него. Он был великолепен в своей грубоватой манере одеваться, густые каштановые волосы, вечно до конца не уложенные, темно-синие глаза и впадинка на правой щеке, когда он улыбался. Он так удивительно отличался от некоторых снобов из «высшего общества», которые посещали школу Мойры… искренний, забавный в шутках и абсолютно не способный бояться ни учителей, ни учеников.

И самое лучшее, он был ведьмаком.

К сожалению, весь предыдущий год Мойра была незаметна для него… не то, чтобы она даже не пыталась привлечь его внимание. Но этот год… он сидел рядом с ней в зале обучения. Дал ей списать несколько графических работ по математике. Занял фунт стерлингов у нее… и вернул его обратно. И только в последнем месяце Мойра по-настоящему начала пытаться заигрывать с ним, неуклюжим, не отработанным методом, как сама признавала. Но, казалось, он отвечал взаимностью.

«Я не могу чувствовать его,» сказала Вита. «Он подходит?»

«Еще нет» сказала Мойра. «Он все еще внизу.»

Тэсс ухмыльнулась: «Может, мне доставить его сюда? Я выйду на верхние ступеньки и закричу, «Эй! Ты здесь, парень. Поднимайся!»»

Грудь Мойры напряглась. «Если ты это сделаешь…» — выдохнула она с предупреждением, качая головой. Тэсс была гораздо более самоуверенной в отношении парней. Не то чтобы Мойре не хватало уверенности… она знала, что была хороша в магии и имела способность изучить что угодно, если задастся целью. Она никогда не сомневалась в том, как сильно ее семья любила ее. Но вот то, где она действительно была полный профан — так это целый мир с мальчиками, свиданиями и флиртом.

«Поднимайся наверх, Иэн. Ты хочешь пить. Или есть. Или ищешь меня».

«Твоя мама знает об Иэне?» спросила Тесс.

Мойра покачала головой: «Нет. Мы же не встречаемся — не похоже на то, чтобы я приглашала его домой на чай».

Две пары синих глаз уставились на нее. В глазах Тэсс читались ожидание и проницательность. В глазах Виты — вежливое сомнение.

«Значит, ты не упоминала о своей неутолимой любви к Иэну Дилэни — сыну Литы Дилэни — верховной жрицы Ильтвинна», — подчеркнула Вита. «Ильтвинна, в который вошли взбунтовавшиеся члены Белвикета из-за того, что они никак не могут понять границу, за которой использовать магию неправильно?»

«Это не неутолимая любовь, и нет, я не упоминала об этом», — многозначительно ответила Мойра. «Неужели теперь я обязана встречаться только с парнями из Белвикета? Таких драгоценностей немного. Или я должна попробовать с не-ведьмами?»

Улыбаясь Тесс подняла руки, как будто она сдавалась.

«Просто хотела спросить», — промурлыкала Вита, пожимая плечами. «Я имею в виду, что если всё отбросить, то Иэн кажется смертельно горячим в сексуальном плане. Никто не может этого отрицать».

Мойра застыла. «Стойте… он поднимается!» Она склонилась над своим латте, тщательно состроив невыразительное лицо. Краешком глаза она заметила Иэна в тот момент, когда он поднялся на верхнюю ступеньку и вошел в кафе. Она смотрела куда угодно, только не на него, при этом искусно постреливая угрожающими взглядами на Тэсс и Виту, каждая из которых пыталась подавить улыбку.

«Итак», — громко сказала Тэсс. «Значит, ты пойдешь на фильм в эти выходные?»

Мойра кивала, как будто это был серьезный вопрос. «Да, возможно так.» Ее глаза расширились, когда она поняла, что Иэн подошёл прямо к их столу, с чашкой в руке.

«Мойра!» сказал он.

С выражением удивления достойным Оскара она ответила. «О, это ты, Иэн.»

Он улыбнулся ей, а она почувствовала, как сердце сделало небольшой кувырок. Эта улыбка…

«Привет, Иэн», — сказала Тэсс, и Вита улыбнулась ему.

«Привет», — сказал он, и Мойра пришла в восторг от того факта, что его пристальный взгляд не задержался ни на ком из ее (как она думала) более симпатичных и более женственных подружек. Вместо этого он смотрел прямо на нее, его каштаново-коричневые волосы блестели от влаги, его темно-синие глаза улыбались. «Я не хотел прерывать вас… я просто был внизу и очень захотел пить. На улице сыро».

«Хочешь сесть?» спросила Мойра, мысленно хваля себя за смелость.

«Да, конечно», — довольно сказал он. Он попросил у соседнего столика стул и придвинул его к их столу, втиснув рядом с Мойрой. Она еле сдержала себя, чтобы не запорхать от счастья. «Спокойно. Я абсолютно спокойна», — думала она, чувствуя почти радость по поводу своих зеленых прядей.

«Ой! Посмотрите на часы!» — воскликнула Тэсс тоном, явно не достойным Оскара, абсолютно округлив глаза и вытянув губы буквой О. «Я должна идти. Мама убьет меня, если я опоздаю». Она встала и надела свою замшевую куртку.

«Я правда не хотел мешать», — снова повторил обеспокоенный Иэн.

«Ничего страшного», — заверила его Тэсс. «Простое совпадение. Давай, Ви, пошли».

«Почему?» — нахмурилась Вита. «Твоя мама не убьет меня, если я опоздаю».

Тэсс просто пристально уставилась на нее, и тогда до Виты дошло.

«Точно. Я тоже опаздываю». Она встала и надела свой длинный непромокаемый плащ в клетку. «Увидимся позже, Мойра. Рада была видеть тебя, Иэн».

«Я тоже», — ответил он.

Затем они ушли, и Мойра с Иэном остались за столом, впервые наедине. Мойра чувствовала одновременно трепет внутри, счастье и волнение — всё сразу. Ее латте стал ледяным, и она быстро провела рукой над ним по часовой стрелке, прошептав: «Нагрейся». Иэн глотнул из своей чашки чая. Как раз когда Морган начала тревожиться из-за затянувшегося молчания, Иэн сказал: «Я рассматривал книги внизу…»

«Оу?» — да уж… это было остроумно. Продолжай, Мойра. «Мне всегда нравились иллюстрированные книги… те, в которых есть старомодные фотографии ведьм. Или с наглядными изображениями цветов». Я действительно полная дура?

Было не похоже, чтобы он так думал. Он только сказал: «Да. Я люблю книги о растениях. Я всё еще посещаю индивидуальные занятия по гербологии».

«Но ты инициирован в прошлом году, так?»

«Да, в моем ковене обычно делают это в четырнадцать " ответил он. «Вы еще неинициированны?»

«Нет. Я буду инициирована в следующий Белтэйн. Я, Тэсс и Вита».

«Что ж, значит, у вас еще есть время».

Мойра кивнула: «Мы все посещаем уроки искусства заклинаний, гербологии, астрологии, работы с животными. Стандартный набор».

«Какой твой любимый?»

Он интересуется мной! «Я люблю искусство заклинаний». Она не могла не улыбнуться, вспоминая ее триумф с божьими коровками. «На прошлой неделе я придумала новое заклинание сама. Я заколдовала божьих коровок, чтобы они выстроились в форме моих инициалов на стене в саду».

Иэн засмеялся: «Оно сработало? Или ты просто что-нибудь напутала, типа «готовьтесь-к-спячке, божьи коровки»? Или, может быть, пчелы?»

Ухмыляясь, Мойра ткнула его в бок, после чего ощутила волнение от теплового контакта. «Да, оно сработало». Правда заключалась в том, что она совсем не ожидала от себя такого эффекта… но не хотела, чтобы об этом знал Иэн.

«Да ну? Божьи коровки вывели твои инициалы? Это супер круто», — сказал Иэн, выглядя впечатленным. «А ты ведь еще даже не инициирована. Ну, в таком случае, я считаю, что тебе передалась сила твоей матери».

Мойра смущённо пожала плечами, хотя уже привыкла к тому, что её мать так известна в кругах Викки. Всю свою жизнь Мойра слышала как люди с уважением говорят о Морган Бёрн из Белвикета, о ее силах, далеко идущих перспективах ее ремесла. Мойра гордилась своей мамой, но в то же самое время это было трудно, все время спрашивать себя, будет ли она когда-то соответствовать.

«С твоими силами, почему ты не инициирована раньше?» — спросил Иэн. «Наверное, ты уже владеешь удивительным мастерством».

«То есть ты не уверен, что я удивительная?» — подразнила его Мойра, чувствуя себя невероятно отважной. У нее возникло мимолетное сомнение, когда Иэн вдруг перестал улыбаться и просто многозначительно взглянул на нее. — Я зашла слишком далеко, я зашла слишком далеко…

«Нет», спокойно сказал он. «Я действительно думаю, что ты удивительная.»

Ее лицо залилось краской, и она забыла о спокойствии. «Я думаю, ты тоже удивительный».

«О, да, я», — сказал Иэн. «Я могу передвигать вилки. Смотри».

Мойра наблюдала, как оставленная Тэсс вилка начала медленно перемещаться по направлению к ней. Мойра улыбнулась и взглянула на него из-под приподнятых бровей, Иэн был довольным.

«Супер», — сказала она, идея вспыхнула в ее голове. С надеждой, что всё получится, она самоуверенно предложила: «Смотри. Взгляни на каждого в зале, кто читает» — которых было три-четверти от общего количества присутствующих. Казалось, почти на всех столах лежали открытые книги или журналы или газеты. Мойра закрыла глаза и представила то, что хотела сделать, заглушая ту частичку своего сознания, которая предупреждала ее, что это не лучшая идея. — Ну, что ж, надеюсь, оно сработает.

Все страницы одновременно шевельнулись, словно перед самым началом действия.

— Легко листаю я страницы,

И воля моя им велит, где открыться.

Затем мысленно Мойра перевернула одну страницу в каждой газете, книге и журнале по всей площади кафе в «Духе Моргота». В абсолютный унисон, во всех печатных материалах перевернулось по одной странице. Большинство людей заметили это, и присутствующие ведьмы моментально подняли взгляд в поисках виновника. Понимая, что заклинание подействовало, Мойра открыла глаза и внимательно вгляделась не в кого иного, как исключительно в Иэна. Она сделала последний глоток своего латте и тайно улыбнулась ему, взволнованная от того, что у нее действительно получилось.

«Это было потрясающе прекрасно», — выдохнул Иэн, одарив ее таким взглядом, что ее пробрала дрожь. «Так изысканно и просто, и еще так устрашающе». Он взял ее за руку, и Мойра затрепетала от ощущения его тепла, переплетения с его пальцами. Его рука была больше, чем ее, и это придало ей уверенности, потому что фактически Иэн был такого же роста, что и она.

— Я держусь за руку с Иэном Дилэни, — думала Мойра, позволяя счастью накрыть ее с головой.

«Я впечатлен, Мойра из Белвикета» сказал он тихо, глядя на нее. «Ты — дочь своей матери.»

2. Морган

«Спасибо что пришла.» Человек с помятым лицом и каштановыми волосами, подернутыми сединой, вышел вперед и пожал руку Морган.

«Привет», — тихо сказала она, улыбнувшись. Автоматически Морган испускала волны уверенности и спокойствия, пытаясь расслабить туго натянутые от страха и тревоги нервы окружающих. С тех пор, как она потеряла своего мужа Калэма, шесть месяцев тому назад, ей приходилось учиться подавлять преследующие ее эмоции, чтобы продолжать работу. Тем не менее, ей требовался доход члена Новой Организации, чтобы содержать себя и свою дочь, кроме того отвлечься от собственной тоски нужно было, чтобы помогать другим. К счастью, Морган годами оттачивала навыки целителя, и стандартная процедура уменьшения чьего-либо беспокойства вошла для нее в привычку.

«Вы, должно быть, Эндрю Моффитт», — сказала она. Она была в местном госпитале в Йоле — городе неподалеку от места ее жительства, прямо за границей Коба, в Ирландии. Дочь Моффиттов лежала на самой дальней кровати в продолговатой старомодной палате, вмещающей в себя восемь пациентов. «Да», — сказал он, быстро кивнув головой. «А это моя жена Ирэн».

Миниатюрная женщина, одетая в недорогое ситцевое платье, нервно кивнула. В ее больших зеленых глазах отражалась грусть, вокруг рта залегли глубокие от напряжения морщинки. Ее волосы были собраны назад и сплетены в косу в свойственной для жены фермера манере.

«Здравствуйте, Ирэн», — сказала Морган. Она потянулась и взяла Ирэн за руку, посылая ей мгновенное ощущение силы и мира. Ирэн одарила ее вопросительным взглядом и сразу же перевела его на мужа.

«Ирэн, вы кажетесь неуверенной», — голос Морган прозвучал мягко и сострадательно.

Глаза Ирэн заметались по палате, останавливаясь на бледной, худенькой девочке, лежащей в постели. Успокаивающее гудение — гудение машин наполняло небольшое помещение, чередуясь с постоянно повторяющимися звуковыми сигналами кардиомонитора.

«Я не поддерживаю эту затею», — призналась Ирэн пониженным голосом. «Мы католики, мы все. Я не хочу потерять мою Эми, но, возможно, это воля Господа». Ее лицо чуть сморщилось.

Морган положила свою огромную тряпичную сумку и преднамеренно послала окружающим еще больше сильных успокаивающих волн. «Я понимаю», — сказала она. «Насколько отчаянно вы любите свою дочь и молитесь за нее — за ее выздоровление, настолько же сильно вы против этой затеи, если она означает подвергнуть опасности ее душу. Или ваши».

«Да», — подтвердила Ирэн с облегчением и удивлением, что Морган понимает. Конечно, Ирэн не могла знать, что Морган воспитана набожными католиками Шоном и Мэри Грэйс Роулэндс и лучше других понимает страхи католиков по поводу колдовства. «Да, именно так. Я хочу сказать, она — мой ребенок, но…» Снова ее душили сдерживаемые рыдания. «Просто… Эйлин Кранах из церкви… рассказала нам о том, что Вы сделали для ее племянника Дэйви. Она сказала, что это было чудо, настоящее чудо. А мы так отчаялись… доктора не могут помочь Эми».

«Я понимаю,» повторила Морган. «Присядем здесь.» Она подвела Ирэн к пластмассовым стульям для посетителей и они присели рядом, затем подозвала Эндрю, чтоб он подошёл поближе. Низким голосом она сказала, «Я могу обещать вам, что во всём что я делаю никогда нет и не было злого умысла. У меня есть дар исцеления. Использование этого дара — это желание Бога. Посмотрите на это так: возможно это желание Бога привело меня к вам. Возможно Бог хочет это сделать через меня.»

Ирэн изумилась. «Но Вы не католичка», — прошептала она. «Вы… ведьма!» Казалось, само это слово уже пугало ее, и она оглянулась, чтобы убедиться, что никто больше этого не услышал.

Морган улыбнулась, думая о своей приемной матери. «Даже несмотря на это. Непостижимы пути Господни».

Безмолвная беседа последовала между Эндрю и Ирэн, переглядывающихся друг с другом. Морган сидела тихо, используя время для направления своих сенсоров на Эми. Эми находилась в коме. Из сбивчивого рассказа Эндрю Моффитта по телефону следовало, что в то время как брат Эми оттачивал на скейте причудливые трюки, скейт вылетел из-под его ног. Поблизости играла Эми, и край доски ударил ей прямо в шею, задев шейные позвонки. Однако Эндрю с Ирэн сразу не осознали степень полученных Эми травм, и в течение нескольких дней ее опухоль и рана всё ухудшались. При этом они даже понятия не имели об этом до тех пор, пока она не потеряла сознание на школьной спортивной площадке.

Ей сделали операцию шесть дней назад, но она до сих пор не пришла в себя.

«Сделайте для Эми что сможете,» сказал Эндрю, обращаясь к Морган. «Хорошо,» ответила Морган и это было все.

Из-за того, что она находилась в местном госпитале с людьми, постоянно входящими и выходящими, Морган не имела возможности использовать что-либо из своих явно заметных магических принадлежностей вроде свечей и ладана, четырех серебряных чаш. Однако, она незаметно вложила Эми под подушку большой неотесанный кусок гранита, чтобы помочь ей в восстановлении.

«Если вы можете, то попытайтесь удержать кого-либо от прикосновений ко мне и разговоров со мной», — шепнула она, и, с широко раскрытыми глазами, Моффитты кивнули.

Морган стояла у постели Эми, выпуская свои сенсоры и усиливая их настолько, насколько способна. Сейчас на Эми был надет аппарат искусственного дыхания, тем не менее, ее сердце билось самостоятельно и, казалось, остальные органы тоже работали. На шее у нее был разрез с торчащей из него толстой пластиковой трубкой. Именно с этого места Морган и следовало начать.

В первую очередь, главное. Морган округлила плечи и наклонила голову назад, затем вперед, избавляясь от какого бы то ни было напряжения и скованности. Она вдохнула и выдохнула, глубоко очищая свои легкие, чтобы расслабиться и сконцентрироваться. Потом, закрывая глаза, она тихо, не двигая губами, напела песнь силы, ту, что помогала абстрагироваться от внешнего мира и наполняла ее магией, ту, что увеличивала ее собственные магические силы. И магия пришла к ней, заструилась, как цветные ленты, развевающиеся по легкому весеннему ветру. Ощущая ее расцвет, Морган чувствовала бурлящую в ней неистовую любовь и радость. Она готова.

С легкостью перышка Морган коснулась двумя пальцами раны на шее Эми. Сразу же она уловила наркотик, притупляющий боль, рыхлую раздутость воспаленных клеток, многоуровневую ячеистость вреда, который всё нарастал, будучи не установленным до тех пор, пока Эми не потеряла сознания. Шаг за шагом Морган следовала по ранам, пока не достигла последней, наименее тяжелой. Затем, двигаясь по ним, как по ниточке, она сделала всё, что могла, чтобы исцелить их. Сгустки крови растворялись под устойчивой атакой заклинаний. Мускулы расслаблялись, сухожилия смягчались, вены приоткрывались. Разум Морган скользил по новым сетевым дорожкам, тонким, словно листья папоротника, веточкам энергии, и вскоре она ощутила бешеное пламя нейронных импульсов, бегущих по ним. «Любовь», — думала она. «Любовь и надежда, радость и жизнь. Блаженство жить и дарить. Как я благословенна». Эти чувства она передавала в сознание Эми.

Степень повреждений организма Эми была велика, но Морган излечивала их мелкими шажками, подобно тому, как постепенно осваивала различного уровня заклинания Викки. Словно инструментом, этими крохотными шажками создавались кусочки, соединяющиеся в какое-то поразительное целое. Морган посылала дополнительные флюиды на очаг разрушения, рассеивая его полностью… открывая новые дорожки. Она сняла опухоль с мышц и ускорила заживление кожи. Завершением первого этапа стало направление контр-энергии на позвоночник, где смещенный позвонок был зажат нервными окончаниями. Он встал на место, и Морган ощутила мгновенное облегчение и гармонию от этого. Она воздействовала на кости, чтобы они срослись. Поврежденные нервы медленно, кропотливо восстанавливались, обрастая новыми окончаниями в тех местах, где это требовалось. После этого она ждала и прислушивалась ко всем реакциям тела Эми. Оно оставалось вялым, но функционировало. С каждым ударом сердца оно становилось сильнее, работоспособнее, более расслабленным. Морган знала, что, чтобы ему полностью исцелиться, потребуется больше времени. Возможно, месяцы. Однако сейчас было положено отличное начало.

Сила Морган служила маяком. Исцеление всегда требовало очень большого количества энергии и концентрации, и после она чувствовала себя абсолютно истощенной. Это же был самый сложный случай, который, определенно, ослабит самочувствие Морган на несколько дней. Но дело еще не закончено. Тело Эми стало функционировать. Теперь надо найти ее саму. Не обращая внимания на свою усталость, Морган сосредоточилась даже сильнее, молча накладывая заклинания, чтобы соединиться с сознанием Эми в ритуале тат-меанма, объединить их разумы. Эми не являлась кровной ведьмой, поэтому это не легко для них обеих, способности Эми получать и отдавать энергию очень ограниченны. Дух Эми спал. Он был закрыт и недоступен, чтобы избежать весь ужас паралича, боли, хирургического вмешательства и моря страшных эмоций, от которых любой на месте Эми захотел бы избавиться.

— Эми? Ты здесь?

— Кто — ты кто?

— Я та, которая должна помочь тебе. Пора возвращаться. Морган была настойчивой и доброй.

— Нет. Это слишком отвратительно.

— Это больше не так отвратительно. Пришло время возвращаться. Возвращайся и увидишь своих маму и папу. Они ждут тебя.

— Они все еще здесь?

— Они бы никогда не оставили тебя. Теперь возвращайся.

— Будет больно? Голос был молодой и напуганной.

Немножко. Ты должна быть сильной и храброй. Это не будет ткк плохо, как это было прежде, я обещаю.

Очень постепенно и осторожно Морган возвратилась в свое тело и покачнулась, когда волна истощения накрыла ее. Однако она быстро пришла в себя, послала последнее сильное исцеляющее заклинание и открыла глаза. Она моргнула несколько раз и сглотнула, чувствуя, что вот-вот упадет. Медленно она убрала руку с шеи Эми.

С усилием она повернулась к Эндрю и Ирэн и слабо улыбнулась им. Потом, зная, что Эми способна дышать самостоятельно, она аккуратно убрала дыхательную маску с ее лица.

«Нет!» — закричала мама Эми, бросаясь вперед, чтобы остановить Морган. Ее муж схватил ее, и в следующее мгновение Эми закашлялась и стала давиться, затем сделала глубокий свистящий вдох, минуя трубку, которая все еще была на ее горле.

Ее родители смотрели в изумлении.

«Вам нужно позвать сестру, чтобы убрать трубку», — мягко сказала Морган, всё еще чувствуя себя лишь на половину здесь. Она еще раз сглотнула и посмотрела на часы. Три часа дня. Она приехала утром в девять. Она не замечала времени в процессе исцеления.

После этих слов Эндрю обратил на Морган внимание, и его густые брови обеспокоенно срослись воедино. «Сюда, мисс. Я налью вам чай». Неуклюже Морган отошла к стулу и рухнула на него. Эндрю вложил пенопластовую чашку чая ей в руку и, казалось, не заметил, как свободной рукой Морган сделала быстрое круговое движение над ней. Моментально она опустошила чашку наполовину. Это помогло.

Тревожные звонки Ирэн вызвали медсестру, которая, столкнувшись с тем неоспоримым фактом, что Эми дышит самостоятельно, убрала трубку респиратора. В шоке она смотрела, как Эми снова закашлялась и сделала несколько конвульсивных вздохов. Эндрю с Ирэн накрепко сцепили руки друг друга, наблюдая сверху вниз за своей дочерью. Затем осторожно Ирэн потянулась к дочери и взяла ее за руку.

«Эми, любимая. Эми, это — мама. Я здесь, моя любовь, и папа — тоже. Мы здесь, девочка.»

Морган потягивала чай. Больше она ничего не могла сделать. Эми должна была по собственному желанию вернуться.

На больничной койке бледная, неподвижная фигура казалась маленькой и хрупкой. Сейчас она дышала ровнее, лишь изредка покашливая. Внезапно в одно мгновение ее веки распахнулись, открывая пару зеленых глаз, таких же, как у ее мамы. Ее родители задержали дыхание и наклонились ближе.

«Эми!» — воскликнула Ирэн, в то время как к ним огромными шагами приближался доктор. «Эми! Любимая!»

Эми слегка облизнула губы, и ее веки снова затрепетали. Казалось, рот пытался произнести слово «Мама», а мизинчик на левой руке немного приподнялся.

«О Боже,» выдохнул доктор.

Теперь Ирэн плакала, целуя руку Эми, а Эндрю шмыгал носом, его морщинистое лицо скорчилось в улыбке. Морган допила чай и встала. Очень тихо она взяла свою тряпичную сумку. Похоже, сейчас сумка весила в три раза больше, чем утром. А ведь Морган до сих пор в часе езды до Уиклоу (город в Ирландии). Морган переполняло счастье, как всегда после исцеления, а также чувство выполненного долга и удовлетворения. Однако счастье отдавало горечью — оттенком горечи, появлявшемуся каждый раз, когда она кого-то исцеляла, со дня смерти Калэма… потому что, когда ее муж нуждался в ней больше всего, ее там не было, чтобы излечить его.

Морган почти вышла за дверь, когда Ирэн заметила ее уход. «Подождите!», — закричала Ирэн и поспешила к ней. Лицо Ирэн было влажным от слез, улыбка походила на радугу. «Я не знаю, что именно вы сделали», — сказала она чуть громче, чем шепотом. «Я сказала сестрам, что вы молились за Эми. Но то, что вы совершили здесь — это чудо, и как бы долго я не прожила, я никогда не смогу всецело отблагодарить вас».

Морган обняла ее на мгновение: «Эми становится лучше — это вся благодарность, которая мне нужна».

***

«Ты слишком много работаешь, девочка» — сказала Катрина Бирн, когда Морган зашла на крыльцо.

Морган перекинула тяжеленную сумку через другое плечо. Уже почти пять часов дня. К счастью, до этого она предусмотрительно попросила свекровь приехать сюда сегодня днем на случай, если не вернется к обеду.

«Привет. Чем занимаетесь? Морковку рвете? Мойра дома?»

«Нет, она еще не вернулась,» сказала Катрина, неловко откидываясь назад на небольшом табурете. «Я жду ее. Как прошёл день?»

«Тяжело. Но в конце концов хорошо. Девочка открыла глаза и узнала свою маму.»

«Отлично». Карие глаза Катрины осмотрели Морган сверху донизу. Пожилая женщина крупного телосложения, сейчас даже крупнее, чем когда Морган впервые встретила ее… столько времени прошло. Катрина с ее мужем Павлом и сестрой Сьюзан Бэст входили в горстку людей, выживших из первоначального Белвикета, на западном побережье Ирландии. Сначала Морган узнала ее в качестве временного лидера Белвикета. Затем, в качестве свекрови, и впоследствии обе женщины окончательно сблизились — особенно, когда обе стали вдовами.

«Выглядишь ужасно, Морган», — сказала Катрина.

«Я очень устала», — согласилась Морган. «Мне требуется горячая ванна и присесть».

«Присядь прямо здесь на минутку». Катрина указала своей лопатой, покрытой коркой грязи, на невысокий каменный булыжник, один из окаймляющих двор Морган. Морган положила сумку на мокрую траву и присела на холодные камни. День с неимоверной скоростью ускользал, и последние бледные лучики солнечного света отражались в волосах Катрины, сплетаясь в пучки на затылке. Ее волосы были сплетены в коричневые ленты, а одет на ней был коричневый свитер, который Катрина сама связала перед тем, как ее артрит стал невыносимым.

«Все-таки где Мойра?» — спросила Морган, глядя на сужающуюся городскую трассу, будто ожидая увидеть бегущую по ней свою дочь.

«Понятия не имею», — ответила Катрина, орудуя трехзубыми граблями, вспахивая землю между морковью. «Со своей тусовкой»

Морган улыбнулась самой себе. «Тусовка» Мойры состояла из ее подруг Тэсс и Виты. Она выдохнула, надеясь, что восполнит потраченную энергию, как только понадобится. Позже казалось, что она поработала сегодня даже усерднее, чем когда-либо. Она часто уезжала, оставляя Катрину присмотреть за Мойрой, несмотря на то, что Мойра начинала протестовать этому, так как полагала, что способна оставаться одна. На прошлой неделе Катрина обвинила Морган, что та сбегает от горя, и Морган не отрицала этого. Просто иногда слишком больно быть здесь… видеть ремесло по дереву, оставленное после себя Калэмом, сад, который он помог ей вырастить. В гостинице неизвестного города с отвлекающей ее работой становилось легче пережить всё это. Теперь же она ждала от ее немногословной свекрови — ее подруги — того, что облегчит боль в ее груди.

«Когда ты собираешься согласиться стать верховной жрицей?» — напрямую спросила Катрина. Ее лопата медленно вспучивала почву. Она казалась сосредоточенной на посадках, однако Морган знала ее лучше.

Она снова выдохнула полной грудью. " Я думала, что, возможно, следующей весной. В Имболк. Мойру инициируют в Белтэйн, и я буду счастлива возглавить ковен».

«Ну, да», — согласилась Катрина. «Поэтому, может быть, тебе стоит сократить свои командировки и начать готовиться стать верховной жрицей». Она проницательно смотрела на Морган. «Я имею в виду, что тебе придется больше находиться дома».

Морган поджала губы. Бессмысленно было делать вид, что она не понимает о чем говорит Катрина. Она очистила об траву носок туфли. «Мне трудно здесь.»

«Нам приходится сталкиваться с трудными вещами, Морган. У тебя здесь дочь, которая нуждается в тебе. Ты пропустила два круга из последних пяти. И, к счастью, твой сад еще не превратился в раздрай». Катрина выдернула пучок морковок, а Морган насторожило, что под их пышными зелеными верхушками корни были скрюченными, спутанными и наполовину гнилыми.

«Что …?»

Катрина взрыхлила землю ручной граблей: целый ряд моркови прогнил. Глаза Катрины и Морган встретились.

«Ты, наверняка, сотворила все стандартные заклинания», — сказала Катрина.

«Естественно. Со мной ни разу подобного не случалось». Морган опустилась на колени и взяла граблю у Катрины. Она разрыла почву до самых корешков морковок, а затем глубже. Через минуту она обнаружила это: маленький мешочек из грязной влажной кожи, перевязанный сверху веревкой. Из него выпал кусок сланца, покрытый сигилами — магическими символами, которыми создавались заклинания. Некоторые из них Морган были незнакомы, но несколько она узнала: для нанесения вреда (растениям), для притяжения темноты (также применяется к растениям), и для прекращения роста (трансформированные для воздействия на растения).

«О, Господи!», — выдохнула она, садясь на корточки. Прошло так много времени с тех пор, как кто-либо желал причинить ей вред — целая жизнь. Обнаружить это в своем собственном саду… невероятно. «Что думаешь?» — спросила Катрина.

Морган помолчала секунду, раздумывая. «Я действительно понятия не имею, кто мог это сделать», — сказала она. «Никто из нашего ковена не работает с магией, причиняющей вред…». Она замерла, когда кое-что пришло ей на ум. «Конечно, здесь есть и другой ковен, члены которого не разделяют наших взглядов».

«Ильтвинн», — произнесла Катрина.

Морган кивнула. «Никогда бы не подумала, что они могут совершить нечто подобное», — пробормотала она почти про себя. Ничего необычного в том, что в одном месте находится больше одного ковена, не было; иногда они сосуществовали мирно, иногда не очень. Белвикет уже больше двадцати лет располагался в городе Уиклоу, прямо за Кобом; это был ковен Вудбейнов, которые отвергли темную магию. Ильтвинн — ковен смешанный — основан в Хэвике (маленьком городке чуть севернее) примерно восемь лет тому назад. Не считая последних двух лет, никаких сложностей не возникало — до тех пор, пока Лилит Дилэни не стала верховной жрицей Ильтвинна.

Морган никогда не испытывала симпатии к Лилит — она относилась к числу тех ведьм, которые всегда заходят слишком далеко и не осознают суть проблемы. Однако это было не более, чем использование незначительных заклинаний ради собственного интереса, абсолютно не опасных — поэтому Морган не слишком беспокоилась. Она разговаривала с Лилит несколько раз, предупреждая ее, что не согласна с тем направлением, которое Лилит выбрала для своего ковена, и Лилит была не слишком обрадована этим. Но могла ли она на самом деле настолько разозлиться? Чтобы разрушить сад Морган? Заклинание было несущественным, мелким, однако оно причиняло вред другому человеку… что всегда является неправильным.

Потрясенная, Морган осмотрела двор. Этот дом всегда был для нее крепостью. Внезапно она почувствовала себя одинокой и уязвимой так, словно она никогда и не являлась частью какой-либо группы. Разрушение сада — не самое худшее, что с ней случалось, но этот кто-то активно действовал, чтобы причинить ей вред…. Она не верила, что Лилит могла ранить ее… однако, кто еще это мог быть?

«Когда в последний раз ты видела Лилит Дилэни?» — спросила Катрина, как будто читая мысли Морган.

Морган напрягла память. «Две недели назад, в Духе Моргота. Мы с Хартвелл Мосс зашли туда попить кофе после покупок. Лилит сидела с еще одним членом Ильтвинна, и они казались чрезмерно увлеченными чем-то вместе».

«Они знают, где проходят линии силы «лэй»?» — спросила Катрина, прищурившись.

Морган ощутила вспышку страха. Почему Катрина задает эти вопросы? Она беспокоится, что Ильтвинн более опасен, чем Морган думает? «Нет, насколько мне известно», — ответила Морган, ее горло сжалось, — «Хотя теперь я подумываю об этом, временами я встречаю членов Ильтвинна на мысе, пересекающих линии, словно в поисках чего-то».

Обе женщины переглянулись. В действительности, именно дом Морган построен на древней линии силы «лэй», как и дом Катрины и старый продовольственный магазин, который они с Павлом открыли в первые дни своего брака. Сейчас здание пустовало, и Белвикет проводил в нем большинство своих кругов. Однако до Ильтвинна, должно быть, дошли легенды о линиях «лэй»: невидимых и часто неощущаемых древних линиях энергии и магии, которые пересекали землю, словно упругие резиновые нити, обтягивающие теннисный шар. Те, кто использовал магию на линиях силы «лэй» или поблизости от них, ощущали, как их магические силы возрастали. В городе, где выросла Морган в Америке — Видоус Вэйле, тоже проходила линия силы «лэй», на старом Протестантском кладбище. Морган с отвращением отбросила гнилую морковь и перевязала маленький мешочек. Она должна будет разобрать его содержимое, очистить солью и предать его морю, где песок и соленая вода окончательно растворят его негативную энергию.

«Морган, я тревожусь насчет Ильтвинна», — сказала Катрина серьезно. «С Лилит Дилэни во главе, что если они погружаются во тьму? Я буду честна с тобой, девочка: хотела бы я быть достаточно сильной, чтобы справиться с ними. Праведного гнева для этого у меня хватит. Но нет. Я в форме, однако я не ты».

«Не знаю», — ответила Морган. «Прошло много времени… теперь я изменилась».

«Морган, ты все еще способна призывать луну в небе. В тебе, объединившей силы Мэйв Риордан и Карьяна МакЭвана, Богиня проявила милосердие к ним обоим. Ты одна достаточно могущественна, чтобы остановить Лилит окончательно и бесповоротно, чтобы сохранить Белвикет в безопасности. Двадцать лет тому назад ты спасла свой город от темной волны — ты остановила темную волну, в то время как никто и не мечтал, что это возможно».

«Это был Дэниэль Найэлль и другая ведьма», — поправила ее Морган. «Я просто помогла. И, кроме того, это вряд ли еще одна темная волна».

Катрина одарила ее материнским взглядом, затем отряхнула руки о свои вельветовые штаны. «Становится поздно», — сказала она. «Мне лучше возвращаться. Знаешь, иногда я до сих пор жду, что Павел придет домой на чай, а ведь его нет уже шесть лет».

«Понимаю, о чем ты», — сказала Морган, ее глаза потемнели.

«Подумай над моими словами, девочка», — сказала Катрина, с усилием поднимаясь на ноги. Она быстро поцеловала Морган и вышла за ворота из сада, направляясь к узкой дорожке, ведущей к ее дому, чуть меньше чем за четверть мили отсюда.

В следующее мгновение Морган сидела одна в саду, всматриваясь в грядку с гнилой морковью. Она разрывалась между ощущением, что Катрина, должно быть, принимала всё близко к сердцу, и своим инстинктом верить в худшее, выработанным после всего пережитого в Видоус Вэйле. В то же время это было далеко в прошлом, и она уже давным-давно никого не встречала, практикующего темную магию. Хотя, конечно, она также не встречала никого, вообще использующего магию во вред, даже в такой незначительной степени как с целью отравить овощи. При этом Лилит была ограниченным человеком, по всей видимости, не способным смириться, если кто-то скажет ей, что она неправа.

Морган взглянула на небо, осознавая, что начинает темнеть, а Мойры до сих пор нет дома. Опаздывать для Мойры было в порядке вещей, однако, как правило, она перед этим звонила. Может, это всего лишь глупость, но миниатюрный мешочек по-настоящему напугал ее, и Морган хотела, чтобы ее дочь была дома прямо сейчас.

Шесть — двадцать две. Ровно плюс две минуты с того момента, как она в последний раз смотрела на время.

Шесть — двадцать две! Мойра задерживалась на два с половиной часа и, без сомнения, болталась где-то со своими друзьями. Морган была уверена, что ничего не причинит вреда ее дочери. Кроме того, Уиклоу — это совсем не Лос-Анджелес или Нью-Йорк. Все общались друг с другом — трудно избежать ответственности за какой-то проступок или убытки.

Стараясь не смотреть на часы, Морган автоматически кружила по маленькой гостиной, ногой сдвинула на место ковер, расправила складки на пледе, накинутом на кожаное кресло Калэма. Она провела пальцами по прохладной коже и сглотнула, снова ощутив боль от его потери. Иногда день Морган проходил с элементами веселья и наслаждения, и тогда в ней зарождалась надежда, что она начинает исцеляться. Затем, без предупреждения, что-то напоминало ей смех Калэма, его голос, тепло, обнадеживающее присутствие, и это было, как физический удар, оставляющий Морган задыхающейся от поражения.

Даже столь длительная задержка Мойры показалась бы нормальной, если бы Калэм был рядом. Он бы сумел сохранить спокойствие и, что неоспоримо, когда Мойра пришла бы домой, точно бы знал, что сказать. Они с Мойрой были так похожи: оба общительные и жизнерадостные, дружелюбные и любящие. Морган же всегда была из числа робких, чересчур неуверенных, нуждающихся в расстановке всех точек над «и». С тех пор, как Калэм умер, казалось, что у Морган развился талант читать Мойре нотации, выходить из себя, работать на скорую руку — маме и дочке требовалось время, чтобы сблизиться. Если бы только она бывала дома достаточно, чтобы сблизиться — думала Морган про себя с уколом вины. Она должна была перестать бегать. Трудности надо встречать лицом к лицу, как говорила Катрина. Однако, сколько еще трудностей ей предстояло встретить в этой жизни? Всё еще, слишком много.

Морган окинула глазами уже вычищенную комнату и поймала взгляд своего отражения в оконном стекле, темная ночь превратила стекло в зеркало. Неужели это она? Морган в окне выглядела грустной и одинокой, молодой и слегка встревоженной. Ее волосы всё еще были каштановые и прямые, с пробором посередине, на несколько дюймов ниже плеч. В старшей школе они были гораздо длиннее.

Морган пристально вгляделась в Морган в окне и вдруг застыла, когда рядом внезапно возникло еще одно лицо. Она вздрогнула и обернулась, чтобы осмотреться, однако никого не обнаружила. Глаза расширились, сердце забилось в ускоренном темпе от первого прилива адреналина. Морган подошла ближе к окну… может, человек был снаружи? Она посмотрела по сторонам: ее пёс Финнеган спал у камина. Выпущенные сенсоры свидетельствовали, что она была одна, как внутри дома, так и за его пределами. Однако рядом с ее отражением было худое призрачное лицо с впалыми щеками и обеспокоенными глазами, но такое бледное и расплывчатое, что она понятия не имела, кто это мог быть. Она внимательно всматривалась в это лицо еще десять секунд, пытаясь распознать человека, но пока она смотрела, образ становился всё менее ясным, а потом полностью исчез.

«Богиня», — думала Морган, резко усаживаясь за стол. Она осознала, что ее руки дрожат, а сердце бешено колотится. «Богиня. Что это было? Видения — сильная магия. Откуда исходило это? Что оно значило? Это просто чары, наложенные на окно… кем-то? Или это нечто более темное, более серьезное?» Ощущая, как колючие мурашки забегали по спине, Морган сделала несколько коротких вдохов и попыталась успокоиться. Плюс к этому то, что она ранее обнаружила в саду. Что если Катрина права? Что если Лилит и Ильтвинн что-то затеяли? Морган уже так давно не имела дела ни с чем подобным.

Поднявшись, Морган вновь начала расхаживать взад-вперед по гостиной, тщательно выпуская свои сенсоры. Она не чувствовала ничего, кроме ауры спящего Финнегана, ауры крепко спящего Биксби — ее кота — и тишины. За окном она не уловила ничего, кроме случайных птицы, летучей мыши, полевки и кролика, стремительно скачущего то там, то здесь. Она ощутила абсолютный страх, шок и тревогу — такие, какие не ощущала годами. Были ли они связаны с гибелью Калэма? Испугом и чувством одиночества? Однако тот мешок и этот образ в окне… они были реальны и определенно включали в себя магию. Темную магию. Морган содрогнулась. И где Мойра?

Морган взглянула на остывший нетронутый ужин Мойры на старом деревянном столе и испытала внезапный прилив беспокойства. Даже несмотря на то, что всего лишь несколько секунд тому назад была уверена, что Мойра в порядке, сейчас она нуждалась в том, чтобы ее дочь была дома, увидеть ее лицо, убедиться, что с ней всё хорошо. Морган даже порывалась погадать на нее, но знала, что это неправильно злоупотреблять доверием дочери, используя магию, чтобы шпионить за ней. Хотя, если пройдет еще какое-то время, она, вероятно, опустит этот барьер.

Постараться успокоиться. Волнение никогда ничему не помогает — вот, что всегда говорил Калэм. Если ты хочешь изменить что-либо — меняй это, но не трать напрасно время на беспокойство о том, что изменить не способен. Завтра она поговорит с Катриной, расскажет ей о лице в окне. А сейчас она немногое может сделать. Вздыхая, Морган начала составлять тарелки в раковину. Она была не в состоянии удержаться от того, чтобы не оборачиваться каждые несколько секунд и не смотреть на окно. Без труда она могла увидеть всю лестницу из маленькой кухни, находящуюся за углом. Темно-синие шторы завешивали дверной проход в кладовую. За камином находилась смежная маленькая комната для занятия Виккой. Наверху располагались три небольшие спальни и одна старинная ванная комната. Когда Калэм был жив, Морган раздражала теснота их коттеджа — казалось, что Калэм заполнял каждый его сантиметр своей вездесущностью, смехом и постоянным присутствием. С Мойрой, двумя собаками (хотя Симуса уже похоронили на северном поле), двумя кошками (Дагда сейчас тоже похоронен на северном поле) и Морган, создавалось впечатление, что коттедж практически трещал по швам.

Теперь в дни, когда Мойра находилась в школе, коттедж становился необъятно огромным, пустым и тихим. В такие дни Морган бросалась открывать занавески, чтобы впустить в дом больше света, с двойным усердием мела полы, чтобы очиститься и наполниться энергией, и громко пела, будто у нее дни хозяйственных работ. Однако, когда голос затихал — бесшумным становился коттедж, пустым становилось сердце. В такие дни она искала возможность уйти куда-либо, работать где-либо, чтобы просто скоротать время.

В чем ужасная ирония. Так это в том, что Морган постоянно выезжала по делу — ее работа целителя постоянно нарастала за последние десять лет, и она уезжала, по меньшей мере, каждый месяц. Калэм был научным сотрудником по химическим исследованиям в лаборатории Корка и ему не приходилось уезжать в командировки, работать допоздна или пропускать выходные. Один раз его компания решила отправить его на деловое задание в Лондон — на второй день там он погиб в автокатастрофе. Морган — могущественная ведьма — целительница — не смогла излечить его или помочь или просто быть со своим мужем, когда он умирал. Теперь она задавалась вопросом, сможет ли что-либо снова стать нормальным, возможно ли, чтобы огромная дыра, оставшаяся в ее жизни, заполнилась.

Она должна быть сильной для Moйры и для своего ковена тоже. Но иногда сидя и плача на полу в душе ей было жаль всем сердцем, что она не подросток дома в Видоуз Вейл и что не может выйти из душа и увидеть свою приемную мать и услышать что всё будет хорошо.

Ее приемные родители, Шон и Мэри Грэйс Роуландс, всё еще жили в Видоус Вэйле. Они были подавлены ее отъездом в Ирландию… особенно после того, как стало ясно, что Морган собирается принять свое наследие кровной ведьмы Белвикета — потомственного клана ее родной матери. А сейчас родители старели. Как долго они еще у нее будут? Морган не была в Америке уже десять месяцев. Ее младшая сестра Мэри Кей вышла замуж два года тому назад и теперь ожидала близнецов, находясь на тридцать четвертой неделе. Морган была бы счастлива быть ближе к сестре в течение этого волнующего времени, быть более вовлеченной в жизни членов ее семьи. Однако они находились там, а она здесь. Это жизнь, которую она сама выбрала.

Ее сенсоры ощутили покалывание, и Морган замерла, сосредотачиваясь. Мойра заходила во двор. Морган наспех вытерла руки кухонным полотенцем и направилась к передней двери. Она открыла ее как раз, когда Мойра подошла к дому, по-швейцарски завела дочь внутрь, тут же быстро запирая за ней дверь на замок. Внезапно всё на улице стало казаться неизвестным и пугающим, непредсказуемым.

«Где ты была?» — спросила она, обнимая Мойру за плечи, убеждаясь, что она была в порядке. «Я так волновалась. Почему ты не позвонила?»

Длинные рыжевато-блондинистые волосы Мойры спутались от ночного ветра, щеки порозовели. Она потирала руки друг о друга и дула на них.

«Прости, мам», — сказала Мойра. «Я совершенно забыла. И я всего лишь была на юге Коба. Обратно доехала на автобусе». В ее карих глазах мелькнул огонек возбуждения, и Морган почувствовала смесь эмоций, исходящих от нее. Мойра высвободилась из объятий Морган и закинула свою школьную сумку на кресло-качалку. «Я прогулялась, чтобы попить чай после школы, и, похоже, потеряла счет времени».

«Тебе понадобилось три часа, чтобы попить чай?» — спросила Морган.

«Нет», — ответила Мойра, счастливое сияние на ее лице чуть поблекло. «Просто я была в Духе Моргота». Автоматически она пролистала дневную почту, отложила в сторону несколько каталогов трав, не обнаружив ничего интересного.

Морган начинала медленно закипать, ее страх превращался в раздражение: «Мойра, посмотри на меня». Мойра взглянула на мать с упрямым и нетерпеливым выражением лица. «Я не хочу быть твоим надзирателем», — сказала Морган, пытаясь говорить мягко. «Однако я очень переживаю, когда рассчитываю увидеть тебя здесь, а тебя нет. Я понимаю, мы не живем в опасном городе, однако не могу не представлять всевозможные ужасные события, которые могут произойти». Морган попыталась улыбнуться. «Это то, что чувствуют матери. Мне необходимо, чтобы ты звонила мне, когда задерживаешься. Если, конечно, не хочешь, чтобы я начала гадать в поисках тебя. Или слать ведьминское сообщение».

Глаза Мойры сузились. Естественно, ей не нравилась эта идея. Меняя тактику, Морган вспомнила о своих собственных родителях, расстроенных ее поведением, и применила другой метод. «Я должна знать, где ты и с кем ты», — сказала она успокаивающе. «Я нуждаюсь в том, чтобы ты связывалась со мной, если опаздываешь, чтобы не волноваться. Мне необходимо знать, когда ждать тебя дома».

Что бы сделал Калэм? Справился бы он с этим? «Ты была с Тэсс и Витой?» — спросила Морган, пытаясь звучать менее обвиняющей и более заинтересованной. «Их семьи не против того, чтобы они задерживались?»

«Нет, я была не с ними», — призналась Мойра, перебирая пальцами обивочный материал на кресло-качалке. «То есть, сначала да, а потом они ушли».

После секундной тишины Морган заставила себя спросить: «Так с кем же ты была?»

Мойра склонила голову и посмотрела в маленькое окно над раковиной. Ее лицо было угловатым, в то время как лицо Калэма — круглым. Хотя Морган ожидала, что с возрастом Мойра поправится. Случилось так, что Морган была удивлена, когда Мойра в прошлом году достигла ее роста — в возрасте всего лишь четырнадцати лет. В настоящее время ее дочь была выше нее. Слава Богу, она унаследовала прямой аккуратный нос Калэма, а не нос Морган.

«С парнем из моего класса».

Теперь всё прояснялось. Несмотря на ее естественную привлекательность, казалось, мальчики боялись Мойру. Морган знала, что подруги Мойры встречались с парнями уже, как минимум, год. И вот, наконец, мальчик пригласил Мойру погулять, а она согласилась, не дожидаясь того, чтобы упустить свой первый шанс. Морган слишком хорошо помнила, каково не иметь бой-френда, в то время как все в классе находятся в парах. Это порождает чувство безнадежности, желание встречаться с первым же человеком, обратившим на тебя внимание… как Кэл. «Ох, с мальчиком», — повторила Морган, усиленно стараясь не устроить из этого слишком большое шоу. «Итак, мальчик пригласил тебя на чай, и ты забыла позвонить… правило-своей-мамы?» Будучи американкой, Морган до сих пор произносила слово «мама» с американским акцентом, хотя Мойра, наоборот, всегда копировала Калэма, называя ее «мама» или «мамочка», когда была маленькая, с акцентом английским.

«Ну, да. Мы просто болтали и гуляли, и я так увлеклась…» — Мойра заговорила менее агрессивно. «Неужели уже почти семь?»

«Именно. У тебя много уроков?»

Мойра закатила глаза и кивнула.

«Ладно, садись и приступай», — сказала Морган. «Я заварю чай». Она встала и поставила кипятиться чайник, разжигая спичкой конфорку газовой плиты. Скрестив руки на груди, она спросила «Ну и кто же этот счастливчик? Я его знаю?». Она попыталась представить мальчиков из класса Мойры.

«Ага, думаю, знаешь», — тотчас ответила Мойра, доставая тетради из школьной сумки. «Это Иэн Дилэни из Хевика — города чуть севернее».

Дилэни. Морган потеряла дар речи, ее разум усиленно заработал. Все внутренние сигналы тревоги пронзительно завизжали. «Иэн Дилэни?» — в конце концов вымолвила она. «Из Ильтвинна?»

Мойра пожала плечами.

Чайник пронзительно засвистел, Морган подскочила, выключила огонь и передвинула чайник.

«О чем ты только думаешь?» — спросила Морган, медленно поворачиваясь к Мойре. В уме она представила Иэна — симпатичного парня возраста Мойры с ясными темно-синими глазами и каштановыми волосами с красно-коричневыми прядями. У Лилит Дилэни, которая была, вероятно, лет на десять старше Морган, были такие же каштановые волосы с серебристыми прядями, и такие же темно-синие глаза.

«Ты ведь знаешь о проблемах между Белвикетом и Ильтвинном», — сказала Морган. «Они злоупотребляют своими магическими силами — не уважают магию. А Иэн — сын их лидера». «Их лидера, которая вероятно подбросила тот мешок в мой сад» — добавила Морган про себя. Она решила не рассказывать Морган об этом, хотя и сомневалась.

Мойра снова пожала плечами, не глядя на мать. «Мне казалось, ни у кого нет точных сведений насчет Ильтвинна», — сказала она. «То есть, я никогда не видела ничего такого, касающегося Иэна, что заставило бы меня думать, что он вовлечен в темную магию или тому подобное».

Дыхание Морган участилось. Когда она была чуть старше Мойры, то влюбилась в Кэла Блэра — симпатичного сына Селены Беллтауэр — ведьмы, занимающейся темной магией. Морган должна сделать всё возможное, чтобы защитить Мойру от той же ошибки. Лилит не была Селеной, но всё-таки, если мешок подбросила она…

«Мойра, когда какой-то ковен прославляет силу больше, чем жизнь, когда его члены стремятся управлять другими людьми вместо того, чтобы развиваться духовно, когда они не живут в гармонии с временами года, а подчиняют сезоны своей воле — мы называем это «тьмой»» — сказала Морган. «Ильтвинн делает всё вышеперечисленное и, более того, с тех самых пор, как Лилит стала его верховной жрицей».

Мойра встревожилась, однако затем на ней отразилось упрямое выражение лица Калэма, и Морган приготовилась к серьезному напору.

«Но Иэн кажется другим», — возразила Мойра убедительным тоном. «Он никогда не упоминает ни о чем подобном. Он учится в моей школе уже два года. Люди любят его… он никогда не пытался воздействовать на кого-либо. Я видела, как ему нравится в кошачьем магазине в Духе Моргота, куда никто даже не заглядывает». Она сделала паузу, легкий румянец выступил на ее щеках. «Он ни о ком не говорит плохо, и особенно о Белвикете. Я разговаривала с ним несколько раз, и, думаю, если бы он занимался темной магией, то она бы исходила от него каким-то образом. Я бы почувствовала ее. Разве ты так не считаешь?»

Морган прикусила губу. Мойра была такой наивной. Она выросла в дружном ковене с членами, каждый из которых усердно работал над тем, чтобы жить в гармонии друг с другом и всем миром. Она никогда не видела того, что пережила Морган, никогда не сталкивалась с настоящей темной магией, никогда не сражалась за собственную жизнь или жизни любимых людей. Морган сталкивалась… и это началось с Кэла, обещавшего любить ее. На самом деле, он любил ее силу, ее потенциал. Мойра проявляла такие же силу и потенциал, и Иэн с тем же успехом мог преследовать Мойру по команде своей матери.

Однако Морган никогда не допустит, чтобы Мойру использовали таким же способом, как когда-то Кэл и Селена хотели использовать ее. Мойра — ее единственный ребенок, дочь Калэма — всё, что у нее осталось от мужа, которого она любила.

Мойра, я знаю, ты не хочешь слышать и совсем не поймешь этого сейчас, но я запрещаю тебе снова встречаться с Иэном Дилэни», — сказала Морган. Она почти никогда так сильно не давила на свою дочь, однако в данном случае она была обязана сделать что угодно, чтобы предотвратить катастрофу. «И мне все равно, что у него сияющий нимб над головой. Он сын Лилит, и общаться с ним слишком рискованно в настоящее время».

Мойра выглядела напуганной и сердитой. «Что?» вскричала она. «Ты не можешь просто так сказать мне, с кем я могу общаться и с кем не могу!»

«Напротив», — твердо заявила Морган. «Это как раз то, что я делаю!». После чего ее лицо чуть-чуть смягчилось. «Мойра… Я знаю, каково это, когда тебе кто-то нравится и когда ты действительно хочешь, чтобы этому кому-то нравилась ты. Тем не менее, так легко ошибиться. Так легко не замечать всего вокруг, потому что всё, что ты делаешь, это смотришь лишь в чьи-то глаза. Ведь взгляд, обращенный только лишь в чьи-то глаза, может ослепить». «Мам, я не могу жить, заключенной в ледяном шаре», — произнесла Мойра. «Ты не можешь просто решать всё за меня, даже не касательно Иэна или вообще Ильтвинна. Некоторые вопросы я должна решать сама. Мне пятнадцать, я не ребенок. Меня не провести Иэну…. если он — зло, я справлюсь с ним. Но ты должна позволить мне жить самостоятельно. Может, ты и могущественная прекрасная целительница, однако ты не знаешь всё на свете. Не так ли?»

Мойра была намного более лучшим спорщиком, чем Морган в её возрасте, Морган поняла это.

«Не так ли, мам? Разве ты знаешь Иэна? Разве ты общалась с ним или совершала ритуал слияния разумами «тат меднмо»? Можешь ли ты с уверенностью утверждать, что Иэн занимается темной магией и поэтому я не должна больше разговаривать с ним?»

Морган приподняла брови, разные воспоминания замелькали в ее сознании. Кэл, обольстивший Морган своей любовью, поцелуями, прикосновениями. То, как отчаянно она хотела верить ему. Искреннее наслаждение, когда он учил ее магии. Затем… Кэл, запирающий Морган в седмаре — своей тайной комнате — и поджигающий ее.

«Нет», — призналась Морган. «Я не могу этого утверждать. Но зато могу сказать, что жизненный опыт научил меня, как невероятно трудно детям быть не похожими на своих родителей». С неприязнью она мгновенно вспомнила, что является дочерью Карьяна МакЭвана. Однако это другое дело. «Мне кажется, что Ильтвинн может быть связан с тьмой, и я думаю, что Иэн, вероятно, не сможет оставаться в стороне от нее. Я не хочу, чтобы ты пострадала из-за этого. Ты понимаешь? Ты видишь, к чему я веду? Думаешь, это неправильно для меня пытаться защитить тебя? Я не хочу, чтобы ты была одинокой и несчастной. Я просто хочу сказать, что выбор сына зловещей верховной жрицы соперничающего с нами ковена — это ошибка, которую ты в состоянии избежать. Выбери кого-нибудь другого».

«Кого например?» — воскликнула Мойра. «Знаешь, я тоже должна им нравиться!».

«Кому-то еще ты обязательно понравишься», — пообещала Морган. «Просто оставь Иэна Ильтвинну».

«Я не хочу кого-то еще,» сказала Мойра. «Я хочу Иэна. Он заставляет меня смеяться. Он действительно умен, он думает, что я умна. Он думает, что я удивительная. Это на самом деле существует- то, как мы чувствуем друг друга.»

«Откуда ты можешь знать?» — возразила Морган. «Как ты можешь быть уверенной, что всё, о чем он тебе говорит — правда?»

Лицо Мойры вытянулось. Она взяла свою кружку с чаем, схватила школьную сумку и чопорно зашагала к лестнице. «Просто я знаю».

Морган наблюдала, как ее дочь поднималась наверх, чувствуя, будто только что проиграла еще одну битву, однако понятия не имея, как это можно было решить по-другому. Богиня, Иэн Дилэни! Кто угодно, только не Иэн Дилэни. Медленно Морган опустила голову на свои руки, скрещенные на столе. «Души, дыши», — напоминала она себе. «Калэм, мне действительно сейчас пригодилась бы твоя помощь».

Самое жуткое — это сходство между тем, что происходило у Мойры с Иэном, и тем, что давным-давно произошло у Морган с Кэлом. Она никогда не рассказывала Мойре о Кэле с Селеной… не считая пары слов о том, как обнаружилось, что она ведьма… а дальше шла история о летнем обучении в Шотландии и о предложении Катрины переехать в Ирландию. Мойра читала Книгу Теней Калэма, и кое-что из Книги Теней Морган, но ничего о том бурном периоде в жизни Морган. Кэл с Селеной до сих пор оставались секретом Морган. Как и Хантер. Как и тот факт, что Морган — дочь Карьяна МакЭвана. На самом деле, она никогда не обманывала Мойру… просто, когда Мойра посчитала, что Ангус Брэмсон — ее кровный дедушка, Морган всего лишь не оспорила этого. Так было намного лучше, чем рассказывать, что ее дедушка был одним из самых ужасных ведьмаков в роду и что он запер родную маму Морган Мэйв в сарае и сжег ее заживо.

Точно так же и по поводу Хантера. Разве было бы правильным говорить Мойре, что Калэм не был единственным мужчиной Морган, которого она любила и потеряла? После того, как Хантер утонул во время переправы, Морган едва помнила, что произошло… потеря Хантера разбила ее сердце напополам. Она помнила, как лежала в больнице. Ее родители с Мэри Кей приехали из Америки. Они хотели забрать ее домой в Нью-Йорк, но Катрина с Павлом убедили их, что в Ирландии Морган будет легче исцелиться и что увозить ее опасно. Затем наступило время, когда она жила в доме Катрины и Павла, а ковен совершал один исцеляющий ритуал за другим.

Потом Калэм сделал ей предложение руки и сердца. Морган была не в состоянии думать, однако она заботилась о Калэме и в отчаянии расценила это как новое начало. Через два месяца она ожидала ребенка, что стало для нее светом в конце туннеля.

Стало почти шоком осознать, что она окончательно погрязла в браке с Калэмом, но самое ужасное было то, насколько благодарна она была за исходившее от него ощущение покоя. Она катастрофически боялась остаться одной, страшилась того, что может произойти во сне, а с Калэмом ей казалось, что одиночество ей больше не грозит. Годами она боролась с двумя чувствами: обжигающей вины и робкой благодарности, но шло время, подрастала Мойра — и Морган начала принимать тот факт, что быть вместе с Калэмом — ее судьба. Она никогда не сходила с ума от любви к нему и чувствовала, что каким-то образом он знал об этом. Однако она всегда заботилась о нем как о друге, и с годами ее забота превращалась в настоящую и искреннюю любовь. Она усердно старалась быть хорошей женой и надеялась сделать Калэма счастливым. Она надеялась, что перед смертью он знал, что тоже сделал ее счастливой в успокаивающей жизнерадостной манере.

Кроме того, она нашла призвание в оставшейся части ее жизни. Одаренные учителя, работавшие с ней, увеличили ее естественные способности целительницы, и в то время как Мойра становилась старше и требовала к себе всё меньше внимания, Морган начала путешествовать по всему миру, обучая других и выполняя ритуалы исцеления. Когда она приезжала домой, жизнь была мирной и уверенной. Время отмечалось саббатами и праздниками, сменой сезонов, новолуниями и полнолуниями. Не было пламенных вспышек страсти, которую она испытывала к Хантеру, отчаянного глубочайшего единения душ и тел, сливающихся в одно целое — но взамен было нежное потрескивание огня в камине, утешение и комфорт. И это было прекрасно, замечательно — лучшее, на что она могла надеяться.

До настоящего момента, она никогда не думала о своей жизни по-другому. Она любила своего мужа, обожала свою дочь, наслаждалась своей работой. Она чувствовала себя востребованной в обществе, и у нее появились хорошие друзья. В действительности, последние шестнадцать лет, по крайней мере, не считая смерти Калэма, являлись своего рода достижением Морган. В первый год, узнав о своем наследии, Морган испытала гораздо больше боли, как физической, так и душевной… пережила гораздо более леденящий страх, преодолела намного более высокие взлеты и падения, чем способна была представить, что человек в силах преодолеть. Ее сердце было безжалостно разбито, она убивала врагов, была вынуждена совершать душераздирающие выборы в пользу всеобщего блага перед конкретной жизнью… даже когда эта конкретная жизнь являлась жизнью ее собственного отца. И всё это до того, как ей исполнилось восемнадцать.

Поэтому шестнадцать лет обучения и практики, когда никто не пытался убить ее или заставить ее убить кого-то другого… ну, это было похоже на победу — триумф добра над злом.

До тех пор, пока она не нашла мешочек ведьмы в своем саду и не увидела чей-то образ в своем окне. Теперь она не могла избавиться от чувства, что не только она в опасности, но и ее дочь тоже.

Морган вздохнула. Была ли ее обостренная реакция вызвана прошлым? Вставая, Морган еще раз проверила, что Биксби находится в доме, а дверь заперта — старая привычка из жизни в Америке. В Уиклоу многие люди едва ли беспокоились о том, чтобы закрыть дверь. Затем она выключила свет в коридоре и тщательно прощупала своими сенсорами весь дом. Ничего необычного. Позже, делая записи в совей Книге Теней в постели, она услышала Мойру в ванной. В течение долгого времени, после того как дом затих и Морган ощутила, что Мойра спит, а Биксби и Финнеган видят кошачьи-собачьи сны, она лежала тупо глядя в потолок.

3. Мойра

«Расскажи нам все,» скомандовала Тесс в тот же момент как подошла Мойра. Вита ела чипсы и нетерпеливо кивала.

Мойра улыбнулась. Наконец-то у нее появился парень, о котором спрашивают! После последних шести месяцев это событие было настолько крутым и веселым, что само по себе делало ее счастливой. «Ну», — пафосно произнесла она, когда все втроем они поднялись и направились гулять вниз по Центральной улице. «Что именно вы хотите знать?»

«Все», сказала Вита. «Что было сказано. Что было сделано. Кто кого поцеловал.»

Чувствуя, как лицо заливается краской, Мойра смущенно засмеялась. Тэсс звонила этим утром, чтобы договориться встретиться пораньше перед уроком по искусству заклинаний, чтобы Мойра могла дать им краткую характеристику проведенного с Иэном времени. Сегодня было необычно солнечно и тепло, с одинокими плотными дутыми облаками в небе. Трудно поверить, что через несколько недель наступит Самхэйн.

«Ну, мы были там почти до шести тридцати,» сказала Мойра. «Я возвратилась домой слишком поздно, и у мамы почти начались судороги.»

«Хватит о маме», — сказала Тэсс. «Больше об Иэне. До шести-тридцати? Всё это время в Духе Моргота?» Они свернули на улицу Мечэнт, находящуюся на солнечной стороне.

«Да», сказала Мойра. «Мы просто сидели там и говорили, говорили. Когда я опомнилась, то почти два часа уже прошли.»

«За руки держались?» давила Вита.

«Через какое-то время,» сказала Мойра, радуясь и смущаясь одновременно. «Он взял меня за руку и сказал, что я удивительная.»

Тэсс и Вита взглянули друг на друга широко раскрытыми глазами.

«Удивительная», сказала Тесс одобрительно. «Очень хорошее слово. Одно очко Иэну. Что еще?»

Сморщив носик, Мойра окунулась в прошлое. Она вспомнила пристальные взгляды глаза в глаза. «Мм, мы разговаривали о музыке — он учится играть на бойране (ирландском барабане). О предметах, включенных в программу для инициирования — он инициирован в прошлом году, однако до сих пор изучает гербологию. О книгах. О фильмах — он сказал, что, наверное, мы могли бы сходить в кино на следующей неделе».

«Есть!» — воскликнула Вита. «Круто».

Они свернули в узкий переулок, названный Переулком Печатника. Только голая полоса солнечного света осветила самый центр наклонной мощеной дороги. Здания с обеих сторон поднимались по три этажа, их серая штукатурка местами облупилась, обнажая камни и кирпичи. Несколько крошечных магазинов, чуть больше чем туалеты с открытыми дверями, усеивали улицу как красочные цветы, растущие из бетона.

«Это было действительно супер-потрясающе», — продолжила Мойра. «Он такой классный… такой веселый. Мы осматривали кафе, сочиняя истории о жизни каждого, кто там сидел. У меня было ощущение, что вот-вот свалюсь со своего стула». Она не упомянула о магии, которую они совершили. Это казалось личным — их с Иэном тайной.

Вита засмеялась. «Звучит так, что вы оба здорово провели время. Как думаешь, он может быть твоим…» — она обменялась взглядами с Тэсс — «твоим муирн беата даном?»

Щеки Мойры вспыхнули. Истина заключалась в том, что она сама раздумывала над этим незадолго до настоящего момента и особенно после вчерашнего. С тех пор, как она впервые узнала, кто такой муирн беата дан, она мечтала, чтобы ей посчастливилось встретить своего. Истинную родственную душу… просто невероятно. А что если Иэн действительно был ее МБД? Так здорово, если она уже нашла его. «Не знаю», — призналась она. «Но… может быть».

«Итак, вы вообще разговаривали о ваших ковенах?» — спросила Тэсс. «Как он относится к Белвикету?»

«Мы поговорили об этом лишь немного», — ответила Мойра. «Кое-что о том, каково быть инициированным. Как это — являться сыном верховной жрицы, и что это означает. И о том, что, вероятно, моя мама станет верховной жрицей когда-нибудь. Нас это объединяет — попытки соответствовать могущественным родителям».

«Не знаю, Мойра», — произнесла Вита. «Твои магические силы потрясающие. То заклинание с божьими коровками…».

Мойра засмеялась, наслаждаясь вспомнившимся триумфом. «В любом случае», — сказала она, «хватит обо мне. Так вы собираетесь на круг сегодня вечером?»

«Конечно», — ответила Вита. Они уже почти дошли до дома их учителя по искусству заклинаний, и, подсознательно, трое девочек замедлились, не желая проводить редкий солнечный день в помещении на учебе.

Тэсс сделала глубокий многострадальный вдох. «Да уж, сумасшедший дом», — вымолвила она. «Мало того, что часть своего субботнего дня я вынуждена потратить на урок по программе для инициации, хотя мне вообще наплевать, буду ли я инициирована, но еще и пожертвовать субботним вечером… это просто бесчеловечно!»

«До сих пор не хочешь быть инициированной?» — спросила ее Вита, убирая с лица волнистые светлые волосы. «Через десять лет ты будешь единственным взрослым, кто всё еще не способен работать с более сложными заклинаниями».

«Мне всё равно». Тэсс шаркала своими черными замшевыми ботинками по неровной уличной гальке. «Просто это не для меня. Это так несовременно. Недавно у меня раскалывалась голова, и мама в своей манере заставила меня варить травяной отвар. А мне просто надо было пойти в аптеку и купить соответствующих лекарств». Она нахмурилась и стала теребить фиолетовые кончики своих темных волос.

Мойра с сочувствием взглянула на нее, а затем поняла, что они находятся на крыльце дома своего учителя — одиночном бетонном выступе перед красной дверью.

Тэсс смиренно вздохнула, а затем открылась дверь, из-за которой им улыбалась Кэди Дав. «Здравствуйте, леди», — сказала она. «Входите. Что за прекрасный день, не так ли? Я не задержу вас слишком долго».

Зайдя в этот маленький дом, трое девочек автоматически прошли в дальнюю комнату с видом на сад. Солнце в небе светило на аккуратные ряды трав и цветов; крошечный участок в южном углу был выделен под овощи. Везде было чисто, розы подрезаны, космея подвязана, петрушка подстрижена. Мойре этот сад казался умиротворяющим и успокаивающим, как и подобает хорошему ведьминскому саду. Также она заметила, что Тэсс смотрит на него с выражением отсутствия интереса на лице. Мойра разрывалась: она восхищалась искренностью Тэсс и могла посочувствовать нежеланию подруги беспрекословно следовать по пути, не выбранному ею лично. Тем не менее, для Мойры Викка казалась такой же естественной и вездесущей, как море.

«Итак», — сказала Кэди, закатывая рукава. Она села за высокий стол, и три девочки устроились на высоких табуретах напротив. «Посмотрим, что вы сделали с понедельника. Вам требовалось создать одно заклинание с использованием фазы луны и одно, чтобы воздействовать на какое-нибудь насекомое».

Мойра передала ей свое. Заглядывая наперед, Мойра заранее подписала его красивыми буквами «Заклинание с божьими коровками», чтобы завуалировать факт его несерьезности и бесполезности. Она тихо ждала, пока Кеди просматривала заклинание, сохранив непоколебимость на лице, когда ее учительница слегка нахмурилась и взглянула на нее. Кэди закрыла книгу Мойры и отодвинула ее обратно на противоположный край стола.

«Я помню, как горд был твой отец, когда ты заняла первое место по юношескому искусству заклинаний», — сказала Кэди, от одного упоминания о Калэме губы Мойры сжались. «Твой папа не часто создавал заклинания, но, когда он делал это, они получались прекрасными, чистыми, искусными. Как и твои. Однако, его были более полезными и менее эгоистичными. Ты прочла его Книгу Теней?»

Мойра кивнула, смущенная. «Немного. У него нет много заклинаний.»

«Да», — согласилась Кэди. «Тогда как насчет книги твоей мамы? Она создавала ритуалы и заклинания вместе с твоей бабушкой в течение долгих лет. Ты просматривала ее книги?»

«Некоторые. Некоторые из последних.»

«Будет не менее интересным заглянуть в те книги, которые она вела с самого начала — еще до инициации». Кэди посмотрела на своих учениц. «Именно так мы учимся, получая опыт из прошлого, от ведьм, живших до нас. Наши семейные книги всегда особенно полезны, потому что различные формы и образцы заклинаний часто оттачиваются семьями и кланами. Иногда это выполняется традиционными методами, иногда с применением некоторых причуд наших родов, что делает определенные типы заклинаний эффективными именно для нас. Моя мама всегда создавала потрясающие заклинания с использованием драгоценных камней, брильянтов и кристаллов». Кэди усмехнулась, ее спокойное загорелое лицо шутливо скривилось. «Однако, когда она попыталась испытать на нас простой травяной отвар, мы словно прошли через ад».

Мойра и Вита засмеялись, и даже Тесс выдавила из себя улыбку.

Далее урок обратился в процесс подробного разбора домашней работы девочек и дачи им нового задания на следующую среду. После этого Кэди провела их в комнату для проведения кругов, чтобы попрактиковаться.

Быстро и аккуратно Кэди начертила открытый круг на ровном деревянном полу. Неизменной формы — по безвозвратно побелевшему следу на темных досках за годы нанесения мелом окружностей на них. На самом деле, Кэди сама изготовляла мел, и он служил частью ее ритуалов. Неподалеку от Коба располагались целые его месторождения, и за плату кто угодно мог поехать туда и добыть из них куски. Кэди так и делала, а затем осторожно вырезала твердые белые мелки в формы, палочки, фигурки людей или животных, короткие столбики, покрытые рунами или сигилами. Специальными мелками она снабжала Дух Моргота, получая дополнительную прибыль.

«Все входим», — скомандовала она. Три девочки вошли в открытый круг и сели, каждая по сторонам света, вместе с Кэди на востоке. «Мы попробуем транслировать энергию», — сообщила Кэди. «Каждая из нас будет самостоятельно медитировать в течение пяти минут, привлекая к нам энергию с использованием заклинания, которому я вас научила. По истечении пяти минут, после того, как вы откроетесь получению энергии из вселенной, мы возьмемся за руки. Двигаясь по часовой стрелке, мы будем передавать энергию друг другу через наши руки. Если мы всё сделаем правильно…», сказала она с улыбкой, — «вы почувствуете нечто удивительное».

«Какая пустая трата времени.»

Мойра резко повернула голову к Тэсс, шокированная тем, что ее подруга действительно смогла произнести это вслух перед их учительницей. Тэсс сидела, скрестив ноги, с закрытыми глазами, расслабленными на коленях руками вверх ладонями. Ее лицо ничего не выражало. Моментально Мойра перевела взгляд на Кэди, потом на Тэсс, и, к ее удивлению, оказалось, что никто из них никак не отреагировал. О, вау, я уловила это. Круто. Ведьмы определенной силы способны посылать и получать ведьминские сообщения… Мойра, Тэсс и Вита практиковались в этом в течение прошлого года с различной степенью успеха. Мойра и ее мама определенно могли слать сообщения друг другу. Но поймать чьи-то глубокие мысли даже без умысла — кое-что особенное. Мойра улыбнулась самой себе, довольная проявлением того, что ее магические силы постепенно возрастают.

Мойра закрыла глаза и выпрямила спину, легко расслабляя руки на коленях так же, как все остальные. Итак, сконцентрироваться. Ее брюки кололись прямо сзади в том месте, где был пришит ярлычок. Она даже подумала, не выглядит ли она в них как чучело. Вот у Виты была нежная женственная фигура с ярко выраженными бедрами и грудью. Когда какая-нибудь дурочка в школе пыталась назвать ее толстой, Вита просто смеялась. «Думаю, я выгляжу прекрасно», — отвечала она. «И твой бой-фрэнд думает так же». Мойра заулыбалась от этого воспоминания. Вита действительно была довольно собой, своим телом. Не то что Мойра, которая была такой высокой и худой. Не стройной, не миниатюрной, не фигуристой — просто худой. Мама всё время говорит, что она поправится, но…