До самого неба

8. Кровь богов

Обратный путь по желобу оказался несравнимо легче. На этот раз ползти надо было по течению ручья, а когда дорога изгибалась — теперь уже вниз — Уман Ик’Чиль просто отталкивался и скользил. Когда очутился снова в чаше колодца и поднялся к поверхности черной мутной воды, в Чак’Баламе была ночь, как он и рассчитывал. Он смотрел вверх — и видел тонкую серебряную дугу. В точности, как показал ему змей видений…

Народ Красного Ягуара спал. Но тихий всплеск в колодце, тем не менее, был тотчас услышан. Уман Ик’Чиль увидел, как склонился над колодцем темный силуэт. И услышал знакомый голос:

— Я знал, что ты придешь вовремя.

Это был Текум Таш. Он ждал, как и сказал. И всё держал наготове: веревки, чтобы вызволить Уман Ик’Чиля из глубокого колодца, ритуальную краску, прислужников.

Едва Уман Ик’Чиль оказался наверху, прислужники принялись наносить на него красную краску. А другие в тот же момент кинулись созывать людей, возвестить о великом событии: возвращении от богов доблестного накона.

— Ты отмечен Творцом. Теперь никто не станет в этом сомневаться, — говорил тем временем Текум Таш. — Ты вернулся сейчас, когда боги вот-вот явят свою милость.

Да. Теперь и Уман Ик’Чиль это чувствовал: воздух был тяжелым, густым. Каким бывает перед грозой…

Горожане толпами стекались к священному колодцу. Их прибывало всё больше и больше. И когда, наконец, стало казаться, что весь Чак’Балам собрался посмотреть на вернувшегося посланника — а возможно, так оно и было — Уман Ик’Чиль, в сопровождении брата и других жрецов двинулся к храму Ицамны. Процессия шла тем же путем, что не так давно от храма к колодцу. Когда Уман Ик’Чиля провожали с почестями в мир богов. И хоть теперь не было ни музыкантов, ни великолепных одежд, шествие выглядело намного более торжественным. Таким его делали светящиеся от благоговейного восторга лица горожан. Люди смотрели и видели: покрытый с ног до головы священным красным, сильный, гибкий и стремительный в движениях — будто сам Красный Ягуар, владыка сельвы, покровитель великого города, явился к ним сейчас…

… Они вышли на площадь перед храмом, приблизились к подножью пирамиды. Конечно же, халач винику уже сообщили о том, что произошло, и он ожидает наверху. Невозмутимый, величественный, как и полагается Верховному правителю. И ахав кан там… Уман Ик’Чиль ещё не может увидеть лица Верховного жреца, слишком далеко, но знает — тот сейчас тоже невозмутим, и ни один мускул не дрогнет. Хоть и знает, что должно случиться. Знает, что на этот раз его алчность потерпела поражение…

Легко взлетает по ступеням Уман Ик’Чиль. Затаив дыхание, любуется на него народ Чак’Балама, заполнивший площадь… Всё ближе храм наверху. И ахав кан, и халач виник — словно изваяния богов, замерли в ожидании.

И вот поднял Уман Ик’Чиль левую руку к небу, как полагалось, чтобы говорить. Но не успел и слова произнести из заготовленной для него Текум Ташем речи… Пробежал по небу сверкающий огненный змей — будто повинуясь руке Уман Ик’Чиля. И вслед грянул гром. И упали первые капли дождя. Боги явили милость — отдавали людям свою кровь. Сбылось. Теперь станет доброй земля и взойдет маис. Будет жить Чак’Балам.

Уман Ик’Чиль, не пряча улыбку, смотрел на ликующих внизу людей. Духом он был сейчас с ними — пел и плясал под дождем. Его город, его народ…

… Что же оставалось Верховному жрецу Яш’Чуну, кроме как славить громче всех достойного из достойных, вернувшего народу Красного Ягуара благосклонность богов и принесшего на земли Чак’Балама долгожданное избавление от засухи…

… Боги сказали своё слово. Халач виник — сказал своё. Уман Ик’Чиль стал правителем Кан’Кина, города, не столь давно завоеванного им. Где каждый камень помнит грозную поступь воинов Уман Ик’Чиля, помнит его славную победу…

Люди были довольны. И Уман Ик’Чиль был доволен, поскольку понимал: правление в самом богатом и влиятельном владении Чак’Балама делает его преемником Верховного правителя.

Но старший сын ахав кана был недоволен. Он не захотел смириться и отдать Кан’Кин новому правителю. С отрядом верных ему воинов он держал защиту на пирамиде главного храма Кан’Кина. Уман Ик’Чилю пришлось взять город во второй раз. И когда он это сделал, обезглавленное тело сына Верховного жреца скатилось вниз по крутым ступеням пирамиды. А копьё Уман Ик’Чиля получило достойное украшение…

Ахав кан смирился. Хоть с той поры и не видел никто улыбки на его лице… Старший сын был его гордостью. Так. Но он пошел против воли богов и халач виника, повернул оружие против соплеменников, навлекая позор на свой род. Так. Никто из народа Красного Ягуара не нашел ему оправдания…