До встречи с тобой…

Глава вторая

На следующее утро, в восемь часов десять минут, чемоданы Джоанны уже лежали в багажнике машины Чарльза Карлайона, а сам он ждал, когда она попрощается с Динарами.

Джоанна сообщила им, что покидает «Кордиаль» и уезжает на сезон в Лондон, но умолчала о перемене своих планов на отдых. Они были уверены, что Карлайон — один из ее друзей, предложивший отвезти ее на побережье.

— А он симпатичный, этот молодой человек, — шепнула Джоанне мадам Динар, прощаясь с ней. — Может быть, он задержится на некоторое время в Бретани? — игриво добавила она.

Джоанна слегка улыбнулась. Она была рада, что англичанин вел себя очень сдержанно, пока они укладывали чемоданы. Но у нее не было никаких сомнений, что его приятные манеры — лишь притворство; когда они будут в дороге, он перестанет притворяться.

В самый последний момент, когда машина уже готова была тронуться с места, папаша Динар стукнул себя по лбу и замахал рукой, чтобы они задержались.

— Прости, малышка, — сказал он виновато и протянул ей небольшой сверток. — Я совсем забыл про эту посылку. Ее принесли для тебя вчера вечером, я сунул ее под стойку и за делами совсем забыл о ней.

Джоанна с удивлением взяла в руки сверток. Она даже не представляла, что бы это могло быть; за последние несколько дней она не делала никаких заказов в магазинах.

— О, я думаю, ничего важного, Papa, — весело сказала она. — Может быть, какая-нибудь вещица, которую я забыла в кабаре. — Машина тронулась. — До свидания, Papa! До свидания, Maman! Берегите себя!

Миновав центр города, машина выехала на тихие улочки предместья. Вдруг Карлайон нарушил молчание и сказал, кивнув на сверток, все еще лежавший на коленях Джоанны:

— Вы не собираетесь открывать его? А вдруг это прощальный дар одного из ваших поклонников.

— Вряд ли, — равнодушно ответила Джоанна. — Наверное, это небольшой подарок от моего агента — мсье Юго. Он один из немногих, кто знает мой домашний адрес.

— Я думал, вы живете в современной квартире, — заметил Карлайон, пока Джоанна разворачивала сверток. — Или вы поселились в таком месте ради рекламы?

— Я живу у Динаров, потому что они были очень добры ко мне, когда… когда мне пришлось трудно, спокойно ответила Джоанна. — Мне здесь хорошо, и я люблю эту семью.

Сняв оберточную бумагу, она обнаружила небольшую кожаную коробочку в прозрачном целлофане, на котором стояло имя известного парижского ювелира. Она не сообразила воскликнуть: «О, это мой браслет, я отдавала его в ремонт» — и небрежно спрятать коробочку в сумку. Немного смутившись, она все же открыла ее.

Даже и тогда она смогла бы сделать это незаметно, если бы не дорожная пробка. Карлайон издали оценил ситуацию и остановил машину. Поэтому тихий изумленный возглас Джоанны и блеск дорогих камней не укрылись от его внимания.

Он удивленно поднял брови, увидев на бархате футляра великолепные сапфировые серьги.

— Ваш агент, похоже, ценит вас очень высоко, — сухо заметил он.

Джоанна вспыхнула и поспешно закрыла футляр.

— Это не от Гюстава, — сдержанно объяснила она.

— От настойчивого молодого человека с изумрудами, надо полагать, — предположил Карлайон. Он наклонился, чтобы поднять что-то с пола. — А это, вероятно, его визитная карточка.

Джоанна едва сдержалась, чтобы не выхватить карточку у него из рук и не спрятать в карман. С наигранно равнодушным видом она прочла короткое послание. Подписи не было, но она сразу узнала размашистый почерк Ива. «На память о волшебных днях» — было написано на карточке.

— Я угадал? — спросил Карлайон.

Джоанна смерила его сердитым взглядом.

— Вам следовало бы стать детективом, — заметила она. — Разве может что-нибудь скрыться от вашего орлиного взора?

— Нужно быть совершенно слепым, чтобы не заметить целое состояние, лежавшее на вашем туалетном столике тогда, после представления, — ответил он, ничуть не обидевшись. — Ожерелье, конечно, могло быть подделкой, но эти серьги — настоящие. Их цена намного перекрывает ваш гонорар за поездку в Англию.

Джоанна не удостоила его ответом и молча отвернулась к окну. Вчера вечером, безуспешно пытаясь уснуть, она решила сказать ему правду, признаться, что согласилась на оплату только потому, что была сердита и расстроена. Она готова была предложить ему забыть неудачное начало их знакомства и помириться. Но сейчас она почувствовала к Карлайону еще большую антипатию, чем прежде, и решила, что все попытки найти с ним общий язык будут напрасной тратой времени.

Машина по-прежнему стояла на месте: на значительном участке дороги впереди меняли покрытие, а встречное движение было весьма интенсивным. Карлайон выключил мотор и предложил Джоанне сигарету.

— Нет, благодарю вас, я почти не курю, — отказалась она.

— Вы очень тщательно подготовились к поездке, — заметил он.

— В каком смысле?

— В смысле одежды. Если бы я раньше не встречал вас у вашего дома, я мог бы сегодня вас не узнать.

— А чего вы ждали, мистер Карлайон? Чулков в сеточку и декольте до пупа? — с вызовом бросила она.

— Не совсем, — мягко возразил он. — Я уверен, что у вас неизменно превосходный вкус. Но вчера вы были как с картинки модного журнала, а сегодня… — Он завершил фразу выразительным жестом.

Джоанна осмотрела свои льняные брюки оливкового цвета. Они показались ей самой подходящей одеждой для плаванья через Ла-Манш. К ним она надела кремовую шелковую блузку и светлый шерстяной джемпер.

— Вчера я была Жанин Алэн. А сегодня… я такая, какой вы хотели меня видеть, — спокойно ответила Джоанна.

Ей показалось, что он считает, будто она уже играет свою роль. Он, наверное, никогда бы не поверил, что в обыденной жизни она любит простую одежду и почти не пользуется косметикой, разве что пудрой и светлой помадой.

«Он, похоже, решил, что я специально для этого случая накупила целый гардероб скромной одежды, — с иронией подумала она. — Ну и пусть! Мне-то не все ли равно, что он думает?!» Наконец поток встречных машин прекратился, Карлайон повернул ключ зажигания и они тронулись.

— Между прочим, меня зовут Чарльз. Каким бы неприятным вам это ни показалось, пожалуй, вам лучше называть меня по имени, — с насмешливой улыбкой произнес он.

Джоанна не ответила. Из своей большой соломенной сумки она достала журнал и сделала вид, будто внимательно читает его.

В начале одиннадцатого они добрались до пригорода Руана. Чарльз остановил машину у небольшой гостиницы и предложил немного отдохнуть. Солнце стояло уже довольно высоко, и воздух хорошо прогрелся. Они сели за столик летнего кафе, Чарльз заказал кофе и булочки. Пока они ждали свой заказ, Джоанна сняла джемпер и закатала рукава блузки. Несмотря на тициановский цвет волос, ее кожа не боялась солнца, и ее покрывал легкий загар. Правда, по сравнению со смуглой кожей Чарльза руки Джоанны казались совсем бледными.

— Вы уже были в отпуске? — спросила она, лишь бы не молчать.

Он кивнул.

— Я провел две недели в Провансе. А потом мне захотелось навестить Париж и посмотреть его ночную жизнь.

— Мне кажется, опера или симфонический концерт были бы вам больше по вкусу, — заметила Джоанна.

Он удивленно поднял брови.

— Это что — насмешка? — поинтересовался он.

— Вовсе нет. Просто вы не похожи на завсегдатая кабаре.

— Которым вы, без сомнения, отдаете предпочтение.

Джоанна пожала плечами.

— Равно как вы — скромным английским девушкам.

Он прищурился.

— Возможно… — медленно произнес он и, задумчиво посмотрев на Джоанну, добавил. — Интересно, как вы поладите с Ванессой.

Официант принес кофе, и Джоанна ждала, пока он не уйдет.

— А кто такая Ванесса? — спросила она.

— Ну, конечно, откуда вам это знать. Она ваша кузина. Я полагаю, вам известно, что у вашей матери была сестра?

— Да. Отец рассказывал мне о ней. Она была моложе мамы на несколько лет и совсем не походила на нее. Мне говорили ее имя, но я забыла.

— Моника, — подсказал Чарльз. — Моника Даррант. Ее муж умер несколько лет назад, и с тех пор она с детьми живет в Мере-Хаузе вместе с бабушкой.

— Сколько у нее детей? — поинтересовалась Джоанна.

— Трое… и они уже не дети. Нилу двадцать пять, он продолжает семейный бизнес. Ванессе двадцать три, а Кэти шестнадцать; она еще ходит в школу.

Джоанна намазала булочку маслом и принялась есть. Утром она была слишком возбуждена, чтобы толком позавтракать, и по дороге проголодалась.

— А чем занимается Ванесса? — спросила она.

— Вы имеете в виду, где она работает? Она помогает матери по хозяйству.

— И ей не скучно?

Джоанна почти ничего не знала о том, как живут девушки в Англии, но почему-то считала, что даже самые состоятельные предпочитают выбрать себе какую-нибудь карьеру.

— Не думаю, — ответил Чарльз таким тоном, как будто подобная мысль даже не приходила ему в голову. — Она, что называется, хозяйственная девушка. К тому же в доме, где не хватает прислуги, и надо еще ухаживать за бабушкой, всегда много работы.

Он закурил и не заметил легкую гримаску на лице Джоанны. Ей почему-то заочно не понравилась ее кузина Ванесса.

— А вы не боитесь, что я дурно на нее повлияю? — съязвила она.

Чарльз вытянул длинные нога и откинулся на спинку плетенного кресла.

— Я надеюсь, что она хорошо повлияет на вас, — отплатил он той же монетой.

Это была всего лишь мелкая колкость с его стороны — и она сама на нее напросилась — но Джоанна почувствовала, что краснеет.

— А в каком мы с вами родстве? — поспешила спросить она.

— В очень отдаленном, могу вас порадовать. Мой дед приходился вашему деду сводным братом.

— Вы тоже живете в Мере-Хаузе?

Чарльз покачал головой.

— Нет, у меня свой дом… недалеко. После кончины вашего деда я веду все дела семьи.

— Вы женаты, Чарльз? — вдруг спросила она.

— Если бы я был женат, моя жена была бы со мной, — сдержанно ответил он.

— О, вовсе не обязательно. Мне кажется, в наше время супруги часто отдыхают порознь.

— Может быть и так, но я представляю семейную жизнь иначе.

Джоанна пристально посмотрела на него. Отец был единственным англичанином, которого она знала, но она слышала, что английские мужчины — отличные мужья, хотя и равнодушные любовники. Но за то короткое время, что она знала Чарльза Карлайона, она усомнилась в этом расхожем мнении. Она вынуждена была признать, что внешне он очень привлекателен… особенно для тех, кто предпочитает несколько агрессивный тип мужской красоты. Но как муж он, наверное, был бы просто невыносим. Такой самоуверенный, такой деспотичный!

— Как вы собираетесь объяснить мое появление соседям? — спросила Джоанна, когда они поехали дальше. — Они знают всю правду, или придется измыслить какое-то благовидное объяснение, почему я никогда не бывала в Мере-Хаузе раньше?

— Те, кто постарше, еще помнят вашу мать, а остальные слышали… э-э… несколько искаженную версию событий.

— Понятно. Ну, тогда мой приезд даст им повод посудачить, — сказала Джоанна.

Они прибыли в Кале за час до отправления парома. Оставив Джоанну в машине, Чарльз пошел за билетами. Погода менялась. Солнце еще ярко светило, но уже дул порывистый ветер, а на горизонте собирались тучи.

— Вам случалось путешествовать по морю? Оно не всегда бывает спокойным, — предупредил Чарльз, пока они ждали своей очереди к таможенному барьеру.

— Меня это не пугает, — рассмеялась Джоанна.

— Что в этом смешного? — удивился он.

— Ничего. Просто ваш вопрос рассмешил меня. Но вы не могли знать, какую жизнь мы вели, пока был жив отец.

— И какую же жизнь вы вели? — спросил Чарльз, глядя на ее профиль.

Джоанна пожала плечами и посмотрела вслед летящим чайкам. Если бы он мог заглянуть ей в глаза, то увидел бы в них отражение старой сердечной боли.

— Папа однажды сказал, что если бы он взялся писать мемуары, то назвал бы их «Нынче здесь — завтра там», — спокойно ответила она. — Именно так мы и жили… как цыгане. Свой девятый день рождения я отметила в Рио, десятый — в Лиссабоне, одиннадцатый где-то в Индийском океане.

Цепочка машин начала въезжать на паром, и Чарльз тоже тронул свой автомобиль вперед. Пассажиров было немного, да и те сразу же поспешили в бар.

— Зайдем в бар? — предложил Чарльз, когда они припарковали машину на палубе.

Джоанна повязала голову шелковым шарфиком и: надела солнечные очки.

— Если вы не возражаете, я бы хотела побыть одна. Идите в бар, а я постою на палубе, — вежливо сказала она.

Чарльз, нахмурившись, помешкал.

— Как хотите, — сказал он наконец, и скрылся в дверях бара.

Оставшись одна, Джоанна прошла на нос парома; свежий ветер обдувал ее лицо. Она долго стояла там, слушая плеск волн и вдыхая морской воздух. Мысли Джоанны унеслись к прошлому, она не замечала ничего вокруг. Неожиданно легкое прикосновение к плечу вернуло ее к действительности. Обернувшись, она увидела рядом Чарльза.

— Пойдемте вниз, вам надо поесть. Вы наверняка проголодались, — сказал он. Ветер развязал ее шарфик, и когда Джоанна последовала за Чарльзом, сильный порыв подхватил легкий шелк и чуть не унес его.

Испуганно вскрикнув, Джоанна попыталась удержать его, но Чарльз оказался проворнее и поймал его прежде, чем новый порыв ветра успел его унести.

— Спасибо. Мне надо было крепче завязать его, — сказала она, переводя дыхание и пытаясь убрать с лица выбившиеся пряди волос.

— Вам надо надеть пальто, — посоветовал Чарльз. — Разве вы не взяли его с собой?

— Взяла. Он в чемодане. Но мне не холодно. Я люблю ветер.

Они пересекли палубу и спустились в ресторан. Джоанна открыла сумочку и стала искать расческу и зеркальце.

— Подождите. Я не могу появиться за столом в таком виде, — сказала она.

— Позвольте мне подержать для вас зеркальце, — предложил он и тут же завладел им.

Ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы привести в порядок прическу. Джоанна поблагодарила Чарльза и взяла у него зеркальце. И тут заметила, что он как-то странно смотрит на нее.

— В чем дело? — спросила она.

— Я подумал, что сейчас вы совсем не похожи на Жанин Алэн, — ответил он. — Вам очень идет, когда ваши волосы развеваются от порывов ветра, а на щеках играет румянец. — Чарльз смотрел на нее чуть насмешливо.

— Это от морского воздуха, — беспечно сказала она.

В ресторане было мало посетителей: паром заметно качало, и многие пассажиры спустились на нижнюю палубу.

— Каким бизнесом вы занимаетесь? — спросила Джоанна своего спутника, когда стюард принес им суп.

— Производством обуви. Наверное, для вас это звучит очень прозаично.

— Напротив. Я люблю хорошую обувь, — ответила она. — А какую вы делаете? Нарядную или повседневную?

— В основном, нарядную, но кроме того и детскую, и некоторые виды специальной, например, балетные туфельки. Если вам это интересно, я могу как-нибудь показать вам фабрику.

— Очень интересно, — искренне обрадовалась Джоанна. — У меня никогда не было английских туфель, я всегда носила бельгийские.

— Я так и думал. В Бельгии делают первоклассную обувь, и она у них значительно дешевле, — заметил Чарльз.

— Вы сами захотели заниматься этим делом, или вам пришлось возглавить его волею обстоятельств? — поинтересовалась Джоанна.

— К счастью, я сам этого хотел. А вот Нилу это занятие не по душе: он работает в студии моделирования, но воображает себя серьезным художником и не хочет заниматься производством.

— А приходится?

— Его никто не принуждает, но он еще не готов сделать себе имя в искусстве, — сухо заметил Чарльз. — Мать избаловала его, и теперь он считает, что семья должна его содержать, пока он будет создавать свои шедевры. Впрочем, я думаю, он сам расскажет вам о своих проблемах. У него слабость к красивым женщинам.

— А у вас, конечно, иммунитет? — насмешливо спросила Джоанна.

Чарльз, язвительно усмехнувшись, прямо взглянул на нее.

— Мой жизненный опыт помогает мне в этом, — ответил он.

Джоанна подождала, пока стюард поставит перед ними второе, потом спросила:

— Он был у вас достаточно богатый?

— Достаточно, чтобы узнать все уловки, к которым прибегает прекрасный пол, лишь бы добиться своего, — небрежно произнес он.

— В самом деле? А я считала, что вы были слишком заняты делами, чтобы расточать время на женщин.

— Иногда я позволяю себе и развлечения, — спокойно ответил Чарльз. — Вы скоро поймете, что англичане не так серьезно воспринимают женщин, как французы.

— Я слышала об этом. Вы, наверное, больше интересуетесь лошадьми или футболом. Наверное потому моя мать и убежала с художником.

К тому времени, когда они закончили обед, начался дождь, и ей пришлось пойти с Чарльзом в салон.

— Хотите выпить? — спросил он. — Джин или что-нибудь еще?

— Я бы предпочла томатный сок, если он у них есть.

— Ну, что вы! Не стоит ограничивать себя до такой уж степени, — сказал он с усмешкой. — Джин с апельсиновым соком вполне подходящий напиток для вашего возраста.

— Возможно, но я не люблю спиртного. Оно портит цвет лица, а я не могу рисковать ни одним из своих достоинств, — твердо заявила она.

Когда они прибыли в Дувр, дождь усилился. Чарльз предложил переночевать в одной из местных гостиниц. Ожидая, пока он зарегистрируется у портье, Джоанна почувствовала себя усталой, замерзшей и чужой в этой стране.

— Нельзя ли мне поесть у себя в номере? Я бы хотела пораньше лечь спать, — сказала она, когда швейцар понес их вещи к лифту.

— Конечно. Поступайте, как вам удобнее. Завтра нам не придется рано вставать. Завтрак в половине девятого вас устроит?

Джоанна кивнула. Ей вдруг захотелось броситься назад, к причалу, сесть на паром и вернуться в Кале. Но теперь было уже слишком поздно менять решение.

Ее номер был на втором этаже. Когда лифт остановился, Чарльз сказал:

— Увидимся за завтраком. Если вам что-нибудь понадобится, позвоните портье. Обслуживание здесь приличное.

— Хорошо. Я так и сделаю, спасибо. Спокойной ночи, — ответила она.

Он довольно холодно взглянул на нее, и ей показалось, что в его взгляде промелькнула насмешка, как будто он догадался о ее страхах и презирает ее за это.

— Спокойной ночи, — отрывисто бросил он. Через пару секунд дверь лифта закрылась, и Джоанна осталась у своей комнаты.

Ее номер оказался удобным и теплым. Безукоризненные нейлоновые шторы скрывали грустный пейзаж за окном, шум ветра поглощали толстые панели на стенах.

— О, у меня нет английских денег! — в замешательстве воскликнула Джоанна, когда носильщик внес ее вещи и поставил их на хромированную стойку для чемоданов. — Я только что приехала из Франции и еще не успела обменять деньги.

— Ничего страшного, мисс, — ответил он. — Не самая приятная погода для путешествия, но не расстраивайтесь — на завтра обещают солнечный день.

— Да… хорошо бы. — Джоанна была удивлена. Во французской гостинице не дать чаевых — значит смертельно обидеть человека.

Приняв ванну и надев пижаму и халат, Джоанна стала расчесывать волосы, прислушиваясь к шуму дождя за окном. Неожиданно в дверь постучали. Решив, что это принесли ужин, Джоанна поспешила открыть дверь. Но на пороге стоял Чарльз.

— Простите, что побеспокоил вас. Я подумал, что вы еще не спите, — извиняясь, сказал он.

— Нет еще. Я жду ужин. Входите, — пригласила она.

Он отрицательно покачал головой.

— Я только зашел сказать, что сейчас звонил вашей бабушке.

— Вы сказали ей, что нашли меня? И что она ответила?

Чарльз посмотрел на нее с выражением, которого она не могла понять.

— Она хочет поговорить с вами.

— Прямо сейчас?

— Да. Я написал номер. Вам будет нетрудно туда дозвониться. — Он передал ей клочок бумаги.

Джоанна взяла его, почувствовав, что у нее вдруг пересохло в горле.

— Хорошо. Я сейчас же позвоню, — неуверенно произнесла она. — Вы… вы хотите послушать, что я буду говорить?

— Я думаю, в этом нет необходимости, — сказал он и пошел прочь.

Ожидая, пока ее соединят, Джоанна заметила, что руки у нее дрожат. Наконец она услышала голос телефонистки: «Говорите, ваш номер ответил».

Почти сразу же и очень ясно, как из соседней комнаты, раздался голос:

— Джоанна? Это ты, Джоанна?

— Да, миссис Карлайон. Джоанна у телефона, — глухим от волнения голосом ответила она.

— О, моя дорогая девочка… — Голос бабушки дрогнул и сорвался. Потом она, кажется, всхлипнула, но дальше говорила уже спокойно. — Прости меня, дорогая. Это глупо, но я плачу от счастья. Когда Чарльз сообщил мне радостную новость, я с трудом поверила ему.

— Наверное, это было для вас настоящим шоком, — сказала Джоанна, сама сильно волнуясь.

— Да, конечно, но таким приятным. Понимаешь, я так боялась, что когда мы найдем тебя, ты не захочешь нас видеть. Конечно, у тебя есть все основания не любить нас. Но Чарльз сказал мне, что ты сразу согласилась поехать. Я так рада, что ты не питаешь к нам неприязни.

— Конечно, не питаю, — мягко заверила ее Джоанна. — Надеюсь, что и вы не разочаруетесь во мне.

— Никогда, — последовал твердый ответ. — Мы все с нетерпением ждем завтрашнего дня. Но не буду отвлекать тебя разговорами. Чарльз сказал, что ты очень устала и хочешь пораньше лечь спать. Отдыхай, моя дорогая, и поверь: мы будем рады тебя видеть. Спокойной ночи, дитя мое.

— Спокойной ночи… бабушка.

Джоанна услышала, как ее собеседница положила трубку, и сама медленно вернула трубку на рычаг. Несколько мгновений она неподвижно сидела на краю кровати, губы ее дрожали: А потом по щекам покатились слезы, она закрыла лицо руками и разрыдалась, оплакивая одиночество и боль своего долгого изгнания.

Когда на следующее утро Джоанна спустилась к завтраку, Чарльз уже сидел за столиком у окна. Спала она на удивление хорошо и проснулась только когда портье позвонил ей. Отдохнувшая, полная новых сил, она надела легкий темно-синий костюм с белой блузкой. Юбка в крупную складку и короткий жакет без воротника, украшенный единственной перламутровой пуговицей придавали Джоанне очень юный и в то же время элегантный вид. Проходя к своему столику, она чувствовала на себе восхищенные взгляды.

Чарльз читал газету, но, увидев Джоанну, тут же отложил ее и встал.

— Может быть, попробуете английский завтрак? Или ограничитесь кофе с булочками? — поинтересовался он, когда девушка села за стол.

— Ну, наверное, в чужой монастырь… — улыбаясь, начала она.

— Ваша профессия требует жесткой диеты? — спросил Чарльз, когда она вместо овсяной каши выбрала грейпфрут.

— Нет. К счастью, я могу есть, сколько захочу. Пожалуйста, читайте свою газету. Я знаю, что у англичан так принято.

— А что принято во Франции? Наверняка даже французская галантность имеет предел?

— Не знаю. Обычно я завтракаю одна, — беспечно сказала Джоанна. — Да, вот еще что… — вспомнила она свое вчерашнее затруднение. — Не могли бы вы дать мне некоторую сумму в английской валюте? У меня только франки, и вчера я не смогла дать чаевые носильщику.

— Конечно. Я совершенно забыл. — Он достал несколько банкнот и горсть серебра и положил их рядом с ее тарелкой.

Джоанна поблагодарила его и спрятала деньги в сумочку. Поднимая глаза, она перехватила презрительный взгляд тучной матроны, сидевшей за соседним столиком.

Джоанна сосредоточила внимание на еде, изо всех сил стараясь не рассмеяться.

— Что вас позабавило? — поинтересовался Чарльз.

— Только то, что вы возмутили нашу соседку, — тихо ответила она. — Она, вероятно, подумала, что я — сомнительная дамочка. Надеюсь, она не пойдет жаловаться управляющему.

Чарльз осторожно взглянул на соседний столик и встретил гневный взгляд дамы.

— Простите. Я поступил не очень тактично, — признался он.

— Я подумала о другом, — задумчиво произнесла она. — Может быть, мне лучше утаить, что я работаю в кабаре. Люди почему-то считают, что артисты, работающие в ночных клубах и кабаре, ведут аморальный образ жизни. Мне бы не хотелось компрометировать вашу семью.

— Мне кажется, вы все равно привлечете к себе внимание, — с улыбкой сказал он.

— В самом деле? Почему вы так думаете?

Он перевел взгляд с ее лица на изящные руки с ухоженными ногтями, покрытыми розовым лаком.

— В наших местах не привыкли к парижской элегантности, — мягко заметил он.

— Ну, если хотите, я могу одеться еще проще, — серьезно предложила она.

Чарльз усмехнулся.

— Нет, не надо. Если только вам не вздумается надеть расшитое блестками платье, что было на вас тем вечером, вы, я думаю, избежите серьезного осуждения.

Джоанна с удивлением почувствовала, что краснеет. Она совсем забыла, что в тот вечер, когда Чарльз появился в кабаре, на ней был один из самых открытых сценических костюмов. Мысль о том, что он видел ее в нем на сцене и за кулисами, почему-то смутила девушку.

— Вы, наверное, были в ужасе, — сказала она.

— Не особенно. — В его глазах мелькнул насмешливый огонек. — По сравнению с костюмами некоторых танцовщиц ваш выглядел вполне пристойно.

— Не я сама выбираю такие наряды. Это часть моей работы, — зачем-то начала объяснять она.

— Вы, похоже, считаете меня довольно ограниченным человеком, — заметил Чарльз, наливая себе вторую чашку чая.

— Вовсе нет. Но одно дело видеть незнакомую девушку в… в весьма откровенном наряде, и совсем другое — вдруг узнать, что она доводится тебе родственницей, — заявила Джоанна.

— Не думайте об этом. Наши родственные отношения такие отдаленные, что о них можно позабыть.

Примерно через час начался последний этап их путешествия. Густой утренний туман рассеялся, а когда они выехали из города, из-за облаков выглянуло бледное солнце.

На скоростной дороге до Мейдстоуна Чарльз все внимание уделял движению, лишь изредка указывая Джоанне на местные достопримечательности. Вскоре они въехали в предместья Лондона.

— Расскажите, как Майкл зарабатывал на жизнь? — неожиданно спросил Чарльз. — Ведь по разным странам без денег не поездишь.

Джоанна вздрогнула. Она давно ждала этого вопроса и решила для себя, что раз уж нельзя употребить заведомую ложь, надо хотя бы скрыть правду. «Все и так говорит не в мою пользу, поэтому не стоит еще более ухудшать это мнение», — подумала она.

Но сейчас, неизвестно почему, она решила рассказать Чарльзу правду.

— Конечно, — неловко согласилась она. — Сначала он служил в одной конторе в Марселе. Но канцелярская работа была ему скучна, и он скоро оставил ее.

— Почему он не вернулся к живописи? — поинтересовался Чарльз.

— Он возвращался… время от времени. Мы переехали в Монако и поселились в очень дешевом пансионе. НО тогда люди почти не покупали картин, и у отца пропало всякое желание их писать. Однажды он пошел в казино и выиграл в баккара крупную сумму.

Джоанна замолчала, вспомнив далекий летний вечер, когда она проснулась и увидела огромный букет мимоз на столе и отца, который пил шампанское из розового стаканчика для зубных щеток. Он и ей дал попробовать, от пузырьков газа у нее защипало в носу. Потом отец присел на край ее постели и сказал, что они уплывут в Южную Америку на первом же корабле.

— Мы отправились в Рио, — продолжала Джоанна. — Мы плыли туда три недели, а мне хотелось, чтобы это путешествие длилось вечно. Уложив меня спать, папа обычно играл в карты с богатыми бизнесменами. Потом он всегда играл в карты… везде, куда бы мы не приезжали. — Она помолчала. — Мне, наверное, было уже тринадцать, когда я узнала, что он… профессиональный карточный шулер, — очень тихо сказала она. — Я знала, что он играет в карты на деньги и почти всегда выигрывает, но не понимала, почему.

— И так продолжалось до его смерти? — совершенно бесстрастным тоном спросил Чарльз.

— Да. Так мы и жили… обманывая людей. Поэтому нам постоянно приходилось переезжать с места на место. Понимаете, нас скоро приметили в гостиницах и на главных морских линиях. Нужно было уезжать все дальше, чтобы н-находить новые ж-жертвы. — Голос Джоанны дрогнул, и она отвернулась к окну, не желая, чтобы Чарльз увидел ее лицо. — Простите. Мне следовало рассказать вам об этом раньше. Тогда вы бы, вероятно, не повезли меня в Англию. Но поймите — я никогда не думала о папе как… о бесчестном человеке. Меня не волновало, чем он зарабатывает на жизнь. Кроме него у меня никого не было. Я… я бы все равно любила его, что бы он ни сделал.

— А как он умер? — осторожно спросил Чарльз.

— Его сбила машина на Елисейских Полях, — ответила Джоанна. — Травмы были тяжелыми, но не смертельными. Он… он умер, потому что не хотел больше жить.

— Но у него же были вы, — заметил Чарльз.

— Все зависит от того, как на это посмотреть, — сдержанно возразила Джоанна. — Вам, возможно, трудно представить, как можно так сильно любить женщину, что без нее жизнь теряет смысл. Но именно так папа любил маму. Я… я была рядом, когда он умирал. Он принимал меня за маму. В первый раз я видела его по-настоящему счастливым.

Джоанне удалось закончить свой рассказ твердым голосом, но ее глаза были полны слез и в горле стоял комок. К счастью, Чарльз воздержался от комментариев, а когда он заговорил, предложив перекусить в гостинице, она уже взяла себя в руки.

За едой они больше молчали. Джоанну занимал вопрос, не пожалел ли Чарльз, в свете ее недавних признаний, о своем решении привезти ее в Англию.

Когда они поехали дальше, она с трудом сдерживала зевоту. Убаюканная мерным шумом мотора, она задремала, а когда открыла глаза, машина стояла у заправочной станции. Распрямив затекшие ноги, она посмотрела на Чарльза, стоявшего у машины.

— Осталось всего десять миль, — сказал он, снова садясь за руль. — Что вам снилось? Вы разговаривали во сне.

— В самом деле? А я и не помню, что мне что-то снилось, — удивленно произнесла она.

— Не беспокойтесь. Вы говорили по-французски, и я почти ничего не понял. — В его голосе звучало веселье.

— А мне показалось, что вы достаточно хорошо говорите по-французски. Где вы научились? Я всегда считала, что англичане даже горды тем, что в любой стране обходятся своим родным языком.

— Не у всех же по соседству жила хорошенькая студентка из-за границы, — весело сказал он. — У наших соседей жила молоденькая няня-француженка, а я тогда был еще впечатлительным мальчишкой. К сожалению, большинство фраз, которым она меня научила, неприменимы в обычной беседе.

— Я думала, английские юноши начинают интересоваться девушками гораздо позднее, — заметила Джоанна.

— Если они учатся в закрытом интернате, у них просто нет такой возможности. А я ходил в местную среднюю школу.

— Все равно, я бы поняла, если бы вы интересовались мотоциклами, спортом или чем-то серьезным.

— Интересовался. Но ведь даже самый лучший мотоцикл выглядит еще лучше, когда на заднем сиденье сидит красивая брюнетка.

Наступило молчание. Джоанна старалась представить Чарльза долговязым подростком, но ей это не удавалось.

— А что случилось с ней потом? — спросила она.

— С Мари-Люс? Она уехала домой, в Лион. Сейчас ей, наверное, далеко за тридцать, и она стала степенной, солидной матроной.

— Она была старше вас?

— Конечно. В том-то и была ее привлекательность. Разве вас не привлекали мужчины постарше, когда вы были мечтательной школьницей?

— У меня нет своего мнения на этот счет. В том возрасте я не ходила на свидания. Большинство мужчин, которые путешествовали на океанских лайнерах, были пожилые или совсем старые. — «А я тогда мечтала о доме и покое», — мысленно добавила Джоанна.

— Разве вы не влюблялись в моряков?

— Возможно …не помню уже. Кстати, я и не заинтересовала бы никого из них: я тогда была толстая и неуклюжая.

— А как же вы учились?

— Никак, — откровенно призналась она. — Папа не мог отправить меня в пансион, поэтому я сама училась, чему могла, по книгам.

— Вы хотите сказать, что у вас нет никакого образования?

— Никакого. Я ходила в школу всего один год, пока мы жили в Марселе. Когда мы начали путешествовать, мне уже не пришлось учиться. — Она искоса взглянула на него. — Вас это шокирует?

— Разве у меня такой вид?

— Нет. Но мне кажется, это должно вас шокировать.

— Как всем женщинам, вам слишком многое кажется, — усмехнувшись, сказал Чарльз. — Почему я должен быть шокирован?

— Ну… из-за моего необычного происхождения и образования.

— Да, необычного, — признал он. — Но я не вижу в этом ничего скандального. Мне даже кажется, что это у вас весьма старомодный взгляд на жизнь, если вы считаете ваше происхождение шокирующим.

— У меня-то старомодный?! — удивленно воскликнула Джоанна. — Что вы хотите этим сказать?

— Может быть, я неудачно выразился. Вам, конечно, раньше чем другим девочкам вашего возраста пришлось самой заботиться о себе, но у вас нет основания считать себя отверженной из-за того, что ваш отец зарабатывал на жизнь карточной игрой, а вы не получили общепринятого образования.

— Но я и не считаю! — возмущенно запротестовала она. — Я никогда не говорила, будто я…

— Вы можете не признаваться в этом… даже самой себе, — прервал он ее, — но я думаю, что-то в этом роде вы все-таки чувствуете. На самом деле вы очень стесняетесь своего происхождения, иначе вам бы и в голову не пришло, что я могу быть шокирован.

— Вы начитались популярных книжек по психологии, кузен Чарльз, — язвительно сказала Джоанна. — Но вы заблуждаетесь: я не только не стыжусь своего происхождения, напротив — я горжусь им! Мне даже доставляет удовольствие всего добиваться в жизни самой, наперекор всему. Мне было бы просто скучно, если бы я, что называется, унаследовала успех.

Но ее выпад оказался слишком слабым, чтобы задеть Чарльза. Он лишь насмешливо посмотрел на нее и предложил:

— Оставим пока этот спор, ладно? Мы уже въезжаем в Мерефилд.

Они выехали на окружную дорогу; за ней сельский пейзаж сменился городским, где за двустворчатыми железными воротами, среди ухоженных садов, просматривались респектабельные особняки. Центр городка был запружен машинами и спешащими за покупками горожанами. Джоанна с интересом отметила богатые витрины магазинов и продуктовых лавок. Тут же стояло уродливое здание городской ратуши из красного кирпича, не менее уродливое здание вокзала и огромное сооружение из стекла и бетона, в котором, как сказал ей Чарльз, размещался новый технический колледж. За ним начиналась широкая улица, ведущая в сторону от торгового центра. На ней вперемешку стояли современные многоквартирные дома, старинные викторианские здания и мелкие частные предприятия. Потом Чарльз свернул направо, в жилой район.

Джоанне, чье беспокойство росло с каждой минутой, он показался огромным. Наконец ряды почти одинаковых домов кончились, и машина свернула на тихую улочку, ограниченную с одной стороны высокой кирпичной стеной. В одном месте стена прерывалась двумя колоннами с массивными коваными воротами между ними. Оставив мотор работать, Чарльз вышел из машины, чтобы распахнуть ворота.

Достав из сумочки пудреницу, Джоанна поспешно стала приводить в порядок макияж.

— Готовы к встрече? — спросил Чарльз, вернувшись к машине.

Джоанна кивнула и крепко сжала в руке сумочку.

Короткая посыпанная гравием дорожка была окаймлена вечнозеленым кустарником. Она вела прямо к дому. Это был солидный викторианский особнячок с высокими фронтонами и веерообразными окнами из цветного стекла. «Не самый привлекательный дом», — подумал Джоанна.

Чарльз подъехал к парадной двери, вышел из машины и стал открывать багажник. Джоанна последовала за ним, чувствуя, что у нее слегка дрожат ноги.

— Нажмите звонок, — сказал он. — Они не слышали, что мы подъехали.

Джоанна не успела выполнить его просьбу, как дверь распахнулась, и на пороге появилась высокая седая женщина.

— Чарльз, дорогой! Как хорошо, что ты вернулся, — сердечно произнесла она, спускаясь по ступенькам и с улыбкой протягивая ему руку.

— Здравствуй, Моника. Все здоровы? — Он поцеловал ее в щеку. Обернувшись к Джоанне, он сказал: — Вот, я нашел ее… пропавшую внучку. Джоанна, это твоя тетка.

Джоанна шагнула вперед и протянула руку.

— Здравствуйте, тетя Моника, — сказала она, вежливо улыбаясь.

Та смерила девушку холодным оценивающим взглядом, от которого не укрылась ни одна деталь ее внешности.

Значит, ты и есть дочка Майкла, — медленно произнесла она. — Здравствуй.

Но в ее приветствии не было ни капли теплоты и, следуя за нею в дом, Джоанна поняла, что Моника Дар-рант уже до их встречи ненавидела ее.