— Вы просто великолепны, Хилари!
Этот восхищенный возглас застал ее врасплох, и она едва не споткнулась и не упала с лестницы. Генри затаился внизу, за колонной, поэтому Хилари его и не заметила.
— Благодарю вас. — Она даже умудрилась изобразить на лице холодную улыбку — подлинный шедевр ее актерского мастерства.
Генри тоже смотрелся неплохо в темно-коричневых брюках и сорочке синего цвета из натурального шелка. Впрочем, с его спортивной фигурой он в любом наряде привлекал внимание женщин.
Хилари знала, что платье кофейного цвета и босоножки из золотистой кожи прекрасно сочетаются с длинными золотыми серьгами и позолоченными браслетами. Убранные в пучок на макушке волосы были прихвачены позолоченной заколкой, но все же не полностью: часть их обрамляла шелковистыми локонами лицо, придавая ему нежности. Раньше Хилари носила длинные волосы, почти до талии, с новой прической она выглядела значительно привлекательнее.
Хилари наложила на лицо совсем немного макияжа — чуть-чуть коричневых теней и немного серебристой пудры. Тронув губы бежевой помадой, она взглянула на свое отражение и удовлетворенно улыбнулась: из зеркала на нее смотрела высокая элегантная светская дама. На уровне мировых стандартов — это не вызывало у Хилари никаких сомнений. Еще раз взглянув на себя в зеркало, она накинула на плечо ремешок модной золотистой сумочки и покинула свои апартаменты.
— Николь приготовила для нас мясной салат с тертым сыром и авокадо, — непринужденно сообщил ей Генри, когда они поравнялись. — Предлагаю откупорить бутылочку шампанского в честь предстоящего вечера. Как вы на это смотрите?
— Шампанское? — Хилари расцвела в улыбке. — Великолепно! — Она старалась соответствовать своему новому облику великосветской львицы.
Слегка смущало ее лишь то обстоятельство, что она никогда не пила больше одного-двух бокалов слабого столового вина. Перед концертом и вечеринкой не мешало бы и поостеречься более крепких напитков. Но ведь они будут не только пить, но и закусывать! Утешая себя этой мыслью, Хилари позволила спутнику взять ее под руку и ввести в столовую. Однако тревожное предчувствие не оставляло ее, Хилари пришлось представить голосу разума новые аргументы в свою защиту. Генри же сказал, что их покормят на вечеринке! Ей нужно сперва хорошенько поесть, а потом соблюдать меру в употреблении напитков, а лучше всего вообще исключить алкоголь. Для бодрости лучше выпить сейчас немного шампанского, в конце концов это то же вино, только отменного качества.
Шампанское в доме Генри действительно оказалось отменным. Даже Хилари, плохо разбирающаяся в алкоголе, поняла, что это необыкновенный напиток. После второго бокала она решила, что пьет божественный нектар: ничего восхитительнее ей пить не доводилось.
К тому времени, когда Поль повез их в город, настроение у Хилари было отличным. Она расслабилась и вознамерилась получить от концерта и банкета максимальное удовольствие, как ребенок на собственном дне рождения. Ей и в голову не приходило, что минувшие полтора года оказали на ее мозг и тело разрушительное воздействие. Степень пережитого ею стресса, однако, без особого труда определил ее наблюдательный спутник. Чем дольше Генри следил за изменениями в поведении сидящей рядом с ним двадцатичетырехлетней женщины в красивом платье, тем озабоченнее становилось его смуглое лицо. Сияющая физиономия Хилари безошибочно свидетельствовала о том, что ей сейчас и море по колено.
Концерт показался ей замечательным, а отель «Жуана», в котором он состоялся, — потрясающим, как, впрочем, и присутствовавшее общество. Мужчины были одеты в самые разные виды одежды, от вечерних костюмов до джинсов, как и говорил Генри. Однако женщины приоделись более изящно, и на банкете многие из них щеголяли в нарядах от знаменитых кутюрье.
Похоже было, что все знают Генри и хотят с ним поболтать, особенно дамы, хотя сам он и не выражал такого желания. Генри держался подчеркнуто невозмутимо и непринужденно, однако Хилари сомневалась в искренности его поведения. К нему подплыла рыжая красавица в черном шелковом платье с открытыми плечами, не оставляющим ровным счетом ничего для воображения, и что-то многообещающе промурлыкала. Генри и бровью не повел, но это не успокоило Хилари.
— В чем я подозреваюсь? — бархатным голосом спросил он у нее.
— Что?! — Хилари вздрогнула от изумления и выплеснула половину бокала с фруктовым соком на ковер: еще по дороге на концерт она поняла, что злоупотребила шампанским, и решила не пить больше в этот вечер спиртного.
— Глядя на вас, я чувствую себя виноватым. В ваших глазах читается немой упрек. Может, объясните, что случилось?
— Упрек? — Хилари невольно покраснела.
Генри невозмутимо кивнул. Он увлек ее в укромный уголок, закрывая своим телом от любопытных взоров, и, глядя в глаза, повторил свой вопрос:
— Так в чем же я провинился?
— Генри, о чем это вы? Не понимаю!
— Не выставляйте меня дурачком.
Все это настолько не походило на него, что от удивления у Хилари открылся рот. Генри же вкрадчиво продолжил:
— Мне стыдно, горько и обидно. Право же, я этого не заслужил. А как вы считаете?
Хилари подумала, что он шутит, однако, внимательно взглянув в его черные глаза, поняла, что Генри говорит всерьез.
— Не знаю, что заставляет вас так думать, — промолвила она деревянным голосом. — Я все время молчала, как же я тогда могла вас оскорбить?
С трудом усмирив желание дотронуться до нее, Генри прищурился: за ангельским обличием очаровательной леди явно скрывалось стальное нутро.
— Меня не покидает ощущение, что вы ожидаете от меня какого-то дикого поступка, — с обезоруживающей прямотой заявил он. — Порой вы смотрите на меня так, словно от меня смердит.
— Неправда! — Она попыталась выглянуть из-за его плеча, но Генри был слишком высок. — Разве нам не нужно общаться с людьми? — пробормотала Хилари растерянно. — На нас, наверное, смотрят…
— Я разговариваю с тем, кто мне интересен, — отрезал Генри. — На всех остальных мне плевать. Я допускаю, что вы хлебнули лиха за последние годы, но зачем же стричь всех мужчин под одну гребенку? В отличие от вашего бывшего мужа некоторые представители сильного пола думают головой, а не другой частью тела, пусть и не менее важной…
— Генри! Нас могут услышать!
— Разве преступление — обратить внимание на вашу красоту? По-моему, не замечать ее может лишь старый маразматик либо гомосексуалист.
Хилари ошеломленно уставилась на него.
— Я не считаю нужным извиняться за то, что хотел бы видеть вас в своей постели, — непринужденно развивал свою мысль Генри. — Однако из этого не вытекает, что я намерен затащить вас туда обманом или другим способом против вашей воли. Не станете же вы отрицать, что между нами возникает электрический разряд, стоит лишь нам прикоснуться друг к другу? Для танго требуется двое танцоров, и каждый из них должен точно знать, чего ему хочется.
Хилари не верила своим ушам. Судорожно вздохнув, она пролепетала, сгорая от смущения:
— Ничего подобного между нами нет, я просто у вас работаю.
— Не говорите глупостей!
Генри сделал едва заметное движение и коснулся ее бедром. Хилари вздрогнула, как от удара током, и вытаращила глаза.
— Убедились? — спросил он удовлетворенно.
Такого самовлюбленного нахала Хилари еще не доводилось встречать. Но он был прав! Впрочем, она готова была пройти босиком по горячим углям, но только не сознаться в этом. Ну и что из того, что она испытывает к Генри Тренту физическое влечение? Ее влекло и к Максу, а чем все это кончилось?
— Половое влечение — не главное в отношениях женщины и мужчины, — озвучила она свои мысли и тотчас же пожалела об этом.
— Простите, Хилари, но я с этим не согласен, — невозмутимо ответил Генри. — Разумеется, это лишь составная часть их взаимоотношений, но без нее счастливый брак невозможен.
— Типично мужская логика! — выпалила Хилари, тотчас же поймав себя на желании перевести разговор с личного на общее.
— Я вправе выражать только свое мнение, однако у меня есть печальный опыт в этом вопросе, — парировал Генри совершенно будничным тоном.
— Как прикажете вас понимать? — выдохнула Хилари, не в силах противостоять любопытству.
Рассудок подсказывал ей, что лучше поменьше знать о жизни этого мужчины, вселяющего в нее тревогу: меньше знаешь — крепче спишь. Пока что все, что она узнавала о Генри, глубже втягивало ее в его орбиту. Ей совершенно не хотелось пропасть в этой черной дыре. Но, к своему нарастающему ужасу, Хилари не находила в нем отрицательных черт, Генри был ласков с сыном, и его любовь к Доминико угнетала Хилари не меньше, чем его внимательное и доброе отношение к прислуге. Хилари ощущала потребность в неприязни к нему, все острее чувствуя, что иначе она погибнет.
— У меня был младший брат, звали его Мишель, — возобновил свое повествование он. — После смерти нашего отца мать перебралась во Францию. Он уехал вместе с ней и в скором времени превратился в настоящего француза. Мишель подружился с братом Жаклин, моей будущей жены, они стали неразлучны. Нужно сказать, что Анри и Жаклин — близнецы, они были сильно привязаны друг к другу. Так вот, приятели — Анри и мой младший братец Мишель — постоянно искали опасных приключений. Это были сущие дьяволята. Закончилось все трагедией: оба погибли в Альпах при невыясненных обстоятельствах. Им было по двадцать лет. Наши семьи были потрясены этим несчастьем.
— Ах, Генри! Мне искренне жаль… — с состраданием пробормотала Хилари.
— У Жаклин было еще четверо братьев и сестер, но гибель брата-близнеца буквально раздавила бедняжку, я тоже был подавлен смертью младшего брата. Мы сблизились, поначалу это была только дружба, но Жаклин вскоре привязалась ко мне. — Генри говорил бесцветным и слегка натянутым голосом. — Заметив, что наши отношения зашли слишком далеко, я попытался их прекратить, но Жаклин впала в отчаяние. Она готова была покончить с собой. К тому времени ее отец умер, а с матерью она никогда не была близка. И вот… — Он покачал головой. — Я пошел у нее на поводу, поддавшись жалости и своему долгу перед памятью о брате. Жаклин не внушала мне отвращения, мы с ней ладили, а ей очень хотелось стать моей женой. Вот так мы и поженились: ведь в конце концов браки иногда строятся и на менее прочном фундаменте, однако не рушатся от житейских бурь.
— Вы были с ней счастливы? — осторожно спросила Хилари.
— У моей жены не было повода огорчаться.
— А у вас?
После долгого молчания Генри повернулся к ней лицом, и ответ она прочла в его глазах.
— Простите, Генри! — спохватилась Хилари, искренне сожалея о своей бестактности.
— Не извиняйтесь, — раздраженно буркнул он, явно сожалея о том, что разоткровенничался. — Мы никогда не скандалили и не таили друг на друга обид. Могло быть и хуже.
— Вы тоскуете по брату?
— Я вспоминаю о нем ежедневно, — признался Генри дрогнувшим голосом. — Моя мать так и не смирилась с этой утратой. Она души не чаяла в Мишеле, он был ее любимчиком, как я — отца. Родители назвали меня в честь моего английского деда, а брата — именем отца нашей матери. У нас была дружная семья. Мы с братом не завидовали друг другу и не соперничали по пустякам, как это часто случается. Это были прекрасные времена…
Как же много несчастий внезапно свалилось на этого человека! Неожиданная смерть отца, гибель брата, утрата жены, болезнь Доминико… И все — в относительно короткий промежуток времени. Бедный Генри!
— Позвольте мне принести вам что-нибудь выпить, — сказал он и, забрав у Хилари опустевший бокал, скрылся в толпе.
Провожая его печальным взглядом, Хилари заметила, что публика потянулась в сад. Там уже играл оркестр на лужайке, а в распахнутые стеклянные двери врывался густой аромат магнолии и свежеподстриженного газона. Хилари подошла к открытому окну, за которым сгущались сумерки.
Генри сказал, что Жаклин была с ним счастлива и не имела повода для огорчений. Следует ли из этого, что жена Генри не догадывалась, что муж не любит ее так, как любой мужчина должен любить свою избранницу? Очевидно, Генри приложил немало усилий для того, чтобы Жаклин ничего не заподозрила. Иди она довольствовалась тем, что носит его фамилию и обручальное кольцо и имеет от него сына?
Но какое до всего этого дело мне?! Хилари вдруг разозлилась, что нервничает из-за чужих проблем. Жаклин мистическим образом повторила судьбу брата-близнеца — ушла в лучший мир совсем молодой. Нужно радоваться, Что муж подарил ей счастье в ее короткой жизни.
— Не хотите потанцевать? — услышала Хилари голос Генри и обернулась. — Пошли, вечер только начинается!
Он поставил бокалы на стол и подхватил ее под локоть раньше, чем Хилари придумала предлог, чтобы отказаться, и увлек ее во дворик, где на площадке уже кружились в вальсе пары.
— Мой друг Бернард предпочитает джазу и популярной музыке мелодии Штрауса. Иногда классика приходится весьма кстати!
Хилари задрожала, почувствовав, что переходит опасную грань. Нельзя танцевать с ним! — кричал ее разум. Не нужно смотреть в его черные бездонные глаза! Но сколько очарования в этих звуках, возражало сердце, сколько ласки и тепла в этих лучистых глазах…
Она не стала сопротивляться, подумав, что попала в волшебную сказку. Ведь наяву ничего подобного с ней не случалось. Так не лучше ли насладиться забытьем?
Генри мягко, но решительно взял Хилари за руку и, обняв другой ее талию, увлек в круг танцующих. Генри оказался мастером вальса, и Хилари с легкостью ему доверилась.
Сумерки сгустились, на деревьях зажглись волшебные фонарики. Генри представился Хилари прекрасным рыцарем, вернее черным рыцарем, поправила она себя, пытаясь сохранить здравомыслие.
Но как приятно было парить в его объятиях! Хилари казалось, что она видит сон. У нее кружилась голова и захватывало дух, но хотелось танцевать еще и еще, вечно чувствовать энергию партнера, близость его сильного тела и его какой-то специфический, пьянящий запах. Ей хотелось навсегда остаться в этой сказке, забыть о прошлом и не думать о будущем, а только упиваться настоящим, в котором очаровательный принц ласкал взором свою желанную и любимую принцессу.
Генри страстно хотел обладать ею. Его тело угадывало малейшее изменение настроения Хилари, хотя он и старался оставаться спокойным и сохранять над собой контроль. И она хотела его — безрассудно, неудержимо, безоглядно. Оркестр умолк. Генри на миг прижал Хилари к себе и, отпустив, предложил:
— А не пора ли нам подкрепиться поосновательнее? И выпить чего-нибудь. Здешнюю великолепную кухню невозможно оценить по достоинству, не отведав редкостных вин.
— Неужели? — Хилари улыбнулась, стараясь поддержать непринужденный разговор по мере своих сил.
Генри ухмыльнулся, пристально посмотрел на нее и, быстро поцеловав в губы, взял ее за руку и повел в дом.
В голове Хилари зазвучал нестройный гул тревожных колоколов. Этот дружеский поцелуй сломал ее: она поняла, что влюблена и не может этому сопротивляться. Сердце трепыхалось в груди испуганной птицей, а кожа покрылась мурашками.
Нет, это не чисто физическое влечение, сообразила она и содрогнулась от возникших ассоциаций. Макс обманывал меня, вел двойную жизнь, и, раскрыв его подлую сущность, я впала в депрессию. А в итоге погибла моя дочь. Нельзя повторять ошибку.
Я ведь догадывалась, что муж мне изменяет, представляла, как он целует и ласкает другую, но по-прежнему поддавалась его пылким ласкам и позволяла обманывать меня. Второй такой пытки я не выдержу. Лучше оставаться свободной и спокойной душой, как сейчас.
Она поймала себя на мысли, что ее нынешнее душевное состояние никак не назовешь нормальным, и жадно осушила бокал с шампанским, поданный Генри.
— Вас мучит жажда. Хотите еще?
— Да, с удовольствием!
Генри пристально посмотрел на нее и сказал:
— Но сперва мы поедим и потанцуем.
— Я не голодна!
— Тогда мне придется кормить вас с ложечки. — Он притворно нахмурился. — Я не допущу, чтобы вы сбежали от меня под предлогом того, что перебрали шампанского, или хотите спать, или чего-то еще, что выдумаете на ходу. — В голосе его звучал металл, обтянутый шелком. — Мы с вами будем есть, танцевать и пить шампанское. Сегодня вы, Хилари Пристли, будете моей женщиной.
Она оцепенела, но ее мысли Генри угадал по ее глазам.
— В широком смысле этого слова, разумеется, — сухо добавил он. — Без паники! Если, конечно…
Щеки Хилари стали пунцовыми от этого намека.
— Вам определенно следует хорошенько поесть, — рассмеялся Генри. — Разговорами сыт не будешь.
Однако на этом вечер не закончился. Таинственным образом все его эпизоды складывались в красочную волшебную мозаику. Хилари совершенно растерялась в этом калейдоскопе.
Угощение оказалось прекрасным, шампанское изумительным, а приятели Генри — веселыми и остроумными людьми, довольно простыми и общительными. Но все это оставалось на втором плане: в центре внимания Хилари был один Генри, лишь его в полной мере воспринимали ее чувства.
Пошел уже четвертый час утра, а Хилари все еще не покинула площадку для танцев. Генри нежно обнимал ее и прижимал к себе в медленном танце, обволакивая мужественностью и шармом. Прижавшись лицом к его плечу, она чувствовала себя чрезвычайно уютно и легко.
Он поцеловал ее лишь дважды, слегка коснувшись губами шеи и мочки уха, но и от этой малости у нее подкосились ноги. Хилари вновь и вновь задавалась вопросом, что бы с ней произошло, если бы Генри овладел ею. Каково ей было бы с ним в постели? Что испытала бы она, если бы он довел ее до исступления своими ласками, сделал бы с ней все то, что обещали его глаза-маслины?
Это было начало романа. Хилари представила себе его настолько отчетливо и выпукло, что сильнее прижалась к Генри и услышала стук его сердца. О скольких женщинах оно хранило память? Скольких покорил он? Ведь теперь Генри совершенно свободен, впрочем, как и она. Возможно, ему кажется, что ничто не помешает им предаться беззаботным радостям любви, Она бы и сама хотела так думать. Особенно сейчас, когда Генри обнимает ее в танце и поглаживает ладонью по спине.
Как приятны эти безобидные ласки! И как жаль, что я не оправдаю его надежд! Ну почему я не такая? Хилари грустно улыбнулась: она знала ответ.
Первым ее мужчиной стал Макс — но лишь после свадьбы. О мимолетных связях она никогда не мечтала, а теперь, после неудачных преждевременных родов, и подавно. Почему она так устроена, Хилари поняла, лишь увидев милое личико крохотной дочурки, рассмотрев ее маленькое тельце, ручки и ножки. В тот момент на нее снизошло прозрение.
Глядя на умирающую дочку, Хилари дала обет впредь не связываться с мужчинами. Макса она мысленно похоронила, как и всю свою прежнюю жизнь. С тех пор ничего, по сути, не изменилось, она осталась верной своему решению.
— Хотите, я угадаю, о чем вы задумались? — интимно шепнул Генри, улыбаясь и нежно глядя в ее затуманившиеся глаза.
Хилари испытывала какое-то странное смешанное чувство, и ей это не нравилось: оно тревожило сердце и наводило на совершенно не осуществимые мысли. После встречи с этим мужчиной с ней явно что-то происходило, и этому чему-то пора положить конец. Так отчего бы не сделать это сегодня же?
— Не стоит, Генри.
— Вы уверены? — Он наклонился и жарко поцеловал ее в губы. Почти сразу же отстранился и чужим голосом произнес: — Уже поздно, поехали домой!
Они вышли на улицу, и там Хилари охватил ужас. Но испугалась она не Генри, а себя.
Он непринужденно взял ее под руку и заметил:
— До виллы можно дойти пешком за какие-то полчаса. Сегодня такая чудная ночь! Мне хочется показать вам Антиб, залитый лунным светом. Не возражаете?
— С удовольствием прогуляюсь! После всего съеденного это пойдет мне на пользу, — стараясь не выдать волнения, ответила Хилари, трепеща от его прикосновения.
Это была сказочная ночь: на черном бархате неба сверкали звезды и светила полная луна — холодная и загадочная в своем царственном величии. Теплый воздух был насыщен ароматом цветов и деревьев.
Такая ночь создана природой для влюбленных, подумала Хилари, готовая впасть в истерику. И наверняка Генри подумал о том же! Он верно выбрал обстановку для эффектного завершения своего хитроумного плана. Все, что предшествовало этому моменту, имело своей целью расслабить меня, чтобы внезапно совратить. Он мастер обольщения женщин, это следовало признать. У Хилари похолодела спина.
— Вы боитесь меня? — вкрадчиво спросил он.
Они шли медленно, рука в руке, по темной аллее. В ночной тишине голос Генри звучал особенно интимно и завораживающе. Хилари молчала, не зная, что ответить.
— Выходит, боитесь? — повторил он, не дождавшись ответа, остановился и заглянул ей в глаза.
Она молча покачала головой, пытаясь проглотить подступившие слезы и подобрать слова. Хилари боялась вовсе не Генри, а чего-то иного, неопределенного, но прочно связанного с ее прошлым и кошмарными воспоминаниями о нем. Это чувство было ускользающим, угрожающим и неопределенным, но от этого не менее явственным.
— Я не хочу вас обидеть! Вы мне верите? — тихо спросил Генри.
Верю ли я ему? Генри легко говорить, что он не желает мне зла! Не исключено, что так оно и есть на самом деле, в конце концов он не монстр! Но он неизбежно причинит мне боль, если я доверю ему свою жизнь и свое тело, — в этом-то у меня нет сомнений!
— Разве это так важно? — Она пожала плечами. — Я всего лишь гувернантка Доминико, не более того.
Сверкнув глазами, он впился в нее испытующим взглядом и, помолчав, подчеркнуто спокойно спросил:
— А может, я не хочу, чтобы вы были только няней моего сына. Что тогда?
Она передернула плечами и пошла вперед вдоль улицы, тускло освещаемой фонарями и луной. Генри догнал ее и зашагал рядом, засунув в карманы руки и глядя прямо перед собой.
— Ваш брак был неудачным, не так ли? — наконец обронил он.
— Конец его счастливым не назовешь!
Они погрузились в молчание. Первой не выдержала Хилари: она остановилась и, обернувшись, взглянула на Генри с болью во взгляде.
— Генри, я не хочу заводить ни с кем никаких близких отношений! Лучше вам это сразу понять во избежание недоразумений.
Он выдержал значительную паузу.
— А как же дружба? Вы что-нибудь имеете против нее? Да или нет?
Этот прямой вопрос вогнал ее в краску, но она не полезла в карман за ответом.
— А сами-то вы, Генри, сможете удовлетвориться чисто дружескими отношениями?
Он расплылся в улыбке, приветствуя такую откровенность, но его глаза продолжали смотреть на Хилари вполне серьезно. У нее ёкнуло сердце: и дернул же черт за язык!
— Разумеется, Хилари! — тихо произнес он. — Я способен, если понадобится, держаться в достаточно цивилизованных рамках. Конечно, это нелегко… — Он лукаво сверкнул глазами. — Но, как говорится, долготерпение в конце концов будет вознаграждено.
Она растерянно захлопала ресницами. Он удовлетворенно осклабился и спросил:
— Значит, отныне мы с вами — друзья?
Хилари кивнула. Генри вежливо склонил голову и вновь взял ее под руку.
— Что ж, прогуляемся, как это полагается старым приятелям! — нараспев протянул он, крепче прижимаясь к ней.
Хилари вздрогнула, но не отшатнулась.
— На правах вашего друга я непременно покажу вам наиболее примечательные уголки Лазурного берега. Следующие недели мы посвятим прогулкам, пикникам и невинным забавам на природе. Разумеется, оставаясь только добрыми друзьями! Вы согласны?
Он издевался! Хилари взглянула ему в глаза, но они смотрели вполне серьезно. Может быть, все это ей лишь кажется?
— Послушайте, Генри…
— Что? — невинно спросил он.
Она готова была его ударить. Или расцеловать. Или сделать и то и другое. Он был невыносим. И вообще, вся ситуация была смешна и нелепа. Хилари смутилась и пробормотала:
— Ничего, пустяки…
Они снова пошли в направлении виллы сквозь зыбкую мглу и тишину, касаясь друг друга бедрами при каждом шаге. И постепенно Хилари начала ощущать внутреннее тепло, странным образом растекающееся по всему ее телу вопреки враждебной силе, исходящей от Генри Трента.
Когда они добрались до виллы, Хилари изнемогала от сладострастия, нервы ее натянулись как струны, и каждая клеточка тела дрожала от греховного вожделения. Генри не произнес ни слова, пока они шагали по аллее, нога к ноге, однако это лишь обострило все чувства Хилари.
Генри бесшумно отпер входную дверь и спросил, пропуская Хилари вперед:
— Кофе?
— Нет, благодарю вас! Я отправляюсь спать, можете дальше не провожать. Спокойной ночи, Генри. Спасибо за чудесный вечер.
— Спокойной ночи, Хилари!
Она шагнула к лестнице, но Генри удержал ее, схватив за локоть, и повернул к себе лицом.
— Один дружеский поцелуй.
И, не дожидаясь согласия, жарко поцеловал ее в губы. Поцелуй совершенно не походил на дружеский, а настроение у Хилари в этот миг было далеко не альтруистическим. На кону стояло не только ее душевное равновесие, но и здравомыслие. Она проворно отскочила от Генри, и он лишь взглянул на ее зардевшееся лицо своими черными глазами и тихо произнес:
— Сладких снов тебе, мой английский цветочек!
Английский цветочек? Черта с два! Оторопь от сладкого поцелуя сменилась возмущением, едва лишь Хилари влетела в свою комнату и дала волю праведному гневу, замешанному на страхе.
Разве я ему не объяснила, как нужно со мной обходиться? Пусть даже не помышляет расслабить меня медовыми речами, я не легковерная девица. Со мной его фокусы не пройдут! Дрожа от ярости, Хилари стянула с себя платье и наполнила горячей водой ванну. Эти самовлюбленные миллионеры слишком много себе позволяют! Возомнили, что ни одна женщина в мире не устоит перед их чарами. Все они одинаковые, и Генри из того же теста, раз полез целоваться!
В душе Хилари понимала, что не права, но не могла позволить себе признаться в этом: тогда заветная дверца, захлопнутая ею навечно, тотчас же распахнулась бы настежь. А ход в нее мужчинам заказан, даже Генри Тренту. Вернее именно ему в первую очередь. С этой мыслью Хилари и заснула.