Добровольная зависимость

Это случилось, когда он поцеловал меня куда-то в область шеи. Я почувствовала его губы, и горячий, влажный язык, и даже зубы на своей коже, и вот тогда невообразимой силы боль подтолкнула меня… Боль, которую я испытала впервые в жизни, я не могла стерпеть, и громко закричала, вытянув шею и выгнув спину. Только позже я узнала, что у этой боли было иное название. Ни в одной из прочитанных мною книг не описывалось подобное! Оргазм, или наслаждение, или желание, что бы это ни было – но мой муж сделал так, что я навсегда запомнила этот первый момент, когда буквально воспарила, освободившись из своей бесполой оболочки.

Он не переставал целовать меня даже после того, как я успокоилась. Меня будто бы выпотрошили и жестоко оставили умирать; с этими мыслями вернулись и стыд, и смущение. А поцелуи становились всё настойчивей и крепче. Я же наоборот – онемела, не в силах даже поднять рук. Когда муж сел на колени между моих разведённых в стороны ног и стал стягивать с себя брюки, я зажмурилась и отвернулась, так и не успев ничего разглядеть.

Его влажные, растрёпанные волосы коснулись моей щеки, когда он склонился надо мной, опираясь на руки, так что я почти не ощущала всей тяжести его тела. Но я задрожала от страха и неизвестности, потому что уже почувствовала, как его твёрдая плоть коснулась моего бедра. В ответ на мой отчаянный стон и попытку увернуться, Готье прижался губами к моему уху и горячо прошептал:

– Тише, тише, и не двигайся, ma belle fille…

Страшно было осознание того, что моё тело так мягко принимало его; это были странные ощущения слияния с его плотью, большой и твёрдой, и совершенно отличались от того, что подарили мне его пальцы всего несколько минут назад. Готье не спешил, двигался плавно и медленно; я лежала тихо и слушала его глухие стоны напротив своего лица. И когда резкая, колючая боль сковала мои бёдра, я прикусила губу, чтобы не закричать; в тот же момент мой муж издал совершенно неприличный стон, резко дёрнулся и моментально затих.

Прошло совсем немного времени, когда я, наконец, открыла глаза; оказалось, что я инстинктивно сжала плечи мужа и даже расцарапала кожу на его спине; Готье тяжело дышал, лежа на мне, почти не двигался и бездумно гладил рукой моё колено.

– Et maintenant vous savez ce qu'il est…

– Что? – вздохнула я с трудом, сжимаясь от ощущения чего-то липкого на своей коже.

– Теперь ты знаешь, каково это.

Его голос зазвучал с той же холодностью, что и по приезде в гостиницу, когда он отправил меня в комнату вместе с горничной. Готье поднялся, не глядя на меня, взял со столика влажное полотенце и принялся обтирать мои бёдра от крови и своего семени. Никогда в жизни мне не было так стыдно! И, хотя я отвернулась, я знала, что он смотрит на меня, разглядывает и трогает, и это было невыносимо даже после случившегося.

Закончив, он велел мне укрыться одеялом (что я и сделала с превеликим удовольствием!), а сам, погасив свет, скрылся в ванной комнате. Дрожа под холодной тканью одеяла, я свернулась клубочком и обхватила себя руками, ожидая, что супруг вот-вот уйдёт в смежный номер. Я бы не вынесла и секунды более рядом с ним…

В полной темноте я лежала неподвижно, и вдруг услышала, как он прошёл к постели, забрался под одеяло, но меня так больше и не коснулся.

Глава 9. Лейстон-Холл

Дорога до Лейстон-Холл заняла примерно полтора часа, и, так как ехали мы в автомобиле по ровной, проезженной тропе, поездка оказалась довольно интересной, несмотря на жаркое, палящее солнце и ветер. Муж сам вёл авто, а я сидела рядом, разглядывая утреннюю природу вокруг нас.

Проснувшись пару часов назад в комнате гостиницы, я обнаружила, что Готье рядом не было. Даже его сторона огромной кровати была аккуратно застелена. Я испытала облегчение, оказавшись в одиночестве этим утром, без возможности смотреть в глаза супругу после случившегося, но какое-то шестое чувство время от времени напоминало мне, что муж хладнокровно бросил меня в этом независимом одиночестве, невидимым жестом указав на моё законное место.

Собрались мы быстро и без лишних слов. Готье выглядел, как обычно – невозмутимо спокойным, а если и заговаривал со мной, то твёрдо и без намёков на прошедшую ночь. Впрочем, мне было всё равно: пока меня не трогали, я могла делать вид, будто ничего не произошло. Меня успокаивала мысль о том, что я буду жить в покое, если супруг станет игнорировать меня, я только поддержу его в этом.

Мы въехали в раскрытые железные ворота высокой стены, окружавшей поместье, и я разглядела, наконец, особняк Лейстон-Холл: это было мало чем примечательное трёхэтажное здание из серого камня, расположенное в тени внушительных размеров кедров. Мои ожидания насчёт дома вполне оправдались.

У главного входа нас встречали лакеи, они же, всё под тем же безукоризненным руководством моего мужа, и помогли с багажом. Не успела я сделать и шага в сторону большой каменной лестницы, как нас окликнул бодрый женский голос; я подняла глаза и увидела, как оказалось, домоправительницу Лейстон-Холл: невысокую, лет сорока пяти или чуть старше, особу в строгом платье светло-серого цвета; из-под белого чепца были заметны пряди её каштановых волос, а возраст в ней выдавали глубокие морщины в уголках больших, карих глаз.

– Добро пожаловать домой, сэр, – вежливо произнесла эта женщина, присев в реверансе. – Мы ждали вас немного раньше…

– Да, пришлось остановиться в гостинице на ночь, – ответил Готье, снимая чёрный цилиндр и ероша волосы рукой. – Чёрт бы побрал эту жару! Не представляю, что там творится на стройке.

– Мсье Анри всего пару дней назад прислал телеграмму. Вся почта в вашем кабинете.

– Хорошо, спасибо, миссис Фрай, – затем он вдруг обратился ко мне, пока я отвлеклась, разглядывая фасад особняка. – Анри – мой первый помощник, управляющий и очень надёжный человек. Ты часто будешь видеть его здесь. Ну, а с миссис Фрай вы успеете и без меня познакомиться. Отдаю тебя в её заботливые руки.

Он кивнул улыбающейся экономке и коротко представил меня саму:

– Миссис Фрай, это моя жена – Кейтлин. Прошу вас не доставать её расспросами, путешествие поездом было ей в диковинку.

– Что вы, что вы, сэр! Не стоит беспокоиться.

Готье сослался на неотложные дела на стройке, откланялся и ушёл. Окинув меня оценивающим взглядом, весьма внимательным, должна заметить, миссис Фрай по-простому взяла меня под руку и мягко повела за собой в дом.

– Ах, вы не сжимайтесь так, дорогая! Мы вам здесь очень рады. Хотя, признаюсь честно, уже и не надеялись, что мастер женится снова… Впрочем, о грустном не будем говорить. Я вам здесь всё покажу и со всеми познакомлю, так что уже завтра вам покажется, будто вы и вовсе не покидали родного дома.

… и это оказалось не так легко признать на деле, как услышать на словах. Наш дом в Глиннете был просто крохой по сравнению с этим строением; Лейстон-Холл, дитя своего времени, не иначе! Влияние королевы Виктории на англичан выражалось в том числе и в их быте, «викторианизм» не допускал пустого места и скуки, поэтому здесь было так много мебели: то и дело мне на глаза попадались шкафы, старинные, но обновлённые кресла, запертые дверцы кладовых.

Гостиная была большая, очень уютная и, даже при всей пестроте из мебели, довольно скромная. Миссис Фрай с особой гордостью показала библиотеку – просторное помещение, разделённое книжным стендом на две комнатки. Библиотека понравилась мне сразу; здесь царил полумрак, преобладал запах старинных рукописей, и совершенно не ощущалась жара.

– На втором этаже находятся несколько спален, – продолжала экономка экскурсию, – но они все небольшие, кроме спальни мастера.

– А как давно был построен этот дом? – поинтересовалась я.

– А! Вы, видимо, заметили, что он новый? – женщина полуобернулась ко мне, и я кивнула.

– Если честно, я ожидала, что внутри он будет… не такой сияющий.

– Я вас понимаю. Мы стараемся поддерживать чистоту всегда, и в особенности, когда мастер здесь не живёт. Дом построил мистер Браун, дед вашего мужа. Как видите, особняку ещё далеко до статуса древних английских развалин. Свободного места здесь много, к сожалению, ведь именно пустое пространство и тишина напоминают нам о том времени, когда хозяином здесь был мистер Браун.

Домоправительница отперла одну из дверей, за которой находилась хозяйская спальня: окна скрывали тяжёлые шторы, поэтому здесь было темнее, чем в коридоре; у правой стены я заметила пустой камин, рядом – широкий рабочий стол с аккуратно разложенной печатной продукцией, книжный шкаф и тут же – узкую дверь в ванную комнату; у левой стены стояла широкая двуспальная кровать, заправленная чистым бельём цвета карамели.

– Мастеру всегда нравилась эта спальня, – сказала экономка так тихо, будто хозяин находился в комнате в тот момент. – Вам тут тоже понравится. Из окон открывается чудесный вид на сад позади дома.

Представив на мгновение, что мне придётся обитать в одной комнате с мужчиной, совсем недавно ставшим моим мужем, мне захотелось выругаться, но я вовремя прикусила язык.

– Но разве здесь нет смежной комнаты?

– Нет, мадам, и не было. Планировалось так, что…

Вдруг она запнулась, замолчала и снова посмотрела на меня своим тёмным, пристальным взглядом, от которого мне просто стало не по себе.

– Не сочтите за дерзость, но могу ли я спросить, как вы познакомились с мистером Готье?

– Нас познакомил… мой отчим, – сказала я, жутко покраснев от мысли, как много ещё придётся врать, чтобы не пустить недобрые слухи в отношении себя и мужа.

– Предлагаю обсудить все ваши желания за чаем, – экономка чересчур быстро захлопнула дверь и обернулась ко мне. – Если вы поделитесь со мной чем-то, обещаю, это остается между нами.

***

Лейстон-Холл определённо был занимательным и интересным местом. Познакомившись и вдоволь наговорившись почти со всеми слугами, я нашла их весьма любезными, трудолюбивыми и послушными. Миссис Фрай приставила ко мне маленькую горничную Анаис, которая была младше меня на четыре года, и которая оказалась смышлёной и расторопной работницей.

Экономка выполнила мою негласную просьбу об отдельной от мужа спальне: я всего лишь намекнула, что пока не готова к настолько тесным отношениям с человеком, которого мало знаю. Я твёрдо решила закончить историю на этом, и, к моему удивлению, миссис Фрай не задала более никаких вопросов.

Мне досталась угловая спальня с узкой постелью для одного, уборная здесь тоже была небольшой, зато светлой и с широкой ванной; в эту же комнату перенесли кресло и симпатичный туалетный столик, оказавшийся якобы подарком от мужа.

Здесь мне было уютно, я ощущала себя в безопасности и комфорте, а тогда это было самым главным.

Я облюбовала библиотеку Готье и готова была не выходить оттуда часами: здесь оказались собраны лучшие сочинения обожаемых мною писателей, совсем новые экземпляры книг и некоторые старинные варианты, изданные по веку назад! Бывало, я останавливалась, зачитываясь какой-нибудь энциклопедией прямо на передвижной лестнице, с помощью которой можно было дотянуться до самых верхних полок.

Моя жизнь в Лейстон-Холл оказалась не такой ужасной, какой я могла её представить; по крайней мере, за три недели, что я провела здесь, я не обнаружила ни в чём нужды: рядом всегда были услужливые горничные, готовые помочь, ужины устраивались просто грандиозные (если сравнивать с тем, что у нас было в Глиннете), и никто здесь не ограничивал мою свободу. Я гуляла, где и когда хотела, читала в саду или своей спальне и училась играть на спинете. Но каждый раз, стоило мне отвлечься и забыться, мой супруг появлялся где-нибудь рядом, как олицетворение моей пусть и золотой, но всё-таки клетки. Он напоминал мне об обстоятельствах и начале нашего супружества, о том, чего я лишилась и что упустила. О том, что я сама была виновата во всём; о сестре и маме с отчимом. От этих терзаний не могли спасти ни книги, ни забота прислуги, ни даже жизнь в достатке, которую я уже успела вкусить.

В особняке я видела Готье довольно редко, ещё реже наблюдала, как он отправлялся на стройку, ведь уходил он очень рано, а возвращался после ужина, обычно, когда меня уже не было в столовой. Так что лишь иногда мне «везло» поздороваться с ним и перекинуться парой незначительных фраз.

Но некоторое время спустя я уже могла смело смотреть на него, не испытывая презрения, страха или раздражения. Ведь не зря говорят, рано или поздно человек привыкает ко всему.

Его интерес ко мне ограничивался простыми любезностями, вроде пожелания доброй ночи или удачного дня. И я чувствовала себя комфортно, весьма скудно играя роль его жены. Но и большего от меня никто не требовал.

Готье так и не пришёл ко мне ради исполнения супружеских обязанностей, ни разу за три недели. Странно, что уже тогда я чувствовала себя обделённой, ведь он словно пренебрегал мною.

И, да… Он ведь любил мою сестру.

Правда порой он даже удивлял меня, и я не знала, что чувствовать и как реагировать на подобные моменты нашей жизни. К примеру, вечерами, обучаясь игре на спинете, я засиживалась допоздна, забывая о времени; после исполнения очередной вдохновляющей мелодии из старых сборников с нотами, я привыкала к тишине и вдруг понимала, что в гостиной я не одна: муж сидел в глубоком кресле позади меня, и, стоило мне обернуться, я могла увидеть его блестящие в полутьме глаза, пристально наблюдающие за мною. Он всегда снимал повязку, когда находился дома, и меня давно уже не пугал этот небольшой шрам над его левым глазом.

И совершенно растерянная я прекращала играть, в неловком смущении опуская глаза, а Готье просто уходил, не говоря ни слова.

И так продолжалось недолго; однообразно, порой даже скучно, и единственным, на что откликалось моё сердце, был Джейсон и его редкие появления рядом.

Я прекрасно спала по ночам, просыпалась рано, одевалась и проводила весь день в безмятежном спокойствии. Кто знает, как долго я терпела бы это вынужденное бездействие, если бы первый же мой выход в английское аристократическое общество едва не обернулся скандалом.

Глава 10. Столкновение

Это был жаркий летний вечер. Тогда мне меньше всего хотелось куда-то выбираться, и моё раздражение можно было оправдать томной скукой, а вовсе не жарой. В последнее время я частенько подвергалась хандре, хотела только читать да попивать лимонад в своей комнате, например. К новости о том, что один из боевых товарищей мужа приглашает нас на ужин, я отнеслась скептически. Однако представив, в кого я стала медленно превращаться – маленькую зазнавшуюся ханжу – согласилась пойти. Хоть и с огромной неохотой, но я стала собираться.

Анаис помогла мне с корсетом платья, и, пока она закручивала мои локоны в высокую причёску, я смотрела в зеркало, думая о предстоящем вечере и о том, как буду вести себя с людьми, которых совсем не знаю. Всё же мысль, что я не останусь там одна, успокаивала, в крайнем случае я просто спрячусь за спиной мужа.

Как и я, выглядел он достаточно представительно и стильно, чтобы дать понять другим о своём хорошем вкусе, но и скромно, чтобы, не дай-то Бог, заставить кого-то из тех гостей думать, будто они хуже одеты. Встречая меня у главного входа, Готье не сказал ни слова, лишь ненадолго задержал взгляд на моём наряде. Супруг подал мне руку, повёл к автомобилю, и, должна сказать, весь остаток вечера держался так же вежливо отстранённо, хотя был галантен и учтив.

Тот дом находился по правую сторону главной улицы, отгороженный высоким забором. Через толстые чёрные прутья пробивался наружу вьюнок, такой густой и пышный, мне показалось, что я никогда прежде не видела такого растения.

Нас встретили хозяева: прелестная пожилая пара, и по короткому общению с ними я поняла, что они прекрасно относились к моему мужу.

Позже, когда прибыли остальные гости, включая того самого Анри со стройки, я постепенно осознала своё полное поражение и беспомощность. Я переоценила свои возможности, весь вечер была похожа на несчастную загнанную в угол мышку. Только этой мышке приходилось общаться с многочисленными гостями, имён которых она не запомнила, а разговоры с ними казались ей ужасно скучными. Мне не стоило ожидать чего-то иного и делать вид, будто я могу влиться в их общество.

Супруг редко улыбался, ни на секунду не сутулясь, в его руке всегда был бокал с шампанским или немного бренди, но я так и не заметила, чтобы он хоть чуть-чуть опьянел.

Время от времени я оказывалась втянута в очередной разговор о политике или географии, но вскоре попросту отворачивалась и уходила. Однако стоило отдать Джейсону должное: он не заставлял меня развлекать кого-либо из его приятелей. Хотя я бы скорее назвала их просто знакомыми. Он выглядел бы не менее потерянным среди них, чем я, но у него было одно мощное оружие – мгновенные интеллектуальные идеи.

Несколько раз за вечер я замечала, что он наблюдал за мною; я уже не смущалась повязки и могла смотреть прямо ему в лицо. Невольно я всё же отметила тогда, как ему шёл костюм; особенно белая рубашка под чёрным жилетом, ведь он уже не был совершенно бледен. Пропадая днями на стройке, он заметно загорел.

Он почти всё время находился поблизости, и всё же я чувствовала себя одинокой. Красивые пары танцевали менуэт, пока я топталась на краю небольшого зала и смотрела на них. Богатые и жизнелюбивые, я не была похожа на этих людей.

После одиннадцати вечера я отыскала мужа в карточном зале, где он вёл горячую беседу с каким-то седым сэром. Они сидели друг напротив друга за столом, вместе с мсье Анри и ещё тремя джентльменами.

– Да, вы заметно изменились, Готье, – вальяжно говорил седой мужчина. – Раньше вы охотнее развлекали нас рассказами о Индии и Африке. Или как тогда… Мы прибыли в Лондон, вошли в дом и, выстроив всех слуг в шеренгу, заставили их петь «У Мэри был барашек»!

– Не стану отрицать, выпивка пагубно влияла на молодой мозг, – отвечал супруг спокойно.

– Но она не помешала вам продолжить стройку, а заодно и развестись с хорошенькой жёнушкой.

– Мои здания для меня всегда были ценнее выпивки, – подойдя ближе, я заметила, как его кулаки крепко сжались ненадолго. – А что же касается развода… Тут я никогда не пожалею.

Джентльмен улыбнулся и, покачав головой, сделал глоток бренди.

– Видел я, что вы там понастроили, друзья мои, – он махнул рукой в сторону Анри. – Черти! Да, вы были чертовски заняты!

– Занятно, как порой трагедия освобождает воображение. Или мне стоило запереться дома, выть от горя и медленно раскисать? Нет уж! Тогда почему бы сразу не приставить к виску револьвер?

– Тут ты прав! Помереть от пули – большого ума не требуется. Но я слышал, вас здорово потрепала администрация.

– Ха! Чёртовы дегенераты! – рявкнул Готье и со злости швырнул карту на стол. – Для них всё одно! Внутри и снаружи переплетаются и сходятся. Нельзя так относиться к лику собственного города. В конце концов, никто, кроме меня, за ту церковь не платит.

– Но вы не разорвёте кольцо, приятель! Есть правительство, есть люди, что стоят выше вас. Коли сказано – не строить так, то…

– Мне не интересно их мнение, – отрезал Джейсон. – Я слушал простых жителей, слушал и услышал, чего они хотели. Я даю им это.

– Ах, ну не стройте из себя Спасителя!

Супруг горько рассмеялся, а я снова сделала шаг вперёд из тени комнаты.

– Я бы не был так категоричен! Я – всего лишь связующая нить между кретинами с властью из администрации и простым народом, которому, как скоту, без власти над собою – никуда! И я бы не только исправлял архитектуру здесь, в этом городе, я бы иссушил то проклятие, что над ним нависло, паром от своих машин.

– И что же за проклятие, позвольте спросить?

Подумав несколько секунд, затем, прищёлкнув пальцами, он воодушевлённо ответил:

– Невежество.

Я мысленно аплодировала ему, наблюдая, как у всех джентльменов, даже у мсье Анри, покраснели лица. А мой муж, как ни в чём не бывало, разложил свои карты, и, судя по довольной улыбке, выигрыш того вечера достался ему.

– А вы, милая прелестница, уже побывали на стройке?

Я вздрогнула, услышав, что обратились ко мне. Этот Анри – костлявый и бледный, но очень добродушный молодой человек – широко улыбался, разглядывая меня. Тогда я заметила, что они все обратили на меня внимание, и с неловкой застенчивостью промямлила:

– Нет, мсье… ведь меня туда никто не приглашал.

– Какая досада! Джейсон, тебе обязательно стоит показать ей, как проходит стройка завода…

Вот уж чего я никак не ожидала, что муж вскочет, будто подстреленный, и грубо прикрикнет на своего управляющего:

– Нет! Ты забыл, что случилось в прошлый раз? Или ты спятил?!

Как это ни странно, но Анри тут же закивал, словно пустой болванчик, и низко опустил голову, чтобы не смотреть на него; муж же, злой, как чёрт, недовольно взглянул на меня и поспешил покинуть карточный зал.

***

Готье словно вовсе исчез, и я не видела его добрых полчаса; хотя Анри уверял меня, что он злился исключительно на него, я чувствовала, что эта внезапная вспышка ярости коснулась и меня.

– Вы так не волнуйтесь, – говорил он мне чуть позже. – Он остынет, понимаете? Просто было как-то раз на стройке… В общем, один неприятный инцидент.

Не было похоже, чтобы он хотел продолжить свою мысль, а меня уже съедало любопытство. И что-то подсказывало мне, что мужа об этом спрашивать не стоит. Поэтому я стала как можно мягче выпытывать у нового знакомого правду. Через несколько минут он сдался и с явным замешательством рассказал:

– Правда, если мастер узнает, что я вам это поведал, он меня прихлопнет, как муху! – предупредил Анри, и тогда я отвела его на балкон, где мы остались наедине. – Это случилось вскоре после того, как мастер женился на Мэгги Уолш. Он привёл её на стройку однажды утром, и с того дня началось… Часто её стали видеть там, порой даже без мужа. А она беспощадно флиртовала! Просто беспощадно! И неважно, кто это был, рабочий или начальник, она купалась во всеобщем внимании.

Он вдруг что-то горячо произнёс на французском языке, и я поняла лишь, что это были ругательства.

– Она делала это долго, и не только на стройке, понимаете? Какие бы гости ни приезжали к ним домой, будь то даже женатый мужчина, она играла в свою неприятную игру, кокетничала и иногда даже унижала мастера. Хотя достаточно было одного её поведения на публике. В Лондоне у неё много друзей, так что там все закрывали на это глаза.

– А что же мистер Готье? – спросила я.

Анри неопределённо пожал плечами и ответил:

– Он терпел так долго, как только мог. Говорят, он её любил.

Кто-то из слуг позвал его, и он, извинившись и попросив меня молчать при муже о том, что я узнала, удалился. Несколько минут я обдумывала его слова; я прекрасно помнила, как отзывалась об этой Мэгги миссис Пиншем, так что удивлена не была. С другой стороны, мне стало ясно, отчего супруг был так раздражён. Возможно, он опасался новых унижений, или что я стану флиртовать с каждым работягой на его драгоценной стройке. Я представила ущерб, который Уолш нанесла Джейсону своим вызывающим поведением, и поёжилась.

Мерзкая мысль, ничего не скажешь. Я больше не обижалась на Готье.

– Никогда мне не нравился этот выскочка Анри! Похож на ужа, неприятный тип. А вы, если не ошибаюсь, Кейтлин Брам, ангелочек?

Это было оригинальное приветствие, грубоватое, но занятное. Я обернулась на незнакомый мне голос и увидела высокого мужчину, впрочем, сначала я увидела только пуговицы на кремовой жилетке, а потом, подняв глаза, загорелое мужественное лицо, даже весьма красивое. Фигура у него была крепкая, мускулистая.

– Я ещё не успела его узнать, чтобы согласиться с вами или возразить, – честно призналась я. – Простите, но я не знаю вашего имени.

– Ох уж эти формальности! – он тихо засмеялся и подпёр плечом колонну, возле которой я стояла. – Как много навязывает нам общество.

– Боюсь, что я вас не совсем понимаю.

– Это мне в вас и нравится! Нет, не удивляйтесь, поверьте мне, провинциалку среди местной интеллигенции видно сразу. Вот и я вас заметил пару часов назад, но никак не мог подойти ближе. Вокруг вас всё время крутился этот Готье! Скажите, ангелочек, чего он от вас хотел?

Я пропустила мимо ушей его замечание насчёт провинциалки, хотя обиду затаила. Меня это очень задело, однако я вдруг ощутила, что этот мужчина, выглядевший чуть младше моего мужа, питал к нему не самые положительные чувства. Это заинтересовало меня и насторожило. К тому же этот уверенный в себе сэр был просто пропитан откровенностью, я видела её в его взгляде, и от этого взгляда хотелось бежать подальше.

– Что ж, мистеру Готье самое место возле меня, – сдержанно произнесла я, глядя ему в глаза, – потому что он мой муж. Я живу с ним в Лейстон-Холл.

– Ах, вот оно что! Мне жаль вас, ангелочек! Предположу, что многое тут решили деньги и его настойчивость, не так ли? Только не обижайтесь, но вряд ли иначе какая-либо дамочка захотела его в мужья.

– Мне кажется, это вас совершенно не касается, – ответила я резковато, ибо не была похожа на «какую-либо дамочку».

Его откровенность меня насторожила.

– Вы всё-таки обижены! Мне очень жаль, простите. Но один из гостей указал мне на вас, он когда-то тоже жил в Глиннете. Он сказал, что вы – смышлёная и оригинальная маленькая леди. И что у вас ангельский голос! Что ж, в последнем я успел убедиться и безмерно этому рад. Вы не споёте нам сегодня?

Мне захотелось убежать и спрятаться, потому что он уже разглядывал меня слишком пристально и встал непозволительно близко.

– Боюсь, что сегодня я не в голосе, – сказала я, смутившись.

– Очень жаль, – протянул он лениво. – Но больше всего я жалею о том, что вы мне сказали. Жена Готье! Это почти разбило мне сердце. Как только представится такая возможность, советую вам бежать от него подальше, ангелочек. А я буду готов вас встретить.

Он улыбнулся совершенно бесхитростно, однако я прекрасно поняла его намёк. Видимо, другие леди, которых он завлекал подобными речами, охотно ему отвечали. Возможно, даже не жалели о последствиях, но чутьё подсказывало мне быть осторожной.

– Чем же вам так не угодил мой муж? – поинтересовалась я.

– Мы с ним давние неприятели, и неприязнь эта вполне взаимна. Думаю, вы сама скоро всё узнаете от него. Да, и к тому же, он совершенно не умеет обращаться с женщинами. Все знают, что он никудышный любовник и ухажёр…

Возмутительно! Я поразилась его словам, и была настолько оскорблена, словно он облил словесной грязью меня, а не Джейсона. Не контролируя себя, я вдруг ударила его, наградив довольно слабой пощёчиной. Смело глядя ему в лицо, я ждала хоть какой-то реакции, но он просто улыбнулся, не менее откровенно, чем раньше, и томно произнёс:

– Как защищаете его… Хотя вы скорее всего приняли это на свой счёт. А зря, вы ведь не виноваты, – он вдруг наклонился к моему пылающему от стыда лицу. – Как только вы убежите от него, клянусь, что поймаю вас, ангелочек, и научу такому, о чём вы до сих пор не знаете…

Мгновение спустя Готье налетел на него, будто чёрная тень, оттолкнул от меня собеседника и встал между нами. Я не видела лица мужа, но была уверена, что оно исказилось от злости, потому что даже его красивый голос звучал теперь неописуемо грозно:

– Как ты смеешь говорить о таком с моей женой?!

– Давно не виделись, Готье, – сказал тот спокойно и поправил ворот и рукав своей рубашки. – Много времени прошло. Да, я имел честь познакомиться с твоей маленькой женой. Поздравляю тебя, она очаровательна. Но это всё равно ничего не изменит.

– Наши недомолвки никого, кроме нас, не касаются. Особенно её. И если я ещё хоть раз увижу, как ты пытаешься навредить ей, клянусь, что вырву твоё сердце!..

– А ты осмелел! Только зря ты думаешь, будто моя семья всё так быстро забыла. Тебе ведь тоже не скоро удастся забыть, а? – он жестом указал на лицо мужа, и я поняла, что он намекал на шрам. – Что же касается твоей жены… то мы просто мило беседовали. Она мне безумно понравилась.

Я схватила Джейсона за руку и ощутила, как напряглись под одеждой его мышцы. Испугавшись, что он может затеять драку прямо там, я потянула его к себе и заставила взглянуть на меня.

– Я умоляю вас, пожалуйста, уйдём отсюда! Просто уйдём. Он же вас провоцирует!

– О, да! Послушай свою маленькую жену, Джейсон!

Мы посмотрели в сторону арки, и тогда я увидела возле портьеры молодую женщину, безумно красивую блондинку в чёрном узком платье и шляпке с сетчатой вуалью. Мне даже не стоило спрашивать о том, кем она была. Я догадалась при первом же взгляде. Мэгги Уолш. Она действительно была красивой женщиной с тонкими чертами лица, маленькими чёрными глазами и губами настолько красными, будто прокушенными до крови.

Она медленно подошла к мужчине, который так откровенно разговаривал со мной и угрожал моему мужу, взяла его под руку и надменно сказала:

– К чему выносить этот сор на всеобщее обозрение и портить такую замечательную ночь? Пойдём в зал, дорогой, там остался мой бокал с шампанским. И ещё я хочу доиграть партию в пикет!

И бросив в мою сторону презрительный взгляд, она ушла, уведя с собой и того громилу-грубияна. Выдохнув, наконец, спокойно, я посмотрела вверх, в неестественно побледневшее лицо мужа, и отпустила его руку. Какое-то время он просто смотрел вперёд пустым взглядом, и мне казалось, что он дрожит. Выглядел он весьма нездорово. Мною овладело странное чувство: захотелось поскорее увести его отсюда домой и успокоить.

– Как вы себя чувствуете? – осторожно спросила я, касаясь рукава его пиджака. – И кто был этот мужчина?

– Мой бывший шурин. – Готье утёр лоб платком из кармашка жилетки и строго посмотрел на меня. – Я не хочу, чтобы ты подпускала его к себе так близко, это ясно?

– Да, сэр. Но я и не собиралась. Пожалуйста, поверьте мне.

Он кивнул, затем сообщил, что мы сейчас же отправляемся домой. И чуть позже, проходя через зал с гостями, он нервничал, высматривая кого-то. Он крепко сжимал мою руку, пока мы не добрались до автомобиля.

Настроение моё было совершенно испорчено, и я чувствовала себя грязной, стоило мне вспомнить того человека и его непристойное предложение. И его сестра… она производила неприятное впечатление. Почему её брат так откровенно разговаривал со мной? Было ли это совпадением? Но самое главное: почему моего мужа так ненавидела семья Уолш?

Глава 11. Мужчина, сделанный из стекла

… мрак, которого он страшился, сгущался в его собственном сознании, и не было во всей Вселенной света, достаточно яркого, чтобы развеять его. ©

«Дорогая Кейтлин!

Мы очень обрадовались твоему предыдущему письму, откуда узнали, что ты, наконец, привыкла к Англии, и тебе нравится новый дом! Трудно поверить в то, что прошло больше месяца с тех пор, как мы виделись в последний раз.

Не устану благодарить тебя за ту жертву, что ты принесла ради меня и моего супруга. Если ты когда-нибудь сможешь простить меня за слабоволие… [несколько строк зачёркнуты]… не думай, что я не люблю тебя. Люблю, сестра, люблю!

Я писала матери, и, рада сообщить, она ответила. Она до сих пор пребывает в счастливом неведении и ждёт от тебя хоть строчки!

Отчим ещё злится на меня.. и на моего мужа. Как ты думаешь, мне стоит написать ему о беременности? Вдруг он разозлится ещё сильнее? Или же будущий внук или внучка его усмирят?

Мне страшно думать о том, что наша семья не воссоединится вновь; мы так и останемся далеко друг от друга?

[несколько строк зачёркнуты]

Кейт, напиши, как Готье к тебе относится. Уважает ли он тебя, развлекает? И когда же ты обрадуешь нас аналогичной с моей новостью? Поверь мне, если у тебя появится малыш, ничего на этом свете больше не будет важно, только он или она!

С любовью, навечно твоя,

Коллет Рэтмор».

Я аккуратно свернула письмо сестры обратно в конверт и отложила в сторону. В то утро в саду было прохладно, и я удобно устроилась в маленькой деревянной беседке, закутавшись в плед; старенький сборник итальянских сонетов в переводе Чосера лежал на скамейке, рядом с письмом от Коллет.

Мы переписывались уже несколько недель, и за всё это время с нами не произошло ничего необыкновенного. Коллет была беременна, жила неплохо вместе с Рэтмором и была счастлива, а я… Что ж, с того самого вечера и встречи с Мэгги Уолш и её братом не случилось ничего интересного. И мы снова влились в привычное русло нашего скучного и однообразного времяпрепровождения.

Никто не хотел просветить меня и рассказать поподробнее о жизни Готье с Мэгги, а уж о причине их развода – тем более. Но с каждым днём моё любопытство усиливалось, как и крепла привычка к самому замужеству. Я действительно привыкла к Джейсону, и общение с ним вносило хоть какое-то разнообразие в мою жизнь. Он умел красиво говорить, неплохо играл на спинете и хорошо относился к прислуге. Но стоило мне чуть ближе подойти к теме о семье Уолш, как он замыкался и переводил разговор в другое русло.

И вот, очередным утром, когда приближающаяся осень чувствовалась особенно остро, супруг осторожно вошёл в беседку, поприветствовал меня и присел рядом.

– Я вижу, что ты тоскуешь. Мне очень жаль, что я не могу развлечь тебя. На стройке кипит работа, и там необходимо моё ежедневное присутствие.

– Я понимаю, – мой голос прозвучал неуверенно, когда я отвернулась.

– Благодарю тебя за это. И обещаю, что следующий сезон будет более… разнообразным и интересным.

Когда я искоса посмотрела на него, он попытался улыбнуться; одет он был, как и всегда в будни, в свой рабочий костюм из чёрного полушерстяного материала и лаковые туфли с чуть заострёнными носами.

Каждое утро он был аккуратно причёсан, всегда выбрит и надушен дорогим одеколоном с приятным, слабым запахом. И тогда я смотрела на него, понимая, что эта выработанная годами схема его жизни вряд ли вообще изменится. Я с трудом представила вычурную Мэгги Уолш рядом с ним. Может быть, ей надоело однообразное течение дней, и они развелись от скуки?

– Мне пора идти, – Готье поднялся и поклонился, – увидимся за ужином и тогда договорим.

– А может быть, вы всё-таки возьмёте меня с собой?

Мой внезапный вопрос явно сбил его с толку. Он посмотрел на меня так, будто впервые увидел, и нахмурился. Однако я решила идти до конца. Почему-то я чувствовала, что в тот день он сломается.

– Разве я уже не высказался однажды по этому поводу? – его голос был твёрд.

– Вы, видимо, боитесь, что повторится история с Мэгги, да? Зря вы мне не доверяете. Я не собираюсь ни с кем кокетничать или флиртовать, и тем самым прерывать ход работ или вас позорить. Да и не умею я флиртовать…

Его молчание было хорошим знаком; в конце концов, он не ругался и не спорил.

– Обещаю, что буду тише воды, ниже травы, и вообще слушаться вас, – заверила его я и приободряюще улыбнулась. – Ну, так что же? Мы договорились?

– Полагаю, это Анри поведал тебе о Мэгги и её поведении на стройке?

Поскольку его голос внезапно смягчился, я догадалась, что он не злился на своего управляющего за то, что тот мне всё рассказал. Поэтому я решила быть предельно откровенной, но мягкой.

– Не ругайте Анри за его язык, – улыбнулась я, затем поднялась. – Я была рада узнать правду. Раз уж вы играете в молчанку со мной, приходится выпытывать её у других. Это я виновата, я его вынудила. И я прекрасно понимаю, почему вы не любите касаться этой темы… Мэгги и её семьи… Просто я хочу сказать, что я, конечно, не похожа на неё…

– Да, совершенно не похожа, – заключил он вдруг, глядя мне в лицо, и ответил тёплой улыбкой. – Мэгги умудрялась выжимать из меня соки, когда ещё был жив мой дед. И её вызывающее поведение порой прибавляло ему седины… Я бы показал тебе стройку, Кейтлин, и вопрос о доверии касается не тебя, а моих людей.

Видя мою растерянность, он тихо засмеялся, затем провёл рукой по своим густым волосам и сказал:

– Эти рабочие по иному ценят красоту. И дело не в тебе, а в них…

– Уверяю вас, я быстро бегаю, – засмеялась я, – но, если серьёзно, ваше беспокойство не убедительно. Никто не смутит меня сильнее, чем вы.

А вот это уже больше походило на флирт; я сама удивилась собственным словам, но виду не подала. Решила, пусть это выглядит так, словно было изначально задумано. Не хотелось мне казаться неопытной девочкой.

С минуту подумав и серьёзно заставив меня понервничать, Готье, наконец, одобрительно кивнул и сказал:

– Хорошо, сегодня поедем вместе. Если это хоть немного тебя развлечёт.

Несколько десятков рабочих уже трудились, когда мы приехали. Завод предполагаемо строился на окраине города, с учётом всех деталей подъезда и ограждений. Готье не отходил от меня ни на шаг и не знакомил с рабочими, чтобы не отвлекать их, а всё показывал сам.

После лёгкого ночного дождика здесь пахло цементом и мокрым песком. Мы не подходили близко к высоким, серым лесам, и всё же муж настоял на том, чтобы я надела защитную каску. Он сам сделал это, и когда его пальцы осторожно поправляли мои волосы, я смотрела ему в лицо, такое серьёзное и сосредоточенное, и улыбалась, то ли от неловкости, то ли от смущения, потому что мы стояли очень близко друг к другу.

Как это ни странно, но с ним было гораздо легче говорить именно в процессе работы; если он отдавал какие-либо команды своим людям, или указывал на недочёты в чертежах и планах, или помогал с приготовлением строительного материала. Я понимала, как нравится ему эта работа, и было предельно ясно: когда очередной его проект войдёт в свою финальную стадию, он будет опечален, будто бы вынужден будет проводить своё повзрослевшее дитя в его долгий, одинокий путь.

– И как же давно вы увлекаетесь архитектурой? – спросила я по окончании экскурсии, когда мы покидали стройку через ворота.

– С малых лет. Наш преподаватель был весьма эксцентричным человеком, но разглядел во мне некий потенциал и сделал многое, чтобы моё увлечение не угасло со временем.

– Ваш? Вы имели в виду… ваш и вашего брата?

Он издал едкий смешок и, не глядя на меня, продолжил:

– Да, и к тому же, ты же ещё не в курсе. Официально у тебя имеются четверо племянников и племянница.

Я невольно ахнула, и он засмеялся. Поскольку настроение его располагало как никогда тем утром, да и мой короткий визит на стройку не причинил никому вреда, я попросила супруга рассказать о семье его брата.

– Эдвард и я всегда были разными. Если он хулиганил, то я получал нагоняй от родителей вместо него. Если он прогуливал занятия, я жаловался на него учителю. Если он проигрывал родительские деньги в карты и тратил их на сомнительных женщин, то я в это время пропадал в библиотеке, готовясь к экзаменам.

Мы прошли гораздо дальше автомобиля по обочине дороги, свернули в реденький лесок и медленно пошли по узкой тропе.

– Когда родителей не стало, для нас всё изменилось, – голос его вдруг упал, плечи поникли. – Мы с братом остались на попечении деда, богатого и упрямого старикашки. Если кто и не мог вынести строгого режима и королевских замашек нашего деда, так это Эдвард. Они не выносили друг друга. Дед даже малую долю из наследства ему не оставил, и, в конце концов, брат сбежал, пожелав мне в скором времени совершить то же.

– Он звал вас с собой? – с интересом спросила я. – Какие у вас были отношения?

– Да, он предлагал и мне бежать… Но я был слишком молод и труслив. Мы были дружны, несмотря на детские обиды и недомолвки. Он всегда оставался моим самым лучшим другом, – мне показалось, что его голос дрогнул, но на его спокойном лице это никак не отразилось. – Сейчас Эдвард довольно неплохо устроился. Он работает в типографии, в одном частном американском предприятии, чей доход довольно тяжело будет подсчитать в уме.