Пылало над Сосновой Бухтой зеленовато-фиолетовое призрачное сияние. Ветра не было, воздух позванивал от мороза, цвели, пробивая сугробы прозрачными головками, спонтанные проводники стихии Жизни, — стеклянники. Их лепестки рождали разноцветные радуги, иная клумба почти полностью стояла под настоящим куполом из дрожащего призрачного цвета.
Зима.
Самое холодное время года.
Хрийз шла вдоль набережной, несла на руке тяжелого Яшку. Сийг умильно ворковал, вытягивая шею и заглядывая обожаемой хозяйке в глаза.
— Паразит, — нежно сказала ему Хрийз, и с ее губ сорвался белый парок. — Пернатый. Лети!
Она подняла руку, и Яшка снялся в полет, недовольно крича. Сделал круг над головой, явно собираясь усесться на плечо снова. Хрийз махнула на него рукой:
— К детям лети!
Яшка покружил еще немного, потом полетел. К детям. Хрийз вздохнула, отпускать птицу не очень хотелось, но с Яшкой никакого делового разговора не получится никогда. Девушка оглянулась через плечо. Лилар легонько улыбнулась ей в ответ.
Лилар становилась проблемой. Нет, она, как и обещала, не мешала. Но Хрийз постоянно чувствовала за спиной ее присутствие. Не как угрозу. А как досадную тень. Везде же ходит, непонятно даже, когда она спит или ест. При этом держит дистанцию, ведет себя, как горничная… Хрийз не знала, что бесило ее больше, постоянный жесткий надзор или же показушная игра в госпожу и прислугу. В школе из-за Лилар сторониться все начали. В глаза ничего не говорили, но Хрийз чувствовала многократно возросший из-за присутствия персональной охраны барьер отчуждения, и он ей не нравился.
Здесь, на промороженных насквозь улицах города, все же дышалось легче. Никто не оборачивался вслед. Не завершал спешно разговоры при приближении. Ходят двое себе и ходят, их дела.
Хрийх ушла от набережной к трамвайной остановке. Белый вагон подскочил вовремя, словно его заранее вызвали. Внутри стояло вожделенное тепло, с нежностью обнявшее озябшую душу. Хрийз положила руки на горячий поручень, чувствуя, как покалывает в пальцах, больше всего пострадавших от холода.
Двери захлопнулись. «Так-так-так», — застучали колеса. В вагоне пахло металлом, разогретыми печами, кожаной обивкой сидений, свежей краской — салон недавно приводили в порядок согласно графику. Понеслись, убегая назад, рельсы, блестящие, почти черные на белом снежном покрове.
Скорее бы уже весна. Хотя, конечно, глупо ждать весну в самом начале холодов.
А где-то там шла война.
Где-то, на дальних рубежах, флот Островов сдерживал врага, рвущегося к Алой Цитадели. Где-то, на сухопутных рубежах, стояли насмерть армии Сиреневого Берега и Двестиполья. А сюда, в Сосновую Бухту, привозили раненых.
— Я могла бы помочь, — говорила Хрийз, теребя краешек своей вязаной туники. — Я — маг Жизни, я могла бы помочь! Пусть немного, пусть — неумело. Научите!
Канч сТруви смотрел на нее и молчал. Хрийз не знала, куда деваться от его давящей, мертвой упыриной ауры, но намеренно не использовала «вуаль». Доктор сТруви — не враг. И отчего-то ей казалось, будто ему приятно было видеть такое доверие. Вообще девушка не задумывалась раньше, а как неумершие ощущают защитные «вуали» типа той, которую она, Хрийз, использовала частенько? Наверное, не очень им приятно наблюдать такое. Даже не с моральной точки зрения, а чисто с физической. Может, им больно. Или как-то еще. Спросить напрямую язык не поворачивался, но, кажется, догадка была верной.
— А если нельзя с магией, то могу и без магии, — упрямо продолжила Хрийз. — Вам же любые лишние руки нужны.
— Утки выносить? — предположил сТруви с обманчивой ласковостью.
Хрийз не отвела взгляда.
— Пусть утки, — сказала она отчаянно. — Не могу я в стороне оставаться, поймите!
Он покачал головой, побарабанил пальцами по столу. Разговор шел в приемном отделении, пока здесь было безлюдно и тихо. Потолочный свет зеркалил стеклянные панели шкафов, пахло неистребимой больничной смесью — лекарствами, дезинфицирующими средствами, чем-то еще.
— Хорошо, — решил старый неумерший, вставая. — Будут вам утки, ваша светлость. Пойдемте.
Хрийз облегченно вздохнула. Она боялась, что ей откажут, и придется тогда возвращаться обратно несолоно хлебавши. Обрадовалась, что этого не случилось.
Никаких скидок на возраст и статус ей не дали. В больнице на это вообще не смотрели. Пришла помогать? Помогай. Хрийз затылком чувствовала неодобрение Лилар, но Лилар ни во что не вмешивалась, и девушка очень скоро выкинула ее из головы.
Сложнее всего оказалось не дергать по поводу и без повода магию. А ведь это было так просто! Навязать узелков на нитке. Скрутить жгутом кончик одеяла. Просто, прикрыв глаза, приложить к рваным ранам в ауре магический подорожник…
Не навреди.
Главный принцип врача.
Хрийз смотрела на хирургов, того же Лисена, и понимала, как, в сущности, мало знает сама о лекарской науке. И нечего лезть туда, где ничего не понимаешь, не выйдет хорошего. Но ведь можно научиться…
К середине смены Хрийз почувствовала смертельную усталость. Вышла в холл, присела на диванчик. Круглое пруд-озеро, вход в подводную часть больницы, бездушно отражало переведенные в ночной режим потолочные светильники. В воде никого не было, и она стояла неподвижно, вровень с бортиком.
— Надо будет книги почитать, по медицине, — сказала Хрийз, потирая виски.
Голова болела, но болела терпимо. Поесть бы… наверное… хотя есть не
хотелось.
— Вы не одобряете, Лилар.
— Работа тяжелая, грязная, — поджав губы, отозвалась Лилар. — Не по вашему статусу, госпожа. Но прямой угрозы вашей жизни нет. Занимайтесь.
— Спасибо за разрешение, — серьезно сказала Хрийз.
Девушка прекрасно понимала, что Лилар могла запретить ей приходить в больницу. Легко. Несмотря на все эти «госпожа» и «ваша светлость». Хрийз дернула ворот, ей показалось, будто на горло надели ошейник, к ошейнику пристегнули цепь, а кончик цепи уютно устроился в оранжевой ладошке Лилар.
Чем такая привязь лучше темного чулана в Старом Замке?
Правильно, ничем.
Новость о том, что дочь старого князя в свободный от учебы день посещает больницу, где ухаживает за ранеными, не чураясь самой грязной работы, разнеслась быстро. Хрийз начали узнавать на улицах, оказывать почтение, причем хорошо было видно, что народ демонстрирует уважение не из-под палки, а исключительно по зову собственной души. Девушка терялась, не зная, как правильно реагировать на такое. Сама она считала, что ничего особенного не делает, и предпочла бы, чтоб ее вовсе не замечали. Как раньше, когда работала в Службе Уборки.
Часто ловила себя на ностальгии о том времени, кстати говоря. И удивлялась самой себе. Ведь плохо же было в первый год, сама помнила, насколько плохо. А вот поди ж ты, тот страшный год вспоминался едва ли не со слезами умиления.
Проблемы тогда были проще, это да.
И не ходила за спиной по пятам Лилар, боевой маг высочайшей квалификации, мать неумершей Дахар Тавчог, Одной из Девяти.
Из коротких разговор между хирургами и медицинскими сестрами, случайно услышанных разговоров, можно даже сказать, не разговоров даже, а их обрывков, Хрийз постепенно пришла к выводу, что своей добровольной работой в больнице удачно попала в образ, как сказали бы на далекой Земле. Правители Сиреневого Берега, Третьего Мира, вообще всей Империи, — никогда не отсиживались за стенами своих замков. Надо было — вставали в строй. Надо было — работали наравне со своими подданными, восстанавливая, к примеру, в послевоенное время разрушенные города. Без показухи, без настойчивого пиара, без какого-либо расчета на будущую выгоду, без ожидания наград.
Какие награды, если они сами могли наградить кого угодно? Не награждать же самих себя.
Самих себя награждать здесь было не принято.
Сама идея того, что надо быть первым и надо быть лучшим, если ты знатного рода, именно быть, вместо того, чтобы казаться, давала почти стопроцентную преданность простого народа. Поэтому местные мажоры выглядели и действовали здесь иначе. Они, наоборот, сами лезли на передовую, зачастую навстречу собственной погибели. Главной наградой были не материальные блага, положенные по статусу. Главной наградой и привилегией был и оставался всегда смертельный риск на острие атаки.
Хрийз еще не до конца разобралась в этой системе. Она крепко подозревала, что не все так просто, как кажется, но у нее пока не хватало ни опыта, ни информации, чтобы оформить свои подозрения в точное знание. Поэтому оставалось только лишь запастись терпением и ждать подходящего случая, который все расставит по своим местам сам.
С позволения доктора сТруви, Хрийз вязала простенькие узелковые обереги-капсулы со стихией Жизни внутри. Стеклянная нить, одна или две, чтобы оберег получился двуцветным, если надо. Подсказка из книги аль-мастера Ясеня, немного терпения… Вот только стеклянная нить очень быстро закончилась. Делать нечего, пришлось идти в лавку аль-нданны Весны.
Больше ни у кого в Сосновой Бухте стеклянную нить купить было невозможно. Такая нить оставалась брендом, если можно было так выразиться, Небесного Края, ревниво оберегающего секрет.
Лучшие артефакторы Третьего мира — горцы.
Аль-нданна Весна Лилар не обрадовалась. Хрийз смотрела. Лилар держала руки у пояса и смотрела на горянку внимательно-внимательно. Опасается ее? Похоже, что да! А кто из них сильнее? Аура Весны — теперь девушка научилась видеть ауры очень хорошо, — была просто громадна и напоена слепящим Светом. Но Лилар обладала громадным боевым опытом…
Обе женщины стоили друг друга.
Хрийз постаралась отобрать нужное как можно быстрее. Мало радости находится там, где потрескивает от лютого напряжения готовая разразиться прямо над головою гроза!
— А вы не любите аль-нданну, Лилар, — сказала Хрийз через время, когда они уже отошли от лавки на достаточное расстояние.
Сегодня, для разнообразия, плотные облака разошлись, обнажая звездное небо — Хрийз уже могла уверенно назвать почти все навигационные ориентиры, что-то, а это в мореходной школе вдалбливали в юные умы крепко. Далеко, у самой кромки моря и горизонта, пылала зеленоватая, с коричневым и алым, заря. У зимнего солнца не хватало сил подняться над горизонтом выше, чем на краешек диска, и то на самое короткое время.
— Небесный Край чужой здесь, госпожа, — объяснила Лилар. — Они пришли незадолго перед вторжением Третерумка… Понадобилось несколько лет жесточайших боев, чтобы горцы утихомирились и признали над собою власть Империи. Отчаянный народ, гордый, и бойцы отменные. Они, покидая свой мир, прихватили с собой свои земли. Произошел этакий обмен пространствами: Небесный Край попал к нам, берег Теплого океана на много миль вглубь материка отправился в бывший мир Небесного Края.
— Как такое стало возможным? — спросила Хрийз, собирая складку на переносице. — Ведь это же… Это огромные затраты магической энергии, не так ли?
— Это стало возможным благодаря высшему деянию зла, госпожа, — поджав губы, отвечала Лилар. — Благодаря убийству! Да, жертва бывает добровольной, и такая жертва дает наивысший магический импульс. Но и жертва недобровольная дает много. Достаточно, чтобы переместить кусок пространства из одного мира в мир.
— Сколько же всего таких жертв понадобилось, — ежась, причем не от холода, выговорила Хрийз.
— Одна. Но — абсолютно полная и абсолютно значимая. Аль-нданна Весна — одна из тех, готовил Уход. Эта жертва — на ее совести, целиком и полностью.
— Какая жертва?
Лилар покачала головой:
— Незачем вам пока знать, госпожа.
Хрийз собралась было возмутиться, но Лилар вдруг подняла руку, призывая к молчанию. Ей пришло что-то через раслин, поняла девушка. Что-то очень важное, по неважным поводам магию старались не дергать. Растратишь запас на пустяки, и не сможешь помочь себе же, когда наступит действительно тот самый момент, где добавочный резерв не помешает никогда…
— Нам надо вернуться в Высокий Замок, госпожа, — непререкаемым тоном заявила Лилар, выслушав послание.
— Что, прямо сейчас? — опешила Хрийз.
— Прямо сейчас.
— Что-то случилось? — с опаской спросила девушка.
— Завтра собирается Совет, вы должны присустстовать, госпожа. Лучше вам подготовиться заранее.
— Зачем мне… я же все равно ничего не…
Лилар подняла ладонь, и Хрийз несчастливо умолкла. Минусы светлой крови, как они есть. Кто будет спрашивать, что ты хочешь или что ты не хочешь? Надо. А раз надо, то — иди. Присутствуй на Совете. И старайся там не зевать во всю пасть, а слушать умных людей, от чьих решений зависит судьба Третьего мира, да и, если вдуматься, и твоя судьба тоже.
— Лилар, подождите… надо доктору сТруви сказать хотя бы.
— Он знает.
— А… книги… мне же потом наверстывать.
— Не извольте беспокоиться, госпожа.
Лилар встряхнула рукой, — плавное, но вместе с тем стремительное движение, — и перед ними разверзся магический портал. Подвижная, живая, жаркая чернота междумирья, обрамленная радужным сиянием. Хрийз зажмурилась, делая шаг.
Шаг. Слегка закружилась голова, затошнило, как в автобусе после дальней, пыльной и жаркой, дороги. Еще шаг. Головокружение и тошнота схлынули. Третий шаг. Яркий свет в глаза — парадная Высокого Замка, ярко освещенная встроенными в стены панелями со сложным цветочным рисунком. После полумрака вечерней больницы проморгаться вышло не сразу.
— Пойдемте, госпожа, — Лилар крепко держала подопечную под руку.
Ей-то что… Магический портал как порог перешагнуть. Привыкла, наверное, за долгие годы работы боевым магом…
— А… никто не встретит? — растерянно спросила Хрийз, вертя головой.
Никого не было. Лестница на верхние этажи стояла пустой.
— Завтра, — объяснила Лилар. — Все — завтра. А пока вам необходимо привести себя в порядок, госпожа. И отдохнуть. Пойдемте.
«Привести себя в порядок и отдохнуть, — повторила про себя Хрийз. — Звучит зловеще…»
Не то, что бы она вздохнула с облегчением, обнаружив, что никто не встречает. Какое уж тут облегчение! Не сегодня, так завтра, не завтра, так через пару дней — разговаривать все равно придется. А как и о чем? Девушка не знала. Но она держала в уме, что очень сильно зависит от старого князя, причем зависимость не только чисто физическая: куда она от него может деться здесь, в его владениях? Почему-то важным было другое. Едва ли не самым важным.
Его отношение.
От липкого страха потели ладони. Хрийз, внимательно к себе прислушиваясь, вдруг поняла, чего она на самом деле боится.
Боится не справиться.
Разочаровать.
Новое чувство. Но сколько на себя ни сердись, признай очевидное — тебе нельзя разочаровать и уж тем более нельзя не справиться. Попала. Не просто через дыру Паруса в другой мир. На судьбу попала. На целую жизнь.
Лилар помогла переодеться, обмыться. Хрийз каждый раз внутренне ежилась от каждого ее прикосновения. Не могла понять, почему Лилар с такой охотой играет в служанку, и это просто уже начало пугать. Что у человека, опасного, как тысяча магических ножей, в голове? А еще охранять приставили. Или ее тоже, как аль-нданну Весну? Хрийз рассматривала неправильную горничную почти напрямую, перестав скрывать свой интерес. Лилар безмятежно улыбалась на ее взгляды. Видела насквозь, конечно же. Щеки, уши и даже шея непроизвольно наливались жаром.
Неловко как получается!
И не спросишь, потому что Лилар ответит что угодно, кроме правды. И смотреть не перестанешь, потому что любопытно и страшно. А ну, как вытянет шпильку из своих волос и ка-ак воткнет… Куда воткнет, тут воображение пасовало, но что воткнет, можно не сомневаться. Она может.
«У меня паранойя», — со вздохом признала Хрийз, с трудом беря себя в руки.
Девушка думала почитать учебники по программе, их уже доставили — когда? — или это были дубликаты… Но почитать не получилось. Сон наскакивал как ненормальный, превращая голову в тяжелую чушку, чугунную во всех отношениях. И Хрийз сдалась. Позволила Лилар отвести себя в постель, укрыть теплым одеялом. И заснула, едва коснувшись головой подушки. Сказалось больничное дежурство…
Хрийз спала, и сквозь сон прокатывались мощные, ровные волны оберегающего магического тепла. Кто-то сидел рядом, большой и сильный, неизмеримо родной, держал за руку, и оставался надежной скалой в зыбкой, переливчатой яви снов, центром растворившегося в хаосе первозданном мира. Потом сон сменился на что-то вовсе невнятное. Сон сменился, скала осталась. И когда Хрийз открыла глаза, внезапно проснувшись, как это бывает иной раз в середине ночи, чувство опоры никуда не делось. Хотя девушка была в своей комнате совершенно одна.
На окне стоял на одной лапе, сунув голову под крыло, верный Яшка. Прилетел, увидел, что хозяйка спит, и решил вздремнуть тоже. Хрийз выбралась из постели, налила из тонкого графина воды, выпила. Через окно пробивался свет фонарей, рождая в комнате уютный полумрак. Яшка вытянул голову из-под крыла, вопросительно квакнул. Хрийз погладила его по жестким перьям на спине:
— Спи, дурачок…
Яшка вздохнул совсем по-человечески, и снова сунул голову под крыло. Хрийз присела на подоконник. Смотрела на птицу, поражаясь размерам. Здоровый пернатый лоб! А вот поди ж ты, привязался. Доверяет. Дикого-то попробуй погладить вот так. Даже его подружка в руки не дается, при виде человека заранее уже хлопает крыльями и шипит, а клюв у нее что надо, не намного меньше Яшкиного, долбанет, мало не покажется. Особенно если в глаз.
«Тьфу ты! — подумала Хрийз. — О чем я думаю…»
Она, зевая, сползла с подоконника, думала вернуться в постель и спать дальше, но вдруг услышала в полуоткрытую дверь голоса. Один голос, кажется, принадлежал Лилар, второй — не разобрать было кому. Сон мгновенно как рукой сняло. Хрийз осторожно, на цыпочках, подкралась к двери, с любопытством вытягивая шею. С кем может разговаривать Лилар, находясь, считай, на боевом посту? У нее мужчина?
Аура собеседника Лилар плеснула в душу знакомой морской волной, со вкусом свежего ветра и отзвуком тонкого, птичьего, крика поверх тусклого серого стержня неживого. Дахар! Хрийз застыла, боясь шевельнуться. Неумершая — это тебе не кто-нибудь. Дышать слишком громко будешь — услышит. Хотя, кажется, сейчас она ничего не слышит. Не до того ей…
— … маленькая моя, — с бесконечной нежностью говорила Лилар, и Хрийз вдруг представила, как она гладит дочь по голове, словно малышку… — Я бы прошла твой путь за тебя, если бы могла, если бы было это возможно…
— Я справлюсь, мама, — голос Дахар звучал устало и не очень уверенно.
— Ты справишься, я в тебя верю, — соглашалась Лилар. — Ты живи… ты только живи, маленькая! Не надо лишних подвигов… иначе не хватит сил в решающий момент, по себе знаю.
— Кто еще, кроме меня? — горько спрашивала неумершая, и от ее непролитых слез дрожал воздух, скручиваясь незримой, подрагивающей от вложенной в нее магии, спиралью.
— Что твои? — сочувственно спрашивала Лилар.
— Да… Коту Твердичу очень трудно, тревожно за него. А Званка — лютая, как медведица, медвежат потерявшая, смотрю на нее… перебесится? Или не сможет? Их бы вместе слить, а потом разделить, чтобы каждому поровну рассудительности и ярости.
— Я бы поговорила со Званой… Может быть, драться ее поучила бы. А то ж дурное совсем, нарвется на мастера, будет ей.
— Ты что! Нельзя! Рано еще…
— Ну, тебе виднее…
Вязкая клейкая тишина текла из комнаты в комнату. Тихий шорох, вздох, наверное, Лилар гладит дочь по голове… А как еще, если это — твой ребенок, которому плохо? И только материнская любовь способна сделать хотя бы что-то…
— Я могу тебе помочь только одним, маленькая…
— Не надо, мама! — тихий вскрик-испуг. — Не надо!
— Надо, маленькая, — Лилар была терпелива, как с малышом, отказывающимся пить горькое лекарство. — Надо, не спорь со мной. Тебе — сейчас — надо.
— Мама!
Хрийз совсем замерла, дыша через раз. По ногам тянуло стылым сквозняком и будущей простудой, но девушка не шевелилась. Не спугнуть бы… Она догадывалась, какую помощь предлагала дочери Лилар. И могла понять Дахар, которой собственная сущность встала сейчас поперек горла. Но неумершей действительно необхо…